Аннотация: Это только начало, но работа над продолжением уже ведется. Огромная просьба - оставляйте комментарии, как никак первая соавторская работа.
- Никита, ты меня слышишь? - Над ним нависло лицо пожилой женщины. - Никит, внучок, ты меня узнаешь?
Старушка склонилась над ним, пытаясь сдержать слезы, но веки предательски дрожали, подслеповатые глаза масляно блестели. Никита смотрел в это почти знакомое лицо: на дрожащие побледневшие губы, на изрезанный морщинами лоб, на выцветшие от старости глаза... Он где-то и когда-то ее видел, но... память о прошлом ускользала, оставляя чуть узнаваемое послевкусие.
- Никитушка! Это же я, твоя бабушка! Ну посмотри, посмотри - неужели ты... - трясущимися, сухими как пергамент, руками она погладила его руку и снова, с надеждой, посмотрела в глаза. Но он не смотрел на нее, его глаза блуждали где-то по потолку, словно пытаясь заглянуть себе под череп - посмотреть на воспоминания. Иссеченное глубокими морщинами лицо женщины побелело, она не выдержала и из глаз полились невольные слезы.
- Никита, Никитушка, внучек... - она трясла его как безмолвную куклу, срываясь на крик. - Ты слышишь? Никита!
В палату вбежала медсестра, уцепилась узкими ладошками за руки женщины, но та стояла незыблемо, как стена, пока на помощь не пришел моложавый врач. Женщина сразу как-то обмякла, руки повисли безвольными плетями, ее усадили на стул, медсестра суетливо зазвенела пузырьками в аптечке. Взгляд медсестры скользнул по лицу Никиты, она испуганно открыла рот, из тонких пальцев выскользнул прозрачный пузырек и глухо ударился о пол. Доктор оглянулся на Никиту и тоже удивленно замер. Зрачки Никиты расширились черными озерами пустоты, в следующую секунду он закрыл глаза и повалился на скрипучую кровать.
* * *
Никита открыл глаза. По незнакомой комнате игриво бегали солнечные зайчики, легкие лучики солнца скользили по обшарпанной мебели, пустой тумбочке, неровным, давно некрашеным стенам. Никита вскинулся на кровати, огляделся по сторонам - "где я?" - невольно вырвалось у него. Взгляд скользнул вниз, на руки, на тело - из вен торчали тонкие трубочки капельниц, в бледную кожу груди впились округлые лепешки присосок с тонкими проводками, паутиной тянущимся к непонятным приборам. Руки сами потянулись к проводам, кожа натянулась и присоски, с сухими щелчками, оторвались, оставив после себя быстро набухающие пунцовым цветом круги. Никита потянулся к игле, торчащей из вены, рывком выдернул - тонкая струйка крови взметнулась из руки, Никита торопливо зажал вену.
В палату вошла доктор, глаза ее изумленно расширились.
- Да что же ты делаешь! - Она насильно уложил Никиту обратно на койку, озабоченно посмотрела на раскачивающуюся иглу капельницы. - Бог мой, да что же ты так рано соскочил? Тебе ж еще лежать и лежать. Сестра!
В палату зашла худенькая, белобрысая девушка в беленьком, накрахмаленном халатике.
- Отключите его от митара, и от системы - состояние в норме. - Медсестра непонимающе посмотрела на доктора, та бессильно вздохнула. - От монитора отключите его, милочка, и от системы жизнеобеспечения.
Она снова обернулась к Никите:
- А я уж думала, что у тебя снова приступ...
- Как я здесь оказался? - Перебил ее Никита. - Что... Что случилось?
- Не помнишь? Ничего, пройдет. - Она ласково положила руку ему плечо, кончики губ тронула печальная улыбка. Никита с надеждой посмотрел ей в глаза, она резко отвернулась. - Ой, что-то засиделась я с тобой. - И уже поднимаясь, добавила для суетящейся за спиной медсестры. - От монитора не забудь отключить.
- Сердобольная она, огорчать не любит. - медсестра ответила ехидно, с затаенной злобой. Никита даже удивился той ненависти, что прозвучала из уст этой миленькой девушки.
- А чем огорчать? - невольно вырвался вопрос.
- Да ты у нас тут полтора года провалялся. - она посмотрела в резко расширившиеся зрачки Никиты. - Аварийник ты у нас. В аварию попал, а потом к нам. Полная арефлексия, глубокие нарушения функций продолговатого мозга, остановка дыхания - труп короче. Если бы не бабка твоя, то все - не было б тебя. Она тут каждый день сидела, порог главврача все обивала. Все приходит к тебе, а глаза на мокром...
Слова медсестры растворились в воспоминаниях. Бабушка, вечно в заботах, еще с тех пор... С тех пор как умерла мама... Похороны, грузчики - кряжистые, и уже поддатые мужики, сгорбившиеся под кровавым пятном гроба, несколько старушек следом за гробом... Шепчутся, сплетничают, прикрываясь платочками, а глаза у всех сухие, тихонько перешептываются про поминки, про стол... И бабушка, сгорбившаяся, словно бы сдавленная горем, лицо с застывшими чертами и беззвучные слезы из широко распахнутых, водянистых глаз...
... а тут, вчера, когда твоя старушка тут сидела, ты бах - глаза открыл! Она тебе как давай кричать! Еле ее оттащили, а потом у тебя припадок случился - ты бы глаза свои видел! Не глаза - дыры!
- У вас есть телефон? - перебил ее Никита. - Мне надо срочно позвонить...
- Вчера родную бабку вспомнить не мог, а сегодня уже звонить собрался! Кому это? - Медсестра игриво уперла руки в бедра, насмешливо посмотрела на Никиту, тот промолчал. Жестким, холодным голосом она отрезала. - Телефон только для служебного пользования.
"Таня, Татьяна..." - Лихорадочно проносилось в мыслях Никиты, - "полтора года, Таня... она... она уже... помнит? Нет? Я должен позвонить!"
Медсестра щелкнула тумблером аппарата жизнеобеспечения, скрутила проводки, аккуратно уложила в откидную панель, и уже собралась выходить.
- Подождите! - Окликнул ее Никита у двери, она обернулась.
- Что еще?
- Мне нужен телефон. - сказал он спокойно, с нажимом.
- Ну не знаю. - ответила она скучающе, словно давя зевок. - Надо с дежурным врачом поговорить.
Никита сжал виски руками, накатила боль импульсами застучало между ушами, всепоглощающий шум ворвался голову. Никита, сквозь сжаты е от боли зубы, прошептал. - Мне очень нужно...
* * *
Через ватную тишину донесся далекий крик.
- Пульс нормализовался.
Никита открыл глаза и словно через пелену увидел, как вокруг его койки суетятся врачи.
- Давление снижется. В норме!
Над Никитой склонился седовласый доктор. Он пристально, словно придирчиво посмотрел Никите в глаза, оттянул его веки вниз, поцокал языком.
- Ох, голучбчик, и заставили вы нас понервничать.
- Доктор... - Никита сказал почти неслышно, преодолевая навалившуюся усталость.
- Тихо-тихо. - доктор уселся на край койки, устало снял очки и медленно, задумчиво то раскрывал душки, то снова складывал. - Странно как-то с вами, Никита, очень странно... Вы знаете, потемнело все, был день - и сразу, как ночь - чернота одна за окном, а потом ветер - стекла вдребезги... И Леночка вбегает, говорит, что плохо вам. А мне же еще рассказывали, что у вас, когда приступ был - ветер по окнам ударил, свирепо - чуть стекла не повылетали. А я еще, дурак старый, не поверил...
Доктор нацепил очки на мясистый нос, обернулся и снова пристально посмотрел в глаза Никите.
- Странно это как-то... - а потом, с доброй улыбкой похлопал его по плечу, и добавил. - Поправляйтесь.
Он торопливо вышел из палаты, из-за приоткрытой двери донеслись голоса:
- Василий Дмитриевич, сделайте пожалуйста томограмму мозга и результаты мне на стол.
- Хорошо, Данил Владимирович.
- Странно это все...
- Вы про что, Данил Владимирович?
- Да так...
Гул в голове Никиты прекратился, слабость отступила. Он приподнял голову, тайно боясь тошнотворного головокружения, но даже намека на него не было. Никита легко соскочил с кровати, стопы приятно обожгло холодом линолеума. Он тихо прокрался к приоткрытой двери, одним глазком выглянул в коридор.
Та самая молоденькая медсестра, Леночка, сметала поблескивающие гранями осколки стекол с пола. Никита вышел из палаты, и попытался бесшумно проскользнуть мимо медсестры.
- А ты куда?
- В туалет. - Вырвалось у Никиты.
- Тапочки одень, и туалет там. - Она ткнула пальцем в другую сторону коридора. - Не заблудись.
Никита ничего не ответил, быстро зашел в палату, загнал ноги в холодные, клеенчатые тапочки и торопливо зашагал в указанную сторону. Свернул на первую попавшуюся лестницу, быстренько сбежал вниз, на первый этаж. Воровато оглянулся, толкнул ближайшую дверь, та нехотя, натянуто скрипнув приоткрылась. Никита заглянул во внутрь - прачечная. Он быстро скользнул во внутрь, тихонько прикрыл за собой дверь.
Вокруг громоздились ворохи белья, грязных простыней, в сыром воздухе витали запахи хлорки, грязных тел и едва уловимая, призрачная нотка железного запаха крови. Никита кинулся к ближайшей куче тряпья, выдернул оттуда скомканный костюм санитара, придирчиво осмотрел.
- Подходит. - вырвалось у него. Торопливо скинул с себя пижаму, натянул хламиду санитара и выскользнул из прачечной. Он деловито, как настоящий санитар, прошагал по коридору, встретив на пути лишь одного больного - тщедушного паренька, опирающегося на обшарпанный костыль. Никита даже не посмотрел в его сторону, скользнул мимо него и вышел на улицу.
На улице его встретили яркие лучи солнца, он на секунду прикрыл глаза рукой, осмотрелся. Обычный, неухоженный больничный двор, протоптанные тропинки в невысокой траве, величавые тенистые тополя и ограда за ними с изогнутыми прутьями.
Никита, с деловым видом зашагал прочь от больницы, пока не дошел до тени тополей. Как только он добрался до деревьев, он метнулся к ограде, пролез между погнутых прутьев.
Никита сам не понимал - зачем он бежит, он только чувствовал какой то холод в душе, знал, что ему нельзя оставаться в больнице и стоило ему только вырваться за пределы тщедушной ограды, как от сердца отлегло.
Он быстро зашагал вдоль дороги от больницы. Мимо проехало несколько машин, Никита всякий раз отходил подальше на обочину, давая понять, что не ищет попутку. Мимо пронеслась машина с тонированными стеклами из которой глухими ударами доносилась музыка. Резко взвизгнули тормоза, машина дала задний ход. Никита думал кинуться во дворы, но передумал.
Передняя дверь со стороны пассажира распахнулась, приглушенные басовитые раскаты музыки обрели силу и ударили по ушам. Через пассажирское сидение перегнулся молодой парень лет девятнадцати-двадцати, скабрезно осклабился.
- Брат, ноги - то не казенные, мож подбросить?
Никита посмотрел на хамовитую физиономию, с заостренными чертами - так, будто кто-то на череп натянул кожу и заставил улыбаться. Никита, нехотя, уселся в громыхающую машину. Сзади сидело еще двое парней.
- На Белогвардейскую. - Никита ответил медленно, вперившись взглядом в зеркало заднего вида. Двое, сидевшие на заднем сиденье о чем-то тихо переговаривались. Оба здоровые, с широкими шеями, плечистые...
- Слышь, чувачок, ты откель такой красивый? - Подал голос один из парней с заднего сиденья.
- С дурки слинял? - Добавил второй и оба глухо загоготали.
- Мужики! - Бросил водила укоризненно через плечо, - Что к пацанчику пристали. Там у вас еще осталось?
- Сча, гляну. - Звякнули бутылки. - Вроде есть еще чуток.
- На, закуси. - Сзади та же рука протянула половину лимона с налипшими на него темными крошками. Водила вцепился зубами в мякоть, брызнул едкий сок.
- А ты что? - спросил один из парней сзади, - Виталь, а что твой гость стесняется? Брезгует что ль?
Стаканчик по прежнему торчал рядом с плечом Никиты.
"Вляпался..." - пронеслось в мыслях Никиты.
- Эй, че быкуешь? - в басовитом голосе появилась злость. - Взял быро!
- Я не хочу. - неожиданно громко крикнул Никита. - Я пас.
- Виталь, тормозни. - Здоровяк перегнулся через сиденье, дыхнул в лицо Никиты перегаром. - Надо с твоим гостем перетереть.
Стаканчик опрокинулся в глотку бритоголового бугая. - Поучить надо.
Оба парня сзади загоготали, Никита сжался на переднем сиденье.
Машина съехала с асфальтовой дороге, скатилась по грунтовке в тенистую аллейку.
"Попал, как кур в ощип" - подумалось Никите, он собрался с силами, и резко выпалил:
- Ребят, я не хочу неприятностей...
Он оглянулся, у парней на заднем сиденье лицо сохраняли каменное выражение. - Послушайте, парни...
- Смотри, как запел. - Водила с ухмылкой оглянулся, парни осклабились в ответ, а затем, посмотрев исподлобья в глаза Никите, с тихой угрозой произнес. - Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.
Машина сбавила ход, колеса тихонько хрустнули грунтовкой. Виталька испытующе посмотрел на Никиту, и резко рявкнул. - Вываливайся.
- Может... - Заплетающимся языком спросил Никита.
- Быстро! - Виталька рявкнул, вскинув руку для удара. Никита не глядя нащупал ручку и чуть ли не вывалился из машины. Сразу же хлопнули остальные дверцы, все трое парней вышли из машины в прохладную тень аллеи. Самый крупный, разминая шею, покрутил головой, вскинул плечами и, набычившись, шагнул к Никите.
- Чем за извоз платить будешь?
- Парни... - Никита боязливо отступил на шаг, вскинул руки, готовясь защищаться. Он как затравленный зверь метался взглядом между парнями, они тем временем брали обходили его по сторонам, постепенно приближаясь.
- Слышь, Виталь, по ходу у него вообще лаве на кармане по нулям. - Здоровяк улыбнулся посмотрел в сторону водилы, а потом, звонко припечатав кулаком о ладонь, с угрозой продолжил. - Зайчиком, на хвост сесть захотел? За такое учат...
Он шагнул вперед, кулаки угрожающе сжались. Никита испуганно замер на месте, в мыслях проносились обрывки фраз, страх сковал сознание. Здоровяк замер на расстоянии удара, он почему то медлил, только выжидающе сжимал и разжимал кулаки. Никита как завороженный смотрел на эти здоровенны лапищи со сбитыми костяшками, жадно, со страстью мнущие пустоту, с каждой секундой его страх рос, - что он мог противопоставить этим тяжелым кулакам, этой осклабившейся злобе...
Неожиданно сзади, вскользь, горячо ободрав шею пронесся кулак, следом саданули по спине. Никита только начал поворачиваться, как тяжелый удар в висок бросил его на землю. Никита приподнял голову - над ним стоял и ухмылялся щербатым ртом второй парень с заднего сиденья. Глаз Никиты зацепился за тонкую нитку шрама через бровь, раньше - в машине, она была почти не заметна, только несмело делила бровь на две половинки, сейчас же она налилась кровью и пунцово горела на белом лбу.
К Никите шагнул здоровенный браток, который так и не ударил его. Здоровые, мясистые кулаки уже не сжимались, толстые, как сардельки, пальцы жадно перебирали в воздухе. Он склонился над Никитой, почти по доброму отвесил тяжелую зуботычину и принялся шарить по одежде.
- Лех, прикинь, реально пустой! - Он схватил Никиту за подбородок, притянул к себе поближе. - Где бабки?! - Никита, хотел что-то промямлить, но резкий, почти неуловимый удар, отбросил его обратно на землю. Браток поднялся, и так, для острастки, пнул Никиту под ребра.
- А я тебе, что говорил? С крезы он сорвался, псих - сразу видно. - Леха присел на корточки, вгляделся в разбитое, начавшее наливаться маслянисто-кровавой припухлостью лицо. - Кокнем психа, одним меньше будет. Я думаю - искать его не будут.
- Ага. - Виталька согласно кивнул. Он только вынырнул из машины с початой бутылкой и замахнул прямо так - из горла. Он подошел поближе, уселся на корточки перед Никитой. - Ты что разлегся? Тебе это что - пикник? - Он цепко схватил своей костлявой рукой Никиту за ворот и, резко саданул несколько раз по зубам. - И пить с нами брезговал, скотина! - Он с силой задвинул в безвольные челюсти Никиты горлышко бутылки , стекло твердо ударилось о зубы, челюсть отозвалась болью, в горло хлынула отвратительно вонючая теплая водка. Разбитые губы ожгло спиртом, рот наполнился горечью, Никита закашлялся, взбрыкнул всем телом, пытаясь вырваться от Витальки.
- Пей, сука! - Виталька еще сильнее вдавил бутылку в рот, не выдержав, хрустнули зубы, стекло с противным визжащим скрежетом воткнулась в горло, Никита захлебнулся потоком обжигающей водки. Он судорожно пытался вдохнуть, но чувствовал только огненную боль рвущуюся из носа с окровавленными каплями водки. Виталька удовлетворенно улыбнулся. - Во, и нехрен было ломаться, как чикса. Давай, вставай.
Он выдернул изо рта Никиты бутылку. Никита громко, с отчаянным сипеньем, вдохнул закашлялся и в ту же секунду его всего выгнуло, будто в корчах - вся влитая в горло водка вырвалась наружу с отвратительным кислым привкусом. Никита тяжело, почти карабкаясь по шершавой коре дерева поднялся на ноги.
- Смотри как за березку прихватился, как за сестренку! - Хохотнул Леха.
Никита убрал руки от дерева, качнулся, почти упал, но все же устоял, с трудом поднял голову, мутным взглядом из под опухших век посмотрел на братков. Боли не было, только дикая слабость и ярость - бешеная, кровавая с солоноватым привкусом на губах. Никита, пошатнувшись, подался вперед всем телом и с безумством прохрипел.
- Что, суки, поразвлечься захотели?! - Он сделал еще шаг вперед, ноги постепенно начинали слушаться, перестали предательски подворачиваться, голова кружилась не так сильно.
- Глядь, быкует глиста. - Виталька заржал, его гогот подхватили остальные. - Димон, покаж лоху место в жизни.
Самый здоровый сделал последнюю затяжку, бросил сигарету в траву, сплюнул следом.
- В расход или поучить? - Спросил он у Витальки с легкой ленцой.
- Давай в расход. - Виталька ухмыльнулся. - Такого поздно учить.
Здоровяк лениво подошел к пошатывающемуся Никите, придирчиво посмотрел - будто выбирая место, куда сподручнее ударить. Никита напрягся, собрал все силы в кулак - острая ярость, холодная как лед и жаркая как огонь пронзила его насквозь. Сейчас он был готов грызть, рвать когтями, крушить - отчаянно, до последнего.
Здоровяк определился, замахнулся для удара, но Никита его опередил. Он резко ударил - почти упал в след за рукой, но мимо - кулак прошел в каком то миллиметре от ухмыляющейся рожи здоровяка. Леха с Виталькой снова заржали.
- Глянь, Рэмбо нашелся! Димон, кончай лоха!
Но Димон не двигался. С его лица сошел румянец, кожа побелела, широко распахнутые глаза замерли, уставившись в одну точку.
- Эй, Димон? - Спросил неуверенно Виталька.
Димон пошатнулся, тяжело ухнулся на колени. Из его широко распахнутых глаз скользнули тонкие кровавые струйки, прочертив клоунские дорожки до подбородка. Димон тяжело выдохнул и повалился лицом в сочную, до изумрудности, траву. Никита, не отрываясь, смотрел на распластанное у ног тело.
- Димон! - Леха первым бросился на помощь. - Звони в скорую!
- Да уже! - Виталька судорожно давил на кнопки сотового, из того доносились только бешеные хрипы помех. - Здесь не ловится нихрена!
Леха перевернул Димона вверх лицом и отшатнулся. Кровавые борозды прочертили все лицо. Казалось что кровь шла отовсюду: изо рта, из носа, из ушей - казалось, что сама кожа пропускает через себя кровь.
Виталька как угорелый носился с сотовым, держа его на вытянутой руке. - Сигнала нихера!
Леха поднял глаза на Никиту. - А ты что лупишься? Сука, еще хочешь!
Он в бессильной злобе вскочил, замахнулся на неподвижного Никиту. Тот оторвал взгляд от окровавленного лица Димона и посмотрел в глаза Лехе. Леху отбросило метра на два. Он рухнул на землю, тонкая нитка шрама через бровь налилась кровью и словно взорвалась - вверх рванулась тонкая струйка крови. Леха отчаянно заорал, засучил ногами, его глаза налились кровью, вены на лбу вздулись. Он схватился руками за голову, надрывно хрипя. Из распахнутой ямы рта с отчаянным криком и кашлем летели словно твердые ошметки крови, а в следующее мгновение из глаз хлынула кровь, хлынула с такой отчаянной силой, что показалось что сейчас вылетят глаза.
- Какого черта! - тихо выдавил из себя Виталька и, все так же не опуская вытянутой руки с сотовым, стал медленно отступать назад - к машине. - Что здесь вообще происходит?!
Никита поднял глаза на Виталку. Виталька замер под этим взглядом, он словно провалился в эту черную бездну расширившихся зрачков, по телу пронесся огненный ураган, казалось, что нестерпимой болью взорвалась каждая клеточка тела. Виталий отпрянул, отбросил в сторону сотовый и, не оглядываясь, побежал прочь.
"Псих, он псих какой-то, он псих..." - бесконечно стучалось в голове у Витальки. Он все бежал и бежал, не замечая, что уже давно оставил позади ту злосчастную рощицу, что мимо него проносятся дома, люди испуганно и удивленно оглядываются ему вслед - лишь бы бежать, лишь бы прочь, лишь бы подальше...
Никита очнулся словно ото сна. Боли не было, как он ее не ждал - только гул в голове. Он посмотрел на свои руки - вздувшиеся вены, остро прорезавшие кожу - словно натянутые канаты. Он с трудом разжал затекшие пальцы, посмотрел на ладони - побелевшие полукружья следов от ногтей быстро налились кровью и кожа вновь порозовела.
Он посмотрел сквозь пальцы на валяющееся в траве тело, бросил взгляд в сторону - еще одно белое пятно лица залитое кровью. Двое... Два неподвижных тела, замершие в нелепых позах. А чуть поодаль недовольно урчит незаглушенным двигателем машина, из тониованного в ноль салона басовито громыхает помесь репа и шансона. Но их же было трое, как его - Виталька...
От тела, лежащего чуть поодаль, донесся слабый, еле различимый в шелесте листьев, хрип. Никита бросился к телу, склонился пониже - дышит, живой. Кто же их так? Неужели Виталька, а на вид такой тщедушный - с этими кабанами не сравнить. Что тут вообще произошло? - Вопросы громоздились один на другой. Никита в растерянности ощупал себя - вроде цел, а с ними чего случилось? И почему он ничего не помнит?
Он подошел к машине, повернул ключ, мотор обиженно притих, музыка заглохла на полуслове. Никита отступил от машины, под ногами жалостно взвизгнуло, он опустил глаза - сотовый.
- Вот ты то мне и нужен. - Он поднял с земли трубку. Внутри, как и тогда, когда он сбежал из больницы, возникло странное ощущение, так - словно надо обязательно что-то сделать. Он почти не напрягая память набрал номер, нажал на вызов. В трубке вязко протянулись три длинных гудка, легонько щелкнуло.
- Алло. - запыханно ответил приятный женский голос, Никита улыбнулся, он уже и забыл как звучит Танин голос.
- Тань, - это ты?
- Да, а кто это? - в голосе прозвучали опасливые нотки.
- Это я, Никита... - в трубке затихло, казалось что тишина длится бесконечно, и Никита, чтобы разбить ее, разорвать в клочья, выдавил из себя. - Твой жених...
- Да, Никит... - тихий голос дрожал, - Никит, - это действительно ты?
- Конечно Танечка. Я хочу тебя увидеть, я по тебе соскучился, очень. Мне нужно тебе так о многом рассказать... Мне нужно столько узнать... мне... - Никита говорил торопливо, проглатывая слова, но вдруг резко осекся. - Таня, я тут в какую то странную историю попал.
- Никит... - Таня хотела была сказать, но Никита жестко перебил.
- Я приеду и все расскажу, хорошо?
- Понимаешь, Ники... Я... мне нужно тебе сказать... хорошо, приезжай. - и из трубки жестким потоком полились короткие гудки.
- Хорошо, Танечка, еду. - Ответил Никита в пустоту.
Он оглянулся на валяющихся в траве парней, набрал скорую.
- Да?
- В парке у областной больницы двое раненых. Лежат у съезда с дороги.
- Где конкретно, что с ними... - скороговоркой забарабанил оператор. Никита, не обращая на него внимания, нажал отбой.
Он уселся в машину, повернул ключ зажигания, двигатель взревел, и довольно заурчал. Никита сдал назад, выехал на главную дорогу и дал по газам.
Машину он бросил за три квартала от дома. Оставил открытой дверь, ключи оставил висеть в замке зажигания, а сам, быстрым шагом пошел прочь.
Дверь открыла сухенькая старушка - бабушка. Она уставилась на него своими белесыми глазами, замерла, не веря тому что видит, а в следующую секунду повалилась вперед обхватив руками Никиту.
- Внучек, золотко ты мое... - она с трудом говорила, сдерживая подступающие к горлу слезы. - А мне сказали. Я в больницу звонила, а мне сказали, что ты...
- Ба, да все хорошо. - Никита неуклюже погладил ее седые, собранные в пучок волосы. - Я просто...
- И говорят, сбежал ты, отвернулись и нет тебя - только койка пустая. А я все думала - обманывают. Они давно уже говорили - отключим, да отключим. Я уж там и дежурила у тебя, не отходила, все смотрела - как ты, да чтобы все что в тебя понатыкали то работало. А тут не смогла усидеть, ты как в себя пришел - не узнал меня и все... плохо стало... Да ты только не беспокойся, внучок, все хорошо со мной, что мне старой будет то, а как ты - кровиночка ты моя, один ты у меня остался... - она таки не выдержала, и слова захлебнулись в хлынувших слезах.
- Ба, да хорошо все. Я просто ушел, что там валяться. - Сказал он как можно спокойнее, как само-собой разумеющееся. Он нежно отстранил от себя сухонькую старушку, заглянул в ее блестящие от слез глаза, на ее чуть дрожащие губы, на катящиеся по руслам морщинок слезы. Легонько, чуть коснувшись, он коснулся слезинки у ее глаз, виновато улыбнулся. - Вот только одеться у них не во что было, не в пижаме же идти. Ты мои вещи еще не выбросила?
Бабушка сразу засуетилась, вскинула седой головой. - Да как же можно то! При живом то внуке! Да и что я, старая дура, ты небось голодный - кто ж тебя там нормально покормит, я ихню баланду видела - это ж есть невозможно. Давай, заходи, внучек, заходи, радость моя.
Она пропустила его вперед и, когда он проходил в дверь, нежно огладила спину.
- Вернулся... - прошептала она чуть слышно и дрожащей рукой смахнула слезы радости.
Одеться Никита так и не успел. Бабушка сразу усадила его за стол, громко хлопнуло новая скатерть и медленно, невесомо опустилась на стол. Бабушка уже деловито рылась в холодильнике, каким то чудом уже горела конфорка, на белоснежной скатерти, будто из ниоткуда, появилась тарелочка с печеньем и приземистая вазочка с вкусно пахнущим смородиновым вареньем. Никита подхватил печенье, макнул его в варенье.
- А я то звонила, чтобы узнать - как ты там, а мне всяких чудес понарассказывали. Говорят, что там чуть ли не ночь средь бела дня наступила, а потом все стекла повылетали. Да, - она будто подначивала сама себя, - говорят так и повылетали, вдребезги! - Аккуратно взяла чайник с плиты, замерла с ним на секунду, скорчила скептическую гримасу. - А может и брешут. Кто их чертей знает, мож кто повыбивал, а они давай про чудеса долдонить.
- Ты давай, пей - пока горячий. - Она деловито поставила обратно на плиту. - Сейчас супчик согреется, оладушек тебе настряпаю.
Она подхватила бумажный пакет муки, на глазок сыпанула муки в кастрюлю.
- Ба, я схожу - позвоню. - Он отложил надкушенное печенье.
- Иди, внучок. Я пока телевизор включу. - Она щелкнула пультом, маленький телевизор на холодильнике вспыхнул.
- ... сегодня, по звонку неизвестного, в парк у областной больницы выехал кортеж скорой помощи. Там были двое пострадавших. Уникальность данного случая заключается в том, что оба пострадавших не имели никаких внешних ран и ушибов, но в то же время оба потеряли много крови. По предварительным данным, причиной тому могло послужить токсичное отравление некачественным спиртным, в крови обоих пострадавших обнаружено высокое содержание алкоголя.
Никита остановился на пол, медленно развернулся.
На экране суетились медики, один, вроде Димон, уже был уложен на каталку, Леха все еще лежал в траве, доктор со скорой помощи деловито осматривал распластанное тело, в то время как двое других медиков подкатывали каталку.
- По недавно поступившим сведеньям, у данного происшествия возможно имеется свидетель. Он был задержан в нескольких километрах отсюда, и доставлен в участок милиции. Наш корреспондент уже выехал и, как мне только что сообщили, он уже находится на месте. Роман.
- Да, Владимир.
- Вы смогли взять интервью у свидетеля? Роман.
- Еще нет, Владимир. Сейчас его должны привести. Владимир.
- Роман, по какой причине он попал в участок? Роман.
- Со слов сотрудника, его задержавшего, он вел себя неадекватно. Бежал по улице, раскидывая прохожих, периодически кричал. При попытке задержания он оказал сопротивление. Вла... Подождите, Владимир, его ведут.
Камера резко развернулась, на экране появилось побитая физиономия того самого Витальки. Репортер отчаянно бросился к нему, на ходу выкрикивая первый вопрос.
- Что вы можете рассказать о инциденте в парке? - он резко вытянул вперед микрофон, Виталька испуганно отпрянул и, заикаясь, затараторил.
- Это все он, псих тот! - его голос дал петуха, Виталька, не обращая на это внимания, продолжил, то и дело срываясь на крик. - Псих, в голубой пижаме! Это все он сделал! Он виноват!!!
- Как он это сделал? Вы можете нам рассказать, каким образом он это сделал? - репортер протянул микрофон бешено вращающему глазами Витальке.
- Он! - яростно начал Виталька, - Он... - Виталька осекся, подыскивая слова. - Он псих, он смотрел - он так смотрел! Его глаза... Он на Димку, и все - кровь! А потом на Леху, его как взрывом! Он псих! Полный псих!!!
Репортер, расстроившись, помотал головой.
- Владимир, как вы видите, свидетель не в себе. Владим...
Виталька рванул вперед, уцепился за плечо репортера, и что было сил, дернул его на себя. Тут же к ним подскочило два милиционера, со свистом рассекая воздух на спину Витальки обрушилась резиновая дубинка. Виталька ухватился за оператора обеими руками, притянул к себе и заорал ему прямо в лицо.
- Он убивает взглядом!
Еще один удар дубинкой, уже по рукам, почти у самого носа репортера и Виталька взвыл от боли. Милиционеры схватили его и, продолжая наносить удары, потащили обратно - в недра участка.
- Кхм... Владимир, как вы видите, - репортер поправил галстук, громко сглотнул, - как вы видите, предполагаемый свидетель находится в состоянии аффекта и не может объективно описать ситуацию. Владими.
Сзади, удаляясь, доносились отчаянные крики: - Он убивает взглядом! ВЗГЛЯДОМ!!!
- Спасибо, Роман. А мы прервемся на рекламу, далее вас ожидают новости спорта и прогноз погоды.
"Он говорил обо мне, обо мне... Неужели это я, я - виновен? Взглядом, убил взглядом... Нет, не может быть - он же пьяный вдрызг, да к тому же еще и псих, видно же было..." - Никита попытался вспомнить хоть что-нибудь, но воспоминания обрывались, и единственно, что он мог вспомнить - это здоровенные кулаки Димона, жадно мнущие воздух в ожидании кровавой потехи, готовясь так же мять и месить как тесто его - Никиту...
- Никита, тебе не хорошо? - Бабушка испуганно посмотрела на него. - Ты весь белый, внучок...
Никита вздрогнул, его кружка, оставленная на столе, звонко звякнув разлетелась осколками зеленого стекла, горячий чай жаркой волной разлился по белоснежной скатерти.
- Ой ты ж божешь ты мой! - Бабушка схватилась за щеки, Никита испуганно замер, так, словно сейчас его должны были обвинить в нападении на тех двоих. - Что ж я, дура старая, натворила то! Кипяток да в не ошпаренную кружку! Хорошо хоть ты здесь стоял. Ой дура я дура старая...
Никита торопливо, не оглядываясь, ушел в свою комнату. Мысли то и дело возвращались к бешеным глазам Витальки, к зеленым осколкам в парящем кипятке на столе...
Он прикрыл за собой дверь, подошел к открытому окну, подставил лицо легкой прохладе ветерка, глубоко вдохнул чтобы успокоиться. Мысли перестали скакать, сжатые кулаки расслабились. Он огляделся: комната была в идеальном порядке, так, словно он отсюда и не уходил - все оставалось так же как и было раньше, до того как...
Он подошел к кровати, огладил прохладное шелковое покрывало рукой, коснулся мягкого ворса ковра, снял меч со стены. Меч с легким шорохом заскользил из деревянных ножен, обитых блесткой медью. Меч привычной тяжестью лег в ладонь, удобный - сбалансированный, матовый, с блестящими отточенными краями. Никита посмотрел на свое отражение в лезвии: взлохмаченные космы черных волос чуть не доставали до плеч, большие карие глаза, бабушка всегда говорила, что они ему достались от матери.
- Могло быть и хуже... - пробурчал он себе под нос, и одним движением, громко звякнув гардой о медь, загнал меч в ножны.
Достал с полки выпускную фотографию. Весь класс и классная руководительница - лица как зернышки, маленькие, но всех видно, всех можно узнать. Вот Егорка - вечный заводила, вот каланча - Антон, лицо как всегда - кирпичом, и только в чуть заметном блеске глаз можно заметить бесшабашные искорки, а вот и он сам - Никита, улыбается во все свои тридцать два зуба и непослушные волосы торчат как проволока, точно взлохмаченный воробей.
Печально улыбнулся себе тогдашнему, потянулся поставить рамочку с фотографией не место, из-за неплотно прижатой задней стенки рамочки скользнула блестящим глянцем маленькое фото. Никита нагнулся за ней, повернул изображением к себе и замер. Вот она - его Танечка, его единственная. Рыжие, словно пламя локоны, тяжело разметались по плечам, россыпь солнечных веснушек на пунцовых щечках, на тоненьком носике и глаза - солнечные, прям так и лучатся теплом. И он, неловко тянущийся к ее жарким губам, в тщетной попытке поймать их поцелуем...
Вспомнил, как тогда - в ту злосчастную ночь, он спешил к ней, под трескучие раскаты грома, сквозь хлесткие струи дождя, и дворники не успевали сметать потоки воды с лобового стекла. Рядом, на переднем сиденье лежал пышный букет алых, как кровь, роз, в нагрудном кармане ютилась маленькая коробочка черного бархата, скрывающая в себе тоненькое колечко с искоркой брильянта. Он мчался к ней, к Тане. Все мысли его были уже там, в ее уютной прихожке с единственным светильником за бежевым стеклом абажура и она... Чуть растрепанная, в теплом махровом халате, не накрашенная - такая настоящая, такая любимая. Он зайдет к ней, спрятав громадину букета за спину, она жалостно посмотрит на него - всего такого мокрого, продрогшего, со слипшимися от дождя волосами. А он упадет на одно колено, выставит вперед букет, а в другой руке протянет открытую коробочку, где на красной подушечке будет покоиться то самое тоненькое колечко с искрой брильянта.
Свет фар выхватил из темноты человеческий силуэт, Никита вывернул руль, шины завизжали по мокрой дороге, но так и не смогли зацепиться, машину потащило юзом по дороге и только на обочине, колеса уцепились за схваченную корнями травы землю, машину подбросило, крутануло несколько раз в воздухе, пронзительно заскрежетало сминаемое железо, звонкой капелью рассыпалось стекло, снова удар. Никита сжался, закрыл голову руками, руки с размаху ударились о руль, казалось, что переломало кости. Последнее падение и машина лениво перевернулась на борт, и медленно, со скрипом привалилась к придорожному столбу, замерев на боку, так и не рухнув на землю.
Никита замер, боясь пошевелиться, выжидая, но машина стояла спокойно. Через разбитое боковое стекло били струи холодного дождя. Убрал руки от лица - вроде цел, хоть и все болит, но цел. Он попытался пошевелить ногами, но что-то мешало, посмотрел вниз - днище словно вспучилось, сиденье подалось вперед и ноги были прочно зажаты между рулем и кожаным сиденьем. Никита вцепился в руль обеими руками и, скрипя руками, стал отжимать сиденье назад. Под сиденьем глухо скрипнуло железо, медленно, по миллиметру сиденье пошло назад, секунда другая, и если бы не ремень, то он упал бы вниз, на пассажирское сиденье, где, жалостно разбросав свои лепестки, лежал изломанный букет.
Никита уцепился руками за искореженную раму стекла и, как змея, задергался, забился - пытаясь выскользнуть из машины. Тело с трудом проходило в смятое окно, но, обдираясь, разрывая костюм, он все же полз все дальше и дальше, пока руки не смогли дотянуться до столба. Никита обхватил его и в последнем рывке потянул тело наружу.
Полыхнуло молочно белым светом, мигом ослепило глаза, и острая боль пронзила его руки, тело - всю его сущность, поглотила его целиком и полностью. Ветвистая молния вонзилась в вершину столба, практически сплавив столб воедино с машиной, распластавшись своей электрической яростью по искореженной груде металла и ободранному, жалкому телу человека...
Это все, что он помнил. А потом больничная койка, и растворившиеся в беспамятстве полтора года...
Никита одернул себя от накатывающейся депрессии, резко схватил телефон, пальцы привычно набрали давно знакомый номер.
- Тань? - только и успел он произнести, как она быстро затараторила.
- Никит, может не у меня, давай лучше у фонтана? Где всегда? Хорошо?
- В парке?
- Да, на нашей скамейке, договорились?
- Хорошо.
- Ну тогда жду в пять. - Резко щелкнуло, понеслись короткие гудки.
- Странно. - Непонимающе произнес Никита, положил трубку на место.
Все его вещи в шкафу были чистые, хорошо выглаженные, как будто их сюда положили только вчера, выстирав, и погладив. Никита взял светлую рубашку, бежевые брюки, посмотрелся на себя в зеркало. Дикая небритость, чуть ли не борода, свалявшиеся волосы.
- Дикарь. - он усмехнулся своему отражению. - Не, так дело не пойдет.
- Ба, я помоюсь. - крикнул он привычно.
- Конечно, Никитушка. - Бабуля гремела на кухне посудой, по комнатам плыл аромат выпечки, громко скворчали оладьи на сковороде.
Никита скользнул в ванну и долго отмокал в горячей воде.
Бабушка тихонько постучалась в ванну:
- Никита, давай скорее, оладьи остынут.
- Сейчас.
Он нехотя вылез из ванны, чисто побрился, придирчиво посмотрел на длинные волосы.
- А что, неплохо.
Он подхватил приготовленные вещи, с удивлением обнаружил что брюки ему стали широковаты, затянул их потуже ремнем.
- Садись, Никита, пока все горячее еще, садись, золотко. - Бабушка поставила на центр стола большую тарелку ароматных оладий, рядышком уже стояла тарелка нарезки, блюдечко со сметаной.
- Ну бабуль, ну ты даешь! - Никита уселся за стол, схватил горячую оладью, окунул в сметану и с наслаждением откусил половину. - Бабуль, вкусно то как!
- Да ты жуй, не болтай. - Бабушка уселась напротив, подперла сухонькими кулачками щеки и с удовольствием смотрела как Никита жует. По телевизору громко прозвучала новостная перебивка, диктор торопливо, с идеальной дикцией, оттараторил краткое содержание блока и добавил.
- Прежде чем перейти к основным новостям выпуска, прослушайте информацию о сегодняшнем происшествии в парке у областной больницы.
На экране появился фоторобот, отдаленно напоминающий Никиту. Бешеный взгляд, длинные волосы, нелепо торчащие из под больничной шапочки, острая бородка клинышком. Голос диктора за кадром продолжил.
- Разыскивается подозреваемый, обвиняемый в двойном убийстве и угоне автомашины, обнаруженной брошенной во дворе дома семнадцать по улице Кирова. В машине были обнаружены отпечатки пальцев подозреваемого. Всем, кто видел этого человека, просьба сообщить по телефону...
"Уже на меня и убийства повесили" - промелькнуло у Никиты в мыслях. Так что же получается, они оба того - померли... Когда уезжал живы были, дышали - проверял.
- Никит, смотри - на тебя похож. - Бабушка сурово свела брови. - Ирод какой, двух здоровых мужиков убил, небось сильный, иль с пистолем был, хотя - откуда б он у него был, пистоль то...
- Какой только швали не развелось. - Рефлекторно добавил Никита, и торопливо выскользнул из-за стола. - Ладно, бабушка, побегу я.
- Да ты не поел то, Никитушка, куда ж ты. - она отчаянно всплеснула руками. - Не успел прийти как бежать куда-то, а пирог какжешь...
- У меня встреча. - Он отвечал уже с коридора, торопливо обуваясь. - Потом, вернусь и пирог попробую, договорились.
Хлопнула дверь, щелкнул замок.
- А пирог то... - Сухонькая старушка обессилено присела на табурет, поджала ноги. - Пирог то...
* * *
Никита нетерпеливо прогуливался вдоль лавочки, то и дело поглядывая на часы. Часовая стрелка уже давно перевалила за пять, и неспешно брела, переступая через распластанные по циферблату насечки минут. Пальцы его сами по себе крутили в руках алую розу, то и дело натыкаясь на острые шипы.
Он поймал себя на мысли, что нервничает, как на первом свидании, хотя... По сути дело так и обстояло - первое свидание за полтора года, немалый срок, можно и понервничать.
- Никита, - это правда ты! - послышался знакомый голос из за спины. Никита замер не в силах обернуться, по спине холодным ледком пробежали мурашки. К его плечу легко прикоснулась рука и от этого прикосновения его всего будто пробило разрядом тока. Он медленно обернулся, и отпрянул назад, пальцы сжались, но Никита даже не почувствовал боли от шипов.
Перед ним стояла она - его Таня, но уже не его... Под широкой разлетайкой явственно проступал животик, а на ее пальчике красовалось тоненькое, почти такое же как и то, которое он вез, обручальное кольцо. Его Таня... бывшая... теперь уже не его - чужая, совсем чужая.
- Ник... Я хотела тебе сказать по телефону. - Она говорила тихо, не поднимая виновато опущенных глаз. - Но... не телефонный это разговор... нельзя так...
- Таня... - это все что смог выдавить из себя Никита.
- Понимаешь, Никита, они сказали, что ты не выживешь - не сможешь выжить... никто не выживал... ты был... - она замялась, подыскивая слова, - ты был как растение... Тебя бы отключили, если бы не бабушка, а я не могла - не могла больше ждать, приходить в больницу и каждый день видеть тебя - видеть таким! Я не могу так! Не могу смотреть на это, и ждать - ждать когда все говорят, что тебя уже нет, что это только тело, а я, я, Никита, - я живая, понимаешь - ж-и-в-а-я!!! - Она сорвалась на крик, глазах стояли слезы. Она отчаянно вдохнула, задержала дыхание и резко отвернулась, помолчала секунду и тихо продолжила. - Я встретила человека. Мы были давно знакомы, он всегда хотел быть со мной, но был ты, я любила тебя. Он оказался рядом... предложил пожениться... Мне было все равно, понимаешь - все равно, я устала... Я надеялась, я надеялась, что он заполнит пустоту, а потом... потом я забеременела и теперь я живу ради него, ради ребенка... Прости...
Никита молчал, он просто не находил слов, потом, так и не сказав ни слова, он начал разворачиваться, остановился и рассеянно произнес.
- Ах, да - это тебе. - он протянул ей нежную розу, она, не отрывая глаз от его лица, взяла цветок. Никита резко обернулся и пошел прочь. Татьяна потерянно посмотрела на розу в руках: по тонкому зеленому стеблю от острых шипов, прочертили темные дорожки вязкие капли крови.
Никита... - только и смогла сказать она, проводя пальцем по линии крови.
Никита шел по городу, ничего не замечая перед собой. То и дело он натыкался плечом на прохожих, переходил дороги под визг тормозов и брань водителей. Он даже не поворачивал головы в сторону, глаза уставились в одну точку где-то под ногами и он только шел, шел, шел...
Кто-то резко толкнул его плечом, и Никита отлетел в сторону, почти упал. Оглянулся, бритый затылок, широкая спина затянутая в полосатую мастерку вразвалочку удалялась, вспарывая встречный поток пешеходов. Никита проводил его взглядом, отвернулся и уперся взглядом в вывеску ночного кафе "Ночной городок". Он только сейчас почувствовал, насколько проголодался, да и в горле пересохло. Никита сухо сглотнул, и зашел в кафе.
Притушенный свет, уютный столики с лампами посередине, негромкая музыка струящаяся словно из ниоткуда, желтый свет длинных ламп над барной стойкой, тихие разговоры немногочисленных посетителей.
Никита прошел к барной стойке, взгромоздился на высокий стул. Бармен не подошел, он даже толком не оглянулся на Никиту, только взглядом повел в его сторону, не отвлекаясь от протирки пузатого фужера.
- Пить будешь. - Уверенно произнес бармен, еще раз окинул его наметанным взглядом и добавил. - Водку.
- Да. - Никита даже не удивился проницательности бармена. - Четыре порции.
Бармен дохнул еще раз на фужер, отер, придирчиво посмотрел на свет, сам себе кивнул, и только потом неторопливо и вальяжно подошел к Никите. На стойку со стуком опустилась стопка и полная бутылка водки.
- Я же... - только начал Никита.
- Не, ты четырьмя порциями не обойдешься, поверь моему слову. - Бармен, потеряв интерес к посетителю, вернулся к своим фужерам, взял следующий, на вид кристально чистый, и привычным движением протер его.
Никита перевернул бутылку, тихонько чертыхнулся по поводу тоненького горлышка дозатора, и залпом замахнул стопку. Горло обожгло, водка, согревающее скользнула в желудок. Никита, не долго думая, замахнул еще стопку, и еще. Бармен критически приподнял бровь.
![[Волченко]](/img/w/wolchenko_p_n/ourwork/nikita_dlja_wstawki_2.jpg)