Мне так надоело быть собой, кто бы знал,
Вот если бы кто-то схватил кинжал...
(Нет, не так...).
Если бы кто-то нажал
(Случайно и вдруг, 
так, чтоб не вызвать испуг!)
На курок,
И впился бы глупой пулей в висок,
И взлетела б моя голова к небесам,
Освобожденная от связок и беспорядочных связей с телом,
А там меня бы встретил Сам...
Бог,
Так, между делом.
И вот бы завязался клубок!

Хотя, это уже совсем не о том.

Вы поймите меня неправильно!
Не то чтобы я...

Не то чтобы мне не нравилось мое тело или лицо-
(Всем бы так,)
Или характер...

По части добрых дел я, пожалуй, слыву скупцом,
(Но ведь не каждому быть и мировым подлецом), 
А если взвешивать каждое мое слово,
Оно по яду и гадостям не переплюнет ужа речного,
То есть вполне безобидно.
(И я).

Мой хоррор-рактер обычен,
(В меру силен, в меру слаб, в меру голоден, в меру сыт,
В меру стервозен, в меру честен и знает, что такое стыд,)
Вот только чего-то нет,
И то, чего нет, болит.

Бесполезно идти к докторам с такой болезнью,
От нехватки вылечишь большей нехваткой-
Гильотинным лезвием.

Мне не хватает
Маленькой доли зла,
Маленькой взрывоопасинки,
Маленькой капельки любвеобилия или добра,
Маленькой грани, чтобы переступить черту,
Чтобы взять автомат и расстрелять толпу,
Или съездить кому-нибудь по лицу, 
или по морде, 
(уж что попадется быстрей).
Я не умею любить (и ненавидеть) людей.

Мне так надоело быть каждому по плечу и по плечам.
Меня то отправляют в ад,
То прикладывают с почтением к небесам.
И от головокружительных взлетов и падений
Я стала тише травы и темнее тени.

Бесполезно твердить: "я больше не буду,
только, пожалуйста, раздавите в себе Иуду!"

Я играю в игру тысячелетий,
Под названием - сколько раз, чтобы быть второй, а не третьей.

Вот если бы стать кем-то другой или другим,
То, конечно бы, все стало совсем иным,
Я немедленно нашла бы себе занятие,
Носила бы гордость, как подвенечное платье,
Носилась бы с честью, как курица с золотым яйцом,
Стала бы матерью всех добродетелей
И мудростей всех отцом.

А так, в своем теле,
Я, как всегда, не при деле.