Нехорошо подложными документами пользоваться. Более того - наказуемо. Да только смотреть на лица библиотекарей невмоготу уже. Неужели, кроме ученых всяких да студентов, никому больше и читать нельзя? А если берешь ханьский труд Мэн-да Бэй-лу в подлиннике - такие глаза делают, что сам уверяешься, будто виновен в чем-то.
Вот поэтому, когда нашел читательский билет студента Исторического факультета Академии, даже не подумал сдать его. Да, я знаю древнеханьский. Да, я простой банковский служащий. Я - не шпион. История - всего лишь увлечение. Которое может стоить мне свободы и даже жизни.
В выходной с утра народу в библиотеке совсем не бывает. А я еще и рано-ранешенько пришел - пока библиотекарь еще как следует глаза не продрал и не таращится удивленно на раннего читателя. Стол я давно присмотрел - в дальнем конце сумрачного зала, пропахшего плесенью, рядом с небольшим окошком на улицу. Сел там, размотал свиток - надо найти место, где в прошлый раз остановился.
Душно. Кто ж для одного посетителя кондиционер включать будет? Может, окно приоткрыть? Библиотекарь не увидит, да и дремлет он.
Я привстал и медленно, чтоб не скрипнула створка, и не звякнул шпингалет, приоткрыл форточку. Шум улицы и всё перекрывающий звонкий мальчишеский голос разносчика газет: "Крушение поезда в Трансильвании! Тайфун "Глория" уничтожил побережье Флориды! Предложения мира отклонены - багдадские послы расстреляны американцами!.."
Я вздрогнул. Напоминание о прошлом было слишком болезненным. Когда-то я стремился стать послом. Еще бы! Огромные зарплаты, всеобщие почет и уважение. Немыслимые почести. В мирное время. В военное - смертность среди послов достигает девяноста пяти процентов. Выживают пятеро из ста! Это тонкое искусство - высказать пожелания своего правительства так, чтобы противная сторона не обиделась и не казнила посла, принесшего злую весть. Отказ от мира вообще не требует никаких договоренностей - стандартная процедура - послов убивают, и всем понятно - война будет продолжаться.
На переговорах в Харбине мне одному повезло. Всю остальную группу - тридцать человек - удушили шелковым шнуром. Не помню уж, как отбился от ханьцев. Да, я испугался. Это было видно всем, даже мне самому. И когда я увольнялся из Посольского Приказа, мне не предлагали остаться. Человек со страхом в душе не может быть послом - это очевидно.
Пенсию назначили маленькую - не проживешь. Звание оставили - посол первого ранга в запасе. Да что мне звание! При устройстве на работу оно только мешало. Все цокали языками и вежливо говорили, что работа в их организации вряд ли достойна господина посла. Как будто это не мне решать - что достойно. Боялись они. Нашего Приказа, меня и тех неприятностей или лишних хлопот, которые я им могу принести. Только скрыв свое прошлое, я смог устроиться в банк на нынешнюю работу.
За мыслями я не заметил, как библиотекарь проснулся и решил проведать одинокого посетителя. И только его громогласный голос вывел меня из задумчивости.
- Почто окно открыли?! Курите?! - обвиняюще произнес он, встав надо мной.
- Нет. Воздухом дышу, - я машинально перешел на голосовой режим оправдывания. Навыки работы никуда не ушли - не зря же меня десять лет учили.
- А-а-а, тогда другое дело. Подышите - не забудьте закрыть, у нас с этим строго, - библиотекарь смягчил голос, подобрел и стал похож на довольного жизнью лесовика - окладистая борода и веселые морщинки у глаз очень этому способствовали.
Видно было, что ему безумно скучно. Но общение с ним в мои планы не входило.
- Обязательно, - я добавил уверенности и отчуждения в вежливой тональности.
Библиотекарь заторопился, понукаемый бессознательным импульсом, и я опять остался один на один с ханьским трудом.
Что я хотел найти в нем? Подтверждение каким своим мыслям? Ничего о посольских делах. Труд был о неком Тэмуджине, сплотившем войско из тринадцати тысяч человек, победившем соседние племена, приведшем их к покорности, давшем им закон, избранного ханом с титулом "чингис", успешно воевавшем с империей Цинь и при этом имевшем чжурчжэньский титул "чаутхури" за победу над татарами и бесследно исчезнувшем в 1194 году. Дату перевел я - звериный цикл неудобен европейцу для счета времени и непривычен. Что-то в этом Тэмуджине привлекало меня. Он был не таким, как другие. Видимо, это понимал и ханьский автор - недаром же он посвятил труд человеку, который не совершил практически ничего.
Тайна его исчезновения, после быстрого возвышения среди вождей монгольских улусов и племен, мало заботила меня. Автор намекал на смерть от болезни в чжурчжэньском плену. Болезни ли? Или отравления? Да и само попадание в плен было описано невнятно. Тайны, тайны. Не мне их разгадывать. Слова о неком законе смущали меня. О сути его не было сказано ни слова. Собственно, меня интересовал вопрос становления современного посольского права. Казалось, перечитай я более внимательно старинные источники, и мне откроется правда. Правда о том - откуда во все уложения вошло понятие "убийство послов", закрепленное конституционно, и можно ли было избежать этого.
Тихо звякнул телефон. Я посмотрел на высветившийся номер. Скрипнул зубами и нажал кнопку соединения.
- Да?
- Ты где? У нас проблемы.
- Я завязал с работой. Зачем звонишь?
- Мог бы и не снимать трубку, - невесело хмыкнул Вит, - а снял, так слушай.
Они все такие в Посольском Приказе - безапелляционные. Нет смысла возражать. Явно, придется к ним ехать. И, предупреждая пожелание бывшего начальника, я сказал:
- Через полчаса приеду. Закажи пропуск.
Не ответив, Вит разорвал связь.
День был чудесный. Ранняя осень. Листья, чуть тронутые желтизной. Легкий ветерок - в самую меру. Теплое солнце. Живи и радуйся.
Так нет. Нужно идти, тратить свое свободное время на всякую ерунду. А не откажешься. От Академии до Приказа недалеко - можно и прогуляться, на девушек поглазеть. Вон парочками идут, посмеиваются да перемигиваются. И не заботит-то их ничего - лишь бы кавалера подцепить.
Не тянет меня с ними знакомиться. Была у меня любовь, да в том же Харбине и закончилась. Удушили с остальными вместе. Я потому и смог вырваться, что ее хотел спасти. Не успел...
Здание Посольского Приказа в Киеве одно из самых древних. О чем и табличка соответствующая имеется. Дескать, памятник архитектуры четырнадцатого века. Говорят, еще Витовт, когда столицу Русско-Литовского княжества переносил, сюда посольских посадил. Да врут, верно. С той поры, кроме Софийского Собора, ничего не сохранилось.
Даже странно, что поляки в последнюю войну его не разрушили. Пожалели, что ли? Видел я фотографии после бомбежек Киева. Сплошные руины вокруг, а Храм возвышается, золотом куполов сияя. Наш же Приказ под его боком, нетронутый. Чудо, да и только.
Другие-то Приказы все в новых домах - на Хрещатике, один за другим стоят. Одни мы на отшибе. Кто не знает - мимо пройдет, не заметит. "Мы". Потом ругать себя буду, что трубку снял.
Быстро дошел. Хоть нога за ногу заплеталась, и по сторонам глазел. Будто прощался. А в посольском деле всегда так - наперед никогда не знаешь, что завтра будет.
Вит меня на улице ждал. Ходил из стороны в сторону, сунув руки в карманы брюк. Он что, думал, как здание увижу, так сбегу? Раньше такого за ним не водилось. Подчиненных и гостей за столом встречал, в кабинете. Не меньше пятнадцати минут отсидишь в прихожей под надзором секретарши-охранницы - только тогда пускали. Марку держал. Видимо, в последнее время слишком большие потери среди послов. Того гляди, его самого на передний край отправят - и хорошо, если во Владимир, а если в Новгород? Или, того хуже, к зулусам.
Увидев меня, он остановился.
- Пришел, все-таки? Уж и не ждал...
- Ты чего? Еще пять минут до назначенного срока.
Вит взглянул на часы, недоуменно наморщил лоб и процедил:
- Ах, да. Ну, пошли.
Охрану миновали быстро - Вит только кивнул им, и пропустили. Не то, чтобы отпечатки пальцев проверить, даже удостоверение не спросили. Не к добру это. Внутри тоже - не в кабинет Вита, что на втором этаже, направились, а в главный зал совещаний. Причем, по парадному коридору. Там где на стенах, между окон, висели величественные портреты первых князей - Миндовга, Гедемина, Ольгерда, Кейстута, Витовта...
Не дойдя до главного зала, Вит толкнул одну из неприметных дверей, выходящих в коридор, махнул мне рукой и, когда я вошел, плотно затворил за мной дверь.
- Что, подслушать могут? - скептическое недоумение было в моем голосе.
Вит уселся на мягкий стул, кивнул мне на соседний и только тогда ответил:
- Другое заботит. Ты, смотрю, совсем не в курсе.
- А с чего мне в курсе быть? Я что - в штате?
- С сегодняшнего дня - да, - жестко сказал бывший, или уже опять настоящий, начальник.
- Опа! Чему удостоен такой чести? - стоило ли говорить, что желания возвращаться на прежнюю работу у меня не было.
- Из Степи племя приехало. На переговоры. А нам некого к ним послать. Все штатные заняты. Сделай милость, войди в положение.
- Что за племя? - вежливо и не заинтересовано сказал я.
- Монголами себя называют. И главное - не хотят говорить, с какой целью прибыли. Только со Степью нам войны не хватало... - Вит был очень сильно расстроен, даже режимами не пользовался.
Странное совпадение. Как Вит узнал о моих интересах? Что монголы хотят? И почему именно от нас? Цинь всегда была им ближе. Пусть и враги, но понятные враги. А с тех пор, как османы низовья Дона захватили, контакта со Степью у нас не было. Только по итогам Второй Мировой Дикое поле к нам отошло. С тем же успехом монголы могли к владимирцам послов отправить или в Камскую Республику - всё ближе было бы. Какой им в нас интерес?
- Это послы? Как они себя квалифицировали? - мой вопрос заставил Вита слегка смутиться.
- Они формально не определялись. Уклонились от ответа. Ты же знаешь - дикие люди. На мой взгляд - ближе к культурной миссии, чем к выставлению ультиматумов.
- Культурной? От монголов?? Я, конечно, подозреваю, что у них что-то такое имеется, но нам что до этого? Или они нашли погребение легендарного Ермака? И хотят преподнести его нам в качестве намерений? - режим радостного удивления хорошо подходил к моим словам.
- Вот и разберешься... И еще одно. Они хотели видеть на встрече именно тебя.
Этим он меня добил. Неужели, месть ханьцев? Не пойти нельзя - прямой вызов. После такого останется только убить монголов. А это - война со Степью. Прав Вит - только ее и не хватало. С немцами новгородскими трения - сквозь сообщения в новостях так и проскакивает, дескать, не отзовем послов - не сегодня-завтра их там прирежут.
Вот и получается, что лучше одной моей жизнью пожертвовать, чем тысячами других - русско-литовцев. Степняки - народ простодушный, в современной войне к мнению заморских инструкторов прислушиваются. Посоветуют те ядерной ракетой шарахнуть - так и сделают без долгих раздумий. Немцы тут же навалятся - ситуацией попользоваться, да и поляки в стороне не останутся...
- Каков регламент? - в моем голосе были обреченность и согласие.
- В два - обед. Стандартная процедура...
- Кушанья, надеюсь, не монгольские будут? - перебил я Вита.
- Знаешь, Эрвин, меня твои подколки еще до харбинского инцидента достали. Если бы не обстоятельства - не пригласил бы тебя.
- А я и не стремился обратно... - от моих слов лицо Вита потемнело, и я поспешил добавить, - Всё, молчу, молчу. Продолжай.
- В четыре - приватная встреча. Ты и монгольский посол. Субутай его зовут. Более ничего не известно. Разберешься по ходу.
- Так что - два часа у меня есть? Чтобы с мыслями собраться?
Вит пристально посмотрел на меня.
- Есть. Представление сторон в главном зале. Твой выход - с той стороны. Иди.
Не буду спорить. Ни к чему. Посижу оставшееся время в главном зале - надо расслабиться. Ничего так меня не успокаивает, как одна вещь там.
Карта. Во всю стену. Ее создали и подарили нам еще до войны, в качестве жеста доброй воли. Настоящее произведение искусства, даже бюро инвентаризации затруднилось с оценкой.
На славу постарались владимирские мастера. И себя не обидели - выложили свои земли из драгоценного малахита, зеленой полосой протянувшегося от западных границ с нами, севернее Камской республики, через Урал, Сибирь вплоть до Тихого океана. Камскую темно-синим лазуритом выстлали. Светло-оранжевым сердоликовым языком через всю карту протянулась Степь. Османское государство обозначили прозрачно-фиолетовым флюоритом. Цинь - почти белым нефритом из личного хранилища императора. Русско-Литовское государство - красной яшмой. Причем из Крыма и Дикого Поля флюорит после войны повыковыривали и тоже яшмой заделали, правда, светлее, в тон не смогли подобрать. На исламский юг пошел зеленый жадеит. Европейские страны, что на карту попали, все выложили гематитом - железо-черным и серо-стальным. Только Польшу - красным полированным гранитом, а немецкий Новгород - серым. Столицы государств драгоценными камнями обозначили - в противотон - изумрудами, рубинами, бирюзой. Границы золотой нитью выстлали.
Я смотрел на карту, любовался и отдыхал душой. Набирался сил. Я поставил для себя простую цель - вызнать у монголов всё и остаться живым. Только личный интерес мог помочь мне выстоять в словесной схватке.
Весь обед монголы молчали. Ели степенно, неторопливо, со значением. Я тоже молчал. Ни одного наводящего вопроса. Хотелось, конечно, поскорей всё разузнать. Но раз они к нам прибыли, значит им первым и говорить.
Закончив с едой, монгольский посол поднялся с кошмы, я тут же встал вслед за ним - ох уж эти церемонии. Распахнулись двери в приватный кабинет, посол наклонил голову в мою сторону, и я сделал убыстряющее движение, демонстрирующее готовность сотрудничать. Всё по протоколу. Ради того же протокола мне выдали одежды со склада - отутюженные, со всеми позументами, идеально подогнанные по размеру и росту, но жаркие и пронафталиненные. Черный камзол с черными же бриджами. А Субутай в красном халате был. Не циньском, а ином - фасон слегка отличался. Его сопровождающие в таких же халатах, только синих. Они поднялись одновременно с послом, но в приватную комнату не пошли. Правильно, не место им там. Мы с Субутаем вошли и сели по разные стороны от стола. Начиналось самое главное.
Церемониальное оружие на приватные переговоры не допускается. Да он меня и без него убьет, одними руками. В Цинь этому все обучены. А Степь там рядом. Другое дело - какой резон ему меня убивать. Если месть ханьцев - это одно, если посольские разборки - другое. Всё будет понятно после первого действия Субутая.
Посол поднял руки над столом так, что широкие рукава легли на столешницу, и просунул правую руку в левый рукав. Я напрягся. Из рукава он мог вынуть что угодно. Отравленную иглу, например. От многих ханьский ядов противоядий нет в принципе - слишком быстро действует яд. Составные части других можно найти только в Цинь. Так что яд - простейший способ покончить со мной.
Посол вытащил всего лишь старый свиток и положил тут же - у руки.
- Степь, - сказал он по-русски, - хочет вести активную политику. Стать на одном уровне с Цинь, Америкой, Русско-Литовским государством по влиянию на мировые дела. Нас до сих пор воспринимают, как страну второго сорта - объект для экономической, а зачастую и военной, экспансии. Как бы мы ни пытались действовать обычным образом - это не изменит отношение к нам. Нужно нечто радикальное, что полностью перевернет представление о нас. И вы, Эрвин, поможете нам в этом.
- Каким образом? - я был насторожен, и мой голос выдал мое состояние.
- Этот свиток, - посол накрыл его ладонью, - содержит в себе документ больше, чем восьмисотлетней давности. Мы знаем, что вас интересует это время. И уверены, что текст будет крайне важен для ваших изысканий. Прочитайте его. Я подожду.
Субутай подвинул мне свиток через стол, я взял его и аккуратно развернул, надеясь, что на нем нет контактного яда. Слова - одно, намерения - второе, действия - третье. Первое правило посла подводит редко.
Текст был написан на древнеханьском и являл собой свод законов, названных автором "Яса". То, что они не имели никакого отношения к Империи Цзинь не вызывало сомнений. Более того - они не имели отношения ни к одному из существующих законов! Но и подделкой это не выглядело - в этом не было никакого смысла. Я вчитался.
Законы карали смертью за убийство, блуд мужчины и неверность жены, кражу, грабеж, скупку краденого, сокрытие беглого раба, чародейство, направленное ко вреду ближнего, троекратное невозвращение долга, невозвращение поклажи и оружия, случайно утерянного владельцем в походе или в бою. Так же наказывался тот, кто отказал путнику в воде или пище. Неоказание помощи боевому товарищу приравнивалось к самым тяжелым преступлениям.
И еще одно. Главное для меня. Нельзя было предавать или обманывать доверившегося клятве, то есть договору или обычаю гостеприимства. Предателей и гостеубийц следовало беспощадно уничтожать вместе с родственниками.
Как же это далеко, да что там, противоположно тому, к чему мы привыкли. Если посол передает неприемлемое предложение - его убивают. Иногда за этим следует война, иногда нет. И принятие решение о войне никак не зависит от смерти людей. Послы на переговорах - уже не люди. Их смерть не значит ничего. А ведь они и есть гости, доверяющие словам правителей, генералов и главарей банд.
Яса - именно то, что я искал. Новый закон, который сможет уберечь послов от гнева владык. Дело за малым - принять его.
Я поднял глаза на Субутая. Да, я не владел собой - и всё отражалось на моем лице. Вся радость, которую я испытывал. Посол улыбался, видя мою непроизвольную реакцию.
- Каковы могут быть ваши действия вследствие обнародования Ясы? - он спросил меня напрямую.
- Выступить с инициативой о принятии поправок всеми цивилизованным государствами. Принять поправки самим. Создать коалицию присоединившихся государств. Степь и Литва - как основатели. Скоро любое государство, уничтожившее чужих послов, будет поставлено вне закона.
- Вы можете гарантировать прохождение закона?
- Это связано с конкретными сроками? - я волновался. Убедить Посольский Приказ я смогу. Но принятие закона - прерогатива правительства. Тут от моей личности мало что зависело. Но у нас есть люди влиятельнее меня. Они сумеют убедить правительство в эффективности нового закона и поднятии престижа Русско-Литовского государства.
- Два месяца. Наши послы в Цинь. Мы не хотим потерять их, - Субутай сделал непроницаемое лицо, возвращаясь к протоколу.
Я тоже убрал с лица непротокольное выражение и отклонился на спинку кресла. Мы с послом поняли друг друга. Союз со Степью, причем на совершенно новой основе, будет весьма выгоден и плодотворен.
Я поднялся вслед за Субутаем. Склонил голову, прощаясь, и вышел из приватного кабинета. Следовало как можно быстрее доложить Виту о результатах встречи. На него даже не придется воздействовать. Любой из нашего Приказа кровно заинтересован в новом законе - умирать не хочется никому.
Слежку я заметил у самого дома. Вели меня внаглую, улыбаясь и чуть ли не подмигивая. Либо я растерял все навыки, либо агенты проявились, когда я уже не мог никуда свернуть, либо, что скорей всего, ждали меня здесь.
Едва я потянулся к карману, в котором лежал телефон, один из этих схватил меня за кисть и каким-то уколом парализовал руку. Меня чуть повело, и напавший, услужливо улыбаясь, подхватил, как бы ведя слегка пьяного попутчика. Тут же пристроился второй, и они повлекли меня к подъезду. Кричать и выяснять отношения было бессмысленно - никто не обратит внимания, а попытки вырваться будут нейтрализованы еще одним уколом.
На четвертый этаж мы поднялись без лифта. Третий агент ждал у двери в квартиру, делая вид, что чинит электросчетчик. Поддерживающие пошарили у меня по карманам, выудили ключ, без спешки отперли замок и протолкнули внутрь, тут же последовав за мной и захлопнув дверь.
Кольнуло сзади в шею, и тело перестало слушаться. Я повалился, как груда белья, а по ощущениям просто растекся по полу.
- Ничего с ним не станется. А от пары синяков никто не помирал. - Люткевичюс говорил бодро, с нажимом.
Разговор шел по-литовски, с каким-то странным акцентом, похожим на немецкий. Новгородцы? Германцы? Или поляки, косящие под соседей? А не всё ли равно. Повязали профессионально - значит, дело нешуточное.
Между тем, кто-то из них поднял меня и перевалил в кресло. Даже шея задервенела - я мог следить за агентами, только поворачивая глаза. Они ходили по квартире по-хозяйски: принесли облезлый поцарапанный стол из кухни, подвинули к нему шатающийся стул, потом притащили табуретку. Что они делали, уходя из поля моего зрения, я не видел, и это меня беспокоило больше всего. Переговариваясь, они не обращали на меня никакого внимания.
Наконец, они успокоились и сели передо мной за принесенный стол. Оба были чернявые, в похожей одежде и темных очках.
- Ты ему что вколол? Сможет говорить? - спросил первый у второго, глядя при этом на меня.
- Ничего такого! Циньская метода - укол в нервный центр, и клиент готов, - хохотнул, судя по голосу, Люткевичюс, - Счас сделаю укольчик, и заговорит, как миленький!
Он перегнулся через стол, кольнул в шею спереди - одервенелось чуть отпустила - и откинулся назад.
- Где документ? - резко спросил первый агент.
- А вы кто? - язык заплетался, но требовалось узнать - кто враг.
- Ответить? - ухмыльнулся Люткевичюс.
Получив подтверждающий кивок, продолжил:
- Ну, конечно же! В этом вашем странном Мире убийство посла не считается преступлением. Мы можем рассказать тебе всё, а потом спокойно прихлопнуть. В этом - риск твоей профессии. В этом - наше преимущество.
- Так кто? - прохрипел я.
- Ах, да. Спецслужба Литвы. И всё же - где документ?
- Какой?
- Какой-какой? Тот, с которым ты сегодня ознакомился. Яса.
- Не знаю... - и это не было ложью с моей стороны - Субутай оставил текст у себя.
- Ты должен найти его и передать нам.
- Сами и ищите...
- Он не понимает.
- Вот сам и объясни, если считаешь нужным. А я не привык языком болтать, - Люткевичюс разозлился на напарника.
- Ладно, - напарник немного помолчал, собираясь с мыслями, - Понимаешь, Эрвин, Яса была написана после того, как Чингис вернулся из чжурчжэньского плена. После. Того. Как. Вернулся. Понимаешь?
- Вы про Тэмуджина? - мысли никак не хотели складываться.
- Да тупой он, видишь! - Люткевичюс злился всё больше, - У нас времени нет на его просвещение!
Первый агент лишь скосил глаза на напарника, но своего отношения ни ко мне, ни к его словам не высказал.
- У вас Чингис не вернулся из плена, и Яса не могла быть написана. И не была написана!
- Что же это я читал? - я до сих пор ничего не понимал.
- Это документ из другого Мира. Из. Другого. Какого - не важно. И ему не место у вас. Так получилось.
- Что получилось?..
- Я его счас стукну, - пообещал Люткевичюс, - жаль, что он ничего не почувствует. А-а-а, по голове, правильно.
- Да объясните нормально, - я почти уверился, что они не хотят мне вреда.
- Знаешь, какова Литва у нас? Не знаешь, конечно. Карликовое государство у Балтийского моря. Я тебе скажу - почему. Русские создали свою империю. Заручившись поддержкой и помощью монголов, отбили атаки немецких рыцарей и смогли отвоевать у нас свои прежние земли. Монголы по тем временам были страшной силой. Все их боялись. Еще бы! Лучшие профессиональные воины с мощным вооружением. А сплотил их Чингис. И Яса. У вас не было этого. И смотри - Литва лежит от Черного до Балтийского морей, а от Руси осталось одно Владимирское княжество, сумевшее занять лишь тундру, да тайгу. И вот кто-то...
- Кто-то! - буркнул Люткевичюс возмущенно, как бы про себя.
- Да, кто-то! Без фамилий, пожалуйста. Принес в ваш Мир Ясу. Подумай - что будет? Что будет с Литвой?
- Но сейчас - другое время, - слабо запротестовал я.
- А какое бы не было! - оборвал меня Люткевичюс, - Ладно, кончай его. Скоро уход. Нет у него Ясы... К Субутаю пойдем. Тяжеловато будет...
Харбин - он в Цинь находится. И все эти ханьские штучки мне знакомы не понаслышке. Я тоже знаю нервные узлы блокировки организма. За разговором мне удалось вернуть чувствительность пальцам, достать иглу и уколоть себя в нужном месте. По телу прошла мучительная волна освобождения - больших сил стоило сохранить на лице спокойное выражение.
Именно в этот момент ко мне в окно влетел спецназовец в форме, а вслед за ним другой и третий - со звоном выбитого стекла и беспорядочной пальбой. Я совсем не ждал штурма. Агенты - ждали. Они отреагировали еще на первого влетевшего. Стрельбой из пистолетов. Я толкнулся ногами и рухнул вместе с креслом назад. Чтобы, не дай бог, не зацепили. Зря старался. Кто-то из агентов дернул меня за ногу и проволок в коридор.
- Лежи! Встанешь - убьем!
Угроза была действенной, и я остался лежать. Осмотрелся, подобрал разную мелочовку с пола и сунул в карман. В коридор ворвался Люткевичюс и захлопнул за собой дверь в комнату. Первый агент - значит, это он вытащил меня - кинул напарнику несколько фраз, смысл которых ускользал.
- Когда?! Пора уже вроде! Что с этим? Он же в зоне!
- Ясу будем вытаскивать раньше. До того, как Субутай отправится в путь. Его - переводчиком.
- А потянет?
- Должен, если жить хочет, - Люткевичюс недобро усмехнулся.
Звон, а потом гул прервал их разговор. Откуда-то зазвучал женский голос:
"Время возврата. В зоне возврата - посторонний. Удалите его. Повторяю. В зоне возврата - посторонний."
- Да пошла ты! - взрыв, которым выбили дверь в коридор, заглушил крик Люткевичюса, - Отправляй, зараза! Ответственность - на мне!
По телу пробежали синие искры, такие же, как у агентов. И пространство вокруг нас исчезло, будто сминаемый огромным кулаком лист бумаги...