КОГДА ТЫ СТОЯЛА...

Когда ты стояла в задвинутой на ухо шляпке,
Глазами бесстыжими локоть его пожирая,
Я думал: уж если ты завтра проснешься живая -
То я не мужик, а гнилое подобие тряпки.

Я шел сквозь дожди и снега, сквозь январскую вьюгу,
И слезы душевные были мне солью на ране,
И мысли мои скакунами мотались по кругу:
Одна о тебе, а другая - о черном баране.

Я шел - от тебя ли? К тебе ли? Я был на пределе.
Я нес в себе слово, что режет острее кинжала,
Что жарче огня, ядовитей змеиного жала -
И толпы прохожих, завидев меня, холодели.

А он был так молод и глуп и банален до боли,
Как детский рисунок по клеткам с портрета Сталлоне,
Его бы на трактор - да выпустить в русское поле,
А он по автобусам тут проверяет талоны.

Я мог бы его расстворить в содержимом стакана,
Я мог бы его застрелить - только жаль его маму
(Я помню, она разносила у нас телеграммы
И в каждом подъезде мерещились ей хулиганы).

Быть может, и я, будь я женщиной, а не мужчиной,
И женщиной вроде тебя (то есть глупой, как пробка),
Юнца предпочел бы с пустой черепною коробкой
Тому, чье чело бороздят интеллект и морщины...

За что же тебя убивать? (Да, я все-таки тряпка,
Как многие, впрочем - спасибо эпохе за это).
Ну, максимум - я сгоряча запущу в тебя тапком,
Хотя сей финал уж никак не достоин поэта.

* * *

ТЕЛЕВИЗИОННОЕ

И жизнь, как сон за час до криза,
Когда мы падаем во тьму,
Но в ней не я, а телевизор,
Милее сердцу твоему.
Вот Мейсон, твой кумир. От горя
Берет он пару пузырей.
Вот над седой равниной моря
Идет купаться Вандерлей.
Как мимолетное виденье,
The Lunatic is on the grass,
Где соловейчаты растенья
И веселей рабочий класс...
Атас! Живи хоть четверть века,
Хоть целый век с тобой живи -
Ты не заметишь человека
Живого рядом с "Daewoo-V".
А я бы мог блистать стихами
К восторгу местных менестрельш,
Смотреть, как Познер, и руками
Размахивать, как Валдис Пельш...
Побью тебя твоим оружьем.
Себя на кресло усадив,
Жую "vegeta"- тивный ужин
И наблюдаю теледив.
У Мейсона их две. Не скрою,
Довольно чистой красоты.
А у Сиси супруг аж трое,
И, кстати, все умней, чем ты.
И ни в одной из тысяч серий
Не пялятся, как ты, в экран
Ни Рут, цветок душистых прерий,
Ни Иден (после стольких ран!)
... Белеет импульс одинокий
В экране черном (голубом),
А я, мятежный, эти строки
Пишу, чтоб не скучать вдвоем.


НАБРЮКШЕЕ

Небо забрюкало. Тучи в полоску
Шкваркнули хлипью в окно окаем.
Я, окаянный, был ветренный в доску,
Весь во хмелю и с тобою вдвоем.

Ты облетала, как лист сиротливый.
В ванне безропотно мокло белье.
Так ненадежно и так молчаливо
Мрачно висело терпенье твое.

Это был день наплывающий, вязкий,
День без часов, где часы без минут
Тают и стынут посмертною маской
Криков души, что задушены тут.

Был ли я сам или, может быть, не был
Частью заплывшего тучами дня,
Где, проклиная набрюкшее небо,
Ты замочила белье (не меня)?

Пасмурным вечером, вирусной хлябью,
Месивом снежным, вселенской тоской,
Плача над долей безрадостной бабьей,
Ты была блеклой обрюзгшей брюзгой...

Я же, в тиши предзакатного часа
Брюклого неба завесу порвав,
Ввысь устремляюсь, стегая Пегаса, 
К яркому солнцу утраченных прав.

Что из того, что внизу мутотливо,
Свербно, захлебно, взахлипно, темно?
Брюкает небо под солнцем игриво.
Светит твое, дорогая, окно.


ОДНОЙ ПОЭТЕССЕ 
(подражание Бродскому)

Я поражен был вашим эротизмом,
А Вы, мой друг, зачитывались Бродским,
И так, духовное мешая с плотским,
Мы в рай стремились, демону служа,
Не осознав еще, насколько плоским
Был обоюдный наш поток трюизмов,
Но мнилось: в поэтических обносках
Я сам гулял по острию ножа.

Вы из меня все гения ваяли,
Однако что-то там недоразвили,
А то б гэбист сгноил меня в неволе
И отослал на Запад догнивать...
А, впрочем, мне и здесь хватило гнили.
Я счастлив тем, что не обязан боле
Хвалить вас за Равеля на рояле
И с умным видом гвозди забивать.

Но я лелею в памяти Ваш образ
(Иначе - способ) жизни. Этот опус
Рожден затем лишь, чтоб поставить подпись
Под слогом, что когда-то Вас потряс.
Конечно, жаль, что очертив весь глобус,
Кумир Ваш Вас не встретил. Впрочем, пёс с ним.
Весь классицизм его сражен износом,
Чего никак нельзя сказать о Вас.