ГОСТЬ ГОСТЕЙ

Я в сорок пятом брал Москву, а ныне, взявши пачку "Плая" "Plai" - марка дешёвых молдавских сигарет, куримых по преимуществу стариками., сажусь на жаркий бруствер с краю и жду, когда даль скажет: ву-у-у-у. Царанский Цараны (царане) - коренное население Молдовы, малоразвитое, покорное и плутоватое. "Базар-вокзал" - их стихия. гомон, ранний зной, блестят оттерзанные шпалы. Ганс тоже брал. Она не пала, а он... он встретился со мной. Лауреат, мемуарист, ГУЛАГа выпускник светшалый. Так-с, Нюрнберг, Прага, Тимишоара Нюрнберг... Прага... Тимишоара... [и пункт назначения: Кишинёв] - маршрут, по которому следует Ганс, "гость", проходит по чекпойнтам (контрольным точкам) русской советско-постсоветской истории: "земной триумф" - Нюрнбергский процесс, "чистилище" - Пражская весна, "лимб" - Тимишоарское восстание и начало утраты Москвой контроля над ближним зарубежьем, "ад" - раздавленное существование русских в Кишинёве, под самыми колёсами Запада.... да, уже должен быть, кажись. И вот девятичасовой издал те чаемые звуки. Раскрылась дверь. Сомкнулись руки за Ганса белой головой. Я ощущался в некой мгле, нетвёрдо стоя, словно выпил, и лишь при лишне громком "Liebe" "Любимый!" (нем.). с опаской глянул на мулей Мули - презрительное название местного перманентно быкующего населения..

Москву в семнадцать лет я брал. В селе родимом ели кошек, а так как их в столице больше, туда я когти и порвал. Полгода ползанья по дну на ближних нужный взгляд мне дали, я затесался меж ментами - и быстро наверстал войну. Равно своих и немцев в крыс мы превращали в кабинете, где на стене висел Лаврентий и где виднее, кто фашист. Вам, штурмбанфюрер Ганс Герау Нетрадиционная ориентация "гостя" символизирована его фамилией (нем. Herr - мужчина, Frau - женщина)., должны завидовать, однако: вы взяты в плен под вашим флагом, вам так логичны лагеря... Там вы и обрели меня. Что ж, шатка нравственность неравных, и охраняемых с охраной столь часто душ уединял. Ну не стоял на тощих баб 40-х, и их аналог охотно похоть принимала. Что ж, Ганс, пусть всех любовь груба, но я и вы, мы - как семья, как оазис в промискуитете, как странные такие дети, которые друг с другом спят. Вас при "застое" взял Берлин, а те, кто взял его, остались, чтоб не скучал мой главный палец, пока года не подошли. Я переехал в Кишинёв. Далась не пенсия, а ляля, нам - кто полвека убивали тех, кто на фронте не полёг, и в девяностых я порой, как жрёт с помоек эта рухлядь, презрительно смотрел из кухни, кусая круассан с икрой. А год назад - о вас статья, я взял в редакции контакты, и вот мы вместе, как когда-то. "Товарищ Ганс!" "Sieg heil, Илья!" Он очень любит этот день, девятый день любого мая, как он из Франкфурта-на-Майне писал мне в первых письмах тех. Я предложил: приедь, вдвоём пройдёмся до Мемориала "Мемориал воинской славы" - архитектурный комплекс в центре Кишинёва, место ежегодного проведения мероприятий, посвящённых празднику 9 мая.. Но ждал его я всё и ждал, - как вдруг в 2007-ом...

"Какое небо тут у вас!" - он прошептал.

"Да-а, голубое", - согласен.

И, обняв за пояс, увлёк меня с перрона Ганс. Мы сели в транспорт.

Средь мулья он вскрикнул вдруг: "Russischen schweine!" Все завертели головами. "Отозвались", - заметил я. Награды Рейха плащ скрывал, лицом он смугл был так южно, и все косились друг на дружку, а он от взглядов ускользал. В конце решили: хулиган, и долго мыли кости юным. Тут за окном - как ветер дунул - тойота пронеслась легка. И мне вдруг стало так смешно, что вот мы к мёртвым едем в склепе.

"Ах, как напоминают цепи все эти сбруи орденов!" - вздохнул я. Ганс чуть глух, но я, зачем спускать на нас троллейбус (и так шальной хомо шелепинс Шелепин Александр - шеф советского КГБ. вон как ушей свернул края), решив, ему свои слова не произнёс погромче снова. Водила хрипнул: "Льва Толстого!" - и слил массовку на бульвар.

На остановочном столбе кривилась надпись "ПИДАРАСЫ".

"Илья, это они о нас?"

"Нет, не видишь разве, - о себе".

И Ганс увидел. Шёл кортеж, Воронины Экс-министр МВД МССР Воронин Владимир, банкир Воронин Олег - правящая семья Молдовы, пришедшая к власти на эксплуатации коммунистического брэнда. Не стесняясь в средствах, получила полный контроль над государственным и большей частью частного сектора и создала уникальные "экономические тиски" для населения, находясь в которых большая часть общества граждански парализована (по аналогии, как связанный человек, которого пидарасят)., сам красный барин и сын-банкир, пред их рабами, больными, полными надежд, продефилировали вверх к Мемориалу, где их речи, столь патетично-человечны, застрянут в каждой голове.

"Wer ist..."

"Воронин".

"Wer!? Noch mal! - Фон Роден?" "Кто [это]..." "Воронин". "Кто!? Ещё раз! - Фон Роден?" (нем.). Фон Роден - здесь имя собственное, однако следует учесть, что слово Roden переводится как "расчистка". Несколько далее в тексте появляется человек с топором.

Вот глухарь, однако!

Нас обгоняли - то зевака какой-то, то вдруг генерал забытых войск, то мелкота в соплях и веточках сирени. Прошёл лениво, словно гений, худой шатен. И, как всегда, Ганс, глядя на объект в упор, воскликнул грубо: "Wer ist das, - dort?" "Кто это, - вон там?" (нем.).

"Кто? А... Версилов, местный пастырь".

"Что он несёт в руках? Топор?"

"Нет, успокойся, то цветы, не слышишь разве - ах, как пахнут! Метафора: искусство - ароматный топор. Что ж мы влачимся, как на плаху? Глянь, улицы уже пусты".

И впрямь, все были уже там, у Вечной Газовой Горелки Имеется в виду "вечный огонь" на Мемориале, вокруг которого отмечается День Победы., потела солдатня, гремел гимн, а мы всё шли.

"Ганс, ты устал?"

Он не ответил. Солнце жгло, и вот правее встала тень от густого зданий и растений переплетенья под углом, и завлекла нас, падших птиц, и словно сотни рук убрались от наших лиц, и - где усталость, где тяжесть света и пути?! Казалось, будто только здесь в земную кожу входят поры, мы, как стекло Как стекло, течём нескоро, годами... - Данная аналогия опирается на физический факт, состоящий в том, что обычное стекло как материал находится в так называемом метастабильном состоянии, однако, по сути, является жидкостью. Стекание этой жидкости под воздействием гравитации как бы растянуто на десятилетия, отчего стекло и кажется нам твёрдым., течём нескоро, годами, чтобы в них осесть, душа сказала: "Я пришла", мечтала плоть об этом яде, о, пустота, - всё тебя ради, что ж ты так поздно ожила! И точно морщился эфир, укладывая дрожь словами: "Мы тут, мы уже тут, мы с вами, пусть не пройдёт, пусть миру мир, кому Рейхстаги, нам - грибы, мы тут, мы в мириадах капель, - как любят hakenkreuz "Свастика" (нем.). и скальпель декоративные гробы!" И серо нежился асфальт, курил ребёнок у киоска... Мир не любил рядиться броско пред возвращением в подвал.

6 мая 2006 года