Над планетой Тайфар заходило её главное солнце - пылающая, жаркая, бело-желтоватая звезда. Благодаря её энергии, которую местные жители научились всесторонне использовать, на планете не было полюсов холода, везде хватало тепла и света.
Когда раскалённый шар скрылся за океаном, незаметно растаял в пепельной дымке горизонта, темнота не начала сгущаться, не засияли луны. Просто сумеречный свет над притихшим в неге океаном стал немного иным, каким-то зеленовато-загадочным. Это вышло второе солнце, куда более слабое, далёкое, негреющее. Но из-за сияния этой второй звезды на Тайфаре никогда не наступала тьма - лишь сумерки. Хотя мир их видений и сказочных образов ничуть не уступал мифологии других планет с чёрными, как мирозданье, ночами.
В этих зеленоватых сумерках над громадной столичной агломерацией Твенфр в небе вилось и роилось столько лёгких летательных аппаратов, что их можно было спутать со светящейся неуёмной мошкарой летнего вечера. В отличие от разомлевшего к ночи океана, жизнь в городе кипела: в небо вздымались рекламные вспышки, порой невыносимо яркие, расписывали небосвод и освещали всё вокруг (уличных фонарей здесь никогда не было). Музыка всевозможных развлекательных заведений, одна другой хлеще, вздымалась, неслась вверх, смутно будоражила пролетающую во флайере девушку, но не захватывала её целиком, та всё равно крепко держала штурвал и правила всё дальше, неотрывно глядя вперёд, печальная и настороженная.
А музыка ресторанов и кафе под открытым небом тёплой планеты беспечно звала, ликовала, то переходя в животные завыванья первобытных страстей,то затихала, словно в любовном изнеможении, и тогда в ней начинало звучать нечто одухотворённое, ближе к импульсам человеческой души, к настроению той, что мчалась сейчас, прочерчивая зеленоватое небо без облаков, мчалась вдаль от злачных прибрежных мест.
Её длинные распущенные волосы естественной шатенки были ещё мокрыми. Перед тем, как пуститься в путь, она долго плавала под водой вместе со своими подопечными - дельфинами, которых изучала в составе группы молодых учёных. Подруги вплели в её волосы подводные растения с лилиями по последней моде. Собственно, этот русалочий стиль украшений и длинных блестящих платьев с имитацией рыбьего хвоста на подоле здесь не иссякал никогда, лишь менялся в разнообразии эстетических форм. Истоки такого водно-рыбьего дизайна во всём, даже в оформлении архитектурных ансамблей, не говоря уже о сфере искусства, причина, вначале непонятная всем залётным инопланетянам, крылась в уникальности самой цивилизации на Тайфаре. Разумная жизнь людей здесь протекала двояко: и над водой океана, и -под. Способ дыхания тайфарцев был тоже двояким. И у девушки с мокрыми волосами, которые развевались за нею из открытой кабины флайера, над ключицами заметны были жаберные щели.
На краю города, подальше от океана, после тянущихся бесконечно долго разнообразных промзон, наконец-то показались ряды колючей проволоки, чередующейся с неприступными стенами. Можно было подумать, что путешественница на своём легкомысленном прозрачном флайере по прихоти судьбы залетела в тюрьму, как стрекоза из прудовых камышей - в мрачные лабиринты, выхода из которых уже не будет.
Но на самом деле тщательно изолированная территория, безумно засекреченная и, конечно же, охраняемая, вовсе не была местом лишения свободы, разве что для подопытных дельфинов, крыс, кроликов и тому подобных. Под крыльями флайера расстилался научный центр. Но даже не особенно вдумчивому наблюдателю бросилось бы в глаза странное несоответствие: название на табличке у входа гласило, довольно расплывчато и невнятно, что это центр по изучению всяческой там подводной фауны. Однако, сверхсекретность учреждения, охрана с лазерами на каждой вышке, система контроля для входящих, наличие как наземного, так и подземного супер-изолированного сектора наталкивали на мысль о не столь уж невинном профиле подобного заведения.
Девушка в лёгком платье с небольшим шлейфом в русалочьем стиле и белыми цветами в волосах без труда прошла проверку. Ей достаточно было всего лишь приложить к сенсору свою раскрытую ладонь (с четырьмя пальцами, как у всех тайфарцев). Да её здесь, похоже, отлично знали и в лицо (её милое лицо с широко раскрытыми карими глазами, по-детски чуть удивлёнными, словно она не переставала познавать мир, радоваться его разнообразию и даже немного подсмеиваться над ним). Искорки весёлого юного смеха всегда таились в этих глазах, лишь прятались, когда она впадала в серьёзность.
Пройдя проверку, мысленно поиздевавшись над всей этой суетой секретности, кареглазка отправилась уже пешком в святая святых здешнего центра, в подземные бункеры, где снова пришлось проходить процедуру распознавания. Наконец, она с усталым вздохом, в нетерпении уже, ворвалась в ничем не приметную подземную лабораторию, однако, больше, чем все остальные, охраняемую.
У самого входа ей навстречу кинулся немолодой уже, лысый человек в тяжёлых старомодных очках, но с такими же сияющими карими глазами, как у неё, разве что в них было больше усталости, той самой усталости, что накладывают годы да знание жизни.
- Папа!- девчонка не умела скрывать свою радость.- Мы уже два дня не виделись. Почему ты совсем перестал домой приходить?
- Лоан, русалочка моя, прости. Ты тревожилась, да? Но я ведь тебе звонил, объяснял...
- А я не верила. Боялась, что у вас тут что-то случилось, взрыв какой-нибудь, а ты просто меня успокаиваешь.
- Ну что ты, глупенькая! Мы очень много работали, почти не спали, и я, и все сотрудники. Сейчас они уже разошлись по домам...
- Разбрелись, наверное, так выдохлись.
- Да, не без того.
- А ты работал больше всех, конечно!
- Ну как же иначе? Я - во главе проекта. Но дело стоило того! - глаза Тайга Вайеля, его сверкающие детским восторгом карие глаза в морщинах полны были какой-то ликующей, готовой выплеснуться, еле скрываемой тайной.
- А что это за бутылки на столе? Остатки вашей оргии? - девчонка не злилась, а улыбалась отцу. - Вот вы чем тут занимаетесь!
- Да ты же ничего не знаешь! Ни-че-го пока не знаешь, малыш. А выпить и вправду был повод. - Он сделал торжественную паузу. - Это открытие века. Я не шучу. А, может быть, и многих веков.
- Твоя "вечная жизнь", над которой ты всю жизнь карпишь?
- Не смейся, лопоухая ты моя! - Он с напускной суровостью подёргал её за ухо, как когда-то в детстве. - Главное - то, что работа окончена. Мы победили!
- Ты победил, а не твои бездельники. Это твоя заслуга!
- Неважно, Лоан, кто сколько вложил. Важно то, что вечная жизнь стала реальностью.
Он налил два бокала тёмно-красного вина, один подал ей.
- Выпей и ты тоже. Для меня это особенно важно - выпить с тобой. Ты, как никто другой, поймёшь, почему я угрохал на этот проект всю свою жизнь. Другие думают: ради славы, ради посмертного памятника. А ты одна поймёшь. Я же замахнулся на бессмертие. Я, скромный и тихий человек, поспорил с Богами! Объявил войну самой смерти! По сути - перевернул мироздание. Смерти больше не будет, в состоянии ты это понять?! Всё! Мы станем вечными! А загорелся я этим ещё много лет назад, тогда, когда умерла твоя мать. Я понимал, что её мне не вернуть. Но объявил бой. И "безносую с косой" я искореню! Хотя бы ты, дитя моё, не умрёшь никогда!
- А если я, как мама, заболею чем-то неизлечимым?
- Не заболеешь. Твой организм, когда ты станешь вечной, просто не будет подвержен болезням.
- А... а если травма, например...
- Твоё тело срастётся от любой раны. Лю-бой! Понимаешь? Даже смертельной. Я уже делал опыты на животных, тысячи раз. Осталось только - на человеке. И мы с тобой, Лоан, будем первыми людьми, которые не умрут. Ничего не бойся. Доверься мне.
- Но, папа... Я как-то не готова к такому, хоть и наслышана о твоих опытах. Но всё-таки... Извини, - она зябко пожала плечами.
- Малыш-малыш...- отец вздохнул и только беззлобно покачал головой.- Я в принципе ожидал такой реакции. Ну что с тебя взять? Ты - жизнерадостное юное существо, которое абсолютно не задумывается над проблемами болезней и смерти. Тебе кажется, что тебя это не коснётся, что твоё тело всегда будет таким же гибким и совершенным, как теперь, весёлая мордашка ни капли не постареет, старческие недуги - это вообще за гранью твоего мышления. Глупышка лопоухая моя! Вспомни маму, хоть ты была тогда ещё такой маленькой, но ты должна всё-таки помнить, ну хоть расплывчато, ощущать её ласковые руки, её юный облик. Она тоже не думала о смерти, и мысли не допускала. Была, как ты, хохотушкой, улыбакой кудрявой. - Он на миг запнулся, увидел мысленным взором то, что дочь видеть не могла, то, что он когда-то пытался запечатлеть в памяти, словно пророчески предвидя будущее,: обычную бытовую сценку - во дворе их дома смеющаяся молодая женщина поднимает из коляски дочку, вскидывает высоко на руках, что-то там с ней улюлюкает, придуривается, а глаза так и искрятся. Маленькая, чуя шутку, тоже улыбается беззубым ротиком, повизгивает, когда её подкидывают. А немолодой уже, лысеющий отец смотрит на них со стороны и почему-то сквозь лёгкую улыбку на губах в непонятной, охватившей его тоске думает: "Запомнить. Надо запомнить эту сценку навсегда." Почему? Он тогда не знал. Но запомнил. И теперь внезапно, без всякого перехода, завершил свою мысль словами,- болезнь унесла её за полгода. Я, хоть и привлёк все свои связи, работал, как одержимый, но ничего не смог сделать. Тогда ещё не смог. Не была готова научная база. Не было ещё тысяч и тысяч исследований, не было ещё того прозрения, которое пришло ко мне внезапно, во сне, очевидно, как творческий взлёт бившегося в отчаянии над этой проблемой ума. Ума... вместе с душой... Решение пришло слишком поздно. Мамы твоей уже не было с нами много лет. Мы с тобой ходили к ней на могилку. Помнишь, тебе было лет десять?... Тогда я внезапно постиг истину, собрал коллектив...
- Они же алкоголики и психи!- не выдержала, фыркнула Лоан. Но Тайга Вайеля это не смутило.
- Конечно. А ты не знала, что настоящие таланты всегда с отклонениями? Норма - это, увы, посредственность. Ребята внесли свой вклад, с этим не поспоришь. Я не хочу присваивать себе все лавры, это было бы нечестно.
- Подожди, папа, я не всё уразумела. У меня какой-то эмоциональный сумбур в голове,- Лоан взялась ладонями за виски, словно там пульсировала непостижимая боль.- Всё-таки разъясни мне, чего вы достигли? Вы сумеете теперь побороть неизлечимые болезни? У меня там, в питомнике, один дельфин умирает, я ничего не могу...
Тайг Вайель преувеличенно артистично тряхнул головой, как на невыносимую глупость ребёнка:
- Да что там дельфин! Я думал в первую очередь о тебе! Разумеется, моё открытие послужит всему человечеству. Но бился я над ним, не спал ночей, для того, чтобы спасти тебя, дурышку мою маленькую! У тебя, кстати, (я не говорил тебе), но у тебя есть от матери очень опасная наследственность...
Лоан посмотрела на него какими-то иными глазами. У неё даже голос изменился, словно чудаковато-гениальный папа против её желания всё-таки привёл её в свой шизанутый сказочный мир, в который она не особенно верила, не особенно хотела вдаваться, но вот почему-то, сама не ощущая грани, вошла, не заметив, зачарованная, несмело ступая. Даже полутёмная лаборатория вокруг с горами пустых бутылок, расшвырянными окурками средь реторт и пробирок, вой непонятной аппаратуры в переплетенье трубочек, восторженные цветы каких-то поклонников прямо на клавиатуре ноутбука, шуруденье зловещих подопытных тварей в клетках по углам - всё это сейчас начало казаться ей атрибутами магического действа. Ей уже виделось, как (хотела она или не хотела), но поневоле шла по осклизлым камням пещеры средневекового алхимика под шум крыльев летучих мышей вокруг, шла, держась за его старческую руку, ловя взгляд под клобуком, и только трезвый ум её ещё слабо сопротивлялся.
- Может, покажешь результаты?- спросила она шёпотом, оглядываясь, словно их могли подслушать.- Ну-ка, яви мне какие-нибудь вечные созданья. Есть они уже у тебя?
- Показать? Не вопрос!- хмыкнул Вайель, сразу ставший на вид каким-то значительным и отчуждённым.
- Сколько их?
- Сотни. Все эти клетки... Да вот, хотя бы моя любимица Маню.
Учёный запустил руку в клетку, где на соломке преспокойно грызла кусочек морковки белая крыса с красными глазками. Она сидела столбиком, держа в "ручках" сладкий кусочек, и очень деловито, всё время шевеля носиком и усами, грызла его.
- Она...- Лоан аж задохнулась.
- Да. Как видишь, внешний вид не изменился. Только она должна была уже давно умереть. Маню пять лет. Крысы не живут столько. Ещё более яркий пример - насекомые.
- Подожди. И что, никакие болезни её не берут? Ты говорил, и травмы...
- Угу. Никакие болезни. Ни вирус чумы, ни рака. А насчёт травм - смотри!
Девушке показалось лицо отца в этот миг зловещим. Она никогда его таким не видела.
- Что ты делаешь? Резать её собираешься?! Не надо! Я не хочу этого!
Но скальпель уже блеснул в руке Тайга Вайеля. В лице была всего лишь твёрдость убеждённого человека, которая показалась Лоан демонической.
- Вот тебе травма, раз ты спрашивала. Травма смертельная. А теперь наблюдай: что значит вечное создание, боится ли оно смерти. Внимательно смотри.
И, вопреки протестам Лоан (она махала руками, отворачивалась, даже рванулась было убегать), он бестрепетно перерезал пополам дико завизжавшее животное, его белые перчатки обильно окрасились струящейся кровью, соломка тоже обагрилась целой кровавой лужицей, две половинки маленького трупа, верхняя и нижняя часть, упали, лапки и хвост больше не подёргивались. Учёный бросил быстрый профессиональный взгляд на дочь. Бледная, дрожа всем телом, Лоан всё же не ушла - уставилась вытаращенными глазами, потом у неё начались рвотные позывы, она согнулась, закрыв рукой рот, хотела уже убежать. Но тут Вайель властно крикнул:
- Стой! Вот! Смотри!!!
От этого громкого командного крика даже рвота как-то вмиг остановилась, теперь девушка смотрела, мигая от напряжения, всё ближе и ближе наклоняясь к клетке. Вглядывалась, мотала головой, смаргивала. Все её представления о реальном мире, в котором она жила до сих пор, вмиг рухнули. Она только и могла шептать пересохшим ртом: "Нет! Нет! Не-ет!" Перед ней в окровавленной клетке происходило нечто такое, что люди привыкли видеть лишь смонтированным в фильмах ужасов. Только сейчас действо уже напоминало сказочное колдовство, словно кто-то щёлкнул тумблером, и симфония зла, это вопиющее надругательство над самой живой жизнью, вдруг обернулась своей противоположностью - апофеозом жизни. Две половинки со свисающими внутренностями вдруг непонятными силами начали притягиваться друг к другу, слипляться воедино, вот уже срослись, даже шёрстка легла по-природному ровно. Начались подёргиванья что-то вроде судорог, и вот - крыса вскочила, бойко, ошалело, с испугом заметалась, всё ещё не приходя в себя. Девушка со стоном выкрикнула что-то неразборчивое, нервы сдали, она расплакалась. Когда чуть успокоилась, отец поглаживал её плечи и склонённый затылок. Он был спокоен, как маг, только что произведший фантом. Глаза Лоан невольно снова вернулись к безумному зрелищу, к которому нельзя было привыкнуть, к зрелищу смерти. Только теперь перед ней было зрелище жизни. Во всей красе. Маню уже сидела в другом конце клетки на чистой соломке и невозмутимо грызла остаток своей морковки, взяв её трогательно человеческим жестом двумя ручонками.
- Маленькая,- нежно сказал своей любимице учёный,- ты много крови потеряла.- Пододвинул ей воду. Потом потеребил за плечо Лоан:
- Дай конфету.
Та, всё ещё немая после подобного шоу, негнущимися пальцами достала из сумки конфету. Через минуту вместо морковки Маню уже дегустировала шоколадную начинку.
- Поведение стабильно, без отклонений,- подытожил Вайель удовлетворённо. И только пятно от пролившейся крови выдавало недавно разразившуюся здесь трагедию. Впрочем, Маню о ней явно не вспоминала, уж больно хорош был шоколад.
- Папа,- срывающимся голосом заговорила вдруг Лоан,- ты понимаешь, оцениваешь масштаб этого э-э-э...
- Открытия,- подсказал он ей. Язык ещё плохо слушался, девушка еле говорила. Но вдруг слова полились потоком:
- Понимаешь, если это действительно вечная жизнь, вечная молодость, то... то... это... это же...
Он перебил её:
- Это то, что у нас постараются отнять. Так? Правильно?
- Ещё как постараются! Люди, словно одержимые, кинутся на нас, на нашу страну, чтобы вырвать у нас эту тайну. Если государство не сумеет её сохранить...
- Как ты примитивно мыслишь! Я сделал это для всего человечества!
- Ты забыл о политике. Наше государство не захочет делиться открытием стратегического значения. Другие страны кинутся на нас, чтобы отнять наше преимущество перед ними. Если отнимут, станут объектом агрессии третьих стран. И так далее...
- Какую-то ты картину нарисовала, детка, прямо апокалиптическую! Мировая война?
- Да! За вечную молодость испокон веков люди душу дьяволу продавали. Это та ценность, которая заставляла их даже забыть о Боге, переступить все законы нравственности!
- Но ведь можно же сохранить государственную тайну...- растерянно пробормотал Вайель.
- Наивно, папа. А ты уверен в своих сотрудниках, которые недавно ушли отсюда? Возможно, кто-то из них уже, захлёбываясь, выдаёт за хороший гонорар вашу интригующую государственную тайну.
Разведывательный корабль с планеты Земля шёл в беззвёздной тьме подпространства. В рубке следили за показаниями приборов (на обзорном экране всё равно ничего не было видно, только чернота) и лениво перекидывались ворчливыми фразами двое молодых пилотов, оба русские.
Земля вот уж полвека как стёрла границы между странами и национальностями, это сделалось даже дурным тоном - делить людей по подобному признаку. Однако они всё равно больше тяготели друг к другу, лучше понимали и чувствовали один другого, те, кто был рождён в одних и тех же широтах, с близкой генетикой и темпераментом.
Объединённая Земля, возглавляемая общим правительством, сделала решительный рывок в своём развитии. С тех пор, как страны прекратили тратить безумные средства на вооружения с целью уничтожить соседей, жизнь людей, которые едва не сгубили самих себя в отгремевших войнах прошлых веков, стала воистину гуманнее и одухотворённее. На печальном примере (после гибели двух третей человечества) начали понимать ценность каждой жизни гражданина Земли. У планеты высвободились огромные возможности для освоения космоса. Наука воплотила небывалые открытия, люди преодолели световой барьер скорости, научились уходить в подпространство, достигли звёзд, нашли братьев по разуму. Их, однако, оказалось не так много во Вселенной...
Но жизнь не идёт без проблем. И земляне, живущие теперь на мирной планете в созидании и творчестве, начали задумываться над всё более актуальной задачей расселения на иные пригодные для жизни планеты галактики. Человечество должно было рано или поздно рассеять себя по Вселенной. И дело было даже не в банальном перенаселении Земли, когда еды, воды, воздуха, энергетических ресурсов не хватало бы на многомиллиардное население, нет. И экологию планеты сумели спасти, и голод людям пока не грозил. Причина была в другом. Политики с большим трудом могли обосновать её в своих формулировках, когда санкционировали строительство всё новых и новых трансгалактических кораблей. Может быть, потому, что их казённым языком трудно было выразить естественную человеческую потребность в путешествиях да просто жажду познания, элементарное любопытство, желание заглянуть в неизведанное - а что там за гранью?
Чиновники мотивировали новые экспедиции поиском полезных ископаемых для исчерпанной уже планеты Земля и тому подобными материальными причинами. А люди рвались нырнуть во мрак подпространства и вынырнуть где-нибудь, Бог знает, где, рискуя нарваться на Бог знает, что. Жажда увидеть непознанное? Обогатиться? А, может быть, просто вырваться из обыденности земной жизни?
Однако у двоих ребят-пилотов, что сидели в рубке корабля, вид был далеко не экзальтированный, никто из них со страстной тоской расширенными глазами не вглядывался во тьму, где в скором времени должна была нарисоваться вожделенная планета, цель их путешествия. Тем более, что до выныриванья из подпространства всё равно, сколько ни пялься, ничего в этой ирреальной тьме не увидишь. Проблема состояла только в том, чтобы в нужный момент с поистине профессиональным чутьём (а может, и интуицией?) совершить это самое выныриванье в нужную точку пространства реального, трёхмерного, зримого, ощутимого, родного... Этого-то и ждали подсознательно оба молодых пилота, Саша Конев и Алёша Карский, но лёгкую тревогу не показывали (никак нельзя, стрёмно), лишь посмеивались, подтрунивали и попивали пиво из красочных банок, которые потом предусмотрительно утаскивал ко всему приученный маленький робот. Командир не должен был этого видеть. Но командира не было. Он давно уже проводил время в собственной каюте, притом не один, и, наверняка, тоже напивался тем же самым пивом (если не чем-нибудь покрепче), только так, чтобы ребята не видели.
- Вот я всё-таки не понимаю,- не выдержал, возмутился вдруг всерьёз Саша,- хоть я в первый раз в таком полёте, но всё же...
Алёха махнул рукой примирительным жестом, означавшим: "Да ладно тебе, заглохни!" и швырнул роботу очередную банку, тот мастерски её поймал налету. Широкое славянское лицо парня со вздёрнутым носом было невозмутимо.
- Нет, я всё-таки не понимаю. Нас учили, как нужно подготавливаться к выходу из подпространства. А он...- Саша Конев уже не скрывал возмущения.
- Заглохни, дружбан,- всё так же невозмутимо, без малейшего недовольства посоветовал Алексей.- До тебя ещё не дошло? Мы здесь - так, салаги. Он - командир. Делает, что считает нужным. Хочет - с красивой бабой там валяется. Мы ему не указ. И жаловаться на него - гиблый номер. После этого тебя ни на один корабль не возьмут. Да, кстати, и не на что жаловаться. Он профессионал - во! - (Алёха поднял большой палец и аж причмокнул губами, будто открывая бутылку). - В нужный момент, вот увидишь, выйдет, как стёклышко, и проведёт операцию выныривания так, что комар носу не подточит. И какое нам дело, трахался он там или нет? Пьяный он или нет? Корабль будет точнёхонько на орбите Тайфара. А дальше - посадкой уже будем заниматься мы с тобой - невелика сложность. Вот, кстати,- курносый взглянул на табло времени,- от нас с тобой, Сашка, не должно нести пивом, ни-ни!- Он достал из кармана парфюмерный баллончик, побрызгал себе и товарищу в открытый рот.- То, что можно командиру, нам с тобой...
Саша Конев, щупленький и мелкий, с неуёмным нравом правдоискателя, отправился за свой ноутбук подводить необходимые сводки, чтобы убить время. Его раздражение и несогласие выражалось теперь только в том, что он беспрерывно теребил чёрные усики на своём худом и нервном лице со впалыми щеками.
Алёха, напротив, расслабился после выпитого, несколько развалился в кресле и мечтательно закурил.
- Как ты думаешь, Саня, что там случилось на этом Тайфаре? Ведь уже 30 лет планета не выходит на связь. А ведь у нас были с ними такие тесные взаимоотношения, такая торговля! Дружба, сотрудничество и всё такое...
- Если бы не техническое перевооружение, мы бы уже давно там побывали. А, впрочем, я и так знаю,- худое лицо Сашки стало печально-таинственным.
- Знаешь? И чё? От кого?
- От старого астролётчика, он когда-то летал на Тайфар.
- Но туда уже много лет не летали!
- И всё-таки кое-кто был... Типа вынужденной аварийной посадки. Так вот, ему говорили, те, кто там был, что...
Но он не успел завершить фразу. На пороге рубки во весь свой гренадерский рост появился Серж Ирлингтон, он же командир разведывательного судна. От него пахло спиртным и дорогим парфюмом одновременно. Он был явно навеселе, но в меру, не настолько, чтобы рука дрогнула при сложнейших технических манипуляциях. Одет он был тоже не по форме, не в простенький лётный комбинезон. Его обтягивающий костюм из дорогой чёрной кожи с вклинениями серебряных элементов декора сгодился бы для показа мод от кутюр. Длинные тёмные волосы, подхваченные на затылке хвостом, тоже, вероятно, служили для самовыражения. Взгляд серо-зелёных глаз был победным, как всегда, не допускающим даже сомнения в своём профессионализме да и вообще в каком-то исконном своём превосходстве над этим серым народишкой вокруг, этаком самодостаточном превосходстве, данном ему, наверное, самим Всевышним.
Милостливо, даже с любопытством, но всё же немного снисходительно Серж посмотрел на съёжившегося в страхе Сашку своими большими глазами, одна бровь у него красиво изогнулась, вопросительный взгляд был всего лишь насмешлив - не зол. Причудливо выбритые чёрные усики сходились по щекам с короткой чёрной бородкой. Сашка всегда хотел так же побриться, но у него ничего не получалось.
- Давай, Саша, давай, колись,- улыбнулся командир.- Так что же там произошло на этой чёртовой планете?
- Тайфарцы э-э-э, как бы это выразиться? Сошли с ума, что ли... Они перебили сами себя. Всех, до одного. Планета, говорит старик, теперь - сплошное поле боя, как мы видели на древних картинах. Поле боя, покрытое мертвецами. Их некому хоронить. И только тучи хищного воронья вздымаются над бывшими городами...
- Типун тебе на язык!- вскрикнул Алёшка, отмахнувшись всё тем же миролюбивым жестом.- Скажешь тоже... Мало ли чего наплетут! Астролётчики любят сочинять.
Серж внезапно посуровел. Его лицо мужественного красавца (наверняка, миллион раз обцелованное в экстазе женщинами) вдруг как-то утратило пошленькую разбалованность победителя и любимца судьбы, взгляд серых глаз стал свинцово-тяжёлым.
- Вот что, пилоты. Хватит разгильдяйства. Хватит расслабухи. При посадке - максимальная бдительность, включить все приборы разведки и слежения. Если там война, мы не должны подвергать корабль риску. При малейшем подозрении на военные действия...
- А...- не сдержал любопытства, вскрикнул Сашка,- а вы...
- Да. Я тоже слышал. Разговоры, сплетни... Верить - не верить?... Но всё же... Предельная бдительность!
На фоне мощной фигуры командира в проёме распахнутой двери, в глубине коридора невозмутимо спокойно прошла, как виденье, женщина - единственная на корабле, четвёртый член экипажа. Этот волнующий промелькнувший образ не мог не повлечь за собой невольные взгляды молодых пилотов, впрочем, взгляды безнадёжные. Посягнуть на женщину командира они не смели, даже каким-нибудь неосторожным словцом пройтись в её адрес. Провожая несытыми глазами, скрывали вздох да тоску по земным подружкам. Впрочем, те и в подмётки не годились Ванессе Роанд, женщине, которая, каждый раз, появляясь, бросала в дрожь и явно сбивала сердечный ритм юнцов.
Ванесса, биолог и врач экспедиции, постарше их годами, ей было уже 30, и поопытнее, понимала ясно, что скрывать свою связь с командиром - пустой номер. В одном корабле, как в семье, всё тайное быстро становится явным, да ещё порождает усиленный пошлый интерес. Она и не скрывала. Возможно, думала о браке, как все женщины, когда юность уже ушла, а детей нет. Но если уж "космического волка", гульливого и свободного, в ЗАГС было не затащить, то нужно было попытаться хотя бы стать необходимой ему, как воздух, в его одиссеях и при этом не уронить достоинства, сохранить лицо. И Ванесса ходила с высоко поднятой головой (своей издали заметной золотисто-русой головкой с волосами до плеч и ярко-пунцовой смелой помадой на чувственных губах). Что только не мерещилось одиноким пилотам при виде этих губ на её независимом и одновременно приветливом личике...
Про Ванессу поговаривали, что она снималась в Голливуде. Хоть и не стала звездой первой величины, но сделалась узнаваемой , из тех, что раздают автографы. Вот только странным образом всё бросила и уехала с молодым статным каскадёром. Тот вскоре начал пробивать себе дорогу в космическом флоте, засел за учёбу, привлёк всю свою недюжинную энергию и, кстати, большие связи Ванессы, и через несколько лет (а кинозвезда просто вернулась к своей прежней профессии) молодая пара уже не представляла себе иной судьбы, кроме как во главе разведывательного судна самого опасного подразделения - подпространственного.
Вопреки всем опасениям, совокупный комплекс разведывательных средств показал полную безопасность для посадки инопланетного корабля. Ни высокой радиации, ни отравляющих газов в атмосфере не было. Напротив, слой пригодного для дыхания воздуха очистился за 30 лет после апокалиптической войны. Природа сделала своё великое дело - залечила раны на планете, нанесённые ей человечеством. Промышленность остановилась и перестала отравлять атмосферу, это было ясно даже при обзоре из космоса. Кроме того, многострадальные эти небеса Тайфара не бороздили больше ракеты со смертоносным грузом для других континентов, не неслись по ним бомбардировщики, не вырастали страшные грибы ядерных взрывов. Лишь мирные, философически спокойные облачка наблюдались в электронные телескопы да, пониже их, стаи размножившихся птиц мчались своими вольными, как в песнях поётся, дорогами.
Корабль сел в космопорту близ Твенфра, столицы крупнейшего государства Райен. После тщательной рекогносцировки командир, наконец-таки, вышел из корабля, первым ступил на твердь планеты, это было его почётным правом. Вслед за Сержем из люка выпрыгнула Ванесса, изящно и легко, как и полагалось экранной диве, да, кроме того, на Тайфаре давала себя знать пониженная гравитация - непривычные к ней земляне здесь поначалу порхали.
- Не нравится мне всё это. Хрень какая-то,- сказал, разминаясь и оглядываясь, высоченный землянин, хотя тёплый ласковый воздух, который он втягивал, был напоён весенними ароматами, пахло такими знакомыми луговыми травами. Так и тянуло куда-то в дали дальние, где по холмам стелятся ковры из одуванчиков, готовятся расцвести заросли сирени, уже белеют весенним "снежком" пахучие черёмухи, в кустарнике пробуют голоса певцы новой весны - соловьи... Ванесса вертела головой, невольно вдыхала изобилие природных запахов в лёгком ветре, который трепал её золотые волосы, и то ли щурилась от заходящего дневного солнца, то ли улыбалась, прикрывая ладонью, как козырьком, глаза.
- Чему ты радуешься?- проворчал Серж.
- Просто, ветер - как у нас дома. И пахнет - словно земная весна. Помнишь, у Рэя Брэдбери есть такие стихи, в них строчки:
"И весна, и весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет..." ?
- Не помню, не читал. Но смысл-то какой хреновый! Ты хоть задумываешься, Ван? Это же значит - человечество себя уничтожило, всё, уже нет никого, есть только природа.
- Да. Это философский смысл. У нас ещё в ХХ-м веке писали много таких вещей, целых романов-предупреждений. Вот только здесь предупреждать уже поздно. Некого. Мы опоздали.
- Да, Ван, все обзоры столицы не показали никаких признаков разумной жизни. Всюду пробивается лес, зарастает даже центр города, бегают стаи копытных животных, размножились стервятники и грызуны. Тут должно быть в развалинах от бомбёжек много скелетов людей. Наверное, обглоданных,- поморщился он.- Скажи как врач: тут же наверняка должны свирепствовать эпидемии, раз столько мертвечины? А мы вот вылезли без скафандров.
- Успокойся! Я первым делом взяла воздух для всевозможных анализов. И уже имею результаты. Пока ничего опасного нет. Будем делать проверку постоянно. Видишь ли, за три десятилетия мудрая природа сумела очистить и обеззаразить то дерьмо, что оставило человечество.
- Проверяй тут всё вокруг, и почаще,- Серж задумался, повёл в сторону горизонта рукой в резной кожаной перчатке.- Там, вон видишь, руины домов столицы. Нам нужно будет покопаться в них.
- Ты хочешь докопаться до причины трагедии?
- Не совсем. О причинах я кое-что знаю (из некоторых секретных источников). Нам нужно будет найти лабораторию Тайга Вайеля. Ты тоже, наверняка, наслышана о нём, вы же коллеги - биологи.
- Ты считаешь, Серж, что причина всего произошедшего здесь кроется в разработках Вайеля?
- Уверен. Во всём остальном их планета была далеко позади нашей. Лишь одна биология, вот только гениальные труды Вайеля - в этом они вырвались вперёд.
- И вот результат...- саркастически покивала головой Ванесса.- Когда наука резко обогнала уровень общественного сознания...
- Не впадай в моралистику, дорогая. То, что сгубило эту дурацкую планету, может хорошо послужить нам.
- Кому это "нам"? Земле? Вот таким же образом?
- Всякое зло можно обратить в добро, уж раз ты расфилософствовалась. Для нас, я имел в виду ,- для нас с тобой. Мы можем на этом деле здорово разбогатеть, поняла?
- На чужом несчастье...
- Тьфу ты, дура! Я думал, ты умнее!
При этих словах Ванесса отшатнулась от него, как будто её ударили. Густо обведённые чёрной тенью глаза кинозвезды наполнились отнюдь не киношными слезами. Но женщина гордо вздёрнула голову и спокойно зашагала обратно к кораблю по истресканному грунту космодрома, где сплошь и рядом, на каждом шагу пробивались ростки деревьев, победно лезла трава с одуванчиками, буквально всё говорило, кричало о торжестве дикой природы, о гибели хозяина-человека.
Серж одним прыжком догнал золотоволосую, притянул к себе властным движением жаждущего самца. Он знал, как это женское тело реагирует на его прикосновения, ему ничего не стоило подчинить её себе, всего лишь прижав и оглаживая жестом обладателя.
- Ну, сладкая моя, ну не надо дуться, ну прости, кошка моя строптивая.
Он, учащённо и жарко дыша, начал целовать её прямую длинную шейку.
- Ну хватит,- шептал он ей,- ты же - моя, моя... Не понимаешь, что я задумал? Хочу быть счастлив с тобой на Земле. Откинь ты всякие вздорные рассуждения. Подумай о нас. Ты ведь хотела ребёнка родить. Но ведь мы же по сути - нищие. Сейчас у нас есть заработок, завтра его может не быть. Нет у нас накоплений в швейцарских банках, к сожалению. Я же борюсь за наше будущее, за нашу семью!
- Хочешь найти здесь, в руинах, лабораторию Вайеля и достать там его разработку о вечной жизни? То, из-за чего, скорее всего, разгорелась братоубийственная война? И у тебя уже есть, конечно же, покупатель на Земле?
- А почему такая ирония? Чем тебе претят мои действия? Да другая баба от счастья бы визжала, что я хочу сделать её богатой!
- А ты, часом, не ослеп, дорогой? Мы ведь все вчетвером осматривали столицу из корабля, приближали фрагменты. Тебе не запомнились эти трупы в мучительных позах, сваленные прямо на улицах - жертвы газовой атаки? Эти лица с выклеванными глазами... Кто уже в виде скелета, кто - ещё сохранил остатки кожи и истлевшую одежду... Ты хочешь подобный конфликт принести на Землю, вот эту бациллу чумы, на нашу многострадальную Землю?! Значит - и там будет то же самое! И там будет пустыня, уже без Человека. Ради вечной молодости люди сгубят друг друга. Вспомни Фауста Гёте. Да, впрочем, литературу ты отроду не читал. Но пойми же ты: вот что, оглянись, ты принесёшь с собой на Землю! Очаг новой войны! Такой войны, от которой ей уже не оправиться. Что может быть убедительнее, чем та картина, которая расстилается перед тобой?! Какие нужны ещё доводы и доказательства?!
- Да перестань ты, истеричка! Знаешь, один частный случай - это ещё не приговор. Ну, мало ли что? Они тут между собой пересрались. Ну вот не повезло, вот так вот... Что ж, бывает. У нас будет всё совершенно по-другому. О-очень серьёзные люди, такие круги общества, в которые мы с тобой не вхожи, заказали мне найти здесь это чудо. И оплата будет - о-о-о! Ты даже не представляешь себе...
- Как раз представляю. Круги эти - скорее всего криминальные. И как они распорядятся фантастическим даром... Могу только представить (в меру своей распущенности!)- Ванесса криво усмехнулась.
- Разумеется, всему человечеству они эту цацку не отдадут, будут пользоваться сами. Да какое нам до этого дело? Главное - что мы с тобой станем миллионерами!
Ванесса молча закурила. Перед её глазами в зарослях леса, который уже топил в себе людские постройки, притягивал глаз, подкупал молодой зеленью и птичьим перепархиваньем, прямо за космодромом, тоже уже зарастающим, высились кое-где крыши домов, этаких скромных домиков предместий столицы. Но целых крыш виднелось мало - всего несколько. Зато остальные дома при взгляде в бинокль лежали в руинах, виднелись лишь остовы.
Пока она успокаивала нервы сигаретой и злобно сплёвывала, Серж вывел вездеход. Ребята-пилоты услужливо притащили в кабину всё необходимое - еду, бластеры, даже на всякий случай скафандры. Сами они, очень разочарованные, по приказу командира должны были оставаться в корабле. Ванесса с лёгким презрением смотрела на все эти приготовления. Наконец, когда пришло время садиться в вездеход, она сказала (тон её был каким-то холодноватым с ноткой безнадёжности, на понимание и общность целей она уже больше не рассчитывала):
- Неужели ты думаешь, что тайфарцы оставили самое секретное открытие, из-за которого весь сыр-бор разгорелся, прямо там, в лаборатории? Это было бы уж совсем...
- Всё равно, будем искать!- рявкнул Серж, рывком открывая кабину.
- Мой отец был знаком с Вайелем. Они как-то встретились на симпозиуме на Плутоне, поговорили. Он мне рассказывал о нём.
Серж выпрыгнул обратно.
- Почему ты мне сразу не сказала? И что? Где он может прятать свою святыню?
- Откуда мне знать? Вайель чувствовал уже тогда и говорил о возможности приближающейся войны, о том, что планета кипит страстями, что дочь свою он спрячет, а открытие, конечно же, тоже скроют от глаз захватчиков. Но такого масштаба бойни он тогда не представлял себе... Интересно, раскаивался ли он?- задумалась Ван, выпуская дым из сложенных трубочкой губ.
- Не об этом бы думала!- прорычал Серж.- Где?! Где он мог спрятать?
- Столицу почти что сровняли с землёй. Значит, предвидя это, он выбрал место попроще, не привлекающее внимание.
- Так мы можем искать до второго пришествия!- огрызнулся командир.- Садись быстрее! Поехали!
Вездеход на высоченных суставчатых "лапах", которые удлинились в связи с рельефом местности, являл собой прямое заимствование человеком от природы - это был форменный паук. Зато двигался он виртуозно ловко на восьми своих конечностях, так что туловище, то бишь кабина с людьми, даже не раскачивалась. А путь-таки через искромсанный войной город был местами просто непроходимым: то магистраль перекрывали горы наваленных друг на друга в каком-то сумасшедшем столкновении автомашин; то шла сплошная череда воронок от падавших бомб; за ними - перемешанные камни, бетон, панели рухнувшего небоскрёба; дальше - обгорелые остовы каких-то гаражей, запах бензина на пепелище; вдруг - пробившаяся откуда-то вода, целая речка, и везде трупы, трупы... порой уже с оскалом черепов, этакой ухмылкой смерти...
В груде наваленных человеческих останков под чудом уцелевшим складским помещением Ванессе почудилось движение, смутные звуки - то ли стоны, то ли мяуканье. Воображение истерзанной за сегодняшний день всем этим вопящим зловонным натурализмом женщины не выдержало, ей, уже в обход здравого смысла, мерещились умирающие младенцы да матери в агонии, с выклеванными глазами.
- Стой! Там кто-то кричит! Ребёнок!
- Да нет же! Ты совсем с ума сошла! Зрелище и вправду не для тебя, слабонервной. Успокойся, Ван, дорогая моя, всё-всё, спокойно, ничего нет, никаких детей. Это одичалые кошки там завывают. А вон - стая собак. Совсем, как волки. Смотри: охотятся.
И впрямь, стая, ничуть не боясь вездехода, пробегала под его "лапами", то ли огромные волки, то ли собаки-мутанты.
- Нет, вернись на то место, там кричал ребёнок!- всхлипнула Ванесса.
- Нет же, милая моя, нет здесь никого. Прими успокоительное, прошу тебя.
Серж обнял её, взглянул в лицо. Под прозрачным шлемом видно было, что она плачет.
- Не могу я уже больше.
- Но ты же врач. Вспомни анатомичку. Возьми себя в руки, наконец. Мы - у цели.
Он показал ей на мониторе карту. Они проезжали промзону, те места, над которыми 30 лет назад пролетала во флайере легкомысленная юная Лоан. Вот и колючая проволока с повисшими на ней мертвецами, впереди какие-то тюремно-лагерные пейзажи, только теперь тоже украшенные пробившейся травой и чудом взлелеянными в трещинах бетона деревьями. Грунт тоже был испещрён воронками. Их становилось всё больше. Здесь бомбили чуть ли не через каждый метр. Вездеход так и бултыхался и карабкался от одной к другой. Центральная воронка, гигантская, уходила в глубь земли метров на сто. Вездеход затормозил у её края, чуть не сорвался вниз. Серж в отчаянии ткнул пальцем в карту на мониторе.
- Вот это место- здесь была лаборатория Вайеля!
- Её больше нет,- спокойно подытожила Ванесса.
- Но зачем эти уроды уничтожили изобретение?!- закричал Серж, уже не сдерживаясь, треснул кулаком по панели.
Ванесса, напротив, в этих сплошных развалах вздыбленной взрывами земли вдруг обрела спокойствие.
- Они его не уничтожили,- сказала она загадочно,- они его не нашли. Вот и бомбанули здесь всё, что попало под руку.
- Но... э-э-э... Но так где же оно может быть?
- Думаю, Вайель успел спрятать его. Укрыл, наверное, вместе со своей дочерью - с самым дорогим, что у него было.
- Ты думаешь, девушка жива?!
- Не знаю, спаслась ли она. Но документы, расчёты, компьютер, может быть, сейф - всё это должно было сохраниться где-нибудь в подземном убежище. Наверняка, Вайель укрыл всё самое важное для него где-нибудь, где оно уцелело бы от бомбёжек. Укрыл в самом начале войны.
- Но где же? Где?!- взмолился Серж, глядя на неё с надеждой.- Ты лучше меня понимаешь этого Вайеля.
- Ничего я толком не знаю. Он не секретничал с моим отцом. Но человек он был откровенный и открытый по натуре. У него были хорошие, доверчивые глаза. Отец показывал мне их снимки с симпозиума.
- Зачем ты мне всё это рассказываешь?- Серж на нервном взводе легко переходил от нежности к раздражению.
- А говорю я это к тому, что, будучи таким вот милым чудаком с теплотой в душе, он многое поведал о себе как бы совершенно невольно, по простодушию.
- И что ты поняла? Ну не тяни же!
- То, что дочь его, Лоан, тоже влюблённая в свою профессию, посвящала жизнь изучению дельфинов. Её дельфинарий находился на берегу океана у маленького курортного городка Яагалсу, недалеко от столицы. Оттуда она часто летала к отцу. Там, под городком, ближе к горам,сохранились, кстати, и древние средневековые подземные храмы, сделанные прямо в естественных катакомбах. Сам Вайель, когда просто и непринуждённо болтал с отцом за чашечкой кофе в перерыве между заседаниями, упоминал, как они с дочкой лазили по тем катакомбам ещё в её детстве.
- И... Ты думаешь...
- Думаю, да. Если он пытался спрятать свою дочь, то именно там, где же ещё?
- Да плевать мне на ту дочь!- опять взорвался бешенством Серж.- Мне важно, там ли тайна, которую я ищу!
- А меня волнует как раз судьба девушки!- кинула ему в лицо Ванесса.- А тайна твоя... Да будь она проклята, и пусть не найдётся никогда! Она уже сгубила одну планету со всеми её жителями. Теперь на очереди наша Земля. Благодаря таким рвачам, как ты, которые думают только о своём благополучии и не видят дальше собственного носа...
Серж схватил женщину за глотку. Плохо владея собой, шипя проклятия, чуть не до роковой черты продолжал сжимать пальцы. Ванесса уже хрипела, глаза закатились вверх, тело дёрнулось в судороге. В этот миг кровь отхлынула от мозга командира, он в ужасе, с вытаращенными глазами раскрыл рот, хватая воздух, кинулся оживлять, как умел, сомлевшую было женщину с отпечатками пальцев на белой шейке. Хлопал по щекам, вдыхал воздух в её губы, разводил и сводил руки. Страх непоправимого охватил его, он бормотал:
- Ван, очнись же! Ну! Очнись, любимая! Я не хотел, прости меня! Я сам не знаю, как это... Господи! Да очнись же! Я люблю тебя! Я женюсь на тебе! Ван! Только не умирай!
Она внезапно ожила. Закашлялась. Долго, мучительно содрогалась, держась за горло, глядя в одну точку. Жизнь вернулась к ней, опасности больше не было. Только серо-синие глаза с какой-то смертной безнадёжностью прикрылись длинными накрашенными ресницами, а губы произнесли, словно она сознательно отрекалась от надежды на счастье, от любви своей, ради которой бросила карьеру и понеслась в черноту космоса:
- Больше я - не твоя женщина. Всё кончено. Я - лишь член экипажа. Не смей больше протягивать ко мне руки!
- Да успокойся ты, успокойся. Ну я же попросил прощенья. Ну, Ван, давай простим друг друга. Ты, кстати, тоже мне пакость сказала.
- Правду сказала. Не видишь дальше собственного носа, это значит, что, когда на Земле начнётся то же, что и здесь, люди перестанут быть людьми в жажде овладеть вечной молодостью, в них вылезет наружу их животная сущность, до поры до времени спрятанная под цивилизованностью, тогда, в той войне погибнешь и ты... Не выпускай дьявола на свободу...
- Истеричка!- прошипел он.- Ты просто - больная!- Но доводов, чтобы наголову разбить её предсказания, у него не было. В этот момент тягостного повисшего молчания их вездеход-паук, который направлялся обратно к кораблю, так тряхнуло, что оба астронавта внезапно чуть не вылетели из кресел вперёд головой, в выпуклое обзорное стекло, спасли только ремни безопасности. Прямо под "лапами" паука с бешеной скоростью мчалось стадо копытных - каких-то антилоп, сбивая всё на своём пути, грозя перевернуть вездеход. Серж тут же разразился просто небывалым фонтаном земного мата. Ванесса, придя в себя от такой встряски, вдруг сказала (с чувством превосходства человека грамотного над неучем):
- А ты понял, почему здесь уцелели все животные, а погибли только люди? Тебя это не поразило?
- Н-нет. Я думал... Бомбёжка же...
- Это особая, избирательная бомбёжка. Воздух был отравлен. В состав бомб входили генетические элементы, уничтожающие только людей, поэтому ни один и не уцелел. Хоть мне и мерещились крики, но это действительно были животные.
- Ничего не понимаю. А другая сторона, которая бомбила, отчего они погибли?
- А Вайель сумел ещё до войны вооружить свою страну Райен наиболее сильным оружием аналогичного действия.
- Но, чёрт побери, откуда такая трогательная забота о "братьях наших меньших"?- выпучил глаза Серж.
- Вообще-то ты как командир корабля не должен был бы быть настолько необразованным. Если бы ты изучил форму общественного сознания планеты, то есть её религию, а она у них одна, то знал бы её главный постулат: животные ближе к Богу, чем мы. Он смотрит на нас из их глаз. Убивая друг друга, тайфарцы при этом защищают животных. Вот такой вот парадоксальный менталитет.
- Мать их... за ногу!- и это всё, чем только и мог разразиться Серж.
- Лоан, скорее всего, погибла,- задумчиво произнесла Ванесса,- но я всё-таки буду её искать в Яагалсу. Если она жива, то только там. Он должен был спрятать её в каком-нибудь подводном убежище, чтобы слой воды защитил её от смертельного отравления воздуха.
- Как это? Откуда он взял бы запас кислорода на много лет?
- Опять твоя неосведомленность! Тайфарцы дышут жабрами и прекрасно живут под водой. Кстати, Лоан и не нужно было там долго находиться. Яд, которым отравили воздух в Райене, довольно быстро и бесследно разложился. Во всяком случае, в пробах атмосферы я его не нашла. Догадалась только, глядя на последствия войны. Надо будет сделать ещё ряд углублённых анализов, чтобы подтвердить мою правоту.
- Так, значит, Лоан могла уже и выйти на воздух?
- Вполне. Представляю, каково ей было - увидеть всеобщий могильник вместо... вместо своей родной страны, городка... Ей не позавидуешь. Впрочем, это всё ведь только предположения. Вайель мог решить эту задачу и иначе.
- Отправляемся туда. Сейчас же,- безапелляционно сказал Серж.
- Завтра с утра. Я должна сделать ещё ряд анализов воздуха. Ты пойми: лет 25-26 назад эта атмосфера была ещё смертельно ядовита для человека.
Серж яростно-сильно ударил пальцами по электронной панели управления. Нужно было возвращаться назад к кораблю, а мыслями он уже мчался на побережье к таинственной Лоан, которая знает, наверняка знает...
Подпространственный галактический корабль-разведчик по-прежнему оставался на приколе в космопорту Твенфра. Громадный модульник стоял на выпущенных опорах, и опоры эти утопали в траве и жёлтых трогательных цветах весны, которые так и лезли к солнцу из растресканных плит базальтового покрытия. Сама жизнь во всех её формах блестела, зеленела, жужжала, разносилась пыльцой и пушистыми парашютиками, словом, красовалась во всём своём весеннем торжестве, сама жизнь... Вот только венца эволюции, наивысшей её формы - человека разумного не было. И некому было поприветствовать братьев по разуму, партнёров-землян, как когда-то, много лет назад, на этом космодроме, где курчавые смуглые тайфарцы махали своими четырёхпалыми ладонями из стороны в сторону над головой, при этом белозубо улыбаясь совсем нашей, земной улыбкой.
Примерно так думала сейчас Ванесса, заканчивая свой макияж перед зеркалом. Ночевала она у себя в каюте, впервые за долгое время. Сколько Серж ни ломился в её дверь, она его не пустила. Глядя на себя в зеркало, трезво подмечая, как стареет лицо "королевы красоты" (пусть маленького конкурса, всего лишь одного графства Англии, но всё же...), она не устояла, в душу заползли те же человеческие, нутряные что ли, этакие "шкурные" мыслишки типа: "А может, Серж прав? А может, овладеть этой тайной вечной молодости? Ну хоть для себя, хоть самим остаться совершенными, такими вот пьяняще молодыми, как эта зелёная безрассудная весна вокруг, которая трепещет ветвями под солнцем, и всё ей нипочём!..."
Под её дверью в коридоре раздались настырные, какие-то злые шаги. Это Серж, поняла она, уже идёт к разведывательному катеру, отдаёт последние распоряжения пилотам. Так и знала: стукнул кулаком в дверь, в голосе ни капли приветливости:
- Давай скорей! Я через пять минут вылетаю!
"Ну и пошёл ты к...- подумала она, даже без злобы, а просто с презрительной усталостью.- Всё правильно. Я больше не твоя женщина (в уме она заменила это слово другим - подстилка). Бывали у нас с тобой стычки, даже громкие скандалы. Мы всегда были разными. Но всё же уживались вместе. Ты приходил с повинной головой, и воцарялось согласие. А вот такое, как вчера... Пальцы на горле... Не то чтобы нельзя было это простить, тут что-то другое,- она задумалась, ища определение,- тут, пожалуй, та же болезнь, что и у сгубивших себя тайфарцев, тут - "крышу снесло", дьявол поймал тебя на свою удочку и тянет за собой, ты душу ему продал в погоне за вечной жизнью."
Но пока что приходилось выполнять свои обязанности. И Ванесса с высоко поднятой золотистой головой спокойно вышла из своей каюты, поздоровалась как можно приветливее с Алёшкой и Сашкой, пожала руки, пообещала, что они с Сержем вернутся скоро и с ворохом новостей. Парни только печально улыбнулись. Им ужасно хотелось тоже выйти в какой-нибудь разведпоход, побродить по таинственно погибшей цивилизации. Но они, конечно, понимали, что кто-то должен был оставаться бдительно сторожить корабль от теоретически возможного нападения, и в улыбках их крылась какая-то сконфуженная зависть.
Маленький мобильный катерок вылетел из чрева большого модульника и уже через десять минут лёту приземлился на ровной площадке в том месте, где горы спускались к берегу океана. Городок Яагалсу когда-то шумел здесь рекламой и незамолкающей музыкой вечного гулянья. Горы, серые, иссеченные ущельями, сходили уступами к океану, при этом образовывали природную чашу - сказочное место для городка. Грех было не построить здесь белые домики, виллы, базы отдыха, санатории, не заполнить бухту парусниками и катамаранами, не создать дельфинарий, отгородив кусочек океана, не снимать кино, не проводить фестивали и мировые соревнования...
Теперь всё это лежало в руинах. Ковровые бомбардировки прошли и здесь. "Возможно, недруги с особым пристрастием бомбили городок, в котором, они знали, жила дочь Вайеля, бывал он сам. Возможно, за ними охотились",- думала Ванесса. Серж сосредоточенно молчал. Ванессу старался не замечать. Обращался к ней только по необходимости и то отрывисто. В его сознании ещё не укладывалось: как это так? Его - и вдруг отвергли. И кто? Его баба! Не дала. Даже дверь не открыла, стерва. Придерживается своего вчерашнего вердикта: я тебе, дескать, никто! Ну хорошо, никто - так никто. Серж Ирлингтон ещё не бегал ни за какими сучками. Приползёшь, повизгивая. Подумаешь, звезда Голливуда! Найду и помоложе. И без твоих принципов. Как только разбогатею, о-о-о! Девок будет - пруд пруди, хоть "шоколадок", хоть "белоснежек". И вспоминать-то тогда тебя не стану.
День выдался перламутрово-серым, без солнца. Плыли рваные тучи, от них исходила смутная тревога ветреного неприветливого океанского простора. Прибой, довольно сильный, нёс на берег водоросли вместе с медузами. В мутно-зелёных водах, сколько хватал глаз, не угадывалось ни судёнышка, на берегу - пустота, ни следа курортного разгулья. Выше по склонам кое-где виднелись руины бывших дворцов да каких-нибудь богатых вилл. Пусто и тихо. Лишь ветер, свистя в ушах, тут же подхватил золотистую шевелюру Ванессы, растрепал, но она всё так же продолжала идти вперёд, хмуро наклонив голову. Чуть опережая её, шагал Серж. Его длинные тёмные волосы, связанные сзади, развеивались ветром, как хвост жеребца, правильное, прямоносое лицо своё он опустил вниз, защищаясь от порывов ветра с песком хотя бы козырьком кепки-бейсболки. Шагал он чётко и уверенно, всё время сверял маршрут с картой на планшете.
- Вот здесь,- показал рукой влево от прибрежной полосы.
Выше по склону, в тёмно-зелёных, разросшихся без хозяев молодых сосенках ещё угадывались остатки бывших стен, торчали, как изломанные рёбра, балясины крыш, скорбную картину завершали сломленные, как спички, столбы с тянущимися перепутанными проводами. Из молодой поросли, которая милосердно укрыла следы разрушений, из этих пушистых, прямо новогодних сосенок вырвалась вдруг и понеслась вперёд стая одичалых собак. Они приближались, тихо рыча. Серые, крупные, вроде волков, но Ванесса определила, это были собаки. Голодные и отнюдь не мирно настроенные.
Оба, она и Серж, выхватили лазерные пистолеты. Сами предусмотрительно начали отступать к берегу, всё ближе к набегающим волнам прибоя. "Может, отстанут?"- думали в этот момент.- Неужели полезут за нами в мутные, пенящиеся волны?" Продолжали отступать, пятясь, лицом к собакам, вот уже прибой обдал волной их спины. Лётные комбинезоны не пропускали влаги, вода скатывалась с их чёрных обтягивающих костюмов. Но Серж не собирался лезть в волны из-за каких-то бешеных тварей. Он решительно поднял пистолет, прицеливаясь в вожака. Стая наступала на людей по какому-то своеобразному сценарию. Выстроились клином, впереди - мощная грудастая особь с оскаленной беспощадно мордой, псина как-то уныло подвывала, но в глазах её был приговор. За ней следом наступали остальные, не менее ретивые и яростные, однако субординацию соблюдали, хоть и кипели внутренне и подтягивали вой, всё же из строя клином не выбивались, не опережали вожака. Ещё миг - и вожак бы впился зубами спрыжка в глотку Сержа (Ванесса чуть пряталась за него, вся обдаваемая волнами). Он вскинул пистолет, метя в зверя, готового впиться в него, но вдруг и он, и Ванесса ясно услышали крик (это на вымершей-то планете!), человеческий голос взволнованно звал их. Может, они сошли с ума? Оба, на лицах было выражение, как у людей, которые не верят своим ушам (сгинь, нечистая!), мгновенно обернулись, в глаза ударило прибоем, но они ясно увидели, как в свистопляске волн вверх над серо-зелёной мутью с кружевом пены взвилась девушка, она обеими ногами обхватывала бока дельфина и взметнулась на волне вместе с ним.
- Стойте! Не стреляйте! Я их сейчас уведу!
Это был язык, общий для землян и тайфарцев, на нём говорили ещё в прежние времена. Спустя миг девчонка, оказавшись совсем близко, крикнула что-то непонятное собакам - и те тут же отшатнулись назад, хотя и со злобным ворчаньем, но подчинились хозяйке. Ванесса успела заметить, что вожак, этот самый умный, ведущий стаю пёс, был самкой, у неё даже соски отвисали, тяжёлые от молока.
Девушка в мокром, прилипшем платье в мгновенье успела соскользнуть с дельфиньих боков, как наездница, дельфин исчез куда-то бесследно, и на глазах совершенно растерявшихся землян эта тайфарка в лохмотьях, с вьющимися волосами, вздыбленными волной, вся в нитях водорослей, выскочила, как богиня на гребне пены, прямо в объятья собаки, а та (от радости, что ли?) встала на задние лапы и передние положила девушке на плечи, облизывая её лицо языком.
- Нэсси! Милая! Не тронь землян. Я тебя сейчас покормлю. И твоих деточек тоже. Идём, моя хорошая, идём домой.
Обернувшись, она белозубо улыбнулась стоящим в столбняке Сержу и Ванессе, крикнула:
- Подождите меня! Я - сейчас.- И повела за собой всю стаю, которая покорно затрусила за ней.
Серж, ещё с дико выпученными глазами, кадык на его горле так и прыгал от нервных усилий, вдруг всё же первый выкрикнул ей вслед:
- Ты - Лоан?
Она согласно кивнула на ходу курчавой темноволосой головкой и скрылась вместе со стаей в развалинах бывшего особняка, который теперь прятали от глаз сосны.
Он обернулся к Ванессе и, даже забыв свой злобно-обиженный тон с ней, спросил растерянно:
- Но ей же лет 18. Так? Ты заметила? Как это может быть? Ведь Лоан же...
- А ты спроси у неё самой,- огрызнулась Ванесса, отворачиваясь от него.
Собачий лай стих. Тайфарка появилась снова, как и обещала, в своём оборванном платье, которое когда-то было белым. Но даже и такая замарашка со спутанными длинными тёмными кудрями, с опущенной в смущении головой (руками невольно обирала с себя водоросли), она, совершенно не подозревая того, была по-юному хороша той прелестью весенней девчоночьей поры, незрелой, неопытной, зелёной, какой-то нерасцветшей ещё красотой нераскрывшегося бутона, в котором дрожат пока не высохшие от знойного солнца любви капли росы. Чуть завистливо глядя на неё (хоть это была светлая, печальная зависть, лишённая зла), Ванесса думала: "Её пора - это утро. Она вся - как занимающаяся заря. Эти щёки, губы - всё розовое, не нуждающееся в красках, и такое молодое-молодое... А моя пора - знойный полдень. И надо успеть ещё заново выстроить свою жизнь вместо разрушенной старой. Успеть, пока полдень не перешёл в вечер. Успею ли? Хватит ли сил душевных начать всё с нуля?"
Пока Ванесса впала в задумчивость, созерцая девчонку, Серж успел преодолеть некое изумлённое смущение и теперь разливался соловьём. Со стороны он напоминал говорливого ухажёра-курортника, который явно решил снять девочку под шум морского прибоя, запах водорослей и прочие прибамбасы, и объект как раз подвернулся.
А Лоан, сразу же почувствовав его отношение к себе, вздрогнула от его взгляда серых уверенных глаз, в которых было ясное желание, от этого она ещё больше смутилась и про себя искренне недоумевала: "Рядом с ним такая женщина! А он поглядывает на меня-страшилище. Может, он смеётся надо мной? Издевается? Ведь она так прекрасна! Эти ресницы, эта золотая волна надо лбом, что выбивается из-под капюшона... Мне бы быть хоть чуть на неё похожей! Суметь бы так же одним взмахом ресниц говорить без слов о своей печали... На неё любуешься - не можешь оторваться. Только почему-то она грустна..."
Опустив глаза от комплиментов Сержа, Лоан пробормотала, невольно оглаживая на себе лохмотья юбки:
- Я бы вас пригласила к себе,- оглянулась на заросли сосен, за которыми скрывался бывший особняк,- но, видите ли... Тут было прямое попадание. Почти ничего не осталось от дома, лишь пристройки, оранжерея, сараи.
- Мы всё понимаем, Лоан, милая,- затараторил Серж.
- Бедная девочка!- воскликнула Ванесса,- а где же ты живёшь?
- То в сарае, то на свежем воздухе. Не хочется жить на чужой вилле, да тут неразбомблённых и не осталось. А своя... Тут столько воспоминаний о детстве, об отце...
- Мой отец был знаком с твоим, оба - биологи, встретились когда-то на Плутоне.
- Помню. Папа летал туда на симпозиум.
- У меня даже снимки сохранились, где они вместе на фоне модульника, стоят в скафандрах, улыбаются, обнялись.
- И я помню у отца этот снимок!- вскрикнула Лоан, в каком-то нервическом порыве даже схватила Ванессу за руку.- Ванесса! Умоляю тебя! Пересними мне это фото! У меня ведь ничего не осталось от отца, даже каких-нибудь фотографий. Эти бомбёжки... Всё, всё уничтожено из прежней жизни.
Руки Лоан бессильно упали, взгляд застыл.
- Девочка, милая, ну конечно же я сделаю для тебя эти фотографии. Просто мне нужно для этого попасть на наш большой корабль, мы здесь на маленьком катере.- Потом спросила с любопытством,- а откуда ты знаешь, как меня зовут? Мы же не упоминали.
-Знаю. Видишь ли, моя жизнь поделилась на две части. На до- и после-. Теперь я начала многое чувствовать в людях, читать в подсознанье.
У землян возникла масса вопросов, Серж только раскрыл рот, но Лоан отвлеклась, отошла в сторону - к ней бежала от развалин дома та самая "собака Баскервилей" (как чертыхнулся на неё Серж), а вслед за ней шестеро малышей-карапузов с толстыми лапами и мордами, ещё забавных, нестрашных, бежали вперевалочку, лапы "нарастапашку", но уже что-то ворчали и пофыркивали - будущие ретивые охотники. Лоан раскрыла руки, со смехом поймала бегущих, они лавиной обрушились на неё, она повозилась с ними, её всю облизали и чуть с ног не свалили. Потом тоном приказа что-то сказала их матери, и та сразу же увела свой выводок под прикрытие сосен.
- Не держите на неё зла, на мою Нэсси,- девочка с улыбкой обратилась к землянам,- она, конечно, дикое животное, А какой же ей ещё быть? Как ещё выжить? Кроме того, они все голодные, у меня тоже рыбы мало сейчас.
- А мы как раз хотели спросить: чем ты тут питаешься?
Лоан вздохнула.
- Для себя - землю обрабатываю, овощи выращиваю, сколько удаётся. У нас тут тепло, можно несколько урожаев в год снять. Но главное всё-таки рыба.
- Рыбачишь?
- Нет. Дельфины мне приносят.
- Что-о?
- Это не простые дельфины. Отец когда-то поработал с ними. У них повышенный интеллект, на уровне людского ребёнка, кстати, передаваемый по наследству.
- И они, что же, тащат тебе в пасти по рыбёшке?
Лоан кивнула.
- Просто, сейчас не тот период, рыбы мало. Но мы выживем. Грызунов много, собаки охотятся. А у вас,- вдруг осмелилась спросить она,- может быть, есть в корабле какие-нибудь ненужные отходы? Дайте мне для собак, я буду очень благодарна.