Я очень любила ходить в детский сад, но не продерживалась там и недели, болела. Бабушка и дедушка ещё работали, родители тоже. Сидеть со мной было некому. Когда мне было года три, мама нашла выход. Она познакомилась с замечательной семьёй военного, которая жила недалеко от нас, и у них была дочка моего возраста. Тётя Галя, так звали женщину, сидела со своей дочкой дома, и мама попросила, чтобы и меня она взяла. Через день тётя Галя отказалась сидеть со мной: "Она совершенно не слушается, она испортит мне Веронику! Когда я говорю ей, что я расскажу всё маме, Света отвечает: "А я скажу: "Мамочка, я больше так не буду!" и мамочка мне ничего не сделает"". "Ну, хорошо", - сказала мама. Дома она здорово поругала меня за поведение, и "мамочка, я больше так не буду!" не спасло. Этого я не помню, но мама говорит, что я получила по попе основательно. После этого вела себя как шёлковая. Вскоре тётя Галя уехала по новому назначению их папы-военного, и меня снова попробовали отдать в садик.
Я помню своих воспитательниц. Одну звали Раиса Григорьевна, и она была построже и не очень эмоциональная, другую - Лидия Андреевна. Лидия Андреевна тоже была строга, но она излучала столько тепла и доброты, что запомнилась мне навсегда. У меня даже есть фотография с ней, сделанная моим папой, когда он забирал меня как-то из садика.
На снимке Лидия Андреевна (к нам лицом) с родительницей, и я с другими детками. По-моему, уже узнаваема.
В саду я вела себя хорошо, очень редко шалила. Воспитатели часто пользовались тем, что я знала много сказок и стишков наизусть. Они сажали меня на стульчик в центре круга из стульчиков, куда рассаживали остальных детей, и я их развлекала своими историями. Что ещё я помню из садика? Нянечку звали тётя Валя, она была молодая и красивая. Она рассказывала другим воспитательницам, что если иголочкой начертить крестик на ногте, то больше не будет заусенцев. (вот уж детская память!) Напротив меня за столом сидел мальчик, который очень плохо кушал. У него всегда "росло в тарелке" (не уменьшалось количество супа, который мы ели). А однажды, действительно, выросло! Нянечка, которая помогала накрывать на столы и убирать с них, заметила, что количество плавающих сухариков в тарелке этого мальчика слишком большое (сухариков всем давали поровну). Оказалось, что девочка, сидящая рядом с ним, чтобы освободить свою тарелку для второго, перелила остатки своего супа мальчику-копуше, и ей даже уже дали второе. Девочку наказали.
Помню тихий час. В отдельной палате стояли железные кроватки с пружинами и ватными матрасами на них. На каждой кроватке была подушка в наволочке, чистые простынки и одеяла. Мы все должны были спать в тихий час. Но иногда спать не хотелось. В садике у меня был друг Алик. Аликом его звала его мама и я "по блату" (мы жили в одном дворе), а остальные звали его Виталиком. Мы попеременно забирались друг к дружке под кровать, чтобы можно было тихо-тихо переговариваться. Шаги воспитателя можно услышать заранее, чтобы успеть быстро нырнуть в свою кровать. На этот раз была моя очередь - я сидела у Алика под кроватью, и мы болтали, тихонечко, чтобы не разбудить спящих. Вдруг шаги. Я было хотела выскочить из под кровати, но мои волосы, заплетённые в косички, зацепились за пружины, и я оказалась "в ловушке". Моя кровать была прямо перед дверью. Кровать Алика немножко сбоку, у стены. Наверное, воспитательница решила, что я ушла в туалет. Она была в палате несколько секунд, и они казались мне вечностью, я боялась пошевелиться или издать звук, чтобы она не заметила, что я под чужой кроватью. Но воспитательница ушла, я силой освободила свои волосы, оставив клочок под кроватью, с бьющимся сердцем вернулась на своё место и даже заснула от стресса. Алик тоже перепугался за меня. По-моему, больше мы так не экспериментировали. Я точно нет.
Запоминаются яркие моменты. Я вспомнила ещё пару событий: одно - у нас была девочка, которой было достаточно сказать, что за ней не придут, как она начинала плакать. Я была незлым ребёнком, но и мне, когда никого не было вокруг, захотелось проверить - сработает ли. Я ей тихонечко об этом сказала. Правда, потом сразу же добавила: "Придут, придут, я пошутила". Но поздно. Девочка только было включила сирену как в дверях показалась её мама, я помню своё облегчение - я ведь не хотела, чтобы она плакала, я только хотела попробовать получится или нет. Другое событие происходило зимой. У нас была металлическая сетка, отделявшая территорию садика от скверика. Дети подговаривали друг друга попробовать сетку языком. Язык, разумеется, прилипал. Подговорили и меня. Я, подозревая подвох, очень осторожненько прилипла, но кровь всё таки пошла. А одного мальчика отлепляли "всем колхозом". Он был из другой группы, и я не успела его предупредить. Своим я сразу же сказала, что будет больно и пойдёт кровь. Мне верили.
Уже учась в школе, случалось, что я шла мимо садика из музыкальной школы или плавательного бассейна. Я обязательно заходила в гости к Лидии Андреевне, помогала ей с детками, показывала свои тетрадки. По старой памяти она позволяла мне занимать малышей разными историями. Раиса Григорьевна в садике тогда уже не работала. Мне было очень неудобно однажды, когда кто-то из детей меня передразнил, a Лидия Андреевна заметила и послала этого ребёнка в угол в спальной палате. Она была строга. Для меня воспитательница пояснила, что так надо обращаться с непослушными детьми, чтобы они вели себя уважительно.