Городок был глубоко провинциальным, а жители глубоко верующими. Да и чем, кроме семейных походов в церковь можно скрасить будни, окрашенные в цвет труб угасающего с каждым днём завода? Время здесь застыло, убаюканное лениво текущей мимо рекой. Она охватила город с двух сторон, будто заботливая мать, прячущая за подолом неразумное дитя. Улицы впитали в себя нищету предыдущих поколений и выплеснули её под ноги хмурым жителям. Единственное украшение города - золотой купол церкви и тот поник и превратился в засаленную медяшку.
Самые опасные поступки совершаются от скуки. Особенно когда тебе только минуло 14 и ты вынужден коротать дни среди стареющих родственников и таких же маящихся безделием сверстников. - Господу помолимся, - пропел баритоном пузатый, как самовар, священник. "Пристрелите меня" - подумала Маша.
В церкви было душно, а от терпкого запаха ладана стучало в висках. Служба длилась всего четверть часа, но для Маши они превратились в вечность. Девушка бросила грустный взгляд на свою бабку, которая в самом начале службы мирно уснула на стульчике в углу. Маша подняла глаза к изображенным на сводах храма святым. Они оставались всё также глухи к её мольбам: служба не прекратилась, а пол не провалился под ногами, увлекая сонную толпу и весь проклятый городок в гиену огренную, как просила Маша. "На Бога надейся, а сам не плошай" - вспомнила девушка любимое выражение матери и тихо проскользнула к выходу из церкви, оставив бабку спать дальше под мотонное гудение попа.
На улице валялась продрогшая весна, принявшая обличие оборванного алкаша. Маша безразлично прошла мимо. Грязь и деградация была для неё такой же привычной частью малой Родины как и холодная черная река. Небо давило на плечи, заставляя малочисленных прохожих ещё ниже гнуться к земле. Маше казалось, что в дорожной слякоти притаились невидимые руки, цепляющие и тянущие вниз её изношенные кросовки.
Прибавь к видам провинциального упадка безделие и половое созревание - получишь смесь горючее знаменитого коктеля Молотова. Неудивительно, что Маше хотелось прыгнуть в реку и плыть прочь из сонного захолустья. Ей хотелось приключений и любви, но судьба приготовила девушке лишь бытовуху, разбавленную паленой водкой и случайным сексом.
- Эй, Машка! - девушка вздрогнула от громкого окрика. - Напугал! - она беззлобно толкнула в грудь подбежавшего сзади парня. Вован, Вовка или просто Вова был её другом ещё с младшей школы. Если дружба между парнем и девушкой вообще существует. Маше казалось, что нет, ведь иногда на пьяных посиделках Вова совсем не по-дружески жамкал её в объятиях. Маша так и не решила, обижаться на это или нет. Вова тоже не решался прояснить положения. Есть задачи, которым лучше оставаться не решенными как можно дольше - так думали оба. - Можно составить тебе компанию? Маше хотелось побыть одной, но парень излучал столько искренней радости, что она не решилась отказать: - Можно.
Они неспеша шли по улице, пока она не превратилась в узкую тропинку, а потом и вовсе оборвалась полуразрушенным, давно забытым и людьми и Богом зданием. На фасаде болталась ржавая вывеска с полустершейся надписью. - "Клуб любителей оружия", - вслух прочитала Маша. Любопытство нетерпеливо толкнуло её к заросшему крапивой входу. - А потолок нам на бошку не рухнет? - задумчиво спросил Вова. - Рухнет, значит рухнет, - вздохнула девушка и скрылась в полумраке кирпичных стен.
Блуждая по заваленным битым кирпичем и прогнившей мебелью комнатам, ребята забыли про время, как и оно забыло про них. К огромному разочарованию Маши, под опасно прогнувшимся потолком их не ждал зачарованный мир тайн, а лишь привычная серость и разруха. Поэтому увидев в очередном полузаваленном помещении нагромождение коробок и ящиков, они ринулись к ним, как умирающие от жажды странники к источнику проточной воды.
- Скажи мне, кто твой друг - и я скажу, кто ты, - ухмыльнулся Вова, смахивая пыль с очередного ящика. Он был намного меньше остальных и, если бы не толстый слой пыли, мог показаться совсем новым. На крышке кривым почерком было выцарапано: "Лучший друг человека". Вова протянул коробку Маше, чтобы она могла первая в неё заглянуть. Врятли этот незаметный романтический жест хоть немного увеличивал его шансы. Но принимая находку, Маша на долю секунды задержала пальцы на его руке - и это была маленькая победа. - Кто мог назвать пистолет лучшим другом? - пробормотала Маша, извлекая на свет божий содержимое ящичка. В тусклом свете, пробивающемся сквозь провалы в стенах, хищно блеснул металл. - Маньяк-психопат? - развел руками Вова. Маша покачала головой: - В нашей глуши таких не водится. Скорее уж престарелый одинокий солдат. Кому ещё придет в голову называть себя "любителем оружия"? Да тут даже охотников путных нет! - Так это старый клуб. Мало ли что за народ здесь был, - усомнился Вова, - эх, и жизнь поди была! Не то, что сейчас... Он с завистью смотрел на пистолет, облесканный девичьими пальцами. - Тоска. Не знаешь куда деться, - вздохнула Маша, бережно укладывая пистолет обратно в коробку. Вове оставалось лишь гадать, имеет девушка в виду их затянувшуюся прогулку или свою жизнь в провинциальном захолустье. - Пошли обратно, скоро стемнеет, - предложил он, и они медленно двинулись к выходу.
Маша вернулась домой уже в сумерках. Родителей как обычно не было дома. Перекусив изрядно надоевшим картофельным супом, Маша около часа проболтала с подругой по телефону. Они договорились встретиться завтра после школы на квартире у общего знакомого. Повесив трубку доисторического аппарата и посетовав на себя за потерю новенького смартфона, Маша поднялась на второй этаж и прошмыгнула в низкую деревянную дверь. В этой маленькой коморке обитала вторая её бабушка. Пару лет назад её сразило старческое слабоумие, заточив некогда веселую, активную женщину в полутемной комнате. - Дети - есть ангелы небесные, - благоговейно пропела старушка. " Особенно, когда твоя несовершеннолетняя дочь принесет его тебе в подоле", - мысленно съязвила Маша, но вслух ничего не сказала. Жестоко было бы лишать потерявшую рассудок её последней радости - строгой христианской веры. Маша подошла к окну и приоткрыла скрипучую форточку, впуская в затхлое помещение свежий ветерок. - Почитай отца своего и мать, - донеслось из-за спины. Девушка раздраженно поморщилась, но вновь промолчала. Она не могла злиться на старушку, потому что жалела её и любила. Пусть это была и грубая подростковая любовь, прячущаяся под маской безразличия и вечного недовольства. - Не мир принёс Господь, но меч. Перемена в настроении проповеди было столь неожиданным, что Маша вздрогнула и резко развернулась к бабушке. - Что ты сказала, ба? Но старушка уже не помнила сказанного секунду назад, погрузившись в вязкое забытье. А Машу вдруг непреодолимо потянуло в заброшенный клуб. Захотелось ещё раз ощутить в руках холод стали и скрытую силу старого пистолета, забытого в темноте развалин нерадивым хозяином. "Не мир - но пистолет" - еле слышно сорвалось с её губ, и девушка устремила невидящий взгляд в беззвездную ночь.
Маша оделась потеплее и даже прихватила с собой фонарик с комплектом запасных батареек. Она во что бы то ни стало намеревалась вновь пробраться в заброшенное здание. Но судьба распорядилась иначе. В дверях девушка столкнулась с, вернувшейся с работы, матерью. - Ты куда намылилась? - строго спросила она вместо приветствия. Маша на секунду растерялась, так и застыв в полузавязанном ботинке с фонариком в руках. - Да я в этот.... в огород. - Так поздно? С фонарем? Врать то сначала научись. Вот отцу расскажу, что ты по ночам шляешься.... - Не начинай, мам, - Маша раздраженно скинула с ноги ботинок и сунула фонарик в карман куртки. Про то, чтобы выбраться из дому можно было забыть. Маша прошла за матерью на кухню и уселась на подоконник, пока та вощилась у плиты. - Митька пропал, слышала уже? - Какой Митька? - спросила Маша, не отрывая шеки от холодного стекла. - Соколов. Тёти Любы младший сын. - И давно пропал? - заинтересовалась девушка. Жизнь городка не была богата на события, а уж дети здесь отродясь не пропадали. К тому же Мите было всего четыре. Он и со двора то один не выходил. - Утром. Любка бельё вешать вышла, а его нет во дворе. Ну она подумала прячется. Сорванец. А потом он на обед не пришёл, как она ни звала. Она весь участок обыскала, потом по соседям побежала, по родственникам, по знакомым. Нет нигде, никто не видел. В полиции сказали: рано заявление писать, может сам вернётся. А откуда он вернётся, коли его нигде нету, - мать сочувственно всплеснула руками, чуть не опрокинув ковшик с супом. Маше стало не по себе. Её утвержение, что в их городе не водятся маньяки, больше не казалось таким очевидным. А потом она со стыдом осознала, что больше пропажи Мити её беспокоит вопрос: Стала бы мать так волноваться о её исчезновении, как волнуется о чужом ребенке? - Он вернётся. Обязательно... - она замолчала, боясь голосом выдать свои эгоистичные чувства. Мама ничего больше не говорила, занятая своими переживаниями. Никому не хотелось верить в худшее. Вечер прошёл под гнетом чужого несчастья, а ночью Маша металась в постели в плену жуткого сна. Она стояла пред вратами ада, чувствуя холод маленькой руки в ладони. Над воротами из черной стали рдела кровавая надпись " Клуб любителей оружия".
Школьные дни тянутся дольше, чем выходные, и проходят намного скучнее. Поэтому, когда прозвенел звонок с последнего урока толпа мучеников российского образования вылетела из дверей с таким рвением, словно её преследовал сам дьявол. У ворот Машу нетерпеливо ждала Лена. Они дружили с детского сада, а может и дольше. Маша не могла точно вспомнить. Лена обладала уникальным даром вытягивать Машу из пучин глубокого отчаяния и впутывать в неприятности, по сравнению с которыми её проблемы казались малозначительными и легко решаемыми. - Не хочешь переодеться? - с ходу
спросила Лена, критично разглядывая темно-серое шерстяное платье подруги. - Зато честно. И это вместо приветствия? - Маша и не думала обижаться, хотя любая другая девушка могла лишиться волос после подобных комментариев в её сторону. Но родному, пусть и не по крови, человеку можно простить и не такое. По отношению к Лене Маша проявляла воистину сверхчеловеческое терпение. - Для этого и нужна лучшая подруга! Кто ещё скажет тебе в лицо горькую правду? Если и дальше будешь одеваться в бабушкины тряпки так и останешься старой девой, - поучительно сказала Лена. - Ну, хорошо хоть тебе это не грозит, - засмеялась Маша, уводя тему разговора от своего наряда, - кстати, как там у тебя с Серегой? - Как, как... - Лена замялась, в момент позабыв о платье подруги, - переспали мы! Машины брови невольно взлетели вверх. - В смысле? Вот так сразу... тоесть, я, конечно, рада... но... - девушка запуталась в собственных мыслях. Лена была далеко не первой из их компании, кто от кукол стремительно перешёл к более взрослым играм. А если быть совсем точным, то они с Машей оставались последним оплотом невинности. До недавнего времени. Теперь осталась одна Маша. Выходило не по-товарищески. К стадному желанию не выделяться прибавилось чувство долга перед лучшей подругой. Они же договорились, всё делать вместе.
Под многословный, но малосодержательный рассказ Ленки, суть которого сводилась к тому, что ничего страшного в этом всём нет, и Маше тоже следовало бы поторопиться, они вошли в подъезд облезлой пятиэтажки. В квартире до рези в глазах воняло дешевым куревом и паленой водкой. Родители самозабвенно молились за своих чад - иного объяснения тому, что никто из подростков ещё не умер от представленных здесь угощений, не было. Ленка впорхнула на колени своему кавалеру, а Маша неловко примастилась на краю затертого дивана. Растолкав жмущихся друг к другу и бутылке малолеток, рядом с ней плюхнулся Вова. - Привет, - он уже был навеселе и от вчерашней стеснительной чуткости не осталось и следа. Маша позволила другу по-хозяйски обнять себя, притянув к груди. Он тут же впихнул ей в ладонь незнамо откуда возникшую рюмку. Девушка замешкалась, бросив взгляд на сидевшую напротив подругу. Та делала ей недвусмысленные намеки, активно жестикулируя в сторону Вовы.
И тогда Маша решилась. В конце концов этот вечер ничем не хуже остальных. Она отставила нетронутую рюмку в сторону: Маша хотела сделать это если и не с удовольствием, то хотя бы на трезвую голову. Она притянула Вову к себе и, ничего не объясняя, впилась в него губами. Поцелуй вышел неуклюжим. Вова обомлел, не веря своему счастью, а Маше стало стыдно и неловко. Впрочем, отступать было поздно.
Время тянулось мучительно медленно. Бутылки пустели, окурки падали на заплеванный линолеум, парочки уходили и приходили, сменяя друг друга. Маша вела бессмысленные разговоры, смеялась над убогими шутками и надеялась, что перепивший на радостях Вова испортит её задумку и тихо уснет где-нибудь в углу. Но небо осталось безразлично и к этой её просьбе. Осушив очередную рюмку, Вова смелее прижал к себе девушку и заплетающимся языком спросил: - Пойдём? Маша еле сдержалась от глупого "куда" и лишь кивнула в ответ. Они выбрались в узкий коридор, переступая через полулежащих прямо на грязном полу подростков. Вова толкнул хлипкую деревянную дверь, и, пропустив Машу вперёд, защелкнул за собой шпингалет. Маша критично оглядела тесную комнату. Это должна была быть спальня, но девушка не согласилась бы спать в ней и за все деньги мира. Одному Богу известно, какие виды повидала промятая кровать и когда на ней последний раз меняли бельё. И меняли ли его вообще. - Нет, - Маша одернула друга, начавшего было стягивать с себя футболку, - только не здесь. Водка лишила парня возможности логически мыслить, иначе он точно бы попытался отговорить Машу от той глупости, что взбрела ей в голову в следущую секунду. Неиначе сам Лукавый вернул девушке на ухо эту идею. - Мы пойдём в "Клуб любителей оружия".
Солнце разлеглось на горизонте, окрасив мир в алые тона. Проведенное в квартире-притоне время казалось Маше вечностью, а на самом деле прошло каких-то два с небольшим часа. Улочки по прежнему воняли канализацией, но после затхлого помощения воздух смело можно было назвать свежим. Маша предусмотрительно прихватила из квартиры покрывало, выудив его из заполненного хламом шифонера. Всё лучше чем елозить спиной по холодным деревянным ящикам. В "Клубе" царила мертвая тишина. Не боло слышно ни шороха ветра, ни несмолкаемой переклички грачей, извечно сопутствующих наступлению весны. Здание напоминало Россию: жуткую, полуразваленную, но одновременно манящую и загадочную. Кто знает на чьих костях стоял этот бесполезный теперь фундамент. Маше на ум такие литературные ассоциации не приходили. Она думала лишь о том, что зря не напилась. На дне стакана гораздо легче найти мужество, чем на дне души. В этот раз они не плутали по коридорам, а сразу прошли в помещение, заставленное ящиками. Маша расстелила поверх них покрывало - получилось нечто отдаленно напоминающее диван. Романтичной окружающую обстановку она бы точно не назвала, но здесь всё равно было не так мерзко, как в провонявшей насквозь квартире. - Щас вернусь, - выпитая водка настойчиво попростлась наружу, и Вова поспешил отойти к одному из провалов в стене. Дожидаясь парня, Маша вновь оглядела помещение. Взгляд её упал на коробочку со странной надписью. Руки сами потянулись к пистолету. Пальцы кольнул холодок, исходящий от шершавой стали. Вид оружия завораживал девушку, а скрытая в металлическом корпусе сила казалось перетекала в неё через кончики пальцев. Вернулся Вова. Маша быстро сунула пистолет за спину, словно парня могло оскорбить его присутствие. Она смотрела на Вову, как полевая мышь на коршуна. Но он был всё ещё слишком пьян, чтобы разгадать таившийся в её взгляде посыл, а может просто не хотел замечать его, боясь упустить свой шанс. Вова без лишних прилюдий запустил руки Маше под куртку и попытался её поцеловать. Девушка отвернулась, но его это никак не взволновало. Он уложил её спиной на прикрытые покрывалом ящики, продолжая хаотично шарить ладонями под одеждой. Маша словно окоченела: только теперь осознав, что она натворила. Она четко поняла, что если сейчас не остановится, то будет всю жизнь ненавидеть себя и друга за эту глупую ошибку. Разумные мысли всегда приходят с запозданием. Девушка больше не могла сдерживаться, всё её естество вопило одно: бежать! Она предприняла робкую попытку остановить парня. - Вова, Вов, стой. Но он не слушал её, продолжая наседать. На глаза девушке навернулись слёзы беспомощности. - Перестань! - она вцепилась ему в запястья и что было сил оттолкнула прочь. Он отстранился, удивленный резкой переменой в её поведении. Она села и хотела было встать с ящиков, но он вдруг резко схватил её и потянул обратно. - Да чё ты! Не ломайся! - в его голосе звучала неподдельная злость. И тогда Маша ударила. Собственный кулак неожиданно показался ей непривычно тяжелым. Она с ужасом уставилась на свою руку, сжимающую в окоченевших пальцах пистолет. В последних лучах заходящего солнца она могла видеть обагрившую рукоять кровь. Вова покачнулся, по его щеке пробежал алый ручеек. Он непонимающе посмотрел на Машу и безмолвно осел на покрывало. В этот миг Машу оглушил её собственный вопль. Она, не помня себя, рванула прочь.
"Она убила его. Убила" - вертелась в голове единственная мысль. Солнце окончательно скрылось за горизонтом и вокруг мгновенно воцарилась непроглядная тьма. Среди полуразрушенных стен свет исчез ещё быстрее, и Маша бежала практически вслепую. Она свернула в очередной проход и с размаху врезалась ногой в валявшийся на пути хлам. Падая, как в замедленной съемке, Маша выставила вперёд руки, но пол внизу словно испарился: она почувствовала, что летит в пустоту. Последнее, что она слышала: её испуганный вскрик и глухой удар собственного тела о жесткую землю. От боли девушка лишилась чувств.
Холод, поднимающийся от мерзлой земли, пробирался через тонкую ткань куртки, безжалостно впиваясь в ноющий кости. Маше казалось, что тело её онемело и более не подчиняется её приказам. Даже просто поднять веки оказалось исполинским трудом. Над ней разлилось ночное небо, и в провал, куда она так неудачно упала, заклядывали любопытные звёзды. В бледном свете луны Маша увидела склонившийся над ней маленький силуэт. - Ты ангел небесный? - спросила Маша полушепотом, слова давались ей с трудом. Она допускала, что умерла и ночное небо - есть небесные врата, у которых её встречает, принявший обличие ребенка, Серафим. Это было нелогично, ведь она только что нарушила главнейшую заповедь - не убий, и должна была направиться прямиком в ад. А в аду нет ангелов. Да и ледяная земля, и окутывающая её зловещая темнота мало походили на райские кущи. - Тётя Маша? - в дрожащем голосе сплелись удивление и надежда. Голос показался Маше очень знакомым, и в следующую секунду она вспомнила, кому он принадлежит. - Митя! Митенька! Митюша! Ей сразу безумно захотелось оказаться живой - ведь это значило, что и с соседским мальчиком не произошло ничего непоправимого. Девушка собрала волю в кулак и попыталась сесть. Не с первой попытки, но ей это удалось. - Как ты здесь очутился? - спросила она Митю. - Кошка... я хотел узнать, где живёт кошка, - малыш тихоньуо всхлипывал, не переставая тереть кулачком зареванные глаза. Он весь продрог, одетый лишь в грязный спортивный костюмчик. - Да ты весь дрожжишь! Иди сюда. Ребёнок не раздумывая уселся рядом, Маша стянула с себя ветровку. В кармане что-то звякнуло. Фонарик! Девушка включила свет и укрыла ребенка своей курткой, оставшись лишь в шерстяном платье. В свете фонаря подвал, куда провалилась Маша, казался не таким жутким, как в кромешной темноте. Время застыло, как кровь в окоченевших руках девушки. На ноги подняться она не смогла - её правая ступня
была неестественно вывернута всторону и отзывалась адской болью на самое малое движение. Горло сдавило горькое осознание, что судьба уготовила ей столь печальную участь: замерзнуть насмерть в забытом Богом и людьми подвале. От таких мыслей хотелось разрыдаться, но она глотала слезы, чтобы не пугать Митеньку, доверчиво жмущегося к её груди. Неужели он тоже должен умереть? Она могла смириться с тем, что заслужила всё происходящее с ней. Но ни сердце, ни разум её не могли поверить, что невинный, не причинивший никому зла ребенок тоже навсегда останется среди этих мрачных стен. Маша что есть мочи закричала, моля о помощи, но от холода голос её быстро охрип. И даже если какой-нибудь путник чудом оказался бы ночью в заброшенном "Клубе", он вряд ли бы расслышал её глухой хрип. Свет фонарика постепенно тускнел - давали знать о себе старые батарейки. Прячась от наступающей тьмы, Митя ещё плотнее жался к Маше. Девушке становилось всё труднее сосредоточиться на мельчешащих в голове мыслях, она с трудом могла пошевелиться, а перед глазами то и дело растекалась туманная дымка. В надежде, что в карманах её ветровки завалялись запасные батарейки для фонарика, Маша запустила непослушные пальцы в куртку. Её рука сомкнулась на гладкой стали. Пистолет! Девушка сама не заметила, как прихватила с собой орудие убийства. В глазах её плескался ужас: зачем он вновь оказался в её руке? Кто умрёт на этот раз? Не её ли черед? А может небо наконец услышало её и это их избавление? Маша проверила магазин: он проржавел изнутри, но оружие всё равно казалось рабочим. Всего три патрона.
В ночной тишине прогремели три выстрела. Глупо было тратить все патроны за раз, но Маша боялась той огромной власти, которую имело над их хрупкими жизнями заряженное оружие. Задремавший Митенька проснулся от звука выстрелов и испуганно заплакал. Маша обняла его: - Не плачь, Митюша. Ничего не бойся. Кто бы сказал это ей. Маша сама нуждалась сейчас в словах поддержки. Она по сути была таким же ребенком, столкнувшимся внезапно со взрослыми бедами. Оказалось, что быть взрослой - это не бухать до чертиков в вонючей квартире, а попав в передрягу самой из неё выбираться и спасать того, кто от тебя зависим. Быть взрослым - зеачит нести ответственность за свои поступки. Но как бы Маше не хотелось, взрослой она пока не была. У неё не было плана спасения, как не было и сил сохранять храбрость. - Это ты во всём виноват! - она с ненавистью отшвырнула от себя пистолет, - зачем я достала тебя из проклятой пыльной коробки? Для чего надо было вообще лезть в этот чертов "Клуб"? Кому взбрело в голову основать "Клуб любителей оружия"? Кто вообще может любить оружие? Оно несет лишь боль и смерть. На её многочисленные вопросов не было ответов, а если и были она их не знала.
- Маша? Второй раз за короткое время заброшенные стены внимали её имени. И вновь голос был ей разительно знаком. Он звучал слабым и слегка надорванным, но всё таким же родным. Могла ли Маша доверять собственным ушам, или она бредила в полузабытье? Она была готова к любому исходу кроме их чудесного спасения. Но это был именно тот случай, когда надежде ещё рано умирать. Над провалом нависла тень. Девушка навела на неё слабый свет фонаря, и слезы, не сдерживаемые более, заструились по бледным щекам: - Вова.... - Ты там держись, я лестницу поищу. Черт, темно хоть глаз выколи! Это был он! Живой! Она не убийца, ей не в чем больше каяться. А главное: им с Митенькой не придется умирать. Она рыдала и не могла остановиться: но теперь это были не слезы отчаяния, а слезы счастья, слезы любви и вновь обретенной надежды.
В свете обрюзжших фонарей плелась странная процессия: шатающийся парень с окровавленной головой нес на руках безвольно обвисшее тело юной девушки. Рядом, укутанный в не по размеру большую ветровку, семенил заплаканный ребенок. - Прости, что чуть тебя не убила, - извинение прозвучало комично, но искренне. Вова тяжело вздохнул, морщась от боли в развитом виске: - Это ты меня прости. Я вел себя как настоящий придурок. Набухался до чертиков и ... если бы ты меня не остановила, я бы ненавидел себя за это всю оставшуюся жизнь. Маша молчала. Да и что она могла ответить? Они оба чуть не наломали дров этой ночью. Возможно, девушка зря пеняла на высшие силы, и мертвенно-бледные святые были не так равнодушны и отвели от них беду. Но ей почему-то казалось иначе. Сердце её твердило, что истинный их хранитель остался лежать на бетонном полу подвала. Да, так мыслила четырнадцатилетсяя Маша. Уже не ребенок, но ещё и не взрослая. Она верила в то, что видела, в то, что имело силу, в то, что было созданно земными руками, а не небесными. Маша смотрела в ночное небо и глупая улыбка растекалась по её губам. Она вела одной ей слышимый диалог: - Прости, я была не справедлива. Ты ни в чём не виноват. Ведь оружие вершит лишь волю человека, держащего его в руках. И сегодня оно спасло три жизни и одну дружбу. Чем не подвиг? Девушка закрыла глаза и представила, что вместе с размеренными шагами Вовы её укачивают волны бегущей мимо города реки. В небе мигали далекие звезды, а она впервые чувствовала себя по настоящему живой. - Теперь я тоже в "Клубе любителей оружия". И Маша верила, что если бы оружие умело говорить, оно согласилось бы с каждым её словом.