Войцеховская Ядвига : другие произведения.

По эту сторону стаи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По легенде люди, которых когда-нибудь забирали в Волшебную Страну, всю жизнь хотят вернуться обратно. Да только не факт, что Волшебная Страна вся такая из себя волшебная. Уж какая есть)) Когда-то служанка Долорес О`Греди чудом обрела свободу. Но, спустя время, выясняется, что свобода - это далеко не всё. Когда-то полицейский Джои Купер узнал, что существует нечто большее, чем охота в каменных джунглях большого города. Но, спустя время, выясняется, что спокойная жизнь не для него. Попытка объснить то, что случается с людьми, которые против воли попадают в закрытые сообщества, и почему эти сообщества не исчезают, как вид, в итоге ассимиляции, несмотря на приток свежей крови. Что бывает, когда один кошмарный тип на свою голову женится на ирландке:) а коп начинает искать ответ на вопрос "что дальше?" Перевод стихов со староанглийского и просто с английского - мой. Вторая, самостоятельная часть дилогии. В отличие от первой части - не хоррор))
   Краткое содержание (для конкурса "Триммера")
  
   Люди всегда с настороженностью относились к тем, кто хоть сколько-нибудь отличался от большинства - соплеменники, просто обладающие даром внушения, в любом случае считались колдунами. Спасаясь от костров и серебряных пуль, они создали закрытое сообщество, а люди тем временем придумали сказки о Благом и Неблагом Дворе. Или не совсем сказки? Волшебная страна рядом, где-то отдельный дом, где-то переулок; из зеркала в зеркало переходит тот, кто хочет оставаться незаметным. Тёмные Века позади, но в небольшом сообществе, скрытом чарами и изнанкой зеркал, идёт борьба за власть.
   В первой книге дилогии - судьба жестокой и властной женщины, жизнью которой большей частью была война: Ядвиги Близзард. Посыл первой книги - сколько волка не корми, а всё равно в лес смотрит. Для члена карательной структуры высшего порядка органично то, что кажется нонсенсом: Дикая Охота уходит в Межзеркалье, по сути в ад. Это история госпожи.
   Уважаемым преноминаторам предлагается вторая часть дилогии, в центре которой - судьба двух людей, когда-то столкнувшихся с сообществом нелюдей. Бывшую служанку и бывшего полицейского объединяет одно: оба они знали Ядвигу Близзард. Вторая часть дилогии - зеркальное отражение первой; её посыл - да, все дороги ведут в ад. Но точно так же - кого-то - оттуда уводят. Это история служанки.
   Когда-то Дорин Долорес О`Греди, дочь фермера, против своей воли стала служанкой в одном из поместий Неблагого Двора в период его правления; для неё сбылись страшные сказки о народце из холмов, забирающем людей. Долгий страшный год она была пленницей жестоких владетелей и чудом обрела свободу. Но спустя несколько лет выясняется, что свобода - это далеко не всё. Вернувшись в мир людей, уже сомневаясь в истинности собственных воспоминаний и находясь во власти стокгольмского синдрома, она решает провести собственное расследование. Недаром говорят, что человек, побывавший в Волшебной Стране, мечтает туда вернуться. Волшебная Страна вовсе не означает "чудесная" и "замечательная" - и всё же Дорин отправляется на поиски цели, достижение которой не сулит ей ничего хорошего.
   Она хочет найти Тот Самый Дом и одновременно боится этого. Дорин считает, что ей нужно всего лишь убедиться в реальности её прошлых злоключений. За время её отсутствия власть сменилась, ее бывшие хозяева ушли за грань, в Межзеркалье. На месте усадьбы, где Дорин была пленницей, развалины. Казалось бы, это подтверждение того, что всё было на самом деле, но этого оказывается мало, и Дорин понимает, что будет искать дальше. Поиски "точки касания" приводят её в Шотландию, куда на её памяти когда-то наведывалась хозяйка. К тому же Дорин обнаруживает в местной криминальной хронике много подозрительно знакомых деталей. Деревенская ведьма Грейс всеми силами пытается удержать Дорин от дальнейших действий, но тщетно. Неприятности не заставляют долго ждать. В шотландских горах Дорин сталкивается с бывшим наместником округа Эдинбург и снова становится пленницей. Одичавший и опустившийся, ленный лорд Уолден Макрайан скрывается в развалинах Кастл Макрайан, ведя полунищенское существование. Для Благого Двора, пришедшего к власти, он снова военный преступник. Несмотря на то, что Дорин опять попала в переделку, она с удивлением понимает, что ей проще бояться жуткого Макрайана, похожего на людоеда, но носящего килт, сделанный из одеяла, нежели быть среди людей и смириться с тем, что она рехнулась.
   Вскоре милорда осеняет блестящая идея: он женится на здоровой деревенской девушке с Изумрудного Острова. Ни о какой любви речи нет, Дорин всего лишь помесь племенной кобылы с кухаркой. Макрайан прекрасно знает, как добиться цели и заставить её добровольно сказать "да" - а только это и требуется для того, чтобы брак был действительным.
   Сбывается самый ужасный кошмар Дорин: она становится хозяйкой-пленницей Кастл Макрайан, но это только начало пути человека, отныне в силу родственной связи не принадлежащего миру людей. Макрайан мало похож на принца, а полуразрушенное жилище - на сказочный замок. Дама в Красном, прабабушка Макрайана, обитающая в зеркале и помогающая Дорин, не слишком смахивает на добрую фею. Вот только горная смолёвка похожа на аленький цветочек. А сказанное Дорин "да" запускает её превращение из девицы О`Греди в леди Макрайан.
   Но Макрайан не может прятаться вечно, а полиция не перестаёт быть полицией и в его мире, только там она называется Сектор Всеобщего Покоя и у главы Сектора давно имеется длинный счёт к господину бывшему наместнику. У Дорин есть шанс положить конец ненавистному браку, но по какой-то неведомой причине она отказывается от представившейся возможности. Вместо этого Дорин приходит на выручку Макрайану, определив свою дальнейшую судьбу ударом подсвечника и двумя словами: "Я - Макрайан". Впереди её ждёт тюрьма, и осознание того, что слово "Макрайан" означает всякий раз разное - в зависимости от того, с кем встречается Дорин. Закон не меняется столетиями: Дорин проведёт за решёткой полгода, а её муж осуждён на пожизненное заключение. Человека в нечеловеческой тюрьме не ждёт ничего хорошего, однако отныне Дорин - ветвь на древе, и принадлежность к Семье Макрайан придаёт ей новые черты: продолжается то, что только началось словом "да". Сокамерница устраивает Дорин некое подобие свидания с Макрайаном и тот передаёт ей право владетеля. Право выйти, и, прежде всего, войти в замок. Как?! Разве после всего этого кошмара она собирается возвращаться в Шотландию? Зачем? - в смятении думает Дорин.
   Однако нельзя так просто уйти из Семьи. Дорин снова в Шотландии. Но бывшего полицейского Джои, появившегося в окрестностях Кастл Макрайан ровно с той же целью, что и когда-то деревенская девчонка Дорин О`Греди, встретит уже иная Дорин: верящая в приметы, хорошо знающая, что есть хороший и дурной тон, гордая леди в стоптанных туфлях и шали из драной бархатной шторы...
   Когда-то во время очередного расследования коп Джои Купер обнаружил, что его напарница детектив Райс на самом деле носит имя Близзард и вообще не совсем человек, но оказалось, что для него это абсолютно неважно. Для Джои превыше всего то, что он говорит с ней на одном языке, одинаково мыслит и делит жизнь и работу. Помогая Близзард уйти за грань, он пожертвовал работой, устроенной жизнью и даже собственным именем. Теперь он живёт на севере Канады, работая кладбищенским сторожем и постепенно спиваясь. Проблема в том, что он не знает ответа на вопрос: "что дальше?" став человеком без дела и без цели, ведь не будешь же называть делом рытьё могил? Джои прекрасно знает, кто такая Близзард, и что такое Неблагой Двор, но понимает, что в обществе не-монстров начинает заживо разлагаться.
   В один промозглый весенний день в антикварной лавке города Сэлем на глаза Джои попадается кольцо - ключ, способный открыть сквозное зеркало. Он понимает, что это его единственный шанс распрощаться со спокойной жизнью в канадской глуши. Обзаведясь новыми документами, Джои отправляется в Британию, где надеется услышать ответ на вопрос "что дальше". По крайней мере, там ему известны две "точки касания": собственноручно взорванный им особняк Близзард и некое "нехорошее место" в шотландских горах, мелькнувшее в ходе изменившего его судьбу рокового расследования. Джои повторяет путь Дорин, начинающийся с руин Близзард-Холла, и заканчивающийся в Кастл Макрайан. Джои не смутит новость, что в итоге его путь лежит за грань, в Межзеркалье - то есть, по сути, в ад.
   У Джои есть кольцо, а где-то во владениях Дорин скрыто зеркало-дверь - о его местонахождении знает дед Макрайана, тоже обитающий в одном из зеркал, но вот беда, у него склероз. Внезапно возвращается сбежавший из тюрьмы Макрайан и выясняет, что к человеку можно относиться иначе, чем он привык до сих пор, если это - странный человек Джои, и если это - его жена, которая загадочным образом перестаёт быть в его глазах просто девчонкой с Изумрудного Острова.
   У следователя Дориша также есть веские причины попасть в Межзеркалье; Дориш не знает, что его место тоже там, он слишком увлечён погоней и одержим жаждой давней мести. Побег Макрайана подстроен им, Дориш уверен, что тот сможет добраться до Межзеркалья, и тогда Дориш проникнет туда следом. Он помешан на идее положить конец Дикой Охоте, а сделать это можно только убив стаю и её вожака.
   В Межзеркалье каждый делает свой выбор. Джои добрался до конца пути, а вот Макрайан не вправе покинуть своё владение, - решает властелин этого мрачного места, - потому что у него остался один-единственный вассал: старуха Грейс.
   Власть, пусть тёмная, "неблагая" - это не только жестокость и возможность безнаказанно распоряжаться жизнью и смертью. Это ответственность. И Макрайан позволяет Дорин увести себя обратно, в шотландские горы.
   Ведь теперь у него есть как минимум один вассал, его Дом и его Леди.
   В Межзеркалье остаётся следователь Дориш и его собака Спот. Дориш уверен, что никогда не признает над собой господина - владыку Дикой Охоты. Что ж, отныне у Дориша очень важная работа: каждый день он разбивает зеркало, через которое сюда можно попасть, и каждую ночь оно появляется снова. Пусть так, - решает владыка, - тот, кому тут и впрямь нечего делать, будет остановлен этим цепным псом Межзеркалья.
   Весьма условно деление на Благой и Неблагой Дворы, и даже на людей и нелюдей. Есть те, кто принадлежит Стае - и есть все остальные. Стая - это работа. И тогда в Британии будут видеть Дикую Охоту, на севере Канады Маниту и его свиту полярных волков, но всегда в метельные безлунные ночи куда-то будет приходить Стая, имея в мироздании своё место и свою функцию. Стае принадлежит Близзард, Стае принадлежит и следователь Дориш, действующий глава Сектора Благого Двора. И человек - бывший полицейский Джои.
   Все дороги ведут в ад. Но иногда и обратно.
  
  
  
   Раскрытие темы.
  
   Звёзды - это не всегда что-то чудесное и замечательное. Все пути героев ведут в Межзеркалье - по сути в ад, - но кого-то, как ни странно, точно так же оттуда и уводят. Как найти в мироздании своё место? Что делать, если это место совсем не там, где казалось? И что может заставить повернуть вспять идущего в бездну?
  
  
  
   Часть первая
  
   Глава 1
  
   - Это всего лишь ваше воображение... эээ... мисс О`Греди, - снова говорит доктор Эллиот Чейз, стараясь незаметно заглянуть в свой блокнот.
   - Долорес, - не очень-то приятно, когда забывают твоё имя. Хотя кто она такая? Недоучившаяся девчонка с фермы, накопившая немного денег не на новое платье, а на пару визитов к психоаналитику.
   - Долорес, - поправляется он и ободряюще улыбается. - Подсознание порой выкидывает такие фортели, что диву даёшься.
   - Не думаю, что это подсознание, - Эллиот, он велел называть его Эллиот.
   - Вот это мы с вами и должны узнать. Подсознание, детская травма, замещение этими вашими... фантазиями чего-то ещё, куда более ужасного.
   - Не уверена, что фантазиями, - неохотно говорит Долорес.
   - То есть, вы по-прежнему можете с уверенностью утверждать, что какое-то время провели в Неблагом Дворе?
   - Да. Нет. Я не знаю, - она теряется вконец. Чейз врач, ему видней. У него есть диплом, до которого ей, как отсюда пешком до Килларни, он умный и знает всё про такие вещи.
   Но...
   - Неблагой Двор, впрочем, как и Благой Двор - это вымысел. Фольклор, часть культурного наследия Британии. Страшная сказка, за которой вы хотите спрятаться от жизни, которая, возможно, кажется вам более ужасной, - Эллиот усаживается поудобнее. - Вокруг нас целый мир, Долорес, и часто он оказывается враждебным. Обстоятельства, места, люди, от которых вы зависите. Ведь, по вашим словам, вы находились где-то против своей воли?
   - Так и есть, но, мистер Чейз...
   - Эллиот.
   - Эллиот... Это где-то... и кто-то... не люди, но я не знаю, кто... Не совсем люди. Другое всё, другой мир, вот тут, рядом...
   - Конечно, другой мир, - доброжелательно подтверждает он.
   Она сидит перед ним, как дура, и не знает, что говорить. Наверное, точно так же смотрят на психов, которые приходят и рассказывают байки о том, как их похитили инопланетяне.
   - Давайте посмотрим на это вот с какой стороны, - предлагает Чейз. - На свете существует куча "других миров". Городское дно - это отдельный мир. Злой, жестокий и коварный. Мир бизнесменов среднего класса, яппи - тоже отдельная вселенная, Долорес, и она опять же совсем рядом. Что уж говорить об аристократах. Представьте театр: не каждому удаётся заглянуть за кулисы и увидеть не бульварные романы, дорисованные воображением читателя, и не картинки из глянцевых журналов.
   - Я знаю, что такой театр, спасибо.
   - Начнём с начала, Долорес. Вы снялись с насиженного места и уехали в большой город. Уже одно это - довольно тяжело. Ритм Лондона после размеренной жизни в провинции - немалый стресс. Чужие люди, работа, счета, машины, метро в час пик.
   Можно подумать, что она первый раз в жизни увидела грузовик и с перепуга приняла его за дракона.
   - Далее вы вынуждены были работать прислугой.
   - Да. Горничной.
   - В большом богатом доме, живущем по своим правилам.
   - Так оно и есть.
   - Ваша хозяйка была добра?
   - Не думаю, - говорит Долорес, поёжившись.
   - Вот видите! - он поднимает палец. - Если бы не обстоятельства, всё сложилось бы иначе. Не каждый приспособлен к роли слуги и уж точно далеко не каждый станет терпеть разнос за разбитую чашку или пятно на ковре.
   Да уж. "Знали бы вы, мистер, что там был за разнос", - мрачно думает Долорес, но сдерживается:
   - Разнос разносу рознь.
   - Ваша хозяйка подняла на вас руку? Хотя бы раз?
   - Что-то вроде того, - всё-таки сообщает Долорес, размышляя, можно ли сказать так о болевом шоке.
   - Это случилось только однажды?
   - Да. Кажется, да.
   - Что же такого вы натворили?
   - Разбила лунные часы.
   - Хм... - "Ну, что ж, пускай будут лунные часы", - он мысленно пожимает плечами. - Давайте сделаем так: попробуйте представить себя на месте вашей хозяйки. Возможно, они были ей дороги - скажем, как память. Возможно, имели немалую цену. Полагаю, вы бы тоже разозлились, испорть кто-то вашу вещь?
   - Разозлилась бы. Наверное, - да даже озверей она, как стая бешеных собак, всё равно не смогла бы делать то, что хозяйка делала, не пошевелив и пальцем.
   - Вы оказались не в состоянии поставить себя на её место, но вопрос не в этом, - решает объяснить Чейз. - В любом случае, бить другого человека плохо. А здесь ударили вас - это ужасно вдвойне, ведь так? Неприятно. Больно. Унизительно.
   Конечно, док, вопрос не в этом. Вопрос в слове "человек" - и в существовании понятия "не совсем человек".
   Однако он сам подбрасывает ей готовые ответы. Словно в школьных тестах, где не надо придумывать из головы, а всего только выбрать - да или нет. Иногда наобум: да, так да - нет, так нет. "А" или "D" в табеле.
   Ни да, ни нет. Не знаю. Что-то третье, которое висит над её головой, словно кусок скалы. Что-то такое, для чего не существует таких простых и знакомых ответов "да" и "нет".
   - Долорес! - окликает Чейз.
   - Да, мистер Чейз... Эллиот. Ударили меня - ужасно вдвойне, - повторяет она, как попугай, понимая, что поход к психоаналитику - это, наверное, плохая идея. Выброшенные деньги, которых и так не густо.
   - Вы просто не смогли поверить, что другой человек может быть так груб, - мягко проговаривает он. - Не смогли смириться с унижением и с этого момента выстроили вокруг себя целый мир, вспомнив сказки о Неблагом Дворе. В этом нет ничего страшного, просто сработал механизм самозащиты. Хозяйку вы стали представлять кем-то вроде... ммм... злой мачехи Белоснежки. Вы не могли изменить обстоятельства - и потому решили сделать реальность менее... реальной.
   - Мне кажется, тогда бы я придумала хорошую сказку, - робко предполагает Долорес. - И уж точно не рассказывала бы про девушек, которым не посчастливилось выжить.
   - Всё не так просто, Долорес, - неохотно говорит Чейз. В конце концов, он всего лишь психоаналитик, а не психиатр. И очень, очень не хочется её разочаровывать, но... - Сейчас, когда всё позади, вы не можете проверить, всё ли так, как вы говорите, потому что попросту не знаете ничего, кроме имён. В Британии сотни Энн и Китти. Их могли просто уволить - а вы вообразили очередную страшилку.
   Да, Долорес уже известно, что страх - это наркотик, и сейчас он скажет ей об этом снова. Чейз уверен, что она заставила себя бояться - чтобы подчиняться, не испытывая унижения. А в чём уверена она сама, Долорес не знает. Ни в чём.
   "Не работали вы в баре, мистер, - с сарказмом думает она. - И вас не хватали за задницу перебравшие клиенты".
   - Вас всегда звали Долорес? - вдруг спрашивает он. - Немного непривычно в сочетании с ирландской фамилией.
   - Нет, - снова растерявшись, мямлит она. - Это второе имя... Мама придумала...
   - Но вы были не против того, чтобы забыть о первом имени? Ведь Долорес и тот человек, что был до того, как появилась Долорес - это две разные личности.
   - Нет, - тупо отвечает она, не понимая, причём тут то, как её зовут, или звали. - Была не против.
   - Видите, - Чейз делает очередной вывод. - Вы согласились с тем, чтобы казаться кем-то другим, пусть и не совсем по своей воле.
   Она молчит, переваривая сказанное. Эти умозаключения так туманны...
   - Не говоря уже о том, что под Нью-Кастлом, да и во всей Британской Империи нет поместья с названием Близзард-Холл, - очень не хочется её разочаровывать, но приходится. Что поделать, люди склонны уходить в мир иллюзий. - Поговорим об этом в следующий раз?
   - Пожалуй, - неохотно соглашается Долорес.
   - В среду? Скажем, в пять вечера? - он называет первое попавшееся время, делая вид, что сверяется с органайзером. Больше она не придёт. Не тот случай. Точнее, не те деньги.
   - Хорошо, - едва выговаривает Долорес и берёт с кушетки свою сумку.
   Конечно, не придёт.
   Есть ещё минимум пара способов потратить ту же сумму с куда большим толком.
  
  
   Долорес долго голосует на шоссе, ведущем от Нью-Кастла на север. Если ей не изменяет память, именно по нему они со Сьюзен ехали на облезлом грузовичке старика-шотландца. Шоссе как шоссе - но тогда это была дорога обратно. Дорога, которой, по сути, не существовало.
   Её рука успевает устать, когда, наконец, останавливается длинная фура и вот уже совсем скоро Долорес видит покосившийся столб с указателем "Нью-Кастл. 20 миль".
   - Вот здесь, здесь, стойте! - она выскакивает из высокой кабины, как ошпаренная, едва не забыв сумку.
   - До свидания! - Долорес всё-таки догадывается обернуться и помахать рукой усатому дальнобойщику.
   Тот качает головой, но нажимает на газ. Странная девчонка: бледная, глаза блестят. Не больно-то правильно оставлять её посередь полей; ни деревни рядом, ни заправки. Однако время - деньги: он включает радио и вжимает педаль газа в пол.
   Долорес идёт по лесу. Ориентируясь по солнцу, которое было тогда совсем другим, по деревьям, тогда облетевшим и засыпанным снегом. Идёт просто в ту самую сторону, не ориентируясь никак. Точнее, идёт - это сильно сказано.
   Долорес бредёт по лесу, запинаясь на каждой кочке. Наконец, не выдерживает, садится на траву и достаёт пачку сигарет. Когда-то давно и где-то не здесь она не курила - как будущий медик. Но это не в счёт. Долорес не двинется дальше, пока не выкурит одну... две... или сколько там сигарет. Зачем она это делает? И что она делает вообще? Сидит Бог знает где, посреди леса, смотрит, как муравей ползёт по ноге и как солнечный луч светит сквозь листву... Было? Не было? Было что? Луч солнца вдруг падает на куст, и Долорес видит, что это ежевика. Ведь она любит ежевику, Создатель, так любит ежевику и варенье из ежевики - тем более что двадцать девятое сентября ещё только впереди. Долорес знает, что в этот день низвергнутый дьявол грохнулся прямиком на ежевичный куст, и с тех пор со зла плюёт на ягоды именно в день Святого Михаила. Но до него ещё далеко, стоит середина лета. Почему бы не собрать ежевики, раз уж она всё равно здесь, - думает Долорес. Так. Стоп. Она всё равно здесь. Где - здесь? Здесь, рядом с местом, где существует выражение "Создатель" и, кажется, существует много что ещё. А ежевика...
   А ежевика, и муравей, и всё прочее - это те штуки, что будут водить её кругами и так и не дадут приблизиться к поместью. Опека владетеля.
   "Ну уж нет, дудки!" - думает Долорес, решительно стряхивает ягоды в траву и идёт дальше.
   Дальше хуже. Дальше есть сетчатый забор, украшенный табличкой "Не пересекать. Частное владение" - и страх, страх, страх. Страх, переходящий в панический ужас. "Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с тобою..." - она читает молитву, но на середине сбивается, хотя молитва совсем простенькая - и начинает заново, раз за разом.
   Долорес не обращает внимания на кошмарные видения, она до жути боится увидеть дом. Боится - и одновременно хочет, словно её тянет туда магнитом. Хочет убедиться, что с её головой всё в порядке, что права она, а не доктор Чейз и не куча других докторов, которые непременно ожидают её в будущем, если так или иначе не положить этому конец.
   Если там окажется дом, Долорес побежит прочь, что было силы.
   Или нет.
   Не побежит.
   Недаром говорят, что люди, побывавшие в Волшебной Стране, всю жизнь хотят вернуться туда снова.
   Да вот только до неё внезапно доходит, что "Волшебная Страна" совсем не означает "чудесная и замечательная". Как раз напротив. Просто очарованный замок не отпускает хоть раз попавших в его ловушку...
   Она продвигается всё глубже и глубже в лес. Наконец, впереди начинает светлеть, а потом из-за деревьев показывается кованая ограда, за которой виднеются заросшие развалины. Последний рубеж. Сейчас Долорес минует этот чёртов ведьмин круг, а там - была не была. Долорес тянет на себя створку ворот и та неожиданно легко поддаётся.
   Она подходит ближе. Камни фундамента такие настоящие, совсем не похожие на обманку, и в воздухе, кажется, пахнет гарью и чем-то ещё. Свежей травой? Летним полднем?
   "Моё поместье, Близзард-Холл", - звучит в голове равнодушный голос хозяйки. Будто всё это происходило вчера.
   Быть может, надо сказать это вслух - и тогда опека сдастся?
   - Близзард-Холл, - срывающимся голосом говорит она... и ничего не происходит.
   - Ядвига Близзард. Мадам наместница, - Долорес понимает, что похожа на воришку-неудачника, пытающегося наугад подобрать код к сейфу.
   Создатель, что сказать ещё? "Радуйся, Мария, благодати полная..." - помимо воли шепчут губы. Что сказать ещё? Может быть, вовсе не леди Ядвига? Той зимой они ушли, потому что опека исчезла, значит, с хозяйкой что-то случилось?
   - Милорд Эдвард? Милорд наместник? Мистер Монфор? - с заново вспыхнувшей надеждой принимается бормотать Долорес.
   Нет. Всё не то.
   Долорес пальцами проводит по остаткам стены, берёт в руку камень. И это остатки стены, камень, и ничего больше - и они не торопятся волшебным образом превратиться в Тот Самый Дом.
   На пальцах остаётся только копоть давнего пожара. Значит, всё-таки иллюзия? Подмена... как там сказал Чейз? Реальной жизни страшными сказками?
   А как же тогда опека владетеля? Самовнушение, страх, призванный подавить пережитое унижение?
   К чёрту!
   Ко все чертям преисподней!!
   Над руинами колышется марево. Где-то жужжат невидимые шмели, и Долорес замечает их только тогда, когда чашечки цветов шевелятся, пропуская мохнатое тельце. Невдалеке, рядом с провалом, который когда-то был стрельчатым окном, в траве виднеется что-то яркое. Она подходит и нагибается, раздвигая листья.
   Клубника. Крупная и, наверное, сладкая, сгибающаяся до самой земли на тонких черешках.
   Долорес падает в траву, пальцами сжимая закопченный камень, и разражается плачем. Этот камень в её руке - словно последнее, что связывает её с землёй, с полднем, шмелями, и кроваво-красными ягодами, которые некому сорвать.
   - Ядвига Близзард. Ядвига Близзард-Монфор. Пани Ядвига, - повторяет она, как заведённая, в ужасе понимая, что не помнит, или не знает девичью фамилию хозяйки - возможно, это недостающее звено и есть ключ?
   Ключ к чему, чёрт подери?! К двери, ведущей к смерти? К рабству? К боли? А может быть... не имена хозяев?
   - Леди Легран? - на всякий случай спрашивает она развалины, называя ещё одно имя из той, другой жизни. Словно надеется, что груда камней сжалится и заговорит.
   Положить этому конец, во что бы то ни стало. Любой ценой.
   Тяжёлые клубничины чуть пружинят под ветром, склоняясь к земле - там, возле закопченной стены. Долорес нагибается и срывает ягоду. Сладкая мякоть еле ощутимо отдаёт металлом.
   "В Шотландию, Близзард?" - "В Шотландию, Легран", - слышится ей. Оттуда, из прошлого... Будь проклята Шотландия!
   Долорес разжимает пальцы: на ладони камешек, чёрный, как головешка. Она бережно кладёт его в карман. Обо всём остальном она подумает позже.
   - В Шотландию, - говорит Долорес.
  
  
   - В этих газетах сплошное надувательство... Обман и шарлатанство... - Долорес входит в подъезд в обнимку с пачкой газет - и, конечно, натыкается на миссис Муни, которая вместе со своей тележкой целенаправленно минует лифт и ползёт к лестнице. - Хочешь подыскать работу получше, девочка?
   - Да, миссис Муни, - Долорес отбирает у старухи тележку, набитую всякой всячиной, скорее всего, найденной на помойке. - Почему вы не едете в лифте?
   - Что ты, девочка! - пугается та. - Да ведь в лифтах насилуют!
   - Да, мэм, и верно! - Долорес делает серьёзное лицо, стараясь не прыснуть, пока они идут до двери соседки, быстро прощается и спускается к себе.
   Дома чисто и пусто. Слово из квартиры вынули нечто вроде души, и осталась клетка без всякого содержимого, будто нет ни обоев, ни фотографий в рамках, ни мебели, а только голые бетонные стены.
   Долорес кладёт на диван кипу приобретённой прессы и принимается изучать разделы, посвящённые туризму. Сначала объявления снабжены живописными пейзажами, видами тропических островов и сообщениями о всевозможных скидках. Дальше идут квадратики поскромнее, каждый своего цвета, а то и вовсе белые: логотип турфирмы, страны, и диапазон цен на поездки. Но ей не по карману даже однозвёздочный отель. Кроме того, Долорес начинает понимать, что на маршрутах, где обещаны "дома с привидениями" и где ходят толпы туристов с фотокамерами, она точно не найдёт то, что ищет. Точнее, тех.
   Со стола неожиданно падает чашка, сдвинутая пачкой уже прочитанных газет. Долорес с ужасом оглядывается, точно сзади может появиться некто и немедленно покарать её за глупые черепки; она опускается на колени и начинает сгребать их руками, быстро-быстро, раня пальцы, скорее, пока не...
   Чёрт подери, снова!
   Что "пока не"?! Это её квартира, пусть крошечная и дешёвая, это её чашка, и она вольна делать с ней всё, что заблагорассудится - разбить, подарить или выкинуть в мусор - и никто, НИКТО не подойдёт сзади и не заставит корчиться на полу в судорогах боли. Никто. Никогда больше.
   На экране телевизора агент Скалли в круглых очках тоже просматривает подшивки газет. Наверное, просматривает долго, но это точно не уложилось бы в жалкие сорок пять минут "Секретных материалов". Но ведь над Долорес никто не стоит и не подгоняет коленкой под зад, она может делать то же самое сколько влезет, пока не надоест. И пока не найдёт хоть что-нибудь.
   Она поймёт, когда это "что-нибудь" будет тем самым.
   Долорес хватает сумку, и, не мешкая ни минуты, отправляется в публичную библиотеку.
  
  
   Игра в агента Скалли приводит к тому, что в публичной библиотеке её теперь знают по имени - а она знает назубок весь набор аномальных явлений за последние десять лет, включая круги на полях и похищения пришельцами. Точнее, всё, что так или иначе выходит за рамки обыденного. Она совсем не уверена, то ли это, что требуется, но её осеняет очередная идея, и Долорес с новыми силами принимается за криминальную хронику. Не проходит и дня, как рядом друг с другом всплывают слова "Женщина в Зелёном" и "Шотландия". Это открытие поражает её с силой яблока, грохнувшегося Ньютону на голову. Долорес едва помнит истории о Бааван Ши, зато она прекрасно помнит тот день, когда пришла в "Хилтон" на собеседование с будущим работодателем. Словно он отпечатался в её голове, как фотография, да так там и застрял: дама в чёрном и дама в зелёном. Таких совпадений просто не бывает, не может быть. Зелёный - любимый цвет фейри? Плевать на дурацкие сказки, но у неё есть своя собственная память и своё собственное прошлое. Там, позади, женщина в зелёном платье частенько бывала в Шотландии, да вот только Долорес уверена, что на карте Шотландии нет места под названием "Кастл Макрайан", точно так же, как никому в Британии неизвестно поместье Близзард-Холл. Зато в газетах полно других слов: "серийные убийства", "расследование", "межрегиональная служба" - что ж, ничего удивительного, но всё это - набор букв, который не говорит почти ни о чём. Почти. Просто дополняет картинку, как детали паззла, лежащие где-то на самом краю уже собранного полотна.
   Долорес делает копии всех возможных заметок, а на следующий день забирает из банка оставшиеся деньги. Потом она приобретает вместительный рюкзак, кроссовки, пару джинсов - и билет на поезд, отправляющийся с вокзала Кингс-Кросс и следующий через маленький городок в шотландский горах.
  
  Глава 2
  
   Поезд весело бежит на север; Долорес смотрит в окно на стремительно меняющийся пейзаж и пытается справиться с волнением. Вскоре она выходит на крошечной станции, пару минут озирается, и идёт по направлению к центру городка.
   Дверь паба приоткрыта, рядом - жизнерадостное объявление "А ещё у нас сдаются комнаты!!!", которое уже порядком поистрепалось.
   "Вот и хорошо", - думает Долорес. Пора отдохнуть, а затем...
   Она снимает номер с живописным видом на горы; оказывается, это не так дорого. Денег у неё не много, ну да не беда. Она не собирается изображать отпускника, сорящего наличностью.
   Завести разговор с кем угодно тут не так уж сложно - это провинция, уж ей ли не знать. Каждый новый человек интересен, тем более, студентка-ирландка, собирающая всякие нелепицы. "Фольклор", как говорит она сама. Что ж, ей с удовольствием расскажут - всё, что знают, и даже о чём не знают, но предполагают. Вскоре Долорес во всех подробностях выслушивает историю о Женщине в Зелёном.
   Её не сильно интересует охотник на ведьм Иероним Брюс из тысяча шестисотого года, гораздо важнее узнать про ловлю вампиров целой кучей полицейских.
   Вот только у истории нет конца - точнее, конец всякий раз другой. Вокруг, ясное дело, навертелась куча домыслов, несмотря на то, что история ещё не успела порасти мхом. Впрочем, про Бааван Ши, даже в десяти разных вариациях, нельзя рассказывать бесконечно, а других достопримечательностей тут пока не завелось. Кроме, разве, обычного набора историй о фейри, лепреконах и дроу, которые извлекаются из заначки под Хелоуин - и ради её прекрасных глаз, - а потом снова убираются подальше, до следующей осени. "Полицейский из меня точно вышел бы", - с юмором думает Долорес, подозревая, что полиция крайне редко занимается такой белибердой.
   - Нет, мисс, - флегматично говорит бармен в ответ на её очередной вопрос и ставит на полку протёртый стакан. - Истории о привидениях? И не припомнить сходу.
   - Это называется фольклор, мистер, - уточняет она. Ей много что пришлось выучить. И ещё придётся, если она хочет найти То Самое Место. Если она хочет поставить точку.
   - Вот как? - вежливо говорит он, беря следующий стакан.
   - Университетская практика, что поделать, - Долорес пожимает плечами, словно хочет сказать, что не больно-то и хотелось, но...
   - Чего только не придумают! - бармен подавляет зевок. - Жаль, не было вас тут два года назад.
   Да, жаль. Но, может, мистер может чем-нибудь помочь, раз уж она так катастрофически опоздала?
   - Туго здесь у нас, - бурчит бармен, - с новыми историями о привидениях. Хвала небесам. Нету и не надо.
   Старые истории, как она понимает, иссякли. Если не считать тех, которые кое-кто уже начинает придумывать на ходу, почуяв в ней источник даровой выпивки. Но Долорес всё равно уже тут, и точно не сдвинется с места, пока не перетрясёт весь город. Или пока окончательно не иссякнут деньги.
   - Только ведьма есть, - наконец, вспоминает бармен. Ну, хотя бы что-то.
   Долорес не уверена, что ведьма - это ведьма, а не сумасшедшая бабка, гадающая на кофейной гуще и знающая пару заговоров. Она полагает, что настоящая ведьма, такая, как её хозяйка, вряд ли стала бы объявлять об этом на всю Шотландию.
   - Только не удивляйтесь, если она начнёт лечить вам камни в почках овечьими катышками, сваренными в молоке, - добавляет бармен.
   - У меня нет камней в почках, - смеётся Долорес, узнаёт дорогу и отправляется в путь.
  
  
   Дорога к домику ведьмы занимает у Долорес несколько часов. Она не торопится, пытаясь вжиться в эти места - и, может быть, нутром почуять то, к чему она стремится. "Что я делаю?" - в который раз спрашивает она у самой себя - просто по привычке. Осторожно спускается по склону и минует башню. Ничего такого. Ни страха, ни желания затормозить где-то на полпути - вот если только для того, чтобы поглазеть на останки развалин. Ну, так и что ж с того, башня - просто башня, красивые руины, которые в лучшем случае можно было бы сфотографировать, если б у неё был фотоаппарат. Впрочем, да: ведь уже понятно, что ведьма - совсем не та, кого можно ею считать.
   Покосившийся домик врос в землю, просев на один угол; на стенах зеленоватый мох и взбирающийся на крышу плющ. Вокруг тишина, за оконными стёклами ничего не видать. Если там нет даже занавесок, может, тут давно никто не живёт? Однако трава у крыльца примята и перед ступеньками лежит половичок.
   Долорес стучится. Ни звука. Она стучится громче - может, старуха туговата на ухо? Но внутри тихо, только пчёлы жужжат над плющом. Долорес толкает давно не крашеную дверь и входит.
   Первое, что она чувствует - это запахи. Множество разнообразных запахов: сушёных трав, специй, угля и пыли. Загадочный аромат чужого дома.
   Наконец, глаза привыкают к полутьме, и Долорес понимает, что перед ней сидит чёрная старуха и смотрит прямо в глаза. Сама не зная, почему, Долорес начинает мысленно пересчитывать содержимое своего кошелька. Ясное дело, что колдуньи ничего не делают даром, да ведь только... да ведь только она пришла сюда не потому, что ей позарез понадобилось обратиться к потусторонним силам!
   - Вы ведьма? - брякает Долорес первое, что приходит в голову и тут же заливается краской.
   - Меня зовут Филч. Мисс Грейс Филч, - с достоинством говорит старуха, не отводя взгляда. - Ведьма, мисс...?
   - О`Греди. Долорес О`Греди, - торопливо сообщает Долорес.
   - Последнюю стоящую ведьму в Британии звали Дженни Хорн. Её сожгли в Дорноке, в тысяча семьсот двадцать седьмом. Сначала раздели донага, обмазали дегтем, провезли по городу в бочке, а после бросили в костёр, - нараспев произносит старуха. - Быть ведьмой - не такое уж весёлое занятие, мисс.
   - О, - Долорес не знает, что сказать ещё. Быть может, мисс Филч рассказывает это для начала всем незнакомцам? Неплохой способ дать понять, что твоё ремесло связано с риском и, следовательно, должно быть щедро оплачено.
   - Да, мисс, - продолжает та. - Холодный выдался тогда денёк. Но Дженни хотя бы смогла погреть над пламенем руки, прежде чем превратилась в пепел.
   - Отличная история! - с чувством говорит Долорес, наконец, вспоминая о том, кого она вообще изображает.
   - Грейс знает много историй, - сообщает старуха. - Что было, что будет.
   Долорес чувствует, что снова испытывает непреодолимое желание полезть за кошельком. Ведь ей просто необходимо знать, что будет... Или нет?
   - Эээ... мисс Филч, - она пытается сообразить, что же спросить и как. Ах, да! - Я собираю истории о привидениях, эльфах, гоблинах и так далее. Возможно, вы могли бы помочь?
   - Привидениях? - переспрашивает старуха.
   - Университетская практика... В Лондоне... - Долорес чувствует себя так, будто не оправдала надежд и ляпнула какую-то чушь на светском приёме, в то время как от неё ожидали идеального знания этикета.
   - Такой хорошенькой девушке ни к чему привидения, - недовольно говорит Грейс, отводит взгляд и принимается переставлять на столе какие-то предметы. - С духами гор говорят только такие люди, как я - для этого у меня в саду растёт наперстянка.
   - Почему наперстянка? - тем временем у Долорес в голове мигом возникает список возможных вопросов, словно она для памяти заранее написала его на бумажке и только что неожиданно нашла бумажку в кармане.
   - Она привлекает фейри, - неохотно объясняет старуха, продолжая наводить порядок на столе, покрытом потёртой скатертью
   - Меня как раз интересуют фейри. Скажем, Неблагой Двор. Места, до которых не дойти. Зеркала, - Долорес не зря смотрела телевизор. Как поступила бы на её месте агент Скалли? Может, сделала бы именно так, стала бы задавать вопросы напрямую? И обращать внимание не на то, что ответят, а на то, как?
   - Не дойти? О чём это вы, мисс? - спрашивает Грейс, но Долорес видит, как её пальцы еле заметно вздрагивают.
   В комнате, которая занимает добрую половину дома, стоит шкаф с зеркалом. Большим, как раз в человеческий рост.
   - Вам знакомо место под названием Кастл Макрайан? - в лоб спрашивает Долорес и пугается сама.
   Если бабка - не совсем бабка, то беды не миновать. Впрочем, разве не за этим она сюда пришла? Окончательно вынеся себе мозги непонятно чем - и, главное, непонятно, зачем?!
   Правильно, пришла, чтоб найти на свою голову новых проблем...
   - Вам не нужен Кастл Макрайан, мисс, - старуха поднимает на неё глаза, но Долорес заранее готова к такому повороту событий. Она резко отворачивается, чуть не вывихнув шею, и вдобавок закрывается рукой, чтобы ни при каких условиях не встретиться с Грейс взглядом. Сердце замирает; Долорес ожидает чего угодно: черномагических заклинаний, грома и молнии - или того, что старуха попросту накинется на неё и пристукнет на месте.
   - Мне нужен Кастл Макрайан, - твёрдо говорит она.
  
  
   Долорес, кажется, обошла уже пол-Шотландии, и проделала это на своих двоих, так и не найдя пока Того Самого Места. То ли старуха схитрила, то ли у Долорес нелады с ориентированием на местности. То ли сам Кастл Макрайан не желает подпускать её даже на расстояние пушечного выстрела.
   Она останавливается передохнуть на обочине возле ухоженного фермерского домика с цветастыми занавесками и петунией под окнами.
   - Путешествуете, мисс? - на крыльцо выходит крепкий старик.
   - Нет, ищу дом с привидениями, - на полном серьёзе отвечает Долорес, прекрасно понимая, что может сказать всё, что угодно, всё равно ей никто не поверит.
   - Может, зайдёте выпить чаю? Нынче жарко, даже для привидений.
   Однако старик разговорчив. Вот это удача! Должно быть, тоскливо жить на отшибе.
   Через пятнадцать минут Долорес уже знает, что старика зовут Макдауэл, и он ей нравится, хоть, кажется, и с причудами - ну, да у кого их нет? Любит поболтать, и заводить с ним разговор - значит, потерять кучу времени. Ладно, пусть его.
   - Много на свете странного, - разглагольствует он, наливая ей ещё чашку чая. - Уж не знаю только, стоит ли в это странное лезть.
   - А чего ж не стоит? - интересуется Долорес.
   - Да вот так, - кажется, на этот счёт у него есть, что порассказать. - Богу - Богово, а чёрту - чёртово. Вон, помнится, в тот год в это чёртово полиция полезла - так и им рога пообломало.
   - Куда полезла-то? - Долорес уже двадцать пять раз слышала историю про Женщину в Зелёном и целый полк полицейских, но мало ли?
   - Куда-куда, - неожиданно говорит Макдауэл. - В место в нехорошее.
   Через пару минут Долорес во всех подробностях узнаёт о существовании некоего "нехорошего места". Которое нехорошим было, есть и будет, несмотря на то, что вампиров переловили и прочую нечисть никто вроде бы с тех пор не видел.
   - А это без разницы: видел, не видел, - тоном знатока говорит старик. - Сейчас не видел, а через год, или через двадцать лет - снова здорова, пожалуйте, приехали.
   Тут же Долорес выясняет, что "там" по слухам развалины замка, и идти надо по кромке леса прямо на север, пока не начнётся старый лес, и вот где-то там как раз и будет самое "оно".
   "Надула проклятущая старуха", - устало думает Долорес, прислушиваясь к тому, как гудят ноги, на которых, судя по всему, ей сегодня предстоит проделать не ближний путь.
   Но зачем идти туда, куда пойдёт разве только ненормальный? Ведь гораздо приятнее жарким днём попить чайку и послушать бывалого человека! Долорес кивает. Конечно, мистер. Зачем идти туда, не знаю, куда?
   Неожиданно солнце меркнет, небо затягивают тучи. Налетает короткая гроза, которая сменяется нудным мелким дождём.
   Конечно, она не пойдёт на север вдоль леса, нет-нет, сэр...
  
  
   Местность постепенно повышается, начинается этот самый старый лес, и вокруг сразу темнеет. Прав был Макдауэл, это очень даже плохое место. Долорес не выдерживает, садится на корточки и, как заклятье, шепчет полузабытый детский стишок, который всегда выручал, если требовалось идти куда-то в темноте. Обращаясь к Робину Гудфеллоу, или просто Паку - а вдруг поможет и сейчас? Тем более, она, хоть убей, не может вспомнить ни одной молитвы.
  
   Bucky, Bucky, biddy Bene,
   Is the way now fair and clean?
   Is the goose ygone to nest,
   And the fox ygone to rest?
   Shall I come away?
  
  
   Робин, добрый малый Робин,
   Чист ли, ясен путь и ровен?
   Там, в гнезде, уснул ли гусь?
   И лиса задремлет пусть.
   Можно, мимо прокрадусь?
  
   Верхушка горы совсем недалеко. И чем ближе, тем хуже и хуже. Но Долорес плевать хотела и на дождь, и на опеку владетеля, она не будет думать о... не станет, не станет, не станет...
   Не станет думать о подвалах Кастл Макрайан.
   - Плевать, - говорит она вслух. Старому лесу, этим дубам в два обхвата толщиной, что были желудями ещё, наверное, при короле Артуре.
   Опека пропустит её - иначе ей просто не жить. Столько искать - и найти. Не смерть, не рабство, не ад на земле. Ответ на вопрос - и себя. Ту часть себя, которую когда-то забрали, не спросив, и так и не вернули обратно. Оказывается, свобода - это ещё далеко не всё.
   - Плевать, - повторяет Долорес громче. Тучам в просветах между ветвями и дождю.
  
   "Там, в гнезде, уснул ли гусь?
   И лиса задремлет пусть..."
  
   Опека пропустит, не может не пропустить. Невидимая стенка знает её, чует её - пусть как раба или как домашнюю зверушку.
   Трясущуюся у входа в подвалы Кастл Макрайан. Знающую, что ждёт людей, встретивших на своём пути Дикую Охоту...
   - Плевать! - что было силы кричит Долорес, шаг за шагом пытаясь приблизиться к вершине горы. И не может.
   ...и ждущую, что сейчас шкурку начнут сдирать и с неё.
   Долорес, плача, опускается на мокрые листья и начинает ползком двигаться обратно, вниз, едва не подвывая от ужаса.
   Впереди угадывается движение. Она поднимает глаза и видит серую зверюгу. Шерсть торчит клочьями, бока запали. Зверь стоит, опустив башку, и смотрит на неё жуткими жёлтыми глазами.
   "Волк!" - проносится в голове. - "Сейчас съест".
   - Хороший, не трогай... - шёпотом просит Долорес. У неё нет с собой ничего такого, что можно было бы попробовать предложить волку взамен себя. Да и какое там! Она едва в состоянии пошевелиться, так и стоит на коленях, джинсы уже промокли насквозь.
   Неожиданно волк срывается с места и исчезает в кустах.
   - Отличная поза, красотка! - слышит она. Какая поза, где? За пеленой дурацких слёз ничего не видать. - Мне даже не хочется, чтобы ты вставала. Но, знаешь ли, дождь, поэтому давай руку. Продолжишь позже, хотя бы не лёжа в луже.
   Кто-то коричневый и большой, как медведь. Шериф? Егерь?
   Но рука, хоть убей, не отлепляется от прелых листьев, словно тотчас после этого Долорес рискует потерять точку опоры и сорваться в пропасть, или взвиться вверх, будто воздушный шарик.
   Наконец, всхлипывая, она поднимает глаза... и всё меняется.
   Жёлтый полуденный ветер приносит из долины запахи жилья. Шумит вокруг старый лес, стучат по листьям капли. Прищуренные глаза со зрачками-точками смотрят на неё с насмешкой - ну, так и что с того?
   - Я тебя знаю? - Долорес замечает, что брови над этими глазами хмурятся. Странно, ведь это же и впрямь смешно: она сейчас, верно, похожа на лягушку.
   - Меня зовут Долорес, - с готовностью сообщает она, ведь он желает знать её имя. - Долорес О`Греди.
   Она уже хочет сказать, как звали её отца, и где находится его ферма. Да что там, она рассказала бы даже то, с какими оценками окончила школу и какого цвета на ней бельё.
   - Я тебя знаю, - подтверждает он.
   И с чего Долорес взяла, что дождь - это не очень-то хорошо? Дождь - это просто замечательно, особенно когда тебя знают. Всё будет прекрасно, надо только взять его за руку.
   И рука - вот она, рядом. Ведь это так легко.
   Её собственная рука, оказывается, такая крошечная в его лапище. Массивные перстни причиняют боль.
   Массивные старинные перстни, которые ужасно неудобно вытирать быстро краснеющим платком.
   Опека пропустит её. Теперь не сможет не пропустить.
   - Идём, - велит милорд Уолден и, не мешкая, начинает подниматься по склону, не выпуская её пальцев. Долорес, спотыкаясь, вприпрыжку бежит за ним и на ходу словно просыпается.
   Она хотела найти ответ на вопрос. Что ж, кажется, она нашла больше, чем просто ответ.
  
   Глава 3
  
   Так, подскакивая, словно воробей, Долорес на буксире минует арку входа. "Там, в гнезде, уснул ли гусь... И лиса задремлет пусть..." - цепенея от страха, начинает долдонить она, но тут же прикусывает язык и замолкает. Да и что может помочь человеку, облазившему пол-Шотландии и влипшему в очередную Очень Нехорошую Историю?
   На первом этаже темно, ни огонька, но Долорес замечает, что сквозное зеркало разбито вдребезги; осколки торчат по краям рамы, как акульи зубы. По левую руку от входа темнеет провал, там лестница вниз, это Долорес знает лучше, чем "Отче наш". Милорд Уолден делает шаг в ту сторону, и она дёргается с такой силой, что чуть не вывихивает плечо.
   - Нет! - "Нет-нет-нет", - вторит эхо, улетая куда-то ввысь и отскакивая от закопченных сводов.
   - Боишься? - он хмыкает. Смешно, да уж, куда там. Долорес сжимается, ожидая немедленного возмездия - просто потому, что ничего другого она уже не ждёт. Вариантов всего лишь два: смерть быстрая и смерть медленная. - Ну, бойся дальше.
   Они поднимаются выше, и милорд Уолден вталкивает её в какую-то комнату, больше похожую на тюремную камеру, если бы не огромный давно остывший очаг. Ну, что ж, всё не так уж плохо, это хотя бы не подвал.
   Долорес даже про себя не в силах назвать его "Макрайан", только "милорд Уолден". "Ну, нет, хватит, теперь я буду... хорошо, я попробую звать его Макрайан", - решительно думает она, совершенно не уверенная в том, что её решимости хватит надолго. Но, чёрт подери, может она хотя бы попробовать? Ответ найден, смерть тоже никуда не денется, рано или поздно. Оказывается, страх смерти гораздо слабее желания обрести ответ.
   - Проклятые горы, - говорит он, извлекая из недр своего одеяния початую бутылку, и делает добрый глоток. - Холод и чёртовы люди, куда ни плюнь.
   Макрайан действительно кажется огромным, столько на нём одежды. Сначала Долорес думает, что на нём килт, но тут же понимает, что это грязное одеяло в клеточку, вон и оборванная бахрома свисает по краю; под этим импровизированным килтом надеты меховые штаны, а сверху шуба. Макрайан похож на выворотень - пень с корнями, облепленный комьями глины, который выдран из земли ураганом.
   - Чёртовы люди, - угрожающе повторяет он, глядя на неё.
   Снаружи лето, но Долорес уже начинает понимать, что мир снаружи и этот каменный мешок - две большие разницы.
   - Обязательно любезничать с собаками именно на моей горе? - мрачно спрашивает он.
   - Это был волк, - говорит Долорес, всё ещё трясясь. И непонятно, от чего больше: от встречи с волком или с милордом Уолденом.
   - А я говорю, собака, - он повышает голос. - Последнего волка в Британии пристрелили триста лет назад.
   - В-волк, - Долорес твердит своё, просто чтобы не молчать.
   - Пей! - велит он, и бутылка оказывается у неё в руках.
   Шотландский виски в бутылке, заляпанной так, что стекло кажется матовым. Долорес понимает, что, если она всего лишь поднесёт эту бутылку ко рту, её немедленно стошнит. Она не смогла бы сделать и глотка ключевой воды оттуда же, откуда только что пил он.
   - Не надо, - брезгливо говорит она.
   - Пей, сказал! - Макрайан рявкает так, что из дымохода с шумом падает пласт сажи.
   - Не... - начинает она... и встречается с ним взглядом.
   Виски обжигает горло, но зато становится тепло. Как хорошо. Как в полдень, солнечный, жёлтый, такой же, как жидкость за грязным стеклом. Всё будет просто превосходно, ведь он так сказал.
   - Где госпожа? - спрашивает Макрайан.
   Долорес не знает, где госпожа. Она сама хотела бы это знать. Ведь хотела же, правда? Делать ровно то, что велено, не больше и не меньше, день за днём, и хорошо знать своё место. Она что-то говорит, точнее, всё, что знает и даже то, что еле помнит... Исчезнувшая опека владетеля, внезапно открывшиеся ворота и мокрое шоссе, женщина в кофейне, изменившаяся за три года, почти неузнаваемая - и узнанная Долорес только по выжженному на плече зигзагу... развалины под Нью-Кастлом, никому не нужные, мёртвые, но кем-то защищённые снова... Ведь ему непременно надо знать, что с хозяйкой, и она расскажет... расскажет...
   Наконец, Макрайан отворачивается и Долорес приходит в себя. В голове гудит, в животе образовался комок, и вот он начинает подниматься вверх и уже подкатывает к горлу. Она еле успевает отбежать в угол, и там её выворачивает наизнанку.
   - Близзард следовало научить тебя пить, - говорит Макрайан, равнодушно созерцая заблёванный пол. - Ты что, испанка?
   - Нет, - Долорес едва может выдавить это короткое слово. Ей кажется, что, произнеси она ещё хотя бы букву - и всё начнётся по новой.
   - Тогда почему "Долорес"? - интересуется он.
   Она молчит.
   - Я задал тебе вопрос, - напоминает Макрайан, прикладываясь к бутылке.
   - Нипочему, - неожиданно для самой себя брякает Долорес.
   - Ответ неверный, - он отвешивает ей оплеуху. - Так почему "Долорес"?
   - Иди к дьяволу, - невнятно говорит она, держась за щёку.
   Страх куда-то исчезает, когда вопрос "истина где-то рядом" больше не актуален.
   - Мы с тобой уже тут, красавица. У дьявола, и в самой заднице, - совершенно резонно говорит Макрайан - и на Долорес обрушивается стена мучительной боли.
   Сколько это длится, неизвестно. Секунду или час спустя она обнаруживает себя стоящей на коленях и созерцающей красные капли, падающие вниз и разбивающиеся о грязный пол. Долорес со всхлипом втягивает воздух и ощущает на языке вкус собственной крови.
   Вкус ответа на все вопросы.
   - Ты так и не сказала, откуда взялась "Долорес", - слышит она. - Присобаченная к фамилии О`Греди.
   - Первое имя было "Дорин". А второе мама придумала в честь девушки из бразильского кино, - да уж, шпиона из неё бы не вышло. Ладно, какого чёрта? Всего-то сказать своё имя.
   - Дорин...
   - Долорес, - перебивает она.
   - Забудь. До восемнадцатого века людям было вполне достаточно одного имени - первого. Чем быстрее отучишься от человечьего дебилизма, тем тебе же будет лучше, - он начинает злиться. - Дорин.
   - Долорес, - снова упрямо повторяет она.
   Выясняется странная вещь: после Близзард-Холла - и после нескольких лет серьёзных опасений попасть в комнату с мягкими стенами - её, оказывается, не так-то легко напугать.
   - Я буду пороть тебя до тех пор, пока кожа не начнёт слезать со спины клочьями, - тихий голос Макрайана становится похож на рычание. - До тех пор, пока не выбью из тебя всю дурь.
   - Может, лучше убьёте? Сразу? - советует Долорес, чувствуя, как леденеют щёки.
   - Не так быстро, красотка, - говорит он, подходя совсем близко - так, что она чувствует запах виски и немытого тела. Долорес снова чуть не выворачивает, как вдруг она понимает, что сейчас произойдёт.
   "Ну, нет, мистер наместник или как вас там, - думает Долорес, холодея от собственной наглости. - Произойдёт, но не потому, что ты сильнее, а потому что я так решила. Чем раньше - тем лучше".
   Она встаёт и начинает раздеваться. Не отворачиваясь и задавив в себе всякое представление о стыде. Что, в самом деле, может быть хуже того, что с ней уже случилось?! И не сейчас, не сегодня, а в тот день, когда она по дурости и безденежью притащилась на собеседование в шикарный "Хилтон".
   - Какого чёрта ты делаешь? - спрашивает Макрайан.
   - Такого чёрта, какого вы от меня хотите, - Долорес как раз заканчивает стягивать джинсы и оглядывается в поисках места почище, чтобы сложить туда одежду. Смерть смертью, насилие... значит насилие, но она не собирается позволить своим вещам превратиться в кучу грязных тряпок. Даже в том случае, если надеть их снова ей уже не грозит.
   Её настигает новая оплеуха такой силы, что она мигом оказывается на полу. Долорес вскрикивает и пытается загородиться, ожидая, что сейчас её изобьют до полусмерти. Милорд Уолден, как и хозяйка, всегда предпочитал делать это руками. Пальцами чувствовать чужую боль, ощущая на коже чужую кровь. Они никогда не боялись запачкаться. Куда уж больше.
   - Мне не нужны бастарды, - хмуро говорит Макрайан. - Одевайся. Живо.
   - Вы никогда не делали это с женщинами? - в лоб спрашивает Долорес, успев подумать, что уж теперь-то ей точно суждено быть прибитой на месте.
   - Хочешь сказать, с человечьими девками, которые полчаса спустя превращались в фарш? - он с таким ожесточением швыряет ей одежду, что материя хлещет по коже, словно плеть. - Ты так жаждешь стать фаршем?
   - Нет. Я жажду истины, - кажется, она уже в состоянии шутить.
   Макрайан хватает её за плечи и встряхивает, как тряпичную куклу. Если так пойдёт дальше, у неё попросту отвалится голова.
   - Слушай сюда, Дорин, и запоминай, - начинает Макрайан. - Ты собственность. Собственность владетеля, равного мне. Нельзя. Трогать. Чужую. Собственность. Это дурной тон.
   - Долорес. Вы только что два раза отвесили мне пощёчину, - мстительно напоминает Долорес. - Не говоря уже про то, что промыли мне мозги.
   - Дорин. Не развалишься, - говорит Макрайан и отворачивается.
   Что за чёрт? Ей кажется - или он и впрямь считает, что не так уж и прав?
   - Долорес. Вы тронули чужую собственность, - алкоголь и адреналин быстро испаряются и она начинает замерзать, но, тем не менее, продолжает упорно твердить своё имя.
   - Дорин. Которую сюда никто не звал, - бурчит Макрайан.
   - Долорес. Так да или нет? - кажется, желание знать ответы превращается в манию, - думает она с сарказмом.
   - Дорин. Да.
   - Долорес. И как с этим быть?
   - Дорин. Я был неправ, - ей мерещится, или он скрипнул зубами? - Но, если ты не закроешь рот, клянусь, я сделаю это снова.
   Она ослышалась? Какой прогресс для милорда-волосатые-штаны! Ленного владетеля кучи камней! Оказывается, он знает, как это произносится?!
   Ладно, у неё тоже хватит ума, чтобы замолчать. Слишком странный был сегодня день.
   - От ревматизма помогают кольца из ручек гроба, но второго персонально для тебя у меня нет, - Макрайан стягивает с себя меховую доху, заляпанную бурыми пятнами, и кидает ей: Долорес трясётся уже от холода, сидя на полу. Жизнь продолжается, хоть и снова где-то в нигде и в никогда. На восток от солнца, на запад от луны.
   Хорошо, у неё хватит воспитанности на то, чтобы не быть бестактной деревенщиной. Однажды она уже сумела играть по правилам. Это цена ответов на вопросы.
   - Дорин. И, да - спасибо, что спасли меня от волка, - говорит она.
   Макрайан некоторое время, насупившись, смотрит на неё исподлобья, а потом выходит, почему-то оставив дверь открытой.
   - Развелось чёртовых собак, - доносится до неё напоследок.
  
  
   Ну, что ж, Дорин значит Дорин. Значит, в этой жизни она для разнообразия побудет Дорин. У кошки девять жизней, так чем она хуже какой-то кошки?
   Полчаса она, не шевелясь, сидит в той же самой комнате, прислонившись спиной к столу и завернувшись в макрайановское одеяние. Шуба воняет тухлятиной, но это лучше, чем ничего. Наконец, руки и ноги начинают что-то чувствовать, и Дорин понимает, что в состоянии шевелиться.
   В коридоре раздаются шаги, и входит Макрайан.
   - Жратва, - объявляет он и достаёт из кармана хлеб, который стукается о столешницу, будто тоже сделан из дерева, и какой-то комок. Комок при ближайшем рассмотрении оказывается кучей варёных яиц, чьи внутренности перемешались с раздавленной скорлупой, крошками и чьей-то шерстью.
   - Вы что, это едите? - в недоумении спрашивает Дорин.
   - Сейчас это будешь есть и ты, или сиди голодной, - отвечает Макрайан, продолжая выковыривать из кармана куски яичного месива.
   - Это ничем не лучше варёных крыс, - заявляет она.
   - Есть крыс - дурной тон. Можно есть только жареных мышей - они помогают от недержания, - Дорин не понимает, шутит он или серьёзно. По голосу практически невозможно определить, что будет в следующие пять минут: болевой шок, затрещина или что-нибудь ещё.
   - Дурной тон - это надевать под килт штаны, - всё-таки не выдерживает она.
   Макрайан оборачивается и смотрит так, что становится ясно: ещё одно слово - и он выбросит её в окно.
   Дорин прикусывает язык как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как кошмарная еда снова исчезает в недрах макрайановского кармана.
   "Он не может меня убить, зато вполне способен уморить голодом", - посещает её неприятная мысль.
   - Простите, - быстро говорит она.
   - Ступай на кухню. Да поживее, - приказывает он и намеревается подбодрить её хорошим пинком, но Дорин проворно выскакивает вон, только по дороге понимая, что кухня, скорее всего, где-то внизу. Она не хочет вниз; будь её воля, она просидела бы тут сколь угодно долго, но делать нечего. Быть наказанной она хочет ещё меньше.
   Кухня похожа на кухню Близзард-Холла, с той лишь разницей, что для того, чтобы навести тут порядок, потребовалась бы неделя.
   Макрайан с грохотом раскидывает чёрные кастрюли, и, наконец, найдя, по его мнению, подходящую, кидает в неё кусок мяса с торчащей костью.
   - Это что? - зачем-то спрашивает Дорин.
   - Человечина, - говорит он.
   Она минуту стоит, чуть ли не разинув рот, пока он не начинает хохотать во всё горло, и только тогда Дорин догадывается, что на сей раз это была шутка.
   - Уж не крыса, - снисходительно поясняет Макрайан. - Давай, действуй. Надеюсь, ты готовишь лучше этих тварей.
   Ну, что ж, она знает, что челяди нет: подменыши тут не приживаются. Она даже сможет разжечь огонь, нет проблем, да и дрова свалены в углу, хотя мало кто сумеет растопить плиту, набитую чуть ли не цельными деревьями. Дорин находит топор и с запасом готовит щепки. Рядом обнаруживается несколько старинных книг, судя по выдранным страницам, предназначенных на розжигу. Что ж, неплохо. Мясо или суп значительно лучше, чем не пойми что.
   Не пойми что Макрайан начинает поглощать сам, смахнув со стола посуду и разложив припасы. Дорин подозревает, что он не утруждает себя выковыриванием яичной скорлупы, просто выплёвывает её на пол, когда попадается слишком большой обломок. Ножей при трапезе, видимо, не предусмотрено тоже, да и вряд ли можно разрезать сухарь. Наверное, мягкого хлеба ей не видать - по крайней мере, в ближайшее время. Макрайан отгрызает от целой буханки куски и хрустит громче, чем трещат в плите горящие поленья.
   - Так какого чёрта ты сюда притащилась? - чавкая, спрашивает он.
   - Не знаю, - Дорин и правда не знает.
   Он прекращает жевать и угрожающе говорит:
   - Сейчас я снова скажу "ответ неверный".
   - Найти Женщину в Зелёном, - покраснев, говорит она.
   - Что ещё за сказки? - удивляется Макрайан, ковыряя в зубах.
   Битых полчаса она развлекает его всей той галиматьёй, которую вычитала в газетах и услышала от местных, но не может понять, что он об этом думает - Макрайан продолжает невозмутимо ковырять в зубах. Это куда более важное занятие, чем делиться выводами с человечьей девчонкой. Дорин краснеет и начинает жевать кончик косы. Господи боже! Что за проклятая манера чуть что, грызть свои волосы?
   - Если проглотишь волос, он обовьётся вокруг сердца и задушит тебя. Ты не ребёнок, чтобы тянуть в рот всякую дрянь, - слышит Дорин, но благоразумно решает промолчать насчёт того, что именно по её мнению следует считать дрянью. Она с некоторым удивлением выслушивает эту страшилку, и, тем не менее, оставляет косу в покое.
   - Скажем, ты нашла бы Женщину в Зелёном - и что дальше? - интересуется Макрайан.
   - Или Неблагой Двор, - ни к селу, ни к городу говорит Дорин.
   - Тут не Неблагой Двор. Ты самоубийца?
   - Нет. Да, - кажется, она окончательно запутывается.
   - Ты слабоумная? Даже по человечьим меркам? - любознательно спрашивает он. Очевидно, еда привела его в благодушное настроение.
   - Не знаю, - скажет она "да" или "нет", похоже, не важно.
   - Ты ушла из Близзард-Холла, где тебе двадцать раз могли выпустить кишки. Ушла с целыми руками, ногами и головой, потеряв всего-то год времени и пару раз навалив в штаны. Небольшой ущерб.
   Дорин хочет возразить - и не находит слов.
   - Для меня это то же самое, как если бы я своими ногами потопал обратно в Утгард и попросил бы снова запереть меня в клетке, - говорит Макрайан. - Похоже, тебе понравилась хозяйская плётка и отмывание крови со стен. Ну, что ж, будь спокойна, уж это я тебе обеспечу.
   Она ни минуты не сомневается, что обеспечит - и даже больше, чем сказал.
   Дорин берёт ближайшую кастрюлю: что надо было делать с несчастной посудой, чтобы она приобрела такой вид? Подвалы где-то совсем рядом, и, если прислушаться, наверное, она услышит что-то... кого-то... Нет, прислушиваться не стоит, но ведь и уйти некуда. Она здесь, и жизнь продолжается. Ладно, делать нечего; в заросшем паутиной и плесенью углу Дорин находит тряпки, щётки и принимается за работу.
   Наконец, пара посудин отчищена, а мясо готово. Суп сделать почти не из чего, если не считать того, что она нашла несколько связок лука и пару головок высохшего чеснока. Ну да не беда, хорошо и так. Когда Макрайан возвращается, она сидит, закутавшись в шубу, и созерцает аппетитный пар, идущий из-под крышки, но не решается притронуться к еде до того, как будет велено.
   - Чего студишь? - он пальцами вынимает мясо и отправляет его на стол. "Чёрт с ним", - думает Долорес - и чёрт с тем, что всё остальное придётся есть, черпая прямо из кастрюли. Сейчас эта еда кажется ей самой прекрасной едой на свете...
   - Ты собираешься сидеть здесь до ночи? - вдруг спрашивает Макрайан.
   Дорин инстинктивно делает шаг назад, наступает на полу шубы и чуть не падает. Она слишком хорошо знает, где тут место людям, но она не пойдёт, не пойдёт...
   - Я... Я умею готовить. Я буду жить тут, - она всё-таки сохраняет равновесие, схватившись за край стола.
   - Правда? - насмешливо говорит он. - Да ты, оказывается, неприхотлива. Я, было, решил, что тебе нужна хотя бы кровать.
   - Нужна, - быстро говорит она, пока Макрайан не передумал.
   Он выходит в коридор и идёт к лестнице. Дорин семенит сзади, волоча шубу за собой - хуже той уже не будет.
   В Кастл Макрайан стоит тишина. Подходя к лестнице, Дорин напряжённо прислушивается: она ещё не забыла про то, что находится по соседству. Ни шороха. Ни звука. Глыба голого камня, где, наверное, нет даже крыс. Не капает вода, не шебуршатся подменыши - просто потому, что их тут нет. Дорин не думает, что за несколько лет хозяин изменил своим привычкам и здесь появился хоть один прислужник, который бы протянул дольше недели.
   Наверху тоже голый камень, но тут хотя бы больше воздуха и света. Под самой крышей, оказывается, есть каморка; по полу раскидано сено, наполовину превратившееся в труху, а окошко заляпано птичьим помётом. Там стоит деревянная кровать и даже кривоногий стол, а в углу свалены поломанные табуретки. Подумаешь, экая беда. Из нескольких увечных можно будет попробовать сделать одну пригодную.
   - У вас есть метла? - спрашивает Дорин.
   - Теперь это твои проблемы, - Макрайан отвешивает издевательский поклон, жестом радушного хозяина вверяя ей всё своё владение.
   Метлу Дорин находит спустя час. Она старается попросту поменьше вспоминать о подвалах, передвигаясь по коридорам сначала пугливо, как мышь, а потом всё смелее и смелее. Тем более, пока ничто не говорит о том, что всё по-прежнему; кто знает, может, теперь милорд Уолден устроил там погреб? Она решает отныне думать именно об этом и принимается приводить в порядок своё новое обиталище. Каморка Золушки, пусть так. Пусть хозяйская плётка, или сапог - и гора нечищеной посуды. И гора, спавшая с плеч. Одна часть её существа ещё пытается схватиться за голову и причитать "ужас-ужас", а другая часть уже деловито орудует метлой, пробуя напевать.
   Помимо всего прочего, Дорин проще бояться нелюдя, делающего себе юбки из одеял, чем смириться с тем, что она рехнулась.
  
   Глава 4
  
   Уолден Макрайан не знает, рад он или нет. Пожалуй, рад: девчонка будет посимпатичнее подменыша - что ни говори, в человечьей прислуге есть своя изюминка; и не рад - тому, что её нельзя тронуть. Он без зазрения совести исколотит её за дело, за малейшую провинность, но, тем не менее, человек, принадлежащий Семье Близзард, должен остаться цел. Даже если одному только Создателю известно, где носит саму Близзард, если каким-то образом она всё-таки жива.
   Славные были деньки. Теперь он редко развлекался, боясь выйти из тени. Давно не был нигде дальше соседних городишек; как вор, ненадолго выходил из полумрака - и снова скрывался под защитой опеки.
   Хотя какая, к дьяволам, защита? Там, снаружи, что-то случилось, что-то дерьмовое. Близзард-Холла больше нет, хозяин неизвестно где. Просто где-то - но для Макрайана этого достаточно, значит, не всё потеряно, нужно только переждать.
   Что там, снаружи? Наверное, опять Сектор, опять новый Круг, состоящий из чёрт-те кого, а для них, для старого, истинного Круга снова припасены утгардские камеры и небо Межзеркалья. Мир изменился, мир опять перевернулся с ног на голову. Всё шло к этому, и он заранее озаботился безопасностью, разбив зеркало, но полукровые свиньи приходили и сюда, и им нипочём была опека. Да вот только под Кастл Макрайан тянулась паутина подземных ходов, где заблудился бы и он сам, но в тот, пока единственный, раз они сослужили хорошую службу. Макрайан хохочет и показывает кому-то невидимому грязный кукиш.
   - Накося, выкуси, - с издёвкой говорит он.
  
  
   Пролетает неделя. Грязные кастрюли, кажется, подходят к концу, кожа на пальцах потрескалась и огрубела. Тем не менее, Дорин загодя начинает придумывать что-то ещё - сидеть, сложа руки, гораздо хуже.
   Она уже расставляет посуду по вымытым шкафам и как раз берёт метлу, чтобы внести в картину порядка последний штрих, как в кухню входит Макрайан. Дорин уже привыкла к тому, что он, если не спит и не бродит невесть где, может часами шататься туда-сюда или просто сидеть и пялиться ей в спину. Приятного мало, но делать нечего: телевизоров, футбола и прочих благ цивилизации тут не предусмотрено.
   Однако сейчас он передвигается осторожно, точно боится разбудить спящего, и поминутно останавливается, прислушиваясь. Дорин не успевает удивиться, как Макрайан больно хватает её за руку, другой рукой зажимает рот и тащит к очагу в противоположном конце кухни. Там он притискивает её к груди, не отнимая от губ грязной пятерни, а другой рукой возит по камням справа от каминной полки. Вдруг задняя стенка очага вздрагивает, и, взметнув в воздух облачко сажи, сдвигается в сторону, открыв крохотную нишу. Через секунду оба оказываются внутри, тайник закрывается и они остаются в кромешной темноте.
   - Что... - начинает было Дорин, едва только его хватка чуть ослабевает - и тут же получает тычок в бок.
   - Заткнись, или я сверну тебе шею, как цыплёнку, - шипит Макрайан прямо в ухо.
   У неё хватает сообразительности захлопнуть рот и все свои вопросы оставить на потом. Если это потом, конечно, наступит.
   Что может заставить ленного лорда Макрайана прятаться в дыре за камином?! Люди? Много людей? Но люди вряд ли минуют опеку владетеля. Не люди? Если только Милорд? Но Дорин сильно сомневается, что от Милорда было бы возможно скрыться даже на дне Северного моря. Но кто может угрожать наместнику округа Эдинбург... если, конечно, Макрайан по-прежнему наместник округа Эдинбург?
   Мысли вихрем проносятся в её голове, не предвещая ничего хорошего, кто бы нежданный не оказался там снаружи. Люди не станут церемониться даже с мышью, живущей в этом месте, Милорд же раздавит мышь, не заметив. И неизвестно что может сделать неизвестно кто ещё: таинственный, но опасный некто, у кого пока ещё нет названия. Неизвестность - худшая из зол, Дорин знает это на своей собственной шкуре.
   "Похоже на то, что теперь вы не наместник, мистер-волосатые-штаны", - думает она - но приходит к неутешительному выводу, что это мало что меняет. Волк, гуляющий на свободе, пожалуй, менее опасен, чем волк, обложенный охотниками. К тому же Дорин не уверена, что охотники окажутся лучше волка.
   Поначалу она даже забывает о том, что стоит, вплотную прижавшись к Макрайану и уткнувшись носом в рукав его благоухающего наряда. Они оба замерли, не шевелясь и едва дыша. Проходит десять минут, или час - Дорин не знает; кажется, время в темноте течёт по-другому. Зато она замечает весь букет ароматов, бьющих ей в нос. Дорин крепится изо всех сил, понимая, что ещё чуть-чуть - и она потеряет сознание; ей уже начинает мерещиться, что в тайнике становится нечем дышать, она видела такое в каком-то фильме про кладоискателей, - как вдруг в глаза бьёт дневной свет.
   Дорин выпадает из камина, рассыпая по полу золу, и жадно хватает ртом воздух. Вокруг всё, как и было, нет ни толпы с дрекольем, ни кого-то ещё. Позади слышатся глухие удары: Макрайан хлопает себя по бокам, выбивая из одежды остатки сажи, а потом с отвращением сплёвывает на пол. Дорин с удивлением замечает, что штанов на нём уже нет, только кое-как завязанный на узел старый плед, который вот-вот грозит упасть. Это открытие поражает не тем, что он принял к сведению её язвительное замечание, а тем, что она Бог знает сколько времени простояла прижатой к мужчине, завёрнутому в одеяло, под которым ничего больше нет.
   - Показалось, - с облегчением говорит он. Дорин тут же приходит в голову совсем невесёлая догадка, что это лазанье по каминным трубам происходит не в первый и далеко не в последний раз.
   - Подойди, - приказывает Макрайан, придерживая рукой этот свой плед в уютную клеточку.
   Она повинуется.
   - Иногда за полчаса многое случается. - Как, разве прошло всего полчаса?
   Он наклоняется и сильно втягивает носом воздух, а потом и вовсе рывком дёргает её к себе, схватив сзади за шею; словно зверь, обнюхивает волосы, ухо, висок.
   - Ты хорошо пахнешь. Раздевайся, - велит Макрайан; Дорин смотрит на него огромными глазами с расширившимися зрачками и без единого звука снимает с себя одежду.
   Её пронзает кошмарная мысль, что Макрайан - действительно людоед, на самом деле, без всяких шуток. Она стоит перед ним без единой нитки на теле, парализованная страхом.
   Макрайан подходит и осматривает её со всех сторон, словно размышляет, в какой котёл она поместится. Потом хватает за подбородок и силой разжимает зубы, запуская в рот кислые на вкус пальцы. "Как кобыла на ярмарке в базарный день", - думает Дорин.
   - Вы хотите меня съесть?
   - Сделать чего?
   - Вы не можете прикоснуться ко мне? - она хочет сказать это в качестве утверждения, но в конце слышится вопрос. Как она может быть стопроцентно уверена в том, что он может или не может?!
   - Ведь ты же не думала, что я тебя отпущу? Прикоснуться - нет, заключить брак - да, - неожиданно заявляет Макрайан. - Этим я окажу честь твоему дому.
   - Какому дому? - спрашивает Дорин, из всего сказанного понимая только два слова: "дом" и "заключить" - тут она снова холодеет, думая лишь о том, что заключить можно только куда-нибудь, например, в темницу.
   - Дому Близзард, - он смотрит на неё, как на дуру. - К твоему сведению, "Дорин" означает "плодовитая". Одевайся.
   - Какой брак? - до неё неожиданно доходит.
   - Неравный, - говорит Макрайан. - Неравный брак со здоровой деревенской девкой с Изумрудного Острова. Неплохое приобретение, а?
   - Нет! - Дорин шарахается прочь и чуть не падает, запнувшись обо что-то.
   - Да, - равнодушно говорит он. - Я так решил.
   - Нет, - она не хочет, не хочет, не хочет... Вот ЭТОГО она не хочет точно.
   - Да, - повторяет Макрайан. - И ты скажешь это "да", иначе...
   - Иначе что?
   - Иначе ничего. Ты скажешь это "да" без всяких "иначе".
   - Если вам так приспичило, почему бы не жениться, например, на мадам Легран? - насколько Дорин помнит, подруга её хозяйки, мадам Легран - вдова, а уж о неравном браке и речи быть не может.
   - Закрой рот, - целое мгновенье ей кажется, что сейчас Макрайан со всей силы ударит её. - Легран задирала подол половина Утгарда. Ты хотя бы примерно представляешь себе, что такое тюрьма?
   - Слава Богу, нет, - Дорин пятится - такие бешеные у него становятся глаза.
   - Холод, отбитое нутро и беспредельная власть любого, кто пожелает, - сквозь зубы цедит он. - Позор, который мы смывали кровью.
   - Вам ничто не мешает... задрать подол мне и осчастливить меня вашим вниманием прямо сию секунду. Ведь я всего только человек, или нет? Деревенская девка с Изумрудного Острова.
   - Ты глупая? Я же сказал: мне не нужны бастарды.
   - Член Внутреннего Круга желает связать себя с человеком? - Дорин вспоминает свои старые страхи, которые, кажется, начинают сбываться, и пускает в ход последний аргумент.
   - Ты хотя бы приблизительно знаешь, что такое вырождение? Дети хуже подменышей, слабые, как дождевые черви. Ещё больший позор, - он с ненавистью сплёвывает в очаг.
   - Вы хотите позвать священника? - ей становится смешно. Брак, подумать только! Может, это очередная шутка, ведь милорду Уолдену так скучно?
   - Это просто твоё "да", добровольно сказанное вслух, - кажется, когда-то она слышала о таком. Там, в Близзард-Холле...
   - Я не скажу "да". Но вы ведь всегда можете внушить мне, чтобы я это сказала, - Дорин догадывается, что почему-то не может.
   - Нет.
   - Я ни за что не скажу "да". По доброй воле.
   - Именно по доброй воле.
   - Нет.
   - Скажешь.
   Дорин только тут замечает, что она до сих пор наполовину раздета - но, кажется, появилась проблема, которая заботит их обоих больше, нежели её нагота. Она поворачивается к нему спиной и начинает натягивать джинсы. Она не хочет ничего такого, вот сейчас действительно не хочет, никак и ни при каких обстоятельствах. И не скажет. Никакого "да". Позади тихо; Дорин оглядывается.
   - Если ты надеешься, что я передумаю, забудь, - тихо говорит он ей, глядя прямо в глаза. - Запоминай. Правило первое: наше слово всегда, ВСЕГДА стоит дороже жизни.
  
  
   "Нет. Не передумает", - Дорин рассеянно глядит из своего оконца на донельзя надоевший пейзаж: горы - это не что-то необычное, если ты родом из графства Керри.
   На полу валяется разодранная в клочья пачка сигарет.
   - Запоминай дальше, - спокойно говорит ей утром милорд Уолден. - Правило второе: ещё одна сигарета - и ты будешь вопить от боли, пока не потеряешь сознание. Потом я отолью тебя водой. Потом ты снова будешь вопить - и так много, много раз. И, да: наказывать за дело - это не дурной тон.
   Ах, да, ведь он же собирается использовать её, как племенную кобылу. Дорин еле сдерживает злые слёзы и желание сотворить с собой что-нибудь нехорошее. Она помнит, откуда у леди Ядвиги был шрам на запястье, но, Создатель, она не настолько сильна.
   - Леди Ядвига... - начинает она, пытаясь сказать, что бывшая хозяйка делала то же самое, когда никто не видел.
   - Если ты когда-нибудь вдруг пройдёшь через Утгард, можешь делать это, сколько влезет, - Макрайан ставит точку.
   Нет уж. Это вряд ли.
   Ладно, так тому и быть, Дорин найдёт, чем себя занять, тем более, работы тут непочатый край. Она делает шаг вперёд, едва не наступив на черенок метлы - и тут же получает затрещину, от которой звенит в ушах.
   - Что вам ещё не так?! - со слезами в голосе восклицает Дорин, хватаясь за затылок.
   - Нельзя перешагивать метлу - рискуешь забеременеть до свадьбы, - говорит он. - А вот это как раз - дурной тон.
   - Это дурацкие суеверия! - парирует она.
   - Тогда какого рожна ты искала Неблагой Двор? Ведь это тоже дурацкие суеверия.
   Возражений у Дорин не находится.
   - Займи себя, - советует он ей час спустя, кидая на кровать небольшую корзинку. - Говорят, хорошо прочищает мозги.
   В корзинке оказывается всё для рукоделия: пряжа, иголки, вязальные спицы. Маленькие милые вещички, которые и впрямь пригодились бы, хотя бы даже потому, что их было приятно перебирать... Дорин размахивается, желая вышвырнуть всё это в окно, но корзинка шмякается о стену рядом и отскакивает, рассыпая содержимое по всей каморке...
   Шотландские горы дремлют под летним солнцем, и где-то там, всего в нескольких милях, свобода, которую она добровольно променяла на рабство. Ради чего? Ради сбывшихся кошмаров? Не лучше ли было оставить всё, как есть, и продолжать собирать с пола черепки собственной чашки, ожидая за это чьего-то наказания? Вздрагивать от любого шороха и платить психоаналитику? День за днём пытаться убить в себе раба без куска души, оставленного в нигде и в никогда?
   Нет, не лучше. А вот теперь неплохо бы подумать над тем, что возможно в дальнейшем.
   Милорд Уолден не может принудить её, ни пытками, ни внушением. В обоих случаях эта штука не будет добровольной, а, значит, действительной. Она только-только начинает нутром постигать все эти тонкости, раньше в этом просто не было нужды.
   Милорд Уолден уже не наместник, но глупо надеяться на то, что охотники успеют убить Серого Волка и спасти Красную Шапочку. Возможно, и успеют, да вот только Красную Шапочку постигнет точно такая же участь.
   Пока Дорин не представляет, что Макрайан может придумать для того, чтобы у неё прибавилось энтузиазма. Скорее всего, будет ждать, запугивать, а, может быть, и подкупать.
   Разноцветные клубки шерсти раскатились по полу, один сиротливо лежит под кроватью. Дорин проходит по всем углам, собирая их, как грибы, и складывает обратно в корзинку; туда же отправляются спицы, ножницы и прочий инвентарь. "Вот пусть только попробует полезть, сразу воткну ему спицу в глаз", - мстительно фантазирует она, понимая, что вряд ли сможет. Однако эта мысль успокаивает. Дорин вздыхает и берёт в руки уютный пушистый клубок...
  
  
   - Запоминай дальше. Правило третье: я всегда прав, - безусловно, всегда прав только хозяин, но девки это не касается, для неё хозяин он. Смотрит на него во все глаза. Боится, но не до такой степени, чтобы обделаться. Ровно так, как надо.
   Макрайан не задумывается, красивая Дорин или нет. Это просто здоровая крепкая женщина, залог будущего его рода. Красота для него - не критерий.
   Он вспоминает Лену и то, как она обхватывала его бёдра, а он с силой вколачивал её в стену, бурую от стылой крови. Равная по статусу, отличающаяся только утгардскими номерами. Если она хотела, он приходил, если нет - не посмел бы настаивать. Отпихнула бы - не сказал бы ни слова. С Леной можно и нужно было делить позор, кровь, кишки на полу - и прошлое. В их мире не существовало понятия красоты, если только строгая красота клейм, изуродовавших руку, красота шрамов, изуродовавших кожу. Красота воплощённой боли. Наверное, и красота чего-то, изуродовавшего и его. Он сто лет не смотрел в зеркала. Зачем?
   Макрайан даже не рассчитывает на то, что Дорин вот так сразу скажет "да". Плевать. Не страшно. Важен результат.
   - Славная будет ночь, красотка, - говорит он и направляется к жилью.
  
  
   - Надумала? - раздаётся сзади.
   - Нет! - Дорин от неожиданности роняет клубок, и тот, подпрыгивая, катится прочь.
   - Ещё надумаешь. Ступай вниз, - велит Макрайан.
   Дорин откладывает кучу спутанных ниток, из которых она пыталась соорудить хоть что-то. Время обеда.
   Однако он ведёт её в другое крыло. Оказывается, в Кастл Макрайан есть длинный коридор, увешанный зеркалами. Не сквозными, а портретными. Следующие полчаса Дорин созерцает череду макрайановских предков с надменными лицами и прищуренными глазами - ах ты, Боже мой, сколько гордости за беспорточного потомка.
   - От тебя требуется только одно слово, - опять он за своё.
   - И это слово - нет, - конечно, тут же говорит она.
   - Значит, нет?
   - Значит, нет. Вы, в отличие от ваших родственников, похожи на бродягу.
   - Ты тоже не тянешь на аристократку, - он окидывает взглядом потёртые джинсы, блузку и пальцы, покрасневшие от холодной воды. Если так пойдёт дальше, она рискует обзавестись жабьей кожей.
   - Что вы мне покажете ещё? - интересуется Дорин. - Закрома, полные золота?
   - Не будь дурой. Я показывал не тебе, а тебя, - равнодушно говорит Макрайан. - Скажи спасибо, что я не велел раздеться.
   Ах, вот как. Дорин теряется.
   - Тебе я покажу кое-что другое, - он крепко сжимает её руку и ведёт вниз.
   - Прошу, моя королева, - перед ней стул, всего только высокий стул, или скорее кресло из тёмного дерева, с ножками толщиной с телеграфный столб. Подвалы никуда не делись, и тут нет никакого винного погреба, это Дорин понимает с такой ясностью, будто её только что окунули головой в прорубь. И стул, наверное, не стул, а дыба, или что-то ещё... Когда-то она слышала слово "тормента", так называлась рок-группа, от которой тащился её брат, и это тоже означало орудие пытки или что-то вроде... Создатель, помоги, она не хочет, не хочет, не хочет... как здорово было бы умереть, вот прямо сейчас, не доставив этому ублюдку удовольствия насладиться её криком... Она не хочет, и не скажет, не скажет, не скажет. Никаких "да"...
   Макрайан оправдывает её ожидания и привязывает руки, сначала правую, потом левую. Дорин пытается со всей силы ударить его в коленку или в пах, но он увёртывается и, сопя, привязывает и ноги. Под ней неожиданно становится тепло, словно Дорин села на горячую печку... и сыро.
   - Так да или нет? - всё-таки спрашивает он, раздвинув ей бёдра и видя расплывающееся на штанах пятно.
   - Нет! - выкрикивает она изо всех сил, чувствуя, как из глаз брызгают слёзы. Это не боль, а унижение. Мокрые джинсы и дикий ужас от того, что будет с её телом совсем скоро.
   - Побереги голос, - советует Макрайан и удаляется.
   Она несколько раз дёргается на привязи, словно жук на нитке, но узлы затянуты на совесть. Верёвка впивается в кожу с такой силой, что руки начинают наливаться кровью.
   Макрайан возвращается откуда-то из тьмы жутких лабиринтов, но уже не один. Вместе с ним совсем молодой парень с волосами, поставленными торчком, в ярких брюках, майке с листом конопли и в косухе, испачканной извёсткой. Из носа течёт красная струйка; парень вытирает её рукой и стеклянными глазами смотрит на Макрайана, словно верный слуга, малость перебравший хмельного, но всё-таки преданно ждущий приказа повелителя.
   - Маленький филиал Утгарда, Дорин, - поясняет Макрайан. - Мой собственный. Сегодня, и только сегодня специально для тебя мы даём представление "Быть или не быть". Вот в чём вопрос, верно, моя королева?
   Она не в состоянии вымолвить ни слова. Вот в чём подвох. Он ничего не может сделать ей, зато может кому-то ещё. Но она не скажет, не скажет, не скажет...
   - Так да или нет? - спрашивает Макрайан.
   Дорин мотает головой. Ни звука больше!
   Парень в косухе, как подкошенный, валится на грязный пол и замирает.
   - Ты выбрала "не быть" - что ж, значит, не быть, - Макрайан рывком поднимает тело и сажает у её ног, складывая пока ещё податливые члены в нужную позу. Дорин через джинсы чувствует, что тело тёплое и такое живое... минуту назад, а сейчас это кукла, с которой играет милорд Уолден. И в этом театре смерти только он решает, что и как произойдёт в следующем акте...
   - Чудесно подходит на роль шута, - Макрайан отходит подальше и критически созерцает композицию, как художник полотно, думая, какой штрих будет следующим.
   - Так да или нет? - он задаёт ей тот же самый вопрос.
   - Иди к чёрту! - кричит Дорин.
   - Да ты, оказывается, хочешь свиту побольше, моя королева, - он присвистывает. - Тебе не откажешь в размахе.
   Следующим оказывается какой-то рабочий в синей спецовке, перепоясанной брезентовой лентой с множеством карманчиков, где техники обычно носят отвёртки, гаечные ключи и прочий инструмент. Кажется, она даже видела его в пабе. Дорин с ужасом ожидает, что вот-вот её ноги коснётся второй остывающий человек. Закончивший жизнь из-за неё, Дорин О`Греди. Но всё не так просто: на сей раз тело начинает мгновенно покрываться ранами и расползаться, орошая пол, палача и саму Дорин красными брызгами.
   - В твоей свите прибавился рыцарь, - Макрайан отвешивает шутовской поклон и кучей сваливает труп к её ногам. - Увы, королева - рыцарю не повезло, он пал в бою.
   В воздухе разливается запах металла и вина; микроскопические красные шарики оседают на коже, и она чувствует их, будто это не кровь, а кислота. Макрайан подходит и проводит пальцами по её щеке, потом касается губ. Вкус металла становится сильнее, точно она только что съела ту клубничину из-под стены сгоревшего особняка...
   - Полагаю, тебе не хватает фрейлины, уж как пить дать, - тоном знатока говорит Макрайан. - Что же случится с фрейлиной, Дорин? Думаю, она расстанется с жизнью из-за несчастной любви к шуту, который, увы, при всём желании теперь не может ответить ей взаимностью.
   Кто будет следующим? Женщина из посёлка? Девушка-пастушка?
   Старуха Грейс. Дорин узнаёт её издалека.
   - Милорд наместник... - она, кажется, не в силах сказать что-то ещё. - Я всего только полукровка, мерзкая тварь...
   - Если бы я оставался наместником, Грейс, сейчас ты сидела бы на заднице и облапошивала очередного простака. Так что молись своим богам или вашему новому Мастеру Круга, а лучше закрой рот, - советует Макрайан.
   Дорин даже не обращает внимания на то, что Грейс не в трансе и вдобавок знает, что к чему; впрочем, об этом можно было догадаться.
   - Тебе нравится пьеса, Дорин? А каковы актёры, ты только посмотри! - говорит Макрайан. - И в главной роли - ты, подумать только.
   - Нет, - еле слышно шепчет она.
   - Нет? - он наклоняется к ней так близко, что она может рассмотреть каждую шерстинку на его чёртовом одеянии. - Не нравится? Разве?
   - Нет, - повторяет Дорин, понимая, что больше не выдержит. Ей почти никто старуха Грейс, деревенская знахарка, правдами и неправдами пытавшаяся остановить её на пути к бездне. Полукровка, никому не сделавшая зла. Живое существо, которое начнёт остывать уже через пару секунд, если Макрайан услышит от Дорин что-то ещё, кроме "да".
   - Нет - это значит "да"? - уточняет он.
   - Да, - говорит она.
   Грейс стоит на коленях, уткнувшись лбом ему в ноги.
   - Она останется жива? - уточняет Дорин, прекрасно зная, кто такой милорд Уолден.
   - Она останется жива, - он усмехается. - Ты выбрала "быть". Даю слово.
   Старуха пытается подняться; он склоняется над ней, и до Дорин доносится тихое: "Забудь". Грейс сползает на пол, но Дорин уверена, что это только обморок: нельзя нарушить силу сказанных слов. Макрайан хватает старуху за шкирку и легко, как котёнка, несёт прочь, к выходу.
   - Повторяй за мной, - говорит он, возвращаясь. - Добровольно...
   - Здесь?! - она сидит в испачканных штанах в компании трупов, и руки уже начали синеть и распухли, словно две колбасы.
   - Тебе всё-таки нужен священник? - насмешливо спрашивает Макрайан. - Пожалуй, это можно устроить, у меня давно не появлялось новых трофеев над каминной полкой.
   - Здесь, - тут же соглашается Дорин, понимая, что в его устах каждая шутка может мгновенно превратиться в реальность.
   - Надеюсь, от страха у тебя не улетучились мозги? - интересуется Макрайан. - Повторяй. Моё полное имя Уолден Баллард Макрайан из Кастл Макрайан. Своё собственное ты, надеюсь, не забыла.
   Она молча кивает. Невеста... без места... сидящая в луже собственной мочи...
   Хорошо, хоть не дерьма...
   - Добровольно...
   - Добровольно...
   - Заключаю брак...
   - Заключаю брак...
   - С Дорин Долорес О`Греди из Килларни.
   - С Уолденом Баллардом Макрайаном из Кастл Макрайан.
   Тишина. И... ничего не происходит, в то время как Дорин ожидает бури, землетрясения или хотя бы грома. И эта тишина - свершившегося, непоправимого - хуже, чем если бы разверзлась бездна и все они провалились в преисподнюю...
   - Целоваться не обязательно, - говорит Макрайан.
   Дорин чуть было не повторяет слово в слово и это, когда понимает, что он шутит. Ведь милорд Уолден такой шутник.
   - Всего делов, - он сплёвывает на пол, бурый от кровавых пятен.
   - Иди к дьяволу, - говорит она и тут же чувствует, как на её подбородке смыкаются железные пальцы.
   - Запомните хорошенько, миссис Макрайан, - он смотрит ей в глаза, зрачки в зрачки. - Обращение "ты" оставьте для нищебродов и челяди. Есть только "вы, миссис Макрайан" - и "вы, мистер Макрайан". Если вам, конечно, претит называть меня милордом.
   "Хорошо, миссис Монфор, в следующий раз я так и сделаю", - она мгновенно вспоминает фразу, сказанную будто тысячу лет назад хозяином хозяйке на улице Фонарщиков...
   - Я приму... к сведению, - едва может выговорить Дорин, глотая злые слёзы и больше всего на свете желая обрести невиданную силу и разорвать его на тысячу кусков. Если он продержит её так ещё хотя бы минуту, то она рискует остаться со сломанной челюстью.
   - Будьте любезны, - холодно отвечает Макрайан, и пальцы разжимаются.
   "Пошёл ты к такой-то матери, принимать к сведению..." - и тут вдруг Дорин неожиданно осознаёт, что да, только так, и никак иначе. Словно кто-то берёт и аккуратно вкладывает это в её голову. Таково правило. Так дОлжно. Никаких "ты" и быть не может.
   - Да, мистер Макрайан, - говорит она, ещё не до конца понимая, зачем она это произнесла.
   Что-то начинает входить в её плоть и кровь, меняя, перестраивая, разрушая связи и создавая новые. Нечто, но не деструктивное, не убивающее. Меняющее не тело, а что-то ещё, и что - она пока не знает...
  
   Глава 5
  
   Он за руку отводит её в свои комнаты - и Дорин с удивлением обнаруживает, что у него всё-таки есть такая штука, как свои комнаты. В её представлении Макрайан должен обитать в чём-то вроде пещеры, используя в качестве мебели максимум кучу соломы, покрытую шкурами. Эдакое лежбище, устроенное диким зверем.
   А он и есть зверь, нелюдь, силой вырвавший у неё слово. Она не выдержала, сдалась, и теперь всё, пути назад уже не будет. Из мира Дорин, кажется, исчезло всё, кроме слова "никогда". И никогда, никогда ничего уже не будет хорошо. Просто не может быть.
   Дорин ничком падает на кровать и плачет, зарываясь лицом в пыльную тряпку, которая давным-давно была богатым покрывалом. Тряпка пахнет прелью и гнильём, но ей уже всё равно; в её жизни - наверное, теперь уже не такой долгой - всё будет только тухло и отвратительно.
   Кругом беспорядок, пыль лежит на полу круглыми комками, похожими на кожуру от каштанов. Эти серые катышки, как живые, трепещут от горячего воздуха, волнами идущего от огромного камина. Старинная мебель стоит кое-как, малиновый балдахин над кроватью в дырах и паутине. Дорин вспоминает вылизанный до блеска Близзард-Холл, но тут, видать, хозяин ни разу не озаботился такой ерундой, как обстановка. На фоне этой кучи хлама ярким пятном выделяется корзиночка с рукодельем; наверное, Макрайан принёс её сюда, чтобы Дорин ненароком не заскучала. Какая забота, чёрт подери! Она отпихивает корзинку, и та переворачивается, высыпая на кровать часть своего содержимого.
   Но ей всё равно. Безвольная дура. Кисейная барышня, теряющая сознание от вида крови, сама, добровольно целиком отдавшая себя во власть убийцы с холодными глазами. Ради каких-то людей, которых она видела первый и последний раз в жизни. Старуха Грейс, наверное, уже и не помнит, кто она такая, в полусне возвращаясь в свою хибарку и думая, что попросту глотнула лишнего.
   Дорин снова вспоминает хозяйку и шрам на её руке - и смотрит на своё запястье. Не сможет. Слабая серая мышь. И вскоре придёт... существо, с которым она должна разделить... жизнь и постель. То есть вот эту громадную кровать, к которой и прикасаться-то неприятно, будто она кишит пауками и змеями...
   Создатель, сколько можно быть такой бессильной?!
   Сколько можно расплачиваться за одну-единственную ошибку, за несколько строчек прочитанного не в добрый час газетного объявления?!
   Дорин не может уйти отсюда, она не может сопротивляться тому, кто теперь имеет на неё право. Сколько можно бояться? Не лучше ли попробовать положить этому конец, но только по-другому?
   Дорин уже не думает о том, чтобы убить себя. Нет, надо убить самой - чтобы выжить. И перестать, наконец, трусить. Поставить точку, хоть и с опозданием. Навсегда.
   Она срывается с места и принимается открывать подряд всё, что только можно открыть: дверцы шкафов, ящики бюро. Дорин вспоминает, что попала сюда, тоже самонадеянно решив поставить точку. Да уж, с точками её связывают катастрофически непростые отношения.
   Везде кучи тряпок и мешанина из непонятных предметов, которые вряд ли могут послужить оружием. В одном из ящиков комода Дорин с удивлением обнаруживает стопку чистых носовых платков с монограммой. Это открытие ввергает её в недоумение, как если бы бродяга из подворотни вдруг сел посреди мостовой и начал есть, орудуя вилкой и ножом.
   Представив вилку и нож, она вспоминает о том, что среди прочего из корзинки выпали ножницы. В этот момент раздаётся какое-то громыхание; дверь распахивается и с треском ударяется о стену. В проёме возникает огромный прямоугольный предмет. "Гроб!", - оторопев, думает Дорин. Её посещает новая жуткая мысль, что Макрайан - вампир, или ещё какая-нибудь нечисть. Однако предмет оказывается сундуком, из-под которого видны волосатые ножищи. Макрайан, отдуваясь, с грохотом бросает сундук на пол, и от удара тот мгновенно лишается крышки.
   Дорин вздрагивает, стоя столбом и прилипнув к проклятым платкам. Он притормаживает. Должно быть, от неожиданности. "От чёртовой, мать его, неожиданности", - она испытывает острое желание расхохотаться, будто выпила вина, и то ударило ей в голову.
   - Осторожнее, миссис Макрайан, - предупреждает он с нарочитой заботой. - Тут полным-полно всякой дряни. Помнится, я как-то раз блевал в ящик стола. Я, знаете, имею обыкновение блевать куда ни попадя, когда переберу проклятого виски.
   От его голоса Дорин окончательно приходит в себя и предусмотрительно отскакивает подальше.
   - Дрянной виски в этих местах, доложу я вам, - продолжает разглагольствовать Макрайан. - Кстати, я принёс вам одежду.
   - Идите к чёрту! - увы, запас ругательств у неё не велик.
   - От вас воняет, если вы ещё не заметили, - без обиняков заявляет он, выволакивая из недр сундука какие-то вещи, и комом бросая их на кровать.
   - От вас воняет не меньше! - Дорин заливается краской и тут же начинает ощущать холод, ползущий по телу от мокрых штанов.
   Ей нужно просто нагреть воды и заняться стиркой. И нечего краснеть, как маков цвет, наверняка он видел вещи и похуже. Впрочем, разве Дорин не наплевать, что он видел или не видел?!
   - Учитесь признавать очевидные факты, - презрительно цедит Макрайан.
   - Мне не нужна ваша ветошь! - гневно бросает она - и вдруг понимает, что болтается в воздухе.
   Макрайан грубо хватает её поперёк живота, опускает головой вниз, перегнув через колено, и начинает сдирать прилипшие джинсы. Дорин верещит, будто её режут.
   - Сейчас я подвешу вас к люстре и оставлю так, пока вы не угомонитесь, или пока у вас не полопаются глаза, - угрожающе говорит он, встряхнув её, словно нашкодившую кошку.
   Дорин закрывает рот. Она видит перед собой это его одеяло с ободранной бахромой, свои собственные волосы, болтающиеся туда-сюда, и кусок пола. Блузка не выдерживает напора и трещит, разрываясь пополам. "Фунт девяносто девять", - с огорчением подсчитывает Дорин, ощущая на своём лице материю, пахнущую старой кладовкой.
   - Кровь - хорошая штука, но сейчас вы похожи на каннибала, - Макрайан ставит её на ноги, словно куклу, вынимает белоснежный платок и вытирает её лицо. - Полагаю, в людоедов или оборотней мы сыграем в другой раз. Обещаю, вам понравится.
   Наконец, хватка ослабевает, и Дорин тут же отпрыгивает к кровати и прячется за грудой принесённого барахла, которое удачно скрыло выпавшие из корзинки ножницы. Красное бархатное платье. "Я похожа на червовую королеву", - думает она, пытаясь понять, как выглядит со стороны и шаря рукой под ворохом ткани.
   - Вообще-то ещё я принёс вам кольцо Семьи Макрайан, - спокойно сообщает он.
   - Не нужно мне ваше кольцо, будь оно хоть со звездой с неба, - пылко отвечает Дорин, всё ещё полная решимости убить в себе слабость. И не только слабость.
   - Я не спрашивал, что вам нужно или не нужно, - уточняет Макрайан, делая шаг вперёд. - Я сказал, что принёс. Вам. Кольцо.
   - Прочь, - кричит Дорин, рывком выставляя впереди себя найденное оружие. Голос срывается на хрип. - Ещё шаг - и...
   - Вы решили убить меня не вчера, не неделю назад, а через пять минут после того, как стали моей женой? - насмешливо спрашивает он. - Миссис Макрайан, такими темпами я, пожалуй, скоро заподозрю вас в корысти.
   "Какая вежливость, ты посмотри", - думает Дорин.
   Макрайан стоит перед ней, ни капли не изменившийся внешне: грязный, опустившийся бродяга, который был бы даже смешон, если бы она не знала, кто он и что он. Не видела, как жестоко и изощрённо он умеет убивать, и как быстро может двигаться, несмотря на то, что выглядит, словно валун или колода. Дорин не успевает и глазом моргнуть, как Макрайан оказывается совсем рядом; она было хочет со всей решимостью воспользоваться ножницами, не убить, так покалечить, причинить боль, вложив в удар всю злость - прежде всего на свою собственную глупость и слабость. Но Макрайан увёртывается, ножницы втыкаются в щель между дверцами шкафа, да так там и остаются.
   - Отличная вешалка для одежды, миссис Макрайан, - он перехватывает её запястье. - В шкафах сплошь крысиное дерьмо, некуда повесить пальто - если бы, конечно, у меня было пальто. Как видите, здесь явно не хватает женской руки.
   - Вижу, - говорит она, сдерживая ярость. И снова ничего не вышло: ни царапины, ни пореза! Слабая, слабая мышь!
   - Вашу руку, - при этих словах она сжимает кулаки. Ну, уж нет, шалишь! Ему придётся повозиться, если он думает, что она так слаба.
   Она слаба, с этим не поспоришь. Макрайан без труда разгибает её пальцы и надевает на безымянный палец обручальное кольцо.
   - Я не люблю кольца, - шипит Дорин, самым краем сознания всё-таки отмечая то, как он к ней обращается. Кольцо совсем чуть-чуть узковато для безымянного пальца, она сама надела бы его, приложив немного усилий, но нет, сэр, она не будет делать ничего подобного! Однако Дорин рано радуется - он хмурится, но надевает его на мизинец. Теперь кольцо заведомо велико, Дорин без труда стягивает его, даже не помогая себе второй рукой, и отбрасывает в сторону. Она не так хила и безвольна, нет, сэр!
   Кольцо со звоном падает на пол, делает круг и останавливается.
   - Ещё раз: я не спрашивал, что вы любите или не любите, - поясняет Макрайан, словно разговаривает с ребёнком и вынужден объяснять тому прописные истины.
   Обе её руки теперь стиснуты в сильных пальцах, а сама она крепко прижата к его груди. Макрайан волоком перетаскивает её на несколько шагов, к камину. Дорин испытывает острое желание начать брыкаться, пинаться, кусаться - даже несмотря на риск остаться без зубов и волос. Её заполняет бешеная ярость, словно чёрная волна, затопляющая сознание до краёв. Это глупо сейчас, когда всё или почти всё свершилось, но внутри словно проснулся дикий зверь, который беснуется и рычит, попавшись в сети.
   Проходит сколько-то времени - десять минут или полчаса, она не понимает. Макрайан, кажется, не намерен отпускать её, пока она не успокоится, а что потом, Дорин не знает. Сердитые слёзы текут по лицу; она не в силах сдвинуться даже на дюйм. Макрайан ворошит дрова в камине, лязгая кочергой о решётку, а потом берёт злополучное кольцо и пристраивает его между мерцающими углями.
   Кольцо быстро накаляется в пламени; наконец, он щипцами вытаскивает его наружу и подносит к самому её лицу.
   Дорин внезапно соображает, что сейчас этот огненный ужас окажется у неё на пальце; она хочет закричать, но голос куда-то девается и вместо вопля слышится лишь подобие бульканья, будто её душат.
   - От огня металл расширяется, - поучительно произносит Макрайан, словно школьный учитель перед внимательными учениками. - Это закон природы.
   - Не надо, - едва выговаривает Дорин, понимая, что сейчас с ней снова случится постыдная неприятность, и он опять примется сдирать с неё мокрое платье, бесцеремонно прижав к коленке, как полено.
   - Вы не в состоянии надеть холодное, но, уверяю, горячее будет впору, - говорит он, поднося щипцы ещё ближе.
   Дорин отсюда чувствует, что этот крошечный кусок металла пышет жаром. Она делает немыслимое усилие, вырывается, изворачиваясь, как уж на сковородке - только теперь она понимает, каково там ужу, - и утыкается лбом Макрайану в грудь, со всей силы обхватывая его тушу и пряча руки подальше.
   - Надевайте уж! - слышит Дорин и вжимается в его живот с новой силой, как вдруг понимает, что Макрайан трясётся от хохота. О, да, милорд Уолден любит забавы... Она рискует глянуть одним глазком и видит, что он стягивает со своего собственного пальца другое кольцо.
   - Я пошутил, - говорит Макрайан. - Рука вам пригодится для чего-нибудь поважнее.
   Кольцо из камина лежит на полу. Другой ободок тоже оказывается мал, это кольцо с его мизинца, но такая ерунда Дорин уже не смущает. Она, кряхтя от боли, пытается надеть его - во что бы то ни стало. Макрайан, всё ещё трясясь от смеха, наблюдает за ней, и Дорин, наконец, с такой силой насаживает кольцо на палец, что сдирает кожу.
   Но это уже слишком. В рот и в нос словно набивается земля, и мир вокруг гаснет, сменяясь спасительным беспамятством.
   - Захотите снять ещё раз - прошу, миссис Макрайан, - говорит он телу, мягко сползшему вниз. - Только вместе с пальцем.
   Такой знакомый и такой забытый запах раскалённого металла - и чьего-то страха. Вот смеху-то! Макрайан берёт с пола ещё горячее кольцо и подбрасывает на ладони.
   "Учитесь, миссис Макрайан", - думает он.
   Ничего страшного, жить будет. Он поднимает податливое тело и кладёт на кровать.
  
  
   Дорин приходит в себя. Палец немного распух, но всё не так страшно. Всё проходит, пройдёт и это. Боль означает то, что она, по крайней мере, жива.
   - Доброе утро, миссис Макрайан, - он сидит рядом. - Наша брачная ночь, судя по положению стрелок на часах, закончилась, но, думаю, мы наверстаем после.
   - Я спала? - с подозрением спрашивает Дорин.
   - Почти, - говорит Макрайан,
   Ах ты...! Небось, караулил её, надеясь поиздеваться снова!
   - А вы? - она решает выяснить, не произошло ли случаем чего-нибудь ещё.
   - Да будет вам известно, что тот из супругов, кто первым уснёт после свадьбы, первым же и умрёт, - назидательно говорит Макрайан.
   - Для этого вы меня попросту зарежете? - Дорин уже не знает, что это: очередное проявление чувства юмора - или новое суеверие, вытащенное на свет из его богатых запасов?
   - Я не трону вас, можете не волноваться. Я женился не для того, чтобы получить право сразу превратить вас в труп. С кем играть в Утгард я найду и без вашего участия, - сообщает Макрайан и выходит. Значит, общение хоть немного, но отодвигается во времени.
   Да, точно. "Убить я и без тебя найду кого", - когда-то говорила ей хозяйка.
   Дорин озирается. Кажется, привыкнуть можно ко всему. Вдобавок она ощущает голод - и радость от того, что Макрайан не раздел её, пока она валялась без сознания. Она чувствует себя грязной, но только потому, что спала в чужой одежде. Если бы случилось что-то ещё, она почувствовала бы себя куда грязнее, а пока это только пыль, пот и слёзы, которые можно смыть.
   - Дитя, - слышит она вдруг.
   Тихий женский голос доносится откуда-то сзади.
   Дорин оглядывается и замечает у стены зеркало - наверное, продолжение той выставки, которую она видела накануне. Оно занавешено покрывалом с клочьями пыли, но сейчас покрывало съехало в сторону, лишь краем цепляясь за верхний угол рамы, и валяется на камнях, словно половая тряпка. "Видать, хорошо я вчера брыкалась", - вспоминает Дорин, удивляясь тому, что зеркалу во всей этой свистопляске вообще повезло уцелеть.
   В глубине стекла женщина в красном платье и с высокой причёской - словно странное отражение самой, но какой-то иной Дорин. Женщина манит её к себе сложенным веером.
   - Вы меня зовёте? - нарочито грубовато спрашивает Дорин, прекрасно зная, что именно могут думать о ней все эти гордецы, давно лежащие в могиле.
   - Поди ближе, дитя, - повторяет женщина в красном.
   Зеркало стоит, кое-как прислонённое к стене, когда-то позолоченная рама посерела от пыли. Дорин нерешительно подходит и присаживается на корточки, коленками почти касаясь стекла.
   - Ты знаешь какие-нибудь песни, дорогая? - тихо произносит дама в красном.
   - Я знаю "Красавицу графства Даун", - еле слышно отвечает Дорин. - И "Каменистую дорогу в Дублин".
   - Хочешь, я научу тебе ещё одной песне? - спрашивает та.
   Голос плывёт, словно туман или дым, невесомыми полупрозрачными лентами опутывая разум.
   - Какой песне? - Дорин, как заворожённая, смотрит в прищуренные глаза.
   - Это история о двух воронах, - говорит дама. - Один ворон спрашивает у другого, чем бы им пообедать? Второй сообщает ему о том, что знает, где лежит убитый лорд. Восхитительные существа, правда? Столетиями живут в одном и том же гнезде, на огромных деревьях или скалах...
   Дама улыбается и изящно вытягивает руку ладонью вверх, точно ждёт, что вот-вот на неё сядет большая чёрная птица.
   - А дальше? - Дорин желает услышать продолжение истории.
   - Ворон знает, кто убил лорда, - говорит дама.
   - И кто же? - не отводя глаз, спрашивает Дорин.
   - Об этом знает сокол лорда и его гончая - но они ведь никому не скажут, правда, дитя? - дама улыбается, и Дорин не в силах отвести взгляд от её лица. - Ах, если бы птицы и звери могли говорить, сколько тайн мы бы узнали...
   - Если бы стены могли говорить, мы бы узнали ещё больше, - продолжает Дорин, пальцами трогая камни.
   Дама смеётся. Колышется над белым лбом пепельный локон, и словно звенят капли дождя по каменной кладке, и шумит где-то там, у подножья замка, старый лес...
   - Ты пока не слышала конца истории, - говорит она. - Ещё об этом знает молодая жена лорда, но ведь она тоже никому ничего не расскажет, верно, дитя?
   - Жена лорда? - Дорин отрывается, наконец, от зеркала, и смотрит на ножницы для рукоделия, по-прежнему вонзённые в щель между дубовыми створками.
   - Я научу тебя этой песне, - говорит дама. - Повторяй за мной.
   As I was walking all alane,
   I heard twa corbies making a mane;
   The tane unto the t'other say,
   "Where sail we gang and dine to-day?"
   Дорин повторяет. Что-что, а повторять она научилась, вот так, в один миг. Вчера - когда наступило вчера.
   Дама смеётся и радостно хлопает в ладоши.
   - Дорин, - она показывает на Дорин. - Морриган, - и показывает на себя. - Дорин, - снова на Дорин. - Морриган, - и снова на себя, словно говорит считалку.
   Это такая игра...
   "In behint yon auld fail dyke,
   I wot there lies a new slain knight;
   And naebody kens that he lies there,
   But his hawk, his hound, and lady fair..."
   Песня вскоре заканчивается. Слова, будто чёрные птицы, кружатся у Дорин в голове. Это не внушение, зеркала неживые и не могут делать то, на что способен милорд Уолден или хозяйка. Хотя как Дорин может утверждать там, где всё зыбко, словно предутренний туман?
   - Вы ирландка? - наконец, догадывается спросить она.
   - Я Макрайан, - отвечает дама в красном - и Дорин начинает понимать, что в этом мире зеркал нет стран, нет континентов, и нет границ, есть другое и это другое ей ещё предстоит постичь.
   - Почему вы позвали меня? - это странно, ведь с ней никогда не заговаривало ни одно из зеркал Близзард-Холла.
   - Дорин, - дама снова показывает на неё. - Морриган, - и показывает на себя.
   Такая игра. Может быть, длящаяся столетиями? Скучно быть зеркалом предка, - думает Дорин, отцепляя от угла рамы серую тряпку и кидая её в угол.
   - Уолли - неплохой мальчик. Особенно когда спит, - Морриган смеётся - снова звенят дождевые капли по каменной кладке - и прикладывает ладонь к стеклу.
   - Почему ваше зеркало тут, а не в галерее? - Дорин протягивает руку и со своей стороны прикасается к прозрачной преграде - барьеру между временем.
   - Я довела до конца то, что вчера не смогла сделать ты, - говорит Морриган.
  
  
   День Дорин проводит в обнимку с тряпкой и ведром: если ей суждено хотя бы иногда находиться в этих комнатах, похожих на склепы, то она не желает делать это в компании дохлых пауков.
   Ладно, чёрт возьми, она признается честно: ей проще занять руки и не думать ни о чём, нежели опять начать презирать себя. Зеркало Морриган снова занавешено покрывалом; она сказала, что так будет лучше. Зато теперь Дорин весь день напевает песню про двух воронов.
   - Ну, что ж, миссис Макрайан, если я по вашей милости не отморозил себе задницу, то сегодня мы наверстаем упущенное, - говорит Макрайан вечером, критически глядя на своё одеяло - назвать это килтом у Дорин не повернулся бы язык.
   Она сидит на самом краешке кровати и расчёсывает волосы, выбирая из них ошмётки старой паутины. Тяжёлая щётка с костяной ручкой нашлась в том же сундуке, где было платье. "Семь бед - один ответ", - решает Дорин, завладевая щёткой - иначе скоро она станет похожа на пугало.
   - Обязательно делать это на ночь? - бурчит Макрайан.
   - Делать что? - Дорин не понимает, в чём таком провинилась на сей раз.
   - Расчёсываться, - Макрайан отбирает у неё щётку и идёт к камину. Она думает, что сейчас он швырнёт ту в огонь, но туда летят только вычесанные волосы.
   - Волосы всегда надо сжигать - иначе запнётесь о них в темноте, да и сломаете себе шею, - поясняет он Дорин, которая сидит с открытым ртом. - Горят, - произносит Макрайан с таким выражением, будто ожидалось, что камин взорвётся или превратится в фонтан.
   - Вообще-то вы бросили их в пламя, - напоминает Дорин на случай, если он забыл.
   - Если горят - значит, вам не суждено утонуть, - добродушно сообщает Макрайан.
   Она слушает эти умозаключения, всё ещё не привыкнув к такому обилию суеверий на квадратный дюйм.
   Он начинает разоблачаться, бросая одежду, куда попало - на пол, так на пол, на кресло, так на кресло. У Дорин создаётся впечатление, что он проделывает это первый раз за несколько лет.
   Кожа бледная, чёрт знает сколько времени не видавшая солнца. И, кстати, ванны. На левом плече выжженный зигзаг с поперечиной - "волчий крюк".
   Наверное, больно было. Дорин поёживается. И вдруг, против своей воли, тянется пальцами к клейму: уже потом она понимает, что из пустого любопытства хочет выяснить, рельефное ли оно на ощупь.
   Да. Рельефное.
   Это последнее, что она успевает сообразить перед тем, как Макрайан перехватывает её кисть и сжимает с такой силой, что темнеет в глазах.
   Дорин вскрикивает. Ещё чуть-чуть, и пальцы будут раздавлены, словно попали под пресс.
   Она уже успела забыть, что боль - это всё, что ждёт её в дальнейшем. Одна сплошная боль. И никогда, никогда не случится больше ничего хорошего...
   - Запоминайте ещё одно правило, миссис Макрайан, - тихо говорит он с такой ненавистью, что, кажется, сейчас всё вокруг воспламенится и сгорит в мгновение ока. - Никогда - слышите? - никогда. Больше. Не смейте. Напоминать. Мне. Об этом. Унижении.
   - Хорошо, - она сглатывает.
   - В противном случае я выжгу то же самое вам, - угрожающе добавляет Макрайан.
   И вдруг что-то меняется окончательно.
   Вокруг, в мире, во вселенной, или в её голове, - Дорин не знает.
   Хорошо.
   Она не посмеет.
   Никогда.
  
   Глава 6
  
   Дни идут за днями, и, к удивлению Дорин, не происходит ничего особенно жуткого. Она запомнила правила, особенно последнее, да только Макрайан больше ни разу не снимал одежды. Так и ложился рядом с нею, словно медведь. И Дорин подозревает, что дело тут вовсе не в том, что в комнатах довольно прохладно.
   Иногда она общается с Морриган, и тогда они поют песни. А потом Морриган снова остаётся за своим покрывалом одна.
   Долгое время Дорин не подозревает, что Макрайан отлично знает об этом, пока в один прекрасный день он не заговаривает о Красной Даме сам.
   - Поменьше бы вы свистели на пару с чёртовой старухой, - она даже не сразу догадывается, о чём идёт речь.
   - Она не старуха, - Дорин становится обидно: таким манером можно записать в старухи и её.
   - Думали, я не видел, как вы крадётесь к проклятому зеркалу, а, миссис Макрайан? - подкалывает он.
   - Почему вы не повесите её в галерее? - щёки теплеют, когда она слышит это его "крадётесь" и представляет себя со стороны. Создатель, что за манера, чуть что, становиться похожей на свёклу и начинать жевать свои волосы?!
   - Зачем это? - удивляется он.
   - Затем, что ей скучно. Посмотрела бы я на вас, окажись вы один-одинёшенек в кладовке с хламом, - объясняет Дорин, весьма дерзко подразумевая под кладовкой с хламом всю эту кучу камней.
   Однако Макрайан не настолько чувствителен, чтобы уловить иронию.
   - Я и был один-одинёшенек, миссис Макрайан, пока сюда не притащились вы, - обличающе говорит он. Конечно, снова виновата она и никто другой. - Это только у людей принято жить друг у друга на головах, словно муравьи или пчёлы. Нас для того слишком мало. Поэтому за зеркало можете не волноваться, старая грымза привыкла быть одна. Если, конечно, не считать голову её покойного мужа.
   - Не считать чего?! - Дорин кажется, что она ослышалась.
   - А вы не знали, миссис Макрайан? - саркастически говорит он. - У Морриган случилась досадная неприятность: ей до чёртиков надоел супруг. В итоге милорд отправился проверять, есть ли на небе Создатель, а спустя некоторое время леди Макрайан поняла, что погорячилась.
   Дорин не знает, что сказать. Она не дурочка и давно догадалась, что нечто в этом роде и случилось с мужем Красной Дамы, вот только Макрайану об её прозорливости знать не обязательно.
   - И что было дальше? - любознательно спрашивает она.
   - Леди поселила его по соседству со своей спальней. Какова затея, а?! - Макрайан начинает хохотать. - Мёртвый, он, по крайней мере, не одолевал её чрезмерным вниманием.
   - Поселила... как? - опешив, спрашивает Дорин.
   - А вот так, - говорит он. - Но не всего.
   - По частям? - брякает она, живо представляя себе университетский анатомический театр.
   - Зачем по частям? Она оставила себе его башку, - поясняет Макрайан. - Поэтому у неё красное платье.
   - Почему - поэтому? - Дорин понимает, что, по его мнению, должна обо всём прекрасно догадаться и сама, но на это её мозгов не хватает.
   По крайней мере, пока они находятся внутри головы, сидящей на плечах.
   - Разве вы не знаете, миссис Макрайан, что, когда убийца приближается к телу жертвы, раны начинают сочиться кровью? - строго спрашивает он, словно они в школе на уроке, а не где-то между солнцем и луной разговаривают об отрубленных головах и мужеубийцах.
   - Нет, - говорит она.
   - Так знайте! - кажется, Макрайан всерьёз считает, что Дорин должна вызубрить все бредни шотландских гор.
   - Только представьте, как удобно. Берёте на колени что-то размером с кошку - ба! - да ведь это ваш муж. Но это не значит, что я позволю вам сделать то же самое с моей головой, - предупреждает он, будто она тут же опрометью бросится за ножом или топором и примется экспериментировать.
   - Старая психопатка, кажется, задурила вам мозги, - вдруг угрожающе говорит Макрайан. - Завесьте зеркало тряпкой и поставьте лицом к стене.
   "Не баньши ли это?", - думает она, как в голове вдруг мелькает догадка.
   - Она человек? - спрашивает Дорин в лоб.
   - Она - Макрайан, - сквозь зубы отвечает он.
   "Что это за очередная игра?!" - раздражённо думает Дорин. Фразы, которые повторяются с завидным постоянством - словно заклинание, тайная формула или код. Такое впечатление, что этот мир пронизан какими-то ключевыми словами, которые не обозначают ничего и в то же время обозначают всякий раз разное. Словно пространство вокруг расчерчено на квадраты гигантской сетью, в которую попала безмозглая мышь. Она выскальзывает из одной ячейки сети - чтобы тут же запутаться снова.
   - Вы и впрямь отрубили голову своему мужу? - после спрашивает Дорин у Красной Дамы.
   Та смеётся.
   - Оттяпала, как капустный кочан, - весело говорит она. - В таком виде он развлекал меня не в пример лучше. И, по крайней мере, молчал.
   Дорин тоже предпочитает промолчать. Ей отчего-то уже хочется и впрямь убрать зеркало подальше.
   - Не бойся, дитя, - говорит Морриган. - Ведь на насилие нужно отвечать насилием.
   "Вы человек?" - хочет спросить Дорин, но понимает, что услышит в ответ ту же магическую формулу.
  
  
   Она один за другим приводит в порядок шкафы, изгоняет из углов пыльные шарики и отчищает с пола подозрительные пятна. Её ужасно раздражает стирка. Своей одежды у неё не осталось, а то немногое, что пригодно, требуется выстирать, а потом развесить на холодном ветру, который грозит выбить из рук корзину и сушит кожу. Кажется, она и впрямь стала похожа на прачку, с этой бельевой корзиной и прищепками, зажатыми во рту.
   В Кастл Макрайан одна грязища и пылища, которые, видать, копились десятилетиями. Сколько же можно, - думает Дорин, созерцая единственную чистую вещь поблизости: стопку носовых платков. Часть из них уже порядком поистрепалась, края начинают сыпаться, теряя чёткость формы. Делать нечего, Дорин берёт свою рукодельную корзину и принимается за работу. Она как раз пытается вдеть нитку в иголку, отвернувшись к окну и глядя на просвет - иначе игольного ушка не разглядеть, - как прямо над ухом раздаётся гневное:
   - Теперь вам помешали и мои платки? - Дорин вздрагивает от неожиданности. - Вы и их решили отправить в утиль?
   Внезапно рычанье прекращается. Макрайан стоит перед ней, сжав кулаки, и сопит, словно паровоз. Дорин догадывается, что он только что заметил в её руках иголку.
   - Какого лысого чёрта вы делаете? - наконец, спрашивает он.
   - Сейчас я уже не буду делать никакого чёрта - ни лысого, ни волосатого, - сердито говорит она, трясущимися руками втыкая иглу в атласную подушечку. - Сморкайтесь в дырку, мистер.
   Макрайан берёт платок, вертит его и так и сяк, нюхает и, кажется, сейчас попробует на вкус.
   "Вот вам!" - мстительно думает Дорин.
   Ближе к вечеру над горами проносится гроза, озаряя пустые коридоры вспышками молний. "Дождь смывает все следы", - Дорин остаётся только предполагать, чем таким важным может быть занят Макрайан. Сидя в одиночестве, она всё-таки подрубает проклятущие платки шёлковой ниткой, и так и засыпает, чуть ли не с ними в обнимку, а ночью он снова валится рядом, едва не придавив её своей тушей. Хорошо хоть рядом, а не на неё. Дорин ощущает сильный запах спиртного и псины, и вдобавок почти сразу понимает, что Макрайан мокрый, будто плавал в реке, не раздеваясь, и теперь с него натекла порядочная лужа, так, что кровать пропиталась влагой и чёрт знает, чем ещё.
   - Господи боже! - восклицает Дорин, пугаясь спросонья, и резво вскакивает. Лежать в воде она не намерена, с неё довольно!
   - Да вы, верно, наклюкались и упали в канаву с дождевой водой, - брезгливо говорит она, не без оснований предполагая, что он не слышит ни слова.
   Чёрт, чёрт, чёрт! Как тут не поминать чёрта - ну, не Создателя же! Когда-то она уехала из Килларни, чтобы было что-то, но не вот это. Не отвратительная туша, литрами глушащая "Джонни Уокер" и воняющая, как мусорный бак.
   Она, всхлипывая, зажигает свечу, одиноко торчащую в подсвечнике, залитом многослойными восковыми слезами.
   - Я припоминаю отличную считалку, - Морриган снова манит её сложенным веером. - Хочешь, я научу ей тебя?
   Почему бы и нет? Чем ещё тут заняться, особенно по ночам, как не разговорами с леди, отрезавшей голову собственному мужу, - думает Дорин, изо всех сил стараясь не заплакать.
   - Повторяй за мной, - Красная Дама дирижирует пальцем, указывая то на себя, то на Дорин. - Сейчас мы посчитаем сорок, дорогая. Каждая сорока что-нибудь да значит.
  
   One for death and two for birth,
   Three for wind and four for earth,
   Five for fire, six for rain,
   Seven's joy and eight is pain,
   Nine to go, ten back again!
  
   "Раз - ты умрёшь, два - ты родишься,
   Три - ветром станешь, четыре - землёй,
   Пять - и костром до небес разгоришься,
   Шесть - долгожданным дождём разразишься,
   Семь - ты танцуешь, поёшь, веселишься..."
  
   Правильно, ведь это считалка. Такая игра... Только разве про смерть не должно быть в конце? - думает Дорин. Ах, да.
  
   "...Восемь - от боли внезапно согнёшься,
   Девять - уйдёшь, а на десять - вернёшься..."
  
   Мир существует сейчас только в круге, очерченном светом свечного огарка. Там есть тёмное дерево бюро, край ящика с длинной царапиной, неудачно прочерченной ключом, и её, Дорин, руки, теребящие рукав. Сейчас этот мир переместится в каморку под крышей, и тогда в круге света будет существовать что-нибудь другое. Вот прямо сейчас, и чем быстрей, тем лучше: Дорин берёт подсвечник, и горячий воск льётся на пальцы.
   Но, кажется, там, рядом, есть что-то ещё. То, чего раньше не было. Кому, как не ей, знать, что тут было и чего не было. Невесть откуда взявшийся бокал? Старинный кубок с гербом?
   На бюро стоит чайная чашка тонкого английского фарфора, откуда печально свисает цветок. Лиловая смолёвка с изломанным стеблем, кое-как приткнутая в чашке с водой, бессильно поникла. Горный цветок, который сорвали, сунули в карман и принесли в эту комнату, больше похожую на могилу.
   Похожую - ещё минуту назад...
   "Девять - уйдёшь, а на десять - вернёшься..." - вспоминает Дорин.
   ...Красная Дама молчит, в усмешке заломив бровь...
  
  
   Дорин почти не думает о том, что снаружи. Её мир ограничен глыбой Кастл Макрайан и самой верхушкой горы. Чего уж там, она привыкла. Если не можешь уйти - надо как-то изменить место, где находишься, делать своё дело, выгоняя запах смерти и тлена запахами пищи, мыла и колодезной воды. Здесь не случается почти ничего, даже Макрайан не устраивает никаких представлений, будь то для неё или без неё. Поэтому появление незнакомца застаёт её врасплох.
   Дорин видит его почти внутри, около входа, и от неожиданности едва не роняет бельё. Она не успевает подумать, кто это, как он миновал опеку владетеля, но нутром чует, что ожидать чего-то хорошего ей, Дорин-уже-не-О`Греди, не стоит.
   Он ловит её взгляд... и всё прекращается. Ну, почему же ничего хорошего? - спрашивает она себя и удивляется. Жёлтое солнце так приветливо греет, и сейчас она пойдёт туда, где на склоне горы мягкая трава, а на северной стороне деревьев растёт мох, но прежде...
   - Тут есть кто-нибудь, кроме тебя? - ласково спрашивает незнакомец.
   Конечно, есть, и наверняка мистер Макрайан будет рад гостю, она уверена...
   - Конечно, рад, всё правильно, девочка, - говорит незнакомец. Но солнце где-то там, она пойдёт туда, совсем скоро, а сейчас перед ней глаза, в которых будто застыл лёд - и это так странно.
   - Вы похожи на Снежную Королеву. Или короля, - говорит Дорин и заливисто смеётся. Ну, разве не потеха? Но ведь на улице её ждёт солнце, а сейчас она позовёт мистера Макрайана, это же правильно... да?
   Кто-то с такой силой отшвыривает её прочь, что она со всего маху ударяется об арку; корзина с бельём летит в сторону, следом вприпрыжку скачут рассыпавшиеся прищепки - и это смешно... Или не смешно?
   - Мистер Макрайан! Что вам?! - Дорин понимает, что именно из-за Макрайана влипла в стену, и плечо уже начинает болеть, но она всё ещё улыбается...
   - Вон отсюда! - рявкает он так, что она вздрагивает - и словно просыпается.
   Нет никакого солнца, его заволакивает маревом и подкрадывается тревожный ветерок, который тихонько дёргает за фартук, словно верный пёс: "ну посмотри же...", "что-то не то..." Пришелец совсем рядом, страшный, жуткий. Несущий нечто очень и очень плохое.
   Они с Макрайаном стоят напротив друг друга, не отводя взгляда. Такое ощущение, что между их зрачками протянулась стальная струна; вот только тронь пальцем - и зазвенит.
   Дорин смотрит на незнакомца, не в силах сдвинуться с места. Глаза, холодные, как стужа - глаза существа, пришедшего из бездны, из-за пелены бури. Точно такие же, как у Макрайана, только к самому Макрайану она, должно быть, притерпелась. И он - это он, а не тот, другой... Дорин непроизвольно вскрикивает и тут же зажимает рот рукой, но поздно: незримая струна рвётся. Макрайан вздрагивает, и издаёт вопль, больше похожий на рык раненого зверя. Но он на ногах, не так-то просто с ним совладать, может, ничего страшного и не случится? - думает Дорин. В голове вместо мыслей обрывки картинок, точно мешанина из клочков старых открыток...
   "Вон отсюда", - вспоминает она - и что было силы мчится прочь. Что может сделать она, всего только человек?! Большей глупостью было бы разве что оставаться рядом с двумя разъярёнными волками, рискуя быть разорванной на части. Да и надо ли делать это что-то? Бежать, скорей бежать - из этого места, от жуткого незнакомца, который сплёлся с Макрайаном в яростный клубок в невидимой борьбе разумов.
   "Вы уже не наместник, нет, сэр, увы. И врагов у вас, надо думать, вагон и маленькая тележка", - мысленно говорит она, понимая, что ей не легче от того, что, по крайней мере, один охотник добрался до Серого Волка...
   - Сюда, дитя, - зовёт Морриган.
   "Сюда" - это ближе к зеркалу? Но Дорин и так уже стоит рядом, не в силах отдышаться и судорожно сжимая край рамы.
   - Дай руку, - слышит она.
   По гулким коридорам разносятся вопли: на сей раз не она, а Макрайан катается по полу, извиваясь от боли. Сердце Дорин на миг замирает, ей кажется, что оно остановится навсегда. Да ведь неужто сама она не хотела обрести богатырскую силу, чтобы однажды показать ему, почём фунт лиха?!
   - Дай руку, и я проведу тебя на изнанку зеркала, - говорит Морриган. - Чудесные штуки - эти зеркала, не правда ли, дорогая? Никогда до конца не знаешь, что они выкинут. У каждой Семьи есть Секреты...
   - Почему вы это делаете? - спрашивает Дорин.
   - Дорин, - она показывает на Дорин. - Морриган, - и показывает на себя.
  
   "Раз - ты умрёшь, два - ты родишься..."
  
   - Такая игра, ты же помнишь? - спрашивает дама в платье кроваво-красного цвета. - Кто проиграет - тот умрёт.
  
   "Три - ветром станешь, четыре - землёй,
   Пять - и костром до небес разгоришься,
   Шесть - долгожданным дождём разразишься..."
  
   Дорин приближается, касается пальцами зеркальной глади - и та вдруг расступается, как вода. Красная Дама держит её за руку, впереди - комната, в которой Дорин узнаёт обиталище Грейс. Та вздрагивает, оглядывается по сторонам, нет ли кого чужого, и торопливо задёргивает занавеску. Это мир за стенами, там, снаружи, а позади - Кастл Макрайан, до основания, вросшего в горы, пропахший кровью и страхом, что несёт с собой Дикая Охота.
   И уже немного начинающий пахнуть едой из кухни и только что постиранным бельём, с которым забавляется северный ветер.
   - Уолли - хороший мальчик, но сегодня не его день, - Красная Дама захлопывает веер.
  
   "Семь - ты танцуешь, поёшь, веселишься,
   Восемь - от боли внезапно согнёшься..."
  
   - Тебе пора, дорогая, - ласково говорит Морриган. - Сейчас как раз подходящий случай, не находишь?
   - Что будет дальше? - зачем-то спрашивает Дорин, глядя на Грейс на изнанке зеркала. Секунда, всего один шаг, и - "Что было, что будет, мисс..."
   - Дальше будет дальше. Или могила - или ссылка. А ты наконец-то станешь свободной, - Морриган изящно поднимает руку, будто снова ожидает, что на её запястье вот-вот опустится большой чёрный ворон.
   - Идите сюда скорее, мисс. Не бойтесь, - говорит пока ещё призрачная Грейс.
   Она не боится, вот ещё! Только она уже не мисс. Миссис.
   Дорин делает этот свой единственный шаг, но назад, освобождая руку из стеклянного плена, и зеркало равнодушно смыкается. Этот Секрет Семьи - не для неё. Не сейчас. Может, когда-нибудь потом.
  
   "Девять - уйдёшь, а на десять - вернёшься..."
  
   Не отводя взгляда, она касается ладонью ладони Морриган, но теперь между ними снова прозрачная грань времён. А потом бросается прочь.
   Время! Чёртово время, которого всегда мало. Ей приходит в голову мысль схватить подсвечник: более подходящего оружия она не видит. Может быть, удастся хотя бы на секунду отвлечь жуткого человека, заставить его потерять контроль - и тогда Макрайан справится сам?
   Дорин не замечает, что по какой-то неведомой причине Макрайан для неё - это Макрайан, а тот, другой - некто страшный, бесформенный, пришедший из-за предела, из-за завесы шторма, словно ужасное существо Броллахан, не имеющее постоянного облика и питающееся проходящими мимо путниками.
   Макрайан уже не вопит, он скулит, сжимая в окровавленной руке треугольный осколок сквозного зеркала. Похоже, это первое, что попалось ему по дороге и могло быть использовано в качестве оружия. Стекло рассекло плоть, и Дорин подозревает, что, сжимая его с такой силой, он скоро лишится пальцев.
   Скрипит дверь, и пришелец из-за грани оборачивается, почуяв новую жертву и привычно ища её взгляд.
   Ну, нет. Этому не бывать!
   Дорин успевает первой - и тяжёлый подсвечник с хрустом опускается на его голову. Она пока ничего не понимает, только продолжает держать канделябр перед собой, словно рогатину - будто кусок металла защитит её от любой беды. Мышь, вышедшая на поединок со слоном, с таким же успехом может сжимать в лапках соломинку.
   Время растягивается, как резиновое. Тело, совсем не тяжёлое и не большое, особенно по сравнению с Макрайаном, кажется, начинает оплывать, утратив жёсткость, словно свеча, полежавшая на солнцепёке, и падает на пол, - да так и остаётся лежать, не шевелясь.
   - Никак потеряли свои ножницы? - неразборчиво говорит Макрайан.
   - Какие ножницы? - тупо спрашивает Дорин, продолжая сжимать подсвечник с такой силой, что рука начинает неметь.
   - Ваши грёбаные ножницы для ниток, - он кашляет, сплёвывая кровавые сгустки. - Дайте тряпку.
   Ей приходит в голову, что труп похож на марионетку, у которой обрезали нитки - и кукла так и лежит в грязной луже, забытая уехавшим театром... Дорин в ужасе всё смотрит и смотрит туда и не может понять, причём тут какая-то тряпка? Макрайан решил, что комната срочно нуждается в уборке?
   - Любую. Простыню. Рубашку, - только когда он прижимает руку к груди, и она видит красные капли, которые стекают по одежде и разбиваются о пол, то вспоминает о кровавом месиве на месте его ладони.
   Её фартук приходится кстати. Ничего лучше Дорин пока придумать не в состоянии. Мало того, она не в состоянии отвести глаз от тела, грудой лежащего на полу.
   - Он мёртв? - на всякий случай спрашивает она, не в силах поверить, что совершила что-то непоправимое, невозвратное; что большой сильный противник уже начинает коченеть, и случилось это потому, что он валяется тут с дырой в голове, и всему виной она, Дорин, никогда даже в мыслях не желавшая никому смерти...
   Макрайан, со свистом дыша, придвигается к телу.
   - Готов вроде, с-с-сука... - с ненавистью говорит он.
   Она стоит и ждёт, что этот дурной сон закончится, но, похоже, напрасно...
   - Я, кажется, говорил вам, что вы научитесь, - Макрайан пытается встать. - Видите, как всё просто. Один брак и один враг. Смотрите-ка, благодаря вам я скоро начну писать стихи, это...
   Вы ошибаетесь, мистер Макрайан, вовсе не один враг, далеко не один. Дорин видит впереди движение, и понимает, что совсем рядом возникают ещё несколько человек - понимает тогда, когда Макрайан застывает, прервавшись на середине фразы.
   - Не дёргайся, Уолли, - слышит она. - Или в Сектор отправится твой труп.
   Вскользь мазнув взглядом по Дорин, к Макрайану подходит круглолицый крепко сбитый мужчина.
   - Оказывается, ты ещё на этом свете? - интересуется он.
   - Оказывается, ты тоже, Дориш? - теперь хотя бы известно, что плотного зовут Дориш. Очевидно, он тут старший. Какая игра имён: "Дорин" - "Дориш", жаль, она не может оценить это по достоинству...
   - Создатель великий, лорд Макрайан, ты знаешь, что от тебя несёт, как от выгребной ямы? - губы его кривит брезгливая гримаса.
   - Ты знаешь, что от тебя тоже? - говорит Макрайан и получает сокрушительный удар в челюсть.
   - Твоей грязной кровью, гнида, - заканчивает он, сплёвывая на пол.
   Ему заламывают руки. Дорин видела такое только в кино и в выпусках криминальной хроники. Что может ожидать бывшего наместника, да и её за компанию, она не представляет. Наверное, права была Морриган, да вот только у Дорин всегда было туго с принятием верных решений.
   - Тут человечья девчонка, - они, наконец, замечают, что Дорин не мебель. Какой прогресс! - Прислужница, должно быть.
   - Представляю, что эта мразь могла делать с прислужницей, - говорит кто-то и на Макрайана обрушивается очередной удар, от которого он сгибается пополам.
   "Ничего такого! Оставьте!" - хочет выкрикнуть Дорин, но все слова куда-то деваются. Некто с вмятиной на виске всё так же мокрой кучей лежит на полу. Она знала, что после её "да" не будет, просто не может быть ничего хорошего, но она ошибалась. Вот после этого - что хорошего может случиться теперь?
   - Ты кто? Как тебя зовут? - несколько раз настойчиво спрашивает кто-то - а она не понимает вопроса.
   - Ну же! Отдай! - Дорин соображает, что у неё забирают злополучный подсвечник. Они еле-еле выдёргивают из её руки витую ножку - пальцы свело будто судорогой - и теперь рассматривают металл, заляпанный потёками воска и кровью.
   - Промыть мозги, сэр? И пусть проваливает на все четыре? - слышит она. - Или того...?
   И кто-то громко щёлкает пальцами прямо у неё над ухом.
   - У нас нападение на сотрудника Сектора, ты не заметил? И он явно не сам споткнулся и упал.
   - Кем надо быть, чтобы прийти на помощь Уолли? Думаете, она сделала это по своему желанию?
   - Подумать я ещё успею, - она кожей чувствует взгляд. Словно лазерный луч, прожигающий до костей.
   Это такая игра. Совсем, совсем новая игра. "Дорин" - "Дориш"... Чего только не бывает на свете...
   Он поворачивается к ней - и Дорин видит его глаза. Серые, холодные, словно низкое зимнее небо, полное снега. Небо где-то там, по ту сторону ледяного шторма.
   - Тоже в Сектор, - командует он. - Вот вместе с ней и подумаем. Уж всяко там, а не здесь.
   Ах, вот как!
   Посмотрите-ка!
   Вам настолько не нравится "здесь", мистер?
   Отчего же?!
   - Тебя как зовут, мисс? - снова настойчиво спрашивают её, слегка трогая за плечо. - Кто ты? Откуда?
   - Миссис, - твёрдо говорит она - и стряхивает чью-то руку. - Я - Макрайан.
  
   Глава 7
  
   Эти люди каким-то образом вытаскивают их за границы опеки. Дорин уже сомневается, кто это: люди, или не люди, а такие же, как Макрайан, только другой из Дворов, в этот раз Благой... На вид это люди, - ну, так и у хозяйки не было второй головы или копыт - и передвигаются они вполне как люди, запихивая их с Макрайаном в кузов армейской машины, выкрашенной в зелёный цвет. Однако вскоре Дорин замечает на их пальцах кольца - со звездой с четырьмя лучами. Ключи от зеркал. Нет, не люди, - с тоской думает она, в течение нескольких последующих часов созерцая металлическую стенку кузова.
   Их заводят в обычное с виду здание, только окна забраны решёткой, и сразу теряется ощущение времени. Вот уже пять минут или час Дорин сидит на табуретке в казённом кабинете. Ей кажется, что это место сильно смахивает на обычный полицейский участок - по крайней мере, такой, какие она видела по телевизору в старых фильмах: здесь всё, или почти всё, чёрно-белое. Серо-белое, как на киноплёнке середины прошлого века.
   Никто не причиняет ей боль, никто пока не пытается смотреть ей в глаза, и на Дорин даже нет наручников. Быть может, это сон? - думает она и снова мысленно твердит стишок про Робина Пака: "Там, в гнезде, уснул ли гусь? И лиса задремлет пусть..." - а вдруг случится чудо, и Дорин проснётся? Пусть в мрачной комнате Кастл Макрайан, пусть где угодно. И тогда, может быть, всё ещё обойдётся?
   Хотя что, что может обойтись после этого несчастного, который лежал там по её вине. Ещё вчера он ел, спал, разговаривал с друзьями, а сейчас всё это исчезло, осталось в прошлом, прерванное мёртвой железкой... Дорин вытирает руки о юбку, ещё и ещё, и понимает, что не может стереть что-то, что останется там навсегда. Один брак - и один враг... Игра слов. Такая же... забавная, как "Дорин" - "Дориш"...
   Макрайана много и хорошо бьют. Именно бьют, без всяких фокусов, абсолютно по-человечески, а он лежит на полу и закрывает руками голову.
   - Ну хватит! - кричит, наконец, Дорин - а из глаз сами собой текут слёзы. - Не надо!
   Она не понимает, откуда взялись эти глупые слёзы. Ей не жалко Макрайана... ведь не жалко? Значит, ей жалко себя, или того человека с пробитым черепом, или... Она не знает.
   Дориш перехватывает её взгляд, и она осознаёт, что сейчас он, наверное, вывернет её мозги наизнанку, хочет она того или нет.
   - Заткнись, ты. Миссис, - говорит он.
   - Не надо, - ещё раз повторяет она - и получает оплеуху.
   - Как ты развёл её на брак, Уолли? Какой ты нехороший и жестокий, - Дориш стоит над Макрайаном и потирает отбитые пальцы. - Впрочем, твоя шалава отделается легко, всего полугодом. Как видишь, закон не изменился.
   - В Межзеркалье тоже можно жить, уж тебе ли не знать? - хрипло спрашивает Макрайан.
   Дориш хмыкает.
   - Этой шлюхе - да и тебе, кстати, тоже - в некотором роде повезло. Тюрьма Олдгейт по эту сторону зеркал. Поверить не могу, насколько всё гуманно.
   - Дальше некуда, - говорит Макрайан и получает новый удар, повергающий его на пол.
   - Создатель, Уолли, как я мог забыть? - сокрушённо произносит Дориш. - Ты же до сих пор не отмотал своё пожизненное.
   - Я прервался, чтобы топить вас в дерьме, - поясняет Макрайан.
   "Что он делает?" - думает Дорин, с ужасом глядя на происходящее - и вдруг какая-то сила заставляет её броситься вперёд.
   - Оставьте! Не надо! - снова кричит она, успев подумать лишь "а зачем я это делаю?!" - и падает на пол от банального удара кулаком.
   Когда мир снова обретает чёткость, она видит над собой только Макрайана.
   - Полгода не в Межзеркалье - это не так много, - он заставляет её встать. И правда: от пола ползёт ледяной холод.
   Дорин лезет пальцем в рот и ощупывает зубы, сильно подозревая, что их поубавилось. Но нет. И то плюс.
   - Считать свои зубы - к несчастью! - грозно сообщает Макрайан, шлёпнув её по руке.
   Опять он за своё!
   - Да куда уж больше?! - горько восклицает она.
   - Всего шесть месяцев за решёткой на этой стороне зеркал. Уж не знаю, что там случилось с Утгардом, но я не удивлюсь, если то же самое, что и с Близзард-Холлом. Полгода - это не пожизненное, поверьте, - говорит он. - Только запомните хорошенько, миссис Макрайан: когда вам будут выжигать клеймо, не вздумайте даже пискнуть. Вам ясно?
   Дорин не в силах испугаться. Для неё есть только здесь и сейчас, для неё существует убитый ею человек, а всё остальное будет позже. И, наверное, она это заслужила.
   - Это дурной тон? - устало спрашивает она, чувствуя себя так, будто взвалила на плечи тяжёлый мешок.
   - Это слабость, - поясняет Макрайан. - И, да - можете курить, пока не потечёт из ушей. Если, конечно, найдёте, что.
  
  
   Вскоре их разделяют. Макрайан исчезает в неизвестном направлении в сопровождении двух дюжих молодцев. Он идёт, слегка прихрамывая; Дорин смотрит ему вслед и чувствует, как пусто становится внутри. И, нет - она не благодарна тем, кто избавил её от его общества, потому что уверена, что их общество ничуть не лучше. Дорин остаётся одна. Точнее, в компании стражника, но для неё это равнозначно пребыванию в вакууме или в жутком, тёмном месте, будто лишённом воздуха и пропитанном ненавистью. Быть тут без Макрайана гораздо хуже, чем с ним.
   - Пошевеливайся, ты, - равнодушно говорит конвоир, подбадривая её тычком в бок. - Пошла, ну!
   - Куда? - спрашивает Дорин.
   - На кудыкину гору, - он не считает нужным посвящать её в подробности.
   "Кудыкина гора" на деле оказывается небольшим помещением, где пахнет дымом и курным углём, и где её поджидает палач.
   - Руку давай, высокородная. Чего встала? - говорит он. - Или помочь?
   - Какую руку? - Дорин почему-то не понимает сути вопроса, ей кажется, что она должна дать руку Макрайану, как тогда, на горе... Но ведь Макрайана тут нет?
   - Она человек, Джонни, - снисходительно объясняет конвоир.
   - Не высокородная, значит? - Джонни притормаживает, и у Дорин появляется слабый проблеск надежды, что, может, всё ещё обойдётся, может, это ошибка... Хотя как считать ошибкой чью-то смерть по её, ЕЁ вине?! Но, позвольте, ведь она человек, почему она должна подчиняться каким-то диким законам, где нет суда и следствия?
   - Вы не можете... - начинает она.
   - Чего?! - удивляется палач. - Чего не можем?
   - Я человек... Судите меня, и тогда... - да, по её вине, но ведь она не хотела, не знала, что так выйдет, она вообще могла подумать, что в дом забрался разбойник, ведь правда?
   - Сейчас у нас быстро - хлоп, и в дамки. Раньше сядешь - раньше выйдешь, - Джонни пытается утешить её хотя бы так, но куда там. - Жалко девку, - говорит он конвоиру.
   - Нет! - Дорин пытается отодвинуться как можно дальше, но напрасно - её тут же останавливают и с такой силой сводят за спиной руки, что она вскрикивает.
   - Не обольщайся, Джонни, не просто девку, - жарко сопя ей в затылок, уточняет конвоир. - Девку из Семьи Макрайан.
   - Вот как. А. Ага. Всё мы можем, красавица, - видимо, слово "Макрайан" снова означает что-то особенное, но уже совсем, совсем другое - на лице Джонни сочувствие сменяется равнодушием. - И можем даже больше, чем ты думаешь.
   Она догадывается об этом, когда конвоир сдирает с неё платье; Дорин уверена, что он мог бы сделать это поаккуратнее, но платье трещит по швам и рвётся. Она еле успевает прижать его руками, чтобы не стоять перед ними с обнажённой грудью. Ладно, пусть так. Пусть они делают всё, что хотят, она заслужила это.
   Но нет, пока не всё, что хотят; пока только то, что положено. Из кузнечного горна вздымается сноп искр, когда палач извлекает оттуда раскалённое докрасна тавро. Уже после она осознаёт, что Джонни преподносит ей подарок: при желании он может проделать это куда медленнее, но нет. С силой вдавливает металл в плечо - и не держит дольше, чем необходимо.
   Но сейчас Дорин не понимает этого, она вообще ничего не понимает, не видит, не слышит... ничего, кроме шипения собственной плавящейся кожи и запаха, словно в духовке сгорело жаркое.
   - Пошла, ты! - как, надо идти куда-то ещё?
   Однако Дорин с удивлением выясняет, что отнюдь не собирается тут же лечь и умереть, она не собирается даже падать в обморок. Боль пройдёт, вот - уже проходит, и через пять минут наступят следующие пять минут, где она становится просто кем-то безликим с выколотым ниже ключицы олдгейтским номером. Начинается иная жизнь, в другом нигде и никогда.
   - Что застыла? - спрашивает стражник. - Или добавить?
   - Добавить, - сквозь зубы говорит Дорин.
   Она едва успевает заметить, что в лицо ей летит какой-то комок. Дорин непроизвольно вскидывает обе руки, пытаясь либо поймать, либо отбить его, будто мяч - и тут же шипит от боли, когда платье касается плеча. Чёрт подери!
   - Шмотки, - в руках оказывается серый матерчатый свёрток. - На полгода хватит.
   Наверное, хватит, она не знает. Полгода - это не так много. Дорин стерпит всё: и полгода, и "волчий крюк". Но впереди больше не будет ничего, ничего хорошего...
   В каждой тюрьме есть камеры, ведь куда-то же её отведут. Должно быть, ужасные камеры с пауками и крысами. Дорин содрогается. Но она заслужила это, даже если её сунут к крокодилу. Что ей до каких-то там пауков?
   Впрочем, идея с крокодилом не так далека от истины. Тут она никто, всего только человек...
   - Лицом к стене, - говорит стражник. Дорин становится лицом к стене, правой рукой одновременно пытаясь удержать тючок со своей новой одеждой и разодранное платье. Осталось только оказаться перед ними голой. Ещё чего! Но она не умеет правильно становиться лицом к стене, подумать только! Один из конвоиров бьёт Дорин по пяткам, снова вызывая всплеск боли: на этом месте выясняется, что её ведут вдвоём. Она считается особо опасной преступницей, которая вцепится в охрану и перегрызёт им глотки?!
   Дорин утыкается лбом в камень. Сейчас эта стена, сухая и холодная, кажется ей самым лучшим из того, что случилось за минувшие сутки. Конвоир долго грохочет ключами, и она успевает изучить этот камень до мельчайшей щербинки.
   - Пошла, Макрайан, - наконец, говорит он. - Будь как дома.
   Ничего страшного, - твердит про себя она. И впрямь, не так уж сильно отличается от Кастл Макрайан. Смешно... И совсем не смешно, если Дорин вспомнит, что по их законам второй срок оказывается пожизненным... "Макрайан", - вдруг думает она, внезапно вспомнив измятый цветок горной смолёвки...
   - Макрайан? - в первый момент Дорин кажется, что она сама произнесла это вслух.
   Нет, не сама. Навстречу ей с койки поднимается какая-то женщина. На сей раз это слово означает что-то ещё, уже другое, но что, Дорин пока не знает и ей всё равно. Она без сил прислоняется к захлопнувшейся двери, придерживая сползающую материю: похоже, чёртов боров постарался от души, и о платье - как о платье, а не как о половой тряпке - можно забыть.
   - Бедное дитя! - наконец, говорит женщина.
   Что ж, люди - и не совсем люди - как-то живут и в тюрьме. Женщина не истекает кровью, не прикована цепями к стене и не измождена до состояния скелета, хотя под глазами залегли синие тени. Поблёкшие от грязи белокурые волосы гладко причёсаны и стянуты сзади.
   - Вы меня знаете? - бездумно спрашивает Дорин.
   - Я знаю Семью Макрайан, и этого довольно, - говорит та. - Одна из самых древних Семей Британии, леди... - в голосе женщины слышится вопрос. Сначала Дорин не понимает, чего от неё хотят, но тут же догадывается, что собеседница желает знать её имя.
   - Дорин, - говорит она.
   - Позвольте представиться: Кэтрин Хейс, - надо же, как церемонно. Ну, что ж, она примет правила игры.
   Камера совсем маленькая. Прямоугольная каменная клетка со столом и деревянными нарами в два этажа, стоящими вдоль левой стены. Напротив жестяная раковина, вместо туалета - дырка в полу возле входа. Роскоши тут не предусмотрено.
   Дорин силком заставляет себя отлепиться от двери и тут же снова шипит, сморщившись так, будто проглотила лимон.
   - Бедное дитя, - повторяет леди Кэтрин ещё раз. - Вам очень больно, я знаю. Но надо переодеться. Вам претит надевать на себя эту дрянь, понимаю, но...
   - Боюсь, у меня может не получиться, - сквозь зубы произносит Дорин.
   - Они вернутся, и тогда вам... нам не поздоровится, - леди Кэтрин украдкой смотрит на дверь. - Такие правила.
   - Они? - ах да, ведь конвоиров было двое. Не многовато ли для одной женщины, которую ведут к другой женщине, а отнюдь не в клетку, полную вооружённых до зубов головорезов? - Зачем так много охраны?
   - Дорогая леди Дорин, двое надвое - небольшой перевес. Точнее, никакого, - объясняет леди Кэтрин. - Странно, что они пришли не втроём.
   - Что могут сделать две женщины против двух вооружённых мужчин? - наивно спрашивает Дорин.
   - Как что, дорогая? - кажется, собеседница удивлена. - То, что и следовало бы сделать с полукровым сбродом. Это, к счастью, не Утгард... а, может быть, к сожалению, не Утгард.
   Дорин понимает, что сморозила какую-то глупость. Чем тюрьма Олдгейт отличается от Утгарда, она не знает. Хотя, кажется, догадывается: тут не Межзеркалье, где власть разума сведена на нет, тут заключённые могут показать зубы. И, похоже, для неё будет лучше попридержать язык.
   Леди Кэтрин заботливо усаживает Дорин на свою койку, такую жёсткую, словно она сделана из камня, и помогает облачиться. Тюремная роба, кажется, так это называется? Нечто бесформенное и полосатое, но вроде бы чистое.
   "Леди Дорин", подумать только! Чаяла ли она, надраивая хозяйское серебро, что когда-нибудь её назовут "леди Дорин"? Господи боже, да зачем ей это?! Она предпочла бы не быть "леди", но и в глаза не видеть тюремных нар, кроме как по телевизору. Да уж, никогда не знаешь, что готовит грядущий день.
   Она сидит, не шевелясь, и боль понемногу стихает - так, что она даже отваживается коснуться пальцами того места, где под материей выжжено клеймо. Чёрт подери, это весьма неприятно, да - но не смертельно. И Дорин не ощущает чего-то такого, что, как она понимает, чувствует Макрайан. Ничего позорного и унизительного. Куда хуже было бы, если бы ей задрали юбку. И гораздо хуже, если бы это сделали несколько человек - впрочем, кто сказал, что такого не случится в дальнейшем? Судя по всему, случится, но завтра - будет завтра. Вероятно, всё это и постыдно, но ведь потом эту штуку всегда можно свести, как сводят надоевшие татуировки. Однако леди Кэтрин, кажется, об этом не знает. Дорин давно заметила, что они много чего не знают. Может быть, потому что просто не хотят?
   - Дорогая, на этом жизнь не кончается, - ласково говорит она Дорин, точно та сейчас попытается разбить голову о стену или перегрызть вены. Фу. Ужас. Дорин передёргивает, особенно когда она вспоминает хозяйкину руку.
   - Да, мэм, - вежливо отвечает она.
   - Позор мы смоем кровью. Когда-нибудь, - ну вот. И она о позоре.
   - Мэм, мне кажется... - осторожно начинает Дорин - она как раз хочет сказать о том, что проблема немного надумана.
   - Дитя, пожалуйста - Кэтрин. Олдгейт - то место, где нам следует держаться заодно, вы не находите?
   - Конечно... Кэтрин. Полагаю, свести эту штуку лазером не составит труда, - всё-таки отваживается предположить Дорин.
   - Лазером, Дорин?!
   У неё выросла вторая голова? Или на этой единственной появился третий глаз?
   - Вроде бы так люди сводят татуировки, - нерешительно заканчивает она.
   - Не знаю, что и сказать, - после секундного замешательства произносит Кэтрин. - Должно быть, вы не знаете, что утгардские клейма нельзя уничтожить. Наверное, даже если забыть стыд и прибегнуть к помощи человечьих... умельцев... Впрочем, я не проверяла...
   В её голосе слышится плохо скрытое осуждение, и Дорин в очередной раз мысленно даёт себе зарок не трепать языком. Молчание затягивается.
   - Надеюсь, вы простите мне мою болтливость, Дорин, - похоже, недостаток общения заставляет слегка поступиться какими-то хитроумными правилами. - Я довольно долго пробыла одна.
   - Я люблю поболтать, - говорит она.
   - Вот как? - судя по всему, Кэтрин позабавила её фраза. - В таком случае, дорогая, вам ужасно не повезло. Я немного знаю Уолли, он страшный нелюдим.
   Дорин теряется. Она сама не понимает, хочет ли она разговаривать об Уолли или не хочет - и стоит ли это делать вообще.
   Кэтрин смеётся.
   - Я права? - весело спрашивает она. - Правда, я видела его всего два раза, да и то мельком.
   - И где же? - из вежливости спрашивает Дорин.
   Ей окончательно становится ясно, что Кэтрин даже не подозревает, что она человек. Может быть, это вообще нельзя почувствовать, если специально не задаться такой целью, а, может быть, восприятие притупляется в заключении, - Дорин не знает, но ей от этого не легче. Как поступить, что сделать и что сказать, чтоб не быть убитой на месте?
   - На ежегодном собрании Внутреннего Круга, - Кэтрин вздыхает. - Естественно, когда Внутренний Круг был Кругом, а не теперешним сборищем нищебродов, и когда милорд Хейс был жив.
   Да, ведь Макрайан тоже состоял во Внутреннем Круге, - вспоминает Дорин, думая совершенно о другом.
   - Какая ирония судьбы! - говорит тем временем Кэтрин с горечью. - Мистер Хейс, будучи комендантом, держал Утгард в кулаке, а теперь я заключена в его дрянной копии, и всякая шваль держит в кулаке меня.
   - А что случилось с мистером Хейсом? - собеседница, должно быть, вдова.
   - Разве вы не знаете? - Кэтрин удивлена. - Мистер Хейс убит три года назад, перед самым переворотом.
   Дорин не остаётся ничего другого, как выразить сожаление по поводу столь тяжёлой утраты. Она только сейчас начинает понимать, каким длинным был этот день. Долгим, словно несколько лет. Должно быть, снова что-то произошло со временем, потому что в обычные сутки, хоть тресни, не впихнуть столько событий. Эмоций, переживаний, страха, напряжения, боли. Дорин кажется, что ещё чуть-чуть - и всё это полезет через край.
   - Вы с ног валитесь, моя дорогая, - решительно говорит Кэтрин. - Лягте, поспите. Хотите, я одолжу вам свою кровать?
   Нет, зачем. Что такого страшного произошло? С ней всё в порядке, не в порядке только с тем, кто лежал мёртвый в коридоре Кастл Макрайан... Дорин обрывает себя на середине мысли. Она не в состоянии больше думать о нём, это невыносимо. Сейчас - это сейчас, и даже не "сегодня утром, сразу после завтрака". Думать об этом ещё хуже, чем о том, как существовать на территории в несколько квадратных футов бок о бок с нечеловеком, который, наверное, готов порвать человека на куски. И это "сегодня" должно, наконец, закончиться. А завтра - будет завтра.
   С этой мыслью она залезает на верхнюю койку и забывается сном, больше похожим на бред.
  
   Глава 8
  
   Наступает вечер. То есть, скорее всего, вечер: определить точно невозможно, тут нет даже крохотного оконца, только тусклый свет под потолком. Дорин несколько месяцев не видела электрического света, и первая лампа, которая попалась ей на глаза, оказалась плафоном в тюремной камере неизвестной тюрьмы Олдгейт.
   В скважине с лязгом проворачивается ключ. Дорин напрягается: она всей кожей чувствует опасность. "Беспредельная власть любого, кто пожелает", - звучат в голове слова Макрайана. Любого. Судя по всему, этот любой и тогда, и сейчас - один и тот же: полукровка. Который ещё так недавно был бы почти соотечественником, почти ровней... Недавно - когда слово "О`Греди" для неё ещё что-то значило...
   Но пока её страхи напрасны; открывается не вся дверь, а лишь небольшое окошко, похожее на собачью дверцу: это только ужин. Если, конечно, можно назвать ужином нечто, плавающее в жестяной миске. Дорин с тоской вспоминает зачерствевший хлеб на кухне Кастл Макрайан и ей отчего-то становится не по себе. Но эту еду она съест, всю без остатка. Она выдержит всё то, что заслужила, а для этого надо выжить.
   - Подъём, высокородная. Жрать пора, - объявляет тюремщик. Дорин замечает, что второй стоит у него за спиной. Снова двое.
   Кэтрин встаёт и забирает миски. Она с распущенными волосами: похоже, была занята тем, что причёсывалась.
   - Леди Дорин, дорогая, слезайте вниз, - весело говорит она, видя, что Дорин не спит. - Конечно, еда весьма дурная, но это лучше, чем ничего.
   - Смотрю, Хейс, ты поумнела, - в оконце появляется круглое лицо стражника и расплывается в ухмылке. - Гляди-ка, может, скоро отучишься задирать нос.
   Дорин ещё не успевает ступить на пол, как понимает, что это конец.
   - Джонни... Джимми... Томми... как тебя там... никак не могу запомнить, уж извини, - равнодушно говорит Кэтрин, но Дорин нутром чует, что она напрягается, словно туго натянутая тетива. - Перед таким сбродом, как ты, сам Создатель велел задирать нос, тут уж ничего не попишешь.
   - Джерри, если вам будет угодно, высокородная, - он отвешивает шутовской поклон. - Но тогда называйте и меня "лорд Джеральд", чем я хуже Макрайан?
   Кэтрин так резко оборачивается к Дорин, что коричневая жижа выплёскивается через край и капает на пол.
   - Как звучит, а? - спрашивает стражник кого-то, кто стоит позади него. - Лорд Джеральд Бигсби из тупичка Полуденной Зари. Целый титул. Королева сдохнет от зависти.
   - Нет, можно сказать ещё длиннее, - Дорин слышит радостное бульканье. - Прибавь туда дом два, второй этаж и свою комнату.
   - На втором этаже всего одна комната, и она моя, - говорит стражник, трясясь от смеха. - Но ты прав, так будет значительно круче. Она человек, Хейс, даже не полукровка. Чтоб ты знала. Приятного аппетита.
   Оконце со скрежетом закрывается. Дорин ещё успевает услышать, как проворачивается в замке ключ, потом шаги удаляются, а следом за этим совсем рядом раздаётся грохот и что-то обжигает её ногу. Жижа из миски, со всей силы ударившейся об пол. Не успевает Дорин и слова сказать, как получает звонкую пощёчину.
   - Какого дьявола, миссис Макрайан, вы не сказали мне, кто вы? - лицо Кэтрин искажается такой яростью, что Дорин ожидает мгновенного болевого шока или даже смерти... но ничего не происходит.
   - Идите к чёрту, - говорит она, понимая, что её начинает трясти.
   - Извольте называть меня леди Кэтрин, миссис Макрайан, - с ледяным презрением отвечает Кэтрин.
   Снова эти игры в слова, - думает Дорин, отметив холодное "миссис Макрайан". Она вспоминает тот взгляд у порога, в первые несколько секунд её пребывания здесь. Словно пароль: "Свой?" - "Чужой?"
   Нет, не чужой. "Миссис Макрайан". Но и не свой. Серединка на половинку. "Ладно, мэм, шесть месяцев - это не так много, но и не так мало; полагаю, мы придём к взаимопониманию", - прищурив глаза, про себя решает Дорин.
   - Так за что вы попали сюда? Ведь не за кражу столового серебра? Отвечайте! - резко спрашивает леди Кэтрин.
   Да, не просто Кэтрин, а леди Кэтрин. Куда там, - думает Дорин. Гусь свинье не товарищ. Она же всего только человечья девка с Изумрудного Острова, на которую надели золотой ошейник древней фамилии, неизвестной никому из шести миллиардов ныне живущих на земле людей.
   - Вам какое дело? - говорит она, догадываясь, что интересоваться такими вещами до сих пор было дурным тоном. До сих пор - пока они были равны. Чёрт подери! Будь проклят тот тюремщик, который придумал засунуть её в клетку вместе с этой фурией! Лучше было бы сидеть одной, сутками созерцая стены. Хотя кто она такая? Она не просто человек, случайно прикончивший кого-то из них, но человек с фамилией Макрайан, и сейчас ей придётся расплачиваться за это снова, теперь она даже знает точный срок - ближайшие полгода. Дорин окидывает взглядом леди Кэтрин и с грустью вспоминает свои фантазии о пауках.
   - Считайте, мне интересно, - насмешливо произносит леди Кэтрин.
   - Любопытство кошку сгубило, - отвечает Дорин.
   - Не смейте дерзить! Я знаю, кто такой Уолли - он мясник. В этом есть... - она щёлкает пальцами, - ...своя изюминка, да. Правда, не для всех. Но это очевидный факт.
   Ах, вот как, мэм?!
   И не для вас?
   - Наверняка он многому научил вас, правда? Уолли такой фантазёр.
   Не для всех, мэм?
   Вы хотите сказать что-то ещё о мистере Макрайане?
   - Ну же, отвечайте, живо! Я приказываю вам, - велит леди Кэтрин и берёт отложенный гребень. Конечно, ведь мадам нужно закончить вычёсывать вшей, как Дорин могла забыть!
   - Так заставьте меня, - говорит она, ожидая всего, чего угодно: она ещё не забыла болевой шок хозяйки. Точнее, бывшей хозяйки.
   "Нет уж, мэм, дудки. Я не ваша служанка", - думает Дорин - и сама поражается своему спокойствию.
   - Вы - дура! - с презрением цедит леди Кэтрин. Дорин вызывающе смотрит на неё, но та почему-то даже не пытается поймать её взгляд.
   - Я не настолько плохо воспитана, чтобы позволить себе сделать что-то с членом Семьи, равной моей, - говорит она. - Так же, как и позволить себе разговаривать с вами в таком тоне в присутствии посторонних.
   - Что не мешает вам наедине называть меня дурой, - парирует Дорин.
   - Запоминайте хорошенько, миссис Макрайан, - где-то она уже слышала и эти слова, и даже эти интонации. - Я должна обращаться к вам на "вы", будь вы хоть коровой или кобылой. Если милорд Макрайан посчитал нужным заключить... такой брак - на то были свои причины, и это не обсуждается. Никем и никогда. Но я не должна называть вас "леди Дорин", в то время как вы обязаны называть меня леди Кэтрин. Вам ясно?
   Она говорит спокойно и холодно, уж куда там Снежной Королеве, но с яростью дёргает гребень, натыкаясь на колтун. Её рука срывается и гребень, не удержавшись в волосах, падает на пол.
   - Поднимите и подайте мне, - приказывает леди Кэтрин.
   - Поднимите сами, - говорит Дорин.
   - Вы не слышали, что я сказала? - леди Кэтрин начинает раздражаться. - Вы, должно быть, не понимаете своего места, миссис Макрайан.
   Кажется, Дорин знает, в чём дело. Для злобной мегеры так же неприятно делить с человеком эти несколько квадратных футов, как и для Дорин. "Но это ваши проблемы, мэм", - дерзко думает она.
   А впрочем...
   Дорин встаёт на колени и извлекает из-под койки злополучный гребень.
   Леди Кэтрин откидывает волосы назад, и Дорин видит её шею и синюю наколку под ключицей. Всё-таки здесь ужасно кормят, выступающая косточка такая острая, что хочется потрогать её пальцем и проверить, так ли она остра. А над ключицей бьётся жилка...
   - Вы считаете, что утгардскую, точнее, уже олдгейтскую наколку нельзя уничтожить? - вдруг спрашивает Дорин. - Ну, почему же?
   - Вы уже забыли предмет разговора? - одной рукой леди Кэтрин собирает в гармошку ворот платья, а другую протягивает за гребнем. - Дайте сюда.
   - Думаю, вполне можно вырезать её лезвием, - задумчиво говорит Дорин и очерчивает в воздухе прямоугольник, прикидывая размер.
   - Каким, к чёрту, лезвием?
   - Разве вы никогда не видели опасной бритвы? - удивляется Дорин - не столько сути вопроса, сколько тому, зачем она вообще городит эту чушь...
   Чушь?
   Неужели?
   - Правда, есть риск задеть артерию - ну, так и что ж с того? Кто не рискует, тот не пьёт вина, ведь так? - продолжает она. - Пожалуй, я помогу вам. А потом вы сможете сделать из этого куска кожи обложку для записной книжки. Правда, прелесть?
   - Пойдите прочь, - говорит леди Кэтрин. - Вы, наверное, больны и несёте бред.
   Больна? Нет, вряд ли. Никогда Дорин не чувствовала себя такой здоровой, даже несмотря на голод. Однако миска с едой осталась только одна...
   - Вы разлили мою еду, - напоминает она.
   - Скажите спасибо, что я не сделала большего, - леди Кэтрин снова тянется за гребнем, но Дорин отдёргивает пальцы, всё так же стоя на коленях. Левая рука леди Кэтрин повисает в воздухе.
   Левая рука... Интересно, как выглядит клеймо у неё? Верно, тоже рельефное на ощупь. Плоть, плавящаяся под натиском раскалённого металла - красота воплощённой боли...
   - Я предлагаю сыграть на эту миску похлёбки, - говорит Дорин, испытывая острое желание выгнуться, как кошка. И почему бы и нет, ведь она всё равно стоит на коленях, упираясь ладонями в грязный пол. Подумаешь, грязный. Плевать. Она отбрасывает в сторону гребень, тот попросту мешается.
   - Я припоминаю отличную считалку, - говорит она и делает маленький шажок вперёд. Одной лапкой. - Я научу ей вас.
   Какая чудесная игра.
   Совсем, совсем другая игра, но ничто не вечно под луной.
  
   One for sadness, two for mirth;
   Three for marriage, four for birth;
   Five for laughing, six for crying:
   Seven for sickness, eight for dying;
   Nine for silver, ten for gold;
   Eleven a secret that will never be told.
  
   - Повторяйте за мной, - говорит Дорин, сама не зная, где именно в своей голове она откопала эту ребяческую абракадабру.
  
   "Раз - горевать, два - веселиться,
   Три - выйти замуж, четыре - родиться..."
  
   - Видите, леди Кэтрин? Одно сменяет другое: и горе, и радость... И, конечно, брак, о, да...
   - Пойдите прочь, - неуверенно повторяет леди Кэтрин.
   - Ну же! - Дорин засовывает в рот указательный палец и посасывает его, словно веточку от только что съеденной вишенки из коктейля, а потом проводит по губам - туда и обратно, - а дальше снова считает, указывая по очереди на себя и на леди Кэтрин.
  
   "Пять - посмеяться, а шесть - разрыдаться,
   Семь - заболеть, ну, а восемь - скончаться..."
  
   - Прочь, я сказала! - между их зрачками будто образуется натянутая струна. Нет, ничего такого, никаких запредельных фокусов, ведь она всего только человечья девка с Изумрудного Острова...
   - Это игра. Такие правила, что поделать, - ОНА сказала. Уже не важно, что ОНА сказала. Дорин, не отводя взгляда, двигается ближе. Ещё крошечный шажок.
  
   "Девять - сребро, ну, а десять - и злато,
   Одиннадцать - ..."
  
   Натянутая струна, кажется, звенит, как хрусталь.
   - Прочь, - шепчет леди Кэтрин.
  
   "...Одиннадцать - тайна, что скрыта когда-то..."
  
   - Но ведь мы же никому не скажем, правда? Это такая игра, вы не забыли? Кто проиграет - тот умрёт, - сообщает Дорин и делает ещё один шажок. Последний.
   Леди Кэтрин вскакивает с места и бросается к двери. Она стоит там, словно надеясь выйти спиной вперёд и оказаться в тюремном коридоре.
   Дорин поднимается с колен и подходит ближе. Бьётся синяя жилка над рунической строчкой наколки. Красота запечатлённой боли... А теперь она желает проверить, так ли остра косточка ключицы. О, да, остра.
   - Кажется, похлёбка досталась мне, леди Кэтрин, - она подводит итог - и словно просыпается.
   - Кэтрин, прошу вас, - вдруг говорит та. - Вы позволите мне называть вас Дорин?
   Кэтрин?! Надо же, мэм, с чего такая милость? Вам на голову надели ведро с холодной водой, что вы решили забыть об этикете?
   - Почему же не "миссис Макрайан"? - тупо спрашивает она.
   И уже понимает, что услышит в ответ ту же магическую формулу, на первый взгляд не значащую почти ничего.
   - Ты - Макрайан, - уверенно говорит Кэтрин.
  
   Глава 9
  
   Жизнь продолжается. Она входит в какую-то другую колею и катится дальше. Дорин сама иной раз не понимает, что произошло в тот момент и что заставило её делать то, что она делала. Ладно. Важен результат, и Дорин решает не забивать себе голову.
   История получает неожиданное продолжение: на следующий же день Кэтрин о чём-то шепчется со стражником, раздающим еду, а потом её уводят. Она возвращается через пару часов и тут же ложится, сворачиваясь клубком. Не видать ни крови, ни синяков. Никаких ужасающих признаков, если не считать того, что передвигается она с некоторым трудом. Быть может, болевой удар, ведь куда её могли водить, кроме как на допрос? Дорин подходит и спрашивает, не надо ли чего.
   - Отвали, Макрайан, - глухо говорит Кэтрин, но тут же добавляет: - Извини. Дай мне полчаса одиночества, ладно?
   - Это надо растянуть на подольше, - через полчаса она показывает Дорин пачку дешёвых сигарет. - Хоть какой-то плюс.
   - Плюс от чего? - спрашивает Дорин.
   - От общения со стражей, - в лоб отвечает Кэтрин.
   "Беспредельная власть любого..." - снова вспоминает Дорин. Не с ужасом, просто как факт. Она уже тут, по своей воле, точнее, по своей глупости, и нечего разыгрывать из себя трепетную девицу, первый раз в жизни увидевшую голую задницу.
   - Курить - дурной тон, - говорит она, вдруг осознавая, что идея, по крайней мере, на этот раз, исходила вовсе не от стражи.
   - Забудь, Макрайан. Для дурного тона здесь не то место, - говорит Кэтрин.
   "Ну, что ж, совсем другое дело, ваше величество", - думает Дорин. "Ты" и "Макрайан" устраивает её больше, чем все эти реверансы.
   - Послушай, Макрайан, - после секундной заминки говорит Кэтрин. - Я вчера была неправа. Мне не следовало так говорить об Уолли... о мистере Макрайане.
   - Ты не сказала ничего особенного, - Дорин и в самом деле считает, что можно было выразиться и похуже.
   - Начнём с того, что Уолли родовит, уважаем и к тому же недурён собой. Помнится, его дед по отцу был лыс, как коленка, - Кэтрин хмыкает. - Я же упомянула о том, что Уолли отличается... фантазией. Это было... недопустимо.
   - Но это ведь правда, Хейс, - честно отвечает Дорин, пробуя на вкус новое наименование Кэтрин. Где-то краешком сознания она опасается, что та немедля отплатит за вольность, но только краешком. Что-то подсказывает ей: после того, как вчера чаши весов прыгали вверх-вниз, а потом и сами весы чуть не грохнулись наземь, равновесие установилось.
   - Не важно, правда или ложь. О таком не говорят вслух, просто это личное дело каждого, - объясняет Кэтрин. - А особенно это касается тех, кто присягал Милорду. Поэтому извини. Кстати, скоро ты сможешь с ним поговорить.
   - С кем?! - пугается Дорин, которую вгоняет в ступор одно только упоминание о Милорде.
   Кэтрин хохочет.
   - С мистером Макрайаном, разумеется, - говорит она, вытирая слёзы. - А что, ты боишься Милорда до дрожи в коленках и нервного тика? Он похож на дракона или у него четыре головы и десять ног?
   Дорин молчит. Большое спасибо, ей предостаточно того единственного раза, когда тот, кто водил за собой Дикую Охоту, просто посмотрел ей в глаза.
   - Впрочем, сомневаюсь, что ты при всём желании смогла бы с ним пообщаться, - добавляет Кэтрин.
   - Почему?
   - Тебе так сильно хочется в Межзеркалье? Тогда попробуй, Макрайан, чем чёрт не шутит, - Кэтрин снова начинает хохотать. - Кажется, ты опоздала на пару лет, когда надо было всего-навсего попасть в Нью-Кастл.
   Дорин словно окатывают ледяной водой. В какой Нью-Кастл?! Да ведь под Нью-Кастлом находится только Близзард-Холл, вернее, его останки! Сердце Дорин начинает биться так часто, что чуть не выпрыгивает из груди.
   - А что было в Нью-Кастле, Хейс? - спрашивает она как можно равнодушнее, словно ей ровным счётом наплевать и на Нью-Кастл и на всю остальную Британию.
   Так, слово за слово, она узнаёт, причём тут Нью-Кастл, и её хозяин, добродушный, слегка неуклюжий милорд Эдвард. Точнее, бывший хозяин. Точнее, тот, кто встал во главе Дикой Охоты теперь...
   - Через пару дней будет прогулка, - Кэтрин возвращается к тому, что более насущно. - Ты окажешься в клетке прямо над Уолли, я позаботилась об этом. Конечно, не идёт ни в какое сравнение с супружеским ложем, но даже просто видеть и слышать - лучше, чем ничего.
   - Спасибо, Хейс, - Дорин не знает, радоваться ей или огорчаться.
   - Не стоит, Макрайан, - говорит Кэтрин и сдирает с сигаретной пачки целлофан. - Я не хотела оставаться перед тобой в долгу.
  
  
   Что означают слова "окажешься прямо над Уолли", Дорин понимает два дня спустя. Место, куда заключённых выгоняют на прогулку, трудно назвать тюремным двором. Это куча каменных клеток на одного, налепленных, словно соты, и закрытых сверху решёткой, и первый этаж этих сот находится где-то ниже уровня земли. Увидеть небо оттуда вряд ли возможно, но, впрочем, это тюрьма, а не курорт, ведь так? Выше подвала - пространство в несколько десятков футов, а ещё выше - верхний этаж, где из частой решётки и пол и потолок. Сначала Дорин думает, что межэтажье предназначено для стражи, но потом догадывается, что для стражи это было бы небезопасно. Либо потребовалось бы согнать туда весь персонал Олдгейта, но Дорин не думает, что он настолько многочислен. Задача этого сооружения - не дать узникам раньше положенного отправиться на тот свет, и при этом не предоставить им такой роскоши, как пожать друг другу руку.
   "Макрайан, на выход" - "Лицом к стене" - снова "Лицом к стене" - своеобразный ритуал, после которого она, наконец, попадает в клетку верхнего этажа. Дорин не понимает, зачем все эти "лицом к стене" и двойной конвой, ведь она лишь только человек, который при всём желании ничего не сможет сделать самому хлипкому стражнику. Но, наверное, таковы правила. Все играют в этой жизни: у них сейчас свои игры, а потом она выйдет и тоже поиграет в игры... Так. Постойте-ка. Дорин холодеет. Неужели это подумала она сама, а не кто-то другой? Какие, к чёрту, игры? С детской считалочкой, где проигравшему достаётся смерть? С ощущением присутствия в своей собственной руке опасной бритвы или кинжала? Или вообще без всяких дурацких считалочек, а просто достаётся смерть - только потому, что она - она?! - так - хочет... У неё слабеют ноги, и Дорин без сил прислоняется к стене. Но вспоминает о том, что времени не много. Следует с толком использовать то, за что заплачено такой ценой. Она встаёт на колени и начинает высматривать, что происходит внизу.
   Через все эти многослойные решётки, переплетающие пространство, как паутина, она не может понять, где там Макрайан. Что же делать? Крикнуть?
   - Мистер Макрайан? - сначала Дорин не кричит, а почти говорит, боясь, что за такое нахальство её тут же пристукнут или пинками погонят обратно в камеру. Но номер проходит без последствий, и тогда она уже кричит: - Мистер Макрайан!
   Эхо отскакивает от стен, как горох. Одна фигура, действительно прямо под ней, поднимает голову.
   - Да, миссис Макрайан, - доносится еле слышно; как же она могла его не узнать?
   Дорин ловит себя на том, что улыбается до ушей. Чему, чёрт возьми, она так рада?!
   - Я вас вижу, мистер Макрайан! - кричит она изо всех сил.
   - А я вас нет, - доносится снизу.
   Дорин застывает и чуть не теряет сознание. Что произошло, Создатель всемогущий?! Что с ним сделали? Он ослеп? Или его исколотили до состояния отбивной, так, что и глаз не открыть?
   Она в ужасе сжимает пальцами решётку, к которой прижимается лбом, с такой силой, что становится больно.
   - Что ж вы замолчали, миссис Макрайан? - наконец, кричит он.
   - Что с вами случилось? - Дорин еле-еле может произнести это, и, кажется, даже голос меняется.
   - Со мной ничего. Я пошутил, - наверное, он понимает, что с её голосом что-то не то. - Конечно, я тоже вас вижу, миссис Макрайан! Как, чёрт подери, я могу вас не видеть, если вы висите прямо над моей головой?
   - У вас всё нормально? - она не знает, что ещё сказать, хотя думает, что после Межзеркалья его вряд ли чем-то испугаешь.
   - Что у меня может быть ненормально, миссис Макрайан? - конечно, тут же спрашивает он. - Если не считать пожизненного срока, то всё просто чудесно.
   - Я познакомилась с Кэтрин Хейс, - Дорин не находит ничего лучше, как поделиться этой новостью.
   - Да что вы?! - весело говорит Макрайан. - Смотрите-ка, вы уже обзаводитесь влиятельными друзьями.
   - А ну, заткнулись! - между этажей всё-таки появляются двое стражников, пришедшие навести порядок.
   Из-за этого Дорин пропускает вторую половину фразы. А вдруг он сказал что-то важное?
   - Я не слышу, мистер Макрайан! - в отчаянии восклицает она, наплевав на то, что для неё это может плохо закончиться.
   - Обзаводитесь! - повторяет он и кашляет, срываясь на хрип. - Влиятельными! Друзьями!
   - Слышь, рот закрой! Были влиятельные, да все вышли, - добавляет стражник.
   - Заткнись, падаль, - орёт снизу Макрайан. - Власть сменится - я тебе лично кишки выпущу.
   То ли угроза доходит по адресу, то ли словарный запас у стражника явно меньше, чем у Макрайана, но он смолкает.
   - Миссис Макрайан! - снова кричит тот. - Слушайте внимательно!
   - Да, мистер Макрайан! - послушно отзывается Дорин.
   - Я, Уолден Баллард Макрайан, даю вам, Дорин Долорес Макрайан, право владетеля Кастл Макрайан, - доносится до неё.
   Право владетеля. Право выйти. И, прежде всего, войти. Погодите-ка. Войти куда? Как?! Разве после всего этого ада она собирается возвращаться в Шотландию? Зачем? Разговаривать сама с собой и воровать по посёлкам еду с помоек?
   - Вы всё слышали, миссис Макрайан? - он, кажется, обеспокоен - и понятно почему.
   - Всё! До единого слова! - подтверждает Дорин, понимая, что, не услышь она хоть букву, слова не будут иметь силы.
   - И не вздумайте выкидывать мои вещи! - грозно предупреждает Макрайан. Дорин отсюда видит, как он угрожающе потрясает кулаками.
   - Захлопнись, мразь! Не думаю, что они тебе пригодятся, - снова вклинивается откуда-то сбоку стражник. Судя по всему, там у них караульная.
   - Убью, сука! - в бешенстве орёт Макрайан, но тот благоразумно исчезает.
   - Не буду, мистер Макрайан! - обещает Дорин.
   - Кроме вашей старой грымзы есть галерея, - кричит он. - Не забудьте! Галерея! Баллард Макрайан!
   Тот его дед, который "лысый, как коленка". Однако не повезло Уолли со вторым именем, - с юмором вспоминает Дорин. Она прекрасно знает, что о ней думают все эти напыщенные снобы, ну да ладно. Может и пригодится.
   И тут её вдруг осеняет ужасная мысль - и снова перед глазами начинают идти разноцветные круги. Ужас, смешанный с отчаянием, такой, что хочется завыть.
   - Мистер Макрайан! - Дорин неожиданно для себя разражается слезами.
   - Что, миссис Макрайан? Вы что там, фонтан устроили? - грубо спрашивает он.
   - Имущество конфискуют, - она едва может выговорить это.
   Господи боже, да что ж такое! Что случилось, что она срывается в истерику при мысли о груде камней, о которой она когда-то и думать боялась, не говоря уж о том, чтоб подходить?
   Эта мысль была сродни черепкам от разбитой чашки, которые Дорин собирала, кажется, так недавно. Раня руки и оглядываясь в поисках всевидящего ока хозяйки. Только загвоздка была в том, что сейчас у неё нет хозяйки или хозяина, даже в голове... Или...?
   - Теперь - нет. Не конфискуют, - удовлетворённо говорит он. - Теперь только если вы загремите на пожизненный, так что будьте осторожнее, если надумаете развлечься.
   Ну уж нет. Покорно благодарю, - про себя произносит Дорин. Ничего этого не будет. Никогда.
   - А если б даже они и захотели - не смогли б остаться, - доносится до неё.
   Дорин, наверное, побывает в Кастл Макрайан. Может быть, даже возьмёт с собой фотоаппарат. Приедет. Один раз.
  
  
   - Макрайан?
   - Хейс?
   - Ну как оно?
   - Спасибо, Хейс!
   - Кушай на здоровье, Макрайан.
   Дорин говорит это "спасибо" совершенно искренне. Всё-таки сегодня был хороший день.
   ...Кэтрин уходит на свободу через три месяца.
   - Ну, что ж, ваше величество, без тебя будет скучно, - говорит Дорин.
   - Зато там, - Кэтрин машет рукой куда-то в сторону, что должно означать внешний мир, - мне сейчас будет весело. Даже чересчур, уверяю тебя.
   Да, Дорин знает, что ждёт освободившуюся каторжницу, находящуюся под надзором. Вдове бывшего утгардского коменданта не предстоит испытать ничего приятного. Впрочем, как и жене бывшего эдинбургского наместника.
   Если только она сама до скончания веков будет считать себя женой эдинбургского наместника, а не Дорин О`Греди из Килларни.
   - Ты тоже выйдешь отсюда, - подбадривает её Кэтрин. - Совсем скоро. В Кастл Макрайан, говорят, мрачновато и грязновато, но, знаешь ли, чем древнее вещь, тем выше она ценится. Даже если почти превратилась в труху.
   - Я ни за что не вернусь туда, где кому-то проломила башку, Хейс, - Дорин так и не знает, кому - кому-то из Сектора, вот и всё, и ей об этом не сообщали.
   - Нельзя так вот просто уйти из Семьи, - Кэтрин с сомнением качает головой.
   - Ты считаешь, это просто, Хейс?! Да уж, проще пареной репы. Заполучить принца, хоть и не похожего на принца, да ещё и против своей воли, совершить непоправимое, и помнить об этом всю оставшуюся жизнь.
   - Послушай, что тебя гнетёт? - весьма прозорливо спрашивает Кэтрин.
   - То, что я убила человека.
   - И что? За это тебе выжгли клеймо. Ты полгода гниёшь в тюрьме и кормишь вшей.
   - В своём, - Дорин кивает в пространство, - в своём мире я бы кормила вшей гораздо дольше, - она скромно умалчивает о том, что её мало волнует вопрос клейма. Боль проходит, раны заживают, рука цела, а эстетическая точка зрения - это всего только эстетическая точка зрения.
   - Утешь себя тем, что, в отличие от, - Кэтрин делает ударение на слове "от" и брезгливо морщится, - во второй раз ты отсюда не выйдешь.
   - Второго раза не будет, Хейс, - твёрдо говорит Дорин.
   - Я сказала: утешь себя. Вот этим, - Кэтрин начинает раздражаться.
   - Я убила человека, - твердит Дорин, как заведённая, снова вспоминая тот день и подсвечник, но испытывая что-то ещё. А что - она не знает.
   - И что с того? - спрашивает Кэтрин.
   - Ведь я тоже человек, Хейс. Живое существо, - Дорин пытается объяснить.
   - Пока живое. Извини, я пошутила, - смеётся та - и мгновенно серьёзнеет. - Живое, но уже не человек.
   - А кто?! - У неё выросли клыки? Она теперь станет оборотнем и будет питаться людьми? Да что за ерунда!
   - Ты - Макрайан. Часть Семьи, - говорит Кэтрин. - Поэтому будь... осторожнее.
  
   Глава 10
  
   Дорин уходит через три месяца после Кэтрин - и всё ещё помнит эти слова. "Ну, нет, ваше величество, что бы вы все там не говорили, а развлекаться я буду как-нибудь по-другому", - думает она, предвкушая душ, телевизор, новую одежду и новую, с чистого листа, жизнь.
   Но для начала Дорин долго сидит перед дверью в каком-то отделе Сектора и ждёт, когда её соизволят отпустить. На все четыре.
   - Где остановишься? - первым делом спрашивает Дориш.
   - А вам что за забота? - вызывающе говорит она.
   - Ты под надзором, не забыла? - он смотрит ей в лицо, зрачки в зрачки. Человек с холодными глазами, пришедший с той стороны полуночи.
   - Не забыла, - Дорин не боится, вот ещё! Непонятно откуда взявшаяся ненависть поднимается в ней, заполняя до краёв, и она не отводит взгляд. - Выслеживайте, а вот я не пророк. И, да - надзор не бесконечен.
   - Я буду за тобой присматривать, Макрайан, - в таких простых словах скрыта угроза. - Оглядывайся. Думаю, тебе сильно повезло, что Олдгейт это не Межзеркалье.
   - Я О`Греди, - назло ему говорит Дорин ту фамилию, которую только начинает вспоминать заново. - Понятия не имею, что такое Межзеркалье.
   Она дерзко смотрит ему прямо в лицо; что ж, если хочет, может сделать с ней всё, что угодно. Это тоже приятно, ведь так, мистер? И вдруг она понимает, что он похож на волка, ждущего восхода луны - чтобы с тоской повыть на неё, рассказав что-то своё одной только ночи.
   - Поживём - увидим. Вчера нападение на служащего Сектора, завтра чья-то смерть. И вот тогда ты почувствуешь её вкус - и не сможешь остановиться.
   Позвольте. Просто нападение на служащего Сектора?! Значит, тот человек в коридоре Кастл Макрайан не был мёртв?! Значит, вовсе не случилось самого жуткого, ужасного, того, что нельзя смыть, забыть и похоронить в глубинах памяти?! Каково это, шесть бесконечных месяцев терзаться тем, что что-то в ней изменилась навсегда - и вдруг снова увидеть прямо перед собой путь назад? Чёрт с ними, с шестью месяцами, Дорин забудет эти полгода, как дурной сон. Перед ней снова есть дорога обратно.
   - Скоро встретимся, - насмешливо говорит Дориш. - Миссис.
   Она вздрагивает. А что у неё на руке до сих пор делает кольцо? Сейчас он будет целую вечность с издёвкой смотреть, как Дорин скручивает его с пальца, но нет: кольцо теперь точно впору. Должно быть, она сильно похудела.
   "Я просто Дорин, мистер Дориш, - забавно, ведь правда?" - думает она, выходя. Но впереди совсем другая история: целый мир и жизнь, где теперь непременно случится что-то хорошее.
   На улице весна. В кое-как починенном платье холодновато, но это мелочи. Вокруг поля, какой-то лес и ни души поблизости. И впрямь на все четыре, иди, куда хочешь. Но не думала же она, в самом деле, оказаться в центре города? Через поля проходит шоссе и Дорин видит указатель: до Лондона всего ничего. На столбе кто-то заботливо прилепил неумело завязанный мужчиной или ребёнком зелёный бантик в виде трилистника. Надо же. Семнадцатое марта... День Святого Патрика.
   Теперь нужно добраться до города, а там будь что будет. Ещё одна из её жизней. Дорин просто бездумно идёт по дороге, как тогда, когда покинула Близзард-Холл. Идёт, размышляя о том, что наконец-то никто не решает за неё, куда направляться и где находиться. Ведь это же хорошо... Ведь это же хорошо?
   Если оглянуться, Олдгейта, наверное, уже не видать. Или видать, но только оглядываться не стоит. Дорин О`Греди нужно идти вперёд - и начинать всё заново. Дорин О`Греди - свободной, как весенний ветер. Чудом сбросившей с себя груз, тяжёлый, словно мельничный жёрнов. Она снова ускользнула с целыми руками, ногами и головой - и она не сделает второй раз такой же ошибки.
   Дорин доходит до автобусной остановки и замедляет ход: в карманах всё равно нет ни пенни.
   Господи боже, да если бы даже она захотела, чем она может помочь Макрайану?! Всего только человек, никто, чужой для них и, хуже того, бессильный! Это не кино, а реальность, и теперь ей надо как-то строить свою жизнь заново, сполна расплатившись за собственную глупость. Теперь она хотя бы знает ответы на вопросы.
   Подходит автобус... и уезжает, равнодушно захлопнув двери. Зачем ждать, если мисс никуда не едет? Мисс, верно, уже с самого утра мешала "Гиннес" с ирландским.
   ...Кружки с "Гиннесом", несколько тяжёлых кружек, пиво плещется на пол. Телевизор и один сплошной долгий матч "Дублин - Эдинбург". Пабы. Блокнотики для заказов. Кредитки. Счета. Вечеринки. Почта. Запах бензина. Метро в час пик. Смог над вечерним городом.
   Где это? Что это? Разве бывают телевизионные экраны в полстены - и что такое запах асфальта? Куда именно она хочет вернуться? - думает Дорин и вдруг понимает, что никуда. Не в квартиру, где нечем дышать и слышно, что делают за стеной соседи. Да и в квартире живёт кто-то другой, а управляющий сложил её нехитрые пожитки в картонные коробки и спрятал в подвал - на случай, если она всё-таки придёт.
   Наверное, можно к кому-то пойти... но к кому? Да, ведь у неё была запись к психоаналитику. В среду, в пять часов. Правда, год назад, ну, да не беда. Доктор Чейз, пожалуй, послушает её - пожалуй, он даже сделает вид, что верит. Но только за круглую сумму наличными, которой у неё нет. Просто тут разница между "кто" и "никто" определяется не способностью к разным фокусам, а чековой книжкой... Всё просто.
   Рядом тормозит легковушка.
   - Мисс, кажется, ваше платье абсолютно неправильного цвета, - весело говорит крепкий парень в клетчатой рубашке. - И, к тому же, зелёный вам больше к лицу, чем красный.
   Стекло опущено. На окно удобно опереться и выгнуть спину, ведь Дорин так устала.
   - Я - баньши - отвечает она задумчиво и проводит пальцем по губам, туда-сюда.
   - Вот как? - кажется, ему нравятся правила.
   - Я хочу сыграть с вами в одну игру, - неожиданно говорит она. - Скажем, на поцелуй.
   - Отличная идея! - парень быстро подаётся вперёд, коварно пытаясь сорвать поцелуй с её губ.
   - Другие правила, - Дорин с улыбкой ускользает, не выпуская из рук край окна.
   - И какие же, прекрасная Бин Сидхе?
   - Иногда ты проигрываешь, но выигрываешь в любом случае, - сообщает Дорин и делает маленький шажок. - Моя ставка - поцелуй.
   - А моя?
   - Билет до Эдинбурга, - ещё крошечный шажок вперёд.
   - Ну, что ж. Согласен, - интересная цена за лёгкий флирт. - А у баньши есть имя?
   - Конечно. Всегда приятней знать, с кем играешь, правда? - Дорин выуживает из кармана кольцо и решительно надевает его на палец. - Меня зовут Дорин Макрайан.
  
  
   Он довозит её до вокзала Кингс-Кросс и оставляет одну. Дорин холодно, и она не совсем понимает, что происходит. "Нельзя вот так просто уйти из Семьи", - вертятся в голове слова Кэтрин.
   - Боже, храни Ирландию, - говорит ей какой-то бродяга с пачкой журналов "Big Issue" и бутылкой виски в руке.
   - Erin Go Bragh! - отвечает она, забирает у него бутылку и делает глоток.
   - Отпразднуем, мисс? - добродушно говорит бродяга и протягивает ей журнал. - У вас есть фунт?
   - Я только что из тюрьмы, - Дорин просто поясняет, почему у неё нет фунта. Ей безразлично, как это выглядит.
   Бродяга пятится задом и уходит. Через пятнадцать минут он приносит ей поношенную кофту, пахнущую ветошью и нафталином.
   Конечно, она возьмёт её. Привокзальный попрошайка? Плевать. Зато она доедет домой, пусть и в старых туфлях и драной кофте, с бутылкой, засунутой в карман. Домой. Дорин берёт в рот палец. Кажется, у неё появилась новая привычка. У неё появилось много нового, да. Новый Дом. Почти Тот Самый Дом.
   Она осторожно пробирается кромкой леса, предусмотрительно углубившись на несколько десятков футов. Жизнь в провинции не балует развлечениями, и старик Макдауэл запросто может бдительно следить за местностью, вообразив себя Ван Хельсингом. Наконец, обычный лес заканчивается и начинается старый.
   У Дорин замирает сердце. Тут. Вот тут уже должно начаться нечто жуткое, не пускающее, чужое... и не начинается.
   Старый лес... жив. Шумят кроны вековых дубов, и она слышит, как трепещет на ветру каждый лист. "Я тоже вас вижу, миссис Макрайан!" - чудится ей. Она не выдерживает: подходит к дубу и пальцами касается бугристой коры, а потом обхватывает ствол, как огромного человека. "Всё хорошо", - словно говорит ей кто-то... дедушка? Отец?
   Или Макрайан?
   Дорин поднимается на гору и подходит к тёмному провалу арки. И вот чудно: первый раз в жизни ей не страшно. Дверь полуоткрыта, рядом валяется бельевая корзина, поблёкшая от снега и дождей.
   - Неприлично входить в дом, не постучавшись, - строго говорит Дорин и берётся за грубое кованое кольцо, похожее на серьгу великана.
   - Тук. Тук. Тук, - нараспев произносит она в такт дверному молотку.
   Эхо разносится внутри Кастл Макрайан, отражаясь от потемневших сводов.
   - Смотрите-ка, никого, - в притворном удивлении говорит Дорин. - Верно, пусто - или мерзавцы спят.
   Она ставит на камни бутылку ирландского, а потом переступает порог и изнутри пошире приоткрывает тяжёлую створку.
   - О, миссис Макрайан! Не может быть! Однако вас долго не было! - Дорин выглядывает во двор и сообщает это остаткам виски.
   - А теперь я здесь, - она снова возвращается к бутылке. Такая игра. Такие правила, что поделать.
   - Входите, входите быстрее, миссис Макрайан! - снова шаг внутрь, Дорин делает книксен и радушно распахивает дверь настежь. Кольцо, пару раз громыхнув по створке, затихает.
   В бутылке осталась пара глотков ирландской дряни. Её уже почему-то не смущают захватанные, мутные от пальцев бутылки. Дорин допивает обжигающую жидкость. Ненадолго приглушить голод, от которого сворачивается всё нутро, точно желудок решил по своей воле сложиться в большой кукиш. Слева - разбитое зеркало, семь лет несчастий. Справа - разбросанное бельё и бурые пятна. Чёрт с ними, Дорин просто отмоет их. Пятна легко отмыть.
   - Одно "но". Леди Дорин Макрайан, - говорит она - и со звоном разносит бутылку о серые камни двора.
  
  
   Первым делом она натыкается на бельё. Чёртовы ублюдки, верно, вытирали об него ноги. Кое-где в углах валяются сухие прошлогодние листья, видать, занесённые сюда через открытую дверь. Но всё потом. Дорин спускается в кухню и методично обыскивает шкафы. Она согласна даже на заплесневелую корку хлеба, но нет и этого.
   Алкоголь перестаёт действовать очень быстро и Дорин чувствует, как снова начинает подводить живот. Спустя пару часов у неё темнеет в глазах и она хватается за край стола, чтобы не упасть. А ведь до этого она никогда не падала в обмороки.
   Впрочем, до этого она никогда не питалась пойлом для свиней в течение полугода.
   Дорин без сил сидит на табуретке, не зная, что ей делать теперь. Она долго, долго шла в этот дом между солнцем и луной. Камень стен, старые дубы, она, Дорин, рассвет над горами, Макрайан, зеркала предков... Владение и владетели, одно целое, сплавленное воедино. Она дошла, и что дальше? Кастл Макрайан пуст, если не считать Красной Дамы, да и чем может помочь просто зеркало предка? "Старая грымза", - вспоминает Дорин и устало улыбается. Хотя... Погодите-ка. "Кроме вашей старой грымзы есть галерея. Не забудьте! Галерея! Баллард Макрайан!"
   Миссис Макрайан может оставаться на кухне, а леди Дорин Макрайан встанет и пойдёт в эту чёртову галерею.
  
  
   Дорин заходит в галерею с некоторой опаской. Плевать на то, что думают эти слизняки с высоко задранными носами, но всё-таки не больно хочется выслушивать поток брани от тех, кто давным-давно отправился на тот свет.
   Наконец, она находит зеркало сэра Балларда, руководствуясь приметой "лысый, как коленка": других лысых там попросту нет. Ну, что ж, мистер. Рискнём.
   - Добрый день, сэр Баллард, - вежливо здоровается она. По крайней мере, пытается, потому что он смотрит на неё, как на коровью лепёшку.
   - Милорд Баллард, если вы, конечно, в состоянии это запомнить, - "Похоже на несмазанную дверь", - думает Дорин.
   - Добрый день, милорд Баллард, - послушно повторяет она, как попугай. - Позвольте представиться...
   - Чёртова утгардская убийца, - за неё заканчивает мерзкий старик.
   Дорин стоит, открыв рот. Ах ты...!
   - Во-первых, чёртова олдгейтская убийца, если уж на то пошло, - говорит она. - Во-вторых, ваш внук достоин такого громкого титула куда больше.
   - Два чёртовых утгардских убийцы, - тут же поправляется старик. Судя по всему, что-то спускать Макрайану с рук только по причине родства он не намерен.
   - Ладно, сэр, как скажете, - соглашается Дорин, решив не спорить.
   - Болваны, позволившие нищебродам плясать у вас на головах. Недоумки, не заработавшие ничего, кроме клейма, - Дорин начинает всерьёз опасаться, что, если так пойдёт и дальше, старик выскочит из своего зеркала и набросится на неё с кулаками. - Идиоты, просравшие честь. Ладно. Почти. Почти просравшие честь, - неохотно поправляется он.
   Дорин стоит и ждёт, когда запал иссякнет.
   - Да, и куда, кстати, подевался Утгард? - капризно вопрошает сэр Баллард. - Его вы тоже просрали, вместе с честью?
   - Утгард там же, где и был, - отвечает Дорин. - По слухам. Сама я не проверяла. Я всего только человек, - ядовито добавляет она.
   - Неважно, человек вы или нет, - неожиданно заявляет мерзкий дед. - Вы - Макрайан. Посмотрите на себя, как вы выглядите? Полдня прошло, а вы не удосужились вывести вшей и притащились сюда в виде столь непотребном, будто вы побирушка.
   - Да, сэр. Простите, - Дорин понимает, что старикан в чём-то прав.
   - Извольте привести себя в порядок, а до тех пор вон с глаз моих! - грозно скрипит он, потрясая палкой, и Дорин пулей мчится прочь. Второго предложения убраться из галереи для неё не требуется.
   Оставшиеся полдня она греет воду, моется, стирает скудные пожитки. Одежда разбросана по комнатам, на белье, которое она несла в корзине в тот самый день, отпечатки подошв. Дорин вздыхает и собирает всё это в лежащую поблизости корзину.
   Проковырявшись до вечера, она, наконец, приводит себя в божеский вид и рискует повторить эксперимент.
   - Добрый вечер, милорд Баллард, - говорит она с некоторой опаской.
   - Добрый вечер, леди Дорин, - церемонно отвечает старик, окидывая её взыскательным взором.
   - Леди Дорин? - Дорин просто не может удержаться от того, чтобы не уточнить.
   - Вы хотите быть Дорин, девчонкой с кухни? - ехидно осведомляется он.
   - Я хочу узнать, зачем... Уолден направил меня к вам, - в лоб говорит она.
   - Вы - Макрайан. Вы связаны тремя вещами. Словом, браком и кровью врага. Значит, вы можете рассчитывать на мою... нашу помощь, - старик смотрит по сторонам. - Но если вы думаете, что я сей секунд скажу вам, где спрятаны несметные сокровища, вы ошибаетесь. Тем более что никаких уж таких особенных сокровищ нет и в помине.
   - Тогда какую ещё помощь мне попросить? - жалобно восклицает Дорин. - Вы предлагаете мне собирать еду на помойках?
   - Может быть, и так, - мрачно говорит он. - Засуньте гордость в задницу и переждите.
   - Переждать что? - у неё начинает звенеть голос. - У моря погоды? Когда закончится пожизненный срок? Так я точно могу вам сказать, когда - когда Макрайан отправится на тот свет.
   - Не будьте дурой, - резко обрывает старик.
   "Похож на картофелину", - со злостью думает Дорин, пытаясь не заплакать. Не Макрайан, не она. Теперь есть они. Владение и владетели, части целого, одной из частей которого недоставало...
   - Один раз Уолли уже возвращался, - резонно говорит сэр Баллард. - Вернётся и теперь, если вернётся хозяин. Или если кто-то позовёт хозяина.
   - Кто, например? - всхлипывая, спрашивает Дорин. - Вы предлагаете заняться этим мне?
   - Время покажет, - туманно говорит старик и тут же раздражается. - Что вы плачете, глупая женщина? Неужели после этого вашего новомодного Олд... Олдгейта вы всё ещё не научились держать себя в руках?!
   - Посмотрела бы я на вас, мистер, если бы из всей еды у вас было только треть бутылки виски, да и ту вы выпили на завтрак, - едва выговаривает Дорин, от стыда становясь багровой.
   - Хм... Подойдите ближе, - смущённо говорит сэр Баллард. - Я хотел бы отдать вам это в день свадьбы, но болван Уолли почему-то не соизволил привести вас ко мне. Конечно, рис пригодился бы больше, но что есть. Не думаю, что в скором времени это понадобится по назначению, но сейчас хотя бы подкрепитесь.
   В руках Дорин оказывается мешочек, наполненный чем-то тяжёлым. "Знали бы вы, чем болван Уолли занимался в день свадьбы", - думает Дорин, развязывая горловину.
   - И, да - я прекрасно знаю, чем болван Уолли занимался в день свадьбы, - скрежещет старик, стуча тростью.
   Мешочек полон лесных орехов. "Таков обычай, - вдруг откуда-то вспоминает Дорин. - Орехи или рис сопутствуют плодородию".
  
   Часть вторая
  
   Глава 11
  
   Громкий стук... то ли в дверь, то ли в окно... Ой, нет, ну кому и что может понадобиться в такую рань? Кому и что тут вообще может понадобиться чаще, чем раз в полгода, - думает он и, как зомби, садится на кровати. Звенит стекло упавшей бутылки, а в щёку тыкается холодный нос.
   - Близзард, - чего только не брякнешь спросонья. Бутылка, верно, закатилась под кровать и выбулькивает на пол остатки содержимого. Чёрт с ней.
   В окно стучит какая-то птица, которой явно мало своих проблем. Нос принадлежит собаке.
   - Метель, - ну, ладно, ладно, не так уж сильно он и ошибся. День кладбищенского сторожа начинается.
   И вчера был такой же день, ещё пока на границе зимы и весны, и позавчера. А до этого - вереница зимних дней, тоже похожих один на другой, как клоны. Вот и ладно. Кладбище "Вудлаун" - отличное местечко, потому что, честное слово, для Джои Райса лучшие соседи - это покойники. Не висят над душой, не травят байки, не предлагают выпить, когда сам Джои выпить не хочет. Впрочем, последнее время он всё чаще и чаще хочет, да только для этого ему достаточно компании собаки.
   Не мудрено ошибиться: похоже, имя Близзард будет преследовать его до смерти. Почти три года пробыть с нею бок о бок, есть, спать, делить жизнь, работу и даже мысли, потом узнать, что рядом с тобой - не совсем детектив Ева Райс, - и снова встать плечом к плечу, поставив жирный крест на всём, что было "до", в том числе и на собственном имени...
   Его зовут Джон Райс, так написано в британских документах, кое-как сделанных на скорую руку. Матерь Божья, как его всё-таки задолбал этот "Джон"! Всего только одна буква, как выяснилось, может начать раздражать так, что готов свернуть шею всякому, что ещё хоть раз назовёт его Джоном.
   Однако тут всем всё равно. Хочешь - будь Джоном, хочешь - Джои, а если приспичит - переделывайся в Мери и носи чулки и платье, Канада свободная страна. А Райс... ну, что ж, пускай остаётся Райс. Джои усмехается. Оказывается, он до ужаса сентиментален.
  
  
   Он увидел Райс впервые, когда наркоотдел отрабатывал стандартную схему: курьера, машину и двойное дно. Джои поначалу едва глянул на приехавшую с собакой тётку, голова болела о другом, но совсем не смотреть на неё не получилось.
   Райс стоит, широко расставив ноги в тяжёлых ботинках, большие пальцы рук просунуты под армейский ремень; смотрит в никуда или внутрь себя, и зрачки сужены в точку. Джои начинает подозревать, что она дружит с наркотой куда ближе, чем положено по работе, но вот собака лает, и взгляд Райс мгновенно меняется.
   - Молодец, девочка! - говорит она и губы трогает мимолётная усмешка.
   Тогда Джои понимает, что всем своим существом она была там, слившись с собакой в единое целое.
   Тайник вскрыт, курьер воет от удара мордой о капот, и вот они уже едут в участок, где Райс должна подписать обычные бумажонки.
   - Хочешь - оставайся, - радушно приглашает Джои. Довольно неожиданно, хотя... Скоротать вечерок с человеком, которого ты знаешь от силы пару часов всё-таки куда веселее, чем одному. - Сейчас поболтаю по душам с клиентом, и пойдём чего-нибудь выпьем. Идёт?
   Она кивает. В кабинет вталкивают курьера; руками в наручниках он возит по разбитой морде. Красавец, чего уж там.
   - Сегодня не твой день, приятель, - с места в карьер заявляет Джои. - Потому что тут я, а я - злой полицейский.
   Курьер бросает взгляд на Райс.
   - Группа поддержки, - объясняет Джои. - Ты же не хочешь, чтобы я обошёлся без зрителей, ведь тогда половина удовольствия коту под хвост. Знаешь, дерьмо иногда случается: доброго полицейского сегодня не будет.
   Райс смотрит на свою собаку. Та поворачивает голову и глядит ей в глаза. Райс кивает, не говоря ни слова, собака тут же издаёт низкий утробный рык и натягивает поводок. Курьер непроизвольно пытается отодвинуться подальше вместе со стулом. Молодец, баба, - про себя думает Джои. Но это только начало. Обычный рабочий день злого полицейского, давно положившего на права человека: наркота, мордобой, имена, адреса. Красные пятна на полу и листки протоколов, одинаковые, как близнецы. Доки, рабочие кварталы, ночные забегаловки, склады, заправки...
   - Подсобить не желаешь? - по-свойски предлагает вдруг Джои.
   Она не отвечает. Просто молча подходит и бьёт. Грамотно бьёт. Прицельно и сильно. Теперь он просто не сможет не запомнить: её зовут Ева Райс. Собаку зовут Метель.
   Джои включает компьютер и не торопясь печатает протокол допроса. Отличная игра "Злой полицейский - ещё один злой полицейский - да, приятель, сегодня явно не твой день: целых два злых полицейских".
   Следом за всей этой свистопляской наступает вечер, который они проводят в пабе, и Джои кажется, что он знает Райс всю жизнь. Будто, влипнув в пробку, включил в машине радио, а в соседней тачке врубили ту же волну, и над раскалённым шоссе вместо обычной какофонии звучит одна, хорошо знакомая мелодия.
   Джои вспоминает свой контракт в Косово, но ему уже не требуется задавать ей вопросы в лоб. У Райс глаза человека, который много раз смотрел на смерть, так много, что она идёт с ним бок о бок, оставляя его равнодушным. Джои понимает, что ей до одури нравится запах адреналина и чужого страха - понимает, потому что то же самое нравится и ему.
   Силвертаун, Хокни, Сохо... Охота. Хищники. Добыча.
   Потом они ещё много раз работают вместе, и каждый раз с неизменным успехом. Поэтому, когда в отделе освобождается вакансия, он, не колеблясь ни секунды, просит шефа посодействовать её переводу и ставит на уши всех своих знакомых в Управлении по борьбе с особыми преступлениями, чтобы сделать это без сучка, без задоринки.
   Они несколько раз спят вместе, но это ничего не означает. Для обоих. Просто снятие стресса. Как спиртное. Как наркотики. И она ни с кем, сама по себе.
   - А парня не хочешь завести? - как-то раз интересуется Джои.
   - По-твоему, это то, что заводят? - спрашивает она. - Завести можно цветок в горшке или попугая.
   - Сдаётся мне, у тебя не выживет даже кактус, - он со знанием дела прищёлкивает языком. - Что уж говорить о большем.
   - У женщин навоз вместо мозгов, но и эти тоже не лучше, - говорит Райс. - Просто не дуры, а дураки.
   - Знаешь, вообще-то я парень, - замечает Джои.
   - Ты не в счёт, - усмехается Райс, - ты такой же, как и я.
   - Это какой? - удивляется Джои.
   - Тебе нужно другое, и к гадалке не ходи.
   - Твоя правда, старуха, - смеётся он.
   - Иногда я думаю, что хотела бы хотеть, - вдруг говорит она. - Хотеть дом с чёртовым белым забором и почтовым ящиком у дороги. Подъезжать и видеть, что ящик не пустой, но совсем не факт, что там одни только грёбаные счета и реклама. Хотела бы хотеть возвращаться туда каждый день, сидеть на диване с пледом и какао, спать с плюшевым медведем, но, конечно, никому об этом не рассказывать. Покупать подарки и самой ждать подарков на Рождество. Но я не хочу.
   И он не хочет.
   За полтора года работы Джои и Райс сближаются ещё больше. Потому что у остальных есть хоть что-то ещё - семья, девчонка, выпивка, карты. И они не предпочтут всему этому специфические бдения в участке. А Райс предпочтёт. Как и Джои. Чего уж там, они живут ради этого. Ради охоты в каменных джунглях и осязаемого ужаса жертвы, хотя, если об этом узнает какое-нибудь высокое начальство, то им с Райс уж точно не поздоровится - и потому, пока есть возможность, он тянет её вверх по служебной лестнице всеми правдами и неправдами. Кому, как не Джои, знать, что их терпят - пока результат важнее способа его достижения. Результат хорош, ведь кроме работы у них нет ничего. Ещё у Джои есть интернет, но и в отделе имеется компьютер.
   Райс поначалу не знает почти ничего о компьютерах. Она много о чём не знает, точнее, не помнит. Чего только не случается с людьми после какой-нибудь войны в заливе, - думает Джои, снова вспоминая её взгляд и не подозревая, что её война была совсем другой. Повезло, что Райс не забыла, как её зовут. Ещё она не помнит, в каких переделках побывала, и что означает татуировка на левом плече. У неё только есть привычка время от времени поглаживать руку пальцами. Поковырявшись в интернете, Джои выясняет, что эта штука называется "Волчий крюк", но Райс с позорным равнодушием пропускает новость мимо ушей. Очень странно сделанная наколка - коричнево-чёрный зигзаг, рельефный, будто рубец. Хотя... На что только не пойдёшь, чтоб выделиться из толпы. Джои видел ещё две наколки в районе ключицы - какие-то малопонятные символы - одни почти затёртые, а другие поярче. Джои как-то спрашивал у знакомого, по памяти рисуя на бумажке, и тот ответил, что всё это тоже руны - о чём Джои уже догадался, - но означать они могут что угодно. Ладно, какого чёрта, половина из тех, кто рисует на себе всякую дрянь, делает это исключительно ради красоты, так что, пожалуй, незачем искать глубокий смысл там, где его никогда не было.
   А потом на горизонте появляется очередное дело: на сей раз они с Райс работают вместе с убойщиками. Ну, что ж, значит, теперь странные убийства по схеме "без схемы", приправленные мистикой и массовым психозом. А потом их вызывает шеф и преподносит сюрприз в виде той долбаной поездки в Шотландию, расставившей всё по своим местам...
  
  
   За окном серая хмарь, наверное, вот-вот пойдёт снег, несмотря на то, что уже середина марта. На самом деле ему хочется холода. С некоторых пор он любит холод, ночь и пургу. Иногда Джои даже кажется, что где-то там, в снежных вихрях, он видит волчий бок... глаза... знакомый профиль... а потом списывает это на алкоголь, и следом начинается точно такой же день, тягучий, как жвачка.
   Нет, всё просто замечательно - особенно, если учесть, при каких обстоятельствах он покидает Британию: с трупами в кильватере, взорванным особняком и липовым паспортом. Джои никогда не озадачивался идиотскими поисками "истины где-то рядом", и, тем не менее, тогда он в полном объёме огрёб всю возможную истину, коварно притаившуюся в дебрях очередного расследования. Да, может, для него же было бы лучше оказаться лузером, обычным неудачником, привычно провалившим дело, и вернувшимся под перекрёстный огонь выговоров и насмешек - и к своему столу в участке. К компьютеру, стикерам, точилке для карандашей и кипе скучных бумаг.
   Но Джои и Райс не были неудачниками, они всегда докапывались до сути. До женщин в зелёном, бывших не совсем женщинами, зеркал, которые ничего не отражали, и "нехороших мест", не обозначенных на карте. Теперь, задним числом, он был бы рад, если бы истина так и осталась погребённой под грудой слухов и сказок, тогда сейчас, возможно, жизнь продолжалась бы своим чередом. Если б никто не узнал, что Райс - охотник совсем на другую дичь и совсем с других полей. Да вот только Джои был не просто Джои, парень из Техаса, теперь они были "Джои и Райс", и потому к истине приложилась куча подчас несовместимых с жизнью проблем, переход в положение "вне закона" и наследство в виде её собаки. Впереди ждал север, "Блэк Велвет" вместо старины "Джека Дэниэльса" и мысленные перепалки с Райс.
   Точнее, с Близзард - но с точно таким же результатом он мог разговаривать и со стенкой напротив. Итог всё равно был никаким.
   Поначалу Джои немного живёт в "Альбионе", ежедневно созерцая в окне церковные витражи, но довольно скоро подворачивается непыльная работёнка: было бы странно, если б Джои с его коммуникабельностью в самые короткие сроки не перетряс полгорода - так, что эти полгорода были этому только рады. К общению с покойниками прилагается домик, пусть маленький и неказистый - но кого, в самом деле, волнуют такие мелочи? Уж точно не Джои. В скором времени он обзаводится некогда роскошным ярко-красным джипом, большим, но слегка потрёпанным. Тут все ездят на пикапах, красных, чёрных, белых, отполированных так, что глазам больно смотреть. Он не сильно ошибётся, если предположит, что местные используют для этого чуть ли не зубные щётки. Что ж, ладно, будем крутыми: пикап как раз нужного размера, больше просто не бывает, и нужного цвета. Джои сам приводит его в порядок - и приобретает негласное право участвовать в городской жизни.
   В получасе езды от Гуэлфа находится город Элора, и на тамошнюю реку Ирвин он ездит удить рыбу. Иногда сидит в баре, иногда, по пятницам - чего уж там - вместе с парнями из лесной службы заповедника Гуэлф-Лэйк наведывается в бордель, который располагается на дороге в Сэлем...
   В маленьких городках жизнь идёт так тихо, словно её вообще нет. День да ночь - сутки прочь. Джои задумывается. Он совсем выпал из времени. К чёрту пятницу, почему бы не поехать в бордель сейчас? Ведь никто не ограничивает его рамками рабочего дня, так почему бы не взять себя за шкирку и не встряхнуть, не откладывая в долгий ящик?
   ...Нет и самого рабочего дня, нет стола, на котором они с Райс срывали злость. Нет карандашей, стаканчиков с кофе, нет шефа, с его дурацкой манерой крутиться на кресле туда-сюда, вправо-влево - и орать гораздо чаще, чем сообщать о прибавке к жалованью. Подумать только, Джои ни в жизнь не поверил бы, что станет скучать по старому маразматику... Но он скучает. Охота закончилась, охотник остался не у дел - и будет не у дел, даже если найдёт новые каменные джунгли. Есть нечто большее, но, пожалуй, теперь без Райс он попросту заблудится...
   Метель возвращается с обхода территории: всё спокойно.
   - Ребята решили полежать смирно и не буянить? - интересуется Джои. - Правильно, вечеринки лучше всего устраивать в полнолуние.
   Овчарка, свесив язык, косится на свою миску.
   - И даже ни одного бродяги? - для профилактики спрашивает он, насыпая в миску собачий корм.
   Всё как всегда. К тому же в доме нет еды - тоже как всегда. Джои задумчиво тянется к пакету с кормом и некоторое время они хрустят на пару. "Хватит", - наконец, решает он. День становится слишком тоскливым. Джои умывается ледяной водой, приводит себя в порядок и вскоре обнаруживает в зеркале кого-то, более-менее похожего на человека.
   - Ты за старшего, девочка, - строго говорит Джои собаке и заводит свой шикарный джип. На часах, оказывается, уже три пополудни. "Ну и поспал же я", - зевая, думает он. Просто скучно - так скучно, что сводит челюсть - и чем тогда, скажите на милость, заняться ещё, кроме как не спать? "Или не поехать поразвлечься?" - добавляет Джои про себя.
   Ведь для похода на Ирвин слишком грязно, да и до борделя чуть ближе, чем до Элоры, где есть всего только какая-то там рыба...
  
  
   Джои выводит джип на шоссе. Он ещё немного колеблется между северо-востоком и Элорой и севером и Сэлемом, но тут вспоминает, что всё равно оставил удочки в гараже. Так что даже если бы ему приспичило полезть в грязищу без сапог и рыбацкой одежды, всё равно он смог бы разве только повозить в воде руками. Авось бы и поймал - простуду или чего похуже. Он ухмыляется и уверенно сворачивает на север.
   Весна то ли началась, то ли не совсем. Под колёсами машины грязный асфальт, а по обе стороны от шоссе блёклая стерня кукурузных полей, мили стерни. Пройдёт всего ничего, пара месяцев - и тут поднимется зелёная стена кукурузы. Однажды утром Джои будет куда-нибудь ехать, злой и не выспавшийся, а вечером поедет обратно - и увидит, насколько она выросла всего за день.
   Но это случится только в июне, а сейчас тут лишь серое небо, с которого вдобавок начинает сыпаться белая крупа. Наконец, поля заканчиваются, и по обе стороны от дороги бегут небольшие холмы, поросшие травой и кустами, между которыми видны выходы ярко-красного гранита. Крупа превращается в снег, он закручивается струями и разбивается о лобовое стекло. Белая метель - и красный гранит, кое-где покрытый облезлым мхом... Красный - как кровь на снегу...
   Джои смаргивает, трясёт головой и стучит ладонью по лбу. Надо было либо спать дальше, либо просыпаться и тогда уже лезть в машину. Чёрт подери! Так недолго крутануть руль - да и впрямь оросить снежок красненьким, только своим собственным. Что на него опять нашло? Всё, он почти приехал, вон и розовое здание с колоннами - бордель похож на пряничный домик, стоящий на горе. Снег - это только снег, а гранит - всего лишь то, что обнажилось, когда в холмах прокладывали дорогу.
   Только пряничным домикам не место в мире, где метель и красные мшистые камни. Джои со злостью поддаёт газу и шпарит по шоссе дальше.
   - Ладно. Кажется, уже сто лет не был в Сэлеме, - раздражённо объясняет он сам себе. - И я просто - просто! - заеду в Сэлем.
   Бордель будет после, или в пятницу. Почему бы и впрямь не подождать до пятницы, когда после обеда можно дополнительно полюбоваться на официанток топлесс. Политика заведения, такие правила.
   До Сэлема остаётся всего ничего, пятнадцать минут езды. Джои медленно проезжает окраину, и, наконец, добирается до центра. Несмотря на метель, на улицах полно народа: девушки в зелёных юбках, парни c зелёными ленточками на шляпах. Джои, нахмурившись, сверяется с датой на электронных часах. Семнадцатое марта, день Святого Патрика. Надо же!
   Нет, Джои не имеет ничего против "Гиннеса" и ирландского виски. Он даже не имеет ничего против женщин в зелёном, только вряд ли тут есть именно та женщина, и именно в том зелёном. Ну, да не беда.
   Впереди скульптура Золотой Жабы. Джои усмехается. Просто выкрашенная золотистой краской лягушка, которой кто-то уже привязал зелёную ленточку. Вокруг - многочисленные лавочки и магазинчики, вот и прямо возле скульптуры какая-то дверца. Джои тормозит рядом: лягушка забавная. Нет, увы, дверца по соседству с ней ведёт не в бар. Ну и пусть, можно подумать, в баре ему намазали мёдом... Да, в баре ему намазали мёдом; Джои уже не может отрицать, что, кажется, превращается в алкоголика. "Так, бравый полицейский Джо, - говорит он сам себе. - Вот именно поэтому в кои-то веки приподними свою задницу не ради выпивки, вылези наружу и проветри мозги".
   Оказывается, дверца рядом с Золотой Жабой - это антикварная лавка. В Сэлеме полно таких лавчонок, торгующих всяким старьём, ценным и не очень, только Джои ещё не был ни в одной. Звякает дверной колокольчик, и он попадает в полутёмное помещение, кажется, состоящее из одних шкафов. Всё бы ничего, но все возможные поверхности уставлены штуками и штучками; мало того, ящики шкафов выдвинуты до упора и под завязку набиты тем же самым. Интересно, как здесь можно найти что-то конкретное, даже при всём желании? - малость оторопев, думает Джои. Наверное, это чисто женский магазин - ну, или на большого, очень большого любителя. Хорошо, он пару минут побудет здесь, представит, что зашёл в музей. Джои снова обретает почву под ногами: да, именно это он и представит, а потом пойдёт в бар и...
   - Добрый день. Могу я вам помочь, мистер? - слышит он где-то далеко-далеко. За снежными вихрями, за безлунной ночью и там... за гранью зеркала.
   Прямо перед ним под стеклом витрины лежит кольцо. То Самое Кольцо, со звездой с четырьмя лучами и камнем в центре. Джои не совсем ещё растерял свои мозги, чтобы забыть, как именно выглядят те кольца.
   - Сколько это стоит? - без колебаний спрашивает он, чувствуя, как перехватывает дыхание.
   Белая метель, красные, как кровь, камни, зелёные трилистники... Время резко останавливается, а потом будто разворачивается в какую-то другую сторону и начинает ускоряться, отмеряя секунды обратного отсчёта. Десять, девять, восемь...
   Подходит хозяйка, женщина в возрасте, явно застрявшая в послевоенном журнале мод. Почтенная дама увешана таким количеством финтифлюшек, что Джои кажется, тряхни её как следует - и она зазвенит, словно рождественская ёлка.
   - Оно ценно только бриллиантом, - улыбнувшись, церемонно сообщает она. - На самом деле кольцо не такое уж старинное, да и сделано из серебра. Конечно, куда логичнее было бы совместить бриллиант и платину, ведь серебро мягкий металл, но что есть.
   Чёрт подери, да хоть из железа! Джои начинает злиться: во сколько бы ни обошлась эта штука, она должна оказаться у него. Любой ценой, даже если ему придётся выйти с топором на большую дорогу и грабить проезжающих путников... В висках стучит кровь, отбивая обратное, словно отражённое время... Восемь, семь, шесть...
   Цена велика, да - тем более, для сторожа с кладбища "Вудлаун", - но приемлема: у Джои нет кредитов на дом, телевизор и прочую чушь, а джип обошёлся в пятьсот долларов.
   - Хорошего дня! - на прощанье говорит почтенная леди, отдавая ему кредитку.
   Через пару минут он выходит из лавочки под летящий снег. На жабьей лапке по-прежнему развевается зелёная ленточка. Джои некоторое время размышляет, глядя в низкое небо, точно ожидает, что вот-вот оттуда на него свалятся все ожидаемые ответы, а потом решительно надевает кольцо на палец. Он на секунду замирает, вдруг сообразив, что, наверное, что-то может произойти, но нет ни грома, ни молнии, ни летающих тарелок... Пять, четыре, три - неумолимо тикает обратный отсчёт...
   Джои оглядывается по сторонам. Пожалуйте, приехали, здравствуй, город Сэлем в заштатной канадской глуши. Тогда почему сейчас у него такое чувство, будто он стоит на улице, битком набитой запредельщиной? Джои оценивающе смотрит на соседние магазинчики, точно надеется, что по соседству непременно отыщется и зеркало, но понимает, что для Сэлема это всё-таки слишком. То, что произошло - уже невероятно. И? И что дальше?
   Он, всё ещё словно во сне, заводит джип и едет домой, понимая, что с той самой зимы задаёт себе вопрос: "Что дальше?" До этого он просто жил. Надо было работать - он работал, пришлось выбирать - он выбрал, помог Близзард без лишних слов; задумываться о том, что дальше, было попросту некогда. "В метельные безлунные ночи, вот как сейчас, - вспоминает Джои слова старого индейца, - в пурге за жизнями людей приходит Маниту. А в свите у него - полярные волки". Джои так и не увидел стаю. А потом оказалось, что дальше - пустота.
   По обе стороны от шоссе снова мелькают кукурузные поля, пожухлые, белёсые от снега, с торчащими тут и там силосными башнями и крутящимися ветряками, похожими на призраков... Джои сворачивает к Гуэлфу; до кладбища совсем недалеко, пара улиц.
   "Эдинбург Роуд - север", - неожиданно читает он на табличке.
   Два, один, ноль... - стучит в висках пульс, ударами сердца отмеряя время... Обратный отсчёт кончается. Бинго.
   Это - не его страна, тут Джои не знает ни одной точки касания. Ну, что ж. Зато он знает, где именно эти точки есть. Джои тормозит, не доезжая до кладбищенских ворот, извлекает из кармана сотовый и, нахмурившись, набирает номер.
   - Слушай-ка, Ларри, - решительно говорит он в трубку, когда эфир оживает. - Кажется, вот теперь мне нужна твоя помощь.
   Эта помощь сожрёт большую часть оставшихся денег, ну да не беда. Ведь Джои не может вернуться в Британию иначе, кроме как с синим паспортом гражданина Канады...
  
  
   Вскоре он обзаводится этим самым синим паспортом, где написано "Джои Райс". Ясное дело, сукин сын Ларри обдирает его, как липку, но не задаёт ни единого вопроса, да и кто рискнёт спрашивать за твои же собственные деньги? Собаку Джои отвозит к Эндрю Хоку, в домик недалеко от реки.
   - Никак, решил устроить отпуск? - Хок не удивляется. Индейцам вообще не свойственно удивляться чему бы то ни было. Метель ходит вокруг, знакомясь с новыми запахами - воды и ила, - прилетающими с обмелевшей крошечной Эрамозы. Собака знает, куда собрался человек, но он может не волноваться, она не подведёт; к тому же, тут можно бегать на берег и охотиться за водяными жуками, и ей нравится Ястреб.
   - Вроде того, - говорит Джои, выгружая мешок с собачьим кормом.
   - Надеюсь, в Европе ты будешь хорошим мальчиком? - спрашивает Ястреб - а Джои чудится, будто тот хочет сказать совсем другое, например, "ты вернёшься?"
   - Да, сэр! - он шутливо берёт под козырёк, тоже говоря про себя что-то иное. "Не знаю"?
   В тот же день Джои бронирует билет на ближайший рейс "Торонто - Нью-Кастл", следующий через Брюссель, это дешевле. Ему не нужен Лондон, где его физиономию, кстати говоря, вряд ли забыли; не хватало ещё для начала столкнуться нос к носу с кем-нибудь из бывших сослуживцев. Это только кажется, что Лондон - такой большой город. Нет, Джои нужен Нью-Кастл.
   Утром того дня, когда отправляется рейсовый автобус до Торонто, он, не торгуясь, продаёт свой красный пикап. Ну, что ж, да, за гроши, зато быстро. Денег остаётся с гулькин нос, проклятый паспорт сожрал всю наличность. Это дорога в один конец.
  
  
   Продав машину, Джои снова в полной мере осознаёт, что для жизни надо не так уж и много; все его пожитки помещаются в небольшую спортивную сумку.
   - Сэр? - его неожиданно останавливают в зоне личного досмотра. - Вы не можете пройти, если у вас есть при себе любая жидкость.
   - Что ещё за новости? - удивляется Джои, вспоминая о лежащей в сумке бутылке виски.
   Хорошо, что проблема всего лишь в виски. Продолжение фразы следует так быстро, что Джои не успевает насторожиться. Совсем уж спокойным и расслабленным, словно бегемот, сидящий по уши в воде в знойный летний день, он быть не может - чем чёрт не шутит, случаются и накладки. Барыга напортачил с паспортом, кто-то знакомый из той, другой жизни, увидел и узнал, либо его фотография вообще до сих пор висит на стенках во всех участках, в компании особо опасных преступников. Джои не знает ничего, что произошло в Британии с тех самых пор, когда он драпал оттуда, просто-таки физически чувствуя тянущийся за ним шлейф.
   Но нет. Всего только виски.
   - С каких это пор? - хмуро осведомляется он, будучи совсем не в восторге от того, что с бутылкой придётся расстаться. Насколько Джои помнит, ничего подобного не было и в помине, когда он летел сюда.
   - Разве вы не слышали о попытке теракта, сэр? - сотрудник службы охраны снисходит до объяснений. - Оказалось, в жидком виде можно протащить что угодно, так что...
   Видимо, на лице Джои отражается такая гамма чувств, что охранник продолжает:
   - Вы можете оставить вашу бутылку здесь или... употребить по назначению.
   - Да, конечно, - мрачно бурчит Джои. До посадки осталось что-то около часа и, возможно, ближе к делу тут соберётся прорва народу. Но бросить почти целую бутылку? Вот ещё! Уж лучше он и впрямь... употребит по назначению. "Проклятые террористы", - думает Джои, размышляя, где это можно сделать.
   Вокруг полно народу. А что он ещё ожидал увидеть посреди аэропорта? Впрочем, вполне можно занять местечко в уголке и тогда...
   Неожиданно прямо перед ним появляется большой чёрный лабрадор. На красной шлейке белая нашивка с красным крестом - собака-поводырь. Пёс тормозит, окидывает его пристальным взглядом, - а потом недвусмысленно даёт понять, что желает, чтобы Джои шёл следом. Что за чёрт?! Однако пёс настойчиво оглядывается и проверяет, тут ли он.
   - Ладно, приятель, как скажешь, - соглашается Джои.
   Вскоре пёс и Джои, который идёт за ним, как привязанный, оказываются возле ряда кресел, в одном из которых сидит какая-то пожилая леди. Должно быть, чёрный лабрадор принадлежит ей. Пёс касается носом её коленей, она гладит его по голове, и протягивает руку Джои.
   Ему приходит в голову мысль, что она похожа на фею, ушедшую на покой: белые волосы, аккуратно уложенные букольками, строгое платье со стоячим воротничком. "И, наверное, волшебная палочка в рукаве - такая, со звездой", - Джои становится весело.
   - Добрый день, мэм, - вежливо говорит он.
   Пожилая леди сжимает его пальцы, а другой рукой бегло касается куртки.
   - Вы не из персонала аэропорта? - с удивлением спрашивает она, глядя куда-то сквозь него.
   - Нет, - Джои догадывается, что старуха слепа.
   - Тогда почему Тоби подошёл к вам? - требовательно вопрошает она.
   Вот уж этого Джои не знает.
   - Значит, вы полицейский, - уверенно говорит старуха.
   - Вовсе нет, мэм, - Джои настораживается. Всё, больше он не полицейский, и никому не надо знать, что он когда-то им был. Хотя, причём тут неизвестная дама, которую он видит первый и последний раз в жизни?
   - Вовсе да, сэр. Тоби не обманешь.
   - Я могу кого-нибудь позвать, - Джои понимает, что собака прогуливалась и искала кого-то из персонала не потому, что хозяйке просто скучно и ей нужна компания. - Вам нехорошо?
   - Признаться, я боюсь, - честно отвечает она, ковыряясь в своей сумочке и извлекая небольшую фляжку. - Я не боялась бы, если бы малость выпила, но...
   - Но на борт не пускают с алкоголем, - заканчивает за неё Джои и присаживается рядом. - Что ж, похоже, у нас с вами одна и та же проблема.
   - У вас аэрофобия? - живо интересуется старуха и залихватски прикладывается к горлышку, вызывая у Джои неподдельный восторг.
   - Хуже, - шутит он. - У меня есть виски, и нет никакого желания с ним расставаться.
   Джои достаёт бумажный пакет, в котором скрывается злосчастная бутылка, свинчивает крышку и делает добрый глоток. Главное потом дойти до самолета не держась за стенку и не промахнуться мимо трапа. Впрочем, если они с пожилой леди летят одним рейсом, то смогут помочь друг другу, а её собака, судя по всему, способна помочь им обоим.
   - Куда направляетесь, мэм? - учтиво интересуется он.
   - В старую добрую Англию, мистер полицейский, - отвечает старуха. Ну, что ж, судя по акценту, он не ошибся. Ладно, полицейский - значит, полицейский. Сейчас Джои немножко побудет собой - потому что у него есть бутылка "Блэк Велвет" и есть Случайный Попутчик.
   - Я уже давно не полицейский, мэм, - говорит он.
   - Не боитесь набраться в стельку, мистер бывший полицейский? - ехидно интересуется старуха, ощупью определив размер бутылки.
   - Не боюсь, - всего одна бутылка - это не так уж страшно, да он и сделал-то пару глотков.
   - Можете звать меня "миссис Смит", - величественно разрешает она. - А я буду звать вас "мистер Смит", ведь надо же нам как-то друг к другу обращаться. К чему имена, когда через весьма короткое время мы разойдёмся в разные стороны?
   - Абсолютно ни к чему, - тут Джои полностью согласен.
   - В таком случае вперёд, "мистер Смит". За что вас турнули со службы?
   - Считайте, что я турнул себя сам.
   - Вот как? - удивляется она. - Женщина, виски или карты?
   - Не то, что вы подумали, - шутя, оправдывается он.
   - И сейчас вы летите к ней? - заговорщически спрашивает старуха, трогая его кулаком с зажатой в нём фляжкой.
   - Можно сказать и так, "миссис Смит", - Джои и сам не знает, кого или что он надеется найти под Нью-Кастлом.
   - Тогда почему вы так расстроены? Вам настолько не хватает работы? Это слышно, "мистер Смит", не бойтесь, я не телепат, - уточняет она.
   Да, Джои в курсе, что те, кто лишён зрения, воспринимают малейшие нюансы голоса, но с чего она взяла, что он так уж расстроен?
   - Потому что она пока не сказала мне, что же дальше, - вдруг говорит Джои неожиданно для самого себя.
   Он не расстроен, нет. Просто превратился в человека без места и без дела, ведь не будешь же называть делом рытьё могил? В постепенно спивающегося отшельника, которого не радует ни рыбалка, ни девчонки, ни покер, ни спокойная жизнь в городке на краю света. Да что там, по большому счёту, его не вставляет даже алкоголь. Иной раз Джои кажется, что попади он в тюрьму за всё то, что они с Близзард наворотили в Британии, ему было бы не в пример проще.
   Чтоб тебя! Проклятый виски! Только напившись, как сапожник, можно начать всерьёз размышлять о том, что ему было бы проще за решёткой - в то время как он и глотнул-то самую малость. "Надо завязывать пить", - в сотый раз мысленно зарекается Джои, понимая, что вот как раз об этом он думает не всерьёз.
   А о тюрьме?
   Тоже не всерьёз? Да неужели? Проще?!
   Да, было бы проще. Постоянное выяснение статусов, постоянная жизнь с оглядкой - назад, вбок, во все стороны, - адреналин и чувство погони. Хищник или добыча? Жизнь или смерть? Боль - ты или боль - тебе? Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю...
   - Так как её зовут? - Чёрт возьми! Джои вздрагивает от неожиданности, каким-то рывком возвращаясь в реальность.
   - Кого?
   - Вашу фею? - игриво спрашивает старуха, видать, уже слегка окосев.
   "Ну вот, я же говорил", - с иронией думает он, испытывая острое желание поинтересоваться, когда же она вынет свою волшебную палочку.
   - Моя фея рыщет по лесам Британии вместе с Дикой Охотой, - Джои прекрасно понимает, что может сказать, что угодно, всё равно ему никто не поверит. Кроме того, сейчас он всего только "мистер Смит", такой же случайный попутчик, не лицо в толпе - так, значит, голос на соседнем кресле.
   - Вы смелый человек, - старуха присвистывает. Чёрный пёс поднимает голову и внимательно следит за тем, что происходит.
   - Похоже на то, - он и дальше согласен вести беседу в таком духе, и при этом не сказать ни слова вранья.
   - Связавшись с Неблагим Двором, вы рискуете никогда не вернуться, - сообщает старуха - и Джои уже перестаёт понимать, где шутка, а где нет.
   - Я знаю, - тем не менее, говорит он.
   - И как же имя вашей прекрасной... то есть, ужасной, феи? - опять спрашивает она.
   - Близзард, - говорит Джои.
   Чёрный лабрадор снова поднимает голову; быть может, он тоже знает, о ком речь? Ведь недаром говорят, что собаки знают гораздо больше, чем люди могут предположить...
  
  
   В аэропорту Нью-Кастла Джои без проблем проходит паспортный контроль и берёт в прокате тачку, такую, чтобы при случае не ломать себе голову, как перемещаться по лесам и буеракам. Снова джип, и снова пикап.
   - Только серый, если можно, - бурчит Джои, с сарказмом оценивая ситуацию: тут проблема крутости не актуальна. Скорее, наоборот, надо быть понезаметнее.
   - Приятного дня, сэр! - конечно, говорят ему, возвращая уже почти совсем пустую кредитку.
   Джои садится за руль, испытывая единственное желание: убраться подальше и остаться одному. Под колёсами бежит асфальт, и через некоторое время он останавливается у столба с надписью "Нью-Кастл. 20 миль". Чёртов столб он видел только раз и ночью, но полицейский остаётся полицейским всегда, даже если последние три года занимается тем, что копает могилы и убирает с надгробий засохшие цветы.
   Джои от греха подальше загоняет машину в лесок - на всякий случай, по привычке - и вспоминает, что в тот раз он загнал её чуть ли не в это же самое место. Дальше его ждёт весьма неприятное путешествие, но что поделать, если мозги окончательно съехали набекрень? Ведь в противном случае вообще не стоило затевать всю эту канитель.
   В Британии значительно теплее, чем в Гуэлфе, и в конце марта лес уже зелёный. Наконец, Джои добирается до забора с надписью "Не пересекать. Частное владение" и немного притормаживает. Вот! Вот тут должно начаться это нечто, сквозь которое надо идти, будто через минное поле. Ну, что ж, вперёд, солдат, труба зовёт. Джои минует забор и движется дальше.
   Что-то... есть. Не слишком-то приятное, немного страшное, и - чужое, да. Но ничего такого, чего он не мог бы миновать. Впрочем, кажется, Джои удивляется напрасно: его когда-то провели сюда, ему дали пропуск. "Доступ на секретный уровень", - с юмором думает он.
   В конце пути его встречают развалины. Значит, вот как... Ничего не изменилось, кроме, пожалуй, того, что разрослась всякая растительная дрянь. Всё остальное пребывает в том же виде, в котором он оставил поместье, уходя и поспособствовав тому, чтобы оно превратилось в обгорелую груду битых кирпичей.
   - Привет, Близзард, - говорит Джои этой груде, словно она оживёт и ответит.
   А что именно, чёрт подери, он ожидал тут увидеть?!
   - Думал, ты встретишь меня у порога и воскликнешь: "Джои, старик, однако, у тебя была хорошая СИ-4, мне пришлось строить всё заново!" - он по привычке продолжает общение с руинами в том же духе, что когда-то и с их хозяйкой, хотя шутить ему сейчас совсем не хочется. - Но, кажется, я обломался, да?
   Джои присаживается на остаток стены; плевать, его джинсам точно хуже не будет. Берёт камушек и начинает подбрасывать его, вверх-вниз. Сам не понимая, зачем, и, главное, кому, рассказывает новости последних трёх лет. Словно на могилу пришёл, - мелькает мысль. Точно, могилу - для тех козлов, которых он положил отдыхать под камнями. Но не для неё.
   И, да - как раз она отстроила бы всё заново. Где-то, незримая миру, шла борьба Благого и Неблагого Дворов - впрочем, эти названия придумали всего только люди. Судьба столкнула Джои со всем этим нос к носу - и это противостояние захлестнуло и его, едва не унеся в океан. Но Близзард много раз, упав, могла встать и идти дальше, собирая заново разбитую вдребезги жизнь. Не потому ли, что знала, куда? Джои повезло, он выплыл - но остался один на пустом берегу.
   - Ты знаешь, Близзард, честно говоря, я пришёл к тебе, - наконец, признаётся Джои. - Похоже, я пока не настолько стар для того, чтоб не искать на свою башку новых приключений. В Канаде с этим тухло, Близзард, - хотя бы даже потому, что путь в силовые структуры мне заказан: вот как весело мы с тобой проводили время здесь.
   Руины молчат. Дует ветерок, светит солнце, вокруг копошится какая-то крошечная живая дрянь...
   - Где тебя носит, а? - Джои кажется, что он произносит это строго, но на самом деле выходит жалобно. Впрочем, кого стесняться - ему, человеку, ищущему возле руин нечеловеческого обиталища неизвестно что? Последний шанс, перед тем, как спрыгнуть из окна или пустить себе пулю в лоб? Последнее дело, перед тем, как окончательно превратиться в алкоголика с трясущимися руками и решетом вместо мозгов?
   - Можно было хоть раз оторваться от своих жутко важных дел и навестить меня? - пеняет он. - Могли бы, к примеру, выпить чаю. Знаешь, для разнообразия. Вообще-то я живу на кладбище, спорим, тебе бы понравилось?
   Последнюю возможность вернуть то, что другие называют дерьмом: кровь, боль, адреналин... и единство с кем-то, вместе с кем ты - часть чего-то большего... Даже если однажды стало ясно, что ты, защитник правопорядка - одно целое с киллером-"чистильщиком", с бывшей заключённой, носящей на плече отпечаток тюремного тавра.
   - И, да, ты монстр, я уже это говорил? - он невесело смеётся. - Но знаешь, в чём засада? С не монстрами я начинаю заживо разлагаться.
   Ладно, Джои хотел найти если не саму Близзард, то хотя бы зеркало, а уж потом он придумал бы, что и как с ним делать. Но неужели он всерьёз надеялся, что тут уцелеет кусок стекла больше, чем зеркальце в дорожном несессере?!
   Ладно, если не Близзард, то кого-нибудь из них. Впрочем, нет, - спохватывается Джои. "Кого-нибудь" он видел тоже, и если бы не эти "кто-нибудь", ему не пришлось бы делать такое с поместьем.
   Значит, в любом случае всё упирается в зеркало. Любой ценой найти сквозное зеркало, а там разберёмся. Возможно, всего-то и надо - представить себе того, кого ищешь, по такому же принципу, как они представляют себе место, куда требуется попасть. "Подумаешь, задача", - размышляет Джои, вертя закопченный камешек, от которого ладонь уже стала серой.
   "Жду от вас скорых успехов в межрегиональной группе, Купер. Сегодня вы выезжаете в Шотландию..." - слышит он голос шефа. Точнее, бывшего шефа.
   Да, с тех самых пор Джои кое-что знает о Шотландии. О "нехороших местах", где он уже совершенно точно навалит в штаны, потому что как раз туда его никто не приглашал.
   Но...
   Супермаркеты. "Здравствуйте, миссис, чудесное утро". Кредитки. Реклама. "Подпишитесь на журнал "Рыбалка", мистер! Всего девяносто девять девяносто в год!" Машина. "Послушай-ка, почему бы тебе не поменять стереосистему, ведь тогда ты точно переплюнешь Хуча из Гуэлф-Лэйк..."
   "Чем я могу вам помочь, сэр?"
   "Спасибо за звонок, сэр!"
   "Приятного дня, сэр!"
   "Благодарим, что пользуетесь услугами нашей фирмы, сэр!"
   Господи боже, нет! Ещё чуть-чуть - и он попросту рехнётся.
   Лучше навалить в штаны и рискнуть, но найти этот путь в никуда, чем и дальше переползать изо дня в день, как идиот, тупо радуясь тому же, чему и все остальные люди.
   "В Шотландию", - решает Джои и выкидывает чёрный камешек в траву.
  
   Глава 12
  
   Орехи сэра Балларда сильно выручают Дорин, чего уж там. Казалось бы, всего ничего, холщовый мешочек размером с два кулака, но она всю ночь ест их, раскалывая дверью. Кажется, за прошедшие полгода её желудок сильно уменьшился и ей уж точно не нужны разносолы.
   Наконец, свеча догорает и над горами на востоке зажигается полоска зари. Дорин выкидывает кучку ореховой скорлупы и снова возвращается к невесёлым мыслям о деревенских помойках. Как, как, чёрт возьми, поступить? Изобразить из себя бродяжку, неизвестно каким ветром занесённую в эти края? Конечно, рано или поздно её об этом спросят. Ну что ж, можно изобразить глухонемую бродяжку. Хуже другое: рано или поздно кто-нибудь узнает в ней студентку-фольклористку - но тогда каким образом, скажите на милость, она превратилась в глухонемую побирушку?
   Хорошо, ладно, на тему помоек она подумает ночью, а сейчас надо просто пойти в лес и нарвать сныти или крапивы - это лучше, чем ничего. Даже если сныти тут нет, то крапива наверняка есть везде, куда ни ткни.
   В Кастл Макрайан холодно. Дорин понимает, что её уже пробирает до костей; тогда она разжигает камин и начинает мечтать о горячем супе из крапивы. Она сидит на кровати, обхватив себя руками; для того, чтобы спать, в голове слишком много мыслей.
   - Дитя, теперь всё это принадлежит тебе, - говорит Красная Дама, широким жестом обводя владения Дорин. - Ты - единственная хозяйка всего этого. Правда, здорово?
   - О, да, Морриган, - Дорин поднимается с кровати и делает несколько лёгких шагов по комнате, словно танцует.
   - И этого... - она ласкает дверной проём, рискуя занозить руку о старое дерево.
   Ещё пара шагов - разворот - пара шагов.
   - И этого... - она со всей силы дёргает малиновый балдахин над кроватью, и он обрушивается вниз, вздымая облако пыли.
   Пара шагов - разворот - пара шагов.
   - И, конечно, этого... - под руку попадается серебряный кубок с гербом - и со звоном летит на пол, исчезая под кроватью.
   - Тут по-прежнему полно уборки, - строго говорит Дорин, закончив свой танец. - Но мы ведь справимся, правда?
   Она справится. Она не справилась бы, сидя сейчас в каком-нибудь мотеле и тупо пялясь в экран телевизора, в то время как вокруг копошились бы сотни людей.
   - Конечно, - подтверждает Морриган, изогнув бровь. - А я могу спеть тебе песню о леди в красном.
   - Вот как? - можно представить, что это за история. - Ты знаешь песню о леди в красном?
   - Я знаю кучу песен, - авторитетно говорит Морриган, назидательно поднимая палец и отмахиваясь веером. - Она о некоем Месгрейве и леди Барнетт.
   - И кто это такие? - Дорин не удивилась бы, если б Морриган лично знала эту леди - или даже ею бы и оказалась.
   - Понятия не имею, - легкомысленно отвечает та. - Только представь: однажды молодой вассал увидел в церкви трёх дам. Одна была в зелёном, другая в белом, ну, а третья - чудо, как хороша, - в красном. Увы, это была жена его лорда.
   - Я, кажется, уже знаю, чем всё закончилось. Наверняка опять каким-нибудь зверством, - произносит Дорин, подозревая, что недалека от истины.
  
   Some came down in white velvet,
   And other some in green;
   Lord Burnett`s lady in red scarlet,
   And shin`d like ony queen.
  
   Дорин сдирает с кровати покрывала. Зелёный? Нет. Белый? Хм... Тоже нет.
   - Ну, да, лорд узнал о любовной связи и убил обоих, - с сожалением говорит Морриган. - Но что ж ты хочешь, дорогая, в старину люди не были склонны распускать сопли. Впрочем, мне тоже жаль - не случись так, песня наверняка была бы длиннее.
   - Его жена, в отличие от тебя, слишком медленно соображала, - Дорин хохочет и поднимает с кровати пыльный балдахин из выцветшего бархата. Красный? Пускай будет красный. Ещё бы он не был таким ветхим... впрочем, кому какое дело до дыр, если её не увидит ни одна живая душа?
  
   В бархате белом - дама прекрасна,
   Зелёный по нраву красавице-деве;
   Но лорда супруга в бархате красном
   Прошла, как только под стать королеве.
  
   Она берёт свою корзиночку и принимается за дело. Через некоторое время из дырявой тряпки вырезан более-менее целый кусок. Дорин хорошенько выколачивает из него пыль и повязывает крест-накрест - как повязала бы платок, будь у неё такая роскошь, как шерстяной платок.
   - Владетель этого... - Дорин делает книксен, пальцами придерживая край юбки, а другой рукой касается стены.
   - И этого... - шаг, шаг, ещё шаг странного танца; она разводит руки в стороны и нежно обводит пальцами оконный пролёт, утонувший в каменной толще.
   - Кастл Макрайан! - кричит она изо всех сил и выходит вон. По гулким коридорам разносится эхо - и гаснет там, где туннели полуобвалились. - В тюрьме было несладко. Но я вернулась.
   Выходит из-за туч солнце, волнуются у подножия замка старые дубы.
   "Вернулась", - чудится ей.
  
   ...Но лорда супруга в бархате красном
   Прошла, как только под стать королеве...
  
   Дорин аккуратно закрывает тяжёлую дверь, со всей силы потянув её за кольцо, и, напевая, отправляется в лес.
  
  
   Она находит крапиву и только тогда понимает, что сваляла дурака, не взяв ни корзины, ни мешка, ни каких-нибудь варежек или, на худой конец, тряпки - ведь не собирается же она брать это голыми руками?
   Ладно, бывало и похуже. Дорин оборачивает руки фартуком и рвёт жгучие ростки, пока не набирается порядочная кучка. Потом кое-как, обжигаясь, сгребает крапиву в подол.
   Между деревьев скользит чья-то тень. Только этого не хватало! Дорин чувствует, что ей совсем не хочется встретить тут человека, даже если у него с собой вдруг окажется мешок с едой и он добровольно предложит ей половину. Дорин шарахается в сторону, за дерево, чуть не отпустив подол, но вовремя спохватывается: только что сорванная трава посреди леса наведёт на размышления кого угодно, если, конечно, там не медведь... Впрочем, ведь Макрайан утверждает, что в этих горах уже триста лет нет никого крупнее барсука.
   - Грейс? - Дорин узнаёт деревенскую знахарку и от облегчения снова чуть не разжимает руки, рискуя вывалить содержимое юбки на землю.
   На старухе меховая безрукавка, такая, какой сейчас Дорин может только позавидовать; в руках корзина с корешками, перепачканными землёй, в глазах - удивление. Дорин не хочет её разочаровывать, но нет, мэм, она не решила податься в отшельники, или поставить эксперимент по выживанию только на подножном корме.
   "Наверняка собирает какие-нибудь свои ведьмовские травы", - вполне резонно предполагает Дорин.
   - Вы вернулись, мисс? - первым делом спрашивает старуха.
   В её голосе столько изумления, что подбородок Дорин сам собой поднимается вверх. Нет, что вы, она и не думала возвращаться, всего только заехала сюда на экскурсию, ради острых ощущений примерить наряд Золушки и в качестве нового метода похудания поесть крапивного супа. Ведь ей наверняка пора сбросить лишний вес, к тому же в Лондоне такая скука...
   - Что ты здесь делаешь? - Дорин не слепая, но должна же она спросить хоть что-то?
   - Ах, это! - Грейс прижимает свою корзину к груди. - Я же ведьма, мисс... - говорит она и тут же пугается - так, словно увидела, по меньшей мере, привидение.
   - Что с тобой? - Дорин поневоле оглядывается, не стоит ли кто за спиной - такой вид у старухи.
   - Простите, миссис Макрайан. Я всего только старая дура, - лицо у той сморщивается, словно печёное яблоко.
   - Чего тебе бояться, Грейс? - в сердцах говорит Дорин. - Ты же знаешь, что Макрайан уже не наместник, к тому же он в Олдгейте.
   Однако старуха пригибается, будто старается стать незаметнее. Оказывается тут, среди лесов, замотанная в драную штору, и с подолом, полным сорной травы, Дорин, как ни странно, действительно является для неё кем-то значимым.
   - Сегодня в Олдгейте, а завтра во Внутреннем Круге, мадам, - говорит старуха чуть ли не с поклоном и продолжает, в этом своём любимом стиле, словно перед ней не Дорин, а деревенская простушка, пришедшая поворожить на женихов: - Так было, так будет...
   - Мне от этого не легче, Грейс, - обрывает Дорин, начиная раздражаться. - От того, что, возможно, случится завтра, сегодня еда не свалится с неба, словно по волшебству, и я рискую сдохнуть с голоду, даже будучи такой крутой, как ты себе возомнила. Я буду жрать с помоек, нет проблем, в тюрьме тоже кормили не на убой. Но мне будет существенно легче хотя бы сейчас общаться с тобой безо всех этих словесных выкрутасов.
   - С помоек, мадам? - удивляется старуха. Чёрт подери, опять она за своё. Похоже, Грейс не переделать.
   - Вам не стоит показываться тем, кто здесь живёт, мэм, - видимо, "мэм" в её понимании и есть обращение без выкрутасов. - В конце концов, есть я. Знаете, мэм, в этих горах иной раз достаточно просто родиться ногами вперёд, чтобы тебя всю жизнь считали ведьмой, не нужно даже и уметь ничего... эдакого. Тут есть свои минусы. Как и свои плюсы.
   Дорин молча слушает, не совсем понимая, при чём тут то, что Грейс родилась ногами вперёд. У неё эти слова прочно ассоциируются с похоронами, но никак не с рождением.
   - Я живу на отшибе, но всегда есть какие-нибудь клиентки, желающие избавиться, скажем, от лихорадки, - заговорщически сообщает Грейс. - И они уверены, что для этого требуется закопать их волосы или ногти под чьим-нибудь порогом. И, конечно, никто не сделает этого лучше, чем я.
   - И сработает? - живо интересуется Дорин.
   - Понятия не имею, мэм, - хитро отвечает Грейс. - Но ведь я ведьма, вы не забыли? Моя задача - делать так, чтобы болезнь таким образом переходила на кого-нибудь другого. Все колдуны занимаются разной дрянью, да-да, мэм. Иначе из меня получилась бы никуда не годная ведьма, к которой бы не пришёл ни один сельский олух.
   - Вот как! - Дорин хохочет, понимая, что большей нелепицы она не слышала.
   - Для них куда полезнее было бы пойти в старый лес и оставить болезни дубам, точно так же выдернув у себя клок волос, - ворчит Грейс. - Но, с другой стороны, если бы они решили перестать бояться старого леса и прекратили строить козни друг другу, я лишилась бы дохода.
   - А они не боятся, что ты сглазишь их самих? - "Кто же не знает, что по ногтям или волосам проще всего навести порчу?" - думает Дорин.
   - Конечно, боятся! - Грейс воздевает руки. - Но, мэм, природа людей такова, что лучше они рискнут остаться без глаза, если есть хоть малейшая вероятность того, что соседка останется без обеих. Поэтому я могу когда угодно появляться около жилья. - Так вот к чему она городила всю эту чушь! - И большинство думает, что я делаю это именно ради их блага. А другие не думают ничего, потому что не верят в колдовство, смотрят телевизор или просто спят.
   - Спасибо, Грейс, - Дорин не может не поблагодарить за предложенную помощь, но она до сих пор не представляет, как это будет выглядеть на деле.
   - Думаю, я могла бы кое-что передавать для вас - через зеркало Морриган...
   Ах, да! Точно! Как Дорин могла забыть! Морриган!
   Но ведь старуха не просто старуха, она не совсем человек, а, значит, это зеркало - не просто зеркало...
   - Почти просто зеркало, - со вздохом объясняет Грейс. - Если не считать того, что это один из Секретов Семьи Макрайан.
   Чёрт подери! Но как же так! Только появился крошечный проблеск надежды, как выяснилось, что это всего лишь подобие крысиного лаза. Ведь будь в её распоряжении сквозное зеркало и отпирающее его кольцо, наверное, можно было бы придумать что-то, о чём ей говорил сэр Баллард. Дорин не уверена, что она этого хочет - напротив, вот именно она, Дорин, сама по себе, не хочет, потому что до чёртиков боится всего, что связано с Межзеркальем. Да только она уже не просто Дорин - и она уже не сама по себе... Владение и владетели, части целого...
   - Я старше, чем кажусь, мэм, - со вздохом поясняет Грейс. - И над моей седой головой пронеслось столько всякого, что иной раз не верится, что это было со мной. Я уже и не помню, куда подевалось моё старое зеркало... Ах, да, кажется, его разбили трое селян, которые увидали, как я причёсываюсь, сидя на крыльце - они вообразили, что я насылаю на них проклятье.
   - Мне кажется, или ты и правда насылала на них проклятье? - серьёзно спрашивает Дорин, вспоминая, что она никогда не видела старуху с непокрытой головой.
   - Нет, - смеётся Грейс. - Но, знаете, трудно держать под контролем сразу троих. Зато я смогла отделаться только разбитыми стёклами.
   Она молчит, улыбаясь чему-то своему, что скрыто там, за бездной времени.
   - Когда-то и мне хотелось пройти на изнанку и, может, просто выпить с кем-то грога. Но, как оказалось, мне просто не к кому ходить, - наконец, произносит она.
   - А кольцо? - с замиранием сердца спрашивает Дорин, всё ещё на что-то надеясь.
   - Нет, мэм, - с сожалением говорит старуха и вытягивает вперёд руку, коричневую и похожую на связку сухих корешков. - Странно было бы для деревенской знахарки носить на пальце драгоценность. А потом оно куда-то запропало.
   Ни зеркала, ни кольца. Ничего, кроме небольшой помощи; её трудно назвать дружеской, старуха трясётся за себя, но, чёрт возьми, кому, как не Дорин, её понять?! Ты сделаешь всё, что угодно, если зависим, если ты - всего только маленький человек, балансирующий на границе жизни обычного провинциального городишки и чего-то ещё, чему ты тоже не можешь принадлежать без остатка...
   - Должно быть, скучно на отшибе? - отстранённо спрашивает Дорин, думая о другом.
   - Не для меня, мэм, - Грейс оглядывает её с ног до головы и стягивает свою меховую жилетку. - Иногда можно устроить партию в карты. Однако Морриган приноровилась мухлевать. Думаю, по ночам в Кастл Макрайан зуб на зуб не попадает от холода, - ворчливо говорит она, предупреждая вопрос.
   Дорин подтыкает подол, так, чтоб крапива не вздумала сбежать, и принимает подарок. Каким бы ни был завтрашний день, теперь за него ответственна она. Грейс должна быть уверена в том, что беда не придёт со стороны Кастл Макрайан.
  
  
   Дорин возвращается домой - и ловит себя на мысли, что снова думает об этом месте, как о доме. Деревья подступают почти к самым стенам, зато в крепостной двор проникает солнечный свет, и Дорин чувствует, что от камней волнами поднимается тепло. Она трогает мох, выросший на стенах, сами стены, каждую выбоину, каждую трещину, кожей вбирая в себя это место.
   Вдруг раздаётся шорох потревоженного щебня и во двор заглядывает серая морда с жёлтыми глазами, которые уже не кажутся Дорин такими жуткими.
   - Заходи попозже - если ты, конечно, любишь крапивный суп, - говорит она собаке, и к вечеру выставляет за дверь полную миску.
   Зажигаются первые звёзды, но собака не показывается, быть может, уже найдя себе обед посытнее.
   - Хотела бы я знать, какого друга ты мне предвещаешь? - со вздохом говорит Дорин, утром обнаружив, что миска всё-таки пуста.
   Крапивный суп теперь кажется ей самым вкусным блюдом на свете, жарко горящий очаг - дворцовым камином, а макрайановская кровать, лишённая балдахина - самой мягкой в мире постелью. "К тому же сверху теперь не будет сыпаться мусор", - весело думает Дорин, слушая треск поленьев. Она засыпает прямо так, не раздеваясь, спрятав нос в отворот меховой жилетки. Поначалу Дорин пребывает в непоколебимой уверенности, что мех просто обязан пахнуть какой-нибудь дрянью, но он не оправдывает её ожиданий и пахнет травами и топящейся печкой... Время от времени из огня выстреливает уголёк, но тут почти нечему гореть, и рядом всегда есть Красная Дама...
   Ещё почти рядом есть сэр Баллард. Слово "почти" не считается, потому что сэр Баллард взял моду стучать палкой и столь громогласно требовать её пред свои ясные очи, что это слышно, верно, даже на улице.
   - О чём вы говорили с полукровкой? - строго интересуется он.
   - На каких свалках лучше всего добывать еду, - шутит Дорин.
   - Переждите, - снова смущённо говорит старик.
   - К тому же у неё всё равно нет ни кольца, ни зеркала, - она не думает, что сэру Балларду есть какое-то особенное дело до полукровки. Скорее всего, ему просто скучно.
   - Уж не ради ли этого вы любезничали с полоумной старухой? - он повышает голос и снова принимается упражняться с палкой - так, что, кажется, зеркало затрясётся и вот-вот слетит со стены.
   - Если вы не помните, то вы сами советовали мне засунуть гордость куда подальше, - язвительно напоминает Дорин, опасаясь всё же произносить слово "задница".
   - Речь шла о еде, если вы забыли, - резонно говорит он. - Вопрос с едой мы обсудили, а ничего другого вы у меня и не спрашивали. Зато первой, кто удостоился вашего внимания, была нищенка, давно выжившая из ума!
   - Вы хотите сказать, что знаете, где бы мне взять кольцо и зеркало? - Дорин теряется.
   - Я хочу сказать, что первый, кого вы должны спрашивать о чём бы то ни было, это я, - надменно говорит противный дед. Дорин за глаза окрестила его "Мистером Картошкой". - Или любой другой член Семьи. Но никак не ваши новые друзья, какими бы замечательными они вам не казались.
   Дорин оглядывается. Чем чёрт не шутит, может, и впрямь где-то по соседству есть ещё одно, целое зеркало, про которое Макрайан попросту не знал?
   - Что вы вертитесь, словно вас кусают блохи? - капризно вопрошает сэр Баллард. - Смотрите на меня, если беседуете со мной, а не с кем-то ещё.
   - Простите, сэр, но разве в Кастл Макрайан есть другое зеркало? - в лоб спрашивает Дорин. - Тогда почему Сектор не воспользовался им, чтобы прийти, а Уолден - чтобы уйти?
   - Всему своё время, - подозрительно туманно отвечает старик. - Я говорил это к тому, чтобы вы поменьше трепали языком с чужими людьми.
   Дорин замолкает. Что значит "своё время" - и хорошо это или плохо? И что делать ей? Вытрясать из старого хрыча припрятанное стекло - иди довериться его словам? А, между тем, лично для него время уже и впрямь перестало играть хоть какую-то роль.
   День сменяется ночью, а затем утром нового дня. Капризный старик желает общаться довольно часто, и для Дорин это именно старик, а не зеркало, которое при желании можно развернуть лицом к стене или вообще убрать в чулан. Когда-то у неё был ворчливый дед, но Дорин вряд ли могла предположить, что живой дед и обитающий в зеркале - почти одно и то же.
   Может, это иллюзия, но скоро Дорин начинает казаться, что раньше тут было значительно спокойнее. Не трещали поленья, не бурлил на плите суп, зеркала висели на своих местах и надменно молчали, и даже северный ветер опасался подлетать близко и пузырями раздувать сушащееся на верёвке бельё.
   Вопли сэра Балларда эхом разносятся по Кастл Макрайан.
   - Да, да, добрый день, сэр, но у меня из-за вас сейчас выкипит вся вода, - с места в карьер сообщает Дорин.
   "Хорошо, хоть за вами не надо выносить горшок, мистер", - ехидно думает она.
   - Я ведь не прошу мыть мне ночную вазу, - тут же заявляет сэр Баллард и величественно задирает подбородок. - Разве вы не заметили, что я не имею привычки звать вас просто так?
   "Если только для того, чтобы отругать за что-нибудь ещё", - с юмором добавляет она про себя.
   - Опека владетеля нарушена, и вблизи замка кто-то есть, - вдруг говорит старик. - А вы за каким-то чёртом сидите себе со своими кастрюлями, как кухарка, и в ус не дуете. Ну, что ж, сидите и дальше, если вас больше прельщает роль поварихи.
   Дорин стоит, разинув рот, словно только что он вылил ей на голову ведро колодезной воды.
   - Кто-то - это Сектор? - она ловит себя на том, что пальцами правой руки изо всех сил сжимает левое плечо, где под материей прощупывается давно заживший косой рубец.
   - Кто-то - это не знаю, кто, - раздражённо сообщает сэр Баллард. - Могу сказать одно: он человек. И не спрашивайте меня, за каким лядом он лезет через опеку и как до сих пор не побежал прятаться от страха под юбку к своей мамаше.
   Вот это новость! Но что она может сделать даже с человеком... - Дорин обрывает себя на середине мысли. Вопрос не в том, что она может сделать, вопрос в том, что она должна смочь.
   - Другим разом будьте внимательнее, - брюзжит ей вслед старик. Эта леди будет внимательнее. Она будет жёстче. Ещё многим вещам предстоит научиться, ну, да ничего. Ведь она - Макрайан...
  
   Глава 13
  
   Граница с Шотландией позади, и впереди Джои ждёт то самое "нехорошее место". Он догадывается, что ещё неизвестно, что страшнее: владетель, скрывающийся за невидимой стенкой, - или аборигены, которые наверняка прекрасно помнят бравого детектива Купера, навсегда успокоившего их Шерифа пулей промеж глаз.
   Джои по памяти находит дом Макдауэла и со свистом гонит мимо, проезжая дальше на пару-тройку миль. Он помнит про тонированные стёкла, но испытывает непреодолимое желание пригнуться к рулю. Джои выбирает место, где можно оставить джип, загоняет его в просвет между деревьями и забрасывает ветками. До старого леса довольно далеко, да и направление он помнит только приблизительно, ну, да ладно. Лучше вернуться пешком, прячась от каждого шороха и рискуя проблуждать дотемна. В последний момент Джои спохватывается и забирает из машины солнцезащитные очки - "Поляроид". Он от всей души надеется, что эта мера предосторожности сработает, хотя бы не дав сразу же превратить его в безвольную марионетку. В том, что хорошего ждать не приходится, он уверен на сто процентов. Что ж, пусть так, остаётся уповать на случай и удачу.
   Джои даёт круг, чтобы, не приведи Господи, не наткнуться на кого-нибудь из местных, например, на чумного старика, который носится с "нехорошим местом", как дурень с писаной торбой. Джои не думает, что старый хрыч совсем потерял мозги и забыл, что происходило здесь три года назад - и что такое линчевание. А именно оно ему и светит, и Джои, как пить дать, рискует выехать из города в виде трупа в смоле и перьях, - если, конечно, в этих горах не придумали чего-нибудь позаковыристее.
   Джои блуждает несколько часов и вот, наконец, доходит до старого леса. Чёрт! Оказывается, он помнит это место до каждого дерева, до каждой проклятой травинки. И именно сейчас должно начаться самое "оно".
   - Ну, валяй, начинай! - вызывающе говорит Джои, точно эта невидимая стенка живая и от неё ожидается ответ.
   Нет, не живая. Но ответ есть: сильнее, сильнее, ещё сильнее... Канадский север, он, замороженный во льду, не чувствующий ни ног, ни носа, ни ушей, и панический ужас - оказаться на каталке остатком тела, у которого ампутировали всё, что только можно...
   - Ах ты, сука! - говорит Джои, сжимая зубы. - Плевать я хотел!
   Шумит ветер в кронах огромных дубов - и завывает метель, где-то там, под мерцающей авророй севера.
   - Плевать! - орёт Джои, как полоумный. - Пошёл к чёрту!
   Кто именно пошёл или пошла, он понятия не имеет, но пусть это нечто катится куда подальше: он должен пройти, хоть убей.
   И не может.
   Джои опускается на колени и с такой силой сжимает в горстях выдранную с корнями траву, что белеют костяшки пальцев. Он постоит тут немного и отдохнёт, а потом попробует снова. Может быть...
   Впереди, совсем рядом с ним угадывается какое-то движение. Джои всё-таки поднимает глаза - и встречается взглядом с другими глазами, зелёными, как поблёкший осенний склон. В первый момент до него доходит только то, что это женщина, потому что на ней надета куча юбок, ничего больше он разглядеть не в состоянии.
   - Обязательно гулять именно на моей горе? - мрачно спрашивает она.
   На её горе. Кроме того, у неё тут, кажется, не возникает никаких проблем. Значит, Джои рискует жизнью, если промедлит хотя бы секунду.
   - Я друг Близзард, - скороговоркой произносит он, пока эта женщина не успела выкинуть какой-нибудь малоприятный фортель.
   - Вот как? - после секундного размышления говорит она. - Я тебя не знаю.
   Конечно, откуда она может его знать, если он человек?!
   - Близзард здесь нет, - добавляет женщина.
   - Помоги, - Джои решается на отчаянный поступок, пока она не опомнилась и не шарахнула его какой-нибудь дрянью, и протягивает руку.
   Она снова секунду размышляет, а потом берёт его за руку... и всё кончается. Господи Боже! Он станет таким хорошим, он будет каждое воскресенье ходить в церковь, только чтобы никогда, никогда больше не столкнуться с этим... этой... с этой чёртовой штукой.
   Женщина начинает молча взбираться в гору, не выпуская его пальцев, и Джои послушно ползёт следом. Наконец, он может рассмотреть её хотя бы со спины: две или три дорогие, но полинявшие юбки надеты одна на другую, меховая жилетка, поверх которой туда-сюда болтается длинная коса, на ногах стоптанные туфли.
   - Тут так холодно? - он решает прервать молчание и начать устанавливать дипломатические отношения. В шотландских горах не жарко, Джои в курсе, однако женщина похожа на капусту.
   - В Кастл Макрайан - да, - говорит она.
   В этот момент перед ними открывается некогда величественная постройка, в которой, по мнению Джои, сейчас могут жить совы и привидения, но никак не люди. Или кто-то вроде. Они, всё так же за руку, проходят внутрь.
   - Я тебя не знаю, - ещё раз говорит она и Джои догадывается, что неплохо бы представиться.
   - Джои Купер, ныне Джои Райс. Отдел по борьбе с наркотиками. Полицейский. То есть, бывший полицейский, - он вываливает ей правду, а не то, что написано у него в синеньком канадском паспорте. Какого чёрта? Если она захочет, всё равно вывернет его мозги наизнанку, не пошевелив и пальцем.
   - Дорин Макрайан, - она называет своё имя, а Джои в это время как раз созерцает всё то, что осталось от сквозного зеркала. От Близзард он слышал фамилию Макрайан; должно быть, это его жена или сестра, но это открытие не идёт ни в какое сравнение с тем, что он видит прямо перед собой. Стоило проделать такой путь, чтобы наткнуться на пустую раму и кучу осколков...
   - Ч-ч-чёрт подери, - вырывается у него против воли. - Зеркала нет.
   - Как и кольца, - равнодушно добавляет она.
   - Хрен с ним. Кольцо у меня есть, только без зеркала это красивая безделушка, - Джои демонстрирует ей палец.
   - Где ты его взял?! - Дорин так резко подаётся вперёд, что до него мгновенно доходит: эта штука важна для неё, как воздух.
   - Чего только не бывает на свете, - неопределённо отвечает Джои, успев отдёрнуть руку. - Кстати, а куда делось ваше кольцо?
   - У меня его и не было, - говорит она. - Я человек.
   Джои чувствует себя так, словно ему отвесили хороший подзатыльник. Какой, к чёрту, человек?! Без труда проходящий опеку владетеля и проводящий его?
   - Как человек? - опешив, спрашивает он. - Ты - человек?!
   Она оборачивается так резко, что коса взлетает и хлещет её по щеке.
   - Обращение "ты" оставь для своих друзей, - его обдаёт холодом. - Для тебя я леди Дорин. В крайнем случае, миссис Макрайан.
   От её взгляда у Джои пропадает всякое желание возражать, словно он попал на приём к королеве и неожиданно потерял штаны. Ну, нет, шалишь, - думает он. Какие-то их игры статусов, которыми девке, видать, заморочили голову. Однако номер не пройдёт; только не с ним, дорогая. И оба они - извиняйте, миссис, леди, или как вас там - на равных, если не считать того, что он сильнее просто физически.
   - Вам пригодилось бы это кольцо? - Джои умеет временно пропустить мимо ушей то, что ему не по нраву.
   - Да, - наконец, говорит она.
   - Слушай-ка ты, миссис, - сообщает он. - Похоже, нам обоим нужна пара "зеркало-кольцо", уж не знаю, для чего тебе, выясним это позже. Поэтому варианта только два: или мы приходим к соглашению и начинаем плодотворно сотрудничать - или нет.
   Она молчит. Ну, что ж, пусть думает.
   - Близзард я звал просто Близзард, кровавую суку Легран я в глаза звал кровавой сукой Легран. Никто из них не отрицал, что они бывшие зечки со съехавшей крышей, впрочем, так же, как и твой Макрайан. Это не хорошо и не плохо, это факт. Скажи мне, что они по сравнению с тобой невинные овечки, и я буду расшаркиваться перед тобой каждый раз, как увижу.
   Не успевает Джои закончить этот пассаж, как получает оплеуху такой силы, что у него звенит в ушах.
   - Если я услышу хотя бы ещё одно слово про мистера Макрайана, - доносится до него, - тебя будут искать по частям. Раскиданного по всей территории округа Эдинбург.
   Ах ты, стерва! Ну, погоди у меня, - злобно думает Джои, сжимая кулаки и готовясь показать ей, почём фунт изюма.
   - Не советую, - она дерзко смотрит ему прямо в глаза и даже не думает отступить хотя бы на шаг назад. - Не знаю, как насчёт съехавшей крыши, а всё остальное...
   На этом месте она стягивает с плеча ткань платья и демонстрирует ему выжженный зигзаг, который Джои видел тысячу раз - и, кажется, тысячу лет назад. Вот так так! Теперь юрисдикция Утгарда распространяется и на людей?!
   - Давай замнём. Прости, я погорячился, - Джои понимает, что, кажется, и впрямь хватил через край. - Однако ты разбила мне нос.
   Он только теперь замечает, что на пол шлёпаются тяжёлые красные капли.
   "Ладно, чёрт с тобой, - думает Дорин. - Да и была бы охота".
   - Не развалишься, - говорит она. - Для того чтобы остановить кровотечение, надо проткнуть жабу, подождать, пока она издохнет, положить в мешочек и повесить тебе на шею.
   Джои в некотором недоумении выслушивает новость.
   - Пожалуй, если я буду ждать, когда ты проделаешь всю эту ерунду, я издохну сам, - резонно возражает он.
   - Ещё могу предложить мох с черепа покойника, - да, отличная альтернатива, против фактов не попрёшь. - Правда, понятия не имею, где бы взять покойника.
   - Нет уж. Давай как-нибудь обойдёмся без покойников, если ты, конечно, не против, - говорит он, попросту прикладывая к носу рукав.
   - Как, ты сказал, тебя зовут? - переспрашивает она.
   - Джои.
   - Ладно, Джои, - уже спокойно говорит Дорин. - Можешь звать меня Макрайан.
  
  
   "Да уж, невесело тут", - скептически думает Джои несколько дней спустя.
   Эти несколько дней он приходит в себя, словно бежал марафон длиною в жизнь, а потом уткнулся носом в кирпичную стену. Это почти конец пути. Всё. Дальше некуда. Точнее, дальше зеркало, которого нет... Или есть?
   Начать с того, что тут просто напросто голодно, - размышляет Джои, в очередной раз похлебав супа с плавающими крапивными шматками.
   - Никогда бы не подумал, что буду жрать траву, - хмуро говорит он Дорин, отодвигая миску. - Это ещё хуже, чем собачий корм.
   - Если бы ты посидел голодный неделю, спорим, стал бы жрать всё, что угодно, включая кору от деревьев? - Дорин убирает посуду.
   - Такой роскоши, как тарелки, тут нет, правда? - ехидно спрашивает Джои.
   - Такой роскошью, как тарелки, мы будем пользоваться хоть сейчас, если ты станешь посудомойкой, - говорит она.
   - Вот ещё. Это не мужское дело.
   - Челяди тут нет, - парирует Дорин. - Специально для тебя я могу сервировать стол на двадцать персон и уставить его фамильным фарфором, только, боюсь, там всё равно будет плавать та же самая крапива. А пока, полагаю...
   - Послушай-ка, - перебивает он, не желая слышать никаких "пока", не относящихся к сути проблемы. - Я, конечно, понимаю, что играть в Золушку гораздо занимательнее, чем делать дело, однако, может, займёмся делом?
   - Каким? - Дорин отворачивается и начинает-таки ковыряться с этими своими кастрюльками, так, что Джои не видит её лица. Вот стерва! - И, да, если тебе интересно, я предпочитаю играть в принцессу, заточённую в башне.
   - Если ты забыла, то нам нужна пара "зеркало-кольцо". Или нет? Кольцо - вот оно, уже тут, - он демонстративно машет пятернёй. - Может, стоит немного поднапрячься и отыскать где-то зеркало?
   - Где, например?
   - Я не знаю, где, - Джои начинает злиться. - Но, думаю, тут более подходящее место, чем автострада, деревенский паб или медвежья берлога. Более подходящее, чем любая другая точка на карте, где полно людей, но нет даже тени... кого-то другого.
   Они оба так и не выяснили, как называть этого кого-то другого. У этих других не было рогов, они не исчезали с воплем "Лошадка и охапка!", как просто обязаны были поступать все порядочные фейри, и не делали ничего особо запредельного, если, конечно, не смотрели тебе в глаза. Но тут с ними мог посоперничать тот же Дэвид Копперфильд... впрочем, Джои был не совсем уверен, что тот не был кем-то из их числа. Результатом встречи с этими другими стало то, что сейчас он слушал, как грохочет котлами на кухне средневекового замка девушка, дошедшая до психоаналитика - а уж это по шкале Джои было "дело труба". Впрочем, насчёт себя он точно так же мог сказать "дело труба", но его психоаналитиком была бутылка.
   - Суть не в названии, - раздражённо говорит Джои, подводя итог. - Да, можно облазить пол-Британии, перетряхнув все местечки с дурной репутацией и дома с призраками, но не думаю, что без чёткого знания места можно попасть в другое владение. Если где искать - то теперь только тут.
   - Если ты обратил внимание на раму внизу, то тут оно разбито, - равнодушно сообщает Дорин, точно её подменили, и теперь её мало касаются все кольца и все зеркала в мире.
   - Хорошо, пойдём от обратного, - у него появляется стойкое ощущение, что она чего-то не договаривает. - Ты знаешь ещё какое-то место вроде этого?
   - Тюрьма Олдгейт, - говорит Дорин и хохочет. - Спорю на свиной окорок, что там точно есть зеркало.
   - Ты выиграла, прекрасная принцесса, - безапелляционно решает Джои. - Как только мы продвинемся дальше ничегонеделанья, я подарю тебе огромный свиной окорок. Только, боюсь, у меня кишка тонка лезть в тюрьму Олдгейт, даже если она битком набита зеркалами.
   - Поместье Легран, наверное, цело, - предполагает Дорин. - Только я всё равно понятия не имею, где оно находится.
   - И? Твои варианты? - Джои точно не тот человек, который будет сидеть на заднице и ждать, пока что-то случится само собой.
   - Всему своё время, - туманно отвечает она.
   Вот как! Надо же! Если всему своё время, значит, она уверена, что это время придёт, прямо сюда, с доставкой на дом и без бонуса в виде подвигов, предусматривающих штурм Олдгейта?!
   - Хорошо, а чему время сейчас? - любознательно интересуется он.
   - Надеюсь, ты умеешь добывать дрова? - неожиданно говорит Дорин.
   Джои хочется повертеть головой. Что ещё, к чёрту, за дрова?! Причём тут какие-то дрова?
   - Зеркала - зеркалами, но, знаешь, Джои, если ты не заметил, тут немного холодно и голодно. Ты шёл сюда по дороге в один конец, - весьма прозорливо говорит Дорин. - Что ж, ладно, но тогда помоги мне сделать так, чтоб тут стало чуточку потеплей, иначе за время поисков мы оба рискуем околеть.
   - Значит, идея перетрясти тут камень за камнем всё-таки не кажется тебе идиотской? - со вновь вспыхнувшей надеждой спрашивает он.
   - Всему своё время, - с этими напутственными словами Дорин всучивает ему топор и широким жестом обводит окрестности. - Вперёд, отважный дровосек, иначе принцесса загнётся в своей башне.
  
   Глава 14
  
   Что ж, ладно, побудем лесорубами, не вопрос. Кем только Джои не был в этой жизни, да и, скажем честно, это мало чем отличается от работы человека, который копает могилы. Он закидывает топор на плечо - и тут же, едва не вогнав лезвие себе в лопатку, решает, что это плохая идея. Чёрт подери, сейчас Джои приволок бы сюда того умника, который рисовал картинки к книжке, из которой Джои вынес эту чушь, и заставил поработать натурой. Да, возможно, живи он в средние века, имей мускулы размером с арбуз и не имей зубов, всё было бы совсем иначе.
   - Однако, хлопотное это дело - спасение прекрасных принцесс, - насмешливо говорит Джои в никуда.
   Волнуется старый лес, скрипят ветвями великанские дубы и нога нет-нет, да и скользит, ступив на кучу прошлогодних желудей. Джои скептически оглядывает деревья, к которым можно подступиться разве только с бензопилой, и задумчиво чешет затылок. Такой роскоши, как бензопила, тут не найдётся точно. Что ж, вперёд, отважный канадский лесоруб, за неимением пилы включай мозги, - с досадой думает Джои, во всей полноте осознавая тяжесть бытия. "Это тебе не кулаками махать", - язвит он самому себе, оставляя старый лес позади. Даже если он что-то и добудет - а Джои уже начинает в этом сомневаться, - то тащить придётся далеко.
   Он долго нарезает круги вокруг не очень толстого деревца и, наконец, решает, что оно ему по зубам. Топор достаточно остр, и лезвие с глухим звуком кромсает древесную плоть, плюясь во все стороны опилками. Джои довольно быстро срубает ствол наполовину, и тот становится похож на неаккуратно заточенный карандаш. Любуясь на дело рук своих, он вдруг понимает, что протащить несколько миль и заволочь вверх по склону целое дерево ему явно не по силам, и удовлетворение сменяется досадой. Всё без толку! Джои в сердцах плюёт и садится перекурить. "Силён, чёрт проклятый", - раздражённо думает он про супруга Дорин: кто, как не он, до этого таскал в Кастл Макрайан топливо? Те, другие, это, конечно, не совсем люди, но справедливости ради Джои должен признать, что еда, вода и прочее не растут у них в волшебных садах и не падают с неба, а добываются самым обычным способом. Да, в Близзард-Холле была челядь... ну, так на то это и был Близзард-Холл...
   Конечная точка - тут, и у конечной точки другое имя - Кастл Макрайан. Другая игра - другие правила, - неожиданно думает Джои, соглашаясь.
   Он пару часов бродит по лесу, собирая хворост и обрубая сухие сучья. Конечно, как самонадеянный идиот, он не захватил даже верёвки, наверное, думая, что дрова сами нарубятся, выстроятся в шеренгу и прибегут на кухню. Джои, красный, как рак и исчерпавший весь свой набор крепких выражений, снимает рубашку и связывает ею первую порцию топлива. Наверху он находит верёвку, но таких порций не одна и не две, и под вечер путь на гору начинает казаться ему дорогой на Голгофу.
   - Опять! - со стоном восклицает Джои, созерцая перед собой опостылевшую крапиву. Отличное завершение дня, ничего не скажешь!
   Дорин без звука подходит и забирает миску.
   - Куда?! - возмущённо орёт Джои. Никак, чёртова стерва решила его проучить?! Ну, уж нет! Если она думает, что он не отстоит своё право на эту миску зелёной бурды, то глубоко ошибается!
   - Я думала, тебе это не нравится, - Дорин пожимает плечами и возвращает миску.
   - Мне много что не нравится, но, если я не поем этого дерьма, то скоро дам дуба, или это тебе и требуется? - возмущённо начинает он - и замечает прямо перед собой хлеб, кастрюлю с варёной картошкой, масло и миску грибов.
   - Сегодня есть кое-что ещё, - сообщает Дорин так, словно ничего не случилось и Джои не сидит перед ней с лицом, красным от гнева и ругательствами, висящими на самом кончике языка. - Спасибо Грейс.
   Грейс. Полоумная знахарка. Чёрт возьми, да будь она хоть трижды полоумная! Видать, старуха перестраховывается, ну да разве в этом есть какие-то минусы? Никаких.
   - Спасибо Грейс, - от души говорит Джои. Сто лет не ел такого вкусного хлеба!
   Кастл Макрайан внезапно наполняется звуками, словно кроме них тут есть кто-то ещё.
   - Никак, мистер Картошка снова желает знать, что к чему, - загадочно говорит Дорин, заставляя Джои поперхнуться.
   - Знаешь, не хотелось бы проснуться в обществе скелета, тролля или с откушенной ногой, - он начинает злиться. - Может, стоило немного раньше рассказать мне, с кем ещё я могу тут столкнуться?
   - Ни с кем, - говорит Дорин. - Это зеркало сэра Балларда Макрайана, деда мистера Макрайана с отцовской стороны. Я прозвала его так, потому что он похож на большую бородавку, только давай это будет секрет.
   - Не вопрос, - Джои пожимает плечами. Секрет так секрет, зеркало так зеркало; он уже достаточно видел в Близзард-Холле. Впрочем, покойный ленный лорд Винсент Близзард в итоге оказался отличным парнем, так почему бы и этому горлопану не быть милым дедушкой?
   - Ещё, кажется, секрет есть у него, - всё-таки сообщает Дорин, нахмурившись.
   - Вот как? - Джои почему-то ничуть не удивлён. Было бы странно, если бы каждое из этих зеркал не отмачивало какой-нибудь финт.
   - Похоже на то, что он где-то спрятал второе сквозное зеркало, - говорит Дорин, и эта новость производит на Джои впечатление куда большее, чем хлеб и масло. К чёрту жратву! Так вот откуда все её недоговорки! Почему бы не пойти и самому не попытаться установить контакт?
   Мистер Картошка разгневан, это слышно даже отсюда.
   - Позвольте... - начинает Джои.
   - Не позволю, - скрежещет старик, и впрямь смахивающий на большую бородавку. - Вы в своём уме, леди Дорин? Я третий день жду ваших действий, и что же я вижу? Пшик?!
   "Ну, что ж, первая попытка мимо - обескураженно думает Джои. - Но попытаться-то стоило?"
   - Сэр, позвольте объяснить, - Дорин на удивление спокойна.
   - Не позволю, мэм! - визгливо кричит старик, потрясая кулаками. - Сначала я думал, что вы хотите... развлечься. Это было бы глупо, да, мэм, простительно, но глупо. Потом я понял, что вы не так несдержанны в своих желаниях, как болван Уолли - даже несмотря на то, что чересчур много времени проводите в обществе Морриган.
   В течение этого пассажа Джои стоит, разинув рот, и медленно заливается краской - пока до него, наконец, не доходит, что слово "развлечение" здесь понимают, похоже, ровно в том же смысле, что и Близзард. С одной стороны, это даёт ощущение чего-то близкого, почти родного, а с другой стороны...
   - Эй, мистер! - встревает Джои. - Я как-то не привык быть в таких развлечениях объектом.
   - Потом я подумал, что нет ничего особенного в том, чтобы завести здесь прислужника, - старикан делает вид, что не замечает его в упор. Ну, ладно, мистер, ещё и не таких видали, - думает Джои, да и разве не наплевать ему на лысое чучело, уже незнамо сколько лет или даже веков гниющее в своей могиле?
   - Сэр, этому человеку тоже нужно в Межзеркалье, - в лоб говорит Дорин. - И у него уже есть кольцо.
   Мерзкий дед захлопывается и издаёт какое-то бульканье, словно некто сзади треснул его по затылку и он подавился своим зубным протезом.
   - Дело за малым, - продолжает Дорин, пользуясь наступившей передышкой. - Теперь всё упирается в зеркало, и я, Дорин Макрайан, прошу у вас, доброго сэра Балларда Макрайана, помощи и совета.
   - Не знаю, что и сказать, - наконец, скрипит мистер Картошка, сбавив громкость. - Ума не приложу, что человеку может понадобиться в Межзеркалье. Могу вам обещать только одно: я подумаю.
   - Но сэр! - вскрикивает Дорин.
   - Вы - тоже человек, мэм, но вы - часть Семьи, - церемонно говорит старик. - Я не могу доверить такую тайну не члену Семьи Макрайан.
   "Чтоб тебя! - гневно думает Джои. - Точнее, чтоб у тебя. Отвалилось всё, что ещё не успело!"
   - Даже если речь идёт о том, чтобы, в конечном счете, ваш собственный внук вернулся домой?! - восклицает Дорин.
   - Интересы Семьи важнее интересов одного её непутёвого отпрыска, - неохотно говорит противный дед. - В конце концов, Семья попросту больше.
   - Больше? О чём вы, сэр?! Кому будут нужны Секреты Семьи, если она перестанет существовать?! - голос Дорин начинает звенеть.
   Ещё неделю назад она с ужасом думала о Межзеркалье, а теперь видит перед собой одну-единственную цель: зеркало. Создатель, что происходит, что Дорин готова сейчас залезть внутрь рамы и наброситься на старика с кулаками, потому, что он упрям, как осёл? Она - единственный владетель всего этого, она - сама себе хозяйка, и хозяйка Кастл Макрайан... Но она - должна. Только должна?
   - Этого вам не понять. Надеюсь, что пока не понять, - высокомерно заявляет сэр Баллард.
   - Кому будете нужны и вы сами, если Семья исчезнет?! - это очевидно, но Дорин станет повторять снова и снова, пока её слова не возымеют действие.
   - Я же сказал: я подумаю, - говорит старик. - Всему своё время.
   Так вот откуда она нахваталась этих невнятных прогнозов про время! "Чёрт бы тебя подрал!" - скрипя зубами, думает Джои, но не выдерживает и в сердцах бьёт по раме кулаком. Стекло вибрирует и отзывается низким гулом.
   - От вас я и не ждал проявления учтивости, - старик не находит ничего лучшего, как повернуться задом и продемонстрировать им сутулую спину, обтянутую чёрным бархатом. - Надеюсь, у вас всё не настолько плохо с проявлением ума. До свидания, леди Дорин.
   Ума, не ума... Старый маразматик, зацикленный на никому не нужных тайнах.
   - Ничего, мы справимся, - Джои глядит на расстроенную Дорин. - Разберём эту берлогу по камешку. Дело времени.
   Выходя, он видит, как мистер Картошка оглядывается и через плечо смотрит им вслед, поджав тонкие серые губы.
  
  
   Невесёлый вечер они проводят у камина и занимаются тем, что приканчивают последнюю пачку сигарет.
   - Прикури ещё раз, - Джои протягивает ей щипцы с угольком: сигарета Дорин тлеет с одного бока.
   - Это значит, что кто-то думает обо мне, - она отрицательно мотает головой.
   - Всегда был уверен, что от этого икаешь, - Джои возвращает щипцы на место. - И каждый раз хотел навалять тому, кто решил обо мне подумать.
   - Чтобы перестать икать, надо всего-то смочить указательный палец правой руки слюной и трижды перекрестить носок левого ботинка, повторяя "Отче наш" наоборот, - задумчиво заявляет Дорин, будто сама поражаясь такому простому решению вопроса.
   - Прости, но я не помню "Отче наш", даже и не шиворот-навыворот.
   - Ты атеист.
   - А ты нет.
   - Я - нет.
   - Тогда как вышло, что тебе позарез понадобилось в Межзеркалье? - спрашивает Джои, решив рискнуть. - Думаю, я не сильно ошибусь, если предположу, что это место сродни аду, - он скромно умалчивает о том, как всё происходящее вообще укладывается в её сознании.
   - Значит, так, - говорит она и Джои понимает, что в её мире существует всё. И Отче наш, и Дева Мария, и великаны, и лепреконы. Дорин выросла в тех краях, где добрые католики ставят за дверь блюдце с молоком для эльфов - на случай, если те проголодаются, - и это вовсе не мешает им быть добрыми католиками. Она не задаёт вопросов, она живёт; окружающий мир - это очевидный факт, её бывшие хозяева, её нынешний муж - это тоже очевидный факт. Всё это просто есть, и надо жить дальше, идя вперёд.
   - Ладно, оставим. Если б каждый раз, когда я криво прикуривал с похмелья, обо мне на самом деле кто-то думал, я был бы страх каким счастливым человеком, - нет, Джои не верит в эту абракадабру, которой, похоже, под завязку набита её голова.
   - Вот именно, что страх, - грустно шутит Дорин. - Так ты был счастливым человеком?
   Быть может, в другом месте и в другое время задавать такие вопросы и считалось бы дурным тоном, но только не здесь и не сейчас. На восток от солнца, на запад от луны...
   - Был, - подумав, отвечает Джои.
   Когда жил только работой, когда считал, что иногда просто чересчур жесток, когда делил с Близзард и жизнь, и смерть, и виски...
   - А теперь так уверен, что не будешь и потому лезешь за грань? - спрашивает Дорин.
   Да ни в чём он не уверен. Будет уверен, когда найдёт Близзард и спросит, а что же дальше? Даже если для этого придётся перетрясти все зеркала в мире. Ей он поверит...
   Дорин курит и смотрит в огонь, но про что думает она, так и остаётся загадкой.
   - Счастье - весьма относительная штука, - философски говорит Морриган.
   Она поднимает изящную кисть, и на сей раз в её руке оказывается музыкальная шкатулка. Крошечная девочка в бальном платье кружится в танце, и звенят хрустальные молоточки под черепаховой крышкой.
   - Она счастлива? Нет ли? - спрашивает Красная Дама. - Да, она счастлива, потому что танцует, но потом кончается завод - и ты видишь, что это всего только затейливый механизм, лекарство от скуки.
   Джои поднимается и стряхивает пепел со своей видавшей виды кожаной куртки.
   - Чши пани позволи? - вдруг говорит он Дорин, галантно подавая ей руку.
   - Ты знаешь что-то ещё, кроме ругательств? - шутит она, заметно насторожившись, - и вдруг соглашается.
   - Близзард была родом из Карпатских гор, - оказывается, Джои помнит - каждую секунду их общей жизни, замешанной на крови и пепле. Коктейль из грабовых лесов, смерти, вереска, чёрного шёлка в мокрых пятнах и шрамов на левом виске - красоты воплощённой боли.
   Грохочет над горами стремительная летняя гроза, пылает огонь, мужчина в кожаной куртке ведёт в танце леди, одетую в повязанный крест-накрест кусок драной шторы - и кружится в зазеркалье, на черепаховой крышке танцовщица-куколка, выстукивая каблучками "Зелёные рукава"...
   Дорин идёт спать и снова долго лежит, глядя вверх - а камин, потрескивая углями, играет на потолке бликами света...
   ..."Подойди ", - хозяйка сидит перед трюмо, и Дорин застывает, взглядом прикипая к отражению в зеркале её глаз. "Наказания без вины не бывает", - говорит хозяйка, и Дорин понимает, что это конец, точнее, почти конец, когда из тебя почти вынимают жизнь, каплю за каплей, оставляя несколько капель на самом донышке, чтобы в следующий раз иметь возможность с наслаждением проделать это снова...
   Дорин просыпается от собственного крика. Камин почти погас, в комнату начинает заползать холод, но ей жарко, будто она только что залпом выпила стакан чая. Почему она завопила, как резаная? Что такого случилось в том сне, будь он неладен? Ей было страшно? Больно? Или уже нет?
   Нет, не страшно, а боль... боль болью, ведь так? И сама Дорин - уже не камеристка Долорес, которая в первый раз в жизни не кинулась убирать черепки разбитой чашки, пусть даже это был всего только сон... Всё, хватит, ведь ночь длинна.
   ..."Смотри ближе", - снова говорит хозяйка, пальцем обводя оттиск утгардского тавра, вплавленный в руку... Взгляд Дорин падает на зеркало - Создатель, да ведь это не Близзард, это она сама сидит перед трюмо, уже зная, чувствуя каждой клеточкой тела чарующую красоту боли...
   Сон? Явь? Камин потух, только если кочергой пошевелить золу, то побегут в разные стороны последние мерцающие искры.
   - Доброй ночи, леди Дорин, - говорит она себе - и устраивается поудобнее, если, конечно, можно устроиться с удобством на продавленной кровати. В жизни постоянно есть какие-то ключевые точки. Когда прошлое уходит безвозвратно, и ты чувствуешь его последнее прикосновение, словно поцелуй - на прощанье. И на удачу.
   В её жизни теперь окончательно нет места слову "хозяйка". Точнее, есть, да вот только хозяйка - она сама.
  
  
   Ядовитый электрический свет разъедает глаза. Дориш выключает лампу и довольствуется плафоном под потолком, пыльным и засиженным мухами. Впрочем, кому и на что сдалась красота в тюрьме Олдгейт? Всё равно не заснуть. Трёх-четырёх часов за сутки мало, но невозможно спать, когда знаешь, что все эти мрази живы. Где-то там, неизвестно где, за гранью зеркала, которое не открыть, но, чёрт подери, они существуют не только в его прошлом. Они тут, в настоящем, и заявятся снова, когда сами того пожелают, независимо от того, что об этом думает он, глава Сектора. Придут обратно, чтобы вернуть власть, ведь что может быть слаще? Поместья лежат в руинах, но разве кого-то волнует кирпич и штукатурка?
   Ненависть разъедает душу не хуже, чем кислота - если, конечно, у него осталась такая штука, как душа. Невозможно жить, зная, что жив и твой враг, неизменный, вечный противник, затаившийся где-то на краю времени, чтобы в один прекрасный момент ударить со спины.
   - Ты будешь гнить тут, сидя в дерьме по самые гланды. По сути, это фоновая фраза, просто чтобы сказать, - спокойно сообщает Дориш в никуда, глядя на свои руки. Болевой удар - хорошая штука, главное, сделать так, чтоб объект оставался в сознании, иначе не интересно. - Должен же я что-то сказать, чтобы ты не заснул?
   - Мне не привыкать, Дориш, ты же знаешь, - Макрайан сидит на полу, кое-как привалившись спиной к стене.
   - Веришь - не знаю. Всё течёт, всё изменяется. Ты завёл себе свою шалаву, я завёл Спота, - рядом со столом, замусоренным обычной канцелярией, стоит кресло. Там лежит нечто, похожее на меховую шапку. Маленькая собачка, услышав своё имя, просыпается и Макрайан видит, что у шапки, по крайней мере, есть чёрный нос.
   - Знаешь, иметь домашнее животное - это здорово, - задушевно говорит Дориш. - Только представь, он готов лизать мне пятки просто так, даже не за миску супа.
   - Да что ты! - издевательски комментирует Макрайан, ожидая, что разговор плавно съедет на Дорин и, предвосхищая унижение, продолжает: - Кажется, я ошибся: вместо жены мне надо было завести себе что-то вроде, тогда я, по крайней мере, не стал бы рогоносцем.
   - Ему больше подошла бы ручная крыса, правда, Спот? - Дориш оценивающе щёлкает языком. Спот согласен, босс всегда прав на все сто.
   - Знаешь, Уолли, забавно: он так скучает, если я оставляю его одного, - кажется, ещё немного - и Дориш полезет в карман за носовым платком, впрочем, Макрайан не уверен, что полукровый ублюдок вообще знает, что это за штука, носовые платки.
   - Сделай из него воротник, - советует он, готовясь снова быть низвергнутым во мрак болевого шока. - Или варежки. Тогда, уверяю, он всегда будет рядом.
   - Я уже говорил тебе: ты такой нехороший и жестокий, - расстраивается Дориш. - Послушай-ка, Уолли, я хотел задать тебе очень личный вопрос.
   "Как я отношусь к факту супружеской измены", - думает Макрайан, готовясь снова проговорить это вслух, только нарочно более грубо. Нет проблем, он скажет это сам, не отводя глаз, он обсудит все достоинства своей жены, но когда-нибудь снова станцует на их костях...
   - А ты? - вдруг говорит Дориш. - Не скучаешь по своему хозяину?
   Так вот к чему был весь этот трёп! Сукин сын!
   - Смотри-ка, Спот, ведь это ужасно, правда, малыш? - Дориш берёт собачку на руки. - Милорда Макрайана стоит пожалеть, не находишь? Он потерялся. Точнее, его хозяин выкинул его пинком под зад. Только представь, что было бы, если бы я выбросил тебя посреди улицы и ушёл, даже не оглянувшись?
   - У тебя раздвоение личности? - спрашивает Макрайан, пытаясь придумать ругательство пострашнее. - Или ты думаешь, что твоя шавка тебе ответит?
   - Вряд ли, - с сожалением произносит Дориш, выуживая из кармана кусочек чего-то вкусного и угощая собачку. - Зато, может быть, ответишь ты?
   Макрайан теряет нить разговора, больше смахивающего на светскую беседу. Да, он понимает, что вся эта белиберда говорится только с одной целью: рассеять его внимание и вытянуть из него... что вытянуть - он придумать не может. Дориш и так способен вытянуть почти всё, включая второе имя прабабушки с материнской стороны или цвет его любимых подштанников, в то время как сам Макрайан давным-давно забыл, какого цвета они были изначально.
   - Куда приятнее сидеть в своей берлоге под боком фигуристой бабы с хорошей задницей, - с пониманием говорит Дориш. - Но на крайний случай ты ведь всегда мог уйти в Межзеркалье.
   Да что он забыл в Межзеркалье?! Холод, снег, и очаровательные прогулки в тюремном дворе?! Погодите-ка. Тогда почему всего этого нет сейчас, а есть только Олдгейт? Уж не потому ли, что...
   - Но ведь я же не ушёл, - Макрайан не знает, что сказать ещё, чтобы потянуть время.
   - А ты об этом знал? - с любопытством спрашивает Дориш.
   Создатель великий! Значит, в Межзеркалье теперь... Вот оно что. Да, он не ушёл, потому что не знал - и, судя по всему, уйти туда не так-то просто.
   - Умный мальчик, - говорит Дориш.
   - Мальчик выпустит тебе кишки, как только сможет до них добраться, - обещает Макрайан. Это тоже была бы... как там выразился полукровый ублюдок? - фоновая фраза, если бы судьба уже не закладывала крутой вираж, где-то там, в прошлом.
   - Ты отвратительно воспитан, Уолли, несмотря на род, - морщится Дориш. - К твоему сведению, ты вмешиваешься в мой разговор с собакой.
   - Надеюсь, он думает о твоих кишках то же самое, - мрачно говорит Макрайан, встречаясь с Доришем взглядом.
   - Хм... Возможно, и будет думать, причини я ему боль, - он ещё успевает услышать это - снова, в который раз, погружаясь в беспросветный омут болевого шока...
   - Сам процесс - тоже результат, правда, Спот? Это приятно, - с сарказмом говорит Дориш. - Но мистер бывший наместник сдохнет не сейчас. А только тогда, когда приведёт нас к своему господину. Ведь теряться - это плохо...
   Какое-то особое зеркало? Обычное зеркало, но именно в Межзеркалье пропускающее только кровавых шакалов, готовых ползать перед хозяином на брюхе?
   - Что ж, пускай: значит, туда пройдёт шакал, да только следом за ним увяжется охотник, - говорит он вслух. Макрайан, не шевелясь, сидит на том же месте, только тело съехало почти к самому полу. Дориш брезгливо тычет в него носком сапога и зовёт конвой.
   - Сегодня, Спот, пинком под зад его выбросим мы, - Спот с пониманием шевелит носом и откуда-то из шерстяных недр показывается розовый язычок. - Правда, боюсь, милорд бывший наместник не оценит жеста. Пускай высокородная куча дерьма побегает на воле. Авось, куда и прибежит.
   И там же и останется. Навсегда.
   Недостаточно обезопасить себя от Межзеркалья с этой стороны - хотя, чёрт бы его подрал, если он знает, как это сделать.
   Зато Дориш знает, что каждый из стаи - это всего только мясо и кости. Никто и никогда не придёт из-за грани, если в Межзеркалье останется мёртвая свора бешеных псов...
  
   Глава 15
  
   Джои уже привык к тому, что противный дед может поднять шум в любое время суток. Видать, умерев, тот забыл, что живым иногда надо спать. Однако, взглянув в окно, Джои понимает, что сейчас дело не в том, что старикану скучно: к замку приближается человек. Огромная туша, статью похожая на медведя, выскальзывает из-за деревьев, мгновение медлит, и, уже не скрываясь, идёт по двору. "А вот и хозяин", - отстранённо думает Джои, быстро соображая, что предпринять.
   Кажется, сейчас он снова столкнётся с той же проблемой, как тогда, на горе. Джои прекрасно понимает, что его спасло только то, что Дорин оказалась человеком, и второй раз такого везенья не будет. Что ж, похоже, снова пришла пора кричать во всё горло "Я друг Близзард", пока хозяин дома с рычаньем не кинулся в атаку.
   Впрочем...
   Держась подальше от окон, Джои соскальзывает на первый этаж и замирает за входной дверью, зажав в руке подсвечник - это первый тяжёлый предмет, который попадается ему на глаза. Он едва успевает подставить руку и не дать распахнувшейся двери треснуть ему по лицу. "Силён, чёрт", - думает Джои, рассчитывая только на элемент неожиданности... и прикладывает вошедшего по затылку. Тот ещё пару секунд находится в вертикальном положении, а потом со всей высоты своего роста шмякается на пол. Раздаётся звук, будто из огромного мяча разом вылетел весь воздух, - и туша замирает.
   Джои неожиданно теряется, понимая, что он, как всегда, сначала сделал, и только потом подумал. "Никак убил?" - он весьма живописно представляет свой собственный труп в исполнении миссис Макрайан. Какого чёрта! Нечего было уходить ровно тогда, когда сюда притащился любезный муженёк, - раздражённо думает Джои, трясущимися пальцами проверяя наличие пульса. И, кстати, да - как он здесь оказался? В Олдгейте амнистия?!
   Для того чтобы уяснить, где именно у туши пульс, надо постараться. Наконец, Джои с заметным облегчением понимает, что ничего ужасного не произошло - и, не мешкая, связывает Макрайану руки. Наручники взять неоткуда, но в качестве временной меры вполне сгодится шёлковый шнур, привязанный к звонку - верно, когда-то тут всё же была прислуга, которую требовалось вызывать. Ко всему прочему, он вспоминает о своих чёрных очках. Кажется, пришло время в качестве дополнительной меры использовать и их, хотя Джои понятия не имеет, не занимается ли он ерундой.
   Не проходит и минуты, как Макрайан подаёт признаки жизни. Джои весьма своевременно садится сверху и держит его за затылок, мордой в пол. В случае чего извиниться можно будет и потом, а сейчас ему совершенно не хочется превращаться в безвольную куклу, не успев сказать и слова. Теперь можно начинать разговор.
   - Ты Макрайан? - зачем-то спрашивает он. Да, вопрос идиотский - туша под ним издаёт нечленораздельное рычание и дёргается с такой силой, что Джои чуть не слетает на пол.
   - Ответ неверный, - говорит Джои и прикладывает противника лбом о камни. Каким бы идиотским ни был вопрос, но он, чёрт подери, вообще-то его уже задал. - Так ты Макрайан? - повторяет он.
   Снова раздаётся рычание. Никогда не приходилось прессовать неандертальца. Если так пойдёт дальше, то... Впрочем, в этот раз звуки вполне можно истолковать, как ответ "да" - да и кем ещё может быть кошмарный тип, похожий на людоеда, без малейшей опаски лезущий в дом, собственно, и принадлежащий кошмарному типу, похожему на людоеда?
   - Ладно, проехали, - великодушно сообщает Джои - и снова чуть не слетает на пол, будто началось землетрясение.
   - Убью, с-с-сука! - слышит он и понимает, что, кажется, вся его предыдущая жизнь была ошибкой. Возможно, на его месте просто родиться на свет уже было плохой идеей.
   - Слушай, ты! - орёт он, приблизив лицо к самому уху типа. - Я друг Близзард!
   И, кажется, в очередной раз делает промашку: Макрайан снова дёргается и Джои с хрустом влипает носом в его затылок.
   - Мать твою! - он со злостью хватает того за волосы и несколько раз прикладывает лбом об пол. - Я! Друг! Близзард!
   "Только бы Дорин не пришла именно сейчас", - думает Джои с запоздалым раскаянием: он совсем не горит желанием проснуться ночью с отрезанной головой или обнаружить, что то же самое произошло с другими, не менее важными частями тела.
   Тем временем рычание и сейсмические толчки стихают.
   - Ты кто такой? - с каким-то хлюпаньем спрашивает Макрайан. Джои рукой вытирает собственный разбитый нос, отмечая, что наконец-то слышит что-то осмысленное.
   - Ты тупой? - просто невозможно удержаться, чтоб не съязвить. - Сколько раз ещё надо треснуть тебя мордой об пол, чтобы ты догнал? Я. Друг. Близзард.
   - Какого чёрта ты дал мне по башке? Что ты тут делаешь? Где моя жена? - тут же спрашивает Макрайан.
   - Если бы я не дал тебе по башке, то был бы уже покойником, потому что я человек, - Джои предпочитает сразу расставить все точки.
   - Это уж точно, - зловеще подтверждает Макрайан.
   - И даже не успел бы сказать, что я. Друг. Близзард. - Чёрт подери, в какой тюрьме надо сидеть, чтобы растерять последние мозги?!
   Макрайан затыкается. Похоже на то, что в его черепушке начинается мыслительный процесс. Ой, вот, чёрт возьми, как, наверное, странно, а, лорд Макрайан? Есть человек, который вообще знает, кто такая Близзард, при этом он не раб и не мертвец и даже рискнул притащиться сюда. Неразрешимая дилемма, верно?
   Наверху раздаётся шум. Сэр Баллард.
   - Что там ещё? - дергается Макрайан.
   - Твой дед, - поясняет Джои.
   - Откуда ты знаешь моего деда?
   - Давай проясним, приятель. Я много чего знаю. Я знаю Близзард, я знаю Легран, теперь я знаю твоего деда и твою жену. Я даже знаю, что, кажется, её мне следует опасаться больше, чем тебя.
   Макрайан недоверчиво хмыкает. Зря, зря, - думает Джои. Похоже, приятель, тебя ждёт сюрприз.
   - Сюда я пришёл за помощью...
   - Руки развяжи, - перебивает Макрайан. - Вот я тебе её и окажу.
   "Точно. Первую помощь - после того, как переломаешь мне всё, до чего дотянешься, - мрачно думает Джои. - В виде безвозмездного упокоения в могилке с видом на местную экзотику".
   - Для начала так поговорим, - предусмотрительно произносит он, понятия не имея, что делать дальше. Но не думал же он, что лорд Макрайан успокоится через пять минут после того, как его треснули по голове, связали и как следует приложили по физиономии - даже если это сделал кто-то, кто лично знает Близзард?
   - Похороню, с-с-сволочь, - рычит Макрайан, извиваясь, словно угорь.
   - Похоронишь потом, для начала помоги мне попасть в Межзеркалье, - наконец, говорит Джои - и сам удивляется тому, что сказал это вслух.
   Однако, похоже, хозяин дома удивляется ещё больше.
   - Куда? - он даже перестаёт дёргаться.
   - В Межзеркалье, - ещё раз повторяет Джои.
   - Ты идиот? - говорит Макрайан. - Впрочем, я мог бы и не спрашивать: ты идиот. Уже потому, что сейчас я встану - и ты превратишься в труп без всякого Межзеркалья.
   Господи боже, да сколько ж можно?
   - Тебя заклинило? - Джои начинает злиться. - Что ты заладил: "труп", "труп"? Ещё посмотрим, кто станет трупом быстрее, если, конечно, ты понадеешься только на свои кулаки.
   - Я бы посмотрел, да по твоей милости вижу всего пару дюймов пола, - с сарказмом отвечает Макрайан. - Хотя с удовольствием поглядел бы на твою уродливую рожу. Верно, ты похож на подменыша.
   "Сейчас узнаем, кто похож на подменыша", - думает Джои, зверея. Ладно, была ни была, он всё равно не может до скончания веков использовать Макрайана в качестве дивана, а двум смертям не бывать.
   "Надеюсь, Близзард, в случае чего ты оторвёшь за меня башку", - додумывает он и разрезает кручёный шнур.
   Макрайан вскакивает неожиданно быстро для своих внушительных габаритов, и, не успевает Джои и глазом моргнуть, как получает такой удар в челюсть, что едва удерживается на ногах. Он уклоняется от второго возможного удара - и в этот момент понимает, что Макрайан, кажется, решил поберечь кулаки. "Ну, что ж, семь бед - один ответ", - успевает подумать Джои перед тем, как его накроет волной беспросветной боли.
   - Зачем ты напялил эту штуку? - вдруг спрашивает Макрайан.
   Какую ещё штуку?! Точно, Джои совсем забыл, что на нём очки, чудом оставшиеся на носу после такого удара.
   - Ты не знаешь, что такое очки? - язвительно говорит он, трогая нос. Нос, кажется, цел, если не считать того, что из него снова течёт кровь.
   - Я знаю, что такое очки, - с подозрением произносит Макрайан. - Вдобавок ко всему ты ещё и слепой? Если ты решил, что это помешает мне тебя убить, то ошибся.
   - Значит, ошибся, - Джои снимает очки, теперь они будут только мешаться. Ладно, всё равно это была дурацкая идея. Он встаёт в стойку и сжимает кулаки.
   - Так вот ты какой, друг Близзард, - насмешливо комментирует Макрайан, но отчего-то не торопится перехватывать его взгляд. Он даже не торопится ещё раз двинуть Джои в челюсть, хотя и начинает осторожно перемещаться вокруг него по дуге, словно хищник, в любой момент готовый к прыжку. - Ты разбил мне нос, ничего? Считаешь, я должен спустить тебе это с рук?
   - Воспользуйся мхом с черепа покойника, - советует Джои. Уже брякнув это, он заранее предчувствует, какой последует ответ и кого в виде покойника со мхом, выросшем на черепе, жаждет видеть противник. И в этот момент входит Дорин.
   Секунду или две она стоит, переводя взгляд с одного на другого, а потом восклицает:
   - Мистер Макрайан!
   - Что, миссис Макрайан? - сквозь зубы говорит тот. - Я тоже рад вас видеть, если вы про это.
   - Мистер Макрайан! Вас что, отпустили?! Или вы сбежали? - краем глаза Джои видит, как Дорин всплёскивает руками.
   - Естественно, отпустили. Вы разве не заметили, что глава Сектора производит впечатление добряка, вдобавок ударившегося головой? - говорит он и через секунду добавляет: - Конечно, я сбежал, миссис Макрайан!
   - А почему у вас лицо в крови? - она продолжает допрос. - Вы что - дрались?!
   - Нет, миссис Макрайан, я поскользнулся и упал, - Джои просто физически чувствует, что Макрайан расслабляется, а из воздуха исчезает напряжение, грозящее кончиться взрывом от одной только искры. - Смотрю, вы не теряли времени даром. В Кастл Макрайан сто лет, как не водилось челяди, так этот будет хоть посимпатичнее подменыша.
   Джои внезапно догоняет, что речь идёт о нём. Ах ты, зараза!
   - О чём это вы, мистер Макрайан? - растерянно говорит Дорин.
   - Слушай-ка, ты... - грозно начинает Джои, собираясь сказать, куда может отправляться сам Макрайан и что он, Джои, думает на тему его прекрасной внешности, как видит, что тот хохочет, рукавом вытирая кровавые потёки.
   - Я пошутил, - объясняет он, трясясь от смеха. - Искать покойника и обдирать с него мох мы будем как-нибудь в другой раз. Принесите-ка ключ, миссис Макрайан, да поживее.
   - Какой ключ? - спрашивает Дорин.
   - Холодный ключ, приложенный к спине, останавливает кровотечение из носа, - назидательно говорит Макрайан. - Надеюсь, вы найдёте два ключа, миссис Макрайан, иначе на пару мы загадим весь пол. Расслабься, друг Близзард. И, знаешь, так называть тебя слишком длинно. Может, представишься, чтоб не орать тебе просто "человек"?
   Джои называется.
   - Хм... А я уж было хотел прозвать тебя "эй, ты", - с сожалением тянет Макрайан. Джои чуть было снова здорова не взвивается вверх, словно сигнальная ракета, как понимает, что тот опять шутит. "Ну, погоди у меня", - мстительно думает Джои, который отнюдь не любитель тех шуток, которые не может вовремя распознать.
   - Ты так и не сказал: что тебе понадобилось в Межзеркалье? - напоминает Макрайан.
   - Не знаю, - даже если б Джои пригрозили смертью, и тогда бы он не ответил на этот вопрос внятно. - Соскучился по Близзард.
   - Ты ненормальный, - Макрайан подводит итог. - Или не совсем человек. Уверен, что твоя прабабушка не сходила налево?
   - Уверен, - мрачно говори Джои. - А тебе что за дело?
   - Ровно никакого дела, - хмыкает тот. - Будь, кем хочешь. Знаешь, я и сам бы с радостью рванул в Межзеркалье, потому что вышло так, что я покинул Олдгейт, ни у кого не спросив. Надо думать, Дориш не в восторге от того, что предмет развлечения исчез из-под носа - и он ещё не забыл, где находится Кастл Макрайан.
   - Не забыл... - с какой-то безнадёжностью говорит Дорин, стоя в дверях и вертя в руках связку ключей.
   - Так рвани, в чём проблема? - интересуется Джои, глядя, как Макрайан осматривает взятую у Дорин связку.
   - Проблема? Проблема выеденного яйца не стоит, - легкомысленно говорит Макрайан, выбирая здоровенный амбарный ключ, которым при желании можно пробить голову, и привязывая его на протянутую Дорин розовую ленточку.
   - Вот как? - Джои с интересом наблюдает за манипуляциями, ожидая подходящего момента. Сейчас он эффектно предъявит свои козыри, и тогда посмотрим, какого мнения милорд будет о "человечьей мрази", или об "эй ты", или как там ещё?
   - Кстати, где ты взял кольцо? - интересуется Макрайан, дружелюбно протягивая ему другой ключ, поменьше. - Да - я заметил, что у тебя на пальце зеркальное кольцо. Я не слепой, если ты ещё не понял.
   "И, похоже, не такой уж тупой", - хмуро думает Джои, вертя ключ и не зная, что с ним сделать.
   - Дай-ка сюда, - Дорин забирает у него злополучный ключ и вытягивает из кармана кусок бечёвки. - А то сейчас мистер Макрайан живо посоветует, куда бы тебе его засунуть.
   - Испортили всё удовольствие, миссис Макрайан, - тот хмыкает и с остервенением скребёт где-то в недрах бороды; раздаётся звук, словно со старой двери при помощи проволочной щётки обдирают краску.
   - Тюрьма - рай для вшей, уж мне ли не знать, - говорит Дорин. - Думаю, сейчас вам нужнее горячая вода и частый гребень, а не дурацкий ключ и не придумывание плана, как бы попасть в Межзеркалье.
   - Я не умею придумывать планы, миссис Макрайан, - сокрушённо делится Макрайан, надевая ключ на шею и засовывая его под ворох грязной одежды. - Я всего только наместник, да и то бывший. Кстати, надеюсь, в этом доме мне дадут пожрать? Ванна подождёт, а вот мой желудок скоро свернётся в узел.
   Дорин качает головой. Да, сэр, какая-никакая еда отыщется, ведь вы же шли домой и, наконец, пришли, так?
   На кухонном столе внизу лежит краюха хлеба, покрытая чистым полотенцем.
   - Спасибо старухе, - говорит Джои, сглатывая слюну.
   - Какой именно? Грейс? - Макрайан хватает хлеб и, ворча, как медведь, отрывает горбушку. - Значит, старая калоша ещё жива? Однако вы успели обзавестись целой кучей странных друзей, миссис Макрайан.
   - Уж какие есть, мистер Макрайан, - Дорин с улыбкой разводит руками, решив промолчать про то, что для начала она обзавелась не менее странным супругом.
   - Кольцо есть, при желании можно найти зеркало и иметь свободу передвижения большую, нежели близлежащие окрестности. Это уже хорошо, - чавкая, невнятно сообщает Макрайан, отрывает у краюхи другую горбушку - и тут же получает по рукам от Дорин.
   - Разве вы не знаете, что, если отрезать у хлеба сразу обе горбушки, то над домом пролетит дьявол? - сердито шипит она.
   Джои отходит подальше; у него мало желания оказаться рядом со столом, когда тот будет перевёрнут.
   - И верно, миссис Макрайан, - виновато говорил Макрайан, пряча руки под стол, словно провинившийся ребёнок.
   - К тому же существуют ножи, если вы забыли, - Дорин нарезает оставшийся хлеб и зовёт Джои.
   - А Межзеркалье не убежит, - говорит ему Макрайан и плотоядно принюхивается, раздувая ноздри.
   - Так за чем же дело стало? - Джои понимает, что ничего не понимает. За каким чёртом сидеть здесь? Питаться впроголодь и ждать, когда за тобой явится в полном составе Сектор, а, судя по всему, это произойдёт скорее рано, чем поздно? Плюс к тому, оказывается, Дориш не сгинул под развалинами Близзард-Холла, и Сектор - равно Дориш. А Дориш - равно Сектор, и хрен не слаще редьки...
   - Да ни за чем дело не стало. Межзеркалье закрыто, - равнодушно сообщает Макрайан, придвигая к себе миску. - А всё остальное просто прекрасно, мой странный человечий друг.
  
   Глава 16
  
   После тюремных харчей жидкий суп, картошка и хлеб кажутся Макрайану превосходной едой с каким-то особым привкусом свободы. Проблемы будут всегда, и их надо решать по мере поступления. Придёт время и для зеркала, а сейчас он слышит из-за двери голос Дорин и останавливается. Опять она любезничает со старой шваброй! Давно надо было убрать подальше эту стерву в красном. Он заглядывает в приоткрытую дверь. Дорин достаёт из сундука платье - уже не первое, пара других лежит рядом, - сначала рассматривает его, держа на вытянутых руках, а потом прикладывает к себе.
   - Неплохо... Весьма неплохо, леди Макрайан... Что скажете? - говорит она, поворачиваясь туда-сюда.
   - Впрочем, парча хороша для королевского дворца, а не для кухни, - разочарованно добавляет она, сердито отшвыривая платье.
   Макрайан видит, как то валится на пол грудой цвета тёмного золота.
   - Но всё же примерю. Я права? - не выдерживает Дорин, и её рука тянется к парчовой куче. - "Девять - сребро, ну, а десять - и злато..." И, да - а как вам нравится песня про леди Изабель и рыцаря с севера? Правда, прелесть?
  
   An outlandish knight came from the north lands,
   And he came a-wooing to me;
   He told me he"d take me unto the north lands,
   And there he would marry me.
  
  
   Заморский рыцарь, что живёт
   В холодной стороне
   Сказал, меня с собой возьмёт
   И женится на мне.
  
   "Женится и в холодной стороне? Ну-ну", - давненько Макрайан не был дома. И что же дальше?
   Да где же старая грымза? Он меняет позицию и пытается оглядеть комнату то так, то эдак. Чёрт подери, не видать.
   Дорин облачается, оглядывает себя со всех сторон и раздражённо топает ногой.
   - Вот видите, мало! - восклицает она. - Жаль, жаль. Мы кому-нибудь его подарим, правда, оно может в любом случае оказаться маловато. Кажется, время пагубно действует на ткань, а? Однако всегда есть такой вариант, как укоротить ручки... или ножки... Наверное, это больно, правда, леди Макрайан?
   "Да где же старая кочерга?" - Макрайан приходит в ярость. Всё, хватит. Надо положить этому конец - разбить зеркало вдребезги, и вся недолга.
   - Да, мистер Макрайан... - он замирает, стоя на одной ноге. - Он выглядит ужасно. Нет, не просто ужасно, а УЖАСНО. Такое ощущение, что он был не в Олдгейте, а бродяжничал... Мистер Макрайан фантазёр, но почему-то его фантазии направлены только в одну сторону.
   Чего-чего?
   - И будто, вернувшись, он всё равно продолжает бродяжничать, - строго говорит Дорин.
   Он бродяжничал?!
   - Но мы это поправим, правда? - обещает она кому-то невидимому и расправляет складки парчи. - Где-то укоротим, где-то подрежем. Это важнее, чем ПРОСТО какое-то платье, леди Макрайан, так?
   Макрайан смотрит на свой сапог, искренне надеясь, что у него хватит силы разнести зеркало Красной Дамы на куски, и решительно делает шаг вперёд.
   Дорин стоит спиной к нему - точнее, уже не стоит, а исполняет какое-то подобие танца, тремя пальцами приподняв подол. Два шага вправо, один влево. Снова два шага вправо, один влево.
  
   "Light off, light off thy milk-white steed,
   And deliver it unto me;
   Six pretty maids have I drowned here,
   And thou the seventh shalt be.
  
   Pull off, pull off thy silken gown,
   And deliver it unto me;
   Methinks it looks too rich and too gay
   To rot in the salt sea.
  
   Pull off, pull off thy silken stays,
   And deliver them unto me;
   Methinks they are too fine and gay
   To rot in the salt sea.
  
   "Pull off, pull off thy Holland smock,
   And deliver it unto me;
   Methinks it looks too rich and gay
   To rot in the salt sea".
  
   "If I must pull off my silken gown,
   Pray turn thy back unto me;
   For it is not fitting that such a ruffian
   A naked woman should see".
  
   He turned his back towards her
   And viewed the leaves so green;
   She catched him round the middle so small,
   And tumbled him into the stream.
  
  
   "Сойди же с белого коня,
   Отдай, он будет мой.
   Здесь шесть красавиц утопил,
   И быть тебе седьмой.
  
   Одежды из шелков сними,
   И дать сюда изволь;
   Сдаётся мне, ценны они,
   Чтоб пасть в морскую соль.
  
   Снимай и шёлковый корсет,
   И тоже дай сюда
   Сдаётся мне, испортит цвет
   Солёная вода.
  
   Снимай льняную ты свою
   Сорочку, протяни;
   Сдаётся, повредит шитью
   В воде солёной гнить".
  
   "Когда должна я платье снять,
   Постой спиной вот тут;
   Не подобает увидать
   Злодею наготу".
  
   Спиной он повернулся к ней,
   Кругом едва взглянув,
   Девица думала быстрей,
   Злодея вниз столкнув.
  
   - "Одиннадцать - тайна, что скрыта когда-то..." Но мы ведь никому не скажем, правда? - говорит она, судя по всему, поднося палец к губам. - Тссс...
   Макрайан замирает, словно натолкнувшись лбом на проклятущее стекло. В комнате нет Красной Дамы. В комнате вообще нет зеркал, никаких. Он взглядом приклеивается к руке Дорин, изящно держащей подол, и у него появляется стойкое ощущение присутствия там отнюдь не собранной в щепоть ткани, а, как минимум, кинжала.
  
   He dropped high and he dropped low,
   Until he came to the side;
   "Catch hold of my hand, my pretty maiden,
   And I will make you my bride".
  
   "Lie there, lie there, you false-hearted man,
   Lie there instead of me!"
   Six pretty maids have you drowned here,
   And the seventh has drowned thee.
  
  
   Но нет, не в пропасти злодей,
   Пока обрыва край:
   "Будь ты невестою моей,
   Лишь за руку поймай".
  
   "Злодей, что вероломен был,
   Лежи в воде морской!"
   Здесь шесть красавиц утопил,
   И был убит седьмой.
  
   Макрайан разворачивается и на цыпочках выходит вон. Точнее, пытается это сделать, но, кажется, напрасно.
   - Мистер Макрайан! - слышит он сзади. - Куда это вы?
   - Да, миссис Макрайан, - он прикладывает правую руку к груди и изображает подобие поклона. А, впрочем, почему подобие - неужели его супруга недостойна уважения?
   - Как вам нравится моё платье? - спрашивает Дорин, когда Макрайан подходит.
   - Отличное платье, миссис Макрайан, но не маловато ли? - он честно даёт понять, что всё это время был неподалёку. Однако ей, кажется, всё равно.
   - Да уж, - недовольно говорит она. - Помогите снять.
   Макрайан помогает, стараясь делать это так, чтоб платье всё-таки осталось платьем, а не превратилось в кучу красивых тряпок. Он проводит по её плечу, чувствует под тонким шёлком пожелтевшей сорочки рельефный рубец "волчьего крюка" - и тут же отдёргивает руку, будто обжёгшись.
   - Чего ж вы оробели, мистер Макрайан? - Дорин пальцем очерчивает контуры тавра. - Палач был хорош.
   - Полагаю, вы не проронили ни звука? - строго спрашивает Макрайан, хотя не горит желанием обсуждать эту тему... ведь так?
   - Я сказала... - Дорин подходит совсем близко, и Макрайан видит её глаза, зелёные, словно трава осенью на горных склонах. - Я сказала... только одно слово: "ещё"...
   - Это единственный... правильный... ответ... - он рывком поднимает её и прижимает к ближайшей опоре - закрытым дверцам шкафа - и, сливаясь с ней в единое целое, понимает, что он, наконец, дома. Не у себя, не у неё. У них.
  
  
   Давненько он тут не был. Макрайан скептически оглядывает знакомые стены и пытается сообразить, что изменилось.
   - Надеюсь, вы не вздумали выкидывать мои вещи? - грозно осведомляется он у Дорин.
   - Конечно, нет, мистер Макрайан! - пылко говорит она. - И если вам придёт блажь снова пополнить свой гардероб при помощи одеяла, то дерзайте. Ещё у нас в запасе куча наволочек, и даже есть погребальный покров.
   - Поглядите-ка! Никак, вы научились шутить, подумать только! - Макрайану становится весело. - Видите, как полезно иной раз побывать в тюрьме, ведь недаром говорят, что в жизни надо испытать всё.
   Дорин одаривает его таким взглядом, что он почитает за лучшее замолчать.
   Вдалеке раздаётся знакомая возня.
   - Не хотите пообщаться с родственниками? - ехидно спрашивает Дорин. - Надеюсь, уж вы-то сможете узнать страшную тайну Семьи Макрайан.
   - Что за чушь? Что вы ещё придумали, миссис Макрайан? - хмуро спрашивает Макрайан: еда, тепло и ощущение безопасности нагоняют на него дрёму.
   - Где находится второе сквозное зеркало, - без обиняков поясняет Дорин.
   - Второе? Вот как? Надеюсь, вы не грубили сэру Балларду? - ей кажется, или Макрайан не горит желанием общаться с дедом - даже если речь идёт о зеркале?
   - Нет, ну что вы! - Дорин делает жест рукой, приглашая его следовать по направлению к источнику звуков. Ей мерещится - или похоже на то, что он чувствует себя довольно-таки неуютно?!
   Она с опаской думает о том, что там, в Межзеркалье. Дорин не стремилась бы туда, предпочтя раз и навсегда решить, что загадочное спрятанное зеркало - просто очередной миф, выдумка, если бы не... Если бы она по десять раз на дню в ужасе не кидалась к окну, пугаясь то дерева, то ветки, сломанной ветром, то тени от облака. Это не может продолжаться вечно.
   - Я знаю, что вы всё слышите, леди Дорин! - раздаётся из галереи.
   Макрайан косится на Дорин, но молчит.
   - Ступайте сюда сами или пошлите... - старик замечает их вовремя, Дорин уверена, однако считает нужным закончить фразу. Из вредности, должно быть, - ... или пошлите ко мне болвана Уолли.
   - Я тоже рад вас видеть, - мрачно говорит Макрайан.
   - А вот и сам болван Уолли, - произносит сэр Баллард вместо приветствия.
   "Ай да мистер Картошка", - с невольным уважением думает Дорин, ожидая, чем закончится дело.
   - Я вернулся, - сообщает Макрайан и в его устах это выглядит несколько зловеще.
   - А я пока что не ослеп, - ворчливо говорит старик.
   - Зато вы, похоже, поменяли приоритеты, - язвительно замечает Макрайан. Дорин напрягается, не желая, чтобы он унизил ей каким-нибудь очередным обсуждением статусов: ведь это можно было бы сделать и наедине. Если ему так хочется играть в эти игры. Однако речь не об том.
   - Вас, кажется, просили о помощи, - напоминает Макрайан.
   - И я помог, чем смог, - величественно отвечает сэр Баллард. - Пока вы, по своей собственной тупости, изволили прозябать в тюрьме.
   - Не ваше дело, по чьей тупости и где я прозябал! - неожиданно Макрайан рявкает так, что с потолка сыпется какой-то сор - Дорин чувствует его на своих волосах и шарахается в сторону.
   - Но вы вернулись, - удовлетворённо говорит старик.
   - И мне нужно зеркало, о котором вы изволили упоминать, - заканчивает Макрайан.
   - Секрет Семьи идёт в дело тогда, когда в нём есть крайняя нужда, - безапелляционно заявляет тот.
   У Дорин создаётся впечатление, что он вцепился в этот Секрет, как клещ, и не выпустит его даже тогда, когда мир будет лететь в тартарары, возвращаясь в состояние первобытного хаоса.
   - Вы вернулись. Вы уже тут. Зачем бы вам понадобилось зеркало, скажите на милость? - вопрошает старик, в возбуждении клацая вставной челюстью.
   Вид у Макрайана становится такой, словно его огрели хорошей дубиной и вдобавок окунули головой в колодец.
   - А зачем нам всем нужны зеркала? - парирует он - и бьёт кулаком по раме, совсем как Джои.
   - Тише! - восклицает сэр Баллард. - Вы и без меня достанете зеркало, только приложите немного усилий.
   - В то время как вы будете сидеть на нём, словно курица на яйцах, - шипит Макрайан.
   - Вы всё равно уже тут, а не в тюрьме, - нерешительно говорит старик. Кажется, это его последний аргумент.
   - "Тут" может поменяться на "там" очень быстро, - голос Макрайана похож на рык. - Где чёртово зеркало? Отвечайте, ну!
   - С зеркалом небольшая проблема, - наконец, смущённо говорит сэр Баллард.
   Дорин замирает. Как проблема? Какая? Да есть ли вообще это злосчастное зеркало, или старик со скуки выдумал невесть что, окончательно впав в маразм?
   - Оно существует? - Макрайан снова бьёт кулаком по раме - так, что стекло едва не слетает со стены.
   - Конечно, существует! - возмущённо говорит мистер Картошка. - Это Секрет...
   - Это я слышал, я не тупой, сэр! - Макрайан снова методично лупит по зеркалу. - Впрочем, уже неважно. Вы мне надоели, - он подходит к стене и начинает осматривать зеркало, намереваясь поднатужиться и скинуть его вниз.
   - Существует! - визгливо вопит старик.
   - И где же? - ласково спрашивает Макрайан, отступив на шаг и скрестив руки на груди.
   - Вот в этом и заключается проблема, - наконец, говорит сэр Баллард. - Увы! Я забыл.
   Макрайан всё так же стоит напротив сэра Балларда, Дорин застыла, не зная, плакать ей или смеяться.
   Джои за углом со всей силы ударяет кулаком о камень, сдирая кожу.
   - Сукин ты сын! - восклицает он, про себя проклиная склероз...
  
   Глава 17
  
   Они перетряхивают Кастл Макрайан сверху донизу. Заглядывают в каждую дырку, наощупь исследуют стены, надеясь стать первооткрывателями какого-нибудь нового потайного хода, до сих пор неизвестного приятелю Уолли.
   Сначала Джои несколько опасается того, что Макрайан может со зла шарахнуть его чем-нибудь малоаппетитным, однако совместная работа сближает. Они на пару ходят грязные, словно кроты, и оставляют после себя чёрные следы сажи, пыли и земли.
   - Чёртов старый пень! - в очередной раз срывается хозяин дома и запускает в стену булыжником, взятым из завала, где они пыхтят вторые сутки - авось, повезёт. Если бы подобное действо возымело толк, он засветил бы этим булыжником в лоб сэру Балларду, но, увы.
   - Ты не хочешь устроить выходной? - отдуваясь, спрашивает Джои, которому вся эта свистопляска тоже порядком надоела.
   - Что это за новости? - удивляется Макрайан. Конечно, куда другу Уолли знать про выходные дни. В тюрьме не бывает выходных, а когда ты наместник и только и делаешь, что плюёшь в потолок, то у тебя один сплошной выходной, а, значит, в этом тоже нет особого кайфа.
   - Ну, выходной, - Джои пробует объяснить. - Это такой день, когда ты посылаешь всё к чертям и занимаешься чем-нибудь... эдаким, - он вертит рукой где-то в районе виска.
   - Отрываешь кому-нибудь башку? - кажется, Макрайан понимает жест буквально.
   - Чего не коснись, ты всё сводишь к трупам и отрыванию голов, - шутит Джои. - Нет, приятель, пора тебе отучаться от своих замашек, иначе ты перестанешь нравиться женщинам.
   - Это смотря каким, - Макрайан на зависть самоуверен.
   - Всяким, - отрезает Джои. - В выходной можно заняться чем-нибудь ещё, скажем, посидеть с друзьями за бутылкой вина.
   - Это я могу сделать когда угодно, - безапелляционно заявляет Макрайан. - Может, лучше кого-нибудь убьём?
   Джои в некотором недоумении выслушивает идею, но почему-то она не кажется ему такой уж заманчивой.
   - Хотя, нет, - Макрайан с сожалением отметает эту гениальную мысль прочь. - Боюсь, миссис Макрайан будет недовольна...
   Ну, и то хлеб: Джои испытывает небольшое облегчение. Не то, чтобы он был против насилия, но он против того, чтобы вот так, за здорово живёшь, изображать маньяка.
   - ...потому что мы намусорим, - заканчивает Макрайан. Джои как раз бурно воздаёт хвалу небесам за то, что у Дорин сдвиг на порядке, как вдруг замечает, что Макрайан еле сдерживается, чтоб не засмеяться.
   - Я пошутил, - хохоча, говорит тот. - Расслабься, мой странный человечий друг.
   - Не скажу, что мне никогда не хотелось никого убить, - уязвлённо отвечает Джои - не хватало ещё, чтобы этот неандерталец принял его за сопляка. - Это лучше, чем в свой выходной пойти на выставку домотканых ковриков ко Дню Матери.
   - Что это такое? - спрашивает Макрайан. - Диву даюсь, сколько нового и интересного я узнаю в последнее время.
   - Выставка ковриков - это выставка ковриков. Знаешь, когда смотришь на какую-то самодельную шнягу, видишь там рожу, похожую на огородное пугало, и читаешь подпись: "Любимой маме в этот знаменательный день". Миссис такая-то, год такой-то, город Гуэлф, Канада, всё честь честью, - Джои перекашивает, словно он только что съел лимон.
   - Здорово! - одобряет Макрайан. - И, конечно, ты тут же говоришь всё вот это. Не пойму, что тебе не нравится, это же весело.
   - Нет, приятель, финт в том, что ты выражаешь своё восхищение и при этом ни в коем случае нельзя заржать, - печально говорит Джои, предаваясь воспоминаниям.
   - Кажется, теперь я понимаю, почему ты собрался в Межзеркалье, - с пониманием произносит Макрайан. - Но, учти - там довольно прохладно.
   Да, Джои в курсе, но об этом он подумает как-нибудь потом. Для того чтобы попасть в Межзеркалье, надо найти зеркало, в Межзеркалье надо попасть, чтобы найти Близзард, а Близзард нужна затем, чтобы она сказала ему, что же дальше? Но, похоже, до этого он ещё долго будет вкалывать тут, как землекоп.
   Джои не совсем понимает, какой интерес жить в Кастл Макрайан. По его мнению, он хорош только тем, что тут пусто. Маленький необитаемый остров, перевалочный пункт, ещё одна остановка на дороге в никуда. На дороге домой. Тем временем Макрайан поднимается, вздымая облако пыли, и куда-то уходит.
   - Подойдёт для того, чтобы устроить этот твой выходной день? - спрашивает он, возвращаясь, и у Джои в руках оказывается бутылка "Джонни Уокера".
   Что ж, "Джонни Уокер" из горла, в тёмном коридоре, который грозит вот-вот обвалиться прямо на голову и рядом с типом, похожим на людоеда? Не вопрос, он всегда любил экстрим. Джои залихватски опрокидывает бутылку и почти не чувствует вкуса виски. Зато через полчаса чувствует, что, кажется, выбраться из этого коридора будет не так-то просто.
   - Ну, как тебе выходной? - интересуется Макрайан, у которого, судя по голосу, ни в одном глазу.
   - Отличный выходной! - говорит Джои, слегка окосев. - Не хватает только газетного кулька с рыбой и жареной картошкой.
   - Я бы сейчас съел и мешок гвоздей, особенно если бы кто-нибудь принёс его прямо сюда.
   - Нет. Ты не понял, - Джои машет пальцем. - В Британии это еда выходного дня.
   - Извращенцы, - судя по звуку, Макрайан сплёвывает.
   Кажется, он не так уж много знает о Британии, да и не удивительно, если ты занят тем, что либо сидишь в тюрьме, либо занимаешься ничегонеделаньем, - снова думает Джои.
   - Ты не любишь рыбу? - удивляется он.
   - Я не люблю англичан, - из принципа бурчит Макрайан, видимо, под влиянием алкоголя вспомнив о том, что он, как ни крути, всё-таки шотландец.
   - Брось, приятель. Рыба - это круто, - примирительно говорит Джои. - Надеюсь, в этом вашем Межзеркалье есть рыба?
   - Рыба? - Макрайан никак не может связать Межзеркалье и рыбу. Впрочем, похоже на то, что без виски этого не сделает и Джои, но ведь виски ещё осталось, верно?
   - Ещё в выходной нужно ходить на рыбалку, - он вспоминает мелкую Эрамозу, и не менее мелкую Спид-ривер, где среди сточных вод вряд ли завелась живность крупнее головастика... Может, море этого проклятого Межзеркалья, куда они никак не попадут, круче реки Ирвин?
   - Точнее, ездить, приятель. Конечно, ездить на рыбалку. Берёшь удочки, палатку и еду, грузишь всё это в свой джип... - продолжает Джои и вдруг неожиданно осекается.
   - Что с тобой? - заботливо спрашивает Макрайан.
   Джип! Ведь совсем недалеко отсюда у него есть джип!
   - Слушай-ка, Уолли, - Джои приходит в голову отличная идея. - Если ты поможешь мне встать, я покажу тебе, что такое настоящий джип.
   - Ты хочешь засунуть меня в эту вашу жестянку?! - угрожающе рычит Макрайан. - Вообще-то это дурной тон.
   - Брось, приятель, никто не узнает. Ведь не зря же я платил за прокат?
   - Ты такой чудной, - говорит Макрайан, помогая ему встать весьма прозаическим способом - сгребая за шкирку. - Но если эта идея окажется лучше того, чтоб кого-нибудь убить, тогда ладно.
   Они вываливаются из Кастл Макрайан, прихватив с собой ещё по бутылке друга "Джонни", которые извлекаются Макрайаном из какой-то секретной дырки, и спускаются с горы. Идти вниз довольно легко, и не скажешь, что налился шотландским по самые уши. О том, как потом забираться наверх, Джои решает пока не думать.
   Пикап стоит на том же месте, всё так же забросанный ветками, правда, Джои находит его далеко не сразу.
   - Удобно возить дрова, - хозяйственно изрекает Макрайан, примериваясь к кузову.
   - Всё, что угодно, приятель! - Джои готов перевезти на гору хоть половину леса. И как это ему самому не пришла в голову такая отличная мысль? - Навозим столько дров, что твоей хибаре хватит на год.
   Макрайан, одобрительно крякнув, идёт за орудием труда и возвращается с топором и парой бутылок. Джои начинает казаться, что это перебор, но ведь он же не уступит в количестве выпитого - не нашёлся ещё такой человек... или не совсем человек... а, не важно... который перепил бы Джои Купера из Техаса и устоял на ногах.
   Какое-то время раздаётся только звук топора и шум веток, когда очередное дерево валится на землю.
   - Хватит? - неуверенно спрашивает Макрайан.
   Да, похоже, они увлеклись: заготовленный лес влезет целиком разве только в лесовоз.
   - За несколько раз осилим, - "Силён, чёрт здоровый!" - снова думает Джои, как когда-то, только теперь почти любя. Ну, уж, по крайней мере, без злобы. Правда, он не уверен, что в этом не виноват виски.
   Они доверху забивают пикап чурбаками, разрубив стволы вчетверо, и, периодически теряя их на кочках, поднимаются в гору. Джои кажется, что мотор ревёт на всю округу, но разве тут поблизости есть хоть одна живая душа? Верхушка горы оказывается совсем рядом, когда мотор неожиданно глохнет.
   - Что за чёрт? - спрашивает Джои у коварного механизма. Тот молчит и Джои приходит в бешенство, пока не догадывается взглянуть на счётчик горючего. Бензин на нуле.
   - Кажется, ваша человечья магия и гроша ломаного не стоит, - Макрайан полон сарказма. - Представляю, что было бы, если бы сквозное зеркало выкинуло такую штуку как раз тогда, когда оно было бы мне нужнее всего.
   - У нас кончился бензин, - обескуражено говорит Джои и с силой скребёт затылок.
   - Ведь у этой штуки есть колёса, так? - Макрайан, кажется, соображает быстрее него и хватается за борт. Он что, собирается толкать до конца горы тачку, гружёную под завязку?
   Впрочем, для Макрайана это не самая большая проблема. Джои пристраивается рядом и понимает, что ему даже не надо особо стараться: машина, словно пёрышко, движется вперёд.
   - Если она едет вверх, значит, поедет и вниз, - предполагает Макрайан, когда они, не мороча голову, вываливают свой груз посреди двора.
   - Точно, приятель, - подтверждает Джои.
   - Значит, садись, и поехали, - говорит Макрайан и подталкивает машину к началу склона. - Мне понравилось.
   Хм... Джои не кажется, что это хорошая идея: время давно перевалило за полдень, солнце погружается в какую-то желтовато-серую пелену, и впереди маячит чаща старого леса, в глубине которой начинает сгущаться такой же жёлто-серый сумрак.
   - Может, не стоит? - он живописно представляет свой хладный труп, размазанный по великанскому стволу.
   - Не бойся, мой странный человечий друг, - Макрайан последний раз прикладывается к бутылке, и пустой "Джонни" отправляется в кусты. - Теперь поведу я.
   - Спорим, у тебя нет прав, потому что ты завалил вождение и в итоге инструктор остался с оторванной головой?
   - Ерунда, - говорит Макрайан, хотя Джои подозревает, что тот не понял и половины.
   - Это дурной тон, ты не забыл? - он предъявляет свой последний козырь, но, кажется, аргумент действует на Макрайана с точностью до наоборот: он сильным толчком направляет несчастный пикап вниз и на ходу молодецки запрыгивает в кабину, чуть не придавив Джои.
   Этот съезд в полной тишине, больше похожий на полёт, остаётся в памяти мелькающими полосами дубов, шишкой на затылке и воодушевлённым рычанием Макрайана. Джои пару раз успевает вовремя крутануть руль, когда становится ясно, что ближайший ствол маячит прямо по курсу - и нарывается на негодующий вопль. Понравилось, поглядите-ка! Вот так люди и становятся автолюбителями. Джои рукой трогает штаны: у него имеются весомые причины подозревать, что такого слалома его мочевой пузырь не пережил, но нет, вроде всё в порядке.
   - Мне нравится, - Макрайан вываливается из кабины, когда они, наконец, с божьей помощью оказываются внизу. - Кажется, тебе пора прогуляться в кусты. И будем кататься.
   - Кататься куда? - едва может произнести Джои: от удара о крышу он прикусил язык.
   - С горы, - поясняет Макрайан, не понимая, как можно не додуматься до такой простой вещи.
   - Мы уже внизу, Уолли, - Джои подозревает, что, судя по всему, это не является препятствием - и не ошибается.
   Макрайан хватается за борт и вскоре машина вновь оказывается наверху. Джои еле успевает сбегать отлить и за это время немного трезвеет. Господи боже, что происходит? Что, кроме груды железа с пустой стеклотарой в кабине, он сможет сдать назад в прокатную контору после сегодняшнего вечера, если в следующий раз им не так повезёт? И вдруг понимает, что ему ровным счётом наплевать и на джип, и на прокатную контору, - Джои не собирается озадачивать себя судьбой, которая постигнет тачку. Но кто будет сдавать в похоронную контору то, что останется от него? "Надеюсь, миссис Макрайан позаботится об этом", - с оптимизмом думает он, снова залезая в кабину.
   - Интересно: всё, что является дурным тоном, на самом деле так увлекательно? - задумчиво спрашивает Макрайан, похоже, и сам пребывая в некотором недоумении от происходящего.
   - Конечно. А ты первый раз про это слышишь? - Джои пожимает плечами. - Скажем, женщины. Кажется, я даже знаю подходящую песню - про бабу по имени Эмили Морган, - он весьма кстати вспоминает "Жёлтую розу Техаса".
  
   There's a yellow rose in Texas that I am going to see,
   No other darkey knows her, no darkey only me;
   She cried so when I left her, it like to broke my heart,
   And if I ever find her we never more will part.
  
  
   В Техасе есть жёлтая роза, прекрасная роза моя.
   Хочу её снова увидеть, и знаю её только я.
   Когда мы расстались, рыдала, - и сердце разбила моё.
   И если найду её снова, то впредь не оставлю её.
  
   Под песню конфедератов они лихо несутся по склону, успевая уклониться от мчащихся навстречу дубов. Джои даже кажется, что не пикап объезжает корявые стволы, а они сами отпрыгивают в сторону, шарахаясь от джипа, вихляющего, словно пьянчужка по дороге из паба. А, впрочем, почему машина должна вести себя иначе, чем те, кто в ней едет? Именно сейчас Джои кажется, что это весьма здравая мысль.
   - Открой окна! - командует Макрайан, и Джои опускает стёкла. В пикап врывается поток воздуха и шелест веток, которые теперь, как бешеные, хлещут не только по крыше, а и по их собственным физиономиям. Вскоре Макрайан получает в лоб какой-то палкой, а у Джои оказывается полный рот листьев с ветки, от которой он не успел увернуться; ну, да не беда, он как раз заканчивает фальшиво голосить про жёлтую розу.
   - Какая жалостливая песня! - с чувством говорит Макрайан, после секундной передышки вылезая наружу и с неослабевающим энтузиазмом принимаясь толкать джип обратно в гору.
   - Так вот, о дурном тоне, - спохватывается Джои, было пустивший слезу. - И о женщинах. Разве ты не знал, что самый смак, когда они - не твоя жена?
   - Они? Может быть, - Макрайан неопределённо вертит в воздухе пальцем. Джои сильно подозревает, что для него понятие "самый смак" означает что-нибудь совершенно другое.
   - Ты когда-нибудь был в борделе? - он вспоминает, что так и не попал в пряничный дом на сэлемской дороге и решает, что Макрайану не повредит узнать немного больше о "человечьем сброде". Так оно и есть. Официантки топлесс по пятницам производят на того неизгладимое впечатление.
   - А что ж ты тогда заладил "коврики" да "коврики"? - сердито спрашивает он. - Если бы там, где ты жил, водились одни только коврики, ты бы уже умер.
   - Это точно! - в сердцах говорит Джои, с содроганием вспоминая коврики.
   - Я чувствую, что весь комплект дурного тона имеется в наличии за океаном, - Макрайан мрачнеет. - Говоришь, если они не твоя жена?
   Джои замирает. Сейчас он чувствует себя так, словно его облили бензином и вот-вот чиркнут спичкой. Он задницей чует, что теперь Макрайан просто обязан задать ему вопрос на засыпку: спал ли Джои с Близзард. Странно, что этот вопрос не был задан до сих пор - ему, человеку, назвавшемуся её другом. Хотя, кто их знает, какой смысл они тут вкладывают в слово "друг"? И, да - ведь он делал это, и вряд ли стоит заниматься враньём, номер, скорее всего, не пройдёт, и станет только хуже. Джои понятия не имеет, какой реакции ожидать, скажи он "да", скажи он "нет" или промолчи. Макрайан может убить его, не раздумывая, потом станцевать на его трупе джигу, а потом рыдать и клясться в вечной любви, тем более, подогретой парами виски. Факт тот, что самому Джои будет уже всё равно. Он настолько озадачивается проблемой, что просто идёт рядом с машиной, даже не делая вид, что держится за борт. Однако верхушка горы уже совсем рядом, начинается достаточно пологий участок, но, даже будь это на самой круче, он сомневается в том, что Макрайан заметил бы, что пихает машину в одиночку.
   - Ты знаешь... - начинает он, и Джои уже готов задать дёру. - ... За океаном... Я как раз вспомнил подходящую песню - о Колумбе, капитане корабля "Венера"...
   Господи, спасибо! Теперь Джои точно бросит пить, и начнёт думать о том, что говорит - нет, лучше даже заранее записывать на бумажке, о чём говорить можно и о чём нельзя...
   Они залезают в пикап и Макрайан откашливается.
  
   In fourteen hundred and ninety-two
   A man whose name was Chris
   Stood by the Trevi fountain
   Indulging in a piss.
  
   His balls they were so round-o
   His cock hung to the ground-o
   That fornicating, copulating
   son-of-a-bitch Columbo...
  
  
   В тыща четыреста лысом году
   Человек, называемый Крисом,
   В фонтане Треви справляя нужду,
   Стоял и мечтательно писал.
  
   Его круглые яйца, смотри!
   Его хрен висит до земли!
   Это блудливый
   И похотливый
   Сукин наш сын Колумб...
  
   - Отличная песня, Уолли. Кажется, мне стоит её выучить, - Джои испытывает явное облегчение, наконец, перестав думать о том, как в случае чего объяснить разницу между обычной сексуальной девчонкой и киллером, который, тем не менее, твой собрат по оружию.
   Солнце садится за горы, наливаясь багрянцем, и становится похоже на большое яблоко. Джип, подпрыгивая, в который раз летит с горы, и тишину нарушает только залихватская песня, которую они орут в две лужёные глотки. Из старого леса начинает ползти туман, и, наконец, развлечение заканчивается мощным шлепком о дерево: капот джипа сплющивается и теперь напоминает морду персидской кошки, на крышу обрушивается град желудей, а Макрайан со всей дури врезается головой в лобовое стекло и обрушивает неизвестно на кого град нечленораздельных ругательств. Джои везёт больше; именно на этот раз он каким-то образом додумывается пристегнуться. По правде говоря, им везёт обоим, потому что происшествие случается в конце спуска, и скорость пикапа уже на излёте. Когда он выпутывается из подушек безопасности и выпутывает из них Макрайана, то обнаруживает, что тот обзавёлся шикарной шишкой прямо посреди лба. Однако крепкая черепушка, другой бы не отделался так легко, - думает Джои, созерцая наполовину выпавший лоскут раздробленного лобового стекла.
   - Славный выходной, - тут же констатирует Макрайан, не обращая ни малейшего внимания на свою новую часть тела. - А выходные могут быть каждый день?
   - Нет, - отрезает Джои, у которого начинается неприятное гудение в голове, словно на неё напялили осиное гнездо.
   - Почему? - интересуется Макрайан.
   - Это дурной тон, - сначала Джои хочет сказать "тогда было бы неинтересно", но передумывает. Макрайан замолкает, и они, сопя и поддерживая друг друга под руку, каким-то образом всё же добираются до Кастл Макрайан.
   Кухня залита мягким жёлтым светом, и блики пламени пятнами отсвечивают на выскобленном полу. Всё на своих местах, кастрюли начищены, ножи наточены, натёртое зубным порошком серебро блестит, с кофейной мельницы сняты многолетние пылевые наслоения, вот только жаль, что такой роскоши, как кофе, нет и не предвидится. Может, тут не так уж и тепло, но этот свет создаёт иллюзию покоя.
   - Мистер Макрайан! - восклицает Дорин, обозревая выросший у супруга рог.
   - Зато теперь у нас достаточно дров, миссис Макрайан, - смиренно говорит супруг, капая на пол кровью из рассечённого виска.
   - Вы что же, рубили дрова своей собственной головой? - она, нахмурив брови, производит беглый осмотр. Джои начинает чувствовать себя ужасно неуютно, потому что он стоит тут целый, со всеми руками и ногами. Честное слово, было бы не в пример легче, если бы он разжился хотя бы порезом на мизинце.
   Макрайан сплёвывает кровь прямо на пол, спохватывается, но поздно: дело сделано. Окончательно сконфузившись, он сморкается двумя пальцами, вытирает нос рукавом, - и тут же получает шлепок мокрым полотенцем, которым Дорин как раз готовится вытереть ему лицо.
   - Разве вы забыли, что тот, кто сморкается в кулак, непременно подхватит насморк?! - сердито восклицает она.
   - Верно, миссис Макрайан, - он в смущении прячет руки за спину и позволяет ей заняться своей шишкой.
   - Так как вы проявляли свою фантазию на сей раз? - спрашивает Дорин, а Джои в который раз клятвенно обещает себе, что ни в коем случае не женится на ирландке. К чёрту, он не женится ни на ком вообще, нет, ни в жизнь, сэр...
   - Джои учил меня, как правильно проводить выходной день, - сдавая его с потрохами, гордо говорит Макрайан.
  
   Глава 18
  
   К маленькому фермерскому домику с петунией под окнами подъезжает большая чёрная машина. Макдауэл понятия не имеет, что это за марка, да и не важно - зато он прекрасно знает, кто в ней приехал.
   - Мистер Дориш! - он выскакивает навстречу, наспех вытирая полотенцем руки. Да, теперь он в точности знает имя того, кто приходит к нему не так часто. Но, тем не менее, приходит - а, значит, Макдауэл ещё нужен. У него есть дело. У него есть задача - недаром мистер Дориш доверился именно ему, а не кому-то ещё. Макдауэл приосанивается: он ещё даст фору молодым, такую фору, что ого-го, недаром эти молодые ведать не ведают, кто такой мистер Дориш. А вот Макдауэл теперь знает.
   - Мистер вы наш Макдауэл, - широко улыбается посетитель, но старик видит, что его глаза остаются холодными, словно кусочки льда.
   Ух! Словно в колодец заглянул, так и окатило холодом! Старик поёживается. Но не его это дело, нет, сэр. Его дело - старый лес, точнее, то, что за самим старым лесом: деревья и невидимая стенка скрывают логово преступников. Ну, и что ж, что мистер Дориш зовётся по-другому, всё одно - кто-то вроде полиции. Тут - полиция, там - Сектор, суть одна, да только знает об этом один Макдауэл. Старик распрямляет плечи: и не старый он вовсе, раз такие вот дела.
   - Ну, как там? - спрашивает мистер Дориш.
   - По-прежнему, сэр, - рапортует старик. - Дальше стенки не пройти, а так видел: ходит и сам, но ой как редко, кажись, по пьяни, и сучка его меченая, та почаще, видать, жрать нечего, и ещё мужик какой-то...
   Стенкой Макдауэл называет ту штуку, что отпугивает от старого леса, нехорошее место - оно нехорошее и есть. А тех, кто за стенкой, он называет так же, как и мистер Дориш, тому лучше знать, кто есть кто. Сказал, шалава тюремная - значит, так оно и есть. А "сам" - волчина матёрый, то ли людоед, то ли... Старик содрогается. Он уже и помнить не помнит студентку, которую угощал чаем и байками; мир поменялся. Мир чётко разделился на хороших и плохих. И, ясное дело, мистер Дориш - хороший, раз за закон и порядок, а, значит, и он, Макдауэл - хороший, раз вместе с мистером Доришем.
   - Чайку? - предлагает он. - По такой-то жаре?
   - Водички. Да не мне, а Споту, - мистер Дориш раздражённо отстраняет стакан и рукой потирает глаза. Ох ты ж, старый ты пень, ему, верно, и спать недосуг. Но, - Макдауэл мысленно поднимает вверх палец, - служба она и в Африке служба, и в Секторе.
   Он приносит блюдце. Внезапно карман мистера Дориша шевелится и оттуда появляется собачка.
   - На-ка, - говорит Макдауэл и помимо воли тянется погладить, но Спот не намерен терпеть такую фамильярность. Старик едва успевает отдёрнуть руку.
   - Ровно кролик! - вырывается у Макдауэла. Он осекается, но поздно - Дориш поднимает на него взгляд и старика пронизывает до костей, словно он мгновенно оказывается нагишом зимой на улице. Господи, помоги, - проносится в голове, но туча проходит стороной, хотя мистер Дориш мог бы, ещё как мог. Так влепил бы, что неделю потом лежать не приподняться... Старик знает не понаслышке - не потому что дурака свалял, нет, Бог миловал, а потому что мистер Дориш для начала так мозги вправлял, чтоб знал он, что к чему.
   - Тише, Спот, мистер Макдауэл наш друг, - говорит мистер Дориш. - И он занят, у него полно дел, верно?
   Старик быстро кивает. У него полно дел, смотреть в оба. "Ведь когда готовят еду, идёт дым", - резонно сказал мистер Дориш, а он прав.
   - Давай, Спот, полезай в карман, - командует Дориш. Пока результатов нет, но не беда. Ведь они никуда не торопятся, правда?
   Варианта только два. Или Макрайан уйдёт в Межзеркалье, уведя свою шалаву и неизвестного мужика - и тогда можно будет спокойно идти, и искать это особенное зеркало. Если оно вообще существует в природе. Зато в природе существует полно всяких "если".
   Но затягивать особо не стоит, высокородный говнюк достаточно погулял на воле. Может, ему и впрямь надоело ложиться под господина, кто знает? Ведь гораздо, гораздо приятнее быть господином самому себе, прячась в дырах родовой развалины и обжимаясь с фигуристой бабой.
   Тогда он уйдёт, только если ему прищемить хвост.
   А если не уйдёт и тогда - значит, Межзеркалье закрыто наглухо. Да, он, Дориш, всё равно будет думать о нём, но гораздо, гораздо меньше.
   И с прищемленным хвостом не стоит тянуть. Либо господин бывший наместник уходит - и тогда следом идет он, ведь нельзя же захлопнуть за собой дверь и закрыть её на ключ: нельзя, уходя, разбить зеркало. Либо господин бывший наместник со своей олдгейтской потаскухой отправляются за решётку. Тюремным вшам тоже надо что-то есть...
  
  
   Поиски неуловимого зеркала затягиваются, и Джои уже начинает сомневаться, а существует ли оно в природе? Для полного счастья он вспоминает всё, что слышал о зеркалах и выуживает с задворок памяти фразу "блуждающие - прихоть остряков". Кто сказал, что старый пердун... то есть, сэр Баллард при жизни не относился к их числу и не был склонен к шуткам, только несколько иного рода, нежели внук? В таком случае, это зеркало можно искать до скончания веков.
   Джои в который раз гуляет в галерее - если можно назвать так каменный коридор, полный заносчивых снобов, начинающих шипеть при его появлении, точно клубок гадюк. Из всей Семьи Макрайан, ныне почившей в бозе, он разговаривал только со старым хреном и с психопаткой в красном. Да и то это с большим натягом можно назвать разговором: Джои не привык считать беседой монолог, где он упоминается в качестве третьего лица или неодушевлённого предмета наподобие табуретки.
   Дни проходят, жизнь в Кастл Макрайан идёт своим чередом и Джои чувствует, что Макрайан расслабляется, понемногу теряя энтузиазм. Надеется в случае чего отсидеться в подземных ходах или ещё в каких-нибудь потайных дырках, которыми кишит замок. И, да, чёрт возьми, Джои понимает его, да вот только самому Джои от этого не жарко и не холодно. Он бежал от тихой жизни сельского сквайра - и прибежал пока что ровно к такой же тихой жизни, которая отличается только тем, что вокруг нет почти ни одной живой души, зато есть осточертевшие горы и свежий воздух.
   - Всему своё время, - начинает долдонить и Уолли, вызывая у Джои приступ тихой паники.
   Скромный завтрак проходит своим чередом. Грейс не жалеет времени и сил: в большой корзинке всё завёрнуто в чистые тряпочки и переложено зеленью. Джои ничуть не удивился бы, если бы вдруг увидел там глянцевую карточку наподобие открытки. Что-то вроде "госпоже и господину наместнику с любовью".
   Отличное масло со слезой, свежий хлеб... и как только старуха умудряется сохранять хлеб свежим?
   Джои кладёт нож - и тут же получает от Дорин по рукам.
   - Да что опять не так? - возмущается он, потирая отбитые пальцы.
   - В следующий раз окачу кипятком, - угрожающе предупреждает Дорин и тычет в сторону стола. Ну, что там ещё?!
   - Скрещенные ножи - к большой беде, - говорит она.
   - Мать твою, Джои! - яростно шипит Макрайан. - Когда ты уже начнёшь доверять приметам?
   - Не собираюсь засорять свои мозги всякой дребеденью, - Джои упрямо стоит на своём и тут же огребает от Дорин подзатыльник.
   Не успевает он опомниться, она хватает один из злосчастных ножей, со звоном кидает его куда-то в угол и вылетает вон.
   - Какая подвижная... - "баба", хочет сказать Джои, но вовремя спохватывается, - ...маленькая леди.
   - По-твоему, это плохо? - с сарказмом спрашивает Макрайан, радуясь неизвестно чему.
   - Леди не шевелятся, - говорит Джои и сам немного притормаживает, будто он и есть та леди, которой противопоказано шевелиться правилами этикета.
   - Ты о чём? - удивляется Макрайан.
   - Благовоспитанная дама должна оставаться неподвижной и бесстрастной. Так сказала королева Виктория, правда, кажется, она имела в виду немного другое, - автоматически поясняет Джои, сдвинув брови. - Разве ты не знаешь, кто такая королева Виктория?
   - Честно говоря, мне наплевать на ваших человечьих королев, - грубо говорит Макрайан. - Если только это не испанская красотка Изабелла из песни про Колумба - впрочем, помнится, я тебе её уже пел. Видать, горячая штучка была эта Изабелла... Что с тобой?
   - Мне тоже наплевать, - вид у Джои такой, словно он открыл шкаф и увидел привидение. - Но погоди-ка.
   Он смотрит на зеркальное кольцо, которое, как ни странно, по-прежнему на его собственном пальце. Потом на Макрайана. Потом снова на кольцо.
   - Ты помнишь зеркало рядом с твоим дедулей? - он разом припоминает все свои блуждания в том коридоре.
   - Ты такой странный, Джои. Как зеркало рядом с моим дедулей связано с вашей королевой? - удивляется тот. - Разве только эта королева, как и тот, кто в зеркале, тоже давным-давно на том свете - потому что в зеркале не может быть она.
   - Ты демонстрируешь чудеса логики, - язвительно замечает Джои.
   - Я знал, что тебе понравится. Так в чём финт?
   - В том, что этот кто-то, - точнее, не "этот", а "эта", потому что, если мне не изменяет память, там сидит баба, - не шевелится.
   - Может, она просто не хочет? - легкомысленно предполагает Макрайан.
   - А, может, просто не может - потому что это не твой грёбаный предок, а некто, для маскировки выдуманный от балды? Чтобы с первого взгляда нельзя было отличить сквозное зеркало от портретного? - наконец, говорит Джои.
   Макрайан пару секунд переваривает услышанное; Джои кажется, что ещё чуть-чуть - и он увидит, как в его черепушке шевелятся мысли, - и вдруг срывается с места.
   - Погоди, ведь кольцо всё равно у меня, - он самодовольно машет пятернёй, догоняя Макрайана уже в коридоре - и нос к носу сталкивается с Дорин.
   - Кто-то бежит со стороны леса, - обеспокоенно говорит она.
   К Кастл Макрайан приближается Грейс и то, что она бежит - это сильно сказано.
   - Вы в своём уме, миссис Макрайан? - с ледяным спокойствием спрашивает Макрайан. - Кажется, скоро тут будет не продохнуть от ваших странных друзей. Вы что, проводили её через опеку?
   Нет, никто не проводил старуху сквозь невидимую стену, это Джои понимает сразу, когда видит её искажённое ужасом лицо. Что должно было случиться, что полоумная бабка ползла в гору, продираясь словно сквозь километровую толщу воды и завесу огня? Дорин выскакивает навстречу и за руку проводит старуху через арку входа.
   - Какого чёрта, Грейс? - хмуро спрашивает Макрайан.
   - Милорд наместник... - она едва может выговорить эти два слова, а потом начинает оседать на пол, хватая воздух ртом.
   - Ну? - он не видит смысла отнекиваться от несуществующего наместничества; если ей нравится, пусть всё остаётся как есть.
   - Уходите, - наконец, выговаривает старуха. - Они идут.
   Джои сразу понимает, кто "они". Кажется, времени на демонстрацию самодовольства не осталось.
   Дорин ахает. Но... "Девять - уйдёшь, а на десять - вернёшься..." - вдруг с облегчением вспоминает она. Морриган! Ведь есть Секрет Семьи, и Морриган...
   - Какая, к чёрту, Морриган? - взрывается Макрайан. - Да ведь Грейс-то здесь, а не на той стороне!
   Дорин замирает на месте, будто её мгновенно сковывает морозом. Что впереди? Снова Олдгейт и твоя собственная кровь на полу, просто потому, что сам процесс - это тоже результат? Она уже не считает, как раньше, что впереди не будет ничего хорошего: будет, если сильно постараться, вот только тюрьма в предполагаемое будущее не входит. Но ведь Макрайан что-нибудь придумает?
   Джои тоже не горит желанием посетить этот их Олдгейт. Из всего только что сказанного он понимает лишь, что единственный путь отступления закрыт. Видимо, зеркало Морриган сработало бы, если бы Грейс с той стороны подала беглецу руку. Джои со зла хочется сделать что-нибудь эдакое, например, со всей силы треснуть кулаком в стену. За каким чёртом старуха притащилась на гору?! Однако Джои быстро остывает, поняв, что она была неподалёку и быстрее добралась бы сюда, чем до своей хибарки. Чем это грозит самой Грейс, он старается не думать. Но если бы вдруг случилось чудо, куда бы они делись из её избушки, даже при всём желании? - думает Джои, с запоздалым раскаянием вспоминая влипшую в дерево машину.
   - Вот мы и проверим твою гипотезу, Джои, - спокойно заявляет Макрайан. - Миссис Макрайан, надеюсь, ваша приятельница не имеет ничего против неожиданных поздних визитов?
   - Какая приятельница? - Дорин не понимает, какую ещё приятельницу он откопал среди толпы её странных друзей.
   - Ваша приятельница, вдова Хейса, - Макрайан предельно краток. - Леди Кэтрин.
   - Да как же мы попадём к Кэтрин Хейс? - растерянно спрашивает Дорин.
   - Шевелитесь, миссис Макрайан, - сквозь зубы цедит он, ускоряя шаг. - Из нас троих у двоих есть клеймо, или вам так хочется провести за решёткой остаток дней?
   Они с шумом влетают в галерею, и Макрайан бросает раздражённый взгляд на сэра Балларда. Впрочем, сэр Баллард повинен разве только в своём злосчастном склерозе. Сектор приходит тогда, когда сам сочтёт нужным, и было бы глупо думать, что Кастл Макрайан останется нетронутым идиллическим островком. При всём желании нельзя предугадать появление Сектора, можно только научиться быстрее соображать и быстрее убегать. Мы убегаем, они догоняют, сейчас мир устроен так, а не иначе, - думает Джои, чувствуя себя в шкуре своих давних клиентов, битком набитых наркотой.
   - Снова изволите драпать? - презрительно осведомляется мистер Картошка, окидывая взглядом их взбудораженные лица. - Только, боюсь, дыркой за камином в этот раз не обойтись.
   - Изволим, добрый сэр, - угрожающе говорит Макрайан. - Если вы, вместо того, чтобы помочь, не изволите мешать.
   - Куда уж мне, - мрачно скрипит сэр Баллард, поджимая губы. Джои уверен, что старикан злорадствует просто по привычке.
   - Ты не такой тупой, как можно предположить, - говорит Макрайан Джои, исследуя раму.
   Дама в этом странном зеркале недвижно сидит за столом, подперев рукой щёку, и смотрит куда-то вдаль. Её абсолютно не интересует ни Макрайан, ни то, что стекло вздрагивает от прикосновений, хотя его пальцы на удивление легко бегают по раме, словно по струнам музыкального инструмента.
   - Если ты хочешь что-то спрятать, прячь на самом виду, - хмуро констатирует Джои, ругая себя на все корки за то, что не додумался до этого раньше.
   Надо полагать, исследования дают положительный результат, потому что Макрайан нетерпеливо вытягивает руку и трясёт пальцами.
   - Давай сюда, - говорит он.
   Джои неуклюже отставляет палец; в другое время за этот жест он рискует остаться без головы, но, кажется, теперь не до того.
   - Давай кольцо! - орёт Макрайан. - Если, конечно, сам не знаешь, как выглядит гостиная поместья Хейс - или куда ты там решишь нас забросить.
   И впрямь; Джои понятия не имеет ни про поместье Хейс, ни про любое другое место, куда можно было бы улизнуть. Он сдирает с пальца кольцо и суёт его в протянутую руку.
   Оно с мелодичным щелчком встаёт в скважину, которая оказывается где-то сбоку рамы, и со звоном поворачивается. Неподвижная леди в зеркале исчезает, и по стеклу идёт рябь, словно они готовятся нырнуть в бассейн, каким-то образом вставший на дыбы.
   - Руку, ну! - не терпящим возражений тоном приказывает Макрайан, и Джои с Дорин, не мешкая, хватаются за него, как за спасательный круг.
   Дорин не может просто так оставить тут старуху; она было хочет протянуть ей другую руку, но та решительно отступает назад и мотает головой.
   - Нет, мэм, не надо, - говорит она.
   - Грейс, беги, - успевает сказать Дорин перед тем, как уходит на изнанку, но сердце её сжимается. Что будет с полоумной знахаркой, если её застанут в доме, да даже если просто заметят неподалёку? Дорин не надо прибегать к помощи настоящей провидицы, чтобы догадаться: ничего хорошего. Она в состоянии понять только, что в ответе за то, что, возможно, случится совсем скоро...
   Джои вдыхает как можно больше воздуха и свободной рукой зажимает нос. Наверное, со стороны это смотрится по-идиотски, но ему всё равно: он ожидает чего угодно - невесомости, полёта, космического вакуума, но вместо этого они весьма прозаически оказываются в каком-то месте, про которое можно сказать только одно - там холодно.
   Джои ощущает на лице покалывание и обнаруживает, что это снег. Он поднимает голову вверх и видит серое небо, низкое и набухшее; в ушах стоит непрерывный гул, и он догадывается, что больше всего это похоже на прибой. Невидимое море где-то совсем недалеко накатывается на берег, а впереди, за пеленой тумана Джои видит силуэт крепости.
   - Что за чёрт?! - слышит он: Макрайан так и сяк вертит в пальцах кольцо, разве только не попробует на зуб, настоящее ли. Дорин стоит и, наверное, так же, как и сам Джои, удивлённо озирается по сторонам.
   - Да где же мы, мистер Макрайан? - жалобно спрашивает она. - Не похоже на дом Кэтрин Хейс, если, конечно, она родом не с северного полюса.
   - До Хейс отсюда, как пешком до луны, - мрачно говорит Макрайан. - Добро пожаловать в Межзеркалье.
   Дорин ахает. Джои стоит, как дурак, и не знает, радоваться ему или огорчаться. Разве не сюда он стремился, идя по дороге в один конец? Но, чёрт подери, он и предположить не мог, как тут холодно... Но... Холодно? Разве?
   - Мне показалось, что ты планировал напроситься к некой Хейс, - с сарказмом говорит он. - Я было обрадовался, друг мой Уолли, ведь не каждый день удаётся познакомиться с кем-нибудь из ваших дам. А то, знаешь ли, о них складывается несколько однобокое впечатление. Значит, выходит, я опять обломался?
   - Выходит, да, - отвечает Макрайан в том же духе. Джои кажется - или он тоже немного растерян? - Но тут есть другие дамы, с которыми, как я понял, ты уже знаком. И всё-таки где ты взял это кольцо?
   - В антикварной лавочке в городе Сэлем.
   - Должно быть, занятный город. Не знал, что теперь в ваших магазинах запросто можно купить зеркальные кольца с сюрпризом, - недоверчиво ворчит Макрайан.
   Дорин переступает с ноги на ногу и обхватывает себя руками, стараясь удержать тепло.
   - Ну, с кем поделиться барахлом? - громогласно интересуется Макрайан, стаскивая с себя неизменную шубу. - Вы, миссис Макрайан, вроде бы одеты поприличнее. Не против, если я поделюсь с нашим странным человечьим другом, иначе он рискует не дожить до встречи с обожаемой Близзард?
   - Мне не холодно, - бездумно отвечает Джои и только тогда вспоминает, что на нём даже нет куртки: очаг в комнате Кастл Макрайан был растоплен так, что вблизи него, кажется, плавился воздух. Не холодно?! Уж не пляж ли он решил тут отыскать?
   - Как хочешь, - Макрайан пожимает плечами и отдаёт шубу Дорин.
   Может, и не пляж, но что-то он найдёт. Уже нашёл.
   Вокруг есть... нечто. Не только низкое небо, не только снег с каплями крови на нём. Чёрт подери, с какими ещё каплями крови?! Джои приглядывается - никаких капель нет, просто белый снег на серых камнях.
   - Ну, что ещё? - спрашивает Макрайан.
   - Что-то... пока не знаю, что, - неопределённо отвечает Джои, оглядываясь по сторонам.
   - Привыкнешь, - Макрайан с такой силой хлопает его по спине, что Джои от неожиданности приседает. - Ко всему можно привыкнуть, и к куче проклятых отражений тоже. Я мотал здесь два срока, ты ещё не забыл?
   Тем временем их маленькая процессия медленно движется к крепости. Они уже здесь, и не важно, хотели они этого именно сейчас или нет. Судьба не станет спрашивать твоего позволения на то, каким боком повернуться. Жизнь продолжается.
   - Надеюсь, хотя бы теперь ты научишься верить в приметы? - тихо говорит Дорин, и Джои чувствует тычок в бок.
   Они идут, не оглядываясь, да и вряд ли сквозь морось и туман можно разглядеть оставшееся позади зеркало. Зачем оглядываться назад, идя по дороге в один конец?
   А, между тем, гладь зеркала смыкается не сразу - а когда из него появляется плотный человек в старом пальто, в общем-то, тоже мало приспособленном для комфортного существования в Межзеркалье. Но нет, ему не холодно. Странно. А, может, и холодно, но это не важно. У него есть цель. У него есть задача. Он шёл к этому, похоже, всю свою жизнь - и пришёл. Что поделать, если конец пути оказался в проклятом Межзеркалье? Впрочем, никто не сказал, что это конец пути. Ещё посмотрим.
   Слышится жалобное повизгивание.
   - Что, Спот, никак, ты замёрз? - с иронией спрашивает Дориш.
   Да, Спот уже успел замёрзнуть. Босс, конечно, всегда прав, но лучше было бы оказаться там, где не так холодно. Но он привыкнет, босс может не сомневаться, Спот не подкачает.
   - Полезай в карман, - строго велит Дориш - и Спот, поднятый за шкирку, мигом оказывается в тесном, но уютном хозяйском кармане.
   - Скоро согреемся, малыш, - обещает Дориш, прищурившись, глядя на туманный силуэт Утгарда.
   Волчьи кишки, выпущенные из распоротого брюха, согреют, хотя бы ненадолго. Потому что он разобьёт зеркало, чтобы уже никто и никогда не вошёл сюда - и не вышел отсюда. Но ведь ему не так уж и холодно? Или всё-таки холодно? Дориш не знает. Он просто не думает об этом, руками шаря по скальному основанию в поисках подходящего булыжника. Наконец, в его пальцах оказывается большой кусок каменного крошева; Дориш размахивается и изо всех сил запускает им в ненавистное стекло. Он едва успевает отвернуться и спасти глаза от взрыва из стеклянных брызг. Они падают на землю и тут же исчезают, затерявшись среди камней и льда.
   Никто. Никогда больше.
   - Одно дело сделано, Спот, - сообщает Дориш своему притихшему карману. - Крысиный лаз уничтожен.
   Впрочем, это оказалось легче всего. Однако люди навострились делать превосходное оружие, подумать только. Он проверяет, хорошо ли закреплены на голенях и на предплечьях тяжёлые армейские ножи и усмехается, ощущая под пальцами надёжный холод стали.
   Никакой "волчий крюк" не может связать стаю. Это должен сделать только он. Для этого Дориш тут - и тут и останется.
  
   Глава 19
  
   Крепость Утгард возвышается над морем, словно скала. Похоже, что это и есть часть скалы, в которой вырублен первый этаж. Первая, кого они встречают, это Близзард.
   - Не ждала. Ждала. Не ждала, - она по очереди указывает на них пальцем, словно пересчитывает. Раз-два-три-четыре-пять...
   - Не думала, что когда-нибудь тебя увижу, Джои, - говорит Близзард. - Видать, ты изобрёл такой хитроумный план, что надул даже меня.
   - Даже если бы и думала, то навестить приятеля ты бы, конечно, не догадалась, - язвит он по привычке. Без иронии, без подколок. Ведь он уже тут, можно выдыхать - и будь что будет.
   - Всё не так просто. Мы ограничены ночью, метелью и новолунием, - с сарказмом говорит она. - Чтоб ты знал.
   Джои вспоминает о стае, приходящей в метельные безлунные ночи. Кажется, он нашёл стаю. Что дальше?
   - В общем-то, я пришёл спросить: что дальше? - в лоб говорит он, как ему кажется, ни к селу, ни к городу.
   - Ты пришёл. Это и есть дальше.
   Дальше - просто прийти.
   Ночь. Метель. Новолуние. Стая. Своё место.
   Для Джои.
   Для Макрайана.
   А для Дорин? Сама она не знает, но разве вечная зима - так здорово? Но, может, тут ещё начнётся лето? Ей не сказали ни единого слова, будто её нет. Разве только о том, что не ждали.
   - Если мои глаза не врут, то кольцо с сюрпризом попало именно к тебе? - интересуется Близзард у Джои. - И почему меня это совсем не удивляет?
   - Ну, я же в тот день так и не доехал до борделя, - говорит он, наконец, догадавшись, что всё дело был в кольце. - Должен же я получить хоть какую-то компенсацию?
   - Надеюсь, с моей собакой всё нормально? - угрожающе произносит она. Да, несомненно, важный вопрос.
   - Я оставил её у индейцев. На Эрамозе, - Джои понятия не имеет, знает ли она, что такое Эрамоза и где это. - Индейцы - хитрые ребята, как я успел заметить.
   - Знают гораздо больше того, чем говорят, - соглашается Близзард.
   Внутри крепости теплее и толстые стены заглушают шум прибоя. Пылает огромный очаг, но Дорин сильно сомневается, что кому-то придёт в голову согревать всю крепость. Можно только догадываться, каково тут было в бытность её тюрьмой. Только сейчас Дорин понимает, как ей повезло с Олдгейтом, если вообще можно сказать "повезло" про историю, в которую она вляпалась по своему собственному желанию. Но это уже не история, это её жизнь. И впрямь, сплошной гуманизм, - с иронией думает Дорин, отходя и коленом опираясь о скамейку. Она устала. Кажется, идти было не так уж далеко, но теперь адреналин начинает отпускать и Дорин сама себе кажется выполосканным и выжатым бельём. Она так и висит на этой скамейке, всю тяжесть тела перенеся на колено и на руки, и вполуха слушает то, что происходит, сама себе не веря, что ей - вот честное слово - почти всё равно.
   - Посмотрите-ка, кто у нас тут, - Близзард становится прямо напротив неё и точно так же опирается на колено - лавка широкая. Примерно такая же, на какой Дорин ожидала госпожу из подвалов Кастл Макрайан, где-то там, тысячу лет назад. А почему бы госпоже и не подойти, если это попросту удобно? Только хозяйка - это уже не хозяйка...
   - Кажется, произошла куча всего, чего я не знаю, - она поднимает руку и касается пальцем виска Дорин, а потом легко скользит вниз - по щеке, шее, ключице... Дорин чувствует не столько прикосновение, сколько её взгляд - острый, будто бритва. Словно Близзард разрезает на ней одежду, и она остаётся совершенно нагой в этом мире льда - но не сопротивляется. Зачем? Шея, ключица, ещё ниже...
   - Ничего не хочешь мне рассказать? - тихо спрашивает Близзард.
   Олдгейтские руны. Дорин вспыхивает, заливаясь краской, и собирается перехватить её руку, но вместо этого они застывают ладонь в ладонь, точно собираются сыграть в детскую игру.
   А впрочем... Почему бы и нет?
   Какая интересная игра... Новая, совсем другая игра...
   - Хочу, - отвечает Дорин тоже почти шёпотом - чтобы услышала только та, которой предназначается ответ.
   - У нас острый дефицит новостей, - говорит Близзард.
   Дорин кажется, что сейчас она облизнётся.
   - Как там? - Близзард кивает куда-то в сторону. Там - это вне зеркал...
   - Нормально, - отвечает Дорин.
   - Теперь в тюрьмах не холодно? - с юмором спрашивает Близзард.
   - Не так, как здесь.
   - Сейчас лето, - не отводя глаз, говорит Близзард.
   - Что же тогда зимой? - Дорин знает, что взгляд не грозит ей ровным счётом ничем.
   - Почти то же самое, - Близзард не мигает, и Дорин снова чувствует, как между ними возникает невидимая хрустальная струна.
   Это не значит ничего, в Межзеркалье нет места фокусам. Да даже если бы и значило, Дорин безразлично.
   Макрайану приходит в голову мысль, что он видит кого-то в зеркале, словно некая дама забавляется тем, что от скуки беседует со своим отражением. Одно и то же по разные стороны стекла. Ой, нет, только не это.
   - Может, оставишь её в покое? - сердито вмешивается он. В другой раз Дорин посмотрела бы на Макрайана так, что он предпочёл бы заткнуться, но теперь она неподвижна.
   - Я всего лишь спросила, - невинно говорит Близзард - И я заметила кольцо твоей Семьи, Уолли, я не слепая. Нет проблем.
   - Что вы так насупились, мистер Макрайан? - сквозь зубы цедит Дорин, начиная свирепеть. - Про вас могут подумать только то, что вы так и не научились общаться с людьми, не прибегая к помощи дубины.
   - "Нет проблем" звучит несколько зловеще, - Макрайан всё-таки решает объяснить. - Чтобы разрядить обстановку, я бы, пожалуй, усладил ваш слух песней про то, как служанка и госпожа устроили соревнования, кто громче пукнет, но...
   - Мистер Макрайан! - перебивает Дорин, по-прежнему не отводя взгляда.
   - ... но, боюсь, за бестактность мне теперь влетит вдвойне, - заканчивает он.
   - Почему же? - спрашивает Близзард и губы её трогает лёгкая улыбка. - Думаю, мы решим, кому из нас дать тебе в лоб.
  
  
   Eeny, meeny, miney, mo.
   Catch a tiger by the toe.
  
   "Раз-два-три-четыре-пять,
   Тигра за палец надо поймать..."
  
  
   - Решим, - уверенно подтверждает Дорин и с лёгкостью продолжает, подхватывая завораживающий ритм:
  
  
   If he hollers, let him go.
   Eeny, meeny, miney, mo.
  
   "...Попросит пощады - тогда отпускать,
   Раз-два-три-четыре-пять".
  
  
   - Ты выиграла, - говорит Близзард.
   - Разве?
   - "Тигра за палец надо поймать", - повторяет Близзард. - Кажется, ты поймала тигра, Долорес О`Греди.
   - Хм... - Макрайан напоминает о том, что он находится неподалёку.
   - Не будь дураком, Уолли, - Близзард поворачивает голову - и туго натянутая струна пропадает без остатка. Иллюзия отражения исчезает. - Если она уже здесь, то не потому, что ей просто захотелось приключений.
  
  
   Проходит время. Сколько - Дорин не знает. Тут нет времени. Тут нет ничего вообще, только беснуется под стенами Утгарда ледяное море.
   "Макрайан женился"...
   "Да что ты!"
   "Вообще-то я тоже человек", - конечно, Джои, тут как тут.
   "Она - Макрайан" - конечно, мистер Макрайан, со своим традиционным бурчанием.
   "Теперь у нас разнообразие, Легран любит зелёное, Макрайан - красное"...
   "А ты - чёрное"...
   И ещё бывает время, когда начинается пурга - и тогда они исчезают. В небе быстро бегут тучи; может, Дорин кажется, но они похожи на волков. Уж где-нибудь да будет метель, и тогда в Британии увидят Дикую Охоту, где-то - полярных волков Маниту, а где-то - кого-то ещё. Всегда куда-нибудь будет приходить Стая...
   Бегут по небу тучи-волки, а за невидимой чертой бродит человек в старом пальто. Он раз за разом налетает на прозрачный барьер, пытается подступиться к нему с армейским ножом, падает, но снова поднимается и, вытирая кровь, грозит кулаком кому-то, кого Дорин не видит тоже.
   И плещутся холодные волны, долетая до суши колючими кусочками льда...
   - Милорд, - Макрайан целует чёрный перстень.
   - Ты привёл за собой Дориша, Уолли, - укоряет милорд Эдвард. - Ну, что ж, пусть, раз он так стремился сюда попасть. А то мы тут было заскучали. Но сейчас я хочу услышать о том, как вам всё-таки удалось уйти, наместник?
   - Старуха-полукровка, - неохотно объясняет Макрайан. - И... Да ведь я давно уже не наместник, Милорд...
   - Кто тебе это сказал, Уолли? - добродушно спрашивает милорд Эдвард. То есть, теперь просто Милорд, - поправляется про себя Дорин.
   - Пока ты жив, или пока не разозлил меня слишком сильно - ты наместник округа Эдинбург, - слышит она. - И, насколько я понял, у тебя остался, по крайней мере, один вассал.
   - Да?! - удивляется Макрайан.
   "Грейс, мистер Макрайан, это Грейс, - с досадой думает Дорин, переживая за то, что он так недогадлив. - Что теперь скажут про ваши мозги? Что вы оставили их дома?"
   Милорд Эдвард бросает на неё быстрый взгляд, и Дорин тотчас же становится стыдно, будто она произнесла это вслух. Но он ласково смотрит на неё и повторяет:
   - Грейс, Уолли. Это Грейс. И, в таком случае, я не понимаю, что ты до сих пор делаешь здесь? Сюзерен несёт ответственность за своих вассалов, даже если наместничество лежит в руинах.
   Макрайан стоит, спрятав руки за спину и, судя по всему, не знает, что сказать. Дорин ловит себя на мысли, что у неё из головы вылетает всё - Межзеркалье, тупик, в который их пытался загнать Сектор; она даже забывает о холоде. Дорин думает только о том, что и как скажет Макрайан человеку с чёрным перстнем... или не совсем человеку?
   - Я кое-что объясню тебе, Уолли, - мягко говорит тот - и Макрайан смотрит исподлобья, пальцами теребя свою шубу.
   - Власть - это не только твои подвалы с лужами крови...
   Макрайан склоняет голову.
   - ... не только возможность отнимать жизнь...
   Ещё ниже.
   - ... не только Всё. Что. Ты. Захочешь...
   Ещё ниже.
   - ... это ответственность...
   Дорин едва сдерживается, чтобы не подойти и не встать с ним рядом.
   - ... даже если у тебя остался всего один вассал...
   Это не конец пути. Не для них.
   - ... такова цена...
   Цена власти над жизнью и смертью. Цена того, что ты есть тот, кто ты есть.
   И тогда Дорин понимает, как должна поступить.
   Гудит под стенами Утгарда штормовое море, и в воздухе висит холодная морось. Оказывается, по здешним меркам это и есть лето, подумать только! Впрочем, ведь Дорин привыкла к холоду. Но её личный холод - там, позади. И его можно развеять, затопив очаг, сварив суп и поставив подходить тесто для пирогов. К тому же, если лечь в кровать и крепко-крепко прижаться друг к другу, то согреешься наверняка. И камин будет весело трещать горящими поленьями, а Морриган заведёт музыкальную шкатулку и, подперев рукой щёку, устало задремлет за толщей старого стекла. Или споёт ту песню про двух воронов. Молодая жена лорда когда-то пошла своей дорогой, но два ворона должны вернуться в гнездо...
   - Идёмте домой, мистер Макрайан, - говорит она.
   Домой?!
   А какого чёрта он забыл дома?
   Дрова, так и не затащенные на гору, должно быть, на следующий год покроются мхом и сгниют. И входная дверь, наверное, открыта, и ветер будет залетать внутрь и безнаказанно гулять по коридорам, сколько бы сэр Баллард не стучал своей палкой и не жаловался на прострел в пояснице. Пара старых дубов точно загнётся зимой, зато прорастут десятки желудей, только так и останутся лепиться кучей, мешая друг другу, ведь никому нет дела до каких-то там крошечных дубков. Чёртов Сектор приподнимет свою задницу и доберётся-таки до Грейс. Сумасшедшая нищебродка слишком стара даже для полугода Олдгейта, хотя Макрайан не думает, что она отбросит копыта - старуха живуча, как чертополох на навозной куче.
   Макрайан оглядывается, словно ждёт ответа на незаданный вопрос. От кого? От Милорда? От странного человека Джои?
   Дорин тоже оглядывается, чувствуя чей-то взгляд. Джои. Он усмехается уголком рта, и вдруг кидает ей что-то - она едва успевает поймать. Кольцо. Зеркальное кольцо из мягкого серебра, в которое вправлен алмаз. Говорят, алмаз - самый твёрдый камень... Но ведь это же его кольцо - и его единственный путь назад. И тут Дорин понимает, что обратно он не вернётся. Он дошёл до конца пути - и нашёл свою стаю. А её конец пути - где он? Точнее, не её. Их.
   - Если вы поторопитесь, к вечеру у нас будут пироги, - извещает она Макрайана и берёт его за руку.
   Близзард поднимает ладонь, а пальцами другой руки изображает идущего по ней человечка. Такая игра, что поделать. Хозяин снимает очки и ладонью устало прикрывает глаза, чтобы никто не заметил, как он улыбается. Маленькие, но такие сильные пальцы Дорин крепко держат руку - и Макрайан не сопротивляется.
   - Идёмте домой, - ещё раз говорит Дорин.
   Он всё равно остаётся сюзереном, ответственным за своего вассала. Пусть даже он - владетель, у которого один-единственный вассал.
   А ещё у него есть Его Дом - и Его Леди.
  
  
   На острове Утгард, в пустоте на краю времени, за скалами рядом с берегом, есть зеркало. Недалеко от зеркала стоит домик, и, на первый взгляд, кажется, что там никого нет. Однако иногда из трубы идёт дым, а позади домика вверх дном лежит кривобокая лодка. Каждый день на пороге появляется еда, а воду обитатель домика добывает сам. Сначала он выкидывал припасы в море, но ведь ему же надо что-то есть, раз уж он всё равно здесь?! Совсем глупо было бы сдохнуть с голоду не ради чего-то и, ко всему прочему, будучи в полном одиночестве, - Спота он не считает. К тому же да, ведь ещё есть Спот! Обречь ни в чём не повинное существо на смерть, только потому, что ему так приспичило - ну, уж нет. Малыш этого не заслужил. Нет лучшего помощника для того, чтобы сторожить чёртово стекло. Дориш каждый день разбивает его вдребезги - а на следующий день оно снова оказывается цело, словно за ночь нарастает изо льда.
   - Я достану тебя, слышишь? - он по привычке грозит кулаком туманному силуэту крепости, а потом снова идёт крушить зеркало: авось, в этот раз повезёт.
   - Мы доберёмся до них, правда, Спот? - сквозь зубы цедит Дориш.
   Конечно, доберутся, Спот полностью согласен. Босс всегда прав, так или иначе, рано или поздно. А до тех пор...
   - Ни одна живая душа не пройдёт сюда, пока я жив, - обещает Дориш, плотнее закутываясь в старое пальто, хотя не сказать, что ему так уж холодно.
   "Не пройдёт, босс!" - отважно думает маленькая собака Спот, хотя ему-то как раз холодно, вот только он вряд ли теперь признался бы в этом.
   - И не выйдет отсюда, - добавляет Дориш, снова сжимая кулак.
   В этом Спот уверен гораздо меньше, но разве босс стал бы слушать, даже если бы случилось невероятное, и Спот заговорил?
   У каждого своя работа. У них с боссом своя - и, надо думать, это очень важная работа, - а у тех, кто живёт в туманной крепости - своя. Какая, Спот не знает, только догадывается, и посему считает, что весьма, весьма хорошо, что до туманной крепости не дойти. Уж тут босс бессилен, несмотря на то, как он крут.
   Зеркало в очередной, бесчисленный по счёту раз разлетается на тысячу кусков.
   - Пойдём, Спот, - строго командует Дориш, отряхивая руки. - Не забыл, сегодня ты играешь чёрными?
   Конечно, Спот с удовольствием сыграет с боссом в шашки, хотя понятия не имеет, что это такое.
   На столе в домике лежит аккуратно разлинованный листок. Дориш ставит галочку: всё должно быть в своё время. И, может быть, когда-нибудь, в какой-нибудь из дней на этом чёртовом краю времени... Хотя не может быть мира снаружи зеркал без Межзеркалья. Но теперь он тут, и ни одна мышь не проскользнёт мимо безнаказанно. У него есть задача.
   - Однажды мы дойдём до Утгарда и тогда ещё посмотрим, чья возьмёт, - по привычке бурчит Дориш, вешая над огнём чайник. - Правда, Спот?
   Про это Спот ничего сказать не может. Однажды краем уха он кое-что слышал, ведь недаром собаки знают гораздо, гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Он слышал, как человек в кожаной куртке спросил: "Зачем мы возимся с такой ерундой, Милорд? На кой чёрт тут сдался этот цепной пёс?" Спот был, конечно, страшно горд, но, справедливости ради, про себя заметил, что он совсем, совсем не похож на тех собак, кого обычно держат на цепи, тем более, его имя вовсе и не Цербер. Но ведь других псов тут нет. Наверное, тот, из туманной крепости, хотел сделать ему комплимент. "У каждого своя работа, - ответил ему Милорд. - Кому надо, тот дойдёт до конца дороги, а прочим тут и впрямь нечего делать. К тому же, да - Близзард утверждает, что у того, у кого есть маленькая, но собака, не всё так плохо. У него важная работа".
   - А пока я смастерил тебе пальто. Смотри, не потеряй, - Дориш держит в руках нечто бесформенное, но Спот догадывается, что это нечто совсем недавно было подкладкой его собственной одежды.
   По правде говоря, тут довольно холодно, - думает Спот, слушая закипающий чайник.
   Но ведь у них очень, очень важная работа...
  
  
  
   Конец
  
  
  
  
  
   Если читатель не испугается и захочет узнать, что было до этого - "По ту сторону стаи" тут http://zhurnal.lib.ru/w/wojcehowskaja_j/whitewolf.shtml
   Осторожно - взгляд изнутри Дикой Охоты.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"