Аннотация: Вот такая вот незатейливая история о ближайшем будуюющем мировой литературы..:))))))
В дверь редакции кто-то настойчиво барабанил. В течение последнего получаса этот шум то затихал, то возобновлялся с новой силой. Аки морской прибой - отчего-то подумалось главреду Иосифу Кобзоновичу Искандеру. Он слегка убавил громкость динамика внешней связи. И погрузился в бесцельное созерцание противоположной стены помещения.
По тонкой пленке экрана, покрывающей ее поверхность, в качестве заставки беззвучно скользила череда видеороликов Мировой Информационной Бизнес-Сети. Плавно перетекающие друг в друга рекламные фрагменты снимали напряжение и усталость. И, конечно же, ни в коей мере не тревожили сознание Искандера, так как функцией имели стимуляцию исключительно подсознательных, положительных реакций и эмоций.
Главред считал себя человеком добродушным. Психологически устойчивым. И живо интересовался тем, о чем матерятся посетители у дверей его почти непреступной твердыни. А потому трудно было бы даже предположить, что чуть излишняя назойливость посетителя могла вывести его из состояния душевного равновесия.
К тому же на сей раз визитер оказался крайне молчалив. Однако его безостановочное шмыганье за дверью - соплив, с неодобрением отметил Искандер, - сопровождавшееся гулкими ударами по бронированному пластику двери, доставляло мало удовольствия.
Главный редактор еще убавил звук. Прикинул, не стоит ли выключить его и вовсе. Однако в этот момент раздражающий стук и сам начал затихать. А вскоре растворился вовсе в пульсирующем шуме дождя и ветра.
Пока опять что-нибудь не отвлекло от работы, Искандер с головой ушел "проверку". Именно так он величал одно из любимых своих занятий, разгадывание очередного рекламного кроссворда, выкинутого на поток редакционным компьютером. "Коль внезапно на экране появилась куча хлама, не пугайтесь, перед вами, без сомнения, реклама" - тихо мурлыкал Иосив Кобзонович песенку, даже за простое упоминание коей уволил бы без раздумья любого из своих сотрудников. И в то же время настойчиво вдумывался: "Красно-бело-голубой, ... всегда с тобой!"... Чей же лозунг? Краcно-белый - это понятно. Или "Мальборо", или "Кока-кола". Сине-бело-голубой - это какая-то футбольная команда. Вроде. Но в данном сочетании... Те несколько фирмочек, что содержали в логотипе подобную палитру и были известны Икскандеру, не подходили по буквам. Или просто не могли оплатить присутствие в кроссворде солидной редакции. А редакция, в которой Искандер считал себя полноправным хозяином, была очень даже солидна. Её окна выходили на Арбат. А штат, помимо Иосифа Кобзоновича, являл собою с десяток наисовременнейших компьютеров. Тех, что позволяли без труда разложить по буквам и смыслам любой письменный текст. И затем собрать воедино в необходимом для дела виде.
Но, конечно же, не эти компьютеры распевали за спиной главреда подрывные куплеты. Были и другие. Техники. Уборщицы. Писатели, наконец. Поставщики, как именовал последний класс трудящихся Иосив Кобзонович. Но разве могли они сравниться с лучшими, лицензионными программами, способными превратить в деньги любой их жалкий лепет? "Может, что-то новенькое появилось на коммерческом горизонте?" - заинтересовался Иосив Кобзонович. И обратился в графу ответов.
То, что он узрел, заставило его поморщиться и даже нехоршо выругаться. Вот так всегда! Шифруешь связь. Запароливаешь систему. Устанавливаешь антивирусники и фильтры. И все равно находится какой-нибудь гнусный хакер. Который что-нибудь, да ломанет. Где-нибудь, да напакостит. Пора менять штатных программистов! Не досмотрели. А были обязаны.
Вдумайтесь. Рассылается завтра по Бизнессети всеми уважаемая газета. А там ТАКОЕ! Иди потом, оправдывайся перед подписчиками, что "всегда с тобой" не более, чем гипербола. Известный литературный прием. В данном случае, примененный для рекламы средства от геморроя. Техника техникой, а конечный продукт всегда приходится проверять вручную. Ему. Он же главред!
В динамике опять застучало, зашелестело. Не иначе, как упорный посетитель возобновил попытки проникнуть на территорию редакции. Это отвлекло Искандера от мрачных мыслей. Иосиф Кобзонович поправил очки на широком носу. Почесал тщательно обработанным, блестящим ногтем за ухом. Но не сумел преодолеть внезапно вспыхнувший интерес. Прибавил звук. Так и есть! Неугомонный посетитель опять ломился в дверь, изливая сопли под проливным дождем.
Глянув на кнопку "внешнее видео", главред вывел на стену образ человека, из последних сил разбрызгивавшего грязь глубокой лужи у входа в редакцию. Его помятая шляпа плавала где-то рядом. Пальто свисало с изрядного брюшка мокрым покрывалом. А безнадежно вывернутый жестокой стихией зонтик ни в какую не мог прикрыть беднягу от пронизывающих потоков небесной влаги, налетавшей вместе с порывами ветра то справа, то слева, а то и вовсе мистическим образом, словно бы откуда-то снизу. Вглядевшись в наполовину скрытую сырым воротником голову посетителя, Искандер, в основном по характерной сдвоенной лысинке навроде копытца козленка, с трудом признал в визитере модного писателя Лизгунова. С коим до этой поры, как чаще всего и с другими поставщиками, общался лишь по электронной почте.
Нет, разумеется, фотография ныне волнующего грязь прозаика сопровождала каждое его творение, отправляемое в массовую рассылку потребителям. А потому было хорошо знакомо Искандеру. Однако выражение глубочайшего отчаяния, которое нынче отражалось на лице мастера пера, существенно затрудняло его идентификацию.
Возможно, от вида столь самоотверженных человеческих страданий что-то человеческое почти проснулось в душе главреда. А может, сыграл фактор обычного, профессионального любопытства. Однако он, направив взгляд на кнопку "ON", позволил массивным дверям редакции широко распахнуться пред почти уже отчаявшимся на аудиенцию прозаиком. И тот не то, чтобы ловко, но поспешно прошмыгнул в дверной проем.
"Коль на самом интересном месте прервалась программа, это тоже повсеместно. Это тоже, брат, реклама..." - тихо напевал главред в теплых объятиях широкого, мягкого кресла. И даже не особо прислушиваялся к приближающимся шлепкам шагов с лестничного пролета: "Какой там припев? Лучше лечь пол пилораму, чем опять смотреть рекламу? Как же! Пилорамы мы тоже рекламируем... И бензопилы... И..." Новое зрелище, а именно, ворвавшаяся в помещение грузная, почти шарообразная туша модного писателя Лизгунова, прервало плавное течение его мысли. "Мокрая шаровая молния... Какая противоречивая ассоциация!" - отметил Искандер.
- Ироды! - взвыл с порога писатель. И принялся размазывать сопли, слезы, дождевую воду по раскрасневшемуся лицу. - Волки позорные! Шо ж вы делаете, х-х-гады! Мой роман! Мой лучший! Мой гениальный роман! К его написанию я готовился всю свою жизнь... Сволочи! Му... Му-у-уд... - прозаик Лизгунов не мог высказаться более грубо, нежели ему позволяло его интеллигентное воспитание и утонченная натура. - РЕХЛАМОДАТЕЛИ!!! - наконец, прервал он мычание и закончил таки свое гневное, многосвязное предложение.
- Но-но-но-но! - нахмурился Иосиф Кобзонович, до этого слова с полуулыбкой внимавший речи модного писателя. - Попрошу придерживаться рамок профессиональной этики!
- Как... Какая этика?!! - аж задохнулся от возмущения нервно сжимающий и разжимающий пухлые кулачки прозаик. - Мой роман! Мой выстраданный годами роман! Во что вы его превратили? Вандалы!!!
- А что? - как ни в чем не бывало, осведомился главред. И приветливо оскалилился. - Присядьте. Отдышитесь. Сосчитайте до ста десяти... Та-ак... Спокойненько. Спокойненько! А теперь, медленно, без волнения, поясните, что же так сильно беспокоит Вас в Вашем романе...
Модный писатель шлепнулся мокрыми штанами на заботливо поставленный Искандером табурет.
- Мой ро...Ман... Мой ге... Ни... Альный ро...Ман... - теперь уже лепетал он, сопровождая каждый слог своей речи непременными всхлипываниями и шмыганием носом. - ВЫ ИСПОРТИЛИ ЕГО!!! - наконец, взвизгнул прозаик. Тут же побагровел. И выпучил маленькие глазки.
- Ну что же вы так визжите, господин Визгунов... - произнес укоризненным тоном не сумевший не схохмить Искандер. - Я вас отлично слышу!
- Я не Визгунов! Я Лизгунов! - еще громче завизжал попавшийся на удочку писатель. И вдруг запнулся. Уставился в глаза наблюдающему за ним с нескрываемым интересом Искандеру.
- Вы же мне в душу... В сердце... - закончил он едва слышно. И сложил замочком короткие пальчики на левом полушарии округлого живота.
- Ну... Не нервничайте. Не нервничайте! - мягким тоном произнес устыдившийся собственной грубости Искандер. - Расскажите по порядку, какие у Вас претензии. И, возможно, нам вместе удастся найти пути преодоления всех Ваших проблем!
Уже почти успокоившийся Лизгунов достал из кармана сырую тряпицу электронной книги. И расстелил ее на стеклянном, подсвеченном снизу столе перед редактором.
- Вот здесь... Посмотрите... Теплый, летний день. Парень с девушкой идут по осеннему лесу. Идут через орешник! - прозаик поднял указательный палец вверх, пытаясь особо выделить сей фрагмент. - И едят... Ну что они едят, я вас спрашиваю?! - последнюю фразу Лизгунов опять почти выкрикнул с непередаваемой смесью детской обиды и удивления. А на лице его обозначилось выражение, будто он только что внимал трелям соловья. И вот теперь этот пернатый сбросил балласт пищеварения прямо на его проеденную временем, женой и трудовыми буднями проплешину.
- Потому, что в "Nuts" много цельных лесных орехов! - тоном абсолютно уверенного в себе человека произнес главред. - Посмотрите дальше. Там об этом должно быть написано.
- Да не было этого! Не было! - снова взвыл Лизгунов. - Орехи они щелкали! А говорили о звездах! О звездах, я вам повторяю!!!
- О звездах? Днем?!! - возмутился теперь уже Иосиф Кобзонович. - Вы что же, меня... Меня и читателей, между прочим! За идиотов держите? Да и кому это интересно. О звездах! Штамп!!!
- А о "Nuts", о Натсе вашем, я вас спрашиваю, интересно?!!
- Нет! - искренне признался Искандер. - Но за это платят.
- КТО?!!
- "Nuts"! Батончики сами оплачивают себя.
- Батончики... - медленно повторил пытающийся собраться с мыслями прозаик. - Но ведь это литература! Как можно! Вот дальше, смотрите... Они все еще идут по лесу... - Лизгунов ткнул обгрызанным ногтем в маленький треугольник на нижнем правом уголке электронной книги. И текст заструился вниз. - А вот выходят...
- К "Макдональдсу"! - радостно закончил так ни разу и не взглянувший на страницу Искандер.
Писателя аж передернуло от этих слов.
- Нет! - ответил он с отвращением. - К "Максидому". Но это же не лучше! Ну откуда, откуда в лесу "Максидом"?
Прозаик схватился за голову и начал ощипывать лысинку по краям.
- А что там было? - сочувственно спросил главред.
- А то вы не знаете! - ехидно воскликнул Лизгунов, краснея все более. - Дорога там была! Дорога, ведущая к облакам. К небу. К Солнцу!
- Ну вот видите! Здесь - Солнце. Пол листа назад - звезды. Вы словно специально, злонамеренно стремитесь всех запутать!
- Деревня... Цветы... Птицы... - не слушая его четко аргументированных рассуждений, причитал Лизгунов. - Где все это? Почему вы перенесли действие в мегаполис? Почему парень делает предложение девушке в банке, а не на карусели "Сюрприз" в парке маленького городка, куда они выбрались на выходные? Да и вообще, что это за пошлые картинки, то и дело мелькающие перед глазами?! - Лизгунов ткнул ногтем глазастую сосиску, переползавщую текст справа налево, аккуратно раздвигая буквы. И та, словно издеваясь, тут же расцвела сардельками и колбасами с логотипами местного мясокомбината.
Искандер, наконец, соблаговолил глянуть краем глаза на измятую электронную страницу.
- Это динамические баннеры. - пояснил он. - Не трогайте их, и они не тронут вас. По поводу же деревни - старо. В пригородах давно никто не живет! Это пустующие территории под плановую городскую застройку. Подумайте сами, ведь раньше деревни, сёла, колхозы для чего были нужны?
Лизгунов хмуро молчал.
- А нужны они были для снабжения города продовольствием. Нынче же все пищевые аналоги выращиваются рядом, в промхозяйственных полостях под городами. Кому, ну кому, по вашему, нужны эти сопли по каменному веку? И, наконец, о "Сюрпризе". Раз уж вы о нем упомянули. Сами то хоть раз на нем катались?
- Конечно! - азартно закивал писатель. - Роман автобиографичен! Был...
- Ну тогда вы должны знать, что на этом, давно устаревшем аттракционе ветер так свистел в ушах, а центробежная сила столь основательно прижимала отдыхающих к стенкам карусели, что даже обычный разговор был практически невозможен. А у вас признание... Ляп, батенька! Ляп. Очередная несуразность. Несуразность на несуразности! И что вам дался этот "Сюрприз"? Ведь герои вашего романа не извращенцы какие. А потому, лучшего места, чем банк, для признания им точно не найти! Ведь это символ будущего семейного благополучия.
- Сникерсы... Крекрсы... Факерсы! Шмакерсы!!! - снова заводился Лизгунов.
Искандер внимательно его слушал...
- "Тампаксы, прокладки, мази, в каждом слове, в каждой фразе! В этом - имидж! В этом счастье! В этом наш сказитель мастер!" - так надо мной теперь смеются даже дети! А жена каждый вечер пилит меня, где та норковая шуба, что я подарил ей на четыреста восьмидесятой странице!!! - пытался басить автор автобиографического романа. - Вы наводнили мой текст бакалеей! Понапихали в каждом абзаце упоминаний о каких-то там дрянных забегаловках и конторах! Распылили действие походами по магазинам! ВЫ ПРЕВРАТИЛИ МОЙ РОМАН В КАТАЛОГ!!!
- Я вообще не притрагивался к вашему роману - с полуулыбкой возразил Искандер. - Это не моя работа! Я главный редактор. И в мои обязанности входят исключительно управленческие функции. Ну... Иногда, контроль конечного результата.
- Тогда КТО?!! - лицо Лизгунова побагровело. И было видно, что жалкому, таинственному негодяю не избежать суровой кары, лишь только попадется в ручки прозаика.
- Никто! - столь же проникновенно и вкрадчиво ответил Иосив Кобзонович. Без спешки достал из стеклянного ящичка стеклянного стола стеклянную же трубку. Раскурил ее на глазах у разъяренного Лизгунова. - Ровным счетом никто!
- Как это?! - не понял тот. - Не сам же я загубил собственный роман!
- Ну почему же обязательно загубил... - ласково погладил его по плечу изрыгающий клубы душистого дыма Искандер. - Все очень мило! Людям вообще такое не под силу. Скажите честно: смогли бы вы сами столь же профессионально, столь же гармонично и естественно ввести в нить повествования необходимую рекламную информацию? - главред глянул на буквально посеревшее лицо писателя и быстро продолжил. - Ну вот видите! А там, где человек бессилен, ему на помощь приходит... Что?
- Что? - не веря посетившей его страшной догадке, прохрипел Лизгунов.
- Техника! Программулька такая есть... "Реверс-Рек" называется. Заводите в нее любой текст, и она преобразует его в необходимую форму...
- Здесь! - сразу сообразил, о чем идет речь, Искандер. И указал на маленький блок компьютера, блестящий металлическими гранями в самом центре прозрачной поверхности стола.
- У-у-у-у!!! -сказал Лизгунов. Облапил блок миниатюрными ладошками, для чего ему, словно тюленю на льдину пришлось навалиться на прозрачный прямоугольник. С видимым усилием приподнял блистающий аппарат. И впился широкими зубами в его полированные грани.
- Хотя... Нет. "Реверс-Рек" установлен на машине в соседней комнате... - задумчиво продолжил Иосив Кабзонович, интенсивно затуманивая трубкой окружающее пространство и с сомнением поглядывая на тонкое стекло, прогнувшееся под Лизгуновым. - Она заперта! - пресек Искандер почти неосознанный порыв соскользнувшего с льдины прозаика, направленный к двери. - Здесь же хранится информация о вашем нынешнем гонораре...
Лизгунов аккуратно поставил блок обратно.
- Но как, скажите, КАК она это делает?! Она же - не человек! Она машина! Ну... В смысле, программа!
- Вот именно, что программа! А что такое личность, что есть душа, по вашему? То, чем стишки пишут? - Искандер презрительно усмехнулся. - Программисты просто скопировали несколько исходных реакций человека и сшили из них эту! Так что, никакого противоречия. А выполняет она свою задачу на основе информационной базы устойчивых смысловых взаимосвязей, найденных ею же в Сети. Выделяет несуразности в любом литературном произведении. И сглаживает их гибкими рекламными вставками!
- Программа... Программа из человека корректирует человека! Что за кошмар! Несуразности... Они же придают текстуру художественному слову! Наполняют его жизнью. Порождают фактор новизны! Вы убиваете речь посредством чудовищного информационного урода, пред коим отдыхает творенье Франкенштейна! И на месте кладбища изящной словесности устраиваете вольер рекламных мутантов! Не хочу вставок. Не хочу баннеров! Хочу нормального, чистого искусства! Ироды!!! Волки позорные! Мой роман... Мой лучший! Мой гениальный роман...
- Об этом Вы уже говорили... - вежливо напомнил Искандер
- А... Спасибо! - поправился модный прозаик и тут же продолжил речь. - Я знаменитый писатель! Меня читают! Меня любят! Я сам пущу роман свой в свободный оборот! И вот тогда... Тогда...
- Тогда о вас забудут. Тогда вы утонете в болоте сетературы. Ведь ваше творчество сегодня в моде лишь по единственной причине. Нам выгоденн ваш бренд. А выгоден он только потому, что мы же создали для вас рекламу. Идите! Печатайтесь в Сети бесплатно, как сотни тысяч иных, бездарных шелкоперов. Но знайте, никто уже и цента не даст за ваши строки. Ступайте, ступайте! Дверь нашей редакции неплохо работает на выход. Завтра же на вашем месте будет работать другой, "подающий большие надежды" молодой автор.
Лизгунов глянул за окно, по которому вкрадчиво стучал холодный дождь. И рухнул на колени пред стеклянным столиком с расстеленной по нему тонкой, полупрозрачной пленочкой книги. Пред мягким креслом с восседавшим на нем Искандером.
- Скажите! - вскричал он истошно. - За что такое наказание? Откройте тайну, ведь не всегда же было так! Почему батончики способны оплачивать страницы, а творчество... Искусство...
...Резкая, почти животная тоска зажглась болотными огнями в бесцветных глазах главреда... Дыхание его перехватило внезапной судорогой. А руки задрожали мелко-мелко... Взглянув на словно бы окаменевшее лицо Искандера, парившее пред ним в сизых клубах табачного дыма, в лицо, обретшее внезапно выражение странное и страшное, Лизгунов в испуге отшатнулся. И тяжело перевалился с колен на грузный зад. Да так и остался сидеть в луже натекшей с него влаги, не в силах оторвать глаза от созерцания противоестественной метаморфозы главреда.
- Сперва все было по другому... - начал тот свой монолог густым и мрачным басом. - И книги печатались лишь на бумаге. И каждая страница была отдельной стороной листа, а не условной линией раздела фрагментов текста! А после... Потом возникли Сети. По коим любители холявы друг другу на компы бесплатно, просто так, по дружбе отправляли файлы с каким угодно содержаньем. Картинки, музыка... И тексты. Но все же это было не слишком удобно для чтения изрядных произведений. На хрупких и громоздких экранах тех времен. А посему, как прежде, читатель покупал бумагу. На коей обычной, типографской краской печаталась литература. За счет чего и окупалась вполне. Все рухнуло, по сути, в одночасье! На рынках появилось ЭТО... - главред с брезгливостью провел холеным пальцем по тряпке электронной книги. - И множество программ по вскрытию любых форматов храненья данных... Когда любые попытки по пресечению копирования лицензионных литературных произведений зашли в тупик бесповоротно, исчезла всякая возможность их узаконенного сбыта. Не мы, а хакеры и, плюс к тому, сетература сгубили живое слово. Профессия "писатель" в своем исходном смысле почти исчезла. Но не бывает пусто свято место! Нашелся новый путь. И ныне любые тексты лишь тогда приносят прибыль, когда изрядно разбавлены рекламой. Реклама - двигатель прогресса! И в сфере творчества, и деловых взаимоотношений. Элементарно! Правда?! Я сам писал романы. Когда-то... - глаза главреда сузились и как-то странно заблестели, - Вовремя прервался... Теперь я на коне. А остальные - под... Мой вам совет: бросайте этот труд. И раньше был он неблагодарен, а теперь сортиры чистить лучше...
- Я... Не могу... - ответил Лизгунов, с растерянностью глядя на пухлые ладошки. - Я не умею ничего другого. Но должен, должен же быть способ, как вырваться из этой паутины фетишизма! Скажите, КАК? Я чую... Вам известно!
- Да... Знаю пару способов. Но вряд ли они вам чем-нибудь помогут...
- Говорите!!!
- Один предельно прост. Платите! Тогда, за ваши деньги, мы издадим ваш труд. Без всяких изменений. Под логотипом нашей фирмы. И даже с централизованным распространением. Уже на завтра вас будут читать повсюду. Сорок тысяч У.Е. И дело в шляпе! Годится?
- Пишите грамотнее текст! Поменьше несуразностей. Тогда Программе труднее будет к вам придраться! Нет, все же их допускайте иногда. На второстепенных участках текста. Ведь без положенного минимума рекламы ваш труд и вовсе не будет издан.
- А минимум... Какой?!
- Поцентов десять-пятнадцать. Лучше двадцать... Всего лишь!
Прозаик Лизгунов лишь горестно взмахнул руками и взгромоздился вновь на табурет.
- Какая растрата эмоций. Времени и сил... Будь проклят этот мир. Его законы... ЗАКОНЫ!!! - вдруг вскричал безумным голосом писатель. Я буду бороться! Я дойду до президента! Я не дам вам! Никому! Глумиться над искусством! Законы должны меняться!
- Похвально... - прокомментировал слова сии главред. - Ваше право! Боритесь. Кто знает, вдруг... Давненько у нас таких активных не наблюдалось. Все довольны. Все что-то покупают. Продают. Вперед, мой друг! Однако ж на мою поддержку рассчитывать вам не придется. Не гоже как-то мне, главреду, раскачивать свой танкер. Флаг вам в руки!
И модный прозаик Лизгунов вскочил, отбросив табурет. Пылая красочным румянцем на кругленьких, обширных щечках, под грустным взглядом усиленно дымящего на кресле стеклянной трубкой Искандера, рванулся прочь из помещенья. Навстречу сырой стихии октября...
ВИТАЛИЙ ВИКТОРОВИЧ ЛИЗГУНОВ
(22.10.1999-13.03.2047)
"Сегодня мы предаем земле тело Виталия Викторовича Лизгунова. Известного, любимого многими писателя. Борца за чистоту искусства, внесшего обширный вклад в становление современного литературного творчества. Он был хорошим другом. Ответственным работником. А главное, чрезвычайно активным общественным деятелем, сумевшим за какие-то три года сплотить наши творческие ряды в борьбе за собственные, святые права на творчество. Только благодаря его неугасимой энергии нам удалось сделать так много, как ранее мы даже и не помышлял. В прошлом году, после интенсивной подготовительной работы, под его непосредственным влиянием оказалось сломлено мощнейшее лобби рекламодателей в парламенте. И на государственном уровне был принят закон, ограничивающий жестокий произвол дельцов рекламного бизнеса. Закон, суть которого обнародовали только недавно. И которая продемонстрировала, как много может сделать обычный человек с обычной судьбой, если на его стороне правда. Если его ведет Честь и Совесть порядочного гражданина. Если им движет само провидение, священное призвание творца! По мнению врачей, причиной смерти послужила остановка сердца. Он умер от счастья! В мгновенье наивысшего триумфа. С собственной, новой книгой в руках, включенной на завершающей странице. Обратите внимание на заключительную фразу его последнего романа, которая отныне наличествовать будет во всех без исключения изданиях литературных произведений. И на которой замолчало его большое и чистое сердце. Вот она, эта фраза! Мелкими буквами. Сразу за рекламой памперсов "Бейби Драйв": "Производитель литературного наполнителя никакой ответственности за качество предлагаемых товаров и услуг не несет." Покойся с миром, дорогой наш друг, коллега, наш верный, боевой товарищ Виталий Викторович Визгунов! Спи спокойно. И да будет земля тебе пухом..."
Даже самые профессиональные дизайнеры фирмы 'Вечный Морт' (чью рекламу вы можете увидеть в конце этой надгробной речи, опубликованной совсем недавно на последней странице 'ЛГ'), не сумели затушевать неоднозначное выражение, отпечатавшееся на широком и открытом лице модного писателя Лизгунова. В момент его величайшего жизненного триумфа.