Агония

- 1 -

Душный спёртый воздух... Жара... Воздух такой плотный, как будто его можно потрогать на ощупь и понять, какой он влажный и липкий. Непроглядная темнота, словно электричество в городе намертво выключилось... Я чувствую пот, стекающий со лба тяжёлыми каплями. Дышится крайне тяжело, как будто на грудь навалили мешок с землёй. Голова раскалывается. Даже сердце пульсирует слабой, но крайне неприятной болью. Не самое лучшее состояние для сна.

Поняв, что заснуть сейчас мне не удаётся, я нетвёрдым жестом протянул руку к телефону и, включив подсветку, поднёс его к глазам: половина пятого, а, значит, уже четыре часа, как я лежу в бесплодных попытках уснуть.

- Проклятая бессонница, - нечленораздельно прорычал я, чувствуя, как плохо шевелится мой язык в пересохшем рту. Мой немного хриплый голос словно тонул в плотном мраке, окружающим меня: проклятая ночь так и не принесла освежающей прохлады.

Я сел на диван и вгляделся в темноту: как же хочется пить. Надо непременно выпить. Я с трудом встал, перебрался на кресло и, распластавшись в нём подобно амёбе, стал шарить рукой по столу в поисках настольной лампы. Телефон не глядя кинул перед собой, и он проскользил по столешнице, замерев на столе. И кто только сказал, что человек - это звучит гордо? Моя рука бегала по столешнице подобно белёсому непропорциональному пауку, и через несколько секунд найдя выключатель, щёлкнула им. Мне в глаза ударил ярко-жёлтый свет, осветивший меня и стоявший передо мной стол. На столе почти ничего: лампа, брошенный минуту назад телефон, пустой бокал, бутылка недорогого коньяка, да упаковка снотворного.

Наполнив бокал алкоголем, я взял его нетвёрдой рукой и, поднеся ко рту, отпил небольшой глоток, поморщившись. Прочувствовав вкус, я закрыл глаза, ощущая, как спирающая дыхание жидкость стекает в желудок, облегчая мои страдания, а потом залпом выпил оставшееся содержимое бокала. Одни алкогольные пары вкупе с знакомым вкусом подарили вымученную улыбку на моём лице, и я со стуком поставил бокал обратно на стол, после чего мой взгляд задержался на снотворном. Я взял упаковку в руки и повертел её перед собой.

- Обычной дозой не отделаться, - проговорил шёпотом я и проглотил ещё одну таблетку.

Почувствовав, что алкоголь и снотворное делают своё дело, я выключил лампу и развалился в кресле, закрывая глаза. Мрак снова сомкнулся вокруг, готовый поглотить меня, комната закружилась, словно в невиданной карусели, сознание поплыло и помутилось.

- Мама, крути ещё! - радостно кричал я.

Мне шесть лет, и я сижу на раскручиваемой мамой карусели. Двадцаидвухлетний, я чувствовал, что приходит дрёма, и моё тело расслабляется и засыпает. Постепенно наступает блаженство...

- Ну, хватит, пойдём домой.

- Я хочу ещё! - детским весёлым голоском прокричал я.

- Нет, пойдём домой, нам пора обедать! Хочешь, я куплю билеты в цирк, поедем завтра в цирк?

- Да, хочу! Я хочу в цирк! Купи билеты в цире!

- Тогда пошли обедать.

Телефонный звонок подобно ножу, вонзающемуся в плоть, разрезал тишину, возвращая меня из океана дремоты в реальность. Я дёрнулся, как будто через моё тело пропустили электрический ток и резко открыл глаза. Протянул руку к телефону на столе и не глядя на номер звонившего, ответил на вызов.

- Мы хотим уведомить Вас, что представление начинается! Оно выходит из клетки! Будет весело! - раздался бодрый деловой голос какого-то полуночного шутника.

- Иди к чёрту! - крикнул я, не сдержавшись, и метнул телефон в дальний угол комнаты.

Теперь весь сон полетел коту под хвост: я разозлился на этих недоумков не на шутку. Вытерев пот со лба, я взял пачку снотворного и обнаружил, что она пуста.

Я встал с кресла и сделал пару шагов в сторону кухни, но моя нога зацепилась за стул, и я растянулся на полу, опрокидывая и сам стул вслед за собой. Тело было ватным и слушалось с трудом: недостаток сна давал о себе знать, но, чёрт возьми, бессонница не давала мне заснуть! Я почувствовал пульсирующую боль, но она была где-то далеко. Мыслительный процесс почти не шёл. Только лишь какие-то несвязные обрывки мыслей, собирающиеся в причудливые иррациональные комки, тяжело появлялись в голове и заполняли её, делая всё тяжелее и тяжелее...

Я поднялся с пола и с трудом прошёл на кухню, волоча ноги. Моё сознание больше не справлялось с отсутствием сна - я грезил наяву. Вокруг меня носились какие-то неясные тени, раздавались разнообразные звуки. Я точно был уверен, что это глюки, ведь сейчас тёмная ночь. "Нужно снотворное", - мелькнула в голове мысль, когда я включил свет на кухне. Подойдя к холодильнику, я достал оттуда ещё одну, последнюю упаковку и, покрепче сжав её в руках, отвернулся от холодильника.

Я обвёл тусклым взглядом кухню: невзрачный стол, пара стульев, зеркало... Увидев зеркало, я нервно отдёрнулся в сторону, испугавшись увиденной картины: из зеркала на меня смотрела расплывчатая фигура в чёрном балахоне. Я потряс головой и с опаской взглянул в зеркало ещё раз, слыша своё тяжёлое дыхание. Так и есть: всего лишь галлюцинация. Теперь я мог видеть в зеркале худого парня с бледным лицом, красными глазами и взлохмаченными волосами. Именно этим убожеством я сейчас и являлся. Вытерев холодной дрожащей рукой пот со лба, я буквально упал на стул и несколько раз тяжело вздохнул. Наконец успокоившись, я поднялся и прошёл в комнату, постоянно озираясь по сторонам. Свалившись на диван, я раскрыл пачку снотворного и, проглотив ещё одну таблетку, почувствовав, как сознание снова уходит куда-то вдаль. Я ощущал, что засыпаю, и на моих губах расплывалась удовлетворённая счастливая улыбка.

Солнечный луч упал на моё лицо, и я со стоном заслонил рукой солнце, не открывая глаз. Голова не болела, и это меня приятно удивляло. Хоть что-то хорошее. Но при этом было ощущение, будто я накануне разгрузил вагон кирпичей или пробежал марафон. Поморщившись и с трудом поднявшись с дивана, я осмотрелся: теперь солнце ярко освещало комнату, и она не казалась такой мрачной и тёмной, как ещё несколько часов назад. Я прошёл на кухню и быстро перекусил бутербродом с чаем. Мне надо было выйти на улицу, проветриться, подышать свежим воздухом, и поэтому я стал собираться. Быстро одевшись и даже причесавшись, я подошёл к зеркалу в прихожей и посмотрел на себя. Да, вид оставляет желать лучшего: как будто не спал несколько ночей подряд. Это, впрочем, было недалеко от истины. Мешки под глазами, а осунувшееся лицо имеет такое выражение, как будто его тошнит от окружающего мира. "И это, в общем-то, тоже правда", - подумал я, вышел из квартиры и, спустившись на лифте вниз, оказался на улице.

- Доброе утро, - раздался слева от меня знакомый скрипучий голос.

Повернувшись, я увидел соседку, живущую этажом выше - старушку, которая всем своим видом показывала своё презрение по отношению ко мне. Для неё я был ярким примером "загнивающей молодёжи", как она любила иногда выражаться, и только лишь заложенное в далёком детстве воспитание заставляло её здороваться со мной и иногда даже говорить, как с полноценным человеком. Впрочем, говорить - это громко сказано, потому что последнее время, после очередных нравоучений с её стороны и моего пожелания отправиться в пешее путешествие по известному адресу, единственными фразами, которые я от неё мог услышать, были "доброе утро", "добрый день" и "добрый вечер". Иногда мне казалось, что все остальные слова она просто-напросто забыла.

Вместе с той скрытой ненавистью, которую я к ней питал за такую же скрытую и замаскированную травлю, я видел в ней какое-то подобие постоянства. Пусть это было и весьма неприятное постоянство, но она была олицетворением консерватизма и незыблемости. Казалось, наступи конец света, она всё равно подойдёт ко мне и скажет своё фирменное "доброе утро".

Идти сейчас мне в общем-то было некуда и никакой цели я не преследовал. Квартира давным-давно опротивела настолько, что я не хотел там оставаться. Консервирование заживо угнетало, хотя и на улице я выглядел каким-то призраком, но это было лучше, чем круглосуточно сидеть в четырёх стенах. Солнечная погода на улице раздражала не меньше сидения взаперти: эта наивная радость природы не пойми чему вызывала у меня отторжение, так что ясные безоблачные деньки я ненавидел. Как ненавидел и людей, которые в такие летние жаркие дни подобно моллюскам вылезали погреть свои телеса под солнцем. Было во всей этой радости природы что-то лицемерное, как будто за этим слепящим лучистым светом, озарявшим город, пряталась истинная убогая внутренняя серость человека, стыдливо прикрывающаяся расплывающимися яркими лживыми красками. Сегодня выпал один из таких солнечно-лживых дней. Было довольно жарко, а время приближалось к полудню. Часы на телефоне показывали 11:47.

Я быстрым шагом пошёл в сторону старых районов, которые напоминали о детстве. Оно прошло в пятиэтажке в одном из серых унылых пригородов, пока мы не переехали в новостройку на окраине Лутска. Бродить по районам со знакомой архитектурой вжавшихся в землю хрущёвок, смотреть на детские площадки, которые, кажется, не обновлялись с родных девяностых, погружаться в приятные воспоминания, когда проблемы были такими детскими и наивными, и казалось, что вся жизнь впереди. Или даже не казалось, а ты просто не задумывался о том, что будет дальше, и просто жил и радовался дню.

Глядя себе под ноги, я шёл, пытаясь собраться с силами: бессонная ночь давала о себе знать. "По крайней мере галлюцинации исчезли, и теперь я снова разумен", - утешил я сам себя. Хотя, если вдуматься, является ли человек таким уж разумным созданием, каким обычно он себя считает? Продиктованы ли его действия исключительно разумом, в чём я часто позволял себе усомниться? По большому счёту, мы все живём какими-то несбыточными иллюзиями, пытаясь защитить себя от реальности и вряд ли понимаем, что действительно происходит вокруг нас. Мы думаем, что знаем жизнь, мы провозглашаем культ разума, в то время как сами живём в какой-то дикой реальности, сотканной из обрывков действительности, нашего внутреннего мира и мечтаний.

"Хорошие слова, - решил я. - Надо записать их, как приеду", а сам, тем временем, продолжил свой мыслительный процесс. В конечном счёте, таких вот "соседок", одну из которых я встретил утром, пруд пруди. Они навязывают тебе своё мнение, считают себя истиной в последней инстанции, пропагандируют когда-то навязанные им другими ценности и жизненные идеалы. А подумать своей головой и выстроить действительно разумную картину мира - нет уж, это им не по зубам. Слишком низкого полёта птицы.

Я дошёл до оживлённого проспекта, за которым начинались старые районы, и свернул направо. Вокруг меня ходили люди: куда-то спешили, торопились решать свои мелочные бытовые проблемы, жили по плану и, наверное, уж точно считали, что выстроили свою жизнь рационально. Моё лицо скривила косая ухмылка. Мне нет до них никакого дела, но и находиться в этой суете не приносило удовольствия.

Я дошёл до подземного перехода, который мне надо перейти, чтобы оказаться на той стороне. "На той стороне, - мелькнула мысль, - на той стороне от этой невнятной и неприятной суеты, на той стороне от бытовых проблем и мелочных текущих дел.

Я сделал шаг вниз по лестнице подземного перехода и в этот момент почувствовал резкую сильную слабость. "О, нет, надо было как следует выспаться", - успела мелькнуть в голове запоздалая мысль, когда в глазах потемнело. Нога попала в пустоту, и я почувствовал, как теряю равновесие. На мгновение появился испуг от того, что я сейчас упаду и могу здорво расшибиться. Но глаза почти ничего не видели, и поэтому мне не удалось хоть что-нибудь сделать. Я даже не чувствовал ни боли, ни ощущения ударов о ступеньки - вообще ничего не ощущал, как будто внезапно всё вокруг меня исчезло, и моё тело зависло где-то в пустом пространстве. Я закрыл глаза и мгновенно погрузился в небытие.

- 2 -

Очнулся я в холодном поту, с трудом вспоминая, что со мной случилось. Чувствуя, что лежу на холодном бетонном полу, я сделал отчаянную попытку вернуться к реальности. Открыв глаза и увидев перед собой плиты тёмно-серого потолка, видневшегося во мраке, я с трудом повернул голову и увидел унылую кирпичную стену. При попытке поднять голову появилось ощущение того, что тело с трудом подчиняется мне, к тому же чувствительность потерялась. В голове был туман, а руки и ноги двигались с большим трудом, как будто тело находилось в воде. Кое-как приподняв голову и осмотревшись, я увидел перед собой незнакомый мне длинный мрачный коридор, от которого метров через тридцать уходило ответвление влево, из которого шёл свет тусклой жёлтой лампочки. Сзади коридор терялся во мраке, и рассмотреть, что там было дальше, не представлялось возможным. Это было что угодно, но точно не подземный переход.

Коридор был не столь высок - в районе двух метров, и такой же по ширине. По верхнему правому краю шёл тонкий белёсый провод, который питал лампочки, изредка повешенные над потолком. Стены были выложены из крупного и плохо обработанного (или уже разваливающегося от времени) выцветшего кирпича; многие щели поросли мхом. В некоторых местах с потолка капала вода, оставляя неестественное громкое эхо.

Ничего не понимая, я поднялся на ноги и сделал пару шагов по направлению к свету, слыша глухое эхо от каждого своего шага. Притупленные чувства, пустой коридор, многократно повторяющееся эхо от шагов, и зловещий леденящий холодок, бегающий по спине. Как тут не возникнуть ассоциациям с тоннелем, в конце которого должен быть свет. А что за ним? Пустота? Рай или ад? На рай мне вряд ли придётся претендовать, так что... "Так что хорош, а!" - прервал я этот поток сознания мыслью, цепляющуюся за реальность и, может быть, даже за жизнь. Во всякие загробные фантазии мне никогда не верилось, и идея о том, что я жив, звучала более реалистично. Поэтому надо было хотя бы понять, что это за место и как мне тут довелось оказаться.

Как бы тихо ни пытался идти, я не мог отделаться от ощущения, что меня прекрасно слышно (и видно?) за километр, но в то же время я сам был слеп и глух. Несмотря на тесное пространство, в спёртом воздухе витало ощущение незащищённости, открытости. Не было никакого понимания или даже догадок, где я нахожусь, и до сих пор я никого не видел и не слышал - но это лишь больше пугало меня.

Я схватился руками за голову и попытался успокоить себя. Прислушался к звенящей тишине, но услышал лишь собственное тяжёлое дыхание и громкий стук сердца. Казалось, даже он был слышен в этом пустом леденящем душу коридоре. Я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов для того, чтобы успокоиться, после чего поднял голову и посмотрел в коридор.

На развилке впереди стоял он. Не знаю, какое название подошло бы лучше: загадочная фигура, облачённая в чёрный балахон с накинутым на голову капюшоном. Лица не видно, равно как и рук, которые спрятаны в складках одежды. Он был высок, широкоплеч, и стоял, широко расставив ноги. Несмотря на то, что глаз его не было видно, я чувствовал, как леденящий взгляд из-под капюшона буравил меня, пронзая насквозь. Он не издал ни единого звука и стоял словно неживой, словно истукан, но в нём чувствовалась скрытая зловещая энергия, беспредельная мощь, вселяющая страх.

Ужас сковал меня, язык словно отнялся, и я не мог пошевелить ни одним своим членом. Только лишь всеми мыслями хотелось оказаться подальше от этого коридора и чёрной фигуры. Несколько секунд я, как закаменевший, стоял напротив него, и мою голову с каждой секундой наполнял пронзающий душу, сводящий с ума животный страх, как будто передающийся по невидимому пути вместе с его пронзающим душу взглядом, но потом внезапно почувствовал, что могу двигаться. На ватных ногах я сделал пару шагов назад, в темноту, а затем колени подкосились, и я и упал. С закрытыми глазами я лежал без движения, как будто это могло сделать меня более незаметным или неуязвимым. Секунд через пять я резко открыл глаза и поднял голову.

Чёрного не было. Оставалась только могильная тишина, прерываемая лишь бешено стучащим сердцем, захлёбывавшимся от адреналина. Чувствуя, как язык пытается неумело ворочаться во рту, я откинулся на спину и потерял сознание.

Очнулся я в том же самом месте. Я по-прежнему не знал и не понимал, как мог здесь очутиться, и поэтому решил действовать с большими предосторожностями. Тело слушалось уже чуть лучше, и мне удалось подняться на ноги. Коридор не внушал никакого доверия: наоборот, в нём сквозили холод и затаённая злоба. Из бокового ответвления спереди по-прежнему горел свет лампочки, но, помня о том, что оттуда появилась та страшная фигура, я не мог заставить себя пойти к развилке. Повернувшись назад, я увидел, что эта часть коридора теряется во мраке, и идти туда хотелось ещё меньше. Тьма отталкивала от себя, напускала жуткую таинственность, и заставить себя пойти в ту сторону мне не удавалось. Очень хотелось оставаться на месте, но голос разума ("Забавно, что совсем недавно я об этом рассуждал") утверждал, что сидеть и ничего не делать явно не приближает меня к тому, чтобы выбраться отсюда.

Капли по-прежнему падали с потолка, и это было единственным движением, которое я мог наблюдать: всё остальное было мертво и неподвижно. Собираясь с силами, я смотрел в одну точку перед собой, нервы всё напрягались и напрягались, а я никак не мог выбрать, идти мне на свет, с риском столкнуться с тёмным человеком, либо скрыться во тьме. Я не понимал, хоть убей, не понимал, что вдруг со мной случилось! В голове всё происходящее просто не укладывалось!

Когда сзади, из кромешной тьмы, раздалось поскрипывание, я вскочил как ошпаренный, а сердце чуть не выскочило из грудной клетки. Развернувшись, я всмотрелся в темноту: там ничего не было. По крайней мере, ничего не было видно. Я постоял минуту, затем другую, напряжённо всматриваясь во мрак, и уже готов был снова расслабиться, когда из непроглядной темноты раздалось завывание. Может, это был лишь ветер, а, может, и нет. Мне показалось, что это было чем-то похоже на волчий вой, но что бы мог здесь делать волк?! Завывание ветра или какого-то... существа пробирало по самую душу и что хуже - оно явно приближалось. Поняв, что звук становится ближе, я на секунду снова ощутил парализующий испуг, но быстро вырвался из него, осознав, что это может иметь фатальные последствия. Звук приближался, и даже как будто сам мрак наползал на меня из глубины коридора.

Поняв, что я могу двигаться, я не выдержал и, развернувшись, бросился в ту сторону, где видел (да и видел ли?) тёмную фигуру. Я бежал к повороту, моля про себя, чтобы именно сейчас, в эту минуту, он не вышел из-за угла.

Обошлось! Здесь никого не было: лишь лампочка, качавшаяся под потолком, тускло освещала коридор, в остальном ничем не отличавшийся от предыдущего. Я сделал несколько шагов вперёд, и в этот момент спиной почувствовал, что по тому коридору, из которого я вышел, что-то промчалось в воздухе. Я вздрогнул и обернулся: коридор снова был пуст, но я был точно уверен: несколько секунд назад что-то, с одной стороны очень массивное и мощное, а, с другой - стремительное и едва ли не бестелесное - промчалось по коридору, чтобы снова исчезнуть во тьме.

Сердце быстро билось, я стоял посреди неведомого загадочного места и совершенно не знал, что делать. Так же, как не знал, кто меня сюда посадил и зачем. Да и собственно "сюда" - это куда? Этот вопрос так же оставался без ответа. Но, тем не менее, надо было выбираться: должен же отсюда быть хоть какой-то выход.

Я сделал несколько шагов и с ужасом услышал, с каким эхом они отразились от холодных голых стен. Я закрыл глаза и попытался успокоиться, но понял, что мне это не удастся. Придётся идти так. Стараясь идти как можно тише, я прошёл ещё метров десять, с каждым шагом чувствуя, как эхо выдаёт меня с потрохами, как вдруг наткнулся на Т-образную развилку. Влево и вправо уходили новые точно такие же ответвления, а на стене передо мной было нарисовано граффити с мультяшным красным чёртиком и жёлтой флуоресцирующей надписью "Welcome to the show". Я подошёл к надписи и коснулся её рукой. На ощупь стена и граффити оказались неприятными. Очень холодными и скользкими.

- Что за чертовщина? - проговорил я вслух. - Какое нахрен шоу?

Либо надо мной кто-то издевался, либо эта надпись была здесь оставлена другими людьми, но сейчас она в любом случае вызывала только тревогу. Решив, что пялиться в стену с граффити не имеет никакого смысла, я посмотрел влево, потом вправо: оба коридора были одинаково тёмными, так что никакой разницы между ними не было. Пройдя по правому коридору тоже около десяти метров, я увидел перед собой каменную стену, на этот раз лишённую граффити. Упёршись в неё руками, я с опаской посмотрел по сторонам: да, снова такая же развилка. Кажется, это был настоящий лабиринт. Я сглотнул и попытался сделать выбор между двумя совершенно одинаковыми коридорами, когда сзади опять раздалось это замогильное завывание. Оно с каждой секундой всё приближалось и приближалось. И на этот раз я не выдержал и побежал, не разбирая дороги.

Ноги уже не останавливались на каждой развилке, а их было неимоверно большое число. Нет, я просто старался убежать, в то время как звук, этот проклятый пронзительный вой, переходящий в визг, всё нарастал и нарастал. В конце концов мне стало казаться, что он звучит уже у меня в голове. Я бежал быстрее, развилки попадались всё чаще, буквально каждые пять метров, а шум в ушах стоял такой, как будто сейчас лопнут барабанные перепонки. На поворотах моё тело всё чаще цепляло стены, и несколько раз я уже крепко приложился к углам. Но обращать внимания на боль было некогда.

Я остановился на крестообразной развилке и осмотрелся вокруг: каждые пару метров, насколько хватало тусклой видимости лампочек, были такие же разветвления, и конца и края этому не было видно. Лампочки под потолком болтались, будто бы здесь был ветер, но никакого движения воздуха я не ощущал. Руками зажав уши, я попытался спастись от пронзительного звука, но это не помогло. Изрыгая проклятия и не слыша свой собственный голос, я упал на колени и опустил голову.

Визг, казалось, разрывал череп на части, сознание помутилось, стало сильно тошнить. Я закрыл глаза и в очередной раз почувствовал, что реальность уходит от меня.

- 3 -

- Вы не ушиблись? - раздался обеспокоенный голос.

Вместо пронзительного воя обычный шум человеческих голосов и звуки города показались приятными и очень тихими. Я открыл глаза и увидел, что лежу в подземном переходе. Вокруг меня собралось несколько человек, которые, что-то говорили. Я резко вскочил на ноги и осмотрелся вокруг: да, это всего лишь подземный переход: тот самый, в котором я оступился и полетел кубарем вниз.

- Долго я здесь лежу? - резко спросил я у собравшихся вокруг.

- Вы только что упали, - осторожно ответил стоявший рядом со мной мужчина. - Вам нужна помощь?

Он как-то странно смотрит на меня. Может, со мной что-то не так? Опустив взгляд на свои руки, я понял, что они сильно трясутся. Вдобавок к этому очень тяжёлое и быстрое дыхание и бегающие глаза, а сам весь взмыленный. Подняв руки к волосам, я понял, что сильно растрёпан. Неудивительно, что у меня спрашивают, всё ли в порядке, если я похож на загнанного в угол зверя.

- Кажется, я просто оступился и сильно испугался, - проговорил я, чувствуя, что в моём голосе есть не то, чтобы отдельные нотки, а целая симфония паники. - Думаю, со мной всё в порядке.

Не дожидаясь ответа, я поспешно вышел из круга людей, собиравшихся вокруг меня, и стал подниматься по ступенькам. Идти в старые районы уже совершенно не хотелось, надо было попробовать прийти в себя. Солнце по-прежнему ярко освещало город, и глазам с непривычки было тяжело после тех катакомб, в которых я провёл наверное никак не меньше получаса. Решив проверить, сколько сейчас времени, я достал из кармана телефон и нажал на кнопку. Ноги остановились сами по себе, а глаза готовы были лезть на лоб. Телефон показывал 11:59.

- Но этого же не может быть, - подумал я. - В 11:45 или типа того я выходил из дома. Всего четырнадцать минут? Не мог я за это время пережить все мои приключения в катакомбах!

Сказать, что я ничего не понимал значило ничего не сказать. Это было состояние глубокого ступора. Я боялся, что со мной снова приключится это, и мне казалось, что если я снова потеряю сознание, то опять окажусь в том проклятом коридоре. Стараясь идти осторожно, я смотрел по сторонам, с каждой секундой пытаясь себя убедить, что я в реальном мире. Вокруг меня не происходило ничего странного, необычного или хотя бы заслуживающего внимания, так что постепенно приходило успокоение. Ещё минут через десять я стал уже воспринимать произошедшее как какой-то нелепый иррациональный кошмар и уже усомнился в том, было ли это на самом деле. Было хорошее отчётливое понимание, что с точки зрения логики, этого не могло быть в реальности, но сейчас я не был в состоянии в полной мере доверяться холодному расчёту. Очень хотелось спать. "Ах, так, наверное, всё дело в этом", - с облегчением подумал я и, попытавшись окончательно успокоиться, присел на лавочку, попавшуюся на глаза. Я был в местном парке.

По-прежнему с опаской оглядываясь по сторонам, я чувствовал облегчение от того, что всё закончилось. Также выработал для себя план действий: он состоял из одного-единственного пункта и состоял в том, чтобы прийти домой и как следует выспаться. Как ни странно, сейчас, успокоившись и сидя на свежем воздухе, я чувствовал себя значительно лучше, чем утром и ночью. Даже мыслительный процесс пошёл и, пытаясь разобраться в произошедшем, цеплялся за разные совпадения.

Разве не этого чёрного я увидел в зеркале накануне ночью? Если так, то почему мне привиделась одна и та же фигура. Что она могла напоминать? Все события уложились в считанные минуты, и это подтверждало мою теорию о том, что всё увиденное мной было плодом больного воображения. Тело болело, и боль вызывала воспоминания о том, как я сталкивался с углами лабиринта. Но, с другой стороны, ушибы и синяки легко объяснялись тем, что я скатился с лестницы в подземном переходе. Всё укладывалось в более-менее стройную картину, и это мне нравилось всем, за исключением того, что я теперь стал страдать тяжёлыми галлюцинациями.

Насколько это было возможно, объяснения были найдены. Понимая, что надо идти и высыпаться, я хотел уже встать с лавочки и постепенно пойти домой, когда ко мне подсел Роман - мой давний знакомый. Он был на пару лет старше меня, хотя при разговоре с ним у меня всегда возникало ощущение, что он годится мне едва ли не в отцы. Говорил он всегда очень неторопливо, как будто обдумывал каждое сказанное им слово или просто был тормозом. Его голос часто производил на меня умиротворяющее впечатление. Думаю, дело было в его тембре - достаточно богатом и низком.

- Приветствую, - сказал он и протянул мне свою руку. - Какими судьбами?

Я ответил на его рукопожатие и жестом пригласил присоединиться ко мне.

- Эй, на теле лица нет. Что стряслось? - несмотря на вопросительную форму, он скорее утверждал, чем спрашивал.

- Да, так... Слишком долго не спал, вот теперь путаю реальность и... и сон, - ответил я и нервно усмехнулся, как будто давая понять, что не отношусь к этому серьёзно.

- Так и не вышел из своей депрессии? - и снова этот полувопросительный-полуутвердительный тон.

- С чего ты взял? - я хотел продолжить, но Роман дал будто бы заготовленный заранее ответ:

- Проблемы со сном, галлюцинации, да и твой внешний вид, - он показал на меня пальцем. - Буду удивлён, если ты скажешь, что депрессия осталась давно позади.

- Не вышел, - дал я честный ответ. - Хотя не скажу, что не пытался. Знаешь, я думаю, что выйду из неё только если смогу доказать себе, что я тот человек, которым пытаюсь быть в своём воображении, - довольно поспешно и, наверное, не очень последовательно дополнил я свои слова.

- Воображение, знаешь ли, штука безграничная. Но реальность начинает диктовать свои условия. И от этого ты никуда не денешься.

- Да я скорее сдохну, чем откажусь от своих идеалов, - резко ответил я, глядя ему в глаза.

Наши взгляды столкнулись: мой, взволнованный, до сих пор не отошедший от происшедшего, и его, преисполненный вселенским спокойствием. Да, в тайне я завидовал Роману, и хотел бы быть таким же, как и он.

- Ты тешишь себя надеждой, что сможешь что-то поменять, что сам станешь как идеал. Но в итоге подумай, разве ты этим не выпускаешь на свободу своих внутренних демонов? И для чего это? В тебе хватает хорошего, ты не дурак, ты можешь быть верным другом. Ты достойный член общества, почему ты отказываешься видеть то хорошее, что в тебе есть?

- Какого общества? - пренебрежительно спросил я, поморщившись. - Вот этого? - я обвёл руками парк, прогуливающихся мимо людей, детскую площадку неподалёку. - Я не собираюсь ориентироваться на окружающих людей. Они слабы, несовершенны, они... они вызывают у меня отвращение.

Роман сдержанно кивнул и на пару секунд закрыл глаза.

- И у других людей ты отказываешься видеть то хорошее, что в них есть, - этот вопрос был провокацией, но я постарался не поддаться на неё. Между тем, Роман продолжал. - Это максимализм. Относись проще, не живи идеалами. На то они и идеалы, чтобы оставаться недостижимыми и потому нетронутыми нашей реальностью.

- Недостижимыми, - процедил я. - Ты прав. Вот поэтому я и ненавижу себя, - резко и отрывисто ответил я. - И толпу. Думаешь, мне есть дело до этих глупцов? Да никакого! Просто мне тошно видеть это сборище, которое каждую секунду напоминает мне о собственной ничтожности.

Я говорил отрывисто, как будто не говорил, а лаял, подобно собаке, и злым взглядом смотрел на Романа. Он ещё раз кивнул головой и спустя пару секунд заговорил:

- Знаешь, этот спор идеалиста и реалиста не приведёт ни к чему, - задумчиво проговорил он и добавил. - Но одно я могу сказать точно: опустив руки, как вот сейчас, ты, тем более, ничего не добьёшься. Ты сам лишаешь себя выхода.

- А выхода и нет. У этой проклятой сказки нет конца, - с желчью в голосе ответил я.

- Извини, я не психолог и наверное какие-то вещи говорю неправильно, - он похлопал меня по плечу. - Но я хочу помочь тебе, и мне кажется, что тебе стоит обратиться к специалисту. Я просто боюсь, что иначе ты сгубишь себя.

- Я сам решу свои проблемы, ладно? - я встал, и Роман, спустя пару секунд, тоже поднялся со скамейки. - Ладно, извини, - пробормотал я.

- Всё в порядке, - ответил мой друг. - Береги себя!

- Я пойду, - бросил я и отправился к себе домой.

Оглянувшись напоследок, я увидел сосредоточенный взгляд Романа, немигающе смотревший мне в спину. Может, мне показалось, а, может, в этом взгляде читалось что-то вроде: "Опять этот максимализм". Так или иначе, но мой друг ошибался в одном: он меня недооценивал. Я считал себя сильным человеком, которому многое по плечу в этой жизни. Но так же хорошо понимал, что оказался человеком, не нашедшим общий язык с окружающим миром. Может, я запутался, но, по крайней мере, оставался верен себе.

Я быстро добрался до дома и только теперь почувствовал, как же страшно хочу спать. Думаю, что из-за той проклятой галлюцинации даже чувство сонливости отошло на второй план. Хотя как раз из-за недостатка сна мне и привиделась эта причудливая сюрреалистичная картина.

Добравшись до дивана, я, не раздеваясь, лёг и закрыл глаза. Сон пришёл практически мгновенно, и это был исцеляющий, оздоравливающий, успокаивающий сон безо всяких сновидений. Когда я открыл глаза, было уже темно. Тело ощущалось гораздо лучше, в нём появилась лёгкость и воздушность. Я улыбнулся расслабленной улыбкой и посмотрел на часы: выяснилось, что сон занял около одиннадцати часов и что сейчас уже глубокая ночь. Но не это было главным, а то, что я чувствовал себя бодрым и свежим. Вчерашний кошмар теперь вспоминался не более чем бледной тенью больного рассудка, растаявшей с приходом освежающей ночи.

Я подошёл к окну и, распахнув его настежь, вдохнул приятный прохладный воздух. Улыбнувшись в темноту, я готов был уже рассмеяться от накатившего ощущения счастья. Это было счастье от того, что со мной всё в порядке, а я сам нахожусь там, где должен быть. Я люблю ночь: она успокаивает, позволяет оторваться от забот повседневного мира, которые мне, по правде говоря, осточертели дальше некуда. Ночь скрывает недостатки человечества и человека, она похожа на тёмную облагораживающую пелену. Погрузившись в неё, хочется оставаться в этом блаженстве, не возвращаться к реальности и проводить время в сладких дрёмах и мечтаниях...

- 4 -

На кухне внезапно зазвонил телефон, и я нехотя вернулся из моих кристальных ночных грёз в тесное пространство комнаты. Нехотя оторвавшись от подоконника, я пересёк комнату. На другом её конце у самой двери мой взгляд упал на выключатель и равнодушно проскользил дальше к дверной ручке. Я и так неплохо вижу в темноте, да и жёлтый рассеянный свет электрической лампочки обычно наводит на меня тоску и уныние. Открыв дверь в коридор, я вошёл в темноту и успел даже сделать два шага вперёд, прежде чем понял: что-то не так.

Дверь сзади захлопнулась будто бы от порыва сквозняка, телефонный звонок уже не звучал, а я чувствовал, что стою в тёмном мрачном коридоре, стены которого были выложены из грубого строительного кирпича. Это было что угодно, но точно не моя квартира. Обернувшись назад, я увидел сплошную кирпичную стену без малейшего намёка на дверь, из которой я только что вышел.

Положив руки на холодные кирпичи, я пальцами ощутил их реальность, несмотря на то, что глаза отказывались верить в то, что дверь может превратиться в стену, едва ты от неё отвернёшься. Дыхание внезапно стало учащённым. Почувствовав прилив паники, я начал что есть силы молотить в стену, словно надеясь, что мне это поможет. Можно подумать, что если я пробью её, то окажусь в своей комнате. Я сдавленно крикнул и, издав приглушённый стон, прислонился лбом к кирпичной стене. Руки болели: кажется, они не были разбиты до крови, но синяки были гарантированы.

Мысли носились в голове ураганом, сменяя одна другую. Неужели я ещё недостаточно оправился от предыдущего видения? Или недостаточно хорошо выспался? А, может, мне это только снится. Да, снится. Я ухватился за эту мысль как за спасительную соломинку, ведь, наверное, это было единственное объяснение, при котором я не сходил с ума. "Хотя путать сон и явь - разве это не сумасшествие?" - подумал я и, отвернувшись от кирпичной стены, посмотрел вглубь коридора. Надо было что-то делать.

Я пошёл неуверенным шагом по прямому как стрела коридору. Источников света не было, хотя, как ни странно, я мог что-то видеть, будто бы само пространство излучало тусклый невидимый свет. Несколько метров перед собой я видел нескончаемые ряды кирпичей и, иногда прикасаясь к ним (словно это позволяло сохранять связь с реальностью), шёл вперёд. Шёл вперёд, гадая, не закончится ли этот коридор через десять метров таким же тупиком.

Внезапно я остановился: в нескольких метрах впереди лежало что-то, сильно напоминающее человеческое тело. Я никак не отреагировал на это внешне, но про себя сильно выругался: чёрт, снова начинается! Медленными шагами подойдя к телу, я осторожно наклонился, чтобы рассмотреть его получше, но в этот момент человек издал тихий стон и с трудом повернулся на спину. Это был молодой парень примерно моего возраста; худощавый, нескладный, небольшого роста. В глаза бросались крупные очки, на мой взгляд устаревшие где-то во времена распада советов.

- Эй, а ты кто такой? - спросил я, пытаясь понять, может ли он представлять для меня опасность. Интуиция подсказывала, что не может.

- Я Глеб, - ответил парниша растерянным, дрожащим голосом.

В голове почему-то всплыл образ древнерусского князя, и эта ассоциация заставила меня поморщиться. Глеб, тем временем, присел, опёршись на локти, и с удивлением осмотрелся. В глазах его читалась растерянность. Я немного усмехнулся: сейчас, наверное, начнёт задавать глупые вопросы.

- Нам надо идти в храм, - вместо этого уверенно сказал он.

- Какой ещё храм? - с раздражением в голосе спросил я.

Раздражение было отчасти вызвано тем, что я ошибся с прогнозом. Вместо приятного ощущения превосходства, которое дарил опыт, я получил оплеуху в виде осознания того, что этот парень, похоже, гораздо лучше меня знает, что тут вообще происходит.

- Ты знаешь, что это за место? - спросил я, когда Глеб поднялся на ноги.

- Да, северный тупик. Откровенно говоря, я не помню, как здесь оказался и зачем забрёл сюда, - он нервно усмехнулся и с опаской осмотрелся по сторонам. - Пойдём, в храме безопасно, - моё ухо сильно резануло слово "храм".

- А здесь? - спросил я.

- Здесь, - он испуганно покачал головой. - Здесь нет.

Он достал из кармана фонарик, включил его и быстрым, но неуверенным шагом пошёл вперёд, по коридору, постоянно озираясь по сторонам. Мне ничего не оставалось делать, как поспешить за ним. Мы шли по туннелю, изредка поворачивая на развилках: Глеб, судя по всему, хорошо знал местность. Я вначале брёл молча, но потом любопытство взяло вверх.

- Где мы находимся? Я пятнадцать минут назад был у себя дома, а теперь оказался чёрт знает где.

- А ты сам не догадываешься? - спросил он, остановившись и посмотрев на меня в упор. Пока я думал, что ему ответить, Глеб развернулся обратно и не спеша пошёл дальше.

- Представь себе, не догадываюсь! - громко и раздражённо воскликнул я, переставая идти за ним вслед и эмоционально взмахивая руками в такт словам. - Если для тебя это в порядке вещей - выйти из своей комнаты и оказаться вместо коридора в каком-то бункере, то для меня и других нормальных... - я внезапно осёкся после последнего слова. Оно почему-то резко ударило по ушам, и я даже потерял ход своих мыслей.

Глеб замялся, но всё-таки дал ответ на мои гневные тирады.

- Я не знаю, как это называется, - честно признался он и сделал пару шагов в мою сторону. - Наверное, это и есть наш мир, ужасный и тёмный, но разве не мы его породили? - он резко закончил и, быстро зашагав вперёд, через десять метров свернул направо.

- Погоди! Но как ты здесь оказался? Что это было?

- Точно так же, как и ты, - ответил Глеб на ходу. - Ничего нового. Все мы едины.

Я резко посмотрел на этого человека, который и не заметал моего холодного взгляда. "Все мы едины", - отдалось эхом в голове. Уж не думаю, что я такой же, как и он. Глеб слишком сильно мне напоминает... кого-то, но я никак не могу вспомнить, кого именно. И уж точно этот человек вызывает у меня если не отвращение, то раздражение точно.

Шаги гулко раздавались в коридоре, но сейчас я почему-то даже не боялся, что нас могут услышать. Возможно, все монстры прятались в глухих далёких уголках этого мира и сегодня даже не пытались тревожить меня. Эхо, разносившееся по коридорам, словно проникало в голову и уже там отражалось от внутренних стенок. Я пытался собрать воедино всю информацию, проанализировать её, но мне это никак не удавалось: как будто тяжёлый воздух проник внутрь головы вместе с эхом и замедлял мыслительный процесс.

Мы вышли из последнего коридора и оказались в большом просторном зале: в темноте его размеры определить было невозможно - стены просто не просматривались, и это вызывало ощущение масштабов и его величия. Каждые два метра стояли массивные квадратные колонны из какой-то красивой породы, образующие собой причудливый каменный лес, а своды их терялись где-то в высоте. Казалось, что у этого помещения вообще нет потолка, и оно простирается куда-то прямо в космос.

- Добро пожаловать в храм, - с благоговением произнёс Глеб.

- Что за храм? - спросил я, с трудом оторвавшись от этого завораживающего зрелища.

- Храм отчуждения, - серьёзно ответил тот. - Он открыт для любого, и ты даже никого никогда не встретишь здесь. Это место безопасно, оно скрыто от окружающего мира. Тут нет никаких проблем, и можно просто приходить сюда и находиться в этой окутывающей и ублажающей тьме. Жить своими добрыми воспоминаниями и не волноваться о том ужасном, что может ждать впереди за пределами Храма. Или остаться тут навсегда, если захочется.

Неожиданно для самого себя я рассмеялся, вспомнив, что думал о жизни, опираясь на подоконник и глядя через окно на ночное небо.

- Что за храм неприспособленных к жизни? Ты предлагаешь прятать голову в песок и убегать от проблем? И ты глупец, если думаешь, что я соглашусь на такое! Я много лет вёл войну с окружающей меня реальностью, и не для того, чтобы в итоге спрятаться в бункер!

- Разве не к этому ты подсознательно стремился все эти годы? - вкрадчиво спросил Глеб, и я ещё раз вспомнил свои ночные мыли. - Не к уединению? Не к тому светлому, что тебя когда-то окружало?

- Нет, - зло ответил я. - И даже если так считал, то в минуты слабости! Не просто так я веду свою войну! И уж что-что, а гордость я терять не собираюсь! - резко развернувшись, я пошёл в обратную сторону.

Оставаться в этом месте, которое поначалу даже произвело на меня впечатление, но сейчас казавшееся отвратительным, я не собирался ни на секунду. Прозвучавшая правда о том, что я собирался консервировать себя в собственных воспоминаниях, обжигала, но подстёгивала. Я мог бы конечно и согласиться, но проснувшаяся гордость говорила о том, что пока я жив - война не проиграна. И если уж мне суждено потерпеть поражение, то я готов сделать это с гордо поднятой головой.

Быстрыми шагами отмеряя пространство в тёмном туннеле, я шёл, не разбирая дороги. Не обращая внимания на то, что какая-то часть моей души зацепилась за это предложение и стараясь отогнать от себя почему-то возникшее воспоминание о том, как я стараюсь в последнее время заглушать все чувства и эмоции алкоголем, я шёл вперёд. Поэтому кровь кипела, и меня не пугали никакие зловещие перспективы вроде встреч с непонятными людьми или монстрами. Я был зол, по-настоящему зол, а когда человек в гневе, он не может бояться.

Наверное, именно поэтому я поначалу опешил, когда внезапно услышал сзади себя тяжёлые гулкие шаги. Сердце сразу же учащённо забилось, а я остановился и перестал двигаться, отчаянно прислушиваясь к звукам. Ничего не было слышно, но я не успокоился. Всмотревшись в темноту, я никого не увидел и даже на мгновение усомнился в том, что тот звук был реален, но уже в следующую секунду вспомнил, что тут вообще нет ничего реалистичного, а, значит возможно всё.

Постояв с полминуты, я немного успокоился, развернулся обратно и сделал несколько робких шагов. В этот же самый момент до моих ушей снова долетели звуки тяжёлой поступи, заставившие моё сердце вновь учащённо биться. Я опять повернулся на сто восемьдесят градусов и всмотрелся в темноту, но шаги уже затихли. Этот кто-то будто бы издевался, трепал мои нервы, но мне не хватало решимости пойти ему навстречу и встретиться лицом к лицу. Я вспомнил загадочного чёрного человека, и по моей спине пробежали мурашки. Снова с опаской вглядевшись в темноту, я сглотнул и развернулся: ладно, по крайней мере, если он идёт только тогда, когда шагаю я, можно попытаться воспользоваться этим преимуществом. Я стоял в коридоре, буквально спиной чувствуя тёмную фигуру где-то позади, и лихорадочно соображал, как выгоднее использовать предоставленные мне условия. Но в следующий момент всё поменялось, и сзади раздался леденящий душу гулкий шаг, за ним ещё один спустя пару секунд. Шаги были холодные, пустые, безэмоциональные, и я, застыв на месте, потерял драгоценное время, будучи не в силах сдвинуться с места. Мне казалось, что если я так и буду стоять, то меня никто не заметит, но через несколько секунд пришло понимание, что нужно бежать. Я тотчас же сорвался с места и, не разбирая дороги, стал стремительно убегать вперёд.

Коридоры мелькали один за другим, я вновь задевал руками и корпусом повороты, набив несколько шишек, а шаги всё отдавались в моей голове звуками огромного зловещего метронома. Забежав в очередной коридор, освещённый тусклой лампочкой, я увидел в его конце железную дверь и, что есть силы, рванул к ней, моля о том, чтобы она оказалась не запертой. От бега уши заложило, я уже ничего не слышал, да и не соображал; сердце было готово вырваться из грудной клетки. Я даже не знал, гонится ли кто-нибудь за мной, а все мысли были сосредоточены только на двери. Толкнув её, я быстро подался вперёд в слепящий свет и остановился как вкопанный. Я стоял на пороге собственного подъезда, а мне в лицо били яркие солнечные лучи.

- 5 -

- Доброе утро, - раздался слева от меня ехидный голос.

Повернувшись, я увидел критический взгляд соседки, в котором читалось самовлюблённое превосходство. Я был весь взмыленный и, наверное, со стороны казалось, что я только что едва унёс ноги с того света. Это было обычное утро у обычного подъезда. Ничего не ответив, я осторожно обернулся и увидел знакомую подъездную дверь. Первой мыслью было вернуться домой, но я не смог заставить себя даже заглянуть краем глаза в подъезд, чтобы убедиться, в порядке ли он или нет. Я мог увидеть ступеньки к лифтам, почтовые ящики, на которых кто-то держал чахлые цветы, пустующую будку консьержа, в которой можно было найти пустые бутылки и использованные шприцы, а мог наткнуться и на угрюмый коридор, холодные кирпичные стены и зловещие шаги. Нет уж, я не был готов к такому риску. Спустившись на тротуар на ватных ногах, я чувствовал, как соседка своим насмешливым взглядом буравит мне спину, но мне было абсолютно наплевать на это: теперь я точно знал, куда мне надо ехать.

Что со мной происходило, я сказать не мог. Откуда появились эти видения, да и видения ли? В попытках найти рациональный ответ можно было прийти только к одному выводу: я сошёл с ума, а всё происходящее было жуткими галлюцинациями. Я никогда не боялся стать сумасшедшим: человек, который не осознаёт, что делает и что происходит вокруг него, - счастливый человек. По крайней мере, всегда мне так думалось. Сейчас я считал, что лучше уж сохранять психическое здоровье, но не сталкиваться с этими кошмарами наяву.

С другой стороны, если развивать тему о том, что всё происходящее не более чем глюки, то и бояться их нечего. Хотя попробуй не испугайся, когда творится такое! "А, может, это предсмертный глюк?" - промелькнула в голове ещё одна мысль, не отличавшаяся оптимизмом. Вчера ночью у меня побаливало сердце, и тогда где гарантия, что я не лежу до сих пор на своём диване с инфарктом в предсмертной агонии? Вдруг в тот момент, когда до меня доберётся он, всё и закончится? И тогда по крайней мере настанет конец. Не самое радостное размышление, хотя, если отбросить пустой страх смерти, тут есть, о чём подумать.

Когда я подъехал к институту, где учился на психолога мой хороший приятель Кирилл, пошёл сильный дождь, на который я не обращал внимания. Страх человека перед дождём - ещё один пустой страх, до которого мне сейчас не было дела. Больше меня заботило, что я оставил телефон в квартире: хорошо, что спал я в одежде и в эту ловушку тёмных коридоров, а затем в подъезд, попал, не будучи в нижнем белье. В таком виде мне явно не стоило разгуливать по городу. Прождав под козырьком около часа и даже успокоившись в созерцании каплей дождя на лужах, я дождался своего приятеля: вечно патлатый, одетый в линялые джинсы и куртку, с неизменными наушниками на голове, он вышел из здания, когда я его и окликнул. Повернувшись в мою сторону, Кирилл увидел меня, и его брови недоумённо поползли вверх. Я до сих пор не привёл себя в человеческий вид, и, скорее всего, именно это и вызвало удивление у моего друга.

- Привет, дружище! - воскликнул я.

- И тебе привет! - ответил Кирилл. - Что с тобой стряслось? Тебя по асфальту что ли волочили?

- Не волочили, хотя пару вопросов на эту интересную тему я и хотел задать, - взволнованно проговорил я, нервно осмотревшись по сторонам. - Есть минутка?

- Пошли, - коротко ответил мой друг, кивнув головой в сторону института. Мы зашли в здание, и Кирилл провёл меня в один из закутков, рядом с лестницей, где мы смогли присесть на старые стулья и никому не мозолить глаза.

- А теперь давай выкладывай, почему ты вначале не появляешься неделями в институте, а теперь прибегаешь с таким видом, как будто за тобой охотятся привидения.

Я начал излагать свою историю, понимая, насколько путано звучат мои слова и насколько они не передают истинной сути происходящего.

- У меня чувство, будто бы я иногда попадаю в какой-то параллельный мир. Это случается так резко, словно тебя вырывает из ткани этого пространства и отправляет туда.

- Туда? - удивлённо переспросил Кирилл и несколько странно посмотрел на меня. - Поясни.

- Да, я попробую. Это какое-то странное место, катакомбы. Длинные тёмные коридоры, где меня преследуют. Человек в чёрном балахоне. Само воплощение темноты.

Кирилл озадаченно замолчал, над чем-то размышляя. Я же, попытавшись вспомнить все детали, добавил ещё кое-что к своему странному рассказу:

- В первый раз я страдал от бессонницы, и это произошло, когда я оступился в подземном переходе. Просто упал, потерял сознание и очнулся там. А потом мне удалось каким-то образом вырваться из этого мира, и очнулся я снова в подземном переходе. Во второй раз я вроде бы выспался, и прямо из своей квартиры попал в эти проклятые коридоры! - разгорячившись, закончил я.

Наверное, я был слишком взвинчен и взволнован, в противоположность задумавшемуся Кириллу. Он помолчал ещё немного, после чего вынес свой вердикт:

- Дружище, у тебя невроз на фоне депрессии. Я знаю, что ты пытаешься уйти в себя, уходишь от реальности с помощью алкоголя. Но это уже ненормально, - он развёл руками, глядя перед собой. - Если ты дошёл до таких видений, то стоит обратиться к психиатру.

- Нет, - категорически заявил я. - Не хочу примешивать к этому посторонних людей.

- Я только студент второго курса и не смогу оказать тебе профессиональную помощь. Тем более, я не психиатр.

- Скажи, что думаешь по этому поводу. Я верю тебе.

Кирилл вздохнул, словно пытаясь что-то придумать.

- Тогда... я могу посоветовать тебе поехать на курорт, побольше общаться, расслабиться. Ты не поехал на море с родителями, почему бы тебе не присоединиться к ним? Думаю, они будут рады тебя видеть, да и тебе самому это наверняка пойдёт на пользу. Что думаешь?

- Может быть, - ответил я после пятисекундного молчания и, не спеша, кивнул головой. - Но мне кажется, дело не в этом. Дело в том, что я дошёл до какого-то предела... где обычные способы уже не помогают.

Мы поговорили ещё немного, но все идеи Кирилла были слишком приземлёнными, чтобы помочь понять, что за тёмные мрачные коридоры начинают меня преследовать. Я не верил ни в отпуск, ни в психиатра, ни в таблетки от депрессии. Все эти способы казались временными и не решавшими проблему на корню. И, как ни странно, я понял во время разговора с Кириллом, что меня интересуют сами коридоры, и даже он притягивает к себе моё внимание, овладевает им, будто оплетая паутиной и не собираясь выпускать на волю.

Это странно, нелепо, даже глупо - но почему именно со мной?! Итак, по порядку. Вначале я долго не спал, и в итоге это привело к первому... видению? Или всё-таки со мной действительно что-то происходило? После того, как я сталкивался со стенами, у меня осталась куча шишек и синяков, но они могли появиться и от падения с лестницы! Потом я пошёл домой, выспался, и посреди ночи... Стоп! Второй раз, когда я оказался в катакомбах, была ночь, а когда я выскочил на улицу, ярко светило солнце. Что это? Время идёт неправильно, или я пробродил в подъезде добрую половину суток? От этого вопроса по спине пробежал холодок. Если предыдущие события можно было уложить в голове под соусом галлюцинаций, то выпавшая из сознания куча часов на это простое объяснение никак не ложилась. Я продолжал мучить себя мыслительным процессом, пытаясь логически осмыслить все факты и найти ту самую непротиворечивую картину, созерцание которой принесло бы хоть немного душевного спокойствия.

- Эй, привет! - раздался справа от меня уверенный в себе голос.

Слова были растянуты, и это создавало двойственное впечатление: с одной стороны, возникало чувство, как будто говоривший делал это из лени, не торопясь выговаривать слоги, а, с другой, казалось, что он вытягивал своё произношение, чтобы смысл сказанного лучше дошёл до слушателя.

Я повернулся и увидел Вадима: это был бритый наголо молодой человек чуть старше меня, который, кажется, неделю назад переехал в наш дом и уже успел со мной познакомиться. Не я с ним, а именно он со мной: в меру моей необщительности я редко когда делал первый шаг.

- Как жизнь, приятель? - немного хриплым голосом спросил он, так же растягивая слова.

- Да ничего, более-менее, - отрывисто ответил я, надеясь, что он не заметит моё состояние.

- Да я же вижу, что не всё в порядке, - сказал он и энергично всплеснул руками у меня перед носом. - Послушай мой совет: расслабься, не думай ни о чём, а иначе недолго и свихнуться, - последние слова он сказал, понизив тон, как будто не хотел, чтобы их услышал кто-то ещё.

- Кажется, мне до этого недолго осталось.

- Запомни: ни один человек, считающий себя сумасшедшим, таковым не является. Так что выше нос! - попытался подбодрить он меня.

Вадим как будто насмехался надо мной, хоть это и не ощущалось в смысле его слов. Но в любом случае меня немного раздражала его уверенность в себе, то, что он будто бы играл роль эдакого весёлого умника и то, насколько утрированно-логичным и рациональным пытался казаться.

Я пришёл в квартиру и первым делом запер дверь. Бросив пару безумных взглядов по сторонам, я прошёл в комнату и, убедившись, что с помещением всё в порядке, закрыл дверь и придвинул к ней вплотную стол. Это рождало уверенность, или по крайней мере, её иллюзию, что со мной не случится ничего подобного тому, что мне довелось пережить последней ночью.

Я расслабленно выдохнул и присел на кресло отдохнуть, когда зазвонил телефон. Машинально вытащив его из кармана и посмотрев на дисплей, я нажал зелёную кнопку и поднёс телефон к уху: звонила мама.

- Привет, ты где был? - раздался недовольный голос.

- Э, я... - я замялся, но тут же придумал быстрый ответ. - Я забыл включить звук. Кстати, привет!

- Я посмотрела билеты и заказала онлайн на следующую неделю после нашего с отцом возвращения.

- Стоп, какие билеты? - непонимающим голосом спросил я. - Ты о чём?

- Ты с ума там что ли сошёл? Сам просил меня купить билеты в цирк, - ещё более недовольно сказала мама.

- Нет, я не просил, - еле слышно ответил я, чувствуя, что окончательно свихнулся.

- Ты точно сошёл с ума. Вначале лет по десять не проявлять к цирку никакого интереса, потом звонить мне, когда мы на море, и упрашивать купить билеты, а после этого утверждать, что этого не было?

Я что-то ответил и выключил связь. В это невозможно было поверить: я не просил никаких билетов ни сегодня, ни вчера, ни когда-либо. Вот и ещё один совершенно непонятный вопрос, на который нет никакого ответа. Я на секунду закрыл глаза, пытаясь обдумать случившееся, и в этот момент остановился как вкопанный: во сне, который предшествовал моим галлюцинациям, я просился в цирк.

"Но это смешно", - подал робкий голос здравый смысл, но я сразу же отмёл эту мысль: всё это уже давно было не смешно. Каким непостижимым образом сон и явь могли перепутаться, к тому же столь причудливым фантастическим способом? Я в очередной раз попытался логически объяснить все произошедшие факты, но понимал, что сейчас мне трудно даже попытаться собрать всё воедино, не говоря уже о том, чтобы найти удовлетворяющее меня объяснение.

Включив компьютер, я сел за него и залез в интернет в надежде найти там что-то подходящее. Мне было тяжело справиться с этим потоком бреда, и беспристрастный интернет мог подкинуть какие-то полезные идеи для размышления. Недавно я натыкался в сети на концепцию субъективности восприятия реального мира, и, по-моему, там было что-то про зависимость реальности от сознания. Чуть поискав по интернету, я наткнулся на нужный сайт.

"Субъективный идеализм, - пробежал я глазами строчки. - Философы этого направления считают, что мир, в котором живёт и действует субъект, есть совокупность ощущений, переживаний, настроений, действий этого субъекта".

- Но это же не то, это невозможно, чтобы для каждого человека существовала своя реальность, - проговорил я вполголоса и перешёл по другой ссылке. Но ни экзистенциализм, как теория восприятия мира сквозь призму моего сознания, ни остальные концепции, ещё меньше подходившие для моего случая, не могли устраивать. Все они никак не объясняли, почему у меня начались какие-то странные видения...

"Реальность консенсуса - такое описание реальности, в отношении которого достигнуто общее осознанное или неосознанное соглашение между людьми... Чарльз Тарт предложил альтернативный термин - "обусловленная реальность", указывая на неточность термина "реальность консенсуса", поскольку никто не спрашивает у индивида согласия, хочет ли он жить в "общепринятой реальности"".

Ах, ты ж чёрт, я-то общепринятую реальность никак не воспринимаю, но как это может вызвать её изменение? Всё это лишь массовое видение, подчинение обществу, а на самом деле реальность другая, и моё сознание открыло к ней путь? Нет, нет, это выглядит слишком неестественно, да и ненаучно. Это какая-то иррациональная реальность.

Всё казалось бессмысленным. В голове была каша, да и наверняка я нахватал первых попавшихся ссылок, которые безо всякой системы перемешались и ничего не прояснили. Время, потраченное на попытки найти в интернете что-то полезное, ушло впустую, и я остался разочарован. Устало откинувшись в кресло, я равнодушно посмотрел на монитор компьютера, понимая, что рассчитывать приходится только на самого себя.

В этот момент на кухне зазвонил телефон, и я вздрогнул - так резко звонок раздался в абсолютной тишине. Первой мыслью было естественное привычное желание пойти и взять трубку, но я вспомнил, чем это закончилось в прошлый раз.

- Нет. Не возьмёте, - сказал я сам себе в пространство и отошёл подальше от забаррикадированной столом двери.

Словно повинуясь какому-то инстинкту, я обернулся назад и увидел окно: казалось, оно тоже смотрело на меня зловеще и было готово поглотить в себя.

- Нет, нет! - на взводе прокричал я и забился в угол, повернувшись спиной к стыку стен. Теперь я, по крайней мере, мог быть уверен, что сзади мне ничего не угрожает.

Время медленно текло, а я всё продолжал сидеть в углу. Ничего подозрительного в комнате не происходило, и я решился всё-таки встать и немного размять ноги, на любой звук поворачиваясь к двери или к окну. Спустя полчаса позволил себе перебраться на диван и немного полежать. В какой-то момент стемнело. Я встал с дивана и, подойдя к выключателю, щёлкнул клавишей, а потом поднял глаза к потолку: одна лампочка перегорела.

"Чёрт бы её побрал", - подумал я про себя и, подойдя к комоду, достал оттуда перевязанную верёвкой коробку, в которой хранилась всякая мелочь. Развязав узел, я открыл коробку и, достав нужную мне лампочку, полез на кресло: оно стоял как раз под люстрой. Я уже проделал половину манипуляций по смене лампочки, как вдруг почувствовал, что верёвка от коробки обвивается вокруг моей ноги.

- Эй! - не сдержавшись, крикнул я, и в этот момент будто кто-то невидимый дёрнул за верёвку, заставляя меня потерять равновесие и полететь вниз с кресла. Перед глазами всё резко тряхануло, и я почувствовал, что сознание снова уходит от меня, в который раз за последнее время.

- 6 -

Очнулся я снова в том самом тёмном коридоре, в котором ничего не было видно: страх снова начал подбираться к горлу, но в этот раз я смог чуть быстрее взять в себя в руки и подняться на ноги. В голове даже мелькнула разумная мысль о том, что в следующий раз надо будет захватить с собой фонарик.

- Что будет теперь?! - громко спросил я, и эхо гулко отразило мои слова. - Что вам от меня нужно?!

- Нужно, нужно, - ответило мне эхо.

- Есть тут кто?! - крикнул я, и эхо повторило моё последнее слово.

Я поднялся на ноги, и в этот момент удивлённо поднял голову: эхо не прекращалось, а продолжало повторять слово "кто" с нарастающей громкостью. Скоро эхо уже орало на весь коридор, и мне стало невыносимо от этого крика.

- Кто! Кто! Кто! - орал он как пожарная сирена, вызывая головную боль.

Я заткнул уши руками и закрыл глаза, но этот надрывающийся крик, казалось, проникал сквозь материю и всё равно доставал до мозга. Я сделал несколько шагов назад, но уйти от орущего эха было невозможно.

- Да чтоб тебя! - крикнул я, и в этот момент всё затихло.

Я открыл глаза и осмотрелся по сторонам. Никого не было видно, и стояла лишь звенящая тишина, такая, что было слышно шум собственного дыхания. Сделав несколько десятков шагов вперёд, я услышал откуда-то спереди тихий голос, прервавший тишину и звучавший в ней очень отчётливо:

- Кто идёт, стой, кто! - слово "кто" он сказал чуть громче, а остальные были едва слышны. Фраза прозвучала как какое-то лишённое смысла стихотворение, но тем не менее, не лишённое гармоничности и мелодики.

Я остановился как вкопанный, но потом сделал ещё пару шагов вперёд, в то время как загадочный голос начал быстро говорить какую-то околесицу.

- Тебя зовут кто, и ты человек? Человек ходит и говорит, поэтому он и человек.

Подойдя ещё ближе я увидел сидящего на табурете согнувшегося плотного и пожилого на вид мужчину, который глядел себе под ноги и, не обращая на меня внимания, бормотал себе под нос свой бессвязный и абсурдный монолог. Казалось, его можно было слушать и наслаждаться звукосочетаниями, но я пытался проникнуть в смысл, если конечно он был в этом потоке слов, из которых какие-то он произносил чуть громче, словно расставляя акценты.

- Человеков много, - продолжал он. - Потому они и человеки. Они живут в реальном мире. Они признают самих себя или нет. Человеки сложные и состоят из других человеков. Которые разные, друг с другом спорят. Не признают. Бегают по кругу. Защищают круг. Защищают от круга. А в центре круга - центр...

Я подошёл ещё ближе, но в этот момент тон монолога сменился и стал похож на выдержку из какой-то книги, которую он произносил как скороговорку:

- Неприятие окружающей реальности сознанием вызывает неприятие окружающей реальности подсознанием. Подсознательное очень плохое. Оно уйдёт отсюда, оно вырвется, оно распространится. Только так и можно...

Он замолчал так же резко, как и начал говорить, и я тихонько развернулся, готовый пойти в другую сторону, как вдруг почувствовал, что бормотун схватил меня за запястье.

- Запомни это! - с яростью в голосе проговорил он, глядя куда-то мимо меня, в кирпичную стену.

- Да-да, я... Я непременно запомню, - дрожащим от страха голосом ответил я.

Хватка на моей руке ослабла, а в глазах незнакомого бормотуна появилось ощущение слабости и немощи. Он разжал ладонь, и его рука тотчас же безжизненно повисла в воздухе, закачавшись как маятник. Бормотун сам покачнулся и медленно завалился на пол, подобно желе.

Я сделал несколько шагов назад, неотрывно глядя на лежащего бормотуна. Его тело как будто стало растекаться по каменному полу, когда я услышал сзади себя гнусавый голос.

- Вот ты где! Я тебя искал!

Резко обернувшись, я увидел Глеба. Причёска его растрепалась, он тяжело дышал, но лицо было освещено довольной улыбкой. Глеб был сильно взволнован, нервничал, но, кажется, был рад, что ему удалось встретить меня.

- Чего тебе? - спросил я, критическим взглядом осматривая его.

- Надо, чтобы ты пошёл в храм, - сказал он, немного пригнувшись, как будто боялся меня. - Оно всерьёз готово вырваться, и только там ты сможешь быть в безопасности. Нам с тобой нужно просто переждать это.

- Вот сам и мотай, - холодным злым голосом ответил я и прочитал в глазах Глеба панику. - Для чего мне это нужно?!

- Разве раньше ты не мечтал о тихом и спокойном уединении? О том, чтобы тебя никто не трогал и не загружал мелочными проблемами бренного мира? - Глеб заговорил увереннее, и в его интонациях я даже стал узнавать свои собственные.

- Я сам разберусь, о чём мечтаю и к чему стремлюсь. А в этой иллюзии ностальгии я не нуждаюсь, - отрезал я. - Всё, что меня сейчас интересует, - это понять, что здесь происходит, а не слушать твои загадки, а потом выбраться отсюда!

Я ещё раз вспомнил о том, как часто мне хотелось жить воспоминаниями и прошлым. Пусть оно помогало справляться с проблемами и проливало хоть капельку света на мою тёмную жизнь, это был не выход. И надо было сжать руки в кулаки и идти дальше.

- Просто так отсюда уже не выбраться, слишком поздно, - пролепетал Глеб, но я отвернулся от него и остановился в недоумении.

Всматриваясь в темноту, я удивлялся всё больше и больше: ни тела бормотуна, ни табуретки, на которой он сидел, не было и в помине, и теперь передо мной виднелся лишь тёмный коридор, уходящий куда-то во мрак.

Позади меня стоял Глеб, безмолвный и ссутулившийся, а за ним шелестел ветер из туннелей. Или не ветер? Я резко повернулся и увидел, как неспешным шагом к нам выходил он своей гордой поступью, шелестя по каменному полу подолами своего балахона. Он шёл торжественно, как на траурной церемонии, как будто мог позволить себе не торопиться, и от этой демонстрации своей потаённой силы у меня по коже побежали мурашки. Глаза, скрытые капюшоном, буравили меня, хоть я этого и не видел. Не обязательно видеть что-то, достаточно чувствовать, и я ощущал его острый невидимый взгляд великолепно. Взгляд, который проникал внутрь, в глубины сознания, разглядывая твою душу, будто она лежит перед ним на обеденной тарелке...

Я оторвал глаза от тёмного капюшона и бросил взгляд на его руку: в ней был непропорционально большой нож, бросающий агрессивные чёрные отблески. Я по-настоящему боялся этого чёрного человека, он внушал ужас, и от него веяло мистическим, иррациональным, потусторонним холодком. Это был явно не человек, а существо неописуемого происхождения.

Он был ещё далеко, и я знал, что могу успеть убежать, но продолжал оставаться на месте, глядя прямо на него и не отводя взгляд. Я чувствовал, что внутри меня проснулось любопытство. А, может, мне просто надоело убегать и захотелось встретиться лицом к лицу с тем, кто скрывается во тьме и прячет свой настоящий лик. После своего срыва на Глебе я почувствовал, будто толкаю себя на большую холодность, большую рациональность, большее желание действовать, а не только прятаться, и пора было показать это на деле, а не только в перепалке с этим очкариком. Мной овладело странное любопытство, сродни тому, как учёный хочет узнать что-то любой ценой. Терять мне было нечего.

- Но ты можешь потерять жизнь, - произнёс Глеб.

- Я ничего не говорил, - сказал я. - По-моему, тебя я игнорирую.

- Но ты сказал это про себя. Разве в таком узком пространстве может что-то укрыться? - Глеб обвёл коридор рукой.

- К чёрту такую жизнь. К чёрту всё, что было, - проговорил я и готов был уже дальше развить свою мысль и прийти к определённым выводам, когда всё внезапно начало меняться.

Изображение перед глазами стало двигаться рывками, как будто в подвисающей компьютерной игре, и уже совсем скоро вместо цельного зрительного потока передо мной проходили отдельные картинки, собирающееся в дикое иррациональное слайд-шоу. Я почувствовал, что не могу двигаться и вообще ощущать собственное тело.

Ко мне рывками приближался чёрный. Глеб жалобно смотрел то на меня, то на него. Я чувствовал, что не испытываю к нему никакого сострадания. Я даже желал, чтобы чёрный расправился с ним. Чтобы он избавил тем самым меня от необходимости встречаться с Глебом ещё раз. Большой сверкающий нож. Глеб, на котором внезапно появились тяжёлые цепи. Взгляд чёрного, скрытый капюшоном. Взмах ножом.

Внезапно всё вернулось на свои места, и я словно очнулся от гипноза. Почувствовав собственное тело и поняв, что теперь я снова могу двигаться, я резко выдохнул и посмотрел на чёрную фигуру. Он стоял посреди коридора, а в ногах этого страшного чёрного человека лежал Глеб без признаков жизни, а из спины его торчала рукоятка ножа.

Чёрный пошёл на меня. Нож чудесным образом оказался в его руках, хотя я готов был поклясться, что он не наклонялся за ним и не вытаскивал своё оружие из плоти Глеба. Чёрный был, как всегда, нетороплив, и в этой медлительности снова ощущалась скрытая мощь. Даже тёмно-красная, почти чёрная кровь, стекавшая с ножа, и та капала на каменный пол как в замедленной съёмке.

- Ну, так убей меня! - в исступлении крикнул я, сделав шаг навстречу ему. - Ты за этим пришёл или за чем?!

"Не за этим", - раздался у меня в голове чужеродный голос, и я почувствовал, как мир пошатнулся. В голове резко возник туман, в глазах появились мушки, а сознание помутилось. Этот чёрный человек как будто играл со мной, издевался, хотел нагнать на меня страх. Наверное, он хотел, чтобы меня охватила паника, я снова начал убегать и прятаться. Наверное, он хотел, чтобы я сошёл с ума от ужаса, но в этот момент у меня внезапно пробудилось сопротивление ему. Терять мне было нечего, и, хоть я и боялся (а кто не испугается идти прямо на загадочного убийцу из ужасных глубин тьмы?), но не сворачивал обратно с выбранного пути.

Я встал прямо перед ним, и так мы и застыли. Я смотрел ему в капюшон, пытаясь разглядеть хоть что-то в беспроглядном мраке, да и он, превратившись в безмолвное изваяние, не совершал ни единого телодвижения.

- Ты трус, - прорычал я, собравшись с духом, и схватил его за балахон.

Я ожидал почувствовать холод и мертвенность этой фигуры, но неожиданно для меня этот балахон оказался мягким и словно... родным? Я на секунду закрыл глаза, чувствуя слабость, а потом открыл их и чуть не подавился: вместо чёрного человека передо мной стоял бормотун, своим фирменным несфокусированным взглядом смотрящий куда-то поверх моего правого плеча.

- Пойми это, - на удивление свирепо проговорил он.

Я почувствовал, как моя хватка ослабла, а бормотун, тем временем, совершенно механическим жестом толкнул меня правой рукой. Внешне казалось, что он сделал это едва-едва практически безжизненным слабым жестом. Но я почувствовал, что теряю равновесие и лечу назад: казалось, что в этот толчок было вложено столько энергии и силы, сколько не набралось бы на все эти каменные лабиринты. Мои ноги оторвались от земли, и, спустя пару секунд я приложился позвоночником к бетонному пол. Дыхание мгновенно спёрло, я закрыл глаза, не в состоянии даже кричать от боли. Прошло полминуты прежде чем я начал приходить в себя и открыл глаза. Я снова лежал на полу своей комнаты.

- 7 -

Судя по всему было раннее утро: время вновь каким-то непонятным образом перескочило на полдня вперёд. "Хорошо, что не назад", - мелькнула в голове мысль, и я поднялся на локти, осматривая комнату. Она была в том же виде, в котором я её оставил: передо мной окно и диван, слева, вплотную ко мне, стоит кресло, с которого я свалился. Обернувшись, я убедился, что позади меня дверь по-прежнему забаррикадирована столом, а сбоку от неё - письменный стол и компьютер. На столе - бутылка коньяка, оставленная бессонной ночью.

Я повернул голову обратно, и сразу же отдёрнулся: на мгновение мне показалось, что в углу стоит чёрный человек в капюшоне с большим ножом в руках.

- Сколько можно? - спросил я пустоту и на дрожащих ногах подошёл к столу.

Взяв в руки бутылку коньяка, я спешно открыл её и сделал несколько глотков прямо из горла. Опустив руку с бутылкой вниз, я резко развернулся в приступе паранойи. Мне подумалось, что позади меня непременно кто-то стоит, готовый ударить в спину.

Напрасно: комната была пуста. Тем не менее, я сейчас хорошо понимал, что нервы расшатаны до предела. Как хорошо мне не удавалось несколько минут назад сопротивляться чёрному, запас сил иссяк. Теперь я не готов был снова встречаться с ним лицом к лицу. Тело била мелкая дрожь, да и сам я чувствовал, что нахожусь на грани. Ещё немного, и я не выдержу. Только коньяк мог немного успокоить и вырвать из состояния, близкого к истерике.

"Возьми себя в руки, - сказал я сам себе. - Пора уходить". Тут же вспомнилась идея всегда держать при себе фонарик. Подойдя к столу, я рывком открыл его верхний ящик, где должно было быть всякое барахло. Однако сейчас внутри лежал пистолет. Надо ли говорить, что огнестрельного оружия ни у меня, ни у моих родителей не было отродясь?

- Что за чёрт? - с безнадёжным отчаянием и дрожью в голосе спросил я и добавил. - Неужели весь этот бред начинает просачиваться в реальную жизнь?

Мой взгляд упал на часы: они показывали 08:14. Сглотнув, я подошёл к своей баррикаде и, рывком отодвинул стол. Затем отскочил назад, будучи готовым к любой неожиданности и глядя перед собой. Секунд пять ничего не происходило, и я, медленно подойдя к двери, приоткрыл её и заглянул внутрь: там был коридор моей родной квартиры. "Второй раз в эту ловушку попадать не стоит", - решил я, вспомнив, как среди ночи пошёл к телефону, и обернулся, осмотрев комнату напоследок. Мой взгляд задержался на бутылке коньяка, и, вернувшись к ней и захватив с собой, я вышел в коридор, ещё раз предварительно убедившись, что это он.

Из квартиры надо было выбираться. У меня возникло ощущение, что на улице я мог чувствовать себя в большей безопасности, несмотря на то, что в первый раз я попал туда как раз с улицы. Выйдя на лестничную клетку, я дрожащей рукой нажал на кнопку вызова лифта, постоянно оглядываясь по сторонам. Двери автоматически открылись, и я, сделав глоток из бутылки, заглянул в кабину. Вроде бы всё нормально, но проснувшееся чутьё предостерегало меня от того, чтобы зайти внутрь. Мой взгляд упал на зеркало рядом с кнопками этажей. Посмотрев в него, я поправил рукой волосы и в этот момент отдёрнулся назад, выскочив из кабины, как ошпаренный: моё отражение внезапно превратилось на мгновение в ухмыляющийся череп, и мне этого хватило, чтобы отвергнуть идею спускаться вниз на лифте.

- Ладно, пойдём пешком, - сказал я сам себе и побежал вниз по лестнице.

"Да когда же это закончится?" - думал я, спускаясь по ступенькам, и внезапно мне в голову пришла одна интересная идея. Ведь я уже говорил сам себе, что терять мне нечего, так какого чёрта я вообще цепляюсь за жизнь? Я нервно усмехнулся, вспоминая, как меня сковывал страх, когда я подходил к чёрному. Может, всё это не более чем какое-то испытание? Но меня нечего испытывать - ведь мне уже не надо ничего, я ни к чему не стремлюсь. Меня испытывают, смогу ли я выбраться? Да не нужно мне это, но тогда вот вопрос: почему я сам до сих пор не оборвал своё ничтожное существование? Ведь я, каким бы разочарованным в жизни и в себе ни был, лучше многих других уже давно понял, что жизнь бессмысленна, как бессмысленны и любые начинания, обречённые на то, чтобы потонуть в океане жестокой реальности.

Пока шёл мой мыслительный процесс, я уже успел запыхаться, но продолжал отмерять шаги по ступенькам до тех пор, пока не упёрся спустя четыре или пять этажей в дверь, которая закрывала мне дальше путь. Я подёргал за ручку, но дверь видимо была закрыта на замок.

- Проклятье! - в сердцах воскликнул я, и в этот момент мой взгляд упал на номер этажа, нарисованный на стене: это был 13 номер.

- Вот только не надо всей этой чертовщины! - сказал я непонятно кому и в этот момент услышал щелчок дверного замка.

С замиранием сердца я повернулся к двери и, чувствуя, как глаза лезут на лоб, видел, что она медленно и с издевательским скрипом раскрывается. "Надеюсь, там я получу, что ищу", - промелькнула в голове мысль, и на моём лице появилась вымученная улыбка человека, который знает, что до финиша остаётся всего пара шагов. "Лишь бы всё это поскорее закончилось", - подумал я и подошёл к дверному проёму.

За дверью на лестничной клетке передо мной, облокотившись к стене, стояла соседка, та самая, с которой у меня были натянутые отношения. Из её груди торчало лезвие ножа, пронзившего её плоть, а прямо за ней стоял чёрный человек, цепко державший её за шею.

- Доброе утро, - с хрипом проговорила она, и в этот момент её тело завалилось на пол, а голова на шее так и осталась в руках у чёрного. - Хорошая сегодня погода, не правда ли? - произнесла голова и мгновенно почернела, превратившись в головёшку.

Не успев оценить всю нереальность этой картины, я взглянул в лицо чёрного, взявшись за приоткрытое дверное полотно. Он поднял голову и, казалось, в очередной раз пронзил меня своим взглядом. Мы стояли друг напротив друга секунд пять, и я не представлял, что произойдёт в следующий момент. В голове в это время успевали проноситься вихри мыслей.

Чёрный не стал убивать меня в тот раз, так что изменилось за это время? Инстинкт самосохранения приказывал бежать прочь отсюда, но я продолжал стоять, проявляя выдержку, а, может, наоборот, малодушие. Мелькнула мысль о том, что лучше бы я пустил себе пулю в висок, ведь всего десять минут назад у меня была такая возможность - это было бы куда проще, чем ждать, расправится со мной чёрный или нет.

И, едва я успел подумать об этом, как чёрный схватил свой нож и, размахнувшись, метнул его в мою сторону. Я среагировал молниеносно, совершенно не отдавая себе отчёт в том, что делаю. Инстинктивно отскочив назад, я захлопнул дверь, которую в это же мгновение пронзил насквозь нож. Раздался звон разбитого стекла - бутылка коньяка выскользнула из моих рук и разбилась о бетонную плитку, но я на это даже не обратил внимание, глядя на острие ножа, торчащее из двери.

Сердце бешено колотилось, а я в глубине души разрывался между двумя мыслями. С одной стороны, это было чудо, что в этот раз мне удалось спастись, и я чувствовал, как дрожит моё тело. Но также я понимал, что только что повёл себя трусливее некуда. Какое же я бесполезное ничтожество, раз не могу даже подохнуть! Я проклинал инстинкт самосохранения, заставивший меня рывком захлопнуть дверь, но в то же время чувствовал какое-то мистическое благоговение перед ним. Я так и не понимал, чего именно сейчас хочу, и это ощущение только нарастало со временем, когда адреналин в крови начал падать, а очередная стычка с чёрным становиться частью прошлого. Он, по-видимому, куда-то пропал: по крайней мере, в дверь он не ломился. Судорожно пытаясь разобраться в своих противоречивых чувствах, я пытался понять, стоит ли мне убегать отсюда со всех ног или же открыть дверь и дать чёрному убить меня.

Прислонившись к стене, я сполз на пол, глядя на разлитый вокруг себя коньяк в осколках стекла, и усмешка искривила моё лицо. Сейчас бы глоток коньяка не помешал! Снова пришло жгучее сожаление о том, что, когда у меня была возможность, я не воспользовался пистолетом; быть может, с его помощью всё решить было бы гораздо проще? Я взял в руку крупный осколок бутылки и поднёс его к левому запястью. Между острой гранью и кожей оставалось всего несколько сантиметров; рука замерла, но я понимал, что сделать следующее движение будет нестерпимо трудно. Пересилив всё, что меня сдерживало, я прислонил холодное стекло к жилам, и меня передёрнуло от этого прикосновения. Правая рука напряглась: нужно было лишь последнее, резкое движение. Мышцы стали пробирать судороги, правой рукой я сжимал осколок так крепко, что порезал им ладонь, но собрать волю в кулак и сделать последнее движение так и не смог. Лицо искривила гримаса отчаяния, и я метнул осколок прочь от себя.

От бессилия я сжимал кулаки, снова подумав о том, какое же я жалкое и трусливое ничтожество. От бессилия я скрипел зубами, сжимал кулаки, но всё было тщетно. Меня не готовы были отпустить, но ещё много и много мучений мне было уготовано. Понимая это, я почувствовал, как по моему лицу текут слёзы отчаяния.

А, может, меня и испытывали, но на предмет того, когда я, наконец, пойму, что эта проклятая жизнь не стоит и гроша? Да я это понял уже давно! Но будь всё так же просто, как и на словах, меня бы тут уже не было. Но всё было не так просто, и сейчас я в очередной раз с запредельной болью переживал это.

Я не сразу услышал, как дверь на лестницу вниз отворилась, но, осознав это, сразу же поднял голову и посмотрел вперёд: в дверной проём со скучающим видом вошёл Вадим, пройдя мимо меня наверх и только лишь бросив презрительный взгляд в мою сторону. Чёрный стоял около окна подобно изваянию, только лишь головой провожая моего соседа, который, не останавливаясь, уже шёл в сторону своего этажа наверх.

- Эй! Почему он не тронул тебя? - срывающимся голосом спросил я, но не получил ответа.

Вадим ушёл наверх, а я перевёл свой взгляд на лестничную клетку. Чёрный стоял возле окна каменным изваянием и не шевелился, а тело соседки до сих пор лежало на полу. Я не чувствовал к ней никакого сострадания. Наоборот, у меня появилось сожаление о том, что чёрный не убил заодно ещё и Вадима, да и как можно больше людей. "Они все это заслужили", - подумал я, и резкий порыв ветра растрепал мою причёску. Дверь закрылась этого потока воздуха, и чёрный снова пропал из моего поля зрения.

- Да чтоб вы все сдохли! - прорычал я, оставшись в одиночестве и не спеша поднимаясь на ноги. - Горите в аду!

Мой взгляд упал на разлитый коньяк, и в глотке пересохло. Глоток коньяка не помешает, хотя бы для того, чтобы успокоиться.

- Чтоб вы все сдохли, - повторил я ещё раз.

Двери лифта за моей спиной внезапно раскрылись, как будто приглашая войти внутрь. Я сделал несколько шагов к нему и заглянул в кабину. В какой-то момент я был готов уже сесть внутрь, прекрасно понимая, что ни до своей квартиры, ни до первого этажа мне добраться не удастся. Но в этот момент сыграла гордость: каким бы опустившимся я ни был, а плясать под их дудку не собираюсь!

- Пошли вы все! - грубо выругался я и добавил пару ещё пару нелицеприятных слов.

Развернувшись, я решил подняться к себе в квартиру и, добравшись до пистолета, наконец-то окончить эту глупую, бессмысленную историю. Я сделал уже шаг по направлению к лестнице, но внезапно почувствовал, как чья-то рука схватила меня сзади за шиворот и рывком затащила в лифт, опрокидывая на спину. Двери тотчас же закрылись, а я с ужасом понял, что шахта лифта резко опустела, и теперь я лечу куда-то вниз, в темноту.

- 8 -

Я пришёл в себя. Снова открывать глаза, поднимать голову, осматриваться, приходить к выводу, что очнулся в мрачном коридоре или в каком угодно другом странном месте - как всё это уже осточертело. В конце концов, в этом мире всё слишком банально, и моя история - не исключение. Скука.

Подняв голову и продрав глаза, я почувствовал, как открылся мой рот: нет, это была отнюдь не лестница 13 этажа, и не кабина лифта, и даже не дно его шахты, а моя собственная комната. "Это уже чуть интереснее", - промелькнула в голове мысль, и я, поднявшись на ноги, осмотрелся. Сразу же мне бросилось в глаза то, что стол по-прежнему придвинут к двери, хотя я чётко помнил, как отодвигал его.

- Что за чёрт? - пробормотал я, и в этот момент мой взгляд упал на часы.

Они показывали 08:14.

- Нет, нет, - сказал я, как будто кому-то возражая. - Этого не может быть. Они уже показывали 08:14 в прошлый раз.

Меня охватило смутное чувство тревоги. Я неотрывно смотрел на часы, искренне надеясь, что они просто-напросто остановились, и показывают одно и то же время. Хотя, если бы цифровые часы сломались, то они вообще перестали бы показывать хоть что-то, но сейчас я был не в состоянии трезво мыслить и правильно оценивать ситуацию.

Казалось, время застыло, как и часы. Я взял со стола бутылку коньяка (хотя я точно знал, что она разбилась минут двадцать назад) и сделал глоток: ощущение было такое, что и рука моя двигалась словно в замедленной съёмке, и коньяк стекал по пищеводу так медленно, как будто превратился в патоку.

Наконец, последняя цифра на часах сменилась. От этой смены времени я в первое мгновение облегчённо выдохнул, но уже в следующий момент до осознания дошла суть изменения: теперь часы показывали 08:13.

Взгляд упал на приоткрытый верхний ящик стола, в котором в прошлый раз неожиданно для меня показался пистолет. Лицо исказила вымученная улыбка. Я вспомнил, что не смог закончить начатое на лестнице, пожалев о том, что у меня не было пистолета. Что ж, теперь он у меня был. Я сделал неуверенный шаг к ящику стола и остановился. Правильно ли я поступаю? На этот вопрос ответа у меня не было, и я сознательно попытался направить свой мыслительный поток в другое русло.

Давно уже я безвольно плыву по течению, отличаясь от толпы только лишь тем, что осознаю бесплотность этой реки жизни. И тем, что плыву не вместе со всеми, а в компании одной лишь бутылки коньяка. Разве не пора прекратить плыть по течению? Не пора ли разрубить этот гордиев узел и поставить жирную точку? И тогда какая разница, идёт ли время вспять или нет. Это уже неважно.

В голове всплыли строки песни, написанной моим далёким приятелем Андреем для своей группы, которые я начал проговаривать вслух по дороге к ящику письменного стола:

Плывёт бутылка коньяка

Из ниоткуда в никуда.

Коньяк на жизненном пути?

Ничего лучше не найти

По кругу по реке плывём

Кто в одиночку, кто вдвоём

Подойдя к ящику, я рывком открыл его и увидел, что тот пуст. Только лишь фонарик лежал в дальнем углу, а всё прочее барахло пропало, и пистолета тоже не было видно. Фонарь внезапно включился, прорезав полумрак ящика и поделив его на тёмную и светлую половины.

- Конечно, этого следовало ожидать, - проговорил я, разочарованно понимая, что конец этой истории ещё ох как не близок.

- А чего следовало ожидать? - раздался сзади ехидный вкрадчивый голос.

Развернувшись, я увидел Вадима, вальяжно развалившегося на моём диване и курящего с таким видом, как будто он находится в собственной квартире.

- Что ты тут делаешь? - недовольно спросил у него я.

Я никогда не принимал у себя гостей, и сейчас Вадим, сидящий на моём диване, вызывал весьма неприятные эмоции.

- А ты как думаешь, что я тут делаю? - спросил он, как будто столкнулся с больным на голову человеком, и вынужден разжёвывать самые очевидные вещи. - Хочу поговорить с тобой!

Я промолчал на этот выпад, а он, тем временем, достал из кармана пистолет и помахал им в воздухе.

- Кстати, ты не это искал? - спросил он, держа оружие в воздухе за ствол.

- Отдай, - рявкнул я, и он бросил мне пистолет через всю комнату. - Что тебе надо?!

- Думал, что ты уже сам всё понял, - сказал он и добавил. - Но, если нет, - обращайся, я всё объясню.

- О чём ты? - недоумённо спросил я Вадима.

- О путешествиях чёрт знает куда, о времени, идущем назад и о прочей антинаучной ереси, объяснения которой ты не можешь найти, - сказал он, как будто объяснял прописные истины умственно отсталому человеку.

- Откуда ты знаешь? - осипшим голосом спросил я его.

- Я знаю всё. Но это неважно.

Повисла неловкая пауза. Вадим встал с дивана и взмахнул руками, продолжив свой бенефис:

- Короче, сейчас я всё популярно объясню. Вот, скажи мне: как ты считаешь, каково взаимоотношение твоего сознания и окружающего мира?

- Ты решил начать с основ мироздания? - попытался подколоть я своего соседа, но тот и бровью не повёл.

- Да, это проще всего. Но, если тебе тяжело, давай попробуем зайти с другой стороны. Вот скажи мне: что представляют из себя твои, так называемые, прыжки неизвестно куда? Это реальность или плод твоего воображения?

- Больше похоже на плод воображения, - ответил на этот раз я, не понимая, к чему он клонит.

- Ну а как ты это определил? Потому что этого не может быть? Но откуда ты знаешь, что может быть, а что нет? Потому что раньше не сталкивался с этим? Потому что другие ничего не рассказывали о прыжках в иррациональные миры?

- Интересные у тебя вопросы, - устало проговорил я. - Хотелось бы знать, будут ли ответы.

- Это зависит от тебя, - глядя мне в глаза, ответил Вадим.

- То есть? - не понял я.

- Я не знаю ответы, а если бы знал, то жилось бы гораздо проще. Всё это может быть как правда, если наш мир совсем не тот, как принят обществом. Но может быть и галлюцинация, расстройство, умопомрачение, - каждое из этих слов Вадим выкрикивал резко, отрывисто, будто бы ненавидел лежащий за ними смысл. - И если так, то сознание начинает блуждать по коридорам, время разворачивается вспять, а в ящике стола начинает появляться оружие для самоубийства.

- Или для убийства, - вставил я свой комментарий.

- Не самое разумный вариант использования, - отмахнулся мой сосед. - Если всё это - больная фантазия, ты можешь разрубить созревший её плод одним махом. Проверить гипотезу, - он закончил с жёсткими интонациями и, замолчав, посмотрел мне в лицо. - Ведь ты готов для этого.

Я молча смотрел ему в ответ, и смысл слов медленно доходил до сознания. Каким бы сухим и бесцеремонным Вадим ни был, его ход мыслей смотрелся изящно.

- Нельзя застрелиться воображаемым пистолетом? - полувопрошая, ответил я, хотя понимал, что именно это он и имеет ввиду.

- Я верил, что ты меня не разочаруешь, - подтвердил Вадим мою догадку и улыбнулся.

- А если это окажется не так?

- А ты подумай с логической точки зрения: если всё происходящее - правда, то хочешь ли ты жить в этом иррациональном, лишённым каких-либо законов мире? - скривившись, он обвёл руками пространство, а затем посмотрел на стены комнаты презрительным обесценивающим взглядом. - Мире твоих больных фантазий. Ты навечно покончишь и с собой, и со всем происходящим. Ведь тогда вся жизнь существует лишь в твоей голове.

- А если не с логической точки зрения? - задал я вопрос, который мне показался каверзным.

- Тогда ты ошибся адресом, приятель, - ответил он, и я понял, что попал в самую точку. - На такие вопросы у меня ответов нет и не будет. Только логика, только хардкор. И это то, в чём тебе не откажешь.

- Неужели? - с сарказмом спросил я.

- Конечно, - последовал спокойный невозмутимый ответ. - Либо можно было попытаться спрятаться, укрыться, жить непонятно каким прошлым - но ты сделал свой выбор. Понял, что нельзя просто так взять и законсервироваться. Давай же. Проверь, можно ли избавиться от мира своих больных фантазий, каким бы конец этого мира ни был.

- И ты тоже оказываешься больной фантазией?

- И я тоже, - холодно ответил Вадим. - Пора признать это.

- Откуда ты знаешь? Откуда ты всё знаешь? - меня начинало раздражать всезнание моего соседа. Я пытался понять, что стоит за всем этим, но пока не мог свести концы с концами.

- Логика и разум, мой друг. Не более того. Давай же. Проверь гипотезу.

Он развернулся и подошёл к окну, всмотревшись в колышущиеся на ветру деревья. Я машинально поднёс пистолет к виску. Если мне суждено сейчас умереть, то в конце концов, разве не к этому я стремился последнее время? Если то, что я вижу - реальность, которую создал мой больной рассудок, то я могу взять и прервать это и для всех остальных? Да, мир жесток, но теперь мне предоставилась возможность одним махом перерезать нить жизни всех этих бездушных манекенов, возомнивших себя королями. И, если кто-то подумает, что жестокости у меня меньше, чем у этого мира, то это большое заблуждение. Быть может, последнее заблуждение. На моём лице заиграла злобная усмешка.

- До встречи в следующей жизни, - проговорил Вадим.

Я не знал, чем всё это закончится. Просто стоял с поднесённым к виску пистолетом и словно чего-то ждал. Запал экспериментатора о том, смогу ли я остаться в живых или нет, улетучился, а ему на смену снова пришли новые мысли, не менее тяжёлые, чем предыдущие.

Разве ли я хотел становиться таким сухим рационалистом, как Вадим? Разве я готов был отказаться от всей той душевности, теплоты, одухотворённости? Хотя именно это меня, в конечном счёте, и сгубило. Таков был Глеб, и это принесло ему смерть. В нашем мире живой душе нет места, и, чтобы выжить, приходится становиться расчётливым жестоким эгоистом.

- Жаль, что мне не удалось стать тем, кем я хотел, - проговорил я, снова чувствуя, как по щеке пробежала слеза.

Жаль, что всё так сложилось; жаль, ведь я мог так много сделать: для себя, а, может быть, даже для человечества. Жаль, что все мои надежды, мечты и желания уходят в небытие вместе со мной. В этот момент я рывком поднял голову, посмотрев в окно. Да что это такое?!

Вадим курил, опёршись на подоконник. Мимо него, за окошком, пролетел воздушный шарик. К его верёвочке была привязана голова Глеба, которая что-то беззвучно шептала. Вадим оттолкнул брезгливым жестом голову, и она отлетела от окна, повернувшись к нам затылком.

Когда-то раньше я был наивным, верящим в сказки о победе добра человеком, который хотел тихой спокойной жизни, но разве не этого же хотел Глеб? Разве потом я не скрылся за маской чёрствого рационалиста, пытаясь бросить вызов всем? А потом? То, что было потом, интересно так же, как и скатывающийся вниз к пропасти камень.

Неясно я начал понимать, что к чему. И почему я сразу не обратил внимание на то, что Вадим "появился" как раз перед тем, как со мной начала твориться вся эта ерунда? И что я никогда не видел его вместе с другими реально существующими людьми. Значит, и он в этой истории оказался порождением моей больной психики. Став чёрствым ненавистником всего, что меня окружает и скрывшись за маской холодного рассудка, я уже перестал быть самим собой. Сжав зубы от гнева, я оторвал пистолет от виска и вскинул руку. Плевать на мир и на все эти гипотезы, когда вот она - та половина меня, к которой я испытывал не меньшую ненависть, чем к по-детски наивной душевности.

- До встречи в другом мире, мразь, - ответил я и выпустил всю обойму в Вадима.

Тот упал на подоконник, выронив свою вонючую сигарету. Я услышал хрип и сделал несколько шагов к окну, чтобы посмотреть ему в лицо последний раз. Схватив парня за плечо, я дёрнул его на себя, и тело моего фальшивого соседа ничком упало посреди комнаты. Я бросил взгляд в окно и подумал о том, что если бы он вывалился по ту сторону подоконника, лететь ему пришлось бы долго. С жестоким удовлетворением я смотрел, как он истекает кровью. Грудь Вадима не поднималась, и я мрачно и не без садистского удовольствия отметил, что он мёртв. Я был горд собой и доволен тем, как всё складывалось. Дав выход своему гневу, я чувствовал себя демоном-разрушителем, но верил в то, что всё это к лучшему. По-другому быть не могло. Я чувствовал, что имею на это право. Чувствовал себя канатом над пропастью, который простирается куда-то вдаль. И мне это нравилось.

- Осталось только разузнать, кто такой этот чёрный, и что мне с ним делать, - зловеще произнёс я и улыбнулся демонической улыбкой.

- 9 -

Немного успокоившись и посидев на кухне, я пропустил там бокал коньяка и смог взять себя в руки. Вокруг меня творилось настоящее безумие, но больше всего меня пугало безумие внутреннее, поднимавшееся из пучин моего подсознания. Сейчас я понимал, что со мной происходит что-то не то, и это пугало. Мне явно нужна была чья-то помощь, и не помощь Кирилла, который снова послал бы к психотерапевту, и это в лучшем случае. Я понимал, что мне нужен был Роман: он и только он мог сейчас понять и выслушать меня, поверить мне и, быть может, даже посоветовать что-то дельное. В этом проклятом иррациональном пространстве пытаться искать логическое объяснение было абсолютно бессмысленно.

До первого этажа мне удалось добраться без приключений, что немало удивляло. Я не знал, где можно найти Романа, но почему-то был уверен, что встречу его в парке, как и в прошлый раз. Он часто там прогуливается, особенно летом. Я, правда, не знал, какое сейчас время суток, да и вообще не знал, в какую сторону идёт это время, но надеялся, что удача будет способствовать мне.

Открыв дверь подъезда и выйдя на улицу, я сразу понял, что тут что-то не так. Дул холодный пронзительный ветер, с неба крупными хлопьями падал снег - погода, мягко скажем, нехарактерная для конца мая. Всё было погружено в густой туман, и я с трудом мог видеть, что находится впереди меня. Картину дополняло полное отсутствие людей и машин на улицах. Было ощущение, что в ближайшей округе я единственный живой человек.

- Ну и дела, - только и смог выговорить я.

Я прошёл по улицам, вертя головой по сторонам. Вскоре мне попалось тело человека с перерезанным горлом. Он лежал тут уже несколько часов и окоченел на холоде (признаться, я и сам скоро окоченею, будучи одет в летнюю одежду). Поэтому я, не задерживаясь, прошёл мимо. Сырой туман, холодный безжизненный снег, пустота на улицах - казалось, что мир вокруг меня умер, и теперь я созерцаю его окоченевший хладный труп. Ну, что ж, значит, чёрный тут уже успел развернуть свою бурную деятельность, и я про себя отметил, что был рад этому и по крайней мере испытывал чёрное удовольствие от того, что не один стою на пороге своего грандиозного низвержения. Я ненавидел окружавших меня людей примерно так же, как ненавидел и себя. И теперь с радостью отмечал, как месть настигает человечество. Мизантропия торжествовала, а мне только лишь оставалось разглядывать следы, оставленные моим чёрным другом: кровавый след на дороге, пара тел, отсечённая кисть. Я прошёл мимо всего этого, и в душе не чувствовал ни малейшей жалости к этим людям. Я знал, что настанет тот день, когда мир получит по заслугам, и, видимо, это время пришло. Пришло то время, когда я с гордостью могу поднять голову и признать, что был прав все эти годы.

В парке было так же пустынно, только теперь каменные джунгли были заменены мёртвыми корявыми деревьями. Одно из них было с корнем вырвано из земли и повалено посреди асфальтовой дорожки. Видимость была практически нулевая, а то, что и было видно, наводило только уныние. Парк, обычно светлый и жизнерадостный, был мрачным, омертвевшим, а из-за тумана не было видно домов микрорайона. Фонари конечно же тоже не работали. Так что мне казалось, что я нахожусь посреди бесконечного разрушенного леса тьмы. Я продрог от холода, но по-прежнему хотел добиться своего, хотя уже переставал понимать, куда именно мне стоит идти и что делать. Но пока ещё не терял надежды на то, что всё закончится хорошо.

Внезапно я остановился. Я осознал, что мои шаги, звука которых я так боялся в катакомбах, не производят никакого шума. В очередной раз сталкиваясь с необъяснимым, я опасливо топнул ногой об асфальт, и мои опасения подтвердились: мои ботинки не производили никакого звука. Более того, я находился в гробовой тишине, и звук как будто умер или улетел из этих краёв. Всё словно замерло, остановилось, и я стал не исключением из этой картины. Я вроде бы передвигался, но как бледная тень себя самого, уже не производя не шума и не оставляя никаких следов в этом мире.

Я остался стоять посреди парка, созерцая абсолютно статичную картину. Я чувствовал, что даже озноб, как и все прочие ощущения, уходит от меня, а мир вокруг, скованный туманом и холодом, готов начать распадаться. И всё было настолько безмолвно, что, когда за моей спиной раздался голос, я нервно вздрогнул.

- Мама, крути ещё! - это был детский весёлый голос, который мне до боли кого-то напоминал.

Обернувшись, я увидел, как позади меня, в десяти метрах на детской площадке стояла карусель, которую раскручивала моя молодая мама. На карусели сидел я в пятилетнем возрасте, и весело смеялся.

Из моего рта вылетел стон: какой бы сюрреалистичной эта картина мне ни казалась, я сразу мыслями перенёсся в то светлое безоблачное время, когда у меня не было никаких проблем с окружающим миром, когда мне было глубоко безразлично всё то, что сломило меня в будущем. Мне почему-то стало безумно жаль себя, и я понял, что не могу созерцать эту картину. "У этого человека нет будущего", - думал я, глядя на пятилетнего смеющегося ребёнка. Разве для него самого преждевременный конец не будет благом? "Да он потом скажет мне спасибо", - сказал про себя я, не понимая, что он - это я, и что если я убью его сейчас, то потом он/я уже ничего никому не скажет.

- Я прерву сейчас всё одним разом, - решительно проговорил я и почувствовал, что у меня в руках что-то есть.

Удивлённо посмотрев на предмет в руке, я с удивлением признал в нём нож, тот самый нож, которым пользовался чёрный. "Мне надо убить самого себя", - подумал я и понял, что сейчас мне предоставляется самый простой и чуть ли не единственный способ сделать это. Если я убью себя в детстве, то пропаду и сам, потому что буду убит. Конец близок.

От этой мысли я почувствовал, как на моём измученном лице расплывается кривая улыбка, и сделал несколько шагов вперёд, пока не упёрся во что-то невидимое. До карусели оставалось буквально два шага, но мама с маленьким мной не обращали внимания на меня взрослого. И сделать эти два шага я не мог. Передо мной будто бы стоял прозрачный стеклянный купол, который не давал пройти дальше. Как будто сам воздух застыл и пытался воспрепятствовать мне.

- Какого чёрта? - воскликнул я и с размаху ударил левой ладонью по невидимому заслону.

Нет, это было не стекло, а непонятная упругая и абсолютно прозрачная субстанция. Я бы сравнил её с пластиком, но я никогда не встречал настолько прозрачного пластика. Выронив нож на землю, я постучал кулаком правой руки по барьеру, а потом несколько раз ударил в него со всего размаху. Я не мог сделать ничего, даже убить себя, и чувствовал, что я не более чем игрушка в руках неведомых высших сил. "Всё будет так, исхода нет", - прозвучали в голове жестокие слова, и я, прекращая исступленно бить барьер, заляпанный кровью моего разбитого кулака, опустился на землю. Обхватив разбитой в кровь рукой лицо, я чувствовал, что снова не могу сдерживаться. Этот смеющийся за моей спиной ребёнок вырастет, разочаруется в жизни, опустится на самое дно - это будет так, и ничто не сможет изменить ход событий. Почему я раньше не верил в судьбу? Мы не более, чем солдатики в песочнице вселенной, и не нам решать, что будет дальше.

Логикой... Да к чёрту логику, она тут бессильна, и я уже давно должен был почувствовать, что познать происходящее невозможно. Я мог только признать данное нам свыше на веру, или же, отвергнув её, продолжать блуждать в темноте.

- За что мне это? - спросил я сам себя, и мой мыслительный процесс попытался схватиться за эту мысль.

Что со мной происходит? Может быть, это и не испытание? А наказание за мои прижизненные дела! Эти две идеи были близки, но между ними существовала и принципиальная разница. Если всё это лишь испытание, то у меня всё-таки есть какой-то шанс, и мне надо найти его! А если наказание, то дороги обратно уже нет. Чёрный, мой незримый палач, вначале от души помучает меня, и только лишь затем убьёт, но это неизбежность. Хотя, если вдуматься, является ли жизнь, моя жизнь сама по себе ценностью? Учитывая моё бессмысленное существование, очевидно, что ответ отрицательный, и тогда моя смерть не будет самым страшным, что сможет со мной сделать чёрный.

От этих размышлений меня оторвало движение в глубине парка. Вдалеке промелькнула человеческая фигура, уверенным шагом свернувшая на боковую дорожку, и я пустился что есть духу догонять её. Я не видел ни балахона, ни надменной поступи, так что это был не чёрный. Наоборот, крепкая, высокая знакомая фигура Романа была для меня маяком, к которому я стремился, и я, не раздумывая, бежал в его сторону.

- Роман! - закричал я, и мой друг, развернувшись, удивлённо поднял брови вверх, увидев меня.

Он стоял на парковой дорожке, повернув корпус прямо в мою сторону и глядя на меня ясным открытым взглядом. Он был, по своему обыкновению, невозмутим, и в какой-то момент мне даже показалось, что он вообще не видит, что творится вокруг. Но я сразу же отбросил в сторону эту сумасбродную мысль и, подбежав к нему, облегчённо вздохнул, переводя дыхание после бега.

- Вот ты где! Долго же я тебя искал! - воскликнул Роман, но я нашёл в себе силы ответить только спустя полминуты. - Ты выглядишь ещё хуже.

- Ты видишь... это? - спросил я с отчаянием в голосе, обведя рукой мёртвый парк.

- Не важно, что вижу я, когда речь идёт о тебе. Ты ведь не это хотел спросить, не так ли?

Его спокойный голос сбил меня с толку, но, чуть-чуть поразмыслив, я подумал, что он прав: мне не стоило терять время по пустякам, и надо было перейти к главному.

- Ты что-то знаешь? - спросил я. - Что мне делать, подскажи, пожалуйста!

- Я помогу тебе, - спокойно ответил Роман, глядя на меня. - Но скажи, что именно ты хочешь узнать?

- Как мне спастись? - тихим голосом спросил я, беря его за плечи.

Роман смотрел на меня, и я чувствовал его глубокое ровное дыхание. Прошло довольно много времени прежде, чем он заговорил.

- Я попробую предложить вариант. Если успею. Пока меня не выдернуло отсюда.

- Отсюда? - спросил я, но мой друг проигнорировал этот вопрос.

- У тебя только один шанс: ты должен прервать своё движение по кругу и выйти вовне. Поставить крест на своём тёмном прошлом. Прямо сейчас! Немедленно! Пойдём со мной, - Роман говорил отрывисто, и у меня было ощущение, что даже ему тяжело даётся пребывание в этом парке.

- Куда с тобой? - спросил я. Роман последнее время был близок идеям Даосизма, занимался йогой и всем подобным. - Что ты имеешь ввиду? Духовные практики?

- Духовные практики очищают душу, избавляют тебя.

- Избавляют от чего? - спросил я, сам для себя почувствовав, что во мне начинает просыпаться какое-то раздражение. Вначале на Романа, а потом на самого себя. За то, что я бездумно отрицал любую помощь, которую мне пытались предложить.

- От страданий, - пояснил он. - И отнюдь не тем путём, который ты сам для себя пытаешься выбрать.

- И ты всерьёз веришь, что это сработает? Я атеист, и верить в Бога...

- Это не Бог, - возразил Роман. - Называй как хочешь, если не нравится это слово.

- Да неважно, как назвать! - громко воскликнул я. - Мне этого не понять и не поверить!

- Надо, - жёстко ответил мой друг. - Ты должен быть готов принять возможность. Возможность существования пределов понимания, для которых мы не имеем слов. Ты должен это сделать. Довериться потоку. Довериться интуиции.

- Просто так в жизни не работает ничего. Почему твои способы сработают?

- Почему же ничего? Твои пути саморазрушения работают прекрасно. А знаешь, почему?

Я промолчал.

- Потому что в них ты веришь. Хоть и отрицаешь веру во что-либо, но продолжаешь верить. Человек без веры что корабль без компаса. Во что веришь ты? Ответь!

- В разум, - простонал я, сгибаясь и глядя на Романа снизу вверх. - В одухотворённость. В себя.

- И до чего тебя довела эта вера в себя?

Я схватил Романа за руки и упал на колени.

- Не знаю! - крикнул я, отвечая ему. - Я не знаю, друг!

- Ты не готов, - ответил тот, глядя на меня сверху вниз. - Тогда мне будет трудно помочь тебе.

- Не бросай меня! - в отчаянии проговорил я.

- Может быть, поздно, - ответил Роман и заговорил быстрее. - Но, может, ещё нет. Ты должен найти свой собственный выход. Нечто, что позволит выйти тебе за пределы себя и своего существования. Иди же и ищи!

- Какой выход? - спросил я, но и этот мой вопрос остался без ответа. - Какие пределы существования?

- Помни, что даже это попробуют повернуть против тебя. Извратить. Перекрасить из белого в чёрный.

Я закрыл на секунду глаза, обдумывая слова Романа, а когда открыл, почувствовал, что надежда уходит от меня, буквально распадаясь на глазах. Мой друг загадочным образом исчез, и теперь я стоял посреди холодного бездушного парка на коленях с протянутыми вперёд руками. Казалось, выход был передо мной, но я оказался таким неописуемым глупцом, что упустил его из своих рук.

Я поднялся на ноги и растерянно осмотрелся. Внезапно мне показалось, что меня очень хорошо видно, хотя я сам в этом густом тумане не видел ровным счётом ничего. Я чувствовал себя потерянным, незащищённым и истерзанным, а то, что я упустил Романа, и вовсе сводило с ума. Я с трудом сдерживался, чтобы не зарыдать и не начать биться головой об асфальт в истерике, и надо сказать, я был очень близок к этому состоянию.

О чём говорил Роман? Я не уверен, что мог бы понять его напутствие. Поднявшись на ноги и машинально пойдя вглубь парка, я понимал, что слова моего друга либо могут быть наполненными глубоким смыслом, либо не обозначать ничего. Ситуация неопределённости, которую я ненавидел, но в которой мне как-то надо было делать выбор. Или не делать? Прикоснувшись разбитой рукой ко лбу, я остановился, и в этот момент мой телефон издал звук пришедшего SMS-сообщения. Недоумевая (я не помню, когда мне в последний раз слали SMS), я достал телефон из кармана и посмотрел на экран. Номер, с которого была прислана SMS, не был указан, что меня удивило, и я прикоснулся к надписи "прочитать сообщение". Напряжённо всматриваясь в экран телефона, я чувствовал, что это что-то важное, а иначе и быть не может. Но что именно?

"Спаси меня".

Кто мог написать мне это? Кому я был нужен? Да и где можно было найти того безумца, который просил бы спасения у меня, давно погибшего человека? Разумеется, я ничего не мог знать, но почему-то внутренний голос сразу подсказал мне, что это сообщение прислала она. Наше общение, некогда претендовавшее на что-то большее, нежели дружба, прервалось пару лет назад, и я надеялся, что она давно похоронила меня в своей памяти, чего так и не удалось сделать мне за эти годы. Пожалуй, это был единственный человек в мире, к которому я испытывал абсолютно светлые чувства и потому гнал прочь от себя.

"Я не могу допустить, чтобы она была в опасности", - подумал я и остановился на месте. Всякий интерес к самому себе пропал, как будто страх за собственную жизнь вместе с желанием поскорее прервать этот бесконечный кошмар как рукой сняло. Мне срочно нужно было что-то предпринять, включить мозги, составить план действий, найти наконец применение моему хвалёному интеллекту! Но не успел я собрать мысли в кучку, как меня нагло и бесцеремонно прервали.

- Привет из зазеркалья! - воскликнул кто-то над моим ухом, и я с ужасом увидел перед собой живого и невредимого Вадима.

- Какого чёрта? - негромко воскликнул я, пятясь назад.

Вадим стоял с таким видом, как будто это не я его расстрелял час назад, оставив лежать в луже собственной крови. Казалось, он вообще не испытывал в мою сторону никаких отрицательных эмоций и не жаловался на своё самочувствие. Он только лишь смотрел в мою сторону с иронической улыбкой, которая так и говорила, до какого уровня я опустился.

- Что тебе надо? - спросил я.

- А ведь я уже говорил об этом, не думал, что у тебя такая короткая память, - усмехнулся Вадим, идя на меня.

- Почему ты не умер? Я же убил тебя! - нервно воскликнул я, продолжая пятиться назад, пока он с садистской ухмылкой продолжал надвигаться.

- Я не могу погибнуть, и ты это знаешь. Я - часть тебя, и, до тех пор, пока я являюсь этой неотъемлемой частью, тем более - такой востребованной - со мной ничего не может произойти. По-моему, это и так понятно, если бы ты пораскинул мозгами, - последнее слово он растянул, как будто оно значило для него многое.

- Да плевать мне на всё это. Думаешь, теперь меня так интересует то, что тут творится? Если так, тогда ты ошибаешься. Так что катись отсюда, - жёстко проговорил я, чувствуя, что мои слова вызывают лишь его противную улыбку.

- Ты лжёшь и сам осознаёшь это, - ответил мне Вадим, и в этот момент я увидел его. - Ты не можешь просто так отказаться от лакомого кусочка понимания.

Чёрный человек, как хищный зверь, неспешно шёл к нам, сжимая в руках косу, а я, не слушая болтовню Вадима про то, что я остаюсь навеки подчинён своей бессмертной логичности и разуму, спокойно взирал на чёрного. Вадим в какой-то момент уловил, что я его не воспринимаю, проследил за моим взглядом и, развернувшись, тоже увидел его: чёрный был уже метрах в пяти от моего фальшивого соседа, но угадать его намерения было невозможно.

- Ведь ты силишься понять, кто это такой, но пока не можешь довести логическую цепочку до конца, - поймав волну, сказал Вадим. - Хочешь, я расскажу тебе это? Ты же хочешь этого, - настойчиво произнёс он, пока чёрный подошёл уже вплотную к нам.

Мне трудно было проигнорировать слова Вадима. Предложение звучало заманчиво, но в моей душе появилось и другое желание, которое я пытался использовать в своих интересах. Может, Роман говорил об этом, хотя я сильно сомневался в этом. В любом случае, сейчас мной двигало желание убивать. А уж кто такой этот чёрный - до этого мне уже нет никакого дела.

В этот момент он размахнулся своей косой. Вадим раскрыл от удивления рот: ведь парень всерьёз считал, что чёрный не причинит ему вред, но теперь, когда он понял, что ошибался, было уже поздно: коса пронзила грудь Вадима, и тот упал на землю от мощного удара. Я смотрел на это со скрытым ликованием, чувствуя, как теперь освобождаюсь навеки от этого человека. Если его можно было назвать человеком.

Чёрный переступил через Вадима и шагнул в мою сторону, но я уже знал, что позитивно эта встреча для меня не закончится, и поэтому принялся убегать. Я как будто использовал чёрного для убийства Вадима, и это выглядело тоже немного странно. Обычно он действовал будто бы независимо. Ощущая, что у меня всё получилось, я бежал со всей силы, подобно спринтеру, а голову мою занимала другая проблема. Проблема SMS-сообщения. Даже Вадим, и тот мгновенно отошёл на второй план после своей гибели. Я скорее почувствовал интуитивно, чем что-то увидел или услышал. Обернувшись, я понял, что чёрный уже исчез без следа. Ни его, ни косы видно не было.

- Неужели это действительно ты? - проговорил я, обращаясь к ней. - Что же с тобой стряслось?

Пока не понимая, что мне теперь делать, я на секунду закрыл глаза, пытаясь найти выход, а потом открыл их и почувствовал, как моя челюсть отвисает: я стоял посреди залитого солнцем парка. На детской площадке резвились малыши, а никаких следов мёртвого тумана не было и в помине. Я как будто вернулся с того света, в который никогда не верил, но никакого другого объяснения было дать нельзя. В этот раз каким-то непостижимым образом всё закончилось благополучно, но главный вопрос, который меня мучил: а закончилось ли.

- 10 -

Пока я не понимал, куда мне стоило идти теперь: преследовали меня абсолютно везде, но сейчас всё это теряло смысл. Я отказался от идеи постичь происходящее вокруг меня разумом, так что мне оставалось лишь положиться на волю случая, чего раньше я не делал никогда. Так что я не видел никаких причин, по которым мне не стоило идти домой. Место это оказывается не опаснее остальных, но там, по крайней мере, на меня не будут смотреть как на сумасшедшего.

Я сделал несколько шагов в сторону детской площадки, и в этот момент мою голову посетило озарение: ведь получается, что окружающий мир, только что разрушенный, восстановился, чего быть не могло, а, значит, и происходит всё это лишь в моей голове. Значит ли это, что с другими людьми случиться ничего не может? Эта мысль была важной, и я попытался за неё ухватиться.

Я подошёл к тому месту, где полминуты назад стоял чёрный и понуро посмотрел в землю. Теперь, поняв, что окружающий мир остаётся нетронут, я чувствовал какое-то разочарование и чувство одиночества. Да, я был эгоистом и, когда узнал, что смогу утащить за собой и весь остальной мир, чувствовал удовлетворение. Теперь же мне казалось, что меня жестоко обманули. Я сам не понимал, что, с одной стороны, хочу, чтобы человечество оказалось уничтожено в пух и прах, а, с другой, ещё сильнее жаждал, чтобы все эти разрушения не пробрались вовне моего сознания. Хотя это вторе желание возникло у меня из-за отнюдь не из-за любви ко всем людям, а лишь к одному её представителю. Представительнице.

В траве лежало тело Вадима, которое я заметил не сразу. Я воспринял это спокойно, хотя и немного нахмурился. Кто такой был этот Вадим, был ли он вообще реальной личностью и откуда взялся? Слишком запутано всё было, но мне ни к чему это распутывать: надо добраться до дома и там уже решить, что делать. Как говорил Роман, довериться потоку и сделать правильный выбор.

Развернувшись, я пошёл к выходу из парка. Мой путь лежал через детскую площадку. Вначале я не обратил на неё должного внимания, но потом нечто подозрительное не смогло укрыться от взгляда. Я повернулся к площадке, и в этот момент понял, что всё начинается с начала: дети сидели абсолютно неподвижно, как куклы и с отсутствующим выражением лиц качались на качелях, неизвестно отчего приведённых в движение.

- Есть тут кто живой?! - вскрикнул я, не выдержав, но ответом мне была лишь гробовая тишина.

Дети-куклы, мёртвая женщина с выпученными глазами, застывшая как на картинке девочка, держащая в руках нож - вот было всё, что я видел вокруг себя. Некоторые деревья были повалены, и теперь я ясно понял, что единственное изменение, произошедшее в парке - это смена тумана на солнце. В целом, мир не восстановился, а только лишь оказался освещён, чтобы я мог как следует увидеть, что с ним произошло. Побрезговав подходить к мёртвым, я бросился бежать в сторону дома, чувствуя, как внутри меня начинается паника, такая сильная, какой со мной не было уже давно.

Ничего живого не было и в помине: кто-то совершал однообразные механические действия, кто-то перемещался, словно приводимый в движение верёвками, прицепленными к рукам и ногам, как игрушка, и это было даже страшнее, чем простые мёртвые. Эти были ещё живые мёртвые люди, которые как будто по инерции продолжали что-то делать.

Казалось, время размазывалось: в одной временной оси люди умерли, в другой ещё жили, и эти оси причудливым образом накладывались друг на друга. Точно так же размазывалась и пространственная реальность. Даже, если не учитывать туман, который я видел полчаса назад, сейчас всё было не так, как должно было быть. Город омертвел, и время, казалось, уже начало разлагать его. Точно так же, как теперь медленно и мучительно разлагался я сам и моё сознание. Я чувствовал, как всё близится к финалу, одновременно боялся его, но, вместе с тем и знал, что потом всё закончится, вне зависимости от исхода. Это было чувство того, что ситуация становится настолько неуравновешенной и нестабильной, что дальше так идти не может: конец уже виднеется на горизонте, и я хорошо чувствую это.

- 11 -

В квартире было тихо и спокойно, почти как в могиле. Сквозь окна в комнату падал предзакатный солнечный свет, и его приторный тёмно-жёлтый противный оттенок не мог не раздражать меня. Я хотел, было, задёрнуть занавески, но картина за окном привлекла моё внимание: дома, улицы, мёртвые люди, да и всё остальное разрушалось, как будто расплавляясь и превращаясь в бесформенную кашу. Мир за окном умер, и теперь его тело распадалось на моих глазах. Окончательно за окном наступило небытие с последними лучами солнца, а когда на землю упала тьма, я понял, что солнце больше никогда не взойдёт.

Я уже не удивлялся тому, что мир за окном перестал существовать, а моя квартира не только была целой и невредимой, но и не лишилась электроэнергии, чего совсем уж не могло быть по законам реального мира. Пройдя в свою комнату, я сел в кресло и, включив настольную лампу, бросил унылый взгляд в окно. Глотнув коньяка, я поймал себя на ощущении, что вскоре последую за уже ушедшим в небытие миром. Сидя как будто в склепе, я находился близко к агоническому состоянию: никаких воспоминаний, никаких мыслей, никаких эмоций. Всё, о чём я теперь думал, возникало не как прежде, на основе размышлений и рассуждений, а появлялось в голове внезапно, как будто кто-то включал лампочку, и в голове сразу возникало то или иное воспоминание.

Если Вадим стал олицетворением разума, то Глеба можно было сравнить с душевностью, с чем-то возвышенным, что хоть и было спрятано где-то в глубине моего сознания, но именно это долгое время и скрепляло меня, не позволяя распасться и разложиться. Что сейчас и происходит. Это были те два столпа моей жизни, которые составляли её ядро. Оставался вопрос, кто же такой чёрный и имеет ли он своё отражение в действительном мире?

Кто знает, все ли мы отправимся на тот свет, и есть ли этот самый "тот свет", а, может, кому-то удастся уцелеть, может, кто-то сможет переждать эту безжизненную ночь и увидеть рассвет нового мира? Может, этот новый мир станет лучше, может, он будет лишён всех тех недостатков и противоречий, которые когда-то давно и стали моими первыми камнями, об которые я споткнулся и свалился в то состояние, в котором сейчас нахожусь.

"А что? - подумал я, ещё раз хлебнув коньяка. - Мне сейчас даже хорошо, умиротворённо. Я ничего не чувствую, мне ничего не надо. Я просто пребываю в океане дремоты, теплоты и безмятежности". Лампа бьёт прямо в лицо, но и она уже не раздражает. Лампа, тёмная комната, начисто выключенная голова - разве не с этого началась вся эта история? Ну, что ж, с чего она начинается, тем же и закончится, всё закономерно. "Мы не в силах что-либо изменить, и поэтому всё, что происходит вокруг нас, мы должны принимать со спокойствием", - всплыли в памяти обломки какой-то фразы, но сейчас я не стал вспоминать, о чём она была. Сейчас философия, и та потеряла всякий смысл, как потеряло смысл всё, что было вокруг и внутри меня.

Я посмотрел на телефон, на который полчаса назад пришло второе SMS-сообщение. Уходя от этой последней проблемы, я погружался в себя, размышлял о том, хорошо мне сейчас или плохо, но это была очередная попытка бегства.

- Помоги мне, спаси меня... от него.

- От него, - я с содроганием представил себе чёрного и фигурку на коленях перед ним. - Но что я могу сделать?

Умиротворение вновь сменилось чем-то, похожим на отблеск тревоги. С трудом поднявшись на ноги, я подошёл к двери, но дверного проёма уже не нашёл. Вместо него зияла чернота, настолько плотная, что она не пропускала меня внутрь. Значит, и остальная квартира тоже погрузилась в океан небытия, и только моя комната держится ещё на поверхности. Справа от меня на столе поблёскивал холодной сталью пистолет, но я не понимал, какой от него может быть толк.

- Я должен что-то сделать, - с трудом произнёс я вслух, и в этот момент мой взгляд упал на зеркало.

Я бы не удивился, если бы там был чёрный, а ведь именно его расплывчатую фигуру я видел в зеркале в тот раз, когда всё это начиналось. Может, это было бы спасением для неё, ведь чёрный не мог находиться в двух местах одновременно, а, может, и эта мысль была ложной. Но на деле всё оказалось не так: зеркало отражало мою комнату, стол, лампу... но не меня. Это было пустое пространство, которое давило на человека, стремясь смять и уничтожить, но меня самого уже не было в этой комнате, готовой утонуть в небытии. Может быть, для реального мира я и сам уже не существую. Кто знает?

Я снова вернулся к телефону в попытках что-то сделать. Хоть что-то. Несколько часов я пытался написать ей, позвонить, спросить, как дела и всё ли в порядке. Но гордость останавливала меня, я не мог взять себя в руки, пересилить самого себя и заставить отступиться от своих принципов, если здесь можно было применить это слово. Действительно ли я люблю её, если сейчас не могу даже написать сообщение? Я злился, доводил себя до исступления, в гневе кидался вещами. Причёска моя растрепалась, и теперь волосы прядями торчали во все стороны и падали на лоб.

В конце концов я просто упал в кресло, разочарованный собой и жизнью. Никаких эмоций не возникло. Не дать ей погибнуть для меня было что-то вроде поставленной цели, к которой я стремился практически бездумно, как будто это была моя функция, моё естественное предназначение, задумываться о котором было не нужно. Но что я мог для этого сделать? Я так и не нашёл ответ на этот вопрос. Даже коньяк перестал помогать находить ответы. В голове снова промелькнул текст песни моего знакомого.

Плывёшь с бутылкой коньяка

Из ниоткуда в никуда

Бутылка та ушла на дно

А мы не тонем, как говно

Мне поскорей бы утонуть,

Чтоб коньяка ещё глотнуть

Реальность пошатнулась. Я почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног, как моё сознание движется куда-то сквозь пространство, картинка в глазах меркнет, а все предметы начинают сливаться один с другим. И это всё происходило, несмотря на то, что зрение отчётливо давало понять, что я по-прежнему сижу в кресле. В голове носились обломки разговоров, воспоминаний и переживаний, которые я как будто наблюдал со стороны. Я словно ушёл в тень и оттуда уже только лишь наблюдал за всем происходящим, в том числе и за самим собой.

- Доброе утро, - язвительный голос умершей соседки.

- Разве ты этим не выпускаешь на свободу своих демонов? - вечно спокойный тон Романа сильно контрастирует с предыдущей фразой.

- Мама, крути ещё! - мой задорный весёлый голос из сна, повторившийся потом в парке.

- Мы хотим уведомить Вас, что оно выходит из клетки... - уже не помню, когда я это слышал.

Образы Вадима и Глеба. Чёрный, которого я видел на лестничной клетке.

- Чтоб вы все сдохли, - моя полная гнева и разочарования фраза, произнесённая там же.

- Пойми это! - яростный возглас бормотуна.

- Стоп, теперь я всё понял, - ворочая во рту пересохшим языком, пробормотал я, даже не потрудившись спрятать эти мысли и выразить их про себя.

Это было какое-то озарение, как будто появившееся в результате выброса энергии, может быть, последнего, агонического выброса, на который я ещё был способен. Но, так или иначе, теперь я внезапно увидел всю картину целиком: да, Вадим и Глеб не самостоятельны, но и чёрный тоже. Разве он не является воплощением того, что я прятал в глубинах своей психики? Моей разочарованности, жестокости, горделивости... Разве не этим я на самом деле жил, прикрываясь тоской по прошлому и разумностью? Разве не это - моя сущность?

Я рассмеялся и бросил перед собой взгляд, который задержался на часах: несмотря на то, что время уже давно перестало существовать, часы застыли на 04:13. Ну, что ж, раз он - это я, значит, пока я жив, будет жив и он. И, если есть хотя бы один шанс, что чёрного можно остановить таким способом, то я не имею права упускать его.

Вадим ошибался - это был бы не конец, это только начало моего перерождения. Строго говоря, если Вадим - это воплощение логичности, то он заблуждался так же, как и я сам, а, значит, в его сказки не стоит вслушиваться. Сказки... которые я никогда не произносил вслух, но которые составляли основу моего бытия. Если вдуматься, то я был лишь озлобленным жестоким моральным уродцем, который всегда думал исключительно о себе и по вине которого мир оказался разрушен. И, если есть шанс спасти её, то я должен им воспользоваться, я должен остановить этот кошмар. Моя жизнь, мысли, поступки - всё это слишком ничтожно, но именно ради этого ничтожества происходят все те ужасные события, свидетелем которым я прихожусь. Я уже опустился на дно и знаю, что не выберусь оттуда. А так я стану тем, кем хотел стать, хотя бы на то короткое мгновение, которое у меня останется для осознания происходящего, и наверное это мгновение станет главным поступком моей жизни, которое сможет оправдать все брошенные на свалку истории годы. В этом и есть высший смысл, а разве не к нему, не к высшей идее я стремился всё это время? Кто сказал, что высшая идея не может быть заключена в смерти? У них ещё есть шанс свернуть на правильную дорогу, а у меня уже нет, я давно конченый человек, я всегда жил ради себя, но ради неё я готов на всё. И разве я вправе медлить дальше?

Я поднялся на ноги, чтобы подойти к столу и взять в руки пистолет, но в этот момент увидел его: чёрный загораживал мне проход, скрестив руки на груди и глядя невидимым взором из-под капюшона. Демон-разрушитель, который помог разрушить мне себя изнутри, теперь, когда я готов сделать последний шаг, начинает противиться этому. Инстинкт самосохранения, вылезающий из глубин подсознания, сделает всё, чтобы я остался жив, но чёрному не подходит роль спасателя: если он думает, что загородил мне проход к пистолету, то пусть не думает, что его миссия выполнена.

- Тебе не остановить меня! - с усмешкой бросил я ему в лицо.

В мгновение ока приняв решение, я, резко развернувшись, побежал на окно и, прыгнув на него, в следующую секунду услышал звон разбиваемого стекла. Я летел вниз, ощущая неведомую лёгкость в этой кромешной тьме. Мной овладело чувство торжества. Я расхохотался, а, может, это произошло только в моём сознании. Ветер закладывал уши, бил в лицо, и я чувствовал, что мной овладела эйфория. Я взлетал куда-то туда, наверх. Или, что вероятнее, шёл на дно.

Декабрь 2010 - ред. Июнь 2020