Аннотация: Дурные воспоминания, плохие сны и зловещие видения наяву, тонкая и хрупкая граница между миром мертвых и обыденной реальностью, которая быстро растворится в одном бесконечном сюрреалистическом кошмаре.
1.
Безмолвный осенний день, в котором не было ни красок, ни звуков - только промозглый воздух, пропитанный свежестью дождя и новых могил. В такой день и в такую погоду Косте не хотелось ничего. Он думал лишь о том, как легко и незаметно его жизнь ускользает в никуда, оставляя после себя лишь воспоминания, похожие на лоскуты, вяло трепещущие на ветре времени, которые со временем так же истлевают, прекращают свое существование.
Над его головой раскинулось тусклое серое небо. Поникший на скамье, он чувствовал всю тяжесть небосвода, безмолвно, нежно уговаривающего Костю забыться, заснуть, присоединится ко всем тем, кто уже так поступил и теперь лежит здесь, на пугающе небольшой глубине, в полнейшей тишине и темноте.
"Они ждут новых товарищей".
Костя не пошевелился и не открыл глаза, когда через звучание музыки расслышал приглушенный звук мотора автомобиля. Он был полностью охвачен тем, что слышит, и ощущениями робких прикосновений падающих с неба капель и легкого холода, коим сегодня было пропитано все: от свежего сентябрьского воздуха до деревянных планок скамьи, на которых он сидел.
Только когда он услышал шаги, Костя очнулся от подкатывающей дремы и поднял голову, глядя, как мимо него прошли мужчина с зонтом и маленький мальчик. Мужчина держал за руку своего сына, и Костя подавил в себе глупую ухмылку, едва не вылезшую на его лицо при виде их одинаковых, вычурных строгих костюмов. Из-под набухшего от дождевой воды капюшона, по краю которого вниз сбегали крупные капли, он проследил за ними взглядом, пока они не скрылись из виду за надгробиями. После этого Костя выключил плеер и поднялся со своего места. Никто не запрещал ему слушать музыку здесь, но почему-то идти дальше с наушниками в ушах ему показалось чем-то кощунственным.
Погода испортилась сразу же после обеда, как будто специально выждав тот момент, когда Костя отправится на свой странный променад и уйдет достаточно далеко от дома, чтобы дать ему основательно вымокнуть. Возможно, в любой другой раз он бы повернул назад, без особых сожалений, но только не сегодня. Костя не чувствовал ничего странного, но почему-то именно сегодня он ощущал нечто необычное в атмосфере города, нечто, что заставило его шагать дальше, преимущественно глядя только себе под ноги даже тогда, когда асфальт под ногами уже начинал медленно темнеть от бесшумно срывающихся капель дождя.
Костя спрятал озябшие руки в карманы, с нехорошим предчувствием в душе, что прогулка выйдет ему боком. Заболеть в такую погоду проще простого, и он только сейчас начинал задумываться, зачем он сегодня вообще куда-то отправился. Костя озирался по сторонам, сонно щурясь на серый свет и цепляясь взглядом за редкие фигуры людей, пришедших в выходной день на могилы родных и близких, на надгробия между которыми тянулись ухоженные прямые дорожки, деревья, растущие на территории старого кладбища.
Без каких-либо колебаний или раздумий он повернул в сторону могилы брата. Озираясь по сторонам, Костя медленно побрел по дорожке, и его мысли текли тем же неторопливым манером.
Сашу похоронили недалеко от входа. Костя, остановившийся перед низкой оградой, смотрел на серую плиту и незатейливый памятник, пытаясь понять, что он ощущает, глядя на все это.
"Что я здесь делаю?"
Он и отец были здесь несколько дней назад. Он пробыли на могиле Саши около часа, ни о чем не говоря. Отец красил ограду в черный цвет, лишь молча покачав головой, когда Костя вызвался помочь ему. Пока он работал, Костя сидел на скамье, глядя на светло-серую плиту, под которой лежал его брат. Он ненавидел это место. Мысль о том, что Саша теперь покоится на глубине двух метров, в тесном темном ящике, не давала ему покоя.
Костя уже проходил все это. Десять лет назад, когда умерла мама. Смерть Саши разбудила старый ужас, который Костя пережил тогда.
Прошло уже четыре года, как Саша умер. Болезнь срезала его меньше, чем за месяц, и то, что брату Кости было всего лишь девятнадцать, пугало еще больше. Как и несколько дней назад, Костя, глядя на могилу брата, пытался почувствовать это ушедшее время. Как и тогда, это оказалось неудачной попыткой. Пустой провал, заполненный идущими друг за другом событиями, и в тоже самое время - пустотой. Четыре года были приличным сроком, и Косте казалось, будто этого отрезка времени словно бы и не существовало, как и нет сейчас самого Саши. Есть только плоская серая плита и прямоугольный камень с небольшой фотографией в овальной рамке в центре. Это было и будет всегда, это прошлое, настоящее и будущее.
По идеально ровной плите медленно ползли три улитки. Они были большими, наверное, с ладонь, и Костя подумал, что раньше никогда не видел таких здоровых. Улитки, выставив в стороны длинные рожки, медленно передвигались, и он вздрогнул, наткнувшись взглядом на светлый лоскут материи на потемневшей от дождя плите. Глядя на него и пытаясь понять, что это, Костя испытал легкий укол потаенной тревоги.
Тем не менее, Костя только сейчас почувствовал это отвращение. Более того - теперь он думал, что всегда ощущал эту скрытую неприязнь. Ему всегда казалось, могила брата должна была вызывать знакомое чувство глубокого, успокаивающего самообмана, ощущение смирения, что все в порядке, смерть - это неизбежно.
Могила Саши всегда была чистой, место вокруг нее было лишено травы даже летом. Просто утрамбованная земля, хотя никто, кроме Кости и отца не посещал ее более чем раз в год. Отец, конечно, бывал два или три - проведывал, что все в порядке. На надгробном камне и маленькой скамейке справа никогда не было мелкого мусора, павших листьев, мертвых насекомых. Костя никогда не бывал здесь зимой, и теперь думал, что, наверное, здесь и снега скапливается не так уж и много. Могила всегда выглядела неестественно свежей, как будто с момента похорон прошло не четыре года, а несколько дней.
Костя смотрел на светлый лоскут марли, лежащий почти что в самом центре серой плиты. Он уже изрядно намок, и Костя решил, что это кусок бинта, один из концов которого был испачкан чем-то темным.
Костя медленно вынул руку из кармана и открыл маленькую калитку. Он ожидал, что услышит мерзкий тяжелый скрип, но петли не издали ни звука. Костя машинально задался вопросом, смазывал ли отец петли, но сейчас он не мог вспомнить этого. Шагнув к скамейке, он сел, не отрывая взгляда от своей находки. Без всяких сомнений, это медицинский бинт. И темное пятно - это свернувшаяся кровь. Смахивать его с плиты Костя не спешил, так как под рукой не было ничего, чем это можно было сделать. Брать рукой бинт он не решился, опасаясь подхватить какую-нибудь заразу. Быть может, спихнуть ногой? Однако елозить ботинками над надгробным камнем ему показалось совсем неправильным.
"Откуда здесь взялась эта дрянь?"
Ветром его не могло принести, в этом Костя был уверен. Кусок марли мог бы попасть в самый центр надгробного камня, только если его намеренно бросили сюда. Костя почувствовал лишь сдавленный, слабый всплеск ненависти по отношению к тому уроду, который сделал это. Он чуть наклонился вперед, упираясь локтями в колени, взглянув на фото Саши на памятнике. Фотография была не лучшей, но если поднапрячь память, то можно было с уверенностью сказать, что его брат на снимках всегда получался плохо, и поэтому не любил фотографироваться. Фото было черно-белым, в небольшой овальной рамке. Саша, в черном костюме, белой сорочке и при галстуке смотрел прямо перед собой, на плиту с бинтом и улитками, чуть наклонив голову вперед, отчего казалось, будто его глаза скрыты тенью надбровных дуг. Упрямо сжатые губы, чьи уголки опустились вниз, вместо того, чтобы чуть-чуть приподняться, делали фото достаточно мрачным. На фотографии Саша получился неважно, смотрящим с каким-то потаенным чувством обиды в своем взгляде.
Костя вновь перевел взгляд на окровавленный бинт. На этот раз он колебался недолго. Наклонившись вперед, Костя брезгливо взял чистый от бурых пятен указательным и большим пальцем и отбросил в сторону. В то мгновение, пока он держал эту дрянь, ему показалось, будто он ощущает сильный запах ржавчины и крови.
С отвращением вытирая пальцы о джинсы, Костя уселся обратно. Вид гладкой поверхности надгробия не принес ему морального удовлетворения, что теперь "все, как надо", но он понимал, что уйти просто так и оставить этот кусок бинта здесь он не смог бы.
"И все же, зачем я пришел сюда?"
Еще раз посмотрев на фотографию брата, он тяжело вздохнул, опуская плечи. Уперев локти в колени, он устроил кажущуюся тяжелой голову на ладонях. Непонятная усталость и меланхолия одолевали его, и Костя закрыл глаза. От пальцев исходил легкий, неприятный душок, кислый и стальной, и сладковато-приторный, медицинский. Косте начинало казаться, что от этого запаха у него кружится голова, она становится тяжелее, как если бы к ней со страшной силой приливала кровь.
Он медленно, с трудом открыл глаза, не понимая, отчего так ломит в висках и почему вокруг так темно. Царящий вокруг сумрак был нарушен лишь несколькими желтыми огнями, слабо рассеивающими тьму. Костя заторможено моргнул, чувствуя смертельную усталость. Смутно подозрение, что он почему-то висит вниз головой и что он не в силах пошевелить ногами и руками посеяли в нем страх. Зрение быстро приходило в норму: спустя какое-то время Костя смог различить, что вокруг него, на разном расстоянии торчали мутно-белые, вытянутые предметы.
"Это коконы".
Костя со стоном запрокинул гудящую, слабо соображающую от боли голову, и тут же понял, что смотрит не вверх, а вниз. Пол под ним был покрыт мелкими бугорками и пиками и засыпан мелкой крошкой. Свет нескольких светильников, повешенных на тонких нитях, неравномерно падал на эту поверхность, заставляя отбрасывать от всех этих мелких неровностей неестественно огромные, четкие тени. До пола было несколько метров, но Косте показалось, что до него намного больше.
"Где я?"
Ему почудилось, будто внизу показалось движение, и спустя несколько мгновений из сумрака появилось существо. Костя обмер, глядя, как создание, отдаленно похожее на паука на четырех длинных тонких ножках, бежит внизу, подняв перед собой третью пару конечностей, заканчивающихся острыми жалами. За собой оно волочило какой-то длинный шлейф, похожий на мохнатые темные крылья, как у бабочки. Оно двигалось быстро и бесшумно, и когда чудовище проскользнуло почти под самым Костей, он успел разлить странный рисунок на его спине.
"Что-это-мать-твою-такое?!"
Только сейчас Костя ощутил прикосновение липкого страха. Он понял, что неподвижные вытянувшиеся вниз предметы, подвешенные, как и он, к погруженному во мрак потолку являются человеческими телами. Тихо заскулив от ужаса, он затрепыхался в своем коконе. Он не мог поднять голову и посмотреть туда, где должны быть его ноги. Костя был уверен, что сейчас он запутан липкой, намертво схватившейся, как клей, тканью похожей на заплесневелый саван.
Костя с хрипом сел в кровати. Тяжелые темные шторы были раздвинуты, и спальня была залита ярким солнечным светом. Перед глазами стояла тяжелая пелена, и еще сильно болела голова.
"Еще бы она не болела после такого!.. Все кончилось. Всего лишь дурной сон".
Чувствуя дурную слабость во всем теле, Костя поднялся. Комната плыла перед глазами, и чувствовал он себя неважно. Посмотрев в сторону окна и поморщившись на неестественно яркий свет, Костя открыл дверь спальни, выходя в коридор.
Телевизор в гостиной был включен. Шум помех был негромким, но даже его Косте хватило, чтобы вновь почувствовать болезненные уколы в области висков. Морщась от неприятного шума, он побрел на звук, глядя лишь себе под ноги.
Зевая, он запнулся об порог, шагнув на неровную желтую поверхность, покрытую острыми, похожими на пики неровности. Натолкнувшись взглядом на Сашу, сидящего к нему спиной на диване, Костя замер, переведя взгляд с затылка брата на идущий рябью, отвратительно шумящий телевизор. Диванчик и тумбочку с дисками для плеера, на которой стояла плазменная панель, разделяло круглое отверстие в полу шириной в несколько метров, обрамленное каким-то странным оранжевым орнаментом. Костя шагнул ближе к дивану, заглянув Саше через плечо - внизу зияла такая чернота, что на секунду Косте показалось, будто он заглянул в вечность, в которой холодным огнем должны были мерцать звезды.
Костя тяжело сглотнул, положив руку на спинку дивана, озираясь по сторонам. Гостиная заметно прибавила в размерах, и кроме диванчика и тумбочки с телевизором напротив, из мебели здесь больше ничего не было. Стены, как и пол, имели тот же тошнотворный, грязно-желтый цвет. По стенам, тут и там, медленно ползали улитки.
Костя перевел взгляд на Сашу. Брат никак не отреагировал на его появление - его внимание было приковано только к ряби, идущей по экрану.
Саша молчал. Костя, наклонившись вперед, увидел, что брат держит в руке пульт, и на его коленях - тяжелый полосатый плед, принадлежавший их маме.
- Саш, - снова позвал Костя, и его голос был тих и полон недоверия. - Саша, ты же умер.
Саша моргнул, и медленно повернул к нему голову. Он задумчиво уставился на Костю серыми глазами, словно бы пытаясь понять тайный смысл этих слов. Наконец, он словно бы понял их. Его поджатые губы дрогнули, и ничего не говоря, Саша спокойно и недоверчиво улыбнулся Косте.
Костя с хрипом сел в кровати, жадно хватая ртом холодный воздух. Было душно, и пахло потом - он весь взмок, пока длился этот сон. Он испытывал настоящий страх, тот самый, который большинство людей испытывает очень редко, о котором потом боится вспоминать - и Костя испугался еще больше, когда понял, что изо всех сил таращится в темноту перед собой и ничего в ней не видит. И он едва не подпрыгнул на месте, издав сиплый, немой вскрик, когда рядом с ним кто-то зашевелился.
- Костя, ты что?..
Сонный голос молодой женщины. Косте показалось, будто его разум напрочь отказал, и он даже не сразу узнал голос собственной жены. Катя прикоснулась к нему и тут же отдернула руку:
- Фу, весь мокрый!.. - в ее голосе прозвучала наигранная брезгливость. - Кыш в ванную.
Костя откинул одеяло, и привычный для этой поры легкий холодок показался ему обжигающим. Он поднялся на ватных ногах, чувствуя, как бешено колотится сердце, и как его самого трясет в непонятном ознобе. Сейчас он испытывал самый настоящий страх перед своим грядущим путешествием в ванную комнату - в полной темноте.
"Это закончилось? Или все еще продолжается?"
Проверить это можно было лишь одним способом. В этой зловещей темноте, заполненной бешенным стуком сердца, он пошел в ванную, размышляя, кого он там встретит. Его глаза более-менее привыкли к темноте, и теперь он мог различить уже давно знакомые очертания предметов. Однако когда он открыл дверь в ванную комнату, он замер, ощутив новый прилив страха. Быть может, Саша там? Или в этой черноте, глубокой - как тот колодец перед ногами его брата - подрагивают жвалы крылатого насекомого, с которых капают мутные капли яда?..
Костя включил свет, поморщившись и заморгав. Он вытерся полотенцем, с неприязнью чувствуя, как трясутся его руки. Страх медленно отступал, и сердцебиение успокаивалось.
"Что это я, правда, как ребенок. Всего лишь плохой сон..."
Уже уверенней, почти сдерживая нервную дрожь, он вернулся в спальню. Сев на край кровати, он неуверенно забрался под одеяло. Протянув руку, взял с тумбочки мобильный телефон и посмотрел на время - без четверти три часа ночи.
Катя придвинулась ближе, обвив его руками, и Костя почувствовал благодарность к ней за это. Ему сейчас требовалось почувствовать чье-то тепло.
- Ты что? - теперь ее голос был полон беспокойства. - Весь дрожишь...
- Плохой сон, - хрипло проговорил Костя, глядя в потолок.
- Уже поняла. Что это тебе такое приснилось?
- Забудь, - быстро сказал он. - Даже и вспоминать не хочу.
- Ну ладно.
Она придвинулась ближе, прижавшись к нему горячим бедром и тяжелой грудью:
- Бедный мальчик. Напугался кошмариков...
"Тебя бы туда", с внезапно проснувшимся раздражением подумал Костя, и тут же пожалел об этом. Ему бы не хотелось, чтобы Кате приснилось нечто подобное.
Он мягко высвободился от ее объятий:
- Прости, Катюш... В другой раз.
Катя притворно вздохнула, уткнувшись носом ему в шею. Она легко относилась к подобным вещам, как плохие сны, но сейчас Костя чувствовал, что за ее несерьезным настроем скрывается настоящая обеспокоенность. Еще бы, ведь раньше он никогда не просыпался в таком состоянии.
Костя закрыл глаза, вновь погружаясь в темноту.
***
Он ненавидел утро и вечер.
Костя перебрался в Питер всего три года назад, но так и не смог до конца привыкнуть к этому городу. Как и всякого приезжего в Санкт-Петербург из маленького провинциального городка с юго-западной области, он был подавлен этим городом, этой атмосферой всеобщей занятости и непонятной, необъяснимо чем-то пугающей суеты. Костя быстро влился, но привыкнуть так и не мог. Порой он думал, что для того, чтобы закрывать глаза на происходящее вокруг ему понадобится куда больше, чем три года. Да, он почти сразу научился не обращать внимание на постоянно загруженные транспортом дороги и этот бесконечный поток людей. Но все равно ненавидел той самой тихой и незаметной ненавистью, которую, наверное, испытывают домашние животные по отношению к своим чересчур заботливым хозяевам.
Утро и вечер. Время, когда нужно проделать немалый путь от дома до места работы, и наоборот. Не смотря на то, что добираться до диспетчерской автоколонны приходилось вначале на автобусе, а потом и на метро, Костя был счастлив, что у работает посменно. День, ночь - два выходных. Он думал, что просто сдох бы, каждый день совершая подобные заезды, каждый раз по этому маршруту, каждый раз на автобусе и метро, каждый раз видя и слыша одно и то же.
Костя неторопливо шагал в сторону метро. День выдался душным и пасмурным, хотя с неба не упало ни капли. Солнце так и не появилось из-за плотного и бесконечного покрова облаков. Быстро темнело, и Костя подумал о том, что когда он выберется из-под земли на своей станции, уже будет достаточно темно и будут гореть фонари.
Зазвонил телефон. Костя, без особой симпатии смотрящий как в открытые двери метро движется поток людей, становящийся все плотнее ближе к узкому входу, освободил уши от наушников, доставая телефон. Звонил Леша, и Костя, только взглянув на дисплей со светящимся именем друга, ухмыльнулся. Он уже догадывался о причине этого звонка.
- Алло.
- Эй, Кость, ты куда умотал?
- Иду домой.
- Как насчет зайти в бар?
- Ага, а домой потом как?
- На такси.
- Не, давайте сегодня без меня, - Костя бросил взгляд под ноги, остановившись неподалеку от того места, где людской поток уже перерастал в короткую и плотную толпу, медленно поглощаемую входом в метро.
- Напрасно ты это. Толян в отпуск сматывается, обещал проставиться.
- Не, Лех, я не пойду. В последнее время хочу только есть и спать.
- Значит, нам больше достанется.
- Не сомневаюсь. Увидимся завтра.
Костя неторопливо убрал телефон и вставил в уши пуговицы наушников. Смысла идти в бар после дневной смены он не видел. Завтра он прекрасно отоспится и без помощи выпивки, а если захочет выпить пива, то купит по дороге домой и Катя, скорее всего, с удовольствием составит ему компанию.
Костя беспокойно переступил с ноги на ногу, думая о предстоящей ночи. Он не лукавил насчет того, что хочет спать. Он плохо высыпался в последнее время, часто снились кошмары. Вместе с этим ему с трудом давалась работа - много ли наработаешь без хорошего отдыха?
Костя вздохнул и шагнул в хвост очереди, вливаясь в общий поток спешащих домой людей. Ему предстояло вытерпеть последнее на сегодня испытание в виде сорока минут поездки на метро и автобусе до дома, где он, наконец, сможет отдохнуть и попытается крепко уснуть, без всяких сновидений.
К счастью, народу сегодня было относительно немного. Костя приметил это еще на эскалаторе, и это не могло не радовать. За что он ненавидел подземку, так это за давку и толкучку, как перед самим входом, так и возле вагонов. К счастью, ждать поезд долго не пришлось, и Костя, шагнув в открывшийся дверной проем, с облегчением заметил, что есть свободные места. Ему ехать всего три остановки, но устоять перед таким соблазном, как присесть на свободное место после не самой легкой рабочей смены Костя не мог. Без всяких колебаний он шагнул в сторону свободного места и устроился между молоденькой девчонкой в наушниках и солидного возраста бородатым мужиком, уткнувшегося в книгу.
Костя думал о том, что сейчас Леха и еще пара знакомых ему по работе молодых людей уже направились в бар, чтобы посидеть и поговорить о чем-нибудь отвлеченном. Например, порасспрашивать Толю о предстоящей поездке в Испанию. Быть может, ему следовало согласиться на предложение Леши? Посидел бы пару часиков, позвонил бы Кате и предупредил, что задержится... Нет. Катя хотела, чтобы сегодня вечером они посмотрели скачанный с интернета фильм. Свою жену Костя любил, и не хотел расстраивать ее, особенно по такому поводу. Толя и так все расскажет, когда приедет, и ничего нового он в баре не услышит. Конечно, просто потрепаться ни о чем и выпить пива в конце рабочей смены - весьма заманчивая идея, однако в свете последних событий весь соблазн угасал. Костя хотел полноценного отдыха. Обдумывая свое уже принятое решение об отказе посетить с друзьями бар, Костя рассматривал возможность при помощи алкоголя быстрее дойти до того состояния, чтобы заснуть крепко и спокойно. И желательно надолго.
Он очнулся от собственных мыслей, когда двери с громким шипением открылись. Судя по всему, ему выходить наследующей остановке, и Костя, поправив ремень на плече, поднялся на ноги. Кажется, за время короткой поездки его немного растрясло. Поднимаясь на ноги, Костя чувствовал себя немного сонным, и счел это за хороший знак.
"Мда, было бы неплохо сейчас быстренько принять душ, перекусить что-нибудь на скорую руку и завалиться спать. И на хрен фильм, уговорю Катьку до послезавтра подождать... Она поймет. Поскорее бы домой".
- Осторожно, двери закрываются, - мягкий бархатистый голос, который мог бы принадлежать уже пожилому мужчине умолк, и внутри вагона воцарилась тишина,. Костя, щурясь на тяжелый и мутный свет плафонов освещения, шагнул ближе ко все еще открытым дверям вагона, кладя ладонь на поручень. Немногочисленные в этот час пассажиры молчали, уткнувшись в книги и журналы, и царящая тишина нарушалась лишь чьим-то покашливанием и тихим гудением электромоторов.
- Костя.
Негромкий голос из-за спины привлек его внимание еще до того, как Костя понял, кому он принадлежит. За какую-то долю секунды, пока он поворачивал голову назад, он умел лишь осознать, что этот голос ему очень знаком, и что окликнувший его сидит - и, похоже, сидел всю дорогу рядом с ним, но... Нет, это далеко не школьница, и не бородатый мужчина.
Он обернулся и в ту же секунду почувствовал, как сердце сжалось, мгновенно скованное коркой ледяного ужаса. Еще Костя успел почувствовать как вместе с внутренним холодом им овладела слабость, смертельная усталость во всем теле, когда руки и ноги становятся ватными, и все тело словно бы растворяется, исчезает, оставляя лишь ощутимо болезненный, тяжелый ком в груди.
На его месте, откуда только что поднялся Костя, теперь был Саша. Его брат сидел, подогнув левую ногу и отставив в сторону правую, словно бы он ставил кому-то невидимому подножку. Руки Саши были безвольно вытянуты вдоль тела; туловище клонилось чуть в сторону, голова бессильно запрокинулась на спинку кресла. На Саше был тот самый черный костюм, в котором его похоронили. Своей позой он напоминал сломанную куклу, небрежно усаженную на свободное место. Под ним быстро расползалась омерзительного вида клякса черная жижи с алыми прожилками, но это была не кровь. Мельком Костя уловил движение возле его ноги - рядом с ботинком Саши, медленно ползла крупная улитка. Ее тело и рожки влажно блестели на ярком свету.
Саша улыбнулся, и Костя увидел его потемневшие зубы. Глаза брата были живыми, но тусклыми, лишенными какого бы то ни было смысла.
- Костя... - еще тише повторил Саша, не спуская с него взгляда. Оцепеневший Костя чувствовал, как оглушительно стучит сердце. Сидящие рядом с Сашей люди не обращали на него никакого внимания, и в оцепеневшем от ужаса разуме Кости слабо трепыхнулась догадка, что Сашу видит только он.
В этот же миг лицо Саши изменилось. Он дернулся, как если бы через его безвольно развалившееся на сиденье тело пустили короткий разряд тока, который вернул ему жалкое подобие жизни. Саша, на лице которого застыло тупое сосредоточенное выражение, начал медленно подниматься со своего места, неестественно вытягиваясь и развевая рот, полный темных зубов. Клякса под ним прыснула в разные стороны по полу вагона, издавая оглушительно-громкий треск. По телу Саши вновь прошла такая судорога, что Косте почудилось, будто бы он услышал какой-то хруст. Голова Саши дернулась так, как если бы у него была сломана шея; его негромкий стон стремительно перерос какое-то мычание, и тут же - в крик, который вмиг превратился в вопль. Звук его голоса привел Костю в себя. Последнее, что увидел Костя перед тем, как броситься бежать - это глаза его брата. Саша больше не смотрел на него, а только прямо перед собой. Его взгляд обрел смысл: в нем застыл ужас и боль, и оглушительный вопль, который слышал только лишь Костя, был полон страха, который нельзя было выразить иначе. Резкое шипение закрывающихся дверей подействовало, словно команда, и Костя отчаянно шагнул вперед, едва успев покинуть вагон за пару секунд до того, как створки сомкнулись, подобно губам чудовища, упустившего свою добычу. На ватных, негнущихся ногах он припустил в сторону лестницы, а ему вслед несся бессмысленный, и поэтому такой пугающий крик Саши.
Костя стремительно понесся к выходу, задыхаясь от страха. Саша - мертвый, закопанный четыре года назад на кладбище Саша - и этот ужас, который овладел им, по-хозяйски запустивший свои корни в разум Кости, лишил его возможности и желания делать хоть что-то, кроме как бежать. Темная пелена легла на его глаза; он не понимал, что он увидел, да и не хотел понимать. Страх поглотил все чувства и мысли, вместе со способностью трезво мыслить, не оставив кроме себя ничего другого. Единственное, что Костя мог пока сделать - это спасаться, выбираться из-под земли, бежать без оглядки домой. Чувствуя на себе взгляды прохожих, полные безразличия и в лучшем случае мрачного любопытства, чувствуя как он задыхается от страха и жара, охватившего его тело, как бешено колотится сердце, Костя понимал, что он вырвался. Однако останавливаться было рано. Ужас и паника дадут ему сил, чтобы с ним не повторилось то, что случилось с Сашей.
Костя не знал, что он видел, и что произошло с Сашей. Да и как могло произойти? В его уме сейчас в такт его частым шагам билась лишь одна мысль: его брат мертв, мертв как камень. Сейчас Костя был уверен в том, что избежит этой же участи. Во что бы то ни стало.
2.
Проснувшись после обеда, он открыл все окна, очарованный теплым солнечным светом и спокойным ветерком. Так и не застелив постель и не приготовив себе ничего чтобы перекусить до ужина, Костя вяло передвигался по квартире, не зная, чем ему занять себя до того, как с работы вернется Катя. И даже когда она вернется, он не имел представления, что будет дальше. Посетив ванную, он умылся и посмотрел на свое отражение: ему казалось, будто на него смотрит он сам, только постаревший лет на пять. Эти синяки под заплывшими глазами, мутный взгляд и нездоровый цвет кожи напоминали Косте об обитателях сумасшедшего дома, хотя вид у него был как у просто приболевшего человека... по крайней мере, после посещения ванной комнаты и вида собственного отражения он утешал себя именно такой мыслью. Он чувствовал себя неуютно, находясь в одиночестве, даже в такой хороший солнечный денек, усталым, физически и морально разбитым, и это не было остаточным явлением, как после всякой ночной смены.
Можно было что-нибудь почитать, но он сомневался, что будет способен вникнуть в прочитанное в сонном состоянии. Можно было скоротать время за компьютером, посмотрев фильм или просто бесцельно пощелкав по любимым сайтам - он знал, как быстро в таком случае пролетит время - но, видно, не судьба. Его хватило лишь на то, чтобы включить компьютер, как тут же отбросить всякие мысли на этот счет. Костя понял, что голова будет болеть лишь еще сильнее.
Нет, к черту компьютеры и книги. Пусть его мысли смешаны, чувства притуплены, пусть он смертельно устал и хочет лишь спокойно спать, без всяких снов - он будет бороться со всем этим без этих глупостей. Он дождется Катю здесь, у окна, за пределами которого ярко сияет солнце.
Костя со вздохом облокотился на высокий подоконник, осторожно поставив чашку с крепко заваренным кофе на блюдце. За полтора часа, прошедших со времени, как он проснулся, он пил уже пятую чашку. Косте хотелось как можно скорее прийти в норму после дрянного отдыха. Сколько он спал? Это было сложно назвать даже дремой. Он помнил, как явившись домой в десятом часу, Костя посмотрел на приготовленную ему Катей кровать, ощущая лишь тоскливый ужас безысходности пополам со смертельной усталостью. Ему нужно было отдохнуть после ночной смены, хотя бы чуть-чуть, но мысль об отдыхе в качестве сна за последние две недели вызывала у него лишь отторжение.
Костя больше не хотел об этом думать и что-либо вспоминать. У него и так болела голова, глаза по-прежнему слипались, и чувствовал он себя отвратительно. Нет, будет лучше не думать ни о чем, пока он ждет возвращения Кати. Навалившись на подоконник, Костя смотрел в широко открытое окно, подставляя лицо солнечным лучам и ветерку. Сегодня было достаточно тепло, солнце пригревало, хотя легкий ветер был довольно свеж, служа напоминанием, что настоящая осень уже не за горами.
Костя молча смотрел в окно на двор, стараясь отбросить все скверные мысли и тревоги.
Он и отец перебрались в Питер из Новосвета спустя четыре года после того, как не стало Саши. Отец помог с работой, и вскоре перебрался на съемную квартиру на юг Санкт-Петербурга. Он был уже не молод, но обеспечен, чтобы жить уединенно и не мешать старшему сыну строить свою жизнь. Костя был благодарен ему за все, что он сделал. Отец понимал многое, без лишних слов и глупых споров, и Костя испытывал чувство искреннего уважения к этому человеку. В его понимании, не смотря на возраст отца и пошатнувшееся после смерти Саши здоровье, это и был настоящий мужик, без дешевых выкрутасов и пустых слов.
Костя не любил вспоминать свою жизнь до своего переезда в Питер. Новосвет был его родным городом, точнее даже городком на юго-западе от северной столицы, хорошо обустроенным, тихим и спокойным местом. Костя любил этот городок, но после того, что случилось с Сашей...
Костя вздохнул, чувствуя, как горячая чашка обжигает его пальцы. Саша, Саша...
Его брат был странным малым. Костя старался не лезть в его жизнь, но то, что он видел и знал о своем младшем брате, порой настораживало. В пятнадцать лет он увлекся всякой чертовщиной и оккультизмом, за что регулярно получал нагоняи от отца. Потом Саша часто мотался в Питер на автобусе, пропадая по несколько суток, где, по подозрениям отца, встречался с такими же "обормотами".
Костя не встревал в этот очередной "конфликт поколений". Он считал, что вся эта дурь пройдет со временем, парню нужно лишь повзрослеть и до момента "прояснения" не схлопотать себе серьезных проблем.
В девятнадцать лет Костя подхватил воспаление легких и буквально угас за три недели. Костя закрыл глаза, опуская голову и пряча лицо в ладонях, морщась от яркого света и дурных воспоминаний. Да, это случается. Люди только и делают, что умирают. Умирают в разном возрасте, порой странно и необъяснимо. Костя все прекрасно понимал, но сейчас, спустя четыре года после той роковой осени, он не мог понять лишь одно.
"Что происходит со мной?"
Он отвернулся и посмотрел на комнату, бесцельно блуждая взглядом по мебели и вещам. Ему нравилась эта квартира, особенно ему нравился этот странный и непонятный запах, который он ощущал, когда поселился здесь. Запах, свойственный любому жилью, был свой, индивидуальный, и Костя, не находящий его ни приятным, ни отталкивающим, почему-то был рад чувствовать его. Он и сейчас порой ощущал его присутствие, особенно после долгих поездок в отпуск. И пускай иногда квартира казалась маленькой и неуютной, из-за дурацкого узкого коридора и этих странных маленьких комнат, созданных при помощи перегородок прежним жильцом. Костя слышал от своего отца, что когда тот оговаривал условия покупки, прежний владелец решил оставить все как есть, заявив, что если их не устроит эта обстановка, то ремонт пусть делают сами. Отец не возражал. Цена была подходящей и Костя, въехавший сюда, решил, что ничего менять не будет. Да, не очень удобно, зато довольно оригинально. Он учинил бы серьезный ремонт, если бы отдавал большое значение тому, где он живет. Костю же устраивало и это.
За три года до переезда он познакомился с Катей. Она тоже была приезжей, проживая в Колпино, приезжала в Питер работать бухгалтером на одном из предприятий. Они познакомились по интернету, встретились, и Костя не заметил, как привязался к этой доброй и неунывающей девушке. Спустя год после того, как Костя перебрался в Петербург, когда он чуть привык к новому ритму этого большого города, он сделал ей предложение. Их свадьба была далеко не самой роскошной, но Костя ценил не это. Теперь ему было бы не так тяжело здесь, равно как и самой Кате.
Три года спокойного и тихого счастья, они отцвели и угасли совсем недавно, и Костя не понимал причины этой перемены. Вся эта невообразимая ерунда, которая происходила с ним последние три недели, эта странная, пугающая до одури муть, которую он видел каждый раз, погружаясь в сон... Костя не видел объяснений, но прекрасно осознал лишь две немаловажные вещи. Эти два пункта горели в его воображении красными буквами на черном фоне. Первая - Саша мертв, и эти перемены связаны с ним - и только с ним, выражаясь точнее, с тем, что происходит в его голове. Вторая - надолго его не хватит.
Со стороны входной двери щелкнул замок, тихо зазвенела связка ключей. Костя замер. Который час? Часов под рукой не было, но Костя подозревал, что не больше шестнадцати. Катя? Что-то рановато. Быть может, отец? У него тоже были ключи от этой квартиры. Но зачем он пришел, да еще и не отзвонившись?..
По полу в маленькой прихожей негромко зацокали каблуки. Все-таки Катя. Обычно ее шаги в этих туфлях звучали куда громче. Видимо, она думала, что он все еще спит после ночной смены, боясь разбудить.
"Сегодня пятница, но все равно слишком рано"...
Он слушал, как она тихо шуршит в коридоре плащом, и как они идет по коридору в сторону спальни.
- Костик?
- Я тут.
Она заглянула в зал, и Косте не понравился ее взгляд. Подозрительный, встревоженный... или ему лишь показалось? Катя тут же улыбнулась ему, шагнув в комнату. Солнечный свет, падающий на нее из-за спины Кости заставлял сиять ее белую блузку, придав некое мистическое сияние и ее светлым, длинным прямым волосам. Глядя на нее в этот момент, Костя тут же напрочь позабыл о ее взгляде. Она вовсе не встревожена.
- Привет.
- Привет. Ты сегодня рано...
- Отпросилась. Все равно сейчас все отчеты на другой отдел переложили.
- Повезло.
Костя ощутил, как усталость ушла, и как его внутреннее смятение отступило, когда он видел ее, так близко рядом с собой.
- Что? - она хихикнула. - С таким видком и в этой майке ты похож на алкаша.
- Благодарю, - улыбаясь, он с наигранной торжественностью протянул в ее стороны руки и Катя, шагнув вплотную, приобняла его:
- Рановато вскочил.
- Хм... ты о чем?
- О тебе, пошлый поросенок.
- Не вижу в этом ничего предосудительного, - он наклонился и поцеловал ее в шею, вдыхая аромат ее волос и кожи, смешивающийся со свежим ветерком и запахом кофе. Он и впрямь ощутил легкое возбуждение, но притупленное скверным отдыхом, оно так и не расцвело. Косте нравилось просто обнимать ее, освещенную солнечным светом.
- И все же... сколько ты спал?
Нет, ему не почудилось. В ее взгляде зеленых глаз он и вправду видел обеспокоенность. Катя все понимала, что с ним творится что-то неладное.
- Не знаю, - он пожал плечами, и это вышло так непринужденно, что у него самого отпали все сомнения и тревоги относительно своего состояния.
"Какой легкий и уверенный самообман".
- Думаю, часика три-четыре.
- Мало.
- Сойдет.
- Что-нибудь съел?
- Нет, что-то не тянет.
- Ну-у, постараюсь приготовить тебе сегодня на ужин что-нибудь такое, чтобы у тебя аппетит проснулся.
- Было бы просто здорово.
Он отпустил ее, и они оба встали у подоконника, облокотившись на него и глядя во двор. Костя краем глаза видел, как она заглянула в его чашку с кофе, словно бы пытаясь понять, сколько он выпил. Ох уж ее эта забота. Иногда Косте казалось, будто Катя перегибает палку в своем отношении к нему, это отчетливо было видно, когда Костя болел или у него было скверное настроение. К счастью болел он нечасто, а настроение у него, как правило, быстро возвращалось в норму, но излишняя забота и это дурашливое проявление любви по отношению к нему порой просто выводило. Хотя спору нет, иногда Костя ловил себя на том, что ему нравится подобное наигранное сюсюканье. Катю нельзя было назвать серьезным человеком, и, понимая это, Костя молча терпел все ее выходки и слова.
"Не пора ли нам завести малыша?", часто думал он, когда она вновь начинала проявлять свое заботливое отношение к нему.
- Как прошел день?
- Хорошо. Работы было не много. Сам видишь, как рано вернулась.
- Всегда бы так? - Костя с легкой улыбкой взглянул на нее.
- Не-а, не люблю бездельничать.
- Эва, как тебя... - с притворным негодованием проворчал Костя, зная, то Катя уже давно словно бы запрограммирована на работу в будние дни. Ему, всю свою жизнь работавшему по сменам, было нелегко представить себе подобное.
- Лодырь, - ласково сказала Катя, придвигаясь ближе, коснувшись бедром его ноги и взяв под руку:
- Пойдем куда-нибудь вечером?
- Куда хочешь?
- Может быть, в кино?..
Костя поморщился только от одной мысли о том, что ему придется два часа торчать в полутемном зале и таращится на экран, на котором происходит несусветная чушь.
- Прости, но в последнее время я что-то совсем разочаровался в современном кинематографе.
- В нашем или зарубежном?
- В кинематографе вообще.
- Тогда предлагай ты.
- Ммм... ты бьешь в больное место. Я бы остался сегодня дома. Давай лучше что-нибудь посмотрим... У нас, кажется, еще немного вина осталось.
- Хочешь устроить романтический вечер?
- Почему бы и нет?
Костя почувствовал, что тонет в каком-то вязком болоте собственной неуверенности, лжи и страха. Какое еще к дьяволу вино? Он сейчас-то на ногах еле-еле держится. О романтическом вечере можно было бы только мечтать - у него голова раскалывается от плохого и недолгого сна.
- Кость, что с тобой?
Катя почувствовала то, что ощущал он. Ее голос был спокойным, но с отчетливыми нотками недоумения, того самого, близкого к страху.
"Она все понимает. Что со мной?".
Этот вопрос застал его врасплох. Костя понимал, почему она спрашивает его о сне, еде, о том, чем они займутся вечером. Он не подозревал, что Катя задаст его сейчас.
Он повернул к ней голову и заглянул в ее глаза. Катя смотрела на него тем самым взглядом, который он успел уловить в тот самый миг, когда она вошла в комнату. Что она ожидала увидеть, что он валяется под батареей, обессиленный бессонницей?
Да, возможно. В ее взгляде был неподдельный страх и тревога.
- Ну, - она надула губы, наклоняя голову вперед и заглядывая ему в глаза. Вмиг ее серьезность опять улетучилась, возвращая веселую беззаботность.
- Ну, будь хорошим мальчиком, скажи, что не так. Ты заболел?
Костя смотрел ей в лицо. Она была красивой, и ее красота была не той, возводимой в абсолют современной модой. Просто приятная миловидная внешность молодой женщины, еще вчера бывшей молоденькой девушкой из провинции, такой же неунывающей и веселой, как и сейчас.
Он вымученно улыбнулся, наклоняя тяжелую голову вперед и, закрывая глаза, уткнулся горячим лбом ей в плечо:
- Пожалуйста, не смотри на меня так больше.
- Я думала, тебе нравится...
- Нет, не так. Когда ты слишком серьезная.
- Не буду, - негромко ответила она, обнимая его за талию.
- Мне нравится, когда ты улыбаешься.
- Спасибо.
Он глубоко вздохнул прежде, чем ответить ей. Он не хотел говорить об этом ни с ней, ни с кем-либо еще.
- Я не знаю, Катюш. Снится всякая дрянь в последнее время.
- Расскажи мне.
Она уже просила его об этом, и не раз. Катя все понимала, но Костя так ничего ей и не сказал. Как можно рассказать ей это? Костя сам не понимал, что видит во сне, почти каждый раз, когда он засыпал. Его изматывали скорее не сами дурные видения, а их непоследовательность. Он не знал, было бы ему проще, если бы он видел кошмары каждую ночь, каждый раз, когда ложился бы спать. Но сны, мало того, что были пугающе реальными и странными - все они были странными, но эти не лезли ни в какие ворота - они мучили своей неожиданностью и непредсказуемостью. Костя не знал, что и когда он увидит следующей ночью, его единственной мечтой за последние дни стало лишь желание уснуть и спать мертвым сном.
Да, она уже просила его рассказать о дурных снах. Теперь в ее голосе было нечто вроде мягкого требования.
"Ты так боишься за меня?"
- Слушай... я сам ни хрена понять не могу...
- Сейчас не надо ничего понимать. Просто расскажи.
Костя, не открывая глаз, нахмурился, пожевав губами:
- Саня...
Катя молчала. Подумав, что она не поймет, о ком идет речь, Костя сказал:
- Саша, мой брат. Помнишь, я рассказывал о нем?
Рассказывал... Катя никогда не видела его брата, даже по фотографиям. За время их знакомства, еще до того, как их отношения переросли в нечто серьезное, он обмолвился о своем брате лишь пару раз. Эти слова, которые он говорил о Саше, были из серии "У меня есть младший брат, его зовут Саня", и "он странный, у него куча увлечений, но он мне не мешает и я ему тоже". Катя не была дурой, она умела делать выводы из подобных рассуждений и слов, которые говорят словно бы нехотя, не желая развивать тему.
Они молчали и не шевелились. Костя вдруг понял, что больше не хочет ни шевелиться, ни говорить что-либо еще. Ему просто нравилось стоять так, ощущать тепло близкого человека, дуновение ветерка и приятные, едва ощутимые прикосновения последних солнечных лучей в этом году.
- Тебе снится твой младший брат?
- Ага.
"Наверное, сейчас она думает о том, что это дурная примета, видеть во сне мертвых".
Костя открыл глаза и поднял голову, взглянув на Катю. Она внимательно смотрела на него, чуть прищурив глаза.
- Хочешь, залезем в компьютере в сонник и посмотрим, что это предвещает?
- Я не верю во всю эту чушь.
- Ты хочешь получить объяснение?
- Да, но не такое.
- Ну хорошо. Что ты видишь еще?
Взгляд Кости помрачнел и стал тусклым, уголки его губ опустились:
- Коконы.
- Коконы?
- Ну да. Знаешь, как у гусениц.
- Брр.
- Медицинские бинты. А еще улитки. Огромные улитки. И что-то... - Костя нахмурился.
- Что?
- Что-то вроде насекомых. Бабочек, или пауков с крыльями, только... Короче, они тоже громадные.
- И еще Саша?
- Да, еще он.
- Ужас, - пробормотала она, и Костя не смог разобрать, слышит ли он в ее словах сарказм или же это настоящее беспокойство. Он бы и сам отнесся к подобному с легким недоверием, не столь серьезно, если бы эта проблема одолевала не его, а кого-то другого.
Да, ужас. Тот самый - тихий, невидимый всему остальному миру. И это было куда страшнее. Костя думал, что ему было бы куда легче, если бы хоть кто-то мог бы разделить все то, что ему пришлось вытерпеть и увидеть в своих собственных снах за последнее время.
- Фигня... - пробормотал Костя. - Это всего лишь образы в голове...
- Думаешь, тебе будет легче, если ты поймешь, что они значат?
Костя внимательно посмотрел на Катю. Это был хороший вопрос, он не знал, что ему ответить.
- Я не знаю. Возможно. Блин, Кать... У меня просто голова идет кругом от всей этой ерунды. Не хочу я ее понимать, я хочу, чтобы все это прекратилось.
- Ну хорошо. Давно тебе все это снится?
- Ну... Недели две назад как началось.
- И нет никакой связи?
Костя вздохнул:
- Я не вижу. Я не понимаю, что все это значит.
- Может, он хочет что-то сказать тебе в твоих снах?
Костя молча смотрел на нее. Образы вновь начали оживать в его памяти. Они были оборванными, смутными, как и любые другие воспоминания о сновидении, но их Костя хватало, чтобы не восстановить весь сон - почувствовать тот первобытных страх, который охватывал его в те минуты. В своем последнем сне он видел Сашу в полутемной комнате. Он смутно видел его силуэт в насыщенном синем свете, льющемся из окна за его спиной, смутно различал медленное движение по стенам, но Костя в этом кошмаре знал, что перед ним - Саша, по стенам медленно ползают улитки, и эта комната - комната Саши в их старом доме в Новосвете.
Саша молча указывал в темноте на свой развалившийся от старости и влаги стол.
- А... Да, - с трудом проговорил Костя. - Да... Знаешь, а ты, наверное, права.
- Ты же только что сказал, что не веришь в эту чушь.
- Я... я уже не знаю, во что верить.
- Заглянем в сонник?
- Позже.
Костя почувствовал, как тяжело и часто бьется сердце. Ну конечно же, почему он сразу об этом не подумал. Саша...
"Что - Саша? Призраки существуют? Он умер и теперь хочет что-то мне сказать?"
Костя удержался от мысленного саркастического смешка - и удержаться его заставило то самое воспоминания недельной давности. Он вспомнил то видение в метро, вспомнил ту страшную, неестественную позу Саши, эти улитки, как он поднялся и громко завыл, глядя перед собой пустым взглядом.
За всю свою жизнь Костя не видел ничего более пугающего, чем это видение.
Он с трудом сглотнул.
- Костик.
Нет, об этом он не расскажет никому.
- Все нормально.
- Ты выглядишь неважно. Быть может, попробуем сегодня снотворное?