Борода Владимир : другие произведения.

Звезды Для Командора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман. 227 страниц. 1996 - 1999 г.г. Фантастическо-реалистическо-сюрреалистический роман о том, как из потерявшегося в советской действительности интеллегента-алкоголика, вроде бы прожившего несколько жизней, можно сделать космонавта. Главное - пообещать квартиру оперу из угрозыска. Пародия на ельцинскую Россию с элементами гиперболы и сюрра, спецслужбы, мафии, революционные армии освобождения, показуха и обман - все знакомо, узнаваемо и... страшно. Недаром первая часть называется - Партия, вторая - Россия, и третья - Дурдом... Взбесившийся космический корабль, живущая на подачки Запада страна и конец?.. Не конец? Кто знает...

  
  
  
   Часть первая. "ПАРТИЯ".
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ.
   Юрий Заикин, майор авиации, сидел хмурый и недовольный. Сидел в кресле авиалайнера, с монотонным гулом рассекающего необъятные пространства Родины. Заикин ле­тел в Омск, индустриальную дыру Сибири, на секретный завод "Каскад". "Каскад" выпускал секретную космическую технику, а майор Заикин был космонавтом. Вот его начальство и командировало на митинг рабочих завода, посвященный сдачи, естест­венно досрочной, очередного советского космического корабля, бля, мудаки эти ми­тингуют, говно сдали досрочно, ребята рассказывают, что и в космосе приходится доводить и ремонтировать технику говеную... Заикина начальство послало не потому что он был наиболее известен среди космонавтов, а по простой причине - Заикин был космонавт-дублер.
   Юрий Иванович Заикин имел один плюс и два огромных минуса. Но начальство терпе­ло Заикина и даже по-своему любило его. Заикин был нечестолюбив. Полностью. А для человека, чья профессия является в конце семидесятых годов двадцатого века желанной и пламенной мечтой всех советских детей, отсутствие честолюбия было по крайней мере странно. Но начальство эта странность устраивала. Майор, летчик-ко­смонавт Заикин, был вечным дублером. Он не просился в космос и в бархатный сезон в Ялту, он не просил ни квартиру, ни машину, ни внеочередного звания. Его устраивало все. И начальство смотрело сквозь пальцы на два огромных минуса Заикина.
   Заикин обожал женщин и боготворил вино... Ни что не ново под луной. При виде женщины, которая с точки зрения Заикина хочет гребстись, у него в штанах начинал­ся, говоря по интеллигентному, сухостой. Заикин был женат однажды и навсегда, ни кто не позволит космонавту, человеку, жизнь которого является образцом для под­ражания всего молодого поколения Советского Союза, развестись... Вот и нес Заикин тяжкий крест юности, один раз вдул Машеньке в подъезде встояка, а платить приходится всю жизнь. Ну а про водку, вино, коньяк, самогон, чачу, пиво, ликер, апе­ритив, ну и так далее, и говорить нечего. Грешен, грешен, а кто без греха? Еще больше нахмурившись, Заикин горестно махнул рукой и выбил разнос у стюардессы, шествовавшей по проходу.
   -Товарищ майор! Что же вы, аккуратней надо! -
   все это и еще многое другое, стюардесса бубнила стоя в популярной в народе позе - мама моет пол, так как собирала осколки от бокалов и бутылок. Весь салон нео­добрительно смотрел на Заикина, а сам же Юрий Иванович на обтянутый синей юбкой зад стюардессы. В штанах было спокойно - стюардесса и Заикин уже побывали в летящем на высоте 11000 метров туалете. Вместе и довольно таки продуктивно. А поэ­тому Заикин лишь проявлял, так сказать, дежурный интерес. Хотя зад был симпати­чен.
   Конечно, разве может в засранный Омск лететь Коростылев, дважды герой Советского Союза. Нет, не может, ведь он дважды обосрался на орбите и честно получил за это героев. Может быть начальство могло послать в хренов "Каскад" Амохина? Ну где же это видано, чтоб человек вернулся с орбиты и через два месяца в засранный Ом­ск? Нет, такого ни где не видано, после орбиты, обосранных штанов от перегрузок и страха, и всех прочих удовольствий, положено лететь в Париж, Берлин (конечно восточный), ну на самый худой и кривой конец с триппером, Киев или там Ялта. Но уж конечно ни Омск, индустриальный центр Западной Сибири, форпост нефтеперераба­тывающей промышленности, славящийся своими парками и дворцами культуры, население достигает девятьсот тысяч мудаков, зимой мерзнущих, а летом...
   -Наш авиалайнер приближается к центру индустриальной мощи Западной Сибири, горо­ду Омску, славящемуся своими зелеными парками и дворцами культуры...
   Перегрузки майор Заикин переносил легко. Он обсерался лишь при десяти "Ж". А при посадке этого задроченного автобуса было от силы один. Поборов подступившее к самому горлу спиртное - коньяк, выпитый еще в Москве, в буфете аэродрома, вод­ку, уже выпитую в самолете с командиром экипажа, усилием воли загнав его назад в желудок, космонавт-дублер отстегнул ремень и двинулся на почетный, передний выход. Полагающийся ему вместе с немногими льготами. Открывая и закрывая рот, с целью ликвидации воздушных пробок в ушах.
   Над аэродромом, над аэродромом, лайнер пробежал, как по судьбе, а стюардесса оказалась ни чего, ни чего, Заикин махнул командиру экипажа, поблагодарив его за водку, стюардессу и благополучную доставку в засратый Омск, морду обожгло мо­розом, да-да, она объявляла - за бортом лайнера -37, у самого трапа черная "Вол­га" и три приплясывающих фигуры. В дубленках, ондатровых шапках, пышущие водоч­ным духом.
   -Майор Заикин? Заместитель генерального директора производственного объединения "Каскад" Ероськин Сергей Николаевич, а это начальник производственного отдела омского областного комитета партии товарищ Задыхайдо Федор Никифорович и замест­итель...
   -Холодно у вас, -
   бесцеремонно прервал космонавт мордастого зама и полез в автомашину. Встречающие переглянулись и быстро забились под завязку в салон "Волги".
   Взвизгнули колеса шипованными шинами по бетону, управляемая сильными и опытны­ми руками пожилого водителя, автомашина вылетела сквозь распахнутые ворота и по­мчалась по пустынному шоссе, отличнейшему, с обоих сторон обсаженному елками.
   -Правительственная! -
   многозначительно произнес обернувшись с переднего сидения заместитель с "Каска­да". Заикин кивнул головой, мол не маленький, понимаю, раз дорога гладкая, зна­чит для начальства, народ-то по колдоебинам да по яйцетряской дороге поездит, не баре, не хера с ним ни случится... Заместитель не успокаивался:
   -Мы вас поселим в лучшую гостиницу, недавно немцы отстроили, наши-то разгильдяи все б раскрали да и строили бы лет десять...
   -Минимум двенадцать! -
   авторитетно перебил зама другой, не до представленный заместитель и уверенный, что Заикин ждет пояснений, добавил:
   -Заместитель начальника отдела омского Комитета Государственной Безопасности капитан Шмыгалов, так вот я говорю...
   Но капитану не дали договорить. Черную "Волгу", без переднего номера, с двумя первыми нулями на заднем номере, с антенной радиотелефона, одним словом автомоби­ль отмеченный всеми мыслимыми и немыслимыми знаками исключительности, нахально обогнала какая-то потрепанная салатовая "Волжанка", с шашечками по боку! Да не просто обогнала, а подрезала под самый нос, да так подрезала, что водила исклю­чительной машины был вынужден нажать на тормоз. В связи с чем пассажиры клюнули носами - передние воздух, задние передних, серое небо дернулось куда-то, и все высказали свое мнение случившемуся безобразив:
   -Не дрова везешь, жопа!. . Гребена мать, офуел на хер!.. Бля! Какая сука по прави­тельственной фуярит!.. Номер, номер!.. Ну пердило, сейчас я ему!..
   Реплик было больше, чем пассажиров, ну это вполне объяснимо - некоторые высказались дважды, шофер нажал на газ, автомобиль решил исправится и показать все, на что способен, заместитель на переднем сиденье схватил трубку радиотелефона, но на другом конце ни кто не отзывался. Последовала длинная и замысловатая фраза, смысл которой был до заурядности прост - постовому милиционеру, обязанному кара­улить правительственную трассу, было пообещано столь разнообразное сексуально-извращенное удовольствие, что Заикин уже с интересом глянул на зама. Ай да провин­ция, ай да индустриальный центр Западной Сибири!..
   За замерзшим стеклом мелькнула пустая, засыпанная до самых стекол, будка гашника, огромный плакат "Наша цель коммунизм!" и машина покатила по серым, заснеженным, промороженным, пустынным улицам индустриального... Вот черт, прицепилось! Смотреть совершенно было нечего, это даже осознавали и хозяева, они сидели смирит но и молча, наполняя тесный салон водочным перегаром. В свете тусклого дня мель­кнул широкий проспект, конечно или имени Ленина или Маркса, площадь со знакомым до не могу памятником, кафе, рестораны, случайные прохожие, "Волга" вильнула и вкатилась под голубые ели, Заикин улыбнулся - "голубые" не только ели, но и пили, и остановилась перед стандартным бетонным крыльцом стандартного бетонного небос­креба этажей в...
   -Вот мы и приехали!
   Знакомая суета, все рады высокому гостю из Москвы, мгновенное оформление, ста­ндартный двухкомнатный номер, все знакомо, все обрыдло, все надоело. Счастье на­чальства, у Заикина отсутствует честолюбие. Митинг так митинг, а лететь на досро­чно сданом говне все равно не ему. Так что нечего беспокоится. Прощальные слова хозяев, напоминание программы, заверения в дружбе и любви, просьба не стеснятся - ежели че надо и прочая чепуха и пустозвонство. Двери захлопнулись и нечестолю­бивый майор Заикин, космонавт-дублер, остался ненадолго один. За окном серел закатывающийся короткий зимний день, трещал мороз, слегка мутило, хотелось срать и жрать одновременно. Внезапно мелькнуло в голове - может попросится в полет? Мелькнуло и исчезло, Заикин отправился в туалет.
   Сидя на унитазе и тупо уставившись на рекламу "Летайте самолетами Аэрофлота!" неизвестно с какой целью висящий здесь, в сортире номера люкс гостиницы "Центра­льная", Заикин глубокомысленно задумался о загадочной женской душе. По распоря­жению командира экипажа сама позвала в туалет, все было очень и очень, а когда покидал салон и выходил на мороз по прилету, так улыбнулась дежурно, как будто и не были час назад близки в тесном сортире на высоте... а может она ему запала, а может она ему в душу залегла...
   Облегчившись и придя к своему всегдашнему выводу о женщинах - бляди, Заикин бравым шагом покинул туалет. Впереди был обед, затем митинг, а вечером эти муда­ки повезут какую-нибудь херню смотреть, вот уж фуй, смотрите сами, а я в ресто­ран да еще за ваш счет, опыт имеется, ну а "телеги" боятся - в ресторане не бы­ть. Дальше космоса не пошлют, меньше "Союза" не дадут...
   При виде незнакомки с приличным размером зада и высокой грудью, в наигранной растерянности стоящей посередине номера с охапкой белья в голых и красивых руках Юрий Заикин, космонавт-дублер, расплылся в улыбке, а в штанах начался как всегда "сухостой".
   -Да-да, ничего, ничего, белье это как раз кстати, а как звать такую красавицу?
   Заикин отдернул мундир на своем коротком и толстом теле, и развернувшись к гор­ничной, вот именно, к горничной! левой стороной груди, чтоб поразить широкой орденской колодкой, развел руки в стороны, как будто немедленно собирался воспользоваться свежо постеленным бельем по прямому назначению.
   -Ой, ну вы прямо скажете, красавица, смех один, Клава меня звать, Клава...
   Красавица была лет тридцати, явно многоопытная и с лукавыми карими глазами. Ну и естественно все остальное было на месте.
   -Красавица, красавица, мне как космонавту это сразу видно.
   -Ой, да вы и в правду космонавт? И в космос летали, это ж ужас один, я б ни за какие деньги в космос не полетела бы...
   -Давайте Клавочка встретимся вечерком, кстати меня звать Юрий, и я вам все под­робно про космос растолкую.
   -Да я с радостью, только мне к вам не можно, давайте я вам напишу адрес и вы ко мне приедете, у меня и радиола есть, и пластинки, Пугачева, Кобзон, Лещенко, Хиль и Магомаев с Отцом... Только вы не подумайте, уж очень мне про космос интересно...
   -Я и ни чего и не думаю, все прекрасно понимаю, если б меня какая Валентина Те­решкова позвала-пригласила о космосе рассказать, так я б тоже обрадовался...
   -Ой, я тут с вами заболталася, а у меня еще четыре номера не сменяны. Ну так до вечера...
   Юрий расплылся еще больше, но внезапно вспомнил:
   -Одну минуточку, Клавочка, я не местный, где что у вас не знаю, так что вот вам десять и купите чего-нибудь к столу.
   Денежный знак достоинством в десять рублей цветом застиранных розовых трусов вы­порхнул из потрепанного бумажника космонавта и под бормотанье - ну что вы, не ну­жно, ну если только на вино, водка лучше, сдачу я вам верну вечерком, да купи пожевать и так далее, исчез в кармашке короткого халата. Денежный знак, обеспе­ченный госбанком и всем остальным. Дверь захлопнулась, брюки трещали, Юрий улы­бался. Однако, бля, вот тебе и сранный город Омск, не знаешь - где найдешь, где потеряешь... День расцветился новыми красками, к нудному митингу добавилось то, ради чего и стоило жить. Ну а космос, что ж, Юрий Заикин не честолюбив, пусть летает другие, летают и обсерают штаны, если им это нравится. Космонавт-дублер - это звучит.
   Узким темноватым коридором, устеленным мягкой темно-красной дорожкой, прошест­вовал Заикин, прошествовал мимо подобострастно заулыбавшейся ему коридорной, явно восхищенной мымрой лет шестидесяти, впервые видимо видевшая так близко живого космонавта, по лестнице вниз, к стене жмутся какие-то аборигены или командированные, второй этаж не пятый, хорошо, мимо стойки с другой мымрой, стеклянная дверь и...
   -Салат "ассорти", суп-харчо, бифштекс со сложным, сыр, триста пятизвездочного, под занавес кофе-гляссе.
   Подавленный распространившимся слухом о живом космонавте, проживающем в гостини­це и явно вызубренном наизусть, в связи с частым использованием, заказом, моло­дой и длинноногий официант умчался в даль, чтоб через секунду примчатся вновь и начать расставлять холодное и горячительное. Напоследок жестом фокусника откупо­рил бутылку с газировкой и наполнив бокал и рюмку, исчез.
   Заикин опрокинул первую рюмку... Да, коньяк это вам не водка, даже если и "Сто­личная". Коньяк это коньяк. Зажгло, поволокло, потащило и потянуло. За заледене­вшим окном жуткая стужа, на бетонном крыльце топтался милиционер, выпуская клубы пара, как паровоз. Милиционер бдил, чтоб ни кто не посмел нарушить покой космо­навта, ведь космонавт это вам не колбаса вареная и даже не директор завода... Космонавтов у нас любят, уважают и ценят. Но больше любят... В штанах вновь зашеве­лилось, Юрий усмехнулся и оглядел огромный зал. Зал был огромен до вокзальных размеров, народу было немного и перед каждым клиентом стоял пузатый графинчик, люди грелись и оттаивали. Внезапно Заикину стало скучно.
   Вот так вот ездишь, ездишь, жена, Машка нелюбимая, может быть с Леоновым или с Комаренко, они последний раз на Машку облизывались, у командира на день рожденье. И что они в этой корове находят, я на нее уже четыре года не только не залазию, но даже и глядеть не могу. Ну пусть, пусть, хоть вдвоем, а что - это была б кар­тина, Машка с двумя этими козлами-героями, ха-ха-ха...
   -Бифштекс-с!
   Официант склонил голову и почти в восторге поставил тарелку перед Заик иным, разрушив мысленную картину, достойную кисти, ну хотя бы Морковкина. Жуя, Заикин представил, как Машка гребется с двумя сразу, а бородатый Морковкин, склонив го­лову набок, внимательно изучает натуру, чтоб перенести ее на полотно или просты­нь, черт их там разберешь, на что они переносят натуру. Бифштекс был пережарен­ным, мясо явно принадлежало корове, умершей от старости, яйцо было холодным, а сложный гарнир напоминал помойку. И по запаху тоже...
   -Официант, официант!..
   Заикин заколотил по графинчику вилкой.
   -Арнольд Эдуардович, космонавт на бифштекс жалуется...
   Завзалом внимательно посмотрел на молодого и худого официанта Пашу и пожевав то­нкие губы, ответил;
   -Ну что ж, подай ему от фирмы котлету по-киевски. Да поживей и не холодную!
   -Слушаюсь, Арнольд Эдуардович!
   На белоснежной тарелке с голубой каемкой, среди зеленого горошка, алого помидо­ра и золотистого картофеля, по-барски развалилась котлета, с выглядывающей из нее косточкой.
   -Котлета по-киевски. От фирмы. Кушайте на здоровье!
   -Гм-ммммм-гм-хм-ввв...
   Заикин впился зубами, желудком и всем своим естеством в желанную котлету, сок тек по подбородку, косточка скрипела и скрежетала на зубах, гарнир подчеркивал изысканный вкус лакомства. Из-за соседних столиков с завистью глядели на чрево­угодие Заикина. Но даже и хорошее когда-нибудь кончается...
   Отвалившись от стола, осоловелый от котлеты и коньяка, космонавт с сожалением подумал, что сейчас придут эти мудаки и потянут на этот гребанный митинг, вот уже и маячат-фуячат в дверях, в полном составе, лестница, номер, шинель и шапка, что? речь, где речь? а, это моя речь... Скомкав листки, Заикин сунул их в карман.
   Полностью Юрий вернулся в действительность на проходной "Каскада". Преисполнен­ные важности момента, охранники бегали и суетились, и не прошло и полчаса, как пропуск уже был на вахте.
   -Извечная российская безалаберность и разгильдяйство, -
   мило улыбаясь, сообщил зам по "Каскаду". Заикин внимательно вгляделся в его ли­цо - нет ли там скрытых черт сионизма. Нет, не было или были сильно замаскирова­ны.
   Пройдя в Главный цех, Заикин увидел знакомое. Посередине огромного и высокого помещения, окрашенного в грязно-салатовый цвет, лежала на боку туша космическо­го корабля, виновница сегодняшнего торжества, сляпанная досрочно ракета серого цвета, то и дело норовящая разобраться и развалится в космосе. Вокруг толпились рабочие и техники, одетые в грязные и замызганные синие халаты. Лица были радо­стны - митинг в рабочее время с оплатой по среднему, что еще гегемону надо в этой жизни, в тягостной борьбе и гонке с загнивающим диким Западом... Лица были радостны и не так испиты, как на красноярском "Зените". Толи ВОХРа здесь бдите­льней, толи спирта для обтирки ракеты меньше выдается.
   -...А теперь имеет слово представитель славного отряда советских космонавтов, всем известный и уважаемый товарищ майор Заикин! Поприветствуем товарища Заикина! -
   прогремел над самым ухом космонавта директор завода "Каскад", выпускающего сто­ль нужную народу продукцию и цех взорвался аплодисментами. Штамп, но что подела­ешь, точней не скажешь, хоть умри. Рабочие не жалели рук, по видимому пообещали отоварить чем-нибудь, мелькнуло у Заикина в голове. Листки собственной речи да­вно были приготовлены и во внезапно возникшей тишине космонавт-дублер начал свое ответное слово гегемону.
   -Рвясь на вас, дорогие рабочие, клятвенно заверяем, что не посрамим марку и не упадем в грязь лицом, будем нести и дальше в космос алое знамя коммунизма!..
   вспыхнули и погасли аплодисменты, повинуясь знаку председателя месткома, а Заикин продолжил:
   -Дорогие товарищи! Позвольте мне в ответном слове, от лица всех моих товарищей космонавтов поблагодарить вас за отлично сделанную работу, за сданную ранее сро­ка, так сказать досрочно! Сегодняшнее международное положение настоль сложно, что каждая досрочно выпущенная ракета ударяет по нашим врагам с еще большей силой! Мы, космонавты, опи...-
   Заикин смущенно замолчал - речь внезапно кончилась, то ли листков не хватало, то ли что-то было напутано... Выручил вездесущий зам:
   -Похлопаем товарищи нашему гостю, космонавту товарищу Заикину!
   Предвкушая конец затянувшейся комедии и близкий к проходной завода гастроном, гегемон вновь взорвался аплодисментами изо всех сил.
   Зам и директор обернулись к растерянному Заикину и почти хором, с улыбкой, прои­знесли:
   -Видите, товарищ Заикин, как вас любят наши рабочие. Ну а теперь прошу в наш кр­асный уголок, чтоб ни кто не уволок! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
   Толкаясь и тыкая друг друга под ребра и в спину, расходились с торжественного митинга рабочие, а во след им гремело из динамиков:
   -Торжественный митинг, посвященный досрочной сдачи изделия номер триста семь прошу считать закрытым!..
   -Василий, Василий, третьим будешь?
   -а этот-то, Заикин фуев, бумажки что ль перепутал?..
   -Да нет, в сортир сходил с частью речи, газеты под рукой не было...
   -Маша, а че у тебя жопа мягкая?
   -Дурак...
   -Мишка, а ты те гайки затянул?
   -Какие гайки, Николаич, наживулил, наживулил, не маленькие, сами затянут, вы же сами говорили - быстрей, быстрей!..
   -Говорить-то говорил, а как развалится в космосе херовина на фуй, тут нам всем шиздец приснится...
   -Не бойся, не бойся Маша, мы твоему дураку ни хера ни скажем...
   -Дурак, сегодня не могу, у меня красная армия...
   -В гастроном вчера завезли полусладкий, рубпь семьдесят две, шестнадцать оборо­тов, полкило...
   -Да, космос большое дело, интересно - им там в космосе алкоголь выдают или нет, вот я помню в морфлоте служил, на подлодке...
   -Слышь, Генка, я с триста седьмой пару диодов спер, поможешь толкнуть?..
   -...Что же вы, уважаемый Юрий Иванович, колбаской брезгуете? Сервелат из спец цеха, не потравитесь, мы то рабочих варенной балуем, раз в два месяца, а это сов­сем другой сорт...
   Заикин нетвердой рукой подхватил колечко жирного и скользкого сервелата и пару раз ткнув себя то в глаз, то в щеку, отправил наконец специальный сервелат в рот. Вкус не чувствовался. В голове кружилось и гудело, водка "Посольская" сме­шалась с коньяком, выпитым еще в ресторане гостиницы, котлета по-киевски взбры­кивала и грозилась выйти посмотреть на белый свет, но Юрий Заикин был закален­ный боец и знал свой организм, как пять пальцев на собственной руке.
   -Желаю ледяного! -
   выдавил через силу из себя космонавт.
   С двух сторон наклонился к нему директор каскадного завод и что-то сарался нас­нять, но у рего ни калучалось... Встряхнув головой, Заикин собрался со всеми си­лами и отчетливо произнес;
   -Желаю и требую за счет вашего месткома ледяного на голову!
   И подкрепил свою просьбу крепким ударом кулака по тарелке с каким-то непонятным салатом. Раздвоившийся было директор мгновенно сфокусировался, на голову было по­ложено требуемое, извлеченное из холодильника, алкоголь стал мгновенно, во след директору, сфокусироваться тоже и уходить в руки-ноги и другие периферийные части тела. Так-то, а то распоясался, гуляет как дома у себя, усмехнулся трезво Заикин и взглянув на пьяного в смерть директора, громко спросил у зама:
   -Ну, что у нас дальше по программе?
   Ероськин поперхнулся квашеной капустой и зачаровано уставился на внезапно прот­резвевшего космонавта. С трудом справившись с капустой и изумлением, зам востор­женно произнес:
   -Вот что значит тренировка космическая! Раз и трезвехонек...Через полчаса в те­атре комедии будет оперетка "Василий Теркин". Для нас оставлена лучшая ложа.
   -Поехали, оперетка, так оперетка, хрен с нею!..
   Поддерживаемый замом и начальником спецчасти завода "Каскад", резко выбрасывая в стороны ноги, Заикин двинулся на выход. Самое сложное ждало их в коридоре за­водоуправления. Ковровая дорожка, лежащая на линолеуме, взбунтовалась и наброси­лась на них. Но совместными усилиями справившись с нею, теплой компанией погру­зились в черную "Волгу" и уже без всяких пропусков лихо покинули хорошо охраня­емую территорию завода.
   Мороз, и ветер, залетающие в полуоткрытые окна автомобиля, сделали свое дело - все стали приходить в себя, более-менее.
   -Послушай Сережа, ну ее в жопу, оперетку эту, "Роз-Мари" я бы еще посмотрел, хо­тя я и так все арии наизусть знаю, но Теркина, ты уж извини. Ну его на хрен! Слы­шь, водила - с Нижнего Тагила, какой в вашем городе кабак наилучший?
   Шофер, зам и начальник спецчасти, чье имя Заикин ежесекундно забывал, ответили хором:
   -Сибирские огни!
   Взвизгнув тормозами, "Волга" объехала закутанного в тулуп постового милиционе­ра и понеслась по пустынному, замерзшему, вечернему городу, заваленному снегом по окна первого этажа. Пьющему после трудов праведных честно заработанную водку и полусладкое, сладкое и крепленое, белое, розовое и красное, "Солнцедар", "Алжир­ское", "Агдам", вермут и портвейн, кубинский ром и вьетнамский ликер... Несмотря на временную нехватку продуктов, продолжающуюся с 1917 года, спиртное советская вла­сть трудящихся завозила исправно. Даже с разных концов света. Трудящиеся всей планеты изо всех сил помогали трудящимся первого социалистического государства в борьбе с невзгодами и объективными причинами.
   Растолкав жидкую толпу желающих попасть вовнутрь, Заикин со сопровождающими лицами вошел в теплый вестибюль. Сверху неслось разухабистое;
   ...Лучше сорок раз по разу -
   Чем ни разу сорок раз!..
   Космонавт удивлено вскинул жидкие брови, зам охотно пояснил:
   -Цыгане! В ресторане "Сибирские огни" ансамбль цыган выступает...
   И уже по широкой лестнице вниз спешило вечернее начальство ресторана и жало ру­ки, и подхватывало под локти, и вело вверх, и подводило к столу, который буква­льно на глазах начинал прогибаться под тяжестью закусок, деликатесов и бутылок. А вплотную подступивший к столику ансамбль цыган, размахивая руками и прозрачными шалями, юбками и бородами, тряся монистами, пальцами и всем, чем только можно, уже голосил во всю мощь диких глоток, закаленных бескрайними просторами, водкой и ругань:
   -К нам приехал, к нам приехал, к нам приехал Юрий Иванович дорогой! Молодая, от силы лет тридцати девяти, цыганка с некрасивыми кривыми зубами, под­несла на пластмассовом разносе рюмку водки и бутерброд с красной икрой. Заикин выпил, закусил и смущено (псевдо) начал шарить в карманах, дабы соблюсти до кон­ца обычай. Администратор ресторана махнул рукой - кыш! цыгане заплясали среди столиков, закружили юбками, забили в бубны, забренчали гитарами, зазвенели мони­стами, заныли скрипками, продвигаясь в сторону сцены. Высокий и сильный голос заныл:
   В чистом поле васильки - дальняя дорога,
   Сердце ноет от тоски, а в глазах тревога!..
   -Ну как, Юрий Иванович, нравится? -
   наклонился к Заикину и пыхнул сложным букетом зам.
   -Очень! -
   искренне заверил космонавт и поморщился на запах.
   Зал ресторана был переполнен. Основная и постоянная масса публики четко делила­сь на три части - лица смуглые, крикливо-гортанные, явно торговцы с ближайшего базара, кидающие деньги налево и направо; лица толстые, в отличных костюмах, стр­анных для сибирского города, местная элита-власть, обком, райком, верх милиции, КГБ и ОБХСС; ну и лица средние, с татуированными руками, с тяжелыми взглядами и ртами, полными железных зубов, чтоб легче было жевать добычу... Такого континген­та хватало с избытком в каждом крупном и не очень крупном сибирском городе. Да и не только сибирском. Первые были хозяевами над экономикой, третьи над деньгами, вторые же думали и считали себя хозяевами над всем и всеми... Цыгане не унимались;
   ...Спрячь за высоким забором девчонку -
   Выкраду вместе с забором...
   Клубы дыма обволакивали пластиковые люстры, меж столиков сновали официанты и оф­ициантки, разнося еду и графины, бутылки и бокалы, хлопало шампанское, стоял сп­лошной рев голосов, ни кто ни кого не слушал, все только кричали.
   -Если Иванова назначат замом, то нам всем шиздец...
   -Бегу я за ним и такое зло берет...
   -Переспала я с Васькой, а он даже туфлей не купил...
   -Слушай дорогой, че ты ходишь, попой водишь, не заходишь...
   -Ну не хватай, не хватай, в лифчике я...
   -Завезли в наш магазин...
   -Подломили мы с кентом хату, а там барахла - хоть жопой ешь...
   -Выпьем за нашего уважаемого директора...
   -Выпьем за Гиви, пусть он и дальше...
   -Выпьем за Кривого...
   -Выпьем...
   -Выпь...
   ...Ой да зазнобило, зазнобило, зазнобило,
   Головушку мою да раскудрявую...•
   Заикин подтянул совершено невменяемого зама за плечо и проорал ему в ухо:
   -Пойду я поссу немного!
   -Пось, поськай, по-си-кай...
   Зам махнул головой и уткнулся в растерзанные остатки рыбного ассорти. За сосед­ним столиком начальник спецчасти что-то громко делил с грузинами, овитаминизировавшими скудный стол омичей дарами знойного юга, представитель органов, развалясь на столе, пускал пузыри в сторону распоясавшихся цыганок... Вокруг шумел ночной ре­сторан... какой к черту ночной, время полдевятого вечера, до закрытия еще два с половиной часа, а уже все в жопу пьяные... Официанты и официантки носились с пол­ными разносами, унося грязную посуду и принося нетронутые закуски и блюда, бутылки и рюмки, подмигивая постоянным клиентам, похлопывая по плечам завсегдатаев, понятливо улыбаясь на просьбы подсадить вон-вон тех девочек-девчонок-давалок-блядей... Все шло своим чередом, Омск, Москва, Урюпинск, Мохножопск или Верхнезамудонск, ни чего не менялось в этой сранной стране, любимой Родине, все пили, так как больше ни чего не оставалось делать... Впереди безнадега, в космос уже ни ко­гда не пошлют, алкашей не посылают, а когда-то в далекой сопливой юности, хлеб­нув "аллиготе", с упоением и плеваясь слюнями, обсуждал ты, Юрка, с друзьями, по­леты к Веге, и к Кассиопее, и... А, махнул рукой Заикин и чуть в рыло не заехал какому-то лысоватому, при железных зубах и наколках на кистях рук, клиенту это­го бедлама.
   -Осторожней на поворотах, летчик! Костей не соберешь...
   Компания зубастого клиента захохотала, показывая какой высокий уровень стомато­логического обслуживания в советских лагерях, Заикин улыбаясь проплыл мимо и приветственно помахал рукой, ну как вожди с трибуны-могилы-святыни:
   -Верной дорогой пьете, товарищи!
   Вокруг шумел советский ресторан, социалистическое предприятие первой наценочной категории по обслуживанию народонаселения...
   Одетый заботливым швейцаром и направленный в нужном направлении, Юрий вывалил­ся из-за стеклянных дверей на скользкое бетонное крыльцо. Подавившись морозным во­здухом с огромным процентом выбросов из труб форпостов самой передовой индустрии в мире, Заикин закашлялся до слез, махая руками и пытаясь продохнуть то, чем ды­шат в этом поганом городишке, индустриальной дыре Западной Сибири...
   И тем самым, привлек внимание таксиста, лениво и неторопливо подавшего теплую машину с волшебно распахнувшейся дверцей к самому крыльцу. Падая на мягкое сиде­нье, одной рукой оттирая слезы, а другой протягивая шоферу бумажку с адресом Клавы, Заикин бросил прощальный взгляд на гудевший рассадник греха и разврата... Хе-хе. Народ отдыхал и веселился, после трудов праведных... Хе-хе. Завтра домой, к надоевшей и нелюбимой Машке, к детям, которые похожи на его лучших друзей, к...
   Таксист глянул на адрес и выплюнул:
   -Ну блядь!..
  
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ.
   По отличной гладкой дороге, напоминающей его собственный жизненный путь - без ухабов и крутых поворотов, мчался Командор в любимом черном "ЗиЛ"е, который в народе любовно и метко прозвали "членовозом". Командор чуть улыбался бронзово-загорелым лицом (кварц, горный Кавказ, недавняя поездка в Алжир), с удовольстви­ем вспоминая спектакль, участником которого только что ему довелось быть. Коман­дор был вызван на секретнейшее заседание специального, узкого, комитета Политбю­ро ЦК КПСС. О, такие спектакли Командор любил! И свою роль - отчаянного космона­вта, дальнепроходца, рубахи-парня, знал назубок и с огромным удовольствием испо­лнял. Особенно Командору нравилось сравнивать себя, сорока четырехлетнего гене­рала авиации, подтянутого (теннис, бассейн, массаж, карате), загорелого, полного сил, задора и жизни, с стареющими, жирными, шепелявившими и трясущими щеками членами Политбюро, а особенно с Самим, с Императором, с Леонидом 1, норовящим поце­ловать в засос всех и каждого.
   Командор с огромнейшим наслаждением расхохотался, вспомнив самый пикантный моме­нт заседания...
   -Ну так что, будем товарищи поручать товарищу Заслонов эту задачу или не будем? -
   Леонид 1 ожидательно вытянул губы в трубочку и его дружок по домино и водке тут же подгребнул:
   -а ты Леонид Ильич ни как уже его целовать собрался?.. Так во-первых рано, а во-вторых ни он то полетит к гребеной матери, ха-ха-ха-ха!
   Леонид 1 насупился на Костю, губы сложил в гузку куриную, ну словно девка пос­ле первого раза - и больно, и страшно, и что теперь делать, не знает, и обиженно забасил;
   -Ну Костя, ну тебя в жопу, ну сразу с подгребками своими, решать надо, американ­цев утереть, мать их...
   Шофер-сержант, а по совместительству стукач с КГБ, недоуменно оглянулся на бес­причинный смех Командора.
   -Рули, рули, рулила. Все в порядке, сержант. Пореже оглядывайся, а то можешь и на аэродром шоферилой угодить, в район крайне крайнего севера. Понял - чем генерал сержанта донял?
   -Так точно, товарищ генерал авиации!
   Плавный поворот, ворота нараспашку, вытянувшиеся заспанные морды часовых, грабена мать, еще один плавный поворот среди голубых елей, голубые не только ели, но и пили...и чуть качнувшись, "ЗиЛ" застыл, как вкопанный перед красивым деревян­ным домом. Прямо как сказочный терем, весь в снегу и тайнами укутан...
   Дверцу распахнул подлетевший адъютант, в кителе, раскрасневшийся от морозца, улыбаясь во весь красивый рот. Вот бы кого Леня с удовольствием засосал бы... Командор не спеша выбрался из теплой машины на морозный воздух и барственно пот­репав по плечу адъютанта, еще больше зардевшегося, как девка красная от ласки самого Командора! Спросил:
   -Ну как вы тут, не шалите?
   -Все в порядке, Илья Сергеевич! банька протоплена, водочка остужена, Кроха чуть под газом, но в самую меру, новый репертуар имеет.
   -Отлично. Благодарю за службу!
   -Служу Советскому Союзу!
   И захохотали оба, вольности такие терпел и даже поощрял Командор на своей служе­бной даче, и не боялся ни особой части, ни КГБ, ни парт контроля, ни... Знал Кома­ндор, что любят его там, наверху, и знают, что в отличии от председателя КГБ, к примеру, нет у него ни чего - ни сотрудников, ни дивизий, ни войск. И в отличии от министра обороны, и министра МВД, и в отличии от других явных и тайных претендентов на престо. Есть у Командора только отряд в количестве шестисот человек, меньшей частью летающий в космос и получающий за это всевозможные блага, а боль­шой частью дублеры, не летающие ни куда и получающие крохи за это от стола пер­вых,. И все.
   И все. Все остальное подчинено различнейшим ведомствам, все сложное хозяйство космонавтов разбросано по целому ряду министерств и главков, и знал Командор, как только он с дуру захочет попросить объединить все это под эгидой одного из ведо­мств, с целью большей отдачи, так сразу появятся конкуренты и завистники, поле­тят телеги и доносы, мол мечтает Командор стать диктатором-императором, свергну­ть народную и любимую, узурпировать и так далее. Вот тут-то и вспомнят и все его прежние прегрешения - анекдоты и карате, девок, женщин и мальчиков, теннис и кварц, массаж и Кроху, вольности и ерничество, вольнодумство, умность, молодость и... Одним словом вспомнят все. И тогда придет шиздец братья-славяне, отважному Ко­мандору, сластолюбцу и жизнелюбу, придется помирать от модной в верхне-партийных кругах сердечной недостаточности, хотя этой самой недостаточности, совершенно до­статочно и даже с избытком... Командор был жизнелюбив, как пара стоялых жеребцов.
   Все это вихрем проносилось в разгоряченной голове, разгоряченной той почетной задачей, которую положено возложить на достойного из достойнейших, на каждому можно доверить столь почетное задание партии и правительства... Тьфу!
   Залезая на политую квасом полку и охая от предвкушения предстоящего удовольств­ия-пытки, Командор усмехнулся, напоследок отдав служебным мыслям должное - не каждый мудак согласится на такое, только полный круглый идиот, два года болтаться без баб, водки, почестей и наград, и ради чего? То ли дело слетал на пару недель - и все! Машина, загранпоездки, почести и деньги, слава и девки...
   Веник ожег задницу генерала авиации, Командор ахнул и ухнул, и взвившись в че­рный космос и голубое небо, полностью отдался во власть крепких рук майора Тимо­феева, загубившего в молодости свою космическую карьеру дракой с сыном члена По­литбюро... Веник то рубил тело, как молодой буденовец шашкой, то похлопывал, как по звезде ладошкой, то поглаживал, как мужик перед засаживанием по самое не могу своего хозяйства... Было хорошо и приятно. Умершего многократно и воскресшего мн­огократно Командора окатили на последок водою с мятою и вынесли на руках в прох­ладу предбанника, те же заботливые руки поднесли к самым, губам горькое тягучее проклято-буржуинское пиво, так же заботливо поддерживая затылок, глаза не хотели открываться, кто-то шаловливо лизнул-прихватил член губами, мгновенно отозвавший­ся на ласку пионерским "Всегда готов!" и потянуло-потащило-поволокло генерала авиации, Командора, Илью Сергеевича Заслонов в райские кущи, то есть кусты, где соловьи и гурии, ангелы и ангелочки... Тело напряглось, дернулось и забилось в сладострастных конвульсиях, в голове летало что-то желтое и веселое, извергалось из генерала со всей мощью и страстностью, уж очень умел был адъютант...
   Через полчаса, сидя в уютном холле в мягком и глубоком кресле, сжимая бокал с черным пенистым пивом и слушая задушевный голос Крохи, выводящего под гитару своего собственного сочинения частушки, Командор лениво размышлял об парадоксах жизни - старший лейтенант авиации, адъютант генерала авиации и такой профессионал в минете... Кто бы подумал, кто бы знал, где гнездятся таланты...А глядя на внешно­сть и не подумаешь - плечи широкие, рост выше среднего, лицо мужественное... Дев­ки ссали бы кипятком от такого, но увы... Будь он на Западе загнивающим, где сек­суальные извращения давно стали нормой жизни, там бы он развернулся... А так-то в стране победившего народ социализма и уверенной поступи коммунизма... Только и ос­тается прятаться по генеральским баням и скрывать свой талант, и таится, и нести свой крест... Тьфу, ну и херня всякая в голову лезет...
   Встряхнув давно высохшими в меру длинными волосами, ни как у стриженного под колено жлобья из Политбюро! Командор открыл глаза и оглядел холл. Среди ковров персидских и афганских, итальянской мебели, американского теле, радио, видео и магнитофонной техники, за столом с исконно русскими, но не советскими деликатеса­ми - икра черная, семга, грибочки, помидорчики-огурчики, уточка и прочая, прочая, прочая, сидели два русских умельца, два добрых молодца. Один Кроха, выводящий под гитарные переборы и переливы задушевное:
   На горе стоит Илья
   У него в штанах фуйня!
   Девки трогают ее
   На душе у них светло!
   Эх забор, забор,
   Зеленая ограда,
   Девки выгребли попа
   Так ему и надо!..
   Другой красивый адъютант... Не оскудела Русь мастеровитым людом, не оскудела. И развеселившись пришедшим в голову глупым мыслям, Командор сделал знак рукой, Кроха поперхнулся на пол слове, адъютант вытянулся в готовности услужить, в чем по­требуется генералу.
   -Слушай, Слава, был я сегодня на Политбюро, на секретнейшем заседании, Кроха, сд­елай вид, что не слышишь.
   Кроха стал задумчиво водить ложкой по черной икре, придавая ей вид кучки дерьма.
   Командор продолжил:
   -Ну так вот, подробности передавать не буду, ну а как ты смотришь, Слава мой лю­бимый, если тебе перестать гребстисть, на время конечно, на время, и стать кос­монавтом? Предстоит офуенный эксперимент, риск конечно есть и испытания в космо­се не велись, денег нет у страны, но зато слава, ха-ха, Слава у славы или слава у Славы будет пропорционально эксперименту - офуенно офуенная! Ну что?!
   Адъютант поперхнулся собственным мыслям и словам Командора, округлил глаза, то ли от усердия, то ли от ужаса генеральского предложения и вероломства любимого отца-командира и запинаясь, спросил:
   -Ну а если без подробностей... суть эксперимента... хоть в полнамека... что б зна­ть, на что бросаете, Илья Сергеевич...
   Командор отхлебнул пиво, бросил быстрый взгляд на Кроху, усиленно сооружающего из дефицитного сырья кучу, вновь отхлебнул из запотевшего бокала и переведя взг­ляд на адъютанта, ответил:
   -Серьезнейший полет. В дальний космос, сроком на два года, отправляется космона­вт. Американцы вновь утрутся и подотрутся, у них такого еще лет двадцать не будет, вновь мы первые, вновь знамя социализма и прочая херня и фуйня на языках всей планеты. А ты посередине! Слава и почет! Юрий Гагарин был первый человек в космосе, Вячеслав Бубнов первый человек в дальнем космосе! Какова перспектива, а!
   С адъютантом внезапно что-то произошло - лицо перекосило, весь затрясся и вне­запно рухнул на колени, протягивая руки к Командору:
   -Не погубите, товарищ генерал, не погубите! На все согласен, на все - Заполярье, Туркмения, Плисецк, только не в космос, не в космос, не в космос! А-а-а-е-а-а-а!..
   Кроха уронил ложку в почти законченное произведение искусства, Командор облился импортным пивом, оба в недоумении уставились на адъютанта, а тот повалился на пушистый мягкий ковер и загребая ворс руками, пополз в сторону генерала авиации, оттопырив вверх соблазнительный и столь знакомый зад, по пути воя что-то неразл­ичимое, на одной протяжной ноте - у-у-у-у-у-у-у-у-у-о-о-о-о-у-у-у-у-у!!!..
   В голове у Командора шевельнулось - с ума сошел, в штанах шевельнулось на зна­комый зад, ситуация была внештатная, неординарная, что делать, генерал не знал, адъютант полз все ближе и ближе, в пижамных штанах в мелкую полоску уже заявил во всю мощь о себе член генерала, в голове был сумбур, который вместо музыки, адъютант полз и выл - ууууу!.. И что делать... что делать, извечный русский вопрос, терзавший и Чернышевского, и Ленина, и вот напавший и на Командора... Спас ситуацию находчивый Кроха, Ерохин Семен Иванович, когда-то в далеком детс­тве одноклассник Командора, а потом волею судьбы, а может быть и не судьбы, кто знает, пересекший гладкий путь Командора и... Шут, исполнитель частушек и участ­ник генеральских безобразий, Кроха схватил сифон с газированной водой и умело, как какой-нибудь пожарник или милиционер, вдарил адъютанта по копчику... Командор расхохотался, в штанах успокоилось почти мгновенно, а адъютант подско­чив от боли, заткнулся со своим вытьем и недоуменно уставился то на хохочущего Командора, то на Кроху с сифоном наперевес.
   -Вставай, клоун-минетчик, ни кто тебя в космос не пошлет и не посылает, после Терешковой решено блядей не посылать в космос, ха-ха-ха-ха!..
   Адъютант стоял, криво улыбаясь, не зная как реагировать на откровенную грубость генерала - обидой мальчонки или смехом понимающего шутку офицера, но в этот самый момент Кроха созрел и пустил струю из сифона прямо в лицо адъютанту. Коман­дор чуть не захлебнулся от смеха...
   Через полчаса все было улажено, все помирились и уселись за стол. Адъютанту бы­ло дано твердое, как, как, ну как член генерала в определенных ситуациях, слово чести - ни кто адъютанта ни куда не пошлет, в крайнем случае на... куда обычно принято посылать не Руси. Кроха извинился за экспромт с сифоном и збацал новую частушку:
   Я сифоном заболела,
   От сифона я слегла,
   Не подумайте плохого
   Сифон имя милого!
   Ух ты, ах ты,
   Все мы космонавты!..
   В общем ужин прошел в теплой и дружественной обстановке. Ночь же еще в более го­рячей у дружественной. Так как. участвовали в ночном действии еще две телефонист­ки- сержанта... Мелькали взятые на перевес члены и пальцы, зады виляли и увиливая сдавались, губы не только шептали, но и требовали свое... Успокоились далеко за полночь.
   А утром, как обычно, начались суровые будни. Командор отправился к себе в штаб советской космонавтики решать и определять кандидатуру будущего баловня судьбы и всенародного героя.
   Телефонистки-сержанты нести нелегкую службу.
   Адъютант уселся на исстрадавшийся зад писать подробный отчет об прошедшей ночи в особый отдел. Его дублировали, на всякий равный случай шофер Командора и дежу­рный караула дачи генерала.
   Ну а Кроха, Ерохин Семен Иванович, беспартийный и так далее, отправился к себе домой, будучи вольным журналистом и пописывающий не только в КГБ, но и в газетки разные, не снимал он жетона на вахте и не отмечал листка в бездушном автомате... Хорошо! А по пути к дому, высаженный Командором из "членовоза" возле станции ме­тро и напутственный начальственным, - ну бывай, если что, пришлю адъютанта или позвоню, Кроха черкнул мелом на столбе, слегка, как бы в шутку, балуясь будто бы, и уже вечером имел встречу с плечистым незнакомцем, незнакомцем для нас, так как он больше совсем не появится на страницах данной книги. Имел встречу и с подроб­ностями пересказал основные моменты вчерашнего дня, вечера, ну и ночи.
   В штабе самой прогрессивной и передовой космонавтики было как всегда тихо и спо­койно. Готова Командора чуть давала о себе знать, в штанах с алыми лампасами бы­ло как будто пусто, но генерал знал твердо - это кажущаяся пустота только до по­ры, до времени...
   Усевшись в собственном кабинете, размерами напоминающий космодром, Командор вы­пил американского патентованного средства против утренней головной боли и реши­тельно нажал кнопку. Секретную. И в стене открылся секретный, наисекретнейший тайник... За полированной панелью прятался сейф. Из лучшей стали, способной выдержа­ть и холод космоса, и жар чуждых планет. Из сейфа был извлечен секретнейший спи­сок наличного состава и Командор вдумчиво стал вчитываться в фамилии, решая неле­гкую задачу - кого пригласить на сегодняшний вечер. Список был списком наличного состава блядей Командора. О, много и много бы отдало злобное ЦРУ за мгновение, за хотя бы мгновенную возможность взглянуть хотя бы одним глазком на этот список. Не выбрав ни кого и решив отложить данную задачу на после обеденное время, Коман­дор спрятал список в сейф, тщательно запер его на ключ, и захлопнув полированную панель, нажал кнопку уже не секретную.
   -Товарищ генерал, слушаю, -
   раздался голос секретаря, старшины Ирины Федоровны, пятидесяти с лишним летней жены начальника спецчасти, а значит и осведомителя, но что поделаешь, мир таков и таким его надо принимать.
   -Попрошу ко мне начальника отдела по личному составу со списком номер 7-а.
   -Слушаюсь, товарищ генерал.
   А дальше пошла рутина, которую так ненавидел Командор, ему бы лететь, головой в звезды врезываясь, железной рукой вести за штурвал космического корабля, что б на пыльных планетах остались следы социализма, бороться за торжество идей ...А тут тьфу!..
   Но выбирать не приходится, если ты генерал и возглавляешь Отряд космонавтов, то как говорится, тебе и карты в руки. Космические... После обеда, так и не выбрав кандидатуру в герои, Командор, по напоминанию Ирины Федоровны, пожилого крокоди­ла, начал прием по личным вопросам.
   Первой вошла Мария Леонидовна Заикина. Как узнал Командор из списка записавших­ся на прием к генералу и предусмотрительно положенному на стол, справа.
   -Я вас слушаю, Мария Леонидовна. Кстати, как ваш муж?
   Командор не только не знал ее мужа, но даже и не помнил такого космонавта. Просто из космонавтов-женщин была только Терешкова, значит эта жирная корова жена одно­го из его подчиненных. Все элементарно, Ватсон!
   -Итак, я вас очень внимательно слушаю, Мария Леонидовна, -
   ну и корова, как же он ее гребет такую...
   -Устраивайтесь поудобней, нас ни кто не торопит и излагайте все по порядку, что вас привело ко мне.
   -Я право не знаю, может быть это неудобно, но я хотела бы узнать, моя дочь в этом году заканчивает, я имею ввиду учебный год, -
   а он красавец, ну просто мечта курорта, так бы и отдалась ему бы здесь, прямо на столе...
   -...но я хотела бы узнать, моя дочь заканчивает среднею школу и хочет поступать в Бауманское... Какие-нибудь льготы ей полагаются, как дочери космонавта?
   -Сколько раз ваш муж летал в космос? -
   ну-ну, корова, космонавта Заикина я что-то даже и не слыхал, ну ка, как ты теперь запоешь, да, совсем кстати, дочь семнадца­ти лет, давненько не было таких юных и трепетных девочек, к тому же наверно и елка, ха-ха...
   -Ни разу, Илья Сергеевич, он же вечный дублер. Послали бы вы его куда-нибудь по­дальше, я бы вам по гроб жизни благодарна была бы... Сил уже моих нет...
   И хлынули слезы... Поток слез лился из этой коровы не переставая, как из крана, Ко­мандор не спешил со стаканом и утешениями, прекрасно понимая, здесь не профком, а начальство, и если у него плачут, так с целью выпросить и побольше, чем путев­ка за полцены в Крым в разгар бархатного сезона...
   -И так, начнем сначала, уважаемая Мария Леонидовна. Что вы конкретно желаете от меня?
   Слезы мгновенно высохли, как будто слесарь перекрыл водопровод и жена дублера конкретно выложила:
   -Дочь шестнадцати лет желает поступить в Бауманское, она идет на золотую медаль, по физике делает поразительнийшие успехи, поразительнийшие, -сделав паузу и облизнув толстые губы красным языком, продолжила.
   -А отец еще ни куда не летал, замучил нас блядями и пьянками, только за послед­ний год дважды лечился от триппера и гонореи, редкий день не приносят домой чуть теплого. Прощу вас, уважаемый Илья Сергеевич, помогите, не дайте пропасть девоч­ке, талантище огромнейший и красавица редкая...
   Тишина, наступившая после последних слов просительницы, только подчеркнула их двусмысленность. Командор поправил список записавшихся на прием, взглянул на жи­рную корову, усмехнулся и переспросил:
   -Красавица говорите...
   Мария Леонидовна вспыхнула от понимания и важности момента, куй железо, не отхо­дя от кассы, и с готовностью подтвердила невысказанное, но висящее в воздухе.
   -Красавица, да вы и сами можете убедится в этом. А мы уж ни за чем не постоим, -
   и кокетливо повела глазами." Ну корова, ну корова... Командор вновь усмехнулся:
   -Красавица говорите, шестнадцати лет, юный цветок прерий южных... Ну что ж...
   Начальственная пауза, говорящая о серьезности момента и:
   -Значит так. Сегодня по вашему адресу будет подана "Волга", прощу вас здесь вот написать свой адрес, вы вместе с дочерью приглашены ко мне в гости. Совершено случайно будет присутствовать ректор с Бауманского высшего училища. Если ваша дочь нам понравится, -
   Командор сделал паузу, подчеркивая важность и двусмысленность своих слов, а Мария Леонидовна только согласно махала головой и не сводила глаз с генерала-кра­савца, затем Командор продолжил.
   -Если она нам понравится, то все будет в порядке. И с поступлением, и с последу­ющим распределением. Ну а насчет мужа настаиваете?
   -Да-да и желательно с каким-нибудь рискованным полетом что б было связано. Знае­те, лучше быть вдовой космонавта-героя, чем женой пьяницы и бабника.
   -Понимаю, вас, понимаю. Сам вдовец. Итак, не смею больше вас задерживать, ровно в 20.00 машина будет подана к вашему подъезду. А за мужа не беспокойтесь. Всего хорошего.
   -До свидания, Илья Сергеевич, до свидания, всего наилучшего, побегу обрадую до­чь, вот она будет рада!
   Дверь хлопнула и потекли просители с различнейшими просьбами, но перед глазами Командора уже стоял во всем своем великолепии сегодняшний вечер. Время летело, как на корабле "Союз".
   А Мария Леонидовна, выйдя из штаба передовой космонавтики, потрепала дочь по щеке:
   -Ленка, тебе повезло, генерал вовсе не толстый, как директор твоей школы, а прос­то красавец, я аж сама захотела под него...
   -Ну да, я твой вкус знаю.
   -Молчи дура, это генерал, а не двоечник из соседнего подъезда, который тебя ли­шил святого и самого дорогого! К тому же он вдовец...
   -А вот это ма уже интересно, говоришь не толстый, а какого росту?
   Ближе к вечеру Командор отдал приказ подготовить документы на космонавта Заикина к участию в полете "Зевс". Вот так решаются судьбы людские...
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
  
   Клава, Клавдия Шаркова, не ездила на машине. Ни на черной "Волге", ни на черном "ЗиЛ"е по одной единственной причине. По той же самой единственной причине она не раскатывала ни на "Жигулях", ни на "Запорожце". Она не имела этого добра. На такси салатового цвета, с "шашечками", каталась она частенько и в принципе зада­ром, но это отдельный разговор и в другой раз.
   Клава ехала домой, а жила она по старому у черта на куличках, а по новому в жо­пе, то есть в новом микрорайоне, построенном советской доброй властью для трудя­щихся. Естественно руками трудящихся и за деньги, не доплаченные в зарплату и полученные за водку. Кто ж в народе советском не знает, что себестоимость роди­мой то ли шесть, то ли восемь копеек литр, а продают по три шестьдесят две "сучок" и по четыре двенадцать "Экстру". Может быть где-нибудь в Москве "Экстра" и экст­ра, но в Омске это просто говно из картошки, да отфильтровано через газеты. Поэ­тому и отдает цвет в зелену.
   Приехала Клава на насквозь промороженном троллейбусе к себе в жопу, восьмой микрорайон, проспект имени Стрельникова Ивана, ему еще на острове Даманский китайцы все поотрезали, вот изверги! А все Мао и эти, хуебины фуевы, недаром их так про­звали... Троллейбус промороженный насквозь, все, кто не пьяный, ногами сучит, что б не замерзнуть и во весь голос поливают и водителя, и начальство его, и райис­полком херов...
   -Бляди эти, сами на "Волжанках" раскатывают, а тут жопу морозь, гребать их мать...
   -Да не выражайтесь, дети здесь...
   -Так я ж не против детей, а наоборот за детей, поморозят письки - своих не будет!
   -Ха-ха-ха-ха...
   -Ну и вфуячил замудило фоки-наки члено-коромысло борминдох мать етит твою нале­во!.. -
   кто-то на задней площадке завернул особенно замысловато и весь салон добродушно грохнул смехом.
   -Вот греется, ну дает, истинно русский только такое может завернуть...
   -На кой фуй русский, татарин я, закимарил, а рука к поручню примерзла, мудила дернул и оторвал с мясом!.. -
   и продолжил речь свою таким хитромудро вывернутым выражением, что захохотали не только все, но и даже дети.
   Еще семь остановок и конечная, а там пробежка среди хрущеб и родимый подъезд. Водку и закусь она еще днем купила, да... А интересный он... вот утрутся Ленка с Катькой, не одна из них еще с космонавтом не спала, да... И в глазах что-то та­кое блестит, не тошто у наших здешних хануриков, залезет на тебя, а сам на стол косит глазам, как мол там, водка, не выдохнется ли... Ни удовольствия, ни чего... Одна сырость, ну а потом еще и аборты делай... Ну а тут сразу видно - орел, как взгребет, так взгребет, мало не покажется...
   -Конечная, двери не рвите, с открытыми возить буду! -
   простужено захрипело в динамике и пассажиры выпали под черное небо, усыпанное редкими огнями фонарей. Стоял хруст, кашель, плевки. Мужчины прикуривали, жен­щины разбегались так.
   Клава быстрым шагом, прижимая к груди сумку, ринулась в родной проход среди хрущеб, впереди виднелись какие-то тени, сзади слышались крики и уже какая-то ругань, вот и родной-родимый, пятиэтажный, крупноблочный, серого цвета, от дру­гих лишь номером отличается, батюшки, стекло в подъездной двери уже разбили, ну сволочи, так, кто-то опять нассал в подъезде, уже заледенело, хорошо хоть свет пока есть, лампочки не побили, первый этаж, из-за двери без номера песни слышны. Пугачева вроде бы, между этажами ктой-то гребется стоймя, ишь притихли, незамет­но скользнуть мимо, второй этаж, сверху ехидно:
   -Че в подъезде, постудите хозяйство, детей не будет!..
   В ответ незнакомый девчачий писк:
   -На кой ляд выблядки эти, за своей следи дырой!
   Четвертый уже, ну еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый, козел этот, Кобзон, жидяра, на лифте раскатывает, явно не в хрущебе живет, козла бы этого да наш в микрорайон, поглядела бы, как тогда запел бы... Уф!.. Ключ в за­мок не попадает, замок что-то заел, не заел, не, дверь захлопнуть и дыхание пе­ревести... Уф!.. И не убили, не ограбили, не изнасиловали, даже совсем ни чего не приключилось... Уф...
   Дверь захлопнулась, водку и продукты в холодильник, с табуретку холодильник, да ни чего, морозит "Морозко", куда денется... Ну а теперь в ванную, ни чего, что си­дячая, зато отдельная от сортира и без соседей, одна комната да не общага, господи и кому она только не давала, что б квартиру эту получить, и слюнявым, и ст­арым, и... Хорошо-то как, не уснуть бы только в ванной, потопнуть не потопнешь, но прийдет-то ухажер, а на столе ни чего не готово. Ох и нагребетея она, ох...
   Когда все было порезано и разложено по тарелкам и тарелочкам, горячее подготовлено к варке, расставлено на столе, рюмки протерты, варенье разведено, морс, запивать, все, все как у людей и сама при полном параде - платье белое в круп­ный синий горошек с кружевами у горла и загадочным разрезом в сторону живота, босоножки тоже белые польские лаковые, на шею косынку индийскую, у цыганки куп­ленную, капроновую, по красному полю зеленые цветы... Пятнадцать рублей стерва содрала!.. В волосы заколку, пластмасса под черепаху, где же на всех черепах на­берешься, на всех черепах и не хватит, ну и под низ, что б глаза у космонавта радовались, не хуже, чем у людей, трусы с кружевами, комбинация розовая и бюстгальтер, по-деревенски лифчик, тоже с кружевами, сиреневый... Сама мазнулась, начупудрилась, пых-тых и готова!..
   И уселась Клава к телевизору. Как соседка шутила - жопа больше, но идет хорошо и звук приличный. А какое красивое название - "Ермак". Как он этих-то, татарву, французской клятве присягать заставил, Толик-то подробно изложил и популярно, да­же наглядно, вот стервец, приохотил... Скорей бы космонавт пожаловал, ох и нале­таемся, накувыркаемся, а что - хуже дуры-Терешковой, что ли...
   По омской программе, по второй, шла передача "Взрослым о детях". Усмехнулась Клавка, вспомнив мокрощелку с подъезда, детей у Клавдии не было. Всех в аборта­рии, оставила... По первой, московской, уже фильм начался, про что - непонятно. Интересно, зачем у телевизора двенадцать положений переключателя, когда программ всего две? Ха, оба придурка на заводе работают, он инженеришка, она вроде как на станке... А че тогда маникюр-то в экран сует, наверно токарш не видела ни ра­зу... А Толик-то умный, так он просто заявил, может в будущем будет больше, так это как бы авансом... Ха, авансом, обещанного три года ждут, телевизор она еще в общаге когда жила, купила, с Жоркой она тогда гуляла или уже с Павлом?.. Ха-ха, а эти придурки решили стенгазету выпускать и объяснится, почему план не идет на любимом заводе, интересно, сами эти бляди с экрану, такое же говно смотрят или другое что?.. Толик умный, говорил мол есть штука такая, как магнитофон, так ту­да фильмы кладешь и смотришь, дорогая наверно, вон в "Спартаке" кинопроэктор три­ста рублей с лишним стоит, а без звука ленты-то, ну а кино...
   От экрана Клаву оторвал звонок. В дверь, так как телефона не имела. Как и все соседи вокруг. За дверью стоял космонавт. И слегка покачивался.
   -Ой, а я уже заждалася вас, а вас все нет и нет...
   -Предлагаю Клавочка, сразу на "ты". Без всяких формальностей. О, да у вас тут уютно, у тебя то есть, Клавочка!
   И окинул взглядом маленькую комнату, увешанную вырезанными репродукциями извес­тных картин из журнала "Огонек", открытками известных актеров и артистов (Кобзон не давно был выброшен), двумя вьетнамскими коврами ( помощь борющегося народа ст­аршему брату) и вышитыми салфетками, память об деревни и общаге.
   Шинель и шапка были пристроены в крохотной прихожей-коридоре, гость усажен на диван, купленный в рассрочку и уже раскачанный Толиком, Клава стояла напротив и сияла. Космонавт властной рукой, ой мамочки! привлек ее к себе и усадил рядом.
   -Ой, ну что ты Юра, мы же еще не выпили даже за знакомство...
   -А вот за знакомство я и предлагаю выпить!
   А другой властной рукой, открыл-раскупорил запотевшую "Экстру" и разлил по рюм­кам.
   -А что это она как будто зеленым отдает? -
   удивлено уставился космонавт Юрий Заикин в рюмку, пораженный цветом напитка.
   -Да через газеты фильтруют, ты как будто не знаешь? -
   в свою очередь удивилась наивности московского гостя и погладив его по погону, потянулась рюмкой к рюмке космонавта.
   -Давай выпьем за знакомство, Юра...Ты такой... ты такой...
   -С удовольствием!
   И чокнувшись, опрокинули водку странного цвета каждый себе в рот. Клава чмокну­ла губами и ткнула вилкой в грибок. Пожевав и проглотив, хорош груздь! поверну­лась к гостю с радостно раскрытыми губами. Тот сидел с широко раскрытыми глаза­ми и не менее широко раскрытым ртом. И не дышал... Клава легонько пихнула космона­вта:
   -Ты че?..
   А тот стал падать на диван, лицом вверх. Зажав себе рот, Клавка прислушалась - кто-то где-то орал истошным голосом. Оказалась это она сама.
  
  
  
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
  
   -Ну блядь! -
   сказал Толик и нажал кнопку звонка. За оббитой дешевым черным дермантином-дерьмонтином дверью, резко заголосил звонок. Ну сейчас Клавке выдам, офуеет, гребена мать, профура гребанная... Толик фантазировал, ну что он может выдать Клавке, своей любовнице, ни жена же, жена у него дома, с детьми сидит, а по времени ночному и уже третий сон видит. Ни чего он ей не сделает, а лаять начнет - так вылетит в двери сразу, самостоятельная Клавка, Клава, Клавдия Сергеевна... Да и сам он этого привез летчика, пьяненького, прямо в теплую постель, на диван расшатанный, к Клавке... И поехал на заказ, по вызову, благо у его машины радиотелефон, один бог и директор таксопарка знают только во что ему это стало, сколько денег, нер­вов и кругалей-подходов-водки... Врагу не пожелаешь! И что это Клавка притаилась, двери не открывает, свет-то горит в комнате, он в окно видел, а Клавка при ярком свете гребстись не любит... Толик вновь нажал кнопку и долго-долго не отпускал ее. За дверью голосил звонок, но в остальном была тишина. Наконец-то раздались какие-то звуки и кто-то нерешительно подошел к двери.
   -Кто? -
   испуганный и явно заплаканный голос Клавки.
   -Дед Пихто и бабка с презервативом, -
   ехидно ответил Толик, за летчика-майора и долгое ожидание.
   -Толик, ты что ли? -
   так же неуверенно, со всхлипами, спросила Клавка.
   -Нет, участковый, гребстись пришел в свободное время!
   Дверь нехотя щелкнула замком и чуть-чуть приоткрылась. Из-за образовавшейся щели выглянуло заплаканное лицо Клавы, с глазами полными ужаса.
   -Ты, -
   как-то непонятно выдохнула-всхлипнула Клавка и чуть шире приоткрыла дверь.
-Заходи...А у меня несчастье...
   Заходя в знакомый маломерный коридор квартиры ленинградского типа, размером со стенной шкаф средних размеров, так же ехидно бросил:
   -Не счастье говоришь, не пришел что ли летчик, так я же его сам до подъезда дово­зил, как последний...
   И заткнулся, увидев картину из сериала "Следствие ведут знатоки". На диване, яв­но не в сильно удобной позе, какой-то неестественной, ноги на полу, сам как-то боком, уткнувшись лицом в спинку дивана, лежал в полном параде летчик, блестя погонами майора.
   -Ты че, ты че, Клавка, замочила летчика, что ли, за что, дура?..
Клавка взвыла и залилась слезами, сквозь которые доносились лишь отдельные сло­ва:
   -Сам... дурак... не лечишься... я... я... я... убийца... я... что ли... выпил... выпил...
Клавку явно заело, она ни как не могла докончить мысль, столь явно терзавшую ее. Толик решительно достал грязный носовой платок, обхватил им бутылку водки и на­лил в большой бокал, до краев. Пораженная увиденным, Клава замолчала, а Толик протянул водку ей:
-Выпей и успокойся.
   Клавдия ошарашено смотрела на Толика. На его руку, держащую бокал через платок.
   -Ты что, Толик, с ума сошел, ты что, действительно думаешь, что я летчика убила? -
   тихо спросила она, когда пауза затянулась до неприличия. Толик пожал плечами и криво усмехнувшись, ответил;
   -Я откуда знаю, что у вас тут произошло, свечку не держал, привез клиента и все...
   -От водки он помер, от водки! Цвет ему сразу не понравился, видимо у них там, в Москве, нет зеленой водки, вот он и удивился, а как выпил, так сразу и помер... Честное слово...
   Клавдия замолчала, как-то пристыжено глядя снизу вверх на Толика, а тот стоял все сжимал рукой обернутой платком бокал с водкой, как бы не зная, что с ним делать. Наконец поставив его на стол и спрятав от греха подальше руки в карманы, ответил:
   -Ну сама заварила кашу, сама и расхлебывай. Я тут не причем, мое фото тут совсем ни к чему. Ольга узнает - яйца оборвет. Да и с ментами говна не оберешься. Я пошел.
   -Куда это ты пошел, Толик, раньше надо было об жене думать, ишь ты, жены боится больше милиции! Да посмотри на него - целехонек, ни одной царапины, только не дышит!..
   -Так может ты его ядом...
   -Ядом! Ядом! Я что, Гитлер, яд дома хранить! -
   Клавка возмущенно всплеснула руками.
   -Ты гребанулся, Толик! Ядом!..
   И замолчала, пораженная словами Толика. Тот покачался с носка на пятку и вздохнув, сказал:
   -Ну ладно, не ядом, так не ядом, сам помер, туда ему и дорога, не будет чужих баб гребсти...
   -Верно, верно, Толик, не будет чужих баб гребсти, а то ишь ты - приехал, губу раскатал, -
   Клавка явно забыла, где взял летчик адрес, да и не летчик он, а космонавт, но сейчас не это главное, а чтоб Толик не ушел, он ведь умный, что-нибудь да придумает, у него же за плечами десятилетка и училище, он же армию отслужил, не может быть, что б их в армии, не учили, что с внезапно мертвыми делать, в советской армии всему учат, это и по телевизору показывают, в нудной передаче "Служу Советс­кому Союзу"...
   -Ну ладно, я пошел, всего хорошего, -
   При последних словах, явно неуместных в данной ситуации, Толик смутился, кашлянул и неловко топчась на одном месте, начал разворачиваться в тесном пространстве ко­ридора.
   -Как это пошел, а я?! -
   взвыла вновь Клавка и гневно уставилась на Толика, столь нагло не желающего по­мочь ей в данной ситуации"
   -а я че тут делать буду, че я - лысый, бля, че мне - больше всех надо? -
   зачастил по народно-блатному Толик и развернувшись уже почти в сторону двери, за­мер как вкопанный, пораженный словами вероломной Клавдии.
   -Тогда я в милиции все как на духу расскажу, мол так и так, привез космонавта этого таксист знакомый, по моей просьбе, Толик, Анатолий Витальевич Карпов, води­тель таксопарка номер шесть, колонна три, бригадир Михальцов.
   Резко повернув голову назад, до хруста и разинув рот, уставился Анатолий Виталь­евич на столь способную особу.
   -Ну паскуда, ну сука, да откуда ты все знаешь?..
   -Так у тебя Толик, все написано, имя-отчество-фамилия на карточке возле стекла, таксопарк-колонна-бригада на машине, а трусость на лице-рыле-морде паскудной! Вот! Ты так и знай - мне все известно и ни чего скрывать я не собираюсь, и Ольге твоей милиция все расскажет в мелких подробностях!..
   Толик представил столь ужасную картину - разводится с Ольгой и так далее, аж жутко ему стало, разводится с Ольгой он не думал, где он еще такую хозяйственную и верную бабу найдет, но и своего он ни когда не упускал, поэтому и был известен всему таксопарку как половой гангстер, да и пацанку жалко, любит свою он дочку, Ленку маленькую, ну и хату делить, вещи, караул!.. Клавка, ну тварь, шельма погребанлая...
   -Ты чего плетешь, насчет привез по твоей просьбе?..
   -А как ты думал - гребстись, так всегда пожалуйста, а выручить любимую женщину, так сразу в кусты! Милиция не дура, раз мы знакомы и ты привез космонавта ко мне, значит мы с тобой сговорились и грохнули, как это у блатных? Замокнули...
   -Замочили, -
   машинально поправил паскуднейшую бабу, втянувшую его в такое говно, Толик, а Кла­ва в упоении продолжала, изо всех сил надеясь склонить любимого мужчину к помо­щи.
   -Замочили, во-во, ты и слова правильно выговариваешь, так и расскажешь милиции или думаешь - в омской милиции Знаменских с Томиными не хватает?..
   -Этого говна по всей стране валом, -
   тоскливо протянул Толик, он не видел выхода из положения, вот попал, так попал, и разозлившись еще больше, рявкнул:
   -Заткнись, тварь!
   Воцарила тишина, казалось было слышно как скрежетали мозги Толика, пытаясь придумать-найти выход.
   -Расскажи кратко и внятно, как помер твой гребарь.
   Выслушав внимательно уже знакомое, в деталях только дополненное повествование и не найдя в нем клавкиного криминала (по версии самой Клавки), Толик спросил:
   -Почему не хочешь вызвать ментов и так же внятно объяснить им?
   -Толик, любимый, родненький мой, а то думала ты умный, а ты глупее паровоза. Кто же мне поверит, что такой здоровый дядька от водки советской помер? Он же космо­навт!..
   -Космонавт?.. -
   недоверчиво протянул Толик, пораженный вновь открывшимися обстоятельствами дела.
   -Космонавт, космонавт, а что бы я простого летчика тянула бы к себе, хотелось перед девками знакомыми покрасовался, ни у каждой в гребщиках космонавт был!
   -Ну сука! -
   душевно прокомментировал Толик, а Клавка продолжила, вдохновленная его словами.
   -Сука не сука, а ты тоже пользовался, поэтому не сучи, Толик. Вот и получается, что им стыдно будет написать - мол помер от водки, напишут - убила с целью гра­бежа Клавдия Маркова, а помогал ей Анатолий...
   -Заткнись! -
   вновь прервал ее Толик, но от комплиментов воздержался, а наблюдательная Клавка это вмиг подметила и радостно затаилась, кажется начал умный Толик думать, а не суками бросаться.
   Толик мучительно думал, еще ни когда он не решал такой сложной задачи, ни в шк­оле, ни в училище, ни даже в армии. Даже в армии, с ее трудностями и бесправием первого года службы, но зато с прелестями второго, не было столь трудных задач...
   -Значит, если мы этого космонавта херова, где-нибудь пристроим, то когда его в морге разрежут, то увидят, что помер от водки и следствие вести не будут...
   -Молодец, котенок мой, умница, вот за это я тебя и люблю и не требую от тебя ра­звода с этой паскудой Ольгой, молодец...
   -Заткнись! Значит так, везти его в форме нельзя, если кто-нибудь увидит, то потом вдруг всплывет. Мало ли что, береженного бог бережет, а не береженного конвой стережет... Давай шмотки мужика твоего.
   -А может не надо, ночь на дворе, кто увидит, новые они почти, вдруг еще пригодя­тся, да и продать можно...
   -Я тебе покажу - пригодятся, будешь жмотничать - сядешь!
   Сесть Клавдия ни как не хотела, а потому достала, хоть и с сожалением, из шифонера под карельскую березу, вещи своего единственного, пока еще, мужа, отбывающего наказание в далекой Якутии, за наезд на бабушку... Бабушка та дорогу перехо­дила как бог на душу положит, пиджак почти ни разу не одеванный да и цвет краси­вый, брюки, брюки какие похуже, все равно в машине не видно, вот эти пойдут, дали Мити двенадцать лет, я бы этих бабок вооще на улицы запрещала бы выпускать, у суки, только беды от них, вот и рубашка, воротник обтрепанный, не жалко, а...
   -Ты что там копаешься, мне еще надо пару ездок сделать, давай быстрее!
   -А галстук надо?
   -На фуй галстук покойнику, помогай лучше.
   Мгновенно сдернув еще с не остывшего полностью космонавта китель, галстук, рубаш­ку и брюки с ботинками, как будто каждый день покойников раздевал, даже не мор­щась, даже своим мыслям удивляясь - надо же, не пахнет еще, только тяжелый пас­куда, гнется интересно, Толик с помощью Клавы так же мгновенно одел космонавта в последний путь, в последнею дорогу... Потрепанный синий пиджак, серые брюки с бахромой внизу и вытянутыми коленями, желтая от стирки рубашка с обтрепанным до ниток воротником...
   -Красавец, хоть в ЗАГС вези, а... А куда же мудака отвезем? Ну ладно, в машине придумаем. Пальто, -
   голосом хирурга ассистенту приказал Толик Клавке.
   -Пальто не дам! -
   взвилась стойко и непреклонно Клавдия.
   -Оно одно! Бери или так или в шинели!
   -Н ты и дура! -
   расхохотался даже без зла Толик и сама Клавка, понимая абсурдность и жадность свою, криво заулыбалась и всплеснув руками от собственной находчивости, переби­ла смех любовника.
   -Ой, что это я и вправду дура, пальто ведь можно назад привезти, ему же только доехать, в одну сторону...
   Толику осталось только развести руки от такой женской логики.
   Облаченный в демисезонное пальто в серую клетку и полысевшую кроличью шапку, поднятый на подгибающиеся ноги и поддерживаемый за талию верным Толиком, космона­вт Юрий Заики двинулся в свой последний и явно бесславный путь. Отразившись в коридорном зеркале - с уставшим лицом, с закрытыми глазами, одетый как рабочий, идущий после трудовой вахты во славу коммунизма, а посему выпивший немного и со­млевший с устатку, склонил голову на плечо молодого товарища, не бросившего сво­его наставника на произвол судьбы и милиции. Молодой товарищ был одет модно - ондатровая шапка, короткая цигейковая куртка, крытая темно-синим, черные брюки, заправленные в полусапожки на меху, скромно, изыскано и модно, модно среди хоро­шо зарабатывающей рабочей молодежи города Омска, индустриального центра и так далее. Зарабатывающей "левыми" заработками...
   Уже одевшаяся в теплые рейтузы, сапоги, пальто и розовую вязанную шапочку, Клав­дия осторожно приоткрыла дверь и выглянула в подъезд.
   -Уйди дура, второй час ночи, пьяного ведем, не играй в детектив, -
   сдавлено прошипел Толик, дверь щелкнула замком, Клавка подхватила с другой стороны за руку космонавта, ловко перебросив ее себе через плечо, а другой аккуратный сверток прижимая к груди.
   -Что это у тебя?
   -Вещи его взяла, по пути выбросим...
   Толик поразился - на вещи сидящего в тюряге мужа от жадности в крик, а на эти шмотки ноль внимания, да и верно, что с этой формой сделаешь, только палево, но вот проверить бумажник не помешало бы, если конечно Клавка уже не опередила, хо­тя вроде зареванная была, но кто их паскуд не знает...
   -Тяжелый, -
   сдавлено прохрипела Клавдия, крепко держа космонавта за руку.
   -Тяжелый, -
   согласился с ней Толик и подумал - жрал много космонавт, как его только "Союз" выдерживал, непонятно...
   Хлопнула ни кем не придерживаемая дверь подъезда, мороз выбил слезу, космонавт решил поскользнутся или прокатится на льду. Толик перехватил крепче талию еду­щего в последний путь, распахнул заднею дверь машины и не удержался от паясничания:
   -Прошу, такси подано!..
   Усевшись и развалившись, склонив голову на плечо и немного на грудь, космонавт ни чем не отличался от тысячи пьяных и уснувших пассажиров, которых Толик пере­вез за четыре года работы таксистом, и если какая-либо тревога и была у него, какое либо неудобство внутреннего характера, то сейчас она мгновенно улетучилась, вступил в свои права профессиональный навык - имелся пассажир, требовалось его отвезти, а что молчаливый и не сопит, так то его дело, личное.
   -Садись, -
   подтолкнул Клавку к распахнутой двери услужливо Толик. Но та взвилась:
   -Ты куда меня пихаешь?! К покойнику? С ума сошел? Вперед сяду, дурень...
   Уселись, Толик покосился в зеркальце, пассажир спал вечным сном, рука привычно несколько раз провернула ручку счетчика, пусть лучше щелкает, с кого-нибудь сде­ру, да и "колым" уже есть, а то "холостяка" много будет, затем ключ, знакомые ма­нипуляции, через мгновение "Волга" осторожно, из-за гололеда, ехала в сторону окраины города. Клава прижалась к плечу Толика и притихла, явно утомленная ноч­ным происшествием.
   По сторонам мелькали "хруще бы" без единого огонька, жители нового микрорайона спали в своих малометражных квартирах, собирая силы для нового дня, полного ра­боты беспросветной, тоскливого вечера с телевизором и водкой, ну и ночи, с надо­евшим ритуалом выполнения супружеских обязанностей и долга перед государством в пополнении народонаселения, одним словом всего того, что именуется жизнь, я люб­лю тебя жизнь, я люблю тебя снова и снова... Мысли прервала неугомонная Клавка:
   -А где ты его хочешь высадить, Толик?
   -Есть одно место, я там колеса переобувал...
   -Краденные?
   -Много будешь знать - быстро состаришься и так же быстро помрешь. От зеленой водки...
   -Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, ну ты шутник, ну ты котенок, ну ты...
   Клава долго хохотала, радуясь восстановлению отношений, чуть не прерванных из-за этой нелепой смерти, как будто другого места не мог найти, где помереть, а еще космонавт, водки не нюхал, интересно, что б с ним стало, если не водки, а "бормотухи" вмазал бы местной, от нее даже рубашки нейлоновые не отстирываются...
   -Ой, что это? -
   Клавка замечтавшись и задумавшись, чуть не пробила головой стекло, так Толик резко затормозил, машину поволокло юзом, она виляя, уперлась капотом прямо в опуще­нный шлагбаум.
   -С Баранова двигатели секретные везут, проезд закрыт, -
   кратко пояснил Толик и закурил очередную "Памирину". Впереди, закрывая проезд, ораву за полосатым шлагбаумом, не спеша, не торопливо, тянулись бесконечной це­пью платформы с укутанными в брезент секретными двигателями для секретных само­летов, предмет вожделения и страсти всех шпионов мира. Да, жаль, не знают они Толика, тогда бы всего лишь за небольшое вознаграждение в дефицитных вещах он бы им все как на духу рассказал бы...
   Потянувшись всем молодым телом и разведя руки, в стороны, до хруста в плечах, Толик положил правую руку на шею Клавдии и сильно провел вверх, вороша и ероша пы­шные волосы под вязанной шапкой.
   -Ой, че ты, Толик, с ума сошел, он же сзади... -
   покосилась испуганно на знакомый призыв Клавка, кивая на заднее сиденье.
   -Ни чего, Клава, он ни кому ни чего не расскажет, а стоять еще долго, минимум полчаса...
   Клава повернулась, подалась вперед, склонилась, в нос пахнул знакомый букет за­пахов, смесь мочи, не трясет что ли, концом-то, спермы, ого, уже кого-то сегод­ня греб и не помылся, да и где, табака, и еще чего-то не высказываемого, но такого привычного и желанного, что где-то далеко-далеко, у самой шевельнулся знакомый вечно готовый к оргазму собственный червячок желания шевельнулся, далеко-дале­ко, под теплыми рейтузами, шерстяными штанами, толстой юбкой, напяленной поверх платья в горошек... С трудом отыскав нужное среди одетого на Толике, ого, как вс­егда, уже готов, это главное качество и больше всего нравилось в нем, ум-м-м...
   Толик изогнулся на спинку, весь изогнувшись и подавшись к Клавиным губам, к теп­лому Клавиному рту, к хулиганистому быстрому языку... Мимо машины не спеша проплы­вали двигатели самолетов, еще больше укрепящих мощь родного социалистического государства, на заднем сиденье притаился космонавт, тихонько ожидающий конца последней своей поездки в такси, а... а... а... А-А-А-А-А-А-А-А!!! Лопнул Толик от захлестнувшей его страсти, ради этого мгновения и стоит жить!!! в такие секунды бытия и хотелось Толику наплевать на жену и пацанку, сойтись с Клавкой!!! и за­жить счастливо... жена-сука на его предложение, вынесенное один раз Толиком, от­ветила кратко - это ты своим блядям предлагай... Клавочка, Клавочка... люби...
   Клавка чуть не подавилась, как всегда мимолетное удивление - это ж надо, сколько и распахнув дверцу, смачно сплюнула, оттерев рот ладонью.
   -Дверь закрой, яйца застудишь... -
   а вот за такое Толик ее ненавидел, сука, перечеркнет все и ни чего с ней не поделаешь, блядь, она и есть блядь, эх, паскуда...
   Шлагбаум поднялся, как член или ракета на плакате "СССР - оплот мира!", мотор зарычал на морозном воздухе и машина повезла несчастливого космонавта Юрия Заикина дальше, в морозную мглу. Клавка сидела откинувшись на спинку, широко разд­винув колени, в промежности было мокро и тепло... Мелькали какие-то развалины или недострои, кучи строительного мусора, железо непонятного назначения, все вместе напоминало или Сталинград времен Великой Отечественной, ни кто не забыт, ни что не забыто или... или...Толик не знал больше подходящих сравнений.
   -Приехали! Станция Березай - кому надо, вылезай! -
   пошутил в очередной раз Толик надоевшей самому себе шуткой и вышел на морозный, перехватывающий дух и выбивающий слезы, воздух. Пахло тухлыми яйцами, сероводо­род, нефтекомбинат старался, конец был легкий и воздушный, на Клавку не хотелось смотреть. Сколько раз ей говорить - не плюйся так, не верблюд... Хотелось ссать. А!.. Толик махнул рукой и начал вытаскивать космонавта. Клавка как могла - помо­гала, но больше мешалась под ногами.
   -Уйди, я сам!
   -Пожалуйста, пожалуйста, Толик, я только хотела помочь...
   Уложив космонавта за кучей смерзшегося бетона, Толик вернулся к машине.
   -Давай шмотки.
   -Я...я около подъезда на лавочку положила, когда мы его сажали... И забыла...
   -Дура!
   Клавка всплеснула руками, резко взвыв мотором, машина развернулась, скользя и пробуксовывая на льду, и на огромной скорости помчалась назад. На поворотах Кла­ву бросало то на Толика, тогда она хи-хи-ха-ла, то на дверь, тогда она испуганно хваталась за что ни попадя, но чаще всего попадалась под руку рукоять ручного тормо­за, тогда Толик сквозь зубы матерился и отнимал рукоять. Замерев возле подъезда хруще бы, "Волга" умерла.
   На лавочке ни чего не было.
  
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ.
  
   Этот морозный день начался для Юрия Ивановича Безухова так же обычно, как и дру­гие дни последних лет его последней жизни. Да-да, Юрий Иванович прожил несколько жизней, хорошо их помнил и нисколько не жалел о том, что он так необычен, в от­личии от всех остальных граждан этой большой, но совершенно безалаберной страны. В отличим от них, граждан, Юрий Иванович видел, гораздо больше и глубже, он ви­дел первоисточник, первопричины происходящего, событий, он как говорится - знал, откуда все вытекает... Но увы, куда течет, не дано было знать даже и ему...
   ...В первой своей жизни на этой планете, а Юрий Иванович подозревал, что он жил и на других планетах, этому были косвенные доказательст­ва, но об этом в другой раз, так вот - в своей первой жизни Юрий Иванович был блестящим гусаром... Дворянином, бретером, пьяницей, поэтом и волокитой. Блестяще прошел компанию 12-13 годов, отмечен наградами и именным оружием, шрамами и успехом у дам Польши, Авст­рии, Франции... Но к сожалению, все когда-нибудь кончается, и блес­тящий офицер, о чьих похождениях рассказывали даже при дворе, был убит в дуэли, и кем! боже, умереть от руки мальчишки! Но такова натура Юрия Ивановича, кстати, во всех своих жизнях на данной пла­нете, его звали Юрий, благородное имя, так вот - Юрий был убит бл­агодаря собственной натуре, собственному благородству. Дуэль прои­зошла из-за бахвальства молодого корнета, но у него была юная и прелестная сестра, к тому же обладающая, как ни странно, недюжинным умом. Так вот, та самая сестра, бросилась к ногам Юрия Ивановича и слезно предложила самое дорогое, что у нее есть - честь, в обмен на жизнь глупого и недалекого хвастунишки... Естественно, Юрий был человеком чести (каламбур-с) и не воспользовался своим положением, а наоборот, подняв юное созданье с колен, клятвенно заверил его, что все будет прекрасно...Так и вышло, Юрий усердно промахнулся, а корнет столь долго целился, что все сомнения были отброшены - он жаждал смерти! Юрий Иванович напоследок еще изволил пошутить - крикнул противнику, мол поторопитесь, сударь, у меня промокли но­ги... И был вознагражден за шутку вполне - пуля попала в сердце.
   Но по-видимому где-то там, на небесах или еще где, где решаются судьбы людские, обоснованно посчитали - смерть в тридцать два го­да, да еще при столь благородных обстоятельствах, есть смягчающей причиной и послали Юрия на новый жизненный круг, круг земной.
   Юрий родился снова. И осознал свое новое рождение довольно рано - лет так в двенадцать, когда сосед хотел надрать ему уши, поймав в собственном огороде. Деревенский мальчишка, в заплатанных портках и рваной рубашке, вскричал так на соседа-мужика, что тот от неожиданости сел прямо в грядки с луком... И после этого Иван заявил - зовут его теперь Юрий, и он дворянин, и заговорил таким изысканным штилем, вставляя в речь хранцузкие слова, что вся деревня ахнула и по темноте своей решила - сошел с ума. И ни кто уже больше не тро­гал Юрия, так как обижать юродивых - грех.
   Так и жил Юрий, жил и жил, и вырос в красивого парня, явно белой кости, и все бы шло прекрасно, но не суждено видать было Юрию про­жить юродивым, не для того его провидение бросило на новый круг... Проходили через деревню красногвардейцы, к этому времени уже и ре­волюция приключилась, и гражданская война вовсю полыхала, так вот проходили красногвардейцы через деревню и решили побаловаться дво­рянкой. Дворянка та застряла среди всеобщей неразберихи и сумятицы в этой деревни, вот ею и решили побаловаться те красногвардейцы. По праву победителей этой жизни, ну и по праву мести, мол наших бабок крепостных дворянчики волокли на сеновал, а прочь мы не можем...
   Взял Юрий вилы и запорол насмерть первого победителя, рвущегося получить свое, затем второго, затем третьего... Видит командир в кожаной куртке - весь отряд может потерять в бесславной битве у са­рая и застрелил Юрия. Что там дальше с дворянкой, мы можем только догадываться - конечно вышла замуж за командира-большевика и вместе с ним строила социализм в отдельно взятой стране с боем у народа. Естественно, клеветники и извратители социалистической действите­льности могут усомнится в таком окончании данной истории, но разговор не про них, а про Юрия.
   В третий раз он уже родился умнее и ни кому не открывал своего происхождения и ни кому не рассказывал об своих прежних жизненных кругах. Могли не только в сумасшедший дом посадить, но и расстрелять, как социально чуждый элемент. Родился Юрий в семье простого советского ответственного партработника, отмеченного всеми мыслимы­ми наградами от молодой республики. Тут и ордена, бляхи в ладонь, и именное оружие, бывшее графское, и дача, отнятая у купца, и ав­то "Паккард", принадлежавший расстрелянному генералу, и паек усиленный, вырванный изо рта народа, и спецобслуживание, и прислуга, и многое, многое, многое другое... Одним словом, Юрий попал в свою стихию, в привилегированную семью. Но вновь неизвестные силы рез­ко изменили предначертанный богами круг... Молодая, но зубастая ре­спублика рабочих и крестьян, наградила номенклатурного папу Юрия очередным призом в этой жизненной гонке - расстрелом. Шел 1937 год.
   Пострадали и мама, и сестра, и Юрий...Все поехали в лагеря...Юрий получил в свои неполные шестнадцать лет полновесный десятилетний срок. Тюрьмы, лагеря, каторги, этапы, нет смысла их описывать, во все времена они были одинаково-гнусные, но только бывшие рабы соз­дают более гнусные и страшные каторги.
   Грянул 1941 год, да так, что заложило уши. Юрий как потомственный дворянин и сын собственной страны, написал заявление с просьбой об отправки на фронт и...подучил довесок к сроку, как за попытку под­готовки к побегу и перехода к врагу. Умные люди, воры, подсказали молодому зеку выход из данной ситуации. Как стать из врага народа его другом...Надо только зарезать кого-нибудь, получить новый срок и... Естественно, облечь это Юрий в дуэль не мог. В этих условиях его бы ни кто не понял. А потому пришлось пренебречь моралью и бонтоном. Юрий зарезал доносчика, давно мозолящего всем ворам глаза, получил добавку к сроку, был удостоен чести быть отправленным в другой лагерь, а оттуда Юрий и сбежал совместно с двумя уголовни­ками. Те подались воевать в Ташкент, Юрий же украв документы - на фронт. Ярость его не знала границ... За что он был удостоен звания сержант, двух орденов и целой горсти медалей. Но в 1945 году один особо въедливый особист, обратил внимание на такую мелочь, как не использование Юрием в своей речи ненормативной лексики, то есть попросту говоря, Юрий не ругался матом. Этот особист, заинтересо­ванный такой интеллигентностью у простого сержанта с Урала и из ра­бочей семьи, сделал запрос. Ответ превзошел ожидание. Черным по белому было написано - Иван Никифорович Белов умер от алкоголизма в 1944 году, но! в 1942 году у него украли эти самые документы...
   Будучи арестованным, Юрий во всем признался, так как сказалось дворянское происхождение и был направлен этапом на Родину. Ордена, медали и погоны с ремнем были отобраны, впереди ждал расЯтрел, но... Но вновь вмешался его величество случай. В ответ на оскорбление начальника конвоя Юрий плюнул ему в лицо, за что и был убит на ме­сте при попытке к бегству.
   Следующее свое рождение Юрий ощутил через уши. Это после того, как маленький мальчик Юрка катался на льдинах и утонул в реке Иртыш. Но был вытащен из воды сердобольным прохожим, который не только умело сделал искусственное дыхание, но и надрал ему уши. Бывший ут­опленник осознал, что он это он. Тот самый... Потом был институт, где Юрия пытались учить среди всего прочего и французскому языку, но поняв бессмысленность данного занятия, выгнали студента прямо в армию. Юрий знал французский, как родной. Пролетела армия, затем не неудачная женитьба, затем вторая, и Юрий понял, какую шутку с ним сделал некто - он, Юрий Иванович, имел несчастье рождаться все вре­мя в стране, где его знания ни кому не нужны, его благородство вс­ех смешит, рассказы о прежних жизнях, даже поданные друзьям-собуты­льникам, как пьяные видения, встречали насмешку, кивки головой и подкрутки пальцами у виска... Все были искренне уверены, что Юрий-граф, как его звали у гастронома в клубе "Выпей сам", был псих и алкоголик. И поняв всю никчемность собственного жизнесосуществования Юрий Иванович опускался все глубже и глубже в омут. Тот трюм был русским кабаком...Увы, русского в советской стране оставалось все меньше и меньше, кабаки существовали только в уличных песнях, а потому пить приходилось где попало, с кем попало и только то, что попало...
  
   ...Этот морозный день начался для Юрия Ивановича Безухова так же обычно, как и все другие дни его последней жизни его последних лет.
   За окном было серо, часы на стене показывали полчетвертого, но секундная стре­лка не двигалась и было это полчетвертого серого предутреннего, насквозь про­мороженного рана или после обеденного, так же насквозь промороженного дня, прони­занного тоской и прочими гадостями, Юрий-граф не знал... Но это незнание было не самое тягостное из того тугого клубка терзавших его усталое сердце и изможденный ум, жизненных передряг и прочей гадости... Наиболее удручало Юрия полное отсутствие информации о своем местонахождении. Нет-нет, он конечно догадывался, что в данное, конкретное время, в данный конкретный временной отрезок, он находится на территории СССР. Пограничники не спят и граница на замке... Карацупа с Джульбарсом бдят, не спят и прочая. Но вот более конкретная информация отсутствовала нап­рочь, даже город проглядывал не очень... Туманно, как берег морской. Начинали пи­ть вчера или уже позавчера вроде бы в Омске...
   Значит, вчера или позавчера, в такой же морозный день, Юрий проснулся точно та­кже, совершенно не зная где, когда и с кем он находится. Но позже все прояснило­сь и частично встало на места. Проснулся тогда он у Ляльки, давней подруги его давнего приятеля по "Бабьим слезам". Но самого Генка не было, а растерзанная Лялька валялась под боком и всем своим видом как бы говорила о первородном грехе и прочих безобразиях. Затем пришел Генок, сцен не было, так как Юрий был давний друг Генка, а Лялька... Что Лялька, торжественно и неумолимо идет всепобеждающее учение вечно живого и всеми любимого вождя и прочая, прочая, прочая... Когда-то давным-давно, Генок был штатным политинформатором в обществе "Знания" Но неус­тойчивость либеральных демократических институтов Запада, крах гуманистической философии древних греков и эксперименты советского правительства в области рас­пределения алкогольных напитков среди народонаселения... Спился Генок, дошел до ручки и хронического алкоголизма и все тут. Ну а Лялька, что Лялька, когда-то из­вестная поэтесса в очень узком кругу, но... смотри выше плюс домогательства дире­кторов издательств в обмен на тиражи и славу, подорвали ее веру в человечество и если б не Генок, еще не известно, как низко ей пришлось бы пасть...
   Затем был пивняк на Слободском, у тети Вали, ближе к сумеркам, насквозь прони­занным синим воздухом с нефтекомбината, кафе у Политеха "Рваные паруса", неиз­вестно на какие деньги... А дальше мрак, и мрак кромешный, и хоть умри, но нет из мрака тебе пути...
   В этот морозный день, проснись мой друг прелестный, ох и гадость по-видимому вчера мы пили, во рту букет непередаваемый ни чем... Ох-хо-хо... Юрий с трудом повернул голову и осмотрел апартаменты, где он соизволил вчера остановится. Осмо­тр был произведен в кратчайшие срони, так как осматривать практически было не­чего, маленькая комната, квартира малометражка, потолок со швами бетонных плит, окно мутное от житейской грязи, сам Юрий лежит на матрасе, брошенном на полу и больше в комнате мебели не было. Да...одежда кучей, вон и пальтецо виднеется знакомое, рукав дранный, другой в зеленой краске, старое пальтецо, знакомое, Юрий в нем уже лет двенадцать по жизни шествует... Да... Под боком, под грязным и рва­ным ватным, одеялом кто-то тяжело вздохнул и Юрий медленно, стараясь не сделать себе больно, повернул голову. И приподнял одеяло. На него уставились широко ра­спахнутые серые глаза на худом изможденном лице.
   -Ты кто? -
   хрипло вопросила хозяйка серый очей со странно коротко остриженной головой, со­вершенно налысо...
   -Я?.. Я облако на сером небосклоне, я ветер, играющий листвой...
   -Ты псих?
   От такого вопроса Юрий задумался. Вопрос был настолько сложен, что ответа на не­го нельзя было найти вот так вот сразу... Был ли психом Гамлет, вот вопрос...
   -А че ты со мной в постели валяешься, ох, ну и чайник гудит, ох вчера и дали ко­поти, слышь, мужик, а че ты голый? Да и я...
   Юрий не найдя еще ответа на первый вопрос, вынужден был уже начать размышлять над следующим, а во рту было гадко, голова раскалывалась и жить совершенно не хо­телось... Жить в стране, где водка с 11 часов, а от так называемого вина не отсти­рываются нейлоновые рубашки, увольте, уж лучше умереть...
   -Ох, ну и трещит чайник, башка моя башка, трещит и болит, -
   сероглазая незнакомка изо всех сил потерла голову обеими руками, обнажив костля­вую плоскую грудь и отбросив одеяло, попыталась сесть. Незнакомка оказалась нез­накомцем... С первичными и вторичными признаками... На шее у него виднелось неско­лько свежих крупных следов страсти ночной...Всплеснув руками, незнакомец повали­лся назад с вскриком:
   -А! Че ж это так жопа болит, а?!! Ты что же тварь, изнасиловал меня?!..
   -Не помню. Ни чего не помню... ИI тебя вижу впервые. Может быть мы снимся друг другу, -
   мягко предложил один из приемлемых вариантов Юрий в ответ на гневный взгляд и обвинение в страшном грехе.
   -Снимся? Ну тварь, ну дает, отодрал не спрашивая фамилии и "снимся" говорит, -
   от непонимания ситуации, и болезненного состояния, сероглазый незнакомец застонал и усевшись на матрас, закачался из стороны в сторону.
   -Может и ни чего и не было, -
   мягко предложил-предположил Юрий и погладил по худой, с выпирающими позвонками, спине, но незнакомец дернул плечиком, обиженный на весь белый свет и насильника. Делать было нечего, пришлось собираться. Одеваясь и стараясь не смотреть, а тем более не думать о возможных вариантах прошедшей ночи, что б самому не конфузится, Юрий спросил у возможной жертвы алкоголизации населения:
   -Как ты, теперь?.. Может помочь чем-нибудь нужно?..
   -Уйди гад, не до тебя, голова раскалывается...
   Проходя крохотным коридором, заваленным разной дрянью, Юрий негромко спросил;
   -А какой район?
   -Левобережье...
  
   Юрий открыл глаза и огляделся. Он лежал на комковатом матрасе, брошенном на пол в совершенно пустой комнате. Ободранные стены с остатками обоев были густо укра­шены кусками бумаги с какими-то подозрительными пятнами. Это были вырезанные из журналов и газет портреты членов Политбюро... На грязном и явно липком полу живо­писно располагалась куча одежды и шахматная доска. На доске были расставлены грязные стаканы с остатками чего-то мутного и непонятного по цвету. Юрой протянул руку, осторожно, стараясь не сделать себе больно, и взял один стакан. Алкоголем не пахло, пахло скисшим компотом. Бр-р-р... А под боком кто-то сопел. Юрий осто­рожно поставил стакан на пол и с опаской приподнял одеяло. И вгляделся в загадоч­ный сумрак, совершенно не возбудивший его. А напротив - от вони чуть не выверну­ло. Слава богу, вторичные и первичные признаки свидетельствовали - под одеялом лежала молодая, в меру истасканная советской жизнью, но все же женщина... С облегчением вздохнув и не пытаясь понять, что это было, с сероглазым незнакомцем - бред, сон или вчерашнее пробуждение, Юрий успокоился. Волосы незнакомки, правда, отсутствовали напрочь... Это действительно была незнакомка, так как Юрий ее видел впервые... В последнее время это для него стало нормой, он знакомился утром, неко­торые обижались, но большинство относилось к этому философски...
   Стараясь не расплескать боль и сдерживая пытающийся вырваться стон, дрожа всем телом и обливаясь холодным, противным потом, Юрий выбрался из под одеяла и чуть не упал, попытавшись справится с силой притяжения... Мутило изрядно, во рту отда­вало какой-то химией, явно вчера пил не с гастронома... Жить не хотелось...
   -Ты уже уходишь, Петя, -
   сонно протянула незнакомка без волос.
   -А... а, мне нужно на работу, -
   пробормотал первое попавшееся Юрий, ни сколько не удивляясь на "Петю". Незнаком­ка потянулась всем телом и не открывая глаз, пробормотала, явно засыпая!
   -Вечером приходи, меня не будет, Катька будет - подождешь...
   Подпрыгивая на одной ноге, сдерживаясь от вскрика - в голове казалось перекаты­вался металлический треугольник с острыми углами и поминутно прилипая на грязном полу, Юрий кое-как оделся. И побрел к источнику... Пока не жизни, а воды. На кух­не кран присутствовал, даже раковина находилась на месте, он уже допился до таких квартир, где отсутствовали не только ванна и раковина, но даже и унитаз. Если пе­рвые были чаще всего пропиты, то последний просто-напросто разбит.
   Напившись и чуть не стошнив в раковину, Юрий старался не глядеть туда, в рако­вину... у-у-у... полную посуды и остатков... засыпанную пеплом почему-то... Пошатываясь и обтирая ободранные стены коридорчика малометражной квартиры, Юрий добрался до туалета. Не включая света, помочился в грязно-белеющую и дурно... у-у-у...пах­нущую призывность унитаза... Стало намного легче... Но сразу холодный пот залил глаза и боль вернулась... Болело в голове, в желудке, болела печень... Дверь... Дверь была не заперта, в подъезде пахло, как на вокзале в уборной... М-м-м... Сердце сжалось и отпустило, еще и еще и еще, ноги дрожали, пот катился по лицу и спине, этаж оказался пятый... Уф... Сейчас только бы дойти до гастронома... Там сп­асение. .. только там...
   Район оказался левобережье.
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.
  
   Район Левобережье был гордостью председателя горисполкома г. Омска товарища Демчука А.С. Стройные серые салатово-грязные и голубовато-линялые, как старое белье, девя­ти и двенадцати высотой, этажные коробки в три, пять и семь подъездов, шестнад­цати этажные башни из крупноблочного бетона, стоящие ровными рядами на значите­льном расстоянии друг от друга, не могли не радовать глаз. Да, крупно-блочное строите­льство сильно решило проблему с жильем, товарищи!
   А школы, школы!.. Огромные, светлые, огороженные невысокими заборчиками зелено­го цвета, с географическими уголками и мастерскими для первоначального техничес­кого обучения подрастающей поросли... А детские сады!.. А детские ясли!!.. С желез­ными, на века сваренными шефами из сэкономленного металла, в том числе и от ра­кет, но нам для детей ни чего не жалко! качели, огромные глобусы в виде меридиан и параллелей, туннели и всякой прочей ерунды, но столь любимой детьми... Перепле­тение труб, проката, полос и профиля!.. Если все это железо собрать в кучу, то целому прокатному стану хватит работы на целый месяц!!! Но как уже было сказано, товарищи, нам для детей ни чего не жалко!..
   А гастроном, гастроном!.. Огромнейший, с двумя просторными залами, с блестящи­ми прилавками и холодильниками!.. Правда полупустой, но это временная трудность после 1913 года и в ближайшем будущем...
   Район Левобережный был гордостью председателя горисполкома товарища Демчука А.С. И проклятьем левобережцев...
   Ровные ряды бетонных "хрущеб" с перепутанной нумерацией, между домов ветер гнал летом пыль и песок, зимою снег, летом и зимою, осенью и весною мусор из помоек, не вывозимых неделями, саженцы деревьев были тонкими, хулиганы вырывали их на ду­бье, выясняя отношения между собою и с прохожими... Большие взрослые деревья бы­ли уничтожены во время строительства.
   Автобусные остановки представляли собою металлические скелеты с остатками остек­ления... Во всем районе не было ни одного работающего телефона-автомата, за искл­ючением расположенного в коридоре пункта правопорядка, который охраны...
   А детские ясли!!! С полуграмотными нянечками и грубыми воспитательницами, со­вершенно не следящими за детьми... Эпидемии, несчастные случаи, отравления были повседневностью в этих яслях...Детские сады были ни чем не лучше. Плюс хищения, дети приходили домой голодные, как будто с тяжелой физической работы, а на воп­рос родителей - чем вас там кормят, норовили заплакать, но объяснить внятно не могли...
   А школы!...Родители отпускали детей в шкоду со слезами, не зная - сами дети вер­нутся домой или за ними нужно будет отправляться в больницу...Хулиганы, насильни­ки, распускающие руки учителя, разбитые фонари, ямы на тротуарах, падающие на головы фрамуги окон, оголенные провода, плохо вымытая посуда, некачественные продук­ты, дружинники, отличающиеся от хулиганов только лишь наличием повязок... И более ни чем...
   Гулять своего ребенка на улицу мог отпустить только изверг или садист. На ули­цах было страшно...Может быть в далеком капиталистическом Гарлеме и страшней, но во-первых, нам от этого не легче, во-вторых, не верю! негров и бандитов из Гар­лема избили бы здесь до полусмерти через полчаса. Дети, сходив в магазин за хлебом, возвращались с таким словарным запасом и жизненным отрицательным опытом, как будто вернулись по концу срока после десятилетнего заключения...
   А квартиры, квартиры!.. С промерзающими зимой стеклами и углами, протекающими весной и осенью швами в бетонных потолках и стыках стен, перекошенными дверями и выпадающими оконными блоками, разбитыми унитазами и раскраденной сантехникой на момент новоселья... Люди переезжали на Левобережье лишь с милицией, насильно, шли как на муку, на каторгу, на смерть... Несколько домов, после заселения и ог­ромного потока жалоб, были признаны условно-аварийными, шестой! комиссией, но выселить людей было уже не куда, так как прежние комнаты в коммунальных кварти­рах уже были заселены очередниками... Прождавшими лет по десять в общежитиях. Прежние, с тоской вспоминаемые коммуналки были брошенным раем... Новых же квартир не предвиделось до следующих советских праздников, когда вновь досрочно будут сданы дома. Но кто же даст гарантию, что эти самые новые квартиры будут не хуже, чем эти, условно-аварийные? Ни кто...
   А гастроном., гастроном!.. Единственный на весь район, на все сто двадцать тысяч жителей!.. С пустыми прилавками, грубостью и вороватостью персонала, с "блатны­ми", припрятыванием дефицита и прочими прелестями развитого социализма...То там, то там в гастрономе пробегали тараканы...Слава богу, хоть не крысы, крысы не живут там, где нет мяса.
   По всему Левобережью были разбросаны многочисленные комендатуры, нет, не оккупантов, а "химиков", то есть условно осужденная с направлением на стройки народно­го хозяйства и условно-досрочно освобожденные, так же направленные на стройки того же хозяйства... И общежития, где они, "химики", проживали. Все это придавало дополнительный колорит и уголовно-романтическую тревожность в такую пресную пов­седневную жизнь... Ни кто не знал, возвращаясь с работы, что его ждет в родном, будь он проклят, районе... Обкраденная квартира, изнасилованная дочь, избитый или арестованный сын...А что ждет самого возвращающегося среди темноты джунглей и дикости первозданного мира, не ведомо даже богу.
   Многочисленные стройки, переполненные "химиками", алкашами, люмпен-пролетариатами, тем самым которым нечего терять, окромя цепей...
   Единственный на весь район кинотеатр с изрезанными и сломанными сиденьями, то и дело глохнущими динамиками и рвущейся лентой - Сапожник! Сука! Напился! Кино давай, блядь! Фильм, который посмотрел уже весь город, и больше ни одного куль­турного учреждения, не считая массы частных заведений, упоминаемых в уголовном кодексе в статье о притонах... Левобережье было проклятьем...
   К тому же, как будто не желая общаться с жителями многострадального района, оста­льной город Омск, расположенный всего лишь через сто метров реки Иртыш, имел мо­ст далеко-далеко в объезд, через поля. Близок локоть да не укусишь, жители Лево­бережья видели летом зелень через реку, а зимой яркие радостные огни театров и бульваров города...
   Автобус же трясся полтора часа, то и дело норовя если не сломаться или загореться, или застрять в осенне-весенней грязи, или влететь колесом в яму, выко­панную по случаю ремонта досрочно пущенной газовой магистрали... Левобережье бы­ло мукой, горожан.
   Район был построен досрочно, с огромнейшим опережением всех графиков и всех сроков, имеется ввиду жилые (относительно) дома, а многие и многие службы и инфраструктуры не успевали выбивать в стране тотального планирования средства на вновь возникающие подразделения, а потому изворачивались, как могли. Пожарники пообещали поставить депо в следующей пятилетке, а сейчас приезжали тушить из других районов города, направляемые диспетчерской службой... Если конечно не было работы в собственном районе. Все это и многое, многое, многое другое не способ­ствовало быстрому реагированию на возгораемость и... Правильно, на Левобережье пожары затухали чаще всего сами собой, когда все, что могло гореть, уже сгорало. А горело часто, так как пользоваться газовыми плитами и электроприборами случало­сь чаще всего в пьяном состоянии да и просто неумело ими пользовались. Большая часть жителей Левобережья была коренной - раньше здесь была деревня и рабочий поселок мясокомбината. Вот их то и переселили в "хруще бы" с газовыми пли­тами.
   Скорая помощь, проносясь, если так можно выразится, по ухабам и рытвинам мимо бесконечно огромного недостроенного больничного комплекса, в котором, когда его достроят, будет лечится одновременно двенадцать тысяч человек, не успевали к бо­льным и раненым, и те мирно умирали... Правда, иногда раздосадованные родственники умерших били медперсонал "скорых", но...Но это только в связи с низкой культурой.
   Но тяжелее всех было милиции. Собранные с бору по сосенке, какой же начальник отдаст в новое место хорошего работника, на тебе боже, что нам негоже, вечно пь­яные, с еще низкой культурой, чем у обслуживаемого ими населения, оборванные, ра­сполагаясь в сыром полуподвале шестнадцатиэтажки, с мизерной зарплатой... Они, эти так называемые работники правоохранительной службы, были грозой, нет, не хулига­нов и уголовников, а мирных граждан, по недомыслию своему вышедших на улицы ро­дного района... Даже совершенно трезвые граждане, пошедшие за молоком в наивной уверенности купить его, могли пасть на поле неравной брани и угодить в плен-вы­трезвитель, так как план был огромен и жесток. А выполнить его на нищих алкашах или уголовниках, ни где не работающих, но имеющих справки о якобы инвалидности, следствие советских лагерей, невозможно. Остаются граждане, исправно посещающие работу, получающие зарплату и выходящие из дома за молоком. А еще учтите к пла­ну по медвытрезвителю, высокую преступность, которую нужно раскрывать и быстро, иначе не получишь премии, условия жилищные начальство не улучшит, и жизнь будет полна мрака...
   Ну а попробуй раскрыть преступление, если уголовники все битые-перебитые, и зако­ны знают лучше тебя, и даже лучше адвоката. Конечно, знание законов ни сколько не помешает грянуть возмездию, но... Есть такая вредная организация, как прокура­тура, сует свой длинный нос куда не следует и хоть ворон ворону глаз не выклюнет но если ворону предстоит повышение по службе и требуется показатель работы, а тут жалоба, аргументированная... А главное - с указанием, мол гражданин прокурор по надзору, в момент совершения вешаемого на меня преступления, находился я там-то и ни какого отношения к данному деянию не имею, лошадь не моя и я не я... Вот и борись после этого с преступностью, но бороться надо и если ночью убили кого-ни­будь, а в вытрезвитель попал работяга, да еще ни чего не помнящий из прошедшей ночи, то почему бы не соединить два таких различных, на первый взгляд, события, в одно целое?.. Ведь пьянство есть рассадник преступности, и где гарантия, что работяга этот если и еще не убил ни кого, то не убьет в следующий раз? Ни какой гарантии нет. Преступление раскрыто, премия пропита, начальство радуется, ну а преступник все равно когда-нибудь попадется, такова диалектика, в нашей стране неотвратимость наказания является чегой-то там камнем...
   Девочку изнасиловали, сколько лет шалаве? четырнадцать, а что это она на пус­тыре вечером делала, а в комнате детской в милиции она не состоит на учете? Нет? Странно... да ладно, ну-ка Вася, погляди, кто там у нас есть из наличного соста­ва в "обезьянике... А, Кешка, за шапку, бздливый такой, давай его сюда, ты че паскуда, девку не пользованную испортил?! А?! Че значит не ты, че значит, что ты вторые сутки тут паришься, кому какая разница, сколько ты здесь, да ты сука и не на такое способен, Вася, друг, вдарь ему валенком... А в валенке гиря-гантеля. Следов нет, а ощутимо... Пиши Кеша подробно и не всхлипывай, вот тебе сигарета, пиши, как девку отодрал, подробности мы тебе подскажем, заучи их, следователь собака интересоваться будет, не подведи нас, голубь, а не то кроме валенка у нас и другое припасено, да и бабка есть мертвая, с надругательствами, а это, милок, на "вышку" тянет...
   Тяжко работать милиции в новых районах. Особенно если район этот - Левобережье. А все потому, что население Левобережья процентов на шестьдесят состоит из спецконтингента. Работяги с уголовным прошлым в различнейших шарашках и конторах, не имеющие со­бственной строительной базы, семьи многодетные, где глава семьи пьет да детей стругает; ну и родственники периодически изолируемых от общества, так как глава семьи вместо того чтоб в передовиках ходить, за "колючкой" задарма здоровье гро­бит... Не принося пользы государству любимому. Ну еще есть в гуманном советском государстве группа населения, которой положена отдельная жилплощадь. "Хроники", то есть хронические больные, а значит и туберкулезники. А где в нашей стране туберкулезом заболеть можно, об этом даже дети знают и поют:
   ...Туберкулез и снова лагеря...
   Весь этот контингент, этот букет, этот изысканный коктейль и составлял значительную часть населения Левобережья. И ни какой ошибки нет - ранее названные жители деревни и рабочего поселка, и этот контингент - это и есть одно и тоже.
   Тяжко работать милиции в новых районах. Ох тяжко... Люди друг друга не знают, дворовые коллективы разрушены, понятие стыд уничтожены десятилетиями советской власти...
   Тяжко работать милиции. Руки трясутся, во рту сухо, голова раскалывается, зар­плата мизерная, жилье - в однокомнатной квартире сам, жена, трое детей, теща-сука и вечно живой дед... А преступников тьма. Весь район Левобережье был засе­лен подонками. Весь!..
  
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
  
   Леонид Потапов имел личного врага. Он его ненавидел изо всех душевных сил. Его враг был умен, хитер, ловок, силен и резок до не могу. Его враг был опер. Нет, Леонид Потапов, Ленчик, как его называли друзья, не был уголовником" Он сам был милиционером, ментом, мусорилой, мусором, лягашом и так далее, как метко и любов­но прозвал народ своих защитников. Ну может быть прозвал и не народ, а уголовная мразь, но весь остальной народ с огромным удовольствием пользовался в речи этими многочисленными синонимами. Более того - Ленчик сам был опер... А его врага зва­ли Лев Гуров, это был опер из книжки и фильма "Гонки по вертикали". Началось все эта недавно, но сразу. Начальство Ленчика тоже видело этот фильм и читало эту книгу, и пришедши на работу в милицию, в уголовный розыск по партийному при­зыву с другой работы, куда так же пришло с другой и так далее, так вот, начальс­тво это, судило о работе Леонида Потапова, начальника оперативной груша по тяже­лым преступлениям Омского уголовного розыска, по этому пидарасу... По этой мерзости... По... у Ленчика не было слов.
   На всех оперативках и совещаниях, разбирая то, в чем оно, начальство, совершен­но не петрит, кололо в глаза, тыкало в нос и ставило в пример этого выдуманного, высосанного не из пальца, а прямо из члена, жопу эту, а не опера, Льва Гурова. Ленчик скрипел зубами, но молчал - с начальством не поспоришь, особенно с прише­дшим по партийному призыву.
   И только с лучшими друзьями детства, карманником Яшей Фишерманом и детским вра­чом Ваней Кустовым, он отводил душу и высказывал вслух все то, что он думает об этой жопе:
   -Опер! Опер!! Начальство спрашивает - почему?..
   Леонид переходит на писклявый голос начальства.
   -Почему не поддерживаете контакт с населением, как Лев Гуров? А с кем поддерживать? А?! Прихожу, звоню. Открывают. Морда заспанная и опухшая от бормотухи. Сую корочки в нос, а в ответ...
   Леонид вновь мастерски меняет голос на гундосность бухарика:
   -А че, я ни че, ни че не видел, не слышал, моя хата с краю,, я ни чего не знаю... Это в кино хорошо, позвонил и сразу тебе, мол преступник выглядел так вот, а по­бежал туда, да кстати, он тут паспорт оставил и отпечатки пальцев!.. Тьфу, суки!..
   -Да не бери в голову, Ленчик, -
   басит маленький Яша и шмыгает вечно простуженным носом приличных размеров, за который и был прозван уголовной братвой "Чайником". И добавляет.
   -Ванька, не сиди сиднем, просидни будут, наливай!..
   Ваня мило и тихо улыбается, наливает "Столичную", кто-то доктора одарил дефици­том, по рюмкам, друзья детства опрокидывают по очередной. И долго-долго сидят молча, внимая водке - куда пошла, туда ли пошла, правильно ли пошла...А руки са­ми собой натыкают вилкой огурцы, куски селедки, грибочки, ломают хлеб...Сидят друзья на кухне, как всегда и как привычно, и как всегда у Яши. Жена его Ленка, баба хозяйственная и незлобная, знает, что посидят друзья мирно и спокойно, до­бавлять после двух бутылок не будут, да и разойдутся себе спокойно. Тем более не шпана какая-нибудь, а друзья детства и в люди вышли - один врач детский, а у Яши с Ленкой двойня- девчонки, всегда врач пригодится, другой майор милиции, хотя и не будет отмазывать, если не дай бог Яша залетит, Ленчик не такой, но все же... Одним словом - приличные люди. Да и друзьям тут привычно и все знакомо, двойняшки в комнате играют, Ленка в ванной стирается, а тут на кухне...
   -Слышь, Ванька, Яша, ну че за херня - говорит мне этот мудак, мол жалуются заде­ржанные на вашу грубость. Я в ответ - а он вам, товарищ полковник, не рассказал случайно, что у него в руке было, когда я ему нагрубил? А это не существенно, вы должны соблюдать социалистическую законность, вот например у Льва Гурова...
   Ленчик страшно скрипит зубами, мотает головой и рвет на груди рубаху. Пуговица отлетает, Ваня провожает ее взглядом добрых глаз из-под толстых стекол очков, пу­говица закатывается под стол, теперь ее не найдешь, Яша машет рукой, дескать хер с ней, с пуговицей и с начальством, обхватывает плечи Ленчика и вновь басит:
   -Да ну ее в жопу, пуговицу эту, и мудака этого, с фильма, расскажи лучше, Ленчик как ты ездил в колхоз, подшефный, картошку копать и воров выслеживать...
   И подмигивает расклеившемуся оперу, другу детства. Тот воровато оглядывается на коридор, ведущий в комнату и в ванную, и начинает в который раз рассказывать:
   -Приезжаем ребята в колхоз, а доярки не...
   -Дояны! -
   не­серьезно вставляет, как всегда, Яша и все громко хохочут, заливисто, во весь голос.
   -Опять о бабах начали, ну жеребцы стоялые, -
   не зло ворчит Ленка, перестирывая колготки двойняшек и трусы мужа-карманника. У всех муж как муж, а мне повезло, счастья полные штаны, вора имею в мужьях... На­до же, тридцать восемь лет прожил и не разу в тюрьме не был, как будто в младе­нчестве говна вволю наелся...О, дыра, снова разорвались колготки, не напасешься на них, как на огне горит, один треск стоит, а вскоре весна, пальто снова надо, в старые уже не влезут, снова надо просить Яшку... Лена и жалела обкраденных, хотя Яша заявлял, что работяг не обкрадывает, но ведь она не дура, начальство на машинах ездит, его не обкрадешь, но что поделаешь, пальто девахам надо, две­надцать лет уже невестам, большие... О ржут, ну жеребцы...
   -Ну я конечно достаю из широких штанин, а она меня и спрашивает...-Ленчик не может докончить всем давно знакомый рассказ, так как давится от смеха, а сам знаками показывает, мол он вот так вот достал свое хозяйство, а она, дояр­ка-дура и...
   -Ну, по последней, на посошок, -
   отирая слезы и под одобрительным взглядам Яши, Ваня разливает остатки водки, стараясь, что б Ленчику досталось поменьше и ему удается это, как всегда, мастерс­ки.
   -А, хорошо посидели, а! Хорошо...
   Яша любовно оглядывает друзей, на его смуглом лице с огромным носом написано лю­бовь и сожаление, все хорошее всегда когда-нибудь кончается.
   -Хорошо посидели. пора, невесты уже спать легли, да и Ленке завтра рано, она у меня в первую на этой недели...
   Толкаясь и стараясь не шуметь, а по правде говоря еще больше шумя, Ленчик и Ва­ня начинают одеваться в узком коридоре, поминутно целуя Яшу и вышедшую проводить уже заспанную Ленку в щеки и куда попадя. Наконец-то с прощанием покончено, дру­зья вывалили на площадку и тихо-тихо, двенадцатый час ночи, тонкие стены, злые соседи, в последний раз трясли друг другу руки и трепали по плечам. Ленчик, сил­ьно притянув к себе Яшу, прошептал ему на ухо, дыша водкой и грибами с укропом:
   -Следующей неделе поотдыхай, дружище...
   Яша понятливо прищурил лукавые глаза с невыраженной тоской всего народа, ярким представителем которого он был и благодарно басит:
   -Понял, понял, не пальцем деланный, спасибочки...
   Ваня широко разводит руками, обняв обоих, так как был толст и высок, а руки имел аж с запасом и в свою очередь ворчит:
   -Ну хватит шептаться, Штирлицы нашлись... Пошли Ленчик, Яшке еще на Ленке ночную отрабатывать...
   Под басистый хохот забывшего о соседях Яши, друзья спускались с пятого, послед­него этажа, дом без лифта, в подъезде пахло сырой картошкой и еще какой-то дря­нью, Ваня ворчал под нос, как всегда разговорившись напоследок:
   -Хорошо посидели и про колхоз хоть уже и надоело, но смешно ты рассказываешь... Если с работы выгонят, Райкина за пояс заткнешь, только цензура поправит...
   Совершенно трезвым голосом, как будто и не пил, Ленчик ответил:
   -Цензура, Райкин, что за говно, Яшку проглядели, в тюрягу сядет, кто невест кор­мить будет?..
   -Не сядет, ты шепнешь, когда выходить лишний раз нельзя на промысел, я подкину гостинцев из подарков благодарных родителей вылеченных детей, так и проживет Яша. Что поделаешь, друг он нам, поздно его перевоспитывать, по тридцать восемь нам, старые уже, это ты у нас, и с Танькой все хорошо, и с доярками...
   Ленчик похохатывал, тыкал Ваню в бок, а в голове с водкой бродило - как же это мы Яшку проглядели, вместе росли, вот тебе и на...
   -Да не хмурься, не хмурься, Яша сам с головой, до сих пор дожил без тюрьмы и да­льше проживет без нее. Ты вот что лучше скажи - начальство твое как на эту друж­бу смотрит, все волком?..
   -А ты че, не знаешь?.. Раз в месяц пишут бляди, без подписи, я объяснительную ка­таю, от дружбы отрекаюсь, от Яшки, блядь я и сука конченная, на нож меня, стерву, падлу в натуре...
   -Ну-ну, -
   Ваня гладил по голове, как ребенка, Ленчика и утирал крупные слезы.
   -Ну-ну, не бери в голову, и я, и Яков знаем - от дружбы не отрекаешься, с волками жить, по волчьи выть...Тебя подвезти?
   Друзья наконец-то вывалились из вонючего подъезда, от холодины перехватывает ды­хание и выбивает слезы. Где-то в вышине поблескивали еле видимые звезды, луна светила в полнакала, сильно воняло индустрией.
   -Да ну в жопу твои "Жигули", я лучше пешком, тут не далеко...
   -Смотри, нарвешься, -
   Ваня неторопливо усаживался в красные "Жигули" и заводил мотор, Ленчик громко и сильно хлопнул дверцей - пошел, и махнул вслед рукой.
   Оставшись один, среди морозных улиц, уставленных кирпичными домами в окружении голых, со снежными макушками, деревьев и чуть теплящихся фонарей, Ленчик, а тепе­рь Леонид Потапов, совершенно трезвым взглядом ощупывал пустынные окрестности и удовлетворенный увиденным, отправился восвояси, громко скрипя снегом и выдыхая клубы пара, как паровоз. Его крепкая, широкоплечая фигура среднего роста доволь­но таки вызывающе выглядела среди пустынных улиц. Серое зимнее пальто в крупный рубчик, кроличья шапка, полусапожки всемирно известной фирмы "Скороход" придава­ли ему загадочность и неповторимость... Но это только так хотелось иногда Ленчику , под хорошее настроение. Но вообще-то его совершенно устраивала собственная ни чем не примечательная внешность, его не выделяющийся из толпы прикид, как говорит братва, клиенты его конторы...
   Это умение быть незаметным и еще многое другое и разное, помогло Леониду Потапову стать одним из самых известных среди омской милиции и омских уголовников опером, его легендарное умение расколоть хоть трактор и прижать смазанного мас­лом угря к углу, привести в "контору" со своими помощниками ребят, работающих по громкому, не было для Ленчика ни чего не возможного. И начальство смотрело скво­зь пальцы и на дружбу с карманником Чайником, и на жалобы некоторых задержан­ных, и на личную жизнь, очень и очень обширную, начальника оперативной группы.
   Все бы было хорошо б, все бы было б прекрасно, но один червь грыз и точил Лео­нида Потапова, не давал ему покою и спокойной жизни. Это был тайный червь и даже близкие друзья, Яша и Ваня, не знали об нем, об этой страсти опера...Тем более жена... Что жена - получку бы приносил двадцатого, налево не сильно б ударял, а Ленчик это дело любил и уважал, и у него оно получалось отменно, с сыном бы гулял хоть изредка, что еще жене советской, от него, от опера надо?..Ни чего.
   Леонид Потапов любил разглядывать звезды... Звезды.... Опер и звезды, расскажи ко­му, ни кто не поверит, смеяться будут до посинения. Одно время Леня даже хотел телескоп купить, даже придумал, как не сильно нарушая закон, деньги на это сде­лать...Но куда его спрячешь? Не куда спрятать телескоп, вот и остается Лене ночью не спеша идти и задрав голову, звезды разглядывать... И фантазировать...Как­ая там жизнь, на этих звездах... Хорошая жизнь, без шпаны, капитализма и начальс­тва...Каждый ходит и живет сам себе, и звезды разглядывает, может сейчас какой-нибудь звездочанин его рассматривает в телескоп, ну не его, а Землю, а лучше звездочанка...
   За этими сладкими фантазиями Ленчик и не заметил, как дошел до родного подъез­да, где так же пахло сырой картошкой, да еще в добавок и мочой, а в квартире его ждала не загадочная звездочанка, а жена Танька, давно известная... И порядком надоевшая. А завтра вновь на службу, покой нам только снится...
  
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
  
   Утро началось, как всегда паскудно. Юрий Иванович Безухов, известный в около-магазинных кругах по кличке Юрий-Граф, брел на подгибающихся ногах к источни­ку жизни - гастроному; Леонид Потапов трясся в общественном транспорте - троллейбусе, по пути к месту работы, а генерал-лейтенант милиции товарищ Сальников тупо разглядывал лопающийся от злости телефон. Хотелось разбить телефон об голову по­дследственного, но рядом находилась только любима жена, черти б ее забрали... Вы­простав из-под ватного стеганного одеяла толстую волосатую руку, в страхе держащею все омское управление внутренних дел, грозный генерал поднял трубку.
   -Товарищ генерал! ЧП! Страшное ЧП!!!
   -Побег массовый из колонии малолеток? -
   товарищ Сальников с трудом нашел силы съиронизировать, так как после вчерашнего ни ругаться, ни распекать дежурного по Управлению не было сил.
-Да разве бы я из-за такой ерунды позволил бы себе будить Вас, товарищ генерал-лейтенант! -
   время было полдевятого, весь рабочий Омск уже добивал второй час пахотьбы, с во­жделением ожидая часа открытия вино-водочно-жизненно необходимых точек досуга трудящихся.
   -...Да ни в жисть! ЧП государственного масштаба! Пропал космонавт...
   Подъезжая к зданию Управления (делимое пополам с КГБ), генерал уже был посвящен в подробности страшного происшествия. Летчик-космонавт, майор Заикин, срочно разыскивался командованием из Москвы, был требуем назад немедленно, а сам же не ночевал в гостинице...
   -Может у какой бляди заночевал? -
   выдвинул рабочую версию генерал.
   -Стараемся, товарищ генерал-лейтенант, но...
   Но где же он скотина, подцепить ее мог, в гостинице опрошены все с раннего утра, ни каких результатов, КГБ уже в курсе и только ждет удобного случая, как утереть нам нос - бойко докладывал помощник генерала, бравый Павел, участник всех гене­ральских безобразий. Одним словом - или голова в кустах или грудь в крестах...
   Зарычав на постового, обматерив дежурного, хлопнув дверью собственного (пока) кабинета, генерал товарищ Сальников уселся грозовой тучей за полированный стол. По Управлению поползло - лютует...
   По нервам и разбитой вчерашней пьянкой голове хлестнул звонок отдельно стоящего алого телефона. С ненавистью полоснув по нему взглядом и скрипнув зубами, товарищ Сальников взял трубку.
   -Доброе утро, Иван Кириллович, долго спать изволите, а в городе черте что творится, космонавты среди белого дня пропадают, а город-то у нас режимный, закрытый, ну а ты, -
   дальше пошла совершенно непереводимая ни на один язык игра слов, напрочь отрицаемая цензурой и нелюбимая самыми читаемыми массами в мире. Звонил председатель обкома. Первый. Он был Первым во всем...
   По уху неприятно ударило резким звуком - на том конце провода бросили трубку. Из всей непереводимой игры слов генерал уловил и уяснил главное - если не найдет космонавта подчиненное ему Управление за 24 часа, дело переходит к соседям, с кем делят здание. Ну а насчет самого генерала...
   -Вот сука, вчера вместе пили, а сегодня грозит и попрекает, одним словом - ком­мунист, бля! -
   генерал припечатал кулаком кнопку звонка. В дверях замер секретарь.
   -Разболтались! Хамлова ко мне и живо!..
   Товарищ Хамлов, полковник милиции и начальник отдела Управления внутренних дел по расследованию особо опасных преступлений был совершенно никчемная личность, неудачник и половая, тряпка. Это из характеристики его жены. Брошенный как действительно половая тряпка на укрепление кадров милиции в деле борьбы с преступниками и укреплении социалистической дисциплины, товарищ Хамлов был великим почитателем Льва Гурова. И к большому сожалению опера Потапова, его непосредственным начальством.
   -Вызывали, товарищ генерал-лейтенант милиции?
   -Ты еще реверанс мне сделай, просфурсетка! Если партия тебя послала, думаешь я тебя послать не смогу?!
   Непереводимая игра слов, ни в чем не уступающая виртуозности первого.
   -Все понял, профурсетка?!..
   -Так точно, товарищ генерал-лейтенант милиции! Разрешите выполнять, товарищ ге­нерал- лейтенант милиции?!..
   -Пшел вон!
   Леонид Потапов пил чай. За весь день, прошедший вчера и за всю ночь, что промчалась и растаяла без следа, ни каких происшествий по его ведомству не было, лишь мелочь, не достойная внимания маэстро...Мысли прервал звонок телефона.
   -Потапов слушает.
   -Ты наверно не то слушаешь, что нужно, Потапов!..
   Пошел в жопу, это мысленно и мимо трубки, а в дырки:
   -Что-нибудь случилось, товарищ полковник?
   Ненавидимый начальник чуть не помер от злости:
   -Немедленно ко мне, одна нога здесь, другая там!..
   Аккуратно положив трубку, опер Потапов отхлебнул уже остывшего чаю и подмигнул подчиненной ему оперативной группе в составе трех человек (числящийся четвертым опером сын начальника Высшей школы милиции появлялся лишь 20 числа), не спускаю­щей с него глаз и со смаком произнес:
   -А не пошел бы ты в жопу! Пусть тебе Гуров ищет, что там у тебя случилось. Гоша, плесни мне горяченького.
   -Леонид Николаевич, осерчает паскуда, пошли бы вы, проведали, что там у полков­ника приключилось, а?..
   Потапов оглядел притихших оперов, укоризненно покачал головой - и ты, Гоша, со вздохом встал из-за стола. Впереди была длинная дорога по темным этажам Управле­ния.
   -Почему так долго, товарищ майор?
   -Так пока чаю попил, то да се...
   -Что?! Да вы понимаете, с кем разговариваете?!
   -Да понимаю, понимаю, не пальцем деланный, только вот что я думаю, полковник, как херней маяться да Гуровым восхищаться, так и твои мозги сгодятся, ну а как уж что-то искать требуется, да и серьезное, так сразу о Потапове вспомнили. Если что по делу - говори, а метлой мести, воду в ступе толочь резону нет и времени нет, у меня два жмурика висят и разбой в амурском...
   -Да... да... да...
   -Да-да, че заладил, как попугай, будет базар или нет?
   Полковник Хамлов захлопнул рот от столь неслыханной наглости подчиненного, вы­прямился во весь свой рост (метр шестьдесят два, пиджак сорок четвертого размера, разряд по шахматам) и выкатив глаза, голубенько-линялые, как от детских штанишек пуговицы, запищал:
   -Ты, в натуре, будет базар, будет, космонавт потерялся, а его срочно пахан в Мо­скву кличет, а ты тут лепишь горбатого, ваньку валяешь! Сейчас же идем к генера­лу!...
   И вновь дорожки зеленого цвета с красными полосами по бокам, полированные две­ри, стулья и конвойные, арестованные и свидетели, отличающиеся друг от друга ли­шь наличием охраны...
   -Разрешите, товарищ генерал-лейтенант милиции?!
   -Реверанс не забудь, профурсетка...
   -Товарищ генерал-лейтенант милиции, начальник оперативной группы по тяжким преступлениям майор Потапов клятвенно заверил, что в течении суток найдет космонавта, живого или мертвого!
   Генерал выкатил глаза и уставился на столь наглого опера. А Ленчик, поперхнувши­сь от столь наглой подставки, не нашелся сразу и лишь подмигнул генералу, как кирюхе, кенту закадычному. Генеральская челюсть плавно и неотвратимо отпала во всю ширь, раскрыв довольно таки объемную пасть. В кабинете воцарила тишина, за окном кружились снежинки, за дверью чуть слышно журчала вода. Комната отдыха, ме­лькнуло в голове у полковника. Ссыт кто-то, подумалось оперу. Лилька подмывает­ся, с удовлетворением подумал генерал-лейтенант и возвратив челюсть на место, ск­омандовал:
   -А ну, полковник, оставь-ка нас наедине с этим молодцом. Мы с ним пошепчемся...
   Со стены генеральского кабинета на Потапова смотрел отчески и мудро Леонид Иль­ич, поблескивая из-под лохматых бровей глазками, вода перестала журчать, за окном по-прежнему падал снег. Мягкий, пушистый...
   -Садись, майор. Как я понимаю по твоему нахальному подмигиванию - подставил те­бя этот идиот?
   -Есть немного, товарищ генерал.
   -Ты это брось, мы не в армии. Звать меня Иван Кириллович, так и зови. Твоя фамилия у меня в кабинете часто мелькает, то ты этому болвану не угодил, то ты грабителей, убивших тетку Шнеермана, нашел и взял... Одним словом - известный опер. А поэтому будет тебе такой приказ - найти космонавта к завтрешнему утру. Найдешь - проси что хошь, что в моих силах - выполню, умру, но сделаю. Не найдешь - есть кипа рапортов этого партийного придурка, который в нашем милицейском деле ни хрена не смыслит. Ну а там уж как бог на душу положит. Понял - чем генерал сержанта донял?
   -Понять-то я понял, да только за завтраки я искать не буду. Одно дело убийцы и грабители, другое дело космонавт.
   -Как это не будешь?! Да я...
   -Да знаю, знаю, Иван Кириллович, но меньше чем опером в районном угро ну что вы мне можете сделать ? Ни хрена...
   В кабинете установилась тишина. Генерал-лейтенант Иван Кириллович вновь демонстрировал свою великолепную пасть, дерзкий опер разглядывал кабинет. Когда обоим надоело, разговор продолжился.
   -Значит так, пишите письмо в райисполком, мол так и так, в порядке исключения, учитывая ценность данного специалиста, тяжкие жизненно-квартирные условия и прочая галиматья, вы лучше меня знаете, просим выделить вне очереди трех комнатную квартиру майору милиции тов. Потапову. Подпись и печать.
   -А ты наглец, братец...
   -Ну а я самое позднее к завтрешнему утру предоставлю вам космонавта. Живого или мертвого.
   -Наглец... Ну да ладно, что с тобой делать таким, не убивать же, времена не те... Найдешь космонавта, паскуду эту, будет тебе эта бумажка.
   -Письмо вперед.
   Генерал взвился:
   -Да ты че, в натуре, мне, генералу не веришь?!
   -Не верю.
   Охреневший от дерзости опера генерал нажал кнопку и продиктовал появившемуся в кабинете секретарю требуемое письмо. Затем подышав на принесенную секретарем печа­ть перегаром и поморщившись чему-то своему, шлепнул ее по бланку с заветными сл­овами.
   -Держи опер и помни наш уговор - к утру космонавт должен быть погружен в военный самолет номер борта 748 и отправлен самой быстрой скоростью в Москву.
   -Бу сделано, Иван Кириллович...
   -Да, самое главное чуть не позабыл. Что ты там болтал насчет живого, или мертвого? Наслышан я, наслышан об твоем умении искать пропажу, но заруби на своем носу - мне труп космонавта не нужен. Понял! Не нужен! Космонавт должен быть живой! Живехонек!! Выполнять приказ, товарищ майор!!!
   Долго еще в ушах у Ленчика рев генеральский стоял, долго. Пока не пришел Леонид Потапов к себе в кабинет, к операм своим, и пока не началась работа.
  
   У гастронома было уже многолюдно. Несчастье сплачивает, общность интересов и об­щая цель, так ясно и точно выраженная на заборе - "Наша цель коммунизм!", тоже сплачивают. Вот и стояли у гастронома единой толпой, сплоченной до не могу, ар­тист кукольного театра и слесарь домоуправления, фотограф с ателье и грузчик ры­бного магазина, грабитель Филя и охранник с завода, преподаватель научного комм­унизма и строитель в спецовке, домохозяйка с синяком и учащийся ПТУ, студент кооперативного техникума и лейтенант внутренней службы, доцент и сварщик, уборщи­ца и... Кого только не было в этот проклятый час, кто только не стоял в тесной то­лпе, кто только не дышал перегаром и не страдал головной болью по всей огромной стране, от Чукотки до Прибалтики, от Кушки до полуострова Ямал... Русские и грузи­ны, чукчи и эстонцы, евреи и белорусы, корейцы и караимы, буряты и украинцы, даже стоял в заснеженной Москве один негр, только ни кому не было известно - свой ли негр, жертва империализма и происков ЦРУ, заславших на фестиваль своих шпионов, что б они трахали наших комсомолок... И рожали бы они в муках и на злобу толпе советских людей, черных малышей... Или же соратник по несчастью, в чьей стране так­же строится светлое будущее, а его прислали набираться опыта, вот он и набирается. Вся страна, в едином порыве, все как один, как в тяжкую годину, стояла плечом к плечу в толпе у гастронома, с вожделением ожидая желанного часа, когда распахну­тся двери и каждый получит по... по... Нет, ни по жопе и ни по способностям, и даже ни по потребностям, не построен еще в отдельно взятой с бою у народа стране ком­мунизм, а потому приходится довольствоваться другой теорией - по одежке протяги­вай ножки или каждый пьет на сколько гребет... Кто-то купит одну красненькую, кто-то две, а кто-то и три...А как же исконно народный русский напиток водка? С одиннадцати, с одиннадцати часов, партия спасает народ от алкоголизма. Поэтому и не видно в толпах у гастрономов по всей стране партийного начальства, не стоит оно в очередях с вожделением, а просто опохмеляется в закрытых для народа кабине­тах, оторвалось от народа, а ведь еще мудрый и вечно живой Владимир Ильич гова­ривал после чайка - мол будьте проще и народ к вам потянется, товарищи... И стоял, сжимая двугривенный по старому, двадцать копеек чеканки 1961 года, в потной и горячей руке герой наш не слишком положительный, Юрий Безухов, Юрка-граф, пот струился по лицу и телу, заливая глаза и смачивая грязное нижнее белье, ноги дрожали и подгибались, во рту чувствовался метал и еще какая-то гадость, го­лова разламывалась, в висках бухало, в ушах визжало, хотелось лечь потным лицом в грязный жесткий снег и умереть. Но Юрий знал - не дадут. Доброхоты вызовут спецмедслужбу и адские мучения будут увеличены до невероятнейших размеров. Холодный душ и тычки в бок от администрации, глупые вопросы врача и смех уже оживших собратьев по несчастью... Уж как-нибудь выстоять и попробовать со своим жалкий пот­ным двугривенным год чеканки 1961, войти в долю и получить четверть стакана мут­ной, красно-черной жидкости, с мерзейшим запахом, с хрустящим чем-то на зубах, вы­зывающим стойкий рвотный рефлекс, но если побороть рефлекс и закусить снегом, грязным, провонявшим всеми омскими заводами снегом, и пропихнуть комок вниз, к пустому желудку, ссохшемуся от ненадобности и невостребованности, то где-то через полчаса наступит, нет, не облегчение, тут нужен минимум стакан, да где его взять, а просто немного легче станет дышать, и самое главное - голова станет со­ображать, где же найти остальное, остальные три четверти стакана, как минимум... Столь нужные для дальнейшего существования... Столь громко и самозвано назвавше­еся вином...
   "Алжирское" ни разу не видевшее Африки, "Южное" ни разу не видевшее юга, "Рубин" проклятый, не имеющий ни чего общего с рубином, "Дар степей", "Солнцедар", "Волжское", "Аромат степи", "Плодово-ягодное", прозванное в народе "плодово-выгодное" все эти гратиешти, кызылхуны, памиры и цертели... Пойло, метко прозванное в наро­де тошниловкой, вырви-глазом, бормотухой, чернилами... Господи, взгляни на муки наши тяжкие, за что, за что такие муки, пошли избавление и облегчение, господи, да услышь наконец-то наши мольбы слезные, плач наш всенародный...
   -Привет Юрка! Сколько имеешь?
   Незнакомое лицо со следами страданий, опухшее, поцарапанное, серо-сизое... Юрий с трудом вынул руку из кармана и показал на распахнутой так беззащитно ладони нагретый двугривенный.
   -Не густо, но на безрыбье и повар сгодится. Давай.
   Двадцать копеек начали свой тернистый путь, двери распахнулись, толпа ринулась как в семнадцатом, кто-то охнул, какой-то пенсионер осел на снег, на грязный, заплеванный, затоптанный снег, держась за грудь, резко запахло мочой, кто-то хо­хотнул, кто-то матернулся, вспомнив разом и Брежнева и мать, и свою, и его, и ок­ружающих...
   -Че пихаешься, сука!..
   -Бля буду, ты. тут не отсвечивал!..
   -Осторожнее товарищ, я инвалид...
   -Волк тебе блядь товарищ!..
   -Дома сиди, раз инвалид!..
   Господи, господи, скорей бы... Ноги подгибаются и мелкой дрожью трясутся, вот и рожа эта, лицо незнакомое, но желанное, уже держит в руке, победно, над головой, как знамя, наше знамя, флаг падших и побежденных сильной страной... О, боже! с ним еще четыре, пять да нас двое, колхоз... Юрий горестно склонил голову и начал высчитывать. Арифметика штука тонкая. Посудите сами - семь человек на 0,8 мутной жидкости, на "огнетушитель"... Вроде бы все просто, но...но один внес почти шестьдесят копеек, другой тридцать семь, а Юрий всего двугривенный... Вот и делите, если сможете, если хоть немного соображаете, но к этому еще учтите неспособность к математике расстроенной головы с утра...В связи с подорванным здоровьем и прочими факторами.
   Как хорошо пахнет ящиками, в запахе гнили есть что-то романтическое, ностальги­ческое, Юрий прикрыл глаза, что б не слышать мерзейшие звуки - бульканье, отплевывание, подавленье рвоты и пропихивание, почти ощутимое физически пропихивание в утробу, в желудок, к воспаленной печени, сморщенным кишкам, к почкам...
   -Держи, Юрок...
   Обоими руками принял Юрий захватанный липкий стакан, граненый, с отколотым крае­шком... Хорошо пить последнему, пусть обделить могут, но зато ни кто не гонит, не подгоняет, все уже выпили, кто закурил, кто глаза прикрыл, кто кривится, борется, с рефлексом... Оглядел Юрий собутыльников, случайных сотоварищей, помятые все, по­трепанные, жизнью побитые, как шубы молью, что же это они с нами делают, братья. Навернулась слеза и побежала по небритой, грязной щеке и упала на загаженный, за­харканный, заблеванный снег...Юрий тянул момент, так как желал его и боялся... Невысокий мужичок в смешном вязанном колпаке потрепал по плечу:
   -Выпей Юрок, легче будет...Выпей.
   Обоими руками сжимал стакан Юрий, поднося к губам и стараясь не вдохнуть мерзе­йший запах, от которого все внутри переворачивается и выворачивается, выплески­вает наружу, всю боль, всю тяжесть души... И залпом, как в холодную воду, как в омут, как в прорубь, как в люк десантного самолета... Ох!.. Сжалось горло, в ста­кане четверть, но не пускает горло, сжалось, как ребенок от окрика, затаились мужики-сотоварищи, не дышат, важный момент настал, не спугнуть, не повредить... С усилием пропихнул Юрий чуть дальше и провалилось, покатилось холодным комом куда-то вниз, не смачивая еще и не давая эффекта, просто покатилось, упало...
   -Снежку, Юрок, снежку хапни!..
   Участие тронуло, Юрий слепо нашарил предлагаемое и запихнул в рот. Все... Уже не вырвется, назад пути нет. И тихонько, тихонько затеплело в желудке иссохшем, чер­вячок жизни зашевелился, еще не ожил, но уже и не помирает, и гадость эта, названием "вино", не плещется па внутренностям, не грозится вырваться, не ищет вы­хода...
   -Ты его туда, а оно оттуда!..
   -Причастился Юрок!..
   -Ну что, полегче стало, жить-то!..
   Широко распахнув глаза, сквозь слезы, увидел Юрий грязно-голубое небо с темны­ми низко висящими тучами и редко падающий снег, чуть было холодно и зябко, мокрое белье холодило, потрепанное пальто не грело, дырявые полусапожки с разъехавшимися "молниями" плохо держали тепло, но в остальном все было не так уж плохо... Не вдалеке стоял ярко-покрашенный щит со словами - "СССР оплот счастья и мира всех народов!" Впереди была жизнь...
  
  
   -Значит так, Гоша, едешь в гостиницу, опрашиваешь всех, кто вчера работал, в том числе и проституток.
   -У нас в стране нет проституции, Леонид Иванович.
   -Заткнись, когда первый раз поймаешь триппер, тогда и поймешь, есть или нет, да, не забудь - найди ментов, кто там вчера дежурил и тщательно опроси. Все понял?
   -Все, я побежал.
   -Счастливо. Сергей, ты садись на телефон и все больницы, морги, вытрезвители. И не только установочные данные, но и портрет. Подробнейший. Можешь пугать чем и кем угодно. Вопросы есть?
   -Нет. Сесть у соседей? Я побежал...
   -Вперед. Ну а ты Вовчик, как самый умный и въедливый, поедешь в кабак и попробу­ешь нащупать хоть что-то. Я общий контроль и связь. Начали, Вовчик.
   Ну а теперь, когда всех разогнал и пристроил, вот теперь и основная работа. Это. Гурову-падле хорошо в кино да в книжке, ну а в жизни все не так. Письмо в райи­сполком отвез, его зарегистрировали, с этим все в порядке. Дальше, если этот му­дак просто замерз где-то или убили его, твари какие-нибудь, то не видать ему квартиры новой, как своих ушей. Значит задача номер один - найти живого космона­вта. А космонавта найти не просто. Ну уж в этом деле он целую стаю собак, сожрал, чукче на упряжку хватит... Значит нужно позвонить в центральный вытрезвитель, там у него начальником должник по гроб жизни работает, компромат в надежном месте схован, во век не найти... Ну а потом пусть они там в Москве с моим космонавтом и разбираются, сам назвался груздем, а я че, я ни че, назвался космонавтом и все.
   -Привет Миша, это Ленчик.
   -Сколько лет, сколько зим! Что это нашего Ленчика не видно, не слышно? Куда пропал, что не заезжаешь?..
   -Дела, дела, дела идут -контора пишет... Ты вот что, Мишаня, как только если интересный кадр сегодня иди ночью прибудет, ты мне звякни, я весь день у себя буду.
   -Желательно со стажем и вусмерть?
   -Молоток, с ходу хватаешь, как щука. Но мне нужен фраер, чистый кадр, а не блатота... Правильно понял, звякнешь?
   -Конечно, какой базар-вокзал, начальник, все будет путем, все тип-топ и в дамки!
   -Ну так давай, шевелись, привет!
   -Привет!
   Ну этот не упустит, если подобающий клиент появится, все будет о,кей. Ну а теперь еще мозгами раскинуть... Кто бы мог помочь в этом столь трудном деле, столь хлопотном?..
   -Алло? левобережный отдел милиции?
   -Да!..
   Ну и голосу дежурного, видать не просыхает...
   -Это майор Потапов, из ОУГРО, живо мне начальника Шехера.
   Начальник левобережного отдела милиции капитан Шехер Вадим Яковлевич был большой любитель нарушать социалистическую законность, а потому и был назначен на толь трудный и неблагодарный пост. В бытность свою, товарищ Шехер, еще недавно бывший майором и работавший в Первомайском отделе милиции, то есть почти в самом центре города Омска, избил сына директора ЦУМа, товарища Цукермана и как оказалось, папа был другом начальника УВД... Начальника Шехера... Кто же знал, у этого мерзавца на лбу не написано, чей он сын, паспорта у него не было, а напившись в ресторане, голыми скакать по залу стали... Вот и пришлось власть употребить... Другого бы за сынка-то в область перебросили, а Шехера лишь на Левобережье, укреплять законность и так далее. Дядя у него в обкоме партии, хе-хе, не самый главный, но и не последний. Только звезду и потерял... Цукерман, он и в Африке Цукерман, за то влили ему как! ремнями... вся срака в гербах советских была, ха-ха-ха-ха!..
   -Товарищ капитан, какой-то Потапов из городского угро беспокоит...
   -Алло, Ленчик, это ты или двойник?
   -а ты все шутник, все шутишь и смеешься?..
   -Да что со мной случится. Ну а тебе что понадобилось в наших богом и начальством забытых краях? Очень интересно...
   -Ориентировки еще не было, да может и не будет, я тебе по секрету, ищу я тут кос­монавта одного, настоящего, не кличка, пропал вчера, так его бить не надо, а сра­зу ко мне звонить и я примчусь.
   -А он че, выпивает? Если к нам может попасть, а иначе как мы его поймаем?..
   -Он паскуда не то что выпивает, он наверно еще ни разу не просыхал, как первый раз вмазал. Одним словом - бдительность и сразу мне звонок. А за мной не заржавеет. Лады?
   -Лады.
   Ну и хорошо, если че эта гнида и поймает, то точно не позвонит, но зато у него там болтун на болтуне и болтуном подгоняет...
   Так я тебе и позвонил, вот уж хрен! Такой козырь выпадает не часто, тут если самому космонавта доставить пред ясные очи начальства, то можно и назад, а то и в Управление!.
   -Дежурный! Тревога! Весь наличный состав ко мне в кабинет!..
   -Есть тревога!
  
  
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
   Семен Семенович Ярков не сводил глаз со своего кумира. Кумир висел на сте­не кабинета и казалось, спрашивал сочувственно и презрительно у Семена - ну как мол, заданьице, справишься?.. Это тебе не диссидентов ловить в универси­тете среди студентов и не мозги прочищать болтливым рабочим номерных заводов. Это будет на много, потрудней и поинтересней, ну и награда повесомей, позначи­тельней.... Семен еще раз взглянул на портрет Железного Феликса и скорчив самую наипаскуднейшую рожу, какую только мог скорчить, отвернулся к другой стене, противоположной. Оттуда на него смотрел мягко и всепонятливо товарищ Андропов, председатель конторы, где Семен изволил работать в должности начальника отде­ла, одного из отдела государственной безопасности СССР. А задание было на первый взгляд простое, но это только на первый - перехватить у милиции, у оп­ера Потапова, космонавта и доставить его на военный самолет, как установлено группой подслушивания, борт 748 к 9.00 часам завтрашнего утра. И начальство расщедрилось - все оперативные группы КГБ были сняты с работы и брошены на решение этой задачи. Остался без присмотра диссидент Иванов, печатающий одним пальцем на старенькой печатной машинке очередное письмо-протест в организацию советских женщин; и валютчик-спекулянт Петров, приобретший у монгольских сту­дентов 18 (восемнадцать тугриков) с неизвестной пока целью; и предположитель­ный изменник Родины во время Второй Мировой, которая фактически Великая Оте­чественная, основание - подходящий возраст, фамилия с украинским окончанием (на "О") и интерес к книгам об этой самой великой Отечественной... Семен покосился на телефон и тот как будто почувствовал, почуял интерес хо­зяина, взял и негромко звякнул.
   -Первый слушает.
   -Первый, первый, докладывает девятнадцатый - "Медведь" сделал звонки "Трахальщику", "Костолому" и жене, "Лысый" обрабатывает гостиничных, "Рыжий" ресторан. Какие будут указания?
   -Девятнадцатый, продолжайте наблюдение и подслушивание, в случае появления новых данных немедленно докладывать мне. Отбой.
   В трубке раздались гудки. Семен аккуратно положил ее на место и потянувшись всем телом, громко хлопнул обоями ладонями по стоику. На призывный стук немед­ленно появился секретарь, длинный и худой лейтенант Сашкова.
   -Ну что, Сашкова, есть материал на Клавдию Маркову?
   -Есть немного, Семен Семенович, как не быть. У нас на всех, хоть немного, но найдется.
   Погладив залысины, худое бедро секретаря, залысины конечно свои, хе-хе, Се­мен решительно подвинул тоненькую папочку к себе. Да, немного, немного, одним словом не густо... А жаль, если бы на каждого человека... да, на каждого, без исключения, была бы со дня рождения заведена папочка, да поподробней, наско­лько легче б работать было бы... Рапорты, характеристики, фотографии как из журнала "Плейбой", изымали эту порнографию у одного профессоришки, хе-хе, но здесь пооткровенней, посмачней, так сказать и деталей побольше...Всть на что посмотреть, ну и пакость, тьфу! Но есть и зацепка, не может быть что б не было - у Парковой друг есть близкий, таксист Анатолий Витальевич Карпов, год рождения, не был, не привлекался, не награжден, прописан, жена Ольга, работа­ет в таксопарке номер шесть, колонна номер три, бригадир Михальцов...
   Громко хлопнув ладонями по столу и с гримасой появившемуся секретарю:
   -Вот что, Сашкова, срочно узнай, работал ли вчера Карпов Анатолий и не виде­ли ли его у ресторана. Доклад немедленно"
   Ладони от вызовов болели у бойца тайного фронта, когда же придет этот хренов электрик, давно пора отремонтировать кнопку вызова, у подполковника и не работает, черт бы их побрал...
   Леонид Потапов откинулся на спинку стула и уставившись в потолок, представил картину, разворачивающуюся сейчас на заснеженных улицах города Омска - КГБ, угро, милиция, прокуратура норовят украсть друг у друга сведения и опередить конкурентов, ведь кто привезет космонавта на борт 748, тот и герой... Ха-ха, все наивные дурачки, тягаться с Потаповым, это тягаться с нечистой силой, ни кто, ни один из работающих по данной теме, придурков, не знает, какой Ленчик ушлый и дошлый, недаром уголовнички побаиваются его, недаром. Ну что ж, пора действовать. Леонид Потапов решительно встал из-за стола и одевая пальто с шапкой, подумал с усмешкой - а квартиру обставить поможет спекулянт Алик, есть на него материал, есть. Хорошо бы югославской мебелью, но где же столь­ко денег ваять, жаль, что в угро взятки не дают, это тебе не ОБХСС...
   -Машина готова, Сережа?
   -Бензин налит по ноздри, колеса поддуты, стекло протерто. Какие еще будут приказания?
   -Карауль сейф, придурок.
   А на улице снег сыпет и не так мороз жмет, как вчера, и воняет с заводов не так, вообще, жизнь хорошая штука, надо бы вечерком на полчасика к кому-нибу­дь заглянуть, кровь в жилах разогнать, а то в яйцах застоялась...
   -Куда рулить, Леонид Николаевич?
   -На кудыкину гору, гребсти Федору, рули водила с Нижнего Тагила, вот по это­му адресу.
   Юрий блаженно улыбался, медленно вглядываясь в лица незнакомые, в обстанов­ку неизвестной ему квартиры... Да и зачем ему знать такую мелочь - где, с кем, когда...Главное известно точно - вокруг интеллигентные молодые люди разных полов, на столе есть выпить и даже немного закусить, а как он сюда попал, ко­гда, с кем, это такие мелочи, не достойные внимания. Молодая, с рыжими длин­ными волосами девушка, рывком отбрасывая непослушную, прядь со лба назад, под­нимала на уровень красивого и загадочного лица бокал граненный с чем-то розо­вым и тянулась им к Юрию. Юрий же склонив голову набок, пошевеливал под сто­лом пальцами в остатках носок, и собравшись с духом, так же приподнимал сто­ящий перед ним такой же изящный бокал и двинул его встречь бокала рыжей нез­накомки... Движение давалось с трудом, будто Юрий был погружен в прозрачное желе... Откуда-то со стороны донеслись громкие ритмичные звуки, отвлекшие внимание его. Повернув голову, Юрий увидел комнату полную молодых интеллигентных людей обоего пола, в меру рев детых и раскованных, красивый молодой человек с длинными волосами в зеленых семейных трусах до колен и почему-то в пионерском галстуке, стоял на стуле поддерживаемый за тощий зад крупной сисятой подругой, чуть прикрытой тюлевой занавеской. Молодой человек в пионерском галстуке декламировал красивые стихи:
   ...Если вы хотите нажратся нашей крови
   Мы как дверь откроем наши вены
   Пусть напиток аллый вас напоит
   И тогда быть может вы поймете
   О чем мечтали мы при жизни
   Что любили во мраке
   Наедине с друзьями
   И подругами...
   Слезы навернулись Юрию на глаза, полились на грязную скатерть, защекотали голую грудь... Хотелось немедленно отдать кому-либо свою кровь, свою душу, свою жизнь...Кто-то положил шаловливую руку на голый живот Юрия и умирая, он подумал - это в очередной раз.
   Пятый этаж, лифта нет, в подъезде традиционно пахнет мочой. Звонок. Краше­нная дверь... Звонок во второй раз... Ни кого. Длинный звонок. Ни чего. Оче­нь длинный звонок. Шаги. Несколько испуганный голос за тонкой дверью (хотя чего боятся честному человеку в советской стране?): -Кто?..
   -Уголовный розыск. Открывайте.
   За тонкой дверью страшный переполох. Ну ладно, теперь еще ногой, не силь­но, но увесисто:
   -Ну?!
   Дверь медленно распахнулась, серое женское лицо, в глазах ужас и слезы, все ясно, ну Ленчик - куй железо не отходя от кассы.
   -Клавдия Шаркова?
   -Д... д... а...
   -Не надо так боятся, надо было раньше боятся, давайте пройдем в комнату, усаживайтесь поудобнее, вот например на диван...
   -Нет !!!
   А что это она так дивана боится, труп у ней что ли там внутри, где все ос­тальные постельное белье хранят...
   -Моя фамилия Потапов, я из Уголовного Розыска, вот мое удостоверение, а те­перь, Клава, расскажи нам все как было, он, -
   выделить голосом "он", не может быть что у этой бляди не былого ни одного "он".
   -Он нам уже все рассказал, нужно только кое-что лишь сопоставить и перепрове­рить...
   И Клавдию Шаркову прорвало. Ужас прошедшей ночи и неудавшийся загул-трах с космонавтом, французская любовь под проезжающие мимо такси секретные двигате­ли самых мощных советских самолетов, труп в мужниных шмотках и Толик со сво­им секретным местом, где он краденные колеса переобувал... Все это внезапно вывалилось на Ленчика, так внезапно, что он на секунду просто потерялся, почти потерял нить и реальность... Ведь только хотел узнать - не было ли вчера у нее космонавта, так как оперативниками установлено - Клавдия Шаркова вчера работала в гостинице, обслуживала номер космонавта и известна как одна из злостных блядей среди всего обслуживающего персонала гостиницы... А тут горя­чее признание, чистосердечное и с мелкими блядскими подробностями... Умереть можно.
   -Ну хорошо, я вам верю, что вы космонавта не травили, но окончательный штрих сделает судмедэксперт. Ну а теперь главное - место показать сумеете?
   -Нет. ..-
   растерянно протянула Клавдия и уставилась на опера. Да, ситуация, космонавта нет, а есть труп, ни хера себе, квартира уплывает в даль, ну ничего, мы еще поборемся, поглядим, кто кого.
   -О нашем разговоре ни кому не слова. Вам ясно?
   -Да... а... я...
   -Арестовывать пока вас не за что, явного состава преступления и умысла в ваших действиях нет, ну а в дальнейшем, если понадобитесь, мы вас вызовем. Но ни кому не единого слова, дело государственной важности. Вы должны пони­мать - космонавт!
   -Да, да, я понимаю, понимаю, я ни кому ни слова, ни полслова, -заторопилась Клава, ясно осознав главное - ужас ушел, ее ни кто забирать-аре­стовывать не будет, все уже кончилось...
   -До свидания, Клавдия.
   -Может быть чайку или...
   А глазки опухшие уже высохли и заблестели, ну блядь-профурсетка, только что убивалась, от страха умирала, а уже готова в постель тащить, мелькнуло в го­лове у Ленчика и ушло за заботами, Толика-таксиста надо за жабры брать, ну суки, увезли труп и спрятали, где же теперь космонавта взять, одна надежда на Мишу или Шехера, может быть они подкинут космонавта...
   -А в общем-то вам нужно подумать над своим поведением, Клава, -выходя в двери, попрощался Леонид и конечно получил в ответ массу заверений о начале новой жизни... Сколько раз он такое уже слышал, но все оставалось по-прежнему. Вонючий подъезд, заждавшийся шофер, "Куда?", "На кудыкину гору", родной кабинет, и...
   -Сергей, немедленно установить адрес по этим данным... И закипела работа. Где же взять космонавта?..
   ...Падал снег и таял на непокрытой голове Юрия. Мороз не чувствовался, тело казалось, потеряло вес и еще немного, еще самую малость, и взлетит он, взле­тит над всей этой суетой, главное с балкона спланировать, а там...
   -А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! -
   разнеслось над левобережным районом города Омска, индустриальным центром За­падной Сибири, крик бился об панельные, серые стены убогих домов, метко про­званных в народе "хрущобы", бился об низкое небо, серое низкое небо, вонючее низкое небо, насквозь провонявшее отходами индустриальной деятельности людей, так безалаберно и бесхозно относящихся к наследию предков...Крик бился и би­лся,, и еще совсем немного и, казалось, прорвет крик это серое небо и хлынет на загаженную землю солнечный свет и голубизна неба, и все земные краски... Это кричал так сильно и страстно алкоголик Вася, увидев впервые в жизни, как с балкона падает человек... Даже говорят, что данное событие столь сильно повлияло на его хрупкую психику, что алкоголик Вася даже бросил пить... Водку. И полностью перешел на народный напиток "бормотуху"... Но злобные и завистли­вые люди, лишенные счастья лицезреть то, чего удостоился Вася, утверждали, мол данный переход с водки на "бормотуху" связан всего лишь с экономическими тру­дностями, испытываемые страной и Васей.
   С балкона падал Юрий. Возможно падал в новую, следующею жизнь. Ведь он и так сильно задержался в данной, совершенно никчемной жизни... А впереди еще возможно много всего хорошего и разного. Юрий с размаху ударился об мягкий теплый снег и сознание его потухло...
   -Скорую звони давай, скорую, бля, скорую!.. -Господи, скинули его, я знаю, скинули!..
   -А ну разойдись граждане, не видели что ли, как алкаши падают с балконов!
   -Ишь морда красная, пьянь, милиционер, а кричит как полицай в Америке на не­гров...
   -Сержант, Семен, тащи его за руки в отдел, че трупу на улицах валятся, скорую к отделу направим...
   -Слушаюсь, товарищ лейтенат! Взяли мерзавца!..
   -Может квартиру поискать? Вдруг убийство...
   -Начальник решит, ну, потащили... Разойдись!.. Сволочи...
   -Ну суки!
   Пенсионер Иванов возвращался из магазина. Галантерейного. Там второй день на радость всех местных окрестных пижонов продавали не "Тройной", а "Фиалку душистую" за 00 рублей 54 копейки стограммовый флакон. А запах... И благо-о-о-род­ная отрыжка!.. Возвращался, стряхивая снег с облезлой шапки, красно-сизого лица, украшенного синим, с прожилками и разводьями, носом, с потрепанной си­ней телогрейки, память о последнем месте трудовой деятельности - заводе "Кра­сный плуг". Возвращался и... Батюшки, едрена мать твою налево, а в подъезде-то!.. Один в штатском и с пистолетом в руках с боку от двери Тольки-таксиста, другой таки в штатском и тоже с пистолем с другой стороны, ну а перед дверью-то ни как сам Лев Гуров из телевизора, видать по спецзаданию из Москвы, прямо прибыл, а тут Толик-то дурак, дверь и открыл, нет что бы через дверь пулять, живым не даваться, дверь-то открыл, молодчики из милиции туда влете­ли, ну а больше и ни чего Иванов и не видел, и не слышал... Напрасно под две­рью битый час проторчал, всей щекой да ухом по замочной скважине елозил, так ни чего и не услыхал. Плюнул с досады и злости прямо в глазок стеклянный, и пошел себе на пятый, одеколон потреблять и бабке своей, Дуньке, в мелких по­дробностях рассказывать...
   -Ну что, Анатолий, вам ясно, в какую блудню вас Клавдия Шаркова втянула? И как же вы ей поверили, а, и как же на такую мякину клюнули?
   -Так это, гражданин начальник, кто же знал, что она тварь такая, я же по до­броте, помочь хотел, думал действительно космонавт с водки зеленой крякнул, ну что б забот у ней меньше было, а тут, -
   Толик широко развел руками и виновато, криво улыбнулся. Мол ошибка вышла, про­машка...
   -Ну ладно, я в ваших отношениях копаться не собираюсь и за ошибку ни кто тебя терзать не будет, сделаем так - покажешь место, где спрятал умершего и ни кому не слова. Инача я за твою свободу, Толик, да и жизнь тоже, больше рубля рва­нного ни за что не дам. Ясненько?!
   -Полностью ясно, гражданин начальник! Собираться?
   -Живо. Машина ждет...
   Мелькает за окном служебной "Волги" пейзаж неземной, звездный, какие-то на­громождения бетона, рванные куски металла, ну тебе Сталинград или Хиросима с Нагасаки, брошенные или недостроенные корпуса заледеневшие от неземного холода, хер знает чего, заборы, трубы, вновь кучи черти чего и ни одной души...
   -Здесь. Вон за той кучкой и лежит...
   Присел Ленчик над слегка заметенным космонавтом с серым лицом и задумался. Да, вот тебе такая фуйня, летал и летал себе в космос, греб баб и девок, пользовался славой и ресторанами, показывали тебя по телевизору, а лежишь как бомж какой-нибудь среди брошенного или недостроенного завода, кругом строительный мусор, снег и стужа... И всех ждет такой конец, а дома ты помрешь от геморроя или язвы, на работе хулиган какой-нибудь пырнет или машина зада­вит, оконцовка одна - будешь лежать уже ни кому не нужный, и ни кто тебя не вспомнит...
   Встал Ленчик с корточек, хлопнул перчатками, холодно, черт побери, в Омске родном, холодно и воняет жутко, и к машине.
   -Значит так орлы, пусть этот гаврик тут полежит, сохранней будет. Обманула Клавка, это не космонавт. Я его портрет наизусть выучил. Какой-то ханурик, ал­каш. Или он ей перед смертью мозги втер, пудрил. Одним словом, Толик, ни кому ни гу-гу, высадим тебя на троллейбусной остановке, ну а мы к себе. Пог­нали наши городских.
   С серого низкого неба тихо падал снег. Неизвестно на чей труп.
   -Говорит девятнадцатый, говорит девятнадцатый. Медведь оторвался с таксистом и скрылся в неизвестном направлении. Прикажете брать таксиста?
   -Не спеши, девятнадцатый, не спеши. Для нас главное космонавт, а остальное потом к этому приклеим. Продолжать работать, немедленно найти Медведя. Отбой...
   -Товарищ лейтенант, так он падло живой!.. Ну сука, тварь, а мы его по снегу волокли, думали жмурик, ну паскудина, ну...
   Открыл Юрий глаза и понял - попал он после смерти своей наконец-то случив­шейся прямо в ад. И вокруг него черти бесятся и бесы чертенятся, и за какие только ему грехи-то муки адские, жил как все, грешно и умер как все, смешно. А черти и бесы все в милиционерской униформе и орут так знакомо-знакомо и уже один пнул больно-больно сапогом по боку и второй приложился так же боль­но, да что же такое, ни уже ли не умер, неужели снова жить да еще в этой сранной, извините господа, хотел сказать странной, стране... сознание медленно, но неотвратимо решило вновь покинуть Юрия, то ли что б спасти центральную нервную систему от перенапряжения, то ли черт те знает еще зачем. Очнулся Юрий от ласковых похлопываний по лицу, от которых моталась голова из стороны в сторону, а в ней ужасно громко звенело. Открыв глаза, он застал всю ту же нерадостную картину - кричащие бесы в форме грязно-синей, грязный коридор, тусклая лампочка на засиженном мухами потолке...
   -Встать, падла, встать! -
   визгливо кричал один из бесов, ему вторил тонким дискантом другой.
   -Че развалился, мразь, алкаш фуев!..
   Юрий собрался с силами и негромко произнес:
   -Извините, я где?
   Естественно, ответ был складен последнему слову "где", эта рифма столь попу­лярна в народе, что только идиот или интеллигент мог задать данный вопрос в данном месте. Вполне удовлетворенный ответом (что еще ожидать от безграмот­ных и некультурных бесов), Юрий попытался закрыть глаза и вновь покинуть да­нное общество, но не тут-то было. Один из юрких бесов изо всех сил пнул Юрия в бок кованным сапогом и Юрий понял. Понял все. Ему не удалось так безнака­занно убежать из этого бушующего мира. Или уже началась новая, очередная жизнь. Единственная странность - новая жизнь началась почти на том же самом месте, где прервалась предыдущий, но в длинной череде жизней у Юрия уже был такой факт, а потому он встал.
   Бесы чуть утихли и уставились на него.
   -Ты как это выпал и жив остался?
   -Не знаю, не помню... Я в милиции?.. -
   полувопросительно, полуутвердительно сказал-произнес-промолвил Юрий и полу­чил в ответ смех, более напоминающий ржанье. Если бы кому хотелось оскорбить лошадей сравнением с этими людьми. В грязно-синей форме...
   -Вопросы здесь задаем мы. Руки вверх, -
   браво скомандовал один из них и энергично начал шарить по карманам Юрия, проявляя ловкость и сноровку. Юрия затошнило от густого запаха перегара, исхо­дившего от беса-небеса... Остальные радостно улыбались, показывая гнилые, ис­порченные зубы и комментируя происходящее простым народным языком. Да, качес­тво стоматологического обслуживания населения еще не на должной высоте по сравнению с 1913 годом, подумалось Юрию, но развить мысль не удалось, так как обыскивающий его радостно вскричал.
   -Есть братцы, живем, вечер обеспечен! Ого-го, какой толстый карась!..
   И под радостные и одобрительнее крики-восклицания окружающих извлек из внут­реннего кармана потрепанного, засаленного пальто Юрия незнакомый ему пухлый бумажник светлой кожи.
   -Что за крик, а драки нет? Что ты там нашел, Ванек? -
   общий радостный гул-неразбериху прервал начальственный голос. Все обратили лики к направлению источника данного голоса, невысокого, крепыша в форме и с погонами капитана.
   -У алкаша кожа пухлая, товарищ капитан!..
   -Наверно поднял где-нибудь, товарищ капитан!..
   -Естественно, откуда у бомжа кожа не локшовая, в цвет угодили, не жмурик, так при башлях!..
   Бумажник в торжественной обстановке был передан из рук в руки по направле­нию к капитану и наконец-то вручен. С брезгливой гримасой на помятом и опухшем лице тот стал в нем что-то искать, разглядывая массу отделений и кармаш­ков.
   -А вот и ксива у алкаша, -
   кто-то из подчиненных подобострастно протянул в голос, увидев в руках капита­на паспорт. Капитан, а это конечно был товарищ Шехер, начальник Левобережно­го райотдела милиции, небрежно, все с той же брезгливой гримасой распахнул паспорт и бросил туда взгляд. Лицо внезапно, в одно мгновение перекосилось, побагровело, капитан судорожно, как карп на суше, стал хватать беззвучно во­здух широко раззявенным ртом и махать свободной рукой, пытаясь что-то произ­нести. Милиционеры, конечно, это были милиционеры, только совершенно глупый человек мог принять их за бесов или скажем за грабителей, милиционеры теснее сомкнулись вокруг Юрия, только ожидая команды, что б схватить этого убийцу, насильника малолетних или грабителя инкассаторов и сберкасс... Но капитан сп­равился с охватившим его волнением и сделав очень красивый жест рукой, сдав­ленно просипел:
   -Прошу в мой кабинет, товарищ Заикин.
   Дальше была сцена из финала спектакля товарища Гоголя "Ревизор".
  
  
  
  
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
   Ярко и ослепительно светит под давно не беленным потолком лампа дневного света, жужжа, и моргая, за окном катавасит метель, пурга метет, от батареи центрального отопления пышет жаром. Все же городской уголовный розыск. За ободранными столами сидят оперативники и сочувственно смотрят на начальника своего, страшного для уголовников и доброго для детей, товарища Потапова... И каждый из них прекрасно понимает, что все, сгорел Ленчик, Леонид Потапов, и хоть срок ему до утра даден, но это только формальности. Где же он ночью, на дворе темень, на часах полдесятого, 21.30 по местному, так где же он но­чью космонавта возьмет. Ведь космонавты по свалкам не валяются и в гастроно­ме его не купишь, даже с черного хода... А значит сгорел начальник, а ведь не плохой был, не злобный, сам выпивал и другим давал жить... Ну а как пришлют оглоеда-живоглота какого-нибудь и все. Хана. Крышка. Каюк. Шиздец с фуями к гребена матери...
   Сидит Потапов не грустный, а... а... а так сказать задумчивый, и не спеша по крышке стола, запачканного черт те чем только не капали, чертит кружочки да черточки авторучкой. То есть мыслит. А за окном темень и жуть, снег летит во все стороны, дома жена да щи или пельмени... У Гоши свидание с молодой студе­нткой пединститута, честной давалкой, честной и безотказной, но все псу под хвост, не отпускает майор группу свою, надеется на удачу. А удачи нет и нет.
   -Вова, ты в центральный звонил?
   -Да, товарищ майор, там тихо.
   -А Шехеру?..
   -Так вы же его на себя взяли...
   Заинтересованно посмотрел Ленчик на толстую и розовую морду подчиненного, с все больше и больше возрастающим интересом.
   -А ну ка соедини меня с Левобережным.
   Пара-пяток минут пролетело как на крыльях и:
   -Это Потапов, из угро. Дай ка мне дежурный, Шехера да поживей.
   -Так он еще днем ушел, с покойником, товарищ майор...
   -Как это с покойником? -
   охренел до последней степени Ленчик. А дежурный Левобережного райотдела милиции все продолжает нести ахинею:
   -Так у нас днем один придурок с окна выпал, мы думали насмерть, приволокли в отдел, ну а он ожил. Шехер глянул ему в ксиву, перекосогребило его на сторо­ну, он так вежливенько зовет покойника в кабинет, а затем на дежурной и уе­хал...
   -А, так бы сразу и сказал, ну мне это без интереса... Больше ни чего не было смешного?
   -Бабку изнасиловали, а кто не знаем, взяли мы ее внука, бьем второй час, а он в не сознанке. Крепкий попался, засранец!..
   -Плохо бьете, ну мне это тоже как зайцу стоп сигнал. Бывай, Шехеру привет.
   И трубочку аккуратненько на телефон, морду возбужденную к операм:
   -По коням хлопцы, есть след!
   И громыхая стульями и хлопая дверями, помчалась-полетела опергруппа на вы­ход - мимо "клетки" с задержанными, мимо кабинета судмедэксперта, откуда веч­но несет спиртом, мимо дежурки, полной каких-то людей, то ли свадьба передралась, то ли поминки справляли сильно шумно, не разберешь. Во след уважите­льное от сотрудников угро.
   -Ого, группа Потапова по заданию летит!..
   -Наверно на Гвоздя вышли!..
   -Или на залетного громкача...
   -У них висяк - труп со сберкассы, ни как за ним!..
   -Да... работают ребята... орлы!..
   С места рвет сразу под шестьдесят дядя Паша, подбодренный крепким русским словом. Только снег летит из под копыт-колес да на гололеде зад заносит, кто же из русских быстрой езды не любит, лишь только татарин или там еврей... Ли­хо несутся опера, и ни кто не знает, что их там, впереди, ждет, в конце пути - то ли пуля шальная, то ли часы именные... Все под одним ходим, все там будем...
   -Слышь, майор, эта "Волжаночка" за нами днем каталась, я ее уже срисовал и раз сбросил, ни как нам кто-то хвост привесил, -
   блеснул оперативным умением и зорким глазом дядя Паша, шофер угро с тринадцатилетним стажем.
   Извернулся на заднем сиденье Ленчик, пихнул Гошу и Вовчика в разные стороны и точно - прет за ними "Волга", подфарники желтые, антенна начальственная, а номер, номер суки прилепили обычный, мод левак выкатил, бабу покатать, жопу растрясти!.. Ну суки, я вам покажу!..
   -Значит так братва, ГБ на хвост село, удачу отнять хотят, они как бомжы, лишь остатки жрать умеют, сами же работать ни в фуй ногой в жопу, маму трест ко­ромысло, душу мать, гони дядя Паша в Нефтяники, гони на Заводские, мы им бл­ядям покажем, как наш хлеб мусорской достается!..
   И захлестнула всех азартом да удалью, эх братва, сейчас бы пулемет, врезал бы блядям, бля буду, прифуячил бы длинной очередью!..
   Замелькали "хрущобы" Советского района, взвизгнул троллейбус становясь на дыбы, подрезала машина оперативная нос огромного грузовика, шофер на верхо­туре только рот успел открыть, как сразу позади остался, замелькали бараки, крути дядя Паша баранку, а дядя Паша и крутит, как девку молодую...То влево до упора, то вправо до упора, бросает "Волгу" то влево, то вправо, опера мечут­ся в тесном салоне то влево, то вправо, визг стоит, люди редкие еле-еле успе­вают из-под колес выскакивать, только б не занесло, только бы не встретить барак какой-нибудь по пути!.. Вертанул еще раз дядя Паша баранку и лихо в сто­рону от сортира мест на десять посадочных повернул, ну а сзади кто знал и... И с размаху, с разгону, на полной скорости и в сортир!
   -Ха-ха-ха-ха! Ну бляди, ну суки, покупайтесь теперь, побарахтайтесь! Ха-ха-ха!..
   -Выворачивай дядя Паша, на левый берег, к райотделу рули, но не к главному входу, а сбоку приткнись. Ха-ха-ха-ха, как там сейчас гебешные шкуры в говне барахтаются, ха-ха-ха-ха!..
   Мчится "Волга", мчится как только дорога позволяет, ну дворники паскуды, не скалывают лед, ну горзеленстрой фуев, песочком не посыпает, только снег сос­кребывают... Замелькал центр, рестораны, театр, обком, Ленинградская площадь, мост с фонарями, ни души на улицах, вымер Омск, вымер от стужи и холода, одни опера мчатся на опасное задание, брать бандитов-убийц, банду "фиолетовая кошка" во главе с безруким особо опасным Джо, а возглавляет, группу оперативную полковник Вовчик...
   Взвизгнули тормоза, бросило "Волгу" влево, вправо, занесло зад на тротуар, царапнуло об дом и все. Встали. Прямо перед ними, за завесой сыпящегося сне­га, в метрах пятидесяти, вход в райотдел освещенный, а рядом "газик" канарееч­ной раскраски, дежурная машина. Посидели опера, закурили, помолчали... А Лен­чик, майор Потапов, и говорит:
   -Ну ка Сергей, найди чем в окно засветить "газику" и засвети.
   -Бу сделано, начальник.
   -И сразу в машину.
   Хлопнула дверца, пахнуло снегом, метелью и какой-то гадостью с омских заво­дов и почти исчез старший лейтенант Сергей Васильев, отправившийся выполнять опасное задание.
   -Слушать меня! Вовчик и Гоша, как только водила выскочит из отдела - брать его паскуду под крылья и в машину. Дядя Паша сразу по газам, направление мост.
   -Ясно?
   грозно, с угрозой в голосе отдал команду Ленчик и члены опергруппы синхронно кивнули головами.
   Раздался звон, Вовчик и Гоша выскочили на мороз, ужом скользнул в машину Сергей, через мгновение со страшным матом из отделения выкатился толстеньким клубком сержант в тулупе. Подхваченный с двух сторон орлами из угро, взвился как птица, хлопнула дверь автомашины, взвыл пришпоренный мотор, юзом прошла "Волга" перед отделом, сбив занесенным задом какую-то неясную тень, выскочи­вшую следом за сержантом на непонятные звуки, и все, скрылась в метели, как тати, воры, как враги.
   -В тесноте да не в обиде! -
   хохотнул с переднего сиденья Сергей, полуобернувшись назад, где сгрудились вчетвером, сидя друг на друге опера, Ленчик и сержант в тулупе.
   -Ни чего, -
   просипел сдавленно Вовчик.
   -Ближе будем.
   Леонид Потапов достал из под потной подмышки пистолет, верный "Макаров" и ткнул стволом в морду перепуганного сержанта, перепуганного и ни чего не по­нимающего.
   -Колись сука, куда Шехера увез с тем мужиком, что ожил?! Ну?!
   Сержанта еще больше перекосило, понял - люди серьезные взяли его и шутки шутить не будут:
   -Только не убивайте, граждане уголовники, жена у меня и двое близнят, маль­чишка и девчушка, только, не убивайте, все расскажу, без утайки, только не убивайте!..
   -Заткнись! -
   ткнул еще раз Ленчик сержанта стволом в рыло.
   -Ну, куда сука возил?..
   -На дачку одну, в район Чернолучья, там и оставил...
   -Какой приказ на утро был дан?
   -К 7.00 часов подать "газик" к дачке...
   -Ясно. Дядя Паша, за мостом в переулки и по тормозам..
  
   Снег летает, метель метет, темень, ни людей, ни машин, одна "Волга" перепол­ненная по пустынным улицам несется, на поворотах ее бросает, гололед, юзит машина, но не когда, спешат люди, едущие в машине, спешат по каким-то своим делам, и страшно сержанту, видно крутые бандиты, и ствол есть у них, и по кличкам друг друга называют, ишь, дядя Паша...
   -Давай мента в багажник.
   Встала "Волга", Вовчик и Гоша выволокли насмерть перепуганного, сержанта из теплого салона и в тесный холодный багажник запихнули. Только крякнул сержа­нт, когда крышкой придавили, а что еще оставалось делать... Вновь взвыл мотор, резво помчалась "Волга" по пустынному, насквозь промороженному, заметаемому городу. Ни души, ни автомашины, одни фонари да дома привидениями стоят. Без огней. Ночь...
   -Значит так, орлы, -
   нарушил затянувшееся молчание Ленчик и пососал затухающую сигарету.
   -Подъезжаем к дачке и по обстоятельствам. Человека, на которого укажу, взять тихо и без рукоприкладства, в машину, сами следом и по газам. Морды закрыть шарфами, кто окажет сопротивление - разрешаю немного глушить. Оружие не при­менять. Все ясно?
   -А если стрелять, бляди, начнут? -
   подал голос с переднего сиденья Сергей.
   -Действовать по обстоятельствам, стрельба в самом, самом крайнем случае. Ясно? -
   с угрозой в голосе и с нажимом на "ясно" повторил Ленчик и опера хором, друж­но, как школьники, протянули:
   -Ясно!
  
   За окном мелькнула и улетела взад заснеженная пустая будка поста ГАИ, заме­лькали за бетонным забором вонючие цеха, даже через закрытые стекла накурен­ного салона пробивало - сначала завод Пластмасс, ну а следом, пошли подряд - Сажевый, Нефтеперерабатывающий комбинат и прочая нечисть, нечисть-погань... Замелькали заснеженные поля, кусты, березки и низкие елки, впереди загорели­сь редкие огни. Поселок Береговой... Промчавшись через уснувший мертвым сном поселок, даже собаки не гавкнули, "Волга" вновь помчалась по пустынному шос­се, засыпанному укатанным снегом, искрившимся под светом фар, мимо проносили­сь елки и березки, все опера молчали и только вспышки огоньков сигарет были видны в сумраке салона. Было немного тревожно. Но совсем немножко...
   Первым нарушил долгую устоявшуюся тишину дядя Паша:
   -Через пару километров Чернолучье. Куда дальше?
   -Тормознешь, мента вытащим, покажет, -
   коротко бросил ленчик и вновь воцарила тишина. Только шелест колес по уката­нному снегу да рычанье мотора.
   Остановившись перед первыми домами, дядя Паша покосился на Ленчика, тот ше­вельнул плечом и из салона выкатился Гоша. Рывком распахнув крышку багажника, за шиворот выволок оттуда сержанта и подтащил его к распахнутой двери.
   -Куда дальше, тварь? -
   тихо спросил Ленчик у помятого милиционера,
   -Пря...пря...мо и потом... потом в конце налево... и до конца... по пра... правой стороне голубой дом... голубой... в два этажа... с балкончиком... номер со­рок семь...
   -В багажник его, -
   скомандовал Леонид, машина взревела и помчалась по указанному адресу. Поворот, задом в сугроб, взревел мотор, машина выровнялась и все дальше, темень, ред­ко где фонари тускнеют да фары освещают путь... Вот и дом голубой с балконом и номер 47.
   -Стоп. Все за мной, дядя Паша в машине, мотор не глушить.
   И вослед за майором милиции Леонидом Потаповым, в неизвестность, в непонятность, то ли за часами именными, то ли за пулей в живот, кто знает... Калитка на замке висячем, через верх раз и все, метнулась овчарка здоровенная, тенью, цепью звеня, без лая, хрипит только от злости, Ленчик ее по кумполу неизвес­тно откуда взявшейся монтировкой - хрясь... Взвыла овчарка человеческим голо­сом и рухнула в снег. За зашторенными и заледеневшими окнами свет пробивает, видать не спят, голубчики, но и не ждут, дела свои темные обделывают, крыль­цо с плохо отколотым снегом-льдом, взмахнул Гоша руками и чуть всех не пос­бивал. Хорошо за столб вцепился, ну и начальник поддержал крепким словом, как палкой огрел. Только шепотом. Дверь заперта, но нет еще таких дверей, которые остановят оперов, Вовчик выдернул из кармана связку крючков да ключей, поколдовал немного, проволокой длинной тихонько снял крюк добавочный, ишь пре­дусмотрительные, крюком закрылись, и просочились опера бесшумно в дом...
   Темные холодные сенки, бочки, ящики, полки, дверь оббитая мешковиной, из-за нее тепло идет, тихонько на себя, не закрыта, рывком и вовнутрь - большая комната, стол разоренный с остатками роскошного ужина, лампа горит, радиола хрипит, из-за полураскрытой двери борьба слышна, вольная борьба двух разгоря­ченных тел, видать не первый час борются, подустали уже... Ленчик на ту дверь Гоше и Сергею указывает, а сам к другой, шторкой бархатной, вишневого цвета задернутой, ого! дверь-то на крюк закрыта снаружи, из комнаты, куда Гоша и Сергей ринулись, удивленные крики - мужской и женский, видать не ждали гостей, крюк долой, дверь нараспашку, на застеленной кровати человек спит, обор­ванный и худой. Храпит без задних ног, все проспать решил. Повернул голову спящего человека к себе Ленчик, вгляделся в изможденное страстями лицо, шеп­нул сам себе - пойдет, и Вовчику:
   -Взял его и в машину!
   Сгреб в охапку незнакомца лейтенант Кравцов Владимир, благо сил не занимать, рост метр девяносто три вес сто шесть и поволок на улицу, к машине. Ленчик следом, а уж догоняют его Гоша с Сергеем, на ходу шепчут:
   -Шехер с блядешкой какой-то, мы их так и связали друг с другом, пусть дальше перепихиваются...
   -Молодцы, -
   так же шепотом благодарит за службу молодцов Ленчик, а они стервецы еще и щутят шепотом.
   -Служим Советскому Созову!
   И все под вой начальника райотдела Левобережного района и его любовницы. С трудом влезли в машину, дядя Паша покосился на ношу в руках Вовчика, сказал как сплюнул:
   -Надо было грузовик брать!
   -Ни чего, дядя Наша, мы мента из багажника в Береговом сбросим, полегче бу­дет.
   Дал дядя Даша по газам, умчалась в темень "Волга", так ее и видели. Только выхлоп остался висеть в чистом воздухе, в воздухе промороженного поселка Чернолучье...
   -...Это девятнадцатый, прием, это девятнадцатый, у нас авария, Медведь упущен, прием, это девятнадцатый, черт вас всех побери, мать вашу греб пополам в бо­га душу жопу!.. Это девятнадцатый, девятнадцатый, ни чего не слышно, рацию говном забило...
   На тесной кухне Яши Фишермана, кличка Чайник, было невпроворот от народа. У холодильника, на одной табуретке, примостились Гоша и Сергей, неразлучники, около раковины пристроился Вовчик, нависая всем своим огромным телом над не­знакомцем, сидящем прямо на полу кухни и с огромнейшим недоумением взирающим на окружающих его людей. В коридоре шепчутся Яша и Ленчик.
   -Пойми, друг сердечный, не куда мне его было волочь, ну совсем не куда, а у тебя чисто и ни кто не подумает...
   -Ну ты даешь, Ленчик, спер человека, как американский гангстер, и ко мне приволок, я то ни чего, ни чего, но если Ленку разбудите, она вас всех на улицу выбросит, со смены она, злая, как крокодил...
   -Да мы тихонечко, я сейчас оперов в подъезд выгоню, у меня секретный разго­вор к мужику...
   Яша пошел под бок к спящей Ленке, Ленчик на кухню и негромко так:
   -Живо все в подъезд и не шуметь там. Курить разрешаю.
   Мгновенно кухня очистилась и освободилась, Ленчик легко приподнял незнакомца под подмышки и усадил его на табурет, прислонив к стене, что б не упал, так как от него несло густо перегаром.
   -Все вопросы задавать буду я. От ответов зависим твоя судьба. Ясно?
   -Более-менее, хотя соображаю я с трудом... Вы кто - КГБ?
   -Я же сказал - вопросы здесь задаю я. Ты же отвечаешь внятно, точно, правди­во. Итак, фамилия, имя, отчество? Год рождения?
   -Понимаете, на ваш вопрос ответить так сразу трудно, видите ли, я прожил не­сколько жизней, рождался несколько раз и фамилии у меня были разные. Не мог ли бы вы более конкретней сформулировать свой вопрос.
   -Пожалуйста, -
   невозмутимо пожал плечами Ленчик.
   -Последние фамилия, имя, отчество, год рождения?
   -Юрий Иванович Безухов, 1946 год...
   -Отлично, место работы и место жительства не спрашиваю, так как вижу что не имеете. Теперь внятно, точно и правдиво объясните наличие в вашем кармане да­нного кожаного бумажника с вложенным в него паспортом на имя Юрия Ивановича Заикина, год рождения 1946, место работы Институт номер 732, прописан город Москва, улица Павших Коммунаров, дом 129, квартира 31.
   -Не знаю, не помню, я вообще впервые увидел данный бумажник и этот паспорт в райотделе милиции, а потом эта фантасмагория...
   -Я просил тебя отвечать на вопросы, а не рассказывать херню всякую! -Ленчик чуть возвысил голос и перешел на "ты".
   -Итак, ты не знаешь, как данный паспорт оказался в твоем кармане?
   -Нет...
   -Тогда лирическое отступление. Хозяин данного паспорта найден зверско убитым и ограбленным. Ты не отрицаешь, что данный паспорт был обнаружен в твоем ка­рмане?
   -Нет, но...
   -Только ответы, всю остальную херню оставь для судьи и следователя, если до этого дойдет дело. Мне это до лампочки. Итак, у тебя в кармане обнаружен бу­мажник и паспорт, ранее принадлежавшие зверско убитому гражданину, которого срочно разыскивает Москва, московское начальство. Подумай и точно, внятно, правдиво ответь мне - ты хочешь встретится со следователем по поводу данного убийства и обнаруженного в твоем кармане бумажника?
   Кухню уютно освещала лампочка под желтым абажуром, за окном мела метель, скрывая все следы, а тут так было тихо и уютно... Голова соображала плохо, но в тюрьму Юрию не хотелось... Действительно, потом ведь не докажешь ни чего... Хотелось выпить, так как синдром похмелья уже давал о себе знать.
   -У вас здесь нет ничего выпить?..
   -Нет, но я прикажу и привезут. Посиди спокойно, пятый этаж, внизу асфальт и кругом наши люди.
   Ленчик вышел в подъезд, приказал Гоше мчатся к вокзалу и привезти бутылку водки, вручив на расходы десятку. Последнею до получки... Вернувшись, застал Юрия погруженного в раздумье.
   -Значит так, на вопрос, заданный мною, ответ я еще не получил. Мне повторить вопрос?
   -Ни к чему... Кто же хочет сам в тюрьму, по своей воле...
   -Не только в тюрьму. Но и на расстрел. За такое убийство полагается "вышка", расстрел. Ясно?
   -Вполне...
   -Значит, если ты не хочешь получить "вышку" и пулю в лоб, ты мне должен помочь в одном деле. Ясно?
   -Ясно...Но не вполне...В каком деле?.. И где гарантии, что меня не расстреляют?..
   Юрий втягивался в непонятную ему игру, таинственную, непонятную, с кражей его, с незнакомцем, с трупом зверско убитым, непонятными подручными, с таинственной квартирой...
   -Гарантия будет очень и очень существенной Ты получишь назад документы, ко­торые были у тебя обнаружены в кармане и полетишь в Москву. Как только ты за­хочешь выйти из игры и начнешь качать права, заявишь - мол я не я и лошадь не моя, так сразу в дело вступит социалистическое правосудие, чья рука неот­вратима и возмездие настигнет преступника и так далее. Ясно?
   -Ясно... Но...
   -Вопросы здесь задаю я. Об этом уже было сказано. Твой голос совещательный и только когда я разрешу говорить, ясно?
   -Да...
   -Закуривай.
   Юрий и незнакомец закурили. Интересно все же, кто он? бандит, нанятый КГБ иди кегебешник, выполняющий что-то свое?.. Вот придурок, или спился до конца, о каких-то нескольких жизнях плел, фамилиях, бред чистый, может у него бел­ая горячка началась, но вроде бы непохоже... Ленчик докурил "примину" и зату­шил ее аккуратно в пепельнице. За окном было все еще темно и снежно. Ночь.
   -Где твой паспорт?
   -У вас в руках, -
   улыбнулся Юрий.
   -Ты сильно рано вошел в роль. Повторяю - где твой паспорт?
   -У друзей...
   -Адрес, фамилия, имя.
   -Улица Советская, дом 12, квартира 99, Николай Краюхин. Паспорт лежит на ве­рху кухонного шкафа с правой стороны...
   -Отлично, ты делаешь успехи, поразительные успехи, -
   Ленчик взглянул на часы, было полпятого утра.
   -Скоро приедет водка и мы с тобою немного выпьем. Остальное ты получишь на аэродроме. Ясно?
   -Вполне...
   -Тебе не интересно, кем ты будешь?
   -Вы же запретили задавать вопросы...
   -Я же говорю - ты исправляешься на глазах. Давай говори мне "ты", ты же не арестованный, мы с тобой теперь в одной упряжке. Я думаю, раз ты прожил не­сколько жизней, то тебе не в диковину начинать жить снова. Отныне ты космо­навт Юрий Иванович Заикин.
   -Но... но ведь... но ведь у меня... там, в Москве... наверно есть жена... дети, друзья и сослуживцы...я наверно не сильно похож на того Заикина...да и вооб­ще, я на космонавта вроде бы не тяну...
   -Перед тем, как мы тебя отправим на аэродром, с тобой будет произведена не­большая операция, мы тебе сделаем небольшую пластическую операцию, после ко­торой тебя не сразу узнают, к тому же у тебя будет повод ссылаться на потерю памяти.
   -Пластическая операция?!..
   -Совсем мимолетная, она не затронет твоих красот и не обезобразит тебя. Ну только самую малость...
   В коридоре за дверью раздалось шуршанье, Ленчик вышел и получил запотевшую бутылку водки из рук Гоши. Отправив опера в подъезд к друзьям-приятелям, он вернулся на кухню.
   -А вот и твоя долгожданная водка. Я думаю - в Москве тебя будут угощать "Московской". Поехали, -
   разлив по стаканам, скомандовал Ленчик и налитые до половины граненые стаканы по 0,7 коп за штуку, взлетели вверх и слегка звякнули друг об друга, самую малость, чуть-чуть.
   -За твое рожденью, Юрий Заикин, за твой новый день рожденья!..
   -За вновь испеченного космонавта...
   Водка пошла по назначению, через пять минут мир на кухне незаметно изменился - позы стали чуть раскованней, выражение лиц чуть мягче и менее настороженней, движения более плавные и мягкие. Ленчик и Юрий закурили.
   -А хорошо пошла, стерва...
   -Хорошо...
   Соучастники сидели, курили и откровенно, без всякого стеснения разглядывали друг друга. И чем дольше разглядывали друг друга, тем больше нравились друг другу...
   -А ты ни чего мужик, свой в доску...
   -В общем-то и ты не так уж плох...
   За окном потихоньку умирала ночь, снег давно перестал падать серело, еще чуть-чуть и серое невзрачное утро поднимет серых невзрачных людей и погонит их на серую, невзрачную работу... Делать серые невзрачные вещи, столь необходимые в народном хозяйстве.
   -Ну и хорошо, что мы с тобой поладили, Юрий. Я думал - ты будешь упираться.
   Юрий пожал плечами, глаза слипались, хотелось лечь на немного, совсем на не­много и полежать...
   -Да ты не спи, скоро поедем. Пошли в машину.
   Растолкав в подъезде уснувших оперов и поддерживая за локоть шатавшегося Юрия, Ленчик, стал спускаться. Вниз, сквозь вонючий подъезд, на свежий, с ут­ренним выбросом омских заводов, воздух. Сзади плелись опера. Впереди было самое трудное - аэродром.
  
  
  
   ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ.
   Крепким мороз щипал щеки и выбивал слезу, с омских заводов несло какой-то дрянью да так, что перехватывало дыхание. Вокруг высились сталинградские руи­ны или остатки Хиросимы-с-Нагасаки... Леонид Потапов сидел на корточках над полу занесенным трупом, уже виденным им. Сидел, молчал и как водится в такие минуты, думал о бренности бытия. Вот так же живешь, баб гребешь, водку пье­шь, а костлявая раз... И ты жмурик, сыграл в ящик, откинул копыта, двинул ко­леса, перекинулся... И ни кто не узнает, где могилка твоя, почти вслух напел Ленчик и встряхнув головой, с целью отгона печальных мыслей, с трудом засу­нул за пазуху, во внутренний карман пальто, истасканного и истрепанного, па­спорт. Паспорт гражданина Безухова Юрия Ивановича, 1946 года рождения, без определенного места жительства и рода занятий. И стал сразу труп не бесхоз­ным жмуриком, а довольно таки приличным трупом умершего гражданина Безухова. Умершего явно от отравления алкоголем.
   Выпрямившись и полюбовавшись насупленным трупом гражданина Безухова, Ленчик призывно махнул рукой. Из теплой "Волги" неторопливо вылезли фотограф и эк­сперт-врач, оба с чемоданчиками, как будто собрались в баню. Друзья-алкого­лики, Гаврилин и Шусткин, глубоко проваливаясь в снег и обходя кучи строите­льного мусора и недостроя, подошли к Потапову.
   -Везет же тебе, Ленчик, -
   ласково и пьяно усмехнулся эксперт Гаврилин, усмехнулся и икнул.
   -Чего там, осмотрите и в морг.
   -Зарезали или зарубили мерзавца? -
   скучно поинтересовался фотограф Шусткин и так же пьяно икнул, прикрыв рот рваной кожанкой перчаткой, держа ее в руке.
   -Я думаю - алкоголь и мороз ,-
   твердо произнес Леонид и внимательно посмотрел в глаза алкашам. Те забегали взглядами, засуетились, загребли по карманам, затеребили чемоданчики:
   -Как скажешь, Ленчик, как скажешь, отец-командир, так и сделаем, мы тебе за бутылку фуй че хошь напишем, гребена мать... Хошь от беременности помер жмурик, нам татарам все едно...
   Эксперт тяжело опустился на одно колено и зашарил у трупа за пазухой. Выта­щив из внутреннего кармана паспорт, затертую серо-зеленую книжицу, протянул ее Леониду. Фотограф глубокомысленно изрек:
   -Бесхозных не бывает, все чьи-то, вот и ксива отыскалась... Врач, поднимаясь с колена, охая и икая, добавил:
   -Это точно, бесхозных не бывает... Вскрытие покажет, но предварительно я уже сейчас могу сказать - напился паскуда сурогата какого-нибудь и замерз, уми­рая от отравления...
   В немом изумлении все трое переглянулись, Ленчик пожал плечами - не знаю, что и говоришь, мне все равно, и пошел к машине. Фотограф щелкнув пару раз, заспешил следом. Мороз щипал щеки и выбивал слезу, дыхание перехватывала ка­кая-то дрянь с омских заводов, низкое хмурое небо грозило придавить к самой земле. Хотелось выпить...
  
   Все слилось в какую-то карусель, в какую-то фантастическую круговерть. Паде­ние с балкона, милиция, внезапно проснувшееся уважение начальника милиции со смешной фамилией, дача с вином, любовная возня в соседней комнате, сон, вне­запное ускорение событий - ворвались какие-то люди, кража, кухня, водка с неизвестным, начало новой жизни, легкое, мимолетное избиение перед "Волгой" и все время по лицу, бинтование все того же лица с применением йода, какой-то чемодан, в руки, легкая возня перед въездом в аэропорт, его неизвестный отто­лкнул другого неизвестного пистолетом в лицо... А затем! протаранивание шлаг­баума, заснеженный аэродром, пустынный, единственный самолет, серебристый, ма­ленький, весь устремленный ввысь, краткий непонятный инструктаж с заключите­льными словами - ну ты мужик в курсе! переодевание в скафандр и гермошлем, путание в ремнях и трубках, еще водка, выпитая, а правильней сказать допитая в машине, по пути к аэродрому, давала о себе знать, мат инструктора и летчи­ка, затаскивание в кабину двухместного лайнера, длинный, длинный, длинный, длинный, боже! когда он только кончится, разбег, взлет и...
   В ГЛАЗАХ ПОТЕМНЕЛО, ВСЕ ТЕЛО СЖАЛО, СЖАЛА КАКАЯ-ТО ГИГАНТСКАЯ РУКА И СО СТРАШНОЙ БОЛЬЮ ВЫДАВИЛА ВСЕ, ЧТО БЫЛО ВНУТРИ !!!
   А затем забвение и смерть... Очередная, Попытался родится Юрий только при посадке. С трудом, в муках и слезах, рождался Юрий неизвестно зачем, страшно болела голова, в животе было пусто и свободно, по ногам текло липкое и теп­лое, шлем, изнутри был залит какой-то вонючей гадостью... Еще ни когда Юрию не было так плохо... Так ужасно... И когда конец мучениям адовым, ни кто не знает...
   Самолет замер, двигатели, столь ужасно терзавшие слух Юрия, затихли-умерли, грубые, но заботливые руки акушера выволокли его на белый свет... Так рожда­ются взрослыми, мельком подумалось Юрию и его вновь стошнило, но захлебнутся ему не дали, те же самые руки расстегнули проклятый шлем и вылили содержимое на девственный снег... На белоснежный девственный снег... Юрий лежал на снегу, навзничь, глубоко-глубоко вздохнул полной грудью свежий, с запахом сладко­ватым отработанного бензина или еще какого горючего, закашлялся и его вновь вырвало. Остатками желчи... Все суставы были вывернуты и страшно горели... Два незнакомца, вытащившие Юрия на белый свет, принюхались, переглянулись и од­новременно заржали.
   -В душ космонавта надо волочь, усрался напрочь! Ха-ха-ха-ха!!! Где же ему ры­ло разделали?! Ха-ха-ха-ха!!!
   Теплое помещение, горячий душ, снятый и отброшенный ненавистный скафандр, что б еще раз его одел, умру, но не одену! сильные струи смывали грязь не столько с тела, как с души... Юрию казалось - все, наконец-то все окончилось, все позади... А теперь только хорошее и приятное... Как Рождество в далеком, далеком, далеком детстве или не в таком уж далеком детстве Новый Год...
   -Кончай мыться-полоскаться, у бабы своей домоешься! -
   грубый голос толстого старшины в мятой форме вернул его к суровой действите­льности, Юрий был извлечен из-под душа и голым, мокрым поставлен перед моло­дой красивой женщиной в белом халате.
   -Что у вас с лицом, товарищ Заикин? -
   мелодично пропела незнакомка. Юрий захлебнулся от счастья:
   -Доктор, доктор, а как вас звать?
   Правая бровь доктора изогнулась дугой, изображая крайнее удивление, губки сложились в гримаску - фи, дернув плечиком, женщина в халате нахмурилась:
   -Это не имеет значения, товарищ Заикин. Что у вас а лицом?
   -Гололед. В Омске страшный гололед. А у вас в Москве?..
   -У нас в Москве?.. -
   удивилась доктор и растерянно ответила.
   -У нас мосгорисполком следит за очисткой дорог и тротуаров...
   Быстрые и прохладные пальцы ощупали лицо, саднящее от боли, доктор пробормоала скороговоркой!
   -Челюстно-лицевые кости целы, повреждений черепа не наблюдается, опасности для здоровья нет, одевайтесь.
   Покачиваясь, Юрий натянул предложенное ему старшиной - синие трусы до колен, синюю майку, красный трикотажный костюм с надписью на груди "СССР", синие носки, какие-то спортивные тапки, но не кеды, толстые и высокие, с надписью латинскими буквами, он не успел прочитать, подгоняемый старшиной, на го­лову колпак вязанный, в которых бегают лыжники, и в сопровождении другого старшины покинул душевую. Длинный коридор с дверями по сторонам, в конце ра­спахнутая дверь, виднеется аэродром, почти впритык подогнанный микроавтобус "Рафик" скорой помощи, хмурый детина в белом халате распахнул дверь и подса­дил Юрия. Внутри другой хмурый детина без единого слова подхватил его здо­ровенной рукой и усадил в кресло. Похоже на психоперевозку, может у меня бе­лая горячка и мне все мерещится...
   Хлопнула дверь, стекла матовые, от водителя салон отделен перегородкой... Ну точно, в дурдом везут, в дурдом... Автомобиль взревел и помчался.
   В дурдом, дурдом, дурдом, дурдом, стучало не переставая в голове, Юрия вно­вь замутило, он очень плохо переносил езду в автомобилях, автобусах, троллейбусах, трамваях, поездах, пароходах и полеты самолетом... Но желудок был пуст, даже желчь вышла вся и дальше позывов к рвоте у Юрия слава богу, не пошло, но зато появилась страшная резь внизу живота... Машина мчалась и мчалась, поч­ти не притормаживая, в голове было пусто, все мысли улетели, пришло безразли­чие и страшное, страшное, страшное желание опохмелится...
  
   -Фамилия, имя, отчества, год рождения?
   -Юрий... Юрий Иванович Безухов... 1946 года рождения...
   Молодой и здоровый доктор удивленно вскинул голову от стола и уставился с веселым недоумением на Юрия.
   -Так-так... Значит имя и отчество с годом рождения ты себе оставил прежние, а фамилию решил сменить? Ну молодец, Безухов это тебе не Заикин, правильно! -
   доктор заулыбался во весь рот и подмигнув Юрию, вновь склонился над столом и зацарапал дальше шариковой ручкой.
   -Заикин Юрий Иванович, 1946. На что жалуемся, майор?
   -Опохмелится бы, доктор... -
   просительно протянул Юрий и облизнул пересохшие губы.
   -Опохмелится? -
   вновь удивился доктор и внимательно поглядел на Юрия.
   -Опохмелится... Я думаю после осмотра я смогу в этом помочь. Встать! -резко скомандовал садист в белом халате и зашарил по голому тощему телу Юрия здоровенными волосатыми ручищами, бормоча себе под нос:
   -Истощение, печень увеличена, дерма отвратительна, явно следы потребления суррогатов...
   Вывернув Юрию веко, затем другое, долго и придирчиво рассматривал глаза, сле­пив их светом лампы. Оттолкнув довольно таки недружелюбно жертву на стул, до­ктор вышел из кабинета, ни чего не сказав Юрию.
   За дверью послышался взволнованный голос садиста:
   -Послушайте, я не знаю, на какой помойке вы нашли этого бомжа, но не то что в космос, я его даже... даже в жопу не послал бы, боюсь не дойдет, сдохнет! Вы что же, с ума сошли со своим Командором?! Это же труп, труп, труп!!! Ему жи­ть осталось полчаса!.. Я не дам ему похмелится и он сдохнет! Сдохнет! А вы хотите его послать в дальний космос! Да вы просто е...
   -Не выступайте доктор! Если хотите, можете изложить свое мнение на бумаге, даже свои возражения, Командор с удовольствием прочтет, а сейчас делайте то, что вам положено делать - осмотр, назначения и прочую фуйню. Вам понятно?!
   -Вполне, товарищ адъютант Командира отряда космонавтов. Через час бумага будет готова.
   Хлопнула дверь, врач вернулся и усевшись за стол, вновь зацарапал по бумаге. Замерзший голый Юрий, весь посиневший и трясшийся крупной дрожью, но больше не от холода, а от похмелья, выдавил из себя, пытаясь осмыслить то, что услышал:
   -Доктор...док... тор, меня хотят... хотят послать в космос?..
   -Да представь себе, эти мерзавцы хотят тебя угробить таким оригинальным спо­собом...
   -Док... тор... я... хочу... сделать... сделать важное... важн... заявление, -Юрий протряс эту фразу, сглотнул сухой комок, застрявший в горле, откашлялся и продолжил.
   -Я не космонавт и не Заикин, я Безухов, это все придумал неизвестный в Омске...
   Доктор мельком глянул на кандидата в космос и пробормотал:
   -Реактивный психоз или симуляция, какая к черту разница....
   И продолжил писать.
   Юрию стала страшно, он подошел, сложив на груди худые руки, подошел вплотную к столу, доктор недовольно вскинул голову и бесцеремонно пихнул Юрия на стул.
   -Сядь и сиди. Сейчас санитар уведет тебя в бокс. Ни в какой космос я тебя не пущу. Сиди.
   Жесткий стул холодил голые ягодицы, от пола дуло, от окна тоже, в горле ск­рипело и было сухо, страшно хотелось пить, голова разламывалась, жить не хо­телось... Совсем. Хотелось выпить... Водки, одеколона, тормозной жидкости, "бо­рмотухи", чесночной настойки от ревматизма, мозольной жидкости или стеклоочистителя... Было все равно... Просто сильно очень сильно сильно сильно хотело­сь выпить... Так сильно хотелось выпить, что Юрий упал со стула. В обморок...
   -Проходите, док, садитесь поудобней, располагайтесь. Что будете пить - конь­як, ликер, ром, виски, бренди или предпочитаете спирт медицинский? -голос Командора был успокаивающий и убаюкивающий, но только не доктора капитана Михальцова, знающего Командора вот уже шесть лет. -У вас, док, какие-то претензии к нашей кандидатуре? -
   Командор сидел развалившись всем своим огромным тренированным телом в мягком кресле за полированным столом и улыбаясь, прямо кат крокодил, смотрел на доктора. Капитана Михальцов решительно пересек кабинет необъятных размеров и усевшись в кресло, положил на край стола тонкую стопку листков, скрепленных металличе­ской скрепкой.
   -У меня все здесь изложено... -
   доктор толкнул по поверхности стола стопку, но Командор остановил ее своей огромной дланью ровно посередине столешницы. И так же улыбаясь, вкрадчиво произнес:
   -Док, перед тем как я возьму эти бумаги в руки, я хотел бы услышать от вас вот что. Нам нужен врач на станцию подготовки, это N3, как вы знаете, она расположена в районе полуострова Ямал, зимой там до -70 доходит... Есть мне­ние послать вас. Что вы на это думаете?..
   Ямал, Крайний Север, жена сразу уйдет к Ярохину, ну сука Командор, знает чем брать, ну тварь, ну молодец, это ж надо придумать, ну умница... Все это и многое другое пронеслось в голове у доктора Михальцова и облизнув губы, он про­тянул руки к листочкам.
   -Э, нет, батенька, -
   Командор хлопнул по листочкам широкой ладонью и проворно сгреб их в ящик стола, захлопнув его тут же.
   -Я ознакомлюсь как-нибудь, в свободную минуту. Ну, не смею задерживать, Заикина в кратчайший срок приведите в должный вид и с богом. Когда будут делить ордена, я про тебя, док, не забуду.
   На подгибающихся ногах покинул капитан Михальцов огромный кабинет Командора и в голове доктора билась испуганной птицей только одна мысль - напиться бы..
   Засыпая в объятиях несовершеннолетней Заикиной, вот ведь блядь, не целкой оказалась! Командор удовлетворенно подумал - пусть летит... Привезет мне звезд на погоны. Юрий, не о чем ни думал и ни чего ему не снилось, так как он умер. Только мечущиеся вокруг него врачи, помня о гневе Командора, не верили в это и де­лали все и даже сверх этого "все", что б вернуть Юрия на эту грешную землю, но по видимому, он не собирался возвращаться...
   Ленчик возвращался от Клавдии и глазел на звезды. Да-а-а, интересно, сей­час может быть во-о-он на той звезде тоже не спит какой-нибудь... или какая-нибудь...
   Карманник Чайник спал вместе со своей женой Ленкой, сводив свое семейство в цирк на новую программу и дернув, естественно успешно, неплохой такой кошелечек... С половиной месячной зарплаты Ленки... Одно пальто невестам есть...
   Детский врач Ваня пускал пузыри в подушку в одиночестве, но для него это не была трагедия, так как он привык засыпать один... Эгоист.
   Таксист Толик делал круги по городу, сшибая свои законные "трешки" и "пятерки", обдирая клиентов, как липку, да еще приторговывая водкой. Круги были все меньше и меньше, они сужались и сужались, а эпицентром этих кругов, был дом Клавки...
   Друзья-алкоголики, эксперт и фотограф завались спать в служебном помещении морга управления внутренних дел... Где на бетонном, под мрамор, столе, ле­жал труп гражданина Безухова, если верить всем документам... Уже вскрытый и описанный. Он действительно скончался замерзнув от отравления... Так написал пьяный фотограф в протоколе вскрытия... Потому что его друг эксперт уже ни чего не мог написать...
   Все остальные спали где-то, с кем-то и как попало. А над ними всеми висело низкое серое небо. Серое низкое небо закрыло страну... И не было в нем, в не­бе, ни единого просвета.
  
  
   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.
  
   Поместили Юрия в чистый и белый бокс. Но он об этом узнал, когда вернулся из того черного ничего-нигде, куда чуть не ушел насовсем... Врачи вытащили его все же.
   И первых несколько дней, после выныривания из небытия, Юрия не беспокоили. Кормили, подкалывали к тем двум капельницам вдобавок и все. Еду он принимать не мог, а потому несмотря на - что его кормили - он худел. В окно светило зи­мнее солнышко, за дверью шаркали чьи-то ноги и слышались чьи-то голоса, воз­можно это были хозяева тех самых шаркающих ног... А здесь в боксе, было тихо и спокойно, даже можно сказать и так - покойно. Болезнь потихоньку начала от­ступать, то ли уколы сказались-сказывались, то ли организм раздумал умирать, вот вчера и аппетит появился, небольшой совсем, но все же...
   Ну а сегодня, день так на шестой или седьмой от выныривания считая, с того света, подняли Юрия на трясущиеся и подгибающиеся ватные ноги и повели по пустому коридору, устеленному толстой ковровой дорожкой. Юрия то клонило на здоровенного медбрата, то кидало на стену, пот липким и холодным ручейком струился между худыми лопатками... Юрий чувствовал даже свой позвоночник, вну­тренностями, так ему казалось...
   И привели к уже знакомому доктору-здоровяку.
   -Садитесь, садитесь, уважаемый товарищ Заикин. Как себя чувствуете? Выпить же хочется?
   Юрий спросил самого себя, послушал свой организм и с удивлением заметил -выпить ему не хотелось. Более того, сама мысль о выпивке вызвала тошноту, с которой он с трудом справился. Это было так удивительно, ведь последний десять-двенадцать лет выпить ему хотелось стойко и неугасимо, изо дня в день. А тут...
   -Да нет, пить я не хочу, и выпить тоже, вот только слабость...
   -Ха-ха-ха-ха-ха-ха! -
   расхохотался доктор, запрокидывая крупную голову и широко раскрывая рот.
   -А как ты думал, наука шагнула широко и далеко вперед, ха-ха-ха-ха, далеко вперед, вот мы вас и покололи препаратиком, ха-ха-ха-ха!..
   И внезапно перестав хохотать, добавил угрюмо:
   -Импортным американским препаратиком, дорогим до черта. Наука шагнула впе­ред, но это там, мы же по-прежнему клизмой да компрессорами-компрессами... Так говорите, слабость, а аппетит появился?
   -Появился... но хочу вам заметить, доктор, нельзя меня посылать в космос, так как я не космонавт и не дублер, и не Заикин, а...
   -Знаю, знаю, ты Безухов. Хорошо хоть не Болконский, ну это ни чего, это по­правимо. А знаешь, -
   доктор оживился и поменял позу за столом.
   -Знаешь, если хочешь, то и оставайся Безуховым, я даже так и буду тебя называть... Но при начальстве, голубчик, ты Заикин и в космос лететь придется, так-то.
   -Но это же глупость, отправлять в космос не подготовленного человека...
   -А кто сказал, что неподготовленного? Раньше тебя же подготавливали, не да­ром же ты космонавт-дублер...
   -Да не космонавт я, не космонавт, алкоголик- неудачник, проживший несколько уже жизней на земле! -
   в сердцах выкрикнул Юрий этой бестолочи в белом халате.
   -Меня в Омске задержали с паспортом этого Заикина, не верите - приведите же­ну или там я не знаю кого, друзей этого Заикина, они хором скажут, что я не тот, не Заикин ваш и не космонавт во все. И вообще, я хочу видеть какое-ни­будь начальство, для подачи важного заявления.
   Пот бежал ручьем, Юрий задыхался, перед глазами мелькали цветные мухи, да они просто рехнулись, а все началось с того неизвестного, там, в Омске... Страх спал, ведь тогда он был отравлен алкоголем, теперь же его чистый от яда мозг подсказывал наиболее верное решение - ну что ему будет, что? ведь он же действительно не Заикин, а где же сам Заикин, ворохнулся червячок сомнения, а откуда у тебя паспорт Заикина?.. а вот поезжайте в Омск и узнайте все сами и у незнакомца с твердым взглядом, и у начальника со смешной фамилией... Сквозь туман до Юрия пробился голос доктора:
   -Так, значит не космонавт, и не дублер и не Заикин, и во обще несколько жиз­ней...
   Туман расползся клочками, за столом все так же возвышался доктор-здоровяк, передвигавший спокойно тетрадки и шариковые ручки, поигрывая карандашом и ма­леньким стеклянным чертиком... Юрий сглотнул клейкую слюну, в голове ныло, в висках стучало...
   -Все? -
   коротко спросил в заключении доктор. Юрий ответил в растерянности:
   -Все...
   Неужели доктор не видит, неужели не понимает, какой он к черту космонавт, из него космонавт, как из Брежнева балерина...
   -Я ваше заявление передам по инстанции и думаю, что вскоре вы получите от­вет. Ну а пока прошу в бокс.
   И в сопровождении все того же огромного медбрата Юрий был водворен в теплый уютный бокс. Чем-то напоминающий комфортабельную тюремную камеру...
   -Товарищ Командор, он херней мается, под дурака косит, видать паскуда в кос­мос лететь не хочет...
   Командор оторвал голову от "Плейбоя", последний номер, доставленный военной разведкой прямо из Америки для сугубо узкого внутреннего пользования и взглянул на докладывающего ему доктора. Помолчал, хмыкнул и улыбнувшись во весь рот, произнес:
   -Хочет лететь - не хочет, его голос совещательный. Партия сказала надо...
   -Космонавт ответил - есть! -
   радостно докончил фразу доктор, отчетливо помня про вакансию на полуострове
Ямал и сложив листки доклада в зеленую папку, спросил. ^
   -Я могу быть свободен?
   -Да, но если этот субчик не захочет в супчик, ты мне сразу по телефону звя­кни, я уж так и быть - побеседую с ним лично. Всего хорошего. Дверь за доктором тихо закрылась, за окном просторного кабинета падал большими хлопьями снег, на столе вкрадчиво ждал телефон. Красный с гербом СССР* Звонить не хотелось, но надо было. Командор потянулся всем своим большим те­лом, большим и красивым, в такие минуты он откровенно любовался собою - ну и красив, собака! и встряхнув готовой, решительно придвинул к себе телефон.
   -Сережка?! Это тебя с космоса беспокоят, дай-ка мне Леонида Ильича... Секретарь товарища Брежнева, генерального секретаря КПСС и так далее уже давно привык к вольному тону и ерничеству любимца партии и генсека.
   -Ну...
   -Леонид Ильич, это вас отвлекает от государственных дел генерал авиации то­варищ Заслонов.
   -Ну...ну ты даешь, Заслонов херов, генерал авиации, ха-ха-ха-ха! Что не при­езжаешь, что не привозишь нового Юрия? Али вы все там забздели, ну, ха-ха-ха-ха!..
   -Ни как нет, Леонид Ильич, не забздели, если позволите, я вам в понедельник и покажу нашу гордость и надежду, нашего богатыря.
   -Позволяю. Мы его тут с Костей пощупаем, насчет идейности. К явреям не сбежит? Ха-ха-ха-ха...
   -Проверен как на рентгене, Леонид Ильич, проверен, чист как стеклышко. Ну и страховочка имеется, как захочет к евреям повернуть, так на еврейскую речь страховочка и сработает, ха-ха-ха-ха!..
   -Да ну утебя в жопу, шутник херов, ха-ха-ха-ха, вот Косте расскажу про страховочку, обсмеемся... Ну... ну а анекдот новый про меня знаешь? Конечно Командор не был бы Командором, если б не знал про эту страсть генсе­ка. Наравне с любовью к наградам-орденам, охоте и автомобилям, девкам и выпи­вке, Леонид Ильич коллекционировал анекдоты про себя. И Командор всегда имел один-два в запасе, благо его Кроха был в курсе самых последних анекдотов в Москве...
   -Значит так, Леонид Ильич, приехали вы в Африку, к Насеру, проснулись утром, голова болит после вчерашнего, полечится надо. Подходите к личному бару, сто­ящему в апартаментах, а на нем табличка с русскими буквами - Спиртные напи­тки отпускаются с 11 часов...
   -Ха-ха-ха-ха!!! А я пятерочку горничной и она мине с черного ходу поллитру, ха-ха-ха-ха!!! Я ж ученый, етит твою мать налево... Ха-ха-ха-ха!!! Ну давай, кос­монавт, до понедельника, усе политбюро твою надежду глядеть будет, ха-ха-ха-ха!!! С одиннадцати, ну гребена мать, ну шутники... хе-хе..
   Гудки возвестили, что Леонид Ильич вернулся к исполнению государственных задач и руководству партией и народом. Командор положил трубку красного телефо­на и задумался. Если этот бздун так перебздел, что косит под дурака, показыва­ть его без подготовки нельзя. На Политбюро будет конфуз. Нужно посмотреть на этого Заикина, что он там яйца крутит...
   В боксе было скучно, тепло и сытно. Ни радио, ни книг, ни газет по-видимому не полагалось. А жаль... свободного времени было так много, что Юрий не знал, куда его девать. Счет дням, проведенным здесь, он давно потерял, плюс несколь­ко дней беспамятства выпали из его жизни безвозвратно...Воспоминания теснили­сь в голове, воспоминания и мысли об его будущей судьбе, все это не давало спать Юрию, спокойно и философично воспринимать окружающий его мир...Терзало его и мучило. Юрий стал худеть.
   -Что ж ты, голубчик хренов, худеть вздумал? А?! Ты наверно не все ешь, полови­ну в унитаз спускаешь, без переработки? Смотри, за это и наказать можно, за разбазаривание народного добра...
   -Да нет, доктор, все съедаю, до крошки. Просто мне тошно, тошно мне, я ведь серьезно не космонавт, боюсь - сгину в космосе, да и пользы от меня будет ма­ло... Не космонавт я! -
   с несвойственным ему надрывом выкрикнул-всхлипнул Юрий, пытаясь хоть не разжалобить садиста, так достучался до холодного разума. Но... куда там, разум отсутствовал.
   -Послушай, майор, что же получается, если ты не хочешь лететь, то лететь зна­чит предстоит другому? А?! А кому? Командору, мне или самому товарищу Брежне­ву? Ну и хитрец ты, братец-кролик...
   -Поймите же доктор, поймите же, я не космонавт, и даже не Заикин...
   Доктор хмуро взглянул на Юрия и хмыкнул:
   -Может хватит гнать дуру? Как был дублером, так всем пользовался, что тебе полагалось, как космонавту, а теперь, когда пришел черед расчета, в кусты? Не красиво майор, не по-мужски, не солидно. Ай-ай-ай...
   Юрий махнул рукой и отправился в бокс.
   А на следующий день сменил вместо жительства. Из теплого, уютного и тихого бо­кса его перевели в комнату прохладную, с окнами выходящими на аэродром, где целый день самолеты воют, целый день и целую ночь, спать не дают...Да вдобавок ко всему, видать взялись за Юрия серьезно.
   С утра привязали Юрия к какой-то карусели и... Очнулся Юрий лежа на полу, вы­вернутый наизнанку, белье обделанное, весь мокрый, как мышь, в голове гул... Помылся в душе и вновь на карусель. Трижды в день бесплатная карусель и триж­ды в день насильное испражнение... Только белье успевай менять. А к этому еще вдобавок зарядка (на сильная) под руководством здоровенного палача, велопробег Москва-Париж на прикрученном к полу велосипеде, лыжный пробег - 5 км. ежедне­вно, бассейн, гантели и прочая гадость и пытки... Аппетит появился и страшный, но чувствовал Юрий себя одновременно выжатым лимоном и биороботом. Пролетела неделя в страшном кошмарном сне наяву...
   Битком набитая просторная приемная, отделанная светлым полированным деревом, тишина, у всех заботы и беды...За толстыми шторами темно-малинового бархата где-то далеко-далеко заснеженная Москва...
   -Товарищ Заслонов, зайдите. Приготовится товарищу Абдурахманову. Двойные двери, кабинет огромен просто, наискосок длинный полированный стол, по сторонам стола кремлевские старцы. Вдоль стен стулья, консультанты, референты и прочая мебель. Во главе стола, как обычно, товарищ Суслов, сухая сука, сам же папа, император любимый, сбоку, скромно так, Костя рядом, дышат тяжело, лыбятся, видать опять анекдоты рассказывали, про себя...
   -Ну что, генерал, это и есть твой Юрий, надежда всего прогрессивного мира? -
   в нарушении правил придворного этикета прошепелявил Леонид Ильич, да и кто ему указ, Суслов что ли или Андропов? Всех держит в кулаке, кого лестью, кого страхом, кого заместителем, дышащим в затылок.
   -Да товарищ генеральный секретарь, это и есть наша кандидатура, наша гордость, Юрий Заикик, майор авиации, летчик-космонавт.
   Старцы задвигались, зашептались, затолкались. Суслов поджал губы, не нравит­ся ему, что нарушается порядок, заведенный еще первым Ильичом, ой не нравится, ну и утрись, лишь бы кандидат не подвел, а остальное ерунда.
   -Какие вопросы будут к кандидату, ну, -
   прошепелявил вновь Леонид Ильич и весело стал рассматривать соратников по борь­бе за счастье всего прогрессивного человечества.
   -Вот к примеру, еже ли ты там, у космосе, устретишь человечество, какую поли­тику будешь им несть? -
   подал голос дружок императора, Костя Черненко, трясся щеками. Ну и придурок!
   -Естественно, дружелюбную и гуманную политику нашей партии, коммунистической партии Советского Союза, возглавляемую Леонидом Ильичем Брежневым со своими соратниками! -
   отчеканил громким голосом кандидат, преданно глядя всем кремлевским старцам одновременно в глаза. Брежнев крякнул и еще больше и шире улыбнулся, подбад­ривающе кивая. Мол давай, жарь правду-матку, что б знали, кто тут руководит и направляет...
   -Если будет угроза захвата космического корабля, то ваши действия? -подал голос из угла маршал Устинов, маршал ни разу не нюхавший порох.
   -Согласно инструкции номер 042 ЗЕТ, пункт 4, мои действия будут учитывать как реальность угрозы, так и политическую обстановку вокруг космического корабля. То есть пожертвую собой и кораблем, но секреты не попадут в чужие руки! -
   оттарабанил явную бессмыслицу кандидат в дальний космос, но старцы проглотили ее и даже одобрительно пошумели, трясся щеками и вытягивая шеи. Командор ус­мехнулся - съели, черти кремлевские!..
   Мазуров посмотрел вопросительно на Андропова, Кириленко на Гришина, Суслов бросил быстрый взгляд на Долгих, но общую тишину и тайное переглядыванье на­рушил Леонид Ильич. Громко хлопнув пухлой ладонью по столу, прошепелявил, ста­раясь не выронить изо рта протезы:
   -Молодец еще тот... Утрем носы американцам. И улыбка у него прямо ну как у то­го, помните мерзавца, -
   и захмыкал, заподмигивал, затолкал в бок Костю. И все заулыбались, засмеялись, все помнили и первого космонавта Юрия Гагарина, и международный резонанс, вызванный его полетом, и авторитет, внезапно взлетевший на невиданную высоту сре­ди международного мнения... Послышались реплики.
   -Да, улыбка у стервеца еще была та...
   -А как на машине хулиганил, ну чертяка...
   -И перепить его ни кто не мог...
   -Так уж ни кто не мог? -
   попытался обидеться Леонид Ильич, но Костя мгновенно исправил ошибку.
   -Среди молодых, Леня, среди молодых...
   Товарищ Суслов восстановил порядок:
   -Ну что ж, товарищи, не будем нарушать традицию, установленную еще Владимиром Ильичем, ведения собрания Политбюро. Кто за кандидатуру товарища Заикина в качестве космонавта в экспериментальный полет? Прошу проголосовать.
   Пухлые и дряблые ладони взлетели над седыми, лысыми и плешивыми головами, чьи изображения нес народ дважды в год по Красной и другим площадям СССР, нес лю­бовно, изо всех сил прижимая к груди - ведь носителям членов Политбюро оплачи­вали в этот день двойной заработок...
   -Единогласно. Прошу товарищ Иванцов, оформить протоколом...
   Но внезапно Суслова перебил Леонид Ильич, не желающий, что б последнее слово оставалось не за ним:
   -Только вот что, генерал. Что это за фамилия у нашего космонавта, а? Заикин! Надо ему другую фамилию сделать... Тот был Гагарин, а этому тоже надо покрасивше придумать. 'Тут я думаю, товарищу Андропову и все карты в руки. Что б не ев­рейская, не замаранная была, а то чемпион Власов... Русская что б была и не замаранная. Предлагаю голосовать, кто за новую фамилию!
   И вновь дружно взлетели руки над головами старцев. Дружно и весело, всем хоте­лось поскорей закончить с тягомотиной надоевшего заседания. А то ведь там за дверями еще несколько вызванных на сегодняшнее заседание...
   -Я думаю, фамилия Леонидов благозвучна, не замарана и красива, -
   с ироничным прищуром за стеклами очков, внезапно сказал товарищ Андропов. Бре­жнев с подозрением покосился на него, пожевал губы, и не увидя подвоха, вновь заявил:
   -Годится. Голосуем, кто за Леонидова - поднимай руки.
   Покинул, заседание Политбюро Командор слегка ошалевший, с новоявленным космонавтом товарищем Леонидовым.
   -Товарищ Абдурахманов, прошу вас. Приготовится группе "Альфа"...
  
  
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
   Командор думал. За окнами "членовоза" проносились заснеженные елки и березы, за высокими заборами дачи ответственных товарищей и секретные объекты, но все это проносилось мимо не только автомобиля, но и мимо сознания Командора. Кома­ндор думал.
   Мало мне забот с блядями и адъютантом, мало мне что Кроха в запое уже с неде­лю, так еще этот Заикин-Леонидов херней мается... А дочка у него цветок.. Душистых прерий... Но кто-то его уже подмял и отодрал, гребена мать... Тут еще мамаша лезет, и одно­временно в постель, и насчет женитьбы на подмятом цветке прозрачно так намека­ет, фуй пополам... Оборзела на хрен... Забздел что ли этот придурок, делов то всего ничего, стрельнут тобой, как из пушки и лети себе, лети, головой в звезды врезываясь, пока не упаде­шь, ха- ха-ха!!!
   Адъютант оглянулся с переднего сиденья на смех Командора, но тот махнул рукой и Слава отвернулся. Вот сука, а еще Командор... Чуть насовсем не отдал вчера этому, с генерального... Хорошо тот напился и уже ни чего ему не надо было, хоть самого греби... дача новая, любимца этого, все время фамилию забываю... А что хохотал, непонятно... Надо в докладной указать на без мотивный смех... Но лучше не надо, вдруг Командора уберут, придет какой-нибудь дурак, в сексе признаю­щий лишь одну позу и один пол...
   "Членовоз" плавно вписался в поворот, чуть царапнув прижавшуюся к елкам на обочине красную малолитражку, "Запорожец", и помчался вдаль. Шофер чуть поко­сился. Сломался что ли, "Запор", броневик китайский, ишь, фуй ему... Притаился и стоит, а ты тут крути баранку, а голова раскалывается... Ну и тесть, ну рыло, гребена мать, в жопу, в маму, в дом, в дым, пополам коромысло член в ухо... Уф-ф-ф... Ну и гадость он гонит у себя на участке... А вот огурчики были ядренные... Как соседка Машка... Да, Машка тварь еще та... Федька то сегодня во вторую, гайки на заводе крутит, можно под вечерок и нырнуть к соседке, так сказать по-сосед­ски... Ха-ха-ха-ха! чуть-чуть покривил губы в безвучном смехе водитель "членовоза".
   Запорожец все еще краснел далеко позади, впереди показался сверток с главной автострады и знак. "Кирпич". Проезд запрещен.
   Ну суки правительственные, чуть не опрокинули, ну падлы, раскатались на "членовозах"... Скорей бы уже Васька шел, а то тут заметут на хер... О, уже фуярит и два "угла" с ним, ура! живем, дачка фартовая оказалась, ну падла, заводись!
   -Гони Сашок, погоняй, я чисто сделал, теперь все от тебя зависит... Гони!..
   Командор в упор рассматривал худого, явно замученного напрочь медициной и инструкторами, кандидата, одобренного самим Политбюро. Явно не в коня корм... Ну что ему неймется, мудаку, не летится, в жопу... Как космонавтом называться и ль­готы разные получать, так отбоя от них нет, а как в космос, так все бздят... Еще ни один не бздел... Ну а этот-то паскуда, до чего дошел, под дурака косит... -Мы лично не знакомы?
   -Нет, я вас товарищ генерал, в первый раз вижу...
   Ну сука, ну сволочь, в первый раз, ну физдит...
   -Ну что же, тогда давайте знакомится. Я ваш командир, генерал авиации Заслонов Илья Сергеевич... Не слышали случаем? -
   под пустил иронии Командор. Эта же тварь даже не краснеет:
   -Нет, не слышал.
   Ох ни фуя себе, не ведется, не краснеет, не бледнеет, не заикается... Ну что же пусть на тебя нервы свои кто-нибудь другой тратит, а я на тебя паскудник, ло­гикой и измором возьму... Так-то! -Давайте майор...
   -Прошу меня извинить, но я действительно не майор! Тут страшная ошибка!..
   И смотрит-то совершено невинно, вот артист...
   -Отлично. Давайте договоримся, Юрий, я могу вас так называть, ведь вы же от прежней своей жизни и биографии оставили это имя?..
   Ишь как рукой машет, мол валяйте, мне все равно... Ну поглядим, как у тебя а логикой...
   -Значит так, Юрий, давайте сразу договоримся. Сначала я вам по порядку расс­кажу, ну а затем и тебя выслушаю. Отлично? Договорились?
   -Хорошо...
   -Вот и хорошо. Значит так... Ты утверждаешь, что ты не Заикин, и не космонавт, и лететь в космос не можешь. Я правильно излагаю сказанное тобой?
   -В общих словах да...
   -А подробно нас и не интересует. Значит так, представь на пару минут, что я согласился с тобой и твоей версией о тебе. Возникает ряд вопросов, на которые хотелось бы получить ответы. Во-первых, где настоящий Заикин? Во-вторых, кто ты? В-третьих, зачем тебе все это понадобилось?.. С какой целью? Под чьим ру­ководством?.. В-четвертых, кто полетит в космос? В-пятых, вопрос об этом по­лете поднимался и решался на Политбюро КПСС... Лично товарищами Брежневым, Су­словым, Андроповым и другими... Мне продолжать?
   Ишь, мудила с Нижнего Тагила., рот раззявил и глаза вытаращил, я тебе не док­тор психиатр, я тебя мигом вылечу, от всех болезней сразу...
   О чем он, какую чушь несет, Брежнев, Андропов... Я же помру сразу, сразу пос­ле старта, не ужели он не понимает, я же не космонавт...
   -Продолжаем дальше. Партия и правительство, весь советский народ, напрягаясь и экономя на детях, пенсионерах и инвалидах, собрало лучший в мире космичес­кий корабль, доверило тебе высокую миссию несения самого высокого звания в ми­ре - представитель первого в мире социалистического государства, а ты видишь ли не ты! Да какая нам разница - ты это или не ты! Может быть и я не я! Может быть я каменщик или там слесарь-гинеколог, к примеру! -
   шутка всегда к месту, теперь немного подбавить голоса, совсем немного.
   -Да нам глубоко плевать, Заикин ты, Леонидов или Засранцев! Если партия ска­зала надо - я тебя из пушки выстрелю, ни то что там космическим кораблем отп­равить!.. Ишь что придумал - не Заикин он! Да я лучше тебя знаю, что ты не За­икин ! -
   ага, охренел мудила, а то ли еще будет, ну держись паскуда, гребена рот.
   -Я лучше тебя знаю, что ты не Заикин!!! Ну так что с того, что, что?!! Может быть мне прикажешь лететь в космос?! А?!! Молчать!!!
   Командор вдарил огромным кулаком по столу и залюбовался собою со стороны -ай да молодец, аи да умница, артист в тебе умирает, нука еще ярости:
   -Я знаю - ты не Заикин! Но если партия и Родина прикажет, то завтра любой из 180 миллионов Заикиным станет, любой!!! И безногий, и пионер, и блядь с вокза­ла! И этим и сильна наша, советская народная власть!!! А ты - не Заикин я, не Заикин... -
   начал спускать на тормозах Командор. Кандидат сидел раздавленный стройной ло­гикой, широко раскрыв рот и не спуская вытаращенных глаз с оратора.
   -Понимаешь, если дадим ход делу, мол действительно - ты не Заикин, то многое рухнет. Начиная с тебя, кончая мною и Политбюро... Так-то сынок. Ну посуди сам, раскинь мозгами - я знаю, ты действительно не Заикин. Ну так что? Что, я спра­шиваю тебя? А?! Тебя под суд, меня под суд, товарища Брежнева с Андроповым ку­да? А?! Легче тебя оставить Заикиным, чем все менять. Уже поздно...
   Юрий сидел раздавленный, раздавленный стройной логикой генерала. Действитель­но, легче отправить умирать его в космос, чем все менять... Уже поздно...
   -И последнее... Самое главное. Всем, в том числе и Леониду Ильичу, за успешный полет обещаны правительственные награды... Так кто же тебе позволит оставить всех нас без заслуженных наград? Ты сможешь взять на себя такой тяжкий крест?
   -Нет... -
   сдавленно ответил Юрий и поник головой. Он понял - лететь придется. Ему...
   -Ну а теперь, раз ты все понял и я думаю со мной полностью согласен, я твою любую просьбу выполню, любое твое желание. Я повторяю - любое! Больше тебе ни чем помочь не смогу, но выполнить твое любое желание на это меня хватит. Подумай и говори.
   Любое желание... Как приговоренному к смерти... А кто он, как не приговоренный к смерти, приговоренный судьбою, политбюро, народом... Смертник, а потому его последнее, желание священно... Но что же ему хочется в этих последних днях жиз­ни?.. Чего?.. Вина, водки, коньяка?.. Последнее время от мыслей об алкоголе аж мутит, видать врач действительно хорошее лекарство колол ему... Женщину?.. Да­же во сне они к нему не приходят, хотя вроде по утрам и на лицо действенность аппарата... Нет, хочется ему на последнею минуту женщину, какая бы она не была красивая и страстная... Любимой у него нет, а продажных женщин у него и так было слишком много... Денег с собой не возьмешь, да и не к чему они ему, ни ко­гда не был меркантилен, всегда хватало малости, вина глоток, хлеба кусок... Может за кого-нибудь попросить?.. А что, это было бы благородно и красиво, в последнею минуту приговоренный к смерти через засылку в космос на советской ра­кете просит не для себя и не за себя, а за... за... за... за...
   -Ну что, Юрий, надумал?
   -Д. Я хотел бы, что б вы нашли того милиционера, который доставил меня в омский аэропорт и отправил в Москву. Нашли и выполнили бы его самое заветное желание... Выполните?
   Офуел напрочь, гребена рот...
   -Хорошо, я твое желание обязательно выполню. Найду этого милиционера и осча­стливлю. У тебя все?
   -Да...
   -Насчет самого себя просьб, пожеланий нет?
   -Нет...
   -Тогда давай руку. Вот так, крепче, крепче. По-мужски! Во! Ну, счастливой до­роги, Юрий Леонидов! Если вернешься - мы с тобой выпьем. И не раз. А сейчас позволь обнять тебя, -
   последние слова Командор произнес слегка как бы дрогнувшим голосом и теранув кулаком по сухим глазам, обхватил плечи Юрия и прижал его к своей широкой гру­ди, широкой и мужественной. В щеку Юрия впился какой-то значок... Скосив глаз, он прочитал - "Юный друг пожарной дружины"... Постой, а почему Леонидов, он же... Ну хватит, пообнимались и хватит. До моего адъютанта ему далеко... Командор отодвинул Юрия и отчески глянул ему в лицо, с высоты своего роста.
   -Значит мы договорились, Юрий?
   А какая разница, как ему умирать, может быть он где-нибудь там, в дальнем ко­смосе, встретит близких по разуму и душе... И все-таки, почему же Леонидов...
   -Договорились, товарищ генерал.
   -Вот и отлично. До скорого свидания, Юрий.
   -До свидания...
  
   "ЗиЛ" мчался по заснеженному Подмосковью, елки-дачи-березы-объекты-сосны ме­лькали за окном, Командор мечтательно глядел вдаль. Да, болвана обработал он мастерски, жаль - не было свидетелей-зрителей, огромнейший талант пропадает, огромнейший... Ведь кто бы додумался, вместо этого слюнтяя Заикина в Политбюро отвезти Кроху... И ни чего, справился Кроха с заданием, Брежнев со старцами утерся и благословил Кроху, а в его лице Заикина, ха-ха-ха-ха!. .
   Адъютант не косился по сторонам и не оглядывался на вроде бы беспричинный смех генерала, он решал важную задачу - сообщать о подслушанном или нет. Ведь Командор говорил страшно, высмеивал священные понятия, насмешливо отзывался об Брежневе и Андропове... Но не будет ли ему хуже, вот в чем дело, вот в чем воп­рос, быть или не быть, стучать или не стучать, извечный русский вопрос, мучив­ший не одно поколение интеллигентов... Хорошо колхозникам или рабочим, стукнул и ни каких переживаний...
   Ну что ж, решено так решено, нырну сегодня к соседке... Нет таких крепостей, которые не могут взять коммунисты... Шофер плавно крутанул рулем, выехал на шо­ссе и помчался вдаль, к сверкающему солнцу на голубом морозном небе. По сторо­нам возвышались засыпанные снегом заборы, ели и сосны.
   Отличный день - подумали трое в машине и лейтенант ГАИ, вытянувшийся на обочи­не дороги, возле своей будки. Отличный день!..
  
  
  
  
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
  
   -Десять...
   Господи прости грехи тяжкие раба своего Юрия...
   -Девять!..
   "а что, за что, за что?!..
   -Восемь! ..
   Как же это меня угораздило...
   -Семь!..
   Ведь ни когда раньше мне не было так страшно...
   -Шесть!..
   Господи!!!..
   -Пять!..
   Сейчас бы водки или хотя б лосьона, "Свежесть" или "Огуречный"...
   -Четыре!..
   Идиот, идиот, и от женщины отказался, от сладостного, так...
   -Три!..
   Уже три, уже три, уже три...
   -Два!..
   Н-е-т!!!!!!
   -Один!..
   Нет, нет, нет, нет, нет, нет, не...
   -Ноль!..
   Господи!!!!
  
   Аааааааасяаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!
   -Поехали, -
   громко сказал Командор по установившейся традиции.
  
   ......................................................................................................
  
   И Юрия разорвало.
  
   Темно... Все тело ломит и болит... Ну и сон приснил...ся...Видать вчера здоро­во перебрал...Голова раскалывается...Что же это так воняет, как из нечищено­го деревенского сортира...О, да это же я во сне усрался...Да, а еще благород­ных кровей, братец... Что же теперь скажет хозяин или хозяйка... А если я еще и с женщиной спал... Позорище... Но как же хочется пить... Пить... Тело ломит... Темно... запахзапахзапахзапахза...
   Юрий открыл глаза. Он находился в кабине космического корабля, которая была ему знакома по затянувшемуся сну... Значит это не сон... Значит правда! Значит он действительно летит на... К черту на рога. Обосранный...
   -Ха- ха- ха- ха-ха- ха- ха-ха-ха- ха- ха- ха!!! -
   закатился в истерике Юрий.
   -Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! -
   досмеялся до колик в животе. Голова раскалывалась, в ней стоял какой-то непо­нятный гул, хотелось пить, жить не хотелось, тем более в кабине космического корабля, бля! летящего куда-то в черноту дальнего космоса, усыпанную звезда­ми... Как серебрянной пыльцой...
   -На пыльных планетах пустых тропинок на пустынных планетах пустых планетах на тропинках-топищах-шоссе следы останутся, только следы, одни следы и ни чего больше ничего!!! -
   Юрий залился слезами, гул усиливался с каждой секундой, гул в голове, он си­дел облеванный, обосранный, обоссанный, привязанный к креслу космического ко­рабля, бля, летящего черти знает его куда и зачем..." рыдал... Рыдал во весь голос, слезы лились ручьями, гул усиливался, начало ломить голову, но что-то мешало рукам вытереть глаза... Наконец-то он понял - стекло шлема. Внезапно Юрию стало страшно, он же захлебнется собственными слезами, немедленно отк­рыть шлем! немедленно, пытаясь сорвать застекленное забрало, Юрий бился, как рыба об лед, пальцы срывались с застежки, ногти ломались, он стал бить по шл­ему кулаками, оставляя кровавые следы на стекле, воздуха внезапно не стало и гул перерос в запредельный, сверхзвуковой вой-вой-вой-вой!!!!!!1 Юрий понял все, все, все!!!! Конец...
   -Ааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!
   Шлем отскочил, больно ударив по руке, Юрий судорожно хватал воздух широко рас­крытым ртом и не мог надышатся.
   -А-а-а-а-а-а...
   Кое-как отстегнувшись от проклятого кресла, Юрий шагнул к душевой кабине. Вне­запно пол прыгнул ему навстречу и больно ударив по лицу, швырнул его на пото­лок... Тот же в свою очередь, швырнул Юрия на пол, больно ударив креслом об го­лову... А по пути Юрий разнес вдребезги какую-то панель ногой, то одна стена, то другая бросались на него, изо всех сил лупя его и делая больно... Обессилев, Юрий повис вниз головою посередине кабины и понял - невесомость...
   -Ну гады, хоть бы предупредили...
   Стоя под струями душа, теплого и чуть щекотного, Юрий освобождался от нена­вистной вони. Внезапно вода кончилась... Хотя Юрий еще не домылся. Сама потек­ла, сама и кончилась... Что же делать?... От него еще так воняет... Раздалось ши­пенье и его тело стали обдувать струи теплого воздуха. Вместо полотенца... -Воду! Я требую еще воды! Воду! -
   гневно заорал Юрий и со всего размаха ударил по пластику душевой кабины. " вы­валился из нее, так как распахнулись дверцы...
   Юрия с размаху бросило на спинку кресла, он вцепился в нее, вокруг летали осколки пластмассовой панели, его обосрано-обосраный костюм и шлем, змеями в воздухе вились ремни от кресла, капли воды, вылетевшие в след за Юрием, кружились осами вокруг него... И гнусная вонь. Собравшись с силами, Юрий сгреб ко­стюм и засунул его в щель панели с надписью "стирка белья". За панелью разда­лось какое-то лязганье и жужжанье, хлюпанье и визг, переходящие в какие-то не­приятные звуки... Было такое впечатление, что там, за пластмассовой панелью, кто-то жевал его костюм... Жевал...Юрий почувствовал приступ тошноты и ринулся изо всех сил к туалетному пылесосу.
   Но кабина космического корабля вновь взбесилась, Юрия било то стенами, то полом, то потолком, то креслом, дверцы душа защемляли ему по очереди то голо то гениталии, рвотные массы носились во след Юрию, периодически его насти­гая... Обессилев от всей этой борьбы, Юрий плавно приземлился на потолок и за­мер, в изнеможении вытянувшись голым телом. Вдруг что-то щелкнуло и загудело где-то... Весь мусор, кружившийся вокруг Юрия, устремился в какое-то отверстие, раскрывшееся на одной из панелей и исчез там. Гуденье затихло, вновь что-то щелкнуло и приятный женский голос сообщил Юрию:
   -Если вы внезапно забыли, кто вы и откуда, мы вам напоминаем. Вы советский ко­смонавт, майор авиации, Леонидов Юрий Иванович, выполняете сложную и ответственную программу-полет на космическом корабле "Партия". Сегодня 20 февраля 1975 года. Приступаем к опыту номер один...
   Юрий зажал уши руками, что б не слышать этот вежливый до идиотизма голос какой-то дуры, оставшейся далеко-далеко там, на Земле... Слезы навернулись на глаза и повисли на веках, даже порыдать в засранном корабле толком нельзя, ра­зозлился он. Слегка оттолкнувшись от потолка, всего со второй попытки Юрий уселся в кресло и пристегнулся ремнями. Голый... Было немного зябко...В этом кресле предстоит спать, есть, лететь, жить и умереть. От старости...Слезы сно­ва нависли на глазах, не желая нормально капать...Голос бил по мозгам:
   -Дернув зеленую веревочку и одновременно нажав загоревшуюся кнопку, вы дадите нам знать, как проходит ваша акклиматизация. Спасибо.
   -Пожалуйста, -
   пробормотал Юрий, оттирая прилипчивые слезы и не удержался, показал потолку все, что имел. Промеж ног...
   Пролетело неизвестно сколько времени, часы на панели не шли, табло с числом, месяцем и годом показывало все одно и тоже - 47 часов 18 минут 95 секунд 32 февраля 1873 года... Видимо барахлит или сразу было сломано..."а панелью с надписью "стирка белья" захри­пело и под звон выплюнуло выстиранный и высушенный костюм. Отвязавшись от кре­сла и с трудом напялив на себя шерстяной комбинезон, а он стал меньше минимум на два размера, Юрий нашел несколько дыр... На нем... Самая большая была промеж ног... Страшно захотелось есть. Во избежании чего-либо, перед самым полетом Юрию сделали клизму...Но от чего-либо это не помогло, а теперь страшно хотелось жрать... Жрать!!! Панель с надписью "столовая" молчала. Ни кнопок, ни каких-ли­бо рычажков на ней не было. -Я хочу есть, -
   твердо и с угрозой в голосе произнес Юрий. Под потолком щелкнуло и все тот же идиотский голос сообщил с радостью:
   -А теперь, после калорийного и вкусного обеда позвольте предложить вашему вни­манию концерт, составленный из ваших любимых произведений. В исполнении заслу­женного артиста СССР товарища Почитайло Якова вы услышите песню "Я и партия едины". Слова Бесмыслова, музыка Панфутьевой.
   И изо всех сил, как будто для огромнейшего концертного зала, визгливым дискантом этот Почитайло заголосил:
   Я и партия едины
   Связаны одной судьбой...
   Очнулся Юрий от какого-то звяканья. С трудом разлепив глаза, он увидел в по­лумраке кабины какие-то плавающие в воздухе тубы...Юрий вспомнил, как на одной из тренировок ему давали такой обед. Или ужин... Преодолевая слабость, стараясь не сильно махать руками, Юрий поймал все три тубы. Они были без надписей, с еле видимыми полу стертыми полосами маркировки. На одной виднелась то ли зеленая, то ли синяя, на второй черная, на третьей красная. Будь он менее голодный, то ко­нечно бы постарался решить подброшенную ему задачу эмпирическим путем, но сей­час Юрий хотел только одного - есть, жрать, грызть, глотать! Отвинтив колпачок с тубы помеченной черной полосой, выдавил часть содержимого себе в рот... Да, повидло было слегка подгорелое и явно из гниловатых слив...Или туба осталась от предыдущего полета, аккуратно завинтив тубу и сунув ее себе за пазуху, Юрий принялся дегустировать следующую. С красной полосой. Оказался весьма вкусный, но чуть пересоленный мясной паштет. Слегка перекусив, Юрий отправил эту тубу во след за первой и взялся за третью, последнею. Но не тут-то было! Недаром на тубе полосы совсем стершиеся, неопределенного цвета. Колпачок тубы не от­кручивался, как он не пытался... даже попытка зубами открутить колпачок не дала результата. Рассердившись на упрямую тубу, Юрий впился зубами прямо в нее, на­деясь прокусить, но недаром самое лучшее - советское! Прокусить тубу не удало­сь... Сунув ее себе под зад, что б не отвлекала внимание, Юрий принялся за паш­тет с повидлом, удивляясь странности вкусов людей, подобравших данный комплект и гадая, что же такое могло быть в третьей тубе...
   Пообедав или позавтракав или поужинав, так как часы на электронном дисплее упрямо показывали все тоже самое время - 47 часов 18 минут 95 секунд 32 февра­ля 1873 года, Юрий со вздохом оглядел свою тюрьму, несущуюся черт знает с ка­кой скоростью черт знает куда... " когда конец мучениям его, ни кто не знает. Ведь цель эксперимента была столь засекречена, что даже ему ни чего не было сказано... Голос с потолка сообщил, что сейчас ему, Юрию, прочтут выбранные ме­ста из его любимого произведения В.И. Ленина "Что делать?". Юрий взвыл...
   ...жестокий, а может быть жесткий топчан, обтянутый дермантином, дерьмонтином... Сколько человек видел этот топчан, одному богу известно...Да еще ему самому..."а свой долгий век... Грязный, давно не беленный потолок, в углу паутина, на окне решетка, на решетке патина, но если приглядеться - ржавчина, тусклое солнце чуть пробивает сквозь мутное стекло...Где-то вдалеке слышен крик, долетаю­щий сквозь стены...Кого-то отрезвляют... Холодно, мокро, в голове гул, во рту как будто сортир вокзальный, ремни давят на ребра, в душе еще хуже...Все за­гажено... Хочется плакать, но нет сил, нет слез, нет сил на слезы...Нет...
   Через несколько снов (так Юрий начал мерить время, после каждого сна отчерки­вая на одной из панелей черту колпачком от тубы) его стали мучить галлюцинации. Но не звуковые, а если позволите такое слово - запаховые...
   То пахнуло лосьеном, то шибало в нос одеколоном "Тройной", то бормотухой "Портвейн 777"... Запах портвейна сменялся запахом вокзала (креозот, грязные пот­ные люди и горелые пирожки), запах вокзала запахом земляничного мыла; тот же в свою очередь уступал запаху туалета пивной, расположенной на омском Слободском рынке... В нос бил то запах мочи пополам с запахом одеколона "Сирень белая", то тонкое и много смешанное амбре, состоящее из запаха разрезанного арбуза, духов "Быть может" и пирожков с кислой капустой... Не успевал этот букет куда-то уле­тучится, как его замещал густой запах сырых шерстяных носок не первой свежести с запахом только что хорошо потрахавшейся, пардон! позанимавшейся любовью, же­нщины... А то без всяких изысков вдогонку спешил запах свежевымытого холодиль­ника, подгоревшей каши и прожженной утюгом материи... А уж вдогонку спешил и бил в нос запах детских экскрементов и непотушенной сигареты "Памир" Юрия то мутило, то бросало в пот, то в холод, то разгорался аппетит, то просто хотело­сь...
   Хотелось выпить, хотелось женщину, хотелось есть, хотелось вымыться... Хотело­сь просто чистой воды. У Юрия было смутное подозрение, что всю жидкость - от душа, туалетного пылесоса до мочи включительно, проклятый космический корабль "Партия" использовала многократно, и с каждым днем полета, после каждого сна, вода, выдаваемая к тому же нерегулярно, становилась все не вкусней и вонючей, Юрия даже заинтересовало, что же будет в конце... Не выдаст ли аппарат назад мочу, вместо воды...
   Плюс ко всему, ко всем мелким и крупным бедам, Юрию постоянно хотелось есть. Если не блевал... Так как панель с надписью "столовая" так же нерегулярно, как воду, выдавала нерегулярно тубы. И к тому же они не были подписаны, на мно­гих вообще отсутствовала какая-либо маркировка. Торты сменялись борщами, пюре картофельное пюре шло с пончиками в сахарной пудре, какао вместе с паштетом, яичница с соусом сладким, соленые грибы с заварным кремом... И полностью отсутствовал хлеб. Казалось, "Партия" сошла с ума. Но самое страшное было даже не это. Самое страшное было в том, что как заметил Юрий, интервалы между выдачей еды становились все больше и больше... Он стал экономить, пряча под кресло и за пазуху тубы, но... Но еды катастрофически не хватало. Видимо "Партия" реши­ла убить его голодом...
   ...Трава, пожухлая и пожелтевшая, загаженная людьми - пробки от бутылок, оско­лки стекла, бумага, какой-то мусор, окурки, ласково прозванные потомками рас­кулаченных российских крестьян - "бычками", чей-то один рванный ботинок, пара гандонов, неизвестно каким романтическим ветром сюда занесенные, в укромный уголок "Клуб любителей зеленого змия", как претенциозно назвал огороженный с двух сторон глухими стенами магазина винно-водочного, а с третьей пустой та­рой, уголок для настоящих мужчин, Гаврюха - бессменный председатель этого клу­ба... Магазин же носил в народе название "Бабьи слезы"...
   Темнота. Погасли последние лампочки на потолке и на панелях. Гул. От постоя­нного сиденья болит зад. Молодой женский идиотский голос разговаривает из тем­ноты с Юрием;
   -Надеюсь, вам понравился сегодняшний обед?
   -Дошла к черту, нечисть!..
   -Тогда свою благодарность в устной форме вы сможете выразить коллективу почто­вого ящика номер 657/482 во главе с директором товарищем Н. Хоть они и не ус­лышат слова вашей благодарности, но вам самим будет приятно.
   -Заткнись, заткнись пожалуйста, ты что - хочешь, что б я сошел с ума, с ума со­шел, сошел с ума, с ума сошел, заткнись!!!
   -Поблагодарили? Тогда я вам предлагаю пятиминутку здоровья. Сидя в кресле, мы сейчас с вами выполним комплекс упражнений против избыточного веса...
   -Ты что, издеваешься... издеваешься... сама маши руками...
   -Итак, разведите руки в стороны и набрав воздуха как можно больше в легкие, начинайте сводить руки над головой, с большим усилием, как бы преодолевая со­противление...
   -Заткнись, пожалуйста, заткнись, я тебя добром прошу... Заткнись!!!
   ...Участковый, старлей Смешин Васька и его прихлебатели-дружинники называют сей райский уголок "змеюшником". Не могут понять душу простого советского че­ловека, чье стремление к коллективизму принимает иногда такие странные формы, ящики из-под несуществующих, фантастических, сказочно-придуманных продуктов... По выцветшим этикеткам можно читать фантастическо-ненаучный роман. "Ананасы свежие вьетнамские", "Вишня в вине", "Сервелат", "Корейка", "Горошек зеленый", "Ассорти шоколадное", "Сосиски молочные", "Кофе бразильское"...Все это читает­ся как роман, полный романтики дальних космических траса, где мужчины мужественны, трезвы и выбриты, а женщины трогательны в своей беззащитности и хрупко­сти, ну и украшают их не синяки...
   Светло. Снова светло. Аж больно глазам...Уже неизвестно сколько времени пане­ль не звякает и не выдает туб. Ни одной... Туалет еще действует и вода пока есть... В душе воды нет... В голове тяжело... И приходят разные гости... ...Катька, паскуда, ты че тварь в натуре, я вчера к тебе приканал, а ты пада­ль, с Юркой дрыхнешь и даже двери суки не закрыли?.. Ну?!.. Ноги выдеру обоим!.. -Я тебе что - жена? Нашелся муж - объелся груш! Юрка плесни чуток... - Вить, а Вить, ну Вить, плесни чуток бормотухи, ну чуток, жжет... -Соснешь разок, плесну. Натуральный обмен, бля! Ха-а-ха-ха-ха!.. -Ну ты и хамло, ну ты и паскудник, дал шестьдесят копеек... а хлебаешь на целый рупь..? -Пойдем за ящики, прижмемся...
   ...По ушам, по мозгам, по самым обнаженным нервам бьет надоевшее, офуевшее, на­бившее оскомину, паскуднейшее "Могучая...", хотелось блевать, но нечем было. "а окном рассвет, синий-синий, серый-серый, такой серо-буро-малиновый с алым ук­лоном, как наша жизнь, как наша одежда, как... Подойдя к окну, заваленному вся­кой дрянью, Юрий прижался лицом к грязному стеклу. "а окном капал мелкий серебрис­тый дождь... Или это были звезды...
   ...Юрий и его случайный собутыльник спрятались за плакат "Встретим очередной съезд КПСС трудовыми успехами!". За плакатом было сумрачно и грязно. Уютное пространство между плакатом и забором использовалось не только как распивочная, но и туалет...Где-то далеко-далеко, с той стороны плаката, огромного фанерного щита, осталась вся эта жизнь, вся, до единой капли, со всеми сложностями, с милицией и общественностью, с попытками устроится на работу и заработка попы­тками, заботы и тяготы...Все осталось там, за тонкой фанерой, здесь же было тихо и сумрачно, слегка пахло, но терпимо...
   -Тебя как звать-то? -Юрий... А тебя? -Семен. Ты Юрий, женат? -Нет... Разведен... Дважды...
   -Счастливчик.. .А я со своей мегерой четвертый год раэгребатся не могу...Ну, бу­дь здоров, Юрий. У... паскуда... с опилок ее что ли гонят... -Не с опилок... С газет, а в них много всякой гадости пишут, вот и получается не водка, а отрава... -Это точно, как моя жена, когда женился - думал баба, а оказалось - отрава...
   Где-то далеко-далеко свершались по указанию партии и пожеланию народа что-то, на зависть и удивление всему миру творилось что-то, взмывало, взлетало, пово­рачивалось, возвышалось, строилось, шло семимильными шагами и пятилетками в четыре года, гордо несло высокое звание... А здесь же за плакатом "Встретим ударным трудом очередной съезд КПСС трудовыми успехами!" было спокойно, тихо и лишь слегка воняло...
   -А знаешь, Юрий, я ее сегодня убью. Отраву свою...
   -А зачем, Семен, зачем?.. Тебя посадят, а ей уже не будет больно... Лучше ты уй­ди от нее, уйди и пусть она мучается одна...
   -Будет она мучится одна, как же, держи карман шире... Сразу пойдет к Петьке гребстись... Лучше я ее убью... -А может не надо...
   ...Темно... То светло, то темно, воды нет, жрать нечего... Воду отключил космичес­кий ЖЭК... за неуплату... свет отключили тоже они, гады...
   ...За чуть приоткрытым окном школы утренник, посвященный апрельской дате. И почему все негодяи норовили родится в апреле?.. И Ленин, и Гитлер... До Юрия и его друзей-собутыльников, уютно устроившихся под окном на подсохших слома­нных партах с бутылками и немудреной закуской - килькой в томате по 0,33 коп. за банку 250 грамм, сырками "Дружба" по 0,23 коп. за штуку и четвертинкой хле­ба по 0,16 за буханку, доносились звуки. Рояля-пианино и писклявый голос, выводящий не­мудреные слова под эту паскуднейшую музыку: Когда Ленин был маленький С кудрявой головой,
   Он тоже бегал в валенках,
   По горке ледяной...
   -Не мог же он паскуда сучья, упасть в детстве и разбиться на смерть, -
   задумчиво заметил Кеша, ковыряя банку тупым перочинным ножиком.
   -Не говори, не говори, Кешок, он сука, в валенках бегал, по заграницам разъез­жал, в революцию икрой ботинки мазал, а мы тут гадость теперь пить должны...
   -Да, действительно, где же социальная справедливость, где?! Ну скажи мне, Юрок, скажи, -
   взвился полный справедливого гнева Серый, мужик лет пятидесяти, с большим кра­сным носом и лысой головой, устремив пытливый взгляд на Юрия.
   -Понимаете, друзья-товарищи, однополчане по борьбе с зеленым змием... Все в этом мире взаимосвязано и соединено тонкими, но тем не менее крепкими нитями. Если на нас свалилась эта пакость: революции, Сталин с Ежовым...
   -Сталина прощу не трогать. Мужик был хоть суров, но справедлив. зарубите это на носу, милейший, -
   волнуясь и теребя кильку за хвост, решительно вставил в речь Юрия свое пояснение Слава, худой молодой человек, известный в их узком круге как любитель женщин.
   -Слава, ты не прав, а потому и волнуешься, -
   Серый веско, но вежливо осадил Славу. И продолжил:
   -Я оттянул двенадцать, пусть за дело, за уголовку, но видал сиволапых, полити­ческих... Их тогда троцкистами-фашистами обзывали. Когда умер этот сапожник, в лагерях такое творилось!..
   Серый покачал головой и сладко зажмурился:
   -По нам автоматчики стреляли, а мы все равно орали свое...
   И широко разинув беззубый рот, забыв про окно, за которым продолжался утренник, выкрикнул с удовольствием, как бы возвращаясь в то незабываемое время:
   -Гуталин сдох! Гуталин сдох! Гуталин сдох!!!
   из распахнувшегося настежь окна на собутыльников смотрели глаза - веселые учеников класса примерно пятого и полные ужаса-отвращения глаза молоденькой учи­тельницы...
   ...Гул. Темно. Гул. Гул. Его куда-то послали. Он летит. Какие-то голоса, снег, зима, холодно, голодно... Снег... А это радуга, мама, чья это мама, не моя, моя давно уже умерла...
   ... Куда вас сударь занесло... занесло...
   -...А сейчас пятиминутка здоровья. Разведите руки в стороны и начинайте сводить, начинайте сводить, начинайте сводить, начинайте...
   ...Юрий гладит ее по лицу, мягкая кожа...
   ...Начинайте сводить, начинайте сводить, начинайте, начинайте, начинайте...
   ...Мне не хочется есть, мне совсем не хочется есть, мне ни капельки не хочет­ся есть, мне совсем-совсем не хочется есть, ну ни крошечки...
   -...Здравствуй.
   Темнота, была тишина... Теперь кто-то пришел...
   -Ты кто?..
   -Я это ты. Подними пожалуйста руки над головой, раз уж так получилось и начинай сводить, ха- ха-ха-ха!!! Я тебя добром прощу, негодник...
   ...Светло. Тишина. Гула почему-то нет. Наверно кончилось горючее и космический корабль "Партия" остановился в черноте космоса... Сколько прошло времени с то­го момента, как панель выдала последнею тубу - ни кто не знает... И совсем не­давно кончилась питьевая вода... В голове стало тихо и ни чего не капает...
   -...Привет. Ты валяешься, а солнце уже встало. А что мы под одеялом прячем, а, ой! какой хоросый, и уже наготове, ну точно пионер...
   -...Привет. Сегодня уже двенадцатый день, сударь, как вас занесло... И вы должны дать ответ, согласны ли вы на пост императора всего Марса?.. Пора дать ответ...
   -...Привет, большего мерзавца мы еще не встречали. Да-да, не встречали! Посуди сам - за все свои жизни ты выпил алкогольных напитков различнейшей градусности -
   вина 345.678.912 литра как белого, так и красного, включая конечно и
   розового;
   суррогатов вина, выпускаемого в СССР 10.987.654.231 литров;
   водки 87.659 литров;
   коньяка 34.756 литров;
   самогона 8.765 литров;
   медицинского спирта и препаратов на спирту, включая жидкость от
   мозолей и средство от ревматизма 1.975 литров;
   различнейших суррогатов 93 литра 125 грамм...
   помимо всего этого вы вступили 12.345 раз в интимную связь с женщинами, деву­шками и лицами не достигшими совершеннолетия, а так же один раз в гомосексуа­льную связь...
   -Я грешил, но я и каялся! -
   изо всех сил кричит Юрий, но даже сам не слышит собственный крик, а что гово­рить про неизвестного, чей голос так гневно гремит...
   -А посему, за все твои грехи и жизнь твою греховную приговариваешься ты к са­мому страшному наказанию - изгнанию из собственной жизни...
  
   Страшная сила раздавила Юрия, втерла его в кресло, истолкла, смешала с обивкой, с пружинами, с... Изо всех сил темнота ударила Юрия по остаткам и разметала их по кабине.
  
   Конец первой части.
  
  
  
   Часть вторая. "РОССИЯ".
  
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ.
  
   Очнулся Юрий на удивление легко и радостно, совершенно целый, как будто это не его разбрасывало по кабине осточертевшего корабля. В голодном и измученном теле ни чего не болело, казалось он родился вновь, в очередной раз и не на муку, как прежде, а на счастье. Тело было совершенно легким, но не как в полете, с надоевшей невесомостью, а с какой-то приятной тяжестью, но одновременно и с легкостью... Он даже не обделался, правда и не чем было, просто какая-то при­ятная тяжесть вдавила его в кресло и по-видимому, корабль уже ни куда не летел, так как не было слышно гула, он наверно уже прилетел, приятно так мелькало в голове, сейчас меня наверно встретят марсиане еще какие инопланетянки... В ка­бине было тихо, покойно и темно. Но ни как в могиле, а совершенно по другому. Как-то так, что Юрий не мог объяснить даже себе самому, как бывает в детстве, в далеком безоблачном детстве - лежишь под одеялом, накрывшись с головой, а впереди то ли праздник светлый и хороший, то ли просто воскресенье...
   Резко, противно звякнуло над годовой металлом, раздалось надрывное, скребеще-скребущее по коже и нервам, скрежетание. Юрий дернулся всем телом, привязанным к креслу, и...
   И по резко зажмурившимся глазам ударил яркий, ярчайший, ярчайше яркий свет, солнечный свет, пробивший тонкую пелену век, свет давно забытый в столетиях полета, тысячелетиях космического плена!.. Это было солнце, земное солнце, такое яркое и такое ласковое...
   -Ты че ревешь, мэн? Обосрался со страха, что ли?!
   Родная русская речь, лишь только одно резануло ухо, один лишь "мэн", а в ос­тальном... Сердце защемило, в груди чего-то сдавило и захотелось уткнутся кому-нибудь в теплую под мышку, дурно пахнущую потом и одеколоном "Шипр", и долго-долго поплакать, от радости, от пролетевших переживаний, от всего плохого, что теперь верно, осталось позади...
   -Доставай его из этой кастрюли, а то он там сидит и ревет, а его здесь все ждут! Ну!..
   Сильные и дружественные руки отстегнули надоевшие ремни, оторвали истрадавшуюся тощую задницу Юрия от паскуднейшего кресла и больно ударив об край люка плечом, выдернули его на белый свет...
   Сквозь занавес остатков слез Юрий увидел ярко-зеленые деревья, ярко-синее не­бо, ярко-желтое солнце и ярко-разноцветных несколько автомобилей незнакомой ему марки, импортные поди, застывших на ярко-изумрудной траве...Когда-то гор­дый покоритель дальнего космоса, корабль "Партия", лежал немного на боку, помя­той, ржаво-опаленной тушей, совершенно инородней на этом пиру красок... Сильные руки, принадлежащие плечистым парням, одетым немного странно - белые джинсы, яркие разноцветные футболки с надписями на груди по-русски, в каких-то толстых ярко-разноцветных, явно спортивных ботинках и круглых, обтягивающих головы, ке­пках-жокейках с длинными козырьками, повернутые у всех назад, поставили его на землю. На траву... На долгожданную почву... Ноги подогнулись от притяжения и но­стальгии, Юрий плюхнулся на мягкость и шелковистость родной травушки-муравуш­ки, одуряющий запах цветов и распаренной под летним солнцем, а он сразу определил - лето! травы, кружил голову, бабочки и стрекозы, какие-то мухи и муш­ки жужжали и кружились над ним, выбивая слезу умиления. Над головой Юрия заг­ремел все тот же начальственно-ироничный басок:
   -Так парни, эту хреновину нужно подправить, не мог наш космонавт летать на та­ком тракторе, давай тащи сюда все, что привезли, будем доделывать космолет!.. А где гример, черт вас возьми, совершенно нельзя работать в таких условиях, где этот алкаш херов, немедленно тащите сюда гримера! И снимите с него эту рвань, он что - каторжник?! Он что - сбежал?! Подберите скафандр по размеру! И шеве­литесь, шевелитесь, мать вашу за ногу, у нас через десять минут и один час эфир, собаки!
   Юрий ни чего не понимал - вместо того, что б его встретили врачи и военные, и везли на вертолете куда-то на секретную базу отдыха для исследований его орга­низма (он такое действо неоднократно видел по телевизору), с ним совершают со­вершению непонятные действия...
   Юрия усадили в удобное, мягкое, неизвестно откуда взявшееся кресло, намного удобнее надоевшего космического, вокруг запорхали несколько очаровательных девушек - длинноногих, белозубых, с осиной талией, высокой грудью, обтянутой так же разноцветными футболками с надписями на русском, Юрий ни как не мог сосредоточится и прочитать, и аккуратной попой, чуть прикрытой короткими шортами, де­вушек было несколько, но перечисленный комплект прелестей настолько одинаков, что для себя. Юрий называл его в единственном числе - высокая грудь, осиная та­лия, аккуратная попа... Таких раньше он даже и не видел, откуда взялись - непо­нятно, все как на подбор, сестры-близнецы... Девушки порхали, груди трепыхали­сь, попы вертелись, да... Порхали, очаровательно улыбались и что-то делали с его лицом, чуть касаясь длинными прохладными пальцами, от удовольствия Юрий прикрыл глаза, но руководящий этими девушками мужик с красным носом и запахом перегара, весь какой-то помятый, а запашок-то знаком по прежней жизни, взревел раненым медведем:
   -Глаза не закрывать! Смотри вперед!
   Юрий совершенно ни чего не понимал. Какой-то толстый мужик в синем халате на голое тело, вон коленки волосатые мелькают, чуть не сбил кресло с самим Юрием, сунул в руку какие-то листочки и умчался куда-то вдаль с криком:
   -Погляди это, старик, и постарайся, хоть немного запомнить!..
   Юрий честно попытался взглянуть на листы, но мужик с красным носом вновь взре­вел, выдрал листы из руки и отшвырнул их в сторону. Какие-то люди, одетые так­же странно, но красиво, расставляли вокруг какие-то прожектора и какую-то явно телевизионную аппаратуру, двое совсем не здоровяков совершенно спокойно проне­сли на руках огро-о-омнейшую глыбу-камень и установили ее-его невдалеке, дру­гие люди таскали какие-то вещи и шары, цветы и ленты, голова кружилась от го­лода и было все непонятно... Может быть он наконец-то все-таки умер, а это и есть пресловутый рай? Хотелось пить, хотелось есть, еще больше хотелось спать, но все желания перебивала одна страсть - как из пушки, хотелось мочится...
   Уловив мгновение, когда какая-то дива на секунду замерла перед ним, что-то совершенно сосредоточенно разглядывая или пытаясь разглядеть на его лице, Юрий стеснительно шепнул:
   -Извините, мне надо в туалет по-маленькому...
   Дива оторвалась от созерцания, брови ее изумленно взлетели и она переспросила удивленно:
   -В туалет по-маленькому? Это слэнг? Надо запомнить...Если хотите пи-пи, делай­те под себя, вам все равно сменят прикид...
   Юрий почти ни чего не понял из сказанного, кроме того, что почему-то можно де­лать под себя... Но не смотря на закалку последней жизни, он не решился попра­ть так явно мораль, все же он был трезв и всему есть предел...
   Внезапно девушки расту пились, как по приказу, и прямо в лицо Юрию уставился какой-то красивый человек мужественной наружности - крупный нос с горбинкой, в волевой подбородок с ямкой, впавшие щеки, ироничные губы, карие запавшие глаза, чуть длинноватые волосы, спадающие на высокий лоб красивыми волнами золо­тистого цвета и закрывающие, совсем чуть-чуть, уши... К тому же этот человек оказался хозяином громкого и иронично-начальственного баска:
   -Привет старик! Извини, не было времени познакомится, мы в цейноте, сразу пос­ле тебя реклама какого-то говна. А ты молодец, классно тебя сделали герлы, кру­той мэн! Катюха, дала бы такому?
   Обратился хозяин баска к одной из длинноногих, стоящих вокруг. И сразу получил в ответ:
   -Не задумываясь! Чур девки, я первая, улет! Он из дальнего космоса, я торчу!
   И опять почти ни чего не понял Юрий, кроме того, что его почему-то сильно хотят и потом почему-то будет реклама какого-то говна почему-то... В голове все перепуталось и она слегка заныла. Хотелось ссать, жрать, пить, помыться, свер­ху припекало солнце... Прилетел... А мужественный красавец, поставив обтянутую белыми джинсами ногу на край кресла, чуть потеснив так непринужденно Юрия, про­должал:
   -Меня звать Иван Русаков, меня здесь каждая собака знает. Ты старичок, извини, я знаю, но пока ни кушать, ни пить тебе нельзя - грим смажешь, а вот после эф­ира по полной программе оттянешься в полный рост! Сам в Кремле тусовку собрал, и ты главным номером хляешь - девки, коньяк, слава!.. Я тебе завидую!
   Вот сам бы и полетел вместе меня... Ну уж дудки, дураков таких нет, мне и тут кайф, на Земле... А то ишь, завидует... Худой как скелет... А это что он так фамильярно, Леонида Ильича, Сам, ни хера себе... Значит меня в Кремль повезут и лично товарищ Брежнев меня в засос будет целовать, дожился... И глаза у него блестят, как у припадочного, может надо было доктора все-таки взять с собой... И словечки постоянно употребляют незнакомые, сленг наверно, кинотелеартистический жаргон...
   -Ну все старик, наше время.! -
   обратился Иван к Юрию и скомандовал громовым голосом.
   -Кресло убрать, все лишние вон, через минуту эфир!
   И сразу все страшно засуетились, забегали, замельтешили, из-под Юрия вырвали удобное кресло и прислонили его к изменившемуся до неузнаваемости космическо­му кораблю "Партия". Его корабль, действительно по внешнему виду больше напо­минавший трактор ЧТЗ довоенной постройки, приобрел какие-то тоже слегка обго­релые в дальнем космосе дополнительные детали и антенны, какие-то решетки и панели, какие-то черт те знает чего еще...Ноги подгибались, чья-то заботливая рука подпихнула Юрия в бок и захлопнула шлем новенького скафандра, в который секунду назад его впихнули все те же крепкие и заботливые руки.
   А вокруг толпились операторы с камерами и еще какие-то люди с какой-то аппа­ратурой, тянулись куда-то толстые, как змеи, шланги кабелей, прямо перед ним стоял улыбаясь во весь многозубый рот Иван, сжимая в руке гигантских размеров предмет, похожий на увеличенное мороженное "Эскимо", у предмета болтался коро­ткий провод, наверно оборвался, подумалось Юрию, очень хотелось спать, есть, пить, но больше всего хотелось пи-пи... Но еще больше хотелось дышать, возду­ха стало мало, голова закружилась, скафандр же не подключен!..
   Но сам Иван свободной рукой распахнул прозрачное забрало, Юрий судорожно, ши­роко распахнутым ртом ухватил изрядный кус воздуха, поперхнулся и закашлялся. Иван улыбнулся еще шире и красивей, с левитановскими нотками, голосом полным торжества, заговорил радостно:
   -Сегодня, 19 мая 2012 года, для нас всех россиян, случилось радостное событие! Вернулся из дальнего космоса и вдохнул родимый воздух...
   Как 19 мая 20012 года, он что, рехнулся, он что, с ума сошел, какой такой 2012 год, он что, издевается, а где же я был все это время, он что, хочет сказать, что я летал в этой коробке, в этом примусе, в этом тракторе... летал, летал... так что же это такое, неужели я 37 лет летал в коробке?!..
   -Позвольте Юрий, мне вас обнять от имени всех россиян, всех землян и поприве­тствовать вас с завершением такого, титанического эксперимента!..
   ...37 лет, я наверно глубокий старик, вон и они все меня стариком обзывают, ни кого уже на земле наверно нет, кто меня еще помнит, ни кто уже не помнит, не любит, так вот какое наказание уготовлено мне за все мои грехи...
   -....Вглядитесь в этот космический корабль, названный скромно, но весомо - "Ро­ссия" ! Созданный гением русских людей, широко известных всему миру, как самые гениальные, как самые талантливые, как самые мастеровитые и как самые скром­ные люди во всем мире! Вглядитесь в эти черты, черты мужественные и скромные нашего первого в мире космонавта, впервые в мире покорившего дальний космос и бросившего его к ногам России и русского народа! Вглядитесь в эти русские гла­за, славянские черты, исконно российские скулы... Что вы хотите сказать, Юрий, в эту волнующую минуту, всем россиянам, всем жителям планеты Земля, с трепе­том ожидающих от вас первых слов после столь долгой разлуки?
   Огромное эскимо красного цвета почти вплотную придвинулось к губам Юрия и на всю Россию, на весь мир, на всю Вселенную, разнеслось непонятное:
   -Тридцать семь...
   Но Иван не был бы тем, кем он есть, то есть самым популярнейшим российским ведущим самой популярнейшей в России передачи "Тусуйтесь с нами и все ништяк!" Он мгновенно отреагировал-сообразил:
   -Да-да, тридцать семь лет Юрия не было с нами, но он помнил о нас и мечтал вновь увидеть свою любимую Родину, ее лучшую в мире природу, ее самое синее небо, ее...
   Камера отъехала от измученного голодом, жаждой и всем происходящим, Юрия, тут еще ссать как из ружья хочется, да и цифра тридцать семь из головы не идет... и показала широким планом окружающую панораму - зеленые луга, на которых мирно и элеги­чески паслись совершенно как настоящие пластиковые коровы и бычки; деревья, усыпанные изумрудными, в росе брильянтов, листьями (фирма "Российские пластмассы", при оптовых покупках существенные скидки) , но естественно, попали в объектив камеры, кстати, лучшей камеры, лучшего оператора России, Иван Русаков признавал лишь самое наилучшее, попали и натуральные картины пейзажа. Если бы космический корабль упал бы в приличное место, не столь однообразное ближним планом, тогда бы и не понадобилось бы оживлять его декорациями... Но Иван все­гда славился творческим и вдумчивым подходом к делу, и пустить все на самотек он просто не мог...
   Камера вновь вернулась к лицу Юрия и во время - на лице первого дальнего космопроходчика легко читалось блаженство пополам со счастьем.
   -Юрий, что вы испытываете в данную минуту, в данную секунду, поделитесь сво­им счастьем с земляками-россиянами?
   Мороженное-эскимо вновь пододвинулось к губам Юрия, но он не мог выговорить ни слова, его тело слегка сотрясалось, по лицу бродила потусторонняя тихая ул­ыбка, глаза, заплаканные глаза шарили по небу, казалось - он кого-то искал... Иван взял на себя вновь тяжкий крест, благо ему было не впервой, объяснения всем россиянам и жителям планеты Земля, счастливого состояния космонавта:
   -Счастье и восторг от долгожданной встречи так переполняют Юрия Леонидова, пе­рвого в мире российского дальнего космонавта, что он не может выговорить ни слова!..
   Начался импровизированный (всего дважды отрепетированный) парад и митинг ме­стных жителей (массовка конечно, где их искать, местных жителей), желающих вы­разить восторг и счастье от встречи космонавта, длинноногие девушки в коротких юбках и старинных мундирах размахивали какими-то палками и высоко поднимали ноги, дети махали флажками и кидали к ногам Юрия цветы, взлетали в синее небо разноцветные воздушные шары, какая-то экзальтированная особа лет пятидесяти прорвалась сквозь оцепление дюжих молодцов в штатском и запечатлела на лице Юрия долгий не материнский поцелуй... Первый дальний космонавт воспринимал все происходящее как будто сквозь дымку сна, как сквозь туман...Юрий с огромнейшим наслаждением мочился прямо в скафандр.
   -...А какой он импозантный и худощавый!..
   -...Настоящий мужчина, не то что ты, вторую неделю не можешь вызвать мастера...
   -...Смотрите, смотрите, он улыбается!..
   -Ах!!! Я б так хотела бы быть с ним... Навечно...
   -...Говорят, дальний космос способствует импотенции?..
   -...А я слышала совсем наоборот! Говорят, он в постели неотразим!..
   -Ах!!! Как бы я хотела бы быть с ним... Навсегда...
   -...А какой элегантный и удобный у него скафандр! Нет, вы обратите внимание - почти сорок лет назад выпущен, а все почти как новый и модель такая современ­ная!..
   -Ну что вы тут говорите - модель, модель... Это же исконно русское, наше, если бы китаезы или штатники запустили бы, то...
   -Да куда им, кишка тонка, они дальше Луны до сих пор выбраться не могут...
   -А говорят, что они вообще и не летали, сняли у себя там в Голливуде и все...
   -...Нет, что и не говорите - русский это звучит гордо! Не даром мы и Америку от­крыли, и паровоз с компьютером изобрели, и самые первые с социализмом покончили! Шведы до сих пор с ним покончить не могут, так-то, батенька, мы впереди планеты всей и во всем! Мы, россияне!..
   -...Ура!..
   -...Да здравствует самый первый дальний космонавт россиянин Юрий Леонидов!
   -Ура! -Ура! -Ура!
  
   Это и все остальное, Юрий конечно не мог слышать, ну кроме криков "ура", так как совместно с Иваном и оператором с камерой медленно проплывал в открытом огромнейшем автомобиле, капот которого был украшен золоченной фигуркой трой­ки коней.
   -Иван, что это за машина?
   -"Тройка"! лучшая в мире автомашина, гордость российской автопромышленности!
   Битком забитый тротуар был отгорожен от проезжей части невысоким, по пояс, металлическим заборчиком с торчащими через равное пространство, флагами поче­му-то трех цветов, французский что ли, и густой цепью милиции, тоже как-то странно одетой... Ну ни чего, чему тут удивляться, все же тридцать семь лет прошло, здесь, у них... Битком забитые тротуары взрывались аплодисментами и криками "Ура!", рассмотреть кого-либо в отдельности не подучалось - сплошная стена смазанных лиц, торчащих рук и крик "Ура!"...
   -Слушай, Иван, у тебя нет в заначке какого-нибудь завалящего бутерброда? Жра­ть жуть как хочется...
   Иван улыбался, слегка грозил эскимо, которое оказалось просто микрофоном боль­ших размеров, с улыбкой оглядывал массы, переполненные восторга и энтузиазма, отвечал;
   -Послушай, старик, не будь занудой, не будь букой, мы тебя можно сказать жда­ли тридцать семь лет, а тебе бы все жрать да пить, я и не предполагал, что ты такой эго­ист... Посмотри лучше, как эти люди, сами, добровольно, бросив все свои дела, пришли поприветствовать тебя...
   -Знаю я эти "добровольно", знаю как это делается, не дурак, сняли с заводов и нагнали, пообещали двойной тариф, вот они и орут...
   -Боже мой, какой двойной тариф, как это сняли, забудь Юрий и ни когда не вспо­минай прошлое, мы отряхнули прах с ног и вспоминать коммунистическое рабство - дурной тон! Ты прилетел в свободную, демократическую страну, которая идет по самому правильному в мире, собственному, третьему пути развития, как общества, так и экономики!..
   -Что?..
   Юрий распахнул неприлично широко рот, Иван тактично подпихнул челюсть первого дальнего космонавта микрофоном и нажав на нем кнопку, заорал изо всех сил:
   -Обрати внимание, Юрий! Этот памятник установлен два года назад в твою честь! да-да, в твою честь! Когда наши российские ученые, первые в мире, установили, что твой космолет - "Россия" возвращается назад, выполнив всю заданную програм­му, то население России совершенно добровольно пожертвовало средства, а фирма "Васьков и сын, литейное дело" совершенно бесплатно отлило этот шедевр по проекту скульптора Лаптева из бесплатно пожертвованной бронзы прииском "Российс­кий" ! ..
   Интересно, а куда же пошли деньги... Мимо автомобиля проплывали медленно и ве­личаво дома, блестя отделанными плиткой стенами, а между ними, метров сто выс­отою, громоздилась фигура, изображающая человека в скафандре с широко раскину­тыми в стороны руками... Как будто человек этот хотел схватить в охапку всю Землю... Фигура медленно проплыла и осталась позади, люди толпящиеся на тротуарах самозабвенно кричали "Ура!", изо всех сил разевая рты, девушки, женщины и ста­рушки улыбались и посылали воздушные поцелуи, детишки, вздернутые на плечи от­цов и шеи любовников их матерей, махали полосатыми флажками и воздушными шари­ками, с крыш сыпались лепестки каких-то цветов и конфетти, только размером с пятак, была когда-то такая монета, пять копеек...
   -...И вот наш автомобиль с первым дальним космонавтом Юрием Леонидовым проез­жает по улицам столицы России и всего прогрессивного человечества, уверенно иду­щего по капиталистическому третьему пути развития, так сказать третьему Риму, городу Москве! десятки и сотни тысяч горожан, оставив свои дела, высыпали на самые красивые улицы в мире, на самые просторные площади, что бы поприветство­вать вернувшегося из дальнего космоса первого российского космопроходца! Ура Юрию Леонидову, ура!
   Вслед за восторженно вопящим в микрофон Иваном, голосила, казалось, вся Мос­ква, от порывов восторга и экстаза охраняли лишь густые цепи милиции, которая, как уже заметил Юрий, тоже отличалась одеждой. Черные комбинезоны перечеркну­тые белыми ремнями крест-накрест, белыми касками, белыми перчатками и тоже бе­лыми высокими ботинками на шнуровке, казались Юрию больше иностранными, чем Иван, оператор и длинноногие дивы, укатившие с места приземления на большом блестящем автобусе...
   Толпы москвичей приветственно орали и махали руками, Юрию хотелось есть, пить, спать и сменить скафандр, так как ногам было мокро и уже холодно, дома возвы­шавшиеся вдоль улиц были густо украшены рекламой, голова у Юрия кружилась, на глаза навертывались слезы... да-а-а, вернулся... "Пейте российский квас - луч­ший квас в мире!"... Неужели тридцать семь лет прошло... "Российское - значит отличное!", интересно, как здесь... "Храните деньги в банке МММ"... Над головой синело не­бо, от ярких красок начали уже болеть глаза, сильно, очень сильно захотелось спать... Начав зевать, Юрий был обломан все тем же Ивановым микрофоном, тот вновь ловко захлопнул ему рот и посочувствовал:
   -Потерпи Юрок, потерпи чуток, еще немного потерпи, мы здесь знаешь как терпе­ли, пока ты там в космосе прохлаждался, -
   шептал в выключенный микрофон Иван, улыбаясь налево и направо, периодически прерывая свой шепот выкрикиванием очередного глупого лозунга - Да здравствует! Крепить!.. Все вместе!.. Как один!... Россия!..
   -Мы и смену старцев вытерпели, и перестройку с ускорением, и кооперацию, вауче­ризацию, и первоначальное накопление, и криминализацию страны, и путчи, и чего только тут не вытерпели... А ты в космосе болтался, так сказать, хреном груши околачивал.. Потерпи, вон уже и Кремль показался...
   И действительно, впереди показались шатровые крыши кремлевских башен, украшенных чем-то не рубиновым, а золотым... автомобиль плавно развернулся, пока­тил по брусчатке Красной площади и изумленному взгляду Юрия предстала небыва­лая картина - вместо мавзолея с Вечно Живым стояло скромное белокаменное зда­ние-зданьице непонятного назначения, с матовыми окнами небольшого размера и какими-то двумя буквами над ним, отсюда невозможно было рассмотреть, что за буквы такие...
   а на башнях Кремля, вместо знакомо-привычных уже, рубиновых звезд, нестерпи­мым блеском в лучах падающего за зубцы высотных домов солнца, блестели золотые двуглавые орлы, правда без короны... Столь знакомые Юрию по своим прежним, до социализма, жизням... Собор Василия Блаженного был на своем месте, а вот над куполом верховного Совета, так повторяющим и передразнивающим рейхстаг, лениво развевалось огромнейшее полотнище, все тех же трех цветов, как у детей и на флагштоках заборчика... Синий, белый, алый...
   -Иван, что это за знамя?.,
   -Наше с тобою Юрий знамя, флаг России!..
   И эти цвета Юрий помнил по своим прежним жизням, но увидеть их вновь над Кремлем, когда-то захваченном коммунистами, он ни как не ожидал.. Значит дей­ствительно, в стране произошли необратимые перемены и наконец-то многострада­льный народ и душа Юрия успокоятся... И Юрий заплакал. Заплакал от всего пере­житого и увиденного, от жалости к себе, ну и конечно от голода. А неутомимый Иван все комментировал:
   -Вы видите на экранах своих телевизоров слезы на глазах самого мужественного человека Земли, дальнего космонавта, он плачет от вида российского флага, от вида древнего Кремля, являющегося святыней для всех россиян, от чувств, которые вызваны возвращением на Родину! Юрий, Россия ждала тебя и наконец-то дож­далась!.. Дождалась и встречает...
   Автомобиль вкатился под гулкие своды Боровицкой башни и остановился недалеко от Царь-Колокола. На невысоком крыльце стояла довольно-таки большая толпа вст­речающих, все улыбались и приветственно махали руками. Иван помог выйти из ав­томашины Юрию, неуклюжему в своем побулькивающем скафандре и придерживая его под руку, повел по широкой красной ковровой дорожке, на ходу шепча - не забу­дь отдать честь, хотя к пустой голове руку и не прикладывают, но ты же все же космонавт...
   Среди густоты встречающих Юрий выделил взглядом толпу старцев преклонного возраста - слезящиеся глаза с огромными мешками под ними, носы всех цветов, трясущиеся головы и руки, выпяченные животы, блестящие и помятые лысины в об­рамлении остатков волос, изрезанные глубокими морщинами отвисшие щеки в пигмен­тных пятнах, повисшие безвольно отвисшие нижние губы, да-а-а, Брежнев образца 1975 года по сравнению с ними был красавец...
   Из этой толпы концентрированного страшного старчества отделился огромнейший мужик лет так девяноста, на вид, под два метра ростом, толстый и массивный, как столетний дуб... Или девяностолетний... Седые волосы деда были длинноваты для кремлевского жителя да еще такого возраста, но видимо за эти тридцать семь лет здесь многое изменилось, что-то лицо мне этого старикана знакомо, как будто мы с ним уже встречались, ишь, ряха, поперек себя шире. Мужчина преклонных лет был одет в великолепнейший темно-фиолетовый костюм и в тон ему, чуть светлее, рубашку, галстук вообще был произведением галстучного искусства, старикан ши­роко раскинул руки, ох и длиньнюшие руки у старикана... Выпятил живот и пошел, широко улыбаясь вставными зубами, прямо на Юрия, шаркая по крыльцу ногами.
   Приблизившись, Юрий неловко-неумело вскинул руку к непокрытой голове и ис­пуганно подумал - е-ка-ле мое, а что говорить и не знаю... Но говорить и не пр­ишлось. Старикан сгреб его в охапку, ох, да у него еще силушка не меряна! тре­снули ребра, прямо в лицо пахнуло хорошим коньяком и еще чем-то съеденным, тоже хорошим по качеству, старик прильнул губами к щеке космонавта, Юрия передер­нуло от отвращения, и хитро кося слезящимся глазом прямо в глаз космонавту, прошепелявил совершенно непонятное, негромко и как бы тайно - ну вот, а ты лететь боялся...
   Юрия хлопали по плечам, целовали в засос какие-то слюнявые старики, некото­рых он как будто узнавал, хотя прекрасно понимал - это невозможно... Новые времена, новые люди, ни одного коммуниста не подпустит народ и на пушечный выстрел к власти, к Кремлю... Да и лет-то прошло не мало, какие знакомцы, кто его помнит, Юрия, его настоящую фамилию, видимо так и придется умереть Леони­довым...
   Наобнимавшись и нацеловавшись, встречающие повели дорого гостя к столу. Сле­дом спешили корреспонденты и фотографы, совсем рядом мелькал, подбадривающе по­дмигивая - не робей! Иван, старикан-мужик конечно оказался президентом России, первым демократическим президентом России, выбранным на пожизненный срок, как было сообщено ему, и звали его так красиво и по-русски - Илья Сергеевич, что у Юрия вновь защипало в глазах.
   Внутри, в помещении, Юрия отделили от общей массы, наскоро помыли в роскош­ной ванне опять какие-то длинноногие дивы, напялили белье и брюки, носки-туфли-рубашку, смокинг и "бабочку" на шею, напоследок прыснули одеколоном из флакона огромных размеров и отвели в общий зал. Ярко освещенный и битком на­битый народом.
   Юрий обрадовался - наконец-то, наконец-то он поест, тем более на столах было что есть, и икра, и... Но к столам еще ни кого не подпускали, все столпились в вокруг президента, а тот, пердун старый! ласково улыбаясь, ухватился за руку оголодавшего до неприличия Юрия и начал откашливаться. А уже порядком надоев­ший везделезущий Иван, смотря туда же, куда смотрел и президент, то есть в объектив камеры, заговорил своим красивым голосом:
   -Вы видите на своих экранах торжественную встречу, торжественную, но тем не менее теплую встречу дальнего космонавта Юрия Леонидова с президентом России Заслоновым Ильей Сергеевичем и прочими руководителями страны. Весь мир, зата­ив дыхание, с нетерпением ждет речи президента России Заслонова Ильи Сергее­вича, посвященную прибытию первого российского дальнего космонавта на Родину из трудного и опасного полета, впервые в мире продолжавшегося целых тридцать семь лет! Впервые российский корабль "Россия", совершив легендарный по сложности и дли­тельности полет, вернулся из успешного путешествия!
   Все присутствующие захлопали, аплодисменты переросли в овации, овации в экс­таз и восторг к любимому президенту и под общий шум президент демократической России начал свою речь, не отпуская руки первого дальнего космонавта и вгляды­ваясь сквозь толстые стекла очков в листки, которые перед ним держал какой-то генерал с брюзгливым лицом. Юрий понял - это последнее препятствие на пути к ломившемуся от еды столу, он судорожно и некультурно глотал слюни, но к счас­тью - благодаря новым веяниям, речь президента уложилась в сорок семь минут.
   А затем был банкет... Только чувство ответственности и понимания важности мо­мента спасли Юрия от конфуза - обморока. Представьте себе - всемирная трансля­ция встречи и обморока первого дальнего космонавта России на приеме в Кремле... На руку недругам. Страшней и не придумаешь!..
   С огромнейшим трудом сдерживаясь от желания, от жгучего желания сгребсти со стола первое попавшееся под руку и запихнуть это первое попавшееся целиком в рот, запихнуть безо всякого этикета и приличий, Юрий мелкими шажками подошел к столу, в сопровождении все еще цеплявшегося за руку этого демократического президента, и что ему старому херу надо, Ивана, толпы фотографов, корреспондентов и членов правительства... Неужели они все будут смотреть как я буду жрать?! Юрий взял самый крохотный бутербродик, меньше просто не было на столе, бутерб­родик с черной икрой, и фужер с шампанским увы, фужеры были все одинаковые, Ив­ан повернул Юрия к президенту, генерал с брюзгливым лицом вставил в плохо гну­щиеся пальцы президента фужер с шампанским...
   Илья Сергеевич протянул свой фужер к фужеру космонавта и слегка ударил хрус­талем об хрусталь. Раздался мелодичный звон, вспыхнули многочисленные вспышки и президент России выпил вместе с дальним космонавтом за Родину. Снимок обо­шел все газеты мира.
   -...Ну что скажете, как выглядит, сволочь, как огурчик, а ведь не хотел лете­ть, скотина, упирался, а теперь...
   Юрий наслаждался... Бутерброды с икрой и сыром, многослойные и разнообразные, салатовые тартинки и оливы, шашлыки и цыплята-табака, десерты, мороженное и кондитерские изделия со всего света... Устанешь перечислять, что он только съел в тот самый первый свой земной обед-ужин после столь долгого перерыва, целых тридцать семь лет питался всяким говном из туб, глаза бы их не видели!.. И за­пивал все шампанским, "Российским шампанским", огромным количеством шампа­нского, больше он ни чего не хотел, только шампанское, пузырящееся, холодное, остро колющее горло, шампанское... Рядом мелькали какие-то то мужские, то жен­ские, и даже ого-го какие непротивные лица, что-то у него спрашивали, он что-то мычал в ответ, исчезал и вновь появлялся Иван, а Юрий все ел, ел и ел... Он почему-то даже не боялся последствий такого обжорства, ведь нельзя же так мно­го и так сразу после столь долгого перерыва и длительной тубовой диеты, ведь может быть плохо, но голос рассудка был задавлен количеством поглощенной еды.
   Где-то вдалеке гремела музыка и смеялись над шутками президента любящие его сограждане, сразу видно - президент демократичен и доступен до народа, девуш­ки наперебой пытались взять космонавта, то есть его, Юрия, то за локоток, то на абордаж, но увы - все было тщетно! Юрий ел и не мог наестся, ел и не мог остановится... Только слегка кружилась голова и в животе становилось все тесно и тесно, все тесней и тесней, ну что ж, схожу в туалет и продолжу... Мелькнул в очередной раз Иван, Юрий выхватил его из толпы взглядом и призывно замахал рукой с вилкой, на которой был крепко насажен кусок оленины во французском соу­се, если не соврал официант...
   -Ну что душенька твоя довольна? -
   с легкой ехидцей поинтересовался Иван. Юрий пояснил:
   -В туалет хочу, отведи - век благодарен буду.
   -Пойдем.
   И слева, и справа к Юрию тянулись руки, все норовили пожать руку космонавту, потрогать его, потрепать за плечо, все улыбались ему, все ему что-то говорили о чем-то, но слова сливались в общий гул ровный гул-щум-прибой, сверху свети­ла на голубом небе хрустальная люстра, Юрий приветственно помахивал руками и улыбался, помахивал свободными руками, так как две своих вилки оставил на столе, наказав официанту - не уноси, я сейчас вернусь, быстренько сбегаю и обрат­но...
   -Сюда, -
   Иван почему-то перешел на короткие, отрывистые, похожие на команды, слова, Юрий послушно повернул, за темно-бархатно-красной шторой мелькнула резная дверь те­много дерева зеленого камня стена блестящей бронзы ручка, надо же, а я и не заметил в каком зале меня принимали, ну и банкетище отгрохали, а все в мою честь, сумрачный, прохладный коридор, две широкоплечих фигуры в темных костюмах стре­мительно поднялись с кресел с золоченными ножками на встречу... Иван толкнул Юрия к ним и все так же отрывисто произнес, как скомандовал:
   -Возьмите его.
  
  
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ.
  
   Небо еще спало, но первые робкие лучи солнца уже прорвались сквозь легкие сизо-синего цвета шторы в кабинет молодого генерала Савраскина. Сам же Савраскин, сорокалетний мужчина приличного роста и телосложения, возвышался за сто­лом, тупо уставясь на телефон. Вообще-то, телефонов у генерала было много, но в данную минуту его интересовал аппарат ярко-зеленого цвета, без клавиш, слег­ка приплюснутый сверху, аппарат напоминал то ли плитку малахита, то ли приго­товившуюся прыгнуть прямоугольную жабу с закругленными углами. Голова у гене­рала поскрипывала от вчерашнего банкета, устроенного этим придурком, сранным засранным престарелым президентом в честь хрен знает где проболтавшегося тридцать семь лет ублюдка, из-за которого и вынужден генерал сидеть у себя в кабинете, тупо уставясь на телефон... А телефон молчал. В голову лезла всякая чертовщина - девки из подразделения майора Харитонова, ну оторвы, пробы негде ставить, да где Харитоша набрал только таких блядей - непонятно... Подготовка к дню "ЗЕТ", что идет полным ходом, уже и командир легионеров вовлечен, а куда он сука де­нется, компромату на него вагон... Генерал тяжко вздохнул - может выпить нем­ного, помешкал, еще раз вздохнул и потянулся... Сильным, но затекшим телом... Хорошо блядям, спят сейчас, а тут... Внезапно звякнул красный телефон, украшенный двуглавой птичкой, Савраскин от неожиданности подпрыгнул - ни хера себе!.. Ждешь одного звонка, а на голову, как снег, другой...
   -Генерал Савраскин слушает!
   -Слушай генерал, слушай, с дачи сообщений еще не было?
   -Ни как нет, господин президент! Как только будут какие-либо сообщения, я тут же немедленно сообщу вам!
   -Молодец генерал, я вижу ты засиделся в генералах, надо тебя дальше двигать... Заскочи часикам к пяти, мы это дело обсудим... И звание, и должность... А то такой молодец и все еще генерал и начальник отдела... Непорядок... Ну пока, генерал...
   -До свидания, господин президент... -
   растерянно прошептал Савраскин, ни хрена себе, а как же день "ЗЕТ", может шеп­нуть президенту, может он и не сраный президент, ишь, заботливый какой, да что же это такое, надо хорошенько все это обсудить-обдумать, посмотрим-посмот­рим, что ему вечерком президент пообещает, а тогда и решим...
  
  
   -Фамилия, имя, отчество? -Все называть или последнее только?
   -Что?! Да ты что, сука издеваешься надо мной?! Да я тебя, блядский рот!..
   -А-а-а-а-а-а!!!..
   -Встать! Сесть! Руки на колени! Я сказал - на колени!!! Отвечать на вопросы!!!
   -Слушаюсь...
   -Фамилия, имя, отчество?!
   -Леонидов Юрий Иванович...
   -Прежде был Заикиным?. .
   -Да...
   -С какой целью сменили фамилию?
   -Не знаю... Мне сообщили об этом... Я и не знал...
   -Кто вам сообщил, что вы теперь не Заикин, а Леонидов?
   -Этот... командир отряда космонавтов... я фамилию его не помню... его еще звали Командором, да, Командором его называли...
   -Командором! -
   оживился мучитель Юрия и выскочил из-за стола. Яркий свет слепил Юрия, глаза слезились и от этой страшной лампы, и от боли в спине... Мучитель пробежался несколько раз туда-сюда по кабинету за спиною у Юрия, тот сидел настороженно, втянув голову в плечи и ожидая вновь ударов резиновой дубинкой. Но мучитель вернулся за стол и продолжил:
   -Значит ты утверждаешь, что сообщил тебе о смене фамилии командир отряда кос­монавтов по кличке "Командор"? Я правильно тебя понял?
   -Да...
   -Интересно, интересно у вас там в прошлом было...У командира кличка, космонавтам перед полетом фамилии меняют... Очень интересно! Ну да ладно, поедем дальше. Какое задание ты получил от этого Командора?
   -Ни какого задания, мне сказали, что мной выстрелят, как из пушки и мое дело только в ракете лететь, а она сама все знает...
   -Я не спрашиваю, какое научное задание в виде прикрытия ты получил. Меня инте­ресует - какое задание ты получил фактически, а не прикрытие, что тебе прика­зали сделать, с кем связаться, что выполнить, что тебе приказал этот Командор?
   Юрий вздрогнул, с опаской вгляделся сквозь слепящее пламя-жар-свет лампы, но ни чего не увидел, спина ныла, ни чего себе - с корабля на бал!.. Сразу после приема в Кремле и такие передряги с побоями, голова кругом идет...
   -Понимаете, ни какого задания я не получал... Ну совершенно ни какого, да и какое задание можно выполнить в космосе?
   -Вопросы здесь задаю я! А твое дело отвечать на них правдиво и честно! Понял, чем следователь подследственного донял?!
   -Понял...
   -Возвращаемся к нашему разговору. Какое задание ты получил от Командора?
   -Ни какого...
   -Мне снова тебя взбодрить, гребена кровь?!
   -Ни какого задания я не получал...
   -Ну сука, держись!..
   -А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
   -Что такое?! Прекратить! Немедленно прекратить! Вы что себе позволяете! Да я вас в бараний рог согну, загоню туда, куда Макар телят не гонял, сгною!!!
   Юрий лежал на поду и сжавшись в тугой, трепещущий от боли клубок, сквозь сжи­мающие голову руки, уставился в свете вспыхнувшего под потолком света на неиз­вестно откуда взявшегося-появившегося длинного офицера, так страшно орущего на его мучителя. А мучитель, вытянувшись изо всех сил, с тупым лицом ел глазами спасителя Юрия.
   -Вставайте, садитесь, не беспокойтесь - я не потерплю нарушения законности в нашем учреждении. Он будет наказан и примерно, что б другим было неповадно. Садитесь, да нет же, нет, сюда, к столу. Закуривайте, -
   длинный майор с участливым лицом распахнул золотой портсигар, предлагая Юрию тонкие коричневые сигары, подвинул зажигалку, сам закурил с огромным наслаждением и выпустив клуб дыма, уставился сквозь него на космонавта. Юрий испыты­вал чувство благодарности своему спасителю и легкое головокружение от сигары.
   -О чем это вы здесь так бурно беседовали? Если конечно не секрет? -буднично, как у друга, с некоторой долей участия, но одновременно вроде бы и с ленцой, с не заинтересованностью, спросил майор.
   -Да мы... он спрашивал меня, какое задание я получил от Командора... а я ни ка­кого задания совсем не получил...
   -Ну это мелочи, получил - не получил, -
   майор совершенно по-свойски подмигнул Юрию и выпустил новый клуб дыма, еще бо­льший, чем прежний. Юрию с его тридцати семилетним перерывом в курении было до него далеко. Майор так же лениво поинтересовался:
   -Вы завтракали?
   -ЧТО?!-
   Юрий поперхнулся дымом от своей сигары и закашлялся, все происходящее казалось ему то ли сном, то ли кошмаром - возьмите его, поездка в зашторенной автомаши­не сжатым плечистыми незнакомцами, этот садист с лампой и дубинкой, не понима­ющий и не желающий его понять, побои, сигары, все кружилось в голове и мешало реально и здраво воспринимать окружающий его мир... Прокашлявшись, Юрий отрица­тельно помахал головой:
   -Нет... А что, уже утро?..
   -Утро, утро, утро красит нежным светом стены древнего Кремля... Удивлены? Не удивляйтесь, этот, -
   майор брезгливо кивнул на дверь.
   -Идиот исключение, а в основном здесь у нас работают интеллигентные люди, чут­кие и знающие поэзию...
   -Здесь это где? - -
   глухо спросил Юрий, смутно подозревая ответ.
   -Как?! Этот мерзавец даже вам не представился? Извините, я тоже хорош, -
   майор стыдливо потупился, а затем продолжил.
   -Вы находитесь в учреждении Коллегии Генеральной Безопасности, моя фамилия Сухарев, Сухарев Генадий Самойлович, начальник дознавательного отдела. А вас я знаю - видел по телевизору...
   При последних словах начальник дознавательного отдела Коллегии Генеральной Безопасности вновь стыдливо потупился, вроде бы даже как бы покраснел или прави­льней сказать, слегка покраснел и продолжил;
   -И я хотел бы попросить у вас автограф... Если конечно вам угодно... Вот здесь, -
   и положив на стол чистый лист бумаги, ткнул в самый низ пальцем.
   -Да, вот здесь, благодарю вас, огромнейшее спасибо, я коллекционирую автогра­фы интересных людей... Сержант!
   На крик из-за двери тут же появился огромнейший конвойный.
   -Отведите нашего гостя в столовую на завтрак, а затем в комнату, ему нужно от­дохнуть немного... Еще вчера вы мчались, в звезды врезываясь... Как я вам зави­дую! До свидания, Юрий Иванович, до свидания, не грусти и не печаль бровей...
   -До свидания...
   Ошарашенный всем произошедшим, Юрий покинул кабинет, на последок обратив вни­мание на его странность - в кабинете не было окон...
   -Зайди ко мне, -
   негромко сказал как бы в пространство майор, вновь разваливаясь в кресле за столом и стряхивая пепел себе на мундир. Неслышно в кабинет скользнул тенью допрашивавший Юрия мучитель, в свете огня на кителе блеснул погон капитана, под низким лбом горели мрачным огнем вдохновения маленькие глазки питекантро­па. Так же неслышно капитан-питекантроп приблизился к столу и замер, влюблен­о глядя в лицо начальству.
   -Все слышал?
   -Так точно, господин генерал, виртуознейшая работа!..
   -То-то... Возьми этот лист с автографом этого козла и положи в сейф. Когда скомандую - напишешь на нем, что скажу...
   -Так точно, слушаюсь, господин генерал!
   -И еще. После снятия показаний не оформляя их немедленно ко мне. Немедленно! Все ясно, капитан?!
   -Так точно, господин генерал, не сомневайтесь, господин генерал, все будет исполнено наилучшим образом, господин генерал!
   -Свободен.
   -Слушаюсь, господин генерал!
   Неслышно открылась и закрылась дверь, майор, оказавшийся генералом, остался один. Подойдя к шкафу, стоявшему возле стены, как и все шкафы в мире, генерал широко распахнул дверцы...
   В окно, оказавшемся за дверцами шкафа, ярко ударило утреннее солнце. Деревья трепетали листвою под суровым взглядом генерала, внизу, а это был второй этаж, среди кустов, желтели дорожки, густо посыпанные песком. Во всем был порядок и спокойствие, как и должно было быть на секретнейшем объекте "ДАЧА". Генерал пробормотал себе под нос:
   -Я пришел к тебе с приветом...
  
   Позавтракав в небольшой столовой, всего лишь четыре столика, в полном одино­честве, прислуживал официант с великолепной офицерской выправкой, такую Юрий помнил лишь по давней гусарской жизни, надо же и здесь нет окон, под землей мы что ли... Юрий в сопровождении все того же огромного конвойного сержанта в мешковатой форме и блестящих сапогах, был проведен сумрачными коридорами, ос­вещенными крохотными лампочками, напоминали эти коридоры то ли коридоры дома отдыха, то ли коридоры санатория какого-нибудь, не слишком первоклассного, вон и дорожка плохо пропылесосена, и пахнет чем-то не сильно приятным... проведен был в комнату, единственным предметом мебели которой была лишь огромная кровать. Ого, человек пять можно на такое ложе уложить, Юрий лениво зевнул и не раздеваясь, провалился в сон...
   Сколько он спал, Юрий не мог сообразить, после своего пробуждения, так как часы отсутствовали, а окон и здесь не было. Но проснулся Юрий совершенно выспавшимся и свежим, допрос с мучителем-садистом вспоминался как дурной сон, ма­йор - любитель поэзии, вообще не вспоминался, а полет отодвинулся куда-то вдаль и было совершенно непонятно, почему он здесь. Да еще раздетый догола... Вскочив и одевшись, все тот же смокинг и остальное, уже знакомое, трусы в ма­леньких красных сердечках, белоснежные носки, Юрий бодро направился к двери. Так как хотел в туалет... Но дверь не поддалась его усилиям, она была заперта снаружи... Да, хоть и комфортабельная, а тюрьма, пригорюнился Юрий, надо же, а за что, какое-то задание, какой-то Командор, да ведь прошло 37 лет, он уже бо­льшую часть и не помнит...
   Стоя у запертой двери, Юрий огляделся. Камера была роскошна - посередине ог­ромная смятая кровать, белье синего цвета, сама красного дерева, подушка и од­еяло с кружевами, атлас поблескивает, стены обклеены обоями, имитирующие го­белен, только окна нет, шкаф темной полировки во всю стену, на потолке, распи­санном облаками белыми по голубому, возвышалась-свешивалась люстра скромных размеров, вполне украсившая бы небольшой театр... Да... живут же люди... и он ра­ньше жил... в своих прежних жизнях... почему-то теперь его прежний жизни тоже воспринимались как стародавний сон, давно-давно приснившийся ему... 3а дверью что-то щелкнуло и она распахнулась в коридор... А он то дурак! на себя тянул....
   На пороге стояла улыбаясь молоденькая девушка в сложном головном уборе из ма­рли, белом коротком платьице и кокетливом фартучке с кружевами... Горничная, а где же сержант в сапогах...
   -А где же сержант?..
   -Какой сержант? -
   удивленно вскинула бровки девушка в марлевом кокошнике и кокетливо пожала пле­чиками. Ее милый вздернутый носик сморщился, всем своим видом показывая - ни каких сержантов здесь нет и не было, приснилось мол...
   -Это вам наверное приснилось, Юрий Иванович, а вообще - как спалось, одному-то?
   Невинный вопрос подразумевал массу подтекста и домолвок-недомолвок, чуть боль­ше прыти, ишь как улыбается, а она хороша, ну сука, да в туалет вперед надо бы, что-то клиент попался вялый... Пауза затянулась, затянулась пауза, пауза затя­нулась, улыбка, где же здесь туалет, еще одна улыбка, что это он топчется, ну, давай же, а если так козлу улыбнутся? ни чего... пауза затянулась и еще раз по­жав плечиками, горничная прошла в номер, в камеру оказавшуюся всего лишь номе­ром, так как сержанта нет, он приснился...
   Нажав кнопку, горничная привела в действие какой-то совершенно бесшумный ме­ханизм и с легким шелестом на стене распахнулось окно! Ура, окно! А в него, сквозь хрустально чистое стекло, хлынуло солнце!.. С голубого неба, сквозь изумрудную зелень листвы, так мило скребущихся сюда...Еще бы узнать где туалет и жизнь прекрасна!..
   -Туалет находится за крайней дверцей шкафа, туалет у ванная, да нет же, крайняя от двери, да эта...
   Фу-у-у, чуть не лопнул, надо же, даже писсуар какой-то необыкновенный, голу­боватым отдает... Фу-у-у...Ну и ванная, это же целый бассейн! Как бы в ручках не запутаться... Откуда-то сверху негромко заиграла музыка, какой-то легкий дж­аз...
   Вытеревшись и покинув хитрый шкаф, Юрий обратился к горничной, терпеливо до­жидавшейся его в номере:
   -Распахните пожалуйста и окно, кстати, как вас звать?
   -Пожалуйста, меня звать Катя, в соседней комнате вам уже сервирован завтрак, прошу вас...
   Как завтрак, он же уже завтракал, неужели он проспал сутки, вот это да...
   Голос горничной звенел недавней обидой - пауза затянулась, ну ни чего, не последний день здесь живем, мы еще порадуемся жизни, все это только был сон, страшный сон-кошмар, после которого так реально побаливает спина, сон-кошмар, все приснилось, все - и полет, и прием в Кремле, и президент со своими стран­ными словами, и мучитель... А что же тогда остается, а где же тридцать семь лет... А куда же тридцать семь лет девать?.. А вот тридцать семь лет и остается и как этот парадокс обойти, он не знает, глянул в ванной он в зеркало и ужаснулся - как выглядел он перед прис­нившимся полетом, после лечения, так и выглядит сейчас... А как же тридцать семь лет?.. А сейчас завтракать, он не ел как будто целый месяц, какой месяц! целый год, зве­рский аппетит!.. 3автракать, завтракать...
   Горничная шла следом и презрительно кривила губы.
  
  
   На столе генерала, засидевшегося в генералах, господина Савраскина, вкрадчи­во звякнул зеленый телефон, квакнул, так сказать. Генерал немедленно подхватил трубку, его синие глаза загорелись неподдельным служебным рвением-огнем, нако­нец-то это ожидание кончилось, он уже почти допил бутылку коньяка, а телефон все не звонил и не звонил, зараза... Впереди деятельность и работа! -Слушаю!
   -Господин генерал...
   -По существу.
   -Слушаюсь! Ни чего...
   -Как это ни чего...-
   опешил генерал.
   -Совершено ни чего по нашему с вами интересующему вопросу. Пусто. П-у-с-т-о!..
   -Вы отдаете себе отчет, о чем говорите?
   -Так точно, господин генерал. Показания показали все, что угодно, кроме инте­ресующего нас момента.
   -Что же делать, генерал Сухарев?
   -Я не знаю, генерал Савраскин...
   -Господин генерал...
   -Так точно, господин генерал...
   Голос в трубке стал вроде бы как ехидным и в мгновенно вспотевшую голову гене­рала Савраскина, нет, господина генерала Савраскина пришла страшная мысль - есть, есть все у Сухарева, ишь как заговорил, хоть и звания равные, но должно­сти не сравнить, а тут такая дерзость, значит решил сам доложить, через голо­ву, ну сукин сын, ну подлец, подписал себе приговор!..
   -Ну что же, Сухарев, на нет и суда нет. Подготовьте рапорт.
   -Слушаюсь...
   И гудки. Ну сука, я тебе припомню!
   Савраскин сорвался с места и забегал по кабинету. План в голове мгновенно сло­жился, секунду помедлив и покосившись на телефон с птичкой, Савраскин минуту, не больше, поколебался, и решившись, поднял трубку алого цвета аппарата.
   -Савраскин. Срочно президента.
   Мгновение, какие-то шорохи, подслушивают, не может быть, эта линия имеет защи­ту "А", наконец-то!..
   -Я слушаю, что тебе надо, Савраскин, есть новости?
   -Мне нужно срочно увидеть вас, господин президент!
   -Что это так? Невтерпеж стало, что ли?
   -Дело горит, господин президент. Насчет Космонавта...
   -Выезжай. Жду.
   Савраскин откинулся на спинку кресла, посмотрел на потолок и подмигнул неизвестно кому - так-то! Пальцы знакомо нашли кнопку, на пороге замер адъютант - слушаю?!
   -Машину. И срочно!
   Адъютант наклонил голову с пробором и так же бесшумно исчез, как появился. У себя в приемной поднял трубку серого телефона, не набирая номера и не называ­ясь, коротко сообщил:
   -Мой выезжает к Самому. Срочно.
   И аккуратно положив трубку, потребовал по селектору:
   -Машину генералу. Срочно.
  
  
   Горничная оказалась чемпионкой. По Кама-Сутре... То, что она вытворяла в пос­тели с Юрием, повергло его в шок. Вроде бы не совсем дикарь, не совсем отста­лый туземец, вроде бы знакомый с новейшими изысканиями в данной области, име­вший огромнейший успех во всех жизнях у женщин (когда доживал до зрелого воз­раста) , но с таким умением, такой виртуозностью, с таким напором, с такой не­утомимостью, он столкнулся впервые...
   Ближе к обеду, лежа поперек кровати на спине и свесив ноги на пол, Юрий скво­зь прострацию и шок пытался наблюдать за Катей, но это ему удавалось с трудом. Катя меняла позы и положения со скоростью кометы, Юрий чувствовал себя тренажером для тренировок по данному виду спорта, и только периодические изверже­ния, напоминающие по обилию и продолжительности затухающий вулкан, смиряли его с такой ролью. Ему тоже доставалось немного удовольствия... Так сказать, остат­ки от барской роскоши...
   Наконец чемпионка угомонилась. Частично тому виной был и Юрий...Сидя рядом с ним на кровати, Катя искоса разглядывала его лицо и тело, с какой-то затаенной улыбкой. Потом ее лицо стало бесстрастным, как у врача или тренера и она спроси­ла:
   -Слушай, тебе правда столько лет?
   -Сколько, Катенька?..
   -Ну, ты же с тысячи девятьсот сорок шестого года рождения?..
   -Да...
   -А сейчас две тысячи двенадцатый идет.
   -Так это что значит, так это что получается, это значит мне шестьдесят шесть лет?..
   -Да Юрочка, ты у меня старенький, а вот как ты сохранился, скажи мне- я ни кому не расскажу...
   -Да я и сам не знаю... Надо же, шестьдесят шесть, два христовых возраста... Два христовых воз­раста...
   -Ну все же Юрок, шепнул бы ты мне, как сохранился, я ведь тоже хочу вечно юной быть... А?
   -Да я тебе правду говорю - не знаю! Не знаю! Летел, летел и прилетел, а лет мне, то есть на вид мне как будто мне всего лишь тридцать-тридцать три от силы...
   Христовый во­зраст, надо же, два христовых возраста, два христовых возраста...
   Катя легко вскочила, как будто и не было почти четырех часовой тренировки, яв­но готовится к чемпионату, сразу видно - упорная, всех победит... Набрасывая на себя легкий халатик, небрежно бросила:
   -Распоряжусь насчет обеда. Ты должен питаться по графику, тебе нельзя есть как попало, ты же у нас святыня!..
   И вышла. Сразу за дверью, в двух метрах, на тумбочке стоял цветок в горшке какой-то, с мясистыми листьями. Приблизив лицо к цветку, Катя отчетливо, хоро­шо поставленным голосом произнесла:
   -Говорит Чемпионка. Космонавт не признается. Утверждает, что не знает. Из гущи цветка еле слышно донеслось:
   -Продолжайте разработку объекта. На связь выходить постоянно. Как поняли?
   -Продолжать разработку объекта, на связь выходить постоянно.
   -Отбой.
   Катя усмехнулась и отправилась по коридору распоряжаться насчет обеда для ко­смонавта Юрия Леонидова, национального героя России.
  
  
   Автомобиль, "Волга-Супер", с ревом пожирала пространство отличного правительственного шоссе, соединяющее объект "Х" с Москвой. Объект "X" представлял из себя комплекс зданий, огороженных высоченным забором с сигнализацией по верху, телевизионным наблюдением и рвом со стеклянными стенами, наполненным кислотой... В автомобиле мчался генерал Савраскин, мчался навстречу новым званиям, наградам и должностям. Шофер был роботообразен и беспристрастен, это считалось высшим шиком среди шоферов ГОНа, гаража особого назначения. Маленькая, совершенно незаметная среди других зеленая лампочка, призывно замигала, шофер так же беспристрастно направил ма­шину на обочину и затормозил. Генерал клюнул носом воздух и возмутился: -Черт! Лейтенант, в чем дело?!
   Дверцы автомобиля автоматически распахнулись и какие-то совершенно неизвест­ные генералу люди в черных комбинезонах и масках на лицах выволокли его нару­жу. Подкатил другой автомобиль, близнец первого, генерал был ловко заброшен на заднее сиденье близнеца, хлопнула дверь, взревели два мотора, и на пустынной дороге сиротливо осталась лежать лишь блестящая пуговица от кителя генерала, оторвавшаяся в момент пересадки... Куда делись люди в черном, не заметил никто, даже если бы и наблюдал произошедшее. Но увы, свидетелей в таких случаях не бывает.
   На заднем сиденье нового для себя автомобиля генерал Савраскин, так лихо мча­вшийся к новым званиям и наградам, увидел такое страшное, что заорал изо всех сил. Рядом с ним сидел непосредственный начальник, Шеф Коллегии Генеральной безопасности маршал России господин Ерохин.
  
  
   Пообедав, Юрий стал размышлять, глядя на ленивое пламя в камине. Чем же ему заняться... Сразу после обеда эта неутомимая чемпионка пыталась вновь использо­вать его в качестве тренажера, но он мужественно избег этого... Хорошего пома­леньку, а то так и надорваться можно... С непривычки... Хотелось бы прогуляться по какому-нибудь хорошему городу, наверно после победы демократии в России го­рода похорошели, когда проезжали по Москве, он обратил внимание, какие вокруг красивые и нарядные дома, какая разноцветная реклама, сколько всего много но­вого и необычного для него... Но почему-то не выпускают, говорят, мол режим на­до соблюдать, отдыхать, а какой тут может быть отдых, когда эта эротоманка его преследует неутомимо, ну точно Чингачук Большой Змей на охоте... -Тебе чего ни будь хочется, Юрий? -
   обвила шею своими длинными и лживыми руками, ну горничная, самой хочется, а у него спрашивает...
   -Нет, Катенька, давай устроим тайм-аут, перерыв то есть, до завтра хотя бы, а то я себя чувствую просто, нет, не просто выжатым или пропущенным сквозь мясо­рубку или бетономешалку, а просто изнасилованным...
   -Ха-ха-ха-ха, ну ты скажешь, Юрок, изнасилованным, да в твои шестьдесят шесть ты еще ого-го-го какой отчаянный... Слушай, может все же шепнешь мне на ушко, как ты сохрани­лся?
   -Да я тебе уже тысячу раз за сегодня говорил - не знаю! Сам не знаю! Ну не знаю как. Ну что я могу поделать, если не знаю!..
   -Ну не сердись, не сердись, нам с тобою еще долго здесь жить вместе...
   -Как это долго?! Как это долго?! Я что, в тюрьме, я что - арестант?! -Ну не кричи, я тебе сейчас принесу чай из ромашки, он успокаивает... Не кричи.
   И выйдя из гостиной, Катя направилась к ближайшему цветку.
  
  
   -Господин президент, к вам на прием просится генерал Сухарев.
   -Генерал Сухарев? Н его не знаю...Что за херня, что это значит - просится, я что - американский президент, ко мне что, кто попало может просится?!..
   -Он просил передать вам одно лишь слово - космонавт.
   -Так какого же хрена ты здесь торчишь, болван! Проси его быстрей! Помощник адъютанта выскользнул тенью за дверь. Генерал Сухарев, генерал Сухарев, нет, черт побери, я такой фамилии не знаю и не помню, какая-нибудь пешка из Колле­гии, собирающаяся обскакать свое начальство и Савраскина... Что-то Савраскин долго не едет, уже давно должен был примчатся, недаром он Савраскин...
   -Генерал Сухарев, господин президент!
   Ишь, скотина, глазами ест, служака что ли... Главное старику понравится, а там..
   -Должность, генерал!
   -Начальник дознавательного отдела КГБ, господин президент!
   -Ну что там у тебя по космонавту?..
   -Господин президент, космонавт признался, что его в космос послал некий Кома­ндор, с целью проникнуть в будущее и свергнуть демократическую власть, которую представляете вы!
   -Ты не охренел?..
   -Ни как нет, господин президент! У меня есть показания, лично подписанные кос­монавтом.
   Ну сука, видимо как-то смог вымогнуть или подпись этого дурака или фальшивка..
   -А где сейчас космонавт?
   -На секретнейшем объекте "дача" под присмотром капитана Тютюлиной, кличка "Че­мпионка", господин президент!
   Ишь, сука, глазами так и ест, так и ест... Главное понравится, а там прорвемся...
   -Выйди и подожди в приемной, генерал.
   -Слушаюсь, господин президент!
   Нажатие кнопки и верный, но постаревший Славка-минетчик на пороге, любимый адъютант, постарел, на него теперь и не маячит, да и он сам теперь все больше молоденькими офицерами балуется, все из Коллегии предпочитает... Президент смо­трел со слезою на постаревшего Славку, а все равно красавец! когда-то так лихо обслуживавшего на дачах и квартирах еще не старого президента, который еще не был тогда президентом, эх молодость, молодость, все бы отдал - и президентство, и славу, и богатство за молодость... как молоды мы были, как искренне любили...
   -Славик, дружок, ты любил меня тогда, когда я был всего лишь генералом?..
   -Я вас и сейчас люблю, Илья Сергеевич!
   Неужели сосать заставит, пидар старый, у него же уже не маячит, хер в гармош­ку... Неужели правду говорит, ну Славик, Славочка, удружил...Слеза сбежала по морщинистой выбритой щеке президента и звучно упала на полированный стол. Оба помолчали, охваченные воспоминаниями молодости... Как молоды мы были, как иск­ренне любили... Какой он был шалунишка, Славунчик... Какая он был мерзкая блядь, сранный Командор...
   -Вот что, Славик, -
   возвращаясь из экскурсии по любви обильной молодости в суровую прозу действительности, начальственно изрек президент.
   -Вот что Славик. Там сидит генерал Сухарев, начальник дознавательного отдела. Бывший генерал, конечно, бывший... Отдай его паскуду, Ерохе, и скажи - он мне нагрубил. Сильно нагрубил. Все понял, Вячеслав?
   -Все, Илья Сергеевич. Разрешите выполнять?
   Президент, бывший в прошлом самим Командором, устало кивнул головой... 81 год, не шутки...А на покой уйти нельзя... Не на кого Россию оставить, одни мерзавцы кругом, пропьют Россию, продадут китаяшкам и америкашкам, а что прадеды, даром что ли по кусочкам державу собирали, по крохам...
   Выйдя от президента, помощник президента и адьютант Вячеслав Ильич Бубнов, подтянутый и моложавый, всего шестьдесят четыре месяц назад стукнуло, пахнущий хорошими духами и вообще выглядевший как переодевшаяся в генерала-майора ста­рая женщина, старая, но следящая за собою с игривыми глазами, уселся за свой служебный стол и весело посмотрел на Сухарева. Тот сидел на самом краешке сту­ла, готовый в любую секунду вскочить и мчатся по поручению и приказу самого президента куда угодно...
   -Вот вы какой, генерал Сухарев, -
   поиграл глазами Вячеслав и широко улыбнулся.
   -Красавец и молодец. А президент вам приготовил заданьице пустяковое...
   -Да я... -
   генерал задохнулся в порыве искреннего обожания президента и прикрыл глаза, да­вая понять - только приказывайте, а уж я... Воротник форменной рубашки сдавли­вал шею и мешал насладится моментом старта славы.
   Отстучав на машинке несколько строк, адъютант президента запечатал листок в конверт, поставил печать "Канцелярия Президента", молча поглядел на Сухарева. Длинные пальцы с полированными ногтями, полированными и покрытые бесцветным лаком, пробарабанили по столешнице и протянули конверт генералу.
   -Я вам искренне завидую, генерал. У вас такая перспектива...
   -А я вас не забуду, генерал-майор! -
   осмелев, пообещал Сухарев старшему по званию и недосягаемому по должности Вя­чеславу. Тот же улыбнулся, как в молодости - широко-широко, по-хулигански:
   -Ловлю на слове, генерал! Всего хорошего...
   -Разрешите идти?
   -Разрешаю...
  
  
   Юрий оделся в привезенную этим молоденьким капитаном, неизвестно откуда сва­лившимся на голову, одежду, повязал с шиком галстук и повернулся к Катерине, Кате, к чемпионке по самой популярной борьбе среди населения: -Я думаю, Катюша, мы больше не увидимся... -Я тоже так думаю, Юрок.
   -Я хотел бы попросить тебя об одном - с новым жильцом занимайся спортом не так интенсивно... Лично я выжил чудом...
   Им говорила легкая горечь, он прекрасно понимал, что Катей руководила далеко не любовь, но все же... Горько осознавать, что от тебя только хотели сведений... Катя засмеялась, подмигнула Юрию - не огорчайся, и махнув рукой, исчезла в многочисленных покоях этого странного пустынного санатория-тюрьмы-не тюрьмы...
   -Ну что ж, я готов. Куда вы меня повезете, капитан?
   -Домой.
   -К себе домой? -
   ЮриЙ удивился ответу.
   -Да нет же, Юрий Иванович, -
   капитан от изумления всплеснул руками.
   -Да нет же, к вам домой, вы едете к себе домой.
   -А разве у меня есть собственный дом?..
   -В России нет бездомных, несчастных, голодных... У вас есть дом. Это подарок от правительства.
   -Ну хорошо, хорошо, -
   растерянно протянул Юрий.
   -Поблагодари от моего имени правительство за такой щедрый подарок...
   -Вам самим будет предоставлена такая возможность. Прощу вас, Юрий Иванович, ваш автомобиль ждет.
   Великолепный автомобиль, "Волга-Супер", беспристрастный шофер, интересно - он тоже мой? в меру болтливый попутчик-капитан, великолепнейшая природа вдоль прекраснейшего шоссе, что еще надо человеку для счастья?.. Над головой синее небо, яркое летнее солнце, впереди собственный дом в демократической России, в которой нет несчастных, бездомных, голодных... Ну что еще надо человеку для счастья, что?.. Человеку... Но почему-то Юрию было немного грустно... Совсем чуть-чуть...
  
  
   А генерал Сухарев и его непосредственный начальник генерал Савраскин встрети­лись в камере совершенно секретного корпуса "Новой Лубянки", отстроенной четы­ре года назад на окраине северо-запада города Москвы. Оба были в меру ободра­ны, в меру обосраны, в меру истерзаны... И уже признались в участие в заговоре, один в дне "ЗЕТ", другой в дне "ИГРЕК"... Но все еще было впереди.
  
  
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
  
   Москва 2012 года коренным образом отличалась от самой себя любого другого исторического периода, и естественно, от столиц других государств. Так как это была столица Российского государства!
   Вдоль Садового Кольца, с обоих сторон, возвышались отстроенные в последние десятилетие небоскребы, общим количеством за сто. Это были офисы и банки, кон­торы адвокатов и различнейшие консультации... То есть это был пояс современного российского купечества и предприимчивости. За Садовым располагались ре­конструированные дома конца двадцатого века для москвичей, затем пояс заводов и фабрик, естественно, экологически безвредных, за ним спальные районы. Внутри же кольца были расположены посольства и офисы богатейших фирм, здания минис­терств и правительственных учреждении, дома современной российской элиты (хо­тя если сказать по секрету - элита предпочитала жить на природе), театры, раз­личнейшие культурные учреждения, казино, зоны отдыха и свободного времени мо­сквичей и гостей столицы.
   Москва была неузнаваема. И не только на поверхности. Новые линии метро протя­нулись в новые районы, новые станции гостеприимно распахнули свои двери, даже прежняя одноэтажность исчезла без следа - метро стало двухэтажным! То есть по­езда стали ездить в двух уровнях...Такого прогресса не достигли еще ни в одной столице мира! Правда, недруги и клеветники утверждают, что мол в Париже тоже двух уровневое метро, метро и так называемый Р.Э.Р. , но - во-первых, Р.Э.Р. хоть и расположен в черте города под землей, но не является собственно метро, а потому не должен учитываться, ну а во-вторых, ну что такое этот Париж? Огром­ный, но совершенно провинциальный город по сравнению с Москвой, так с ним ли тягаться по этажности метро... Что значит Третий Рим по сравнению с каким-то Па­рижем?..
   Президент России, господин Заслонов, Илья Сергеевич, бывший Командор, просну­лся в своей собственной квартире. Построенной лично для него Россией. Квартира была удобная и уютная, девять комнат были обставлены антиквариатом, две ванны блестели последними достижениями российской техники и науки, два туалета мани­ли негой и комфортом... Отсутствие окон объяснялось очень просто - квартира рас­полагалась на глубине 75 метров под Кремлем. Это выверенная глубина, высчитана лучшими учеными на отечественном компьютере "Березка", для сохранения Пре­зидента от ядерных и других бомбардировок.
   На этом же уровне располагались квартиры соратников по ведению России и россиян по пути демократии и прогресса - бывшего шута Ерохи, а ныне шефа Коллеги­альной Генеральной Безопасности маршала Ерохина и других министров, членов правительства. Только министр ЩД. Потапов предпочитал жить в отдельном собст­венном особняке, но и он имел под ним, своим собственным особняком, свое соб­ственное, бомбоубежище.
   Члены российского парламента, .Думы, проживали на поверхности и не имели убе­жищ, так как являлись наименее ценной мишенью для ядерных бомбардировок...
   Итак, Президент проснулся. Совершенно один в своей большой спальне, на огром­ной кровати. Долго кашлял и, прошу прощения за интимную подробность, старчески попердывал, желудок давал о себе знать, правый глаз сильно слезился, от посте­ли резко пахло аммиаком, да-да, недержание-с, руки, голова и ноги мелко тряс­лись, кололо в боку, сосало под ложечкой и отдавало под лопатку... Ну а в об­щем-то все было в норме, все же 81 год, не шуточки, не хаханьки, не смефуечки.
   Президент долго шарил трясущейся рукой по стене, где же этот проклятый шнур, ни как не дается, сука, куда он подевался, а, вот он, и дернул. Зажегся свет по всей квартире, где-то там, в комнате обслуживающего персонала зазвенел зво­нок, и все сразу засуетились, забегали - проснулся Президент! И стали обслужи­вать... Умывание и туалет, клизма и обследование, душ и парикмахер, одевание и завтрак... Часам к одиннадцати Президент был готов вновь выполнять обязанности, ох-хо-хо, ох уж эти нелегкие обязанности, и рад бы уйти в отставку, да на кого оставишь - не на кого, один слаб головой, другой кругозор имеет малый, третий просто дурак...Уйдешь и продадут Россию америкашкам и китаяшкам, раздерут на части, а для чего предки наши ее собирали по крохам, для кого собирали, а?! Так думал, сидя в персональном лифте на мягком диване Президент, взмывая к вершинам власти, прямо в Кремль. Звякнула кабина лифта, звякнула и остановилась, распахнулись двери и поддерживаемый личным охранником под локоть, Президент прошествовал в собственный кабинет через секретную дверь. Замаскированную пор­третом, изображающим основателя Российского, государства... Владимира Красное Солнышко в полный рост, один к одному размером.
   Отдышавшись, Президент нажал кнопку. На столе, а во все не в секретном чемода­нчике. Аппаратура с красивой надписью "Родничок" ожила и замигала лампочками.
   -Слава, -
   сипловато начал Президент свой рабочий день.
   -Я вас слушаю, Илья Сергеевич!
   -Слава, на сегодня назначено секретнейшее совещание по списку "0". Ты всех предупредил?..
   -Как можно не предупредить, Илья Сергеевич, все предупреждены и приглашены на 17.00. как вы распорядились...
   -Молодец Слава, молодец. Что еще есть новенького?
   -Вас интересует, Илья Сергеевич, международное положение или внутренне дела?
   -Международное ну его на хрен! Давай внутренне, но самые горячие...
   -В пункте Н. были спровоцированы международными темными силами беспорядки, чи­сло участников девятнадцать человек, все арестованы, конфликт локализирован, на Запад не просочилось, жертвы - утонул один иностранный корреспондент в г.Мо­скве...
   -Это... я же просил для меня расшифровку делать... что за пункт Н. такой?.. И это, что значит иностранный корреспондент, че это он утонул не в Н., а в Москве?.. Не понимаю...
   -Илья Сергеевич, поймите меня правильно, я же знаю не больше вас! Маршал Ерохин засекречивает всю информацию, ну а насчет корреспондента, так он просто переписывался с одной гражданкой из пункта Н., вот Ерохин и перестраховался...
   -Молодец Ероха! Что еще?
   -Больше ни чего важного и горячего...
   -Тогда отбой, Слава. Отбой...
   ...Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Ох как я его ненавижу, суку сладострастную узурпировавшую власть, не дающего продвинутся дальше, неужели, неужели, неуже­ли?.. Неужели немного осталось ждать, он меня бросил, негодяй, обманщик, сме­нял на молоденьких офицеров, подлец... Сука, сука, сука сладострастная, ненави­жу!..
   Список лиц, вызванных к 17.00 на секретнейшее совещание: шеф КГБ маршал Ерохин С.И., министр МОД Потапов Л.Я., министр здравоохранения профессор Кустов И.В., премьер-министр Даров И.Х. Список "О" был краток и секретен.
   Министр МОД генерал-полковник Потапов просто разрывался пополам. Кто же знал, что Президент назначит именно на этот день секретнейшее совещание, именно на этот, когда предстоит важнейшее совещание у Фролова... Надо же, как жизнь по­ворачивается неожиданным боком - был опер Ленчик, на неплохом счету у началь­ства, уважаем уголовной братвой за наглость, дерзость и справедливость, хе-хе-хе, а стал министр, всем операм начальство... Леонид Яковлевич вытянул поудоб­ней ноги, за стеклом автомашины проносились на бешенной скорости верхушки де­ревьев, правительственная трасса, соединявшая Москву и дачный поселок "Дворян­ский" возвышалась над землей на пять метров. Леонид Яковлевич спешил на сове­щание к другу детства... Да-а-а, вот ведь как бывает, был карманник Чайник, Фишерман Яков Абрамович, а стал всеми уважаемый предприниматель, монополист по производству, переработке и продаже продуктов питания в России Фролов Иван Пе­трович, кто же мог подумать... Пепел с длинной гаванской сигары упал на лац­кан отличного итальянского костюма, синий в белую полоску, из всего правите­льства только министр МВД носил и употреблял импортные вещи (правда не афишируя этого), во не в связи с тем, что пренебрегал отечественными изделиями, а просто по привычке... Смахнув пепел на пол автомобиля, Леонид Яковлевич глянул в тонированное окно, Леонид Яковлевич сильно торопился, угораздило Президента совещание назначить в один день с совещанием у Яши...
   Слегка взвизгнув тормозами, автомобиль рявкнул, рыкнул и скатился с трассы на обыкновенное шоссе, мелькнула будка с охранником, шоссе было почти доступно всем смертным, почти, за спиной мелькнули какие-то башни, то ли дача, то ли чей-то дворец, замельтешили за стеклами особняки и дворцы поселка "Дворянский", шофер, майор МВД, вильнул рулем и автомобиль вкатился в распахнутые ворота. Еще один поворот в кустах и слегка качнувшись, авто замерло перед великолепнейшим дворцом, точной копией дворца Шереметьева, масштаб один к одному.
   К машине подбежало несколько молодых плечистых людей, вооруженных рациями и автоматами, все как на подбор, одетые в безукоризненные черные "тройки". А по мраморным ступеням уже спешил сам хозяин этого дворца, толстый и носатый, взмахами рук отгоняя молодых людей, как надоедливых птиц - кыш! кыш!
   -Ленчик! А я уже заждался, глаза все проплакал, не идет и не плывет гость до­рогой, министр ненаглядный, генерал-полковник брильянтовый!..
   -Да ладно тебе, ладно, Яша, ну давай, веди, я в цейтноте, мне еще к Президенту успеть надо, к 17.00. Понял?!
   -Так точно, господин генерал-полковник! Предоставлю собственный вертолет! Леонид Яковлевич обернулся к шоферу и начальственно кивнул головой:
   -Езжай на задний двор, скажи, что б тебя покормили, Толик. Потом двигай домой, я отсюда на вертолете вернусь.
   -Бу сделано, Леонид Яковлевич...
   Профессор Кустов, волею судьбы, Президента и с подачи своего старого однокаш­ника и друга далекого детства Ленчика, вознесенный на вершину медицинского Олимпа - министр здравоохранения, академик, президент медицинской академии России, член-корреспондент и так далее и тому подобное, дремал в уютном кресле, со­вершенно не вслушиваясь в монотонный голос соискателя очередного звания или очередного соискателя звания, в последний год он путался, все же 74, девочки, спиртус вини, хорошо прожаренное мясо, ой мама! роди ж меня обратно, но... -Что скажете, уважаемый Иван Васильевич?
   Интересно, что скажет этот неизвестный Иван Васильевич, наверно дурак круглый,
сейчас как понесет ахинею всякую... О-о-о, зевнул министр медицины, светоч науки, поудобней устраиваясь в кресле, но кто-то за плечо треплет, какого черта
надо, что?
   -Иван Васильевич, требуется ваше мнение... -
   подобострастно прошептал прямо в заросшее седым волосом ухо академика-министра какой-то верткий молодой человек лет пятидесяти, так что же это значит, Иван Васильевич значит, значит это я? а не вовсе какой-то там круглый дурак?..
   -Я думаю, соисканту нужно еще поработать, уж очень не раскрыта тема, слабо ар­гументирована, не совсем подтверждаются лабораторные исследования, ну и так да­лее...
   Вот вам, я покажу, как будить министра!.. Все присутствующие встрепенулись и загалдели, как встревоженные гуси:
   -Да, действительно, слабо аргументировано...
   -Ну конечно, нужно поработать...
   -А как же, действительно слабо подтверждаются...
   Министр, засыпая, с нижней губы свесилась тонкая нитка сланы, он уже начал похрапывать, свесив голову на бок, как внезапно встрепенулся и отчетливо про­изнес:
   -А в общем-то, коллеги, я считаю таким не место в российской медицине!..
   И уснул. А тут такое началось!..
   Толик, постаревший омский таксист, вот уже десять лет возящий министра МВД, а до этого возивший зам.министра МВД, а до этого нач.главка МВД, а до этого зам.нач.главка МВД, ну и так далее, должности у пассажира сменялись, звания росли, как. у пассажира, так и у шофера, только пассажир рос быстрей, чем шо­фер, а вот фамилия у пассажира дранного все та же оставалась - Потапов, мать его за ногу, едрит твою коромысло... Как связал черт или Клавка, что впрочем одно и тоже, с этим ментом, так видать и до самой смерти придется возить его. Нет, конечно Москва не Омск, и водитель люксового автомобиля и шофер министра МВД это не таксист, но...
   Толик хлебал наваристый борщ, ох и вкуснятина, запивая его российской минера­льной водой, лучшей в мире, ну и говно, эта "Родничок", сейчас бы водки вмаза­ть, да, пойди на задний двор, на задний двор, там тебя накормят, хам, сам сей­час козел, икру жрет на пополам с ананасами, шампанское пьет с коньяками, а тут борщ хлебай поганый...
   -Анатолий Витальевич, повторить или подавать котлеты? У нас сегодня котлеты из медведя, -
   поинтересовалась-похвасталась отличным лакейским житьем Лидка, толстуха лет так двадцати с небольшим и с интересным задом. Анатолий Витальевич покровительственно хлопнул Лидку по ее этому самому заду и ответил, разглаживая усы:
   -Котлеты следующим номером, перед тобой пустим, а сейчас давай повторим борщ. Хороша ты, Лидка...
   -Да и вы интересный такой, в возрасте, но совсем еще совсем ничего даже...
   А в это самое время шеф Толика-бывшего таксиста, министр МВД России, вовсе ни чего не жрал-не пил. Так как от происходящего у него на глазах кусок не лез в горло.
   -Послушай ты, Чайник! В натуре тебе базарю, ты фартовый, в законе, подмял ха­вку, но такой доли я тебе не дам! -
   орал и брызгал слюной длинный мужик в отличном костюме и галстуке-бабочке на кадыкастой шее, известный в московских кругах как директор института социаль­ных исследований, а в других кругах как Мишка-Лось.
   -Ты че, думаешь еже ли самый крутой и министр у тебя в корешах, так мы на те­бя ствол не найдем?! Давай по делу базарить - мое последнее слово пятнадцать!
   -Ха-ха, пятнадцать процентов, может тебе еще уши от мертвого осла подкинуть? -
   расхохотался Яша и сделав резкий взмах рукой, вдарил кулаком по тарелке, круж­ки копченной колбасы взлетели испуганными птицами.
   -Ты кому стволом угрожаешь, жук навозный, ты че сявка, на кого хлебало раззя­вил, в натуре рассупонился, ты че себе позволяешь?! А?! Значит так - тридцать и точка! С моей стороны мусора...
   -Яша, Яша, -
   ласково, но твердо остановил разошедшегося не на шутку предпринимателя-бывше­го карманника, но тот лишь отмахнулся рукой - не мешай мол.
   -Да я не в твой огород, Ленчик, это просто терминология, не обращай внимание. Значит так, Лось, мусора, транспорт и охрана моя, на твою долю остается приобретение и сбыт. Естественно, бабки твои и потому я прошу всего лишь тридцать. Если я вложу хоть рупь - то моя доля подскочит. Думай и отвечай сейчас.
   Директор института насупился, решая в уме сложную математическую задачу по дележу будущих прибылей.
   -Надеюсь, ты претендуешь на свои тридцать процентов с дохода, а не с оборота? -
   с иронией в голосе, но уже явно сдаваясь, пробурчал Лось. Но Яша мгновенно па­рировал:
   -Дурней тебя здесь ни кого нет, Миша. Конечно с дохода. Ну что, по рукам?
   -Обул ты меня, обул. По рукам, Чайник...
   -Кому Чайник, а кому и Иван Петрович!
   -Может быть Яков Абрамович? -
   с ехидцей поинтересовался Миша-Лось, придвигая к себе тарелку полную черной икры.
   -Можно и так, я своих родителей не стесняюсь, а именуюсь по-русски только в связи с историческим моментом. Придурки строят свою Россию, так что я их дра­знить буду, правильно, Ленчик?
   -Совершенно верно, Яша. Так вы договорились?
   -Лось, мы договорились или как?
   -Договорились, -
   со вздохом ответил Миша-Лось и принялся за икру.
   -Яша, насчет моей доли мы с тобой поговорим позже?
   Друг детства дернул толстым плечом, его всероссийско известный нос, давший ему когда-то не сильно благозвучную кличку - Чайник, повернулся к министру МВД.
   -Ну уж ты Ленчик, можешь за свое не трястись. Мы же кореша по гроб жизни!
   Все трое затрясли щеками и животами, засмеявшись всеобщему хорошему настроению и удачно совершенной сделке, чувствовалась крепкая спайка и дружба, скрепленная не одним делом. Заработали челюсти и искусственные зубы, захрустела высококало­рийная и высококачественная пища, исконно российская еда - икра, устрицы, гриб­ки, утки, гуси, индейки, пироги и расстегаи... Полилось рекой шампанское и конь­як, правда Ленчик коньяк пить не стал и на удивленный взгляд Миши-Лося пояс­нил:
   -У меня сегодня еще одно совещание. У Президента...
   Премьер-министр даров Иван Харитонович ни когда не стремился к власти. Тем более к такой иллюзорной, как премьер-министр российского правительства... Он прекрасно понимал - правит страной узурпатор, этот псевдо-президент и его мафиозно-криминальная клика, но... но кто же его спрашивал, да и в обще, кто спрашивает в России кого-либо перед назначением на какую-либо должность, будь то управляющий городской фирмой по уборке города или премьер-министр?.. А ведь такой карьере и позавидовать можно - из заместителей министра финансов в премьер-министры... Да, Ваня, можно и позавидовать, а можно и вспомнить судь­бу всех предыдущих премьер-министров России... Иванов отравился грибами, Жа­ров умер от разрыва сердца в ванной, Пупков выгнан в отставку и попал под ав­томобиль... И это только за последний три года...
   Иван Харитонович старался о будущем не думать, да и какое будущее возможно у премьер-министра в России?.. Бот и оставалось ему только и заниматься любимым делом, которому он отдавал все свое свободное, да что греха таить - и служеб­ное время... Премьер-министр Даров выпиливал лобзиком... И только контур бабо­чек... Но не абстрактных, а по книге "Бабочки России". Но не раскрашивал, а выпилив, складывал в ангар на даче... И места в ангаре оставалось уже немного.
   Ровно в 17.00 распахнулись высокие резные двери в кругло-продоговатую комна­ту и в сопровождении своего адъютанта, своего бессменного помощника Славы, во­шел Президент. Президент России. К этому времени он уже так сказать разошелся, разбежался, размялся, а потому не так сильно, как утром, шаркал ногами, его голова не так сильно тряслась, промытые каплями глаза намного меньше слезили­сь, одним словом Президент выглядел молодцом. Шеф КГБ, министр МВД, министр здравоохранения и премьер-министр переглянулись удовлетворенно и подумали -старый мудак еще держится, не все говно еще растряс, ну сука дождешься, сдох
   бы что ли сам, место освободилось бы...
   -Уважаемые соратники-соратнички... хе-хе-хе, думаете я не знаю, о чем вы там мечтаете в тихаря, думаете я не знаю, о чем маракуете в тихушечку?.. Хе-хе-хе.. Я вас блядей государственных, насквозь вижу, хе-хе-хе, -
   довольно таки необычно начал секретнейшее совещание Президент России, но он
   всегда славился неординарным, оригинальным, необычным подходом и решениями. Президент России был неотразим!
   -Так вот, перед тем как мы начнем говорить насчет того, что нас здесь собрала, я хотел бы выяснить, хе-хе-хе, кой какие моментики, господа соратнички... Хе-хе-хе... Да не спи ты, Ванька, все проспишь, пихните кто-нибудь доктора!
   Премьер-министр Даров с огромным удовольствием зарядил локтем в бок нелюбимо­му министру здравоохранения, держащемуся на своем посту только благодаря какой-то непонятной поддержке министра МВД и самого Президента. Министр-академик вс­трепенулся и чистым ясным взором, не замутненным ни какой мыслью, уставился на докладчика. Президент внимательно оглядел всех присутствующих, не спускающих с него глаз, поерзав, поудобней устроился в кресле, и продолжил:
   -Начнем по порядку. Ерохин, что за херня, где этот, как его, Кобылкин что ли? Ты куда его паскудник дел?..
   -Савраскин, господин Президент, -
   осмелился поправить-подсказать помощник Президента и тот величественно кивнул головой - во-во, Савраскина куда дел, паскудник?
   -Изменник Родины Савраскин арестован КГБ, Илья Сергеевич. Этот мудак хотел теракт совершить, Илья Сергеевич, он ехал с твердыми намерениями, уже сознал­ся.
   Президент недоверчиво посмотрел в честные глаза своего маршала и не увидел там ни чего.
   -Говоришь теръакт, хе-хе-хе... Что-то я сегодня с этим хе-хе-хе самому себе уже надоел, хе... Слава, дружок, как услышишь, отдергивай, прямо за рукав и отдерг­ивай, хе... Ну ладно, с тобой и с Кобылкиным ясно, хе, не дергай, не дергай, сам помню, не маразматик еще, не дождетесь, хе... Ну ладно. Теперь ты, Ленчик. Что ты там мутишь со своим Чайником-Фишерманом, а?!
   Ленчик удивленно уставился на Президента, мельком взглянув перед этим на мар­шала КГБ Ероху, тот же сделал непринужденный вид, начал водить толстым пальцем по полировке стола - мол я не я и лошадь не моя...
   -Илья Сергеевич, да как же так, не ужели вам все известно?! -
   заиграл голосам и мордой министр МВД, изо всех сил изображая удивление и расте­рянность. Президент просто засиял и приосанился:
   -А как же, каждый шаг вашу меня вот тут! -
   и показал всем присутствующим широкую, изрезанную морщинами-дорогами жизни, ладонь. Ленчик усмехнулся и достал из папки, лежащей перед ним на столе, тонкую стопочку бумаги, стиснутой полиэтиленом.
   -Илья Сергеевич, я просто не успел доложить. Здесь все изложено и если кто-то поспешил вам стукнуть, так он просто в лужу пернул, я сам спешил к вам с док­ладом. Прошу вас ознакомится - теневые структуры предлагают правительству за помощь в транзите со стороны МВД через страну постоянного потока наркотиков из Юго-Восточной Азии в страны Западной Европы целых девять процентов от дохо­да! Это существенно. По предварительным данным это примерно 16 миллиардов в год...
   -Интересно, интересно, -
   президент напялил на нос очки и углубился в листочки. Наконец оторвавшись, кря­кнул и хлопнул ладонью по ним:
   -Ну что же, передай им, теневым структурам, хе-хе, помню-помню, мы согласны. А может - послать на хер структуры да самим все организовать?.. А?! Ероха, как думаешь?
   Ероха мельком взглянул на министра МВД, тот сделал легкую гримаску, Ероха по­нял ее значение и не вставая, ответил:
   -Самим хлопотно. Ну и опять же международный престиж, мать его...А так ни за фуй собачий 16 миллиардов как с куста. Я думаю - нам соваться не надо, Илья Сергеевич.
   -Ну-ну, отлично. С этим все. Вернемся к нашим баранам, хе-хе, помню-помню.
   Все присутствующие насторожились, кроме министра здравоохранения, который норо­вил клюнуть носом стол.
   -Ну а теперь доктор давай, ты нам всю правду расскажи, все как надо доложи, хе, помню, не дергай! Что с этим выродком, которого я в космос послал?
   Министр здравоохранения мужественно боровшийся со сном вот уж десять лет, встрепенулся, откашлялся, развел руками - ни чего. Все помолчали, президент кря­кнул, а министр, академик, член и так далее, начал:
   -Понимаете, коллеги, показания приборов, ну там разных датчиков, показали и раскрыли уникальность данного индивидуума, этого Леонидова. Его мозг хранит ин­формацию, количество которой говорит о том, что данному индивидууму не менее девятьсот тридцать пять...
   -Что?! Как это так?! Девятьсот тридцать пять?! Ни хера себе!..
   Так непосредственно и с экспрессией отреагировали участники секретнейшего сове­щания, а Ваня Кустов, давно ставший уже уважаемым Иваном Васильевичем, когда-то с отличнейшим успехом лечивший детей, ныне же ставший бюрократом от медици­ны, продолжил невозмутимым голосом:
   -А внешний вид и состояние внутренних органов говорят, что данному индивидууму от силы тридцать три года. И как разрешить данный парадокс - медицина не знает.
   Министр развел руками, сделал недоуменное лицо, поиграл выражениями его, то есть своего лица - недоумение, легкая досада, интерес перед загадкой, и закон­чил:
   -У меня все, коллеги.
   Все присутствующие молчали, погруженные в свои мысли, а мысли их были разнооб­разны и хаотичны, всем хотелось понять - как же так, как же так может быть, ве­дь это же несправедливо! Какой-то жалкий космонавтишка, какой-то спившийся бо­мжара, какой-то вонючий интеллигентишка прожил Девятьсот тридцать пять лет, а выглядит на тридцать три от силы, а тут лучшие умы России, не спят-не едят, а мечтают, как приумножить Ро­ссию, возвеличить ее среди других стран, а ни какой благодарности - прожили всего ничего, 70-80 лет с небольшим лишком, и выглядят соответственно, и здо­ровье, и внутреннее органы, и снаружи, ну несправедливость ли неземная!..
   -Ну что, какие будут предложения, по негодяю этому? -
   первым нарушил тишину, уже всех придавившую к мягким удобным креслам, Президент России. Нарушил и оглядел внимательно соратников.
   -Начнем по старшинству. Давай Харитоныч, расскажи, что ты там себе думаешь...
   Премьер-министр Даров Иван Харитонович, которого чтоб не путать с министром здравоохранения ни когда не называли Ванькой на совещаниях, лишь Харитонычем, поморщился и начал:
   -Я считаю надо отдать мерзавца в какую-нибудь лабораторию, пусть его там нас­квозь просветят-разрежут, может быть тогда мы и узнаем тайну...
   -Теперь ты, Ероха.
   Маршал КГБ насуплено оглядел собравшихся, облизнул губы:
   -Это глупо. Он сдохнет в лаборатории этой, а вдруг мы не хера не узнаем. Я считаю надо продолжать слежку и подводить к нему наших агентов на предмет рас­кола.
   Президент перевел взгляд на Ленчика и министр МВД вытянулся не вставая с кре­сла:
   -Мое мнение - ввести его в элиту, когда привыкнет - бросить его на дно. За рассказ пообещать вернуть назад. Ну а там видно будет.
   Министр здравоохранения, не дожидаясь взгляда Президента, ни разрешения, начал говорить сам:
   -Ну, может быть и то и другое и принесет какой-либо результат, но я не уверен в успехе...Видите ли, человеческий организм такая сложная штука, и настолько мало изучен...
   Президент кинул короткий взгляд на министра и рявкнул на разговорившегося:
   -Заткнись, доктор. Значит предлагаю такое решение - смесь предложенного Ерохой и Ленчиком. Введем паскуду в высший свет, приставим к нему агентов, окружим его блядями и пидарастами, закружим ему голову, влюбим его в жизнь, а потом раз, -
   Президент с размаху ударил по столу кулаком и продолжил свою глубокую мысль.
   -На дно, в тюрягу, под расстрел! И в виде спасения - правда! Но кота тянуть за хвост не будем, на все-про все даю два месяца. Все свободны... Оставшись один, не считая помощника, Президент задумался и пригорюнился, он
   сидел в глубоком кресле, опершись локтем на деревянный подлокотник и подперев морщинистую щеку ладонью... В эту минуту он напоминал старую бабу, печалившуюся о прожитой жизни, в уголках нечистых глаз, старость, накапливались слезы. Вне­запно Президент встрепенулся и подмигнув помощнику, забормотал:
   -Ты че дергаешь меня за рукав, ты что, с ума сошел, какое такое предупреждение, какое такое распоряжение, когда это я просил, а не пошел бы ты Сла­вик, в жопу?!..
   По кремлевскому коридору, выбравшись из страшного подземелья, спотыкаясь на ковровой дорожке, брели участники секретнейшего совещания, шаркая ногами, тя­жело дыша и кряхтя... Годы, годы... Первым шел премьер-министр, приотстав от не­го шагов на пять, брел министр МВД, буквально по пятам шаркал шеф КГБ, замыкал шествие лучших людей России министр Ванька. Часовые в отлично подогнанной фор­ме, стоящие по углам извилистого коридора, тянулись изо всех сил, ели глазами столь высоких особ, тая просто, по демократически шествующих по кремлевскому коридору, а ведь казалось могли бы удумать что-нибудь, ну там заставить в каталках себя катать или к примеру, на руках носить, а так сама скромность...
   Старший лейтенант Козявкин ошалело подумал, тараща глаза на бредущих старцев - так вот почему нам не дают патронов...
   Ероха нагнал Ленчика и тяжело дыша, с присвистом, прошептал, наваливаясь на плечо главного опера страны.
   -Слышь, Ленчик, девять процентов это конечно ништяк, а куда ты подевал еще од­ин?
   Ленчик остановился, освободил генеральское плечо из-под маршальской лапы и с чувством собственного достоинства ответил:
   -А нам с тобою нужно хоть что-то иметь? Нужно...Вот я и подумал - тебе пол и мне полпроцента. Всем хорошо и нам ништяк.
   -Ну тогда другое дело...
   Премьер-министр Даров И.Х. мечтал о ванне. Его всегда при посещении Кремля пробивал липкий противный пот, и спасти от гнусного запаха могла только ванна. А потом любимый лобзик...
   Ну а министр Ванька мечтал о кровати. Он просто хотел спать.
   Москва вечерняя ни чем не отличалась от других вечерних городов нашей плане­ты, хоть в данное время, хоть в какое угодно в прошлом. Москва вечерняя возв­ращалась домой, в теплые квартиры, уютные комнаты, так сказать в лоно семьи.
   Стройные толпы рабочих, отработав смену на заводах, фабриках и стройках, торопились к домашним очагам, что бы съесть заработанный ужин, питательный и вкусный, усесться возле телевизоров для просмотра любимых передач - "А нука Россиянки!", "Россия - Родина моя!", "Клуб находчивых россиян", телефильма - шла сто двадцать третья серия двухсот серийного боевика "Россия в огне пожарищ", чемпи­оната на кубок России по лапте... Кто-то спешил на уютные огни театров, москов­ские рабочие всегда славились интеллектом и тягой к театрам, кто-то спешил за­нять столик в ресторане, благо ресторанов было много и они были сказочно деше­вы, даже малоквалифицированный рабочий, ну например на разборке изделия "А", всегда мог себе позволить зайти в ресторан, хотя бы раз в неделю...
   Москва озарилась многочисленными огнями, тут и там сияла и переливалась рек­лама, толпы иностранных туристов с широко раскрытыми ртами толпились на Крас­ной площади и улицах Москвы. Москва - третий Рим. Москва - столица народов. Мо­сква любимый город... Москва - это третий путь для всех народов мира!
   В районе Сокольников чей-то пьяный немолодой хриплый голос мелодично выводил под звон гитары:
   Здравствуй милая столица
   Город Замудонск...
  
  
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
   -Доброе утро, Юрий, доброе утро! Как спалось, разрешите пульс пощупать, вам все равно, а меня спрашивают, мне спокойней! Ха-ха-ха-ха! Как давление, дайте-ка посмотрю глазки, а сердчишко как, послушаем сердчишко, в порядке сердчишко, печень помну, хороша печень, хороша, я скажу секретарю, что б сегодня на банкете больше двух бокалов вам нельзя, так-то Юрий, ну ладно, у нас все хорошо, до свидания Юрий, до свидания!
   Это доктор, личный доктор Юрия, прикрепленный правительством за заслуги в да­льнем космосе, доктор без халата, в отлично наглаженных брюках, галстуке-бабо­чке в крапинку и голубом блейзере сверх накрахмаленной сорочки, на нагрудном кармане блейзера эмблема московского яхт-клуба, не доктор, а актер, актер Го­лливуда или еще правильней сказать - Российского ТиВи Театра, с белозубой улы­бкой-рекламой пасты "Аленушка" и очками в золотой оправе... Юрий ненавидел его тихой, но сильной ненавистью, доктор напоминал ему голос робота с "Партии", такой же самоуверенный, такой же все знающий, такой же бездушный, мать его гр­еб...
   Доктор появлялся каждое утро без выходных, начиная с того самого дня, когда его доставили с того странного профилактория-дома отдыха после прощания с Катей-чемпионкой в так называемый его собственный дом - шести комнатная квартира, густо уставленная богатой и красивой, но тем не менее бездушной и холодной мебелью, в доме недалеко от Арбата, в новом двадцати шести этажном небоскребе, с охранником внизу и бассейном на крыше...
   -О, вы уже проснулись?! Доброе утро, доброе утро, а какая сегодня великолепная погода на улице, Юрий! А что же это там у вас с печенью? Нехорошо, нехорошо, Юрий, вы должны помнить - ваше здоровье есть национальное богатство и достоя­ние! Достояние всего российского народа! Как картины в Третьяковке, как Больн­ой театр, как все остальное, что дорого сердцу и душе всего российского наро­да, чем он по полному праву гордится и восхищается!..
   Это уже секретарь, столь же ненавидимый, как и доктор, если не еще больше. Юрий даже не старался запомнить его имя, такое истинно российское, так он его ненавидел, так он ему был ненавистен, вечно рядом, ни минуты покоя, ни секун­ды одиночества, лезет, вовсе, лучше Юрия зная, что ему, Юрию, нужно, а что нет, во все дыры! От проклятого секретаря не было ни где спасения, ни в туалете - вам там не плохо, Юрий, что-то вы долго?! облицованном розовым с прожилками мрамором, с великолепнейшим темно-алым - может быть вам что-нибудь нужно, бумага справа! - унитазом в форме тюльпана... Ни в огромнейшей ванной ко­мнате с великолепнейшей огромной ванной темно-зеленой из цельного куска мала­хита - полотенце я вам погрел, Юрий! у-у-у, гад! стены облицованы серо-синим мрамором, пол выложен шахматной плиткой, в ванной можно было устраивать сорев­нования по ватерполо, если б не секретарь - вам не плохо, Юрий, вы так прити­хли?!.. Гад... Ни в гулких комнатах, где он терялся от самого себя, но не от секретаря, тот находил его где бы Юрий не был и или интересовался, что ему в данную минуту надо или чаще всего сообщал, что сейчас Юрию надо или где его се­йчас жаждут видеть-лицезреть...
   -Итак, Юрий, сегодня у нас насыщенная программа, -
   а когда она была другой?
   -А потому не ленитесь, вам нужно многое успеть, вставайте - вас ждут великие дела!
   Завтрак невкусный, но питательный - овсянка на воде, горсть изюма, хлеб из от­рубей, а перед завтраком ненавидимая с детства, какого? не помню, гимнастика, но очень нужная - для кого? не понятно... Два километра ежедневной пробежки, слава богу в легком темпе, для имиджа, в парке, среди подобных дебилов - о, сам космонавт, герой дальнего космоса Леонидов бежит!.. Да-да, сам бегу, не хочу, а бегу... для имиджа и поддержания формы, сейчас у нас Юрий все бегают - и банкиры, и бандиты, и вам нужно, и так весь день по распорядку, по указке сек­ретаря, по "нужно", ни минуты покоя днем, только ночью свободные часы и выпа­дают, да и то не всегда, и в них Юрий не волен, себе не хозяин... Душ, завтрак, невкусный, но питательный, овсянку эту ненавижу уже! Каждое утро приходящий парикмахер бреет и причесывает...
   Приемы и рауты, обеды и завтраки, воскресенья и вторники, пятницы и четверги, молебны и освещения... Новоявленные дворяне и воскресшие аристократы, возродившиеся купцы и предприниматели, пароходчики, заводчики, помещики и содержатели публичных домов, все они что-то хотели от Юрия, все они как будто играли игра­ли в какую-то игру, все они были как будто ненастоящие...
   -Послушайте, Юрий, как вы смотрите на то, что если мы вас введем в консульта­ционный совет нашего общества с ограниченной ответственностью?..
   Странно, почти сорок лет минуло от проклятого социализма, а апломб прежнего, советско-быдловско-социалистического почему-то так и прет, хамское это "Я", бы­дло советско-начальственное, так и выпирает...
   -Дорогой мой, вы совершенно перестали бывать на моих пятницах, зазнались, заз­нались голубчик мой любимый, совершенно забыли старуху!..
   Вроде все слова правильные, как из книжки классика Островского или Тургенева, а тон, тон!.. Только алой папки в руки ей и не хватает...
   -Послушайте, Юрий, есть дело. Вы уж извините - мы предприниматели земли росси­йской, без всяких экивоков и подходов, попросту, так сказать. Как вы смотрите на десять процентов за использование вашего имени в рекламе?
   -Пятнадцать не дадите?
   -Пятнадцать?.. Гм... Однако... Мне говорили, что вы сущий ребенок в коммерческих делах...
   -Вас обманули.
   А затем какая-нибудь излишне эмансипированная дива или дама хватает руку ге­роя дальнего космоса и... И тут же подскочивший секретарь, как черт из табакерки, шепчет - езжайте, Юрий, езжайте, это всеми уважаемая вдова генерала или не вдова или черт ее разберет.... После таких справок совершенно не хочется "езжать", но волокут почти силой, а самое паскудное - спать не дают там, куда при­волокли. Сделал свое дело и сразу приезжает секретарь с телохранителем медве­дем килограмм так на сто десять и шофером, и увозят в собственную шести комнатную квартиру и ванной из целого куска малахита, осточертевшую до...
   А утром все сначала, хотя хочется спать и почти совсем не хочется жить -доброе утро, Юрий, доброе утро! Как спалось, как стул, цвет мочи не угрожаю­щий? Как печень, как желудок, как сердце, давайте-ка я пощупаю желудок, от вас не убудет, а мне спокойней, ха-ха-ха-ха! Главное - вы должны помнить, что вы наше национальное богатство-достояние!..
   Следам придурок с надоевшей улыбкой, надоевший придурок с осточертевший блок­нотам, с...
   -Доброе утро, Юрий, доброе утра! У нас с вами насыщенная программа сегодня, -
   а когда она была другой, хоть раз бы сказал что-нибудь новенькое... Сука... Гад.
   -...В десять часов заседание правления банка, в двенадцать обед с Кириллом Мефодиевичем, в четыре вы назначили, -
   ну сука, сам назначил, а на него спирает, ну гад!..
   -Вы назначили сенатору Рыжкину, а вечером в 19.00 вас ждут у Сельдевой. Там будет вся Москва и вам там не быть негоже... Пойдут разные слухи - заболел, зазнался, пренебрегает, то да се, другое-третье, это вам совершенно ни к чему! а потому вставайте, ваша любимая овсянка уже на столе!
   Ненавижу!.. Ненавижу!
   Вечер. За плечами еще один без толку прожитый день, прожитый как хочется че­рт знает кому, только не мне, только не мне... Слегка стучит в висках, почему-то хочется напиться в усмерть, в драбаган, в стельку, в...
   Открытый автомобиль "Руссия" фирмы "Российский скороход" - наши российские автомобили самые лучшие, самые быстрые, самые экологичные в мире, металлллл, аж звенит в ушах, запах новой кожи, скрип отличнейших колес, господи, кто же я такой? Супермен, богатырь народа российского, герой нашего или их сранного вре­мени, заблудившийся в пространстве?.. И в ответ лишь тишина... Мелькают многочи­сленные башни и офисы, много численная и много яркая реклама - по телевизорам, установленным в витринах шикарных магазинов, на домах, в небе... Реклама двига­тель торговли, рекламируемый товар продается на двадцать два процента лучше, чем не рекламируемый. Пейте российский квас!.. Огуречный рассол фирмы "Никифоров и сын" утром - и весь день как огурчик!.. Презервативы "Солнышко" всегда для вас!.. Погребальная контора "Ипполит" позаботится о вас и ваших близких!..
   Пестрые и яркие афиши - то ли заезжий гуру с сеансами массового обмана, то ли съезд огородников, любителей выводить мексиканский огурец... Витрины заставлены шмутьем, завалены товаром, мехами, жратвой, телевизорами, радиолами, маг­нитофонами и даже этими... видео... магнитофонами, кино на дому, у него тоже стоит, в кинотеатр ходить не надо... И когда только успели, тридцать семь лет Юрия не было в социалистическом бедламе и сразу почему-то жизнь захорошела, жить ст­ало весело, жить стало веселей... Только зачем они играют в старую Россию, непонятно... Как будто в плохом провинциальном театре ставят пьесу по Островскому...
   -Слушай, как вы всего добились? Ведь при коммунистах наша страна была в...Ну не первая была?..
   -Главное, -
   секретарь с готовностью оглянулся с переднего сиденья, желая услужить и светя­сь как майская роза от своего желания.
   -Главное, Юрий, нужна общероссийская национальная идея, самая главная и мы ее нашли! Национальную идею, она так увлекла людей, что ты видишь кругом резуль­тат!
   С этими словами секретарь обвел рукой все обозримое пространство вокруг - дома разноцветно окрашенные и густо усыпанные вывесками и рекламой, толпы празднич­но-нарядно-богато-безвкусно одетых людей на тротуарах, засилье автомобилей ра­зличнейших моделей и марок, витрины заваленные доверху товаром, и сверху все­го светящиеся и спящие звездами двуглавые орлы без короны на башнях Кремля...
   -Идея проста, но величественна, состоит из трех составных частей - российский народ, российский дух, Россия! Три части национальной идеи!!! Секретарь так воодушевился собственными словами и так размахался руками, что чуть не сбил темные очки, светофильтры, с носа шофера, но того спасла реакция.
   -Все что ты видишь вокруг, Юрий, только российского производства! Нет-нет, мы с вами и вся наша страна не исповедует квасной патриотизм, но посудите сами, Юрий - зачем покупать японскую радиоаппаратуру, американские телевизоры, европейские продукты и одежду? Зачем? Наше российское дешевле и прочней, качественней и до­лговечней, красивей и удобней!!! Где, в какой еще стране вы встретите, ну нап­ример, такой вот телевизор, украшенный деревянной резьбой по корпусу по старин­ным российским мотивам да еще с гарантией на двадцать лет? Да ни где! Да что там телевизор, -
   секретарь попытался вскочить, но шофер резко усадил его рывком за руку на ме­сто и тому пришлось продолжить сидя, хотя восторг требовал встать.
   -Да что там телевизор, простая бензиновая зажигалка, вот посмотрите, украшена миниатюрами из финифти по эскизам гениальнейшего российского художника Левитанова Ивана, имеет гарантию десять, вдумайтесь, Юрий! десять лет гарантии! И совершенно доступна по цене любому россиянину!
   Подавленный величием сообщенного, секретарь откинулся на спинку сиденья и за­молчал. Центр Москвы давно кончился, мелькнуло и осталось далеко позади Садо­вое кольцо с многочисленными развязками на трех уровнях, высотные дома-небос­кребы сменились огромными массивами спальных районов, и вырвавшись на простор Подмосковья, автомобиль помчался с удвоенной скорость по отличному шоссе, по­днятому на три метра над землей. Вдоль шоссе были разбросаны в хаотическо-про­думанном беспорядке великолепнейшие коттеджи, богатейшие особняки, подавляющие своей роскошью дворцы, огромнейшие поместья-сады сменялись площадками для игры в лапту, лаптаполе, сады были расчерчены дорожками и скульптуры светлого мра­мора мелькали среди кустов...
   А где же деревни? -
   удивился вслух Юрий отсутствию сельско-колхозного населения.
   -Какие деревни? -
   в свою очередь удивился секретарь.
   -Ну, тут же ведь когда-то жили люди, были деревни, разводили скот, гнали са­могон, выращивали хлеб, огурцы...
   Секретарь пожал плечами:
   -Ни каких деревень здесь нет. А если и были, то их снесли. И уже давно. Я в свои двадцать семь лет не помню здесь ни каких деревень...
   Юрий чуть не впал в прострацию:
   -Как снесли, а люди, людей же куда дели, а где же у вас теперь сельское хозяй­ство?..
   -В России нет безработицы, нет фашизма, у нас нет коммунизма, у нас нет нече­стных людей, нет несчастных, очень низкая, да-да, очень низкая таблица показателей по самоубийцам, практически нет несчастных людей, -
   зачастил секретарь, видимо тщательно подготовленный на эту тему, но Юрий резко прервал его.
   -А куда дели людей?!
   -Людей?.. Дома и деревни скорей всего снесли, ну а люди, люди получили ссуды, из банка и построили кто что захотел - да вы же сами видели, коттеджи, особняки, поместья...
   -Дворцы-особняки на ссуды, -
   Юрий был не силен в банковском деле, а потому подумал - черт их знает, в демократическом этом капитализме...
   -Ну а сельское хозяйство?
   -Где-то там, -
   неопределенно махнул рукой в пространство секретарь. Юрий же вспомнил:
   -А как это нет несчастных людей, а как же несчастная любовь?..
   -Несчастной любви нет в демократической России! Так как все браки заключаются через свахо-консультационные фирмы.
   -Свахокон... Охренеть можно...
   Юрий глубоко задумался над свершившимся... Сколько людей, лучших людей, заметь­те, сложили свои и чужие головы за счастье народа - Чернышевский, Толстой, До­стоевский, что это у меня одни писатели прут, неужели нет ни одного не из пи­сателей порядочных? такова видать особенность российского отдельного пути - даже головы складывали за счастье народа писатели, а не кто-либо другой... Хоть и умирали дома, в постели, но все равно за счастье...
   Автомобиль мчался по такой российско-типичной улице такого типично-российско­го поселения, усаженного ромашками и березками, уставленного стилизованными под старину петербургскую фонарями, навевающими стихи Пушкина А.С., по сторонам улицы, среди зелени, за чугунными литыми заборами, всемирно известное российское литье, возвышались особняки, дворцы и терема в чисто российском стиле... Один краше другого. Шофер чуть вильнул рулем, послушная автомашина влетела в широ­ко распахнутые ворота и замерла, чуть качнув своих пассажиров, перед высоким резным крыльцом.
   Перед ахнувшим от изумления Юрием открылась изумившая его картина - посреди зеленой лужайки прянично-сказочным чудом возвышался старинный терем, правильней сказать копия, по-видимому снабженная внутри всеми достижениями санитарно-коммунальной техники. Башенки и купола в виде луковок, столбики и крылечки, ставни и петушки на крышах, все это было густо украшено драгоценейшей резьбой и раскрашено во все мыслимые цвета... Юрий глядел, разинув рот, не отрываясь, на чудо, стоявшее перед ним... А ненавистный секретарь не унимался:
   -Российский путь капитализма является путеводной звездой для всего прогрессивного человечества!..
   Только степенно подошедший неизвестно кто в старинном кафтане, спас Юрия от этого террориста.
   -Российский путь капитализма является путеводной звездой для всего прогрессивного человечества, -
   хозяйка терема очень элегантно пригубила бокал с шампанским и взяв важного го­стя за локоток, за локоток гостя дорогого, басит и басит на ухо надоевшее, уже давно надоевшее. Худая и длинная, как баба-яга или сама смерть, вся в брильян­тах, как новогодняя елка, и в мехах, как медведь или чукча зимою, на голове кокошник, усыпан­ный жемчугом, бережно, но цепко, ни куда не вырвешься, как постовой милиционер тащила она чуть захмелевшего, больше не дают, сволочи! как постовой милиционер при социализме, тащила она, хозяйка-баба-яга, Юрия, от одной группки гостей до другой... Улыбаясь налево и направо великолепными искусственными зубами немалой видать собственности-ценности, голова кругом, а выпить не дают, гады-ы-ы, де­монстрировала она Юрия, как какую-то диковинную зверушку иль редкостный экзем­пляр ее личной коллекции... Следом семенил секретарь, так же улыбаясь налево-на­право.
   -Познакомтесь, это Юрий - мой самый любимый и дорогой гость! Это он в том самом дальнем космосе отстоял честь России...
   Можно подумать, на нее, на честь, кто-нибудь покушался...
   -Очень приятно! Разрешите представится - генерал от инфантерии господин Васильев-Булочкин!
   Малиновый звон подков или шпор плюс блеск искусственных зубов отпечатался в па­мяти.
   -Доктор философских наук, преподаватель академии Российской, господин Разуваев-Валенков! К вашим услугам...
   Либеральное потряхивание остатками шевелюры и блеск пенсне... Да на хрен мне нужны твои услуги...
   -Госпожа Ларионова, меценат нашей творческой молодежи...
   -А вы такой милый!..
   Ну и выдра, действительно, кто же на нее бесплатно посмотрит!.. Бр-р-р...
   -Господин Задохликов, коммерческий директор и соуправитель фирмы... Название фирмы скрылось за звуками русского, а правильней сказать, российско­го народного оркестра, грянувшего с большим воодушевлением "Калинку" Особен­но сильно старался один длинный и худой балалаечник. Все присутствующие подхва­тили мелодию и стали в меру своих способностей подвывать - калинка-малинка, яг­ода моя-я-я-я...
   -Что вам налить, Юрий? -
   с придыханием и немного в нос, давая понять, как ей трудно удержать себя в ра­мках приличия и сдержать давно мучавшую ее страсть, спросила героя дальнего космоса какая-то девица Саблина, дочь собственных родителей, владельцев сети предприятий быстрого обслуживания "Пельмени мгновенные", как пояснил скорого­воркой все не отстающий секретарь.
   -Водки, -
   попытался быть самостоятельным Юрий, но...
   -Минуточку, Юрий забыл, что доктор советовал ему воздержатся недельку-другую от крепких спиртных напитков, налейте ему шампанского немного...
   А это все тот же иуда-секретарь, повесить его на осине мало, черт бы его поб­рал... Скотина...
   -Юрий, это у вас после дальнего космоса? -
   глава широко раскрыты, рот тоже, в предчувствии крика, узенький лоб в замазан­ных прыщах наморщен, руки сложены на плоской груди и нервно теребят пояс голу­бого платья, блестящего и скользкого...
   -Что? Что после космоса?
   -Ну доктор, нельзя водки, этот надоедливый молодой человек...
   -Да нет, он просто меня ревнует, он влюблен в меня, а водку доктор запретил после триппера...
   Секретарь тактично подхватил Юрия под руку, тем самым подтвердив версию любов­ника и оттащил от заинтересованной девицы героя дальнего космоса к группе ка­ких-то военных и штатских, но тем не менее с выправкой настоящих вояк.
   -А вот и герой дальнего космоса - Юрий Леонидов, прощу любить и жаловать!
   Блеск зубов искусственных и очков, дерганье ногами и звон шпор, потные ладони и змеиные взглядывающие прямо в самую душу...
   -Ура!..
   -Я счастлив...
   -Красавец-ц-ц!..
   -Ну чисто капитан!..
   -Я слышал - вас пожаловали полковником?
   -Разрешите представится...
   -Разрешите...
   -Ра...
  
   Блестел натертый до зеркального блеска паркет, а вслед за ним и мебель, сия­ла хрусталем люстра, очки, лысины и зубы, блистали ордена, груди, чуть прикры­тые кисеей платьев и плечи, как сказал один классик - отполированные многочис­ленными взглядами мужчин... Все было на славу, все было как обычно, как обычно Юрию хотелось нажраться, надраться, назюзюкаться и так далее... Стоило лететь так далеко, долго и в пространстве времени и верст, что б быть марионеткой в каких-то пятницах и играть роль героя-рубаки на каких-то вторниках... От всей этой херни, именуемой раньше, при социализме, общественной жизнью, а ныне великос­ветской, его всегда мутило, а после последней советской и вовсе было невыноси­мо воспринимать эту муть... Почему-то несло фальшью и гнильцой.
   Кружились пары, гремели придурки в псевдорусских костюмах на российских ин­струментах, гости жрали, пили и болтали о всякой ерунде, то и дело вздымая к высокому потолку бокалы и выплевывая тосты за матушку-Россию, за ее особый пу­ть и три составных части... Юрия было скучно и мерзко, в этой новой России он ни чего не видел, ни чего не знает, не могут же все, весь народ, вся Россия вот так вот обжираться икрой и опиваться шампанским, но его ни куда не выпуска­ют, он ни чего не может увидеть...
   -Над чем задумался, Юрий?
   Совершенно незнакомый дед, лет так семьдесят-подсраку-слишком, в отличнейшим серо-синем костюме с искрой, блестя лысиной в капельках пота и искусственными челюстями, весь изрезанный морщинами, как мопс, интересовался его самочувстви­ем и настроением, мол над чем задумался, да еще и на "ты"...
   -А мы с вами вроде бы на брудершафт не пили, милейший!
   -Ну так это точно, на брудершафт не пили, а вот так просто приходилось разок... Неужели не помнишь?
   Хоть убей - не помню. Ну и рожа у деда, глаза бы не глядели...
   -Ну так давай наверстаем, Юрий, лучше поздно, чем никогда... Раз раньше у нас не получилось, так давай сейчас врежем за дружбу!..
   А что, секретаря зато можно в жопу послать, а там напьюсь в смерть!
   -Давай, дед! Эй ты, -
   это он секретарю с пренебрежением, другого обращения скотина не понимает.
   -Плесни-ка нам водки в фужеры да побольше, мы с...
   Юрий обернулся к деду от оторопевшего секретаря к деду с лысиной.
   -Как там тебя по батюшке?
   Лысый дед ехидно усмехнулся и ни сколько не удивившись фамильярности Юрия, от­ветил:
   -Да батюшке ни к чему, а зовут просто - Леня.
   -Плесни-ка нам с Леней водки да поживей, мы с ним на брудершафт пить будем!
   Пальцы сжимают запотевший бокал, прозрачное питье переливается, как брильянт, руки переплетены в дружеском узле-брудершафте, глаза в глаза, большое видится на расстоянии...
   -Ну что, Юра, выпьем за вечную дружбу?
   -Йес! Я! Фроншафт, камарад!..
   И обожгло, и запекло, и... А в уши лезет ватный шепот деда:
   -Так не узнаешь меня, милок? Неужели я вправду такой старый и противный стал? Ну давай, за дружбу!
   И лихо, видимо с детства, с ранней юности тренированный, залпом триста грамм водки и оприходовал! ай да дед!
   Закусив бутербродом и расцеловавшись или сначала расцеловавшись, а потом заку­сив, дед отвалил по своим дедовским делам, лишь на губах чужие слюни след ос­тавили, фу... Юрий подозвал кивком головы секретаря:
   -Что за дед? Что за Леня?..
   -Министр МВД Леонид Яковлевич Потапов...
   Ей чего не сказали Юрию эти данные, ну министр, ну главный милиционер России, только когда дед отваливал, на секунду что-то знакомое мелькнуло в главах де­да, мелькнуло и пропало, не успел Юрий распознать...
   Посмотрев на секретаря, Юрий усмехнулся - сейчас пошлю его за какой-нибудь херней куда-нибудь, а пока бегать будет, успею раза три вмазать...Устал.
   Что же это со мной происходит, что же это со мной делается, куда же это я попал, как же мне теперь жить-то... Попал я в какую-то херню, в какую-то непонятную совсем историю, и кто же здесь я - совсем непонятно... И зачем здесь я -тоже непонятно... Лучше бы я умер в этом сранном дальнем космосе... Или бы зах­лебнулся бы одеколоном в прошлой жизни... Нет, не в прошлой, я же еще не умирал не умирал не умирал... Да что значит не умирал... Все умерли, тридцать семь лет прошло..., ты не умирал... А-а-а... Как умерли, всего тридцать семь лет прошло... мне должно было быть... сколько же мне должно было быть 66 годиков, глубокий старец, кто же мог бы дожить... Вспомни-вспомни, как ты жил в последней жизни... А как жили твои друзья, твои друзья такая пьянь, и пьют всегда такую дрянь, в такую рань... Интересно, как и когда умер Высоцкий... а почему умер... Может быть он еще живой... А почему... почему... почему тогда его не слышно... Да он просто старый... надо немедленно спросить... а кого тут спросишь... ну ты даешь... кого...совсем за рефлексией... а-а-а... мозги растерял... встрепенись... встрепенись... ведь ты же был...ты же был и есть... Юрка-Граф...
   Юрий приостановился в своем поступательно-отступательном движении и убрав ру­ки с бедер, перенеся их на высоко поднятые колени лежащей внизу как-ее-по-батюшке-по-матушке, вот черт, забыл спросить, с хрустом разминая затекшую поясницу, поинтересовался:
   -Слушай, красавица, а ты о Владимире Высоцком хоть что-нибудь слышала?..
   Красавица перестала хрипло дышать и вскрикивать, дрогнула почему-то всем телом и откуда-то далеко-далеко снизу, ответила:
   -Нет. Не слышала. А как ты так сохранился молодым?
  
  
  
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ.
  
   Леонид Потапов, скромный министр МВД России, поднялся на лифте из подвала своего собственного особняка. Поднялся довольным и счастливым, даже мурлыкающим что-то музыкально-ностальгическое - если кто-то, где-то у нас порой...
   Закрыв дверь, тяжелую и металлическую, на секретнейший замок с кодом, Потапов не удержался, усмехнулся и подмигнул двери - так-то, братцы-кролики-алкоголи­ки, мы еще поле... А додумать мысль не дал секретарь. С белым, перекошенным ли­цом, с судорожно открывающимся и так же совершенно без звука закрывающимся рт­ом, секретарь летел приведением по коридору, чуть касаясь пола, цепляясь на углах за часовых, густо натыканных в особняке министра, то за пыльные пальмы-фикусы, так же густо наставленных покойной женой министра...
   -Что с тобой происходит, сынок? Обокрали главный банк России, как в прошлом году или массовый побег из тюрьмы особо особого режима?..
   -Гораздо хуже, Леонид Яковлевич! -
   смог выдавить из себя секретарь, не обращая внимание на министерскую иронично­сть.
   -Звонит Президент и он очень гневен!
   Ворвавшись в кабинет, Ленчик мелкой щучкой прыгнул на стол и подхватил гнев­но-тревожно лежащую трубку телефона с двуглавым орлом.
   -Я вас слушаю, господин Президент! -
   заплетающимся голосом и с трудом в общем-то владея языком, не с перепугу, а из-за пробежки, старость - не радость, забубнил Ленчик... А оттуда:
   -Это я тебя слушав, паскуда! Я, а не ты! Ты что там делаешь у себя в особняке? Все своей херней маешься-занимаешься?! Я тебя в порошок против тараканов сот­ру и в широкую продажу пушу! Ты что, если руку на пульсе событий не держишь, так хоть радио слушай или тиви смотри, скотина! За событиями в мире не следи­шь! Немедленно ко мне!
   А, сволочь такая, взял и швырнул трубку! Да так, что министр Ленчик дернулся всем телом, а ухо заложило, как от хорошего удара ладонь... Повернувшись к секретарю здоровым ухом, министр Потапов прорычал уже полностью восстановившимся голосом:
   -Ну?!
   -По радио и тиви передано - похищен герой дальнего космоса Юрий Леонидов. От­ветственность за похищение взяла на себя подпольная организация КПСС! -
   оттарабанил как примерный ученик урок, секретарь страшную новость. Вместо того что б бежать, лететь, мчатся к Президенту, Леонид Яковлевич медленно уселся мимо кресла прямо на паркет кабинета...
   -Коммунистическая Партия Соединенных Сил... Господи, ну за что мне такое горе?!
   Шеф Коллегии Генеральной Безопасности, а по демократическим веяниям - просто когебухи, суровым и пристальным взглядом оглядел сплоченные, плечом к плечу, тесные ряды сидящих за длинным столом высших офицеров, сплошь полковники да генералы, начальники отделов и управлений. -Господа соратники по оружию! -
   патетически, но вместе с тем и совершенно по-домашнему, начал Ероха (для Пре­зидента) и господин Маршал КГБ для остальных россиян и не только россиян, своя речь.
   -Совершено совершеннейшее гнуснейшее страшнейшее преступление века! Нам всем, а в нашем лице и всему российскому народу, плюнули в лицо! Майор, включите ви­деозапись!
   Слегка померк свет в молочных плафонах малого зала заседаний КГБ, все присутствующие повернули головы к огромнейшему телевизионному экрану, внизу, под сте­клом экрана, по темной полировке телевизора, виднелась скромная надпись кириллицей "Россиян", вспыхнул ярко экран и...
   -Говорит подпольное телевидение Советского Союза, говорит подпольное телевиде­ние Советского Союза! Передает и говорит Москва! -
   это на экране заговорил постоянный и неуловимый террорист-ведущий подпольных передач подпольного, телевидения, в насмешку взявший себе чисто русские фамилия и имя - Иван Помидоров, хотя сквозь черный мешок, укутывающий его рыло-морду-харю, явно проглядывали узкие китайские глаза, большой еврейский нос и высокие твердые американские скулы.
   -Передаем коммюнике Политбюро КПСС. Сегодня, в доме-особняке графини Куракиной, во время совершения полового акта, был похищен так называемый герой даль­него космоса, Леонидов Юрий. Блестящая операция была проведена без потерь со стороны доблестных партизан, освободителей СССР от жидовско-американско-китай­ских оккупантов и их прихвостней! Цель операции - суд и вынесение справедливо­го смертного приговора Леонидову Юрию за дезертирство из прошлого, за измену делу социализма и предательство интересов всего прогрессивного человечества! Передаем запись захваченного в плен предателя Леонидова, запись и изображение, вглядитесь в эти черты предателя!
   Ненавистная и не узнанная морда псевдо-Помидорова сменилась испуганным лицом героя дальнего космоса, с недоумением глядящего прямо с экрана. За кадром по­слышался голос:
   -Ваша фамилия, имя, отчество?
   -А... вас какая фамилия интересует... У меня их было много...
   Затем на экране снова появилась закутанная в черный мешок фигура ведущего:
   -Говорило и показывало подпольное телевидение Советского Союза... Внезапно изображение исказилось, пошло какими-то цветными волнами-сполохам, как будто кто-то включил северное сияние, а вместо голоса ведущего послышало­сь жуткое завыванье, все нараставшее и нараставшее. Все присутствующие высшие офицеры КГБ оживились, затолкали друг друга локтями и коленями, начали подми­гивать друг другу...
   -Васька Ефимов мутилку включил, да только поздно, говнюк, интересно, что ему за это будет...
   -Генерал-лейтенант Ефимов!
   -Я!-
   вскочил молоденьким лейтенантом толстый, с красной рожей и фиолетовым носом, хозяин всех мутилок России и естественно нарвался на рифму, так уж водится ис­покон веков на Руси, уж очень поэтична душа коренного, россиянина.
   -Головка от фуя! Какого хера ты свою мутилку вонючую включил?! А?! Может быть там еще что-нибудь интересное передали бы, с чего бы мы смогли бы может быть и индефицировать террористов!..
   Провинившийся генерал-лейтенант ел глазами грозного маршала, но чувствовал - мало помогает... Надо было в свое оправдание хоть что-нибудь говорить да как на грех язык прилип к гортани и...
   -Полковник Синюхин, мать твою греб!
   -Я здесь, господин маршал КГБ, -
   с готовностью, но и в тоже время с чувством собственного достоинства, совсем незаметно, но все же!
   -Хорош, скотина, назначаешься вместо этого мудака...
   Все присутствующие оживились, повеселели, кое-кто даже заулыбался, два молоде­ньких капитана подскочили к бывшему хозяину всех российских мутилок и сноровисто заломив ему руки на затылок, поволокли генерала-лейтенанта вон. Мелькнули вытаращенные глаза, нитка слюны на мундире и все...
   Оглушительный звонок алого телефона с двуглавым орлом прервал мысль маршала.
   -Да. Да. Понял. Через двадцать минут буду, -
   коротко и по-деловому ответил Ероха любимому Президенту. Все офицеры заулыба­лись не слышимому голосу родного отца нации. Заулыбались и не сводили глаз с шефа КГБ, глядели на него внимательно-ласково и лобовно-обожаемо, на своего могущественного шефа... В голове у маршала мелькнуло - ну сука, устрою тебе де­нь "ИКС".
   Сам же шеф, он же маршал, задумчиво и внимательно уставился на портрет осново­положника тайной службы России, висящий прямо перед ним на стене, покрытой по­лированными щитами. С портрета на маршала Ероху гневно сведя брови взирал сам Малюта Скуратов.
   Господин Президент России пытался бегать по кабинету, но у него это получа­лось с трудом-с... Возраст, волнение, вес... Хоть и не толст, но все же... Прок­лятое брюхо!.. Слегка успокоившись, Президент шлепнулся в кресло и уставился на вытянувшихся перед ним собеседников. -Ну что молчите, соратнички? Какие будут предложения-действия по этой херне?! Маршал Ероха пожал плечами, министр Ленчик потер лысину... Слов не было... Вновь разозлившись, Президент хлопнул ладонью по столу:
   -Значит так! Даю сроку три дня! Ежели через три дня космонавт не будет найден живым - я из вас порошок сделаю!.. Стиральный, "Лотос" называется! Вон!
   Отдышавшись и попив витаминизированной водички из графина, Президент подумал - найдут, куда они суки денутся, а вот с этой КПСС уже пора кончать, оборзели сволочи, надо приказать Ерохе поймать всех блядей на хер...
   Почти бегом передвигались высшие должностные лица по коридору в сторону лифта который их вынесет на поверхность, быстрей-быстрей из этого подземелья, пода­льше от этого сатрапа... Почти бежали, ноги заплетались, рты судорожно хватали подземный воздух... Часовые были смущены поведением высших должностных лиц России, хотя часовые вообще-то невозмутимый народ, по долгу службы... Но все же не каждый день такое увидишь, и смешно, и страшно - вдруг сейчас помрут...
   Маршал Ерохин - надо с этой блядью разобраться, пора уже, зажилась... Министр Потапов - неужели не успею, обидно... Часовой Игнатюк, старший лейтенант - ну и зрелище, бегут, как будто в штаны насрали...
   А в это самое время, оставшись совершенно один, Президент России, отягощенный бременем власти и кучей болезней, возраст, возраст, сидел в своем кабинете, тупо уставясь на дверь, за которой скрылись эти херовы соратанички... Позвать что ли секретаря, Славу, Славутичка... Поболтать... Что ли... Какой он нежный, ка­кой все же милый, какой все же верный...
   За стеной восседал секретарь-помощник Президента Слава, нежный и верный... Мы­сли текли рывками, толчками, будоража кровь. Скорей бы, уже немного осталось ждать, возрадуюсь на твоих костях, сатрап...
   Президент сидел в одиночестве, смущенно отвел от него взгляд его собственный портрет, выполненный заслуженным художником России, лауреатом множества премий и медалей, званий и хрен знает чего, жаль фамилию забыл, ну и память стала... Совсем негодная... Ни куда негодная... Президент на портрете был моложе оригина­ла за столом лет так на сорок...
   -Илья Сергеевич, -
   заворковал по селектору Слава... Ах Слава-Слава, Славунчик-игрунчик...
   Президент с трудом оторвался от кусков мыслей и возвратился в надоевшую явь.
   -Что нужно, Слава? -
   шамкая и хрипя, спросил усталым голосом Илья Сергеевич.
   -К вам просится на прием...
   -Пошли его на фуй и позови кого-нибудь... Я устал...
   -Фамилия, имя, отчество?
   -Да какое такое отечество у этого жидяры может быть! Космополитная сука! Нет у него отечества!..
   -Нет-нет, товарищи, пусть сам отвечает - сам натворил, сам и отвечает.
   Юрий ни чего не понимал - ворвались какие-то люди в масках и комбинезонах, вы­рвали его из-за коленей незнакомки, укололи черт знает чем, привезли неизвест­но куда, а сейчас чего-то требуют, требуют, требуют...
   -Отвечай, сволочь! Зачем предал Родину, бежал в дальний космос, рассказывай всю правду, сука! - как шпионил, как продался международному жидо-масонскому кагалу, что предлагали сделать, все рассказывай, все как на духу, как на испо­веди!
   -Да от кого ждете исповеди, товарищи дорогие! Вы только вглядитесь в эти мелкие черты жидо-масона, в эти узкие китайско-монгольские глаза, гляньте на эти чурбанско-американские скулы и вам все будет ясно! О чем разговаривать с жидярой вонючей! На сук его суку!
   Все находящиеся рядом засмеялись каламбуру, а что - товарищи, и нам поэтика не чу­жда, ха-ха-ха-ха!..
   Из кромешной тьмы выступила какая-то фигура, угадываемая больше по запаху, чем зрением, уж очень сильно от нее несло - кислой капустой, немытым телом, сгни­вшими носками.... Сгнившими носками, сгнившими идеями... Грубые руки схватили Юрия и поволокли куда-то вдаль, он понял - на смерть, на расстрел, он так же вспо­мнил насильников-красноармейцев (из первой части этой книги и из прежней его жизни) и понял - если не сейчас, то потом будет поздно, и он себя перестанет совсем уважать... Дернувшись изо всех сил и двинув какую-то фигуру головой ку­да-то в мягкое, Юрий заорал во всю мощь:
   -Долой коммунистов-большевиков! Да здравствует Учредительное собрание! Врагу не...
   Крик был прерван чувствительным ударом чего-то острого в ягодицу и если бы вокруг не была бы кромешная темнота, то на него бы она и рухнула бы сама...
   Медленно и неторопливо засветились лампочки Ильича, тусклым, в полнакала (экономия!) светом освещая зал торжественных заседаний и особых совещаний трибуна­ла - стены задрапированы алым, подиум-возвышение с огромным мраморным бюстом основоположника КПСС т.Ленин с гневно сведенными бровями на сегодняшнюю дей­ствительность, под потолком вереницей портреты лучших людей партии, отдавших свои жизни за светлое будущее, которое не за горами... Уже упоминавшийся т.Ле­нин, т.Сталин в скромном мундире генералиссимуса, т.Берия поблескивающий пенс­не, т.Зюганов с вытаращенными глазами, т.Анпилов с гневно раскрытым ртом, т.Жи­риновский кудрявый как т.Ленин в детстве...
   Тут же висели картины самодеятельных художников-самоучек, верных сынов партии, изображавшие славный путь, который партия уже прошла - "Решительное отмежеван­ие большевиков от меньшевиков", "Штурм т.Лениным оплота царизма - крепости Зи­мний дворец", "Т.Сталин воодушевляет и направляет бойцов коллективизации лич­ным примером", "Расстрел перестройщиками коммуниста", "Допрос в Пентагоне", "Разгром демократами последнего легального съезда КПСС"... И изображающие тот сла­вный путь, который еще предстоит пройти ей - "Радостные москвичи встречают хлебом-солью вышедших из подполья коммунистов", "Похороны зверско замученных героев в последние дни агонии капитализма" и естественно, множество других, так как зал одновременно служил и Красным уголком.
   Твердо установившийся свет в полнакала (экономия!) осветил членов Трибунала, собравшихся решить участь захваченного в плен в ходе блестяще проведенной оп­ерации предателя социализма Заиковича-Леонидовичемана, как было установлено молниеносным следствием...Теперь предстояло решить его судьбу - расстрел или об­мен на что-либо, очень нужное в подполье.
   Бледные, нехватка воздуха в подполье, худые, нехватка продуктов питания, чле­ны Революционного Трибунала и одновременно члены Подпольного Политбюро КПСС (экономия!), сидели за накрытым красной скатертью (традиция!) столом, возвышавшимся на подиуме под сенью огромного бюста т.Ленина. Казалось сам основополо­жник КПСС зримо и осязаемо присутствует на совещании...
   Общим количеством одиннадцать человек, все члены Революционного Трибунала и Подпольного Политбюро КПСС (экономия!) все кроме т.Н. генерального секретаря КПСС, были в черных масках из картона, полностью скрывающие лица. У двоих мас­ки скрывали даже бороды, но на т.Н. не было маски из черного картона, его лицо было укутано в маску из тончайшего дорогого черного шелка, так заботились о т.Н. товарищи по партии. Напрашивается вопрос - откуда же тогда бледные лица? А какие по-вашему лица должны быть у лиц, скрывающихся в подполье? То-то же... Естественно, члены Подпольного Политбюро КПСС и по совместительству члены Ре­волюционного Трибунала (ну что поделаешь - экономия!) носили маски лишь на за­седаниях Политбюро и совещаниях Трибунала.
   Медленно поведя головой, укутанной в черный шелк то влево, то вправо, Т.Е. глухим голосом начал:
   -Ну что же дорогие товарищи, позвольте открыть заседание нашего Революционного Трибунала. Прошу высказываться кратко, регламент одна минута, и по существу воп­роса. Начнем по часовой стрелке, не называя имен, для конспирации. Прощу. Не вставая с места, первая маска глухо пробормотала:
   -Изменнику делу всех трудящихся смерть.
   -Смерть! -
   подал голос следом сидящий товарищ в картонной маске.
   -Но постойте товарищи члены Политбюро, прошу прощения, Подпольного Политбюро, тьфу, черт, запутался, члены Революционного Трибунала! Убить изменника мы все­гда успеем и сможем, хотя бы после выполнения этими оккупантами наших требова­ний, но сначала мы должны потребовать от них выполнения ряда определенных услуг!
   Это выпалила третья маска, в запальчивости своих слов и собственного темперамента вскочившая с места и устремившая вперед руку, по старо-давней привычке-тра­диции, принятой среди членов Подпольного Политбюро. Четвертая маска дернула третью за полу пиджака, довольно так и потрепанного, и заорала во весь голос:
   -Какие условия! Какие требования! Нас снова обманут, как в прошлый раз! Смерть изменнику, смерть предателю!..
   Пятая маска рассудительно заметила:
   -Действительно, убить мы его всегда успеем и обмануть нас они могут снова, но потребовать-то мы должны. Давайте потребуем выпустить наших товарищей из тюрем и лагерей, у меня и списочек готов, прошу ознакомится, фамилии, инициалы, за что осужден. ..Прошу, -
   и забормотал, близко поднеся измятые страницы к прорезям в маске.
   -Ульянов В.Н. за бандитизм, Котовский Г.И., за изнасилование, Камов Е.Р. за уб­ийство, Чижиков И.В. за убийство, бандитизм, Иванов И.И. за грабеж и изнасило­вание, Фурцева Н.М. за растление малолетних...
   -Да не пошел бы ты в жопу, говно такое! -
   гневно вскричала шестая маска, поддержана криками первой и третьей, шестая маска использовала принятую еще при т.Ленине терминологию ведения диспутов, а потому ни кто не обиделся.
   -Я предлагаю предателя казнить, казнь транслировать по нашему подпольному те­левидению плюс записать ее на видео и разослать по списку "X", пусть боятся грядущей революции! У меня все, товарищи!
   -Послушайте! А если потребовать нашу святыню?! Вырвать из грязных лап жидо-ма­сонов труп священный всех трудящихся мира! -
   проорала захлебываясь восторгом седьмая маска, перекрыв зычным голосом общий шум. Воцарила полнейшая тишина, где-то за стеной слышалось мелодичное "По до­линам и предгорьям...", это развлекалась охрана в свободное от дежурств время, ну и слышалось довольно таки громкое журчанье - из ближайшего коллектора кана­лизации фекалии текли себе по трубам, но запах почти не пробивался, так, самую малость... Начались прения.
   Высказавшись по данному вопросу-предложению, проголосовав (естественно едино­гласно - традиция!), члены Подпольного Политбюро приступили к выработке резо­люции. Высунув язык в щель картонного забрала-маски, третий от т.Н, товарищ приступил к секретарским обязанностям, возложенным на него жеребьевкой - тащили по очереди спички, обломанная и есть на сегодня секретарь (традиция!). Слыша­лось его бубненье:
   -Первое. Требуем передать труп т.Ленина Подпольному Политбюро КПСС. Второе. Требуем передать Подпольному Политбюро шесть...
   Его прервали многочисленные крики - десять! Десять козел! Десять сука!..
   -...Десять миллионов рублей на нужды грядущей революции и обездоленных детей. В противном случае изменника и предателя Леонидова ждет страшная смерть. Под­пись - Политбюро (подпольное) КПСС. Дата, месяц, год. Все товарищи...
   По сложившейся традиции т.Н. прочитал заключительный краткий доклад о текущем (в это время вновь довольно таки сильно зажурчало и пахнуло, но все мужественно сделали под масками неунывающий вид) моменте объемом 140 страниц убористого текста. Окончание доклада было встречено искренними аплодисментами, перешед­шими в овации, члены Подпольного Политбюро встали и начали скандировать в полголоса (скромность т.Н. не позволяла скандировать громче!!!):
   -Т.Н. , т.Н., т.Н!..
   Одним словом, Революционный Трибунал прошел в теплой и дружественной обстано­вке. Т.Н. попытался обтереть выступивший от волнения пот, но помешал шелк мас­ки. В свете тусклых лампочек сверкнул черным перстень с красной эмблемой КПСС - серп и молот.
   Министр МВД России, генерал-лейтенант Потапов отдал тусклым голосом приказ о разработке версий похищения космонавта и плана по его, космонавта чертого, его же протеже в этот сранный дальний космос, черт бы их всех побрал! плана по вызволению космонавта Леонидова... Если даже могущественное КГБ во главе с лю­бимчиком Президента Ерохой не может справится с подпольной КПСС уже в течении долго ряда лет, то куда тягаться простым мусорам, ментам или как в последний годы стали именовать люди и уголовники работников правоохранительных органов - жопы... И главная жопа, значит получается, это он, бывший крутой опер Ленчик. Ясли бы не эта мразь, сранный Командор, коварством и заговорами выбившийся в Президенты, он бы, Ленчик, давно бы уже был на пенсии, выращивал бы себе клубничку, на даче в Чернолучье под Омском... Постой мудак, тогда бы не было бы самого главного, твоего любимого детища, любовно пестуемого в подвале... Дурак!!! Клубничка, дача, действовать надо, иначе не до пестуешься, самого посадят, как клубнику!..
   Министр решительно нажал кнопку и потребовал от секретаря соединить его с агентом "Мамой" А когда-то агента именовали "Сестрой", она тогда была помоло­же и на "Маму" не тянула, но все равно была такая же дура...
   -Агент на проводе, господин министр! -
   почтительно доложил секретарь и как-то странно блеснул глазами из-под опущенных век, и не поймешь, что у него на душе, ну да ладно сука, кончится катавасия с космонавтом, я тобой займусь, загоню в отдел карманников ловить...
   -Алло! Алло! Кто на проводе?.. -
   отчетливо проговорил в трубку серого радиотелефона пароль министр. И. получил в ответ:
   -Дед Пихто и бабка с автоматом! Привет, Ленчик, давно не звонил, что так?..
   -Кому Ленчик, а кому Леонид Яковлевич, Клавка! Пора бы запомнить и на носу за­рубить! Ясно?!
   -Так точно, господин генерал! Заедете побаловаться с девчонками?..
   -Ты это мне брось, сейчас не до твоих девчонок! Не слышала - космонавта украли эти бляди с КПСС?
   -Это которого мы с вами на...
   -Молчать, Клавка! В тюряге сгною, сука, разговорилась!
   -Молчу, молчу, батюшка, только не серчай, голубчик, на дуру, не серчай, я те­бя, видит бог, всеми клетками своей души люблю, истинный крест говорю, век во­ли не видать, вольных шанюжек не кнофкать...
   -Ну так заткнись и слушай, Мама. Задание следующее - сообщи всем своим девкам - я ищу космонавта, вдруг какая информация от клиентов будет, ты мне сразу со­общай. Я за наградой не постою. Ты меня знаешь...
   -Знаю, знаю, все будет в лучшем свете исполнено. Всем девкам передам.
   -Тогда отбой...
   Министр положил трубку и... конечно задумался... здесь бы еще хорошо подпустить его воспоминания слезливые-сопливые о днях прошедших и ушедших навсегда - о Клавке, когда-то толи отравившей космонавта, толи просто с дуру угостившей его омской водкой... О том, кем она сейчас стала - хозяйкой всех московских публичных (тайных) домов, под патронажем МВД... Но увы, нет времени для воспоми­наний, и ни к чему тут разводить штампы литературные, и наш герой, лысый и изрезанный морщинами, как, уже было замечено - как мопс, стремительно отправился к себе в подвал...В подвал, к любимому детищу, пестовать его дальше, наблюдать за рабочими-заключенными и самому нет-нет да приложить руку.
   Премьер-министр Даров, номинальный глава правительства России, а фактически ноль, лежал в ванне. В теплой воде, на кожаных ремнях, что б не утонуть, если уснет, лежал и мечтал - уйду в отставку, в связи с не нахождением и похищением космонавта, подам в эмиссию-демиссию, всегда путался в этих демократических терминах... Уйду, буду продавать своих выпиленных бабочек, только разрисовать их надо, тогда дороже пойдут... Скромно постучался секретарь. -Тебе чего, Сережа?
   -Ваш транзистор, господин премьер-министр...
   -Давай.
   Была у премьера-министра Дарова, ноля без палочки, еще одна слабость, кроме выпиливания лобзиком бабочек в натуральный размер и фактических конфигураций. Любил премьер-министр лежа в ванне, послушать радиостанцию "Нечерноземье", кру­глосуточно передающую для тружеников капиталистического села музыку и песни. Вот и сейчас, из пластикового ящичка, размером всего с ладонь, умеем же дела­ть, украшенного славянской вязью - "Плетень", неслось ритмичное и мелодичное, ласковая музыка и приятные слова убаюкивали, успокаивали, отодвигали в далекое будущее собственную судьбу... Из транзистора приятный баритон сообщал;
   Засею полюшко бобами,
   Пойду в село ногами,
   Не нужен мне авто,
   Мне и пешком хорошо...
   Ерохин отодвинул обшлаг зеленого рукава своего расшитого мундира. На волосатом запястье, толстом и рыхлом, усыпанном коричневыми пятнами пигментации покоились массивные часы, слегка издающие едва слышимый звук-писк. Нажав кнопку и выключив звук, маршал уставился на циферблат. Откуда-то из тумана, из-под цифр, возникли буквы, складывающиеся в слова секретнейшего послания-донесения-приказа - Шуту от Первого. Сообщаем, что мы не заинтересованы в ликвидации ко­смонавта или расширения конфликта с ним. Приказываем вам отпустить космонавта. Первый.
   Буквы погасли, господин маршал Ерохин тупо уставился на часы...Ни хера себе, не успели его врачи позаниматься с этим придурком, как уже приказ отпустить... Да-а-а, жаль, но ни чего не поделаешь, придется отпустить... А жаль, тайна была так близка к разгадке, молодость из этого космонавта вытрясли бы мигом...А все этот... первый... Хорошо бы его послать к черту, но тогда Президент его, своего любимца Ероху, с лица земли сотрет... Ну ни чего, ни чего, немного осталось, со­всем немного ждать, еще чуток и мы его, гниду зазнавшуюся, к ногтю... Сколько крови попил, когда мы молоды были, все помню - и издевательства, и частушки, и баню... Все... Отольются волку слезы, все припомню гаду... А тогда и первого можно будет послать на хрен, пусть он те расписки себе тогда в жопу засунет, ха-ха-ха-ха!..
   Отсмеявшись в волю и утерев глаза кулаком, маршал нажал кнопку. Возникшему в дверях аккуратному и подтянутому капитану-секретарю коротко приказал:
   -Басова ко мне. Срочно.
   Через пять минут, буквально, напротив маршала КГБ сидел на краешке кресла ге­нерал Басов, шеф отдела по тайным связям.
   -Ну вот что, Басов... Обстоятельства резко изменились, я тебе всего открыть не могу, но суть такова. Выходи на связь с этим мерзавцем, нужно космонавта сроч­но отпустить. Объяснение придумай сам. Или нет, пусть т.Н. голову поломает, -
   с неожиданным злорадством предложил маршал.
   -Да-да, пусть покрутится, а то как денежки получать - так сам, а как выдумывать-придумывать что-то, вечно мы отдуваемся... Да и вообще, зажрался сволочь, зажрался и зажился. Действуй, генерал.
   -Прошу считать заседание молодой секции КПСС считать открытым. На повестке дня один вопрос - двусмысленное поведение Т.Н., если не назвать его предательским... Какие будут предложения, товарищи?..
   -Господин маршал?
   -Что тебе, Басов?..
   -Через десять минут космонавт будет отпущен. Я уже выслал машину для встречи. А насчет т.Н. у меня есть интересное конструктивное предложение. И волки будут сыты и овцы целы. В молодой секции КПСС у меня есть пара независимых друг от друга товарищей с большим авторитетом...
   -Интересно, интересно... Зайди-ка с докладом, Басов.
   -Слушаясь, господин маршал.
   -...А потому предлагаю - смерть изменнику и предателю интересов всех трудящих­ся и делу коммунизма! Кто за - прошу поднять руки, кто против - прощу обдумать свое поведение...
   -Господин Президент! Докладываю! Силами возглавляемой мною Коллегии Генераль­ной Безопасности после блестяще проведенной операции, ни одного сотрудника не потеряно, космонавт Леонидов освобожден! Потери противника - 24 функционера КПСС!
   -Ну и отлично, отлично! Ту меня самый большой молодец, Ероха!.. Ну бывай...
   И все, ну сука, бывай... ни благодарности, ни похвалы... Ни чего, ни чего, со­всем немного осталось терпеть, совсем немного...
   Юрия вытолкнули из автомобиля на какой-то людной улице, вытолкнули, сорвали с головы ранее напяленный мешок и умчались. Он совершенно ни чего не мог поня­ть, тем более после укола болела ягодица и плохо соображала голова... Но Юрий понял главное - он свободен! Даже рядом нет ни надоевшего секретаря, ни телох­ранителя, ни шофера... Ни кого!.. Одни прохожие, совершенно не обращающие внимания на героя дальнего космоса...И. Юрий быстро-быстро зашагал прочь, в какой-то переулок, затем другой, третий...Он совершено не обращал внимания ни на напра­вление своего пути, ни на окружающий его город... Только одна мысль стучала в висках- свобода, свобода, свобода...
   Резко взвизгнув тормозами, на том самом месте, где всего минуту назад был вытолкнут из автомашины Юрий, застыл автомобиль битком набитый людьми в штат­ском, но с одинаковыми неприятными лицами. То ли бандиты, то ли КГБ, прохожие старались побыстрей проскочить неприятно действующий на нервы, автомобиль. Ста­рший удивленно покрутил головой по сторонам и скомандовал: -Искать!
   Бандиты или сотрудники КГБ выпрыгнули из авто и придерживая шляпы, волками ра­збежались по сторонам, дергая за плечи прохожих предпочтительно мужского пола, заглядывая в лица, в запаркованные автомашины, подъезды, кафе и магазины... И с виноватыми лицами, разводя руками, возвращались к старшему, нервно дергавше­му плечевую кобуру с пистолетом-пулеметом "Росинка". Когда вернулся последний то ли сотрудник, то ли бандит, все с такой же виноватой, но все равно неприят­ной мордой, старший коротко ругнулся - суки, и полез в автомобиль докладывать по радиотелефону. Бандиты или сотрудники облегченно закурили.
   На окраине Москвы, столицы России, в довольно-таки престижном районе, застро­енном кирпичными особняками средней руки, не дворцы, но все же и не хижины бе­тонные многоподъездные-многоэтажные, из нового блестящего лаком автомобиля вы­шел отлично одетый господин, внешним своим видом напоминающий преуспевающего адвоката или хозяина небольшой, но успешно расталкивающей локтями конкурентов, фирмы. Заходящее солнце сверкнуло на его дорогих очках в золотой оправе и не­большой аккуратной лысине, обрамленной светлыми волосами. Больше ни чего солнце не успело осветить, так как в тихую улицу ворвался старенький мотоцикл когда-то друзей по давно канувшему в Лету Варшавскому Договору, то есть вишневая "Ява", на нем восседали двое молодых людей с закутанными лицами... Представительный отлично одетый господин при виде мотоцикла и седоков в стареньких кожаных куртках внезапно засуетился, как мелкий воришка в супермаркете, и на подгибаю­щихся ногах бросился к чугунной калитке собственного особняка, видимо вспомнив английское - мой дом, моя крепость... Но было очень поздно, солнце падало куда-то за лес, где-то была слышна музыка, а сидящий за спиной водителя мотоцик­ла молодой человек с закутанным лицом выхватил из-под куртки обрезанный авто­мат старинный "Калашникофф", опору всех революционных сил мира и прогресса, ра­здалась длинная очередь и мотоцикл скрылся за углом.
   А господин, уже в испачканной собственной кровью одежде, медленно падал на чугунную калитку, пытаясь сведенными пальцами ухватиться хоть чуть-чуть за жизнь, но увы - безуспешно... Последний луч (романтично!) напоследок сверкнул осветив на скрюченном пыльце черный перстень с криптограммой - серп и молот...
  
  
   ГЛАВА. ШЕСТАЯ.
   Ночная Москва жила своей обычной жизнью. Из-за зашторенных окон казино доно­сился приглушенный рокот, как будто океанский прибой шумел за плотными штора­ми, то накатываясь на белый песок, то вновь и вновь отступая, смывая с зелен­ной поверхности столов свою добычу... Это богатые москвичи и гости столицы ус­пешно проигрывали свои доходы и накопления. Из гостеприимно распахнутых две­рей ресторанов, охраняемых строгими и степенными швейцарами в униформе, несла­сь разухабистая громкая удалая музыка, говорящая постороннему больше о широкой душе российского народа, чем все труды философов сложенные вместе в одну кучу. Звон приборов и хрусталя, мелодичное звяканье фарфора и фаянса, пение пополам с мычанием, крики, тосты и заздравицы пытались перебить музыку, но напрасно. Изредка подгулявших гостей (ресторана, а не столицы), выносили на руках офици­анты и грузили в мгновение ока подкатывающие такси. Хлопали дверцы автомобилей, подпившие клиенты уносились в без сознательном состоянии стремительно в даль и жизнь продолжалась своим чередом.
   Из ресторанов рангом поплоше музыка доносилась более громкая и более народная, все больше "Раз напился я..." или "Стерва ты и сука...", а из некоторых даже ностальгическая, выбивающая слезу - "Когда иду я в балаган...". И звуки из ресторанов поплоше доносились более демократичные - звяканье и бряцанье стек­ла и низкосортного металла, рев и гам, попытки драки и блеванья... Подгулявших и просто надоевших клиентов ресторанов поплоше тоже выносили на руках и на пи­нках, но не официанты, а швейцары, тоже одетые в униформу, но принятую в дан­ных местах - жилеты в пятнах камуфлы, надетые на голое тело, густо покрытое шрамами и татуировками... В этих затрапезных ресторанах поплоше, швейцарами слу­жили седо-лысые ветераны многочисленных войн за единую и неделимую матушку-Рос­сию - афганской, чеченской, таджикской, казанской, молдавской, крымской, смоле­нской, астраханской и многих, многих других, быстрым ураганом ограниченных боевых действий пронесшихся над окраинами и не совсем окраинами страны. Огромные, с крестами на шеи, они внушали уважение и страх хулиганам и мелким нарушителям общественного порядка...
   Молодежь веселилась в заведениях типа - спорт-бары, мюзик-клубы, танцзалы и ночные голь-трактиры (бывшие стриптиз-шоу). Лица, желающие удовлетворить стра­сть в дружбе, массовым потоком устремлялись в многочисленные публичные дома и мужик-клубы, замаскированные под клубы знакомств и тем, кому за тридцать, под массажные салоны и домашние бани... Последнее наименование разпостронилось и стало особо модным всего лишь как два года.
   Особо романтическим особам (да простится мне такой невольно-неумелый каламбур) желающим пощекотать нервы соответствующим антуражем и обстановкой, предлагало­сь не столь пресное удовольствие, как все выше перечисленное. Для данных особ были открыты двери совершенно тайно-подпольно-конспиративно-андерграудных ба­ров-притонов... На любой изысканный вкус - уголовно-бандитские и гангстерско-наркомановские, роково-андерграундные и анархо-террористические... Все эти за­ведения естественно имели лицензию на свою подпольную деятельность, иначе кто бы им разрешил такую вольность в деле налогообложения.
   Москва была залита огнями фонарей и рекламы, витрины магазинов сияли, как сказочные пещеры Али-Бабы, фары тысяч и тысяч автомобилей, великолепнейших ав­томашин и все как одна, российских моделей, самых лучших в мире, засыпали све­том фар Москву, свет автомобилей мелькал звездами, придавая ночной столице Ро­ссии иллюзорность и фантастичность...
   Юрий брел немного в задумчивости, пытаясь пережить и переварить все случивше­еся с ним... Внезапное похищение в пикантный момент, допрос и угрозы, фарс иди трагикомедия, и вдруг внезапнейшее, ни чем не обоснованное освобождение, так сказать метафизический выброс почему-то внезапно ставшего ненужным героя-жерт­вы... А тут еще и ягодица ноет...
   Юрий брел, почти не видя красот расцветшей Москвы - столицы Великой России, ве­сь погруженный в себя, толпы прохожих спешащих и не спешащих по своим делам, сидящих, хохочущих и жующих, целующихся в засос и просто по дружески треплющие друг друга за плечи, одним словом почти все население города-столицы, так ска­зать Третьего Рима и его гостей, одним словом ни кто не замечал бредущего в легкой задумчивости героя дальнего космоса, вернувшегося из плена и из столь долгого полета, что совершенно ни чего не понимающего в совершавшемся и совер­шающемся вокруг него... Ни чего Юрий не понимал в окружающей его жизни.
   Лишь одно его радовало и грело душу - коммунисты сгинули почти без следа, ко­ммунистическая партия вне закона и скрывается в канализационных коллекторах, он до сих пор помнит эту вонь, а значит российский народ свободной и демократиче­ской России живет вольно и счастливо...
   -Привет, хочешь секс? -
   просто, как предлагают сигарету, поинтересовалась красивая девушка у Юрия, ос­тановив его на углу каких-то шикарно-широких улиц. Герой дальнего космоса об­радовался:
   -Хочу! Тебя как звать?
   Незнакомка, так легко предлагающая прямо на улице секс, изумилась:
   -А какое это имеет значение?
   -Ну как какое же, надо же мне как-то тебя называть?.. -
   в свою очередь удивился Юрий. Незнакомка округлила голубые глаза:
   -А причем здесь я?!
   И вроде бы даже как бы возмутилась, хотя это и не подходило к ее предложению нисколько, ни Юрий же к ней привязался, совсем наоборот...
   -Ну ведь вы... сами... предлагали это... секс, -
   застенчиво промямлил Юрий, сгорая от невиданной ситуации, а незнакомка с вели­колепными ногами, длинными и стройными, чуть прикрытыми полупрозрачным платьем, расхохоталась.
   -Ты что, с космоса свалился?! Ха-ха-ха-ха!!! Ну ты даешь!!! Ха-ха!!! Я приво­жу клиентов в один милый массажный салон и имею от хозяина десять процентов, ха-ха-ха-ха!!! Ты что же, меня за мастерицу принял, а?!
   -За кого? -
   не совсем понял Юрий, застеснялся почему-то еще больше, но все же выдавил из себя.
   -Ну я думал - ты предлагаешь мне секс с тобою задаром, ну как бы... я тебе понравился...
   Незнакомка закатилась в хохоторыданиях и всхлипохохатанье:
   -Ну таешь, мэн, я с тобой да еще задаром, ты себя в зеркало давно видел?! Ха-ха-ха -ха!..
   Оставив смешливую рекламщицу публичного массажного салона, Юрий подошел к ви­трине какого-то переполненного ресторана и стал себя разглядывать в стекло. На него смотрело мужественное лицо - мэн как мэн, не хуже других, худощавый, в ме­ру длинный, с резко-героическо очерченным лицом... Плюс ко всему с седыми вис­ками и герой дальнего космоса... А в глазах отразилась навечно неземная тоска и холод пустынных звездных трасс...
   Юрий обернулся, успокоенный увиденным, но незнакомки уже не было, только про­хожие толкались на тротуаре, видимо повела какого-нибудь клиента получать свои честно заработанные десять процентов. А жаль...
   Над перекрестком романтически сияла реклама туалетной бумаги "Аленький цвето­чек", несильно густая толпа прохожих спешила-неспешила по своим делам, фонари бросали на замусоренный асфальт сине-бело-красные блики, в цветах российского флага, вблизи, в поле зрения не было ни кого подходящего для такого простого обращения - привет, хочешь секс?.. В голове мелькнуло - интересно, если такое предложение адресовать женщине, а не наоборот, по морде получишь или все же как в том анекдоте про поручика Ржевского - чаще все же впердюнить... Жаль, хо­рошая девушка была, хорошая и без изысков...
   Попрощавшись с неудавшейся любовью, Юрий отправился дальше, куда глаза глядят навстречу свободе и приключениям, пусть они там, секретарь и доктор, немного понервничают, немного с лица спадут, а то совсем надоели, если бы не похищение, сожрали бы с потрохами, ни вздохнуть не давали, ни...
   -Кыш ищешь? -
   хитрый взгляд из-под длинных немытых волос, небрежность в одежде, а! Юрий в курсе, знает из прессы - представитель молодежно-ассоциальной группы "йети", что-то среднее между древними хиппи и еще более древними дикими людьми.
   -Что я ищу? -
   попробовал уточнить Юрий.
   -Кыш.
   Космонавт решил зайти с другой стороны - больше не уточнять, а просто поинтересоваться:
   -А ты что, продаешь его, кыш?..
   -Нет, дарю дуракам. Ты случаем не "жопа"?
   -Кто? -
   совершенно искренне удивился такой фамильярности Юрий и получил исчерпывающий ответ:
   -Ты. Жопа, да вон они - легки на помине, аж три штуки!
   И с этими словами "йети" испарился, как будто его и не было, а Юрий удивленно уставился в указанном направлении. Там, лениво передвигая ноги, шли трое полицейских в своей черной форме и действительно, у всех троих были именно толстые жопы... Ишь ты, как народный слэнг меток, подумалось, но не развилось, так как все три жопы остановились возле Юрия.
   -Ты что здесь делаешь, парень? И о чем тебе чирикала та волосатая обезьяна, ес­ли конечно не секрет, вдруг вы два голубка и договаривались о перепихе?!..
   Тут все трое полицейских захохотали во всю мощь, тряся толстыми животами и по­махивая дубинками. Одним словом - жопы веселились... Юрий насупился:
   -А на каком основании вы так себя ведете?
   -Че?!-
   поперхнулись смехом все трое полицейских и уставились в изумлении на героя.
   -Че, козел?! Скажи спасибо, что ты не из этих - мы бы тебе показали, на каком основании... Не хера себе! Проваливай козел, пока в отделение не загребли, нет, ты погляди на суку...
   Юрий стоял, как вкопанный - да что же это такое?! Посередине демократической Москвы, столицы демократической России, сразу три полицейских грубияна... Види­мо в их отделении воспитание поставлено не на должную высоту... Вернусь - обращусь к этому, к лысому, министру МВД, пусть разберется, а то что же такое по­лучается...
   Справившись с волнением и душившим его гражданским гневом, и проводив взгля­дом удалявшихся лениво жоп, Юрий направился далее. Куда глядят глаза... Улицы становились все более и более узкими и не так ярко освещены, кучи мусора стали попадется все чаще и чаще, и запах, а правильней сказать - вонь, от них го­ворил о многодневности их лежания на улицах... Магазины с ярко освещенными ви­тринами исчезли, сменившись какими-то закрытыми на облезлые железные ставни явно маленькие лавочки с тусклыми вывесками, то там, то там виднелись остовы сгоревших или разбитых автомобилей, проститутки, во множестве появившиеся под тусклыми редкими фонарями на углах улиц становились все страшней и страшней, все старше и старше... Центр Москвы сменился окраинами, окраины какими-то зад­ворками, задворки откровенными трущобами... Странно, а мы здесь ни разу не проезжали... Кто же здесь живет, наверно какие-нибудь принципиальные идиоты-тунеядцы, не желающие своего демократического счастья...
   Юрий понял - он заблудился. К тому же зверски устали ноги и сильно хотелось есть. Ну что же, зайду в какой-нибудь из этих ресторанчиков, не отравлюсь же в конце концов, раньше вообще всякую дрянь жрал, при социализме, жрал и пил, а не помер... Ну а потом можно будет позвонить и по телефону, что б приехал секретарь, заплатил и забрал снова в неволю... А что поделаешь, ни чего не поделаешь... Бормоча себе под нос, Юрий спустился по осклизлым ступеням, перешаг­нул какого-то бродягу-не бродягу, да откуда бродяги в счастливой России, а че он такой оборванный, попьешь с его - оборвешься, а он что - оборванец что ли..
   Звякнула дверь и в нос ударило чем-то подгоревшим, вонючим, синюшним перегаром и чем-то напрочь прокисшим, клубы дыма висели под потолком, как туман и мгновенно заслезились глаза, лопасти умирающего вентилятора слабо перемешивали дым, из-за которого с трудом можно было разглядеть переполненный зал обшарпан­ного заведения из прежнего, социалистического опыта Юрия - смесь забегаловки-буфета и столовой для работяг в районе Крайнего Севера...
   Публика была одета потрепано и бедно, выглядела как бы недоевшей или перепив­шей, много было перекошенных рож различного цвета и оттенка, может и не так уж и все счастливы в России, может есть и совсем даже не совсем счастливые или даже несчастливые или просто несчастные... Заодно узнаю и эту сторону медали...
   -Жрать будете или выпить лишь? -
   по-свойски поинтересовался пробегавший в грязном пиджаке какой-то тип и не до­жидаясь ответа, махнул не чистым полотенцем куда-то в даль и скрылся в клубах дыма. Юрий растерянно оглядывался в поисках места, но все вокруг было занято, даже возле стен, подпирая их плечами, стояли и сидели на корточках, сжимая ст­аканы в руках, многочисленные клиенты. Видимо заведение пользовалось успехом, видимо не судьба, пойду искать другое, где не так переселено...
   -Эй мэн! Мэн в костюме!..
   Интересно, кому это кричит и машет руками этот патлатый мужик средних лет, о! да у него за столом место свободное есть!..
   -Да тебе, тебе, вали сюда, что стоишь, как жопа, вали сюда - дринканем как на­до...
   Ох ни чего себе, оказывается это он мне, минутку, я только протиснусь, орал, а я то думал - куда-куда, вот туда!, а тут-то оказалось, извини приятель, ок­азалось, бормотал Юрий, пробираясь сквозь густую толпу переполненного сверх вс­якой меры этого на первый взгляд, невзыскательного, ресторана...
   -Привет, меня кличут Шимми-Нос, видал - какой шнобель папа с мамой накатили ко дню рождения, держи пять, падай! -
   кричал волосатый и бородатый мужик возбужденно, лет сорок с небольшим, тыкая себя в действительно приличных размеров нос, подавал Юрию руку и усаживая его. Одет мужик был в потрепанный кожаный жилет, несвежую цветную рубаху, а дальше не видно из-за стола, клочковатая борода обметала его скулы и подбородок, топорщащиеся усы дополняли портрет.
   -Меня Юрий звать, да ты наверно знаешь...
   -Не, ни хера! Фак жопа, впервые вижу, ну давай нальем и дринканем! -
   с этими словами волосатый москвич, не узнавший свою собственную гордость из дальнего космоса, налил Юрию какой-то сизой жидкости в мутно-грязно-захватанный стакан, не забыв и себя.
   -Ну давай за знакомство, а то я "люк", а ты впросаке, зад не знаешь куда уронить, со знакомством, будем! -
   новоявленный приятель ловко опрокинул стакан в рот, видимо тренируется часто, Юрий поспешил следом... Лучше бы он не спешил! В горле, затем в гортани, позже в желудке поочередно взорвались маленькие, но тем не менее атомные бомбы... Со всеми последующими разрушениями и радиацией...
   -Ты че, мэн, впервые "атомку" пьешь, что ли, ты че - с космоса свалился?! -
   Шимми-Нос удивленно вытараoил глаза на Юрия, а тот изо всех сил пытался хоть каким-то образом сгладить последствия ядерной бомбардировки. Но получалось с трудом...
   -Что... это... было?.. -
   сдавлено просипел герой дальнего космоса, оттирая слезы, слюни и сопли. Шимми-нос пожал плечами:
   -"Атомка", рекомендуемый спиртосодержащий напиток для низкооплачиваемых слоев населения. А ты откуда взялся, если не в курсах?
   -Ты правда меня не узнаешь?
   -Да с чего я тебя должен узнавать, ты че - рок-звезда или плясун российской сцены, что ли?!
   -Да нет, я просто герой дальнего космоса Юрий Леонидов...
   -Очень приятно! Ну и че?..
   Юрий чуть не упал на грязный заплеванный пол, хотя места упасть не было:
   -Да как же?! Меня и по ти-ви показывали, и вся Москва встречала...
   -А,-
   Протянул лениво Шимми-Нос и вновь пожал плечами.
   -Вон че, а я уж грешным делом подумал - не крышу ли у тебя, мэн, сорвало, узнаешь-неузнаешь... Просто вечер знакомств... Слыхал-слыхал. Но не больше. Ти-ви не смотрю, так как не имею и говна не люблю. Встречать не ходил, я тебя не посы­лал, че я буду встречать, лысый что ли... Ну давай, Юрий, давай! с прилетом тебя, что ли, тогда, с возвращением, что ли...
   Ресторан-забегаловка начал раскачивался из стороны в сторону, лицо Шимми то улетало в дымное пространство, то рывками возвращалось к нему, совершенно от­дельно от туловища-тела...Что-то сильно давиле на глаза, кто-то стучал молот­ком прямо по мозгам, ноги-руки были как ватные, желудок из последних сил сдер­живал содержимое, грозя полностью расслабится, а мочевой пузырь уже, ногам было мокро и холодно, мокро, холодно, неприятно...
   Откуда-то из подпространства, из дальнего космоса, долетел до Юрия неразбор­чивый голос Шимми-Носа, что он там бормочет, совершенно не понятно... Внезапно из общего бубнящего шума вырвалось совершенно отчетливо:
   -Маниакальный психоз... -
   Но зато все остальное потонуло кат в тумане, Юрий почему-то развеселился и расхохотался, все вокруг не просто кружилось, а металось какими-то ускоренными толчками, он проваливался в каком-то туманную яму, длинный нос, совершенно от­дельно от волосатого и бородатого аборигена тряс официанта за полу грязного пиджака, голые ляжки давно не мыты, швейцар в защитном жилете поинтересовался - не желает ли Юрий секса с ним...
   Пробуждение было ужасно, лучше бы я умер в своей вонючей "Партии", чем такие муки, ни хера себе, чем это меня вчера напоили на приеме, аж блевать страшно, того и гляди, взорвусь...
   С трудом разодрав глаза от слипшегося гноя, Юрий уставился в пространство... Во рту было... слов нет... одни пересохшие слюни... в голове еще хуже... может бы­ть я назад провалился, в социализм проклятый... а может мне это демократия лишь привиделась с бухла... нет... лучше смерть... Стараясь не сделать себе больно, Юр­ий медленно и осторожно повел взглядом по сторонам.
   Вместо знакомой спальни в собственной квартире от демократического правитель­ства России, он лежал на каком-то истерзанном ложе, с многочисленными следами невоздержания как в сексе, так и в других страстях... Стены были густо завеше­ны картинами, яркие краски на полотнах повествовали о чем-то непонятном... Кро­ме ложа, в комнате находился стол, еще в более растерзанном состоянии, чем пос­тель... Остатки неизвестно чего были густо покрыты разнообразным мусором - оку­рками, носками, обрывками бумаги и прочим... Наверно здесь последний месяц пья­нствовали все бомжы Москвы... Так ведь нет бомжей... Значит еще кто-нибудь...
   -Ну, мэн, ты уже пытаешься встать - прогресс!..
   Юрий с огромнейшим трудом перевел взгляд на источник громкого и радостного го­лоса, в голове кольнуло, в желудке что-то попыталось перевернутся, но не успе­ло и улеглось. Прямо перед Юрием стоял какой-то незнакомый волосатый до непри­личия мужик, совершенно голый, если не считать густого волосатого покрова, во­лосы топорщились не только на голове, морде и брюхе, но торчали пучками на плечах, ногах, груди...
   -Очухался? -
   так же весело поинтересовался волосатый мужик и подмигнул ярко-синим глазом, пуговицей синеющий среди рыжеватой растительности, другой глаз был прикрыт ра­зноцветным синяком приличных размеров.
   -Ты кто? -
   с трудом выдавил сквозь засохший рот Юрий, еле-еле выдавив, а мужик в ответ расхохотался.
   -Ха-ха-ха, ты - че?! совсем меня не помнишь, ни хера не помнишь, да?! Ха-ха-ха-ха!!! Ну ты даешь, а орал - я герой, я герой! А сам-то со ста пятидесяти сва­лился... Ха-ха-ха-ха-ха!!! Вставай, будем жрать!
   При последних словах желудок Юрия встрепенулся, но он его успокоил - насило­вать не буду... Приподнявшись и опустив голые ноги на липкий и холодный пол, Юрий удивленно уставился на себя - он был тоже совершенно голый.
   -А... это... кто меня раздел?..
   -Да Бука, хотела с тобой делать секс, но ты не поддался, кремень-мэн, как она не старалась - не ты, не твой прик ни в какую... На, -
   с последним словом незнакомец швырнул Юрию явно его одежду, сам-то он соверше­но не помнил, во что был одет...
   Одеваясь и борясь с периодическими приступами тошноты, Юрий поинтересовался:
   -А тебя как звать?
   -Фак жопа!.. Все забыл, ох мама... Шимми-Нос, к вашим услугам, сэр!
   -А, а какое сегодня число?
   Волосатый Шимми-Нос развел руками и ядовито поинтересовался:
   -Вам назначена ауеденция в Кремле? И похмелку приготовили?
   В соседней комнате, более-менее убранной, стоял уже накрытый стол, а за ним сидели две... Шимми сказал "девки"... Лет так под сорок, со следами на лице буй­но прожитой жизни. Одна игриво подмигнула ему тусклым глазом и проорала приве­тственное:
   -Ха, мэн, я и не знала, что ты импотент!..
   Юрий забормотал что-то оправдываясь, себе, под нос... Настрой, перегрузки... Дальний космос...Его усадили за стол.
  
  
   -Нет, не помню, совершенно ни чего не помню, -
   смущенно потупился Юрий.
   -Ну ни чего, ни чего , бывает, особенно после долгого воздержания, - авторитетно провозгласил, как лозунг дня, голый Шимми. А потрепанная жизнью Буки улыбнулась остатками зубов.
   -А сколько-сколько ты воздерживался? -
   заинтересовался Шимми-Нос.
   -Тридцать семь лет.
   -Ох ни хрена себе, я бы точно засох бы, без дринка-то...Точно тебе говорю!
   -Я вот как-то справился, -
   пожал плечами Юрий, мол что тут такого и в свою очередь поинтересовался.
   -Ты предпринимательством здесь занимаешься иди искусством?
   Шимми, его подруга Санна и Буки громко расхохотались.
   -Ну ты даешь, пред... пред... предпринимательством... ха-ха-ха-ха!.. Нас вообще нет!.. Нет на свете, вообще!.. Ха-ха-ха-ха!..
   -Как это нет? -
   Юрий вытаращил глаза, эти странные люди, так не похожие на всех россиян, виде­нных им до сих пор, были такие живые на ощупь и на вид...
   -А вот так вот, нет и все! Меня нет, Санны нет и Буки нет! Ха-ха-ха-ха!!! У нас нет ни чего, начиная с удостоверения личности и кончая самими нами!.. Вот у тебя к примеру, есть удостоверение личности, а у нас нет, не было и не будет!
   -И у меня нет, -
   тихо промолвил Юрий, пораженный словами Шимми.
   -Как эта нет, потерял что ли? -
   на этот раз Буки вытаращила на космонавта свои выцветшие глаза и приоткрыла в удивлении рот.
   -Как это нет?! У всех есть, кроме нас, "йети", а у тебя почему вдруг нет?..
   -Мне не выдали, а я и не просил, подумал - может паспорта и прописка там оста­лись, при социализме...
   -Ну ты и дурак, там остались, -
   хором заявили "йети" Юрию и пояснили.
   -Тебя же любая "жопа" может повинтить и сделать с тобой что угодно! Ведь тот, кто не имеет удостоверения личности - вне закона!
   Услышанное не укладывалось в голове - как же так, ведь Россия самая счастли­вая страна в мире, самая лучшая, самая свободная, в ней все живут счастливо, демократия и свободное предпринимательство, вот те два краеугольных камня, на котором держится Россия... А тут такое... Ни в одни ворота не укладывается... Два камня и три составных части... А тут...
   -Видишь ли, Юрий, -
   выпивая и закусывая, подливая девкам и герою дальнего космоса, разлагольствовал Шимми-Нос.
   -Видишь ли, Юрий, так как нас нет, то с нами можно что угодно сделать, хоть убить, хоть что... Потому что нас нет... И как я узнал - и тебя тоже нет... Надо же какое совпадение!.. Ха-ха-ха-ха!.. За это надо выпить!..
   Комната кружилась, слова Шимми падали как в вату, не совсем усваиваясь Юрием, девушки кривлялись и делали разные рожи, в таком состоянии, в какое впал герой дальнего космоса, они казались уже не такими потрепанными жизнью и даже миловидными... Юрий встряхнул головой и услышал:
   -...Общественного мнения в этой стране нет! Так же нет диссидентов, оппозиции и прочего демократического говна!.. Что думает президент своими старыми, раз­жиженными мозгами, то и вся страна вместе с ним!.. И вообще у нас ни хера нет, фак ю!.. Вот ты откуда вылетел в космос, не-не, ты откуда родом?! А, Юрок?!..
   -Ну вроде как из Омска...
   -Вот и просись в свой сранный Омск и тогда все поймешь!
   -А что я там пойму? -
   услышал Юрий собственный голос и удивился - какой он был робкий.
   -Ни чего. Все. Ни хера. Дальше Москвы ни кого не пускают - говорят там анархо-бандитские формирования какого-то Ваньки Сахмо и гангстерские банды неуловимо­го Чайника...
   -И... И... И давно такое творится?..
   не верил Шимми-Носу, скорей всего этим "йети" говорит обида на что-то и злость, не может быть здесь так плохо, он же сам видел, своими глазами!..
   -А хрен его знает, я не помню?..
   Юрий стал клонится головой в какую-то закуску и вдруг одна мысль прожгла его насквозь:
   -Постой. А где же вы берете деньги на все это - закусь, выпивон, музыкальные инструменты, на жизнь?..
   Шимми грустно посмотрел на Юрия, он видел насквозь героя дальнего космоса, конечно он ни чему не верит, ни одному его, "йетиному", слову... Жаль, но как стра­нно они, "йети", далеки от народа... Его, Шимми-Носа, гениальных картин ну точно не понимают, но и даже выставить их ни когда не будет возможным... Да и зачем бисер перед свиньями метать... Что там этот смешной герой бормочет? Что?..
   -А где вы берете деньги на все это - закусь, выпивон?..
   Ответ был краток и афористичен:
   -Воруем...
   Внезапно взорвавшийся стол ударил Юрия в лицо, тарелки разлетелись в стороны, где-то далеко-далеко раздался визг девок и яростный крик Шимми-Носа, но Юрий уже выскальзывал из действительности, из этой действительности, оказавшейся столь некрасивой, чем вначале думалось и виделось ему, он ускользал все быстрее и быстрее, ни кто не мог уже угнаться за ним, ни кто, мелькнул чей-то белый халат и уже совсем ускользнув неизвестно куда, Юрий все же услышал уже знакомое - взять его...
  
  
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
  
   В малахитово-яшмовой палате подземного Кремля (почти полностью повторяющего наземный прототип внутренней планировкой) творилось торжественное действо. При большом стечении особо приглашенных приближенных Президентского круга, при полном составе российского правительства, а так же массе прочих разных приглашенных лиц, ну и в том числе иностранных корреспондентов, министру МВД господину генералу Потапову, отныне генерал-полковник МВД, вручалась высшая награда России. Знак Двуглавого Орла на ленте национальных цветов.
   Громко и бравурно гремел сводный оркестр КГБ и МВД под управлением Громейко, звуки российского национального гимна "Славься россиянин!" плыли величаво и торжественно, выбивая слезу даже у закоренелых циников. Да, это вам не американский гимн-джаз с подергиванием зада и не китаезкое "чунь-сунь" с кваканьем, это гимн гордых россов, на которых смотрит планета вся, кто с волнением-благоволением и смирением, а кое-кто и с ужасом и страхом...
   Распахнулись резные огромные двери и в сопровождении личного телохранителя, помощника Славы и доктора-министра Кустова Вани, в палату прошаркал сам Президент. С высоты своего роста, почти незаметно для окружающих тряся головой, он с улыбкой отца нации оглядел собравшихся. Собравшиеся зааплодировали... Зрелище было неописуемое.
   В последнее время, в связи с огромным ростом национального самосознанья, министры, генералы и чиновники различнейших правительственных органов, естественно высшие чины, нашли нужным и стали носить разноцветные мундиры, повторяющие стародавние, еще покойного императора, дореволюционные, модели... Каждый по своему ведомству... Во избежания насилия и во славу демократии, это новшество не диктовалось ведомственными приказами, и тем более - избави бог, правительственным указом-декретом, нет-нет, просто все патриоты России и своего собственного департамента-ведомства на свои собственные-кровные стали заказывать у лучших портных Москвы эти великолепнейшие доказательства патриотизма и с законной гордостью щеголять в них на празднествах. Подобных этому.
   Звуки музыки и аплодисменты плавно утихли и улеглись разговорчики в тесном строю приглашенных, хозяев и гостей данного торжества, и все устремили
взгляды на виновника сегодняшнего вечера. Министра Потапова. А тот, в скромном голубом мундире, расшитом по вороту мелкими брильянтами и сапфирами, плечи
отягощены золотом эполет, грудь пересекают аксельбанты, в штанах с широкими
лампасами, блестя многочисленными орденами и лысиной, твердо печатая шаг, вышел
до отведенного места и застыл античной статуей... Весь в морщинах, как бульдог или мопс.
   Навстречу же ему двинулся Президент, слегка шаркая ногами и поддерживаем под локоть, самую буквально малость, помощником-адъютантом. Подойдя к министру, Президент залюбовался им, министр же залюбовался, в свою очередь, Президентом... Они вспомнили тот славный путь, который прошли рука об руку к лучезарному моменту, и к этому славному месту... Стремительное перенесение из омского угро в московский МУР... участие в "заговоре рассерженных"... стремительный поворот перестройки в русло национальной идеи... взлет как ракета до министра МВД... И вот оно - счастье!.. Когда-то ни кому неизвестный опер, бабник, грубиян и в меру пройдоха, стоит в освещении телевизионных прожекторов и улыбок любящих его соплеменников-россиян... А перед ним Президент, легетимный Президент, обще выбранный и переизбранный уже вот, на...на... черт возьми, забыл на какой уже срок эту старую жопу переизбирали... Во общем, сам демократичный в мире Президент всех свободолюбивых и счастливых россиян!..
   Адъютант Славик вложил в трясущиеся руки Президента лист бумаги и тот забубнил, не останавливаясь на знаках препинания:
   -В этот знаменательный день мы все счастливые... полные гордости исчастья... за геройство в деле нахождения героя дальнего космоса... атакжезадоблестьи отвагу... наградить министра МВД.. Орлом...
   И вновь взорвались аплодисментами тесные ряды присутствующих. Все почти искренне радовались происходящему.
   Президен слегка шевельнулся, челюсть отвисла и он улыбнулся во весь рот, листок выскользнул из толстых пальцев и упал бы на пол мотыльком, если б не кинулись к нему несколько особо доверенных особ... Раздался треск, это особо доверенные особы столкнулись лбами, Президент искренне радовался за своего протеже... Еще шажок и в грудь министра Потапова уткнулись трясущиеся руки Президента, судорожно пытающиеся найти свободное место для награды, помощник-адъютант Слава подмигивает министру - не бзди, опер главный, справимся и помогает Президенту приколоть тяжелую награду, тяжелый знак Двуглавого Орла... А затем широко раскинув руки в стороны, Президент России по-медвежьи сгреб маленького Потапова в охапку и начал целовать награжденного кавалера высшей награды России... Целовать ни как какой-нибудь французищка, чуть касаясь щеки или араб чумазый, что тыкаются носами в друг друга... А по-российски, крепко, трижды, в засос, вкладывая в поцелуи эти всю душу без остатка...
   Видимо Президент вошел в раж - мелькнуло у адъютанта... Видать он его крепко любит - подумалось в толпе министров и чиновников... Генералы отметили -
еще, старый пердун, ничего... Ой, что-то я делаю не то - подумалось самому министру...
   А Президент пошел на второй круг - первый поцелуй, второй... третий...
Отстанет он или нет - министр Потапов. Ой, чтой-то я не то делаю - Президент России. Загадочная русская душа - хором подумали дипломаты и иностранные корреспонденты. Ну хера себе - у него в штанах уже замаячило!.. Это снова Потапов испугался... Но все кончилось мирно и полюбовно - помощник Президента совместно с личным телохранителем Президента с трудом-с-с-с! оторвали постаревшего Командора от награжденного. И грянул туш! И все бросились поздравлять кавалера Высшей награды России... К концу поздравлений у министра МВД кровоточили и смертельно как болели губы.
   Лакеи в бело-голубом стали разносить шампанское и водку, Президент уселся в кресло и расстегнув верхний крючок алого мундира и отвесив губу, любовно разглядывал россиян. Мелькавшие лица источали любовь и обожание, мысли были разные... Министр Потапов - ну мразь, дождешься, припомню тебе все поцелуи... Шеф КГБ Ерохин, терзаясь тайной завистью и злобой как по отношению к министру, так и к Президенту - ну суки, будет праздник и на моей улице, осталась всего одна неделя до дня "ИКС"... Адъютант Слава - день "ЗЕТ" и все... Президент думал отрывисто, кусками - хорошо-то как... штаны надо сменить... а то мокро... надо же... кночил... а хорош подлец... старый только... сюда бы сейчас... кого-нибудь еще... а музыка слишком громко... И Президен заснул, свесив голову на плечо и пуская пузыри, совсем как младенец, по морщинистым отвисшим щекам текли редкие слезы, почти невидимые в ослепительном свете люстр. Бесшумно работали камеры ти-ви, щелкали фотоаппаратами иностранные корреспонденты, Президент России был в центре внимания...
   Министр МВД Потапов протолкался сквозь плотные ряды гостей к Юрию и стараясь не глядеть на его лицо, с загримированными синяками и ссадинами, спросил:
   -Видал?! Он меня в засос, как суку Славку! Совсем офуел на старости!..
   Юрий пожал плечами, в слегка отбитом боку кольнуло, но в общем все было терпимо, а потому он лишь поинтересовался: -Что с моей поездкой в Омск?
   -Ну, Москва не сразу строилась, Юрий, есть небольшие трудности... Да и тебе в Омск, дыра провинциальная, вот мы тебя в Сочи отправим...
   -А я хотел бы в Омск. Я же свободный человек или нет? Мне и удостоверение личности выдали, -
   Юрий уставился на министра тяжелым взглядом бунтовщика, смутно подозревая
что болтовня Шимми-Носа, забитого в полицейском участке насмерть, была не
болтовней...
   -А этих полицейских арестовали? Которые убили Шимми и чуть не убили меня?
   -Еще идет следствие, возникло множество деталей и фактов, позволяющих взглянуть на случившееся с другой стороны...
   -Да с какой другой, -
   разволновался Юрий, и у него сразу заныл сломанный полицейскими зуб, ну не сам зуб, а остаток еще не удаленный дантистом.
   -Какие факты - они же изверги!..
   -Ну хорошо-хорошо, только ты не волнуйся Юрий, врач сказал - тебе вредно волноваться еще недельку-другую... Вон идет шеф местного гестапо, -
   расхохотался собственной шутке министр.
   -У него сейчас и спросим насчет поездки... Слушай, Семен Иванович, тут у нас вопрос возник - Юрий хочет в Омск смотаться, на пару дней, как ты там в своей конторе на это смотришь, с точки зрения безопасности?..
   Шеф местного гестапо, а точнее сказать КГБ, маршал Ерохин с ненавистью уставился на награду, на Знак Двуглавого Орла, и с шумом сглотнув слюну, ответил:
   -Вопрос прорабатывается. А пока у нас есть для Юрия важное правительственное задание...
   -Что, какое задание, опять в гребаный космос?! -
   взвился Юрий.
   -Успокойся, успокойся, тебе ж нельзя волноваться, сынок! -
   чуть ли не хором забеспокоились за здоровье российского героя дальнего
космоса два самых уважаемых, после Президента, государственных мужа, занимавших два самых важных, ключевых поста в России и подхватив Юрия под руки, поволокли его к столу аля-фуршет. Налив ему шампанского с водкой (черт с доктором, один раз можно!) и заставив выпить Юрия (а он и не сильно сопротивлялся), шеф КГБ пояснил:
   -Какой космос, поедешь на один из секретнейших заводов, расскажешь россиянам об своем путешествии и героизме, а за это время и с поездкой Омск что-нибудь решится... Понятно?
   -Понятно... -
   вздохнул Юрий и налил себе полный фужер, предназначенный для шампанского водки. Ни кто не заметил его уловки. Налил и выпил.
   А вокруг гремела музыка и веселились люди... Лучшие люди России, выбранные всеми россиянами на свободных демократических выборах в эти самые люди. Рекой Волгой лилось шампанское, озером Байкалом плескалась водка, и российскими горами Кавказ возвышалась на тарелках икра, как черная, так и красная, и всякие другие разные и прочие деликатесы грозили проломить стол и гостей этого торжества до запора или поноса... Прелестные девушки и миловидные дамы норовили закрутить прямо тут же кокетливо-фривольный романчик без далеко идущих целей, моложавые полковники и такие же моложавые, только что испеченные в последней, псковско-эстонской локальной войне, генералы летели мотыльками на пламя их чар... Одним словом, черт побери, Россия была счастлива и веселилась, на зло надменным соседям, прозябающим в тоске-горе и холоде-голоде... А посреди всеобщего шума, гама и веселья, спал умудренный жизнью, осенненый печать гениальности, вспоминая во сне молодого Командора, сам президент Заслонов Илья Сергеевич... Ему было хорошо.
   На следующее утро, часов так в десять, за Юрием приехали... Двое вежливых
предупредительных молодых человека в штатском, неуловимо похожих друг на друга
неизвестно чем, и похожих так же на всех вежливых и предупредительных
молодых людей в штатском.
   -Господин Леонидов, машина подана!
   -Какая, машина? -
   удивляясь и несколько пугаясь, после недавнего близкого знакомства с полицией, спросил Юрий.
   -Ну как же, вы направлены с важным правительственным заданием!.. Ко
на завод N74...
   -А, а я то думал... -
   облегченно протянул Юрий и добавил.
   -Всегда готов!
   Оставив секретаря и охранника в квартире, Юрий в сопровождении молодых людей спустился на лифте вниз и вышел на улицу. Увиденное им поразило его. Прямо перед подъездом стояло нечто среднее между БТРом на толстых
колесах и хрен знает чем еще...
   -Это что? -
   ошарашено пробормотал Юрий. И поучил исчерпывающий ответ:
   -Автомобиль повышенной проходимости для мало и незаселенных районов. "Русский Богатырь" именуется. Залазьте, внутри комфортно.
   И действительно, едва Юрий протиснулся сквозь тесный люк вовнутрь, был приятно поражен - в салоне для пассажиров было относительно просторно, кресла с многочисленными привязными ремнями для пристегивания седоков были удобны, а между креслами, общим количеством шесть штук, распологался овальный стол с круглыми углублениями непонятного назначения. Но когда захлопнулись люки, взревел сильный мотор и монстр-богатырь покатил неизвестно куда, на какой-то завод N74, а окна в салоне отсутствовали напрочь, углубления разъяснились.
   Один из молодых людей, назвавшийся Лешей, достал из внезапно открывшегося холодильника, замаскированного под какую-то панель автомобиля, банку пива "Казачок" и расставив их в углубления, которые оказалась точно по размеру. Второй, представившийся Сашей, предложил Юрию приступать. И Юрий приступил.
   Утолив первое похмелье после вчерашнего торжества, Юрий поинтересовался:
   -Далеко едем?
   -Два часа ходу, -
   по военному четко ответил Леша. А Саша добавил:
   -Если не будет неожиданностей...
   -А какие неожиданности могут быть? -
   заинтересовался Юрий. Саша с Лешей неопределенно пожали плечами и ответили почти хором:
   -Сегодня хорошая погода, жаль, что нет окон, вы бы полюбовались... Понятно, понятно, мальчики вымуштрованы, от них ни чего не добьешься... А жаль, хорошо бы узнать, какие такие неожиданности могут подстерегать в демократической... Тут Юрий вновь вспомнил свое приключение, так печально окончившееся в полицейском участке-отделе, и тема его мыслей внезапно, ох уж это почти на каждом шагу внезапное внезапно нападает на героя, на героя романа и героя дальнего космоса... Переменились мысли, перескочили с "демократии" на - ну суки, чуть не убили, вот козлы, хорошо я вспомнил этого лысого мопса-министра и заорал, что я его агент-лазутчик в стане "йети"... боже, а как орал Шимми, мерзавцы, скоты... Юрий скрипнул зубами... Вернусь из командировки, добьюсь приема у президента и потребую наказать сволочей... Юрий уснул.
  
   И проснулся от легкого потряхиванья за плечо.
   -А, что? Куда?... -
   спросонья ему показалось, что он снова в отделении и эта скотина, огромнейший майор, заносит свой зверский кулак над ним... Оказалось - приехали.
   Вылезая из тесного люка, Юрий задел бок и он вновь заныл. Отличными ботинками снабжают полицейских, нет что б им выдать мягкие тапочки...
   "Российский Богатырь" стоял во дворе какого-то производственного здания, скорей всего фабрики-завода. Огромнейшие ворота, металлическо-тусклые,
кирпичный забор ограждали двор с трех сторон, с четвертой возвышалось
мрачнейшее здание-корпус с неизвестной этажности, так как окон не было...
На фасад мрачнейшего здания прилепился огромнейший рекламный плакат - "Сигареты Прима курят полмира!" с уродом в спецовке, пускавшим кольца дыма... Под рекламой была единственная узкая дверь, так же тускло отливавшая металлом.
   Войдя в эту узкую дверь в след за Лешей, Саша прикрывал тыл, Юрий, да, без сомнения - это был завод, огромнейший совершенно пустой цех с остатками бетонных фундаментов из-под станков, какими-то металлическими ящиками окрашенными в зеленое, торчащими то тут, то там, а прямо возле двери пост с охранником в зеленом. Негромко что-то говорит охраннику Леша, охранник выходит из-за стекла и хлопает па карманам сначала Лещу, затем после уже и Сашу. Откуда-то из свысока, из-под далекого потолка тусклый свет явно давно не мытые лампы, проверка видимо окончена и в сопровождении неизвестно откуда взявшегося отъетого мужика в плохо пошитом костюме и кожаных ботинках они все идут куда-то в самый дальний пустой угол... Бред, а где же сам завод?..
   За ржавой колонной неизвестно что и когда поддерживающей вторая дверь, лестница вверх, хотя ожидался лифт, и вниз, пролет, прошли, другой, третий, лестница еле-еле освещена, запыленная и грязная, судя по отсутствию следов по совсем не часто, интересно, а как же они сюда попадают, куда сюда? и наконец остановка - пришли. Леша открыл металлическую дверь, ржавую дверцу, дверь заскрипела, и услужливо пропустил Юрия вперед.
   Юрий шагнул и замер от удивления. Прямо перед ним, ярко освещенная, лежала сцена. Со стоящими на ней креслами и полированным столиком, на котором возвышался графин и блестели стаканы. Сбоку раздался шум, затем аплодисменты, сначала несмелые, робкие, но с каждой секундой все возрастающие и возрастающие, грозя вот-вот перейти в овации. Повернув голову, Юрий сначало увидел полутемный зал, затем множество худых и испитых лиц с лихорадочно блестевшими глазами... Это были, судя по одежде, явно рабочие, они от всей души хлопали в ладоши и оживленно переговаривались между собою, видимо обсуждая первого российского героя дальнего космоса...
   Юрия провели к столику, усадили и...
   -Господа рабочие, уважаемые россияне! Позвольте вечер встречи с российским героем дальнего космоса Юрием Леонидовым считать открытым! Слово предоставляется герою дальнего космоса космонавту России Юрию Леонидову! Похлопаем господа!
   Зал вновь взорвался аплодисментами, плавно, но неукротимо перешедшими в овацию, вскочив в каком-то порыве-энтузиазме, рабочие начали скандировать -
ЮРИЙ! ЮРИЙ!ЮРИЙ!
   У самого Юрия такая горячая встреча выбила слезу. Такого он еще не видел, народная любовь, любовь простых россиян взволновала его, в общем-то тронутую цинизмом, в связи с виденным множество плохого, душу и ему захотелось сказать им всем что-нибудь ласковое, задушевное, что бы все они поняли, как он их любит... Смахнув слезу, непрошеную, затем другую, Юрий поддаваясь порыву,
вскочил с места и подбежав к краю сцены, прокричал прямо в открытые рты блестевшие множеством железных зубов:
   -Спасибо дорогие россияне! Огромное спасибо за такую встречу!!!..
   Немного погодя шум утих, Юрий утер остатки слез и волнения с лица, и приступил к рассказу. Естественно, он не стал рассказывать о взбесившемся автомате по выдаче питательных зуб или вкусе воды на борту корабля... Зачем такие мелочи не являющиеся существенными, этим россиянам, разве это главное?! Юрий поведал о величии духа, о просторах космических трасс, о необъятных возможностях в деле освоения космоса, о перспективах для все россиян в связи с покорением космоса... Окончание его страстной речи было встречено аплодисментами, переросшими вновь в овации и скандирование. Взволновавшись до слез, Юрий захотел в туалет.
   -Леша, мне бы отлить, где бы это сделать?..
   -Да ты что, сейчас будут вопросы задавать, а потом художественная самодеятельность рабочих, ну а потом и сходишь...
   -Да ты рехнулся! -
   продолжил шептать Юрий, скрюченный и скорчившийся от желания.
   -Я сейчас лопну, сами пивом напоили, а теперь что, издеваться вздумали?!
Юрий шипел прямо в ухо Леше, тот в свою очередь Саше, а тот, уже в ухо
ведущему всего этого торжества... Ведущий пожал плечами, встал, отдернул
плохо пошитый пиджак и посмеиваясь, провозгласил на весь зал:
   -Уважаемые господа рабочие! Наш гость, опившись пивом, захотел в туалет, видите - он такой же, как и вы, и ни что человеческое ему не чуждо!.. ха!.. Предлагаю лучшему рабочему-передовику производства, господину стерщику-универсалу, почетную миссию - отвести героя дальнего космоса в заводской сортир!..
   Слова ведущего были встречены громом аплодисментов и смехом господ чуть вновь не закативших овации со скандированием, только жалостливый вид Юрия смягчили сердца российского гегемона. И герой дальнего космоса в сопровождении передовика производства отправился в сортир.
  
   Стоя над разбитым, но совсем немного, правильней сказать надколотым писсуаром и с содроганием избавляя от тяжести мочевой пузырь, Юрий с интересом вчитывался в местное настенное творчество. А надо заметить, что настенное творчество различается по месту нахождения данной стены, к примеру, если стена расположена в Кремле, то изречения одни, если в институте программирования и расчета, то совершенно другие... По настенному творчеству даже делают свои глубокомысленные выводу о социальном, религиозном, нравственном и других уровнях того общества, которое замарало стену. Вспомните Помпеи...
   Тут же, в сортире этого секретного завода N74, изречения были туманны загадочны, видимо ждали своего часа и своего исследователя... По самому верху под потолком, огромными буквами чем-то было выцарапано - СОТРЕМ АМЕРИЦКОЕ НА ФУЙ! Ниже целый ряд мелкими кривыми буквами, выполнены различнешими материалами - чем-то коричневым, синими чернилами, чем-то ржавым, глубоко процарапано было следующее - ДА ЗДРАВСТВУЕТ КИТАЙ - ОН ПИШЕТ МАЛО И НЕ ГЛУБОКО! ШАМАЕВ ФУЕСОС! КОГДА ГОРИТ ДУША, А В КАРМАНЕ НИ ШИША, ИДИ СЮДА И ПЕЙ, И СРАЗУ СТАНЕТ ВЕСЕЛЕЙ!.. Ну и много еще всего разного, но все для Юрия загадочное и таинственное...
   Закончив и застегнувшись, Юрий вышел в коридор, тускло освещенный мелкими грязными лампочками и удивился - оставленного им в коридоре передовика не было ни где видно. А он даже не запомнил, с какой стороны они пришли... Что же теперь делать?.. Ну ни чего страшного, если и заблужусь, то какая-нибудь душа выведет меня отсюда... Герой дальнего космоса бесстрашно ринулся коридору, дергая все подряд двери, которые оказывались на его пути, Поворот коридора, Юрий увидел чуть приоткрытую дверь и ринулся туда.
   За дверью был цех. С длинными рядами столов, заваленных какими-то электронными приборами, с потолка свешивались резиновые шланги которых были одеты большие пистолеты, только с тонкими стволами, крыша была стеклянная, а по стенам висели плакаты по технике безопасности.
   Подойдя к ближайшему столу-верстаку, Юрий взял в руки какую-то деталь что ли, все издырявленное дырками и усаженное жуками диодов-триодов черт знает что и чем... Ярко содранным металлом блеснула чистая полоска на общем серо-окисленном виде...Он взял другую деталь и удивленно уставился - полоска явно была доведена не до конца своей содранностью и остались четыре латинских буквы - РАNА...., а дальше так же блестел металл свежий... Юрий заинтересовался и углубил свои поиски. Результат раскопок был неожидан - он нашел две совершено одинаковых детали-плато, но на одной сияла надпись латинскими буквами - РANASONIK, а на другой гордо блестела свежо содранная полоса... Юрий вспотел в предчувствии какой-то разгадки, но за спиной уныло скрипнула ободранная дверь и раздался весело-пьяненький голос передовика:
   -А вот вы где, а я вас ищу-ищу, а вы тут, господин космонавт, нашей работой интересуетесь! И правильно делаете, без нас не было бы ни чего... Мы, рабочий класс России-ик, ик, ик, -
   разъикался передовик Храпов. Но справился и продолжил:
   -Мы, рабочий класс есть основа благополучия нашей с вами Родины...
   Юрий обернулся и всмотрелся в "рабочий класс"... Грязная спецовка, изодранная, давно не стиранная, измызганно-затасканная, растоптанные огромные бесформенные ботинки, в его, Юрия, прежней жизни, при проклятом социализме именовали попросту - говнодавы, на худой, морщинистой шеи с огромным кадыком кокетливо-грязный синий платок... Гегемон капитализма... Из слезящихся выцветших голубых глаз, непрерывным потоком лились печаль и тоска...
   Юрий подошел и поддаваясь какому-то непонятному наваждения, схватил передовика за грязную и худую руку, и тихо спросил:
   -Ну, а вообще, как. вы тут живете?..
   Рабочий вновь икнул, в лицо космонавту пахнуло несвежим и сурогатом, а уж в запахах Юрий был высокий специалист, и совершенно трезвым голосом ответил:
   -Херово.
   Вернувшись в зал в сопровождении передовика, Юрий был усажен в первый ряд среди администрации завода и своих сопровождающих. Слева оказался толстяк, он сдавленно прохрипел что-то Юрию на ухо и чуть громче сказ директор... Юрий догадался - это директор, интересно, а кто же хозяин этого завода... Но размышлять было некогда - на сцене бушевала художественная самодеятельность завода. Кружились пары, разодетые в российско-псевдо-национальные костюмы, юбки поднимали пыль, сияли кокошники и металлические зубы самодеятельных артистов, одним словом было весело. Затем пришел черед частушек, исконно российской эпохально-современной поэзии-музтворчества, и все как одна на животрепещущую производственную тему. Не знакомый со спецификой производства и только смутно догадывающийся о том, что здесь что-то сдирают, Юрий все равно смеялся от души, так как было смешно, как и всему залу.
   ...Полюбила терщика, терщика, терщика,
   Спрятаться решили у каптерщика,
   Только начали стирать -
   Нас накрыли, твою мать!..
   Кто не любит, конечно из настоящих россиян, крепкого соленого народ российского юмора!
  
   После самодеятельности наступил черед вновь Юрию. Ему чуток позадавали вопросов, а он немного поотвечал на них, основные вопросы касались секса в космосе и международного положения... Юрий с честью выкрутился из сложного положения несколько напрягшись и рассказав любопытной аудитории пару старых анекдотов. Награда была как всегда заслуженна и обычна - аплодисменты, аплодисменты переходящие в овации, овация в скандирование...
   А потом он был торжественно отведен в столовую для администрации и накормлен стандартным обедом. Стандартным для чиновников средней руки, по набору деликатесов ни чем не отличающийся от обеда, которым иногда пичкал Юрия его противный секретарь... Чем кормят рабочих, осталось загадкой, но ни одного полного лица Юрий вокруг себя не видел... За исключением лиц администрации... Завода.
   Затем ему показали рабочий поселок. На площади, напротив поселковой думки (бывший поселковый совет), возвышался памятник основателю государства, Юрию Долгорукому, уменьшенная в сто раз копия московского. Завершал ансамбль местной площади небольшой особняк с вывеской "Поселковая Коллегия Генеральной Безопасности"... А от площади в четыре стороны разбегались неширокие, с потрескавшимся асфальтом, совершенно пустынные улицы, по сторонам застроенные пятиэтажными панельными домами ободранного вида... То есть знакомыми "хрущобами".
   -А где же люди? -
   удивился пустынности поселка Юрий. Сопровождающие лица ответили:
   -Взрослые на заводе, работают, дети в детском саду и в школе. У нас шатающихся нет!
   -А... как же пенсионеры, ну там домохозяйки... или если кто не хочет на заводе работать, а к примеру стихи писать?..
   -Для всех других категорий жителей есть свои собственные поселки. Таким образом полностью искоренена преступность. На улицах в дневное время находятся лишь патрули полиции.
   Юрий поежился от воспоминаний. Да...
   От посещения пустынного магазина, пустынной же квартиры какого либо рабочего или от переполненных школ и детского садика Юрий уклонился, от посещения школы для умственно отсталых - У них там даже бассейн есть! Только сейчас трубу прорвало и нет воды... Юрий так же мужественно отказался, сославшись на усталость и большое количество положительных впечатлений.
   Погрузившись в подогнанный монстр, он в сопровождении вечног бодрых Леши и Саши , отправился восвояси.
  
   -Ну как вам заводец, Юрий? -
   поинтересовался Леша или Саша, Юрий почему-то стал их путать к концу путешествия-командировки, хотя близнецами назвать их было трудно.
   -Завод как завод. А что они выпускают? -
   забросил удочку хитрый космонавт. Но Леша-Саша был на высоте и настороже:
   -Важную продукция для комплектации класса "А"...
   Ясно, вот и поговорили, а какого хрена они иностранные надписи стирают, непонятно... Голова кружилась и слегка болела, этот монстр, все-таки о трясет и воняет, и в конце-концов Юрий провалился в сон. В тягучий черный сон с какими-то передовиками и деталями, надписями на стенах и разбитыми ржаво-железными писсуарами... Во сне резко пахло аммиаком и не переваренной пищей, давно немытым телом и не стиранными носками... Одним словом не сон, а кошмар. Кошмар из его, Юрия, прежней жизни-не жизни, а существования, прежней не прежней, он всегда путался в терминологии и летосчислениях собственных жизней... Сейчас нынешняя его жизнь больше напоминала кошмарный-сюрреалистический сон, мелькало Юрия в голове сквозь обрывки передовиков и не стиранные носки... Юрия тряхнуло особенно сильно на каком-то бугре-яме, ремни не дали выпасть из кресла, но из сна его вытряхнуло. И он проснулся... Из открытого люка падал дневной свет, "Российский Богатырь" уже ни куда не ехал и не трясся, и до Юрия доносились какие-то голоса:
   -...прошла успешно. Правда космонавт не посмотрел все предложенное по программе, но в целом был удовлетворен.
   -Проявлял любопытство?
   -В пределах нормы. На обратном пути спросил об производимой продукции. Я ему ответил согласно полученным инструкциям.
   -Молодцом капитан, ну - будите его.
  
   Выписка из приказа: ...за проявленную инциативу, скромность в написании записок на вечере-встрече с космонавтом г.Леонидовым и успехи в самодеятельности премировать коллектив завода N74 премией в количестве 200 (двести) грамм гороха на одного человека...
   Выписка из приказа по КГБ Московской области: ...за проявленное мужество и организации вечера-встречи с космонавтом г.Леонидовым премировать директора завода N74 Куськина И.Ф. новым костюмом второго сорта...
   Дополнение к приказу по КГБ Московской области: ...исправить слово "новым" на слово "сэки хенд" (бывшее БУ - бывшее в употреблении). Исправленному верить.
   Над Россией опускалось солнце... Заходящие лучи осветили все закоулки истории, судьбы и территории. Совершенно не осталось темных пятен... Ну а потом пала ночь. Украдем у классика, для пользе дела украдем... Пала ночь, стало темно и ни чего не видно. В психонервологическом диспансере на улице Воровского успокоились даже буйные, уколотые запрещенными международными соглашениями медикаментами и слегка полупленные бездушными медбратьями. И наступил порядок...
   Только в районе Патриаршьих прудов (еще раз украдем - у классика много всего) где-то на чердаке-мезонине-мансарде, слышалось слегка пьяное бормотанье:
   ...Вы нас сильно не хотели.
   Мы вас тоже не хотим...
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
   Над Россией загоралась алая заря... Эту строчку и спеть можно!.. Над Россией загоралась алая заря... Певчий птицы, скрываясь в густых зарослях сирени и рябины, самозабвенно щебетали что-то свое, птичье, хотя все сроки для концертов давно уже прошли... Алмазной россыпью лежала, нет, возлежала (!) роса на листве, траве и потемневших от утренней влаги сапог часового. Капитан Табуреткин, как всегда на посту одетый сержантом срочной службы, притихше стоял под деревянным грибком, сжимая в руках легендарный "Калашников", но естественно давно уже модернизированный согласно требованиям текущего момента, и вслушивался, нет, не в щебетанье беспечных птах... А в вскрики и ахи, несущиеся из распахнутого настежь окна второго этажа. Там располагалась спальня маршала Ерохина, его, капитана-сержанта Табуреткина, всемогущего Шефа... Вскрики и ахи перемешивались кряхтеньем, уханьем и скрипом кровати вот уже сорок две минуты, как засек для рапорта капитан Табуреткин своему другому начальству, генералу Падлюкову... Возглавлявшему тайный отдел президентской охраны. Капитан был завербован генералом Падлюковым уже давно, в бытность своя будучи старшим лейтенантом... У него тогда родилась третья дочка, вот напасть свалилась и срочно потребовались деньги, так как прежнего оклада даже с надбавками за вредность не хватало. Вот и пришлось искать через дальних приятелей выход к генералу и вербоваться...
   Наконец на сорок пятой минуте все происходящее в маршальской спальне достигло своего апогея, сопровождаемого такой бешенной экспрессией и торжеством плоти, что капитан невольно позавидовал маршалу, позавидовал по-хорошему, белой завистью... Вот дает сука!.. У самого уже песок из жопы сыпется, а концерты на три четверти часа закатывает!.. Но еще больше капитана поразило следующее - после минутной тишины вновь заскрипела кровать и раздались охи, ахи и вскрики женским голосом... Это что же получается, это что же значит?! Неужели маршал, старый хрен, козел вонючий, на второй заход пошел?.. Но доносящиеся до капитана звуки говорили только об одном - маршал действительно пошел на второй круг, хотя и первый сделал бы честь молоденькому лейтенанту, выпускнику юнкерского училища... Капитан в изумлении покрутил головой и бросил часы. Для рапорта...
   -Это кто же так реалистично исполняет? А?! -
   заинтересовался маршал Ерохин звуками, вот уже час с липшим доносящиеся из магнитофона. Генерал Скворечников пояснил:
   -Майор Ухин, господин маршал! И мужскую партию и женскую ведет майор Ухин! Золотые руки у парня! Хороша пленочка?
   -Великолепная! -
   расхохотался белозубо искусственными зубами маршал и кивнул на раскрытое настежь окно спальни.
   -А тот дурак, капитан-то, Скамейкин что ли, все на ус мотает, для рапорта своему Падлюкину, ха-ха-ха-ха!..
   Участники совещания, удобно расположившиеся на широкой кровати, что не сделаешь ради конспирации, расхохотались во след своему маршалу, нисколько не беспокоясь, что стоящий внизу часовой их услышит. Так как кровать была отодвинута в самый дальний угол от окна, а магнитофон с сольным концертом майора Ухина располагался прямо под окном на прикроватной тумбочке.
   -Пусть слушает, господин маршал! Мы его потом - того, -
   сообщник Мотыгин сделал неприличный жест в адрес ни чего не ведавшего о своей судьбе часового, чем вызвал новый приступ смеха у маршала, ну а следом и у всех присутствующих.
   Вдоволь насмеявшись и вытерев слезы, маршал КГБ поправил поудобней локтем подушку и продолжил совещание:
   -Хорош магнитофончик, ой хорош, как его? "Дубрава", с реверсом, кассетку поставил и гоняй ее туда-сюда, пока не надоест или пока нужно... На чем мы остановились, а?! А, вернемся к нашему дельцу... День "ИКС" назначаю на пселезавтра. Каждый из вас имеет на руках план действий и уже ознакомился с ним. Может быть у кого-нибудь возникли какие-нибудь вопросы? Предлагаю выяснить их сейчас, потом будет поздно... От слаженности наших действий будет зависеть и результат. В случае провала - сами понимаете, этот маразматик нас не пощадит... Помните, как он обошелся с законным правительством, выбранном на всеобщих думских выборах?
   Все участники закивали головами, они очень хорошо все помнили, так как совместно с маршалом, тогда он всего лишь генералом-майором был, помогали Командору в пере.... блин! в наведении порядка...
   -Итак, какие вопросы? -
   вновь повторил маршал и сурово, внимательно, но и по отчески вгляделся в лица сообщников - генералов Скворечникова, Мотыгина, Свистоплиева, Мохнаткина и полковников, смена молодая, подрастающая, Шухова, Плюхова, Пустохватова и любимца маршала, сидящего скромно у него в ногах, около начищенных до зеркального блеска сапог, полковника Зузайлова, подающего бо-о-льшие надежды...
   -Ну что ж господа, раз вопросов нет сверим часы и расходимся по одному. Сигнал для начала действий будет передана по программе "Мать-Россия" песни полнении Мразякиной "Раскинулась широко, родимая Россия...". У меня все господа. Удачи нам...
   Естественно, ни кто не осмелился послать маршала к черту. Вслух... Ободренные сообщники последним напутственным словом, стали исчезать в стенном шкафу, отодвинув в сторону висящую там одежду. Из шкафа потайная лестница вела вниз в бильярдную комнату, не имеющую окон, из-за закрытой двери которой вот уже час с лишним доносились удары киев и азартные вскрики, все записано так же на магнитофонную ленту все тем же умельцем, майором Ухиным... Часовой, старший лейтенант Самойлов, с погонами младшего сержанта, удивленно прислушивался - поразительная любовь к бильярду, вчера была грандиозная пьянка, офицеры как водится, заночевали в особняке маршала, а с самого ранья, аж с 6.23 отправились играть... И бились до 7.59... Надо бы не перепутать в рапорте, а то вновь попадет по морде...
   Маршал выключил дистанционным пультом магнитофон и вздохнул в тишине. Как хорошо... Капитан Табуреткин тоже вздохнул и взглянул на часы. Однако... Маршал подошел к двери ванной, отпер ее и распахнув, негромко позвал:
   -Выходи Катя, мы уже закончили...
   Из размышлений капитана Табуреткина вывели негромкие звуки, вновь полившиеся из окон спальни... Не может быть... Капитан прислушался... Услышанное поразило его - маршал пошел на третий круг!.. Российский богатырь, умилился капитан и оттер выступившую слезу.
  
   Любимец маршала КГБ полковник Зузайлов был терзаем одной мыслью - как сообщить Президенту о грядущем заговоре, отхватить все полагающиеся за спасение Президента и России награды и блага, ну а главное - не попасться самому маршалу... Эта задача была сверх сложна, так как полковник знал отлично своего шефа и покровителя, сейчас или шофер, Зузайлов покосился на личного шофера, капитана Фефанова, притворяющегося дураком и сержантом, с такой меланхолией крутящий баранку... Ишь сука, а сам наверное получил от маршала задание, если что, так сразу сдаст, гад... Или адъютант, притихший на переднем сиденье, рядом со сволочью шофером, та еще тварь, вон как ушки на макушке, так и ждет, что б втюхать поскорей Шефу... Обложили сволочи, неужели подыхать придется, если заговор провалится, всхлипнул полковник, он страдал патологией - был патологическим трусом...
   Шофер - надо сразу после поездки рапорт накатать, генералу падлюкину, мол так и так, перепихнулся и побухал у маршала сукин сын, видать натер сраку, едет и чуть не плачет... Адъютант - так, значит на послезавтра уговорились, субчики, ну ни хрена, ни хрена, мы вас блядей, опередим, всем место найдем... Случайный прохожий, возвращающийся в такую рань от чужой жены и увидевший еще на пустынных улицах Москвы огромную автомашину "Волга-Супер" с правительственно-начальственным номером - ех мать, сейчас бы гранату...
  
   Леонид Потапов слушал своего бывшего-давнего школьного и не только школьного друга-товарища-подельника, господина Фишермана Яшу, спрятавшегося на страницах второй части данного романа за нейтрально-российским именем-фамилией Фролов Иван петрович.
   Сидели друзья-товарищи-подельники в уютной гостиной, заставленной красивой мебелью семнадцатого века... В этой самой гостиной министр МВД последний раз присутствовал в качестве гаранта при договре Яши-Ивана с... ну не будем ворошить прошлое, зачем?..
   Напрашивается конечно вопрос, как же могла такая мебель сохраниться в горниле истории: первая мировая война, революция февральская, октябрьский переворот, гражданская война, коллективизация, индустриализация, борьба с головокружениями, перегибы, культ личности (одной), массовое присоединение исконно русских земель (Прибалтика, Молдавия, Украина), вторая мировая война, борьба с космополитизмом, поднятие страны из разрухи, никитинское "догоним и перегоним", леонидовское "экономика должна быть экономной" и разрядка, смена старцев, борьба со "змием" и его любителями, перестройка и вся та муть-говно, что произошло после нее, конфликты, смены правительств и перевороты... Да просто стояла в музее чуть севернее Москвы, когда-то, до музея, там была дача скромного большевика, но его шлепнули в 37, ну а потом и открыли музей - Помещичья усадьба семнадцатого века... Вот она то и понравилась Яше, понравилась и сгорела два года назад... Что б птицей Феникс возродится уже в этой уютной гостиной.
   Ленчик и Яша допивали уже вторую бутылку "Российской отборной", не смотря на раннее время... Шла всего лишь одиннадцатая тягучая часовина... А мы уже назюзюкались... Яшка-то почти лыка не вяжет... хотя и держится... Ленчик, дружище-е-е, ну дает мент, два раза уже мордой в крабы падал... Скорей бы расходились или спать укладывались что ли - это лакей с флегматичным породистого бульдога своих мыслишек подпустил...
   -...Ты меня слушай, Ленчик, слушай, я тебе говна не скажу, -
   булькал и пускал пузыри пьяный Яшка, совершенно не похожий в данную минуту на представителя собственной нации, видать правильно говорят - с кем поведешься, от того и наберешься...
   -Я тебе говна не скажу, ты же меня знаешь - я тебя уважаю...
   Ленчик поднял голову из крабов, сдунул майонез с левого глаза и устало вздохнул - скорей бы всех что ли к черту поубивали что ли... Что-то устал на хрен жить-то... Что за жизнь такая... что за херня... раньше с трех флаконов ни в одном глазу... теперь же полтора засосали и сил жить нет... Ленчик махнул головой в знак согласия с Яшей, хотя совершенно не понимал его бубненья и попытался вновь улечься в крабы морщинистой мордой, но лакей наконец-то отодвинул тарелку в сторону... Ленчик и Яша не понимали в пьяном состоянии, что были те флаконы недоделки, 0,5 литра и водка чаще всего была обкрадена, какие 40, хорошо если 35, а то и того меньше... А сейчас же 45 и не греши, бутылки по литру, но самое главное, в чем загвоздка вся - лет им не по тридцать с лшним, как когда-то, а ровно в два раза больше... Министр МВД заплакал, подставив кулак под морщинистую щеку.
   -Не плачь Ленчик, а то я тоже к черту заплачу, ну почему вы, почему?! вы русские, такие буки-гады - сами не живете и другим, не даете?! Ну ответь мне, почему?..
   -Не знаю, Яша, -
   сквозь рыдания еле-еле пробормотал Ленчик.
   -Не знаю... Мне и самому стыдно, что я русский...
   -Лучше бы я смотался в Израиль...
   -Лучше бы мы вместе смотались в Израиль...
   -Лучше бы я смотался или в Америку...
   -Да Яша, да, лучше бы мы смотались в Америку...
   -А давай с собой и Ваньку-доктора возьмем...
   -Давай...
   -А то мы в масле там кататься будем, а он тут с голоду припухать...
   -Давай возьмем и Ваньку...
   -А знаешь, давай возьмем и лакея, куда его паскуду девать...
   -Не, лакея брать не будем, есть у меня мнение, что он сука, стучит
   -Ну да? Да ну... а внешне и не скажешь...
   -Все они такие...Ну, че вылупился?.. Пошел вон!..
   И друзья остались вдвоем. Яша достал две маленьких синеньких таблетки, растворил их в двух стаканах минеральной воды и предложил Ленчику выпить на брудершафт... Не заметивший подвоха опер с радостью согласился. Выпив и поцеловавшись, друзья уставились друг на друга - Яша с любовью и любопытством, Ленчик с испугом и удивлением... Первым нарушил затянувшуюся паузу Ленчик:
   -Ты что же со мной сотворил, жид любимый?! Я ж теперь как стеклышко, ни в одном глазу, все трудя напрасно...
   -А так и надо, Ленчик, ты меня хоть кем назови, только в печку не суй... Нас туда наци сували... Я для чего это учудил - хочу что бы ты был трезвехонек и на здравую голову меня выслушал.
   С опаской оглянувшись на дверь, Яша пересел поближе к Ленчику и зашептал ему на ухо заветное, узнанное за большие деньги, могущее перевернуть и не в лучшую сторону, жизнь обоих.
   -Все понял, Ленчик?..
   -Понять-то понял, да неужели ты думаешь, что мне глаза открыл и новоесть сообщил?.. Я не дурак и не пальцем деланный, я за Ерохой давно слежу...
   -Так что же ты ни чего не предпринимаешь, мать твою за ногу? -вскричал, позабыв о конспирации, Яша.
   -Поздно Яша, очень поздно, да и че такого сделаешь, он же паскуда, как танк прет...
   -Так ты значит фаталист у нас, Ленчик, -
   уважительно произнес Яша. Но Ленчик возразил:
   -Пофуист. Да у меня... -
   и замолчал, видимо раздумав что-то говорить, но Яша не настаивал, он грустно смотрел в окно, как бы почему-то прощаясь или не прощаясь, но в общем-то как-то с грустью глядя на белый свет...
   За дверью, прильнув к замочной скважине, старался не дышать лакей, тайный агент генерала Падлюкина.
   Президент России господин Заслонов Илья Сергеевич, запершись в собственном кабинете в подземном Кремле, с огромным удовольствием предавался любимому делу. Кряхтя и высунув язык, сладострастно постанывая и закатывая глаза, он клеил западноевропейскую модель самолета, масштаб 1:40.... Из набора деталей... Получалось плохо, так как тряслись руки и не слушались пальцы, глаза слезились и слегка кололо в боку... От запаха ацетонового клея сладостно кружилось в голове. Все телефоны были отключены, что бы ни кто не мог помешать Президенту...
   Гремели выстрелы, резко пахло порохом, низкий свод давил ни психику и голову, казалось еще немного и он, полукруглый свод пятнадцатого века рухнет и засыпет всех находящихся здесь. Генерал Падлюгин, как уже стало известно, начальник тайного отдела президентской охраны, стоял широко расставив ноги и заложив правую руку за спину. Левой же рукой (генерал был левша) сжимал пистолет любимой марки - "РР", сжимал и методично, одну за другой посылал пули в дальний конец подвала, туда, где к столбам были привязаны веревками лучшие люди России - маршал КГБ Ерохин, министр МВД Потапов, премьер-министр Даров и прочая шваль из членов правительства... Конечно, это были только муляжи, искусно сделанные муляжи из пористо-поглощающей пули резины. Генерал готовился ко дню "ИГРЕК", вот тогда мишени в его личном тире и будут заменены оригиналами, так же крепко привязанными к металлическим крючьям вбитые в столбы. Ну а пока приходится довольствоваться копиями, масштаб 1:1, се ля ви, как говорят проклятые французишки...
   Выпустив последнию пулю из двадцати зарядного пистолета, генерал прильнул к бинокль, подбстрастно поданный ему адъютантом. Все мишени оказались поражены - у каждого муляжа на лбу была свежая дыра...
   -Великолепнейший результат, как всегда все в цель, господин генерал, -
   с некоторой долей лести похвалил адъютант, стараясь попочтительней прогнуться в спине.
   -А ты откуда знаешь? -
   -Я с вашего позволения, господин генерал, мельком глянул в бинокль, когда вы последнего, Потапова, поражали, -
   хихикнула лакейская душонка и генерал усмехнулся. Придет и твоя очередь. Неизвестно еще, кто вперед - улыбнулся адъютант...
   Отдав бинокль и положив свой любимый "РР", "Российский Расстрельный" на столик, генерал вышел из тира. Холл с двумя охранниками, лифт отделаный позолоченной бронзой и темно-кровавым плюшем, мелькание кровавых цифр в окошке маленьком - 5,4,3,2,1,0... Генерал вышел из кабины лифта и не обращая внимания на вытянувшегося часового, пошел по коридору. Невысокого роста, косолапый и сутулый, с узкими плечами и длинными руками, генерал конечно, не был красавцем в обще принятом смысле, мнении и критерии... Но тайная власть, о которой конечно знали все, заставляли трепетать и отдаваться ему самых красивых женщин в Москве... Тайная власть всегда притягательна... Хлопнув дверью ванной комнаты, генерал остался один на один с самим собой.
   ...Ну что, жертва пьяной акушерки, может быть недаром ты отмечен печатью... Ге­нерал вгляделся в свое лицо. Перекошенное, один глаз выше другого, рот набок, губа верхняя вздувшаяся, из-под нее торчат желтые зубы...А ведь меня такого обожают, а ведь меня такого любят... Генерал любовался собой, это его взбадрива­ло, накручивало, жизнь становилась не такой пресной, хотелось еще больше, чем имелось и владел... А что, генерал, мундир фельдмаршала тебе был бы к лицу, а... Вот шлепнем гниду Президента, поэтому и не делаю муляж, оставляю на сладкое гада, я его не в лоб стрелять буду, а долго, медленно, с наслаждением... Зажил­ся, хватит, дадим тебе генерал фельдмаршала...Расшитый брильянтами и рубинами кровавыми мундир, а штаны с золотыми лампасами... Хорошо-то как... Мысли прервал звонок, резкий и пронзительный, алого телефона, украшенного двуглавым орлом. У генерала Падлюгина такие телефоны были натыканы по всем помещениям, даже в сортире...
   -Генерал Падлюгин слушает! -
   беспристрастно отчеканил будущий фельдмаршал ненавистному Президенту, а кто же еще может звонить по этому телефону, больше и не кому...
   -Генерал, у нас тут возникло небольшое осложнение, немедленно требуется ваш приезд, -
   залебезил в трубке голос адъютанта Президента, престарелого педераста Славы., ну гад, а где же президентишка?!
   -А где же Президент? -
   изобразил голосом удивление генерал.
   -Мы вам здесь все и объясним, господин генерал, приезжайте немедленно!..
   Ясно, какая-то подляна, нужно взять с собою усиленную охрану...
   -Хорошо, я немедленно выезжаю!
   -Маршал, это Вячеслав. У меня есть точные сведения - генерал Падлюгин едет с группой заговорщиков в Кремль... У вас есть великолепная возможность доказать Президенту большую значимость КГБ перед всей этой тайной охраной... -Благодаря Вячеслав, я у тебя в неоплатном долгу. Сейчас немедленно вышлю людей.
   Ну что же, одного дурака руками другого, восхитительно, ай да Славка!.. Ну что же, чем меньше конкурентов, тем легче будет послезавтра...
   Юрий лежал на кровати совершенно один. В своей собственной спальне. В кварти­ре, подаренной российским правительством за заслуги в... так далее и тому по­добное, как же мне здесь почему-то все надоело... Умереть что ли, умереть и сн­ова воскреснуть, зажить новой жизнью, с новыми заботами, с новыми радостями... Здесь еще больше непонятно и странно, чем в прежней, при социализме, жизни... Ни чего совершению не понимаю, что вокруг творится, как здесь живут, почему меня не пускают в Омск, что за такое странное предприятие, почему не наказали до сих пор убийц Шимми...
   Президент России с горем пополам закончил склеивать модель и от радости захи­хикал. А неплохо у меня вышло, неплохо...Скоро мы узнаем секрет молодости у этого дурака-придурка, что я в космос послал... Где он и сохранился возмутите­льно как молодо... Он то мне все расскажет, его молодость мне и нужна... А может самому слетать в космос... Не дураков нет, нема дураков, там же и помереть мо­жно...
   Над Россией опускалась заря... Над Москвой тоже. Солнце опускалось, окрашивая горизонт кровавым...
   Стройные толпы уставших, но довольных прожитым днем рабочих, бодро шаркая но­гами, возвращались домой, спеша разбежаться по своим квартирам. Ни сильно боль­шим и комфортабельным, но все же отдельным, а некоторых есть даже балконы!.. Интеллигенты выделялись из толпы глупым видом и шляпами из искусственной солом­ки голубого, сиреневого и фиолетового цветов. Многочисленные женщины, служащие различнейших контор, стучали стоптанными каблуками туфель по асфальту, с изя­ществом, присущим только российским женщинам, тащили тяжелые сумки с едой... Спеша накормить ужином детей, нажитых как в браке, так и помимо его. А так­же и мужей, сожителей, любовников и альфонсов. В многочисленных ярких автомо­билях проносилось начальство, хозяева предприятий, контор, банков и жизни, спеша в казино и клубы... Над Москвой-рекой слышались гудки теплоходов и музыка плавучих домашних бань, то есть публичных домов, завлекающие свою клиентуру... Загорались многочисленные огни рекламы, фонари вдоль улиц и глаза молодых лю­дей, вышедших на тропу взаимного знакомства с целью удовлетворения все тех же потребностей...
   Солнце упало куда-то за высотные дома и на город... Сколько можно, скажем сво­ими словами - и на город шмякнулся темень-вырви-глаз... Ночь пришла!..
   В темных углах столицы гремели редкие выстрелы - это люди Чайника разбирались с конкурентами, с воем проносились полицейские, санитарные и пожарные автомо­били, спеша на звонки несчастья, с испугом на лицах их провожали взглядами ул­ичные проститутки и карманники, работающие на многочисленных московских буль­варах хрен знает имени уж кого... Многочисленные толпы туристов из Западных и Восточных, но развитых! стран, бродили по городу с широко раскрытыми от восхи­щения или смеха, ртами, совершенно ничего не понимая ни в загадочной российс­кой душе, ни в загадочном российском менталитете, ни тем более в загадочной российской жизни, в которой сами россияне, вот уже лет сто ни хера не могли по­нять... Сменялись правительства и руководители, социальные формации и строи, экономические уклады и нравственность, зло сменялось обманом, обман хитростью, хитрость коварством, коварство низостью, низость вновь злом и все возвращалось на круги своя...
   И вырваться из этого заколдованного круга можно было только в одиночку - или покончить с жизнью или покончить с жизнью здесь... Но в последний пятнадцать лет эмиграция стада сродни полету в космос на собственном корабле, то есть с такой же степенью вероятности... Нет, да нет же, ни кто ни кому не запрещает уматывать, если не любишь Россию... Но только пожалуйста, выродок и предатель своего народа, заплати по счету, который тебе предоставит Родина и уе... Взгля­нув на счет, под черту, где слово "ИТОГО", можно получить инфаркт. Если не спишь с дочерью миллионера...
   И россиянам ни чего больше не оставалось делать, как по старой давней привычке и традиции, уходить во внутреннею эмиграцию, заливать неурядицы и невзгоды, не­правильность окружающего мира и невозможность переделать его, водкой... Напитком слабых, но несущий забвение хотя бы на время. Водкой, алкоголь содержащи­ми напитками и суррогатами алкоголя...
   Рестораны и буфеты, бары и трактиры, кабаки и пивные, забегаловки и шалманы, балаганы и гадюшники, рыгаловки и притоны, все они гостеприимно распахнули свои двери для жаждущих социальной справедливости и лучшего государственного устройства. Водка, вино, пиво, коньяк, ликер, аперитив, настойки, наливки, самогон, спирт, одеколон, тормозная жидкость и жидкость для сведения мозолей, ацетон и стеклоочиститель, лосьон для лица "Молодость" и духи "Еще не вечер", все идет в дело, когда горит душа, хочется драться, а не с кем или не дают...
   Россияне пили и давились, плакали и смеялись, кричали и шептали...А впереди хоть и новая заря с новым днем, но совершенно ни чего не несущая им в плане из­менений, а как бы хотелось что-нибудь такого, эдакого или хотя бы дать кому-нибудь в морду...
   Но бдительные и сильные швейцары, натренировавшись на чурках и жидах, татарве и немчуре, эстошках и армяшках, грузиянах и всей прочей шушере, вышибали буя­нов на улицу, под мерцающие звезды и фонари... Здесь буянов настигал сплин или правильней сказать, российская хандра, они валились на асфальт в рыданиях по загубленной неизвестно кем жизни, их подбирала милосердная служба спасения и доставляла в Центры приюта и добра...Там россиян били, грабили (если что еще было), доводили до трезвости ледяной водой с сильным напором, а утром, выписав квитанции за услуги, отпускали, что бы россияне успели к началу рабочего дня на свои рабочие места...
   А оставшиеся на своих рабочих местах швейцары, лысые и бритые наголо, в жиле­тах с камуфляжными пятнами, густо покрыты татуировками и шрамами, зорко и колюче глядели за россиянами, распивающими на огромных российских бескрайних про­сторах нескончаемое море алкоголя и его суррогатов... Это была российская мо­дель государственности, основанная Иваном Грозным, реформированная Петром Ве­ликим, преобразованная Владимиром Вечно Живым, дополненная Иосифом Гуталином, перестроенная Мишей Меченным... воплотившая все завоевания россиян, отброше­нные другими народами за ненадобностью, воплотившейся во всей своей красоте и своем величии при Илье Командоре... И ни чего не добавить, не убавить в этой модели уже нельзя, да и ни к чему, так как она идеальна для данных людей, данн­ого пространства, данного общества... И социально, и биологически, и этнически. И цветет Россия на благо россиян и на зависть недругам. И остается только пи­ть россиянам... За цветущую Россию.
   Недалеко от памятника Гоголю, в кустах валялся какой-то волосатый, бородатый тип лет под шестьдесят, оборванный и пьяный... Конечно это был "йети". Сквозь мычанье и бормотанье периодически вылетали относительно музыкальные звуки, прислушавшись к которым, можно было даже кое-что и разобрать. Например это:
   ...Венечка на кухне разливает самогон...
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
   -Доброе утро, Юрий, доброе утро! Как спалось, разрешите пульсик, вам все равно, а мне спокойней!.. Ха-ха-ха-ха! Как давление, дайте-ка я посмотрю язычок, ну а печень наша как, хороша печень, гематома ухе почти проходит, а бок?.. Нем­ного еще чувствуется? Осторожней надо быть, Юрий, осторожней! Ха-ха-ха-ха!.. Ну да ладно, все у нас в порядке, благодаря зарядке, хе-хе-хе, до свидания, Юрий, до свидания!..
   Даже противный доктор не может испортить такое великолепное утро - ярко сияет сквозь кисею шторы солнце, голубое небо ласково и роскошно, умытая ночным дож­дем зелень приятна на взгляд и совершенно ни чего не говорит о вчерашней ханд­ре, о вчерашнем мерзком настроении, о вчерашнем философствовании о судьбах Ро­ссии и россиян... Все прекрасно, мир таков, какой он есть, и может быть в нем еще есть и для него радости...
   -О, вы уже проснулись, доброе утро, Юрий, доброе утро! А какая сегодня велико­лепная погода на дворе! Одно загляденье! Посудите сами - в Лондоне дожди, в Париже антициклон, в Берлине циклон, а в Нью-Йорке вообще буря и легкое землетрясение со средними цунами, разрушена часть города, есть человеческие жертвы... И только в нашей с вами благословенной Москве сияет солнце на совершенном голу­бом небосклоне!.. Вставайте Юрий, вас ждут великие дела!..
   И секретарь-зануда, не такой сегодня противный, как всегда и вообще - жизнь хороша и жить хорошо...
   -...У нас сегодня насыщенная программа, но самое главное следующее - в 11.00 вам назначена ауеденнция у Президента...
   Неужели, неужели, неужели... Радость залила Юрия с ног до головы и обратно, не­ужели он подучит разрешение на поездку в Омск и собственными глазами убедится, что Шимми-Нос преувеличивал, что совершенно в порядке при его диссидентско-под­польном положении... Ах Шимми-Шимми, ну ни чего, там же у Президента я и скажу-замолвлю за тебя словечко, зло не должно быть безнаказанным, каждое преступле­ние должно быть наказано...
   Все это и многое другое мелькало в голове у Юрия во время утреннего туалета и зарядки под руководством надоедливого инструктора, во время умывания и про­бежки, приема парикмахера и его услуг, а так же и во время завтрака... В этот день, начавшийся так великолепно да еще с такой отличной новости, ни чего не могло испортить ему настроения - даже ненавидимая овсянка, пища несчастных ан­гличан, у которых вечно идет дождь...
   Поездка в сильном и мощном автомобиле "Волга-Супер" по утренней умытой Москве тоже доставила Юрию огромную, ни с чем не сравнимую почему-то радость... Вновь побеленные дома и новостроенные небоскребы замысловатых конструкций, яркая, ре­клама и сияние витрин магазинов, дворники в оранжевых жилетах и полицейские (ох уж эти полицейские, да ведь не все же мерзавцы) в черном с перекрещенными на груди и спине белыми ремнями, многочисленные прохожие в яркой одежде, высы­павшие на улицы летней Москвы, великолепные девушки с длинными ногами, все ра­довало Юрия и веселило, вселяло в него какую-то надежду на что-то лучшее, что вот-вот наступит и изменит его жизнь.
  
   В Кремле героя дальнего космоса уже ждали. Предупредительный молодой офицер, капитан в голубом мундире провел Юрия мимо часовых к лифту, быстрое падение вниз, на глубину, и вновь освещенные залы Кремля, подземный почти не отличался от наземного, это было желание Президента Заслонова, и архитекторы постарались его учесть.
   В зале для приемов было полно народу, множество офицеров, какие-то явно пред­приниматели или банкиры, несколько явных представителей интеллигенции, уже знакомый Юрию редактор газеты "Русь", обоюдный кивок, все взгляды устремлены на высокие резные двери, откуда должен появится Президент, надежа России, по залу ползли шепотки о произошедшем ночью.
   -...разве вы не знаете - генерал Падлюгин пытался сделать государственный переворот...
   -...ба, проснулись, так это было еще позавчера, этой же ночью было...
   -...нет-нет, вы полностью не правы, все было совсем не так...
   -...ну знаете, мне ли не знать точно...
   -...можно подумать вы лично участвовали или в перевороте или в ликвидации оного...
   -...да как. вы смеете!..
   -...а не пошел бы ты батенька в жопу...
   -...тише господа, тише, не ссорьтесь...
   -...а было все так - пригласил адъютант Президента генерала Падлюгина, а тот сдуру взял с собой усиленную охрану...
   -...я вам говора - это было еще позавчера, а вчера...
   -...а вчера Президент отдал распоряжение о введение...
   -...да вы все путаете, батенька...
   -...пошел на фуй!..
   -...да нет же господа, нет! все было не так, действительно, генерал...
   -...Славка его подъел, сука...
   -...тише, тише, Президент!..
   Распахнулись резные двери с гербом России, двуглавым орлом и в сопровождении трех телохранителей (невиданное дело, господа!) и своего верного помощника Сл­авы (если б не он и не знаю, что бы и было!) в зал для приемов вошел Президент России Заслонов Илья Сергеевич... Видимо прошедшая ночь не прошла даром или он еще не опомнился с позапрошлой и от коварства своего верного пса Падлюгина, но вид Президента заставлял потупится или отвести взгляд его соотечественников, приглашенных в этот день сюда... Сказать развалина - погрешить против правды и оклеветать развалины, хотя бы и итальянских Помпеи. Президент выглядел просто ожившим покойником. Все тряслось, слюни текли непрерывной струей, два телохра­нителя поддерживали его под руки, третий сзади передвигал своими ногами ноги Президента и придерживал его за пояс... Зрелище было ужасно.
   Будучи усажен в кресло, Президент захрипел, дернулся головой и попытался за­валится на бок, но телохранители не позволили ему такой шалости и мягко, но твердо поправили Президента в должную позу. Начался быстротечный прием, гово­рил только помощник-адъютант Президента Бубнов Вячеслав, а сам же глава России лишь изредка кивал головою...
   Когда пришла очередь Юрия, Президент неожиданно для всех ожил и его взгляд загорелся осмысленностью.
   -А космонавт паршивый, ты то мне и нужен! Не помнишь, значит, как я тебя в ко­смос отправлял? А?! Ну ты что, Командора забыл, я же имел с тобой беседу и убе­ждал тебя, что ни мне, ни придурку Брежневу лететь нельзя... Не помнишь?! Ты теперь молодой и красивый... А я вот развалина... А ну, всех выгнать на хер!.. Оставить нас одних... -
   неожиданно для всех очень громко крикнул Президент, помощник Слава почему-то болезненно сморщился своим бабьим лицом и дернулся всем телом, оглянулся по сторонам, но ретивые многочисленные придворные Президента вместе с многочисле­нной охраной бросились выполнять вола главы России и скоро в огромном пустын­ном заде осталось всего лишь несколько человек - Президент, адъютант Президен­та, все еще дергающийся и начавшим постоянно поглядывать на часы, три телохра­нителя и сам герой дальнего космоса, скромный и почти ни чего не понимающий Юрий Леонидов.
   Под высоченным потолком сияла огромная хрустальная люстра, отбрасывая на вы­ложенные камнем стены сияние и блики, многочисленные зеркала сказочно увеличи­вали перспективу до бесконечности, пол, выложенный в шахматную клетку кроваво-красным и белым, был скользок на взгляд до неприличия - хотелось разбежаться и попробовать прокатится от стены до стены...
   -Ну, -
   тяжело прохрипел Президент, задыхаясь и тряся головой.
   -Ну, мы теперь одни, эти болваны не в счет, -
   кивнул головой на телохранителей и помощника-адъютанта седой головой огромный старый мужик, коварством и обманом когда-то ставший Президентом.
   -Ну, может быть теперь ты мне скажешь, наедине, секрет того, что ты так до не­приличия хорошо сохранился? А?! Скажи и проси у меня хоть что...Ну хочешь, я тебя назначу губернатором города Омска? Все твои прежние дружки, если конечно живы еще, ахнут от зависти... Ну говори же, не молчи, а то я ведь добрый-добрый демократичный-демократичный, гуманный-гуманный, но и у меня может терпение лоп­нуть, а тогда все - сразу тебе шиздец придет, гребена вошь...Ну! -
   почти гневно выкрикнул Президент, сведя брови в одно, Юрий затравленно огляну­лся по сторонам, на адъютанта, совершенно издергавшегося непонятно с чего и...
   И внезапно распахнулись двери, с силой ударившись об стены, поправ тем неписаные и писанные законы-этикет поведения в подземном Кремле, распахнулись широ­ко, и в зал ворвалось несколько офицеров, впереди бежал невысокий майор, кри­воногий и лысый, он размахивал руками и непрерывно орал:
   -Вячеслав Ильич, Вячеслав Ильич, Вячеслав Ильич...
   Натолкнувшись на твердую руку помощника Президента, майор остановился и пере­ведя дух, выпалил:
   -Вячеслав Ильич, свершилось, только что адъютант Ерохи передал по телефону - Ероха расстрелян, КГБ взято нашими силами!..
   Юрий опешил от неожиданности новостей, Вячеслав Ильич коротко приказал:
   -Взять телохранителей!
   Офицеры схватили несопротивляющихся телохранителей и уволокли куда-то. В зале остались Президент, таращивший глаза, Вячеслав Ильич с торжествующей улыбкой, кривоно­гий майор и застывший столбом Юрий.
   Адъютант и помощник Президента, сладострастно улыбаясь, приблизился вплотную к креслу с главой России, смотря прямо тому в лицо.
   -Ты что, Слава, ты что, ты что?.. -
   потерянно и панически забормотал Президент, серея лицом.
   -Да ни хера хорошего, сатрап! Майор, пистолет!
   В женственную, с длинными полированными и накрашенными розовым ногтями, но тем не менее твердую руку Славы лег тяжелый пистолет черного цвета, "РР".
   -Слава, Слава, ты что, ты что, ты что?.. -
   совсем растерянно зашептал-забормотал Президент, из его глаз потекли слезы, изо рта вздулись пузыри, резко запахло аммиаком и брюки Президента потемнели в промежности...
   -За все - за издевательства над российским народом, над страной, сатрап, за все, -
   неторопливо, явно наслаждаясь моментом, проговорил явно бывший помощник и адъ­ютант так же явно бывшему Президенту России, но не выдержав взятого тона, тон­ко, по-бабьи, фальцетом срывающимся, проорал.
   -За измены паскуда, сволочь, получай!.
   Загремели выстрелы - один, другой, дым, запахло порохом и уборной, дерьмом за­воняло, на груди старого Командора расплылось огромное красное пятно, откинувшись на спинку кресла, хрипя и давясь, на губах кровавая пена, бывший Президент попытался что-то пробормотать...
   -Ты еще жив, сука, -
   вновь взвизгнул Вячеслав Бубнов, морщины на шеи его натянулись и вновь загре­мели выстрелы...
   Съезжая по креслу на пол и стекленея взглядом, бывший и умиравший Президент просипел, выпустив огромный пузырь алого цвета:
   -И ты пе...
   Все было кончено. Слава швырнул пистолет на пол и направляясь к дверям, бросил совершенно спокойно через плечо майору:
   -За мной. У нас еще много дел.
   Юрий остался совершенно один в пустынном зале, если конечно не считать трупа полулежащего в кресле. Очень сильно воняло всякой гадость...
   Как он здесь оказался, Юрий не помнил. Видимо все произошедшее у него на гла­зах так сильно его потрясло, что он потерял на время память. Очнулся Юрий в кабинете уже убитого Президента России, восседая на его месте, за его столом, правая рука сжимала дистанционное управление телевизора, а взгляд был уперт на экран. А там происходило совершенно непонятное - дикторы и операторы Ти-Ви, те­лежурналисты спокойно показывали и комментировали, как наводнение или еще какое-нибудь стихийное бедствие, государственный переворот, стараясь быть бесприст­растным... Это было так жутко и завораживающе, очнувшись уже от беспамятства, Юрий прекрасно понимал, что место для время провождения выбрано им не сильно удачно, но тем не менее, он ни как не мог заставить себя поднятая из кресла и оторваться от экрана...
   На дымном экране, то и дело заволакиваемом сплошными клубами черного дыма, не­прерывно стреляли из автоматов и гранатометов, то и дело какие-то танки или бронетранспортеры проламывали стены, стреляли по окнам и дверям, цепи ладей в зеленом с пятнами камуфлы пробегали куда-то... На экранах телевизоров была показана обыкновенная война или локальные боевые действия, но антураж - на фоне Кремля с двуглавыми позолоченными орлами, улицы Тверской и Арбат, знакомые уже скверы и переулки придавали все происходящему какую-то фантастичность и абсурдность... Дополнявшуюся вдобавок бесстрастным голосом комментаторов.
   -...подразделения путчистов штурмуют здание МВД вот уже двадцать две минуты и без успеха. Как стало известно из независимого источника, сам министр МВД Потапов скрылся в собственном особняке и уже полчаса с лишним отстреливается от на­седающего противника. Вы видите, господа, на своих экранах подоспевший на помощь к путчистам танк...
   Опрокидывая какие-то автомобили и раздавливая трупы в зеленом и штатском, к здания МВД не спеша подкатил приплюснутый, приземистый танк, хищно поводя длинным и толстым стволом, как хоботом, будто на запах выискивая добычу. Подпрыг­нув, танк выплюнул дым и звук, в стене с грохотом образовалась брешь, куда устремились наступающие... Из верхних окон кто-то выпрыгивает, развевается белое полотнище, общую картину заволакивают клубы густого жирного дыма...
   -...вы видите, как из здания КГБ на Лубянке выводят арестованных, интересно, что они собираются с ними делать - ведь нет ни каких машин для арестованных. Ах да, значит они собираются их расстрелять, вы видите приготовления, солдаты выстраиваются цепью, звучит команда, очереди и все...
   Падают, падают, падают люди в форме и в штатском... Крупным планом - молодень­кий лейтенант с красивым лицом в полной парадной форме, широко поднимая ноги в запыленных сапогах, перешагивает через тела, стреляя каждому лежащему на земле в голову...
   -...контрольный выстрел, страховка, что б ни кто не остался в живых...
   Опрокинутая детская коляска, какой-то молодой мужчина, одетый по спортивному, видимо для пробежки выбрал неудачное время, через белые трусы пунктир красных пятен, чей-то портфель, крупным планом показаны раздавленные очки, еще крупнее - кусок материи в красном...
   -...особняк министра МВД Потапова. Сейчас, с минуты на минуту начнется штурм особняка. Но что это, что это, что!!!
   Словно гигантский сказочный бутон, стало распадаться здание особняка, густо выпуская клубы черного дыма, по ушам ударил со страшной силой звук взрыва-невзрыва, медленно и неотвратимо, откуда-то из-под развалин особняка стало выезжать непонятно что, но похожее на огромнейший патрон от автомата, на секунду задержалось, что бы все смогли рассмотреть непонятное, затем как будто что-то ухнуло, вновь раздался ударивший по ушам звук, резкий звук-взрыв и ракета, конечно же! это была ракета, ну как же он ее не узнал, это же обыкновенная ракета! прыгнула неизвестно куда, опрокидывая по улице волной огня-цунами и рева все... Опрокидывая и сжигая все на своем пути этой волной огня...
   -...господи, это невероятно! Господа россияне, только что вы видели по нашему каналу "Три плюс три" невероятнейшее и сенсационейшее событие века! - из особ­няка министра Потапова вылетела явно личная ракета и умчалась неизвестно куда... да, господа, такого мы еще не видели... Не оскудела земля российская талантами, кулибинами и левшами!.. Не покидайте нас, будьте с нами!..
   Кокетливо улыбающаяся женщина с экрана сообщает:
   -...нике временного комитета по поддержанию правопорядка под председательством Бубнова Вячеслава. Всем, всем, всем! Правительство, погрязшее в разврате и коррупции...
   Лысый и жилистый мужик с блестящими глазами:
   -...лько подучено сообщение от нашего тайного корресподента в российском прес­тупном мире. Не безезвестный "Чайник", он же Фролов, он же Фишерман бежал в неизвестном направлении, закономерно опасаясь за свою жизнь. Как известно, "Ча­йник" был связан с темными силами сионизма в Израиле и империализма в США. Ро­зыск преступника прово...
   На экране какое-то полуразрушенное здание и тележурналист, сжимающий микрофон:
   -...шим сообщить пикантную новость. В этом здании еще час назад располагался штаб тайной службы министра Потапова. Его правой рукой, как стало известно, бы­ла Клавдия Маркова, известная в кругах "мастериц" по кличке Клавка-Президент­ша. Вглядитесь в останки Президентши - это закономе...
   Клубы дыма сменялись зверскими лицами, зверские лица расстрелами мародеров, в большом количестве высыпавшим на улицы Москвы и кинувшимися грабить магазины и рестораны, расстрелы в свою очередь сменялись картинками предприимчивых москвичей, сразу начавших сдавать виды из своих окон на места боев по высокой плате...
   Больше Юрий не мог смотреть, его тошнило, его выворачивало, спотыкаясь и уда­ряясь обо все на своем пути, он начал выбираться из кабинета и подземного Кре­мля на поверхность.
   Дорога наверх была нетрудна, так как в подземелье не было ни одной живой ду­ши. В коридорах и залах валялась опрокинутая мебель, разбитая посуда и кое-где то там, то тут, лежали скомканными кулями трупы... Трупы имели огнестрельные сл­еды ранений, но после виденного на экране, не вызывали у Юрия ни каких эмоций. Наверно счеты сводили или эти защищали что-то...Как будто взбесились, стрельба и убийства, мародерство и спокойный комментарий по ти-ви, гриб дыма над особня­ком Потапова... Надо же такое учудить - улететь на личной ракете...
   Лифт был исправен, ни кто не препятствовал ему и на поверхность Юрий выбрался без происшествий. А наверху первым человеком, которого он встретил недалеко от Царь-пушки, был Толик, бывший таксист, а теперь и бывший водитель персональной автомашины улетевшего министра.
   -Ты слышал, бля, какую херню выкинул мой шеф? -
   задыхаясь от ненависти неизвестно к кому, проорал прямо в лицо Юрию. Толик, со­старившийся до Анатолия Витальевича за баранкой.
   -Слышал, -
   устало ответил Юрий, обходя экзальтированного шофера стороной и пробираясь сре­ди брошенных автомобилей к воротам, гостеприимно распахнутым настежь. Толик проорал в след:
   -Тоже бежишь, крыса! Все тут крысы, все!.. А Россия гибни на фуй!.. Над Кремлем клубились неизвестно откуда взявшиеся черные облака дыма и стаи ворон, что громко каркали, чуя поживу... Надо куда-то деться...
  
   Москва была неузнаваема и узнаваема одновременно. Кое-где сияли изнанкой вы­битые витрины, дым, черный и жирный, с тяжелым запахом чего-то паленого, стла­лся по асфальту, вползая в подъезды и арки дворов. Стояли брошенные как попало автомобили, кое-где лежали трупы с пунктиром красных пятен и вывернутыми кар­манами, но больше всего поражала тишина, тишина бьющая по ушам, по нервам, по... по черт знает чему... Не было слышно ни криков, ни команд, ни звука...Как буд­то город вымер или притаился.
   Над Москвой сияло летнее солнце, не сильно жаркое - из-за широты, солнце, не­бо в общем-то было синее, не считая туч дыма, дома стояли притихшие, как бы ож­идая - что же будет дальше, что же будет?.. Юрий пробирался вдоль домов, при­жимаясь к ним, стараясь слиться, вжаться в шероховатость стен, стараясь стать со­всем незаметным, невзрачным, никчемным... Стараясь не привлечь ни чьего внима­ния... Но все его потуги к маскировке были напрасны - на всем протяжении дороги от Кремля до его дома на Ольховом проспекте, Юрий не встретил ни одного прохо­жего, ни одной живой души. Даже ни один автомобиль не проехал мимо него, город вымер, как кладбище... Или просто стал кладбищем...
   Чем дальше от центра, тем все меньше и меньше оставалось следов произошедшего, наконец и те немногие следы испарились, остались позади, Москва стояла нетро­нутая, как бы ожидая своего погромного часа. Подходя к своему проспекту и ва­лясь от усталости, все же путь был пройден не малый, да и нервы потрепаны, Юрий услышал звук летящего вертолета, трескучий звук сверху... Задрав голову и все так же прижимаясь к стене, он стал выглядывать металлическую птицу, что б знать, откуда ему грозит опасность... Но все обошлось - вертолет пролетел стороной, да­же не показавшись над его головой.
   Последний метры давались через силу, как будто с боем, Юрий только что не пла­кал от измождения. Все случившееся, виденное на экране, убийство Президента у него на глазах адъютантом, вымерший город, пешая прогулка длиной в три с лиш­ним часа по вымершему городу, Юрий чувствовал - еще немного и он свалится на пыльный, асфальт и наверно уже больше не встанет. Он страшно, смертельно устал и выдохся... Он хотел пить... Как неизвестно кто... Он был страшно голоден... Но одновременно со всем этим при воспоминании об еде его мутило...
   Кодовый замок был в исправности, лифт так же работал, как будто ни чего не произошло и не случилось, взлетев на свой этаж, Юрий ввалился в собственную квартиру. Секретарь, выбежавший на шум в прихожую, всплеснул по-бабьи руками:
   -Господи, Юрий! А я весь переволновался, слушая и смотря ТИ-ВИ!.. Сижу как на иголках, места себе не нахожу и думаю - ну как же вы там, на приеме, во всей той кутерьме, не дай бог что с вами сочись, я же куда денусь?..
   -Ванну и холодной воды, -
   Прохрипел Юрий, так как страшно хотел пить, срывая с себя мокрый от пота костюм и рубашку. Покачиваясь, он заглянул в настенное зеркало и отшатнулся - на его смотрело чужое изможденное лицо лет пятидесяти с совершенно седой головой... Юрий прижался горячим лицом к холоду зеркальной поверхности и вгляделся себе в глаза сквозь боль и муку из него чья-то сумасшедшинка, чья-то дурнинка... Как будто под его кожей, под его глазами, под его волосами скрывался кто-то другой и выглядывал оттуда...
   -Ванна готова, Юрий, прощу вас, -
   секретарь как всегда, предупредителен, неужели он не понимает, что случилось, неужели он не понимает, что произошло, откуда вся эта беспристрастность, это равнодушие, это...
   Войдя в ванную комнату, Юрий с размаху упал в синь воды... взвыв от боли, выскочил на кафельный пол. Вода была ледяная... Секретарь все перепутал... Доба­влять горячей было лень и Юрий ежась и вскрикивая, влез снова, как в прорубь, то и дело кривясь и взмахивая руками. Кое-как устроившись на колюче-холодившем дне скользкой эмали, он приник пересохшим ртом к поверхности воды... ни как не мог напиться, и ни как не мог удовлетворить жажду, залить свой горящий ого­нь бушующий у него внутри... Господи, что же это произошло, может быть мне весь этот кошмар приснился, ну ведь не может же быть такое наяву, господи...
   Юрий лежал в холодной ванне, полной ледяной воды и сквозь слезы видел в проеме не прикрытой двери какие-то фигуры в белом, слышал какие-то страшные крики, казалось - он сошел с ума или ему мерещится все то, что он пережил за сегодня... Медленно закрыв глаза, Юрий расслабился и стал погружаться, совсем незаметно, но погружаться в воду, как бы прячась от такой страшной действительности, то ли просто уснув.
   Но утонуть Юрию не дал верный секретарь-зануда, а потому утро началось как обычно. -Доброе утро, Юрий, доброе утро! Как спалось, разрешите пощупать селезенку, вам все равно, а мне спокойней, ха-ха-ха-ха!.. Ну-ка давление, пульс, язычок, гла­за, а что это мы такие сегодня бледные, а?! Наверно вчера водочки перепили или с какой-нибудь девочкой молоденькой переусердствовали, хе-хе-хе!.. Не хорошо, не хорошо, излишества во всем вредны...
   Юрий не мог понять - сон это или явь... Какая водочка, какие девочки, здесь надо бежать, он что, доктор этот, дебил или болван бесчувственный, надо бежать скрываться, а он...
   -Ну лежите, лежите, я вам сегодня отменяю и зарядку и пробежку, ха-ха-ха, один денек можно и пофилонить... Я скажу секретарю, да лежите же, я вам сказал! по­дъем для вас будет на полчаса позже, ха-ха-ха-ха!.. До свидания, Юрий, до сви­дания!..
   Он что, рехнулся что ли... Не успел доктор выйти из спальни Юрия, как появился секретарь:
   -Так-так, подъем на полчасика отложен, можете понежится, а я пока вам расска­жу, что вами на сегодня назначено и что вам сегодня предстоит... Какое назначено, он что, тоже с ума сошел, в стране переворот, убили Президе­нта, сейчас наверно во всю полыхает гражданская война...
   -...а к 17*00 вам назначено быть в Кремле по случаю назначения нового прави­тельства и главы государства российского. На сегодня все.
   -Какого главы?..
   -Российского. Имени и фамилии не сообщено. Да вы можете, Юрий, пока ти-ви по­смотреть, а я вам ванну приготовлю да и завтрак...
   Вспыхнул голубой экран, когда-то бывший символом уюта, а после вчерашнего му­кой смертной, вспыхнул, а там комментаторша утренних известий - накрашенная, завитая, как всегда кокетливая, как будто и ни чего не произошло...
   -...ка, спешим порадовать москвичей и россиян - сегодня изумительная погода, а потому рекомендуем отдых на природе. К вашим услугам...
   Юрий выключил телевизор, он понял - в этой странной богатой демократической России победило равнодушие. Равнодушие и любопытство, парадокс, но правда...
   День пролетел незаметно, в каких-то мелких, не запоминающихся пустяках... Его нуда-то возили, он с кем-то разговаривал, что-то ел и пил, мелькали лица, ули­цы, прохожие и какие-то люди, но ни кто ни где не беспокоился и не упоминал о вчерашнем, все смотрели, видимо с надеждой, в будущее и обсуждали вечерний пр­ием в Кремле, наперебой гадая о предполагаемой кандидатуре на пост Президента.
   К 17.00 Юрия повезли в Кремль. Если б кто-то спросил его о прожитом дне, то в он бы сам даже удивился - почти ничего не осталось в голове... Только устало­сть... В Кремле тоже все было в порядке - часовые и офицеры, мебель стояла на своих местах, мусора и разбитой посуды не было видно... Видать навели порядок... Мучала предстоящая встреча, возможная, с убийцей Президента и немного беспоко­ила тревога за собственную судьбу. Вдруг этому Вячеславу Ильичу свидетель не нужен...
   Упав лифтом на глубину и проведенный во вчерашний, господи, как давно это бы­ло, зал, уже полный приглашенных на прием спокойно болтающих людей, Юрий, что бы ни с кем не разговаривать, быстро прошел в туалетную комнату.
   Из резной рамы зеркала на него глянул худой незнакомый мужик с седыми волоса­ми.
   -...ты кто а я ты я сам уже не знай кто я ну а я тем более видать мы заблуди­лись в мирах и пространствах времени и пространства и что нас обоих ждет впе­реди не ведомо ни кому даже господу нашему а есть ли он господь а кто его зна­ет может быть и есть а если и есть то видно спит или махнул рукой на эту зем­лю...
   -А вы что здесь делаете? -
   требовательный голос и суровый взгляд, голубая форма и шитая золотом фуражка, общее впечатление не получается, не дается, лишь отдельные детали...
   -Прошу вас пройти в зал для приемов, тем более, что прием уже начался.
  
   Сияющие стены и люстра, лысины и очки, зубы и драгоценности на дамах, расшитые мундиры и декольтированные платья, блистательные генералы, победители в войнах и таинственные заговорщики, на том же самом месте стоит кресло, боже, на том же самом месте, но видать другое - нет крови, нет следов от пуль, а может быть уже почистили, починили...
   Юрий поднял голову и с мукой, так как почему-то весь этот блеск, скорей всего фальшивый, болезненно отдавался в голове, оглядел зал. На мгновение ему по­казалось - кругом мертвецы... У дальней стены стояла особо крупная группа людей, мужчин и женщин, все хохотали и громко о чем-то говорили, совершенно не стес­няясь ни кого. В центре группы, а правильней сказать - центром, была рослая же­нщина с моложавым лицом, говорящим о ее возрасте больше, чем морщинистая шея, руки и все остальное... Эта громко и вульгарно хохочущая дама с плоской грудью, одетая в голубое глубоко декольтированное платье расшитое брильянтами, то и де­ло обмахивалась веером, изгибалась и сверкала глазами и искусственными зубами по сторонам, как самая дешевая рядовая проститутка с улицы... Внезапно грянула музыка и дама в голубом легко вбежала на невысокий подиум и вскинула вверх жи­листую руку, украшенную перстнями.
   -Попрошу внимания, сейчас мой гофмейстер произнесет маленький спич! Все с широкими подбстрастнными улыбками обернулись к подиуму и зарукоплескали, Юрий, еще не веря своим глазам, стал пробираться поближе к подиуму, невежливо толкая дам и господ, что бы удостоверится... Сомнений не было - дама в голубом была родной сестрой Славки... Вячеслава Бубнова... Сестрой-близнецом...
   -Уважаемые господа россияне! У нас сегодня радостный день и не менее радостное событие! Сегодня предстоит коронация императрицы Всея России Вячеславны И...
   -И не только всея России, но и окружных земель, мы господа, решили расширить границы Империи до бескрайних просторов! -
   весело-капризным голосом прервала дама в голубом спич гофмейстера. А Юрий, по­добравшийся почти в плотную к подиуму, расхохотался, расхохотался во весь го­лос, так дико прозвучавший во всеобщей тишине и внимании.
   -Да какая это императрица!.. Ха-ха-ха-ха!!! Вы что, все с ума сошли?! Да это же просто Славка-адъютант, вчера убивший Президента прямо в...
   Договорить Юрию не дали - крепкие и потные руки сильно и жестко схватили его за лицо, так что от боли брызнули слезы из глаз, несколько кулаков, по-видимому с удовольствием и показным усердием, врезались в его уставшее тело, устав­шее от всей этой фантастмагории, и его куда-то поволокли...
   Поволокли, поволокли и бросили. Юрий лежал на полу, в мелкую и кафельную клетку, как в туалетах, гладком и холодном, коричневато-сером, вокруг него стояли какие-то монстры, с засученными рукавами и озверевшими лицами. Внезапно эти монстры расступились и по образовавшемуся проходу прямо к Юрию подошел-подошла дама-Слава-адъютант-императрица... Гневно дергая веером.
   -Ты думал испортить праздник всем россиянам?.. Не надейся - это тебе не удало­сь! Ты давно хотел побывать в городе Омске, вонючей яме своей молодости - я предоставлю тебе такую радость! Эй, где санитары? Санитаров сюда!..
   Подбежали двое в белых халатах, Юрий удивленно узнал их - Саша и Леша, неуже­ли он точно сошел с ума...
   -Приказываю! Взять паршивца, одеть в смирительную рубаху, так как буен и опа­сен, и отправить негодяя в Омск! Выполняйте!..
   На Юрия напялили жесткую смирительную рубашку, сильно и больно скрутили сза­ди рукава и запеленав его, поволокли куда-то... Во след гремело "Славься Россия!"
  
   Конец второй части.
  
  
  
  
   Часть третья. "ДУРДОМ".
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ.
   1
   Главврач омского психо-нервологического диспансера Олег Павлович ходил на рабо­ту пешком. Это было полезно для здоровья и экономично, конечно, четыре копейки туда, четыре копейки обратно - цени билетов на троллейбус, это не деньги, но все же... Экономия должна быть экономной, не даром такую глупость изрек этот, Олег Павлович усмехнулся своим глубоко спрятанным диссидентским мыслям, и про­должил - а вообще-то было бы приятно понаблюдать этого генерального секретаря, тяга к медалям и наградам, любовь к поцелуям, книжки и фильмы, уж очень нап­рашивается на клинику...
   Олег Павлович не был диссидентом, упаси бог, более того, он даже, под хорошее настроение подумывал - а не вступить ли ему в эту банду, пардон, партию, вдруг поможет в продвижении дальше... А с другой стороны - куда же еще дальше, куда? Главврач диспансера, четыреста с лишним ре со всякими разными добавками, отли­чная трехкомнатная квартира на троих - жена и сын, в центре города, в новом кирпичном доме со всеми удобствами, даже мусоропровод есть на лестничной пло­щадке.... Дом полная чаша, за плечами кандидатская и докторская, впереди изуми­тельнейшая книга, возможно позволяющая ему попасть даже в члены-корресподенты. Олег Павлович расхохотался, громко, во весь голос. Извините, а кого ему стес­нятся, в собственном-то городе?.. Аккуратно перейдя наземным переходом проспект, сначала внимательно посмотрев налево, а от середины направо, Олег Павлович углубился в жилмассив Первомайского района. И действительно, кого мне тут стеснятся? Совершенно некого...
   Ласково припекало, несмотря на раннее утро, солнышко сквозь листву тополей, редкие прохожие спешили по своим делам, на службу, на работу... Потянулся же­лезобетонный забор диспансера, еще совсем недавно стоявшего на улице пятая линия, а сейчас взмахом бюрократического пера перенесенный на улицу Воровского, но оставшийся на месте... Лето это хорошо, особенно когда ночью пролился дождь и всю эту омскую пыль смыл. Широко распахнутые железные ворота, в беспорядке ра­збросанные по территории диспансера пятиэтажные корпуса... Вотчина Олега Павло­вича, изредка встречающиеся на территории врачи и молоденькие медсестры приветливо здоровались с главврачом.
   А над всей этой юдолью печали и человеческого горя сияло летнее жаркое уже, омское солнце, так как климат здесь сугубо континентальный, зимой за сорок, ле­том за тридцать, ветерок носил ненавистный дух с тополей, забава мальчишек, по­джигающих его, небо было голубое, без единого облачка... Олегу Павловичу было далеко за тридцать, то есть молод, а уже главврач. Сверху припекало...
   Поднявшись на второй этаж административного корпуса и поздоровавшись со своей секретаршей, единственной женщиной во всем диспансере, не признающей белого халата, главврач прошел в свой кабинет и с удовольствием уселся за письменно-канцелярский стол. Здесь он и творил...
   ...Отличнейшая книга получилась, отличнейшая... Уникальный материал подбросила мне жизнь... Олег Павлович искренне, как ребенок, радовался собственному успе­ху, хотя эта книга существовала пока лишь в машинно-печатной рукописи, если так можно выразится.
   За окном кипела жизнь. Пробегали по территории, густо засаженной деревьями, кустами и цветами, больные ухаживают, трудотерапия и удовольствие... Да, пробе­гали сестры, медбратья и врачи, проходили, вертя головами, родственники боль­ных, проводили куда-то самих больных, в халатах, с туповатыми лицами, на процедуры или еще куда... Отличнейшая книга, подумалось еще раз, на этот раз с лег­ким сожалением... Ни чего не поделаешь, придется расставаться, книга написана, комиссию он прошел, подлежит выписке мой герой...
   Книга Олега Павловича была сугубо медицинская, интересная лишь ограниченному количеству медицинских светил, под интригующим названием. - МНОЖЕСТВЕННЫЕ РАССЛОЕНИЯ ЛИЧНОСТИ ПРИ ШИЗОФРЕНИЧЕСКОМ БРЕДЕ ЛОЖНОЙ ПАМЯТИ В СВЕТЕ РЕШЕНИЙ ПОСЛЕДНЕГО СЪЕЗДА КПСС... Книга должна вызвать фурор и восторг в тесном мирке советских психиатров, а автор он - Олег Павлович Захрутя!.. Скромный главврач психдиспансера...
   -Уважаемая Зоя Сергеевна, попросите кого-нибудь привести ко мне выписывавшегося Безухова, -
   попросил Олег Павлович секретаршу по селектору. Та мгновенно отозвалась:
   -Слушаюсь, Олег Павлович, я сейчас за Безуховым пошлю Сережу.
  
   2.
  
   Сережа Басов был единственным ребенком в семье и ему с самого раннего детства пророчили блистательную карьеру. Минимум кандидат каких-нибудь наук с должнос­тью и кабинетом. Увы, непроходимая тупость и непробиваемая ни чем лень, сове­ршили свое темное дело и сразу после службы в армии (а перед этим конечно была и школа, и попытка поступить хотя бы в политех, но увы - читай выше) Сережа плотно осел в психо-нервологическом диспансере, но не в качестве пациента, а всего лишь на должности санитара, но с твердым 130 р. плюс многочисленные поборы с родственников придурков, как их мило и ласково называла многочисленная медбра­тия дурдома. Сережа не был садистом, как к примеру Кузьмич, а потому не нахо­дил смак и кайф, не побоимся новомодного словечка, в битье больных, но увы - жизнь есть жизнь и многие придурки не понимали другого разговора... И Сережа вынужден был быть как все - носить под халатом кусок резинового шланга, отлич­нейшее средство, часто даже и не надо пускать в дело, показал и достаточно.
   -Сережа, Олег Павлович просит привести к нему выписывающегося Безухова, ну то­го, с придурью, ты знаешь, -
   кокетливо поводя глазами, обратилась Зоя Сергеевна к санитару, постоянно оттирающимся недалеко от приемной главврача, так как был любимцем, любовником, нет, это слово старомодно и не подходит к данному случаю, сюда ближе словечко из западной жизни - Сережа был чистой воды альфонс, так как Зоя Сергеевна была старше в два раза как минимум плюс постоянно делала различнейшей ценности подарки молодому оболтусу.
   -Бу сделано, Зоя, сейчас доставим его пред ваши ясные очи!..
-Ах какой ты!..
   Зоя Сергеевна постоянно забывала о своем возрасте и пыталась вести себя как вела двадцать лет назад, совершенно не замечая, что эпоха, словарь и время сменились неотвратно-невозвратимо... Что поделаешь, время вспять не повернешь.
   3.
   Юрий сидел на аккуратно заправленной кровати в палате номер, нет-нет, восем­надцать и смотрел в окно? в стену? на двери? в никуда? в космос? в прошлое?.. Кто его знает, куда он там смотрел, взгляд его был неподвижен, коротко остри­женная седая голова была неподвижна, лицо устремлено в сторону сополатников. Их было несколько, палата номер восемнадцать считалась палатой выздоравливающих и выписывающихся, лично Юрий неделю назад прошел медкомиссию, которая важно подтвердила вывод Олега Павловича - больной Безухов, со сложнейшим диагнозом развившимся на почве алкоголизма, полностью здоров и подлежит выписке... Возник маленький вопрос куда - родственников у него не было, ни одна из двух жен Юрия не собиралась брать его к себе, так как давно уже создали новые ячейки общест­ва... Хорошо на помощь пришел председатель Лузинского поселкового совета, есть такая деревня в области, этот председатель лежал в нервном, так вот, он то и помог. Оформили Юрия в Лузино, на свинокомплекс, рабочим по уходу за свиньями. Все это любезно сообщил Юрию Олег Павлович, почему-то, видимо по доброте душе­вной, принявший участие в его судьбе, вчера вечером и сообщил, перед ужином... А что же вчера давали на ужин?.. Уже не помню, ну и память стала, раньше гово­рят была ложная, а сейчас совсем ни какой...
   Юрий был совершенно здоров, его можно было показывать на международных симпо­зиумах психиатров, как образец совершенно здорового в психическом плане чело­века. У Юрия не было ни желаний, ни капризов, ему не хотелось ни чего такого, что удивленно вздымает брови большинства людей. Его желания были просты и ес­тественны, полностью укладывающиеся в Моральный кодекс строителя коммунизма... Юрий хотел есть, только когда был голоден, иногда хотел в туалет, когда были позывы, и совсем редко ему хотелось петь, ну если только совместно с каким-ни­будь коллективом... Все же остальные желания совершенно спокойно укладывались в учение товарища Павлова об условных и безусловных рефлексах. Память и прошлое совершенно не беспокоили Юрия, пить он не хотел, потому что не помнил, что это такое (имеется в виду алкоголь и суррогаты), к женщинам относился как к товари­щам по строительству новой формации...
   Олег Павлович иногда, глубоко про себя, признавал, что с Юрием и его психиче­ским здоровьем он сильно перестарался, излишне здоровым получился... Но всегда наготове были оправдания - как ранее больному алкоголизмом совершенно противо­показан алкоголь даже в маленьких дозах, так и с Юрием... Лучше перестараться, чек подучить рецидив. Но к счастью, Юрий не знал об этих мимолетних сомнениях Олега Павловича, а потому во общем-то был счастлив.
   -Безухов! К главврачу! Давай двигай ногами, -
   знакомый откуда-то санитар, и откуда я его знаю, не помню... повел Юрия в адми­нистративный корпус, мимо больных - хохочущих и плачущих, молчаливых и болтли­вых, мимо санитаров в лопавшихся от мускулов халатах, и сестер, тоже в лопаю­щихся халатах, но на груди... Красиво окрашенная лестница, ковровая дорожка, дв­ерь, оббитая чем-то блестящим и резко пахнущем...
   -Привел ваше сокровище, Зоя.
   -Ах Сережа, проводи его к Олегу Павловичу...
   Еще одна дверь, комната залита солнцем, уже знакомый улыбчивый доктор в белом халате, а! это же Олег Павлович...
   -Садись Юрий, садись. Сережа - ты свободен, скажи Зое Сергеевне, что я ни кого не принимаю минут так двадцать...
   Ласковый взгляд, так приятно глядящий прямо Юрию в лицо, такой ласковый, такой веселый...
   -Ну что Юрий, как спалось, как здоровье?..
   -Отлично, Олег Павлович, совершенно отлично!
   -Ночью галлюцинации не беспокоили?..
   -Да какие галлюцинации, совершенно спокойно спал, как мертвый!
   -Хорошо, хорошо... Как ты помнишь, Юрий, мы тебя сегодня выписываем... Внезапно даже для самого себя Юрий заплакал, совершенно не понимая - почему.
   -Ну это ты зря, зря, все будет хорошо, успех закреплен, вот увидишь - все будет отлично!..
   Олег Павлович вышел из-за своего стола и уселся прямо напротив вытирающего остатки слез Юрия. Уселся, поерзал немного, как бы усаживаясь поудобней и заг­лянув в глаза, как бы снизу, негромко спросил:
   -Ну а то, прежнее, уже не приходит?..
   -Вы о чем, Олег Павлович? -
   удивленно вытаращил на него уже совершенно сухие глаза Юрий. Главврач все так же пытливо заглядывал снизу, не отводя как-то странно беспокоившего Юрия, взг­ляда...
   -Вы о чем, Олег Павлович?
   -Пустяки, пустяки, ну да ладно, не будем о грустном... Сейчас Сережа отведет тебя к сестре, ты получишь все нужное для выписки и прощай больница. Рад?
   -Не знаю, -
   искренне ответил Юрий и попрощавшись, ушел.
   Железные ворота, окрашенные в зеленое, официальный цвет официальных ворот, бы­ли распахнуты настежь и это естественно, так как омский психо-нервологический диспансер не был закрытым учреждением, только два корпуса охранялись милицио­нерами, бравыми и сильными молодыми людьми в заломленных фуражках, а в осталь­ных содержались обыкновенные больные... Нервные, шизофреники, параноики, деби­лы в период обострения и вся прочая клиника. На прогулку выходили в огромный двор, огороженный сетчатым забором, с двумя калитками, в остальное время отк­рытыми настежь, для прохода амбулаторных больных и посетителей. И ни чего страшного в диспансере не было, обыкновенное учреждение больничного типа...
   Железные ворота были распахнуты, Юрий был облечен в одежду, непривычную для него, слегка помятую, в ней его доставили сюда, два года назад, если верить Олегу Павловичу, но Юрий лично сомневался... Хотя совершенно не помнил ни чего. Но два года... Это же так много... Хм, не сильно верится...
   За воротами лежала в полуденном зное пыльная улица, неширокая и тихая. С од­ной стороны она была огорожена бесконечным бетонным забором, гладкие бетонные плиты с еле заметной посередине выпуклостью в виде пятиконечной звезды... С другой стороны возвышались трехэтажные дома, явно постройки давней, еще до сборно­го железобетона... Машин не было...
   Тротуары от проезжей части были огорожены редкими тополями с пыльной листвой, на земле под тополями лежал белым слоем пух... Рядом с воротами была металлическая урна, Юрий зачем-то заглянул туда. И за нее. Ни чего интересного там не было - один мусор... Откуда-то всплыло - наша жизнь мусор...
   Улица была пустынна и тиха, а за воротами кипела своя жизнь, из которой Юрия уже вычеркнули... Но назад дороги нет... Если Олег Павлович сказал, что он здо­ров, значит так и есть...
   На противоположной стороне улицы внимание Юрия привлек небольшой фанерный плакат, сиявший новенькими красками. Оглядевшись, Юрий быстро перешел улицу, втянув голову в плечи. Ни чего не случилось... Подойдя вплотную к плакату-стенду, вгляделся в пятна красок, вначале ни чего не получалось, вновь откуда-то всплыло - большое видится на расстоянии, Юрий быстро и судорожно огляделся - ни кого. Отступив на шаг, другой, он залюбовался - на плакате был изображен красавец в синем новом полукомбинезоне, с краснощеким лицом, красавец сжимал огромный кулак над головой, а по низу плаката шла большими буквами непонятная, Юрия, надпись - НАША ЦЕЛЬ - КОММУНИЗМ!
   Секунду помедлил, вновь оглянулся и потрогал рукой буквы. Они чуть-чуть, самую малость, липли... Что это значило, он не понимал... Раздался смех, Юрий резко оглянулся - на другой стороне улицы, как раз мимо ворот диспансера, про­ходила стайка детей, мальчиков и девочек, громко смеющихся почему-то над Юрием. Он ни чего не понимал, совершенно ни чего, даже этот плакат ему ни чего не го­ворил, Юрий знал - ему надо доехать до автовокзала и купить билет до села Лузино, а там его встретят и устроят...
   Отдернув полы пиджака, Юрий заспешил к шумному проспекту, видневшемуся далеко впереди, мятый костюм топорщился, полы развевались, на нагрудном кармане еле виднелась когда-то яркая вышитая эмблема - двуглавый орел и буквы славянской вязи "Московский коммерческий клуб"...
   1996-1999 г. г.
   Прага.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"