Перед тем, как открыть дверь, она топталась на половичке минут пять. Три минуты - из-за природной аккуратности. Ну а как же еще? Только вчера полы мыла, а сегодня еще дочка чего-то бубнила про "девочек, которые придут посидеть, чай попить, ну и все такое". Еще одну минуту она потратила на поиск определенного набора железок с поэтическим названием клю-у-чи. Вот так, клю-у-чи, она всегда только так и говорила - романтичней звучит как-то. А вот последние шестьдесят секунд могли заставить плакать и корчиться от зависти какую-нибудь матерую голливудскую актрису типа Шарон Стоун: её лицо исказила такая гримаса, что Спилберг без проб взял бы ее на главную роль трицератопса в "Парке Юрского Периода". Дело в том, что она вспомнила - как только откроется входная дверь, на нее обрушится куча забот величиной с Эльбрус. Итак, вдох поглубже, успокоиться...
Образцовая жена и заботливая мать Клавдия Аристарховна вошла в свою мирную обитель.
* * *
Анатолий Петрович сидел в кресле и перечитывал вот уже, наверное, в 24 раз "Отверженных". Перечитывал он, к сожалению, только название, поскольку Анатолию Петровичу было только 7 лет, и он не так давно научился читать. Однако лишь одно слово "отверженные" повергало Анатолия Петровича в раздумья, причем чаще всего невеселые. Это слово как вода с примесью камешков, водорослей и мелких рыбешек просачивалось сквозь маленькое сито анатольпетровичской души и оставляло воистину неприятный осадок, и Анатолию Петровичу казалось, будто его слоном придавили. Он думал: "Каково это - быть отверженным? И что это вообще означает?"
На этом месте размышления его обычно пресекались звуками громоподобной музыки, которую слушала его сестра. Сестра Маня или Марго, как она называла себя, когда ей звонили или приходили гости; бывало, позовешь ее: "Маня, тебя к телефону!", так она как зашипит: "Сколько раз говорить тебе, ошибка природы, что меня зовут Марго!", потом утрет капающий с губ яд, и кокетливо так протянет "Марго у телефона!". Фифа, она и есть Фифа! Так вот, Маня считала себя натурой романтичной, но современной, и по этой причине включала запись из мюзикла "Нотр Дам де Пари" на полную мощность. Соседи страдали. Штукатурка сыпалась. Одно хорошо - утром Анатолий Петрович нашел на кухне одинокого, не выдержавшего вечернего натиска "Belle", таракана.
Надо сказать, что вследствие своего юного возраста, а может, природной наивности, а может, и того, и другого, Анатолий Петрович считал их семью лучшим примером идеальной семьи. Что ж, не будем его переубеждать.
* * *
Петр Алексеевич, или Папаня, пришел домой в положенные 7 часов 33 минуты и застукал свою дочь Марию за прокалыванием в ухе дырки. Шестой. Шилом. Грудное ля, взятое с легкостью Папаней, длилось минуту, определенно. После этой арии в полной тишине раздался стук упавшего шила, и затем, с интервалом в 3 секунды, грохот свалившегося с кресла в соседней комнате Анатолия Петровича. Папаня мощной рукой интеллигента подобрал шило с ковра и с фразой: "Вилка полезнее: два удара - восемь дырок" удалился на кухню готовить свою психику к очередному серьезному разговору со своей дочерью Марией.
* * *
Чего хочет девушка? На этот вопрос Марго давно знала ответ. Девушка, а именно Марго, хочет, во-первых, ту розовую классную кофточку, которая висит в "Гостинке" на первом этаже, во-вторых, чтобы Петька Матроскин, увидев ее в той самой розовой классной кофточке, упал в обморок на глазах у всего класса, а в-третьих, чтобы у Нинки Рожкиной выпали все волосы, зубы все были бы с кариесом и зловонное дыхание еще чтобы было. Ну, еще была бы к месту тройка по алгебре. А пока можно ограничиться новой дыркой в ухе.
Появление Папани в самый ответственный момент прокалывания произвело на Марго ужасающее впечатление. Не далее как вчера она торжественно клялась со слезой в дрожащем от раскаяния голосе, что ее пять дырок в ухе, чуть зеленоватые волосы и сережка в пупке явление обыденное, и едва ли не устаревшее. Однако побег Папани на кухню быстро привел Марго в чувство, и она срочно капитулировала с поля боя. К соседке.
* * *
Акулина Ивановна давно считала, что ее ненаглядной дочери Клаве не следовало выходить замуж за какого-то Петьку из соседнего двора. Его родители всегда такие расфуфыренные все ходили, чай пили из фарфоровых чашечек и говорили, оттопыривая нижнюю губу: "Ах, как это мило! Вы просто прелесть!" А как же, они ведь у нас ученые, гордость города! Но Клава, безголовая тетеря, выскочила за этого Снусмумрика - и пожалте, детишки какие уродились! Манька да Толька. Первой лишь бы перед зеркалом повертеться, да на дискотеку сгонять. А другой прямо планетянин какой-то. Сидит, все что-то думает, думает, мозаику какую собирает. Нет, чтобы с мальчишками во дворе погонять в мяч! Да еще зятек, хитрец эдакий, замок на входную дверь новый врезал, а ключи от него не дал. Рано радуется! Я ему еще покажу, у кого тещи зимуют!
* * *
Придя домой, Клавдия Аристарховна обнаружила своего мужа сидящим на кухне в позе мыслителя. Петр Алексеевич действительно размышлял, когда же это все закончится, в смысле, когда его дочь Мария возьмется, наконец, за ум и за учебу. Ответ состоял из четырех слов: "Не в этой жизни". Это обстоятельство приводило Папаню одновременно в жуткое бешенство и печальную беспомощность. Приход Клавдии Аристарховны, несомненно, облегчил нелегкие мучения Петра Алексеевича, и теперь он пытался заварить чай холодной водой из графина. Приход жены всегда сопровождал для Папани решение его проблем. Такой уж он был человек - мягкий и незлобивый. Это отнюдь не означает, что Клавдия Аристарховна была черствой и жестокой. Просто она могла взять управление в свои мужественные твердые руки. Вот и теперь, семейным советом было постановлено наложить на Маню школьно-домашний арест, строго контролируемый Акулиной Ивановной. Зная, насколько тяжелым ударом будет это для их дочери, Клавдия Аристарховна решила позволить ей отсидеться у соседки до вечера (а местонахождение Мани не было секретом для ее матери, прекрасно знавшей всех соседей в доме). Закончив разбирательство с преступлением Мани, Клавдия Аристарховна принялась готовить ужин.
* * *
Возвращение Марго из изгнания сопровождалось огромным скандалом со стороны Клавдии Аристарховны, Мани и телефонными хулиганствами Акулины Ивановны. Мы думаем, что читателю не следует знать все подробности первых трех дней для здоровья его же воображения, нервной системы и желудка. А вот события четвертого дня заключения Мани чрезвычайно интересны.
* * *
Пройдя унизительный путь вместе с Акулиной Ивановной от школы до дома, на котором они повстречали гуляющую под ручку с Петькой Матроскиным сияющую и здоровую Нинку Рожкину, Марго почувствовала себя по-настоящему отверженной. Несчастной. Ущемленной. Оскорбленной. Вдвойне несчастной. Без розовой классной кофточки.
Находясь под воздействием этих грустных мечтаний, а еще более под воздействием рассказов Акулины Ивановны из разряда: "Вот помню я, подходит однажды ко мне твой дедушка, а я вся такая красивая, прямо воздушная. И он такой. Красивый...", Марго решила прорываться боем. Акулину Ивановну - в булочную. Сама скажу, что уроки буду делать. Зажечь свечи, веночек положить, и записка: "Поруганное дитя будет вечно помнить о вас...". И - в окно. К соседке. Нарядиться. На дискотеку сегодня вечером. Выдрать волосы Нинке Рожкиной. Короче, жить полной жизнью! Вперед, только вперед! (В смысле через балкон к соседке, одолжить сиреневую кофточку, а потом вперед, только вперед!)
* * *
Уже подходя к дому, Клавдия Аристарховна почувствовала, что творится что-то неладное. Гомон стоял жуткий. Возле их подъезда. " Ну, если это опять Маня белой тряпкой из окна машет, то поставлю в угол. Левый. Верхний", - подумала Клавдия Аристарховна. Однако присутствие Акулины Ивановны, падающей в обморок с интервалом в 5 минут, охающих соседок, почесывающихся соседей, дыма, мирной струей тянущегося из иссиня-черного окна их квартиры, и усатого потного пожарника с брандспойтом заставило Клавдию Аристарховну осознать, что оставлять Маню один на один с бабушкой было ох как губительно для их (слава Богу, одной!) комнаты. Звонок Анатолия Петровича пожарным спас левый верхний, предназначенный для Мани (которая, судя по всему, проведет в нем всю свою оставшуюся жизнь) угол. Разогнав широкими движениями девушки с веслом толпу, Клавдия Аристарховна медленно поднялась к себе в квартиру. Налила чай. Проигнорировав Маню, маячившую Кентерберийским привидением в гостиной, открыла дверь в комнату Анатолия Петровича. Он сидел в кресле. Рядом - рукопись. Называется "Пособие по проживанию в одном доме с неуравновешенной сестрой. Издание второе, дополненное". Клавдия Аристарховна узнала почерк Акулины Ивановны. Молодой писатель надиктовал свою книгу верной секретарше. Клавдия Аристарховна почувствовала, что теперь, перед тем, как открыть дверь, она будет стоять на половичке все 10 минут.
* * *
Год спустя.
Роман Анатолия Петровича "Беснующаяся сестрица, или Маня Крюгер" разошелся миллионным тиражом. Марго блистает в роли телеведущей в передаче "Жаркие деньки". Акулина Ивановна отправлена зимовать на Канарские острова в сопровождении весьма симпатичного генерала в отставке. Папаня очень рад этому обстоятельству и собирается устроить Акулине Ивановне сюрприз в виде участия в программе на выживание "Последняя теща - 3". Что же касается Клавдии Аристарховны... Теперь она действительно топчется на половичке у дверей своей виллы 10 минут. Но не из-за нежелания идти домой. Просто у матери такой известной особы, как Анатолий Петрович, долго берут автографы и советы будущие мамаши.