Знаете, что было самое смешное в этой ситуации? Нет, нет, это не опечатка. Это было действительно СМЕШНО, практически в прямом смысле слова! Так вот, просто я был блокирован ночью в старом деревенском туалете. Нет, я был уверен, что никто мне не преграждал выхода и не подпирал дверь снаружи, более того, я сам готов был закупориться изнутри, было бы чем... Но страх, мерзкий липкий страх слился с кромешной тьмой и эта убойная смесь сковала полностью мою способность хоть что - то предпринять.
А ещё я заметил, что так и был в рваном трико, в котором опрометчиво выскочил справить нужду в обманчивую и теплую майскую ночь.
Так вы до сих пор хотите знать, как я попал в такую ситуацию?...
Ну что ж, извольте...
Кабинетная работа тяжело сказывается на общем моральном состоянии человека. Не каждого конечно, но моя искренняя убеждённость, основанная на неоднократном и глубоком самонаблюдении и самоанализе, позволяет мне сделать вывод, что я становлюсь раздражительным и пессимистичным к концу рабочей недели только благодаря нахождению в кабинете, даже, несмотря на то обстоятельство, что выбирал и обустраивал его я сам. Горы бумаги, накопленные неделями, месяцами и даже годами к пятнице начинают всем своим не маленьким объёмом давить на нервную систему, будто с самых низов многочисленных стопок аккуратно, еле заметно глазу шевелятся поручения, докладные и отчёты, которые в своем чуть слышном, но омерзительно стройном гомоне шепчут: "Ты нас просрочил... Ты не успеешь... Тебе будут звонить... Накажут..." и т.д. Тем меньше хочется возвращаться к этому бюрократическому бардаку. Хочется бежать на встречу весеннему вечернему ветру, дождю, который после душного рабочего дня, нет, целой недели или даже вечности, смывает с тебя ядовитый пот работы, буквально вдыхая новую жизнь, разрушая грани и системы.
Вот именно таким чертовски приятным вечерком, а если ещё и учесть, что впереди ждали большие выходные, выехал я в одну прелестную деревеньку, расположенную вдали от мирской суеты, на берегу могучей и беспощадной реки, пожиравшей с каждым годом это селение - последний мой оплот отстранённости от цивилизации; отправляя в свои серо - коричневые воды дом за домом. Место, скажу я вам, уникальное, просто заколдованное, честное слово.
Миновав неприятную, но мало причинившую беспокойства пробку, я свернул с разбитой проселочной дороги и погнал своего железного друга по бескрайним полям, скрывавшим горизонт. Какие виды каждый раз открывались взору, когда я приближался к вожделенной цели. Несмотря на то, что пейзаж из года в год особенно не менялся (разве что река приближалась всё ближе), я не переставал удивляться волшебной притягательности этих мест. Могучие, усеянные, казалось непроходимым лесом горы, простирались на многие километры вдоль реки, не спеша и сильно гнавшей свои воды вдаль.
Немного набравшись сил и храбрости для дальнейшей непростой дороги - посидев на зелёном краю крутого склона с подручными столовыми приборами, сооруженными из классического гранёного стакана и наспех протёртого капота - в качестве разделочной доски, я двинулся к заветной цели. Настроение было радостно - лирическое, а проплывающие за пыльным окном пейзажи прекрасными и могучими. Несмотря на отсутствие музыкального сопровождения в автомобиле, я напевал нехитрые, но милые сердцу композиции (иногда довольно громко, когда в глиняных канавах давил на педаль акселератора, чтобы мой "экипаж" не остался посреди дороги), отчего, казалось, настроение улучшается с каждой новой нотой, а дурные мысли растворяются в воздухе, словно отработанные выхлопные газы.
Преодолев несколько крутых склонов и резких поворотов, я выехал к маленькой деревеньке, утопающей в белом яблочном и вишнёвом цвете. Небо над соседним небольшим городком, который расстилался на холмистом берегу, заволокли прозрачные чуть рваные облака, что, возможно, предвещало небольшой дождь, но настроение мне это ни коим образом не портило, так как не было ничего приятней, чем подставить своё искалеченное офисной мебелью тело весеннему дождю.
Когда - то эти дивные места не были заброшены как сейчас. Река вобрала в себя многие сотни метров суши, размещавшие на себе все необходимые атрибуты цивилизации: магазин, детский лагерь, несколько десятков домов. А в стародавние времена к берегу причаливали большие баржи, на которые грузили спелые черные плоды вишни на веточках, непременно с парой - тройкой зелёных листьев, и отправляли в столичные рестораны. И поныне славилась обветшалая деревеньки плодово - ягодными угодьями, придававшие ей в эту девственную майскую пору нежно - белый цвет.
Ухабы под колесами не давали расслабиться окончательно и раствориться в необыкновенности окружающих пейзажей, и я то нырял вниз, то подлетал вверх, выслушивая недовольно - возмущенный рокот своего автомобиля. Но было безмерно приятно тянуться вдоль вспаханных полей, приветствующих тебя густой пылью равнин и жирной грязью канав. Создавалось впечатление, что чем больше я отдаляюсь от урчащих недовольством своих обитателей городов и скоростных трасс, тем больше ослабляются оковы цивилизации, плотно сомкнутые на ногах и руках.
Приятная истома начала постепенно обволакивать голову (особенно после съезда почти под девяносто градусов с глиняной горы) и злободневные мысли окончательно покинули сознание, вытесненные грезами о болтавшейся на заднем сиденье заначке. Немного отвлекшись от нелёгкой дороги, я взглянул на линию горизонта, которая начала мелькать, словно прерываемая телевизионная трансляция, а потом вовсе исчезла. Вместо неё вдалеке появилось красноватое зарево, походящее на закат, которое в мгновение ока слилось сначала с прибрежным лесом на той стороне реки, а потом и с самой рекой. Если бы заначка была пуста, то все можно было списать на крайне неаккуратное расслабление в дороге, но голова была ясна, а присутствие зрительных галлюцинаций ставилось мной под большое сомнение. Я выжал сцепление и надавил на тормоз, одновременно переводя рычаг коробки передач на нейтральную скорость. Зажмурился, тряхнул головой и снова открыл глаза. Все было правильно, так как оно должно быть в природе: небо - земля - вода... Видение... Довольно странное... Вот, что с человеком может сотворить переизбыток работы.
Ещё недавно рваные облака сгустились, придав небу темно - синий оттенок, а по, казавшейся синей, кромке воды пошла рябь - дождь вот - вот должен был хлынуть. Но в этом ничего страшного не было, дорога впереди была высушена крепким весенним солнцем, поэтому сколь-нибудь серьезных неприятностей на остатке пути дождь не должен был вызвать. Жаль будет только, если не удастся вечерний костер. Я так любил эти посиделки у огня. Приезжаешь, знаете ли, после этой тяжелой, пыльной дороги к дому, усеянному со всех сторон густой зеленью, или толстыми, набухшими и готовыми вот - вот лопнуть почками, махнешь рюмочку, другую, а там и мясо поспело, готовое из кухонной тары само выпрыгнуть в огонь. Кинешь дровишек в мангальчик, сооруженный из стареньких кирпичей, подложишь бересты и полыхнешь огоньком. Берёзовая кора моментально начнет шкварчить, как бекон на раскаленной сковородке и вот, поленья уже занялись огоньком. Сидишь вот так вот и смотришь на теплое пламя, и приходят в голову только самые светлые мысли, а то и вообще ничего не приходить, благодать!... А потом, запах мяса распространяется на всю округу, кружа голову, а за одно приманивая нерадивых соседей из ближних домов, норовящих занять место за праздничным столом, отведать свежего мяса и халявной рюмашки.
Впрочем, я несколько отвлекся и за приятными мыслями не заметил, как выехал на финишную прямую - дорогу ведущую к родному дому. Погода очередной раз сделала неожиданный вираж и ветер разогнал сгустившиеся было тучи. Остановив своего дребезжащего железного коня, я вылез наружу и сладко потянулся, размяв затекшие ноги и руки, так как езда на вездеходе по ни чем не уступающем ралли - рейдам дорогам никогда не отличалась комфортом. Вода в реке снова издалека начала отливать лазурью, а приятный ветерок разогнал остатки вывалившегося из выхлопной трубы дыма. Нелегкий путь был окончен, а меня ждал вожделенный костер и чертовски приятные выходные.
Радостная встреча, обнимания, перетаскивание в дом многочисленных, привезенных с собой сумок, осмотр после долгого отсутствия территории - традиционные, производимые каждый раз по приезду сюда действия, стали неким ритуалом, неотъемлемой частью великолепного отдыха, без которого сам приезд был бы уже чем - то иным. Я глубоко убежден, что мы, люди, больше всего в жизни ценим постоянство, и без определенных мелочей, у каждого своих, наше бытие перестало бы наполняться маленькими, но как воздух необходимыми радостями, которые в своей совокупности в итоге и создают то ощущение, которое принято именовать счастьем.
Я прошел на задний двор и посмотрел в конец сада. Зелень ещё не вступила в полную силу, яблони и вишни, которыми была усажена территория, утопали в белом облаке и создавалось впечатление, что на ветвях повис уже растаявший на земле, но не сдающий пока своих позиций наверху снег. Вдруг, среди белого изобилия, между толстых веток старого дерева мелькнула чья-то голова с безобразным рылом. Я напряг зрение и инстинктивно начал приближаться. Голова исчезла, но неожиданно появилась в другом месте. Теперь странного гостя можно было рассмотреть. Это была свинья и, судя по размерам показавшейся макушки, довольно большая. Удивленный неожиданным открытием я остановился. В это время животное исчезло, предварительно кинув на меня какой - то, как мне показалось, не хороший взгляд, если можно так выразиться. Быстро добравшись до конца сада, я рассеянно начал осматриваться, но никакого присутствия животного не обнаружил. Всё это выглядело весьма странно, ведь никаких хозяйств, где могли бы разводить свиней, поблизости не было. Пошарив немного по кустам, заодно проверив не загнулись ли за зиму кусты столь любимого мною крыжовника, я поплелся назад к дому, поминутно оглядываясь, но не находя уже ничего примечательного.
Дойдя до мангала, я обнаружил приятную суету вокруг - накрывали на стол, поэтому, принеся несколько поленьев, я занялся разведением огня, и неприятное видение вылетело из головы.
Вечерело. В саду был накрыт большой стол, мангал доносил до собравшихся восхитительные ароматы. Мы, как обычно, расположились под большой яблоней и уже начали отмечать открытие нового дачного сезона. Округа наполнилась неторопливыми, но громкими разговорами, смехом и звоном посуды. Солнце почти скрылось за горизонт, а река доносила влажный и прохладный ветер. В такие вечера всегда хочется сидеть у огня и слушать леденящие кровь истории об ушедшем времени с его загадками, о тех временах, когда люди уживались бок о бок с суевериями и не считали проявление сверхъестественного чем-то особенным и необъяснимым.
Взгляд мой упал на соседний дом, который в прощальных лучах уходящего солнца начал выглядеть зловеще черным. Мне вспомнились старые рассказы про него. Говаривали, что раньше, здесь жили ведьмы. В полнолуние, когда бледный свет создавал на поверхности водной глади призрачные тропинки, а могучие тучи то открывали, то заволакивали небо, видели местные жители восседающие на метлах фигуры, еле заметно парящие над окрестностями в сторону гор.
Иногда и вовсе злые шутки играли колдуньи. Пошли как-то раз девки на танцы, в соседний поселок. Возвращались обратно уже затемно. Подходя к "нечистому" дому увидели они как от черной, словно сама ночь стены отделяется такая же черная фигура, словно длинное бревно отвалилось от строения и пошло гулять по своим делам. Но этот неизвестный силуэт направился прямиком к запозднившейся компании. Приближался он довольно быстро, так, что через несколько секунд можно было различить черное одеяние и... свиную голову. Существо двигалось молча. Девчата от страха бросились в разные стороны, а одна, самая младшая, увязавшаяся со старшими девками, от страха, нырнула в ближайшие кусты и, прижав голову к влажной земле и зажмурив глаза, слышала только, как над ней пронесся не то хохот, не то хрюканье...
Пока я снова прокручивал в голове представленные некогда и столь ярко запечатлевшиеся в памяти сюжеты, вокруг стало темнеть. "Ведьмин" дом уже не казался таким страшным - соседи зажгли свет в окнах и включили музыку, но неприятное ощущение холода, который при сильном страхе добирается до тебя не снаружи, а распространяется изнутри, оставило пакостный осадок, и я постарался как можно быстрей отогнать от себя эти мысли.
После наши душевные посиделки были продолжены, произнесено много тостов, сказано много речей. В общем, вечер удался таким, о каком я мечтал в своем ненавистном и душном кабинете. Когда стемнело, мы подбросили ещё дров в костер и вынесли в сад лампы, чтоб осветить окружающее пространство. Странно, но предметы и вообще окружающая обстановка становятся в темноте иными, приобретают другие очертания, отличные от тех, к которым мы привыкли днем.
Не буду загружать читателя подробностями завершения нашего застолья, недолгого похода на берег и отхода ко сну. Собственно, я уже подобрался к тому моменту, с которого начал свое повествование.
Итак, напялив наскоро свое бессменное рваное трико, я на ощупь, прокрадываясь через темную избу, сени выбрался на прохладный ночной воздух. Светила луна. Вокруг, благодаря заряженным за день фонарям с солнечными батареями, не было темно, но их свет сливался с бледным диском, хозяйничавшим в эту пору на небе, и кроме дорожек видно более ничего не было. Но это не помешало мне быстро добраться до туалета. Открыв дверь и размотав занавеску, во избежание попадания внутрь всяких кусающихся насекомых я (прошу прощенья за интимные подробности) уселся. Постепенно глаза окончательно привыкли к темноте и окрестности уже не казались такими чуждыми. Было тихо, иногда где-то вдалеке слышались редкие сигналы, подаваемые поездами на той стороне реки. Вдруг мне показалось, что сзади послышались чьи-то шаги. Данное обстоятельство показалось мне весьма странным, так как со стороны бани идти никто не мог - все давно отдыхали в доме, по крайней мере, я думал именно так. Прислушался. Шаги приближались, теперь не оставалось сомнения, что кто-то действительно идет, если и не в мою сторону, то точно в этом направлении. На всякий случай я уведомил приближающегося, что помещение занято, искренне заверив, что долго я здесь не задержусь и вскоре все будет свободно, на что не получил никакого ответа, однако, пропали и шаги. Это мне совсем переставало нравиться, поэтому я поспешил привести себя в порядок - надев трико, и взялся рукой за марлю, чтобы выйти из туалета, как неожиданно дверь последнего с силой захлопнулась, довольно больно прищемив мне пальцы, отчего я слегка взвизгнул. Снаружи до меня тоже донесся визг, так визжат поросята на бойне, но что - то в этом звуке было настораживающее, и, насколько я успел тогда заметить, в визге проскользнула усмешка...
На чём я остановился, ах да, я был блокирован ночью в старом деревенском туалете и страх, мерзкий липкий страх слился с кромешной тьмой, и эта убойная смесь сковала полностью мою способность хоть что - то предпринять. Я вернулся в исходное положение, в котором пребывал до появления загадочного шутника и обеими руками схватился за дверь. Сквозь несовершенно сколоченные с точки зрения герметичности доски я наблюдал за улицей, слабо освещенной луной и светом фонарей. Обзор был довольно скудный, но у старого верстака, находившегося метрах в десяти от туалета, я заметил странную высокую фигуру. На ней был черный балахон, похожий на те, какие носили средневековые инквизиторы, больше ничего разглядеть было нельзя. Сначала она стояла без движения, но через несколько мгновений, когда через доски я достаточно разглядел это существо (именно существо, неосознанно я окрестил его именно так), оно начало неспеша двигаться в моём направлении, постепенно поворачиваясь таким образом, что я смог увидеть, что скрывает капюшон. Каждый из нас хоть раз в жизни бывал на рынке в мясных павильонах, где помимо прочего рядом с умельцами с большими топорами, стоят отрубленные свиные головы с зажмуренными глазами. Так вот, из под капюшона на меня смотрела, если конечно так можно выразиться, самая настоящая свиная голова. Только она не была розовой или обескровлено белой, она выглядела так, что её вместе с умерщвленным туловищем закоптили на легеньком огне. Зрелище было столь нелепым и омерзительным, что сначала я не поверил своим глазам. Казалось, это была чья-то злая шутка, во что я и начал верить, если бы не одно обстоятельство: голова, казалось, весьма плотно и натурально прикреплена к остальному телу, вдобавок существо начало выводить руками какие-то нелепые пассы, из чего я, опять же на подсознательном уровне, так как особо размышлять был не в состоянии, сделал вывод, что никто эту проклятую голову не держит руками. Вдруг всё действо замерло, а "свиная голова" проворно убежала за туалет. Я находился в том же положении, вцепившись до боли в костяшках в дверь. Можно, конечно, было все списать на брожение алкоголя в ослабленном зимним и ранневесеннем авитаминозом организме, но, признаться, чувствовал я себя более чем трезвым. Вокруг же стояла гробовая тишина, только ветер с реки доносил глухие гудки поездов. Немного расслабив хватку, я начал думать, что мне делать дальше, как вдруг ветхое строение начало трясти. Не то, чтобы сильно, все таки туалет базировался на добротном фундаменте, но довольно существенно, чтобы я смог ощутить дискомфорт. При этом, "свиная голова", а то, что это именно она сотрясала постройку я не сомневался, издавала отвратительное хрюканье, перемешивающиеся с уже знакомым визгом, таким, что, казалось, он способен перебудить всю спящую округу. Но, как это ни печально, никто не приходил мне на помощь. В уме я уже начал прикидывать всю трагичность последствий, если доски подо мной не выдержат сильных накатов инфернального существа, и я рухну в нелицеприятную пучину. Однако, очевидно, мое утопление не входило в планы нечести, так как вскоре нападки на туалет прекратились, а существо снова двинулось к верстаку. Я машинально повернул голову в сторону удаляющихся звуков и застыл, ожидая очередной пакости. Но всё прекратилось. Хрюканье, повизгивание, шорох едва начавшейся пробиваться травы. Кажется, мне снова дали передышку. Но расслабляться не хотелось. Я аккуратно, стараясь не шуметь, приложил голову к двери и стал с напряжением прислушиваться. Но вокруг все было тихо. В таком состоянии я пробыл несколько минут, когда с ужасом для себя вдруг понял... что сквозь щели старых шершавых досок мне в ухо кто - то дышит... Из последних сил, скорее повинуясь воле покидающих сознание инстинктов, я повернул голову вперед и увидел, как сквозь столь ненадежную преграду, коей явилась дверь деревенского туалета, на меня смотрят закрытые глаза дохлой свиньи...
Не знаю, как бы кто-то другой отреагировал на моем месте, но огромный безобразный пятак и эти страшные сморщенные глаза, это было последнее, что я смог увидеть в эту обманчивую майскую ночь, так как сознание выпорхнуло из меня, как клубок белого дыма, выпущенного после неглубокой затяжки...
Не сказать, что утро встретило меня радостным пением петуха. Оно было безоблачным и, наверное, для кого - то приятным. Но глаза я открыл не лежа в теплой постели и улыбаясь наступившему дню, а сидя в туалете, неудобно облокотившись на его заднюю стенку. Передо мной стояли все домочадцы, искренне и весело улыбаясь утренней находке.
Да... Места эти действительно уникальные, просто заколдованные. Я не скажу, что после случившегося у меня выработался некий "туалетный комплекс", ничего подобного. Я по сей день приезжаю в родную деревеньку, пока она ещё окончательно не смыта рекой. Мы славно проводим время вечерами в саду, я по -прежнему посещаю ночью туалет, хотя, признаться, первое время испытывал не маленький дискомфорт. Больше я нигде не видел свиную голову в черном балахоне. Она не посещала меня в доме либо на улице, не показывалась, как это часто бывает в современных фильмах ужасов, среди шума густой толпы где -нибудь в городе. Нет, ничего подобного не было и со временем я начал воспринимать все произошедшее как плохой сон, увиденный ночью в деревенском туалете.
Но, признаюсь честно, дорогой читатель, меня смущает одно. Сколько бы снов я не видел в своей жизни, от них остаются лишь смутные образы, сохранившиеся в сознании скорее, даже, как эмоциональный оттенок, запечатлевшийся от некоего сильного события. В этом же случае я сохранил в памяти почти всё до самой маленькой детали, а при воспоминании о произошедшем внутри оживает прежний трепет. Поэтому, собственно говоря, я и решил записать все пережитое тогда мною, чтобы проверить, насколько сохранены в сознании увиденные картинки. Перечитывая уже написанные выше строки, могу заверить с полной ответственностью - невозможно так хорошо в памяти сохранить сон...