Он и вправду так называется, астраханский рынок. Есть ещё рыбный, но он далеко. Туда экскурсия отправилась, на автобусе (приехали злые, потому что он дороже оказался, чем татар-базар, а они-то думали...). А ещё - пешеходная по городу, с посещением Астраханского Кремля (эти довольные вернулись), и на яликах в дельту Волги (об этом - расскажу). Когда-нибудь я обязательно поеду в дельту Волги.
Когда гроза была, и все палубы заливало, и окна, и дверь со стороны палубы не открыть было - ветер не давал, я войти хотела - на палубе стало адреналиново-неуютно. За дверью парень лицом ко мне стоит, на беспредел этот смотрит, который за стеклом творится.
Заснул он, что ли? Я ручку дёргаю, дверь, собака, не открывается, а он стоит аки соляной столб. Может, думает, что я привидение - лохматое и мокрое, парео ветер рвёт, в глазах мольба и ужас ("Впусти меня!").
Не впускает.
Из последних сил тяну на себя дверь (объявление на дверях магазина в Саратове вспомнила: "Дёргайте сильнее дверь!"), она наконец поддаётся, и я вваливаюсь в салон. Все давно уже внутри, сухие и счастливые, а я... Ой, не говорите!
Наелась досыта грозы, объелась ею, и теперь маюсь несварением воображения. Этому, который дверь перегородил, успеваю сказать: "Что уставился, грозы не видел! Помог бы дверь открыть!" Он мне серьёзно так: "Кому, тебе что ли? Ты в зеркало глянь! Носферату - ужас ночи!"
Нет, каков наглец! Ему лет тридцать пять, а мне... Мог бы и на вы. Но посмотрела в зеркало и ужаснулась: заколку потеряла где-то (на палубу - умру, но не выйду!). Остричь, что ли, гриву, чтобы люди не пугались? Или оставить...
Пожилой весёлый дядечка радостно рассказывает мне про то, как в позапрошлом году ездил на экскурсию в дельту Волги, лотосы смотреть. (Лотосы, кто не знает, в это врем не цветут, но народ всё равно ломанулся). Полтора часа на автобусе, потом два часа на яликах - туда и обратно, по протокам (до Каспия не доплыть, до него пятьдесят километров, в экскурсию не входит).
Потом обед с обязательными 50 граммами водки (фе-еее!), или шампанское (без аромата персиков, но с ароматом дрожжей), или бокал сока (сок у них наверняка разбавленный, не обманешь - не продашь). Кормили ухой и шашлыками. Вкуснотища, говорит, за уши не оттащишь.
Но всё это было потом. А сначала был на экскурсантов обрушился ливень - вот примерно такой, как сейчас.
- Как из шланга лило, а мы в яликах! А в них воды - наполовину... Она холодная, зараза, - радостно рассказывает "пострадавший".
- Отчерпывали хоть? (на Селигере в лодочном походе мы под ливнем - черпаками её отчерпывали, а она снова наливалась, зато когда отчерываешь, тебе тепло)
- Вы что, смеётесь? Чем?! Так и плыли - сверху ливень хлещет, сидим по колено в воде, и никуда не денешься.
- Лотосы хоть видели?
- Да какие лотосы, говорю же вам, воды по колено в ялике, она ледяная, а нам еще плыть... Мать честная, две девятьсот отстегнул за "удовольствие"... Чего смеёшься-то? Она ещё смеётся! Нам там не смешно было!
О том, как всё было в это раз, мне рассказала моя знакомая: лотосов не было, зато были чайки, и цапли были, они стояли прямо в протоке, людей не боялись. Протока узкая, по бокам стены из камышей, высоченные и шуршащие... Лодки плывут, цапли стоят. Орлы наверху кружат. И тишина. Нереальное что-то. Мистическое.
Зато обед вполне реальный: сомовья уха из только что пойманной рыбы и сомятина, жаренная на углях. Ну, и - водка, разумеется. Классика русского гостеприимства, вершина застолья.
Я вообще её не пью, если только на перегородках из грецкого ореха настоянную. Или на смородине (это лучше, чем традиционная настойка на клюкве). Тогда уж из морозилки пить, чтоб бутылка запотевшая-заледеневшая, и водкой не пахло.
Ещё у них осталось время на купание. Немного, правда, но две тётки успели чуть не утонуть: течение в дельте хватает и тащит, они этого не знали. Выплывать надо наискосок, а они пытались - прямо к берегу, а берег в осоке, она режется, и дно противное, илистое... В общем, получили удовольствие - на всю оплаченную сумму. Одна сама выплыла, другую вытащили.
================Лебединая верность
На теплоходе есть каюты повышенной комфортности, широкие как комната, и цена - "широкая". Одну из таких кают занимает странная пара: увалень в белом, и его спутница. Может, жена, может, сестра, может - просто родственница. Тоже вся в белом, когда они вместе шли - смотрелись классно, как два лебедя.
Она тоненькая такая, на Жизель похожа (судя по осанке - Жизель на пенсии по выслуге). Он покрепче, здоровяк, но держится с таким горделивым достоинством, что его даже белое не полнит (его спутницу, кстати, тоже. Тут что ни надень - видна пташка по полёту). Не красавица, но красивая, как лебедь. Вот такой парадокс.
Целыми днями они сидят под окном своей каюты и молчат, оба всегда в наушниках, слушают каждый своё. Я ни разу не слышала, как они разговаривают. В город Жизель выходила в белом, или в костюме цвета недозрелой брусники, он - всегда в белом, смотрелись опять же - гармонично. В ресторане они не обедали, в баре не сидели. Воздухом, что ли, питалиcь? Дней через пять она улыбаться мне стала - здоровалась так. А после опять грустная сидела. Может, горе какое у неё, так ведь не спросишь... В глазах печаль, лицо каменное.
Жизель. Невесомо-хрупкая, эфемерная, ветром подхватит и унесёт. Её любимые цвета - голубой и белый. Национальные цвета Греции. Впрочем, Греция тут ни при чём. Напомнило просто. Эх, вот сброшу пяток лишних килограммчиков и оденусь в белое. Песня такая есть, на музыку Теодоракиса: "Оденусь в белое, пойду танцевать" - в смысле, лучше буду танцевать, чем от горя плакать. Грустная песня, красивая мелодия. Вспомнила вот, насвистываю потихоньку (денег всё равно не будет, свисти - не свисти).
И чего она ко мне привязалась, эта безотвязная мелодия! Всё равно Европа прожуёт этот лакомый кусок американскими вставными челюстями. Эх, греки, на фига вам тот Евросоюз... Разве плохо жили? Пенсии зашибись, праздников больше, чем будней (и денежные выплаты к ним офигенные), так нет - они острова продавать захотели! Драхмы и лепты на евры поменяли, шило на мыло! Были Страной, а стали - частью старухи Европы. Афина, мана му, кена Афина, куда тебя несут твои бело-голубые паруса? И куда исчезла грустная царевна-Лебедь?
За несколько дней до возвращения в Москву она исчезла - сошла, наверное. А он сидел один и слушал музыку, в наушниках, ни с кем не общался, так и сидел один. Здесь каждый может найти собеседника, человек - общественное животное, то есть стадное, то есть я не то хочу сказать. Но он - не искал. По лебеди своей тосковал... Лебединая верность. Всё, домечталась, хватит.
==================Песни
На теплоходе песни - самые разные, из динамиков льются, и в каюте радио. Народные - о Волге. Зыкина. Ваенга. Как упоительны в России вечера. Танцевально-зажигательныхмного. А когда Макарьевский монастырь проплывали - Жанна Бичевская пела церковное что-то, нереально красивое и тающее, улетающее в небо. Лучше ней только Камбурова поёт.
О монастыре - можно, не буду, а то - такое напишу... Никто ведь не знает, как живут его обитательницы, никто ведь не скажет... Стоянка в Макарьево поздним вечером, темнеет уже.
=============== Макарьево. Женский монастырь
Экскурсия в монастырь. Каменные несокрушимые стены, дверь железом обита. Не зря говорят - обитель. Снаружи красиво, внутри... пустота. Небытие. Как тут можно жить?! Я бы на люстре повесилась. Или сбежала бы оттуда. Всё равно куда, всё равно с кем... Всё лучше, чем быть похороненной заживо.
Вдоль дорожки, по которой мы идём, стоят молодые девушки, собирают пожертвования. Послушницы или монашки, чёрт их разберёт... ох, простите, бог. Лица нежные, девичьи. Щеки впалые, взгляд замученный, безнадежный, усталый до предела. Да они же едва на ногах держатся от усталости! Еле стоят! Блин... Спать не дают девчонкам.
Не думаю, что это угодно богу, бог о них не знает даже. Скорее, угодно настоятельнице. Чувствую, как каменеет лицо от злости. За что с ними так поступают?
Вы читали "Монахиню" Дени Дидро? Не читали? Тогда о чём говорить, не могу же я прямым текстом, как Дидро. Молчи, грусть, молчи.
Жалко девушек, их жизнь не началась - закончилась уже. Не думаю, что богу это нравится.
А то, что они сами захотели так жить, сами сюда пришли, молодость свою погубили и остались в монастыре - легенды. Легенды и мифы есть у каждого народа. Наши - вот такие. Сказки это всё. Брехня. Ни за что не поверю.
Ну вот, обещала молчать, и как всегда - не выдержала. Не буду больше, а то мне напишут верующие, что оскорбила их чувства. А то, что мои чувства оскорблены этой безобразной сценой, так это ничего, это - можно.
============Вверх по течению
От Астрахани отплыли вечером, утром стоянка в Никольском. Здесь когда-то пирожки пекли-жарили, на дебаркадере, и чебуреки. Прямо при тебе делали. Мастерили. Тесто прокатывали в машинке, между стальными валиками, потом ножом фигурным резали, начинку накладывали - пряную, мясную, с зеленью. И бросали в кипящее масло.
Местные из посёлка приходили, за чебуреками этими. Вкусные, как на Кавказе. А в Москве - одно название. Беда-бедовская, а не чебуреки. Мясо с душком начесночено от души, чтобы запах отбить, но у меня нюх собачий, за километр их обхожу.
А эти - душистые, сочные, хрустящие! Жаль, нет больше чебуреков. И дебаркадера нет. А в сентябре если сюда приехать - тут море разливанное арбузов. Длинные "Леди лиман" - эксклюзив, с малиновой мякотью, пузатые астраханские с чёрными семечками и сахаристой рассыпчатой мякотью... Каких только нет!
Повсюду валяются половинки разбитых арбузов, их очень любят коровы. А чего вы удивляетесь, корова тоже любит вкусно покушать. Одна у самого берега нашла свою половинку (арбузную), всю вывалянную в песке. Головой трясёт - не нравится ей. Так что вы думаете? Ногой её в воду затолкала, копытом! Пошевелила-помыла, и лакомилась чисто вымытым арбузом - прямо в воде. Умница!
И сейчас тут продают - дыни и арбузы. Я-то знаю: в июле их есть нельзя. В них нитраты шприцем вкалывают, чтоб поспели условно-досрочно. Сосед по даче рассказал, Абдулла. Он из Казахстана, тамошние всё знают.
=================Мэрские дети
У Абдуллы отец рано умер, дядя - мэр города (!) - воспитывал его вместе со своим сыном. Когда дядю застрелили, молодые люди не стали дожидаться у моря погоды - и ломанулись оттуда.
Мэрский сын (знаю, нет такого слова, но хочется, чтобы было: мэрский-мэрзкий сын того ворюги) дом себе отгрохал в Казани, Абдулла в Рязани сперва обосновался, женился там, потом в Москву перебрался. В фирме какой-то работает, к нему по ночам гости приезжают, ночью шашлыки жарят, в баре выпивки какой только нет!.. Тихо сидят, песни не орут, вопросов типа "ты меня уважаешь" не задают... Хороший человек Абдулла, и дочка у него красавица.
Знакомство оказалось полезным, я теперь много чего знаю. Знаю, как к нам помидоры везут: с куста снимают совсем ещё зелёными, в вагон ящик водки ставят - на вагон помидоров "адын яшшык водка, да?", крышки отвинтить, снять. Пока до Москвы доедут, водка испарится, а помидорчики красными станут, вот такой фокус-покус. Кушайте-радуйтесь.
Я их в рот не беру, жду когда ташкентские привезут, настоящие. Осенью, конечно, ем, когда они сами созреют, на кустах. А в мае - извините, есть не стану, аппетита нет.
================== Рыба, которая совершила подвиг
В Никольском весь берег усеян снулой рыбой. Она плавает в воде, гниёт на берегу. Никому не нужна. Сельдь? Местные сказали - рыба проходная, икру отметала, и всё, конец. По виду - селедка. Каспийская сельдь?
Проплыла сотню километров верх, преодолевая волжское сильное течение, чтобы дать жизнь икринкам и умереть. Рыбы совершили подвиг, а про них говорят - снулые. Их даже чайки не едят. Их путь окончен. Лежат, как рыцари на поле брани, с честью выдержав свой последний бой и не покорившись врагу-течению.
А икринки в тёплой воде - станут рыбками и поплывут к Каспийскому морю. Их жизнь ещё не началась, у них всё впереди.
===================Серебряная рыбка
Что это я всё о рыбе да о рыбе? В холодильнике вобла лежит, вся икряная, спинки масленые, бока серебряные. Эту мне не жалко, я её съем и друзей угощу.
А живую жалко! Её с теплохода ловят, кто-то из команды, мне видно, я наверху стою, а ловят на главной палубе. Спиннинг блестит на солнце. Звенит, разматываясь, катушка, отпуская леску.
Пойманная рыбка отчаянно сопротивляется, дергается, пытаясь освободиться, но судьба её решена: чья-то рука вертит катушку, сматывая леску - и вот уже виден широко открытый рот и крючок в рыбкиной губе. Как же, наверное, это больно! Рыбку вытаскивают из воды, крючок безжалостно выдирают.
Она даже крикнуть не может - рыбы ведь безгласны. Но я слышу её отчаянный, полный боли крик. Ей никогда не плескаться в светлой струе, не нежиться на песчаной отмели под тёплыми лучами. Хорошо ещё, если уснуть дадут, так нет же! - выпотрошат живую и, ссудороженную болью, кинут на сковородку в кипящее-шипящее масло...
Казнь такая в древности была - в кипящее масло людей бросали. За дело, наверное. За что казнили серебряную рыбку, которая так хотела жить?