Холодно. Ужасно холодно. И не только за окном, где свирепствует вьюга. Холодно и здесь, в сыром промозглом подвале. Вера вздохнула, плотнее кутаясь в пуховый платок. Она так и сидела за столом как пришла с работы: в пальто и валенках. Горячая кружка с чаем из вишневых веточек согревала озябшие руки, но не сердце.
Взгляд женщины с тоской скользил по облупившимся стенам, маленькому окошку под самым потолком с треснутыми стеклами, по нетопленной русской печке, на которой, зарывшись в одеяла, спали дети. Виднелись только макушки: светлая - Любушки, темная - Надюшки. Девочки спали под завывание вьюги, а Вере не спалось. Тоскливые думы одолевали женщину.
Отступая, немцы сожгли их дом. И пришлось ютиться в этом подвале, где неведомо кто и когда сложил печку. Только топить ее нечем.
Вера покачнулась на стуле и едва не упала, но выпрямилась, схватившись за край стола. Нужно будет покрепче связать стул проволокой. Девочки выбили перекладинки внизу и на спинке и сожгли их еще позавчера. Она не стала ругать дочек за попытку добыть хоть каплю тепла. Это был последний стул. Два других сгорели в печи еще раньше.
Взгляд зацепился за висевшее на стене платье. Темно-синее, шелковое, Петино любимое. Все более-менее приличные вещи Вера давно сменяла на продукты. Но это платье, папиросная бумага, которой оно было накрыто, и деревянные плечики оставались неприкосновенными. Вот вернется Петя, и она его наденет!
Вера осторожно встала и подошла к комоду, на котором стояла шкатулка. Большинство мебели и вещей были подобраны в разбомбленных домах. Когда советские войска отступали, они с Петей сложили все самое ценное в выварку и закопали в саду. Как оказалось, весьма предусмотрительно поступили. Эта шкатулка - то немногое, что сохранилось из ее прошлой, довоенной жизни.
В лакированной коробочке "под Палех" хранились фотографии и документы. Вера достала фотографию, которая лежала сверху. На ней Петя молодой, в военной форме: шапка-кубанка, шинель, ремни крест-накрест. Таким она его встретила в далеком 1924-м. Она тогда работала машинисткой в штабе и собиралась замуж за "военспеца" Аркадия, офицера из бывших дворян. Но жених познакомил ее со своим другом Петром, заведующим клубом красноармейцев. Вера взглянула в его глаза - и пропала навеки.
Они красиво смотрелись вместе: голубоглазый светлокожий блондин и смуглая кареглазая брюнетка цыганского типа. У Веры на самом деле были цыганские корни. Согласно семейной легенде ее дед-офицер выкрал из табора красавицу-цыганку и увез ее сюда, на южную окраину Российской империи. Была ли это правда или только красивая сказка, которую рассказывала ее мать, Вера не знала. Бабушку она никогда не видела, так как та умерла при родах. Но ромы на улице часто подходили к ней и пытались заговорить на своем языке, из которого Вера ни слова не понимала.
Ранней весной 1925-го Вера и Петр поженились, а меньше чем через год у них родились близнецы, но малыши не выжили в те суровые годы. Потом родился сын Виталий и перед самой войной одна за другой две дочки.
В голодном тридцать втором у Петра открылась язва и его едва спасли, удалив три четверти желудка. Поэтому мужа и не призвали ни на Финскую, ни в сорок первом. Петр работал на заводе, и они могли эвакуироваться. Не стали. Настроения тогда, в начале войны были еще "шапкозакидательскими": фрицев вот-вот погонят назад. Кроме того, воспользовавшись суматохой, кассир скрылся со всей заводской кассой, так что Петру не выплатили ни зарплату, ни командировочные. Отправляться неведомо куда с тремя детьми без денег они не решились...
Чтобы прокормить семью во время оккупации Петру пришлось работать. Он снова пошел на завод. У Веры была швейная машинка, она тоже подрабатывала - шила для соседей. Но этого не хватало. Виталий ездил по селам, выменивал вещи на продукты. Из дома исчезли скатерти, полотенца, постельное белье и почти вся посуда. Фашисты расстреливали цыган и евреев, поэтому Вера старалась не выходить на улицу. Приходилось и в канализационном люке прятаться. Так и пережили эти тяжелые годы "под немцем": полуголодные и в постоянном страхе.
Но с приходом советских войск легче не стало. Отступая, немцы все сжигали и взрывали. Соседские дома уцелели, а вот им не повезло. Трое суток Вера с младшенькими пряталась в канализационном коллекторе, а когда выбралась: ни дома, ни мужа, ни сына.
Позже от Виталия пришло письмо. Он исправил в свидетельстве о рождении 1927 год на 1925 и ушел добровольцем на фронт. А сосед рассказал, что его вместе с Петром "захватили" наступающие советские части и мобилизовали, не спрашивая даже документов. Под Кривым Рогом шли тяжелые бои, а ко всем, кто был в оккупации, отношение было негативным. Из таких мобилизованных в только что освобожденном городе сформировали ополчение и практически безоружных, в гражданской одежде бросили под немецкие танки... Соседа сразу ранили и его отправили домой лечиться. Дальнейшая судьба Петра оставалась неизвестной.
Куда только не обращалась Вера - никто ничего не мог сказать о ее муже. По документам ни в одной из военных частей он не числился.
Война закончилась, приехал домой Виталий. Взрослый, с седыми висками и беременной женой-санинструктором. Его назначили секретарем райкома комсомола одного из сельских районов, дали хату в селе. Сын звал к себе. Звала к себе в Туркмению и младшая сестра Веры Соня. Ее семья попала туда во время эвакуации, да так и осела. Конечно, в селе или хлебном Ашхабаде им с девочками было бы легче. Но вдруг вернется Петя и не найдет их? И она оставалась в этом сыром холодном подвале ждать. Ведь похоронку она не получала, да и свидетелей смерти мужа не было.
Вера погладила фотографию Петра кончиками пальцев. Вчера она от отчаянья ходила к цыганке. Старуха долго смотрела на нее и качала головой, а потом спросила:
- В Бога веруешь?
- Верую, но в церковь не хожу. Еще мама говорила, что в церкви нет Бога. Одни попы.
Цыганка снова сокрушенно покачала головой.
- Фотографию принесла?
Вера протянула ей карточку. Эту самую. Немного пожелтевшую, на очень толстом картоне.
Старуха налила в стакан воды, забормотала то ли молитву, то ли заговор какой, и положила фотографию Пети на стакан.
- Нет его. Видишь - дырка? Убитый он.
На груди любимого прямо возле сердца Вера увидела дырку с обгоревшими краями. Сколько потом она не смотрела на фото, карточка была целой. Вот и сейчас целая.
Вера опустила голову на руки и заплакала тихо, стараясь не разбудить детей.
* * *
Цыганка сказала правду. Мой дед так и не вернулся. Спустя много лет моей бабушке Вере Васильевне все-таки выдали документ о том, что он пропал без вести. Но доподлинно ничего не известно до сих пор.
Моя бабушка была очень красивой женщиной. Я помню ее уже старенькой, но на нее и тогда заглядывались мужчины. Много раз ей предлагали выйти замуж. Но она всю жизнь ждала своего Петю. Потому что верила, надеялась и любила.