Ее нам дали в седьмом классе. Когда Василий Андреевич, математик наш ранетый, из больницы областной не вернулся.
Валентина Антоновна, наш новый классный руководитель и учитель всей математики до самого выпускного.
Таких учительниц еще не было. Ей сорок два, а она для всех как свой парень, как подружка. За четыре года не могу вспомнить ни одного урока, чтобы она психанула, закричала, или сорвала на ком-то злость. Всегда в платье в обтяжку, короткая стрижка, и пышущая здоровьем, оптимизмом и энергией. Хоть о чем поговорить - запросто. Она могла ни с того ни с сего взять и спросить посреди урока что-нибудь типа:
- Сережку почти каждый день вижу, знаю, с кем дружит. Молодец, хорошая девочка. А уж красавица! И учится хорошо. Витька, смотрю, тоже не теряется, девочек охмуряет. А ты, Валерка, что-то один ни с кем не ходишь под моими окнами. Нет никого? Не верю. А-а! Ты в своей деревне от меня прячешься!
Или:
- На пруд купаться ходили, а меня чего не позвали? Я купаться люблю. Так что в следующий раз уж, пожалуйста, меня не забудьте!
И никакого поучительства, никакого давления или ни дай бог насмешки в ее словах. Как сестренка старшая. Веселая! И заботливая. Шутит, ни на кого за любые провинности не обижается.
У нее книг всяких по математике, чтобы сверх программы знать. Она никогда не жадничала, всегда домой давала почитать и порешать. Первый факультатив организовала и почти все на него без принуждения ходили. О ее влиянии на класс лучше всего скажет факт. Из двадцати двух выпускников девятнадцать поступали в институт. И все в технические вузы, где два экзамена из четырех - математика. И никто ее предмет не завалил! Так вот.
Один раз, еще в самом начале, в сентябре, Женька ей подлянку подстроить решил. Он всех учителей на вшивость проверял. Считал, что ему все позволено. Отец работал главным в секретной части всего города и завода. Никого в зону нельзя было завезти без его разрешения. А мать секретаршей начальника города. И его никогда не ругали открыто ни за поведение, ни за оценки.
Так вот, он сломанный стул Валентине Антоновне подставил. Она зашла в класс, как всегда задание на доске написала.
- Решайте, - говорит, а сама по рядам прошлась - вдруг кто чего не понял и спросит. У нее привычка была - усядется в конце класса и смотрит в наши спины, как мы задание выполняем. Вроде как ушла из поля зрения, чтобы не мешать нам думать.
А потом вернулась к своему столу и на стул села. И только ноги вверх взлетели. А, надо сказать, худенькой ее никак не назовешь. Грохота было достаточно. Женька в хохот - один из класса, остальные притихли. Вдруг человек сильно ударился?
Валентина Антоновна, может, и ударилась, может, даже больно ей было. Испугалась - это самое малое. Только слышим мы, из-под стола ее учительского смешок раздается.
- Вот кулема, - ругает себя почем зря, поднимается, платье поправляет. - Сесть нормально не могу, старая курица.
Обезоружила она нас. Всех до единого. А особенно Женьку. Стул сломанный отнесла в дальний угол класса, выбрала целый и уселась на него. И все с подковыркой в свой адрес. С юморком.
Сразу мы к ней прониклись и прикипели после этого. А Женьке на перемене некоторые ребята сказали:
- Еще раз так сделаешь, накостыляем.
И кто сказал! Вечные троешники Снегирь и Меньшеня. Самые высокие ребята в классе. Они из простых семей, Женькину выпендрючность не любили, один раз ему даже темную устроили. За Нину Петровну. Когда она ему пару влепила, а он ей в телевизионную антенну иголку воткнул, чтобы ничего не видно было. И похвастался, какой он смелый. Ну и получил. И никто на его сторону не встал.
Так он парень нормальный. Девчонки так почти все в него влюблены за красивость, за то, что всегда одет с иголочки, за то, что курит в открытую и их к себе домой их по очереди водит. Он сидит на своей третьей парте один. Уже который год. Пацаны с ним не хотят вместе сидеть, а девчонок он не пускает. "Нечего приручивать", - говорит. А к учителям он такой злой, так это вот почему. Он, видите ли, считает, что они на работу ходят не для того, чтобы знаниями нас обогащать, а всего лишь ради зарплаты. Вот, мол, и пусть отрабатывают, деньги у нас государство никому зря платить не должно. Это, наверное, у него так дома разговаривают, вот он и приносит в школу семейные балясы.
Валентина Антоновна, наша самая классная классная, на одном из классных уроков решила завести меня. Не могла она смотреть спокойно на то, как я равнодушно к оценкам своих знаний отношусь. Многие из кожи вон лезут, чтобы им в дневник и в журнал лишнюю четверку или пятерку поставили, ходят выпрашивают отметки. "А я вот дополняла", "А вы меня сами не спросили дальше, я бы вам ответила..."
Мне было все равно, что ставят учителя. Я мог неделями не давать дневника. Если в журнале напротив моей фамилии появлялась тройка или двойка, это значило или оценку моего поведения, или оценку за пение. В младших классах еще чистописание. Их критерии знаний - субъективная составляющая. Мне было интересно узнавать новое. Школьная программа - только малая часть познания мира. В библиотеке книг брал столько, сколько за раз давали, и постоянно ходил менять их. Читал фантастику, приключения, путешествия. Журнал "Вокруг света" и "Юный натуралист", и все, что напечатано хоть на газетной бумаге.
Она знала, как меня завести.
Мы пол-урока, наверное, говорили о любви и дружбе, о том, как сложно это - понимать другого человека и подстраиваться под него. Взаимность и любовь - высокие чувства и редко кому удается в реальной жизни добиваться полной гармонии. Она пример приводила:
- Посмотрите вокруг себя. Как вы думаете, много вокруг вас людей, которые по настоящему счастливы тем, что они вместе. Или многие свыклись?
И мы честно признавались, что мало, или нет вокруг нас таких людей. Или мы еще не можем в полной мере оценить истинное счастье.
- А счастье, скажу я вам, это когда вам есть для кого и ради кого жить и совершать хорошие поступки.
Вот так она нас программировала, бросала в наше юное подсознание нужные семена, чтобы много лет спустя прорастали они.
Многие мои однокашники семена эти засушили, сгноили.
Я кое-что сумел прорастить.
- А что? - бросила Валентина Антоновна интригующе в разогретый класс. - Если бы Валерка захотел, мог бы он одни пятерки получать и стать первым в классе отличником?
Я прямо весь оторопел. С чего вдруг такое внимание к моей персоне? Валентина Антоновна, все знали, любила меня. Я тоже ее любил, математика - алгебра и геометрия - мои самые любимые предметы. Ей ли от меня большего желать? Наоборот, сама же говорила, что я часто ей уроки срывал, контрольные всякие. Ну, не совсем чтобы срывал. Мешал, скорее. Она на доске контрольное задание с листочка пишет.
- Вариант первый.
Не успеет последнюю точку поставить в уравнении, я на весь класс ответ крикну. Она к шпаргалке подбежит, глянь - правильно. Ругнется беззлобно, сотрет написанное и новое задание пишет. Доходило до того, что мне отдельный листочек приготовит, заранее сунет, чтобы решал, а для всех на доске что попроще напишет. Или заставляет меня отворачиваться, или очки, если успеет, заберет. Это самое действенное, это когда совсем уж ее достану. Без очков я ничего, никаких букв и цифр в метре не вижу.
Не я один от такого ее вопроса оторопел. И класс притих на мгновение. Ничего себе - поворот в классном часе!
А Валентина Антоновна хитренькая. Она возьми и у Наташки переспроси.
- Как ты думаешь, Наташа? Смог бы?
Знала, что я в ее сторону неровно дышу, любой каприз ее, любое желание... Даже стихи... Стоп! Про стихи никто не знал!
Наташка покраснела, голову свою с тяжелой черной косой к парте опустила, и выдавила из себя:
- Конечно, мог бы.
А Валентина Антоновна еще на меня и надавить решила, для полной своей победы.
- Ты правда так думаешь? Ну, ты не мне, ты ему скажи.
Наташка от такого внимания теперь уже к ее персоне совсем потерялась, как загипнотизированная, теперь уже не на учительницу смотрит, а на меня.
- Правда, Тимка, ты мог бы...
Меня как подменили. Как шило в одно место вставили!
Обе четверти после нового года дневник мой краснел пионерским галстуком, нет, сентябрьским кленом, нет, кустом августовской рябины, от полученных пятерок. Не скажу, чтобы это стоило мне какого-то труда. Просто чуть потише стал поведением. И все. А учился так же, как и прежде. То есть по той же схеме, единожды мной под себя придуманной.
Еще до первого сентября я от корки до корки прочитывал все учебники, которые нам предстояло изучить. Особенно историю, географию, химию, физику - эти не по одному разу, да и все остальные. Не заставлял себя - ни капельки. Мне нравилось читать и узнавать новое. Многое не понимал, особенно по точным наукам. Зато потом, когда на уроке давали новую тему, информация падала на подготовленную почву, и я мог даже не учить материал дома!
Я и в институте старался перед лекцией почитать книгу. "Сдал сопромат, можно жениться" - говорят студенты. А для меня что термех, что сопромат были самыми легкими предметами, по крайней мере много проще иностранного и начерталки.
Перехитрила меня Валентина Антоновна, нашла во мне слабое место...
Я стал учиться не только для себя, но и для Наташки. Отвечая на уроках, я представлял, что говорю для нее. Вдруг у нее не было времени выучить, или она не поняла чего-то. Чтобы слушала меня и запоминала. И, может, лучше усвоит материал. Я же никогда раньше руки на уроках не поднимал. Спросят - отвечу. Не спросят - значит не надо, народу в классе полно, всех проверить надо. А меня чего проверять? Разве что какая комиссия придет и надо пыль в глаза пустить.
А тут! Руку чуть ли не на каждом уроке тяну. Бесит меня, что мямлят по истории или по географии, путаются с датами или с городами.
Только хватило меня всего на две четверти.
Летом мы с классом пошли в поход. В тайгу. На хребет Зигальга, что начинается у деревни Екатериновки и тянется к башкирскому городу Белорецку. Непролазная глушь, незамаранные цивилизацией лесные просторы. Еще теплые "следы" медведя в малиннике... Таежная избушка, где путник, переночевав, набивал печь сухими дровами - сунь спичку и теплом наполнится твой ночлег! и оставлял на загнетке неизвестно для кого крупу, соль, спички, консервы - все, чем богат. Вдруг у нуждающегося в приюте ничего не окажется с собой.
Ночевки в переполненных палатках, пригоревшая пшенная каша с армейской тушенкой, ночные бдения у костра под три гитары и пронзительно-звездное небо...
И Наташка, целующаяся... не со мной.
. . .
В четырнадцать лет, после этого похода, я пошел работать. Мама сходила со мной в управление благоустройства - без нее детей не принимали, - и помогла мне устроиться. До школы мы с другими малолетками перекапывали газоны, латали асфальтовые дыры, красили заборы и чинили скамейки в парках, скверах и просто во дворах многоквартирных домов.
На заработанные деньги мне разрешили заказать в ателье брюки-клеш, купили нейлоновую рубашку и настоящие остроносые туфли.
Я тогда уже понял, внешний вид важен. Но внешним видом я вряд ли возьму, хоть одень-разодень меня - из-за своего маленького роста. Да и худющий - разве что не скелет ходячий. Надо искать что-то другое.