Он открыл глаза. Он проснулся. Он спал. Он очень долго спал. Он был гол. Он был голоден. Ему было холодно. Он вышел из мокрого помещения и направился к двери. Нет, это, скорее всего, был шлюз. За ним - коридоры, коридоры. Овальные, со слабым, желтоватым освещением. И тишина. Ни звука. Лишь монотонное, мерное, непрерываемое гудение.
Они были в одной из комнат. Или кают. Или отсеков. Помещений.... Они дали ему одежды, они дали ему еды и согрели. Их было несколько. Он был один. Теперь он был с ними. А за окном, иллюминатором, экраном - Земля.
- Кто я? - спросил он.
- А мы откуда знаем, - ответили они. - А кто ты?
Он поколебался.
- Я... я не помню.
- Не помнишь, или не знаешь?
Он задумался.
- Я не знаю, не знаю ли я.
Один из них, высокий брюнет в кожаной куртке, широко улыбнулся, нагнулся над столом, на котором была выпивка, пепельница с дымящимися окурками, карты, и сказал ему:
- Я могу тебя порадовать, дружек. Во-первых, ты один из нас. Теперь. Отныне. А то, что ты один из нас, значит, что ты - зек. Так-то паренек, не весело тебе придется первые пару дней, но это ничего, потом привыкаешь.
Заговорил второй из них:
- Добро пожаловать на борт Орбитальной Интернациональной Тюрьмы "Зеки в космосе" класса люкс, браток.
Он сидел в недоумении, переводя глаза с тех, кого он встретил в этой комнате.
Они засмеялись, переглядываясь.
- Тебя заморозили, кто знает, сколько лет назад. Ты был преступником, что-то страшное натворил, вот тебя и "закрыли". А теперь пришло время тебя разморозить. Вот только беда в том, что уже некому было это сделать, но возблагодари наших старых добрых ученных за то, что они выдумали такую штуку, как автоматическое размораживание по истечении срока, ввиду каких-то форс-мажорных обстоятельств. Ха! Вот тебя и разморозили автоматически, потому что весь персонал тюрьмы, - брюнет расхохотался при слове персонал, - изволил куда-то исчезнуть.
- В смысле, я не понимаю?
- Да, мы все сначала тоже ничего не могли понять, но потом кое-как догнали. К тому же, чем больше нас становилось, тем легче было разобраться во всем. Вот, правда, он, - брюнет кивнул в сторону полноватого мужичка лет шестидесяти с плюгавой головой, - так ничего и не смог понять. Ему, видать, всю память на хрен стерли.
- Память? - он вскинул брови.
- Да, память, новичок. Ну, ничего, скоро привыкнешь.
- Я..., я ничего не понимаю.
Брюнет снисходительно улыбнулся, закурил.
- Перед тем, как тебя заморозили за убийство, изнасилование, грабеж, антиобщественное мышление, я не знаю, тебе стерли память, чтобы ты ничего не помнил, когда тебя разморозят. Ты бы вышел отсюда, хорошенько промороженный, стерильный, с промытыми мозгами. Конечно, горбатого могила только исправит, но они, они попытались бы сделать все возможное, чтобы стереть из твоей башки все твои преступные наклонности, все воспоминания, все твои планы и обещания, все, что ты думал до того, как попасть сюда. И, так как именно пагубные воспоминания не удается отследить, они стирают все на хрен, подчистую. Конечно, у кого меньше, у кого больше, оставляя только основные знания в мозгу, вроде умения говорить, писать, читать. Этому, - брюнет снова кивнул на лысого и толстого, - вроде как все стерли. Да? Потрошитель? - Брюнет посмотрел на мужчину, который сидел, мерно раскачиваясь, неотрывно глядя в иллюминатор, или монитор. - Он, наверное, там целую кучу людей перерезал, или дорогу перешел какому-то эорэловцу крутому. А, приятель? - Но пожилой человек не обращал на брюнета никакого внимания.
Брюнет усмехнулся, стряхнул пепел с сигареты.
- Он Землю, что за окошком виднеется, штуковиной называет, нас "этими", иной раз в туалет забывает сходить. Короче, компании от него не веселее становится, но ничего, не выбросим же мы его за борт. - Парень в кожанке расхохотался. - Заботимся уж как-то.
Человек, вышедший из мокрой камеры, все еще непонимающе и испугано смотрел на них.
Другой мужчина, невысокий, в теплом свитере, спросил, пристально глядя на него:
- Уж не хочешь ли ты сказать, что и ты ни черта не помнишь? Не будешь сидеть, как он?
Парень неуверенно мотнул головой.
- Сколько будет два плюс два?
- Четыре.
- Первые буквы алфавита?
- А, б, в, г, д...
- Как штучка, что у тебя между ног висит, называется? Она еще писать часто хочет.
Парень долго не отвечал. Затем в его глазах промелькнула злоба.
- Я вам не даун какой-то, ясно?
- О, видно, что наш человек. - Брюнет тем временем принес ему одежду. - Держи, оденься. Не хватало нам тут хвори какой-то еще. А потом мы тебе все по порядку расскажем. Джузеппе! - брюнет обратился к человеку в очках с толстыми линзами. - Сделай-ка чашечку горячего кофе. Кстати, - теперь он обратился к новоприбывшему, - меня зовут Майки.
Его одели и обули, ему дали поесть и налили коньяку.
- Значит, это тюрьма. - Задумчиво произнес он, держа в руках чашку горячего, крепкого кофе.
- Да, была. Но теперь это наш дом. - Майки тасовал колоду карт.
Человека в свитере звали Остап, Джузеппе был тот, что в очках, был здесь так же еще Юрий. Молчаливого старика все звали Соней.
- В смысле, ваш дом?
- Не ваш, а наш. Это, во-первых, потому что отсюда ты уже не выберешься. И это же, во-вторых. - Майки раздал карты на всех, кроме только что прибывшего. - Люди, работники тюрьмы, полиция, да все, кто здесь когда-то находился, исчезли. Некоторые умерил, причем очень давно, и их останками ты можешь любоваться по всему кораблю. Другие... бог их знает. Но факт остается фактом, - Майки пристально посмотрел на человека еще не знавшего своего имени, - мы здесь одни. В смысле те, кто был заморожен. Некоторые еще ждут своего часа, другие уже окочурились. Да еще свихнувшийся робот прогуливается по кораблю. Зато у нее можно узнать некоторую информацию - ходячий справочник, мать его.
- А как же люди с Земли? Ведь они должны сюда прилетать. Я прав? - уточнил человек, видя, что на его вопрос ответом служило молчание.
- Ты-то прав, - сказал Майки. - Но вот в том-то и вся загвоздка. - Тут он пристально и как-то странно, долго посмотрел в иллюминатор, где виднелся голубой шар планеты. - Не прилетает никто оттуда. Вот уже много лет. Джузеппе, так он говорит, что уже шестьсот дней, как разморожен, и никто, ни разу оттуда сюда не прилетал. - Теперь пристальный, тяжелый взгляд черных глаз устремился на ничего не понимавшего новичка. - И никакого движения не происходит возле Земли. Летают давно запущенные спутники и станции, космический мусор, долбаные гробы, но не поднимаются больше с планеты шатлы, ракеты, да хоть либо что. И никакого движения на ней. Никто не шлет нам оттуда радиосигналы, и мы не можем ни с кем связаться по Интернету.
- То есть, ты хочешь сказать..., - у парня в груди все похолодело.
- Не знаю, хотел ли бы я это говорить, но, да, возможно, мы последние люди, оставшиеся в живых во вселенной. И спасло нас именно то, что мы были заморожены за какие-то преступления, которых не помним.
Повисло молчание, взгляды были устремлены на новенького, который переваривал полученную информацию, устремив взгляд в стол.
Никаких признаков жизни, никаких сигналов, никакого движения....
- Так это значит..., может..., сколько мы пробыли заморожены?
Он обвел всех взглядом. Люди, находившиеся в помещении, как-то странно смотрели на него. Казалось, в их взгляде скользило чувство вины. Или страх.
- Ты знаешь, - Майки похлопал его по плечу. - Тебе лучше самому сходить, да посмотреть. Там и имя свое узнаешь, и срок, который тебе дали.
- Где?
- Да где же еще? В камере, где ты был заморожен.
Мужчина вышел из комнаты, где собрались заключенные, обратно в овальный коридор. Никто не вызвался его сопровождать, а как только переступил за порог, дверь за ним захлопнули и заперли. Он только вскинул бровями. Кажется, они здесь чего-то боялись.
Свет в коридоре мигал. Иногда все погружалось в полную тьму, но лишь на секунду. Из распределительного щитка на стене сыпались искры. Космический корабль мерно гудел. Космическая Тюрьма медленно, никуда ни спеша, летела вокруг Земли, следую своей орбите.
Парень, медленно ступая, шел обратно по коридору, туда, откуда пришел. Никакие звуки не нарушали тишину и все же, ему изредка казалось, что он слышит что-то, казалось, будто за ним наблюдают.
Камера, в которой он был заморожен: небольшое овальное помещение, в центре которого располагалась капсула, некогда заполненная льдом. Температура там была равна абсолютному нулю, но теперь на дне капсулы была лишь вода, и ничего больше.
Осторожно ступая, человек, не помнивший своего имени и прошлого, подошел к капсуле, на которой, прямо на стенке из пластика, было что-то написано.
Он прочел: "Давид Асан Кальдерера. Осужден в 110-ом году от Великого Раздела Канаторийским Национальным Судом за командование армией извергов, напавшей на город Петербург и учинявшей там убийства членов Элитарного Общества, грабеж, изнасилования и прочие вопиющие преступные действия (ранее был изгнан из ЭОРЛ 100 году от ВР) на заморозку на борту Космической Тюрьмы класса 0016651Х на срок в 1189 лет. А также на удаление из памяти всего, что могло бы привести к рецидиву".
Давид неровными шагами попятился от капсулы, в которой пробыл более тысячи лет. В его глазах потемнело, голова закружилась.
Тысяча сто восемьдесят девять лет...
В помещение с капсулой еще стояли какие-то столы, на них - компьютеры, которых ранее он никогда не видел. Но все выглядело давно заброшенным, забытым, мертвым.... Явно, здесь никто не появлялся давно... очень давно.
Вдруг сзади него раздался какой-то звук, и он резко обернулся. Показалось, что в коридоре мелькнула какая-то тень, но сказать точно он не мог.
Давид развернулся и пошел шатающейся походкой обратно.
В коридоре мигал свет.
Поначалу его не хотели впускать. Он стучал, но никто не открывал дверь. Из-за нее не доносилось никаких звуков.
- Эй! - позвал Давид.
Как только он подал голос, что-то изнутри щелкнуло, и дверь слегка приоткрылась. В образовавшейся щелочке показалась линза очков Джузеппе.
- Ты один?
Давид уставился на него.
- Нет, с компанией друзей, а что? Вы против?
Дверь открылась и он вошел.
Джузеппе, закрывая дверь:
- Да он уже острит. Паренек быстро отходит.
Навстречу к Давиду поднялся Майки. Он протянул ему руку.
- Ну что ж, Давид, добро пожаловать на борт. - Он пристально посмотрел на парня. - Как, узнал, сколько ледышкой пробыл?
Давид кивнул.
- И?
- Больше тысячи лет.
Майки присвистнул.
- Да у нас рекордсмен, ребята. Ну, конечно, если не считать этого,- он опять кивнул в сторону пожилого человека, в промежности у которого растеклось темное пятно. - Черт! Чья очередь менять штаны этому типу?
- Твоя, - сказал Юрий - коренастый мужчины лет сорока.
- Блин.
Давид плюхнулся на стул. Вдруг, совершенно неожиданно, он обнаружил, что ему хочется курить. Не спрашивая, достал из пачки "Галактического дыма" сигарету и подкурил ее. Никто ничего ему не сказал.
Когда Майки закончил возиться с самым старшим, он сел возле Давида и налил всем в рюмки коньяку.
- Это надо отметить ребята. Нет, я серьезно. Вы только подумайте, какая возможность нам выпадает - общаться с людьми, которые жили на тысячи лет раньше, чем мы. Где вы такое еще могли увидеть? Меня, например, заморозили всего триста лет назад. Джузеппе - четыреста, остальных восемьсот, или под тысячу. А ты-то, браток, ты-то жил еще в самом начале после ВР! Это же поразительно! Сколько вопросов я тебе хочу задать.
- По-моему, парню сейчас не до вопросов, - вмешался Остап, беря свою рюмку.
- Ну, да, конечно, потом, позже, конечно, о чем речь. Но ведь нам некуда спешить, правда? - Тут Майки расхохотался весело и громко.
- По-моему, тебе надо меньше пить кофе, - произнес резонно Остап.
- Пей свой коньяк и помалкивай. Все по-твоему, по-твоему.
Мужчины опрокинули в себя рюмки. Чуть погодя тоже сделал Давид.
- Ну, ты хоть что-то помнишь? - спросил Юрий. - Кроме родного языка.
Давид помолчал. Затем:
- Да. Я родился в Канатории в семьдесят первом году от Великого Раздела. В Петербурге. Помню, что такое ЭОРЛ, помню годы в школе. А потом....
- А за что тебя осудили? - задал вопрос Джузеппе.
- Там написано, что в сотом году меня изгнали из Элитарного Общества, а в сто десятом я совершил набег на Петербург, возглавив армию извергов.
- Мать твою! - воскликнул Майки. - Это же история! Живая история!
Остап ухмыльнулся.
- Майки у нас везунчик. Он у нас почти все помнит. Кроме последних лет своей жизни в Канатории, в Элитарном Обществе Разумных Людей. Говорит, что он работал в школе, а по образованию историк. Но за что попал на КТ, не помнит.
- Да, чесслово, не помню. Но про тюрьму знал еще до того, как сам сюда загремел.
- То есть, она уже триста лет летает вокруг земли? - изумился Давид.
- Ну, судя по всему, да. Правда, не обязательно, что корабль тот же, но тюрьма существовала давно. Правда, не думал, что сам здесь окажусь.
- Майки говорит, что в его время на планете назревала война. - Ввернул Юрий. - Быть может, она все же разразилась, когда мы все уже были здесь. И то, что никто к нам сюда не прилетает, результат этого.
- Поубивали все там друг друга на хрен, - Остап налил себе чашечку кофе.
Давид, чувствуя, как все внутри него переворачивается, подошел к иллюминатору.
Там, внизу, голубой громадой зависла в бескрайнем черном космосе Земля. Видна была синева океанов за белоснежностью облаков. Вокруг земли летало множество спутников, и разных обломков. Прямо возле иллюминатора проплыл обломок какого-то то ли спутника, то ли другого космического корабля. А затем он увидел странное облачко пыли, шаром проплывшее возле иллюминатора.
- Прах, - пояснил Остап. - В космос выбрасывать стали не только заключенных, но и мертвых - их больше негде было хоронить. Это было уже и в мое время.
Давид отошел от иллюминатора. Чувство, будто его погребли заживо, не проходило.
Мне было тридцать девять лет, когда меня заморозили и, если учесть тот факт, что я почти не постарел, столько же мне сейчас и есть. Однако по факту мне тысяча двести двадцать восемь лет. Как-то странно.... И, что самое ужасное, я ничего не помню, абсолютно ничего о том, что было со мной во взрослой жизни. Каким образом я очутился по ту сторону Стены? Ведь о Стене я все помню. После Великого Раздела ее построили, что бы изверги ни попадали в города. Кем я был тогда? Какая у меня была профессия? Каким человеком я стал, раз меня изгнали? Я помню свою мать, отца, некоторых друзей. Но то, что было после детства, лет после десяти.... Кого я любил? Была ли у меня семья: жена, дети? Почему, в конце концов, я возглавил армию извергов, ведь я так боялся их в детстве? Они вселяли в меня ужас, который, по идее, позже должен был перейти в презрение? Что со мной случилось? Они могли меня заморозить, но они не имели, не имели права отнимать у меня память.
А теперь, когда на Земле все стихло. Что там произошло? Очередная атомная война? И все погибли? И лишь жалкая кучка преступников осталась в живых благодаря тому, что они были заморожены? Последние представители человеческой расы? То-то смеху будет, если нас обнаружит какой-нибудь внеземной разум.
- Да не парься ты так, Давид, не все так плохо. - Увещевал Майки, все подливая в кофе коньяку. - Здесь неограниченные запасы разного добра. Эти копы, или эорэловцы, были очень запасливы. Здесь и еды консервированной навалом, и бухла, и сигарет, да всего. Стоит только полазить по кораблю - этому милому суденышку.
Майки всегда был весел. Кажется, только он относился к Давиду искренне доброжелательно, потому что, после того, как он сказал, что возглавил армию извергов, взгляды остальных несколько помрачнели и стали настороженными. По крайней мере, так показалось Давиду. А может, он просто представлял для Майки чисто научный интерес - человек, живший тысячу лет назад, сразу после ВР, да еще и перешедший на сторону извергов?
- А ты ни фига не смахиваешь на них. Те, которые были в тысячном году, были ужасными, страшными и опасными мутантами. Говорят, они спаривались с хищными зверями, и их дети были настоящими чудовищами. Судя по виду, так оно и было.
Насколько помнил Давид, изверги были простыми людьми, которые не в состоянии были платить непомерно высокие налоги и оскорбляли своим существованием только появившееся Элитарное Общество.
- Я понимаю, тебя не слишком прельщает перспектива дожить до конца дней в этой скорлупе, которая может рухнуть в любой момент, ведь, бьюсь об заклад, топливо в ней на исходе. И все же, во всем нужно видеть хорошую сторону - по крайней мере, мы живы!
Никто не поддержал его. Тогда Майки предложил сыграть еще партийку в покер. Играли на сигареты, выпивку, кофе. Денег на корабле не было. Давид играть отказался - сел на диван у стены, подальше от пожилого человека, которого недавно переодевал Майки. Он смотрел на людей, сидевших за столом, игравших в карты, пьющих коньяк и кофе. Ведь для него это были люди из будущего. Но, почему-то, он не ощущал того трепета, что брюнет в кожанке, от осознания сего факта. Нутро его трепетало, но совсем по другой причине.
Первым был Джузеппе. Через несколько месяцев разморозился Юрий. Джузеппе почти ума лишился, бродя овальными коридорам тюрьмы, где тусклый желтый свет беспрестанно мигал, уже бог знает какую сотню лет. Его спало лишь то, что он нашел еду, воду, и это придавало ему сил. Вдвоем было легче. Затем разморозился Остап, а уж за ним Майки. Где-то в промежутке проснулся ничего не понимающий человек - Соня. Обойдя весь корабль, Майки уверял, что он громадный, и, пожалуй, они даже не всего его изведали, однако обнаружили, кроме запасов еды, спиртного и сигарет, скелеты астронавтов, еще многих других, ранее принадлежавших людям, выполнявшим какие-то должности на этом корабле. Рассказывали, что скелеты сидели за потухшими компьютерами, они были в багажных отсеках и в мини-шатлах, на которых совершались поставки новеньких зеков. А так же на КТ был какой-то робот, который до сих пор бродил где-то по коридорам космического корабля и встречи с которым рекомендовалось избегать. Почему? Давид пока не знал. Было также еще на борту двадцать три "заморозка", как окрестил их Майки - заключенные, которые вскоре, а может, и нет, должны были разморозиться.
Давид слушал обо всем этом, сидя на диване, смотря на четырех людей, казалось, безмятежно играющих в карты, пьющих кофеек и дымящих сигаретами.
- А как насчет шатлов? Вы пробовали?
- Что, мы пробовали? - не оборачиваясь, спросил Остап.
- Они работают? В смысле, возможно ли вылететь на них на Землю?
Майки рассмеялся.
- Браток, если ты найдешь среди нас, хоть одного, кто умеет управлять этой штуковиной - тебе приз.
- Но это бессмысленно! - воскликнул Давид. - Сидеть здесь, сложа руки, ждать конца, когда, быть может, есть возможность спастись.
Юрий взглянул поверх карт на Давида.
- Спастись? Скорее погибнуть. Сомневаюсь, чтобы кто-то из нас сумел грамотно посадить шатл. Вылететь-то возможно, но приземлится...
- К тому же, - добавил Остап, - никто не знает, что там, на Земле. - Он кивнул в иллюминатор. - Что, если там все мертвы, и, быть может, ядерная зима, или еще что-то похуже. Ты прилетишь, выйдешь из шатла, вдохнешь тамошний воздух и тут же загнешься. Такое возможно, если там была атомная война. Или мутанты разные бегают, изверги..., кто знает. - На слове изверги он запнулся. - Не знаю, как по мне, так лучше быть здесь. По крайней мере, у нас здесь запас еды, воды... мы уверены в завтрашнем дне.
Давид спорить не стал. Он понимал, что в них говорит страх. Как можно быть уверенным в завтрашнем дне, когда этот корабль может хоть сейчас свалится на Землю с высоты в несколько тысяч километров? К тому же, пусть у них будет хоть тонны провианта, его не хватит до конца их жизни, даже если они доживут до старости на борту Космической Тюрьмы. Они просто боялись. Остап так говорил о Земле, будто там не родной дом его и всех их, а какой-то зараженный чумой чужой край. И все же Давид признался себе, что в их словах есть доля истины. Откуда он знает, решится ли он, даже ели техника исправна, вылететь из этого корабля и отправится прямиком на Землю? Ведь, кто знает, может, они тоже садились в мини-шатлы, запускали двигатели, а затем, испытав колючий страх, тяжело вздохнув, возвращались обратно, в эту уютную каюту, некогда занимаемую, быть может, охранной сего каземата будущего. Возвращались сюда, чтобы продолжать пьянствовать, спать, болтать языком и ничего не делать, сбросив с себя груз какой-то ответственности, груз долга перед собой, перед домом.... Человеческому существу чужд труд, и уж лучше так.
Давид почувствовал, как его морит сон. Он изрядно выпил, впервые за тысячу лет, и сильно устал. Он прилег на диван, рядом возле Сони. Глаза его закрылись, и он почувствовал, как сон укрывает его теплой пеленой. Слишком много информации, потрясающей и ужасной, впервые за столько времени. Последняя его мысль была о том, что он не собирается здесь умирать, и что ему хочет домой. Домой, каким бы он ни был.
Когда Давид проснулся, все остальные спали. Кроме Майки - тот читал какую-то книгу.
- Эй, приятель, да тебя сон надолго сморил. Не выспался за тысячу лет?
Майки сделал Давиду кофе и бутерброд.
- Ну, как? Приходишь в себя?
- Я хочу обойти корабль. Посмотреть, что к чему. Может, еще какую-то информацию о себе найду.
Лицо Майки помрачнело.
- Не советую я тебе этого делать. Не такое уж и безопасное место это суденышко.
Давид ждал. Когда продолжения не последовало, он спросил:
- Вы мне чего-то не договариваете. Чего именно?
После недолгих колебаний брюнет ответил:
- Есть вещи, довольно странные, которые происходят здесь. Так сразу и не скажешь, что именно. Не знаю. Но мы стараемся по одному не ходить по кораблю, понимаешь?
- А что за робот? Он рабочий?
- Н-да. Рабочий. Она тебе вреда не причинит, по крайней мере, физического.
- Она?
- Ну, этот робот. В основном, он женщина, но может меняться, понимаешь? Его не отличить от живого человека. Мы это поняли только тогда, когда Юрий принялся колотить его дубинкой и содрал верхний покров... кожу.
- То есть, если я встречу мужчину, это может быть тот робот?
Майки несколько секунд молчал.
- Может быть.
Давид устремил на него удивленный взгляд.
- Не хочешь ли ты сказать, что на корабле есть еще кто-то?
Вдруг лицо Майки стало каким-то измученным, будто он долго над чем-то думал, но так и не пришел к решению.
- Мы не знаем. Понимаешь, поначалу все было ясно. Здесь были только я, и парни, да тот свихнувшийся киборг. Весь персонал был мертв, причем уже лет сто, но потом... стали происходить вещи... ну, странные, необъяснимые, будто бы на корабле есть еще кто-то, кого мы не замечаем.
- Но ты же сказал, что корабль гигантский. Все может быть.
Брюнет посмотрел в глаза Давиду.
- Джузеппе здесь уже около двух лет. По крайней мере, он так говорит. И никого, кроме нас, да долбаной Роксаны...
- Кого?
- Так робота зовут. Так вот, кроме нас и робота, он никого не встречал. Но недавно... что-то поменялось. Короче, Давид, я не советую тебе ходить одному никуда. Не выходи из этой комнаты. А когда придет время идти по продовольствие, пойдем вместе, и я проведу тебе экскурсию. А? Лады?
- Лучше скажи, что меня там ждет?
Давид ждал ответа. Майки сидел рядом, нахмурив брови. Остальные спали, чуть похрапывая. Кто-то пустил "шептуна". За иллюминатором висела над бездной Земля.
- Лучше не ходи.
- Послушай, Майки, при всем уважении, пусть нас и разделяет целая эпоха, пойми, я здесь не собираюсь оставаться. Гнить здесь до скончания века?
По лицу парня прошлась ироничная улыбка:
- Ты думаешь, мы думали иначе? Ты думаешь, мы все, когда разморозились, обрадовались тому, что похоронены заживо в космосе? Обрадовались перспективе праздно провести последние свои дни, к тому же, много дней, мы здесь не девяностолетние старики, все же? Поверь, Дав, есть кое-что, что заставляет нас запираться в этой комнатушке. - Пауза. - К тому же, - радостно добавил Майки, - туалет примыкает к каюте!
Давид вышел в коридор. Дверь за ним захлопнули и заперли. Майки дал ему пистолет и сказал, чтобы Давид использовал пароль:
- Пистолет немного заклинивает, курок очень тугой, все-таки он здесь много лет провалялся без смазки. Но это ничего - стены не пробей. А когда будешь возвращаться, стучи три раза быстро, а потом три раза медленно. Понял?
- Ага.
Свет не перестал мерцать. Давид посмотрел в ту сторону, где была его камера. Там он уже был. Теперь он направился в противоположную. Коридор был длинен. Местами, где лампы перегорели, он проваливался в темноту, но дальше вновь виднелись просветы. Держа пистолет в правой руке, Давид медленно, стараясь ступать как можно тише, пошел в левую сторону от двери "кают-компании", в которой жили пятеро мужчин.
О чем предупреждал его Майки, говоря, что на корабле происходит что-то странное? Какой вред мог причинить ему робот? "В основном это женщина", сказал Майки....
Пройдя метров сто по овальному коридору, Давид дошел до перекрестка. Давид свернул направо - ему показалось, там больше света.
Космическая тюрьма мерно гудела, временами даже, казалось, вибрировала. Из многих электрощитов сыпались искры, мерцал жидкий свет. На полу было много мусора - обертки из-под чипсов, бутылки из-под кока-колы, обоймы от пистолетов. Чуть впереди Давид увидел кисть человека, лежащую на полу. Всего лишь кости. Но казалось, что костлявые пальцы в конвульсивной предсмертной судороге впивались в пол. Возле кисти лежали наручные часы.
Двери. Давид нажал на ручку. Пусто. Стол перевернут, стулья разбиты, на полу разный мусор, не привлекающий особого внимания.
Дальше. Следующая комната. Дверь приоткрыта. Здесь стояло несколько компьютеров с потухшими мониторами, за ними сидели скелеты в синей выцветшей униформе. Развалившись в креслах, они устало осунулись, их руки повисли, а челюсти были раскрыты. Видимо, персонал. Быть может, охрана. На одном из скелетов была фуражка полицейского со знакомой аббревиатурой "ЭОРЛ". Правда, формы Давид не узнавал. Он помнил другую форму на полицейских, которая была в его время. Но многое, должно быть, поменялось. Он не узнавал и компьютеров, мониторов.
Нажав несколько кнопок на клавиатуре, стукнув хорошенько по системному блоку, Давид убедился, что компы не работают.
У обоих скелетов, сидящих в креслах, кисти были на месте. Они вообще хорошо сохранились. Хоть в школу на урок анатомии подавай.
Давид вышел из комнаты, где, видимо, ранее был наблюдательный пункт. Он заметил уже не одну камеру под потолком и на стенах корабля.
Крадучись, он шел дальше по коридорам, длинным и плохо освещенными, заглядывая в каждую комнату. В основном все было разгромлено, сломано, разбросано. Может, это Джузеппе сходил с ума, когда один бродил по кораблю? Некоторые комнаты Давид осматривал бегло, в других задерживался дольше. Многие помещения были пусты, в них не было ничего, даже мусора на полу. Только толстый слой пыли. Давид обнаружил еще одни наблюдательный пункт, в котором стояло несколько потухших мониторов, в креслах за которыми сидели скелеты бывших охранников. Точнее, в этой комнате, только один скелет.
Где же твой напарник, братишка? Давид пристально осмотрел целиком сохранившийся скелет с выцветшей униформой на нем. Синий цвет еле угадывался. На голове была теперь великоватая по размеру фуражка, из-под которой выбивались седые волосы. Почему все эти люди умерли на своих местах? Почему они не лежат на полу, почему их руки не скрючены от агонии? Как будто уснули, и больше не просыпались. Вечный сон. Слишком надолго затянувшийся.
Пистолетом, аккуратно, Давид сбросил фуражку с черепа мертвеца. Копна седых волос. Пустые глазницы. Оскал смерти. Не было никаких следов насилия. Давид посмотрел на спинку кресла, в котором сидел скелет - дырок нет.
Мониторы и здесь не работали. На столе стояли пустые пластиковые стаканчики с чем-то черным, засохшим на дне. В кобуре у мертвого охранника был пистолет. Его Давид забрал себе.
Коридоры, коридоры, петляющие, овальные, темные, бесконечные. Комнаты, пустые, с мертвецами, мумиями, скелетами, которые, словно уснули, сдавшись смерти, без борьбы, неизвестно, сколько лет назад.
Яд? Газ? Почему? Зачем?
Давид обнаружил туалет - четыре писсуара, четыре кабинки с унитазами. На кафельном полу лежала еще одна человеческая кисть. Теперь в синем рукаве. Кто-то оторвал руки охране и разбросал по кораблю? Все пять пальцев были на месте, но указательный, казалось, указывал на что-то. На нем было золотое кольцо. Давид заглянул в кабинку, на которую указывал костяной палец - ничего, кроме унитаза и рулона неизрасходованной туалетной бумаги. Тоже и в остальных кабинках.
Невольно Давид вздрогнул - он увидел собственное отражение в зеркале. Подошел, посмотрел внимательно, чувствуя, как неприятная дрожь нарастает во всем теле. Ведь он не видел себя тысячу лет. Но это, собственно говоря, не имело никакого значения, так как он не помнил, как выглядел.
Так вот, значит, какой я. Высокий, с бледной кожей, прорезанной сетью неглубоких морщин. У меня карие глаза, короткие каштанового цвета волосы. Такой я? Таким я был и тогда? Откуда у меня этот шрам на лбу и на брови? Я вынес его из какой- то схватки? Битвы?
Что-то мелькнуло перед его мысленным взором: лошади, сотни лошадей, несущих по бескрайней пустыне вооруженных автоматами всадников; пыль; крики; кровь; боль; белое небо; стена... нет, Стена.
Словно оглушенный взрывом, Давид покинул туалет, вернувшись в мерцающий коридор. Мысли его сжались в пульсирующий пучок, который грозил взорваться.
Стена, преграда, город, который, в который...
Раздался крик - истошный, протяжный вопль, как будто кого-то резали, подвергали вивисекции.
Сердце застучало, адреналин взорвался в крови.
Давид смотрел в направлении, откуда донесся крик. Невольно рука плотнее обхватила рукоять пистолета. Крик повторился, теперь, казалось, ближе. От этого звука все холодело внутри. Давид чувствовал, как холодный пот катится по спине, но все же пошел в том направлении, откуда доносился крик. Мерцал свет, впереди был темный участок. Но погружаться во мрак Давиду не пришлось - из тьмы к нему навстречу вышла пантера.
Ноги приросли к полу, глаза расширились, зрачки жадно поглощали свет. Дикая черная кошка стояла в двух метрах напротив Давида. Ее глаза, зеленные, светящиеся в полумраке, были устремлены на него. Зубы - белые острые клыки - в хищном оскале обнажились, и она вновь закричала, громко и пронзительно, как кричат только дикие кошки.
Судорожно сглотнув слюну, Давид направил на хищника пистолет. Но в этот момент сзади что-то громко лязгнуло. Дернувшись, Давид обернулся, и увидел высокую женщину, одетую в обтягивающий кожаный блестящий комбинезон. Он тут же обернулся обратно к пантере, но ее уже не было.
Женщина, виляя бедрами, подошла к нему. Ее волосы были цвета золота, глаза - сталь. Четко очерченный профиль, орлиный нос. Руки с длинными пальцами и длинными красными ногтями протянулись к Давиду.
- Здравствуй, Давид, я тебя долго ждала.
- Ты тот робот, о котором мне говорили.
Усмешка.
- Эти неудачники? Да, они так считают. Но ты-то понимаешь, что это не так? Я много больше, чем робот.
Она положила руки на плечи Давиду, прижалась к нему всем телом, томно выдохнула воздух ему в шею. Она была ростом выше него сантиметров на тридцать. Он чувствовал полусферы ее упругих грудей под кожей комбинезона.
- Мне сказали, что ты можешь причинить мне вред.
Женщина рассмеялась, запрокинув голову.
- Господи, как же они смешны, эти недоумки. Ты ведь тоже считаешь их недоумками? Ведь, правда, Давид? Ты намного умнее их всех вместе взятых.
Давид отстранился от нее, обернулся посмотреть, нет ли сзади кошки - та исчезла бесследно, как будто и не появлялась.
- Что произошло на этом корабле?
Серые глаза женщины поедали Давида. Она водила руками по его плечам, груди, животу.
- То, что должно было произойти. Ты ведь знаешь.
- Ни хрена я не знаю. И ты понимаешь это. Да отстань ты от меня, не стану я с тобой сексом заниматься, это и так должно быть понятно!
Но блондинка схватила его за промежность - Давид дернулся, сжался.
- Ты уверен, что яэтого хочу, мой мальчик?
Она начала массировать его член через ткань штанов.
- Мне думается, что, да - уверен.
Давид схватил ее за руку и убрал от своего паха.
- Ты мне станешь что-нибудь рассказывать, или я зря теряю с тобой время?
Блондинка усмехнулась алыми губами, ее глаза азартно блестели.
- Может, я кое-что и знаю. Может, кое-что тебе и расскажу. Но не бесплатно.
- Что за человек тебя сделал?
Давиду было неуютно стоять в этом полутемном коридоре, к тому же, женщина без конца напирала на него, толкая в темный участок.
- А с чего ты взял, что я синтетическая? А? Может, я одна из вас - "заморозок"? Заключенный? Просто разморозилась раньше других.
- Ну, я думаю, есть способ это проверить, - Давид приставил пистолет к ее голове. - Если ты живая, то, по идее, сейчас умрешь.
Женщина как бы назидательным движением подняла указательный палец, который медленно начал удлиняться, пока не достиг сантиметров сорока в длину. Покачала ним, словно обращалась к ребенку.
- Не следует, господин Кальдерера.
Рука Давида медленно опустилась. Палец робота принял прежние размеры.
Некоторое время они стояли молча, объятые гудящей тишиной. Блондинка не сводила жадного взгляда с Давида. Он заметно нервничал: на лбу выступила испарина, сердце бешено колотилось и глаза то и дело возвращались к темному участку, из которого пятью минутами раньше вышла пантера.
- Слушай, что это за хрень там была?
- А, - махнула рукой блондинка. - Пойдем, я знаю одно местечко, где мы можем хорошенько пообщаться. - Она предложила ему взять ее под руку. Давид повиновался, и они пошли прямо по коридору.
Блондинка, по дороге представившаяся Роксаной, как и говорил Майки, привела его в кафе. Просторное помещение, паршиво освещенное, с высокими потолками и столиками, занявшими большую половину площади. Барная стойка, за ней - стеллажи с разнообразной выпивкой. За столиками на стульях сидели мертвецы, все высохшие и серые, некоторые из них были облачены в синюю униформу. Но, судя по одежде, здесь были не только работники тюрьмы, но и другие люди - врачи, быть может, ученые, астронавты. Некоторые скелеты были в платьях, на их черепах сохранились длинные волосы, потерявшие, однако, свой цвет.
Не обращая на эту леденящую кровь гротескную картину, Роксана прошла прямиком к барной стойке, цокая шпильками своих кожаных сапожек по полу, выложенному черными и белыми плитками в шахматном порядке. Взяла бутылку вермута, плеснула в два бокала.
- Сядешь за стойкой, или за одним из столиков?
Давид окинул взглядом кафе - словно плод воображения сумасшедшего художника, все эти скелеты, на веки замершие в неподвижных позах, некоторые до сих пор державшие в своих руках бокалы с высохшими в них напитками.... За стойкой не было мертвецов, поэтому Давид сел там.