Поздно вечером в супермаркете перед кассой было пустынно. Иван Иванович Писарев разглядывал витрину с мороженым, когда ему в спину кто-то постучал.
- Можно я пройду впереди вас, - перед Иваном Ивановичем предстала полная девица с банкой алкоголя в руках. - У меня только это.
- Не тыкайте в то, что вам не принадлежит, - недовольно ответил мужчина и положил продукты перед кассиром.
- Я со старыми не заигрываю, - буркнула девица.
- Сама ты старая, - бросил на неё взгляд Писарев. - Напьются - совсем ничего не соображают!
- Конечно старый! Молодой, что-ли? Накупил кабачков и редьки. Наверное, из кабачков собрался кому-то "романтик" устраивать?
- Я "романтики" не устраиваю. Это дурацкое слово только в "Доме-2" используют.
- А, значит, "Дом-2" всё-таки смотрите? Такой старый, а смотрит "Дом-2"!
"Да какой же я старый?" - подумал Иван. "Всего-то сорок с чем-то лет".
- Да не смотрю я "Дом-2". Было бы что смотреть. Да только вот сама ты старуха! Посмотри на себя - тебе двадцать лет, а у тебя уже всё обвисло, от пива и "Дома-2". И в голове от алкоголя пустота! Ты старая прежде всего в голове, у тебя там всё съёжилось!
- Иди и жарь свои кабачки! - заверещала девица. - В своей дурацкой кепке. У тебя уже ничего не стоит и никому ты не нужен! И от тебя плохо пахнет!
"Кепка как кепка, - думал Иваныч. - Как холодно под вечер - так надеваю. Когда причёска короткая".
Девица пробила свою банку у кассира и ринулась к выходу.
- Сама иди! А за хамство ответишь! - бросил ей вдогонку Писарев.
Но сам он уже потихонечку закипал.
Недалеко от выхода толкалась с подружкой и приятелем та самая девица.
- Ты неправа, - обратился к ней Иван Иваныч. - Со старшими так не разговаривают. Любое обращение типа "старый", "толстый", "длинный" по отношению к взрослым и незнакомым людям - это хамство.
- Что вы от меня хотите? - спросила молодая особа.
- Извинений.
- Я вас не оскорбляла. За что мне извиняться?
- За хамство, - настаивал Писарев.
- Вам что заняться нечем? Поговорить не с кем? Не знаете, что дома делать? К нам привязались!
- А вот это уж не ваше дело, есть ли мне чем дома заняться! - вскипел Иван. - Это вам заняться нечем! Вы своё свободное время за пивом прожигаете! У вас нет ни воспитания, ни умения разговаривать со старшими!
- Зачем вы их воспитываете? Их всё равно уже не воспитать, - вмешался в разговор стоящий рядом молодой человек.
- Да, вы правы, - ответил ему Иван Иваныч. - То, что родители не дали, теперь уже ничем не вобьёшь.
- Не трогайте моих родителей! - взвилась девица. - У моих родителей два высших образования! И у меня тоже. Не то, что у тебя, в твоей кабачковой кепке!
- И у меня есть образования, - с достоинством произнёс инженер Писарев. - Вот только я никому не хамлю, никого не оскорбляю. В отличие от вас. А раз ты невоспитанная, то и родители, значит, у тебя такие же. От дерьма дерьмо и вырастает!
- Да ты на себя посмотри, пи...рас! Родители твои давно подохли! А зачали они тебя, когда дрочили! - взвизгнула девка.
Девица порывалась броситься на Ивана Ивановича. Её молодой человек, улыбаясь, удерживал её в охапку.
"И с чего она решила, что они умерли?" - недоумевал Писарев.
- Вот сейчас ты показала своё истинное лицо и воспитание! - воскликнул Иван.
- Что вы хотите добиться? К чему вам всё это? Что вы измените? - спросил мужчину другой юноша.
- Да. Вы правы. Тут уже ничего не изменить.
- Тогда идите. До свидания.
- А вот идти мне или не идти - это мне решать! - Писарев пристально посмотрел на парня. - И "до свидания" первым говорит тот, кто уходит. Не иначе.
- Он моих родителей дерьмом обозвал! - завопила девка. - Сказал, что от дерьма вырастает дерьмо!
"Почему я не могу их обозвать, если они мне ровесники, а ты легко меня обзывала?" - удивился про себя Иван.
- А про кабачки ты зря, девушка, говорила. Если ты думаешь, что если у тебя между ног что-то выросло, и это всё решает, то ты ошибаешься. Я тебя ни за кабачки, ни за редьку никуда приглашать не стал бы, ты мне и даром не нужна! А фразу ту запомни, она тебе ещё пригодится! - крикнул Писарев, выбросил из сумки растаявшее мороженое и вернулся в магазин, взять у кассирши забытую сдачу и пачку сигарет.
Когда он снова вышел на улицу, там уже никого не было.