Не все и даже не многие блестящие подвиги совершаются в уверенно прочных стальных латах и непременно в суровом бою против захватчиков и негодяев. Иногда, даже если вы располагаете всего лишь желанием разбудить чью-то крохотную душу и разжечь в ней огонь жизненного изумления и доверия, для сверкающего секундного поступка хватит короткого мужского слова и рукопожатия, до тех пор не имевших в вашей совместной жизни никакого достойного значения.
С утра мама объявила, что на обед готовятся фрикадельки.
Их милая мама была уверена, что только она обладает удивительным, приобретённым ею по наследству, секретом приготовления мясных блюд. Она искренне считала, что такая тайна начинается с тщательного правильного выбора телятины и баранины на городском рынке, продолжаясь точным и своевременным разогревом их большой кухонной плиты, с кульминационным, в дальнейшем, оформлением пропорций ароматных специй.
Папа улыбнулся, а Пантелеймон, торопливо допивая свой сладкий чай, обещал маме не задерживаться нигде по пустякам после занятий в гимназии.
- Ну..., - папа аккуратно сложил салфетку на столе. - я тоже всем гарантирую, что буду вовремя. Не подведу коллектив, раз такое событие! Да, кстати, Поня, как у тебя дела с математикой-то? Вам же вроде как контрольную работу предлагали на днях, а? Итоговую?
- Да.
С усердием Пантелеймон сосредоточился на тугих ремнях красивого ученического ранца.
- Мы её уже позавчера написали...
- Успешно?
- Не знаю, учитель ещё не проверил. Пока, мама! Я побежал!
- А общие оценки?
Хлопнула дверь, опоздавший с важным вопросом папа растерянно вытер салфеткой свой блестящий лоб.
- Ну вот, как всегда, опять он меня не дослушал... Ты бы сказала ему, Катерина, чтобы повежливей был, поуважительней, а?
Дальнейшее же течение дня происходило поначалу тоже хорошо.
Папа, как и обещал, вернулся из канцелярии к обеду своевременно и, после сытных угощений, на службу уже не поехал.
Улыбаясь круглым лицом, папа устроился с газетой в кресле у самого окна, мама же села в своё кресло, напротив, с привычным мягким рукоделием.
Пантелеймон, поев, убежал во двор, гулять.
В тишине прохладной комнаты тикали большие напольные часы.
Подробно шуршали газетные страницы, мама что-то изредка шептала, подсчитывая связанные ряды и сложный порядок узорных петель.
- Как ты думаешь, почему нынешние мальчишки так редко свистят?
В недоумении мама нахмурилась, запоминая результаты.
- Не умеют? Или просто сейчас в их жизни нет надобности?
Размышляя, папа положил обе ладони на живот, поверх брючного ремня, и неспешно подошёл к окну.
- Ведь раньше мы умели свистом подать друзьям сигнал опасности, позвать, предупредить их о чём-то важном.... А сейчас? Им это не надо? Или просто тревог в их жизни стало существенно меньше?
- Милый, это ты-то свистел? Кто бы тебе позволил!? Твой музыкальный дедушка?
Папа обиженно оттопырил нижнюю губу.
- Ну, допустим, не я.... Мои сверстники, друзья умели. Свистели и ещё как! Двумя пальцами, и даже одним, по-всякому....
Мама хмыкнула.
- Ну, ну...
Снова в тишине сухо и громко разворачивались непрочитанные ещё газетные страницы, продолжали жить в ожидании вечерних сумерек настойчивые часы.
- А что у Пантелеймона со школьными результатами? Какие итоговые оценки у него будут в этой четверти, он не говорил тебе?
- Всё хорошо, не беспокойся. Не приставай к мальчику, он и так устал после такой сложной зимы. В гимназии у него всё по-прежнему....
Что-то в изнаночных петлях не устраивало маму, и она недовольно кашлянула.
- Лучше займись своими делами.
- То есть, он и сейчас будет отличником?
Голос папы странно изменился, и мама обернулась к нему, подняв очки на лоб.
- Я всего лишь хочу знать, как учится мой сын! Именно так! Просто знать, не претендуя ни на какую воспитательную сущность в его драгоценном эгоистическом детстве. Имею я хоть на это право!?
- Да, конечно. Только не кричи.
Мама положила вязание на колени.
- Наш Поня - отличник. Он обязательно им будет, не беспокойся. А завтра нам привезут тот самый посудный гарнитур в гостиную, который я присмотрела в городском манеже в выходные. Помнишь, я же тебе говорила? Приготовь деньги, и грузчикам тоже. Не хочу никакого торга и лишних разговоров.
Известив папу и, с усталостью пошевелив пышными плечами, мама снова слегка озабоченно нахмурилась, подсчитывая пушистые зелёные петли.
Да и куда ей было ещё так внимательно смотреть?
На папу? На его бледно-красные от возмущённого волнения щёки, на грозный, в молчании, блеск его небольших круглых очков в железной оправе, на то, как он часто дышит, не поворачиваясь в её сторону, в комнату, от просторного уличного окна?
Пантелеймон, запыхавшись, прибежал домой с двумя одноклассниками.
- Мамочка, дай нам, пожалуйста, попить! Жарко, мы так славно играли...!
- А твои друзья пирожков не желают? С чаем? Отдохнёте немножко, отдышитесь, не очень поздно, по домам-то они ещё успеют добраться. Родители ваши не беспокоятся, знают, где вы?
- Да, да!
Мальчишки дружно согласились на чаепитие.
- Мамочка, ты же не заругаешь меня, нет!?
Пантелеймон изо-всех сил старался выглядеть честным и преданным.
- Ведь не заругаешь?
- А с какой такой стати я должна тебя обижаться? Тебе кусочек побольше?
- Мы с мальчиками сейчас были на старом рынке, недолго, на пять минуточек всего туда сбегали.... Это ведь неправильно, да, мамочка?
Успешно разложив половину яблочного пирога по тарелкам шумных гостей, мама с удовлетворением улыбнулась.
- Без разрешения? А зачем вы туда ходили?
- Мамочка, дорогая моя! Там такие чудесные вещи, там так красиво! Я знал, что ты не заругаешь меня, что поймёшь....
В порыве восторга Пантелеймон чуть не подавился сочным куском.
- Знаешь, что мы там нашли!? Мальчики сказали мне, что видели там Будду! Такого, как в книжке! Точь в точь такой, о котором я так долго мечтал! Маленькая такая статуэтка, старинная, красивая.... На прилавке лежит, в разных таких интересных редкостях. Мамочка, давай я куплю её себе на день рождения, а? Вы же с папой обещали мне дать денег, если у меня будут все пятёрки? Ладно, разрешаешь?
- Хорошо, хорошо, купишь. Только не спеши, чай-то, небось, ещё не остыл, обожжёшься...
Папа молчал, с сумрачными вздохами допивая свой вечерний кофе.
Мальчики торопливо, перебивая друг друга, рассказывали маме о школьных делах. Один из них, как и Пантелеймон, учившийся хорошо, считал возможным много рассказывать и о своих успехах, и о недостатках других одноклассников.
- ...А у меня спереди сидят два двоечника и сзади один - вот мне и приходится на троих разрываться!
Другой же малолетний гость, отнюдь не отличник, подхватил невпопад.
- И у меня сзади двоечники! А впереди отличник, но он так тихо говорит, что ничего не поймёшь...
Они шумели, хохотали и звенели ложечками до тех пор, пока к столу скромно не подошёл папа и со стуком не поставил свою чашку на стол.
- А как, уважаемые коллеги, ваши успехи в математике? Все вы с последней контрольной работой справились? Только честно.
Враз стало тихо.
- Печенья не хотите?
Маме никто не ответил.
С настойчивостью папа повторил свой вопрос.
Дети переглянулись и, пряча от папы смущённые взгляды, заспешили по домам.
- Пантелеймон, я хочу с тобой поговорить.
В сумраке вечерней комнаты говорили все, папе так и не удалось до конца стать единственным беспощадным судьёй.
Были непременные слёзы Пантелеймона и волнение мамы, когда сын признался, что контрольная у него почему-то не получилась и что из-за этой математической неприятности он может и не стать по итогам четверти полным отличником.
Пантелеймон искренне рыдал.
- У-учительница сказала, что я был несерьёзен, что она нед-довольна моим повед-дением...
- Но ведь что-то ещё исправить возможно?
Несмотря на обиду обмана, папа всё равно старался размышлять практически.
- Ты можешь узнать, допустим, подробные условия у своего учителя, у директора гимназии, наконец? Можно ли тебе что-то пересдать, какой-либо дополнительный тест переписать, что-то иное?
- Х-хо-рошо, я узнаю...
А в начале ночи папа взволнованно продолжал ходить по гостиной.
- Вот, вот... Я знал! Знал, что этим дело кончится! Сначала - неуважение, потом обман! Я же тебя, Катерина, предупреждал! С твоим потаканьем, сюсюканьем, с неоправданным либерализмом... Мальчишка портится на глазах!
Руки, засунутые в карманы брюк, расстёгнутый ворот рубашки - таким мама не видела своего мужа никогда.
- Он же будущий мужчина, пойми ты наконец-то! Он же взрослеет! Он же у нас умница! А ты... Ты до сих пор косточки из отварной рыбы у него в тарелке выбираешь, рубашку в школьные брюки на нём, как на манекене, считаешь возможным заправлять! А он... Он, как истукан, стоит.... Ещё и улыбается! Шоколадки кто ему на ночь под подушку засовывает!? Парню ведь уже десять лет! Нет уж, Катерина, так дальше жить невозможно!
- Почти десять.
Папа изумился привычному упрямству в такой ответственный момент, и полному невниманию к своим серьёзным словам.
- Через неделю будет десять! Катерина, я требую...! Никаких подарков ему, пока он самостоятельно не выправит ситуацию! Никаких денег! Это мои условия - ты ведь меня знаешь!
Буйство папы смущало, конечно, давно уже уверенную только в себе маму, она, хоть и понимала, что это лишь временный шторм, никакой не ураган, жертв и трагедий даже сейчас не предвидится, но что-то такое неуловимое было в ситуации, что мама именно в эти минуты задумалась.
Пантелеймон же продолжал всхлипывать в темноте спальни.
Без скрипа, осторожно, мама притворила за собой дверь.
- Ты не спишь, сынок?
- Нет, мамочка...
Они ещё немного поговорили о дневном, мама тоже незаметно вытерла со своих глаз несколько слезинок.
- Мамочка, я обязательно объясню учителю, что поступил неправильно. Я попрошу у него прощения, он же знает, что я учусь хорошо, он разрешит мне переписать контрольную.... Я же всегда был в нашем классе отличником.... И в этой четверти буду, обязательно. И куплю себе на день рождения Будду...
После того, как мама так же тихо и осторожно ушла, Пантелеймон спокойно задремал и никак не мог слышать, как над ним склонился папа.
- Всё ты сможешь сделать, сын, всё получится.... Только помни, что твой поступок может быть воробьиным делом, а может стать подвигом.
Утреннее солнце пронзало лёгкие шторы и всем было весело.
Мама приготовила на завтрак блинчики.
Папа с удовольствием скушал немного блинчиков со сметаной, потом потребовал себе ещё и клубничного варенья, Пантелеймон аккуратно брал ложечкой мёд и хохотал над папиными шутками.
- Папа, это такая чудесная статуэтка! Из тёмного дерева, совсем крохотная, Будда лежит на боку и думает! Самый настоящий талисман, правда, правда, как в книге!
- Где ты его раскопал-то, такого удивительного?
- Я же говорю - на старом рынке! Где монеты ещё продаются, подсвечники...
С увлечением Пантелеймон запивал блинчики вкусным фруктовым чаем.
- А где? В каких рядах?
- Ну, там ещё шлем на прилавке...
- Какой, пожарный?
- Н-нет, водолазный...
- А рыцарских доспехов ты там, случаем, не видел?
- Каких, с забралом? Нет, ты что!
От плиты к увлечённым разговором мужчинам подошла мама.
- Ладно, забрало-отдавало, давай быстрей допивай чай, а то и на самом деле в школу опоздаешь.
Папа тщательно вытер руки салфеткой, и положил вскочившему из-за стола сыну ладонь на плечо.
- Ты помнишь - каждый имеет то, что заслуживает и отвечает за свои поступки...?
- Помню, помню! Пока, я побежал!
В прихожей, куда мама подошла, чтобы привычно проводить Пантелеймона, он заговорщически оглянулся.
- Мамочка, может я сегодня Будду куплю, а? А то, пока мне контрольную разрешат переделать, кто-нибудь его ещё купит!?
Мама нагнулась, поправила на ботинке сына выбившийся шнурок.
- Нет, извини, денег я тебе сейчас не дам. Мы же ведь так договаривались? И папа, думаю, будет против... Ты побыстрей исправляй оценку - и сразу же бегом за подарком, ладно?
- Хорошо, мамочка.
Со вздохом Пантелеймон притворил за собой входную дверь.
Следующий вечер прошёл в ожидании.
Как и рассчитывали, добрый и понимающий учитель разрешил Пантелеймону ещё раз участвовать в написании итоговой контрольной работы, вместе с другим классом, в виде исключения. Процедура состоялась, и папа, и мама, и сын ждали результатов.
- ...А помнишь, как вы с гостями ловили попугая, когда тебе пять лет исполнилось? Кто громче всех кричал тогда, что нужно обязательно насыпать попугаю соль под хвост, чтобы он потерял бдительность, и вы с мальчишками смогли бы птицу схватить? Сейчас-то хоть понимаешь, как даже грамотный человек может ошибаться?
- Но ведь мы тогда об этом в познавательной книжке прочитали!
Папа смешно сверкнул стёклышками очков и фыркнул.
- Ага, ты ещё предложил маме на халат прикрепить сто новых булавок - и беглый попугай должен был, по твоему мнению, обязательно заинтересоваться их нестерпимым блеском!
Не выдержала и мама, улыбнувшись за своим сложным вязаньем.
Пантелеймон расставлял по ковру красивых оловянных солдатиков, папа дочитывал газету.
- Мы сегодня в гимназии на перемене бегали по коридору, а дежурили там старшеклассники. Я засомневался, проскочим или не проскочим мимо них, отговаривал даже друзей...
- Ну, и как?
Не отвлекаясь от своего войска, Пантелеймон вздохнул.
- Не проскакали... Мама!
- Что, сынок?
- А ты знаешь, как нас скверно самообслуживают в нашей столовой? Просто ужас! Младшим почти никогда компота не хватает! А ещё, мамочка...
Стараясь быть незаметным, Пантелеймон немного поднялся с коленок и, склонившись под папиной развёрнутой газетой, придвинулся к тёплому маминому креслу.
- ...Мамочка, раз я контрольную уже написал...
Грохот внезапно скомканной бумаги напугал и маму, и сына.
- Пантелеймон! Я же сказал - положи свой ковер нетерпения в сундук ожидания! Сказал?
- Папа, ты говоришь со мной как с воодушевлённым предметом...
- И не обижайся, пожалуйста. Всё будет в таком порядке, как мы договорились.
После другого, уже грустного, завтрака, когда мама проводила сына на занятия, а папу - на работу, она тщательно собралась, вызвала машину и поехала на старый рынок. Её собственные деньги ей тратить ещё никто не запрещал.
Ловко расспросив предыдущим вечером Пантелеймона, она даже для уверенности нарисовала в своей записной книжечке план торговых рядов и место расположения нужного продавца.
Но сложная подготовка оказалась напрасной.
- Что вы, что вы, уважаемая! Такие редкостные вещицы долго у меня не залеживаются! День, другой - и нет уникума! Это же Будда! Нечасто такие красоты бывают в наших-то краях! Взяли, взяли, да, кто-то приходил недавно, не помню.... Берите вот слоника, тоже деревянный, из Индии, берите! Не пожалеете, если в подарок кому вещицу предназначаете...
Радость и скорбь дружны, и часто они бывают одновременно одинакового роста.
Днём в дом с криком ворвался Пантелеймон.
- Мамочка! Свершилось! Я - отличник! Я сделал это, я сделал! У меня всё получилось! Милая мамочка...
Не в силах сама огорчать сына, мама отдала ему обещанные деньги и села у окна ждать слёз. Но Пантелеймон вернулся очень скоро, и молча. Сел за стол, уронил голову на руки.
- Так и знал, так и знал...
С готовностью мама бросилась его утешать.
- Не надо, мама, я всё прекрасно понимаю.... И ты тоже унижалась. Мне продавец рассказал, что ты туда приходила... Он описал тебя подробно.
С остановившимся взглядом Пантелеймон стукнул кулачком по столу.
- А его я ненавижу! Ненавижу!
- Ну что ты, сынок! Нельзя же так...
- Ненавижу!
За простором кухонного окна качался на грязной нитке, привязанной к ветке близкого тополя, забытый там после зимы кусок сала, заботливо устроенный когда-то для синиц в холода папой и Пантелеймоном. Теперь стояла тёплая непогода, шёл мелкий дождь и по салу сбегали вниз прозрачные струйки, и изредка, когда дождь ненадолго прекращался, с него падали вниз скопившиеся со временем там крупные капли.
Гостей, привычно приглашённых на день рождения и ожидаемых с часу на час, Пантелеймон ни за что не хотел видеть, траурно не выходил из своей комнаты, но мама не оставляла попыток его уговорить.
- Вот видишь, до чего ты доупрямился, со своими принципами...
Папа стоял рядом и внимательно слушал маму, заложив руки за спину.
- Он же весь в тебя, как ты в молодости был, дерзкий...
Папа грустно улыбнулся в ответ.
- Знаешь, я заметила только в последние дни, как вы с ним похожи. У Пони так же, как и у тебя, дрожат губы, когда он сильно обижен.... Желваки у обоих. Устали вы с ним со всеми этими ссорами-то.... А результат? Ты хоть что-нибудь во всём этом понимаешь?
С сильной уверенностью папа обнял маму и прямо у окна поцеловал.
- Милая, раньше, в наши времена, у чрезмерно избалованных детей была устойчивая уверенность, что булки растут на деревьях, сейчас же такие персонажики убеждены, что в школу не ходят, а непременно - ездят. Причём обязательно на папином лимузине...
Когда жизнерадостные и красивые гости по очереди поздравили, вручая подарки и одинаково тормоша, печального Пантелеймона, папа пригласил всех в кухню и достал из большого холодильника торт с уже зажжёнными свечами.
Взрослые гости одинаково ахнули и зааплодировали, дети восторженно закричали.
- А теперь разрешите и мне...
Папа приосанился, пряча под праздничным пиджаком солидный животик.
- Так сказать, по заслугам...
В руках папа держал большой, неловко по углу скомканный, жёлтый канцелярский конверт.
- Наш Пантелеймон взрослеет, достигает определённых успехов в учёбе, читает много познавательных книг, вот поэтому я и решил, так сказать...
Мама тревожно гладила по голове прислонившегося к ней, пригорюнившегося, со скучной улыбкой на усталом лице, сына.
- Сын! Ты ведь смог..., ты поставил цель и добился её! Ты не просто захотел, а приложил труд и волю... Я горжусь тобой! Мы все должны гордиться нашим Пантелеймоном и уважать его! Ура! Держи. Позволь пожать мне твою руку.
И папа неловко передал конверт Пантелеймону.
Под гостевые крики тот не спеша открыл жестяную скрепку на боку конверта и достал из него Будду.
Маленького деревянного Будду.
Всё так же привычно, в вечернем сумраке, мама с заботой подоткнула детское одеяло, поцеловала сына.
- Ну, теперь-то ты понимаешь, каков наш отец...?
С тех пор прошли годы.
Тогда на этом и закончилась почти печальная, совсем не мужественная история о маленьком деревянном Будде.
И сразу же следом за ней последовала другая - о маленьком счастливом мальчике Пантелеймоне...