Медленно передвигаясь по кромке заболоченной поляны, женщины собирали водяные коренья. Весной зеленые трубчатые стебли первыми выглядывали из еще влажной земли. И когда концы уплотнялись коробочкой семян, луковицы уже можно было употреблять в пищу. В плетеные корзины отправлялись и другие съедобные дары согретых солнцем опушек. Вечером все это окажется в большом глиняном котле и соединится в булькающей похлебке. Сородичи соберутся вокруг очага, и пока старшая мать большим деревянным черпаком не начнет разливать горячее варево по мискам, будут звучать истории. Порой удивительные, иногда веселые, но, чаше всего, страшные. И сейчас, помогая женщинам собирать урожай, Гаал поневоле прислушивался к тревожному шепоту леса.
"Не ходит ли поблизости голодный оборотень волк. Не притаился ли вон за теми кустами злобный и черный, как ночной мрак, Ырка?"
Заткнутый за пояс кремневый нож придавал юноше уверенности, хотя полностью от страха не избавлял. И все-таки днем все воспринималось по-другому. А вот с приходом темноты страхи выползали из своих нор, подбирались совсем близко и скалили кривые зубы на границе освещенного круга. Но больше всего пугало, то, о чем у костра предпочитали не говорить.
Упоминать тех, кто приходит из леса, запрещало табу. Однако, Гаал (как, впрочем, и все остальные) знал, что они появляются в полнолунье. Начиналось это в разгар теплого сезона, когда окрестные опушки в изобилии снабжали род пищей. Легенда гласила, что ночные гости уводят людей в "Счастливые поля". Но то, что выбирали всегда самых упитанных, порождало нехорошие мысли. И еще шептались, что они даже не используют силу, а издают какие-то звуки и жертва покорно следует за ними.
Гаал хорошо помнил, как почти каждую лунную ночь кто-то из сородичей пропадал. Так исчезли его старшая сестра и мать. Но потом, ночные посещения прекратились. Это тоже предпочитали не обсуждать. Однако, в последние дни он все чаше испытывал приступы необъяснимой тревоги.
От леса по-прежнему веяло затаенной жутью, и юноша был рад, когда корзины, наконец, наполнились, и настала пора возвращаться. Подходя к стойбищу, он увидел, как от опушек с разных сторон подтягиваются другие группы. В каждой было около десятка женщин и двое трое мужчин. Такое соотношение поддерживал обычай. Считалось, что мужчины хуже могут собирать луковицы и коренья, зато больше едят. И поэтому, когда мальчиков рождалось слишком много, их приносили в жертву Великой Матери, за что она одаривала род изобильной пищей.
Коснувшись пылающим краем леса, солнце собиралось уйти на покой. Небесные звери, почуяв свободу, устроили битву. Потоки их фиолетовой крови окрашивали горизонт. А над землей, вместе с болотным туманом растекалась ленивая истома. Еще один похожий на все остальные день подходил к концу.
Сначала Гаал слонялся вокруг навеса, где перебирали добычу. Ловкие женские пальцы, мелькая над корзинами, отделяли, что пойдет на вечернюю похлебку, а что будет сушиться на солнце. Руководила всем старшая мать, и ее насмешливый властный голос, то ругал, то подбадривал сборщиц. А Гаал глядел только на Митру, жадно ловил движения рук, повороты сильного гибкого тела. Перехватив взгляд, молодая женщина усмехнулась, шепнула что-то толстухе Ойле, и та разразилось громким глупым смехом.
Смутившись, Гаал отвернулся и побрел прочь. За небольшим бугорком в нос ударил резкий запах гнилой плоти. Несколько мужчин разделывали ножами тушу лося. Зверь умер от старости неподалеку от поселка и люди успели добраться до него раньше волков. Это была большая удача. Нетронутую зубами хищников шкуру, теперь развесят на солнце. Когда уйдет запах, из нее нарежут ремни и сошьют теплые накидки. Зажав нос, Гаал подошел ближе и с любопытством наблюдал, как острые кремневые лезвия отделяют кожу от подгнившего мяса.
- Иди к нам, поможешь! - усмехаясь, крикнул Мрак. Падальщики засмеялись, скаля желтые зубы. Среди сородичей они были на особом положении. Их уважали, но сторонились из-за вечного запаха гнили.
-Чего испугался? Садись, научим снимать шкуру - продолжал под смех товарищей зазывать Мрак. Ничего не ответив, юноша повернулся и пошел к лесу. Дойдя до края поляны, остановился. Заходить в чащу, дальше чем на несколько десятков шагов, тоже запрещало табу. Нарушать его позволялось только падальщикам и сборщикам дров. Все, что кормило род, произрастало на окрестных полянах и примыкающей к ним узкой кромке леса. И не было нужды лишний раз тревожить лесных духов.
Ветки на краю опушки сгибались под тяжестью ягод. Сорвав несколько штук, Гаал отправил их в рот, и тут же судорога свела скулы. Несмотря на сочный вид, ягоды должны еще были дозреть. Стараясь запомнить место, Гаал оглядел ближайшие кусты. И вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Что-то похожее на лохматую звериную морду мелькнуло среди зеленых листьев и тут же исчезло. В первый момент мышцы сковал страх. Но Гаал быстро пришел в себя и начал пятиться, сжав в руках нож. Он хорошо знал, что зверю нельзя показывать спину. Но не был уверен, что тот, кого только что видел, зверь.
Отойдя на некоторое расстояние, Гаал побежал к стойбищу. А тем временем на холмик, где врастали в землю несколько крытых дерном хижин, уже наползала зловеще черная тень вечернего леса.
Глава 2
Ночь была теплой и сквозь не занавешенный шкурами лаз заглядывала полная луна. Вокруг раздавался мужской храп и размеренное дыхание спящих женщин. Ворочаясь на подстилке из веток, юноша вспоминал мать и сестру. Пытался представить, как им живется сейчас на изобильных пищей Счастливых полях. Но почему-то ничего не получалось. Воскресшие в памяти лица, исчезали, и вместо них он почему-то видел черную яму, со дна которой белой змеей поднимался дым.
Легкий шорох заставил повернуть голову. В свете луны Галл хорошо разглядел нависшую над входом фигуру. По телосложению это был человек, однако над плечами скалила клыки волчья голова. Какое-то время существо стояло неподвижно. Потом, махнув кому-то, спрыгнуло в землянку, следом появились еще двое. Всматриваясь в спящих, они двинулись вдоль прохода. Галл закрыл глаза и постарался дышать размеренно и глубоко. Внутри все сжималось от ужаса. Хотелось закричать, позвать на помощь. Но он продолжал изображать спящего, пока существа не прошли мимо. Вскоре послышался испуганный крик. Судя по голосу, это была толстуха Ойла. Она еще раз попыталась крикнуть, но тут послышался странный рычащий звук, и женщина покорно замолчала. Пока ее выводили из землянки, Ойла не издала больше ни звука. Под земляной крышей повисла тишина. Галл понял, что никто из сородичей больше не спит, но все лежат, боясь шевельнуться. Он и сам чувствовал, как ужас сковывает мышцы. Но, словно подчиняясь чьему-то приказу, заставил себя шагнуть страхам навстречу, вернее бросился за ним вдогонку.
При свете луны хорошо было видно, как ночные гости уводят в лес покорно идущую женщину. В руках, они держали длинные в человеческий рост палки. Подождав, пока все скроются в лесу, Галл двинулся следом. В том месте, где они входили в чащу, обнаружилась хорошо утоптанная тропа. Чувствуя ее под ногами, он мог передвигаться в темноте. А сверху, помогая не сбиться с дороги, сквозь ветки проглядывала луна. Скоро, нарушив все табу, юноша углубился в лес, так далеко, как не заходили ни сборщики дров, ни подручные Мрака. Несколько раз он готов был повернуть обратно, но желание узнать дорогу в "Счастливые поля" помогало пересиливать страх. Следуя на расстоянии, Галл слышал, как твари переговариваются на своем рыкающем языке. И иногда даже казалось, что он понимает некоторые слова.
Когда тропа довела до поляны, он остановился, не решаясь выйти на открытое пространство. Какой-то голос внутри кричал, что идти дальше не стоит. Но вместе с ним в голове крутилось, что "Счастливые поля" возможно уже близко, и там он встретить сестру мать. Наконец, пересилив страх, Галл вышел на освещенное луной пространство. Осторожно ступая, пошел вперед. Обострившийся слух ловил каждой шорох. Когда впереди в кустах хрустнула ветка, он готов был броситься бежать, но, услышал приказ и замер, словно врос в землю.
Несмотря на незнакомые рычащие интонации, он хорошо понял, что ему велели. Еще в детстве мать останавливали так норовившего забежать в лес мальчугана. Нечто похожее выкрикивал колдун, разнимая готовых сцепиться в драке мужчин, и они покорно опускали руки. И сейчас Гаал, застыл в нескольких шагах от спасительной стены леса. Он хорошо видел, как из кустов появилось существо с головой волка. В руках человек-волк держал длинную палку. Будучи уверенным, что попыток бежать не будет, шел не спеша, и, похоже, наслаждался своей властью.
- Беги еще можешь спастись! - кричал внутри дух хранитель.
- Прояви покорность! - перебивал чей-то властный голос. Когда тварь была уже совсем близко, дух хранитель закричал в полную силу. Гаал дернулся с места и в тот же миг человек-волк швырнул в него свою палку. Не успев ничего осознать, юноша пригнулся. Оцарапав плечо, оружие улетело дальше, и боль помогла сбросить невидимые путы. Развернувшись, Гаал бросился в лес. За спиной звучали приказы остановиться, но они уже не имели над ним власти. В кустах на краю поляны Гаал напоролся на торчавшую из земли палку, выдернув ее, понесся дальше. И хотя концы то и дело цеплялись за ветки, он упрямо не хотел бросать оружие ночных гостей. Казалось, что завладев им, он приобретал частичку их магической силы.
Еще недавно лес представлялся пугающей враждебной стихией. Теперь же стал спасителем и другом. Не чувствуя под собой ног и ударов веток, Гаал убегал под его защиту. А когда, наконец, остановился, сзади не было слышно погони. Пройдя еще немного, он наткнулся на дерево с удобной широкой развилкой, и, устроившись там, неожиданно быстро провалился в глубокий сон.
Глава 3
В этот раз он, наконец, увидел Счастливые поля. Утреннее солнце, играя на капельках росы, заливало широкий луг. Среди зеленой травы золотились спелые колосья. Редкие деревья сгибались от тяжести плодов. Между ними, неспешно собирая урожай, двигались несколько женщин. Узнав среди них мать и повзрослевшую сестру, Гаал почувствовал, как к горлу подступает горячий комок. Не стесняясь слез, он пошел навстречу, но дорогу вдруг преградил туман. Поглощая луг, он белой рекой плыл по земле. Фигуры женщин стали отдаляться, а туман, словно холодная сырая шкура, окутал ноги, пополз выше, и Гаал проснулся.
От земли поднимался утренний холод. Спрыгнув вниз, он начал разминать затекшие мышцы. Вскоре тело снова стало послушным, и теперь надо было думать, как вернуться обратно. Его с раннего детства учили собирать съедобные коренья, сбивать с веток спелые плоды, находить под листвой шляпки грибов. Но никто не рассказал, как выйти назад из чащи. Вспомнив, как Мрак хвастал, что умеет находить дорогу по солнцу, Гаал стал размышлять. Солнце всегда поднималось над поросшим кустами холмом в одном и том же месте. Он видел это каждое утро, но осознал важность наблюдения только сейчас.
Снова забравшись на дерево , он увидел тоненький край восходящего светила и постарался определить куда идти. Спускаясь, наткнулся на оружие человека-волка. Вчера Гаал прислонил палку к дереву, на котором провел ночь. Сейчас оружие можно было рассмотреть лучше. Прямой тонкий ствол на одном конце сохранил следы топора, другой расщепили и воткнули острую кремневую пластину. Вставку перетянули полоской из звериной шкуры, залив сверху чем-то похожим на отвердевшую смолу. Пощупав каменное острие, Гаал со страхом представил, как оно втыкается в плечо, разрывает мышцы. Потом подумал, что с такой палкой легко можно защититься от любого хищника, и решил показать оружие тому, кто лучше всех знал в этом толк.
Не желая отпускать, лес пытался закружить и запутать. Несколько раз пришлось снова залезать на дерево и уточнять дорогу. Но, несмотря на это, он быстро смог выйти на заболоченный край знакомой поляны. Когда подходил к стойбищу, солнце только успело выглянуть из-за вершины холма. Сородичи еще спали, но в полусотне шагов от землянки поднимался вверх дымок костра.
Хозяин камня жил особняком, возле осыпи, где брал материал. Кун не принадлежал к их роду. Пару зим назад, похожий на отощавшего зверя, он вышел к костру и знаками попросил есть. Старшая мать велела накормить его горячей похлебкой. Пока пришелец, проглатывая целиком луковицы, жадно хлебал густую жижу, она вместе с колдуном обсуждала, как поступить дальше. Склонялись к тому, чтобы принести чужака в жертву лесным духам. В холодную пору, когда подходили к концу связки сушеных корней и грибов, оставлять прожорливого едока, никто не собирался. Но видимо пришелец, даже не зная их языка, понял, что его ждет. Опустошив миску, он подполз на коленях к обложенному камнем очагу, поднял два небольших обломка и стал ловкими ударами заострять кромку. Временами он произносил долгий звук Ку..ун, показывал то на себя, то на камень, и снова принимался за работу.
На исходе осени в полнолунье исчез прежний хозяин камня, и тут, вроде бы, лесные духи сами посылали замену. Куну ( так стали его называть) позволили остаться. И вскоре он начал изготавливать топоры и ножи, даже лучше, чем делал это предшественник. Однако, спать в землянке и питаться из общего котла ему не позволялось. Считалось, что инородец мало чем отличается от зверя и не может освоить человеческую речь. Но Гаал, иногда приносивший изгою еду, знал, что это не так.
Подходя к костру, юноша наткнулся на разбросанные по траве почерневшие пластины. Ему уже доводилось видеть, как Кун, нагрев на костре камни, поливает их холодной водой. После чего цельные куски покрывались сеткой трещин, и при ударе рассыпались на части. Наиболее удачные сколы шли в дальнейшую обработку, и сейчас они лежали на выщербленной поверхности большого плоского валуна. Сам хозяин мастерской сидел у костра спиной к Гаалу, и держал над огнем ветку. От нанизанных на нее кусочков исходил резкий незнакомый запах.
Услышав за спиной шаги, Кун быстро спрятал ветку в траву. Оглянувшись, прорычал что-то на языке лесных зверей. Потом медленно подбирая слова, спросил, что Гаал делает, здесь в такую рань. И тут взгляд его впился в оружие ночных гостей. Вскочив, Кун вырвал палку из рук, стал пристально рассматривать, трогать острие, что-то бормоча и цокая языком. Тем временем, Гаал пробовал объяснить, что такое оружие может хорошо послужить роду. Он не был уверен, понимает ли его хозяин камня, и для убедительности подкреплял речь жестами. Но Кун неожиданно прервал монолог. Голос звучал странно, однако, слова вполне можно было разобрать:
- Думаешь, я не знаю, как делать длинные ножи! Но ваш колдун наложил на них табу. Прежний хозяин камня нарушил запрет и вскоре в полнолуние его забрали. Колдун мне сам это рассказал...
Тут Кун с испугом оглянулся на лес, будто кто-то в чаще мог их разговор слышать. Потом раздраженно махнул рукой, приказывая уйти. Оружие он забрал, велев никому ничего не говорить.
Только сейчас Гаал окончательно осознал, что тоже нарушил сразу несколько строгих запретов. Первой мыслью было тихо пробраться на свою лежанку и встать вместе со всеми. Но, на подходе к костру, он увидел согнувшуюся фигуру. Вороша палкой тлеющие угли, колдун что-то бормотал. Глаза были закрыты. Гаал хотел проскочить мимо, но услышал приказ остановиться. Прозвучало это почти так, как ночью в лесу. Подняв разрисованное угольными полосами лицо, старик жестом поманил к себе.
Не дожидаясь вопросов, Гаал начал оправдываться, что поднялся по утренней нужде, а потом решил посмотреть, как восходит солнце. Колдун жестом велел подойти ближе, потом с шумом вдохнул воздух:
- А почему от тебя пахнет ночным лесом? Где поцарапал плечо, и что за полосы на боках?
Гаал лихорадочно попытался сообразить, что ответить. Но вдруг понял:
"Врать бесполезно! Старик читает мысли..."
Глава 4
Никогда Гаал даже не мог представить такое:
"Обречен на смерть, и никто не подал голос в защиту!"
От отчаяния он стал кричать про тех, кто приходит из леса. О том, как они ночью увели Ойлу. Что эти твари больше похожи на волков, чем на добрых лесных духов. В какой-то момент показалось, будто среди сородичей прошел ропот. Но потом начал говорить колдун, и все, словно оцепенели. В какой-то момент юноше даже показалось, что старик произносит подслушанные им ночью рычащие звуки.
Когда колдун выкрикнул приговор, его дружными криками поддержали. В последней надежде Гаал посмотрел на старшую мать, и по ее лицу вдруг понял, что хранительница рода колдуна ненавидит. Но и спасать жертву она не собиралась.
Еще раз проверив, крепко ли затянуты ремни, Мрак обошел вокруг дерева:
- Не страшно тебе ждать? Может лучше сразу...
Достав из сумки костяной нож, падальщик демонстративно провел им возле горла. Гаал молча отвернулся.
- Как хочешь, - равнодушно произнес Мрак и махнул подручным:
- Уходим!
Когда они скрылись в лесу, Гаал подумал, что второй раз лишил себя возможности умереть быстро. Сначала своими выкриками разозлил колдуна и тот решил, что Великая Мать не примет такой жертвы, а сейчас отказался от предложения Мрака. Что его ожидало, когда появятся существа из леса, Гаал не знал. Неизвестность вселяла еще больший ужас, но с проснувшейся вдруг жадностью он хотел еще хоть немного пожить. Послушать, как поют птицы, увидеть отблески заходящего солнца и может быть даже появление первых звезд. О том, чтобы еще раз увидеть рассвет даже не мечтал. Но пока был жив, даже боль от впившихся в кожу ремней принимал, как великую радость.
Попытки освободиться он начал, как только остался один. Но вымоченные в воде ремни, быстро высыхая, только сильнее впивались в кожу. Несмотря на боль, он упрямо пытался ослабить путы. В голове, тем временем, одна за другой всплывали хорошо знакомые картины:
Сколько Гаал себя помнил, вся жизнь сородичей протекала в крохотном мирке среди нескольких заболоченных полян, и с самого рождения была опутана табу:
-Не заходи в лес, не перекочевывай на новые места. В пищу потребляй лишь то, что растет в земле, траве, ветках.
Даже делать длинные палки с каменным наконечником, оказывается, запрещало табу!
"Кто устанавливал запреты? Великая Мать? Колдун? А может те, кто приходит из леса..."
Гаал вспомнил, как старшая мать смотрела на колдуна. Она была единственной, кто мог знать его молодым. Хотя, были ли эта властная женщина и высохший, словно мертвое дерево, старик когда-нибудь молодыми? И какая тайна могла прятаться в их прошлом...
Перетянутые кисти онемели. Но Гаал не хотел сдаваться и пытался растянуть ремни, раскачиваясь телом. В какой-то момент показалось, что путы немного ослабли. Двигая пальцами, он начал разрабатывать руки. В лесу, тем временем, быстро смеркалось. Юноша попытался представить, как сородичи соберутся вокруг большого костра, и вдруг подумал, что не хочет туда возвращаться. Все привычное и хорошо знакомое теперь показалось вялотекущим бесконечно-длинным сном, и сейчас ему очень хотелось проснуться. Но сначала надо было обрести свободу!
Ожившая рука отозвалась колкой болью. Гаал попытался просунуть ее под ремнями. Почти получилось, но в этот миг кусты на другом конце поляны раздвинулись. Существа с волчьими головами, молча, вышли из леса и направились прямо к нему. Один остановился напротив, и показалось, что из оскаленной пасти на жертву внимательно смотрят человеческие глаза.
Когда человек-волк достал нож, Гаал зажмурился и ждал, как острие разорвет горло. Но вдруг почувствовал, что за спиной разрезают ремни.
Подняв на ноги, ему снова скрутили кисти и погнали по петлявшей среди кустов и деревьев тропе. В сумерках Гаал еще мог видеть впереди мохнатый затылок и торчащие уши. Над волчьей головой, задевая ветки, покачивалось каменное острие. Тупой конец другой палки, подгоняя пленника, тыкал его в спину. Теперь Гаал почти поверил, что следующий рассвет еще увидит. Но то, что ждало впереди, возможно было куда страшнее, чем короткая боль и перелет к душам предков в поля вечного заката.
Глава 5
Чаща неожиданно отступила. Светлая полоса еще растекалась над горизонтом, а хорошо утоптанная тропа теперь вела через луг к небольшому опоясанному оградой холму. На острых концах кольев белели черепа. Некоторые принадлежали крупному зверю, но преобладали головы поменьше. Круглые лишенные рогов и клыков, они смотрели пустыми глазницами в лес, и от этого взгляда веяло жутью.
Когда подошли ближе, навстречу выбежала стайка мальчишек. Они совсем не походили на волчат и вели себя, как обыкновенные дети. Прыгая вокруг пленника, что-то лопотали, смеялись, то показывая на него пальцем, то потирая себя ладошкой по животу. Идущие впереди нагнулся и что-то прорычал, ребятишки с визгом бросились обратно к проему. Вскоре и Гаал оказался внутри ограды. В сумерках он успел рассмотреть несколько строений из толстых бревен и посреди них большой костер.
Пленника подвели к другой маленькой и тесной ограды. Развязав руки, втолкнули внутрь. Проем за спиной закрыли связкой бревен. В нос сразу ударил запах нечистот, и Гаал увидел, как к дальней стене испуганно жмутся какие-то существа.
От шевелящейся массы отделилась согнутая фигура. Подойдя ближе, человек заговорил. Слова звучали необычно, хотя, в целом, речь можно было понять. Гаал вспомнил легенду о семи дочерях Великой матери. Сначала все они говорили на одном языке и жили большой семьей. Но когда прародительница ушла в мир духов, сестры поссорились и вместе со своими детьми разошлись в разные стороны. Теперь бывших сородичей иногда видели на дальнем конце лесной прогалины, но, приблизиться и заговорить не пытались.
Назвав себя Хор, человек спросил, как зовут новичка и откуда его привели. Выслушав сбивчивые объяснения, радостно закивал головой. Возможно, еще недавно он и сам собирал луковицы и коренья где-то на соседних полянах. И сейчас, под грузом общей беды, древняя вражда семи сестер больше не стояла между ними. Но когда Гаал поинтересовался, что с ними теперь будет, Хор, испуганно приложил ладонь ко рту. Говорить о своей дальнейшей судьбе пленникам запрещало табу.
От сбившихся в кучу людей пахло немытыми телами и впитавшимся в пот страхом. Сев подальше, Галл устало прислонился к ограде. На быстро темнеющем небе зажигались звезды. И его опять захлестнула радость просто от того, что снова их видит. И тут послышалось монотонное пение и звуки, похожие на удары по дереву палкой. Пленники взволнованно зашептались, а когда сквозь темноту прорвался истошный крик, все упали лицом вниз. Немного погодя крики и пение прекратились. По земле сквозь прорехи в ограде пополз дымок. Он нес уже знакомый запах. Почти также пахла пища, которую поджаривал на огне мастер камня. Но сейчас запах был сильнее и резче.
Гаал вспоминал, как еще утром разговаривал с Куном. Но, теперь казалось, что с тех пор прошла вечность. А голоса и смех со стороны костра становились все громче. Потом на смену им пришли звуки, похожие на пиршество волчьей стаи. Гаал уже начал догадываться, что там происходит, но пока еще сознание не хотело в себя это впускать .
Глава 6
Когда выглянуло солнце, очень захотелось поверить, что ночные страхи, лишь дурной сон. Лучи весело играли на верхушках кольев. Нежно-розовые облака плыли по голубому небу. Где-то, совсем рядом, весело щебетали птицы. Вскоре за оградой послышались голоса, бревна из прохода убрали и внутрь вошли двое. Звериные головы сейчас болтались на ремешках за плечами, и можно было хорошо рассмотреть человеческие лица. И все же в правильных, и даже красивых чертах, улавливалось что-то хищное волчье. От своего нового знакомого Гаал уже знал, что хозяева называют себя куру, а пленников кша-ки, означавшее на их языке "живая пища".
Насмешливо осмотрев сбившихся в кучу людей, куру приказал выходить наружу. Потом всех осмотрели и отделили двоих.
-Теперь их будут много-много кормить,- прошептал на ухо Хор. В голосе слышался скорее страх, а не зависть. На избранников старались не смотреть, и они, словно оцепенев, глядели себе под ноги. Вскоре, куру постарше повел их на другой конец селения. А его молодой напарник приказал разобрать плетеные корзины. Сложенные в высокую стопку, они стояли с внешней стороны изгороди, и каждому досталось по одной штуке. Махнув рукой, куру пошел к внешней ограде, пленники послушно потянулись следом. На вид этот парень был чуть старше Гаала. Двигался легкой упругой походкой. В руках куру держал толстую палку с каменным наконечником, а оскалена волчья пасть прыгала на спине между лопаток.
По дороге Гаал обернулся. Двое выбранных шли с обреченной покорностью, согнув спины и вяло шевеля ногами.
"Кша-ки - живая пища!" - вспомнил Гаал, и в душу снова пополз вчерашний ночной ужас.
Поляна за оградой выходила на небольшое болотце, где по кромке берега торчали толстые стебли водяного лука. Растянувшись в цепочку, пленники приступили к сбору. Куру сел чуть поодаль на нагретом солнцем пригорке, положив рядом палку. Казалось, он не следил за пленниками, а смотрел куда-то вверх на плывущие облака. Тем временем, Гаал прокручивал в голове план побега:
"Если со всех ног броситься вдоль берега, то куру испугается упустить остальных и не побежит следом. Пока будет звать подмогу, успею обогнуть болото и добраться до леса..."
Лесная чаща теперь снова виделся защитником и другом. Но, глядя на пленников, Гаал все меньше верил, что они тоже попытаются бежать:
" Куру велит им стоять, и они покорно встанут. А сам бросится за мной. И надо добежать до кустов раньше него..."
Делая вид, что продолжает собирать луковицы, Гаал переместился на самый край цепочки, и тут же услышал приказ. Опять его, словно зацепила невидимая петля, и ноги застыли на месте. Поигрывая палкой, куру неспешно двинулся в его сторону. Потом жестом велел подойти Хору. Тот, опустив голову, поспешил на зов. Достав из плетеной сумки кожаный ремень, надсмотрщик кинул его Хору и приказал пленникам связать друг с другом ноги. Когда они, уже в связке, заковыляли к своим корзинам, Хор прошептал:
- Они тебе пока не верят!
День длился бесконечно долго. Пару раз куру позволял сделать короткий привал и съесть немного из собранных луковиц. Но перед этим приходилось, встав на колени, многократно произнести:
- Мы кша-ки! Куру добрый хозяин!
Гаал послушно повторял это вслед за другими, в голове, тем временем, крутилось:
" Главное самому в это не поверить!"
Когда на горизонте наметились признаки заката, корзины уже были полны. Надсмотрщик велел возвращаться, и теперь шел сзади, подгоняя все еще связанную пару. Путы он разрешил им снять только внутри внешней ограды.
Корзины сложили возле большого костра. Потом куру повел пленников к месту ночлега, а Гаалу и Хору велел ждать. Они остались одни. Рядом, над тлеющим углями висел большой глиняный котел. От кострища поднимался дымок. И Гаалу казалось, что опять чувствует вчерашний ночной запах. Мысль о побеге, он тут же прогнал. После проведенного на ногах дня, усталость стягивала мышцы. Вокруг было много куру, а у самого проема собрались несколько мужчин в сдвинутых на затылок волчьих шапках. Воткнув в землю длинные палки, они что-то громко обсуждали, помогая языку руками.
Вернувшись, надсмотрщик велел взвалить на каждое плечо по корзине и идти за ним. На противоположной стороне изгороди, обнаружились два загона, огороженные частоколом из тонких молодых деревьев. В один из них направили Гаала. С трудом протиснувшись с корзинами в узкий проход, он услышал испуганный шепот. У дальней стены пугливо сбились в кучу около десятка женщин. Среди них он сразу узнал толстуху Ойлу. Остальные были ей под стать, все с оплывшие лицами и округлыми животами. На вошедшего смотрели с испугом. Высыпав еду на землю, Гаал собрался уходить, когда услышал свое имя. Оплывшее существо, в котором с трудом смог узнать свою сильно растолстевшую сестру Кару, шагнуло к нему. Первым порывом было броситься навстречу, но обострившееся чутье подсказывало этого не делать. Не произнеся ни слова, он повернулся спиной и вышел наружу.
Глава 7
Потянулись похожие друг на друга дни. Доносившиеся ночью от костра звуки вскоре перестали вызывать запредельный ужас. Днем Гаал послушно набивал корзины болотным луком. Вскоре, на прогретых солнцем пригорках, начал поспевать и лунный корень. Выкапывая похожие по полную луну клубни, сородичи обычно использовали заточенную палку. Теперь же приходилось рыхлить землю ногтями. От чего пальцы огрубели и стали плохо гнуться.
Во время коротких передышек Гаал вместе со всеми с тупым смирением повторял, что он "живая еда". Однако, его по-прежнему держали в связке. Молодому и сильному пленнику хозяева, все еще не доверяли.
Жизнь походила на затянувшийся дурной сон. И все-таки, о побеге он не прекращал думать. Незаметно освободиться от пут не представлялось возможным. Это бы не дал сделать и товарищ по несчастью. Любых проявлений непокорности Хор, как и остальные пленники, смертельно боялся. Когда Гаал ночью, прыгнув до верха загородки, пытался подтянуться, его стащили вниз. Потом долго испуганно объясняли, что куру следят за пленниками и денем и ночью, а в темноте видят не хуже, чем при солнечном свете. Так что, оставалось одно - бежать утром на выходе из ограды, до того, как свяжут ноги. И лучше всего это было сделать, когда пленников выводил старший куру. Гаал уже приметил, что этот надсмотрщик слегка прихрамывает на левую ногу. Несколько раз юноша готов был рискнуть, но все время что-то останавливало. То по пути к лесу попадались другие куру, то начинала вдруг болеть нога, или просто появлялось предчувствие, что сейчас этого делать не стоит.
Впрочем, за свою судьбу он уже почти не боялся. Лишь одна из тревог, так до конца и не притупилась. Каждый раз, когда приходилось относить женщинам еду, Гаал пристально всматривался в оплывшие лица, и радовался, когда видел среди них свою сестру и Ойлу.
Однажды вечером привели еще одного пленника. Чем-то он походил на дикого лесного зверька. Забившись в угол, затравленно смотрел вокруг, и на попытки заговорить отвечал рычанием. На следующее утро куру сразу приказал Гаалу привязать свою левую ногу к правой ноге новичка. Так что, пришлось идти в связке от самого загона. В отличие от Хора, с которым научились шагать в такт, новый пленник все время дергал в сторону. Пару раз они даже упали, получив за это по увесистой затрещине тупым концом палки. Еще хуже пришлось, когда дошли до места. В этот раз сборщики снова растянулись вдоль кромки берега. Дергаясь из стороны в сторону, новичок брызгал болотной жижей. Вырванные луковицы сразу пытался съесть, за что несколько раз получал по ребрам. Заодно доставалось и Гаалу. Сопровождавший их в тот день молодой куру на удары не скупился.
Во время короткого отдыха, связанные сели недалеко от воды на небольшом пригорке. В ногах стояла на одну треть полная корзина. Ухватив самую большую луковицу, новичок жадно вонзил в водянистую мякоть зубы. В затравленном взгляде читался страх, что еду отнимут. И Гаал неожиданно почувствовал к этому звероподобному существу острую жалость. Но вскоре это чувство исчезло. Они снова в одной связке двинулись вдоль кромки болота. Брызгая жижей и дергая ремень, сосед теперь вызывал только злобу. И вдруг, истошно завопив, он схватился за руку. Гаал успел увидеть, как сквозь осоку гибкой лентой проскользнула змея.
Упав на спину, укушенный продолжал кричать и в судороге бить по воде ногами. Подбежавший надсмотрщик приказал вытащить беднягу на берег, и перерезал связывающий его и Гаала ремень.
Пока куру работал ножом, палка с каменным наконечником лежала в двух шагах за спиной. Гаал сделал к ней осторожный шаг. В голове промелькнуло:
" Сейчас, или уже никогда!"
Превозмогая оцепенение, он заставил себя поднять оружие. И когда рука ощутила увесистую тяжесть, с плеч словно свалился давно давивший груз. Однако, Гаал все еще медлил. Какая-то незримая сила мешала нанести удар. Словно в кошмарном сне, он видел, как куру поворачивает голову. Как двигаются его губы, и на молодом еще безволосом лице удивление сменяет страх.
Слова, заставлявшие подчиняться, все-таки успели прозвучать. Однако, в этот раз страх лишил приказы былой силы. Каменный наконечник, взметнувшись, описал в воздухе полукруг. Послышался глухой удар и куру, разбрызгивая болотную жижу, упал. Несколько мгновением Гаал в оцепенении смотрел, как вокруг головы в мутной воде расползаться темное пятно. С мистическим ужасом за происходящим наблюдали и остальные. Наконец, придя в себя, Гаал подошел к лежавшему и снял с него сумку. Повернувшись к пленникам, показал на лес. Никто не двинулся с места, и к спасительной зеленой стене он отправился один, постепенно переходя с шага на бег.
Прежде чем нырнуть под защиту деревьев, Гаал еще раз оглянулся. Двое пленников вытаскивали на берег куру, остальные по-прежнему пребывали в оцепенении. И только один убегал к лесу стараясь обогнуть болотце с другой стороны.
Глава 8
Гаал не был охотником, и не знал, как запутывает следы заяц. Но сейчас в него словно вселился дух лесного зверька. Добравшись по тропе до ручья, он побежал по воде. Стараясь сбить погоню со следа, выскакивал на берег и прыжком возвращаясь обратно. Наконец, совершил то, что преследователи вряд ли могли ожидать. Перепрыгнув с одного берега на другой, побежал обратно.
Снова оказавшись перед поселением куру, он обогнул его по лесной кромке. Выбрав подходяще дерево, забрался наверх и постарался поудобней устроиться в широкой развилке. Из своего убежища, Гаал сквозь листву наблюдал, как около двух десятков мужчин в волчих капюшонах, растянувшись в цепочку, двинулись к лесу. С дерева хорошо была видна и изгородь. В нескольких местах толстые колья накренились и разошлись. Запомнив к этим прорехам дорогу, он достал из сумки надсмотрщика ремень, привязал себя к дереву и постарался заснуть.
Когда открыл глаза, давно перевалило за полдень. Спустившись, он размял ноги, и попытался заглушить жажду несколькими горстями ягод. Потом с помощью ножа срезал и положил в сумку несколько коротких веток. Куски дерева помогали его сородичам во многих делах и сейчас тоже могли оказаться полезны.
Услышав со стороны поляны голоса, Гаал снова забрался на дерево. Оказалась, что возвращается посланная за ним погоня. Теперь куру шли толпой. Размахивая руками, что-то обсуждали. Когда стало смеркаться, появились и бывшие товарищи Гаала. Они медленно двигались с полными корзинами на плечах. Все теперь были связанны в пары.
В сопровождении надсмотрщика, вернулись несколько женщин. Эти пленницы тоже собирали коренья, и Гаал иногда видел их согнутые спины на другом конце луга. Когда последняя сборщица скрылась в проходе, его закрыли связкой из заостренных бревен. Они казались ниже остальной ограды. Но куру могли оставить у входа охрану, и Гаал решил, что безопасней попытаться пролезть внутрь, как намечал раньше. Когда совсем стемнело, он покинул убежище. Палку с каменным наконечником держал в руках, сумка болталась за плечами. Каждый шаг, был просчитан еще днем, но, уткнувшись в ограду, он долго шел, ощупывая колья, пока не обнаружил, где они разошлись сильнее.
Прореха была узкой, но наверху расширялась. Уперев в щель древко дубины, Гаал оттолкнулся от него, цепляясь пальцами за сухую кору, протиснулся между кольями и оказался внутри ограды. Посреди селения что-то ярко полыхало. Присмотревшись, он различил поднятый над землей горящий помост. Вокруг, в отблесках огня монотонно раскачивались волчьи головы. Слышалось заунывное пение и женские вопли. Куру провожали сородича в долину предков.
"А если бы они знали, что убийца сейчас здесь, рядом?"
С трудом превозмогая страх, Гаал двинулся дальше. Темнота еще сильней сгущалась за пределами освещенного круга. Под ее покровом все выглядело иначе, но, проходя здесь днем, он запоминал каждый шаг и быстро нашел дорогу. Загон был открыт. Возможно, кого-то недавно забрали, и еще могли вернуться за новой жертвой. Когда Гаал шагнул внутрь, женщины, крича от страха, сбились у дальней стены. Назвав сестру и Ойлу, он услышал только испуганные причитания. Видимо опоздал!
Пятясь к выходу, Гаал позвал еще раз. Живой пище запрещалось иметь свои имена. Казалось, называя их, он снимает колдовское заклятье. И тут от плотной кучи дрожащих тел, отделилась знакомая фигура. Дотронувшись до его руки, Ойла убедилась, что ночной гость не бестелесный дух, вернулась назад и вытащила за руку упирающуюся Кару.
По дороге Гаал несколько раз оглядывался, боясь, что сестра отстанет. Но Кара, переваливаясь на толстых ногах и тяжело дыша, упорно шла следом за ними. Когда нашли прореху, Гаал сначала протолкнул в щель Ойлу. С сестрой все оказалось намного сложнее. За время, проведенное в загоне, тело молодой женщины ослабло, отяжелело и плохо ей подчинялось. Царапая пальцами по сухой коре, Кара безуспешно пыталась схватиться и почти не помогала себя поднимать. Подталкивая ее сзади, Гаал налегал на тучные ягодицы всем телом и чувствовал, что внутри вот что-то порвется. Наконец, после очередной неудачной попытки, они без сил опустились на землю. И тут из-за изгороди подала голос Ойла. Сняв свой набедренный пояс, она предложила тянуть Кару с другой стороны. Гаал тут же вспомнил про ремни в сумке. Доставая их, наткнулся на обломки веток, и пришла спасительная мысль.
Нечто подобное ему уже приходилось делать, собирая плоды с высоких разветвленных деревьев. Тщательно обрабатывая ножом концы палок, он старался не думать, про время. А оно, как казалось, стремительно несется вперед, и небо скоро окрасят лучи рассвета.
Сделав на бревнах надрезы, Гаал постарался как можно глубже вогнать в них заостренные концы палок. Получилось что-то вроде деревянной опоры. Первой ступенькой стал он сам. Лежа на спине, схватил ногу сестры, и, что есть силы, подтолкнул вверх. Потом, быстро вскочил и стал подталкивать сзади. С другой стороны тянула за связанные ремни Ойла. Когда Кара поднялась еще выше, послышался треск, Но она уже просунула в проем локоть, дальше удалось продавить живот, и, наконец, вскрикнув от испуга, женщина скатилась с противоположной стороны ограды.
К счастью, при падении Кара ничего не повредила. И вскоре Гаал и Ойла, переходя на бег, тянули ее за собой ремнями. Когда добрались до кромки леса, Гаал позволил женщинам немного передохнуть. Оглянувшись, он кинул последний взгляд на селение. Небо над оградой чуть просветлело, и в серой дымке проступали белые черепа на кольях. С ненавистью сжав рукоять дубины, он мысленно дал себе клятву, что еще вернется сюда, но уже не как пленник.
Глава 9
Большую часть пути проделали по тропе. Но потом, опасаясь засады, Гаал велел свернуть в чащу. Когда, наконец, выбрались на открытое пространство, солнце успело подняться над лесом. Стойбище проснулось. Сборщики, разделившись на группы, обсуждали, кто сегодня пойдет на болотный лук, а кто копать лунный и заячий корень. Когда увидели идущих из леса, некоторые от страха и удивления даже выронили корзины. Сжимая в руках дубину, Гаал медленно приближался к костру. На него и спутниц смотрели, как на вернувшихся из долины предков. Но неожиданно тишину разорвал радостный крик. Митра бросилась обнимать подругу. Теперь за спиной стояли уже три женщины. Слабая, но все-таки защита!
Когда старшая мать велела говорить, Гаал впервые ощутил, сколь много значат издаваемые ртом звуки. Они связывали, разъединяли, могли вызвать смех, разжечь гнев, заставить проявить покорность, или вернуть свободу. Тщательно подбирая каждое слово, он стал говорить, как куру привели его в селение. Про мертвые головы на ограде, и ползущий по ночам от костра запах. Рассказал, как пленников держат в загоне, и что с ними происходит дальше. Слушая его, сородичи испуганно молчали. Гаал чувствовал, как слова обретают над ними власть. Но договорить не удалось. Издав похожий на рычание звук, вперед выскочил колдун. Подпрыгивая, словно его жалили пчелы, старик закружился, тыкая во все стороны узловатой сухой палкой. То поднимая лицо вверх, то опуская к земле, он взывал к духам. Слова заклинаний были незнакомы сородичам, но Гаал уже знал, что так говорят между собой куру.
Прекратив кружиться, колдун направил свой жезл в грудь юноши. В тишине зазвенел его тонкий старческий голос:
- Беда! Великая беда! Духи велят выдать его тем, кто приходит из леса. Иначе уведут всех.
Мрак и еще несколько мужчин вышли вперед. Но, когда Гаал прокрутил в воздухе дубиной, остановились .
- Схватить его!- взвизгнул колдун. Но мужчины выполнять приказ не спешили, а потом даже попятились назад. Из-за спины юноши, выставив перед собой оружие куру, шагнул Кун. Направив наконечник в грудь старика, хозяин камня насмешливо произнес:
- Я видел, как ты вчера говорил с духами! А может, это были те, кто приходит из леса?
Дальше Кун обращался уже ко всем:
- Я, не один из вас. Мой род охотников и смелых мужчин ведет свое начало от огненной рыси. Когда-то мы кочевали в окрестных лесах. Добывали кабанов, оленей, лосей, и питались их мясом. А когда пришли пожиратели человеческой плоти, мы не признали их табу, и не стали живой пищей. Тогда, пожиратели начали охотиться на нас...
Договорить снова не дал колдун. Издав уже ни на что не похожий звук, он закружился, с пеной у рта выкрикивая заклинания. Казалось, на призыв со всех окрестных лесов и болот слетаются духи. Их тени метались над головой старика. Воздух дрожал от рычания и стонов. Все, и даже Кун, в страхе попятились назад. Колдун снова обретал власть. И вдруг, высоко подпрыгнув, он упал на землю, несколько раз дернул ногой и затих. Первой к нему отважилась подойти старшая мать. Присев на корточки долго всматривалась в искаженное судорогой лицо, пальцами закрыла веки, и, поднявшись, объявила:
- Ушел к своим предкам! А что теперь делать нам?
Последние слова она обращала только к Куну. Хозяин камня, почтительно склонил голову, но уже скоро отдавал приказы.
Взяв с собой только то, что легко унести, они уходили от мест, где прошла вся жизнь. Некоторые с грустью оглядывались назад. Но Гаал не разделял чувства сородичей. На этих обильных едой полях, они с самого рождения были "живой пищей". Сейчас же впереди в пугающей неизвестности мерцала свобода.
Под конец дня к ним примкнула группа молодых женщин и мужчин. Их вел Хор. Тоже отважившийся на побег, он всю ночь блуждал в лесу. Наконец, этим утром добрался до своего стойбища и уговорил часть сородичей уходить.
Забыв старую вражду сестер-прародительниц, два рода теперь шли вместе. Когда наступила ночь, Кун позволил лишь короткий отдых. При первых признаках рассвета двинулись дальше. К вечеру вышли к большой воде. Видевшие раньше только мелкие ручейки и поросшие камышом болота, с восхищением и страхом смотрели, как неспешно несет свои прозрачные струи могучая река. Не дав отдохнуть, Кун велел рубить деревья и вязать плоты. Голодные и уставшие люди начали роптать. Но Гаал знал, что Кун прав. И, возможно, сейчас по их следам двигается хищная стая куру.
Когда плоты уткнулся в песок на противоположном берегу, Кун велел спрятать их в камышах, пройти еще немного вглубь леса и, наконец, сделать привал. Из кожаного мешка достали тлеющие угли и развели костер. Женщины успели собрать пару корзин неспелых плодов. Их нанизывали на ветки и поджаривали на огне. Немного утолив голод, Гаал отошел от костра и вернулся к реке. На широкой глади воды догорала полоса заката. Противоположный берег уже погрузился в темноту. Где-то там, среди черной стены леса тоскливо кричала ночная птица. Под ногами, предвещая жаркий день, стрекотали невидимые в траве крохотные существа. Темнота вокруг казалось ласковой, теплой и порождала неведомое раньше чувство. Гаал не мог выразить его словами, люди подберут их потом через много тысяч лет. А сейчас он просто чувствовал, что у ног плещется не просто большая вода, а граница между прежней и новой, похожей на легенду о "счастливых полях" жизнью.
Когда на плечо легла тяжелая рука, Гаал от неожиданности вздрогнул. Охотник из рода огненной рыси умел приближаться беззвучно.
- Смотришь, жалко уходить? - с усмешкой поинтересовался Кун. И уже серьезно добавил: - Смотри, смотри. Запоминай дорогу. Тебе еще предстоит вернуться...
Эпилог
Осторожно раздвинув ветви, Гаал увидел селение куру. По прошествии многих лет, здесь мало что изменилась. Фиолетовый закат подсвечивал черепа на верхушках кольев. Вот только, прорех в ограде образовалось больше. Колья накренились, и проникнуть внутрь стало намного проще. Но пока, все равно, надо было дождаться темноты.
Он отступил назад. Над головой отчаянно верещали птицы, но больше присутствие людей ничего не выдавало. Даже сложно было поверить, что рядом прячется около сотни вооруженных мужчин. Шепотом передав по цепочке приказ, Гаал устало опустился на землю. Годы давно перевалили на вторую половину, и тело все чаще требовало отдых. Прислонившись спиной к сухому стволу, он пребывал в полудреме, Однако, часть сознания продолжала бодрствовать, вытаскивая из памяти ярки картины:
Плен. Пропахший нечистотами загон. Ползущий от костра запах паленой человеческой плоти. Побег. Спасение. Смертью колдуна. Исход...
Переправившись через большую воду, они еще много дней шли среди лесов, залитых солнцем полян, огибали небольшие озера и заросшие камышом топи. По дороге, как река ручьи, вбирали в себя мелкие группы охотников (осколки рассеянного и почти истребленного рода огненной рыси). Наконец, в долине, посреди поросших молодым лесом холмов решено было остановиться. Началась, новая, подчиненная другим правилам жизнь.
Гаал вспоминал, как учился добывать лесного зверя. Как радость удачного броска сменила острая жалость при виде умирающего оленя. Как просил у духа убитого прощение. А потом сначала со страхом и отвращением, но постепенно входя во вкус, впервые пробовал жаренное мясо.
С изменением рода занятий, главными добытчиками становились мужчины. Это в корне меняло обычаи и строй жизни. Во главе племени теперь стоял вождь. Почитание лесных духов и огненной рыси постепенно оттесняло Великую Мать. Мальчиков перестали приносить ей в жертву. И сейчас, больше половины его отряда составляли молодые парни. Их сила и ловкость в союзе с опытом более старших не оставляли пожирателям людей возможности спастись. Надо было только еще немного подождать...
Луна так и не выглянула из-за плотных облаков. Чтобы не допустить неизбежной в темноте неразберихи, Гаал решил атаковать селение на рассвете. Когда черноту ночи сменила серая предрассветная дымка, отряд беззвучно покинул укрытие. Каждый заранее знал, что должен делать. Несколько самых ловких и молодых кинулись к ограде и скоро исчезли в прорехах. Остальные, растянувшись толстой змеей, двинулись в обход. Когда они достигли прохода, с противоположной стороны послышался сдавленный крик, загородка с громким стуком упала. Внутри кто-то успел проснуться, слышались призывы защищаться, испуганные женские вопли, но было поздно. Вооруженные копьями и топорами враги уже врывались в ограду.
Отряд был разбит на несколько групп. Каждая атаковала одно из деревянных строений. С десяток самых сильных и опытных мужчин следовали за вождем, готовые вмешаться, где потребуется помощь. Но на этот раз они в бой так и не вступили.
Все произошло неожиданно быстро. Застигнутые врасплох куру почти не сопротивлялись. Да и тяжело было погонщикам живой еды сражаться с теми, кто мог в одиночку добыть кабана или матерого лося. Когда солнце только выглянуло над оградой, от племени истребившего или превратившего в живой корм всех соседей осталось только несколько десятков насмерть перепуганных детей и женщин. Сбившись в кучу, они жалобно, как молодые волчата, скулили. А Гаал тем временем раздумывал, как поступить. Прежде чем уйти в долину предков, старый вождь завещал истребить всех пожирателей человеческой плоти. И все же, его преемник колебался. Слишком жалкими и безобидными выглядели сейчас враги!
Растянувшись длинной змеей, отряд уходил в сторону родной долины. В середине, покорно опустив головы, двигались пленные. А Гаал все еще сомневался в принятом решении. Побежденные были обречены на жалкую жизнь. Самый тяжелый и грязный труд днем, вечером последний кусок и дальнее от костра место. Но с тех пор, как смешалось несколько родов, уже не было прежнего деления на своих и чужих. Детей пожирателей человечины через какое-то время перестанут отличать от остальных. А дети их детей окончательно вольются в племя и забудут своих предков.
" А вдруг, не забудут! И через много-много лет, когда лишь в страшных сказках будут вспоминать тех, кто ночью приходит из леса, черная кровь снова даст о себе знать..."
Но вождю не престало колебаться, тем более, отказываться от принятых решений. К тому же какая-то сила внутри все еще накладывала на избиение беззащитных табу. И стараясь не заглядывать далеко, Гаал гнал мысли, мешавшие вкусить радость победы.