Когда в свой день рождения Алина пришла на работу, у монитора ее уже ждал подарок: на позолоченной подставке лежал хрустальный шарик. Даже в полутьме грани искрились, разбрызгивая радужные блики по стенам. Алина была в шоке - такого ей было ждать не от кого. Ничего не прояснила и маленькая открытка, выглядывавшая из-под золоченой подставки. Текст был стандартным:
Дорогая Алина!
Поздравляю тебя с Днем Рождения! Желаю счастья и исполнения желаний!
Однако рядом с датой не было подписи. То ли рассеянный даритель забыл поставить, то ли нарочно интригует. Подарок был явно недешевым. "От Сваровски, что ли", - в растерянности подумала Алина. Она не захотела оставлять шарик на столе - пойдут расспросы, а что отвечать? Весь день она ждала: не будет ли кто-нибудь вести себя как-то по-особому, но никто не только не признался, но и намеков никаких не подал. Отпраздновав событие с коллегами после работы, как было заведено, Алина с цветами отправилась домой. И тут ей почем-то не захотелось показывать шарик родителям. До поздней ночи, пока они отмечали день рождения, Алина ощущала приятное волнение: таинственное появление шарика казалось началом нового этапа в ее жизни, а то, что никто о нем не знал, придавало ему еще больше значимости. Перед сном Алина вынула шарик из сумки. Подержала в руках, покатала пальцами по ладони, полюбовалась игрой граней, приложила ко лбу, испытав удовольствие от прохладного прикосновения. И вдруг что-то случилось. Словно стала разъезжаться кожа на лбу, прохлада от шарика сменилась жаром, на стене вместо отдельных бликов возник прямоугольный экран, в который из комнаты стал уходить воздушный поток, как в трубу пылесоса. Алина не заметила, как оказалась у экрана, ее окутала струя воздуха и вытолкнула в образовавшееся окно.
Очнувшись, Алина решила, что попала в другое измерение. Она стояла в саду, где густо-синие стволы деревьев раскинули голубые полупрозрачные ветви, среди узорчатых фиолетовых листьев застыли огромные синие цветы, их бархатные лепестки пронизывали ультрамариновые тончайшие прожилки. В вечернем небе покачивалось голубоватое солнце. Воздух наполняли голоса невидимых птиц, а густому аромату цветов позавидовали бы любые вечерние духи.
Едва Алина немного огляделась, как в ветвях послышалось хлопанье крыльев, взволнованное чириканье и щебет. На секунду заслонив голубое солнце, на дерево опустилась большая, васильковой сини птица. На ее гладкой головке покачивалась лирообразная корона, огромный хвост свешивался до земли, переливаясь всеми оттенками от лилового до нежнейше-голубого, словно в синих водорослях запутались незабудки. Голубое солнце выбивало из гладких перьев золотые искры. Чириканье и взволнованный птичий гомон смолкли, и Алина, и так открывшая рот от изумления, окончательно превратилась в соляной столб: все ветви деревьев были унизаны птицами, склонившимися в почтительном поклоне. Совсем рядом со своим ухом она услышала шепот: "Поклонись, поклонись, это же Синяя птица". В голове у Алины окончательно все смешалось: "Неужели это та самая Синяя птица - птица счастья? Этого не может быть! Это же просто сказка." Но Синяя птица сидела рядом, она повернула к Алине свою изящную голову и, поразив печальным выражением мудрых глаз, тихо произнесла: "Ну, проси. Чего ты хочешь? Только не ходатайствуй за человечество, говори только о себе." Алина заволновалась. Не в ее привычках было предаваться мечтам, свои желания она формулировала четко, но в данный момент просить, скажем, миллион долларов или уютный десятикомнатный домик с садом и бассейном ей казалось неприличным, хотя денежное благополучие помогло бы решить и многие другие проблемы: например, получить любое образование в любой стране, не говоря уже о путешествиях и других удовольствиях для тела и души. Однако рот не открывался попросить деньги. Нельзя было и попросить чего-то вроде всеобщего мира, доброты и т.д. - попытки облагодетельствовать человечество отсекли сразу. Оставалось одно: просить любви. Алина дрожала от страха и волнения, она попыталась в бешеном темпе провести экспресс-сеанс психоанализа на тему "быть богатым не стыдно, мечтать о деньгах не грязно", но ничего не вышло: рот по-прежнему отказывался произнести любую фразу о личном благосостоянии. В голове пронеслась мысль: "Потом себе не прощу" и Алина выдавила потухшим голосом:
- Я бы хотела встретить свою вторую половину и счастливо прожить в любви до конца.
- Что ты имеешь в виду под второй половиной? - спросила птица, и Алина окончательно стушевалась.
- А что: вторая половина - это только образ? И на самом деле не существует человека, с которым мы друг другу предназначены? - спросила она, чувствуя, как почва уходит из-под ног.
- Нет, почему же, существует. Только некоторые путают вторую половину с образом идеального принца. А это совершенно разные понятия. Вторая половина - это не тот, кто красив, умен, богат и силен, а тот, с кем ты будешь и счастлива, и несчастна, кто будет тебе испытанием и ты будешь для него уроком, тот, с кем ты максимально сможешь продвинуть вперед свое духовное развитие. Поэтому задаю вопрос: ты подтверждаешь свое желание?
Алина почувствовала себя загнанной в угол. И ей ничего не оставалось, как из этого угла прошептать:
- Да, согласна.
Птица издала резкий гортанный крик, взмахнула огромными синими крыльями и, снова заслонив собой полнеба, унеслась ввысь.
Алина оглядела опустевший синий сад и вдруг приятно ощутила в руке округлость шарика. Она разжала пальцы, и в глаза ворвался поток разноцветных искр. Алина невольно зажмурилась, покачнулась и потеряла равновесие всего на мгновение. Открыв глаза, она обнаружила себя за столом в своей комнате. На ладони лежал шарик - симпатичный хрустальный шарик, не более того. "Так это был сон, - одновременно с облегчением и разочарованием подумала Алина. - Это я заснула за письменным столом! Впервые в жизни! Такого не было, даже когда я сдавала сессии. Вот ужас. Напраздновалась". Алина спрятала неизвестно кем подаренный шарик в шкаф и решила больше с ним не баловаться.
Жизнь потекла довольно однообразно: работа, дом, встречи с подругами. Иногда вспоминался синий сад и огромная мудрая птица, и тогда становилось тоскливо. Особенно когда стали желтеть и опадать листья. Облачное серое лицо осени с мокрым ртом и желтыми растрепанными патлами было реальным противовесом сказочным синим садам.
Как-то в понедельник утром, когда ехать на работу особенно мучительно, Алина зашла в вагон метро и стала вынимать из сумки "Алхимика". Поезд дернулся, Алина потеряла равновесие и повалилась на стоявшего рядом молодого человека. Пытаясь ее удержать, он выпустил из рук дипломат, который, упав, естественно, открылся, и на пол выскользнули папки, зонт, брызнули во все стороны ручки. Алина принялась извиняться и хотела было помочь ему, но вовремя себя осадила, посчитав, что искренних извинений достаточно. Когда молодой человек, три минуты приковывавший к себе взгляды всех пассажиров, выпрямился, Алина не прочитала в его темно-карих глазах ничего хорошего и начала свои извинения сначала. Однако едва его взгляд упал на книгу, выражение лица изменилось.
- И много Вы прочитали? - спросил он, кивая головой на "Алхимика".
- Скоро заканчиваю, - ответила Алина, радуясь, что прощена.
- И как Вам?
- Знаете, в книгах такого рода меня всегда интересует вопрос: сколько в них правды и сколько вымысла, потому что когда речь идет о том, что такое смысл жизни и все такое прочее, причем когда автор не ставит вопрос, а дает ответ, меня волнует одно - знает ли автор этот ответ или выдумывает, имеет право говорить это как посвященный или просто начитался всякой эзотерической литературы и пытается изложить это в художественной форме.
- Надо же, и я думаю о том же,- с удивлением протянул он. - Вообще, "Алхимик" меня задел. Я, правда, загадочных снов не вижу и особых совпадений в моей жизни не замечал, но я со школы пишу стихи. Никому их не показываю - так, для себя. Но самое смешное: стоит мне пару месяцев не сочинять, и начинает казаться, что жизнь идет зря. Забавно, да? Я даже думал после школы на журналистику податься или в литературный, но вовремя передумал: разве стихи - это профессия? Тем более сейчас, по-моему, поэзия вообще не издается - ну кроме классиков, конечно. Кто сейчас стихи читает? Прозу - да, и то скорее беллетристику, а стихи - дохлый номер, они никому не нужны. После "Алхимика" я и стал думать: стихи - это мое предназначение или нет? Если нет, то почему я не могу без этого жить и ощущаю пустоту? Если да, то что мне с этим делать, я ведь понимаю, что я не Блок и не Пастернак? А, может, Коэльо вообще напридумывал всякой фигни, а мы теперь разбирайся.
Алина заулыбалась и подхватила:
- Мне особенно с девушкой непонятно. Получается, что ее предназначение и любовь слились в одно. Это очень удобно. А если мужчина гоняется за своим предназначением, женщина за своим, то когда им быть вместе? Разве можно это приложить к реальной жизни, где люди детей растят, деньги зарабатывают? Значит, кто-то из двоих должен пойти на компромисс и своим предназначением пожертвовать? Или Коэльо считает, что у женщин нет своего предназначения и они должны жить только интересами своего мужчины?
- Да, любопытно, я об этом как-то не подумал. А Вы что, тоже здесь выходите?
- Да, - кивнула Алина, начав пробираться к дверям.
- А Вы потом куда?
- На маршала Говорова. Там сяду на трамвай - и до Турбинной.
- И я на Говорова. Вы где работаете, если не секрет?
- В корпорации "Энергосистемы".
- Вот тебе раз! - молодой человек потрясенно посмотрел на Алину. - И я там же. В юридическом отделе.
- А я секретарь Производственного управления.
- Вот что значит отсутствие корпоративных мероприятий плюс разные офисы, - продолжал он удивляться.
Они вместе вышли из метро и перед тем, как попрощаться, Алина узнала, что его зовут Антон.
Вопреки ожиданиям, он позвонил только вечером, в самом конце рабочего дня. Он повел Алину в какое-то интересное кафе, где на каждом столике в синих и зеленых стаканах горели маленькие свечки, а сами столики были в виде разных животных. Антон выбрал жирафа. Уютно устроившись в кресле, Алина взяла бокал с коктейлем и, взглянув на Антона, замерла: огонь в синем стаканчике бросил синие блики на его щеки, и в густых синих сумерках его глаза были как два тоннеля вглубь веков. Она вспомнила синий сад и птицу и поняла, что, сон это был или нет, перед ней сидит человек ее судьбы.
Они отпраздновали свадьбу вдвоем: после загса поехали на катере по рекам и каналам, тихонько попивая шампанское из специально купленных бокалов, потом посидели в своем любимом кафе, выбрав столик-павлина. Его синий хвост, мерцая под легким пламенем свечки, таил в себе обещание, и когда они ехали в аэропорт, синее звездное небо, еще холодное после зимы, распахнуло над ними свои огромные крылья.
***
Алина сидела на диване и с раздражением смотрела по сторонам. На стульях были разбросаны антоновы рубашки и свитера, книги вперемешку с документами занимали все горизонтальные поверхности шкафов и подоконника, в коридоре громоздилась кучка обуви и носков. Годовалая Ксюша стояла у стула и стаскивала по одной Алинины футболки, шорты и брюки. С утра в голове Алины стучало: "любовная лодка разбилась о быт", и чем дальше продвигался день, тем прочнее укреплялась уверенность, что все так и есть. И дело было не в том, что они с Антоном в очередной раз разругались - ощущение ушедшей любви все время сидело внутри. Она вспомнила, как Нина, ее подруга, как-то сказала: "Все наши проблемы с Валерой начались после рождения Ваньки. До этого три года не было вообще никаких скандалов". Тогда эти слова показались Алине дикостью, но сейчас она сама могла бы сказать то же самое. Ей не хотелось думать, что ее постоянное невысыпание из-за ночных кормлений, невозможность заниматься хозяйством так же, как раньше из-за беспокойного характера Ксюши, не желавшей и десяти минут поиграть без участия мамы, вечная усталость Антона, жесткая экономия (нужно было отдавать долги за квартиру) - все это привело к тому, что их совместная жизнь стала сухой, как пробка. Получалось, что любовь от неблагоприятных условий может завять, скукситься, как трехдневный тюльпанчик. И человек, от одного прикосновения которого раньше захватывало дух, стал обыденным, враждебным, чужим. Если раньше он видел в Алине одни достоинства, то сейчас - сплошь недостатки. И его цельный образ словно разлетелся на осколки, которые не удается собрать воедино. А в каждом осколке застыла одна черта его личности, его оболочки, и никак, никак не пробраться вглубь. Может, в русских сказках о похищенных царевнах карабканье Ивана на стеклянные горы, изнашивание железных сапог и прочие испытания означают вовсе не физические преграды, а преграды внутренние на пути к главному, цельному, единому образу своей половины? Тогда получается, они с Антоном прошли первую ступень, где они почувствовали суть друг друга, попали на вторую и от того, как они на ней будут действовать, зависит, поднимутся ли на третью. Алина видела много семей вокруг, но ни в одной ей не встретилось то понимание, которое должно возникнуть на третьей ступени. Одни расставались, другие жили, как чужие люди. Похоже, вторая ступень никого не пропускает вперед.
Вдруг Алина почувствовала, что хочет почитать стихи Антона. Она открыла шкаф, покопалась в бумагах и нашла его тетради. Уже давно он ничего не писал - было не до того, но раньше... Открыла наугад, полистала, нашла свое любимое. Антон написал его за три недели до свадьбы, а показал уже потом, когда они вернулись из своего медового путешествия.
Как стекает ветвей кисея
Вдоль резных силуэтов берез,
Как играет весенний мороз,
Щеки луж кремом льда веселя,
Как апрельское солнце, смеясь,
Согревает соломенный луг,
Как пушистое облачко вдруг
Снег рассыплет, с зимой удаляясь,
Как вуаль первых капель дождя
Облетит это царство весны,
Я тебе расскажу, если сны
Мне еще раз подарят тебя.
А это что? Алина его раньше не видела:
Ты лежишь, одеяло отбросив,
На подушке белеет рука.
За тобою плывут облака,
Сквозь ольху улыбается осень.
Сединой в длинных прядях берез
Проявилась листвы желтизна.
Я боюсь, что лишит тебя сна
Наш малыш - и коляску увез
В царство легких воздушных шуршаний
Золотых и зеленых дубов.
Я желаю тебе сладких снов
В тех мирах, где не знают страданий.
Алина оторопела: да, дата 19 сентября. Значит, Антон написал это стихотворение, когда Ксюше было три месяца. А она-то считала, что он не сочинял уже года полтора. И вот еще:
Что-то в тебе изменилось.
Может, ушел блеск в глазах,
Может, немного забылась
Легкость фаты в волосах,
Может, привычною стала
Милая тяжесть кольца,
Может, ты просто устала -
В гонке, где нету конца,
Может, мой образ, став ближе,
Яркость утратил свою,
Девочка, я это вижу,
Но еще крепче люблю.
А это вообще написано две недели назад. Значит, в нем тоже что-то происходит, и он думает о ней, пытается анализировать. Особенно взволновала Алину последняя строка: они постоянно ссорятся, нервы на пределе, Антон бросает ей жесткие, обидные слова, порой ей кажется, что он ее ненавидит, а здесь - "еще крепче люблю". Если это правда (а зачем ему лгать самому себе?), то у них еще есть шанс. Дело за малым: выскочить из замкнутого круга раздражения, взаимных претензий и усталости. Но как? Как?..
Вечером они снова поругались.
- Мне надоел этот бардак! - кричал Антон. - Посуда не моется, белье не стирается, а я, между прочим, вкалываю с утра до вечера!
Алина хотела было ответить, но сдержалась, слушала, как Антон выплескивает гнев и чувствовала, что внутри все начинает замерзать. Через десять минут, когда выяснилось, что она ничего не хочет и не может делать как следует, ей хотелось сказать одно: "Да пошел ты..." Формально он был прав: действительно, посуда не вымыта и белье, даже Ксюшино, не стиралось уже дня три. Она могла бы возразить, что и вчера, и сегодня дочь ведет себя особенно капризно. Может, болезненно идут зубы, может, еще что-то беспокоит, но она днем мало спит, а в остальное время требует, чтобы мама была рядом. "Все, конец, не могу, - подумала Алина. - Тупик. Он не хочет понимать моих проблем, не видит моих достижений, все уперлось в стену. Он концентрируется на немытой посуде, но не замечает, что ребенок стал лучше есть, что Ксюша научилась пить сок из кружки, а не только мое молоко, что она стала показывать на предметы пальцем, узнавать животных. Он не думает, что с ребенком нужно постоянно заниматься, а Ксюша - очень непростой, неспокойный малыш. Ладно. Надоело. Все равно, когда я объясняю, он не слышит меня". Постепенно Антон успокоился, после ужина переключился на дочь, и обычный разговор с женой возобновился. Но Алина знала: ничего не изменилось. Завтра все повторится снова, потому что ушло что-то главное.
Ночью, когда Антон уже спал, она тихонько подошла к шкафу и вынула хрустальный шарик. За два года он ничуть не потускнел, и Алина пожалела, что не прикасалась к нему так долго: игра его граней успокаивала, и вовсе не было в нем ничего зловещего. Более того, сейчас она рада была бы забыться в каком-нибудь ярком сне. Алина ласково погладила шарик, покатала в ладонях, но ничего не происходило. Она снова и снова мусолила его - ничего, ноль. "Ну не дура ли, - подумала со злостью Алина. - Чего я жду от кусочка хрусталя? Сны снятся тем, кто спит, а не тем, кто устраивает эту глупую возню". Бросило в жар, последняя, какая-то детски-наивная надежда на чудо развеялась. Слезы потекли сами собой. Наплакавшись, Алина инстинктивно поднесла шарик ко лбу, стремясь дать горевшему лбу прохладу. И вдруг - вот оно, то самое ощущение: мягкое разъезжание кожи там, где индийцы рисуют третий глаз, жар, струя воздуха, экран.
На этот раз Алина оказалась на поляне у осеннего леса, рядом с высокой березой. Залитая солнцем, уходящая обильными шуршащими прядями в яркую холодную синеву, она была олицетворением зрелой красоты в высшей точке. Некоторое время Алина, как в первый раз, любовалась игрой осенних красок, а потом медленно пошла к лесу, с наслаждением поддавая ногами шелестящую лиственную массу. Не захотев углубляться в лес, она села на сухой ствол дуба и стала слушать, как ветер играет с листвой. В какой-то момент ей даже показалось, что она видит ветер - полупрозрачные легкие волны, словно невидимые шарфы, касались ветвей деревьев, перебирая листья. Солнце протягивало бесчисленные золотые руки и выливало, стряхивало с огненных пальцев светозарные капли. Листья дарили Алине своей шелест. Звуки, краски, движения перетекали друг в друга, и в этом круговороте одаривания не участвовала лишь Алина. "Боже мой, - подумала она. - Это ведь так просто: я всю себя переключила на дочь, Антон остался один. Чего же я хочу от него, если сама ничего для него не делаю". Алина встала и зашагала к березе. Подойдя совсем близко, положила ладонь на ствол. Не осознавая, что она делает и зачем, Алина обняла прохладный ствол, прижалась к нему и запрокинула голову: сквозь золотую шуршащую сеть ветвей проглядывало густо-синее небо, и казалось, не было в ее жизни минуты счастливее.
Однако осознать проблему всегда легче, чем что-либо исправить. Попытки Алины вернуть мужу хотя бы часть внимания, отобранного Ксюшей, хоть и были им замечены, но кардинально ситуацию не изменили. Алина видела, что сейчас она для мужа - сборище всевозможных изъянов. Словно жизнь пытается распрямить палку, перегнувшуюся в пору влюбленности, - за порой медовых иллюзий пришла эпоха дегтя, и ни ежевечерние массажи, ни заботливо заваренный чай с мятой, ни повышенное внимание к его профессиональной жизни не могли его отвлечь от алининых несовершенств.
***
Это мартовское утро не предвещало ничего плохого: солнце обещало еще поработать над остатками мороженых луж и особо упрямившимися кучками грязного снега, восторженно чирикали воробьи, а симпатичная девушка с указкой поклялась у карты циклонов страны, что днем будет + 7. Однако в офисе посыпались сюрпризы: оказалось, что Алина по ошибке заказала авиабилет своему начальнику не на то число, чего раньше с ней никогда не случалось. Пришлось оформлять возврат, благо время позволяло заказать другой, и хотя шеф только внимательно на нее посмотрел и слегка пожурил, щеки от стыда у нее горели еще долго. Потом внезапно отключили электричество, и пропал всего один несохраненный абзац акта - зато именно в нем находились двенадцатизначные номера технических решений и справок, кропотливо собранные из пяти отчетов начальников отделов. И дальше суета этого дня Алину не отпускала. А вечером оказалось, что у Антона творилось нечто аналогичное, и когда они встретились после работы у пункта охраны, то столкнулись, как два одинаково заряженных электрона. Раздался треск, посыпались искры:
--
Сколько тебя можно ждать?
--
Да меня шеф задержал.
--
Что, позвонить нельзя? Я тут парюсь уже 20 минут.
--
Из его кабинета что ли надо было звонить? "Ах, я на минутку, жену нервную успокоить."
--
Это ты нервный, в зеркало бы посмотрел.
--
Да ты хоть знаешь, какой у меня был день?
--
Вот у меня точно был худший день в моей жизни!
--
Что: на два звонка больше?
Алина даже замерла от такой наглости. И тут случился настоящий взрыв:
- Ты понимаешь, я смысла ни в чем не вижу! Мне 30 лет, а все, чем я занимаюсь - пустота! Я так и не знаю, зачем пишу эти дурацкие стихи, если мне не дано настоящего таланта. Но все остальное, чем я занимаюсь, кажется идиотской чепухой.
Алина хотела возразить, что стихи очень хорошие, что он отличный юрист, но Антон это понял и замахал рукой:
- Не надо, я знаю, что говорю. И самое ужасное, что чем дальше, тем будет хуже. Возможности что-то изменить будет все меньше. От одной мысли о такой хреново прожитой жизни мне становится тошно, а все к тому идет!
И Алина поняла: тот разговор, с которого когда-то началось их знакомство в метро, был ключевым ко всей его жизни. И пока вопрос остается, ему не будет покоя. Как помочь, она не знала, ясно было одно: одними словами утешения ничего не изменить.
Решение пришло неожиданно: как-то Маришка, секретарша отдела котельного оборудования, бросила, что ее друг пописывает фантастические рассказы и размещает их на одном литературном сайте. Алина напряглась: какой, как называется? Полезла в интернет и обнаружила существование и поэтических сайтов, и различные конкурсы для начинающих поэтов. У нее даже закружилась голова. Она отправила ссылки Антону, и в этот день, так и не дождавшись его, вынуждена была ехать забирать из садика Ксюшу одна.
Теперь каждую свободную минуту Антон проводил в нескольких поэтических сайтах: читал публикации, разместил кое-что из своих стихов, ждал рецензий и боялся получить негативные отзывы, а, получив, ловил каждое слово поддержки и был счастлив. Как-то вечером он вернулся домой в особом настроении.
- Знаешь, это поразительно, сколько, оказывается, талантливых людей! Я никогда не представлял, что их так много! У кучи народа такой стиль, такие образы - им бы всем книжки издавать! А то, что сейчас публикуется, ничуть не лучше - просто эти люди оказались ближе к издателям или пишут коммерческую мутотень. Даже страшно - раньше, когда издавалось очень мало, у людей совсем не было возможности проявиться - никакой, никогда, а талантливых ведь было не меньше! Понимаешь, на этих сайтах так легко найти единомышленников, у стольких людей похожие проблемы! И вот еще что: оказывается, нет ничего страшного в том, что я не Верлен и не Бродский; я понял - у каждого свои задачи, даже если они выглядят такими крошечными по сравнению с титанами. Есть какой-то смысл в том, что у меня такой скромный дар - главное, он есть. И надо писать - даже если никогда ничего не будет опубликовано. Достаточно того, что хотя бы один человек, прочитав мои опусы, обрадуется, что есть кто-то, чувствующий и воспринимающий мир так же. Просто надо выплескивать то, что накапливается- и тогда какой-то сосуд внутри снова наполняется. А когда я долго не пишу, такое ощущение, что нечто, ну допустим, некая творческая субстанция, начинает загнивать, тухнуть, покрываться ряской... Да и вообще - я должен писать, просто потому что это Я.
***
Был обычный воскресный обед. Алина смотрела, как Антон есть свою любимую солянку, как с шумом втягивает обжигающий суп, как крошит хлеб на маленькие кусочки и вдруг с удивлением обнаружила, что воспринимает его как свое продолжение, словно это она сама впивается губами в горячую ложку. Она вспомнила точно такой же день четыре года назад - тогда то же самое раздражало ее до дрожи, до желания запустить в него половинкой лимона. Это было для нее самое тяжелое время: неделю назад она узнала, что у него есть "любовница" - двадцатидвухлетняя девочка Света. Ей даже довелось ее увидеть (лучше бы не видела) - стройная, длинноногая газель и глаза огромные, черные, в них глубина и погибель. Ясно было, что не мимолетная интрижка - с такой запросто не расстанешься. Алина долго потом рассматривала себя в зеркале, изучала все свои растяжки после вторых родов, утративший упругость живот, появившиеся складки на спине у талии, мелкие морщинки в уголках глаз. Сравнительный анализ подвел к ощущению краха.
Алину трясло три месяца. Она чувствовала к мужу то ненависть, но нежность, вспоминала все свои обиды, нависшие на сердце многослойной сосулькой, и ошибки, наверняка приведшие к его отдалению, то впадала в отчаянье, то бросалась заниматься своим внешним видом, совершала набеги на косметические салоны и парикмахерские. Муж был с ней ровен, предупредителен - формально и не зацепишься. Пару раз она порывалась начать разборку, но страх останавливал. Алина поняла, что не готова к окончательному разрыву и решила ждать, пока Антон не заговорит сам. Но он молчал. А еще через месяц случилось неожиданное. Она сидела за компьютером, правила для публикации сборник его стихов и даже не услышала, как он вошел. Почувствовала взгляд, повернулась. Антон стоял в дверном проеме, в волосах блестели дождевые капли. Не дожидаясь, пока она что-нибудь скажет, он быстро шагнул, упал на колени и зарылся лицом в ее свитер, обхватил руками и молчал. Алина боялась пошевелиться. "Это конец", - поняла она. И тут Антон тихо выдохнул: "Малыш, какая ты уютная..." Алена замерла, не понимая, почему такое странное вступление. Наконец он поднял голову и посмотрел в глаза. "Я люблю тебя, - сказал он. - Мы никогда не расстанемся. Лучше тебя нет никого на свете". И ее отпустило - так отчаянно она не плакала никогда. Он гладил ее волосы, целовал солено-мокрые щеки и сильнее прижимал к себе. Она так и не узнала, что произошло между ним и Светой.
А сейчас Алина смотрела на Антона, на Ксюшу и семилетнего Мишку. Все были такие родные, что защемило сердце. "Надо же, а ведь не обманула тогда Синяя птица, - пронеслось в голове. - И счастлива, и несчастна - и так всю жизнь."
***
Ксюша сидела под елкой, вертела в руках хрустальный шарик, найденный пару дней назад в одном из ящиков маминого шкафа, и пыталась не думать. Не думать об этой ужасной дискотеке. Но это получалось плохо, и перед глазами вертелся полутемный зал, кучки танцующих и Никитин, трижды пригласивший на медляк Аньку Рябчун, и его пальцы на ее талии, и глаза рядом с ее глазами, а она так спокойно закинула руки ему на плечи, словно всю жизнь прожила с ним в обнимку. Но не думать о боли было невозможно, и зеленые ветки, увитые дождиком, расплывались в абстракцию Кандинского. Размазав слезы по щекам, Ксения ткнула лицо в ладони, шарик скользнул по лбу, и от этого кожу почему-то слегка защипало. К ней потянулись колкие еловые лапы, они обволакивали, тащили в какую-то хвойную гущу, которой не было конца. Ксюша так растерялась, что даже не стала упираться. Больно царапнул щеку обсыпанный стеклянной крошкой шарик, ветки сомкнулись за спиной.
Это было какое-то еловое царство - кругом колючие зеленые лапы, иголки казались огромными, а ствол терялся в небе. Сидеть на ветке было совсем не удобно, зато волосы приятно щекотали ленты дождика. Освоившись немного, Ксения стала рассматривать мерцающие повсюду огромные гирлянды, шары и фонарики. Густой аромат еловой смолы и мандаринов слегка кружил голову. Внезапно игрушки заколыхались, заходили ходуном нескончаемые ветви, раздвинулись, и открылась заснеженная поляна, а на нее, отбрасывая голубые тени, опустилась огромная, васильковой сини птица. Она повернула свою изящную голову с лирообразной короной и, поразив печальным выражением мудрых глаз, тихо произнесла: "Ну, проси. Чего ты хочешь?" Ксения хотела тут же выпалить: "Чтобы Никитин забыл про Аньку и влюбился в меня", но язык не повиновался. Она попробовала сформулировать иначе - язык словно объявил лежачую забастовку. В голове пронеслась мысль: "Что за дурдом! Ладно, попробую еще что-нибудь". Птица спокойно ждала, чистила клювом перья. К ней подлетел снегирь, о чем-то зашептал, трепеща крылышками.
То ли от морозного воздуха, то ли от шока всех этих событий в голове у Ксении внезапно посвежело, улетели переживания, и из снежной чистоты выступила одна простая, ясная мысль.
- Я хочу найти себя, стать настоящим профессионалом в той области, к которой у меня больше всего способностей.
- А ты знаешь, к чему у тебя способности? - спокойно спросила птица.
- Нет пока. А как это узнать?
- Искать. Пробовать. Слушать свое сердце. Другого пути нет.
Издав резкий гортанный крик, птица взмахнула огромными синими крыльями и, заслонив собой полнеба, как это уже случалось тысячи раз, унеслась к солнцу.