Аннотация: Мальчишки охотятся в лесу. Конец лета. И они много узнают - о себе, о мире...
12.
СПОСОБЫ ОХОТЫ .
Вокруг навеса по траве легла роса. Густая, крупная, холодная даже на вид, прозрачная. Потемнел и пепел в костре, а над озером повис непроглядный шевелящийся туман. Было холодно, не больше десяти градусов - так всегда тут будет в здешнем августе ранним утром, просто никто из землян этого пока не знал. Вдали, за деревьями, скользили живые осторожные тени - тени в тени, тени ночных хищников, неспешно возвращающихся на укромные днёвки.
Илья проснулся первым. В спальнике, даже под стоящим аккуратным "шалашиком" верхним клапаном, было тоже тепло, но лицо, особенно нос - ощущало, что снаружи холодно. И вылезать, конечно, не хотелось. Да и, в сущности, не было такой уж необходимости - вылезать немедленно. Но Илья давно и хорошо знал, что если какую-то вещь всё равно надо будет делать, а сейчас не хочется - то лучше всё-таки напрячься и сделать сейчас.
Он вздохнул и решительно вылупился из спальника полностью...
...Да. Было холодно, как ни крути. Хотелось даже постучать зубами, так, исключительно для обозначения состояния. Но стука всё равно никто бы не услышал, никто бы не посочувствовал... и Илья, поднявшись на ноги и расслабившись, выдохнул, задержал дыхание, потом - вдохнул. Холод ушёл, остался лишь в понимании того, что - холодно, а не в ощущениях тела. Илья оглядывался, словно бы заново узнавая место их стоянки.
Бивак, как и все такие ночёвки по утрам, выглядел как-то потерянно и грустно. Даже чуть разорённо. На озере загадочно, ритмично плюхало, и Илья представил себе большую разумную выдру, не обнаруженную до сих пор исследователями - как сидит она на плавучей коряге, подгребает неспешно хвостом и размышляет о... о... ну, о теории параллельных пространств. Хотя, в таком случае она совсем идиотка - утро-то какое хорошее, оказывается!
Сойдя со спальника в сторону, Илья наступил в траву, потом опрокинулся в неё, покатился, вскочил, разбрызгивая воду, раскинул руки, запрокинул лицо. Как по заказу, хлынул на берег и на него солнечный свет - Огненный Волк верхним краем поднялся над озёрным туманом, над чёрными вершинами деревьев на другом берегу. Илья вдохнул. Выдохнул. Что-то прошептал - одними губами. Улыбнулся, постоял ещё несколько секунд и начал бой с тенью, постепенно оттесняя её к озеру (надо было умыться и вообще...)...
...А под чёрным холодным пеплом костра, неживым и тяжёлым, был тёплый серый пепел, лёгкий и живой. И под ним оказались алые угольки. Илья улыбнулся, поводил над ними прямой ладонью - и вот уже над угольками дружно вытянулись и ритмично затанцевали золотисто-рыжие язычки, весёлые, быстрые и крепкие. Точно такие, какие вчера его укусили - укусили, стоило ему захвастаться, занестись, укусили, напоминая о Клятве...
- Доброе утро, - прошептал Илья. И начал быстро, но осторжно подбрасывать в оживший огонь тонкий хворост, чтобы как следует его покормить, помочь подрасти, прежде чем положить настоящие дрова...
...Вторым проснулся Валька. Как раз когда костёр начал разгораться, как следует. Лагунов откинул клапан, сел в спальнике, опираясь на локти и не вылезая наружу. Немного непонимающе посмотрел вокруг. Уже одевшийся Илья сидел у огня и повернулся к другу, едва тот открыл глаза:
- Где там у тебя было сало, ты говорил?
Валька посмотрел всё ещё бессмысленно, медленно моргнул, потряс головой и пришёл в себя совсем.
- В рюкзаке... Уже утро, что ли?
- Светает, - лаконично ответил Илья, устраивая над огнём отмытый с вечера котелок - кипятить воду для чая.
- А Женёк спит, что ли? - Валька посмотрел на неподвижного Самойлова, потянулся с громким зевком. - Чёрт, холодно...
- Пусть спит, всё равно скоро проснётся... - Илья удовлетворённо полюбовался котелком, о днище которого ровным тихонько потрескивающим и пощёлкивающим венчиком расплющивалось сильное пламя. - Ну вот...
Они встретились с окончательно поднявшимся Валькой глазами - и никто ни слова не сказал о вчерашнем. Но по глазам оба поняли: каждый помнит то, что было. Теперь уже не забудет - никогда.
- На охоту-то пойдём? - как ни в чём не бывало, через плечо спросил Валька, отходя подальше к кустам.
- А как же, если ты уже территорию метишь, - пожал плечами Илья, роясь в рюкзаке Лагунова. - Это сало? - он показал пакет.
- А что, не похоже? - Валька, задумчиво созерцавший верхушки деревьев, даже не поворачиваясь, зевнул, ляскнул зубами и вернулся на землю. - Сало, не бойся... Вода холодная?
- Теплей воздуха, - заверил Илья. - Только там выдра живёт, оказывается.
- Какая выдра? - начавший стаскивать трусы Валька замер. Илья с совершенно серьёзным лицо пояснил:
- Разумная. Я это открытие сделал двадцать минут назад. Имел внеосязательный контакт с нею, хорошо побеседовали на тему Великого Кристалла (1.)...
1.Теория, согласно которой Вселенная имеет кристаллическую структуру, где каждая из бесчисленного множества "граней кристалла" - полноценное трёхмерное пространство. В описываемый период имеет чисто эстетико-теоретическое значение и никаких достаточно достоверных доказательств (хотя и окружена рассказами о великом множестве легендарных случаев). В этом плане ТВК получит неожиданное и полное подтверждение лишь в начале III в. Г.Э. (через два с половиной века после описываемых событий), когда в ходе событий на Йенно Мьюри произойдёт целый ряд контактов с обитателями как минимум одного параллельного пространства. Сам термин "Великий Кристалл" принадлежит перу известного писателя Века Безумия В.П.Крапивину.
Валька ошалело смотрел на друга. Илья не выдержал и фыркнул, потом захохотал. Валька сердито швырнул в него скомканными трусами и прыгнул в озеро с таким шумом, что не только гипотетическая разумная выдра, но и вполне реальные тупые карпы наверняка шарахнулись под коряги и затаились в ужасе. Кроме того, этот же громовой плеск разбудил, как и предсказывал недавно Илья, Женьку. Его голова, похожая на деревенский сеновал после того, как в нём взорвалась граната, высунулась на белый свет. Как-то совершенно отдельно, если так можно сказать; остальной Женька благоразумно оставался в уютном мешке. Глаза Женьки ещё спали, впрочем, и он, наверное, залез бы обратно в мешок, если бы не вспомнил сон, который видел. Он проморгался и завопил обрадованно:
- Ильяаа! Тебя "Клинком пламени" наградили!
Илья поперхнулся дымом от костра и изумлённо вытаращился на Женьку, который улыбался от уха до уха:
- Ты что, рехнулся?!
- Ой. Это я во сне видел, в смысле, - Женька сел на спальнике, поёжился. - Но так... - он покрутил ладонью в воздухе, - ...знаешь, реально так! Может, это вещий сон, как думаешь (1.) ? - но тут же забыл про вещий сон и спросил удивлённо: - А это что?
1.В 5 г. П.Г.В. лейтенант ОВКС Земли И.С.Ильин, командуя сводным десантным отрядом штурмовых пехотинцев и матросов с линкора "Ураган" (180 чл.), стремительным неожиданным рейдом полностью овладел столицей джагганской колонии Маракх-Шумма и принудил к сдаче оборону всей планеты. Именно тогда 19-летний офицер и получил "Клинок пламени".
Илья проследил взгляд Женьки и пожал плечами. Трусы Вальки висели на сучке дерева метрах в трёх над землёй.
- Одномоментное локальное изменение законов гравитации, - пояснил Ильин. Женька уважительно посмотрел на трусы снова и спросил:
- Ты закинул?
- У меня тот же вопрос, - сердитый Валька, сопя, вылезал на берег. - Окунуться уже нельзя! И как я теперь за ними полезу?!
- Ну как... - Илья нарезал сало. - Как... Решительно и непреклонно, вот как. Как кидал.
Но Валька никуда не полез решительно и непреклонно. Вообще никак не полез. Он поступил проще - связал две "фехтовальных" палки попрочней, подпрыгнул и с первого раза сбил трусы. Они едва не спланировали в котелок, Валька еле-еле успел их поймать. Женька, с огромным интересом наблюдавший за всем этим процессом, заметил:
- Жаль, что в озеро не упали.
- Поговори мне... - отозвался Валька. Но не сердито, скорей весело. - Иди умойся лучше. И постригись.
- А?! - ужаснулся Женька. - Да ни за что!
Но умываться поспешил - видимо, из опасения, что лучшие друзья снова применят к нему физическую силу, как вчера. Чего доброго - на самом деле постригут. Пока он булькал и фыркал, одновременно что-то то напевая, то насвистывая, Илья и Валька в четыре руки закончили готовить простенький быстрый завтрак.
Мальчишки поели сала - и обжаренного на прутиках, и просто так - с чёрным хлебом, напились чаю с печеньем "Lembas" (1.), заодно со знаньем дела обсуждая проблемы с мукой - своей в колонии ещё не имелось, а привезённые запасы уже истощались, на зиму хватит - и хорошо... (Успели поговорить и о том, что на орбиту планеты прибыла военная эскадра - и началось строительство терминала) Потом начали осматривать оружие - в надёжных чехлах оно лежало на спальном месте. Они не спешили. Шурга, на которую собирались сегодня поохотиться, не была ночным животным в отличие от той же зайцелопы. Уже хорошо известная колонистам, она напоминала странную мохнатую помесь свиньи, слона, зубра, коня и землеройки. Помесь весом в полторы-две тонны, оснащённую парой бивней, парой солидных клыков и смешным любопытным "недохоботом". На Сапфире это оказалось самое обычное животное - стада по десятку голов, руководимые крупным самцом, были в лесах совершенно обычным делом. Кроме того, у шурги оказалось вкусное мясо, сильно напоминавшее мясо дикой свиньи. Однако плохо видящая, но с хорошим слухом и замечательным обонянием, шурга не была такой уж лёгкой добычей, и все трое мальчишек об этом знали.
1.Печенье, выпускаемое англосаксонской фирмой "J.R.R.", специализирующейся на выпуске продуктов питания и напитков, описанных в знаменитой Трилогии. Основана была ещё в 15-м году Серых Войн двумя вышедшими в отставку офицерами королевской армии и их жёнами. "Lembas" был первым проектом фирмы и первоначально представлял собой просто "энергетические" галеты для скаутских походов. Но популярность печенья оказалась такой высокой, что заказы посыпались со всех сторон, и вскоре "J.R.R." выпускала уже больше тридцати наименований продукции для самых разных заказчиков. Следует заметить для читателей из нашей временной реальности, что фирма никоим образом не паразитировала на "брендах". "J.R.R." на самом деле старалась сделать так, чтобы их продукты соответствовали тому, что описано в книгах Толкиена и по составу, и по внешнему виду, и даже по действию. И, конечно, никому в голову не приходило заставлять героев Толкиена рекламировать эти продукты.
По правде сказать, все трое друзей относились к охоте настолько по-разному, что даже удивительно.
Илья в этих делах был типичным дворянином. В охоте он видел развлечение, единоборство и возможность испытать и проверить себя. Пожалуй, он бы охотно пошёл на эту охоту с рогатиной или ещё с каким-нибудь холодным оружием, как всё чаще и чаще делалось не только среди дворян, но и вообще среди людей Земли. Но он не знал толком повадок шурги - и такой поступок был бы глупостью.
Валька охотился в том числе потому, что ему это было интересно - но подходил к делу куда практичней. Охота была, грубо говоря, мясом - и способом контроля численности зверей и добычи научных данных. Хотя фауна его не слишком интересовала, но однако лишних знаний о новом мире быть просто не могло, Илья правильно говорил...
Сложнее всех было с Женькой. Охоту он просто-напросто не любил. И давно уже честно признался друзьям, что ему жалко убивать зверей. Жалко, и всё. Но с другой стороны, было и просто - никто не стал над ним смеяться или попрекать ехидно "а мясо ты ешь?!" Жалко и жалко. Не жизнь же чья-то от этого зависит. Тем более, что Женька был отличным рыбаком и подтвердил это делом. Если бы Самойлов оказался ещё и трусом - другое дело. Но вот трусом-то он как раз и не был... Поэтому к его странностям решили относиться снисходительно.
- Я только за компанию пойду, - сообщил он между тем, с лихим щелчком откидывая приклад "сайги" и вскидывая оружие к плечу. - Вы ж без меня пропадёте. Как щщщенки.
- Можешь остаться в лагере, - предложил Валька. - Приготовишь обед...
- ...не надо, - быстро ответил Илья. И пояснил: - У меня нет доверия к его кулинарным способностям. Пусть идёт с нами, а то мы и правда без него пропадём. Как раз в обед и пропадём.
Валька хихикнул и, включив отсечку магазина, снаряжённого тремя патронами с восьмисполовиноймиллиметровой картечью, вложил прямо в ствол пулевой - с "полевым". Клацнул затвором и повесил ружьё на плечо стволом вперёд-вниз.
- Пошли?..
...В это время дня стада шург в лесу надо было искать на прогретых солнцем полянках, где они кормились сочной густой травой. Такую полянку, если умеючи, можно найти ещё издалека - по запаху этой самой травы. На солнце она пахнет не так, как в тени. Самый обычный человек со здоровым, не "забитым", обонянием легко может научиться различать такие запахи.
Пройдя озёрным берегом, мальчишки свернули на север - туда, где из озера, оказывается, вытекала речушка. И довольно широкая, хоть и мелкая. Но в паре мест её перегораживали упавшие деревья, а точнее - что-то на их основе, сильно напоминавшее бобриные плотины. Правда, обитатели - если они и имелись - тут отсутствовали, хотя друзья и постояли возле второй запруды тихонько, довольно долго, присматриваясь и вслушиваясь. Потом всё ещё потихоньку перешли на другой берег.
Там, за узкой полоской неглубокой болотины, начинался крутой сухой косогор, из которого в нескольких местах выступали серебристо-серые валуны. Илья задержался возле первого же и, проведя пальцем по чёткой сверкающей прожилке, заметил:
- Самородное серебро. Много... - он распрямился, огляделся с интересом. - Ого! Вон там тоже, и вон там...
- Пошли, - поторопил Валька безразлично. - На карту потом нанесём, и всё.
Они осторожно, пригибаясь за кусты, поднялись на самый гребень и присели у корней деревьев. Эта сторона косогора была отлогой и безлесной, она спускалась вниз и - за выбивавшимся из подножья ручьём - превращалась в окружённую лесом овальную луговину. И, конечно, мальчишки не прогадали. На которой паслись сразу три стада по восемь-десять голов. Два - подальше, почти у леса, а одно - у ручья. Слышно было, как похрюкивают, фыркают и булькают водой животные. Три самки пили рядом с пятью детёнышами разного возраста. Самец стоял чуть в стороне, подняв бивни - бдил, так сказать. Ветер - лёгкий, но заметный - дул как раз снизу по склону, в сторону лежащих ребят.
- Стреляем этих? - одними губами спросил Валька. Илья покачал головой, так же почти бесшумно ответил:
- Неинтересно. Рядом же.
Валька кивнул. До двух других стад было метров сто-сто пятьдесят. Несколько секунд подумав, он указал на молодого самца - тот брёл, со вкусом сощипывая траву и отправляя в пасть, как раз между двумя дальними стадами. Явно не "глава семьи", но уже и не детёныш. Илья одобрительно показал большой палец. Женька сложил ладони на казённике "сайги" и покачал головой.
Валька и Илья привычно приложились, устраиваясь удобней. Валька по-простецки лёг, раскидав ноги в упор, Илья чуть приподнялся на одном локте, накинув на руку ремень винтовки. Ни тот, ни другой особо долго не целились. Сперва гулко бухнуло ружьё Лагунова, а самый конец этого звука обрубил сухой отрывистый треск винтовки Ильина.
Женька вздрогнул от неожиданности. И тем более удивительно ему показалось то, что шурга не стал ни реветь, ни метаться, как он представлял и ожидал - зверь просто как-то сунулся вперёд всем телом и плотно лёг на грудь. Потом плавно повалился на бок. И всё.
- Готов, - сказал Илья
На луговине возникло волнение - но не более того, и оно скоро улеглось. Звуки выстрелов для животных были равны по опасности треску в лесу, а падение собрата никто с этим звуком связать не мог, конечно.
- И всё?! - растерянно спросил Женька. Илья поднялся в рост:
- Всё... Пошли займёмся тушей.
- А они? - Женька кивнул на остальных зверей. Валька хмыкнул:
- Если близко не подходить - не тронут. Думаешь, тут, на лугу, только они пасутся? Тут и всякой мелочи полно... Пошли, пошли! - он заторопился за уже спускавшимся Ильёй.
Женька помедлил - ему было страшновато. Но оставаться - значило показать свой страх, и он поспешил следом, нагнал друзей. Валька на ходу вложил в ствол ещё одну пулю. Илья снимал панораму и стада, держа на ладони пристёгнутую небольшую камеру "Минск-2"; снял он и своих друзей на ходу, прокомментировав какими-то словами про отважных землепроходИМцев. Валька показал ему кулак. Женька продолжал коситься на шург, хотя они и правда не обращали на ребят ни малейшего внимания, только самец проводил их взглядом, убеждаясь, что его стадо эти странные существа обошли далеко стороной.
На луговине было жарко и неожиданно влажновато, хотя сверху всё казалось сухим. Одуряюще пахло травяным сбором, над склонами перед деревьями колыхалось марево. Брызнула в сторону от идущих людей стайка каких-то мелких серых зверьков, а когда Женька поднял голову - то увидел в вышине длинную косую линию летящих куда-то неизвестных птиц. Почему-то всё это его примирило с быстрой и внутренне его возмутившей гибелью зверя - и он спокойно смотрел на то, как Илья с Валькой, первыми подошедшие к туше, начали разглядывать её.
- Вот моя, - первым нашёл Валька крупное рваное отверстие под левой лопаткой шурги, из которого густой, но неожиданно тонкой тёмной ленточкой текла по шерсти кровь. Выходного не было - на ста пятидесяти метрах пуля из гладкого ствола, потерявшая немало скорости, ударила небыстро, но со страшной силой, видимо, дойдя как раз до сердца. Илья в ответ молча указал на небольшое, почти бескровное отверстие у основания черепа. Его пущенная из нарезного ствола девятимиллиметровая пуля в медной оболочке с оголённым стальным сердечником вошла, как в масло, ударилась в позвоночник, лопнула и, судя по всему, разнесла его, видимо фактически оторвав череп от верхних позвонков. Оба ранения были смертельными - причинами мгновенной смерти даже порознь. - Разбираем?
- Давай, - кивнул Илья. Молодой самец весил не меньше тонны, и работа предстояла тяжкая и очень грязная. - Жень, ты коптильни умеешь делать?
- В принципе да, - ответил Женька, с интересом рассматривая хобот убитого зверя.
- Тогда у тебя все шансы подтвердить, что мы без тебя пропадём, - заверил Илья, прислонив винтовку к туше и расстёгивая куртку. - Давай в лагерь. И сооружай коптильню. Большую. Ну и дров набери как можно больше, только не совсем сухих, и от охотничьих деревьев не бери, пахнуть маслом будет. Поищи там подальше от берега...
- Сделаю, - Женька потрогал торчащий бивень и вздохнул. Ему захотелось повесить дома на стену такой же, но он отлично понимал, что не заслужил. Валька между тем уже аккуратно распарывал шурге брюхо, одновременно кулаком (тот блестел от крови и жира) поддевая шкуру в сторону, наружу с готовностью, тихо шипя, лезли клубки и петли - синие, розовые, жёлто-зелёные - и Женька подумал с лёгкой тошнотой: "И не заслужу..." - и заторопился назад. Его немного смущало, что придётся ещё раз пройти мимо стада (оно напилось и двинулось вдоль ручья, сощипывая траву) - и уже одному. Он шёл неуверенно и пару раз даже оглянулся, но друзья не смотрели ему вслед, и Женька, чтобы подбодрить себя, стал насвистывать тихонько "Полёт Валькирий". Рассвистелся так, что отважно прошёл почти за хвостом последней шурги - та и не оглянулась. Ободрённый этим, Женька взбежал на откос, снова оглянулся, помахал Валька и Илье рукой - просто так - и сделал первый шаг вниз.
И застыл, окаменев от ужаса. Внутри что-то сжалось - не осталось дыхания даже для вздоха, не то что для крика. А кричать было надо. Кричать истошно и бежать изо всех сил...
...До зверя было всего метров десять. Он стоял у деревьев чуть ниже Женьки и большими красноватыми глазами с тупой, некрасиво скошенной морды смотрел вверх - прямо на мальчишку - с каким-то глумливым чисто человеческим интересом. А когда Женька замер - зверь пошёл вперёд-вверх.
К мальчишке.
Какой-то жутковато-задумчивой неслышной походкой, не сводя с Женьки глаз.
Красно-бурый, с белыми и чёрными пятнами тут и там, мех зверя мог показаться вблизи нелепым, излишне ярким для леса. Но на самом деле он обеспечивал великолепную маскировку. Огромный, не менее чем полутонный, состоящий из одних мышц, похожих под пятнистой шкурой на живой камень, напоминающий одновременно медведя и волка, чуть кривоногий, зверь перемещался среди деревьев совершенно бесшумно, неспешно и казался странным образом невидимым, а манера ставить лапу на всю стопу - придавала его походке какую-то жутковатую разумность. Круглые небольшие уши были прижаты к массивному черепу, из приоткрытой пасти неслось неприятно пахнущее мощное дыхание - оно уже достигало Женьки, и мальчишка подумал, что надо упасть и закрыть глаза. Спрятаться. И всё. Иначе...
"Дададададах-ахахахахххх!!!" - покатилось между деревьев. Женька видел свои руки - с белыми пальцами, но не дрожащие - и то, как в них прыгает "сайга". И изумлялся тому, что происходит.
Зверь взревел. Жутко, страшно... но его рёв перешёл в кашель, в хрип, сорвался. Зверь качнулся назад и в сторону, на шкуре брызгало и взрывалось алое. Опять взревел, но уже совсем коротко, снова захрипел, вскинулся и грузно повалился через голову на спину, скатился по склону, тяжело застрял между двух деревьев, изогнулся, вырывая из стволов когтями глубокую щепу, в свирепой судороге схватил корни одного дерева длинными, ослепительно-белыми клыками... и замер так.
Дёрнулся в последний раз и окончательно, мёртво опал окровавленный бок.
Пули 20-го калибра для бронированного мощными мускулами хищника с могучим, прочным скелетом были, конечно, слишком слабыми. Но восемь выстрелов подряд в упор оказались "слишком" даже для него...
...Когда Илья и Валька - с оружием наперевес, потные и тяжело дышащие - взлетели на гребень откоса, то увидели, что Женька сидит на корне дерева рядом с мёртвой зверюгой. На коленях он держал ружьё и пытался снарядить магазин. Именно пытался - досадливо морщился и ронял патроны, потому что пальцы у него тряслись - так, словно он со всей дури снова и снова бил по гитарным струнам. Женька нагибался за ними, опять пихал в магазин. Поднял с усилием голову, посмотрел на друзей, стоящих неподвижно и глядящих на него, махнул рукой. Он был белый с зеленцой, а на полпути к деревьям Илья увидел на траве разбрызганную блевотину. Женька хотел что-то сказать, но едва разжал губы, как они заплясали - ничего не получилось. Он бледно улыбнулся и снова стал безуспешно пихать патроны в магазин.
- Ох тыиииии... - выдохнул Валька, как под гипнозом подходя к убитому зверю. Толкнул жуткую клыкастую башку ногой. - Ох тыииии... ну... - и посмотрел восхищённо на Женьку, рядом с которым уже стоял Илья.
- Да уж, - Ильин оглянулся через плечо, передёрнулся. - А ведь эта штука по нашим следам шла. Точно говорю. Может, от самого лагеря... Начали бы мы мясо таскать - и всё... Жень, хватит уже дурака валять, вставь патрон, и всё.
Женька вскинул на Илью обиженные и гневные глаза. С клацем вставил первый патрон, удивлённо посмотрел на свои успокоившиеся руки, потом медленно, старательно выговорил:
- Я о-ч-е-н-ь и-с-п-у-г-а-л-с-я, - тряхнул головой и повторил уже нормальным голосом: - Я очень испугался.
- Я думаю, - Валька, присев перед мордой убитой зверюги, ножом проверял зубы. - Дааа... меняем башку на мой бивень?!
- Ты что?! - Женька вскочил. - Иди ты! Это я! Моё!
Валька захохотал. Илья, улыбаясь, толкнул Женьку в зад коленкой. Тот крутнулся от одного к другому, расплылся в улыбке, хотел что-то сказать, но наткнулся взглядом на рвоту и сник.
- Самойлов, - раздражённо сказал Илья, проследив его взгляд, - что ты, как баба?! Хуже; как неуч, честное слово. Что такое адреналин - ты знаешь? - Женька ошарашено кивнул. - Вон твой адреналин лежит, - Илья резко кивнул на мерзкие пятна. - И ты, наверное, свыкайся с мыслью, что каждый раз после какой-то опасности будешь блевать. У всех по-разному. И к страху, о котором ты подумал, это не имеет отношения. От страха бегут со всех ног или сдаются, вот и всё.
- А ты... - начал Женька. Илья поморщился:
- Я умею это контролировать - и приход, и последствия. А вообще... - он помялся. - Вообще когда первый раз я со смертью столкнулся - я... в общем, я обмочился. Мне, правда, было всего восемь лет... - и Илья поспешно добавил: - Но это было первый и последний раз!
Женька совершенно серьёзно молча пощупал между ног и покачал головой с настоящим облегчением:
- Фух, нет...
- А я не знаю, что со мной будет, - печально сказал Валька, вставая. - Я ещё ни разу в настоящей опасности не был. Везёт вам!.. Так, ну что? Как дальше?
- Да как... - Илья оглянулся. - Я пойду дальше разбирать. Ты, Валь, иди коптильню городи. Ну а Женька пусть голову своему трофею отпиливает.
- Трофей твой. Этот не обсуждается... Совет хочешь? Нож не тупи, до позвоночника дойдёшь - перебей кость обухом клинка. Сильно бей, в стык позвонков. А потом допилишь.
- Закончишь - смени Вальку, - Илья повернулся, чтобы уйти, - а то я один до ночи провожусь. И да. Заряди ружьё до конца, ага?
Женька ответил гримасой, быстро дозарядил "сайгу", повесил её на бок и, деловито поправив повязку, двинулся к мёртвой туше. Правда, решимости его хватило лишь до того момента, как Валька исчез внизу, за "бобровой плотиной", а Илья - наверху, за гребнем. Самойлов отчётливо сдулся и задумчиво остановился над убитым зверем.
Он был рад, что друзья не стали смеяться над ним. Но собой - вот собой он не был доволен ничуть. Во-первых, он стрелял со страху... или нет? Женька почесал нос рукояткой ножа. Хмыкнул задумчиво. Чудно. Он не мог определиться. Страх-то был, да ещё какой. А вот руки не дрожали.
А впрочем - пусть даже не со страху. Всё равно то, что надо делать сейчас (Женька сердито посмотрел на гребень, за которым скрылся Илья), и него вызывало отвращение.
На нос убитого зверя бесстрашно села и заплясала слюдяными крыльями похожая на стрекозу тварька. Симпатичная, блескучая - Женька вяло согнал её ногой, вздохнул. Может, сказать, что боится испортить голову? Или просто честно признаться, что ему противно?
Нет. Так всё-таки нельзя. Одно дело - сказать, что не любишь охотиться. И совсем другое - вот такой вот ход. Как будто на слуг сваливаешь работу. Нет, ребята всё сделают, конечно, и даже, наверное, ничего не скажут, но...
...но если уж убил живое - будь добр всё делать до конца. Сам.
Женька аккуратно поставил к стволу дерева ружьё, снял и повесил рядом куртку. Присел на корточки, заранее морщась. Поиграл ножом. Тяжело вздохнул. И, широко открыв наполнившиеся испугом глаза и прикусив губу, начал распарывать плотную шкуру...
...Коптильню Валька соорудил быстро. Он таких сделал за свою жизнь немало - временами ему даже казалось, что он всегда помнил, как делать такие вещи, как муравей "помнит" свои обязанности. Хотя на самом деле это было, конечно, не так. Умения приобретались опытом, о котором Валька помнил тоже - ударивший по пальцу молоток, чиркнувшая по колену пила, уроненные на ногу кирпичи, ожоги, порезы, боль и неудачи... Мир вокруг был щедр на новизну, радости, открытия. Очень щедр. Но хладнокровно брал за это плату, не делая никаких скидок на возраст. И подчинялся молоток. Становилась послушной пила. Выстраивались в ряд кирпичи.
И это всё тоже было частью радости.
Таская дрова - работа была в общем-то не тяжёлой, хоть и однообразной - он вспоминал, как отец начал его брать с собой в тайгу. Четырёхлетнего. Как ждал он, Валька, той самой первой вылазки, с нетерпением, досадуя, что так медленно ползёт время. Как быстро устал и первый и последний раз в жизни попросил отца помочь нести груз - небольшой, но Вальке казавшийся совершенно неподъёмным рюкзачок. Отец оглянулся на вспотевшего, сердитого сына, шевельнул щекой, бровью и буркнул: "Ну, обратно пойдём тогда..." - и Валька отчаянно замотал головой, накрепко вцепился в ремни рюкзачка и шёл дальше сам уже без единого словечка. Сперва пыхтел, потом тихо ревел от злости и усталости, потом выревелся и просто опять сопел. Несколько раз упал, поднялся сам, хотя руки подламывались, ноги дрожали, а во рту было кисло. А когда они дошли до места - сел и уснул. И проснулся только глубокой ночью. Жила своей жизнью тайга вокруг их стоянки. Горел костёр, он, Валька, лежал у огня - разутый, заботливо закутанный в большой спальник - а отец, сидя по другую сторону пламени, что-то делал с ноутбуком и тихо, почти неотличимо от ночных шорохов, напевал про "горы, снежные уборы".
Валька долго смотрел на отца - огромного, в алых отблесках, очень занятого и очень-очень любимого. Потом выполз из спальника и, подойдя к отцу, сел рядом и молча приткнулся к боку. И отец тоже молча обнял его, продолжая работать одной рукой, и буркнул: "Молодец ты у меня, Валька." Валька тогда вздохнул от непередаваемого счастья, вдруг охватившего всё его маленькое существо, и стал смотреть в огонь и слушать, как отец поёт...
...Конечно, смешно было вспоминать тот "переход" - семь километров до ближних делянок. Но он был первым. Самым первым. И первой была ночёвка в тайге...
Здешний лес не был похож на тайгу. Но Валька уже неплохо понимал его жизнь и язык. А мои дети, наверное, тут будут совсем своими, подумал он, сваливая на биваке ещё одну порцию дров и критичным взглядом окинув солидную их кучу и зеленеющий "шалаш" коптильни. Потом представил себе - себя же в этом лесу. Со своим сыном. Стало смешно и приятно, как будто взял в руки что-то доверчивое, тёплое, пушистое и мягкое.
Валька тряхнул головой. И вдруг подумал, что Женька всё не идёт. Куда он запропастился-то, Илья там один с шургой, наверное, уже склялся... Валька отряхнул руки, прихватил ружьё и, ещё раз осмотрев бивак, зашагал уже хорошо знакомой "дорожкой"...
...Женька никуда не запропастился. Это Валька заметил из-за деревьев чуть ли не от "бобровой плотины". На месте был Женька. Вот только...
...Вот только Женька отплясывал какой-то дикий ритмичный танец вокруг мёртвого зверя - отрезанная голова стояла на боку туши, мальчишка был раскрашен кровью - лицо, руки и голый торс. Валька на секунду перепугался, но потом увидел лицо Женьки. Ничего спятившего в нём не было - сосредоточенное и отрешённое. Нет. Женька не чокнулся. Но он и не валял дурака.
И Валька вспомнил осенний лес, густой, дразнящий запах и вкус лосиной крови и свои - себя восьмилетнего - ликующие вопли и дикие прыжки над лежащей тушей. Валька застыл на месте. А потом - тихонько попятился обратно за деревья. Отошёл подальше. И стал громко насвистывать, неспешно шагая снова вверх по склону.
Женька успел размазать кровь и Вальку встретил довольно-таки хмуро, поспешно и коротко объяснив, глядя в сторону:
- Перепачкался.
- Вижу, - буднично откликнулся Валька. Добавил: - Тащи свою... то есть, его башку в лагерь. Дров там подсобери ещё и помойся как следует. А я к Илюхе.
Женька кивнул. шагнул к туше; и вот тут их с Валькой взгляды встретились.
Видел?
Видел.
И?
Всё нормально, что ты...
Со стороны это выглядело диковато - замерев на миг, мальчишки синхронно кивнули друг другу, улыбнулись - и разошлись, больше даже не оборачиваясь.
* * *
Во все времена и века лучшей настоящей диетой для любого человека всегда были, есть и будут свежий воздух, работа и много движения на нём, чистая вода для питья, а для еды - много совсем недавно бывшего живым жареного мяса с огня, только что сорванная зелень и настоящий ржаной хлеб.
Молодой самец шурги дал почти полтонны чистого мяса. Бивни и тяжеленную, кое-как "начерно" затёртую мозгами и углём, шкуру повесили на деревьях, а с мясом возились до самой темноты, только время от времени окунаясь в озере. Пришлось - уже совместными усилиями - строить вторую коптильню, и сейчас оба "шалаша" медленно исходили тягучим дымом, который утягивало на озеро и дальше через него в лес на том берегу. Мальчишки, ужасно, до икоты, объевшиеся горячей вырезкой, валялись на берегу, следили, как начинает садиться Огненный Волк, и им было Лень. С большой буквы.
- Здорово, - тихо сказал наконец Женька. Его поддержало мычание и ленивые кивки. Женька гневно посмотрел на друзей и продолжал: - Здорово, я говорю, а вы только мукаете! Коровы!
Валька снова мукнул. Громко и даже жизнеутверждающе как-то. Илья засмеялся и привстал на локтях. Посмотрел на коптильни и вздохнул:
- Придётся отца просить, чтобы прилетел на вертолёте. Иначе не утащим. Даже я на своём стрекозле не утащу... Ёлочки зелёные, на всю зиму копчёного мяса - на три семьи!
- За нас я бы так говорить не стал, - возразил Валька, тоже лениво садясь и скрещивая ноги - по привычке, в незапамятные времена доставшейся его русским предкам от давно исчезнувших жителей сибирской тайги, - есть опасность, что у нас и распробовать толком не успеют. Эти подрастающие столько жрут... - он осуждающе покачал головой и добавил: - И Женька, между прочим, проглот ещё тот.
- Я не проглот, я ещё расту просто, - обиделся Женька. - Что мне теперь, недокормленным вырастать?! Удар по генофонду...
- Это кто генофонд?! - изумился Валька, аж накренившись в сторону Женьки.
- Я, - гордо ответил тот, укладываясь обратно поудобнее.
- Тогда Земля погибла, - грустно вынес вердикт Валька. - Я пойду купаться, всё равно ведь теперь уже...
Он с кряхтением поднялся, сокрушённо покачивая головой. Илья напомнил:
- Только что налопались, куда ты купаться-то?! - но Валька не обратил внимания - зашёл в воду по колено, присел и оттолкнулся, бурно взрезал воду и поплыл - уже бесшумно и не очень спеша. Илья бездумно следил за ним. Женька перевернулся на живот и замурлыкал:
- Как следует смажь оба кольта,
Винчестер как следует смажь,
И - живо в дорогу, поскольку
Пришла тебе в голову блажь!
Попробуем! Ладно! Чего там!
А там - хоть верхом, хоть пешком... Иль, а кем ты станешь после своего Лицея?
- Офицером, - твёрдо ответил Илья, - военным.
- Как твой отец? - уточнил Женька.
- Нет... - покачал Илья головой и пояснил: - Он ведь в космофлоте. А я хочу в наземных и в действующих... Понимаешь, хочется видеть лица тех, с кем будем драться. И тех, кого сможем освободить. А ты кем станешь? Певцом?
- Да не буду я певцом, - сердито ответил Женька, даже заёрзав от возмущения. - Вот пррррристали - певцом, певцом... Не знаю я, кем я буду. Буду.
- Да, это серьёзная заявка, - без насмешки оценил Илья. - Пойдём тоже купаться?
- Пошли! - Женька вскочил, но тут же затормозил: - А потом поучишь, как быстро пистолет выхватывать, ага? Ты уже давно обещал!
- Угу, - кивнул Илья, прыжком бросив себя на ноги.
Они побежали к воде. Валька засвистел с середины озера, кувыркнулся, взметнул вверх ноги и изобразил аплодисменты...
...Друзья плавали, пока не стемнело совсем - просто так, наперегонки, ныряли, прыгали в воду с дерева и даже сыграли в догонялки. К счастью, костёр ещё не успел погаснуть, когда они выбрались к нему - замёрзшие и... и опять голодные. К счастью, было ещё и мясо, и хлеб, и сорванная в округе ещё засветло и уже подвядшая зелень - большие сочные листья помидорника (эта невысокая, но крепкая, большелистная травка, росшая на опушках лесных полян, не давала никаких помидоров-плодов на самом деле, но её листья имели отчётливый их привкус, и колонисты оценили помидорник чуть ли не с первых дней поселения) и щавель. Это был настоящий щавель, отчего всё скороспелое местное сообщество биологов уже впало в истерику и родило почти сто теорий. Но даже самые жуткие из них не мешали щавелю быть щавелем, а что ещё сейчас надо?
А потом Женька дал концерт. Он просто пел всё подряд, то сидя, то стоя, то даже расхаживая. Судя по всему, песни из него просто рвались.
Валька и Илья совершенно ничего не имели против. Они полулежали на спальниках и слушали. А иногда подпевали. Как не подпеть про то, что -
...но не кривдою, а Совестью
Жить до старости завещано... ? И Женька не имел ничего против. А потом он - уже один, соло - пел, как
...гремит фугасная медь латыни,
Летит слепой мотылёк к огню...
Ты слышишь?! Звёздами золотыми
Небо падает на броню... - и тут уже можно было только слушать. Слушать и явственно ощущать - нет, не представлять, потому что это нельзя представить, а именно - ощущать! - как это - "звёздами золотыми небо падает на броню", и замирать от этого ощущения, похожего на то, которое испытываешь, когда идёшь по ветке дерева высоко над землёй.
* * *
Илья проснулся незадолго до рассвета.
Он сразу открыл глаза. Над козырьком спальника Серебряная и Багрянец вместе отчётливо светили в мутном, чуть мерцающем небе - да, скоро уже и утро. Было тихо (даже озеро молчало), прохладно. Пахло дымом от коптилен, которые всё ещё медленно, прозрачно подтекали его струйками, похожими на туман.
Илья не мог понять, что именно его разбудило. Но что-то было. Что-то, очень неприятное. Оно не нарушало тишину, оно было её частью - но от этого и сама тишина становилась напряжённой и страшноватой.
Вихрь мыслей молниеносной лентой пронёсся в мозгу Ильи. Это были самые жутчайшие образы - и реальные страхи, и мороки, порождённые ночной фантазией. Очень медленно, очень осторожно он высвободил правую руку и чуть приподнялся на ней. Осмотрелся.
На биваке было пусто. Друзья спали: Валька на боку, так, что виден был лишь клок волос, Женька - на спине (он вознамерился перед сном почитать, и "уснувшая" вместе с хозяином книжка так и лежала у него на груди, мирно посвечивая синим дремотным огоньком). По-прежнему оставаясь неподвижным, Илья ещё раз огляделся. Наткнулся взглядом на голову убитой Женькой зверюги, всмотрелся - показалось, что она подмигивает. Ерунда, конечно...
И нет. Вроде бы никого. Может, какой-то мгновенный сон так его взбудоражил? Хотя... ощущения сна уже должны были уйти. А ему по-прежнему отчётливо не по себе. И уж слишком тихо вокруг. Так не бывает даже перед рассветом. Вернее - бывает, если это тишина страха и настороженности. Если что-то опасное заставило всё вокруг замереть.
Он выбрался из спальника и осторожно, медленно поднялся в рост, держась на фоне кустов и навеса. Всё это время не переставал оглядываться и прислушиваться - само собой подключилось выработанное ночное зрение. Даже принюхиваться.
Да нет. Ничего нет. Ничего... кроме тишины. Но, может быть, просто идёт гроза? Тут они - такие же, как на Земле... Ого. Это что же - мокнуть? И коптильни зальёт, чего доброго...
Чтобы совсем успокоиться, Илья решил сходить к озеру и постоять на берегу. Озеро, в котором они так здорово купались, почему-то тревожило больше всего. А своих страхов надо касаться рукой - тогда они тают или превращаются в обычные вещи. Это Илья усвоил уже давно. И даже если страх не исчезнет - с ним можно будет сразиться, потому что от прикосновения он обретёт форму и суть.
Он постоял у навеса. Потом неспешно зашагал к озеру - чистому от тумана (точно будет гроза)... и на самом почти берегу замер. Замер, потому что увидел в здешней сероватой зыбкой полутьме фигуру неподвижно стоящего человека. Недалеко. Метрах в двадцати. И сам замер от неожиданности и скверного предчувствия, теперь оформившегося окончательно.
Сперва Илье, впрочем, показалось, что это всё-таки кто-то из его друзей там. Но уже в следующий миг он понял две вещи сразу, и обе вещи были страшными:
1.там, где стоит человек - нет ничего, кроме воды. Глубокой воды;
2.он, Илья, не ощущает этого человека.
И тогда Илья понял, кто перед ним. И, холодея от ужаса, так, что кожа стала плотной, словно панцирь, вздыбилась мурашками и волосками - сделал то единственное, что должен был сделать, хотя тело выло: "Беги!"
Он протянул руку и ясно, негромко сказал:
- Иди сюда.
И фигура послушно двинулась вперёд. Она не переставляла ноги, она просто... заскользила к берегу. И за те секунды, что ей понадобилось для этого пути, Илья вспомнил занятия, на которых рассказывалось о таких встречах. Как о давней истории, ушедшей вместе с тучами, коричневыми и багровыми тучами Безвременья. Просто для ознакомления и примера. И кто бы мог подумать, что он, Илья Ильин, тринадцати лет от роду...
А теперь он вспомнил великие слова, и успел прошептать их - так, наверное, шептали в прошлом молитвы истовые адепты "мировых религий". Но если молитва всегда была тщетной мольбой беспомощного, обращённой к безнадёжному - то слова Ильи были скорей боевым кличем, обращённым к нему самому и дававшим силы:
- О, мои братья, я жалую вас в новую аристократию, что показываю вам: вы должны стать созидателями и воспитателями, - сеятелями будущего, - поистине, не в аристократию, что могли бы купить вы, как торгаши, золотом торгашей; ибо мало ценности во всем том, что имеет свою цену...
- Тише, тише, - раздался голос, в котором Илья с холодком в груди узнал свой собственный. Фигура приблизилась вплотную, и совершенно неожиданно Илья понял, что различает все детали одежды - и не ночным зрением, а так, словно пришельца освещает некий мощный источник сияния, но сияния неживого, хотя и яркого. Так светятся в чащах лесов гнилушки - вот было наиболее близкое сравнение. Только герб на рукаве куртки нельзя было рассмотреть - он как-то постоянно оставался вне взгляда - да глаза на знакомом лице из зеркала были неуловимы. - Не шуми. Мы хотим лишь поговорить.
Мальчишеский голос - такой обычный и знакомый - шёл не изо рта стоящего напротив Ильи существа, а сразу от всего него. От всего, как от мощного динамика. Илья даже ощущал вибрацию пространства вокруг...
- Я знаю, кто ты и что ты, - ответил Илья. Его настоящий голос не дрожал, хотя ему это стоило огромных усилий. - На Земле тебе нет места. Не будет и здесь. Мы пришли, и ты уйдёшь.
- Галактика велика, а мы умеем ждать, - ответили неподвижные губы, и на миг Илья поймал взгляд. И едва не упал навзничь - но устоял. - Вот. Посмотри вверх.
Илья поднял голову раньше, чем успел подумать. И в тот же миг на него обрушились волны Тьмы. Океаны Тьмы, которые грозили опрокинуть и растворить его - песчинку... нет, не песчинку, не атом, не частичку - нечто невообразимо малое и бессильное по сравнению с этой Тьмой.
- От нас не уйти, мы везде, - теперь Илья видел и глаза - свои собственные, насмешливые, липкие, порочные глаза, похожие на переливающиеся озёра над болотной чарусой. - Мы всего лишь заглянули сюда на миг - из интереса - и всего лишь показали тебе жалкую каплю истины - в насмешку - а ты уже еле стоишь на ногах, жалкий щенок самонадеянного племени... А хочешь увидеть будущее?! Смотри!
Глаза мигнули, и их, и вихрящийся экран живой Тьмы за ними сменило изображение развалин вдоль засыпанной обломками улицы, в которой Илья с ужасом узнал киевский Крещатик, знакомый с детства. Несколько фигур в лохмотьях что-то быстро ели - вроде бы обугленный труп... собаки? Или... Над зубчатым краем развалин появилась серо-зелёная переливчатая капсула на трёх опорах - нэйкельский боевой шагатель - и серые фигуры метнулись в стороны, в развалины, а труп оказался телом... нет!
Потом Илья увидел корабль. Огромный не земной корабль на выжженном дочерна хлебном поле, по откинутому пандусу в чёрное нутро которого тянулась бесконечная вереница женщин и детей - молчаливая, придавленная, покорная... Увидел - и понял, что останавливается сердце. Услышал смех - мерзкий, ликующий смех - и вдруг понял ещё, что сердце остановится сейчас совсем - и тогда его тело...
- Не то, откуда вы идёте, пусть составит отныне вашу честь, а то, куда вы идёте! - выкрикнул он в темноту. - Ваша воля и ваши шаги, идущие дальше вас самих, -- пусть будет отныне вашей честью! - вспыхнуло чистое, яростное золотое пламя, загудело грозно и радостно, свилось в свастичные спирали, завращалось вихрем, словно ножами огромной Мельницы размалывая гнусную картину, и та разлетелась, открывая полную звёзд Галактику, через которую рядами новой фаланги двигались знакомые корабли Имперского Флота. - Страну ваших детей должны вы любить: эта любовь да будет вашим новым аристократизмом, -- страну, ещё не открытую, лежащую в самых далёких морях! И пусть ищут и ищут её ваши корабли!
Наваждение пропало. Тяжело дыша, Илья встал прямее. Ничего уже не имевший с ним общего, лишь отдалённо напоминающий человека силуэт зыбко покачивался в двух шагах от него. Вытянув к нему руку в отталкивающем жесте, Илья сказал, чеканя слово за словом:
- Пошёл. Прочь. Если у тебя есть логово - мы найдём его и вскроем, как паучью нору. А если ты растворён в Сущем, то мы вычистим и его от тебя - по атому, нам хватит мужества, умения и терпения. Беги от нас. Беги от нас. Беги от нас, мразь! Нас будет всё больше и больше, а тебе не станет места в Сущем! Своими детьми искупим мы то, что мы дети своих отцов: всё прошлое должны мы спасти этим путём! Эта новая скрижаль стоит над нами! (1.)
1.Здесь и выше Илья вспоминает и использует как galdr formali цитаты из великой книги Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра". Это было очень распространено среди дворян тех времён.
Рванул холодный ветер, на миг Илья ослеп. Потом увидел, как быстро уносится в лес, разрываясь на тонкие тающие лохмотья, чёрная тень.
Мир освобождённо вздохнул. Наступила обычная ночь. Зазвучали облегчённо лес и озеро. Илья покачнулся и сел на корягу. Медленно потёр лоб. Усмехнулся. Но тут же оглянулся тревожно - нет. Всё в порядке. Он перевёл дух. Друзья спали - спокойно, безмятежно, даже отсюда видно, потому что уже по-настоящему светает. И его самого вдруг потянуло в сон - так, словно всё тело превратилось в плохо смазанный и скверно управляемый свинцовый манекен. Илья с трудом заставил себя подняться - по кусочкам почти - и побрёл в лагерь. Ему уже казалось, что всё, только что произошедшее, было всего лишь кошмарным сном.
- Обычная реакция, - пробормотал он на ходу, с трудом подавляя сильнейшее желание лечь прямо на месте. - И вообще...
Он ещё успел увидеть перед собой свой спальник. А как лёг (или упал?) - не помнил совершенно.
* * *
Этим утром первым проснулся Валька. Ему вроде бы даже ничего и не снилось - просто он открыл глаза и понял, что спать не хочется уже и вообще - совсем утро.
Тем не менее, соседи по биваку ещё вовсю спали. Да как!
Женька - с книжкой на пузе. Валька немедленно аккуратно изъял книжку, открыл её (Женька читал какую-то самодельную подборку нэрионских легенд, и Валька даже подзадержался - на страничке, на которой Женька уснул, был большой красочный рисунок: двое явных мальчишек с копьями отбивались на дереве от какого-то зелёного мохнатого осьминога, а чуть выше девчонка на ветках то ли колдовала, то ли пыталась улететь) и, пошарив, установил через полчаса будильник - морской ревун - на полную громкость. Потом так же аккуратно пристроил книжку под нос Женьке - тот причмокнул губами и улыбнулся во сне, что Вальку, впрочем, нисколько не смягчило.
- Спи спокойно, маленький, - ласковым шёпотом обратился он к Женьке, - спи сладенько... пока можно... - и повернулся к Илье.
При виде Ильина Валька подумал: хорошо, что тут нет комаров - и вообще все обнруженные местные кровососущие человека пока облетают стороной. Потому что Илья спал на животе поверх спальника. В вытяжку, руки под живот, пятка на пятку. В его позе было какое-то напряжение. Словно он не спал, а лежал в засаде и слушал землю. "Сон плохой приснился, - подумал Валька. - Ну ничего. Поправимо. Что бы ему подарить на утречко для хорошего настроения?"
Поразмыслив, Валька не поленился притащить голову женькиной добычи и установить её нос к носу со спящим Ильёй. Немного удивило, что тот так и не проснулся - Валька был уверен, что шуточка сорвётся.
- Ну вот, - сообщил Лагунов, полюбовавшись наведённым порядком. - Это вам не трусы по деревьям развешивать... - и сам себе удивился: - Ух и мстительный же я! Аж приятно...
Он потянулся как следует, потряс головой, на полминуты задумался... и решил выкупаться, а заодно почистить зубы. Ну и поплавать. Можно даже сплавать на тот берег - там, кажется, ещё лежит туман... А плавать в тумане Вальке нравилось ещё с Земли. И здесь он этого не делал ещё ни разу, что, несомненно, было сильнейшим упущением.
* * *
По правде сказать, Златка просто улизнула со стройки. Под вполне благовидным предлогом, конечно - на Тробойски "висело" добровольно взятое картографирование нескольких мелких речек-речушек в округе их хутора, и они с этим затянули, поэтому когда Златка (она была уже готова завыть от котлованов-перегородок) намекнула, что она в принципе может это сделать - отец махнул рукой и заявил, что отпускает, всё равно от девчонок никакой помощи. В другое время Златка оскорбилась бы по смерть души, но тут только покивала. А Маренка с ней увязалась под шумок.
Шутки шутками, но отлынивать от картографирования Златка не собиралась - она это умела делать почти профессионально и любила чертить. Не только планы - вообще чертить. И подумывала стать картографом-профессионалом. А Маренка, хоть и была на год младше тринадцатилетней двоюродной сестрички и сама ещё толком не определилась, чего хочет в жизни - хорошо помогала. Кроме того, она никогда не ныла, ничего и никого не боялась, а в лесу ей нравилось.
Девчонки пробыли в лесу уже три дня. Наступал четвёртый, и они собирались завтра в обратный путь. Временами, впрочем, Златка фантазировала, что неплохо бы остаться жить тут. А что? Гамак есть, лето, запас патрон есть, соль есть - что ещё надо? Остаться, написать тут книжку - как большой справочник. Это даже не карты, это настоящая работа. Её даже можно будет защитить на звание... Или попробовать стать первым настоящим картографом по Сапфиру. Слава, почёт, уважение, интересная работа и вообще - здорово!
Жаль, что это только фантазии. Если только потом, когда вырастешь. Но материалы-то можно и нужно копить уже сейчас!..
...Гамак у девчонок был солидный, с распорками и пологом, двойной, и с вечера они его вешали метрах в шести над землёй - где-нибудь в гуще древесных ветвей на дереве помощней, куда забирались, как белки. Опасных животных на такой высоте тут не было - или, по крайней мере, они ещё не стали известны научно-охотничьей общественности, поэтому к угрожающим еженощным звукам внизу Златка с Маренкой прислушивались совершенно равнодушно, и спать те им не мешали ничуть. А уж на всякий случай у девчонок кроме пионерских "соболей" и златкиного топорика были восьмизарядные "сайги": 20-го калибра у Златки и 410-ка - у Маренки.
Маренка пока что, впрочем, ещё спала. А Златка решила пройтись до озера, которое они вчера заметили с дерева, но дойти до него уже не успели.
Она и пошла. Тихо спустилась с дерева, немного постояла, прислушиваясь - и пошла. И вскоре просто заблудилась, хоть и несильно. Из-за тумана. К здешним туманам Златка ещё не привыкла. На её родине туманы лежали только по ущельям, на самом дне - а выше всегда было солнце; ну - ещё иногда дожди, короткие и бурные, тёплые и совсем редкие летом, холодные и почаще - зимой. А эти здешние туманы казались непривычными и даже опасными. А этот ещё и почему-то попахивал дымом. И она вздохнула с облегчением, когда поднялась на небольшой откос - и оказалось, что озеро-то - вот оно. Внизу. И на том, другом его берегу никакого тумана уже нет
А в озере...
...а в озере у берега плескался на отмели мальчишка. Стоял в рост - по пояс в воде - и то ли зубы чистил, то ли просто плюхал себе в лицо.
Златка удивилась. Очень. Так, что едва не поскользнулась и не покатилась назад со склона. На секунду вспыхнуло возмущение - у Златки было трое старших и младший родные братья и трое младших двоюродных, так что на взгляд девчонки этой живности - мальчишек - в её текущей реальности был сильнейший переизбыток, хоть отстреливай. Это что же: ушла в лес, и первый же человек, которого она тут встречает - мальчишка! Да ещё такой... наглый! Как в ванной полощется - только что не свистит!
Но, едва она так подумала, как эта мысль с чисто девчачьей нелогичностью невольно перетекла в следующую: не наглый он никакой. А очень даже интересный. Насколько вообще может быть интересным мальчишка. Вдобавок ещё и голый мальчишка - да ещё и её лет.
Этот незнакомец в озере был русский, конечно - видно, что белокожий от природы, хоть и загорелый, с короткой русой стрижкой. Симпатичный на лицо, это Златка сразу отметила, едва он повернулся, продолжая плескаться - хотя не так, как македонцы, по-другому. Мускулистый такой, крепкий, как молодой дубок. Короче, смотреть на него девчонке было приятно, но смотреть тайком на человека - некрасиво, и Златка с сожалением (даже вздохнула тихо) окликнула по-русски:
- Эй, в воде...
...Это оказалась девчонка - Валька понял сразу, хотя на девчонку не очень-то она была похожа. Слегка рыжеватая, коротко, почти по-мальчишески, стриженая, смуглая. С большими синими глазами. В мешковатом зелёно-чёрно-сером-коричневом комбинезоне, хорошо скрывавшему фигуру, в лёгких "эльфах" (1.), с висящей на широком ремне точно под рукой "сайгой". Двадцаткой. Как у Женьки. На голой шее под комбинезоном виден пионерский галстук. Больше ничего - наверное, где-то рядом разбит лагерь, потому что от жилья даже недалеко в таком виде - даже без ремня - не отходят. И подошла очень тихо, просто любо-дорого - Валька не услышал, а это о многом говорит...
1.Лёгкие туфли-мокасины на гибкой, тонкой, но прочной подошве. В этот период - популярная обувь у детей и подростков, но часто используется многими туристами.
А девчонка между тем улыбнулась и махнула рукой:
- Здраво!
- Здравствуй, - Валька наконец смутился.
- Откуда ты тут? - девчонка махнула вокруг рукой. - Охотишься? Ты один совсем?
У неё был сильный акцент - южнославянский, тамошним жителям от своего гортанного произношения избавиться очень трудно. Да и звучит оно красиво. Валька подумал, припоминая - и поинтересовался:
- Ты македонка?
- Македонка, - не удивилась та. - Я - Златка. Мы - Тробойски. Мы тут поселились... - она опять неопределённо махнула рукой. - Двадцать километров. Там для овец большущая луговина. У нас овцы - много... А ты рус?
- Рус, - Валька кивнул. И невольно улыбнулся - девчонка ему вдруг понравилась. - Я тут с друзьями, у нас лагерь на том берегу. Мы отдыхаем... рыбу ловим, всё такое разное... Я, Самойлов и Ильин. А я Валька.
- А, Ильин - дворяне, - кивнула Златка. - Мы на карте видели... А ты сам?
- А мы дальше, вон там, - теперь уже Валька махнул рукой в такую же неопределённую даль дальнюю. - Лагуновы... А ты-то тут что одна делаешь?
- Я не одна - с Маренкой, это моя двоюродная... младшая... она спит ещё. Мы карту снимаем... Ты к себе поплывёшь, или сюда на берег пойдёшь? Я тоже хочу купаться.
- А вы к нам в гости придёте? - неожиданно для самого себя спросил Валька. И продолжал без смущения: - Вам понравится. Ну, считай, я пригласил - и тебя, и твою сестру.
- Придём, - так же неожиданно согласилась Златка, садясь на краю обрывчика и свешивая ноги. - Скоро. Днём придём. Я думала, тут нет никого, только мы. Удивилась очень... Так ты плывёшь, вылезаешь, как будешь?
Вылезать Вальке не очень хотелось. Не то, чтобы он сильно стеснялся, но всё-таки в воде чувствовал себя уютней. Но и уплывать не хотелось совершенно, а потом ещё полдня ждать...
- А ты прыгай сюда, вместе поплаваем, - предложил Валька. - Хочешь - наперегонки, хочешь - просто так.
- Хитрый, - Златка широко улыбнулась и помотала головой. - Нет. Я тебя первый раз вижу и не знаю. Так не принято.
Валька подавил сильнейшее желание с досады брызнуть в неё водой. А Златка между тем спросила:
