Барышня, сидящая на скамейке городского сада, блондинка в жёлтом платье с гитарой - вылитая Барбара Брыльска, московская модница с высокой причёской; разливающиеся по залу нежные звуки из граммофонной пластинки - всё это возвращало Алексея Ильича в былые времена, когда он, студент Политеха, познакомился с Ирой. Ух, какая же она была тогда молодая и резвая! А как танцевала!
Свадьба, однокомнатная квартира в хрущёвке, детская кроватка, первые игрушки - мишки и куклы - всё пронеслось как один миг. Дочки выросли, повыходили замуж, а Ира... Она с каждым годом всё больше увядала, покрывалась морщинами. И увы - не только лицо. На руках у неё проступали вены, ноги отекали, и вот она уже почти перестала вставать с постели. А в один прекрасный день Алексей Ильич понял, что его жена превратилась в старуху. И если он ещё хоть немного побудет рядом с нею, то и сам очень быстро состарится.
С двадцатилетней Жанной он сначала встречался тайком, пока однажды старшая - Нинка - не узнала и не рассказала матери. После скрываться стало незачем - гуляли открыто. А через месяц Жанна поставила ультиматум: или я, или эта старая вешалка! Алексей Ильич не задумываясь выбрал Жанну.
Год прожили они вместе, в любви и согласии, а потом случилось несчастье - Жанну сбил пьяный водитель. Она выжила, но осталась инвалидом. Около месяца Алексей Ильич возил её в колясочке, надеясь, что Жанна поднимется или, по крайней мере, почувствует ноги. Но чуда не произошло.
Когда он собирал вещи, мать Жанны проклинала его на чём свет стоит. Как будто бы он был виноват в том, что случилось.
Неожиданно от воспоминаний его отвлекла одна девушка, промелькнувшая где-то вдали. Лица он не видел, поэтому не мог определённо сказать, сколько ей лет. Но какая у неё изящная тоненькая фигурка! Какие длинные точенные ножки! Только бы она не оказалась Клавкой номер два!
С Клавой он познакомился на прошлой выставке. Тогда в зале были выставлены цветы из бумаги, художественные стульчики, картины и скульптуры. Какая-то симпатичная блондинка, перепутав его не то с художником, не то со скульптором, подошла, чтобы похвалить "его" картины. После недолгого разговора он узнал, что блондинку зовут Клава, и что ей двадцать два года. Всю экспозицию они прошли вместе, а после он проводил Клаву до метро. Весь путь она говорила что-то о политике, ругала этот "антинародный режим" и сокрушалась по поводу отсутствия демократии. Параллельно объясняла, за кого следует голосовать, чтобы всё это безобразие, наконец, закончилось. Цинично использовав Алексея Ильича в качестве объекта политической агитации, она так и не дала ему телефона. Эх, сколько времени было потеряно зря!
Хоть бы и эта девушка не оказалась такой же!
Мишки в пионерских галстучках, утята в зелёненьких костюмчиках, вязаные гусочки с серебристыми нитями... Должно быть, такими игрушками играла мама, когда была девочкой. А по радио так же звучала Лолита Торрес. Сама Натка не застала советское время и на выставку пришла из чистого любопытства, чтобы окунуться в мамино детство, понять, чем жили, чем дышали тогдашние дети. Ну, а заодно, конечно же, познакомиться. С молодым человеком? Нет, не с молодым - от пятидесяти и старше. Натка и сама не помнила, когда её, двадцатилетнюю девушку, стали интересовать пожилые мужчины. То ли после того, как, придя домой, обнаружила свою мать в петле... Скорая тогда приехала слишком поздно - врачи уже ничего не могли сделать. А то ли после пожара, когда однажды ночью Натка проснулась и, увидев, что квартира горит, опрометью выскочили наружу в чём была. Хорошо ещё, проснулась вовремя, а то бы так и сгорела.
Внезапно какое-то шестое чувство заставило Натку обернуться. Возле постамента с героиней "Иронии судьбы" и мишкой, изображавшим Юрия Гагарина, стоял дедушка лет восьмидесяти, лысый, с седыми усами, с бородой белой, как снег.
"Кажется, это ОН!" - подумалось девушке.
О-па! Какая удача! Девушка улыбнулась и, виляя идеальными бёдрами, направилась прямо к Алексею Ильичу. Он широко улыбнулся в ответ.
Проходя мимо него, она вдруг поскользнулась, и её нежное тельце упало прямо ему на руки.
- Ой, извините, - пробормотала девушка. - Я нечаянно.
- Пустяки, ничего страшного, - разулыбался Алексей Ильич. - Ух, а фигурка - просто чудо!
- Спасибо, - улыбнулась она несколько смущённо и вместе с тем кокетливо.
- Вижу, Вы, девушка, интересуетесь нашим временем. Честно говоря, не ожидал увидеть Вас на советской выставке.
Так был налажен контакт между ними - седым стариком и двадцатидвухлетней девушкой. Через минуту он уже знал, что её зовут Наталия, а по-простому Натка, а она знала, что он разведённый.
По другим залам Центрального Дома Художника они гуляли уже в обнимку. Натка не возражала, когда Алексей Ильич как бы невзначай касался своей морщинистой рукой ниже девичьей талии.
Наконец, все залы были пройдены, все картины рассмотрены вдоль и поперёк. Неужели настала пора расстаться и по одиночке разъехаться по домам? Как же Алексею Ильичу не хотелось терять Натку! Да и зачем её терять, строго говоря?
- Может, пойдём ко мне - чайку попьём, - предложил он. - С тортиком.
- А давайте лучше ко мне, - ответила Натка.
- А как же твои родители?
- У меня их нет. Мама умерла, а папа ушёл насовсем. Живу одна.
- Извини.
- Ну что, пойдём?
- Пошли, - обрадовался Алексей Ильич.
Такое продолжение знакомства ему явно пришлось по вкусу.
- Вернее, поедем, - поправилась тут же Натка. - Я живу в Железнодорожном. Это с Курского вокзала электричкой.
- Идёт, - согласился Алексей Ильич.
Но неожиданно Натка от него отстранилась:
- Только... Не думаете ли Вы, чтобы поиграть со мной и вернуться к жене?
Этот вопрос его просто рассмешил:
- К жене? Скажешь тоже! Ты вон какая молодая, красивая, а она уже старая, еле ходит. Ну чего, скажи пожалуйста, я променяю такую красотку, как ты, на эту старую вешалку?
По-видимому, его слова успокоили Натку - она быстро прильнула к нему со словами:
- Тогда побежали. А то опоздаем на электричку. Хотя... они туда ходят часто - можно и не спешить.
На том и порешили.
"Это ОН. Это точно ОН, - думала Натка, когда электричка, грохоча колёсами, везла парочку к ней в Железнодорожный. - Как же он на отца похож!"
Сначала они сидели на кухне и пили вино, закусывая шоколадным тортом. Осмелевший от выпитого Алексей Ильич от разговоров за жизнь плавно перешёл к откровенному выражению своих чувств. Натка под действием вина тоже стала раскованнее. Само собой получилось, что их губы слились в страстном поцелуе. А после он, подхватив её на руки, понёс в спальню. Если бы кто-нибудь в тот момент находился в квартире, он бы услышал, как скрипит пружинами старая кровать, а также стоны, кряхтение и восхищённое "Милашка!"
"Что это?" - подумал Алексей Ильич, внезапно проснувшись.
В комнате было жарко, как в печке, несмотря на то, что ночью обещали не больше шестнадцати. Отчего-то пахло горелым. В недоумении Алексей Ильич выгнул шею, поворачиваясь к двери.
В прихожей вовсю бушевало пламя. Рыжие языки лизали обои, с аппетитом пожирали мебель и, крадучись, подбирались вплотную к спальне.
- Боже! - закричал Алексей Ильич. - Натка, мы горим! Боже! Что делать?
Он уже не просто кричал, а вопил благим матом, бессильно метаясь по комнате.
Думал ли он о том, что Натка, проснувшись, вскочит с кровати и примется кричать и метаться вместе с ним? Нет, не думал - не до неё ему сейчас было. Однако же, нисколько бы не удивился, сделай она именно так. Она же только приподнялась на тонких локотках и спокойненько так сказала:
- Расслабься. Чего кричать-то?
Сказала это так, словно он всего лишь навсего запачкал новые брюки, а шуму из этого устроил...
- Ты с ума сошла! - прокричал Алексей Ильич визгливым старческим голосом. - На кой чёрт я к тебе потащился? Боже! Я не хочу сгореть заживо!
Огонь тем временем уже достиг комнаты и взялся за двухстворчатый шкаф. Алексей Ильич, как загнанный зверь, принялся метаться с удвоенной силой.
Натка неспешно встала с постели и, подойдя вплотную к любовнику, положила руку ему на плечо. При этом ласково проговорила:
- Не волнуйся, Алёшенька. Ты не сгоришь... Заживо не сгоришь.
Прежде чем Алексей Ильич смог понять, к чему она клонит, Натка нежно коснулась руками его шеи и вдруг с нечеловеческой силой повернула. Послышался оглушительный хруст...
- А вот и восьмой! - торжествующе проговорила Натка, глядя, как обугливается труп её недавнего любовника. - Восемьдесят лет - а туда же. Прямо как мой папаша. Правда, ему тогда было пятьдесят.
Да, пятьдесят. А матери тогда как раз исполнилось сорок семь, когда отец сказал: "Я ухожу к Таньке", а на её слёзы и вопросы "Почему? За что?" - ответил жестокое: "А ты посмотри, в кого ты превратилась. Толстая, некрасивая, а ещё и с Наткой возишься, как наседка". Мать не пережила его ухода - через два дня повесилась.
Уже тогда на её могиле за кладбищенской оградой Натка поклялась отомстить. Но тогда она ещё не знала, что будет делать и как. И лишь после пожара она перешла от слов к делу.
Отца она убила первым. Просто зашла в его спальню, где он удовлетворял свою страсть с новой сожительницей. Он только и успел что удивиться: откуда здесь его дочь, - как та подошла к постели и молча свернула батеньке шею. Затем, не глядя на потерявшую сознание Таньку, вышла из комнаты.
Остальные шестеро - случайные знакомые, которых Натка встречала в музеях, в кафешках, на автобусных остановках. Совершенно разные, но всех их объединяли две вещи - возраст и предательство. Все они, как и отец, покидали старых и больных жён, забывали про собственных детей и неслись навстречу новым приключениям с молоденькими спутницами. И Натка давала им эти самые "приключения" - всего на одну ночь.
Кто-то из них - кажется, пятый, в минуты близости признался, что хочет прожить с ней до самой смерти. Тогда он ещё не знал, что жить ему осталось всего несколько часов. Не знал он и другого, да и никто из них не знал. Даже сама Натка не всегда помнила, что в ту роковую ночь, когда был пожар, она так и не проснулась...