Гинцарь Виталий : другие произведения.

Космическая Тюрьма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Из Цикла "Колесница Времен"


Космическая тюрьма

   Он открыл глаза. Он проснулся. Он спал. Он очень долго спал. Он был гол. Он был голоден. Ему было холодно. Он вышел из мокрого помещения и направился к двери. Нет, это, скорее всего, был шлюз. За ним - коридоры, коридоры. Овальные, со слабым, желтоватым освещением. И тишина. Ни звука. Лишь монотонное, мерное, непрерываемое гудение.
   Они были в одной из комнат. Или кают. Или отсеков. Помещений.... Они дали ему одежды, они дали ему еды и согрели. Их было несколько. Он был один. Теперь он был с ними. А за окном, иллюминатором, экраном - Земля.
  
  
   - Кто я? - спросил он.
   - А мы откуда знаем, - ответили они. - А кто ты?
   Он поколебался.
   - Я... я не помню.
   - Не помнишь, или не знаешь?
   Он задумался.
   - Я не знаю, не знаю ли я.
   Один из них, высокий брюнет в кожаной куртке, широко улыбнулся, нагнулся над столом, на котором была выпивка, пепельница с дымящимися окурками, карты, и сказал ему:
   - Я могу тебя порадовать, дружек. Во-первых, ты один из нас. Теперь. Отныне. А то, что ты один из нас, значит, что ты - зек. Так-то паренек, не весело тебе придется первые пару дней, но это ничего, потом привыкаешь.
   Заговорил второй из них:
   - Добро пожаловать на борт Орбитальной Интернациональной Тюрьмы "Зеки в космосе" класса люкс, браток.
   Он сидел в недоумении, переводя глаза с тех, кого он встретил в этой комнате.
   Они засмеялись, переглядываясь.
   - Тебя заморозили, кто знает, сколько лет назад. Ты был преступником, что-то страшное натворил, вот тебя и "закрыли". А теперь пришло время тебя разморозить. Вот только беда в том, что уже некому было это сделать, но возблагодари наших старых добрых ученных за то, что они выдумали такую штуку, как автоматическое размораживание по истечении срока, ввиду каких-то форс-мажорных обстоятельств. Ха! Вот тебя и разморозили автоматически, потому что весь персонал тюрьмы, - брюнет расхохотался при слове персонал, - изволил куда-то исчезнуть.
   - В смысле, я не понимаю?
   - Да, мы все сначала тоже ничего не могли понять, но потом кое-как догнали. К тому же, чем больше нас становилось, тем легче было разобраться во всем. Вот, правда, он, - брюнет кивнул в сторону полноватого мужичка лет шестидесяти с плюгавой головой, - так ничего и не смог понять. Ему, видать, всю память на хрен стерли.
   - Память? - он вскинул брови.
   - Да, память, новичок. Ну, ничего, скоро привыкнешь.
   - Я..., я ничего не понимаю.
   Брюнет снисходительно улыбнулся, закурил.
   - Перед тем, как тебя заморозили за убийство, изнасилование, грабеж, антиобщественное мышление, я не знаю, тебе стерли память, чтобы ты ничего не помнил, когда тебя разморозят. Ты бы вышел отсюда, хорошенько промороженный, стерильный, с промытыми мозгами. Конечно, горбатого могила только исправит, но они, они попытались бы сделать все возможное, чтобы стереть из твоей башки все твои преступные наклонности, все воспоминания, все твои планы и обещания, все, что ты думал до того, как попасть сюда. И, так как именно пагубные воспоминания не удается отследить, они стирают все на хрен, подчистую. Конечно, у кого меньше, у кого больше, оставляя только основные знания в мозгу, вроде умения говорить, писать, читать. Этому, - брюнет снова кивнул на лысого и толстого, - вроде как все стерли. Да? Потрошитель? - Брюнет посмотрел на мужчину, который сидел, мерно раскачиваясь, неотрывно глядя в иллюминатор, или монитор. - Он, наверное, там целую кучу людей перерезал, или дорогу перешел какому-то эорэловцу крутому. А, приятель? - Но пожилой человек не обращал на брюнета никакого внимания.
   Брюнет усмехнулся, стряхнул пепел с сигареты.
   - Он Землю, что за окошком виднеется, штуковиной называет, нас "этими", иной раз в туалет забывает сходить. Короче, компании от него не веселее становится, но ничего, не выбросим же мы его за борт. - Парень в кожанке расхохотался. - Заботимся уж как-то.
   Человек, вышедший из мокрой камеры, все еще непонимающе и испугано смотрел на них.
   Другой мужчина, невысокий, в теплом свитере, спросил, пристально глядя на него:
   - Уж не хочешь ли ты сказать, что и ты ни черта не помнишь? Не будешь сидеть, как он?
   Парень неуверенно мотнул головой.
   - Сколько будет два плюс два?
   - Четыре.
   - Первые буквы алфавита?
   - А, б, в, г, д...
   - Как штучка, что у тебя между ног висит, называется? Она еще писать часто хочет.
   Парень долго не отвечал. Затем в его глазах промелькнула злоба.
   - Я вам не даун какой-то, ясно?
   - О, видно, что наш человек. - Брюнет тем временем принес ему одежду. - Держи, оденься. Не хватало нам тут хвори какой-то еще. А потом мы тебе все по порядку расскажем. Джузеппе! - брюнет обратился к человеку в очках с толстыми линзами. - Сделай-ка чашечку горячего кофе. Кстати, - теперь он обратился к новоприбывшему, - меня зовут Майки.
  
  
   Его одели и обули, ему дали поесть и налили коньяку.
   - Значит, это тюрьма. - Задумчиво произнес он, держа в руках чашку горячего, крепкого кофе.
   - Да, была. Но теперь это наш дом. - Майки тасовал колоду карт.
   Человека в свитере звали Остап, Джузеппе был тот, что в очках, был здесь так же еще Юрий. Молчаливого старика все звали Соней.
   - В смысле, ваш дом?
   - Не ваш, а наш. Это, во-первых, потому что отсюда ты уже не выберешься. И это же, во-вторых. - Майки раздал карты на всех, кроме только что прибывшего. - Люди, работники тюрьмы, полиция, да все, кто здесь когда-то находился, исчезли. Некоторые умерил, причем очень давно, и их останками ты можешь любоваться по всему кораблю. Другие... бог их знает. Но факт остается фактом, - Майки пристально посмотрел на человека еще не знавшего своего имени, - мы здесь одни. В смысле те, кто был заморожен. Некоторые еще ждут своего часа, другие уже окочурились. Да еще свихнувшийся робот прогуливается по кораблю. Зато у нее можно узнать некоторую информацию - ходячий справочник, мать его.
   - А как же люди с Земли? Ведь они должны сюда прилетать. Я прав? - уточнил человек, видя, что на его вопрос ответом служило молчание.
   - Ты-то прав, - сказал Майки. - Но вот в том-то и вся загвоздка. - Тут он пристально и как-то странно, долго посмотрел в иллюминатор, где виднелся голубой шар планеты. - Не прилетает никто оттуда. Вот уже много лет. Джузеппе, так он говорит, что уже шестьсот дней, как разморожен, и никто, ни разу оттуда сюда не прилетал. - Теперь пристальный, тяжелый взгляд черных глаз устремился на ничего не понимавшего новичка. - И никакого движения не происходит возле Земли. Летают давно запущенные спутники и станции, космический мусор, долбаные гробы, но не поднимаются больше с планеты шатлы, ракеты, да хоть либо что. И никакого движения на ней. Никто не шлет нам оттуда радиосигналы, и мы не можем ни с кем связаться по Интернету.
   - То есть, ты хочешь сказать..., - у парня в груди все похолодело.
   - Не знаю, хотел ли бы я это говорить, но, да, возможно, мы последние люди, оставшиеся в живых во вселенной. И спасло нас именно то, что мы были заморожены за какие-то преступления, которых не помним.
  
  
   Повисло молчание, взгляды были устремлены на новенького, который переваривал полученную информацию, устремив взгляд в стол.
   Никаких признаков жизни, никаких сигналов, никакого движения....
   - Так это значит..., может..., сколько мы пробыли заморожены?
   Он обвел всех взглядом. Люди, находившиеся в помещении, как-то странно смотрели на него. Казалось, в их взгляде скользило чувство вины. Или страх.
   - Ты знаешь, - Майки похлопал его по плечу. - Тебе лучше самому сходить, да посмотреть. Там и имя свое узнаешь, и срок, который тебе дали.
   - Где?
   - Да где же еще? В камере, где ты был заморожен.
  
  
   Мужчина вышел из комнаты, где собрались заключенные, обратно в овальный коридор. Никто не вызвался его сопровождать, а как только переступил за порог, дверь за ним захлопнули и заперли. Он только вскинул бровями. Кажется, они здесь чего-то боялись.
   Свет в коридоре мигал. Иногда все погружалось в полную тьму, но лишь на секунду. Из распределительного щитка на стене сыпались искры. Космический корабль мерно гудел. Космическая Тюрьма медленно, никуда ни спеша, летела вокруг Земли, следую своей орбите.
   Парень, медленно ступая, шел обратно по коридору, туда, откуда пришел. Никакие звуки не нарушали тишину и все же, ему изредка казалось, что он слышит что-то, казалось, будто за ним наблюдают.
   Камера, в которой он был заморожен: небольшое овальное помещение, в центре которого располагалась капсула, некогда заполненная льдом. Температура там была равна абсолютному нулю, но теперь на дне капсулы была лишь вода, и ничего больше.
   Осторожно ступая, человек, не помнивший своего имени и прошлого, подошел к капсуле, на которой, прямо на стенке из пластика, было что-то написано.
   Он прочел: "Давид Асан Кальдерера. Осужден в 110-ом году от Великого Раздела Канаторийским Национальным Судом за командование армией извергов, напавшей на город Петербург и учинявшей там убийства членов Элитарного Общества, грабеж, изнасилования и прочие вопиющие преступные действия (ранее был изгнан из ЭОРЛ 100 году от ВР) на заморозку на борту Космической Тюрьмы класса 0016651Х на срок в 1189 лет. А также на удаление из памяти всего, что могло бы привести к рецидиву".
   Давид неровными шагами попятился от капсулы, в которой пробыл более тысячи лет. В его глазах потемнело, голова закружилась.
   Тысяча сто восемьдесят девять лет...
   В помещение с капсулой еще стояли какие-то столы, на них - компьютеры, которых ранее он никогда не видел. Но все выглядело давно заброшенным, забытым, мертвым.... Явно, здесь никто не появлялся давно... очень давно.
   Вдруг сзади него раздался какой-то звук, и он резко обернулся. Показалось, что в коридоре мелькнула какая-то тень, но сказать точно он не мог.
   Давид развернулся и пошел шатающейся походкой обратно.
   В коридоре мигал свет.
  
   Поначалу его не хотели впускать. Он стучал, но никто не открывал дверь. Из-за нее не доносилось никаких звуков.
   - Эй! - позвал Давид.
   Как только он подал голос, что-то изнутри щелкнуло, и дверь слегка приоткрылась. В образовавшейся щелочке показалась линза очков Джузеппе.
   - Ты один?
   Давид уставился на него.
   - Нет, с компанией друзей, а что? Вы против?
   Дверь открылась и он вошел.
   Джузеппе, закрывая дверь:
   - Да он уже острит. Паренек быстро отходит.
   Навстречу к Давиду поднялся Майки. Он протянул ему руку.
   - Теперь ты с нами, дружище. Ну, как твое имя?
   Давид как-то устало пожал руку Майки. Представился.
   - Ну что ж, Давид, добро пожаловать на борт. - Он пристально посмотрел на парня. - Как, узнал, сколько ледышкой пробыл?
   Давид кивнул.
   - И?
   - Больше тысячи лет.
   Майки присвистнул.
   - Да у нас рекордсмен, ребята. Ну, конечно, если не считать этого,- он опять кивнул в сторону пожилого человека, в промежности у которого растеклось темное пятно. - Черт! Чья очередь менять штаны этому типу?
   - Твоя, - сказал Юрий - коренастый мужчины лет сорока.
   - Блин.
   Давид плюхнулся на стул. Вдруг, совершенно неожиданно, он обнаружил, что ему хочется курить. Не спрашивая, достал из пачки "Галактического дыма" сигарету и подкурил ее. Никто ничего ему не сказал.
   Когда Майки закончил возиться с самым старшим, он сел возле Давида и налил всем в рюмки коньяку.
   - Это надо отметить ребята. Нет, я серьезно. Вы только подумайте, какая возможность нам выпадает - общаться с людьми, которые жили на тысячи лет раньше, чем мы. Где вы такое еще могли увидеть? Меня, например, заморозили всего триста лет назад. Джузеппе - четыреста, остальных восемьсот, или под тысячу. А ты-то, браток, ты-то жил еще в самом начале после ВР! Это же поразительно! Сколько вопросов я тебе хочу задать.
   - По-моему, парню сейчас не до вопросов, - вмешался Остап, беря свою рюмку.
   - Ну, да, конечно, потом, позже, конечно, о чем речь. Но ведь нам некуда спешить, правда? - Тут Майки расхохотался весело и громко.
   - По-моему, тебе надо меньше пить кофе, - произнес резонно Остап.
   - Пей свой коньяк и помалкивай. Все по-твоему, по-твоему.
   Мужчины опрокинули в себя рюмки. Чуть погодя тоже сделал Давид.
   - Ну, ты хоть что-то помнишь? - спросил Юрий. - Кроме родного языка.
   Давид помолчал. Затем:
   - Да. Я родился в Канатории в семьдесят первом году от Великого Раздела. В Петербурге. Помню, что такое ЭОРЛ, помню годы в школе. А потом....
   - А за что тебя осудили? - задал вопрос Джузеппе.
   - Там написано, что в сотом году меня изгнали из Элитарного Общества, а в сто десятом я совершил набег на Петербург, возглавив армию извергов.
   - Мать твою! - воскликнул Майки. - Это же история! Живая история!
   Остап ухмыльнулся.
   - Майки у нас везунчик. Он у нас почти все помнит. Кроме последних лет своей жизни в Канатории, в Элитарном Обществе Разумных Людей. Говорит, что он работал в школе, а по образованию историк. Но за что попал на КТ, не помнит.
   - Да, чесслово, не помню. Но про тюрьму знал еще до того, как сам сюда загремел.
   - То есть, она уже триста лет летает вокруг земли? - изумился Давид.
   - Ну, судя по всему, да. Правда, не обязательно, что корабль тот же, но тюрьма существовала давно. Правда, не думал, что сам здесь окажусь.
   - Майки говорит, что в его время на планете назревала война. - Ввернул Юрий. - Быть может, она все же разразилась, когда мы все уже были здесь. И то, что никто к нам сюда не прилетает, результат этого.
   - Поубивали все там друг друга на хрен, - Остап налил себе чашечку кофе.
   Давид, чувствуя, как все внутри него переворачивается, подошел к иллюминатору.
   Там, внизу, голубой громадой зависла в бескрайнем черном космосе Земля. Видна была синева океанов за белоснежностью облаков. Вокруг земли летало множество спутников, и разных обломков. Прямо возле иллюминатора проплыл обломок какого-то то ли спутника, то ли другого космического корабля. А затем он увидел странное облачко пыли, шаром проплывшее возле иллюминатора.
   - Прах, - пояснил Остап. - В космос выбрасывать стали не только заключенных, но и мертвых - их больше негде было хоронить. Это было уже и в мое время.
   Давид отошел от иллюминатора. Чувство, будто его погребли заживо, не проходило.
  
  
   Мне было тридцать девять лет, когда меня заморозили и, если учесть тот факт, что я почти не постарел, столько же мне сейчас и есть. Однако по факту мне тысяча двести двадцать восемь лет. Как-то странно.... И, что самое ужасное, я ничего не помню, абсолютно ничего о том, что было со мной во взрослой жизни. Каким образом я очутился по ту сторону Стены? Ведь о Стене я все помню. После Великого Раздела ее построили, что бы изверги ни попадали в города. Кем я был тогда? Какая у меня была профессия? Каким человеком я стал, раз меня изгнали? Я помню свою мать, отца, некоторых друзей. Но то, что было после детства, лет после десяти.... Кого я любил? Была ли у меня семья: жена, дети? Почему, в конце концов, я возглавил армию извергов, ведь я так боялся их в детстве? Они вселяли в меня ужас, который, по идее, позже должен был перейти в презрение? Что со мной случилось? Они могли меня заморозить, но они не имели, не имели права отнимать у меня память.
   А теперь, когда на Земле все стихло. Что там произошло? Очередная атомная война? И все погибли? И лишь жалкая кучка преступников осталась в живых благодаря тому, что они были заморожены? Последние представители человеческой расы? То-то смеху будет, если нас обнаружит какой-нибудь внеземной разум.
  
  
   - Да не парься ты так, Давид, не все так плохо. - Увещевал Майки, все подливая в кофе коньяку. - Здесь неограниченные запасы разного добра. Эти копы, или эорэловцы, были очень запасливы. Здесь и еды консервированной навалом, и бухла, и сигарет, да всего. Стоит только полазить по кораблю - этому милому суденышку.
   Майки всегда был весел. Кажется, только он относился к Давиду искренне доброжелательно, потому что, после того, как он сказал, что возглавил армию извергов, взгляды остальных несколько помрачнели и стали настороженными. По крайней мере, так показалось Давиду. А может, он просто представлял для Майки чисто научный интерес - человек, живший тысячу лет назад, сразу после ВР, да еще и перешедший на сторону извергов?
   - А ты ни фига не смахиваешь на них. Те, которые были в тысячном году, были ужасными, страшными и опасными мутантами. Говорят, они спаривались с хищными зверями, и их дети были настоящими чудовищами. Судя по виду, так оно и было.
   Насколько помнил Давид, изверги были простыми людьми, которые не в состоянии были платить непомерно высокие налоги и оскорбляли своим существованием только появившееся Элитарное Общество.
   - Я понимаю, тебя не слишком прельщает перспектива дожить до конца дней в этой скорлупе, которая может рухнуть в любой момент, ведь, бьюсь об заклад, топливо в ней на исходе. И все же, во всем нужно видеть хорошую сторону - по крайней мере, мы живы!
   Никто не поддержал его. Тогда Майки предложил сыграть еще партийку в покер. Играли на сигареты, выпивку, кофе. Денег на корабле не было. Давид играть отказался - сел на диван у стены, подальше от пожилого человека, которого недавно переодевал Майки. Он смотрел на людей, сидевших за столом, игравших в карты, пьющих коньяк и кофе. Ведь для него это были люди из будущего. Но, почему-то, он не ощущал того трепета, что брюнет в кожанке, от осознания сего факта. Нутро его трепетало, но совсем по другой причине.
  
  
   Первым был Джузеппе. Через несколько месяцев разморозился Юрий. Джузеппе почти ума лишился, бродя овальными коридорам тюрьмы, где тусклый желтый свет беспрестанно мигал, уже бог знает какую сотню лет. Его спало лишь то, что он нашел еду, воду, и это придавало ему сил. Вдвоем было легче. Затем разморозился Остап, а уж за ним Майки. Где-то в промежутке проснулся ничего не понимающий человек - Соня. Обойдя весь корабль, Майки уверял, что он громадный, и, пожалуй, они даже не всего его изведали, однако обнаружили, кроме запасов еды, спиртного и сигарет, скелеты астронавтов, еще многих других, ранее принадлежавших людям, выполнявшим какие-то должности на этом корабле. Рассказывали, что скелеты сидели за потухшими компьютерами, они были в багажных отсеках и в мини-шатлах, на которых совершались поставки новеньких зеков. А так же на КТ был какой-то робот, который до сих пор бродил где-то по коридорам космического корабля и встречи с которым рекомендовалось избегать. Почему? Давид пока не знал. Было также еще на борту двадцать три "заморозка", как окрестил их Майки - заключенные, которые вскоре, а может, и нет, должны были разморозиться.
   Давид слушал обо всем этом, сидя на диване, смотря на четырех людей, казалось, безмятежно играющих в карты, пьющих кофеек и дымящих сигаретами.
   - А как насчет шатлов? Вы пробовали?
   - Что, мы пробовали? - не оборачиваясь, спросил Остап.
   - Они работают? В смысле, возможно ли вылететь на них на Землю?
   Майки рассмеялся.
   - Браток, если ты найдешь среди нас, хоть одного, кто умеет управлять этой штуковиной - тебе приз.
   - Но это бессмысленно! - воскликнул Давид. - Сидеть здесь, сложа руки, ждать конца, когда, быть может, есть возможность спастись.
   Юрий взглянул поверх карт на Давида.
   - Спастись? Скорее погибнуть. Сомневаюсь, чтобы кто-то из нас сумел грамотно посадить шатл. Вылететь-то возможно, но приземлится...
   - К тому же, - добавил Остап, - никто не знает, что там, на Земле. - Он кивнул в иллюминатор. - Что, если там все мертвы, и, быть может, ядерная зима, или еще что-то похуже. Ты прилетишь, выйдешь из шатла, вдохнешь тамошний воздух и тут же загнешься. Такое возможно, если там была атомная война. Или мутанты разные бегают, изверги..., кто знает. - На слове изверги он запнулся. - Не знаю, как по мне, так лучше быть здесь. По крайней мере, у нас здесь запас еды, воды... мы уверены в завтрашнем дне.
   Давид спорить не стал. Он понимал, что в них говорит страх. Как можно быть уверенным в завтрашнем дне, когда этот корабль может хоть сейчас свалится на Землю с высоты в несколько тысяч километров? К тому же, пусть у них будет хоть тонны провианта, его не хватит до конца их жизни, даже если они доживут до старости на борту Космической Тюрьмы. Они просто боялись. Остап так говорил о Земле, будто там не родной дом его и всех их, а какой-то зараженный чумой чужой край. И все же Давид признался себе, что в их словах есть доля истины. Откуда он знает, решится ли он, даже ели техника исправна, вылететь из этого корабля и отправится прямиком на Землю? Ведь, кто знает, может, они тоже садились в мини-шатлы, запускали двигатели, а затем, испытав колючий страх, тяжело вздохнув, возвращались обратно, в эту уютную каюту, некогда занимаемую, быть может, охранной сего каземата будущего. Возвращались сюда, чтобы продолжать пьянствовать, спать, болтать языком и ничего не делать, сбросив с себя груз какой-то ответственности, груз долга перед собой, перед домом.... Человеческому существу чужд труд, и уж лучше так.
   Давид почувствовал, как его морит сон. Он изрядно выпил, впервые за тысячу лет, и сильно устал. Он прилег на диван, рядом возле Сони. Глаза его закрылись, и он почувствовал, как сон укрывает его теплой пеленой. Слишком много информации, потрясающей и ужасной, впервые за столько времени. Последняя его мысль была о том, что он не собирается здесь умирать, и что ему хочет домой. Домой, каким бы он ни был.
  
  
   Когда Давид проснулся, все остальные спали. Кроме Майки - тот читал какую-то книгу.
   - Эй, приятель, да тебя сон надолго сморил. Не выспался за тысячу лет?
   Майки сделал Давиду кофе и бутерброд.
   - Ну, как? Приходишь в себя?
   - Я хочу обойти корабль. Посмотреть, что к чему. Может, еще какую-то информацию о себе найду.
   Лицо Майки помрачнело.
   - Не советую я тебе этого делать. Не такое уж и безопасное место это суденышко.
   Давид ждал. Когда продолжения не последовало, он спросил:
   - Вы мне чего-то не договариваете. Чего именно?
   После недолгих колебаний брюнет ответил:
   - Есть вещи, довольно странные, которые происходят здесь. Так сразу и не скажешь, что именно. Не знаю. Но мы стараемся по одному не ходить по кораблю, понимаешь?
   - А что за робот? Он рабочий?
   - Н-да. Рабочий. Она тебе вреда не причинит, по крайней мере, физического.
   - Она?
   - Ну, этот робот. В основном, он женщина, но может меняться, понимаешь? Его не отличить от живого человека. Мы это поняли только тогда, когда Юрий принялся колотить его дубинкой и содрал верхний покров... кожу.
   - То есть, если я встречу мужчину, это может быть тот робот?
   Майки несколько секунд молчал.
   - Может быть.
   Давид устремил на него удивленный взгляд.
   - Не хочешь ли ты сказать, что на корабле есть еще кто-то?
   Вдруг лицо Майки стало каким-то измученным, будто он долго над чем-то думал, но так и не пришел к решению.
   - Мы не знаем. Понимаешь, поначалу все было ясно. Здесь были только я, и парни, да тот свихнувшийся киборг. Весь персонал был мертв, причем уже лет сто, но потом... стали происходить вещи... ну, странные, необъяснимые, будто бы на корабле есть еще кто-то, кого мы не замечаем.
   - Но ты же сказал, что корабль гигантский. Все может быть.
   Брюнет посмотрел в глаза Давиду.
   - Джузеппе здесь уже около двух лет. По крайней мере, он так говорит. И никого, кроме нас, да долбаной Роксаны...
   - Кого?
   - Так робота зовут. Так вот, кроме нас и робота, он никого не встречал. Но недавно... что-то поменялось. Короче, Давид, я не советую тебе ходить одному никуда. Не выходи из этой комнаты. А когда придет время идти по продовольствие, пойдем вместе, и я проведу тебе экскурсию. А? Лады?
   - Лучше скажи, что меня там ждет?
   Давид ждал ответа. Майки сидел рядом, нахмурив брови. Остальные спали, чуть похрапывая. Кто-то пустил "шептуна". За иллюминатором висела над бездной Земля.
   - Лучше не ходи.
   - Послушай, Майки, при всем уважении, пусть нас и разделяет целая эпоха, пойми, я здесь не собираюсь оставаться. Гнить здесь до скончания века?
   По лицу парня прошлась ироничная улыбка:
   - Ты думаешь, мы думали иначе? Ты думаешь, мы все, когда разморозились, обрадовались тому, что похоронены заживо в космосе? Обрадовались перспективе праздно провести последние свои дни, к тому же, много дней, мы здесь не девяностолетние старики, все же? Поверь, Дав, есть кое-что, что заставляет нас запираться в этой комнатушке. - Пауза. - К тому же, - радостно добавил Майки, - туалет примыкает к каюте!
  
  
   Давид вышел в коридор. Дверь за ним захлопнули и заперли. Майки дал ему пистолет и сказал, чтобы Давид использовал пароль:
   - Пистолет немного заклинивает, курок очень тугой, все-таки он здесь много лет провалялся без смазки. Но это ничего - стены не пробей. А когда будешь возвращаться, стучи три раза быстро, а потом три раза медленно. Понял?
   - Ага.
   Свет не перестал мерцать. Давид посмотрел в ту сторону, где была его камера. Там он уже был. Теперь он направился в противоположную. Коридор был длинен. Местами, где лампы перегорели, он проваливался в темноту, но дальше вновь виднелись просветы. Держа пистолет в правой руке, Давид медленно, стараясь ступать как можно тише, пошел в левую сторону от двери "кают-компании", в которой жили пятеро мужчин.
   О чем предупреждал его Майки, говоря, что на корабле происходит что-то странное? Какой вред мог причинить ему робот? "В основном это женщина", сказал Майки....
   Пройдя метров сто по овальному коридору, Давид дошел до перекрестка. Давид свернул направо - ему показалось, там больше света.
   Космическая тюрьма мерно гудела, временами даже, казалось, вибрировала. Из многих электрощитов сыпались искры, мерцал жидкий свет. На полу было много мусора - обертки из-под чипсов, бутылки из-под кока-колы, обоймы от пистолетов. Чуть впереди Давид увидел кисть человека, лежащую на полу. Всего лишь кости. Но казалось, что костлявые пальцы в конвульсивной предсмертной судороге впивались в пол. Возле кисти лежали наручные часы.
   Двери. Давид нажал на ручку. Пусто. Стол перевернут, стулья разбиты, на полу разный мусор, не привлекающий особого внимания.
   Дальше. Следующая комната. Дверь приоткрыта. Здесь стояло несколько компьютеров с потухшими мониторами, за ними сидели скелеты в синей выцветшей униформе. Развалившись в креслах, они устало осунулись, их руки повисли, а челюсти были раскрыты. Видимо, персонал. Быть может, охрана. На одном из скелетов была фуражка полицейского со знакомой аббревиатурой "ЭОРЛ". Правда, формы Давид не узнавал. Он помнил другую форму на полицейских, которая была в его время. Но многое, должно быть, поменялось. Он не узнавал и компьютеров, мониторов.
   Нажав несколько кнопок на клавиатуре, стукнув хорошенько по системному блоку, Давид убедился, что компы не работают.
   У обоих скелетов, сидящих в креслах, кисти были на месте. Они вообще хорошо сохранились. Хоть в школу на урок анатомии подавай.
   Давид вышел из комнаты, где, видимо, ранее был наблюдательный пункт. Он заметил уже не одну камеру под потолком и на стенах корабля.
   Крадучись, он шел дальше по коридорам, длинным и плохо освещенными, заглядывая в каждую комнату. В основном все было разгромлено, сломано, разбросано. Может, это Джузеппе сходил с ума, когда один бродил по кораблю? Некоторые комнаты Давид осматривал бегло, в других задерживался дольше. Многие помещения были пусты, в них не было ничего, даже мусора на полу. Только толстый слой пыли. Давид обнаружил еще одни наблюдательный пункт, в котором стояло несколько потухших мониторов, в креслах за которыми сидели скелеты бывших охранников. Точнее, в этой комнате, только один скелет.
   Где же твой напарник, братишка? Давид пристально осмотрел целиком сохранившийся скелет с выцветшей униформой на нем. Синий цвет еле угадывался. На голове была теперь великоватая по размеру фуражка, из-под которой выбивались седые волосы. Почему все эти люди умерли на своих местах? Почему они не лежат на полу, почему их руки не скрючены от агонии? Как будто уснули, и больше не просыпались. Вечный сон. Слишком надолго затянувшийся.
   Пистолетом, аккуратно, Давид сбросил фуражку с черепа мертвеца. Копна седых волос. Пустые глазницы. Оскал смерти. Не было никаких следов насилия. Давид посмотрел на спинку кресла, в котором сидел скелет - дырок нет.
   Мониторы и здесь не работали. На столе стояли пустые пластиковые стаканчики с чем-то черным, засохшим на дне. В кобуре у мертвого охранника был пистолет. Его Давид забрал себе.
   Коридоры, коридоры, петляющие, овальные, темные, бесконечные. Комнаты, пустые, с мертвецами, мумиями, скелетами, которые, словно уснули, сдавшись смерти, без борьбы, неизвестно, сколько лет назад.
   Яд? Газ? Почему? Зачем?
   Давид обнаружил туалет - четыре писсуара, четыре кабинки с унитазами. На кафельном полу лежала еще одна человеческая кисть. Теперь в синем рукаве. Кто-то оторвал руки охране и разбросал по кораблю? Все пять пальцев были на месте, но указательный, казалось, указывал на что-то. На нем было золотое кольцо. Давид заглянул в кабинку, на которую указывал костяной палец - ничего, кроме унитаза и рулона неизрасходованной туалетной бумаги. Тоже и в остальных кабинках.
   Невольно Давид вздрогнул - он увидел собственное отражение в зеркале. Подошел, посмотрел внимательно, чувствуя, как неприятная дрожь нарастает во всем теле. Ведь он не видел себя тысячу лет. Но это, собственно говоря, не имело никакого значения, так как он не помнил, как выглядел.
   Так вот, значит, какой я. Высокий, с бледной кожей, прорезанной сетью неглубоких морщин. У меня карие глаза, короткие каштанового цвета волосы. Такой я? Таким я был и тогда? Откуда у меня этот шрам на лбу и на брови? Я вынес его из какой- то схватки? Битвы?
   Что-то мелькнуло перед его мысленным взором: лошади, сотни лошадей, несущих по бескрайней пустыне вооруженных автоматами всадников; пыль; крики; кровь; боль; белое небо; стена... нет, Стена.
   Словно оглушенный взрывом, Давид покинул туалет, вернувшись в мерцающий коридор. Мысли его сжались в пульсирующий пучок, который грозил взорваться.
   Стена, преграда, город, который, в который...
   Раздался крик - истошный, протяжный вопль, как будто кого-то резали, подвергали вивисекции.
   Сердце застучало, адреналин взорвался в крови.
   Давид смотрел в направлении, откуда донесся крик. Невольно рука плотнее обхватила рукоять пистолета. Крик повторился, теперь, казалось, ближе. От этого звука все холодело внутри. Давид чувствовал, как холодный пот катится по спине, но все же пошел в том направлении, откуда доносился крик. Мерцал свет, впереди был темный участок. Но погружаться во мрак Давиду не пришлось - из тьмы к нему навстречу вышла пантера.
   Ноги приросли к полу, глаза расширились, зрачки жадно поглощали свет. Дикая черная кошка стояла в двух метрах напротив Давида. Ее глаза, зеленные, светящиеся в полумраке, были устремлены на него. Зубы - белые острые клыки - в хищном оскале обнажились, и она вновь закричала, громко и пронзительно, как кричат только дикие кошки.
   Судорожно сглотнув слюну, Давид направил на хищника пистолет. Но в этот момент сзади что-то громко лязгнуло. Дернувшись, Давид обернулся, и увидел высокую женщину, одетую в обтягивающий кожаный блестящий комбинезон. Он тут же обернулся обратно к пантере, но ее уже не было.
   Женщина, виляя бедрами, подошла к нему. Ее волосы были цвета золота, глаза - сталь. Четко очерченный профиль, орлиный нос. Руки с длинными пальцами и длинными красными ногтями протянулись к Давиду.
   - Здравствуй, Давид, я тебя долго ждала.
  
  
   - Ты тот робот, о котором мне говорили.
   Усмешка.
   - Эти неудачники? Да, они так считают. Но ты-то понимаешь, что это не так? Я много больше, чем робот.
   Она положила руки на плечи Давиду, прижалась к нему всем телом, томно выдохнула воздух ему в шею. Она была ростом выше него сантиметров на тридцать. Он чувствовал полусферы ее упругих грудей под кожей комбинезона.
   - Мне сказали, что ты можешь причинить мне вред.
   Женщина рассмеялась, запрокинув голову.
   - Господи, как же они смешны, эти недоумки. Ты ведь тоже считаешь их недоумками? Ведь, правда, Давид? Ты намного умнее их всех вместе взятых.
   Давид отстранился от нее, обернулся посмотреть, нет ли сзади кошки - та исчезла бесследно, как будто и не появлялась.
   - Что произошло на этом корабле?
   Серые глаза женщины поедали Давида. Она водила руками по его плечам, груди, животу.
   - То, что должно было произойти. Ты ведь знаешь.
   - Ни хрена я не знаю. И ты понимаешь это. Да отстань ты от меня, не стану я с тобой сексом заниматься, это и так должно быть понятно!
   Но блондинка схватила его за промежность - Давид дернулся, сжался.
   - Ты уверен, что я этого хочу, мой мальчик?
   Она начала массировать его член через ткань штанов.
   - Мне думается, что, да - уверен.
   Давид схватил ее за руку и убрал от своего паха.
   - Ты мне станешь что-нибудь рассказывать, или я зря теряю с тобой время?
   Блондинка усмехнулась алыми губами, ее глаза азартно блестели.
   - Может, я кое-что и знаю. Может, кое-что тебе и расскажу. Но не бесплатно.
   - Что за человек тебя сделал?
   Давиду было неуютно стоять в этом полутемном коридоре, к тому же, женщина без конца напирала на него, толкая в темный участок.
   - А с чего ты взял, что я синтетическая? А? Может, я одна из вас - "заморозок"? Заключенный? Просто разморозилась раньше других.
   - Ну, я думаю, есть способ это проверить, - Давид приставил пистолет к ее голове. - Если ты живая, то, по идее, сейчас умрешь.
   Женщина как бы назидательным движением подняла указательный палец, который медленно начал удлиняться, пока не достиг сантиметров сорока в длину. Покачала ним, словно обращалась к ребенку.
   - Не следует, господин Кальдерера.
   Рука Давида медленно опустилась. Палец робота принял прежние размеры.
   Некоторое время они стояли молча, объятые гудящей тишиной. Блондинка не сводила жадного взгляда с Давида. Он заметно нервничал: на лбу выступила испарина, сердце бешено колотилось и глаза то и дело возвращались к темному участку, из которого пятью минутами раньше вышла пантера.
   - Слушай, что это за хрень там была?
   - А, - махнула рукой блондинка. - Пойдем, я знаю одно местечко, где мы можем хорошенько пообщаться. - Она предложила ему взять ее под руку. Давид повиновался, и они пошли прямо по коридору.
  
  
   Блондинка, по дороге представившаяся Роксаной, как и говорил Майки, привела его в кафе. Просторное помещение, паршиво освещенное, с высокими потолками и столиками, занявшими большую половину площади. Барная стойка, за ней - стеллажи с разнообразной выпивкой. За столиками на стульях сидели мертвецы, все высохшие и серые, некоторые из них были облачены в синюю униформу. Но, судя по одежде, здесь были не только работники тюрьмы, но и другие люди - врачи, быть может, ученые, астронавты. Некоторые скелеты были в платьях, на их черепах сохранились длинные волосы, потерявшие, однако, свой цвет.
   Не обращая на эту леденящую кровь гротескную картину, Роксана прошла прямиком к барной стойке, цокая шпильками своих кожаных сапожек по полу, выложенному черными и белыми плитками в шахматном порядке. Взяла бутылку вермута, плеснула в два бокала.
   - Сядешь за стойкой, или за одним из столиков?
   Давид окинул взглядом кафе - словно плод воображения сумасшедшего художника, все эти скелеты, на веки замершие в неподвижных позах, некоторые до сих пор державшие в своих руках бокалы с высохшими в них напитками.... За стойкой не было мертвецов, поэтому Давид сел там.
   Роксана отпила из своего бокала. Разве могут пить роботы? Или этот робот, взбунтовавшись, плевал на все писанные и не писаные законы?
   - Что случилось с этими людьми? - спросил Давид, вертя в руках бокал. - Такое ощущение, будто они погибли мгновенно и безболезненно? Их отравили газом?
   Роксана провела взором серых глаз по посетителям заведения, которым не суждено было его покинуть.
   - Ты знаешь, мне здесь нравится. Не так одиноко. Но и не мешают. Были бы они все живы, галдеж бы стоял страшный. Нельзя было бы замечтаться, забыться.... А так,... что-то в этом есть.
   Давид с ужасом смотрел на нее. На мертвецов. Скелеты, некогда принадлежавшие женщинам, были обуты в босоножки на шпильках, в сапожки с каблуками. Один скелет сидел за столиком в строгом костюме с галстуком, в его костяных пальцах был зажат бокал, и казалось, он вот-вот выдаст какую-то шутку, от чего разразится кокетливым смехом его собеседница - скелет в голубом платье, с драгоценным колье на шее.
   Он отставил бокал с "мартини" - руки сильно дрожали.
   - Ты собираешься отвечать на мои вопросы, или нет?
   Роксана достала длинную сигарету и закурила.
   - А что мне за это будет? - Ее взгляд в паре с усмешкой блуждал по мертвому кафе.
   Давиду даже стало немного смешно, но смех выдался каким-то нервным, ржавым.
   - А чего ты хочешь?
   - Я? - как бы удивилась женщина. - Ничего.
   - Ну, тогда тебе сложно будет угодить.
   - Ты же уже сказал, что не хочешь меня.
   Давид пристально посмотрел на нее.
   - Извини, но настроения что-то нет. Да и черт знает с кем, сексом не занимаюсь.
   - Во-первых, не черт знает с кем, во-вторых, тебе не обязательно вступать со мной в половую связь. Можешь просто... поцеловать меня... везде.
   Давид поперхнулся.
   - И тебе, что, будет приятно?
   - Ты знаешь, Давид, что у тебя искусственное сердце? - Роксана по-прежнему изучала лукавым взглядом посетителей кафе. - Ты знаешь, что был таксистом более тысячи лет назад, в городе Петербурге? Ты там родился и вырос, ты там работал, а потом тебя изгнали, как и твоего дружка, Лена де Поршере. Ты знал об этом?
   Казалось, что-то начало пульсировать в голове у Давида, какие-то образы, но они тут же исчезли. Но осталось невыразимое словами чувство чего-то близкого, теплого, обжигающего, бесконечного, родного, не родного, далекого, недосягаемого.
   - Нет, об этом я не знал.
   Ехидная ухмылка не сходила с ярко накрашенных губ Роксаны.
   - Я могу рассказать тебе много больше. Я могу все поведать тебе о тебе, Давид, только если ты продашься мне. Продашься, за свои воспоминания.
   - Иди ты.
   Она рассмеялась.
   - Какие мы строптивые. Почему ты не пьешь?
   - Что-то не хочется. - Давид помолчал. - Послушай, отсюда реально выбраться?
   - Ты ничего от меня просто так не дождешься. - Тут Роксана сбросила с себя комбинезон и, в чем изготовитель сотворил, пошла к какой-то боковой двери в стене. Открыв ее, она обернулась, зазывающим жестом поманила Давида, и скрылась за ней.
   Давид долго смотрел на дверь, куда ушла женщина-робот - надо признать, формы у нее высшего класса. Интересно, а остальные продались ей?
   От этой мысли у Давида растянулась улыбка на лице.
   Посидев еще несколько минут в баре, он решил, что пора отсюда уходить - ему уже начало казаться, что скелеты смотрят на него и перешептываются за его спиной. Весьма зримое присутствие мертвецов, казалось, заставляло кровь сгущаться и все медленнее бежать по жилам.
   Проходя мимо дамы в голубом платье, Давид нечаянно зацепил ее рукой - она упала на черно-белый пол и рассыпалась облаком серого праха. Платье, ни на чем теперь не державшееся, казалось, выдохнуло из себя дух покойника, и невзрачной тряпкой легло на пол.
   На мгновение Давид замер над ним, смотря, как прах оседает на паркет. Он чувствовал, как вопит в панике каждый его нерв. Ему показалось, что скелет в костюме с галстуком, который висел не нам, как лохмотья, с укором смотрит на него. И тогда поспешно вышел из бара.
   Его шаги отдавались от стен гулким эхом, а вслед гнался сардонический женский смех.
  
  
   Давид постучал в дверь - три коротких, три длинных удара. Послышался щелчок, дверь приоткрылась, в щелке показалось лицо Майки:
   - Отдай пистолет. - В щель просунулась рука.
   - Что..., - удивился Давид, но потом раздумал спрашивать, с чего это такие меры предосторожности, и отдал оружие - то, которое дал ему Майки.
   - Входи.
   В тесной "кают-компании" Остап с Джузеппе играли в шахматы - фигуры были выполнены в виде роботов: пешки выглядели, как роботы-помошники, фигуры постарше имели вид военных роботов, а король и королева - киборги. На столе в беспорядке стояли консервы, выпивка, грязная, наверное, ни разу ни мытая, посуда. В пепельницах горы окурков.
   - Мы тут с Юрой решили партийку в "дурачки" сыграть, пока наши умы, - кивок на игроков в шахматы, - занимаются более достойным их величин занятием.
   Майки, как всегда, был весел и разговорчив. Налил Давиду горячего кофе, угостил сигаретой, предложил выпить.
   - Нет, спасибо, - Давид плюхнулся на стул за столом. Выглядел он уставшим.
   - Ну, как успехи?
   Давид не отвечал, смотря куда-то в пространство.
   - Нашел что-нибудь?
   - И да, и нет.
   - Повстречал нашу очаровательную леди?
   - Угу.
   - Как она тебе?
   - Очаровательна.
   - Еще что-нибудь?
   - Нет.
   - Ты был в стартовом отсеке? - спросил Остап, не отрывая взгляда от шахматной доски.
   - Нет. - Давид не обернулся к нему.
   - Ну, вот, видишь, я же тебе говорил: нечего туда соваться, - облегченно вздохнул Майки. - Здесь лучше.
   Воцарилось молчание. Мужчины за спиной Давида переставляли с тихим стуком шахматные фигуры. В ворвавшейся в комнату тишине прозвучал голос Джузеппе:
   - Шах, - шепотом, будто все остальные спали. Хотя, похоже, Соня действительно был погружен в легкую дрему, впрочем, это было нормальное состояние для него.
   Юрий раздал карты на себя и Майки.
   Витал дым сигарет. За иллюминатором в звездной бесконечности показалась луна.
   Юрий спросил:
   - Ты никого больше не встречал? - исподлобья смотря на Давида.
   - А кого я должен был еще встретить? - Пауза. - Кроме мертвых пассажиров корабля?
   Юрий ответил ни сразу.
   - Никого.
  
  
   - Раньше был историком. Преподавал деткам уроки прошлого. Это было довольно интересно поначалу, но потом, особенно после того, как я заметил, что детям плевать на разных там исторических личностей, мне и самому все противнее было заниматься преподаванием. Дети, должно быть, никогда не любили учиться. Правда, Давид?
   - Да, в мое время их это тоже не особо прельщало. Да и во все времена.
   - Остап говорит, что был боксером. Он жил на восемьсот лет позже тебя, и, тем ни менее, люди и тогда любили ставить ставки, выигрывать, проигрывать. Понимаешь, о чем я? Вот. А Юрий откровенно сообщил нам, как только память частично вернулась к нему, что он был наемником - убивал людей за деньги. За эры, за синенькие хрустящие эры. Так было, Юрий? Кстати, Дав, а в твое время уже эры "ходили"?
   - Их ввели после ВР.
   - Точно.
   - Ну, а Джузеппе. Кем был Джузеппе?
   -Джузеппе, ты кем был в прошлой жизни?
   - Ей-богу не помню, ребята. Но я знаю, что у меня была жена и дети. Да только это и все.
   - А ты, Дав, кем был ты? Ну, до того, как попал к извергам?
   - Я..., я был таксистом.
   - Колесил по запутанным улицам Питера?
   Флаер, летящим над городом, маневрирующий среди островерхих шпилей небоскребов, царапающих белое, выцветшее небо...
   - Нет, я летал на флаере.
   - А девушка у тебя была?
   Сердце стучит сильнее, кровь по жилам, горячая, бурная, течет.
   - Я не знаю. Не помню.
  
  
   Сигарета тлеет, зажатая между пальцев. Пепел вот-вот упадет на уже и без того прожженную обивку дивана. Майки, неугомонный, хлещущий кофе литрами, все тарахтит, размахивая энергично руками. Давид делает затяжку и выпускает сизый дым в потолок. Так же, как и более тысячи лет назад. Вот только кем он был раньше? И кто он теперь? Он тот же, или уже другой? И что же случилось там, на этом гигантском голубом шарике, который затянули тучи? Неужели люди там уподобились посетителям того космического кафе, в котором он был сегодня? Все холодеет, леденеет внутри от этой мысли. Атомные бомбы? Война? Вторжение инопланетян? Маленьким он боялся всего этого - взрывов, после которых гигантские атомные грибы поднимаются высоко в небо, смерть и смерти... Он допускал, что такое возможно, но никогда не думал, что он может пропустить все это. Просто пропустить. Даже смешно становится. Пропустить, и выжить. Конечно, он слышал о том, что самых опасных преступников, против которых и Стена не помогает, замораживают, но никогда не думал, что это коснется его.
   В жизни много сюрпризов, и она очень любит их, сюрпризы эти.
  
  
   Давид проснулся. Утром? Видимо. У Майки на руках были часы, но когда Давид спросил, который час, Майки сказал, что не знает.
   Мужчины сонно ползали по комнате, пили кофеек, занимали очередь в нужник, задумчиво пыхтели "Галактическим дымом". Остап открывал консервы, очевидно, готовя завтрак - он вываливал содержимое из нескольких банок в одну миску и перемешивал, а затем подогревал на электроплите. Лицо его было невозмутимо.
   Юрий, в одних трусах, прошел в туалет. Взял туда с собой порножурнал. Майки пояснил, что неплохую подборку они нашли у охраны. А Давиду в голову вдруг пришла ясная, как земной день, мысль, от которой, однако, у него возник приступ тошноты: времена меняются, колесо крутиться, наука прогрессирует, цивилизации рождаются, расцветают, и гибнут, а человек остается таким же, как и был - порочным, праздным и трусливым существом. Но пусть он и был одним из рода человеческого, Давид ни за что не хотел оставаться на этом корабле вместе с этими яркими представителями человечества. Они спали, они ели, они удовлетворяли свои потребности, и мирились со своим заточением, когда выход, пусть и опасный, пусть, быть может, несущий смерть, но был. Он не мог смотреть, как они, повинуясь какому-то раз и навсегда заведенному порядку, живут здесь, осознавая, что больше никогда не увидят голубого неба, желтого песка и других человеческих лиц.
   Остап готовил завтрак, Юрий сидел в сортире с порножурналом, Майки делал какое-то подобие зарядки...
   Давид вышел из комнаты, дверь за ним заперли.
   Свет мерцал.
   Пистолет, который при выходе Майки ему вернул, он держал в руках, другой, который был найден в наблюдательном пункте, покоился за поясом.
   Тихие шаги по бесконечному овальному коридору здания, висящего в космосе на околоземной орбите, крадущаяся походка, сердца взволнованный стук, обостренное внимание.
   В этот раз Давид, дойдя до перекрестка коридоров, пошел прямо, переступая через какие-то осколки, инструменты, валявшиеся на полу, иногда через скелеты. Он проверял все двери, которые ему попадались на пути. Он видел большой актовый зал, ряды которого были заполнены мертвецами, возле кафедры которого лежал скелет в белом халате. Он заходил в некогда жилые помещения, в которых, должно быть, когда-то отдыхал персонал Космической Тюрьмы, спал там, видел сны, возможно, предавался любви, быть может, мечтал бессонными ночами, устремив взгляды несомкнутых глаз в потолок. Давид посетил столовую и лабораторию, и множество двуместных кают, в которых на койках вечным сном спали когда-то живые люди.
   Коридоры, коридоры, мерное гудение, мертвая тишина космоса, подступившего со всех сторон.... Один из коридоров вывел Давида в большое помещение с двумя ярусами. Скорее всего, здесь было что-то вроде командного пункта, быть может, капитанский мостик. Полукругом стояло множество потухших компьютеров, еще куча разной аппаратуры, вид которой ни о чем не говорил. Темно, освещение здесь было еще хуже, чем в коридоре.
   Давид подошел к дугообразному столу, стоящему у стены, и опоясывающему все помещение. Взгляд скользнул по мониторам, уже без надежды на то, что они начнут светиться, показывая какую-то, хоть какую-то информацию. Под столом что-то зашевелилось, Давид отпрыгнул в испуге, но потом облегченно вздохнул, когда увидел жирную крысу, без страха пробежавшую мимо него.
   Подул легкий, ледяной ветерок. Давид насторожился. Звук, гудящий, но высокий, похожий на вой или стон, донесся из неопределенного направления. Как бы неоткуда. Что-то где-то лязгнуло, послышался звон разбитого стекла, затем звон цепи, будто звенья зацепились за что-то металлическое и перекатывались, перекатывались.
   Не в силах определить, откуда доносятся звуки, Давид вертелся на месте, чувствуя, как страх нарастает в нем, как предательская трусливая дрожь заставляет руки трястись, а сердце бешено стучатся.
   Вдруг включились компьютеры, все разом - их мониторы засветились сначала черным, затем синим, демонстрируя эмблему "Виндоус". Они загружались. Послышалось характерное гудение вентиляции системных блоков. Почти одновременно машины загрузились, и теперь на каждой из них были одинаковые картины.
   Давид все вертелся, поворачиваясь, смотря на яркие мониторы компьютеров, переводя взгляд с одного на второй, со второго на третий, с третьего...
   Включился яркий, слепящий верхний свет. Давид невольно пригнулся, прикрываясь рукой, как будто по нему открыли огонь. Но ничего больше не произошло. Он ждал чьего-то появления после этого, но никто не пришел. Он ждал слов, но слов не было.
   Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Давид решился сделать какое-то движение - он подошел к одному из компов. Его голова вертелась на все стороны, он ожидал... ожидал чего-то с любой стороны. Но ничего не было. Стояла тишина.
   "Введите пароль", - было написано на мониторе. Давид долго смотрел на надпись, но потом все разрешилось само собой: компьютеры выключились. Потух и яркий свет, льющийся откуда-то сверху. Все вновь погрузилось в полумрак, как и ранее. Только мигали лампочки на стенах, светясь жиденьким желтеньким светом.
   Перебои в центральной системе? Вирус? Но какой? Который убил и людей, и вывел из строя все приборы на корабле?
   Снова послышался звон цепи. Теперь более громкий, он доносился из коридора, противоположного тому, которым пришел сюда Давид. Звук приближался, и мужчина, чувствуя, как страх, даже ужас, обжигает ему грудь, направил пистолет на овальный проем. Цепь звенела все громче, все ближе, руки дрожали все больше, и паника, требующая, говорящая: "Беги! развернись и беги, куда глаза глядят", нарастала, карабкаясь где-то по спине. Давид взвел курок, пот затекал в глаза. Он услышал чей-то крик, громкий, исполненный дикой ярости и страха, в котором можно было разобрать слова: "Стой, мать твою, или я буду стрелять!", и понял, что это он кричит так дико и истошно.
   Из коридора выбежала девочка лет пяти с кудрявыми волосами, в белом грязном платьице - на ее ногах были кандалы. Она остановилась и с удивлением посмотрела на Давида, который в последний момент убрал палец с курка. В глазах ее ему показалось отчаяние. Но тут она засмеялась заливистым, звонким, даже пронзительным смехом и убежала обратно, все также звеня цепью.
   - Стой! - крикнул Давид, но девочка уже скрылась в мутном провале бесконечного коридора.
   Давид, не отдавая себе отчета в том, что делает, побежал за ней. Коридоры космического корабля напоминали лабиринт. Он бегал по нему, поворачивал, петлял, следуя за звуком звенящей цепи и смеха, такого веселого, такого звонкого и такого... пугающего. Иногда ему казалось, что он видит удаляющийся маленький силуэт маленькой девочки, но она тут же куда-то сворачивала, и он бежал за ней, и он сворачивал, пока его легкие не сказали "стоп".
   Давид остановился, уперев руки в колени и тяжело дыша. Сквозь шум крови в ушах он слышал звон кандалов, и смех, детский, девичий смех, но теперь он доносился отовсюду, со всех направлений, изо всех комнат, из-за каждой двери, из-за каждого поворота.
   Сползя по стене, Давид сел на пол. Горло саднило, во рту было сухо, скопилась густая слюна. Вспотевшая рука сжимала рукоять пистолета. Смех стих, звон цепи оборвался так резко, будто его просто кто-то выключил.
   Призрак? Галлюцинация? Быть может, тоже видели и все те люди, теперь превратившиеся в мумии? Яд, которым пропитан воздух в КТ?
   Давид не знал, но он понял две вещи - он заблудился и ему страшно.
  
  
   Возвращение в "кают-компанию": все по-прежнему.
   Остап с Юрием играют в новые шахматы - в них королева ходит совершенно произвольно, появляясь в самых непредсказуемых углах тесной шахматной доски. Джузеппе моет посуду. Майки углублен в бумажную книгу. Давид разобрал название на мягкой обложке: "Солярис".
   - Выглядишь ты не очень, - произносит Майки, глядя на Давида поверх книги.
   Взгляды остальных мужчин, кроме Сони, устремлены на него, в них - вопрос, любопытство, но больше всего - подозрение.
   Давид падает на стул за столом, наливает себе выпить, закуривает сигарету. Коньяк обжигает горло, дым едким осадком дает о себе знать.
   - Наверное, раньше ты был заядлым курильщиком, - Майки.
   Давид пожимает плечами.
   - Узнал что-нибудь новенькое? - поверх книги.
   Давид сидит спиной ко всем, но чувствует на себе взгляды присутствующих.
   - Был на мостике.
   - А-а. Мы тоже там были. Что-нибудь произошло?
   Давид не знает, почему собирается солгать им. Быть может, потому, что и они ему лгут.
   - Нет. Абсолютно ничего.
   Молчание за спиной. Может, они сейчас нож ему в спину засадят?
   - Эй! - раздается громкий незнакомый голос.
   Давид оборачивается - Соня. Он выпрямился, выпятив свое толстое брюхо, и пустым взором смотрит куда-то под потолок.
   - Эй!
   Затем вновь обмякает, погружаясь в привычное состояние апатии. Или кататонии. Кто знает...
   В иллюминатор врывается солнца свет. Яркий, пронзительный. Свет ламп под потолком по сравнению с ним кажется скудным. Вдруг Соня резко поднимается, подбегает к иллюминатору и начинает ожесточенно, сильно бить по нему. Раздается глухой вибрирующий звон. Но, прежде чем мужчины успевает оттащить его от иллюминатора, он разбивает его - пластик сыпется на пол, за ним показывается обнаженная лампа, вытекает густая жидкость. Это не иллюминатор - это монитор. Все в изумлении смотрят на разбитый жидкокристаллический экран, из которого медленно вытекает радиоактивная жидкость. Затем Соня еще раз бьет ногой по лампе, и та разбивается - нет больше Земли, нет больше голубого шара, родной планеты, напоминающей каждому из заключенных, что они - живы.
  
  
   После того, как Соня разбил монитор, настроение у всех значительно ухудшилось. Все стали раздражительны. Слабоумного человека побили и закрыли в ванной. На Давида бросали косые взгляды. Джузеппе бросил мыть посуду, Майки зашвырнул куда-то свою книгу. Матерились, плевались. Давид напился и уснул.
  
  
   Давид проснулся - он тут же. Тесная комната, спертый воздух, который, разумеется, когда-то кончится. И, скорее всего, скоро. Все на месте. Нет, это был не сон, Давид, ты проснулся, но кошмар продолжается. Или ты уснул, и не в силах проснутся.
   Встал, потянулся, открыл себе консервы. Поймал на себе пристальный взгляд Остапа. Остап отвернулся, когда увидел, что Давид видит этот его взор. Высыпал содержимое в миску, взял ложку и стал есть. Тишина, казалось, специально сгустилась в эти моменты, и звук собственного жевания разносился на всю каюту. Давид чувствовал на себе взгляды всех четверых мужчин, чувствовал, как они впиваются ему в спину, но продолжал есть. Затем сделал себе кофе. Пока заваривал, наливал воду, расколачивал ложкой черную жидкость, то и дело замечал устремленные на него взгляды, которые, казалось, взвешивали все, что он употреблял. Затем Давид обулся.
   - Ты что, опять туда собираешься?
   Давид обернулся к Майки. Все смотрели на него. Но не было мольбы в их взгляде. Не было и презрения. Лишь жадность, да злорадство.
   - Я не собираюсь здесь сгнить.
  
  
   Выбрав совершенно новое направление, Давид, наконец, нашел стартовый отсек. Здесь было холодно и становилось трудно дышать. В темных огромных помещениях, больше всего напоминающих ангары, стояли гигантские грузовые шатлы, корабли, на которых, судя по виду, доставляли на КТ осужденных, и сравнительно небольшие летательные космические аппараты, рассчитанные человека на четыре максимум. Размерами они были с микроавтобус. Давид, беспрестанно оглядываясь по сторонам, подошел к одному из них - продолговатой формы ракета, с крыльями на конце фюзеляжа, размахом достигающих метров четырех-пяти. Он поискал вход. Нашел его, как и предполагал, с правого боку. Но, дернув за ручку, обнаружил, что дверь не поддается. Тогда Давид начал искать какие-то кнопки на фюзеляже шатла, рычаги - ничего. Уже придя в отчаяние, он прислонился к двери космического корабля, и услышал механический шипящий звук, одновременно чувствуя, как дверь толкает его. Отойдя, Давид наблюдал, как дверь, слегка выдавшись вперед, отъехала затем в сторону, словно приглашая его войти. Путь внутрь ракеты был открыт.
   Внутри - темно. Давид нашел, где включается свет. Пройдя сквозь багажный отсек, он вошел в кабину шатла. Здесь было два кресла, явно предназначенных для пилотов. Приборная доска усыпана чем-то несусветным - кнопки, тумблеры, сенсорные панели, но один предмет говорил сам за себя - штурвал.
   Давид сел в кресло первого пилота. Его руки легли на штурвал. Он был без понятия, как завести эту штуковину, как заставить ее лететь, не знал даже, есть ли в ней топливо, но уже был твердо уверен, что он отсюда улетит, причем немедленно, в течение нескольких часов. По лицу его, потемневшему от черной щетины, пробежала улыбка. Глаза загорелись. По рукам прошла дрожь, по телу - трепет. Казалось, мощные двигатели уже вибрируют под ним, готовясь унести его, прочь от этого мертвого места, от этого гроба, висящего над безмолвной планетой. Он...
   ... флаер, парящий над городом-гигантом, одиноко раскинувшимся в пустыне; приборная панель уютной машины; солнца ослепительный блеск; здания торговых центров внизу, а там, еще ниже, где...
   ... попытался разобраться в этом неясном хаосе приборов, таких загадочных, назначение которых пока было скрыто от...
   ... во флаере играет приятная музыка, ему кажется, он узнает мелодию, и аромат, этот аромат... его он уже где-то слышал, и сердце начинает чаще биться...
   ... него. Но вот он провел пальцем по темной до этого сенсорной панели, и она от одного его прикосновения засветилась синим светом. На ней появилась аббревиатура ЭОРЛ и флаг государства: на желто-белом фоне скипетр и корона. Затем зазвучал приятный женский голос:
   - Операционная система управления шатлом "Метеор 1000" приветствует вас. Для того чтобы подготовится к полету, задайте координаты пункта назначения.
   Голос, доносившейся, казалось, отовсюду, умолк в ожидании.
   В замешательстве уставившись на экран, Давид лихорадочно соображал. Он был без понятия, какие координаты ему следует задать, чтобы попасть на Землю. Затем он увидел, что в углу сенсорного экрана есть окошко "справка".
   Зайдя в "справку", Давид написал два слова: планета Земля. Затем, подумав, добавил: Канатория, Петербург.
   Операционная система выдала нужные координаты. По крайней мере, так подумал Давид.
   Вновь зазвучал голос:
   - Теперь проверьте, герметично ли закрыт "Метеор 1000".
   Давид обернулся - дверь была закрыта, хотя он не помнил, чтобы закрывал ее.
   Кивнул. Должно быть, этот кивок он обращал к женскому голосу, советам которого следовал.
   На мониторе появились какие-то цифры, числа, смысла которых поначалу понять он не мог, но затем понял, что они обозначают количество топлива, расстояние до пункта назначения, и прочее.
   - Проверьте, пристегнуты ли вы и ваш напарник, соблюдены ли все правила безопасности, открыт ли шлюз на стартовой площадке, и вылетайте. Счастливого вам пути!
   Давид, до этого чувствовавший, как бешено нарастает в нем возбуждение наряду с радостью, разочаровано откинулся на спинку кресла.
   - И все? - спросил вслух.
   Вновь зашел в раздел "справка" и ввел: Как запустить шатл?
   Через секунду появился ответ: Запуск шатла с космодрома \ запуск шатла с космической станции.
   Давид выбрал последнее: "Зажмите красную кнопку возле штурвала и удерживайте, пока не запустятся все двигатели; поэтапно включите тумблера "1", "2" и "3", а затем нажмите педаль под штурвалом; переведите рычаги возле сенсорной панели в режим "полет".
   Давид ввел следующий вопрос: Как открыть шлюз на стартовой площадке КТ?
   В этот раз бортовой компьютер дольше искал ответ: "Обратитесь в Командный Центр".
   Шумно выдохнув, Давид закрыл глаза. Командный Центр. Тут же вспомнилась девочка с кандалами на ногах и ее смех - жуткий, зловещий, вселяющий едкий страх и панику в душу. Руки по-прежнему сжимали штурвал, словно не желая его отпускать. Не хотелось покидать этот шатл, в котором чувство отрешенности, обреченности проходило, словно бы отсекалось той тяжеловесной дверью, которую Давид случайно открыл. Но это было необходимо. Для того чтобы вернутся на Землю, требовалось вернуться на КТ, которую он и не покидал. Нужно было вернуться в круглое двухъярусное помещение, где дул холодный ветер, компьютеры включались и выключались сами по себе, и звенела где-то цепь, на веки сковывающая ноги маленькой девочки-призрака.
  
  
   В этот раз Давид не стал идти обратно в "кают-компанию" - ему не терпелось покинуть это космическое судно, дрейфующие среди вселенского мрака. Он пошел прямиков в командный центр.
   По пути ему встретилась Роксана. Она стояла за поворотом одного из бесконечных коридоров, подперев ногой стену и сложа руки на груди - будто бы поджидала его.
   - Ищешь что-нибудь? - ироничный изгиб брови, язвительная усмешка.
   На полу у ее ног лежал скелет, облаченный в серую униформу - должно быть, кто-то из экипажа.
   Давид остановился возле нее.
   - Кто тебя создал, Роксана?
   - Ммм, ты интересуешься мной. Мне это льстит.
   - Не нужно, ты меня ни капли не привлекаешь. Я предпочитаю живых девочек, из плоти и крови. - Он смотрел ей прямо в глаза, в которых было выражение, в которых читались, пусть ледяные, пусть сугубо эгоистичные, но эмоции.
   - Да? - Она взяла его за ворот куртки, притянула к себе. - Но ведь я тоже когда-то была живой? - Роксана впилась своими алыми, сочными губами в губы Давида, его обдал аромат женских духов.
   Он отстранился.
   - Ты хочешь сказать, что кто-то для создания киборгов использовал тела мертвых людей?
   - Ну, это все же лучше, чем позволять им тлеть где-то под землей, или в космосе. - Провела красным ногтем по шее Давида, пощекотала его за ухом.
   Давид чувствовал себя несколько ошарашенным. Отдернул ее руки от себя. Прошел несколько шагов прочь от этой полуживой, полусинтетической бессмертной бестии. Обернулся:
   - Роксана?
   - Что мой миленький? - Она приняла ту же позу, что и тогда, когда он вышел из-за поворота и наткнулся на нее.
   - Что ты здесь делаешь? На этом корабле?
   Она усмехнулась, опустила взор:
   - Я осталась. - Женщина-киборг долго молчала. - Я просто осталась.
   Чувствуя, как смешанные чувства поднимаются в нем, Давид развернулся и пошел прочь нее, дальше по коридору, ища командный центр.
  
  
   Свернув по ошибке не в ту дверь, Давид замер на месте, точно превратившись в камень - перед ним было бескрайнее, живое пшеничное поле, над которым простиралось столь же бескрайнее, столь же живое синее небо, по которому плыли барашки белых, как снег, облачков. Вдалеке, поднимаясь высоко над горизонтом, ослепительно сиял солнечный диск, такой яркий, такой жестокий, такой родной. Дул легкий, приятный ветерок, который нес в себе пряные запахи.
   Первым порывом было захлопнуть дверь и пойти прочь - Давид знал, что такое голограмма, и мог представить себе, как далеко ушли за тысячу лет специалисты в этой области. Но его заинтересовала одна деталь - вдалеке, на грани видимости, среди высокий колосьев пшеницы, стояло кресло, и в нем кто-то сидел.
   Нога, обутая в ботинок тысячелетней давности, ступила на черную землю, которой Давид отроду не видел. Ступила, и смяла несколько желтых, сухих колосьев, подобные которым Давид видел лишь в кино. Он провел рукам по отяжелевшим стеблям, он сорвал один из них, и выпотрошил оттуда семена. Семена пали на землю. Он вдохнул запах. У него закружилась голова.
   Земля под ногами не была ровной и твердой, как сталь космического корабля, или же асфальты дорог, по которым он привык ходить. Но она и не была, как сыпучий песок, такой коварный, и всегда опасный. Земля была твердой, и была мягкой. Земля была рыхлой, и теплой. Он нагнулся, и взял грудку земли. Она рассыпалась в его руках. На руке осталась пыль. Но Давид не стал ее стряхивать - землею не выпачкаешься.
   Его взгляд устремился вдаль, туда, где стояло среди поля кресло. Только сейчас Давид заметил, что чуть дальше, совсем недалеко от кресла, среди поля растет гигантский, огромный вековой дуб, кроны которого зеленной шапкой раскинулись во все стороны. Давид пошел туда, к этому дубу, к креслу, к существу, сидевшему в нем.
   Ветер тревожил колосья, и те, тихо что-то шепча, согласно кивали ветру, как будто уже заранее зная, какую весть он им принес.
   В кресле сидел человек. Он был стар, но крепок. На нем была белая рубашка и серые брюки, у него была длинная седая борода и серебряные волосы до плеч. Кустистые брови нависали над выцветшими глазами, устремленными вдаль, туда, где солнце восходило к зениту.
   - Ты опоздал, Давид. Ты пропустил рассвет, а это самое красивое, что можно увидеть в мире. - Его голос был низким, тихим, но бархатным. Такой голос всегда приятен на слух - его хочется слушать, и не важно, что он вам будет говорить.
   Давид остановился возле кресла, в котором сидел человек. Он не удивился тому, что старик знает его имя. Просто остановился рядом, положив руку на высокую спинку, и устремил взгляд туда же, куда и седовласый мужчина.
   - Ты видел когда-нибудь что-нибудь подобное, Давид? - старик не смотрел не него, он не отрывал взгляда от края поля, от нечеткой здесь линии горизонта, от колосьев пшеницы, все кивавших ветру.
   Давид покачал головой.
   - Ты родился слишком поздно. Ну, что ж, на то была такая воля. Люди часто ропщут на счет того, что они родились не там, и не тогда, но что я могу поделать? Есть случай, который все и предопределяет. Вся штука в том, что он слеп. - Старик помолчал. - В твое время подобную картину можно было увидеть в Африке, а когда-то все было наоборот - в Африке была пустыня. А еще раньше, знаешь ли, там не было пустыни. Теперь на всей Земле зима, которая не кончится еще пять столетий, но затем придет знойное лето, и люди снова начнут роптать на счет того, что им жарко, что им не хватает воды, что им что-то не нравится. Хотя сейчас там столько воды, что им ее всю и за миллион лет не выпить, и так холодно, что на солнце не приходится жаловаться. И они жалуются. Но кому?
   Тут впервые старик повернулся к Давиду, посмотрел ему в глаза. Попав под взор его глаз, нырнув в него, Давид почувствовал, как ноги его теряют почву. Но он не падал - казалось, он взлетал.
   - Кому они жалуются? На кого ропщут, Давид? Ответь мне.
   Седой человек ждал ответа. Давид не знал ответа.
   Тогда мужчина в кресле вновь обратил свой взор к солнцу, небу, земле под ним.
   - Люди что-то утратили, тебе так не кажется? Ты один из них, и не можешь давать ответа на такие вопросы. Но я тебе скажу, что люди кое-что потеряли, намерено, сознательно, будто выбросили, и в тот же момент лишились много чего другого, казалось бы, не связанного с тем, что они вышвырнули. Раньше планета была прекрасной, другие многое готовы были отдать, чтобы попасть на нее, хотя бы на миг, пусть на мгновение, но люди.... Они начали что-то выдумывать, в чем-то изощрятся, хотя то, что им было дано, было им дано, и было у них в руках. Люди вели себя, как ребенок, у которого в руках конфета, но он не хочет ее просто съесть. Ему нужно что-то выдумать, чтобы было интереснее. И, потом, ему всегда мало. А когда ребенок подрастает, он не хочет, чтобы все было просто, он хочет, чтобы было по-взрослому.
   Люди, творения высших существ, бессознательно пытались уподобиться своим создателям, и делали создателей подобным себе. Они выдумывали религии, философии, рассказывали мифы и легенды. Изощряясь во всех отраслях, человечество далеко ушло, но не туда, куда нужно было. Они считали себя чем-то большим, чем были на самом деле.
   Мир прекрасен, Давид, ты не находишь? Он прекрасен. Вы говорите, ты говоришь, все говорят, и я рад, что вы согласны с этим - жизнь человека, лишь мгновение во вселенной мироздания. Но вы не правы, потому что жизнь вашей вселенной, то есть, вселенной, в которой вы живете - лишь доля секунды во всем мироздании. И тем ни менее всем нужен какой-то смысл, я понимаю. Без этого никак. Ибо вы нужны. Нужна ваша вселенная, ваша планета, нужен ты, Давид, для того, чтобы здание мира стояло крепко и не шаталось. И, поверь, нужно очень мало, чтобы заставить это здание рухнуть. Столько колоссальных усилий для того, чтобы его возвести, и столь мало, чтобы его уничтожить.
   Последнюю фразу старик проговорил усталым голосом. Казалось, он весь устал. Его тело было тяжелым, глаза надолго закрывались. Но Давид стоял рядом, он не уходил, и он слушал, слушал, как шелестит пшеница, как облака летят по небу, как звучит голос этого....
   - Мне нравится этот вид, - произнес старик, вновь открывая глаза. Солнце приятно пригревало, даже припекало, но ветер компенсировал это. - Особенно сильно я люблю рассветы. Сейчас прошло уже много время после восхода. Я здесь посижу до того, как солнце начнет опускаться к закату - я не не люблю закаты, - пояснил он. - Просто еще не пришло время их смотреть. Сейчас самое время созерцать день.
   И вдруг Давид понял, что он все вспомнил. Вспомнил, кто он, кем был раньше, как все началось, и чем все закончилось. Вспомнил, как водил воздушное такси, как повстречал белокурую наивную девушку по имени Ирэс, как полюбил ее, и как ее потерял. Вспомнил Стену, за которую его выбросили, и вспомнил, что было за Стеной. Вспомнил всех тех, кто был там, с кем он дружил, кого любил, и с кем враждовал. Его сердце, которое бьется лишь миг во вселенной, начало часто стучать. И сжалось от боли, и вспыхнуло от радости, от бремени обрушившихся воспоминаний, от чувства счастья и отчаяния, притока жизненных сил, и страшного ощущения обреченности. Но это было не все - Давид знал, как ему попасть в командный центр, он знал все, что ему требовалось для того, чтобы вылететь из этой стальной глыбы.
   Но и это было не все - Давид понял: понял, возле кого он стоит. Понял, кто сидит в кресле, всего в полуметре от него - существо, в которого он не верил. И все слова, все шаблоны и ярлыки, которые люди вешали во все времена - бог, дьявол, рай, ад - все потеряло свой смысл в сравнении с сознанием величия существа, пред которым, Давиду казалось, ему нужно было пасть на колени. Не было слова во всех языках человеческой расы, быть может, во всех языках вселенной, которым можно было бы назвать его. И трепет прошел по его телу, и жар вспыхнул в груди, и чувства, эмоции, хлестнувшие через край, казалось, могли погубить, и ему казалось, что он умирает, и он был счастлив от этого, но....
   Старик исчез. Пусто было кресло. И только ветер, да колоски, которые шептали, шептали.... Синие небо, флотилии облаков на нем, плывущие в бесконечность. И рыхлая, теплая, мягкая, податливая, щедрая, богатая земля, к которой хотелось припасть, прижаться и....
   Но и она исчезла. Была лишь комната, пустая и грязная, тесная и серая, да стул, за который держалась рука Давида. И скелет на стуле, злорадно ухмыляющийся.
  
  
   Нужно было как-то уговорить Майки помочь ему, и Давид, честно признаться, был без понятия, как это можно было сделать. Эти парни, они боялись высовывать нос из-за двери комнаты, в которой заперлись, они лгали ему, скрывали от него многое, и относились к нему подозрительно. Но ему нужен был кто-то, кто мог бы ему помочь вылететь - в одиночку было не справится.
   Но в "кают-компании" Давида ожидал сюрприз - дверь в коридор была настежь открыта, из комнаты тянуло порохом.
   - А, Давид! Не обращай внимания! Я их всех поубивал - они, знаешь ли, хотели убить тебя, но что-то во мне приросло к тебе, ей-богу! Не знаю, как это вышло, но так уж получилось, так что...
   Майки стоял посреди комнаты, в которой было четыре трупа - Остап и Соня на диване, с черными дырочками в головах, из которых тоненькими темными струйками текла кровь. Юрий, казалось, уснул за столом, за которым они ели, играли в карты, пили коньяк. Джузеппе лежал на полу. Бездыханный. А Майки, счастливый и беззаботный, словно управившийся с какой-то работой, тяжелой и сложной, которую он давно собирался сделать, стоял с пистолетом в руках. Лицо его сияло, будто он выиграл в лотерею. Улыбка, от уха до уха, приветствовала Давида.
   - Но знаешь, что самое главное? - Майки двумя прыгающими шагами подскочил к Давиду и схватил его за ворот. Их лица были в сантиметре друг от друга. Карие глаза Майки смотрели в карие глаза Давида. - Я хочу улететь отсюда, с тобой.
   - Вот те на. - Все, что смог выдавить из себя Давид. Он был несколько ошарашен. Но голова его быстро соображала. - Хорошо. Я как раз знаю, как отсюда смотаться.
   - Grate! Wonderful! - Закричал Майки, размахивая руками. - Отлично, мой старинный друг. Ты только скажи, что от меня требуется.
   Мысленно, но только мысленно, Давид ухмыльнулся - он уже знал, что сделает, и, надо признаться, не чувствовал угрызений совести по поводу того, что подлейшим образом подведет этого нелепого человечка, только что грохнувшего четверых человек только потому, что ему что-то там показалось. Но потом Давид вспомнил, что Майки убил их всех ради него. Быть может, и помутнение какое-то рассудка, но ведь, вполне возможно, он спас ему жизнь...
   - Нам нужен кто-то третий, кто останется на корабле.
   Майки тут же сосредоточился, брови сошлись на переносице, и он принялся грызть ноготь на указательном пальце. А затем, без малейшего предупреждения, заорал что было духу:
   - Роксана! Роксана! Роксана!!!
  
  
   Космический корабль содрогнулся, свет погас. Давид и Майки, стоявшие возле женщины-киборга, объяснявшие ей, что нужно делать, повалились на пол - их протащило несколько метров по полу коридора, настолько сильным был толчок. Роксана, нагнувшись под неестественным углом, физически невозможным для человека, выстояла.
   Когда свет вновь появился, мужчины повставали. Роксана, как-то странно посмотрев на них, сказала:
   - В станцию попал метеорит. - В ее словах не было страха, она констатировала факт.
   - Ты должна нам помочь, - произнес Давид, потирая ушибленный локоть.
   - Ничего я вам не должна.
   Корабль содрогнулся еще раз. Свет пропадал, появлялся вновь, снова пропадал, погружая все в непроглядную тьму, и только глаза киборга светились в темноте.
   - Послушай, Роксана...
   - Я сделаю все, что ты захочешь, - перебил Давида Майки. - Хочешь, трахну тебя прямо здесь, на полу этого долбаного коридора.
   Давид положил руку на плечо брюнета.
   - На это нет времени, если в корабль ударил метеорит. - Как бы в подтверждение его слов, КТ начало сильно трясти, судно накренилось под сильным углом, и мужчины вновь повалились на пол. По полу скатывался разнообразный мусор. Произошло еще несколько сильных толчков, все начало вибрировать. И только Роксана, словно бы ничего и не происходило, безмятежно стояла, будто приросла к полу.
   Давид с Майки поднялись, держась за стены - крен был где-то в сорок градусов.
   - Прошу, - взмолился Давид. - Если в тебе осталось еще хоть что-то человеческого, если ты когда-то была живым существом, прошу, помоги нам.
   Казалось, что-то блеснуло в глазах блондинки, точно изваяние, недвижно стоявшей среди царившего хаоса.
   По коридору сверху вниз съехала металлическая тумба, врезалась в Роксану, но та даже не двинулась. Нарастал жуткий вой. В голову Давида вкралась ужасающая мысль, что космическая станция уже летит с сумасшедшей скоростью к планете. Она падает. И вот-вот ворвется в слои атмосферы, где, скорее всего, сгорит дотла, а если и нет, то разобьется о твердую земную кору.
   - Прошу, - еще раз произнес Давид, а затем потянулся к девушке, взял ее холодную руку в свою, и посмотрел ей в глаза. - Я ведь когда-то, как и ты, жил на Земле, дышал тем воздухом, ел тамошнюю пищу. Я ходил по ней, по земле, пусть и скрытой слоями асфальта, я смотрел на небо, и я жил. Я любил. Любил девушку, чем-то похожую на тебя. У нее были такие же волосы. И я помню, хоть прошло и много времени, но я помню это все. И сердце мое продолжает биться. Молю, Роксана, дай нам еще один шанс. Ведь, если у тебя нет никаких больше шансов, то у меня они есть. Быть может, один, может, маленький, но есть шанс вновь вдохнуть земной воздух, посмотреть на солнце, оттуда, сквозь слои атмосферы. Есть шанс подставить лицо ветру, и окунутся в чистую, прозрачную озерную воду. И, кто знает, быть может, вновь влюбится, потому что я уже не найду свою прежнюю любовь - она жила на Земле тысячу лет назад. Прошу, Роксана...
   По коридору промчалась пантера, даже не заметив стоявших, или, точнее, висевших в нем людей. За пантерой под потолком пронеслось нечто, чего человеческое сознание просто не могло воспринять - какие-то сгустки крылатой черноты.
   Глаза Роксаны выглядели странно - робот стоял под углом в сорок градусов, опустив взор. Мимо него пролетал мусор, в него врезались тяжелые предметы, и он лишь слегка вздрагивал. Под потолком коридора, лампы в котором беспрестанно мигали, роились черные сгустки, иногда мерцающие чем-то синим, будто в них происходили статические заряды. А из глаз робота текла влага. Она собиралась в уголках его ярко накрашенных глазах, собиралась в капли, и стекала по щекам, размывая тушь.
   Роксана плакала. И где-то внутри нее сильно забилось искусственное сердце.
  
  
   Давид с Майки вбежали в стартовый отсек. КТ немного выровнялась и, кажется, передумала падать на землю. Однако все в ней по-прежнему содрогалось, иногда ее массивный корпус, построенный, должно быть, в космосе, накренялся, пол продолжал вибрировать.
   Давид побежал к одному из шатлов - он не знал, в каком именно был раньше, так теперь здесь все перемешалось. Прижал дверь, та отъехала, впуская их внутрь, затем сама за ними закрылась.
   Внутри стояла девочка с кандалами на ногах. Грязные волосы сбились в бесформенную кучу на голове. Голубые, цвета неба, глаза смотрели прямо на Давида. Губы растянула улыбка, от которой почем-то становилось страшно.
   Давид обмер, только войдя в шатл. Майки, не ожидавший, что Давид остановится, навалился на него всей массой.
   - Что случилось? Ты что, призрака увидел?
   Давид обернулся к парню, и понял, что тот девочки не видит.
   Майки прошел в нос летательного космического аппарата.
   - Эй, а что здесь нажимать-то надо?
   Но Давид остался возле входа. Он присел около девочки и их лица поравнялись. Девочка улыбалась ему.
   - Ты кто? - спросил шепотом Давид.
   Но девочка молчала.
   - Как тебя зовут?
   Она улыбалась.
   - Что ты здесь делаешь? Почему-то ты здесь? Что случилось?
   Девочка медленно исчезала, растворяясь в воздухе. Сначала она стала прозрачной, затем остались лишь контуры. Последними исчезли глаза. И взгляд, который они излучали, взгляд, который до самой смерти не забудет Давид.
   - Ну что ты там окопался? Идешь, или нет? Я без понятия, как управлять этой штуковиной.
   Давид сел в кресло главного пилота, Майки усадил в соседнее. Пристегнул сначала его, затем себя. Включил бортовой компьютер и проделал все согласно инструкциям, полученным еще в прошлый раз. Двигатели шатла сначала загудели, затем завибрировали, потом заревели. Послышался какой-то писк, переходящий во все более высокую тональность, пока не перешел в ультразвук. Засветились все приборы на панели управления.
   Давид посмотрел в лобовое окно, или, скорее всего, монитор, заменявший окно - там раскрылся стартовый шлюз, и перед ними разверзлась космическая бездна с миллионами звезд, находившимися в недосягаемых далях, с туманностями и галактиками, о которых можно только догадываться, и которые есть лишь пылинки в здании вселенной. Но ближе всего находилась Земля. Теперь она стала ближе, чем раньше, и казалась большей, нежели та, в мнимом иллюминаторе "кают-компании". Пусть микроскопическая, но исполинская, она закрывала собой полнебосвода - голубая, прекрасная, близкая, родная.
   Из дюз шатла вырвалось пламя - двигатели начали перерабатывать атомную энергию. Мужчины ощутили толчок. Майки казался испуганным, веселым и лишившимся разума одновременно.
   - Мы летим домой! Да!!! - заорал он, и Давид потянул на себя штурвал звездолета.
   Голубая планета, неизвестно что сулившая возвращающимся на нее людям, стала немного ближе.
  

Виталий Гинцарь

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   26
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"