Власов Денис Геннадьевич (Ден Волг) : другие произведения.

Месть Холодной

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Власов Денис Геннадьевич
  
  
  
  
  Месть Холодной
  
  
  
  
  От автора
  
  
  
  
  История придумана мной. Любые совпадения являются случайными. Полная историческая достоверность отсутствует. Внимание, в произведении есть сцены насилия и жестокости, хотя их и немного.
  
  
  
  
  Глава первая. Пришла война
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  Люди, основавшие деревню Вихровка, не стали мудрить с названием, дав поселению имя от протекающей рядом реки Вихра. Спокойная, но извилистая, она неторопливо несла свои воды, чтобы пополнить ими реку Сож, которая в свою очередь впадала в величественный Днепр.
  
  
  К моменту описываемых событий история Вихровки насчитывала чуть более ста лет. Основали её в 1819 году некие братья Бирюковы, вышедшие в отставку с военной службы. Летопись данной деревни не могла похвастать какими-то особенными событиями. Всё было спокойно, а новости, которые можно было бы занести на скрижали деревенской истории, ограничивались исключительно местным масштабом. Не переживала Вихровка никаких нашествий, пожаров, разрушений, эпидемий и прочих бедствий. Люди рождались, жили, работали, умирали, увеличивая число надгробий на местном кладбище. Даже бурное начало XX века ничего не изменило в истории деревни. В годы гражданской войны ни красные, ни белые, ни разного рода банды не причинили Вихровке никакого вреда, хотя останавливались на постой у местных жителей достаточно регулярно. Как-то так получалось, что все спешили куда-то дальше, не задерживаясь в "гостях" у вихровцев надолго.
  
  
  В стране свергли императора, затем временное правительство, долго воевали друг с другом, а Вихровка продолжала жить своей относительно мирной жизнью. Мужчины, конечно, уходили: кто в армию, кто присоединился к красным или белым, были и такие, кто отправлялся бандитствовать в леса. Бывало, что проходящие солдаты забирали продовольствие, так что крестьянам приходилось туго, но они быстро приспособились к этому, став делать столь искусные захоронки, что сами частенько не могли вспомнить, что и где спрятали.
  
  
  Неприятности у Вихровки начались, пожалуй, в годы коллективизации. Среди двух сотен деревенских дворов, разумеется, нашлись кулаки. Их, как это было тогда принято, раскулачили и сослали то ли в Казахстан, то ли на север. Местная беднота сначала приветствовала коллективизацию, но их радость была недолгой. Если кулаки нанимали людей, то они достойно оплачивали труд работников, а вот Советы, организовав колхозы, стали оплачивать крестьянский труд какими-то палочками, именуемыми трудоднями. Если работать в полную силу, то можно было с большим трудом лишь не протянуть ноги с голодухи. Если же что-то помешало работе, скажем, болезнь, то дело было совсем туго.
  
  
  Люди поняли, что трудиться в колхозе им совсем не нравится, но было уже поздно. Когда за вредительство полтора десятка человек отправилось по этапу, до деревенских дошло, что против лома нет приёма. Новоиспечённые колхозники успокоились, но вкалывать за трудодневные "палочки" не стремились. Показатели урожаев, надоев, мясазаготовок рухнули в разы по сравнению с дореволюционным периодом. Не помогли даже тракторы, появившиеся в деревне в годы коллективизации. была построена в Вихровке и машино-тракторная станция (МТС), которая обслуживала и ремонтировала трактора всех окрестных колхозов.
  
  
  2.
  * * *
  
  
  Воскресный день 22 июня 1941 года выдался пригожим. За всю неделю это был единственный выходной день для колхозников, так что народ радовался возможности отдохнуть, погулять, просто посидеть на заваленке, сходить на танцы в клуб. Сейчас день 22 июня того злосчастного года памятен не только для каждого россиянина, но и для многих жителей бывшего СССР, тогда же ещё никто не знал о том, что этот солнечный воскресный день станет началом одного из самых тяжёлых испытаний в истории России.
  
  
  Репродуктора в деревне не было, так что новости местные жители узнали от почтальонши Валентины. Она ездила в райцентр, чтобы привести письма и газеты, которые выписывали несколько семей. Колхозники, стоит заметить, и сами начали догадываться о том, что происходит что-то неладное. К примеру, вдоль дороги, соединяющей Смоленск и Гомель, прошло, ровно гудя, немалое количество чужих самолётов.
  
  
  - немецкие, - сразу определил председатель колхоза Прохор Антипович Холодный. Он был одним из немногих, кто выписывал газеты по почте, так что кое-какую информацию о событиях внешнего мира имел.
  
  
  - Кажется, что-то серьёзное началось, - продолжал он говорить любопытным деревенским, которые пришли к нему с распросами, -
  
  
  - Вы и сами видите, но пока точной информации нет. Вот вернётся из райцентра Валя, тогда всё и узнаем.
  
  
  Вихровцы и в самом деле видели, что с того направления, куда проследовали чужие самолёты, поднимаются дымы, видимые даже при дневном свете, но никто не хотел верить в самое плохое.
  
  
  3.
  * * *
  
  
  После обеда на своём велосипеде приехала Валентина и сразу огорошила деревенских:
  
  
  - Война! Война началась! - крикнула она сразу же после того, как спрыгнула со своего двухколёсного транспорта.
  
  
  - Как война? Точно война? Да как же это? Ой, что же с нами будет? - заохали собравшиеся вокруг бабы.
  
  
  - А ну цыц! - рявкнул на них Прохор Антипович, - пусть Валя обскажет всё по порядку.
  
  
  Председателя в колхозе уважали. Это был пожилой мужчина шестидесяти двух лет, но в его мозолистых руках всё ещё чувствовалась сила. В 20 годков он попал в царскую армию, где честно отслужил положенные 7 лет, успев повоевать в русско-японской войне. В годы первой мировой он снова отправился на фронт, где кормил окопных вшей 2 года, пока не получил ранение, оставшись хромым до конца дней. В таком виде он не был нужен армии, так что его комиссовали, чему он был только рад. Уважали его за жизненный опыт, трезвость мысли, стремление к порядку и справедливость. Водились, конечно, за ним мелкие грешки. К примеру, любил иногда Прохор Антипович выпить, да и от жены налево похаживал, но грехами не злоупотреблял, во хмелю не буйствовал, запойно не пил, да и свои походы к полюбовнице тщательно скрывал. Когда зашла речь о том, что новообразованному колхозу нужен председатель, то жители Вихровки почти единогласно выбрали Прохора Антиповича.
  
  
  - Сейчас всё расскажу, дайте только воды напиться!
  
  
  - Мишка, принеси Валентине воды из колодца! - повернулся председатель к своему младшему сынишке. Они с супругой нажили четырёх детей. Двое старших сыновей в настоящий момент проходили военную службу в рядах Красной армии. Помимо Мишки, в доме жила его сестра Ксения. Если бы не началась война, то в июле из армии должен был вернуться её жених Ванька Самсонов. Они с Ксюшей давно встречались, гуляли, вместе ходили на танцы, а потом Иван провожал её до калитки. Родители обеих семей не возражали против свадьбы молодых, так что дело было давно решено.
  
  
  Напившись, Валентина Степановна приступила к подробному рассказу.
  
  
  - Отправилась я утром в Зарубино, чтобы получить письма и газеты. Подгадала так, чтобы приехать к девяти утра, чтобы сразу всё забрать и вернуться назад. Машина, которая развозит из города почту по райцентрам, в этот раз не прибыла к обычному времени. Я хорошо знаю Сашку Андреева, который там водитель. Он всегда был таким обязательным, а сегодня что-то задержался. Я решила подождать его. Ещё по дороге в Зарубино увидела самолёты. Я в них не разбираюсь, но вроде таких у наших красноармейцев нетУ. Потом в стороне Смоленска увидела дымы. Что-то очень сильно горело в том направлении. Возможно, что пожар был в самом Смоленске.
  
  
  Почтальонша закашлялась, взяла из рук Мишки ковш и, сделав глоток воды, продолжила рассказ:
  
  
  - В общем, приехал Сашка только в половине двенадцатого. Рассказал, что немецкие самолёты бомбили Смоленск, железнодорожные станции, склады. Говорил, что в небе черно от германских бомберов, что в городе пожары, что есть убитые и раненные. Он сам видел на дороге, выезжая из Смоленска, трупы. Задержался он из-за того, что дороги забиты. На запад начали выдвигаться войска, сплошным потоком идут грузовики, а их бомбит немец. На дорогах столпотворение, заторы и нередки случаи паники. Сам Сашка смог приехать только потому, что сейчас лето, а он знает объездные пути. В распутицу по ним, конечно, не проехать, а летом вполне можно. В общем, получила я всё необходимое и засобиралась в обратный путь, как тут из репродуктора сказали, что сейчас по радио будет выступать народный комиссар по иностранным делам товарищ Молотов. К этому времени многие зарубинцы собрались у репродуктора. В полной тишине мы слушали выступление товарища Молотова, который говорил по поручению товарища Сталина. Молотов сказал, что на нас варварски и без предупреждения напала Германия. Так я и узнала, что началась война.
  
  
  4.
  * * *
  
  
  Бабы, составлявшие большую часть собравшейся вокруг председателя и почтальонши толпы, запричитали, заплакали, завыли. Они были обычными крестьянками, которые не разбирались в политике, международной обстановке, силах и стратегиях, но они чувствовали своим бабьим сердцем, что пришла беда. Женская интуиция им говорила, что очень многие из них не увидят после войны своих отцов, братьев, сыновей. Женщины не могли это выразить словами, исторгая свою боль, тревогу и тоску причитаниями и воем.
  
  
  Хватит! - как-то неуверенно попробовал утихомирить деревенских жительниц Прохор Антипович. Он и сам был огорошен такой новостью, поскольку очень хорошо представлял, что такое большая война.
  
  
  - Хватит, я сказал! - повысил он голос, который набрал уверенности и властной строгости. Женщины чуть приутихли, но окончательно не унялись.
  
  
  - Посмотрим, что будет дальше, - продолжал говорить председатель, - Думаю, что к нам в скором времени кто-то приедет от властей и всё разъяснит.
  
  
  Вздохнув, он продолжил: Я думаю, что многие наши парни отправятся в армию. Готовьтесь к проводам.
  
  
  Раздав прямо на месте стихийного сбора газеты и письма, Валентина Степановна скрылась в здании почты. Деревенские же, ещё немного потоптавшись, стали разбредаться по своим домам, разнося по Вихровке скорбную весть. Реакция местных жителей предсказуемо разделилась: представительницы прекрасного пола плакали, мужчины хмурились, парни довольно потерали руки, опасаясь лишь того, что не успеют попасть в Красную армию до разгрома подлого и коварного врага.
  
  
  Отправился домой и Прохор Антипович. Ему предстояло сообщить весть о начале войны своим женщинам. Жена Пелагея расстроится из-за того, что старший сын Кузьма точно не вернётся из армии этим летом. Да и второй сын Семён, которому оставалось отдать родине последний год службы, тоже сейчас в рядах. Ксенька огорчится из-за того, что летом не вернётся к ней её Ванька Самсонов, так что главе семейства предстояло утешить и успокоить жену и дочь, постаравшись их как-то обнадёжить и подбодрить.
  
  
  - Что случилось, батюшка? - немедленно подлетела к нему Ксения, стоило лишь председателю войти во двор своего дома.
  
  
  - Погодь маленько, сейчас всё обскажу. Мать где?
  
  
  - На кухне она. Закончила с обедом и тебя ждёт. Мишка тоже пришёл, но ничего не говорит.
  
  
  - Хорошо. Тогда за обедом всё и обскажу. А ты пока сгоняй в погреб и прихвати самогону. Думаю, что без него не обойтись.
  
  
  Ксения не удивилась распоряжению отца, поскольку по воскресеньям он любил за обедом выпить домашней горилки. Пил он, как правило, в меру, но иногда мог и перебрать.
  
  
  Омыв руки, Прохор Антипович вошёл в дом и направился к столу. Ксения уже сидела за оным, а в центре стояла бутыль с местной жидкой валютой.
  
  
  - Проша, что с тобой? - встревожилась Пелагея, лишь взглянув на его лицо.
  
  
  - Погодь маленько, сначала надобно подкрепиться, а там уж и поговорим.
  
  
  Поев щей, председатель плеснул в стакан мутноватой жидкости, наполнив его до половины, и незамедлительно опрокинул в себя. По телу разлилось блаженное тепло, а в голове появилась ясность мысли. Быстро выпив ещё, хотя и меньшую порцию, Прохор Антипович начал тяжёлый разговор. Он рассказал о том, что узнал от Валентины, о своих мыслях по поводу Кузьмы и Ваньки Самсонова. Самогон действительно пригодился, поскольку помог быстро привести Пелагею и Ксению в чувства.
  
  
  
  
  Глава вторая. Пришёл враг
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  С первых дней стало ясно, что ход войны отличается от того, что говорили пропагандисты. Разгромом врага на чужой территории и не пахло. Наоборот, захватчики стремительно рвались вперёд, громя советские части. Через неделю после начала войны был взят Минск. Складывалось ощущение, что верховное руководство само было шокировано и растеряно столь стремительным блицкригом.
  
  
  В июле бои переместились в Смоленскую область. Жители Вихровки ощутили приближение линии фронта. Над ними всё чаще пролетали вражеские авиаторы, по дороге Смоленск - Гомель отходили советские части, спасались беженцы, эвакуировали то, что ещё можно было спасти. Это были самые страшные первые дни войны, когда все бежали, сами не зная куда, усеивая обочины дорог брошенными пушками, пулемётами, сгоревшими и неисправными автомобилями, личными вещами беженцев, а ещё трупами, трупами, трупами.
  
  
  Воскресный день 20 июля можно считать датой, когда гитлеровцами была захвачена Вихровка. Произошло это как-то буднично. Недалеко от деревни шёл бой. Красноармейцы, поставив на дороге заслон, упорно держались за свой рубеж. Фашисты дважды атаковали советских солдат с помощью танков, за которыми бежала пехота. Пулемётным огнём пехота отсекалась от танков, а грозные машины, лишившись пехотного сопровождения, не решались на продвижение вперёд. Враг, однако, был опытен и в военном деле знал толк. Противник отправил быстрых мотоциклистов с пулемётами в обход упрямых русских, не желающих признать превосходство германского оружия и воинской выучки. Обходя заслон на дороге, вражеские мотоциклисты и ворвались в деревню. Так уж получилось, что и в этот раз фашистам нужно было спешить, так что ничего разрушать и жечь они не стали. Речь шла, конечно, не о человеколюбии, а о боязни демаскировать свой манёвр. Действительно, если бы советский командир увидел с дороги дым от горящих домов, то он бы сразу догадался, что его обходят.
  
  
  Среди немцев оказался один, который знал русский язык. Он был из рода обрусевших немцев, которые, не приняв власть большевиков, подались на историческую родину.
  
  
  2.
  * * *
  
  
  Ксения находилась во дворе, когда с окраины деревни раздался треск моторов. Девушка, прекратив поливать цветы, удивлённо повернула голову в ту сторону.
  
  
  "Что это?" - недоумённо подумала она, - "Может наши войска идут?"
  
  
  Ответ на этот вопрос был дан незамедлительно. Командир мотоциклистов, решив, что в самом большом доме живёт местное начальство, отправил в него русскоязычного Фридриха Дорфа с его напарником Гансом Пфартом.
  
  
  Через какую-то минуту треск приблизился к их дому, затем звук мотора стал немного тише, но его легко перекрыла громкая лающая речь. Говорили не по-русски, но что-то явно требовали.
  
  
  - Эй, красные, открывайте! - проорал Пфарт по-немецки.
  
  
  - Не ори, Ганс, они тебя всё равно не понимают, - усмехнулся Фридрих.
  
  
  - А если поговорить на его языке, поймут? - засмеялся сидящий в коляске мотоцикла двадцатилетний безусый немец, поводя стволом пулемёта.
  
  
  - Такой язык всем понятен! - ухмыльнулся его более старший собеседник, - Шутки-шутками, а надо спешить, пока русские не опомнились.
  
  
  - Нет проблем! - ухмыльнулся Ганс, наводя на створку ворот ствол пулемёта. Но в это время открылась калитка, из которой показалась любопытная мордашка местной жительницы.
  
  
  - О, какая фройляйн здесь живёт! - ахнул Пфарт, не отводя от девушки заблестевших глаз.
  
  
  - Ты ствол от неё отведи, а то нажмёшь на спуск в порыве вожделения и нет больше восхитительной фройляйн, - возразил Фридрих, положив правую руку на пулемёт и отворачивая его чуть в сторону.
  
  
  - Ой, правда, - немного смутился молодой солдат.
  
  
  - Где глава этой деревни? - по-русски обратился к девушке Дорф.
  
  
  - Председатель? - несмела переспросила Ксения.
  
  
  - Не знаю, - чуточку раздражённо ответил Фридрих, - председатель, сельский комиссар, староста или как там у вас это сейчас называется.
  
  
  - Мой отец председатель колхоза. Позвать?
  
  
  - Зови и побыстрее!
  
  
  Через минуту Прохор Антипович стоял возле своей калитки, отвечая на вопросы старшего немца, а молодой в это время разглядывал Ксению, которая несмело выглядывала из-за спины отца.
  
  
  Разговор продлился недолго. Фридриха интересовало, как называется деревня? Это нужно было знать, чтобы более точно привязаться к местности. А ещё он спросил о том, где находятся советские войска. Ответа на второй вопрос председатель не знал.
  
  
  - Что за мастерские мы встретили недалеко от вашей деревни? - вдруг спросил немец.
  
  
  - Дык это, МТС наша.
  
  
  - Что такое МТС? - удивился немец.
  
  
  - Машино-тракторная станция, - пояснил Прохор Антипович.
  
  
  - Тьфу! - Фридрих сплюнул на землю, - опять эти большевики хрень какую-то придумали. Как в 20-ые годы главсевморселёдкабрюхо. Ладно, дед, мы пошли. Мы принесли вам новый порядок, так что будете теперь жить без большевиков и колхозов.
  
  
  Сказав это, Фридрих запрыгнул в седло мотоцикла, завёл его и тронулся с места.
  
  
  - Может девку заберём? - спросил у напарника Ганс.
  
  
  - Нет времени. Если после боя останемся живы и остановимся на постой в этой деревне, то обязательно с ней потолкуем.
  
  
  - Надеюсь, что всё так и будет, - плотоядно заулыбался Пфарт.
  
  
  Судьба не была к ним благосклонна. Пфарт получил тяжёлое ранение в грудь из мосинки и умер по дороге в госпиталь. Фридрих упал с подстреленного мотоцикла и сломал правую руку. Фашисты, неожиданно ударив с левого фланга, смяли обороняющихся красноармейцев и продолжили наступление. Что же до председателя и его дочери, то они впервые на этой войне увидели врага. Ксении казалось, что не так уж этот враг и страшен. Молодой немец был даже немножко симпатичен. Прохор Антипович же не питал на счёт немцев никаких иллюзий. Он сам был солдатом, был на войне и видел всякое. Он тоже украдкой следил за взглядом молодого пулемётчика, глаза которого ему, как отцу, очень сильно не понравились.
  
  
  3.
  * * *
  
  
  Время шло. Война продолжалась, катясь по Советскому Союзу, словно громадное колесо с острыми шипами, забирая сотни тысяч жизней, колеча судьбы, разрушая дома. Оставлено множество крупных и мелких городов, деревень, сёл и посёлков, где теперь хозяйничали оккупанты.
  
  
  Вихровку до поры до времени всё это как бы и не касалось. Колхозники продолжали жить почти такой же жизнью. Они работали, собирались в клубе и даже танцевали под гормошку. Хотя деревня и находилась в тылу врага, но фашистов в ней не было. Пару раз через Вихровку проезжали немецкие войска, но даже не останавливались на постой. Гораздо чаще на деревню набредали советские окруженцы. Откровенно говоря, они вызывали жалость: порванная форма, измождённые лица, голодный взгляд, многие с запылёнными повязками, где сквозь пыль были видны бурые следы крови. Вихровцы, конечно, помогали, снабжая красноармейцев продовольствием, деревенская знахарка лечила раны, поскольку фельдшера призвали в армию, местные жители рассказывали солдатам об обходных путях, чтобы окруженцы не попались немцам в плен. В общем, если бы не советские солдаты, выходящие из окружения, да не дефицит мужского населения, ушедшего на фронт, то жизнь местных жителей мало отличалась от той, что была до войны.
  
  
  Эти времена потом будут вихровцам казаться почти райскими, а пока они просто жили так, как привыкли. Но всему когда-нибудь приходит конец. Закончились и счастливые дни для колхозников. В будний день 5 августа в деревню вошла немецкая колонна грузовиков. Они проехали к зданию сельсовета и, остановившись, выпустили из себя вражеских солдат. Те бодро попрыгали на землю и рванули в здание, оставив снаружи лишь несколько человек. В сельсовете давно никого не было, так что возвратились оттуда немцы быстро. Подчиняясь командам офицера и грозному лаю фельдфебеля, фашисты споро согнали местных жителей к сельсовету. Вперёд вышел офицер и, постоянно заглядывая в словарь, с трудом произнёс, страшно коверкая русские слова:
  
  
  Русский, с... Вы скажет... Буду говорить ваш старост. Вы его слушать и подчиняться! Всё выполнять и гут жить, не выполнять - пиф-паф, - он поднял вверх большой палец правой руки, согнув при этом указательный, изображая стрельбу из пистолета. Затем к нему подошёл достаточно пожилой немец и разразился небольшой речью по-русски. Он сказал, что большевизм в СССР фактически уже низложен, что немецкие войска ещё до начала зимы займут Москву, после чего советская власть окончательно падёт. Он обещал свободную жизнь, но предупредил, что пособники советской власти будут сурово наказаны. Местные ему не поверили, поскольку он объявил о тех налогах, которые крестьяне должны сдавать в фонд немецкой армии. С каждой коровы 300 литров молока в год. А ещё с каждого хозяйства 300 кг зерна, полцентнера мяса и 20 кг масла. Помимо натуральных податей, крестьяне облагались и денежным налогом в размере двухсот рублей в год.
  
  
  Речь нового старосты продлилась недолго. Рассказав о налогах и пожелав счастья в новой и свободной жизни, он велел всем расходиться. Вихровцы покидали площадь перед сельсоветом с тяжёлым сердцем. Они понимали, что новый староста лишь говорит красиво, а ждёт их очень непростая жизнь под пятой ненавистного врага.
  
  
  4.
  * * *
  
  
  Жизнь снова вошла в привычное русло, хотя немецкие солдаты остались в деревне. Командование захватчиков решило, что Вихровка - это отличное место, чтобы организовать мастерскую для ремонта танков и иной техники, вышедшей из строя. Оборудование с МТС вывести в полном объёме не успели. Немецкие ремонтники были этому обстоятельству только рады.
  
  
  В деревню стали притаскивать подбитые немецкие танки. Каждый из местных жителей в душе злорадствовал, видя искалеченную гору железа, в которую превратилась грозная немецкая машина. Вот только из груды железа очень часто за ворота мастерской снова выезжал отремонтированный танк, лязгая гусеницами, чадя выхлопом и хищно поводя пушкой.
  
  
  Отношение захватчиков к местным жителям сначала было нейтральным. Со дня на день враг ожидал падения Москвы, так что фашисты ходили по деревне довольными, словно облопавшиеся сметаной коты. Если местные колхозники не мешали захватчикам, то их не трогали и особенно не притесняли. Бывало, что деревенские юноши и немецкие солдаты даже устраивали вечера, на которых пели каждый свои песни.
  
  
  Мишка терзался. Юноша не мог смириться с тем, что его родина ведёт тяжёлую войну, а он сидит дома, спрятавшись за мамкину юбку. Несколько деревенских парней и мужиков ушли в партизаны. Иногда он виделся с некоторыми из них. Ему было известно, что партизаны пока реально ничего не делают, поскольку организуют свою жизнь, быт, ищут оружие и боеприпасы. Однажды Мишка даже добрался до их базы, где его, после долгих мытарств, пропустили к командиру, которым оказался офицер, выходивший из окружения. Мишка помнил его, поскольку товарищ Фамин ночевал как раз у них, так что юноша смог даже подслушать его разговор с отцом. Выйти к своим, по всей видимости, Андрей Александрович Фамин, имеющий капитанское звание, не смог. Мишка просил, чтобы его взяли в партизаны, но сглупил, назвав свой настоящий возраст. Если бы он приврал, как это делали многие его ровесники, то сейчас он бы уже партизанил, но Фамин ему сказал со всей определённостью, что шестнадцатилетних пацанов он в отряд не берёт.
  
  
  Мишка всё равно помогал партизанам. Его помощь заключалась в том, что он рыскал по местности и розыскивал оружие с боеприпасами. Естественно, что отдавал в отряд он не всё. К примеру, небольшой пистолетик типа Вальтер он оставил себе, как и около сотни патронов к нему. А ещё в его личном оружейном схроне лежала мосинка со штыком и две сотни патронов к ней.
  
  
  Прохор Антипович в был знатным охотником. Когда Мишке исполнилось 12, он стал брать его с собой. Сначала было скучно, но с каждым разом становилось всё интереснее и интереснее. Отец учил младшего сына читать следы зверей, учил наблюдать, сопоставлять и делать выводы из увиденного. В 15 лет отец начал учить его стрельбе из ружья, так что к 16 годам Михаил Прохорович обладал навыками неплохого стрелка. Вот только на охоте приходилось стрелять по зверю, который не выстрелит в ответ, а на войне придётся убивать людей, которые могут и огрызнуться огнём, если вдруг промахнёшься с первого выстрела.
  
  
  Из Мишки получился отличный охотник. Обладая средним ростом и небольшой комплекцией, он изумлял не только сверстников, но и взрослых своим проворством. Эдакий шустрый живчик с голубыми глазами, которые всегда светились любопытством. Он считал, что ему самое место в партизанском отряде, но его туда почему-то не брали. Парень, однако, чувствовал, что он обязательно попадёт в команду Фамина, чтобы сражаться за свою родину. Это действительно произойдёт, но чуть позже. Эх, если бы парень только знал, какие обстоятельства приведут к его появлению в партизанском отряде Фамина, то запретил бы себе даже думать об этом. Вышло, однако, так, как было суждено.
  
  
  
  
  Глава третья. Пришло зло
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  Закончился сентябрь. Осень вступила в свои права, оккупировав небо тучами, поливая землю холодным дождём. Курт Зайнер вышел из столовой, достал папиросу из немного помятой пачки и, чиркнув спичкой, закурил. До конца обеденного перерыва оставалось ещё полчаса, так что он мог спокойно покурить, пройтись по деревенской улице и уже потом идти в мастерскую, чтобы продолжать трудиться на благо Германии.
  
  
  Курт был призван в войска из Вольфсбурга, где прожил всю свою жизнь. В первой мировой он не успел повоевать, поскольку родился в 1903 году. Впрочем, этому обстоятельству Зайнер был только рад. Его с самого детства привлекала автомобильная техника. Он мог часами возиться с каким-нибудь самодвижущимся транспортом, абсолютно не замечая хода времени. Его восхищала мысль о том, что человек смог создать то, что способно двигаться само по себе. Ремонтируя очередную машину, он ощущал себя волшебником, который вдыхает душу в мёртвое железо, заставляя его служить людям. В общем, Курт был фанатом своего дела. В вермахте это оценили и пристроили его к той работе, которую он обожал. Автомеханика это устраивало, поскольку он не любил разного рода стволы, зато любил двигатели, валы, масла и т.п.
  
  
  Проходя мимо дома бывшего советского старосты (имеется в виду дом председателя колхоза), он бросил взгляд на калитку и увидел выходящую из дома девушку.
  
  
  "Красивая какая", - с восхищением подумал он. Курт всегда любовался дочкой бывшего старосты, когда была такая возможность. Она поражала величественной, какой-то природной красотой. Не худая, но и не толстая, с роскошной косой и голубыми глазами. Казалось, что сама природа напитала её своими соками.
  
  
  - Эй, фройляйн, подожди меня! - крикнул шедший ему навстречу Алекс Ханд. Ксения, а это была она, испуганно оглянулась и торопливо нырнула обратно во двор, захлопнув калитку.
  
  
  - Не бойся меня, прекрасная фройляйн! Я тебя не обижу, - засмеялся Алекс, подходя ближе к калитке.
  
  
  - Привет, Алекс! Ты с обеда? - окликнул его Курт.
  
  
  - Привет, старина! Да, уже пообедал. Думаю, пойду пройдусь, а потом снова работать.
  
  
  - Опять ты девчонку пугаешь? - укоризненно сказал Зайнер.
  
  
  - Я? - Ханд сделал удивлённые глаза, - Я хочу познакомиться, а не напугать.
  
  
  - Мы здесь враги, так что нужно вести себя аккуратно, если ты, конечно, хочешь заслужить её доверие.
  
  
  - Хочу, разумеется, но... Ты знаешь, не ровняй обычных девушек с какими-то недочеловеками. Она, конечно, красива, но годиться только для того, чтобы удовлетворять потребности высшей расы. Так говорит нам фюрер, а ты же не будешь спорить с фюрером?
  
  
  - Я не буду спорить с нашим вождём, но я точно знаю, что у каждого человека есть своя голова на плечах. Фюрер-фюрером, а думать нужно самому.
  
  
  - Ты, конечно, прав, старина! - засмеялся Алекс.
  
  
  - Ладно, пойду я, - стал прощаться Курт, - а то скоро уже обеденный перерыв закончится.
  
  
  - Да, эта старая свинья Штейнике не даст лишнюю минуту на отдых.
  
  
  - Вот красных победим, тогда отдохнём. Может тебе эту деревню в качестве надела и выделят. Вот тогда отличный у тебя отдых получится.
  
  
  - Ладно тебе фантазировать, - заулыбался Ханд.
  
  
  2.
  * * *
  
  
  Наступил субботний вечер 18 октября. Уборочная страда закончилась, так что до весны у колхозников работы не было. Потрудились вихровцы ударно: собрали неплохой урожай, заготовили корма для скотины, посеели то, что было необходимо. Сегодня в помещении клуба должны состояться танцы. Мишка не в первый раз собирался на подобные мероприятия. Он знал, что придут не только местные мальчишки, но и молодые немецкие солдаты. В те времена отношение к жителям оккупированных территорий ещё не стало таким жестоким. Молодёжь как-то находила общий язык друг с другом. Немцы пели свои песни под губную гармошку, деревенские юноши и девушки - свои. Для них играл дед Семён.
  
  
  Надев свою лучшую рубаху, Мишка вышел из дома и направился к клубу. Его сестра уже была там.
  
  
  - Уже ждёшь, сестрёнка? - окликнул парень Ксению.
  
  
  - Семён Антонович уже пришёл, так что сейчас будут запускать.
  
  
  - Добря! Стал быть, я вовремя пришёл?
  
  
  - Зазноба твоя, Наташка Климова, ещё не пришла.
  
  
  Мишка покраснел, но взял себя в руки и возразил:
  
  
  - Чего это она моя зазноба?
  
  
  - Ой, - засмеялась Ксения, - посмотрите на него! Да всё же видно. Иногда вы, парни, такие глупые.
  
  
  - Ну-ну! - пытаясь грозно нахмуриться, проговорил Мишка. Он хотел добавить что-то ещё, но увидел идущую к клубу Наташку. Сделав страшные глаза, он приложил палец к губам и, отвернувшись от сестры, направился к своей, права таки Ксенька, зазнобе. Его душа пела от первого чувства, сердце восторженно колотилось, сам он радовался тому, что сегодня будет танцевать с Наташкой, а потом они пойдут за околицу, чтобы гулять до утра по скошенному полю. Завтра на работу идти не нужно, так что нет никакого смысла ложиться спать пораньше. Разве мог шестнадцатилетний парень Михаил Холодный подумать, что этот день войдёт чёрной страницей в летопись его жизни. Хорошо, что люди не могут знать своего будущего.
  
  
  Ксения, как было сказано выше, была очень красивой девушкой. Многие завидовали Ивану Самсонову, которому досталась такая красавица. В настоящий момент, однако, любимый Ванютка находился в рядах Красной армии, а потанцевать девушке хотелось. Недостатка в желающих пригласить её на танец не было, но каждый раз её партнёр менялся.
  
  
  "Эх, был бы здесь сейчас Ванютка! Как бы мы с ним танцевали", - вздыхала про себя Ксения.
  
  
  3.
  * * *
  
  
  Завершив рабочий день в мастерской, Курт и Алекс, приведя себя в порядок, отправились на местные танцы. Вытащил друга на это мероприятие более молодой Ханд. Зайнер для вида упрямился, но в душе ему было любопытно, как отдыхают красные?
  
  
  Они немного задержались, так что вечер был в самом разгаре. Молодёжь смеялась, танцевала, громко разговаривала и активно радовалась жизни, которую не могли сломить ни тяжёлый крестьянский труд, ни коллективизация, ни война. Алекс сразу куда-то ушёл, а Курт, присев на скамью, стал наблюдать за танцующими. Местные песни и танцы были ему чужеродны, но он находил в них свою прелесть. Они напоминали ему о мирной жизни, о жене Герте, о почти взрослом Вернере, Старшекласснице Хельге и очаровательной второклашке Ирме.
  
  
  Приятель Курта ушёл недалеко. Он увидел Ксению и не мог отвести от неё взгляд. Заметив, что многие местные парни приглашают её танцевать, он решил тоже попытать счастья. Подойдя к Зайнеру, он спросил:
  
  
  - Скажи, Курт, как по-русски пригласить девушку на танец?
  
  
  - Гм, - задумался его старший товарищ, - Кажется, нужно сказать, фройляйн, я хотеть разрешить вас танец.
  
  
  Алекс несколько раз повторил эти слова, но смелости почему-то не было. Решив перекурить, он вышел на улицу. Возле крыльца на лавке сидели пятеро местных и пили что-то из большой бутыли.
  
  
  - Что это? - спросил Алекс по-немецки. Его, конечно, не поняли, но красноречивый жест, указывающий на бутылку, был ясен без слов.
  
  
  - Кажется немчуре тоже захотелось, - пьяно хохотнул один.
  
  
  - Да нам нежалко. Мы, русские, не жадные, - ответил второй и протянул Алексу бутыль. Тот осторожно осмотрел её и сделал добрый глоток из горлышка. На глазах Ханда появились слёзы. Он почувствовал себя цыплёнком на вертеле. Вот расколённый вертел скользнул по его пищеводу, расплескавшись огненным шаром в желудке, а потом вдруг угас, отдав всё тепло телу. Стало хорошо.
  
  
  - Гут! - прохрипел он. Деревенский самогон оказался по душе оккупанту. Парням тоже было любопытно, что будет делать фашист, когда напьётся. Они забыли, что уже сами много выпили, так что в самом скором времени стали отключаться. Двое из пятерых, взяв себя в руки, всё-таки побрели неверной походкой домой, а трое свалились прямо за лавкой, где рос кустарник.
  
  
  В бутылке оставалась примерно четверть её содержимого, когда Алекс остался в одиночестве. Он вспомнил о Ксении и, залпом допив самогон, отправился в клуб.
  
  
  4.
  * * *
  
  
  Войдя в помещение клуба, Алекс не увидел девушки. Пока он пил самогон, она, заскучав, ушла домой. Если бы Ханд был трезв, то на том бы дело и закончилось, но сейчас он непременно хотел увидеть её. Пьяный немец отправился к дому Ксении. Добредя до калитки нужного двора, он увидел её. Она маленьким ножичком бережно срезала цветы, чтобы украсить свежим букетом дом.
  
  
  - Эй, фр... Фройляйн, я ва-ас танец! - крикнул он заплетающимся языком. Девушка подняла взгляд, увидела его глаза, в которых, как ей показалось, застыла жестокость и злоба, и, вскрикнув, бросилась в дом.
  
  
  - Куда, шлюха? - уже по-немецки заорал Ханд, приходя в ярость от такого поведения русской сучки. Он двинул в калитку плечом, отчего засов оказался сорванным. Стремительно пробежав по двору, пьяный немец ворвался в дом. В сенях её не было, так что он рванул дальше. Путь ему преградил какой-то старик. Алекс действовал на автомате, не отдавая себе отчёта. Пригодились навыки боксёра. Мощный удар в челюсть, от которого пожилой мужчина отлетает в сторону и падает на пол.
  
  
  - Изверг, тварь, паскуда! - кричит по-русски немолодая женщина, размахивая кочергой. Подбив ребром ладони кухонный инструмент вверх, он, стремительно бросив тело вперёд, нанёс страшный удар кулаком прямо в женское лицо. Плотный и мягкий звук удара совпал с неприятным и жутким хрустом. Тело хозяйки обмякло и рухнуло на пол. Кулак Ханда окрасился красным. Алекс, впрочем, этого уже не замечал. В ушах у него шумело, а в воспалённом мозгу билась одна мысль, что нужно догнать эту красную стерву. Углядев забившуюся в угол девушку, он рванулся к ней.
  
  
  - Попалась, пташка! - ухмыльнулся фашист, легко сломив сопротивление Ксении. Он приник к её губам, закрыв от наслаждения глаза. Девушка отчаянно дёрнулась и оттолкнула немца. В следующий момент Ханд ощутил, что на его лицо село какое-то насекомое. Ксения бороздила физиономию насильника маленьким ножичком, которым совсем недавно аккуратно срезала цветы во дворе. Если бы девушка вела себя более хладнокровно и смогла воткнуть ножик негодяю в глаз, то эта история сложилась бы по-другому, но Ксения испугалась и толком не понимала, что делает. Она хотела только одного: спастись от зверя, в которого сейчас превратился Ханд.
  
  
  Ощутив слабую из-за выпитого алкоголя боль, Алекс открыл глаза. Увидев в свете керосиновой лампы, которая каким-то чудом не упала со стола, свою кровь, текущую по лицу, он ещё больше рассвирепел. Последние проблески разума покинули голову псевдоарийца.
  
  
  - Ах ты, красная шлюха! - в неподдельной злобе взвыл он и пнул ксению сапогом в голень. От жуткой боли нога девушки подломилась и она упала.
  
  
  - Получай, мразь! Я тебе покажу, как бросаться с ножами на господствующую расу! - орал Ханд, нанося жестокие удары ногами. Ксения не пыталась сопротивляться, лишь закрывая голову руками от ударов. Остановить разошедшегося негодяя было не в её силах. Осыпая девушку самыми грязными ругательствами, Алекс, как заведённый, бил, топтал, месил. Он не замечал, что Ксения уже потеряла сознания и даже не стонет. Фашист вымещал свою злобу на несчастной, полностью отдавшись ярости, затопившей его тело и душу.
  
  
  5.
  * * *
  
  
  Когда силы Ханда покинули, он отступил от изломанного тела и опустился на лавку. Керосинка по-прежнему освещала место злодеяния тусклым, каким-то уныло-равнодушным светом. Оглядев бешеным взглядом комнату, Алекс увидел... Он увидел страшного человека, тело которого с ног до головы было заляпано кровью Кровь склеила его короткую армейскую стрижку, застыла коркой на бровях, кровь сочилась из порезов на лице, рукава шинели до самых локтей испятнало красным, а ещё брюки и особенно сапоги буквально сочились кровавой влагой.
  
  
  - Проклятое зеркало!" - подумал фашист, - "А неплохо она меня покромсала. Порезы долго будут заживать. Правильно говорил фюрер, что это отсталая раса. Надо убить эту стерву. Вот только марать оружие не хочется, тем более, что сам уже весь в кровище. Вот что, надо её утопить. Точно! И оружие не замараю, и улики скрою".
  
  
  У пьяных своя логика, которую трезвым людям понять невозможно. Ханд забыл, что им говорили об убийстве местного населения. Им разъясняли, что в этом ничего страшного нет, поскольку чем меньше на завоёванной территории останется недочеловеков, тем больше жизненного пространства получит настоящие "арийцы".
  
  
  Приняв решение, немец начал действовать. Он поднялся, схватил девушку за шиворот и в таком виде потащил за собой. Пинком распахнув дверь, он вышел во двор, затем за калитку и поволок песжизненное тело к реке. За полсотни метров до воды кофточка вдруг треснула, а в руках у Ханда остался лишь кусок материи.
  
  
  - Вот мразь какая! Не хочет в реку! Но со мной такие штучки не пройдут! - зло рассмеялся Алекс, хохот которого был изрядно сдобрен нотками безумия.
  
  
  Схватив несчастную за ноги, он продолжил свой страшный путь. Подойдя к воде, он немного прошёл по берегу до определённого места. Ему было известно, что здесь почти прямо у берега находится глубокая яма. Он подхватил тело Ксении на руки, сделал несколько шагов в воду, напрягся и толкнул его от себя. Тело девушки, издав тихий всплеск, стала медленно погружаться в речные воды. Алекс стоял и, как зачарованный, следил за тем, как медленно скрывается под водой продранное во многих местах платье. Прошло не более минуты, а ничего уже не было видно. Свидетельство его страшного преступления упокоилось под толщей речной воды.
  
  
  
  
  Глава четвёртая. Пришла пора действовать
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  Вечер для Мишки закончился самым что ни на есть благоприятным образом. Они с Наташкой всё время танцевали вместе, а потом, не дожидаясь окончания танцев, тихо и незаметно ушли из клуба. Молодые люди гуляли по скошенному полю, болтая о разных пустяках, а затем целовались. Для обоих это были первые в их молодой жизни поцелуи, но удовольствие от оных с каждым новым прикосновением губ становилось всё больше и больше. Неизвестно, до чего довела бы молодых людей горевшая в их сердцах страсть, если бы их не прервали.
  
  
  - На-та-ша-а! Ми-и-ишка! - послышался встревоженный девичий голос. Молодые люди вздрогнули и отстранились друг от друга.
  
  
  - Это Юлька, моя младшенькая, - объяснила парню Наташа.
  
  
  - Мы здесь! - крикнула она.
  
  
  - Фух, наконец-то я вас нашла! - радостно заявила шустрая девчонка с мелкими косичками.
  
  
  - А зачем ты нас искала? - спросила у неё старшая сестра.
  
  
  - Беда! Мишка, твои родители и Ксюша...
  
  
  - Что с ними? - прохрипел неожиданно пересохшим горлом парень.
  
  
  - Пока тебя не было, за Ксюшкой пошёл тот немец... Ну, который приставал к ней... В общем, он ворвался в дом и...
  
  
  Дальше Мишка уже не слушал. Вскочив, он понёсся к своему дому. В голове шумела одна мысль:
  
  
  "Только бы они были живы! Только бы они были живы!"
  
  
  Буквально долетев до родной калитки, парень пулей промчался по двору и взбежал на крыльцо. Рванув на себя дверь, он угодил в объятия Егора Тимофеевича. Это был сосед Прохора Антиповича. Они давно дружили крепкой мужской дружбой. он увидел, как со двора Холодных вышел немец, который что-то волок за собой. Почуяв неладное, пожилой мужчина решил разузнать, что случилось. Картина в доме произвела впечатление даже на него, хотя видел в жизни Егор Тимофеевич немало: на полу и одной из стен виднелись кровавые потёки, возле двери лежал Прохор Антипович, а возле обеденного стола, на котором горела чудом уцелевшая керосинка, раскинув руки, лежала Пелагея Антоновна. А ещё из комнаты вёл кровавый след, который виднелся и во дворе. Бросившись к себе домой, он послал Юлию искать Мишку, а жену отправил за деревенской знахаркой. Это была древняя старуха, сохранившая, между тем, ясный ум. До начала коллективизации она являлась единственным медработником на всю деревню, если её целительство можно назвать медицинской работой. Деревенские почитали её ведьмой и немного, скорее по привычке, побаивались. Никто не слышал, чтобы она кому-либо причиняла зло. Наоборот, никогда никому не отказывала в помощи и если могла, то обязательно избавляла от хвори.
  
  
  Егор Тимофеевич вернулся в дом Холодных. Набрав воды, он сначала решил обмыть раны жены Прохора Антиповича. Мужчина прикоснулся к шее Пелагеи Антоновны и резко отдёрнул руку. Тело женщины было холодным.
  
  
  "Ей уже не помочь!" - вздохнул про себя Егор Тимофеевич. Подойдя к Прохору Антиповичу, он перевернул его на спину и, опасаясь такого же результата, прикоснулся к руке соседа. Рука оказалась тёплой.
  
  
  2.
  * * *
  
  
  Когда Егор Тимофеевич закончил промывать раны соседа, калитка во дворе распахнулась и раздался топот. Выйдя в сени, пожилой мужчина еле-еле успел поймать Мишку, которого сразу узнал по растрёпанной шевелюре.
  
  
  - Спокойно, Михаил Прохорович! - пробасил он, - это я, ваш сосед Егор Тимофеевич. Ну, успокоился?
  
  
  Мишка кивнул. Разжав могучие объятия, друг отца отпустил юношу.
  
  
  - Что случилось? - выдохнул парень, как только оказался на свободе.
  
  
  - Беда случилась, Миша! - глухо отозвался Егор Тимофеевич, - Сестра твоя пропала, отец без сознания, а мать... Ну...
  
  
  - Что с ней? - вскричал парень.
  
  
  - Мишка... В общем, её больше нет.
  
  
  - Как? Почему? - воскликнул Михаил.
  
  
  - Она, судя по всему, ударилась головой, когда падала.
  
  
  - Где она?
  
  
  - Не стоит тебе на это смотреть, парень, - попытался отговорить молодого человека Егор Тимофеевич, но Мишка, ловко обогнув его, уже ворвался в кухню.
  
  
  Этого зрелища, парень знал точно, он не забудет до конца своих дней: разбросанная и побитая посуда, кровавые потёки и тела отца и матери. Всё это страшное место тусклым и, как показалось юноше, каким-то неживым светом освещала керосиновая лампа. Отец был ещё жив, а мать... Мать лежала на полу, уставившись невидящими глазами в доски потолка, всё ещё сжимая в правой руке кочергу. Парень застыл, ощущая, как что-то надломилось в душе. Он не мог пошевелиться, чувствуя, как что-то тяжёлое ворочается внутри, грызёт его сердце и душу, отчего ему так больно, что нет сил ни вздохнуть, ни закричать, ни сдвинуться с места.
  
  
  Неизвестно, сколько бы он так стоял, как вдруг что-то горячее, словно крапива, обожгло его правую щёку, а затем и левую.
  
  
  - Говорил, что не нужно тебе на это смотреть, - пробасил Егор Тимофеевич и, положив тяжёлую руку на плечо юноши, повёл его во двор. Возле колодца сосед набрал воды и плеснул из ведра в лицо Михаилу.
  
  
  Внезапно калитка открылась и во двор вошла Агафья Мироновна в сопровождении его Жены Марфы.
  
  
  - Ты пока посиди здесь, а я помогу целительнице, - сказал Егор Тимофеевич и направился к женщинам.
  
  
  Мишке немного полегчало, но он всё равно не мог прийти в себя, да и кто бы смог после такого? Он сидел, тупо уставившись в ведро, ничего не видя вокруг. В нём нарастала боль. Она крепла, увеличивалась в размерах, требовала во владение всё больше его души.. Когда боли стало слишком много, она прорвала какую-то неведомую дамбу и вырвалась наружу потоком слёз из Мишкиных глаз. Парень плакал второй раз в жизни, плакал горько и безутешно, плакал навзрыд, спрятав лицо в ладонях, размазывая по щекам горячую и солёную влагу. С этими обжигающими каплями уходила его боль, его горе, уходили его страдания и муки.
  
  
  Мишка не знал, сколько он так просидел, но настал вдруг момент, когда слёзы иссякли. Посидев ещё минуту, он придвинулся к ведру и умылся. В душе царила пустота. Он не имел понятия, как ему жить дальше.
  
  
  "Надо узнать, кто это сделал, чтобы отомстить. Жестоко отомстить негодяю. Если это сделал тот немец, то я его убью. Не знаю, как я буду жить дальше, но сейчас мне нужно отомстить! Убийцу покараю, а там посмотрим".
  
  
  Приняв это решение, Михаил встал и направился к дому. На крыльце он увидел Егора Тимофеевича и Агафью Мироновну.
  
  
  - Вот, соколик, как раз Егору Тимофеевичу объясняю. Пелагеюшке, к сожалению, ничем уже не поможешь, а Прохор Антипович очнётся к утру. Я оставила отвар, будешь давать его отцу три раза в день. Разведёшь ложку отвара в стакане воды и пущай пьёт. Запомни, три раза в день и не реже. А ещё вот что мне нужно тебе сказать, паренёк. Егор Тимофеевич, отойди в сторонку, будь так добр.
  
  
  Удивлённый сосед беспрекословно повиновался и вышел за калитку.
  
  
  - Странное дело, - начала Агафья Мироновна: Сестры твоей нет среди живых, но нет и среди мёртвых. Я такого и не припомню на своём веку. А ещё могу точно сказать, что виновен во всём иноземец с собачьей фамилией, но ты ему не отомстишь. У него судьба умереть не от твоей руки. Так что заруби это на носу. Эх, хорошая женщина была Пелагея Антоновна.
  
  
  3.
  * * *
  
  
  На рассвете Михаил пошёл искать сестру. Он прошёл по кровавому следу до реки. В какой-то момент у Ксюши порвалась кофточка, так что её тащили за ноги. След тянулся вдоль берега до самых "волчьих ям". Там на песке чётко отпечатались следы немецких сапог. Здесь неизвестный убийца взял Ксюшу на руки и, очевидно, зашёл с ней в реку. Скорее всего, Ксюша погибла.
  
  
  Ярость душила Мишку. Желание отомстить жгло сердце. Он решил, что дождётся выздоровления отца, а потом пойдёт снова к Фамину, чтобы попроситься в отряд. Если же Андрей Александрович вновь откажет, то он начнёт мстить сам. У него есть оружие, есть патроны, есть желание поквитаться, так что сколько-то врагов он отправит на тот свет, пока его не обнаружат и не убьют.
  
  
  Михаил Прохорович не мог знать, что через час после его похода к реке в немецкой столовой произошёл примечательный разговор. Помятый, с изрезанной физиономией, хмурый и весь какой-то взъерошенный Алекс с с явным отвращением ковырял кашу, что им подали на завтрак.
  
  
  - Перебрал вчера, Алекс? - поинтересовался у него Курт, успешно скрыв усмешку, глядя на похмельного друга.
  
  
  - Да, вчера не удержался. Напился, как свинья! - горестно вздохнул Ханд, - Да и вообще...
  
  
  - Что вообще? - поинтересовался Зайнер.
  
  
  - Да я вчера такого наворотил.
  
  
  - Постой-постой! Сегодня утром говорили о том, что у бывшего старосты убили жену, а его дочь пропала без вести. Ты же не хочешь сказать, что...
  
  
  - Вот именно. Это всё сделал я. Понимаешь, я напился, а потом меня такое зло взяло, что эта красная стерва даже и не смотрит на меня.
  
  
  Алекс кратко рассказал историю своих ночных злодеяний. Курт слушал и всё больше хмурился.
  
  
  - И что ты теперь думаешь делать? - поинтересовался он у приятеля.
  
  
  - Да ничего. Вчера я забыл, а сейчас припоминаю, что за убийство русских никакого наказания мне не будет, так что ничего я делать не буду. Если бы вчера про это вспомнил, то и девку к реке не потащил бы, но случилось так, как случилось.
  
  
  - То есть тебе не жалко девчонку и её мать, которых ты убил ни за что? Тебе не жалко её отца и брата, коих ты оставил в горе? Я не узнаю тебя, Алекс, ты ведь раньше таким не был.
  
  
  - Так уж получилось. Ты знаешь, всему виной, конечно, самогон, но... Я немного подумал и решил, ведь ничего страшного я не сделал. Ну, убил пару русских, так они почти животные. Нет же ответственности за убийство животных? Так что, я считаю, ничего страшного я не совершил.
  
  
  - Сейчас жестокое эпоха, жестокие идеи и жестокие вожди. Когда-нибудь это пройдёт и наступит время, что даже животных нельзя будет убивать безнаказанно. А все люди будут равны в своём человеческом достоинстве.
  
  
  - Ээ, Курт, ты это чего? - удивился Ханд, - твои рассуждения противоречат тому, чему нас учит фюрер.
  
  
  - Ты считай, как желаешь, но я хочу тебе сказать, что ты мне больше не приятель, - резко бросил Зайнер и, допив чай, поднялся из-за стола.
  
  
  "Да пошёл ты, старый кабан!" - раздражённо подумал Алекс, - "Будет ещё мне морали читать. Фюрер учит, что славяне - не люди, а почти животные. Если он так говорит, значит, так оно и есть. Не хочешь приятельствовать, да и катись в бездну. Мне ещё лучше", - думал Алекс. В душе его, однако, было понимание, что он не прав, что он совершил самое настоящие злое дело, а ещё он знал, что ему придётся поплатиться за это. Умом он понимал, что уголовная ответственность ему не грозит, так что не вполне ясно, как ему придётся заплатить за своё преступление, но плата будет взыскана в полном объёме, в глубине души Ханд в этом не сомневался.
  
  
  
  
  Глава пятая. Пришло время мстить
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  Май 1942 года в Вихровке выдался тёплым и, если это можно так сказать, душистым. Природа цвела пышным цветом, далеко разнося запахи растений. Выйдя из мастерской, Алекс Ханд вдохнул полной грудью деревенский воздух, напоённый весенней свежестью. Запахи железа, масла, бензина и солярки ему давным-давно надоели. Завтра его ждал выходной, поскольку в воскресенье, если позволяла обстановка, они не работали.
  
  
  "Пойду-ка я сегодня на речку", - подумал вдруг он. Обкатав возникшую мысль в голове, немец решил, что это неплохая идея. Он не хотел ещё раз видеть рожи тупых советских крестьян, слушать их непонятные разговоры, но главной причиной было то, что ему казалось, будто они смотрят на него осуждающе. В каждом взгляде, в каждом звуке голоса ему чудился укор.
  
  
  "Всё равно никаких танцев не намечается. После того вечера, будь он проклят, вообще все танцы отменили", - зло подумал он и пошагал к себе.
  
  
  Ситуация в деревне к тому времени и в самом деле сильно изменилась. Крепко получив по зубам под Москвой зимой 1941-го, фашистское командование пришло к мысли о рациональном использовании ресурсов на захваченных территориях. В этой связи крестьяне были обложены солидными налогами, которые собирались неукоснительно и, согласно немецкой педантичности, точно в срок. Отношение к местному населению заметно ухудшилось. Фашисты и их пособники полицаи, набранные из местных жителей, чинили произвол, зная, что всё им сойдёт с рук. Были случаи грабежей, убийств, изнасилований, что не добавляло у местного населения любви к оккупантам. Зато отношение к партизанам улучшилось. Теперь, узрев реальный звериный лик врага, жители сёл и деревень стали активнее поддерживать партизан. Участились случаи нападения на солдат вермахта, автоколонны, склады. Партизаны, уничтожая врага и его пособников, добывали оружие, боеприпасы, продовольствие. Гитлеровцы с такой ситуацией мириться не собирались, решив организовать карательную экспедицию на смоленщине. Партизан ожидали суровые времена, но пока они ещё не знали об этом.
  
  
  Быстро собрав в мешок немного еды, бутыль самогона, к которому с того осеннего вечера он пристрастился, Алекс Ханд пошёл на реку. Проходя по деревенской улице мимо дома бывшего председателя, он посмотрел на покосившийся забор и подумал:
  
  
  "Странно, что мальчишка и старик после этих событий пропали. Пока старик лечился, вроде его сын был с ним, помогал, ухаживал. А потом они оба пропали. Не ушли ли они к партизанам?"
  
  
  Размышляя об этом, он гнал от себя воспоминания о том страшном вечере. В какой-то степени Ханд был прав, ведь его действительно боялись деревенские. Им было известно, что этот немец натворил 18 октября 1941 года в доме Холодных. А если кто-то об этом забывал, то достаточно было взглянуть на лицо фашиста, на котором остались шрамы от маленького ножика Ксении, чтобы вспомнить о совершённом злодеянии. После 18 октября 1941 года произошло немало событий, когда оккупанты показывали своё настоящее лицо, но тот случай был первым, а потому его запомнили.
  
  
  Выйдя к Вихре, Алекс и не заметил, что его ноги сами повернули в том направлении, где находилась та самая речная яма. Только оказавшись на месте, он осознал, куда пришёл. Решив не заморачиваться и остановиться для отдыха здесь, он бросил мешок, быстро разжёг костёр и принялся ждать того момента, когда огонь прогорит, чтобы запечь картошку. Одиночество, мелкие заботы по приготовлению пищи, звуки природы отвлекли Алекса от грустных мыслей. Он выкатил палкой из золы картошины, быстро нарезал сало с хлебом и, плеснув полстакана самогона, принялся напиваться.
  
  
  2.
  * * *
  
  
  Мишка пробирался к родной деревне. Его задание состояло в том, чтобы тайком попасть в Вихровку, где встретиться с Евдокией Пахомовной. Эта бодрая старушка слыла в деревне первой сплетницей. Она знала всё и обо всём. Окружающим казалось, что она выбалтывает всё услышанное так же легко, как и слушает. Это, однако, было не так. Когда было нужно, Евдокия Пахомовна могла и промолчать, и приврать, и откровенно обмануть. Короче говоря, в партизанском отряде сочли, что лучшего информатора в Вихровке им не сыскать. Раз в неделю Мишка наведывался в деревню, чтобы расжиться новостями, которые немедленно доставлял в штаб отряда. Получение своевременной и, самое главное, точной информации уже несколько раз помогло партизанам провести успешные операции против фашистов, так что задание у Михаила было серьёзное и ответственное.
  
  
  Пришёл в партизанский отряд Михаил Холодный в конце октября 1941 года. Заявился он не один, а со своим отцом, который, излечившись, пожелал вместе с сыном идти в партизаны, чтобы отомстить. Один хотел расквитаться за мать и сестру, другой за жену и дочку. Андрей Александрович, по-прежнему руководивший отрядом, сначала засомневался, стоит ли брать к себе мальчишку и старика. Прохор Антипович сказал, что может охотиться, неплохо стреляет, а ещё умеет прилично кашеварить. Последний аргумент возымел своё действие, поскольку нормального повора в отряде как раз и не хватало. Мишка же сказал, что если его не возьмут, он будет убивать немцев сам. Взглянув парню в глаза, Фамин даже удивился, ведь на него смотрел не наивный пацан, который только-только перешёл от детских забав к более или менее взрослой жизни, а суровый молодой мужчина, познавший цену настоящей боли.
  
  
  Михаил был принят в отряд, где на него возложили обязанности по разведке и добыче необходимой информации. В его задачу входило наблюдение за дорогами и населёнными пунктами, вражескими постами, казармами и т.п. Кроме того, Мишка должен был встречаться с информаторами в разных деревнях и сёлах. Сейчас он радовался тому, что предстоит навестить родную деревню.
  
  
  Подходя к Вихровке по-над берегом реки, юный партизан увидел у "волчьих ям" костёр. Заинтересовавшись, он стал медленно подкрадываться. Ночь была лунная, но разглядеть того, кто находится возле костра, Мишке никак не удавалось. Добравшись до крайнего дерева, парень затаился. Было видно, что у костра сидит человек, одетый в немецкую форму. Немец был пьян. Вдруг он поднялся и, пошатываясь, направился к ближайшим кустам. Поняв, что сейчас будет делать фашист, Мишка бесшумно обогнул освещённое место и занял позицию таким образом, чтобы увидеть лицо врага. Немец подошёл к кустам и расстегнул штаны. Юный партизан всматривался в лицо оккупанта. Физиономия оказалось до боли знакомой. Это был тот самый фашист, который приставал к Ксюше, который учинил кровавую бойню, из-за которого больше нет ни его сестры, ни его матери. Рука парня непроизвольно потянулась к поясу, где в небольшой самодельной кабуре лежал трофейный Вальтер. Мосинку ему командир пока не доверил, да и ни к чему громоздкая винтовка в разведке. Зато ничего против ношения юношей Вальтера товарищ Фамин не имел.
  
  
  Рукоять пистолета в правой руке. Теперь нужно тихо снять предохранитель. Слишком близко, фашистский гад может услышать. Мишка быстро перебежал чуть подальше, чтобы видеть немца, но чтобы тот не смог уловить звука передёргиваемого затвора. Парень понял, что мог бы так и не маневрировать, поскольку немец вдруг стал что-то фальшиво насвистывать. За собственным свистом он, скорее всего, не услышал бы негромкого звука, с каким Вальтер приводится в боевое положение.
  
  
  Передёрнув затвор и дослав патрон в ствол, парень снова начал подкрадываться к оккупанту, который, завершив орошать кусты, неловкими движениями пытался застегнуть штаны. Справившись с этим "трудным" делом, тот направился к костру, рядом с которым резко сел, почти упал. Дотянувшись до бутыли, он налил себе полстакана (его любимая порция) и выпил. Довольно вздохнув, оккупант пьяно забормотал что-то по-немецки.
  
  
  В это время Мишка находился в пяти метрах за спиной ненавистного врага. Решив, что дальше приближаться опасно, он поднял правую руку с Вальтером и, наведя ствол на спину немца, приготовился потянуть спусковой крючок, как вдруг...
  
  
  3.
  * * *
  
  
  Алекс сидел возле костра в одиночестве, наливаясь местным самогоном, закусывая его бутербродами с салом и печёной картошкой. В какой-то момент он почти задремал. Окончательно отключиться ему помешал мочевой пузырь. С трудом поднявшись на ноги, он побрёл к ближайшим кустам. Луна неплохо освещала окружающую обстановку, да и от костра Ханд далеко не уходил. Сделав свои дела, он вернулся к огню и, решив ещё немного выпить, немедленно осуществил своё желание. Почувствовав, что отключается, немец собрался уже упасть на траву, как вдруг.
  
  
  - Алекс! Алекс! - послышалось откуда-то. Немец вздрогнул и поднял голову. Его остекленевшие глаза смотрели на поблёскивающую в таинственном свете Луны воду. Вдруг ровная, словно зеркало, поверхность реки покрылась рябью, появились расходящиеся круги, а потом... А потом на поверхности появилась женская голова, смотрящая на Алекса огромными зелёными глазами. С губ прекрасного лица слетало его имя. За головой струились пышные, красивые, невообразимо длинные зелёные волосы.
  
  
  - Алекс, иди ко мне!
  
  
  Он узнал это лицо. Она пришла за ним, за своим убийцей. Надо бежать, но бежать не было сил. Его тело поднялось на ноги и, не слушая указаний мозга, сделало первый шаг навстречу ей, той девушке, о которой он мечтал.
  
  
  - Иди ко мне, Алекс! - звала она его на чистом немецком.
  
  
  "Она же не знала нашего языка", - подумал Ханд, делая второй шаг по направлению к воде.
  
  
  - Что же ты, милый Алекс, - чарующе звучало в его ушах, - смелее, ведь раньше ты был очень храбрым.
  
  
  Сделав третий шаг, Ханд вдруг замер. Мозг, отчаянно борясь за жизнь, неимоверным напряжением всех сил остановил движение тела к воде.
  
  
  "Я не хочу умирать! Я хочу жить! Пусть умирают другие, но я должен выжить любой ценой. ТОлько не я! Нет, нет, нет!" - метались в его голове панические мысли.
  
  
  "Остановился! Надо держаться, ведь я могу с этим бороться! Держаться любой ценой. Эта красная дрянь не утянет меня за собой". Действительно, как бы не звала его девушка, показавшаяся уже по пояс, Алекс Ханд стоял на месте, словно телеграфный столб. Вдруг, когда фашист решил, что уже победил, что если и не справился с наваждением, то смог ему противостоять, раздалось чарующее пение. Множество хрустальных подвесок, ложечек, стаканов и стаканчиков, соединившись в единый ансамбль, вдруг заиграли дивную мелодию. Слов Алекс не понимал, но от этого голоса всё его тело заполняло блаженством.
  
  
  "Не поддава..." - мелькнула и пропала последняя мысль в его мозгу, после чего Алекс Ханд перестал думать.
  Вообще.
  Обо всём.
  Навсегда.
  
  
  4.
  * * *
  
  
  - Алекс, Алекс! - услышал Мишка в тот самый момент, когда палец уже начал выжимать слабину спускового крючка. От неожиданности парень вздрогнул и чуть не выстрелил. Спасли рефлексы, вбитые отцом. Тот говорил, что он должен стрелять только осознанно, не поддаваясь никаким посторонним эмоциям. Андрей Александрович, когда юный партизан рассказывал ему об этом, очень хвалил Прохора Антиповича, а Мишке велел слушать отца, поскольку он учил его правильно.
  
  
  Юный партизан сдержался и не выстрелил. Очень медленно он убрал указательный палец с курка и вновь услышал:
  
  
  - Алекс, иди ко мне!
  
  
  Голос был столь же чарующим, сколь и знакомым. Возможно, что рациональный ум просто не допускал правильного варианта принадлежности этого голоса, который доносился от воды. Парень отвёл глаза от Ханда и посмотрел на реку. На воде он увидел... Этого не могло быть, но это было! Над водой появилась голова с лицом его сестры, вот только... Вот только у сестры никогда не было таких огромных зелёных глазищ, лицо не было столь безупречно правильным. Вспоминая через полвека об этих событиях, Михаилу Прохоровичу пришло сравнение, будто лицо его сестры неведомый гениальный мастер тщательно обработал на совершеннейшем станке с электронным управлением, где погрешность не превышает одного микрона.
  
  
  Ненавистный гад, тем временем, поднялся и сделал первый шаг по направлению к воде.
  
  
  "Он как-то её понимает", - в изумлении подумал парень, опуская руку с пистолетом.
  
  
  - Что же ты, милый Алекс, смелее. Раньше ты был очень храбрым, - звала Ксения своего убийцу. Вдруг фашист остановился. Мишка видел эту удивительную и жуткую картину: тело оккупанта дёргалось, желая, наплевав на запрет мозга, сделать ещё один шаг к воде, но желание жить придало негодяю сил к сопротивлению. Фашист остановился. Только странное подёргивание частей его тела говорила о том, что Ханд борется со своей плотью, которая внезапно вышла из-под его контроля.
  
  
  Вдруг Ксения, устав ждать, запела. Что это была за песня! Юноша никогда ничего подобного не слышал. Он сам сделал пару шагов вперёд, забыв о том, что покидает укрытие и выходит на открытое место. Ксения пела, а фашист, утратив способность к сопротивлению, медленно шёл к воде. Вот его сапоги захлюпали по мелководью, вот вода добралась до его колен, до бёдер. Ксения приблизилась к немцу и, обняв за шею, вдруг резко рванула его за собой в глубину.
  
  
  "Там же Волчьи ямы", - вспомнил Мишка.
  
  
  После рывка Алекс Ханд скрылся под водой. Живым на поверхности он больше не появился. Ксения тоже скрылась в реке, лишь рыбий хвост показался на поверхности, а потом исчез и он.
  
  
  Мишка стоял, открыв рот.
  
  
  "Это же... Да она же... Это русалка! Моя сестра, моя Ксюшка стала русалкой! Этого не может быть, но это так!"
  
  
  В голове парня царил настоящий сумбур, если не сказать бардак. Поддавшись одной из метавшихся мыслей, он подошёл к воде и тихо позвал:
  
  
  - Ксюша! Ксюша!
  
  
  Но ему никто не ответил.
  
  
  5.
  * * *
  
  
  Рано утром помощник повора Ганс Хёфнер, набрав воды, не пошёл сразу обратно, а решил немного пройтись по берегу, чтобы подышать свежим воздухом. Сегодня он встал чуть пораньше, чем обычно, так что время на небольшую прогулку у него имелось. Гансу предстояло целый день работать на кухне, так что следующая возможность подышать свежим воздухом появится у него только вечером. Дойдя до омута, который местные называли "Волчьи ямы", Хёфнер вдруг увидел что-то странное у самой кромке воды. Сначала ему показалось, что на берег выбросило карягу, оплетённую водорослями. Подойдя ближе, он понял, что это не каряга, а человек. Тот лежал на спине, с ног до головы обмотанный водорослями, как будто тело угодило в какой-то диковинный упаковочный станок, работающий под водой. Присмотревшись, помощник повора узнал одного из работников ремонтной мастерской Алекса Ханда. Вот только лицо... Лицо выглядело странно и этим сильно напугало Хёфнера. На губах мертвеца застыла мечтательная, даже какая-то довольная улыбка, но в его глазах остался навечно лютый, запредельный ужас. При взгляде на это лицо возникало ощущение, что в последний миг своей жизни тело и разум человека жили отдельно друг от друга.
  
  
  С криком ужаса Хёфнер помчался в деревню, забыв о набранных вёдрах. На его вопли сбежались немцы. Появился и начальник гарнизона Эрик Штейнике, выглядящий мрачным и недовольным.
  
  
  - Что случилось? Что за мышь завелась в местной женской бане? - с раздражённой иронией спросил он. Ганс с трудом, постоянно заикаясь, объяснил ему.
  
  
  - Иди, сынок, отдохни, приди в себя, а я пока пошлю солдат и врача, чтобы они разобрались в ситуации.
  
  
  Осмотр места происшествия ничего не дал. Вскрытия не делали, но врач, входивший в штат деревенского гарнизона, предварительно установил, что Алекс Ханд, пребывая, по всей видимости, в состоянии алкогольного опьянения, полез купаться, забыв снять одежду, и, чего и следовало ожидать в такой ситуации, запутался в водорослях и утонул. Немцы в большей своей части поверили в эту версию, поскольку она не противоречило тем фактам, что были им известны об Алексе. Не поверил в это только Курт Зайнер. Он видел своего бывшего приятеля в разные моменты жизни, в том числе и при опьянении. Такой физиономии у него Курт не видел никогда. Почему-то ему вспомнилась девушка Ксения, которую убил Алекс Ханд. Именно после того происшествия между ними пробежала чёрная кошка.
  
  
  "Что-то здесь не так", - подумал Курт, но о своих подозрениях никому не сказал. Он справедливо полагал, что никаких реальных доказательств своих выводов у него нет, а выражение глаз, как говорится, к делу не пришьёшь.
  
  
  
  
  Глава шестая. Чудесное спасение
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  - Говори, русская свинья!
  
  
  Очередная зуботычина заставила голову Михаила мотнуться.
  
  
  "Надо же было так глупо попасться", - подумал парень, слизывая кровь, бегущую из расквашенного носа, - "Хорошо, что хоть Сашка успел убежать. Он надёжный, он дойдёт и расскажет командиру. Хорошо, что нас послали вместе на эту разведку".
  
  
  Получилось всё действительно глупо. Они сидели на опушке леса, наблюдая за деревней. На дворе был август 1943 года. Советские войска уже начали операцию "Суворов", целью которой являлось, помимо прочего, и освобождение Смоленска. Из центрального штаба партизанского движения поступил приказ, который предписывал партизанам повысить свою активность, чтобы максимально усложнить оборону врагу. Пускались под откос поезда, взрывались мосты, на дорогах устанавливались мины, уничтожались склады с продовольствием, боеприпасами и иным снаряжением. Партизаны, словно гончие псы, вцепились в загривок ненавистного фашистского волка, а у огромного и лютого зверя в данный момент времени не было сил, чтобы стряхнуть с себя мелких, но многочисленных и больно кусающихся собак.
  
  
  Заданием отряда Фамина являлось уничтожение ремонтной мастерской, которую фашисты организовали на месте бывшей колхозной МТС. Немцы наладили в ней ремонт танков, самоходных артустановок, автомобильной техники. Этому нужно было положить конец, чем партизаны из отряда Фамина и занялись. Сначала отправили разведку, состоящую из Мишки Холодного и Сашки Лушевича. Они наблюдали за родной деревней Парня уже второй день, фиксируя распорядок дня немецких солдат, поведение персонала и даже привычки офицеров. Любая мелочь могла пригодиться при разработке операции.
  
  
  Наблюдение проходило своим чередом. Откровенно говоря, всё необходимое разведчики уже узнали. Ночью Мишка, как местный житель, даже пробрался в Вихровку, где переговорил с Егором Тимофеевичем. Можно было уходить, но ребята решили ещё понаблюдать, а на базу отправляться ночью.
  
  
  Один из патрулей внезапно изменил привычный маршрут и пошёл прямо по краю лесной опушки. Получалось, что фашисты пройдут буквально в десятке метров от затаившихся партизан. И тут, надо же было такому случиться, Сашка Лушевич чихнул, да так громко, что оглушительно-звонкое "апчхи" услышала, как показалось Мишке, вся Смоленская область. Фашисты немедленно сдёрнули автоматы с плеч и, передёрнув затворы, навели стволы на ребят. Переглянувшись, разведчики со всех ног бросились бежать. Солдаты вермахта открыли огонь и бросились в погоню. Мишке не повезло. Одна из пуль угодила ему в ладонь левой руки. От страшной боли он вскрикнул, запнулся на бегу и упал, покатившись по земле. Естественно, что гитлеровцы его тут же догнали и, навалившись, завернули руки за спину, сдавив раненную ладонь. Боль расколёнными клещами рванулась по руке вверх, парень взвыл и потерял сознание.
  
  
  2.
  * * *
  
  
  Сначала юный разведчик решил, что нужно включать дурачка. Он лепетал что-то о том, что он из другой деревни, из Зарубино. Он собирал в лесу ягоды и заблудился. Никаким партизаном он не является, а просто случайно сюда попал. Немцы ему, разумеется, не верили. Следы говорили о том, что этот русский сидел в кустах достаточно долго, да и был он не один, а с товарищем. Мишка же отрицал тот факт, что заблудился он не один.
  
  
  Юному партизанскому разведчику повезло, что в деревне не было опорного пункта гестапо. Если бы Мишка попал в их застенки, то он бы, скорее всего, всё рассказал, но застенков гестапо в Вихровке не было. В штате гарнизона, который охранял мастерскую, имелся, правда, гестаповец, но был он явно из неудачников, которого сослали в эту деревню в качестве наказания за плохую работу. Сейчас именно он допрашивал Михаила, побуждая того к сотрудничеству соследствием с помощью мордобоя.
  
  
  - Что, Гюнтер, не хочет говорить наш маленький партизан? - с усмешкой спросил у гестаповца вошедший в помещение Эрик Штейнике.
  
  
  - Никак нет, господин майор, - вздохнул тот.
  
  
  - Может он и в самом деле заблудился? - ухмыльнувшись, предположил главный из немцев в Вихровке.
  
  
  - Сомнительно что-то, - ответил Гюнтер, - Множество фактов свидетельствует о том, что это разведка партизан.
  
  
  - Может и так. Знаешь, не хочется мне с ним возиться. Придётся бумаги оформлять на него, потом команду выделять, чтобы в Гестапо отправить. В общем, хлопотно всё это.
  
  
  - Вы, конечно, правы, господин майор, но что же тогда делать?
  
  
  - Да расстреляем его на всякий случай. У меня, между прочим, даже подходящая инструкция имеется. Нашей мастерской ведь дали статус какого-никакого, а значимого объекта. Из этого следует, что наша мастерская важна для германской армии. Из данного статуса вытекает, что любых лиц, подозреваемых в проникновении на объект, я имею право превентивно расстреливать. Это сделано в целях укрепления безопасности в прифронтовой полосе. В общем, с бумажной точки зрения здесь к нам не подкопаешься. Гестапо, конечно, будет ворчать, но... Короче, если такие умные, пусть отрывают свои зады от мягких кресел и сами приезжают сюда шпионов ловить.
  
  
  - Да, такая трактовка не приходила мне в голову, - признался Гюнтер. В его душе боролись чувство долга перед фюрером и чувство обиды на своих коллег. Они сейчас точно не в какой-то деревне сидят, где пообщаться можно лишь с немногочисленными немцами да местными колхозными варварами. Надутые и чванливые негодяи, сославшие его в эту дыру, сами работают и живут в городах, где есть ресторан, магазин, кинотеатр наконец. Да хотя бы электрическое освещение, от которого Гюнтер уже начал отвыкать. В конце концов обида победила и он ответил немолодому майору:
  
  
  - Согласен, но только расстреливать я его не поведу.
  
  
  - Ну и дела! - изумился Штейнике, - А кто же тогда займётся этим нужным для будущей Германии делом?
  
  
  - Отправьте кого-то из ваших людей. Вон, если мне не изменяет память, то Зайнер ещё никого не расстреливал. Каждый из нас расстрелял хотя бы одного партизана или местного жителя, а этот нос воротит.
  
  
  - В чём-то ты, пожалуй, прав. Даже мне однажды пришлось замарать руки, а этот Зайнер всё выкручивается. Тут такая война идёт, а он, видимо, чистеньким хочет остаться. Пора бы ему уяснить, что на войне чистеньких не бывает.
  
  
  3.
  * * *
  
  
  Курт собирался немного пройтись по деревне перед сном, когда к нему заглянул Фриц Миллер.
  
  
  - Курт, тебя Штейнике вызывает.
  
  
  - Он не говорил, зачем я ему понадобился в такое время?
  
  
  - Нет, просто приказал, чтобы ты явился.
  
  
  - Иду, - вздохнул Курт и направился к зданию бывшего сельсовета, где располагался со своим штабом Штейнике.
  
  
  - Хайль Гитлер! - приветствовал старшего по званию Курт, входя в кабинет. В помещении, кроме самого Эрика и Курта, находился гестаповец Гюнтер Хальд и избитый русский мальчишка. Сердце Зайнера неприятно ёкнуло.
  
  
  "Кажется, снова будут предлагать расстреливать", - подумал он и не ошибся.
  
  
  - Курт, отведёшь этого зверёныша к реке и расстреляешь! - сухо и по-деловому приказал главный немец Вихровки.
  
  
  - Почему я? - привычно возразил Курт.
  
  
  - Потому, что ты ещё никого не расстреливал. Чему нас учит любимый фюрер, забыл? Уничтожение расы недочеловеков - прямой долг каждого настоящего немца. Ты же настоящий немец?
  
  
  - Так точно, господин майор, вот только устал я сегодня. Так много работы по ремонту техники появилось в последнее время.
  
  
  - Всё-всё, хватит! - Эрик пристукнул толстой ладонью по столу, - Все твои отговорки я уже успел заучить. Бери этого юнца и веди к реке. Там как раз есть так называемые волчьи ямы, так что в том месте тело и утопишь. Там много наших утонуло, если мне память не изменяет, то около двух десятков. Пришлось даже запретить солдатам ходить к той реке. Пусть теперь хоть один местный гадёныш тоже останется лежать в этом проклятом месте.
  
  
  Курт открыл рот, чтобы привести новый аргумент за то, чтобы ему не убивать несчастного парнишку, который, как он заметил, сильно походил на его сына, но Штейнике добавил, подпустив в голос металла:
  
  
  - Это приказ! - и многозначительно уставился на Зайнера. У того по спине забегали мурашки. Если раньше ещё можно было осторожно поспорить, то после этих слов, да ещё и сказанных в присутствии гестаповца, выбора у него не оставалось. Ему слишком хорошо было известно, чем грозит неисполнение прямого приказа в условиях военного времени.
  
  
  - Слушаюсь, - хмуро сказал он и подошёл к парню. Тот сидел на неудобном стуле со связанными за спиной руками. Русский юноша действительно был похож на его сына Михаэля, который остался с женой в Вольфсбурге.
  
  
  - Твой пистолет с тобой? - поинтересовался Штейнике.
  
  
  - Да, господин майор.
  
  
  - Отлично. Приступай к выполнению приказа.
  
  
  - Стать! Идти! - отрывисто бросил по-русски Курт, достав пистолет и дослав патрон в ствол.
  
  
  4.
  * * *
  
  
  Мишка перестал ориентироваться в происходящем. Сначала его били, спрашивали, а затем вдруг перестали. Потом пришёл немец лет сорока с с гаком. Главный фашист с ним о чём-то недолго поговорил, после чего пришедший гитлеровец подошёл к нему, достал пистолет и приказал идти.
  
  
  "Наверное на расстрел повели", - подумал парень равнодушно, покорно шагая к реке, подталкиваемый дулом пистолета, - "Может оно и к лучшему, а то сначала пытали бы, потом я бы, возможно, раскололся и всех выдал, а потом всё равно шлёпнули бы. Так лучше без мучений".
  
  
  Парень шёл по родной деревне, стараясь запомнить её во всех деталях. К сожалению, нынешняя Вихровка мало чем напоминала довоенную. Некоторые дома стояли пустые, поскольку фашисты уничтожили их обитателей. Часть домов вообще сгорела, когда фашисты проводили карательную противопартизанскую операцию. Его дому повезло, поскольку у немцев не было информации о том, что Мишка и его отец ушли к партизанам. Теперь, видимо, и этот дом сожгут.
  
  
  Юный партизан шагал, разглядывая в последний раз родную Вихровку, подмечая все изменения, произошедшие в ней за время оккупации врагом. Он вдыхал деревенский воздух, состоящий из запахов сена, навоза, близкой воды и, здесь немцы тоже подгадили, смеси масла с бензином. Не верилось, что через несколько минут для него всё закончится. Останется эта улица, трава, деревья, птицы, вездесущие комары, а его, Михаила Прохоровича холодного, на этой земле уже не будет. Юноша смотрел, дышал, ощущал, желая впитать в каждую клеточку своего молодого тела как можно больше окружающего мира: зрительных образов, запахов, звуков.
  
  
  - Стоять! - отрывисто, но при этом тщательно выговаривая русское слово, бросил его конвоир.
  
  
  Мишка покорно остановился. За спиной послышался звук передёргиваемого затвора.
  
  
  "Он же уже взводил свой пистоль", - подумал Мишка, - "чего же сейчас медлит?"
  
  
  За спиной послышался какой-то шорох, потом чиркнула спичка и потянуло табачным дымком. Немец обогнул Михаила и, изобразив знак вопроса зажатой в руке сигаретой, взглянул на парня. Всё было ясно без слов. Мишка благодарно кивнул. К курению он пристрастился в партизанском отряде. Эта привычка помогала ему немного унять свои эмоции после опасных заданий и операций.
  
  
  Прикурив вторую сигарету от первой, немец воткнул её в губы приговорённого. Юноша затянулся горьким дымом, который показался ему таким сладким, словно шоколад, который ему довелось попробовать один раз в жизни.
  
  
  5.
  * * *
  
  
  Когда чего-то ждёшь, то время тянется долго. Когда хочется остановить время, то оно, наоборот, летит, словно самолёт на фарсажном ускорении. Сигарета быстро закончилась. Для Курта пришла пора выполнить приказ и отправить юного русского парня на тот свет.
  
  
  Мишка приготовился, успокоился, насколько это было возможно, и просто стоял на месте, ожидая выстрела в затылок. Немец медлил. Вдруг он извлёк из-за пояса нож и зашёл парню за спину. Решив, что его сейчас просто-напросто зарежут, чтобы не тратить нужные для Германии патроны, парень попытался обернуться.
  
  
  - Стоять! - одёрнул его резкий окрик. В следующий миг он почувствовал, как верёвки на его запястьях распадаются и падают.
  
  
  "Он же перерезал их", - с удивлением подумал Михаил?
  
  
  - Взять! - послышалась новая отрывистая команда. Мишка, растирая онемевшие руки, обернулся и увидел на земле перерезанные верёвки, на которые указывал палец его конвоира.
  
  
  "Сейчас он меня и кончит", - подумал он, но наклонился и подобрал верёвки с земли и, подчиняясь жесту Зайнера, спрятал их за пазуху. Немец подошёл к нему, положил руку на плечо, наклонился и в самое ухо прошептал:
  
  
  - Уходить! Бежать, сыньёк!
  
  
  После этого он развернул юношу лицом к воде и толкнул вперёд.
  
  
  Мишка порадовался, что он был неплохим плавцом. Сейчас это ему должно было здорово пригодиться. Если бы не раненная рука, то и проблем бы не возникло, но простреленная ладонь сильно уменьшала его шансы на то, чтобы переплыть реку, не утонув в ней. Другого выхода, однако, не было. Парень зашёл в воду и возле самого начала "Волчьих ям" бросил тело вперёд, загребая воду правой и немного левой рукой. Послышалось два сухих выстрела. Это Курт Зайнер дважды выпалил в воздух, чтобы все в деревне слышали, что русский парень расстрелян.
  
  
  Мишка кое-как плыл, но простреленная ладонь левой руки болела всё сильнее. В какой-то момент боль стало нестерпимой. Юноша начал захлёбываться. Вдруг он почувствовал, как что-то подхватило его и повлекло на поверхность. Парень с наслаждением вдохнул порцию такого ароматного воздуха и открыл глаза, которые немедленно полезли из орбит от удивления. Его поддерживала на поверхности ксения. Её тонкие руки с бледной кожей, казавшиеся такими слабенькими, без малейшего напряжения держали его на воде. Парень видел, что он довольно быстро приближается к противоположному берегу. Оглянувшись, он заметил быстро работающий под водой рыбий хвост. Ксения, ставшая русалкой, тащила своего брата к спасительному берегу.
  
  
  Михаил не знал, сколько времени продолжалось это странное путешествие. Он буквально оцепенел от изумления, увидев так близко свою сестру в образе русалки. Это было невозможно, но это было. Наконец он ощутил ногами дно. Руки Ксении отпустили его и сама она стремительно рванулась в глубину. Быстро обернувшись, он лишь увидел мелькнувшие в воде длиннющие зелёные волосы, а ещё на поверхности воды на одно мгновение показался красивый рыбий хвост. Русалка скрылась в своей стихии.
  
  
  - Ксюша! - позвал парень, но ответа не последовало. Выбравшись из воды, он ещё раз оглянулся на реку и поспешил скрыться в лесу.
  
  
  
  
  Глава седьмая. Долг платежом красен
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  Курт медленно удалялся от реки. Выстрелив дважды в воздух, чтобы имитировать расстрел мальчишки, он сразу же развернулся и пошёл в деревню. Немец медленно брёл, не оглядываясь назад, не зная, смог ли парень, которого он отпустил, переплыть реку.
  
  
  "Если Бог ему поможет, то он доберётся до противоположного берега", - думал Зайнер. Он всем сердцем хотел, чтобы у парня получилось.
  
  
  В его душе происходила невидимая остальному миру борьба. Ему внушали, что для германии лучшей идеей является нацизм, который основан на теории расового превосходства. Говорили, что остальные нации не являются полноценными людьми. Они, если смотреть в самую суть, ближе к животным, чем к людям. Будучи призванным в армию в начале июня 1941 года, он начал войну с СССР с самого первого её дня. Он шёл вместе с походными ремонтными мастерскими за армией и видел местных жителей, их быт, их жизнь. Сначала они действительно казались ему недочеловеками. Когда представитель одного народа наблюдает за жизнью другого, то, на первый взгляд, уклад, традиции и обычаи кажутся дикими, хотя они просто другие. Так уж устроен человек, которому всё новое, непонятное, другое кажется если не пугающим, то диким, варварским.
  
  
  В Вихровке Курт работал в ремонтной мастерской уже почти два года. Их перестали постоянно перебрасывать с места на место, сделав базой именно эту деревню. Живя в Вихровке, Зайнер лучше узнал о жизни местных жителей. В какой-то момент он осознал, что они не варвары, а просто живут не так, как, скажем, немецкие крестьяне. В сущности это те же люди, просто у них другие обычаи и живут беднее. За этим выводом следовал другой. Получается, если в России живут такие же люди, как в Германии, то их руководство, опирающееся на теорию расового превосходства, ошибается. Их фюрер, которому он, как и все немцы, верил, не сомневаясь в его словах, ошибся. Курт гнал от себя эту мысль, но она упорно возвращалась. Ведь если фюрер ошибается, то вся эта война затеяна для обогащения определённых кругов, а простым немцам задурили головы теориями и лозунгами.
  
  
  Размышляя обо всём этом, Курт Зайнер не заметил, как дошёл до здания бывшего сельсовета. Он и сам не осознавал, какой имел вид: поникшая фигура, опущенная голова, потухший взгляд. Это производило впечатление.
  
  
  - Эй, Курт! - вдруг окликнули его. Зайнер обернулся. С крыльца спускался Гюнтер Хальд. Подойдя к нему, гестаповец спросил:
  
  
  - Ну как, всё в порядке?
  
  
  - Так точно! - ровным и каким-то бесцветным голосом ответил Курт.
  
  
  - Расстрелял юнца?
  
  
  - Так точно.
  
  
  - Молодец! Видно, что ты служишь немецкой нации, - с довольными интонациями в голосе ответил Гюнтер. Сам же он подумал:
  
  
  "Как тебя зацепило-то! Штейнике был прав, на этой войне чистеньких не останется. Ты думал, что всегда будешь возиться со своими железками, а тут пришлось убить человека, да ещё и не в бою. Как тебя карёжит! Ну ничего, всё пройдёт. В конце концов Германии нужны солдаты с нордическим характером. Где же закалять его, как ни в таких условиях?".
  
  
  2.
  * * *
  
  
  Курт долго не мог уснуть. Мысли, постоянно терзавшие его, не давали отдохнуть. В конце концов усталость взяла верх над всеми думами. Зайнер провалился в сон, но спал неспокойно. Ему снился фюрер, который объяснял, что он зря отпустил юнца.
  
  
  - Это неполноценный человек! - визгливо кричал он, - Задача всех истинных немцев - очистка земли от таких, как он. Ты не немец! Позор тебе!
  
  
  Внезапно откуда-то донёсся крик:
  
  
  - Тревога! Подъём, тревога!
  
  
  Курт дёрнулся и проснулся. В его ушах всё ещё стоял визгливый голос фюрера, но его быстро заглушили другие звуки: крики, ругань, топот ног и сильная стрельба.
  
  
  Курт быстро влез в брюки, надел кабуру, набросил шинель и выскочил из казармы. На улице оказалось светло, словно была не ночь, а день. Освещало всё вокруг, правда, не ласковые солнце, а злое пламя от горящих зданий. Звуки боя быстро перемещались от мастерских в сторону казармы.
  
  
  - Курт, что застыл? удирать надо! - крикнул ему подбежавший человек, в котором Зайнер с трудом опознал Гюнтера Хальда.
  
  
  - Что случилось? - спросил он.
  
  
  - А сам не видишь? - с издевательскими интонациями ответил гестаповец, - Партизаны напали. Их около полутора сотен, а у нас всего чуть более трёх десятков солдат, половины из которых уже нет. Эти русские варвары грамотно воспользовались фактором внезапности. По-тихому сняли часовых и напали.
  
  
  - Тра-та-та-та-та - донеслось из-за угла ближайшего здания. Курт увидел, как над головой Гюнтера пронёсся огненный рой и, отрекошетив от кирпичной стены казармы, скрылся в темноте, пропев лукаво-предупреждающе:
  
  
  - фью. Фью-фью-фью.
  
  
  - Курт, мать твою, ты со мной или как? - заорал перепуганный Гюнтер.
  
  
  Они побежали, держась стен домов, избегая середины улицы, чтобы максимально затруднить потенциальному стрелку прицеливание. Проскочив центральную улицу, Курт и Гюнтер забежали за последний дом.
  
  
  - Куда бежать-то? - спросил Зайнер, громко пыхтя.
  
  
  - С подготовочкой у вас совсем плохо, как я погляжу, - заметил Гюнтер, который почти не запыхался, - Думаю, что нужно бежать к реке, переплывать её и прятаться в лесу. В скором времени подойдут наши части и спасут уцелевших.
  
  
  С улицы, по которой они только-что бежали, донёсся взрыв гранаты. Не сговариваясь, они припустили дальше, словно два зайца, на которых идёт охотничья облава.
  
  
  Наконец показалась речная гладь. Свет от пожара заставлял её таинственно поблёскивать, навивая что-то мистически жуткое. Почти на самом берегу реки Курт почувствовал, что по его ноге что-то сильно ударило. Нога дёрнулась вперёд, потом подогнулась и Курт упал. Быстро вскочив, он вскрикнул от боли.
  
  
  "Кажется меня ранили", - подумал он. До реки было около двух десятков метров. Адреналин, плескавшийся в крови, дал ему сил достаточно быстро доковылять до береговой кромки и броситься в воду.
  
  
  3.
  * * *
  
  
  Скорость бегства не позволила ему задуматься о том, что переплывать Вихровку лучше без одежды, чем в ней. Курт даже не выбросил пистолет, который теперь заметно тянул его вниз. Кроме того, раненная нога хотя и стала меньше болеть, охлаждённая водой, но не давала возможности нормально плыть. Зайнер грёб изо всех сил, стараясь как можно реже задействовать повреждённую конечность, но получалось у него плохо. Впереди него бодро бултыхал по воде Гюнтер. Гестаповец, по его собственным словам, плавал неважно.
  
  
  - У меня только по собачьи плыть получается, - как-то смущённо признался он в кругу сослуживцев.
  
  
  Сейчас, желая уцелеть любой ценой, Хальд забыл о том, что он очень плохо умеет плавать. Курт был гораздо лучшим плавцом, но раненная нога не позволяла ему продемонстрировать свои умения в этой области. Расстояние между ними неуклонно увеличивалось.
  
  
  Вдруг Курт увидел, как что-то мелькнуло под водой. Присмотревшись, он углядел лишь какую-то зелёную полосу и ещё что-то перламутровое, быстро мелькнувшее в глубине. Это нечто стремительно приближалось к Гюнтеру. Вдруг гестаповец вскрикнул, беспорядочно засучил руками и ногами, а потом скрылся под водой. Вынырнул, вдохнул воздуха, хотел что-то крикнуть, но снова исчез в реке. Неведомая сила развернула его и, когда Гюнтер вынырнул снова, Курт увидел его лицо: бледное, искажённое животным ужасом, а из глаз истекала обречённость загнанного зверя.
  
  
  - Курт! Мирм... А-х-х... Буль-буль-буль.
  
  
  Гюнтер Хальд вновь погрузился в воду, но больше его короткостриженной головы на поверхности Курт не увидел. В сердце Зайнера проникла противная льдинка страха. Вот только что Гюнтер бодро и неумело шлёпал по воде руками и ногами, а сейчас его нет.
  
  
  "У него свело ногу. Со мной этого не случится. Мне нужно доплыть. Я хочу жить. Плевать на фюрера, но я должен выжить ради Михаэля, ради Хельги и Ирмы, ради любимой Герты", - подумал Курт и принялся с ещё большим остервенением загребать воду. Зайнер не знал, откуда у него взялись силы, но он, как заведённый, выбрасывал за голову правую руку, поворачивал корпус, выбрасывал левую, помогая себе одной правой ногой.
  
  
  Внезапно он почувствовал движение воды под собой. Что-то крупное пронеслось под ним, задев его чешуёй хвоста. Почему-то это прикосновение было тёплым, а не холодным, ведь рыбы хладнокровны. Вода забурлила и что-то показалось впереди и чуть левее его. Курт немного повернул голову и едва не захлебнулся. На него зелёными глазами смотрела сестра того парня, которого он отпустил.
  
  
  "Но ведь она мертва. Её убил Алекс. Этого не может быть. У меня галлюцинации от стресса", - метались в его голове успокоительные мысли..
  
  
  "А ведь она стала ещё красивее, чем была при жизни. Лицо просто идеально. Ничего не нарушает красоту. У нормальных людей так не бывает. Обязательно появится какая-нибудь точка, складочка, ямочка или родинка. А эти зелёные глазища! А за спиной видны волосы, которые тоже зелёные. Вот только недобро она на меня смотрит. Много бы я дал, чтобы сейчас оказаться подальше от неё", - думал Курт, механическими движениями продолжая плыть. Вдруг за спиной девушки что-то мелькнуло. Зайнер скосил глаза и вскрикнул:
  
  
  - Мермейд!
  
  
  Это восклицание словно стало для русалки, которых в западных странах называют мермейд, сигналом. Она стремительно рванулась к Курту. Он зажмурился и приготовился к гибели. Если уж водная дева утопила Гюнтера, то с чего бы ему ждать снисхождения от неё. Ощутив прикосновение девичьих рук, он напрягся, но они оказались тёплыми, словно их обладательница и не плавала в воде, а жила жизнью обычного человека. Руки обхватили его и... Курт ощутил, что его повлекли, но не вниз, а вперёд. Вода вокруг забурлила, стремительно обтекая его тело. Это означало, что скорость его перемещения значительно возросла. Примерно через полминуты руки отпустили его, движение замедлилось, а колено что-то задело. Это было илистое дно. Зайнер встал на ноги, скривившись от боли в раненной левой, и понял, что он находится на другом берегу. Оглянувшись на реку, он ничего не увидел.
  
  
  - Спасибо! - громко сказал Курт по-немецки и, сильно прихрамывая, пошёл на берег. Для него путь к спасению был открыт. Он ещё не знал тогда, что из всех немцев, расквартированных в Вихровке, уцелеть посчастливилось только ему одному.
  
  
  4.
  * * *
  
  
  Командир 321-го пехотного батальона Франк Шумке въехал в Вихровку на своей машине. Дерзкое нападение партизан на ремонтную мастерскую спутало карты многим немецким армейским начальникам. Наступление КРасной армии развивалось достаточно успешно. Фашистам никак не удавалось хоть где-нибудь надолго закрепиться. В этих условиях невозможность быстро отремонтировать боевую технику была очень не кстати. Существовали, конечно, и другие мастерские, но они были дальше. Доставка повреждённой техники туда занимало больше времени, а его как раз сейчас и не хватало. Командование отправило его разобраться, дав чёткие инструкции для любого варианта развития событий.
  
  
  Подъехав к зданию администрации, которое местные называли сельсоветом, Франк вышел из автомобиля и направился к крыльцу. Совещание должно было начаться через 5 минут. Выкурив папиросу, он вошёл в дверь и направился в кабинет местного председателя.
  
  
  - Вальтер, доложите о происшедшем! - обратился он к начальнику своих разведчиков.
  
  
  - В ночь с 8 на 9 августа на деревню Вихровка было совершено нападение партизан. Судя по следам и рассказам местных жителей, их было около 150-200 человек. Сопротивление гарнизона было быстро подавлено. Коменданта Эрика Штейнике расстреляли перед сельсоветом. Его тело найдено и подготовлено для отправки в Германию, где он будет погребён с воинскими почестями.
  
  
  - Что по уцелевшим? Выжил кто-нибудь из наших солдат или работников мастерских? - хмуро спросил Шмутке.
  
  
  - Часть людей стала искать спасения на другом берегу реки. Со стороны Вихры партизаны не атаковали, так что, если переплыть реку, можно было укрыться в лесу. До реки добрались немногие, а достичь своей цели удалось только некому... - докладчик открыл блокнот и бросил взгляд на исписанную страничку, - Его зовут Курт Зайнер. Сейчас он отправлен в госпиталь. Я лично хотел поговорить с ним, но его рана на ноге воспалилась, так что он находится в бредовом состоянии. Постоянно повторяет лишь одно слово: мермейд. Рискну предположить, что переправа через Вихру вплавь с раненной ногой оказалась очень трудной. Остальные люди, переплывая реку, утонули. Вот только...
  
  
  - Что? - спросил своего подчинённого Шмутке, заметив, что тот немного замялся.
  
  
  - Странное дело. Утонувших течение вынесло на этот берег, но лежат они в линию. Ощущение такое, что кто-то специально их так положил, когда они были уже мертвы.
  
  
  - Глупости, - фыркнул Франк, - Не нагоняйте мистики, Вилли!
  
  
  - Слушаюсь! - браво ответил тот, но по его глазам Шмутке видел, что подчинённый остался при своём мнении.
  
  
  - Есть возможность в краткий срок восстановить мастерские? - повернулся Франк к начальнику инженерного подразделения.
  
  
  - Нет, господин капитан, - ответил пожилой офицер, - всё разрушено до основание. Оборудование уничтожено, да и сами здания держатся на честном слове.
  
  
  - Тогда поступаем так. Эту территорию нам всё равно не удержать. Поэтому, подчиняясь инструкциям высшего армейского командования, приказываю:
  1. всё ценное, что можно транспортировать, собрать и вывезти;
  2. местных выгнать из домов. Сначала привлечь к работам, а затем прогнать в лес. Надо бы их, конечно, расстрелять, но нет на это времени, да и патроны нужно беречь;
  3. Перед уходом из деревни, её надлежит сжечь. Всё должно гореть! Красные должны прийти на выжженную землю. На этом совещание окончено.
  
  
  Через два дня немцы ушли из Вихровки, оставляя за собой зарево пожара. Впервые в своей истории деревня была сожжена дотла. Жителям предстояло отстроить свою родную Вихровку с нуля, но сначала нужно было победить сильного, коварного, бесжалостного и беспредельно жестокого врага. До победы над немецким нацизмом оставалось менее двух кровавых лет.
  
  
  
  
  Глава восьмая. Возвращение с войны
  
  
  
  
  1.
  * * *
  
  
  - Вот здесь останови! - попросил мужчина, указывая водителю на довольно узкую грунтовую дорогу, отходящую от основного шоссе.
  
  
  - Да не вопрос! - выжимая педаль тормоза, улыбнулся бородатый мужик лет тридцати, обнажив жёлтые от постоянного курения зубы, - Стал быть, там твоя деревня?
  
  
  - Да, там я до войны жил. Как-то меня встретят?
  
  
  - Как же ты на костыле своём попрыгаешь?
  
  
  - Да доберусь как-нибудь. Видишь, на войне не пропал, а на своей земле и подавно не пропаду.
  
  
  - Нет брат, так дело не пойдёт. Хрен бы с этими начальниками! Подумаешь, задержусь малость.
  
  
  С этими словами мужик стронул полуторку с места, с силой выворачивая руль влево. Небольшой грузовичок выехал на грунтовку и затрусил по ней, почти каждую секунду подпрыгивая на колдобинах.
  
  
  - Спасибо! - Сказал пассажир.
  
  
  - Да ерунда! Неужто солдат солдату не поможет?
  
  
  - Так-то оно, конечно, так, да только как до дела доходит, мало кто помочь соглашается.
  
  
  - Это всё тыловые крысы. Кто на передке был, да под обстрелом с бомбёжками выжил, те никогда товарища не бросят. Ты лучше скажи, кто тебя встречать должен?
  
  
  - Семья у меня здесь. Брата младшего, наверное, призвали в начале войны. На тот момент ему оставалось три месяца до совершеннолетия. Ещё сестра Василиса. Сейчас ей должно быть как раз 18. Мамку с батюшкой увижу. Как-то они войну пережили? О, да мы уже при...
  
  
  Мужчина замолк на полуслове, поскольку обозрел всю безрадостную картину, открывающуюся перед ним. Фактически деревня отсутствовала: не было домов, колхозного коровника, амбаров. Не было почти никаких построек. Сохранилось пара чудом уцелевших небольших сараев, стоявших на противоположных окраинах. Остались лишь русские печи, направившие в весеннее небо свои закопчёные трубы.
  
  
  - Боже мой! - выдохнул пассажир. Шофёр лишь горестно покривил уголки губ. Он много ездил по фронтовым и прифронтовым дорогам, поэтому навидался таких картин столько, что они давно перестали вызывать у него какие-либо эмоции.
  
  
  - Да, такие дела, брат! - вздохнул водитель, сочувствуя мужику, для которого именно это место было родиной.
  
  
  - Спасибо, что подвёз! - дрогнувшим голосом поблагодарил пассажир и полез из кабины. Уже привычно воспользовавшись костылём, он споро оказался на земле и медленно поковылял к тому месту, где когда-то был его дом.
  
  
  Грузовик взревел, развернулся и, выпустив клуб сизого дыма, покатил обратно на шоссе.
  
  
  Подойдя к своему дому, мужик нашёл лишь пепелище. Дом, два сарая и курятник сгорели дотла. Осталась лишь кирпичная печь, не поддавшаяся пламени. Светило тёплое майское солнышко, жужжали жуки и пчёлы, голосили какие-то пташки, ветер принёс запах свежей травы. Всё это так не вязалось с картиной грандиозного разора, что становилось не по себе. Внезапно бывший солдат почувствовал, что сил стоять у него больше нет. Он сел прямо на землю, уронив рядом костыль. Закрыв лицо мозолистыми, грубыми ладонями, он беззвучно плакал.
  
  
  2.
  * * *
  
  
  - Ванька, ты что ли? - раздался внезапно знакомый голос. Утерев солёные капли, Иван поднял голову.
  
  
  - Здравствуйте, Прохор Антипович! - поздоровался он, - А я уж думал, что никого в деревне не осталось.
  
  
  - Нет, много наших выжило. Фашисты только деревню спалили, а народ почти не тронули. Я так понял, что торопились они шибко. Если бы не это, то всех бы положили, поскольку злы очень были.
  
  
  - А где же все тогда? - удивился мужчина.
  
  
  - Да возле леса пока устроились. Там в землянках живём. Брёвна вот заготавливаем, собираемся дома ставить, чтобы до зимы хоть что-то успеть построить. Нам помочь обещали, так что ждём. Если не помогут, то трудно зимой придётся. Хотя, ты знаешь, прошлую зиму как-то пережили, так что не пропадём.
  
  
  - Не унывающий вы мужик, Прохор Антипович, - с уважением покачал головой бывший солдат.
  
  
  - А чаво, ворога прогнали, теперича и жизнь мирную восстанавливать будем. Всем дело найдётся, так что не вешай нос! Да что мы тут-то беседуем? Пойдём-ка к нам, в нашу земляночную деревню.
  
  
  Добравшись до луга, на границе которого с лесом виднелись несколько десятков землянок, они подошли к одному из этих временных жилищ. Рядом с ним краснел угольками костёр.
  
  
  - Сейчас мы чайку-то соорудим, да и поговорим за житьё-бытьё.
  
  
  Разведя костёр, Прохор Антипович выволок из шалаша котелок и триногу. Наполнив посуду водой, бодрый старичок повесил котелок над огнём, и, сунув руку в карман, достал какой-то бумажный свёрток.
  
  
  - Не поверишь, Ванька, с довоенных времён ещё сохранился, - похвастался он, бросив в закипающую воду горсть заварки.
  
  
  - Ох, Прохор Антипович, уж и забыл, когда чаёк-то настоящий хлебал. В госпитале совсем слабенький был.
  
  
  - Вот сейчас и попьём. Сам берёг его до особого случая, а тут он и наступил.
  
  
  Наконец вода закипела. Председатель разрушенного немцами колхоза принёс из шалаша две кружки, которые и наполнил горячим чаем, благоухающим мирным ароматом довоенной жизни.
  
  
  - Как родичи мои, всё ли с ними в порядке?
  
  
  - Сестра твоя осталась. Родители прошлой зимой от лихоманки сгинули. Мы тогда, считай, в лесу жили. Вырыли землянки да ветками их утеплили, вот и все дома. Родители твои - люди в возрасте, так что пережить холода не смогли.
  
  
  - А где сейчас сестра? - сглотнув комок в горле, спросил Иван.
  
  
  - Она сейчас на работах. Колхозные обязанности с нас никто не снимал. Армии нужен хлеб, да и самим как-то кормиться необходимо. Дай Бог, что-то соберём. Там ещё озимые посеем. В следующем году, надеюсь, житуха наладится.
  
  
  - А что с Ксюшей?
  
  
  - Нет её больше. Убил её один фашист ещё в сорок первом. Если тебя это утешит, то сам он тоже сгинул. В следующем году утоп в Вихровке. Нашли его на бережку, всего водорослями опутанного. Поговаривали всякое, но в конце концов решили, что утоп он. Нырнул, видать, да в водорослях запутался.
  
  
  - Ясно.
  
  
  - Вот и ладненько. Ты отдыхай, а завтра вливайся в наш дружный колхозный коллектив. Будем работать да мирную жизнь восстанавливать.
  
  
  - Хорошо, Прохор Антипович, вот только работник с меня сейчас не особый.
  
  
  - Ерунда, у нас работа для всех найдётся.
  
  
  Председатель поднялся и собрался уходить, как вдруг что-то вспомнил и обернулся к Ивану:
  
  
  - Это, сынок мой Мишка тебе какое-то письмо накорябал. Меня просил не читать, а вручить тебе, как выражается наша Валя, лично в руки.
  
  
  С этими словами старик нырнул в шалаш и уже через полминуты стоял рядом с Иваном, протягивая ему бумажный самодельный конверт.
  
  
  - Вот, читай, а я пошёл. Надобно проследить, как там работают наши.
  
  
  Прохор Антипович ушёл. Иван разорвал конверт и достал оттуда страничку, вырванную из школьной тетради.
  
  
  "Здравствуй, Иван!" - начиналось послание, - "Я решил тебе написать, поскольку может статься так, что я буду в армии, когда ты вернёшься в деревню. Я тебе хочу рассказать о тех событиях, что произошли в Вихровке, пока она была под пятой врага. Некоторые из них выглядят настолько фантастично, что ты мне не поверишь. Помни, что это я, Мишка Холодный, который не будет врать. Прошу, поверь тому, что я тебе расскажу и сделай так, как я прошу."
  
  
  Прочитав письмо, Иван действительноне поверил. В такое просто невозможно поверить, но он и в самом деле знал Мишку. Тот не стал бы в такой ситуации насмехаться над человеком, потерявшем любимую.
  
  
  "Ладно, я ничегоне теряю, сделав всё так, как просит Мишка", - решил Иван.
  
  
  3.
  * * *
  
  
  Над округой воцарилась ночь. Луна проложила свои дорожки по речной глади, превращая воду в нечто таинственное и волшебное. Иван сидел на берегу, поглаживая лежащий рядом костыль. Вокруг не было никого, кроме вездесущих комаров, которые радовались такому вкусному гостю, как человек. Бывший солдат находился здесь с самого заката.
  
  
  "Неужели Мишка всё придумал?" - в очередной раз подумал он.
  
  
  Вдруг вода заволновалась, немного исказив лунную дорожку. Иван встрепенулся и посмотрел в том направлении. Что-то приближалось к берегу. Когда расстояние до суши уменьшилось до предела, нечто показалось на поверхности. Опираясь на костыль, Иван поднялся на ноги и подковылял к самой кромке воды. Голова появилась на поверхности внезапно, отчего фронтовик вздрогнул. Потрясающее в своей красоте лицо смотрело на него зелёными глазами. Он легко узнал это лицо, которое ему довелось столько раз целовать. Узнаванию не мешали даже огромные зелёные глазища, которые до войны, он это накрепко запомнил, были голубыми.
  
  
  - Здравствуй, Ванюша! - прозвенел в ночной тишине хрустальный голос. Он тоже изменился, став более звонким, более волшебным и каким-то музыкальным.
  
  
  - Здравствуй, Ксюша! - хрипло выдохнул Иван, сглатывая подступивший комок.
  
  
  - Узнал меня? Значит мой брат выполнил то, о чём я его просила?
  
  
  - Да, он оставил мне письмо. Сейчас он, наверное, на фронте.
  
  
  - Да. Я его просила, чтобы ты пришёл сюда.
  
  
  Ксения подплыла к самому берегу и, легко подтянув своё изящное тело, устроилась на бревне, которое лежало возле самой воды. Ивана поразили её длиннющие зелёные волосы. Их примерная длина равнялась его собственному росту, а мужиком Иван был крупным. Проведя взглядом по волосам, он заметил рыбий хвост, который в свете Луны поблёскивал перламутром.
  
  
  - Что, Ваня, в таком виде я тебе не люба? - с интонациями искренней горечи спросила Ксения. Иван подошёл к брёвнышку, с трудом сел рядом и обнял русалку.
  
  
  - Ты мне была люба тогда, люба и сейчас, - ответил он. Она ему поверила, ведь русалки точно знают, когда люди говорят правду, а когда врут.
  
  
  - Значит Мишка всю правду рассказал? Во всём тот гад виноват?
  
  
  - Да. Он только не знал об особенностях этого места. Раньше здесь действительно водились русалки, но после революции они пропали. Любая девушка, утонувшая в "Волчьих ямах", становится русалкой. Мне об этом рассказывала моя бабушка, которая даже сама видела их в нашей реке. Когда немец бросил меня в Вихру, я была ещё жива, так что... Сам понимаешь, что и как получилось.
  
  
  - Я думал, что всё это враки?
  
  
  - Получается, что правда. Бабушка говорила, что таким это место стало задолго до того, как здесь появилась наша деревня. Я так поняла, что всё случилось чуть ли не в эпоху Киевской Руси.
  
  
  - И теперь тебе вечно маяться в нашей реке? - с содроганием спросил он.
  
  
  - Если бы я утопилась от несчастной любви, то да. То есть не вечно, конечно, но лет тристо примерно просуществовала бы. А если речь идёт об убийстве, то семь лет с того момента, как умрёт убийца. Алекса Ханда я утопила 29 мая 1942 года. Получается, что через семь лет меня тоже не станет.
  
  
  - Ксюшка! Да что же мы такого натворили перед высшими силами, что нам такие испытания? - застонал Иван и, уткнувшись в плечо Ксении, разрыдался, словно маленький ребёнок. Мужчины не плачут, но бывают моменты, когда рыдают и они. Сейчас наступил как раз один из них. Ксения знала, что если её любимый не выплеснет свою боль в слезах, то он просто сойдёт с ума. Лучше немного поплакать, чем стать умалишённым. Но её собственная боль оказалась не менее огромной, чем его. Они сидели, обнявшись, на бревне возле самой воды и плакали, изгоняя из себя страх и горечь потерь. Одна точно знала, сколько ей отведено времени этой странной жизни, а другой прошёл сквозь ужасы войны, оставив на поле боя собственную ногу. Один уцелел на войне, а другая стала жертвой оккупанта. Но их объединяла любовь. Они сохранили это чувство друг к другу, пронеся его через все испытания, ужасы и страдания. Им не суждено быть вместе, но их любовь будет согревать их сердца до конца. Заканчивался май 1944-го. До победы оставалось чуть менее года, но эти двое уже победили. Они взяли верх над войной, над болью и ужасом, над жестокостью и муками, преодолели страдания и расстояния, чтобы на бревне скрепить поцелуем победу любви.
  
  
  
  
  Эпилог
  
  
  
  
  Эту историю мне рассказали, когда я и мой друг решили провести двухнедельный отпуск в его родной деревне. На дворе стояли девяностые, в городах было неспокойно, так что я с удовольствием принял его предложение съездить в Вихровку.
  
  
  - По рыбачим, в лесу побродим, грибов пособираем, самогона, наконец, попьём, - уговаривал он меня. Я был не против..
  
  
  К тому времени в Вихровке люди жили только в 19 домах. Это были, как правило, пенсионеры, которые всю свою жизнь провели здесь и никуда переезжать не хотели.
  
  
  Как-то раз мы с Василием решили заночевать на берегу Вихры, чтобы, встав пораньше, вдоволь наловить рыбки. Утренний клёв самый хороший, это вам любой рыбак скажет.
  
  
  Возле реки мы заметили костёр. Подойдя ближе, увидели, что около него сидят два деревенских деда. Они тоже заметили нас и пригласили к костру. Старые рыбаки, как и мы, решили с утреца порыбачить, так что наши цели совпадали.
  
  
  Довольно быстро мы разговорились. Пропустили по полстакана, но больше не стали, а то какая рыбалка с гудящей головой? Вот тогда я и услышал эту историю, которую и пересказал вам. Сначала я решил, что это очередная рыбацкая байка, только очень длинная. Рассказ старых рыбаков, однако, не выходил у меня из головы. Среди моих знакомых был историк, который тогда активно собирал материалы для своей книги о второй мировой. Я пересказал ему рассказ деревенских рыбаков и попросил, если будет возможность, поискать в немецких архивах некого Курта Зайнера.
  
  
  Это невероятно, но через год с небольшим он мне позвонил и заявил, что нужно встретиться. Мы договорились, что я заскочу к нему на следующий день. В назначенный час я вдавливал кнопку дверного звонка его квартиры, держа в левой руке пакет с пивом и сушёной рыбой. Под пиво историк мне и рассказал, что действительно отыскался в архивах некий Курт Зайнер, который находился в Вихровке с 1941 по 1943 год. После ранения его отвезли в госпиталь, но спасти левую ногу не смогли. Демобилизовавшись, он остался жить в Вольфсбурге. В СССР не приезжал, умер в 1973 году. Так сложилась судьба врага, который не стал расстреливать Михаила Холодного.
  
  
  О судьбе же Ивана Самсонова и самого Михаила Холодного рассказали в ту ночь старые рыбаки.
  
  
  - Ванька-то сначала странным был, - говорил, щурясь на огонь, Антон Кузьмич.
  
  
  - Да уж, очень странным, - поддакивал, дымя цигаркой, Иван Семёнович, которого в деревне все называли просто Семёныч, - при любой возможности на реку ходил, ночами там сидел. Рыбы много приносил, так что подозрений такое поведение не вызывало. А вот с сорок девятого перестал он рыбачить. В 1951 году женился, детишки появились и вроде оттаял он немного, хотя иногда становился мрачным и задумчивым. В конце восьмидесятых схоронили его.
  
  
  - А Мишка вот буквально в прошлом годе на тот свет отправился, - продолжил повествование Антон Кузьмич, - Бабу свою пережил, но долго без неё не смог. А дети их в городе сейчас живут. Вроде не бедствуют, отцу отличные поминки устроили, но с тех пор в Вихровке нашей не появлялись. Эх, молодёжь, вся от нас поразъехалась! - тяжело вздохнул старый рыбак.
  
  
  О судьбе русалки наши рассказчики ничего сказать не смогли, но сошлись на том, что через семь лет закончилось её время в этом мире.
  
  
  Сейчас Вихровка заброшена. Ушли старики, молодёжь, как было верно подмечено, уехала в город, вот и осталась деревня без своих обитателей. Сколько таких деревень разбросано по территории огромной России? А сколько невероятных историй они скрывают? О многих из них уже никогда не узнать.
  
   25.03.2018
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"