Вербовая Ольга Леонидовна : другие произведения.

Другая жизнь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Легко ли быть хорошей девочкой? И нужно ли?

  Полоска воды постепенно расширялась, отделяя корабль от пристани. Словно бездна пролегала теперь между нами. Я отвернулась, чтобы Вика не видела моих слёз, так внезапно навернувшихся на глаза. Мать махала нам с берега рукой. Мы, стоя на палубе, махали ей в ответ. Как же я её люблю! И как ненавижу!
  Я и сейчас не знала, радоваться мне или печалиться, созерцая, как растёт между нами пропасть. Одна половинка моей души говорила, что недельная разлука пойдёт нам только на пользу. Другая же прямо сейчас желала прыгнуть вниз и плыть к берегу. Мама поможет мне выбраться из воды, оботрёт, как в детстве, и мы пойдём домой...
  "Ну уже нет! - первая всё-таки победила. - Это ты, Ритка, брось! И так на учёте стоишь".
  К тому же, это было бы нечестно по отношению к сестре. Сама же встретила на ура её идею прокатиться на теплоходе до Астрахани. Ей же в свою очередь порекомендовал её подельник Чуконин. Видимо, он так живо описал красоты родного города, что Вика загорелась идеей его посетить.
  Всё дальше отплывал теплоход от родной Самары, унося вдаль мамин силуэт. Мы с сестрой, взяв у бортпроводницы по воздушному шарику, нашли на другой стороне палубы два свободных стула и уселись рядом.
  Если бы мы были одеты одинаково, пассажиры наверняка подумали бы, что у них от палящего солнца двоится в глазах. Ах да, ещё у нас причёски разные. У меня волосы длинные, собранные в пучок. У Вики - каре до подбородка, да ещё и с чёлкой. Я же люблю, когда лоб открытый. А так - просто копии. Что неудивительно - ведь мы из одной яйцеклетки. Вика старше меня на пять минут.
  На счёт три мы одновременно отпустили шарики, которые, словно птицы, тут же взлетели в небо. Как легко и красиво они летят! Если бы так легко улетела моя печаль, моя обида! Других желаний у меня, пожалуй, и не было. Какое загадала Вика, я, кажется, догадывалась. Едва ли она после случившегося могла не думать о политзаключённых.
  Потом были речи капитана, директора круиза, представили туристам директора ресторана, судового врача и других членов экипажа, приглашённый артист пропел "Белый теплоход".
  На фуршетном столике стояли бокалы с шампанским для взрослых и соком для детей. Мы с Викой пили маленькими глоточками. В приёме лекарств у меня как раз был перерыв, но всё же алкогольными напитками лучше не увлекаться. Обидно будет снова попасть в дурдом из-за пьяного безобразия. Вике, судя по всему, также не хотелось, имея судимость, ещё и на хулиганскую статью нарываться.
  Наша каюта находилась на средней палубе и представляла собой однокомнатное помещение с двумя кроватями, разделёнными узким проходом. У входа - маленькая дверь в ванную (там же туалет и душ) и шкаф для одежды. Туда мы после презентации круиза и отправились - приодеться к ужину, а заодно и отметить экскурсии.
  - Рит, ты пойдёшь на панораму?
  Честно сказать, дополнительных экскурсий я не планировала. Но я опасалась, что тех, кто собирались просто прогуляться по Волгограду и тех, кто желали узнать о Сталинградской битве более подробно, могли рассадить в разные автобусы. Я же хотела быть с сестрой. И так столько времени не виделись!
  Обывателю, не интересующемуся политикой и не имеющему никакого отношения к правозащитникам, фамилия Виктории Ерёминой, наверное, ни о чём не скажет. Те же, кто сами выходили на болотные площади протестовать против нечестных выборов либо следили за событиями, наверняка помнят её и ещё троих самарцев, арестованных за участие в массовых беспорядках и насилие к сотрудникам полиции. Притом, ни саму полицию, ни судей не волновало, что митинг был согласованным, и что беспорядки спровоцировали сотрудники ОМОНа, начавшие врываться в толпу демонстрантов и лупить дубинками всякого, кто подвернётся под горячую руку. Молодой учитель физики, избитый стражем порядка по голове дубинкой; вступившийся за него матрос из Астрахани, получивший от того же омоновца по первое число; студентка мединститута, почуявшая на своей шее объятия другого правоохранителя за слова: "Вы нарушаете закон!"; и шестидесятилетний офицер в отставке, который не стал спокойно смотреть, как на его глазах душат девушку - все они фигурировали в деле как напавшие вчетвером на двух полицейских. Вике дали два с половиной года. Остальным - больше трёх. Мама расстраивалась, винила во всём её. Я злилась на сестру за то, что своим упрямством заставила маму страдать. Нам обеим было так проще - свалить всю вину на Вику. А каково было ей - вместо слов поддержки и ободрения слышать от самых близких людей незаслуженные упрёки? Боже, как мне теперь стыдно!
  - Рита, ты слышишь? - голос сестры отвлёк меня от тяжких воспоминаний. - В планетарий идёшь?
  - Да нет, наверное, - ответила я.
  Планеты, звёзды - это не моё. Вот Таня бы с радостью согласилась. Не ошиблась Вика в выборе подруги! А ведь мама всегда была против, говорила, что если у Тани мать и бабушка лежали в психушке, значит, девочка уже с отклонениями. Кто знает, что ненормальной в голову стукнет? Я, как обычно, поддакивала родительнице. Примерная девочка, Риточка-умница, единственная мамина надежда и отрада. Знала бы она тогда, где её любимая доченька окажется!
  Почти каждую неделю Таня писала Вике письма в тюрьму. Не бросила, не предала - в отличие от родной сестрёнки! И матушки!
  - А вообще, запиши, - изменила я своё решение. - А то ни разу в планетарии не была.
  За ужином нас усадили в самом углу. За столиком оставались места ещё для двоих. А вскоре явились и эти двое. Мужчина средних лет и парень, примерно наш ровесник. Их поразительное сходство не оставляло сомнений - перед нами отец и сын.
  Через пять минут мы уже знали, что Анатолий Петрович и Степан приехали из Москвы на поезде, и что у главы семейства скоро день рождения.
  - Стёпка мне подарок сделал. Как раз отмечу на своей исторической родине. Предки-то у нас из астраханских казаков!
  Глядя на них, мужчин достаточно крепкого телосложения, в это легко верилось. Во всяком случае, представить Степана скачущим на коне с шашкой мне вполне удавалось.
  - Вы пойдёте сегодня на фильм? - поинтересовался молодой казак.
  - А что сегодня будет? - спросила Вика.
  - "Экипаж".
  Мы с сестрой согласились, и к назначенному времени были уже в музыкальном зале. Через пару минут явился и Степан. Один. Анатолий Петрович предпочёл лечь спать пораньше. Мы разместились в третьем ряду. Я - ближе к середине, Вика - по левую руку, а рядом с ней на краю - Степан.
  И зачем я только согласилась смотреть этот фильм? Когда сильное землетрясение на острове крушило здание аэропорта, погребая под обломками людей, я не плакала. Удавалось мне сдержать слёзы и тогда, когда при перетаскивании пассажиров из падающего самолёта корзина порвалась, и люди стали вываливаться вниз. Но когда стюардесса Виктория, отвергнувшая любовь бортпроводника Андрея, передумав, сказала "да"...
  К счастью, моя Виктория в тот момент оживлённо обменивалась со Степаном впечатлениями от фильма. Не желая ждать, пока она заметит неладное и станет приставать с расспросами, я поспешила уйти в каюту. Не то чтобы я родной сестре не доверяла. Но отказав ей в трудный момент в поддержке, я не чувствовала, что достойна получить оную теперь. Не заслужила ты, Ритка! Так оплакивай своё горе в одиночку?
  Андрей... Как я его любила! И как любил меня он! Стоило нам лишь увидеть друг друга, как стало понятно: мы две половинки единого целого. Бывает так: встречаешь человека и понимаешь - вот он - твоя судьба, твоя жизнь. Мой Мастер - так я звала того, без которого, мне казалось, я не смогла бы существовать на белом свете - говорил, что сами высшие силы создали нас друг для друга. Мастера и Маргариту.
  Но увы, наша любовь не выдержала испытания. Слишком малодушной оказалась я, чтобы, подобно булгаковской героини, бороться за свою любовь, не боясь и самого дьявола.
  "Рит, он тебе не пара", - говорила мама, как только узнала о моей любви.
  Художники все какие-то не от мира сего. К тому же пьющие. Пусть Андрей пока не такой, но это до поры до времени, в конце концов, природа возьмёт своё. К тому же, хроническое безденежье - не та участь, которую любящая мать пожелала бы дочери.
  "Мы любим друг друга!", - повторяла я на все уговоры.
  Тогда мать стала плакать, хвататься за сердце, сетуя, как непросто было ей вырастить двух дочерей, как ради нас она так и не стала балериной, о чём мечтала в детстве; как долгих пять лет терпела этого чёрствого эгоиста - нашего папашу, пока Господь не забрал его к себе - не разводилась лишь потому, чтобы дочки не считали себя хуже всех; как во всём себе отказывала, только бы Риточке и Викусе было хорошо; какой бессердечной эгоисткой выросла моя сестра.
  "Вы загоните меня в могилу!" - этими словами она заканчивала свою речь.
  Держалась я всего пару дней. После очередного потока упрёков и слёз я чувствовала себя такой свиньёй неблагодарной, что готова была провалиться сквозь землю. И я решилась на самую большую глупость в своей жизни.
  "Нам надо расстаться, - сказала я Андрею. - То, что мы принимали за любовь, было лишь увлечением, влюблённостью. Мы не подходим друг другу - слишком разные. Прости и забудь".
  Андрей сделался белее полотна, будто мои слова выкачали из его тела всю кровь. Но неожиданно вдруг ожил. Глаза его загорелись лихорадочным блеском.
  "Я всё равно буду ждать тебя, моя Марго! - вскричал он в возбуждении. - Пусть даже всю жизнь!"
  Напрасно я говорила: не надо. Андрей был непреклонен.
  Он действительно ждал всю жизнь. Водила-лихач вылетел из-за поворота неожиданно. Смерть была мгновенной.
  К тому времени я успела худо-бедно смириться с нашей разлукой, научилась жить без него. Пусть, утешалась я мыслью, мой Мастер не со мной, пусть нам не суждено быть вместе, но он есть на белом свете. Теперь у меня не стало даже этого утешения.
  Впервые за свои двадцать три года я ослушалась мать, тайком отправившись на похороны. Мой Мастер, казалось, спал среди цветов, и стоило лишь покрепче поцеловать его в бледные губы, как он проснётся и с улыбкой скажет: "Это ты, Марго? Ты пришла!". И обнимет, чтобы больше не отпустить. Никогда. Я не верила, я отказывалась верить, что Андрей мёртв. Я разговаривала с ним как с живым, толкуя его молчание как: "Я тебя внимательно слушаю, Марго". Лишь когда последняя горсть земли упала на могильный холмик, в сердце воцарилась звенящая пустота.
  "Я же тебе говорила: не ходи на похороны, - встретила меня дома мама такими словами, когда я ответила на вопрос: где была? - Андрея, конечно, жаль, но ничего путного у вас бы всё равно не вышло".
  Возможно, не скажи она всего этого, так и обошлось бы по-тихому. Но от этих слов я вдруг впала в такую ярость, что и сама не ожидала. Я орала на мать, что она сломала мне жизнь, отняла любовь, проклиная свою излишнюю покладистость, что заставила меня её послушаться.
  "Бессердечная! - слово, которое не раз слышала Вика. Теперь оно впервые в жизни относилось ко мне. - Совсем мать не жалеешь!".
  "Замолчи! А то голову оторву!"
  Надо ли говорить, что у матери от таких слов просто челюсть отвисла? Я же в бешенстве носилась по квартире, круша всё, что попадалось под руку. Трещали, разрываясь, салфетки, скатерти, полотенца. Тарелки и чашки рассыпались на осколки, прощально звеня. Книги глухо бились переплётами о стенки мебели. А я всё никак не могла остановиться.
  Остановила меня бригада скорой помощи, вызванная кем-то из соседей. Что-то они мне вкололи, отчего я почти сразу "завяла" - и увезли.
  В психушке я пролежала около месяца. Бывало, целыми днями я не вставала с койки, безразличная ко всему. Жить дальше? Как? Да и зачем? Не чудовищен ли этот мир сам по себе, если существует без Андрея? Но умереть мне не давали.
  Ночами я звала своего Мастера, Вику - тех, кого я предала из-за своей проклятой покорности. Но кто мог прийти, когда одна - в тюрьме, а другой - в могиле? Одна я осталась в этом мире!
  Впрочем, в палате, кроме меня, были ещё две женщины. Анна Ивановна вначале показалась мне вполне здоровой. Часто рассказывала о сыне, который учится в Москве и вот-вот должен приехать. Это потом я узнала, что её сын никогда не приедет, потому что погиб - разбился на мотоцикле. Материнское сердце не вынесло утраты...
  Другая моя соседка - Марья - даже поначалу не казалась здоровой. Она уверяла всех, что она супруга президента Гватемалы, и что американские спецслужбы её похитили и держат в заложниках. И колют всякую гадость специально чтобы свести с ума. При этом несчастная была уверена, что находится на территории США. Соседки же рассказывали, что Машка тронулась умом, когда её благоверный ушёл к другой. Может, он и был президентом Гватемалы, когда набирался до чёртиков - неизвестно. Но квасил, говорят, будь здоров!
  Признаться, я завидовала этим женщинам. Да, они тоже потеряли тех, кого любили, но обе жили надеждой с ними увидеться. Я же осталась в здравом уме, без надежды, без веры, с болью и чувством вины.
  Моё возвращение к жизни было долгим и мучительным. После выписки я могла часами сидеть и рассматривать картину - подарок моего Мастера. Девушка в белом воздушном платье, в шляпке с розами сидела, задумавшись, на скамейке у пруда, где плавали лебеди. Ландшафт художник подрисовал уже потом - на деле я позировала в его мастерской. Теперь же я гладила пальцами засохшие краски, словно пытаясь повторить движения любимых рук. Поначалу мать пыталась отобрать картину, но я сопротивлялась с такой яростью, что она, в конце концов, ретировалась и больше не рискнула к ней даже приближаться.
  Смириться с гибелью Андрея было трудно. Не легче оказалось привыкнуть и к себе настоящей. Милая девочка, Рита-умница, вылепленная матерью по идеальному шаблону, мучительно умирала. Та же Маргарита, которую я каждый день видела в зеркале, представлялась мне настолько незнакомой и непредсказуемой, что порой меня и саму пугала. Я и сейчас не была уверена, что привыкла к ней полностью. Но Вике именно она, думаю, нравилась больше, чем прежняя. Та, которая писала ей за решётку тёплые письма, без единого упрёка...
  Заснула я, к своему удивлению, очень скоро. Я не слышала, как Вика пришла, помылась и легла спать.
  
  Проснулась я оттого, что услышала голос Вики:
  - Просыпайся, Рита! Завтракать пора!
  - Как? Уже? - я сонно потянулась.
  Вика была уже одета и причёсана.
  - Ты уже встала?
  - Уже и на утреннюю зарядку успела.
  Что делать? Пришлось быстро вставать, умываться, заправлять постель.
  - Я вчера даже не слышала, как ты пришла. На дискач ходила?
  - Да нет, - ответила Вика. - Мы после фильма ещё на палубе постояли, поболтали. Кстати, очень интересный парень!
  - Надеюсь, не Сашуля номер два?
  - Да ну! Сашуля ему и в подмётки не годится!
  Сашуля - Викина первая любовь, рок-музыкант. Мать, помню, как увидела его фотку - пришла в ужас, ну и я вместе с ней. Но моя сестра оказалась твёрже, чем я в своё время, и даже слыша с обеих сторон о своём вопиющем бессердечии, не перестала с ним встречаться. Правда, в конце концов, она его всё-таки послала. Под шикарным образом, как оказалось, скрывался пустой халявщик, да к тому же ещё и любитель выпить.
  За завтраком мы рассаживались свободно, но когда наши вчерашние знакомые зашли, осматриваясь, Вика махнула им рукой. Степан и Анатолий Петрович приблизились, и вскоре мы уже сидели все вместе.
  А молодой казак, по всей видимости, к моей сестре неравнодушен! Ишь ты, как засияли его глаза, когда он увидел её! И как прилила к щекам казачья кровь, когда Вика на него взглянула!
  После завтрака мы стали обсуждать, чем заняться. До остановки в Усовке оставалось ещё много времени.
  - Я хочу танцевать, - сказала Вика.
  - А я - петь.
  Песни у меня всегда получались лучше, чем у сестры. Однако осмеливалась петь я только в семейном кругу. При чужих людях как-то стеснялась. Теперь же, когда моя репутация и так испорчена, переживать, что сделаю что-то не так, вряд ли имеет смысл.
  В музыкальном салоне собрались в основном женщины среднего возраста. Собственно, салон этот представлял собой комнату на носу корабля. Впереди слева стояло пианино, справа - телевизор, который мы вчера смотрели. По обеим сторонам - кресла и скамьи в четыре ряда. Справа и слева проплывали за окнами песчаные обрывистые берега с растущими на склонах редкими деревьями.
  Руководили хором две женщины. Лариса Григорьевна - дама с прямыми белыми волосами, с аккордеоном в руках, играла вчера, когда мы садились на корабль. Другая - полненькая, с тёмно-русыми волнами волос - пела для нас вчера на верхней палубе, когда теплоход отплывал. Елена Прохорова - так её представили.
  Поскольку сегодня на теплоходе объявили День русской культуры, то и песни мы пели русские народные. "Ах, Самара-гордок", "По Дону гуляет"... Когда же запели "Позарастали стёжки-дорожки", я, не удержавшись, заплакала.
  - Какая грустная песня! - к счастью, Елена истолковала мои слёзы по-своему. Давайте-ка споём более весёлую!..
  "Валенки-валенки
  Прячет моя маменька.
  Всё равно я их найду -
  Не свидание пойду!"
  "Умная девушка! - подумала я. - Не то что некоторые!"
  В то утро прозвучало ещё много песен: весёлых и грустных, но все они были уже не про меня. Одна девица "верила, верила, верит" своему любимому и никогда не поверит, что он её разлюбит; другая за свою веру поплатилась - милый нарушил клятву, данную ей на Муромской дорожке и "воротился с красавицей-женой"; третью так и вовсе угораздило полюбить женатого. Но ни в одной песне не встречалась такая дура, которая бросила любимого, потому что маменька велела.
  И вот первая остановка - Усовка. Наш теплоход причалил вторым бортом. Наскоро похватав купальники, мы с Викой вышли на песчаный пляж. Степан с отцом вышли вслед за нами. Августовское солнце светило жарко, и блестевшая в его лучах водная гладь так и манила поскорее окунуться. Впрочем, зря терять время мы не стали. Более того, я сразу устремилась туда, где поглубже, чтобы вездесущие водоросли не досаждали. С детства их не люблю! Вика - другое дело. Когда она ещё носила длинные волосы, то любила делать причёски с водяными растениями, чтобы походить на русалку. Чего-чего, а этого добра в нашей Волге хватает!
  - Эх, сюда бы удочки! - мечтательно произнёс Анатолий Петрович. - Славно бы порыбачили!
  И всё-таки "порыбачить" нам удалось. Прямо перед теплоход, отделявшем наш от берега, на песке расположились палатки. Кроме арбузов, дынь и других фруктов, там продавалось множество рыбы: копчёной, солёной, варёной, вяленой. Мы с Викой взяли копчёного судака - с таким расчётом, чтобы довезти до Самары. При трёхразовом питании на корабле есть его будет некогда.
  После Усовки теплоход остановился в Саратове, но нас попросили не покидать борта. Да и стоянка, собственно, была недолгой - за пятнадцать минут не нагуляешься.
  Между этими двумя стоянками нас приглашали в рулевую рубку. Капитан, немолодой мужчина, рассказывал про корабль, про команду (за штурвалом стояли две молодые девушки и мужчина - сверстник капитана). Вика ещё задавала вопросы, как будто хотела научиться основам судовождения.
  Остаток дня мы стояли на палубе, глядя на проплывающие мимо леса. Вика и Стёпа отлучались на концерт джазовой музыки. Но после ужина мы вчетвером пошли на вечернее шоу. Развлекал нас артист Антон, танцовщица Маша и Виталина (последняя также выполняла обязанности администратора) и певица Елена. В перерывах между выступлениями мы, туристы, вспоминали рекламу и кино лихих девяностых, пробовали по песням поставить диагноз лирическим героям (с чем Вика, кстати, справлялась вполне успешно). Одним словом, нескучно провели время. На танцы, которые объявили после завершения шоу, мы уже не оставались.
  
  На следующий день нас разбудили в полседьмого. Часов в десять мы уже должны быть в городе-герое Волгограде - он же Сталинград, он же Царицын. Лично мне нынешнее название нравится больше всех. Но перед остановкой после завтрака оставался ещё час, чтобы зайти в музыкальный салон и попеть с Еленой и Ларисой Григорьевной. На этот раз Вика составила мне компанию.
  Поскольку подплывали мы к городу, мужественно державшему оборону в Великую Отечественную, песни подобрали соответствующие. Многие из них мы с Викой знали наизусть. В детстве на Девятое мая мама часто ездила с нами в гости к дедушке Володе, что приходился ей двоюродным дядей. Старый ветеран, он прошёл на танке до самого Берлина и всегда был растроган до слёз, когда в День Победы мы пели песни военных лет. Давно уже нет в живых дедушки Володи, но ни строчки из этих песен не забыто. И теперь мы с Викой снова пели вместе, как в то далёкое время:
  "Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай
  Тот цветущий и поющий яркий май.
  Вихри венцев в русском вальсе сквозь года,
  Помнит сердце, не забудет никогда!".
  Только мы закончили песню про того парня, за которого герою Рождественского теперь предстоит жить на свете, как теплоход причалил в порту Волгограда. По счастью, нам с Викой оставалось лишь забежать в каюту, взять сумочки. Одеться мы догадались заранее.
  Стёпу определили в одну группу с нами. Его отец смотреть панораму не собирался, поэтому его отделили.
  Сидя в автобусе у окна, я с любопытством разглядывала город. Мы поднимались над рекой по зелёной террасе, ведущей в сквер - к площади Павших борцов. Вообще я заметила, что скверы и парки окутали Волгоград, словно зелёные ленты.
  Остановившись, мы вышли из автобуса, прошлись вдоль цветочной клумбы и парковых скамеек до выбившегося из общего ландшафта большого тополя. Дерево, уцелевшее в Великой Отечественной войне, вырубить рука не поднялась. Напротив, в знак почтения его окружили каменным бордюром. И стоит старый тополь как символ возрождения жизни из руин.
  Слева от тополя стояла каменная стела - дань памяти троим погибшим защитникам Сталинграда. Притом все трое разных национальностей: Каменщиков - русский, Фаттяхутдинов - татарин и Ибаррури - испанец. Но все они выросли на русской земле и погибли, её защищая. Нет здесь русских и нерусских - есть советские солдаты!
  - А этот Ибаррури, - вырвалось у меня, - сын той самой Пассионарии?
  - Ну да, - ответила Вика. - У неё сын был лётчиком. Рубен его звали. И его, слышала, на войне убили.
  - Слушай, вставай сбоку - я тебя сфоткаю.
  Вика послушно исполнила просьбу. Я ровным счётом ничего не знала про испанскую коммунистку Долорес Ибаррури и про её сына, но как испанец оказался в рядах защитников Сталинграда? Об этом мне поведал Алексей, экскурсовод. Рубена вывезли из Испании пятнадцатилетним во время франкистского мятежа. Его юность прошла в СССР. Он ещё приезжал на историческую родину воевать с фашистами, попал в плен, потом ему удалось бежать из лагеря для военнопленных в Советский Союз. В двадцать два года, когда началась Великая Отечественная, Рубен, уже будучи советским гражданином, вступил в ряды Красной Армии. В боях за Сталинград, где он был пулемётчиком, на его глазах был убит командир пулемётной роты. Рубен взял командование на себя и был смертельно ранен. Кстати, как я потом убедилась по фотографии, симпатичный был парень.
  После того, как мы сфотографировались у большого мемориала в середине площади, автобус повёз нас к Мамаеву кургану. Проезжая здание универмага, мы слушали рассказ Алексея про другую известную личность - немецкого фельдмаршала Паулюса. Он проиграл бой и был окружён советскими войсками. Тогда-то Гитлер и назначил его фельдмаршалом, надеясь, что честь не позволит тому сдаться. Только застрелиться за идеи Рейха никак не входило в планы Паулюса. Сдавшись, он тут же согласился сотрудничать с победителями и на трибунале в Нюрнберге выступал как обвинитель, хотя у самого-то рыльце было в пушку. Несколько лет он жил в Советском Союзе, потом вернулся в Германию, сказав на прощание, что пришёл на нашу землю как враг, а покидает её как друг. И у себя на родине Паулюс умер при загадочных обстоятельствах. Возможно, свои же его и прикончили.
  - Ну прям Денис номер два! - сказала мне Вика.
  Я поняла, что моя сестра имеет в виду Дениса Козина, нашего бывшего одноклассника, а нынче - ведущего на нашем областном телевидении. Мне же вспомнилась ещё и Натка Королёва... Нынешняя Маргарита едва ли стала бы с ней дружить...
  Однако от воспоминаний о школе меня вскоре отвлёк Алексей, рассказывая о доме жёлтого цвета с колоннами, выстроившемся полукруглым фасадом прямо за памятником Ленину. Дом Павлова. Нет, он не принадлежал знаменитому академику или какому-нибудь богатею с такой фамилией. За этот дом солдаты Красной Армии бились несколько дней. И командовал обороной сержант Павлов.
  На автобусе путь до Мамаева кургана оказался недолгим. Курган представлял собой высокий холм. К его вершине вела длинная, разделённая на несколько ярусов лестница. С самого верху (как уже сказал Алексей, насыпного) виднелся силуэт изящной статуи. Но прежде чем мы начали к ней карабкаться, у самого барельефа со стариками, детьми и молодёжью к нам подошла женщина с букетом цветов. Мы с Викой и Стёпой купили по маленькому букетику роз и георгин.
  Остановились мы на площадке возле статуи обнажённого солдата, вросшего в обмываемую Волгой родную землю (вот почему эта статуя посреди бассейна). Своим могучим телом он закрывал от врагов мать-старушку. Мне подумалось, что, возможно, скульптор изобразил генерала Шумилова, который руководил обороной Сталинграда.
  За площадью лестница снова шла вверх - вдоль стены с рельефами. Человек, окружённый огненными лентами - Михаил Паникаха. Зажигательная смесь, предназначенная для вражеского танка, загорелась в его руках. И он, объятый огнём, кинулся на танк. Чуть поодаль от Михаила - пулемётчик, фамилии которого я не запомнила. Будучи смертельно раненым, он так сильно сжал пулемёт, что тот продолжал стрелять некоторое время уже после того, как бойца не стало. Советский танк, выдолбленный на стене, также был упомянут автором не зазря. Фашисты, подбив машину, с нетерпением ждали, когда из горящего люка выйдут солдаты - сдаваться в плен. Не дождались. Бойцы предпочли сгореть заживо с "Интернационалом" на устах.
  На другой стене бросался в глаза мёртвый солдат с дырой вместо сердца и отпечатком вместо руки. Вверх по лестнице на той же стене следовала группа защитников Сталинграда, восставших из небытия.
  Лестница вывела нас на площадь с большим прямоугольным бассейном. Слева на стене Василий Гроссман воспевал мужество наших бойцов, что своей отчаянностью наводили на врага суеверный страх: кто эти люди? смертны ли они?
  Да, смертны, - говорили скульптуры справа. Раненый солдат держит в руке гранату. Хватит ли у него сил кинуть её во врага? Хочется верить, что с поддержкой товарища он сумеет это сделать. Медсестра, ещё вчерашняя школьница, тащит на себе пострадавшего бойца, под градом пуль, не думая о том, что её саму могут убить. Солдат подхватил знамя из рук павшего товарища. Другой готовится метнуть две гранаты, одну из которых только что собирался бросить лежащий у его ног. Третий поддерживает раненого командира. Контраст между жизнью и смертью. И только на последней скульптуре жизнь полностью побеждает. Солдат и командир, сломавшие хребет змее фашизма.
  Какой ценой досталась эта Победа, мы увидели уже когда поднялись до Площади Скорби. Мать держит на руках убитого солдата. Лицо его прикрыто знаменем - так, чтобы каждая из матерей погибших знала - это памятник ей и её сыну. Хоть монумент и был окружён водой, можно было по камешкам к нему подобраться, встать рядом, попросить Вику запечатлеть. Но что-то меня удержало. Возможно, суеверный страх за будущих детей.
  За будущих детей? Страшно? Неужели? Тогда, лёжа на койке в психдиспансере, я не верила, что у меня вообще может быть будущее.
  А вот наши деды, судя по всему, о будущем подумали - замуровали в стену послание потомкам, завещая вскрыть в 2045 году - на столетие Великой Победы.
  Над входом в зал воинской славы, откуда мы поднимались к памятнику горюющей матери, мы снова видели барельефы: гордые победители, поникшие захватчики - гитлеровские вояки, которым Красная Армия дала "возможность" увидеть Волгу. А что - сами захотели!
  В самом зале в гигантской руке горел факел. Вокруг лежали цветы. Положив туда же свои букеты, мы поднимались вверх по винтовой горке, читая по пути выгравированные на камне фамилии погибших бойцов.
  Мы продолжали взбираться вверх - по склону холма - к Родине-матери. По левую сторону полулежали могильные плиты. А вот и славный генерал Шумилов! Судя по датам, погиб не в бою. Максиму Путилову и Ольге Ковалёвой (больше я никого не запомнила) повезло куда меньше.
  А вот мы уже на самом верху! Невдалеке стоит Родина-мать, с открытым ртом, с развевающимися на ветру волосами, держа в правой руке меч, а левой указывая на запад. И как на ладони виден город Волгоград, когда-то разрушенный до основания, а нынче - зелёный, цветущей. Как будто и не было той трагедии, называемой войной.
  Как будто не было? Как бы не так! Полуразрушенный кирпичный дом у музея-панорамы "Сталинградская битва", куда мы поехали, не спускаясь с кургана, едва ли даст об этом забыть. Его специально держат именно таким - как память.
  Уже в музее нам не только рассказали, но и показали, что стало с городом во время войны. Наблюдая ковровые бомбардировки - войну озверевших фашистов против мирных жителей, горящие дома с разрушенными стенами, поневоле согласишься со словами одного американского политика: город мёртвый. И восстановление его видится каким-то нереальным чудом.
  Кроме этого, в музее находилось оружие, личные вещи и фотографии защитников города. Вот на манекене шинель, изрешечённая пулями и осколками. Она принадлежала командиру Василию Глазкову, который, даже будучи раненым, не оставил наблюдательный пункт. Солдаты пытались унести его прочь, но не успели - немцы обстреляли.
  Покончив с нижним этажом, мы поднялись по винтовой лестнице в круглый зал с куполом. Со всех сторон окружал нас заснеженный Сталинград. Вот Михаил Паникаха бежит в горящей одежде на вражеский танк. Музейный гид тем временем рассказывает и о других героях. Максим Путилов - связист. Раздробленной кистью руки он никак не мог соединить провода, чтобы восстановить связь. Погибая от ран, он в последний момент взял их зубами. Должно быть, бойцы, получая приказы и докладывая о ходе операции, не ведали, что информация проходит через труп связиста. Ольга Ковалёва храбро сражалась, когда немцы напали на завод, где она работала. И была убита.
  Когда мы вышли из здания, до отправления теплохода оставалось пятнадцать минут. Анатолий Петрович, по-видимому, начал волноваться.
  - Алло, - отвечал Стёпа. - Я? Да мы в автобусе. Тётенька оказалась такой разговорчивой. Сейчас уже едем... Папа думает, мы уже где-то загуляли, - обратился он уже к нам.
  - Какой там загуляли! - откликнулась Вика. - Вернуться бы до отправления.
  - Без нас всё равно не уплывут, - утешил её Стёпа. - Тут всё-таки целая группа. Жаль, бронепоезд посмотреть не успели!
  - На обратном пути заплывём - тогда и посмотрим.
  - Ну да, - вспомнила я. - Стоянка длинная, а в планетарии будем час-полтора - не больше.
  На том и порешили.
  За пять минут до отправления теплохода мы были уже на борту. А ещё минут через десять, сидя за столом в ресторане, обменивались впечатлениями. Что ни говори, а немецкие военнопленные отстроили город на совесть.
  - Хоть я и не перевариваю Сталина, - поделился своими мыслями Анатолий Петрович, - но будь я на его месте, сказал бы то же самое: они город разрушили, пусть они нам его и восстанавливают. Должна же быть на свете какая-то справедливость!
  - Жалко, Адольфа Элиасовича с ними не было! - вздохнула Вика. - Пусть бы своим горбом расплачивался!
  - Думаю, если бы Гитлера посадили с его же вояками, долго бы он не прожил. Удавили бы на месте!
  Сам Петрович рассказывал немного. После экскурсии у него, в отличие от нас, осталось время для свободного осмотра достопримечательностей Волгограда. Ну, погулял по городу, купил конфет.
  - Вообще здесь очень много памятных мест. И правильно! А то ж молодёжь скоро совсем забудет про Великую Отечественную! Уже даже не знают, когда она была.
  "Если бы только это!" - подумала я, живо вспоминая Дениса Козина.
  Он, по-видимому, считал верхом остроумия поприветствовать одноклассников словами: "Хайль Гитлер!". Натка ему в ответ: "Хайль!". А я... Я просто промолчала. Позорно и бесстыдно. Да, у меня не хватило совести повторить: "Хайль!" (вернее, хватило совести его не повторять), но сказать что-то вроде "Гитлер капут!" или как-то пристыдить своих одноклассников - на это у меня не нашлось смелости. А вот у Вики таковая нашлась. Надя Попова, другая моя одноклассница, так и сказал: "Какой тебе Гитлер? Мы вообще-то русские люди!". Тогда патриотизм ещё не был "единственной национальной идеей". Штирлица никто и не думал раскрашивать, но Наде он был мил и чёрно-белый. "Чокнутая!" - быстро сделала вывод Ната, после чего Попову стали травить.
  Я в травле не участвовала, но вступиться за неё ни разу не решилась. Опасалась поссориться со всем классом. Маму бы это огорчило. Хорошие девочки умеют ладить с людьми. Вика же быть для всех хорошей не стремилась, однозначно дав понять, на чьей она стороне. Но Надину участь это мало облегчило. После её ухода у моей сестры были все шансы стать следующей жертвой. Но я всё-таки дружила с королевой класса.
  Впрочем, дружила я с Королёвой не ради Вики. Просто Ната была в классе самой модной, считалась очень интересной, училась на одни пятёрки. Разве не к таким тянутся хорошие девочки? Мама очень хвалила мою подругу: "Девочка искренняя, не врёт, говорит, что думает". Да, Наде она действительно говорила в лицо: "Уходи уже из нашей школы - всем надоела! Всё равно мы тебя здесь доконаем!". Только повторить это в присутствии директора и завуча, когда Надина мама устроила разборку по поводу издевательств над дочерью, так и не осмелилась. Напротив, делала такие большие глаза, принимая позу безвинно оклеветанной.
  Разочаровалась ли я в ней тогда? Где-то в глубине души, может, и усомнилась. Но и мама, и одноклассники считали Нату хорошей. Поэтому я предпочла об этом эпизоде поскорее забыть и снова относиться к ней как и прежде. Впрочем, после окончания школы наши дороги как-то разошлись. Давно я Натку не видела!
  Зато Дениса - иногда имею удовольствие, правда, по телевизору. Таким вдруг пламенным патриотом заделался - хоть медальку вешай! Ну да, отчего бы не полюбить Родину, когда модно?
  Вике повезло больше (если это можно назвать везением) - она не так давно встретила его в реале. Случайно на улице. Говорит: обрушил на неё кучу упрёков: мол, изменница, продала Родину за госдеповские бабки Фашингтону, фрау Гиммлер, мало тебе дали, надо было бы и вовсе расстрелять!
  А вот Надя Попова, от которой я бы скорее могла ожидать чего-то подобного, напротив, оказалась человеком адекватным. Она единственная из всего класса писала моей сестре в тюрьму.
  Кто-то, возможно, подумает: надо же, как разительно изменились Денис и Надя! Только я уверена, что люди меняются очень редко. Чаще подстраиваются под обстоятельства, говоря и делая то, что им в данный момент выгодно. Другие же стойко хранят верность идеалам выстраданным, а не навеянным модой.
  - Рита, идём на танцы?
  - Идём, - согласилась я с сестрой.
  Собственно, танцами она называла танцевальный мастер-класс, на котором побывала ещё вчера.
  - Только платок нужно взять.
  - Это что, какие-то восточные?
  - Да.
  Минут через десять мы обе уже были в баре на солнечной палубе. Непростыми оказались восточные танцы! Особенно если пропускаешь занятия. Хотя казалось бы: чего сложного? Виляй бёдрами - и будет тебе счастье. Ан нет - оказывается, и это надо уметь. Поэтому когда руководитель кружка Нина Юрьевна изъявила желание послезавтра в День Нептуна увидеть нас танцующими на палубе, я возразила. Это уж без меня! К такому подвигу я пока не готова! Принуждать меня, впрочем, никто и не стал. Так что этот мастер-класс и все последующие я по сути оставалась вольным слушателем. А вот Вика... Похоже, она всерьёз намеревалась принять участие и сделать всё по высшему разряду.
  После танцев мы пошли смотреть документальный фильм "Дельта Волги". Стёпа и его отец к нам присоединились.
  Вечером после ужина мы вчетвером сидели на палубе и пили чай с конфетами, которые Анатолий Петрович купил в Волгограде. Потом я ушла в каюту и, послушав по бортовому радио сказку про Мальчика-с-пальчик, легла спать.
  
  Утром мы с Викой снова пели. На этот раз - преимущественно песни из кинофильмов. Я говорю, преимущественно, потому, что не знаю, из какого фильма песня про любовь обманную, которая не оставила меня равнодушной:
  "Ах, мамочка, на саночках
  Каталась я не с тем.
  Ах, зачем под яблонькой
  Целовалась с Яшенькой?
  Ах, мамочка, зачем?"
  Притом, этих Яшечек у неё был целый десяток. Наивная и глупая барышня - вечно не тех цепляет! Только я, получается, ещё глупее. Даже самостоятельно ошибиться - и то не смогла.
  Также я не знала, из какого фильма другая, которая въелась в моё сознание так, что ещё долго её мотив крутился в голове:
  "Будто весна из странствий дальних
  К нам возвратилась вновь,
  Словно девчонки в платьях бальных
  Яблони вышли в ночь,
  Вот и опять они нарядны,
  Верят они, что счастье рядом,
  Снова надеждой сердца их полны.
  И не зима в просторах наших,
  То в небесах крылами машет
  Белая лебедь - подруга весны".
  Прости, Андрей! Но если бы ты чудом воскрес и увидел меня, то не узнал бы своей Марго. Она умерла вместе с тобой. А я лишь внешне на неё похожа - как похожа на меня Вика, как наша мама на фотографиях своей молодости. Может, копию моей матери ты и любил всю жизнь? Ведь я по сути всё это время была её тенью. "Нет, не тебя так пылко я люблю!" - наверное, сказал бы ты мне сейчас, вспомнив поэзию Лермонтова. Но я тебя не ревную.
  Когда мы с Викой вернулись в каюту, за окном, освещаемая солнцем, стояла набережная, выложенная плиткой, с фонарями в ряд. Добро пожаловать в Астрахань!
  Мы пообедали, переоделись и вышли в фойе. Там получили номер группы. Седьмая.
  - А у нас шестая! - на лице Стёпы отразилось неподдельное разочарование.
  Вика, судя по всему, тоже надеялась на лучшее.
  - Можно поменяться, - предложил Анатолий Петрович. - Если, конечно, Маргарита не против.
  Что сказать? Конечно, мне не очень-то хотелось разделяться с сестрой, но коли речь идёт о молодом красавчике...
  - Давайте! Без проблем!
  Астраханский Кремль... Что о нём можно сказать? Вроде обычный, белокаменный, но... Бело-синяя плитка, опоясывающая башни, совсем не характерна для русского кремля. Однако вовсе не эстетика побудила мастеров нарушить негласное правило, а банальная безысходность. Строить оборонительные сооружения надо было быстро, а с кирпичом имелись проблемы. Пришлось разбирать ханский дворец. А уж там этого добра - бело-синих плит - было предостаточно.
  Белый храм с зелёными куполами, оказывается, прежде был цветным. И должно быть, смотрелся ещё красивее, чем сейчас. Даже Пётр Первый, увидев его, сказал: "Лепота!". Впрочем, я и сейчас готова с ним согласиться.
  После Кремля мы поехали на автобусе знакомиться с "городом бунтовщиков" - так я успела окрестить про себя Астрахань. Стеньку Разина здесь, наверное, знала не то что каждая собака, но и каждая кошка. Да и без Стеньки город славился непримиримым нравом жителей. Колыбель российской оппозиции! И далеко не всегда мирной. Сбежит крепостной крестьянин от помещика, доберётся до Астрахани - считай, вольный.
  Впрочем, некоторые оказывались здесь отнюдь не по доброй воле. Как, например, поэт Курмангазы, памятник которому стоял посреди перекрёстка. Ознакомиться с его творчеством мне не довелось, поэтому не могу сказать, насколько смелыми были его стихи. Однако царская власть сочла их весьма вольнодумческими. За них его в Астрахань и сослали.
  Встать, что ли, рядом с памятником, попросить Петровича сфотографировать? Нет, пожалуй, не буду - недостойна!
  Следующим пунктом был рыбный рынок. Рыба: копчёная, вяленая - лежала на прилавках, дразня вкусным запахом. Икра щук и осетров проглядывала мелкими зёрнышками из стеклянных банок.
  Много набирать я не стала. Да и не по карману было бы много. К тому же, без холодильника рыба долго не лежит, а ещё ж надо до Самары довезти.
  Вот и закончилась экскурсия. Сейчас нас отвезут обратно к причалу, и оттуда уже можно будет пойти в город, погулять. Благо, времени ещё предостаточно. А впрочем, зачем заставлять автобус бесцельно кататься? Я уже в городе. И даже знаю, куда я пойду первым делом. К речушке с лотосами. Раз нам с Викой пришлось выбирать между экскурсией по городу и лотосовыми полями в Дельте Волги, так увидеть бы хоть кусочек упущенного. К причалу доберусь потом - своим ходом.
  О своих планах я, конечно же, рассказала гиду. И Петровичу. Последний любезно предложил довезти мою рыбу на корабль, чтобы мне не бегать с ней по городу, на что я охотно согласилась.
  Но где же речка? Хоть экскурсовод и объяснила, куда идти, я, хоть убей, не видели ни намёка на водоём. Кажется, я повернула не там. Налево... Или мне всё-таки сказали: направо? Самое обидное - я уже не помнила, какой дорогой можно вернуться обратно. Да, Маргарита - как раз для полного счастья не хватало заблудиться в чужом городе! А ещё лучше - опоздать и увидеть с берега, как теплоход от шумной пристани отчалит. И ведь раньше нормально ориентировалась. Раньше - до того, как меня в дурке стали пичкать препаратами. Вот уж поистине ничто на земле не проходит бесследно! Прав был Градский!
  Ладно, в конце концов, у меня, слава Богу, есть язык. А он, как говорится, до Киева доведёт.
  - Простите, - остановила я встречного парня. - Не подскажете, как дойти до речке?...
  Ещё, как на грех, название забыла.
  - К лотосам? - догадался тот.
  - Да, к ним.
  - Это в ту сторону, - он указал рукой за мою спину. - Я сам как раз туда иду. Хочу запечатлеть их на закате.
  - Вы художник?
  - Нет, скорее фотограф. Занимаюсь в свободное время. А так вообще матрос.
  Ещё один матрос и опять из Астрахани. Это меня позабавило.
  Опасаясь, что снова выйду не туда, я охотно последовала за этим парнем. Смуглая кожа, чёрные, как смоль, волосы, и глаза тёмно-карие... Похоже, татарин.
  По дороге мой попутчик расспрашивал, откуда я. Из Самары? Приплыла на корабле? А в Волгограде была? И как?
  - Очень понравилось!
  Впрочем, этих скупых слов было слишком мало. Именно в этом городе я снова почувствовала себя живым человеком.
  Рассказывая о своих впечатлениях от города на Волге, я заметила по глазам собеседника, что он вполне разделяет мои симпатии.
  - А Вы там были? - спросила я.
  - Да, я там живу, - был ответ.
  - А я думала, Вы местный.
  - В Астрахань я частенько приезжаю. У меня здесь родственники.
  - Кстати, тоже красивый город! Чуконин был прав - его стоило посмотреть.
  - Игорь, что ли? - удивился парень. - Тот самый?
  - Ну да. Который за митинг сидит.
  - Так Вы Виктория Ерёмина? Простите, не узнал.
  - Нет, я её сестра Маргарита. Хотя внешне мы сильно похожи.
  - Очень приятно! Николай.
  - Взаимно! А Вы, я вижу, внимательно следите за политическими событиями?
  - Не так чтоб очень. Просто с Игорем давно знаком - вместе учились. Это честнейший, порядочнейший человек! Что хотел устроить государственный переворот за деньги Госдепа - полная фигня! Игорь настоящий патриот и никогда не стал бы делать того, за что не смог бы открыто ответить.
  А ведь то же самое я могла сказать и про свою сестру. Твёрдые принципы, мужество и смелость - как не хватает всего этого мне самой! Не потому ли я повторяла вслед за матерью: "Когда ты уже, наконец, угомонишься, пламенная Пассионария? Ищешь приключений на свою задницу! Мать бы пожалела!". В младших классах я ещё не знала, кто такая Пассионария - думала, это ругательство. Да, Вика, всегда ты была такая! Тогда спорила с учителями, теперь - с властвующими самодурами. Я помню, как в перерывах между судебными заседаниями вместе с матерью уговаривала сестру не упорствовать - дать нужные показания, во всём покаяться, может, срок дадут условный. Но Вика отвечала: "Не буду! Я не сделала ничего дурного!". Всякий раз, представляя себя за решёткой в зале суда, я вижу рыдающую девушку, смиренно просящую суд о снисхождении. Нет, не Виктория я!
  И вот теперь, опуская постыдный для себя факты, я рассказывала Николаю о своей сестре то, чего не говорила ей самой. А ведь ей наверняка было страшно - и невыразимо трудно было скрывать это от близких людей. Близких по крови, но не по духу.
  - А как к вам сейчас относятся? Нет каких-то репрессий? Или ещё каких проблем?
  Проблемы? Конечно, были. С трудоустройством. Все мы прекрасно понимали, что недоучившейся студентке меда, а тем более отсидевшей в тюрьме не то что врачом, даже медсестрой не устроиться. Спасибо Светлане Олеговне! Зная Вику Ерёмину как толковую и добросовестную студентку, добилась, чтоб её в онкодиспансер санитаркой взяли. Санитаркой! Мама была в ужасе: годы учёбы коту под хвост! Только для Вики это: ничего страшного, тоже достойная профессия. К тому же, один из президентов Чили, тоже медик по образованию, по первости так вообще в морге работал. А тут всё-таки с живыми. Мама тогда стала ругать Вику за беспечность. А я... впервые в жизни я была не на её стороне. Впрочем, на санитарке Вика останавливаться не собирается - надеется, что, доучившись на заочном, сумеет в будущем стать врачом.
  У самой у меня, к слову сказать, проблемы тоже были. Я с детства мечтала стать учительницей, но, в отличие от Вики, послушала мать и поступила на экономический. И в отличие от неё же, имела возможность доучиться. Только и меня брать на работу не спешили. Помощь пришла, откуда я её не ждала - от Тани. Той самой, от дружбы с которой мама предостерегала Вику. У её знакомых на фирме как раз бухгалтер уволился, и она порекомендовала меня.
  Я так и не решилась сказать Николаю, что вовсе не родство с Викой явилось причиной моих трудностей. В противном случае, есть риск, что остаток пути мне придётся проделать в гордом одиночестве.
  Ан нет - уже не придётся. Вот и они, родимые - кувшинки, плавающие в воде! Издалека они смотрелись словно зелёные и розовые стразы на узкой ленте встроенной в мостовую речки.
  - Ну вот, мы почти пришли, - Николай показал рукой на противоположный берег. - Осталось только перейти через мост.
  Другой берег был более пологим и в бетон не одетым. Мы приблизились к лотосам. Среди зелёной листвы, которая вблизи казалась просто гигантской, виднелись редкие розовые бутоны. Они были такими крупными, что в них без труда могла бы уместиться лягушка. Как жаль, что они так далеко! Вот бы протянуть руку, ухватить цветок и вдохнуть его тонкий аромат! Впрочем, если пройти несколько шагов по грязи..
  - Хотите цветок понюхать? - догадался Николай.
  - Да.
  - Сейчас я его достану.
  Грязь зачавкала под его сандалиями. Сделав пару шагов, он протянул руку.
  - Держите! Осторожнее!
  Стоя на самом краю твёрдой почвы, я поймала толстый стебель. Опасаясь, что могу его сломать, нагнулась. Аромат действительно оказался тонким, с едва заметным привкусом мускуса. Николай сказал, они обладают снотворным эффектом. Как маки.
  - Вы так замечательно смотритесь с цветком! Можно, я сфотографирую?
  - Пожалуйста, - разрешила я. - Только с цветком я не могу встать покрасивее.
  - Так тоже хорошо. Девушка тянется к цветку. Очень натурально!
  Несколько раз его фотоаппарат щёлкнул, меняя ракурсы по воле хозяина.
  - Теперь можно отпускать?
  - Отпускайте.
  Но прежде я в последний раз вдохнула этот неповторимый запах. А после, по просьбе фотографа, прилегла на лист, как на подушку, положив ладонь под голову и чуть прикрыв глаза.
  Я не сразу поняла, в чём подвох, когда Николай с лукавой улыбкой попросил меня встать перед лотосами и поднять руку вверх. Когда же, к своему удивлению, просматривая фотографии, увидела маленькую дюймовочку среди огромных лотосовых зарослей, не смогла удержаться от вопроса:
  - Ой, а как Вы это сделали?
  - Это несложно. Взял Вас в фокус и уменьшил.
  - Круто! Вы талант!
  - Люблю иногда похулиганить.
  Его щёки при этом залились краской.
  Закатное солнце окрасило край неба в розовый цвет. Вот оно - долгожданное событие!
  Николай не ошибся - лотосы и впрямь отлично смотрелись в лучах заката. Воспользовавшись моментом, я тоже сделала несколько снимков на свою "цифровую мыльницу".
  - Хотите, я Вам пришлю фотки? - предложил парень.
  Надо ли говорить, что я с удовольствием дала ему свой емэйл?
  До отправления теплохода оставалось ещё предостаточно времени. Но всё же я начала беспокоиться: успею ли? Поэтому предложение Николая проводить меня до набережной встретила с благодарностью.
  По дороге мы изрядно задержались на бульваре - под стенами Кремля. Красивый в Астрахани бульвар! Вдоль стен протянулись широкие дорожки со скамейками, разделённые клумбами, где на изумрудных коврах из травы уютно расположились розы, ноготки, мелкий кустарник. То там, то здесь взмывали вверх струи распылителей, чтобы питать водой всю эту красоту. Между клумбами фонтаны рисовали в воздухе водяные узоры. Одни были незамысловатыми, другие же - с выдумкой. Как, например, тот, что в самом начале сквера, сделанный в виде античной статуи с кувшином, окружённой полукругом из колонн.
  Мы с Колей сидели на лавочке и, потягивая молочные коктейли, болтали о пустяках. Мне казалось, я знаю этого человека всю жизнь. Я как будто вместе с ним читала его любимые книги, смотрела его любимые фильмы, виделась с его друзьями, одноклассниками, коллегами. Как такое может быть? Не знаю. Кто из нас первым, обмолвясь, заменил простое "Вы" сердечным "ты" - я тем более ни за что бы не вспомнила. Да я, по-честному, почти забыла и о том, что через пару часов мой теплоход отплывает. Пусть бы он задержался здесь ещё на часок-другой. А лучше - на сутки. Мне нравится, безумно нравится сидеть здесь и говорить с Колей!
  Но всё хорошее заканчивается до обидного быстро.
  - Пойдём потихоньку на набережную, - сказал Коля. - Ещё успеем погулять, посмотреть.
  Эта мысль показалась мне здравой. А то я толком не успела рассмотреть набережную. Как только мы сошли с теплохода, нас быстренько по автобусам.
  Солнце всё ниже опускалось за розовеющую в лучах заката Волгу. А вскоре и вовсе скрылось из виду, уступив место луне с россыпью мелких звёздочек. На набережной зажглись фонари, позолотили мягком светом воды великой реки, фонтаны, мостовую с кованой оградой, статую Петра Первого, который прежде был моим любимым царём. Сейчас же я отнеслась к нему более чем прохладно. Если бы Коля попросил меня встать рядом для фотографии, я бы встала. Но он нашёл более удачные, на взгляд фотографа, ракурсы. Я то парила над рекой, расправив руки-крылья, то пыталась поймать в ладони струю фонтана (Коля сказал, в десять вечера фонтан будет "танцевать". Жаль, меня уже здесь не будет!).
  За неспешной прогулкой, разговорами и фотосессией время летело с астрономической скоростью. Страстно хотелось его остановить или замедлить, украсть хотя бы минутку-другую.
  - Рита, ты где? - позвонившая Вика уже начала беспокоиться. - До отправления пятнадцать минут.
  - Знаю. Я здесь, на набережной. Скоро буду.
  Пятнадцать минут незаметно перетекли в десять, десять - в пять. Пора, уже пора!
  Я стояла на средней палубе, что оказалась как раз на уровне набережной. Теплоход задерживался. Спасибо, дорогой, не забуду! Коля, стоя по ту сторону кованой оградки, кажется, вполне разделял мою радость.
  По вечерней набережной ходили люди. Кто-то неспешно гулял, кто-то торопился по своим делам, кто-то суетливо выбирал арбузы и дыни, что продавались прямо у причала. Я запоздало подумала, что можно было бы взять арбуз, попробовать... А впрочем, ну его! В другой раз как-нибудь.
  И вот уже мостки подняли, кто-то с берега, по просьбе матроса, убрал канат и бросил на борт. Между мной и Колей - речные воды, с каждой секундой всё шире. Но пока ещё не поздно перепрыгнуть на набережную...
  Но нет - я девушка гордая, прыгать никуда не буду! Пусть мужчина, которому я понравилась, бежит за мной на край света. А я подожду. Благо, у Коли есть мой телефон.
  Теплоход отдалялся от Астрахани под весёлую песенку про волну, солнце и луну, обещающую встречу с мечтой и любовью. Силуэт Коли таял в вечерней мгле. Всё дальше становилась набережная с яркими точками фонарей. Внизу медленно плескалась вода, отражая, как в зеркалах, любопытные звёзды. Мне хотелось благодарить их, благодарить Бога. Хотя я толком и не понимала, за что.
  Вика и Стёпа стояли неподалёку, с ними - Петрович. А я только сейчас обратила на них внимание. Ничего себе, Ритка, ты даёшь!
  - Ну что, идём на ужин? - спросила сестра.
  - А что, уже пора? Ну, тогда идёмте.
  - Рит, а кто этот парень?
  - А это Коля. Он из Волгограда. Представляешь, он, оказывается, друг Чуконина.
  Что ж я его даже с сестрой не познакомила? Эх, шляпа!
  - Круто! - обрадовалась Вика. - Вижу, тебе он понравился? И даже очень!
  Сказать: да ну! что ты? придумаешь тоже! Но слова так и замерли на полпути. Кого я пытаюсь обмануть? Вику? Саму себя? Коля же мне нравится! Нравится! Ещё вчера я всерьёз не верила, что весна когда-нибудь вернётся в мою запорошенную снегами и вьюгой душу, что в сердце зажжётся искорка, которая, мне казалось, после смерти Андрея навсегда погасла.
  - Да, - ответила я просто.
  В ресторане женский голос громко объявил, что сегодня у Анатолия Иванченко день рождения. Шустрая официантка тут же поднесла имениннику каравай, предложив другим пассажирам всем вместе его поздравить. Песенкой, известной нам всем с детства.
  Вика и Стёпа живо расспрашивали Петровича, как ему понравился город. Я, признаться, слушала не очень внимательно, но судя по всему, он остался доволен подарком сына. И караваем, который мы вчетвером пробовали с чаем, сидя на палубе.
  Когда же мы с Викой оказались в каюте, та осторожно поинтересовалась:
  - Как вы с Колей познакомились?
  - Давай об этом завтра. Сегодня уже спать хочу.
  - Ладушки, - согласилась Вика.
  Однако я соврала. Спать мне ни чуточки не хотелось. Но сегодня, когда моя душа только отогрелась после тяжёлой зимы, я не готова была делиться своей радостью ни с кем. Даже с родной сестрой.
  "А чего я, собственно, боюсь? - мелькнула вдруг мысль. - Разве когда-нибудь Вика на меня давила?".
  Сколько я себя помнила, не могла бы назвать ни одного эпизода. Зато в памяти всплывали другие - когда я на пару с матерью настойчиво пытаюсь вразумить сестру. Безуспешно, правда, но теперь я прекрасно понимала, почему Вика очень быстро перестала нам доверять. А я, выходит, попросту перепутала её с прежней Маргаритой.
  Я расскажу тебе, Викуся! Сама расскажу. Но только завтра. А сегодня... Сегодня мне хочется одного: смотреть на звёзды и мечтать.
  
  Напрасно я опасалась, что Вика меня не поймёт. Напротив, она была только рада, что я отлично провела время с интересным человеком.
  - Как думаешь, Викусь, он позвонит?
  - Думаю, если ты ему понравилась, то да. Во всяком случае, судя по тому, как он на тебя смотрел...
  - Слушай, ты только маме не говори. Пока. Лучше я ей потом сама всё расскажу.
  - Хочешь сделать ей сюрприз?
  - Нет, просто хочу хоть пару дней быть свободной от её капризов. А ещё...
  "А ещё, я ей не доверяю", - подумала я уже про себя.
  И так отчётливо это прозвучало в моих мыслях. Я, Рита Ерёмина, не доверяю собственной матери! Но мук совести я, как ни странно, не чувствовала. Прости, мама, но ты сама так захотела!
  - Ладно, пошли, а то на пение опоздаем, - закончила я вместо объяснения.
  После урока пения теплоход остановился на стоянке в Никольском. Нас предупредили сразу, чтобы взяли на берег всё необходимое, потому как теплоход, остановившийся вторым бортом, отчаливает раньше, и нам придётся его пропустить.
  Захватив с собой полотенца и наскоро надев купальники, мы окунулись в прохладную воду. Потом, лёжа на полотенцах, рассматривали окружающий пейзаж. За нашими спинами возвышался покрытый растительностью пригорок. Сверху виднелись деревянные домики, окружённые заборами с огородами - неотъемлемой частью сельской местности.
  - Посмотрим, что там сверху? - предложил Стёпа.
  Вика охотно согласилась. Петрович предпочёл остаться на пляже. Я тоже отказалась:
  - Нет, лучше поплаваю.
  Как только неугомонные исследователи скрылись из виду, я зашла в воду. Когда тело чуть привыкло, перестав покрываться мурашками, поплыла влево - вдоль пляжа.
  - Рита! - услышала я вдруг голос Петровича.
  Обернулась. Он стоял на берегу и махал мне рукой, знаками показывая, чтоб сворачивала назад. Господи, что там? Водяная змея? Ядовитая медуза? Или, как в "Полосатом рейсе", тигры сбежали с парохода? Быстро плыву обратно.
  - Там сети, - объяснил Петрович, когда я с ним поравнялась.
  А я думала, что за буйки там стоят?
  - Спасибо, что предупредили! А то бы попала.
  - Не за что. Помню, когда я был капитаном, видали такое. Мальчишка-подросток в сетях запутался, кричал, звал на помощь. Ну, наши к нему подплыли, распутали.
  - Повезло парню! А Вы были капитаном?
  - Был, но недолго.
  - Не понравилось?
  - Не то чтобы не понравилось. Подрался с одним типом.
  - Ого! - удивилась я.
  Чего-чего, а от спокойного, рассудительного Петровича я такого точно не ожидала.
  - Пьяный урод приставал к девушке, - объяснил бывший капитан. - Ну, я ему по морде пару раз съездил. А он оказался сыном чинуши. Меня выгнали. Хорошо ещё, не посадили.
  - Действительно, повезло, - сказала я.
  А про себя добавила: "Не то, что моей Вике!".
  - И даже больше, - добавил Петрович. - Девушка, за которую я вступился, стала моей женой, родила и воспитала Стёпку... Так что я об этом не жалею. Ну что, искупаемся, что ли?
  Причин возразить я не видела, и мы, зайдя в воду, поплыли.
  Хоть я и рада была за него, но не могла в тот момент не подумать о Вике. Ей не повезло избежать тюрьмы. Возможен ли с ней подобный хэппи-энд? Если Петрович узнает, что моя сестра сидела, не станет ли он запрещать сыну с ней встречаться? И не бросит ли её сам Стёпа? Представив, какие оскорбления эти потомки казаков могу обрушить на Вику, я, не сдержав злости, резко стукнула ногой по одной глади. И неожиданно упёрлась во что-то не совсем твёрдое - вроде человеческого тела. А через мгновение, держась за лицо, вынырнул тот, кто случайно попался мне под горячую руку (а вернее сказать, ногу).
  - Ой, Анатолий Петрович, простите ради Бога! - залепетала я испуганно. - Я Вас не видела.
  - Ничего, - утешал он меня. - Сам виноват - не надо было нырять в неположенном месте.
  "Совсем ты, Ритка! - подумалось мне. - То отворачиваешься от родной сестры, а то за неё людей избиваешь. Притом до того, как они ей что-то сделали".
  Только мы вышли на берег обсохнуть, как с горочки спустились Стёпа с Викой. Оставшееся время стоянки мы купались вчетвером (больше я старалась не делать на воде резких движений), а уже на корабле рассматривали фотографии Никольского и Волги с высоты обрыва.
  После обеда посидели на палубе, выпили кислородного коктейля, а затем отправились на танцы. Оказалось, танец туристок на палубе в купальниках сегодня отменяется. Решено было оставить этот номер на послезавтра - для гала-концерта. Я, признаться, даже пожалела, что отказалась в этом участвовать. А впрочем, спасли бы меня два лишних денька? Слишком короткое время, чтобы научиться хорошо танцевать.
  День Нептуна... Что это за праздник, я толком не знала. Петрович рассказывал, что у него на корабле ряженые черти и пираты врывались в каюты и кидали пассажиров в бассейн. Но на нашем теплоходе бассейна не было. Неужели будут швырять прямо в Волгу? Но ведь с высоты верхней палубы можно больно ушибиться. Едва ли кто из команды решится на подобное. Но всё же мы с Викой не стали особо наряжаться - поднялись на солнечную палубу в своей обычной одежде, сели на свободные стулья. Стёпа с отцом вскоре к нам присоединились.
  Никаких чертей и пиратов, к слову сказать, и не было. Антон, одетый в костюм морского царя, с бородой и посохом, придирчиво выбирал себе жену, претендентки развлекали его и туристов песнями-плясками. Елена в костюме русской царицы пела про безответную любовь. Маша и Виталина танцевали то в татарских, то в африканских, а то в восточных одеждах. Тигровая Лилия (не знаю, как её звали на самом деле) складывала надувные "сосиски" в забавных зверушек. Несколько туристок, соревнуясь за звание жены Нептуна, танцевали забавные танцы то ногами, то руками, то мимикой лица. Мужчины и женщины, встав в круг, целовали друг друга под музыку. Потом Нептун пел песню про окольцевавшую его не то волшебницу, не то просто ведьму, а мы все - и участники, и туристы, водили хороводы. Гвоздём программы стало массовое купание. За борт, как и ожидалось, никого не бросали - ограничились бутылочными водомётами. Сухим, похоже, никто не ушёл. По крайней мере, и я, и Вика, и потомки астраханских казаков промокли до нитки.
  За ужином официанты, одетые в костюмы пиратов, пели вместе с пассажирами про весёлый ветер.
  И что же - за весь день я ни разу не вспомнила про Колю? Как бы не так! В том-то вся соль, что он вспоминался мне на каждом шагу. Что бы я ни делала, неизменно возникала мысль: если бы сейчас Коля был здесь! Я то внезапно задумывалась, то, напротив, становилась весьма разговорчивой, улыбалась и смеялась некстати.
  Коля, ну, где ты? Почему не звонишь? Я так соскучилась по тебе! Очень-очень хочу услышать твой голос! Но только вот не надейся, что, услышав звонок, я тут же нажму "Ответить". Для начала я тебя, Коленька, помучаю! А как ты хотел? Королеву надо ещё завоевать!
  После ужина мы вчетвером решили посидеть в баре, попробовать коктейль "Белые ночи", который сегодня, как гласила информация на стойке регистрации, продавали со скидкой. Напиток и вправду оказался удивительно вкусным. Неспешно потягивая через соломку смесь рома с персиковым ликёром и соком цитрусовых, я с удовольствием слушала, как сестра и попутчики говорили о путешествии. Тихая музыка и приглушённый свет придавали приятную расслабленность.
  - Астрахань, конечно, красивая, - говорила Вика. - Но Волгоград - просто шикарный город! После того, как я там побывала, мне будет ещё труднее смириться с клеймом изменника Родины. А я и не буду мириться! - вскричала она с неожиданной яростью. - Вот кричат: ах, какие мы тут все патриоты! А что полезного эти "патриоты" сделали для Родины? Да тот же Денис! Он лебезит перед власть имущими с телеэкрана, и он, значит, патриот, а я изменница! Ха!
  - Это меня он должен был так назвать! - моя расслабленность уступила место горячему протесту. - Меня, а не тебя! Я предала родную сестру! Прости меня, дуру набитую!
  - Ритуля...
  - Не говори ничего! Я такая дура!
  Потом, помню, я, рыдая, обнимала Вику, клялась, что если бы можно было повернуть время вспять, я бы никогда не назвала её бессердечной, я писала бы ей в тюрьму самые ласковые и тёплые письма, и пусть меня снова поместят в дурдом - плевать! всё равно отныне я буду с ней и за неё.
  Помню сильные руки Петровича, крепко державшие моё тело. Помню, как с трудом волочила свои ватные ноги и, глядя на Волгу за кормой, пела про капитана-садиста, который, подтянувшись и улыбнувшись (ведь улыбка - это флаг корабля), расправился с персидской княжной, бросив её за борт, в набежавшую волну, и ни разу, сволочь такая, даже глазом не моргнул.
  Помню дверь каюты, кровать, на которой я тут же и отключилась.
  
  Проснулась я от чириканья птиц по бортовому радио. Голова почти не болела, однако по мере того, как улетучивались остатки сна, всё отчётливее всплывали в памяти события вчерашнего вечера, принося с собой жгучий стыд. Да, Ритка, как же тебя так угораздило - напиться до чёртиков? И ведь выпила-то всего один стакан, как и все. Господи, что я наделала? Мало того, что я Вику малодушно предала, так теперь ещё, выходит, и жизнь ей поломала. Теперь все знают, что она сидела в тюрьме. Какой ужас!
  - Рита, ты как себя чувствуешь? - спросила меня Вика, едва пробудившись.
  - Хреново, - я не знала, как теперь смотреть ей в глаза. - Мне вообще нельзя пить! Наговорила лишнего. Хотела прощения попросить, а сдала с потрохами. Дура пьяная!
  - Это я виновата - начала разговор о политике. Стёпа знает, что я сидела...
  Я от изумления аж подскочила:
  - Правда, что ли? Ты ему сказала?
  - Ещё в первый вечер.
  - А про меня тоже?
  Вика отрицательно покачала головой:
  - Про тебя - нет.
  - А Петрович? Он тоже знал?
  - Ему я специально не говорила. Но рано или поздно узнал бы по-любому.
  - Но как же... Как же ты вот так решилась? - я смотрела на сестру как на безумную. - Да ещё и при первом знакомстве.
  - Мне показалось, Стёпа человек здравомыслящий - поймёт, что я не виновата.
  - Да уж, - из моей груди невольно вырвался вздох. - Не то что некоторые... Это я про себя говорю.
  - Я заметила, ты в последнее время сильно изменилась. Стала какой-то другой. Когда я ещё читала письма... Они очень отличались от первых, были прекрасные, но как будто не твои. Я сначала списывала на действие препаратов, думала: пройдёт, станешь прежней.
  - Нет, Вика, прежней я уже не стану.
  - Я это потом поняла, уже когда на свободу вышла. Когда ты сказала, что санитарка - вполне благородная профессия, я подумала: что-то с Ритой явно не то. А после случая с синей юбкой...
  Да, прежняя Рита, столкнувшись с маминым категорическим недовольством, не только вернула бы злосчастную юбку в магазин, но ещё бы и согласилась: да, действительно безвкусица полная! Я же вместо этого разозлилась. Нет, истерики я не устроила, но ответила довольно резко: мол, не надо на меня давить, я уже взрослая! "Вика номер два!" - охарактеризовала меня тогда мама, однако поток наставлений прекратила.
  - Признаться, я стала тебя побаиваться, - продолжала тем временем Вика. - Даже не тебя - я боялась спросить лишнее, что-то сказать такое, что ты могла бы воспринять как давление. После тюрьмы я вполне могла стать жёстче.
  - Да и я тебе ничего не рассказывала. Просто не хватило смелости - после того, как я с тобой поступила...
  - Если ты будешь мне доверять, - поспешно прервала меня Вика, - я буду только рада.
  - Спасибо, дорогая! Сейчас, наверное, только тебе и смогу.
  Я села рядом и обняла сестру. Мне очень хотелось сказать ей: ты, Викуся, тоже можешь мне доверять. Но нет - после всего того, что я сделала, мне придётся ещё немало потрудиться, чтобы её доверие заслужить. И я готова. Если не на всё, то на многое.
  К завтраку мы бежали чуть ли не бегом, пока там всё без нас не съели. Отец и сын Иванченко были уже там. Боже мой, что теперь делать? Как после вчерашнего в глаза людям смотреть? Но я должна, должна объяснить Петровичу, что Вика ни в чём не виновата.
  Опустив глаза, я поприветствовала попутчиков, те поинтересовались, как я себя чувствую. Да так, немного не в себе, но это пройдёт.
  - Простите меня за вчерашнее. Сама не ожидала, что так опьянею.
  - Ничего страшного! - отозвался Петрович. - Бывает.
  - Я вон тоже немного перебрала, - добавила Вика. - Устроила целый митинг.
  - Кстати, за митинг Вику и посадили, - с трудом подняв глаза, я в упор взглянула на Петровича. - А то Вы, наверное, подумали уже такое...
  - Я знаю, - ответил Петрович, отчего у меня, если выражаться цензурно, просто челюсть отвисла.
  - То есть, Стёпа Вам уже сказал?
  - Да я за новостями следил. Ещё в то время. И память на лица у меня отличная. Я ещё как впервые вас увидел, вспомнил про Викторию Ерёмину. Но я, признаться, не слышал, чтобы что-то сделали с её сестрой. Да, верх цинизма! Я думал, карательная психиатрия уже в прошлом.
  - Почему карательная? - вырвалось у меня, прежде чем я осознала смысл сказанного.
  Пришлось объяснять, что меня вовсе не упрятали в дурдом по политическим мотивам, а поместили вполне законно - с нервным расстройством.
  Вопреки ожиданиям, Стёпа и его отец не поспешили отодвинуться от меня, как от прокажённой. Даже напротив - слушали мою горькую историю с сочувствием.
  - Понимаю, - отозвался Петрович. - Мне тоже было тяжело, когда умерла моя Лида. Семнадцать лет прожили вместе. Если бы не Стёпка, не знаю, что бы со мной было.
  - Хорошо, когда понимаешь...
  "Хорошо, когда понимаешь, что кому-то на этой земле нужен", - хотела сказать я, но мысли своей так и не закончила. Я тогда оплакивала Андрея, корила себя за то, как относилась к Вике. Мне тогда даже в голову не приходило подумать, что я могу быть ей нужна. Но с другой стороны, может, не осознаваемая надежда как-то загладить перед ней свою вину и помогла мне тогда выжить?
  После завтрака теплоход остановился в Волгограде. Пешеходная экскурсия в планетарий. Потом - свободное время, чтобы погулять по городу, увидеть то, чего не успели в прошлый раз. Я специально поспешила уйти из ресторана пораньше, чтобы погладить своё лучшее платье - нежно-голубое, с цветками сакуры. Накрасила глаза и губы, что после смерти Андрея делала очень редко. Но сегодня мне хотелось выглядеть потрясающе. Для кого? Зачем? Да просто так - для себя. Сначала хотела к платью ещё и босоножки надеть соответствующие, но вовремя одумалась: высокие каблуки - не лучшие спутники долгих пеших прогулок.
  Но при выходе на берег меня ждал сюрприз. Я сначала подумала, что зрение меня обманывает. У трапа стоял..
  - Привет, Рита!
  - Коля? Привет! Как ты здесь оказался?
  - Да я же здесь живу. Утром приехал. Хотел тебе сюрприз сделать... Здравствуйте, Виктория! - это уже моей сестре.
  - Здравствуйте, Николай! Рита мне про Вас рассказывала. Игорь был прав, когда советовал посетить Астрахань.
  На этот раз я, Вика и Стёпа оказались в одной группе. Петрович в планетарий не записывался. Мы шли вслед за экскурсоводом сначала вверх по широкой лестнице, потом вдоль террасы. Сверху виднелся порт. Лёгкий бриз со стороны реки играл листочками на деревьях. Экскурсовод рассказывала про памятник мирным жителям, погибших при бомбардировках, про здание театра, попавшегося на пути. Но я слушала вполуха. Рядом со мной был Коля, и ничего в тот момент мне было не надо. Даже если бы мы сейчас каким-то чудом попали на семь десятилетий назад в раздираемый войной Сталинград, я бы, наверное, не испугалась ни рёва бомбардировщиков, ни взрывов, ни пулемётных очередей. С Колей мне ничего не страшно!
  - Мы сейчас куда идём?
  Куда скажешь, Коленька! Однако вслух я ответила совершенно другое:
  - У нас экскурсия в планетарий.
  - Значит, идём в планетарий.
  Очень скоро мы всей группой были у цели. Здание с колоннами и с куполом, увенчанное статуей, с двумя фонарями по обе стороны, оно было похоже на театр.
  Внутри планетарий оказался не менее интересным. Кроме паркетных полов и стен, белых лестниц с затейливыми перилами и розовых колонн убранство украшали лунные и земные панорамы, бюсты космонавтов и учёных-астрономов, глобус Луны. На стенах висели детские рисунки на космическую тему. Пока Коля покупал себе билет, мы всей группой проверяли, действительно ли Земля вертится. В назначенное время маятник, качнувшись, сбил деревянную дощечку, которую сотрудница планетария изначально ставила чуть поодаль. Ура! Значит, вертится! Впрочем, даже если бы и перестала, мне в тот момент было бы всё равно.
  Звёздный зал представлял собой круглое помещение с рядами кресел. По периметру, прямо под куполом, располагалась панорама города-героя. Звёзды над Волгоградом! Должно быть, это очень красиво!
  Народу было немного, поэтому места мы могли занять по своему усмотрению. В последнем ряду, на сказали, видно лучше всего. Вся группа, собственно, так и разместилась - в задних рядах. Я сидела между Викой и Колей.
  "Рекорды Солнечной системы" не заставили себя долго ждать. Я словно побывала вместе с Колей у самого Солнца - на переменчивом в суточных температурах Меркурии, прогулялась по раскалённой, укрытой под кислотными облаками Венере, прошлась по пустыне краснопесочного Марса средь высохших русел рек, полетала в газовых слоях украшенного красным пятном Юпитера, окольцованного Сатурна, холодного, лежащего на боку Урана и обдуваемого мощными ветрами Нептуна. Затем, чтобы под конец вернуться на лучшую и самую необычную их планет - третью от Солнца. Впрочем, объективно она, может, и не самая лучшая, но ведь Родина.
  После сеанса мы фотографировались в холле внизу. Коля снимал нас то у бюста Гагарина, то на фоне лунного пейзажа. На одной из фотографий я обняла обеими руками испещрённый кратерами лунный шар, как Цветаева, должно быть, обняла бы дерево рябины.
  После планетария оставалось ещё два часа свободного времени. Коля предложил показать нам свой родной город, на что мы трое с радостью согласились.
  Пожалуй, я не могла бы сказать, что особенного за эти короткие два часа я увидела в городе на Волге. Каждое деревце, каждая дорожка, каждое здание - буквально всё здесь виделось мне необычным, фантастическим. Казалось, что приворотное кольцо королевы Фрастрады, легенду о котором я слышала ещё школьницей, преданный слуга Карла Великого бросил не в лесное озеро, а закопал где-то в Царицыне. Мне нравилось бродить по улицам, что помнили Колю ещё ребёнком, смотреть на людей, с которыми он сталкивается, пусть даже не будучи знакомым, слушать сладкие голоса птиц, что поют для него песни.
  По ходу Коля рассказывал нам интересные истории про дорогой сердцу сквер, куда он ещё школьником частенько любил приходить со своими радостями и печалями, в минуты серьёзных размышлений, когда хотелось побыть одному. Про дедушку, который в нём души не чаял и баловал до невозможности. Детские годы Колиного деда пришлись на военное время. В пять лет он не по наслышке узнал, что такое бомбардировки. Отец его, Колин прадедушка, сражался за Родину в рядах Красной Армии. Каково это - жить, понимая, что папино письмо с фронта может быть последним, а бомба в любую минуту может упасть на дом и убить маму? Сколько было вокруг таких семей! С одной стороны, я не могла его не понимать. Сама, слушая причитания матери о том, что Вика своим поведением загоняет её в гроб, я страшно боялась её потерять. Поэтому и старалась быть хорошей девочкой. Однако мои страхи были надуманными, внушёнными на пустом месте, а бедный мальчик своими глазами видел ужас вокруг себя, видел горе и смерть. Поэтому неудивительно, что он был безумно счастлив, когда война закончилась, и отец вернулся домой. На всю жизнь День Победы остался для Колиного дедушки любимым праздником. Даже уже будучи совсем старым и еле двигаясь, он каждое 9 мая не забывал посетить Мамаев Курган, дабы почтить память родного дяди. Там в Зале воинской славы среди имён погибших запечатлено и имя брата его отца - бойца, героически павшего в Сталинградской битве.
  Рассказывал Коля и о своём детстве. Будучи сорванцом и неслухом, он частенько получал от родителей нагоняи. А дедушка его каждый раз защищал.
  Мы гуляли по бульварам, ели мороженое, забежали на рынок, чтобы купить маме в подарок пуховый платок из нежнейшей козьей шерсти (в сентябре у неё день рождения), полакомились конфетами в местном магазине-кондитерской, прихватив заодно несколько коробок для родных, друзей и коллег.
  Как скоротечны оказались эти два часа! Всё более жестокими становились цифры на мобильном телефоне, напоминая, что мы лишь гости в этом городе. Вестницы скорой разлуки. Глядя на Вику со Стёпой, я почувствовала укол зависти. Счастливые! Они-то уплывут отсюда вместе!
  - Надо ещё цветы купить, - напомнила Вика. - Для ритуала памяти.
  Их мы нашли на набережной, до которой добрались за пятнадцать минут до отплытия. Женщина продавала красивые букеты георгин и роз, обрамлённые зелёными ветками. Мы с Викой купили по одному. Купил букет и Коля.
  - Это для тебя, Рита!
  - Спасибо! Очень красивый!
  Стёпа взял два букета: один - для героев Сталинграда, другой - для девушки.
  И вот я снова стою на палубе, машу Коле рукой. Снова звучит песня - та же самая, что и Астрахани. Всё как и позавчера, с той лишь разницей, что тогда свидетелями нашего расставания были луна и звёзды, а сейчас - яркое солнце. Когда нам суждено увидеться в следующий раз?
  Так, держа в руке два букета, я, как зачарованная, провожала взглядом Колин силуэт, пока он не растаяв вдали. Другие пассажиры тем временем стали покидать свои каюты, чтобы собраться на палубе. Ритуал памяти погибших в Сталинградской битвы начинался.
  По бортовому радио зазвучали репортажи военных лет, песня про берёзу. Поклонимся великим тем годам, и маршалам, и рядовым, и мёртвым, и живым. Всем миром, всем народом, всей страной. Поклонимся всем тем, которых забывать нельзя.
  Город-герой всё больше от нас отдалялся. Родина-мать величественно глядела на нас с высоты Мамаева кургана. Покуда не прозвучала команда спустить цветы на воду, я с наслаждением вдыхала их сладкий аромат.
  И вот, наконец, Волга заполнилась разноцветием. На-те, герои Сталинграда, ловите подарок! Я бросила один букет за борт, другой же, подаренный Колей, прижала к груди. Простите меня, доблестные воины, я вам благодарна за то, что отстояли этот город, но Колиного подарка я вам не отдам. Но я верю, что приеду сюда снова. И тогда я о вас не забуду. Не верите, что вернусь? Так вот вам в залог монета! Я быстро вытащила из сумочки десять рублей и, размахнувшись, кинула в воду, чтоб поближе к берегу. И тут же спохватилась: не вслух ли я всё это сказала? А то подумают: совсем барышня того, разговаривает с павшими борцами как с живыми. Но к счастью, ни одного косого взгляда в свою сторону я так и не заметила. К счастью? Как? Снова я, значит, примерная девочка? Риточка-умница? Как бы не так! Прежняя Марго ни за что не стала бы махать обеими руками в сторону Волгограда, крича при этом:
  - Счастливо! До встречи!
  После того, как я это сделала, мне, на удивление, стало не особенно интересно, кто и как на меня посмотрел. И посмотрел ли вообще.
  К тому моменту бортовое радио пригласило нас на обед. Прежде чем спуститься в ресторан, мы с Викой забежали в каюту поставить цветы в стаканы и переодеться.
  - Как тебе Коля? - спросила я сестру.
  - По-моему, очень милый, - ответила та. - И довольно интересный.
  Окрылённая от того, что сестра разделяет мои симпатии, я полетела в ресторан. За обедом мы рассказывали Петровичу, как много он потерял, что не взял экскурсию в планетарий. А он в отместку поделился с нами тем, каких удовольствий лишились мы, не прокатившись на подземном трамвае.
  После обеда мы с Викой разошлись кто на пение, кто на танцы.
  Для меня явилось полной неожиданностью, когда Елена сообщила, что желала бы видеть нас завтра на гала-концерте выступающими на сцене. Но как? Петь перед публикой? Я уже открыла было рот, чтобы сказать о том, что к таким подвигом не готова. Но вдруг шальная мысль пришла мне в голову: а почему бы и нет? Тем более, что петь буду не одна. В хоре всё же чувствуешь себя увереннее. К тому же, песня, которую Елена выбрала, называлась "Ах, Самара-городок!" (что логично - ведь именно с Самары началось наше путешествие, и ею же и завершится). Давай, решайся, Ритка! Тем более, это вообще-то твой родной город!
  "Милый скажет: до свиданья! -
  Сердце вскинется огнём
  И тоскует, и томится
  Всё о том же, всё о нём".
  Последняя строфа как нельзя кстати! Как раз про меня! Это было одной из причин, по которой я согласилась не только петь, но и отстукивать припев деревянными ложками.
  - Вот такие дела, - рассказывала я Вике после занятия. - Буду петь.
  - Здорово! - обрадовалась та. - У тебя, кстати, хорошо получается.
  - Жалко, что ты с нами не поёшь. А то было бы круто!
  - Но у меня получается не так. Хотя... подсуетились бы раньше, можно было бы как следует подготовиться и спеть дуэтом. Как в детстве, помнишь?
  - Да, дуэт был бы офигенный! - усмехнулась я мрачно. - Одна отсидела, другая на учёте в дурку.
  - А что, это незаконно? К тому же, у тебя есть неплохие шансы, что снимут с учёта. Только восстановиться, подлечиться. А я уже своё отсидела - какие претензии?
  - Твоя правда! - согласилась я. - Слушай, а может, ещё не поздно? Концерт завтра вечером. Ещё, по-моему, успеем.
  - Ну, давай попробуем. А что петь будем?
  "Весну 45-го года" мы отмели сразу. Песня хороша, но немного не по теме. "Кадриль"? Всё-таки сложновато это - одновременно и петь, и приплясывать.
  - Как тебе эта? "Мы желаем счастья вам! Счастья в этом мире большом. Как солнце по утрам, пусть оно заходит в дом"...
  - По-моему, то, что надо. Только я текст не помню.
  - Пойдём к Ларисе Григорьевне. Может, у неё будет распечатка?
  Распечатки у неё под рукой, однако, не оказалось, но текст она знала на память и с радостью нам надиктовала. После мы поднялись в бар и, получив положенный кислородный коктейль, отправились в каюту репетировать. Даже когда по бортовому радио прозвучало приглашение на ужин, мы не сразу оторвались от своего занятия.
  После ужина Вика и Стёпа пошли на вечернее шоу, а я, оставшись одна, стала мечтать. О чём? Всё о том же, всё о нём.
  
  Следующая остановка - Саратов. Город, где, если верить слухам, так много холостых парней. Только зачем они мне, саратовские, когда сердце томится по волгоградскому, и всюду мерещатся его чёрные глаза? Впрочем, даже если бы они меня и интересовали, короткая стоянка теплохода и насыщенная экскурсионная программа не оставляли времени на знакомства.
  На этот раз и я, и Вика, и Стёпа, и Петрович были все вместе. Сначала нас привезли на автобусе на площадь у консерватории. Это длинное здание с башеньками, с фасадом, украшенным лепными собаками. Задрав головы вверх, они словно подпевали тем, кто там занимались. За скамейками и фонтаном - институт имени Вавилова. По ту сторону дороги с любопытством разглядывал туристов бронзовый Чернышевский, видя вполоборота к белокаменной церкви с разноцветными куполами и изящными кокошниками. Уже в автобусе по пути на местный Мамаев Курган, называемый Соколовой горой, гид рассказывал нам интересные истории про музей Радищева, про картинную галерею Догадина (местного Третьякова), про Юрия Гагарина, чья жизнь была с этим городом тесно связана.
  Подножье Соколовой горы - настоящий музей боевой техники под открытым небом. Чего там только ни найдёшь? И танки, и пушки, и различные боемашины. И даже санитарный бронепоезд и катер. Саратов не был оккупирован во время войны, однако подвергался фашистским бомбардировкам. Город помнил тех, кто ушли на фронт и не вернулись. Храбрые солдаты своей Родины, они воплотились на высокой стеле в виде журавлей, летящих на запад. Сама стела, как и Родина-мать, возвышалась на пригорке. К нему вела лестница с пятью небольшими площадками - 1941-1945 годы. На каждой такой ступеньке - названия городов, в которых шли боевые действия. Эти названия также запечатлелись на чёрном камне фонтана, по стенкам которого стекала вода. Поднявшись к самому монументу, можно было увидеть весь город как на ладони.
  Последним пунктом программы был лимонарий. Его хозяева - семья из Донецка - вовсе не ставили целью создать плантацию для выращивания лимонов (с этой задачей успешно справлялись встреченные по пути теплицы), мечтая именно о райском саде, чтоб и людям на забаву, и себе в удовольствие. В огромной теплице росли гигантские деревья с желтеющими лимонами, деля пространство с бананами, физалисами и другими деревьями и кустарниками из южных регионов планеты. Приятно журчащие фонтаны придавали микроклимату влажности. На деревьях сидели, нежась на проникающем сквозь стекло солнышке, крупные ящерицы - игуаны. Дремавший на стуле у входа Сильвестр поначалу довольно урчал, когда посетители чесали его шерсть, однако вскоре, устав от избытка внимания, встал, отряхнулся и удалился в угол.
  В тот момент Вика приблизилась к дереву, на котором прямо перед ней, подобно жёлто-зелёной лампочке, свисал лимон.
  - Сделай руки вот так, - попросила я, поднимая вверх одну руку, а другую опуская вниз.
  - Зачем?
  - Ну, сделай, я сфоткаю.
  - Хорошо.
  Вот - как раз лимон попадает. Ловим... Увеличиваем... Кажется, Коля показывал вот так? Точно! Теперь щёлкаем!..
  Готово! Буду всем показывать, какие в Саратове лимончики - в добрую половину человеческого тела. И Коле покажу. Интересно, что он скажет? Хорошая ли я ученица?
  Купить лимона к чаю нам не удалось - ещё не сезон, не поспели. А саженцы, что продавались в той же оранжерее... Что нам с ними делать? Отапливаемой теплицы у нас нет, а квартиры для таких деревьев будет слишком мало.
  Внезапно прямо над нашими головами шумно пролетел самолёт. Я даже чуть не подпрыгнула от испуга. Вроде бы немцы давно уже угомонились.
  Но оказалось, никто брать реванш за поражение в 1945 не собирался. Просто поблизости, прямо в черте города, аэродром. Флегматичные игуаны, по-видимому, настолько привыкли к шуму взлетающих и садящихся самолётов, что даже голов не подняли. Не менее безразлично отнёсся к этому и Сильвестр, продолжая тщательно вылизывать свою шикарную шубку.
  Вот и всё! Ни погулять по городу, ни сувениров купить, ни саратовским калачом полакомиться - ни на что больше времени не осталось. Только в автобус - и на теплоход. Эх, жаль!
  И вот я стою на палубе, глядя, как постепенно отдаляется город, на улицах которого, если верить песне, в тёмное время суток зажигается множество золотых огней. Вдруг звонок.
  - Привет, Рита! - голос, который я с самого утра жаждала услышать. - Как дела? Что в Саратове интересного?
  Я рассказывала с большой радостью: и про город, и про подготовку к художественной самодеятельности.
  - Вы будете выступать? Здорово! Хотел бы я посмотреть видео.
  - Мы будем снимать друг дружку, - пообещала я. - А наш дуэт попросим снять Стёпу. Или Петровича. А у тебя как дела?
  - Да вот завтра отпуск заканчивается. Плывём до Ростова.
  - Жаль, не до Самары! А то бы показала тебе родной город.
  - До Самары плывём как раз через неделю. Так что ловлю тебя на слове!
  С радостью поймаюсь. Буду, сгорая от нетерпения, ждать, когда пролетит эта невообразимо длинная неделя. Однако вслух я своего нетерпения не выдала.
  - Окей! Буду ждать. У нас там много интересного! Приплывай - проведу экскурсию.
  Тем временем нас позвали на обед. После были репетиции. Сначала мы с Викой повторяли слова и движения каждая в своей группе, а по окончании занятий - вдвоём. А там уже незаметно подошло время ужина. Последнего ужина на корабле. Сам капитан по такому случаю пришёл повидаться с нами, выпить шампанского. Соблюдая вежливость, я чокалась и с ним, и с директором ресторана, однако, памятуя о недавнем событии, выпила совсем чуть-чуть. Всё-таки у меня сегодня ещё концерт.
  И вот настал час, которого мы с Викой так ждали и так боялись. Для нас, хоровых певиц, уже заняли места в первом ряду. Танцовщицы должны были переодеться, а после - подняться на сцену со шлюпочной палубы. Но Петрович, сидевший вместе с сыном в третьем ряду, охотно согласился снимать, когда мы будем петь.
  Первым номером туристы Владимир и Оксана пели про курортный роман, вторым - Элеонора про ретивую судьбу цыганскую. Потом была массажистка Елизавета с песней "Ой, то не вечер". Группа молодых людей с песней, звучавшей на Евровидении. Три девочки, рискнувшие озвучить песню друзей из кинофильма, севших на мели. И вот, наконец, мы. Вот так, Маргарита, назвалась певицей - вылезай на сцену! Вылезла, стою на виду у всех, смущённо улыбаюсь. Да, это, пожалуй, не то же самое, что петь в гостях у дедушки или в комнате на стульчиках.
  Однако начать было не так уж и трудно. Ведь я была не одна - рядом со мной стояли люди. И все пели. Невольно подумалось: как легко в толпе сделать то, на что сам бы, возможно, никогда не решился. Притом как хорошее, так и плохое.
  И вот песня закончилась, раздался гул аплодисментов. Мы сошли со сцены. Прежде чем сесть на своё законное место, я взяла у Петровича камеру. Вику буду снимать я - с первого ряда всё же удобнее.
  Её выступления мне пришлось подождать. Сначала немолодой мужчина пел песню "Для тебя", которую, по его собственному признанию, посвятил сидящей в зале жене Марии. Потом Маша (не та самая - это была совсем молоденькая девочка) затянула "Вдоль по Питерской". И, наконец, номер моей сестры. Выходят танцовщицы, одетые по-восточному, как наложницы в гареме у падишаха: сверху - лифы купальников, снизу - шаровары и платки, в некоторых на головах чалма. Давай, Маргарита, действуй! Включаю камеру...
  Музыка стихает. Аплодисменты... Конец записи. Браво, сестрёнка! Хлопаю в ладоши вместе со всеми.
  - Ну как? - шёпотом спрашивает меня Вика.
  - Супер! - поднимаю вверх большой палец. - А моё тебе как?
  - Классно! Ладно, побегу переоденусь, а то мы после этой девушки.
  Упомянутая Викой девушка, впрочем, по возрасту была скорее бабушкой. Однако пела довольно живо, с огоньком. Но мне, признаться, было уже не до того, чтобы слушать песню. Я опасалась, что Вика может не успеть переодеться. Что я тогда буду делать?
  Но к счастью, мои опасения оказались напрасными. Моя сестра прибежала до того, как певунья успела закончить. Отобрала у меня фотоаппарат, отдала Петровичу.
  - А сейчас, дорогие гости, для вас исполнят песню сёстры Маргарита и Виктория Ерёмины.
  Прозвучало как приговор. И уже ничего не возразишь, обратно не свернёшь, а если убежишь - опозоришься по полной.
  - Идём, Рит, - Вика дёрнула меня за рукав. - Сейчас мы.
  Встаю и покорно иду на сцену. Мама родная, что же я наделала? Но уже поздно об этом думать. Публика подбадривает аплодисментами. И зачем я настояла на том, чтобы начинала именно я? Вика - она смелее и, кажется, совсем не боится. Что мне теперь делать? Кто бы подсказал.
  Так, спокойно, Маргарита! Ты ведь эту песню уже пела, слова знаешь. Надо только закрыть глаза и представить, что находишься в каюте, и Вика - единственная, кто тебя слышит. Вы ещё не на сцене, вы ещё только репетируете...
  - "В мире, где кружится снег шальной"...
  После этого открыть глаза было не страшно. А дальше Вика уже продолжила, что нужно знать каждому из нас, чтобы в трудный час было легче. Припев мы пели уже вместе. Второй куплет, согласно договорённости, начинала Вика. И вот самый конец песни. С другой сложной задачей - закончить - мы справились вдвоём.
  "Мы желаем счастья вам,
  И оно должно быть таким:
  Когда ты счастлив сам,
  Счастьем поделись с другим".
  Музыка стихла. Зал потонул в гуле аплодисментов, словно корабль в бушующем море. Люди хлопают нам. Обеим. Нам, от которых нормальные, добропорядочные граждане шарахаются, как от чумы. Конечно, умом я понимала, что после этого наша жизнь кардинально не изменится, ещё долго в сердцах людей будут жить предрассудки. Но сегодня... Сегодня мы победили, пусть даже эта победа на один-единственный вечер. Но в этот вечер мы звёзды!
  Потом, просматривая видео (молодец, Петрович!), я с удовольствием заметила, как замечательно мы выглядели на сцене. Со стороны посмотришь - и покажется, что между этими сестричками полная гармония и взаимопонимание - одна что-то говорит, а другая тут же продолжает её мысль. И нет сомнений, что и в добрый час, и в трудный час они друг за дружку горой. Как легко производить подобное впечатление на сцене! Гораздо труднее - воплотить в жизнь.
  После концерта люди подходили к нам, чтобы сказать, как хорошо мы пели, и как они рады за нас, сразу видно, не разлей вода. И едва ли кому пришло в голову, какие непростые отношения в течение долгих лет связывали двух похожих друг на дружку близняшек, и что самые тяжёлые моменты нашей жизни мы переживали врозь. Даже Стёпа и Петрович - и те знали далеко не всё.
  Так пусть эта песня будет клятвой перед Богом и перед людьми! Клятвой больше никогда друг друга не предавать, свидетелями которой было несколько десятков пассажиров теплохода. И видеозапись - как подпись кровью на куске пергамента. И пусть мы такие разные, но если Господь познакомил нас ещё на стадии эмбрионов, дал одну яйцеклетку на двоих, неужто откажет нам в разуме, чтоб мы могли между собой ладить?
  
  Последнее утро на теплоходе. Как быстро пролетели беззаботные деньки! Не успели оглянуться, как близится уже конец круиза. А завтра снова начнутся суетные будни, и те восемь дней будут казаться волшебной сказкой. Ушедшей безвозвратно? Или всё же с продолжением? Хотелось всё-таки надеяться на второе.
  Последний завтрак в компании Иванченко. Стёпа просит у Вики телефон. По-видимому, продолжение всё-таки будет. Выдержит ли так чудесно начавшийся роман испытание буднями? Пока на этот вопрос ответа, наверное, ни у кого нет. Один лишь Бог знает, но благоразумно молчит. А может, и Он пока не знает. Иначе зачем бы Он тогда давал человеку волю, если бы от него всё равно ничего не зависело?
  После завтрака мы в каюте собирали вещи. Как хорошо, что мы начали это дело ещё накануне! Поэтому сейчас мы не засовывали всё лихорадочно в чемоданы, а спокойно укладывали то, что в последний день нам было нужно иметь под рукой.
  Последним развлечением на борту была демонстрация платков. А вернее, способов их завязывания. Впрочем, мы с Викой смотрели на это недолго. Предпочли провести время на палубе, глядя, как теплоход постепенно приближается к берегам Самары. Здравствуй, малая родина! Вот мы и встретились! А вот и мама - стоит на причале, машет рукой. Я машу ей в ответ. Вика делает то же самое.
  Прости, мама, я тебе очень благодарна за то, что родила меня, вырастила. Но я уже не та послушная Рита, готовая безропотно с тобой соглашаться, жить, как ты скажешь, отказываясь от всего, что мне важно, лишь бы тебе угодить. Сдавать бесконечные экзамены на хорошую девочку больше не буду. Нравится тебе это или нет, но я такая, какая есть. И тебе остаётся лишь принять это как данность. Это путешествие навсегда отрезало дорогу в прошлое. Невозможно войти дважды в одну реку. Да и нужно ли?
  
  Субботний денёк выдался погожим. Сентябрьское солнце, ещё почти летнее, топало лучиками-каблучками по улицам города, подмигивая изумрудным деревьям и неспешно гуляющим людям, которые, наверное, смотрели на меня с недоумением: куда это барышня в выходной день так спешит? Я же почти бежала к пристани, подгоняемая тёплым ветерком. Точно так же, должно быть, бежала Ассоль встречать своего Грея. Конечно, едва ли я увижу алые паруса - вместо него причалит вполне современный пассажирский корабль.
  Ох уж эти "экстремисты"! Принесла их нелёгкая с самого утра! А теперь спешить приходится. Впрочем, радуйся, Ритка, что они быстро ушли. А тем паче, что Вику опять не забрали!
  С самого утра Вика с мамой ушли на рынок. Я была дома одна, когда в дверь позвонили. Открыла, не спрашивая, думала: свои, кто ж ещё. А на пороге - двое в штатском, представились сотрудниками центра "Э", сказали: в целях профилактики экстремизма надо провести беседу с Викторией Ерёминой, поскольку она привлекалась по тяжкой статье. Я, признаться, испугалась, не знала, что делать. Выпроводить бы их под каким-то предлогом, пока мама с Викой не вернулись, а самой позвонить, сказать сестре, чтобы где-нибудь ещё задержалась как можно дольше. Или... Но как назло, на лестничной клетке послышались её шаги. Что-то предпринимать было уже поздно. Со страха и отчаяния я раскричалась: мало того, что вы, палачи, отняли у моей сестры двадцать восемь месяцев жизни, перепортили ей карьеру, вы и теперь продолжаете её преследовать, когда вы уже, наконец, угомонитесь и перестанете её домогаться?
  Вика, однако, отнеслась к этому визиту гораздо спокойнее. Пришли поговорить? Хорошо, давайте побеседуем.
  Я настояла на том, чтобы эта увлекательная беседа происходила в моём присутствии. При этом держала в руке мобильник со встроенной камерой на случай, если разговор вдруг выйдет за рамки закона. Если "доблестные борцы с экстремизмом" начнут откровенно угрожать или, того хуже, распускать руки - хоть свидетель будет. Поэтому каждый раз, когда, как мне казалось, что стражи порядка вот-вот повысят на Вику голос, я многозначительно махала телефоном: мол, вы тут не шибко, а то как включу видеозапись. Но к счастью, обошлось без злоупотреблений. Провели, так сказать, воспитательную беседу на тему, что экстремизм - это плохо, а террористы - злые дядечки и тётечки, не берите, девочки, с них пример. Прочитав лекцию, попрощались и ушли. Хорошо, мама забежала по дороге к тёте Маше и, по-видимому, заболталась. А то бы, узнав об этом визите, опять начала бы на Вику бочку катить.
  А вот уже и набережная. Колин причал - самый дальний. Бегу вдоль ограды, отделяющей мостовую набережной от песчаного пляжа. Вдали уже виден корабль. Тот самый? Или нет? На солнышке блестят золотистые буквы, которые с каждым шагом видны всё чётче. Да, это он! Бегу со всех ног.
  И вот я уже стою у причала, тщетно пытаясь отдышаться. Корабль уже совсем близко. А вот и Коля. Вижу его лицо. Заметив меня, он радостно машет рукой, посылает мне воздушные поцелуи. А я - ему.
  Мама всё пилит меня, говорит: Вика и та умнее - отхватила москвича с пропиской, а ты... Матроса, да ещё и наполовину татарина. Надо ж было такую дуру вырастить! А иной раз, видимо, надеясь пробудить в моей голове крохи разума, читает лекции о том, как трудно это - любить матроса. Только и знаешь, что ждёшь его из очередного рейса, порой не видитесь неделями. А ещё как пойдут дети, будешь, Рита, с ними возиться одна, пока папаша где-то плавает... Знаю, что будет непросто. И всё равно люблю!
  Корабль уже почти у самого берега. Через минуту поток туристов сойдёт на самарскую землю, разбредутся кто куда. Отплытие только вечером. Так что у нас с Колей есть целых полдня. Мы будем гулять по городу, фотографировать всё самое интересное, а подустав, посидим в кафешке, выпьем кофе. Потом, может быть, доберёмся до вертолётной площадки или пойдём в парк и, поднявшись на колесе обозрения, полюбуемся городом с высоты птичьего полёта. И ещё... Сегодня я обязательно скажу ему всю правду - о том, что стою на учёте в психдиспансере. Если любит - поймёт.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"