Они возвращались после школы домой. Пушистое покрывальце снега, запятнанное цепочками темных следов, безжалостно растаптывали равнодушные прохожие. На углу у гастронома толпились люди. Наверное, "выбросили" к празднику апельсины. Или зеленый горошек.
Завернув за угол, подружки вошли в арку и оказались в своей "стодворке". Два незнакомых парня в кроличьих шапках курили под козырьком подъезда. Наташа и Лена ускорили шаг. Они почти добежали до своего пятого подъезда, как в спину полетели мокрые снежки. Тугая дверная пружина хлопнула, и девчонки, тяжело дыша, притянули на себя дверную ручку. Шагов преследования слышно не было. Тогда Лена помогла Наташе отряхнуть дублёнку, на которой расплывались темные пятна. Ленкино пальто, как всегда, не пострадало. В полутьме подъезда они попрощались, едва коснувшись друг друга вытянутыми губками. Обычная привычка, ничего "такого". Чмокали друг друга при встрече-прощании все девчонки в классе. Наверное, чтобы мальчишки смотрели и завидовали.
Где-то наверху гремела ключами Наташа. Лена "в сердцах" пнула свою закрытую дверь. Дура, ключ опять забыла. Пристроив мокрые сапоги на ребристой подъездной батарее, она подумала, что наверх подниматься не будет.
Они с Наташей дружили, хотя все вокруг задавались вопросом "почему".
Ленка поселилась в доме раньше подруги. Когда она впервые поднималась по высоким каменным ступеням, ее не отпускала мысль, что на чердаке таких старинных домов прячутся привидения. Признаться в своих страхах матери Ленка не решалась, боясь схлопотать очередной подзатыльник. Мать последнее время была "на взводе", и от объятий дочери раздраженно уклонялась.
В новой школе было так же ужасно, как и в доме. "А кому на Руси жить хорошо?" - участливо и ободряюще подмигнул Ленке с портрета старичок- Некрасов. Тень "новенькой" метнулась к последней парте. Прозвучал учительский гонг (карандашом по столу), и о Ленке на сорок пять минут забыли.
На перемене после третьего урока, когда она так и не отважилась спросить, где находится туалет для девочек, произошло чудо. Дверь открылась, и к учительскому столу уверенным курсом процокали "шпильки". Их хозяйка, ослепительная "Барбара Брыльска" показалась Ленке знакомой. Белая "Волга" и грузовик с бортами, блондинка в лисьей шубе и люди в форме, кожаный диван и кадка с фикусом - все это появилось во дворе вчера. Унылый двор превратился в горластую ярмарку. Потом на лестнице топотали и переговаривались мужчины, наверное, несли шкаф. Ленка вспомнила, что отца у нее теперь никогда не будет...
Оказалось, что у "кинозвезды" имеется не менее привлекательная дочь. Пока подобревшая классная прятала под стол шелестящий пакет, все рассматривали Наташу. А она, ничуть не смущаясь, прошла по ряду и присела рядом ... с "новенькой"! Так Лена обрела соседку не только по подъезду, но и по парте. Через несколько минут знакомства она поклялась любить "избавительницу" до конца жизни.
Поступок "дочки полковника" был достоин восхищения. Когда старушка, похожая на добрую Шапокляк, восторженно заголосила про вакуоли и цитоплазмы, новая ученица высоко взметнула руку. Тоном, не терпящим возражений, Наташа доверительно сообщила "ботаничке", а заодно - и всему классу, что им с Леной нужно обязательно выйти. К директору. По поводу каких-то там документов.
В тишине спасительного туалета Ленка узнала от Наташи, что классную зовут Зоя Андреевна, и она - старая дева. Случайно увидев тончайшие Наташкины трусики с вишенками, Ленка ощутила легкий укол зависти. Но вовремя вспомнила о собственной клятве и ущипнула себя побольнее.
Щипать приходилось себя часто. Словно эбонитовая палочка, тоненькая миниатюрная Наташа притягивала к себе благосклонные и восторженные взгляды. Это была скорее закономерность, чем случайность. Ленка чувствовала себя мелкой шерстинкой, подчинившейся нелепому закону притяжения.
Любить с каждым годом хорошевшую подругу ей становилось сложнее. А Наташа, как назло, была добра к Ленке - "серой мышке". На математике давала списывать, а на Восьмое Марта щедро прибавляла к ее одинокой вербной ветке несколько тюльпанов.
Когда очаровательная Наташа обошла в конкурсе тощих соперниц из "Б" и "В", Лена впервые назвала ее про себя "школьной миской".
На прощальном вечере Наташкины розы в волосах и декольте порхали среди серебристых, кремовых и голубых нарядов выпускниц. Лена с неудачно-зализанной прической стреляла черешневыми косточками в окно.
Они не попрощались. Просто разбежались по домам, наивно полагая, что встретятся вновь.
Томительные июльские переживания остались позади. Перламутровым ноготком Наташа прочеркнула скачущую от радости заветную строчку в списках.
Ленка в институт не спешила. Перед сном она клеила марки на старательно подписанные конверты. Из ореховой рамочки за этим процессом наблюдало почтенное немецкое семейство. Насупленное лицо рыжего толстяка было обведено красным фломастером.
Наталья прыгала через лужи, в которых отражалась луна. Она была счастлива. Щебетала и хохотала, слабо сопротивляясь неумелым страстным объятиям...
Лена исступленно смотрела на мрачную чужую луну, дожидаясь, пока насытится её крикливый младенец с рыжим пушком на голове.
Жизнь пролетела незаметно, как один школьный день. Проснувшись однажды утром, Лена поняла, что это конец. Завидный жених трансформировался в лысого толстого алкоголика, а дети выросли и разъехались. Призрачное немецкое счастье так и не наступило.
Она шла по непривычно замусоренным улицам города, бывшего когда-то родным, и не узнавала его. На углу у гастронома, переименованного в "Супермаркет", какая-то женщина, бросив пакеты прямо на землю, кинулась к ней. От звука забытого имени Хелен вздрогнула.
Узнать Наталью было непросто. Бывшие подруги, подхватив пакеты, зашли в кафе-"стекляшку". Хелен расстегнула белое манто и поискала глазами вешалку. Наталья бросила пальто на стул возле окна. Было шумно: за соседним столом обнимались веселые "командировочные".
Почти не прикасаясь к подозрительному вину в мутном бокале, Хелен слушала провинциальные новости от "экс-королевы" 9"А". Наталья страдала гипертонией. Её лицо стало полным и румяным, с красными "звездочками" точечных кровоизлияний. Она равнодушно пробежала глазами по фотографиям ленкиного глянцевого богатства и заговорила о детстве.
Хелен вдруг стало душно и тоскливо. Современный прыгающий ритм в динамиках сменила тягучая песня про "Лондон-Париж". На свободном "пятачке" затоптались пары. К их столику, пошатываясь, подошел нетрезвый "командировочный". Хелен осталась за столиком одна. Сквозь сигаретный дым она смотрела на танцующую чужую тётку и видела в ней прежнюю "школьную миску", "коронованную" сверкающей диадемой.