Аня с трудом дочитала последнюю страницу параграфа. Сильная боль в глазах мешала как следует переваривать прочитанное. Можно было, конечно, несмотря на это, прочитать ещё параграф-другой, только будет ли толк? Чтобы хорошо сдать экзамен, нужно понимать, а не зубрить.
- Ну, пока, Лиз, - попрощалась она с однокурсницей, склонившейся над книгой за соседнем столиком.
- Ты уже? - удивилась та.
- Ну да. Глаза болят - не могу больше.
- Наверное, от погоды. У меня вот тоже - голова. Блин, ну надо было поставить экзамен на завтра! Ну, пока, Ань, счастливо.
- Пока. Удачи!
Сдав книгу заведующей читальным залом, девушка покинула стены университета и пошла к метро.
Доехав до станции "Охотный ряд", она перешла на "Театральную". Но там её ждало горькое разочарование - пассажиры толпами вываливались из поездов, почтительно ожидавших, пока выйдет последний человек. "Поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны", - раздавалось из динамиков.
Все пассажиры уже выполнили просьбу, а поезд всё никак не спешил в депо. Потерявшие терпение, люди покидали вестибюли, справедливо рассудив, что на автобусе доедешь быстрее.
- А когда пойдут? - спрашивала Аня товарищей по несчастью.
Но те только пожимали плечами. Не знала ответа и дежурная по станции. Тогда Аня решила последовать примеру тех, кто ушёл.
Но оказавшись на поверхности и заглянув в кошелёк, девушка была разочарована ещё больше. Тех копеек, что скупо звенели, явно не хватало на автобус.
"Придётся идти пешком", - пришла в голову неутешительная мысль.
Только знать бы, в каком направлении.
- Вы не подскажете, как пройти до "Речного"?
Такой, казалось бы, простой вопрос, а скольких в тупик поставил. Никто из прохожих, к которым девушка обращалась, не мог сказать то, что она хотела бы услышать. Кто-то указывал на метро, в котором толку сейчас было всего ничего, кто-то сообщал номер автобуса и троллейбуса и показывал на остановку. Но только не в какую сторону идти.
Тогда Аня решила пойти на хитрость:
- Простите, Вы не скажете, как пройти до "Тверской"?
Уже лучше. Одна встречная принялась объяснять, куда идти и куда сворачивать, и на каком углу. Словом, дала-таки нужную информацию.
Поблагодарив её, Аня перешла через дорогу и побрела вдоль пыльного шоссе и каменных зданий, стоящих вплотную друг к другу.
"Вот так, - думала она. - Дойду до "Тверской" - спрошу, как до "Маяковской", на "Маяковской" спрошу, как до "Белорусской"... Так, глядишь, и до "Речного" дойду. Если, конечно, метро не заработает".
Георгий Павлович налил себе ещё вина.
- Ну что, давайте, девчонки! За вас!
- За нас и за вас, - смеясь, ответили обе девицы, и бокалы зазвенели.
В таком окружении Георгий Павлович, пятидесятилетний мужчина, чувствовал себя молодым и полным сил. Вот что значит компания! Молоденькие девочки, каждой из которой чуть больше восемнадцати. А какие красивые, сексуальные! Прелесть! Марина им и в подмётки не годится. Хотя, надо отдать ей должное, готовит она отменно. Это замечали даже те девицы, с которыми Георгий Павлович развлекался. Собственно, поэтому он и терпел эту "старую страшную обезьяну" в своём доме. Благо, видеть её приходилось только вечерами - днём она пропадала на работе. Так что Георгий Павлович мог безбоязненно приглашать домой куда более приятных женщин. С Аней, дочерью, тоже не было сложностей - она студентка. Достаточно было просто спросить: сколько у тебя сегодня пар? - чтобы не попасть впросак. Раньше она не вернётся - не такой у его дочери характер, чтобы прогуливать. Вот и сегодня она засидится в библиотеке до самого закрытия - ведь завтра у них экзамен. А значит, можно расслабиться.
Неожиданно зазвонил мобильник. На дисплее высветилось имя дочери.
Дав девушкам знак, чтоб сидели тихо, Георгий Павлович взял трубку:
- Алло.
- Привет, папа. Слушай, ты не подъедешь на машине. Я у метро.
- Ну ты что, Анютка, от метро пешком дойти не можешь?
- Не могу. Я шла пешком от "Театральной" до "Динамо" - метро не работало. Все ноги стёрла. До крови.
- Ясно. Но я пока доберусь - пройдёт часа два - больше в пробках простою. Ты быстрее дойдёшь пешком. Хорошо, договорились?
- Договорились, - послышался обречённый голос.
Положив трубку, Георгий Павлович обнял одну из девушек:
- Ну что, начнём?
- А она не застукает? - с опаской спросила её спутница.
- Нет. Пока она от метро доберётся - как раз успеем.
В этом Георгий Павлович ни минуты не сомневался. От метро до Фестивальной - это всё-таки не ближний свет. Тем более, Аня натёрла ноги, а значит, идти будет медленно. Пока доковыляет...
- А вдруг она сядет в попутку? - встревожилась та, которую он щупал пониже спины.
- Не сядет, - уверенно ответил Георгий Павлович. - Аня в чужие машины не садится.
- Тогда иди ко мне, мой котик!
"Вот чёрт! Опять тащиться в такую даль!" - Аня рассерженно выключила телефон и уставилась безнадёжным взглядом на бесконечно длинное шоссе, вдоль которого ей и предстояло топать до самого дома. И это после того, как пешком преодолела четыре станции метро. На поезде-то они, конечно, проносятся на одном дыхании. Но если идти на своих двоих, сразу поймёшь, насколько это долгий и трудный путь. Особенно если на ногах новые босоножки и нет носков.
Сначала девушке пришло в голову снять их и продолжать этот путь босяком. Но она опасалась, что в раны на ногах может попасть грязь, а с ней - инфекция. Московские тротуары для таких прогулок явно не предназначены.
"А, поймаю машину", - решила она, наконец.
О том, что шофёр может оказаться насильником, Аня уже не думала. Кое-как дотащилась она через зебру на противоположную сторону и махнула рукой.
Какой-то красный "Опель" стал заметно снижать скорость. Когда он уже почти остановился, Аня подошла поближе и попросила сидевшую внутри молодую пару:
- До Фестивальной не подбросите?
- Ну что, Сань, возьмём? - блондинка повернула голову к своему бойфренду.
- Давай. Садись.
- Ой, спасибо вам! - обрадовалась Аня и поспешно залезла в машину.
Несколько минут - и они были уже на месте. Ещё раз поблагодарив добрых людей, девушка поковыляла домой.
Как хорошо, что первый этаж! Достав из сумки связку ключей, она открыла нижний замок.
Тут же перед её взором предстал стол в большой комнате, накрытый скатертью, с вином и фруктами. А на диване, отражаясь в зеркале, лежал абсолютно голый папа. Две обнажённые девушки с точеными фигурками сидели рядом, мурлыкая и ласкаясь.
Увидев Аню, отец тут же вскочил с дивана. Вид у него был крайне растерянный, как у вора, которого поймали с поличным.
Тут уж терпение девушки лопнуло окончательно. Сняв со стёртой ноги туфельку, она запустила ею в папашу.
- Урод! Скотина! Чтоб тебя разорвало!
- Анюта...
Не слышит.
- Анюта...
- Да, солнышко... В ресторан? Супер!... Разумеется, свободна... Чао, милый!
Наконец, положила трубку. Может, сейчас услышит.
- Анюта...
Но нет - она даже не повернула головы. Впрочем, Георгий Павлович не удивился - он уже давно привык к такому обращению и ничего другого вообще-то и не ожидал.
Он хорошо помнил, как он тогда обрадовался, когда, очнувшись после инсульта, услышал от врача: "Вам повезло - у Вас крепкое сердце. Поэтому жить будете". Тогда он был рад, что жив. И неважно, что половина тела полностью парализована. Главное - живой.
Тогда он ещё не знал, что окажется никому не нужен. Даже родной дочери. Она девушка молодая, ей хочется погулять, поразвлечься. Что ей за дело до больного отца. Не нужен он оказался и девицам, которых жизни Георгия Павловича было великое множество. Они, небось, уже и забыли про него. Зачем он им теперь?
Эх, если бы сейчас рядом была Марина! Ей он был нужен. Любой. Она бы кормила его с ложечки - и не раз в две недели, как Аня, а каждый день. Её бы не пришлось так долго звать, чтобы всего-то попросить стакан воды. Она бы стирала его бельё, убирала бы за ним, ставила бы ему уколы, которые прописал доктор. И ничего бы не потребовала взамен.
"Ну, почему ты умерла? - думал он с горечью и упрёком. - Как ты могла оставить меня? Тебе-то хорошо, а я лежу голодный, обмоченный и даже встать не могу. Зато сердце крепкое. А что толку? Вот у тебя было слабое..."
Собственно, это слабое сердце и сгубило Марину. Да ещё эта Анька! Надо было этой сексотке рассказывать о том, что видела! Вот и довела мать до инфаркта. После операции врач советовал ей отлежаться. Но долго она не залежалась. Георгий Павлович был не в восторге от того, что ему самому приходилось готовить, будто он какой-нибудь холостяк. Тогда Марина встала и взялась-таки за домашние дела. Она и умерла как положено хозяйке - у плиты с кастрюлей в руках. Сказались, наверное, последствия инфаркта. Правда, накануне Георгий Павлович с ней крепко поругался. Ну да, врач говорил, что ей нельзя волноваться, ну так что же её теперь на руках носить, что ли?
После смерти жены Георгий Павлович не очень-то и горевал. Ведь теперь ничто не мешало ему приводить домой молоденьких девушек. Аня первое время пыталась устраивать ему истерики, но с ней он быстро разобрался. Как? Дал пару раз по морде - и всё, успокоилась. Она же по-другому не понимает.
Хотя разве часто он её бил? Да нет же, отнюдь. Он поднимал на дочь руку только тогда, когда она уж совсем распускалась. Как, например, в тот день, когда она пришла домой злая и начала орать и кидаться туфлями. Видите ли, не подъехал он к метро, чтобы встретить её, принцессу! Ладно бы они дома были одни - а то ведь позорит его перед девушками.
На похоронах матери Анька тоже выкинула номер. Прилюдно обозвала родного отца убийцей, кричала, что его надо "в тюряге сгноить". Георгий Павлович тогда еле-еле угомонил "истеричку". Всё тем же проверенным способом.
"Видно, мало я её лупил. Надо было чаще".
По-хорошему, надо было дать хорошенько и Марине, чтобы нормально дочь воспитывала. А то вырастила такую вот самовлюблённую эгоистку.
"Но ведь Марина бы меня не бросила", - подумалось вдруг ему.
Георгий Павлович даже поморщился с досады - так некстати эта мысль пришла ему в голову. Что же тогда получается - что это не Марина сделала её такой? Тогда кто?
"Да она это, она! Кто же ещё! Избаловала до невозможности".
Но в голову непрошенной гостьей лезла другая мысль. Георгию Павловичу хотелось от неё убежать, спрятаться. Но даже если бы он был здоров, ему бы это вряд ли удалось.
А Аня в прихожей болтала по телефону с какой-то подружкой. Георгий Павлович прислушался: кажется, говорят о нём.
- Думаю сдать его в дом престарелых. А то что он здесь валяется.