Хотела бы я знать, о чем мы только думали, когда решили всем классом сбежать с урока географии! Правда, у нас был хулиганский класс, самый хулиганский во всей школе, и мы гордились этим. Ну в каком еще классе, кроме нашего, могли додуматься принести в школу кошку и выпустить ее из класса посреди урока? И прогулы для нас - дело нормальное, скорее редкостью было, чтобы на уроке все присутствовали. Но все вместе мы еще не сбегали! Правда и то, что мы не любили нашу географичку Анну Филипповну - но мы ее всегда не любили, с пятого класса, однако ведь терпели! И честное слово, когда мы входили в кабинет географии, у нас еще не было никаких преступных намерений. Анны Филипповны в классе не было, она всегда приходила минут через десять после начала урока, это у нее называлось "самостоятельная работа с учебником". Надо сказать, что работа с учебником у нас только и была, что самостоятельная. Анна Филипповна нам никогда ничего не объясняла, она только спрашивала, причем зачастую вовсе не то, что сама же задавала. Еще она любила давать нам письменные занятия, какие-то безумные графики и таблицы, причем нам стоило большого труда понять, чего она вообще от нас хочет. А уж понять, по какому принципу она ставила оценки этим графикам, было и вовсе невозможно - наверное, монетку бросала. Однажды в местной газете мы прочитали статью, в которой Анну Филипповну называли "заслуженным учителем" и "лучшей в своей профессии" - мы тогда не поверили и долго смеялись... Но мы и не думали возмущаться, мало ли у кого какие особенности! Мы занимались своими делами во время "самостоятельной работы с учебником" а потом старательно и бездумно чертили графики, не заботясь об их смысле. И уроков мы до сих пор не срывали... Хотела бы я знать, как получилось, что кто-то из нас предложил: "А давайте скажем, что мы ее ждали-ждали и не дождались!"
Из класса мы вышли молча и на цыпочках, чтобы в соседних кабинетах не услышали. Так же молча, ладонями зажимая рты, чтобы удержать рвущийся наружу смех, бегом скатились по лестнице. И уже с хохотом, с визгом, с дикарскими кличами промчались через школьный двор и дальше, до ближайшего сквера.
А вот что подумала Анна Филипповна, войдя в пустой класс, я не хочу знать. Стыдно и жалко. Потом, повзрослев, я узнала, что статья-то была правдивой, наша географичка действительно была лучшей учительницей, умницей и энтузиастом... Была. Есть такое понятие - старческие изменения личности. Годы были к ней безжалостны. И мы, дети, тоже.
На следующий день мы с утра были в напряженном ожидании. На второй перемене нас созвали в директорскую. Не всех, разумеется - весь класс там просто не поместился бы. Отдуваться за всех предстояло активу.
Вот про актив тоже надо пару слов сказать. Должно быть, это считалось показателем общественной работы - сколько в классе активистов, вот нам и придумывали самые нелепые должности. Я, например, была библиотекарем. На самом деле это означало, что раз в неделю на классном часе я пересказывала кратенько какую-нибудь интересную книгу. Предполагалось, что все заинтересуются и тоже захотят прочесть. От моей подруги Кати, которая числилась цветоводом, и то больше пользы было, она цветы в кабинете поливала. С другой стороны, чем должен был заниматься профорг класса - не знала, наверное, даже классная руководительница...
В общем, в кабинет директора набилось человек пятнадцать, без малого полкласса. На нашем фоне взрослые - директриса, два завуча и классная - как-то потерялись. Они явно не ожидали, что нас будет так много, мне даже показалось, что они чуть ли не испуганны. Впрочем, директриса быстро нашла выход из положения.
- Вы совершили ужасный проступок, просто немыслимый, и разговор у нас теперь будет долгий... Но, пожалуй, нет необходимости оставлять здесь всех. Ведь уже урок начинается... Какой у вас сейчас урок? Математика? Что же, математика - очень важный предмет, не надо ее прогуливать. Идите на урок, а тут останется только бюро.
Правду сказать, мы почувствовали облегчение. И торопливо выскользнули из директорской, стараясь не думать об остающихся - комсорге Ольге Комаровой, старосте Алеше Соболеве и профорге Мишке Шепелеве. И молча, стараясь не смотреть друг на друга, добежали до кабинета математики, как раз успели к началу урока...
Хотела бы я знать, о чем мы думали, тихо - непривычно тихо для нашего шумного класса - сидя за партами. Не знаю, как другие, а я честно старалась думать только о написанной на доске задаче. А то, что взгляд все время натыкался на три пустых места в классе... Да не сделают с ними ничего страшного! Прочитают нотацию... Наверное, заставят перед Анной Филипповной извиниться... Может, поставят "тройку" в четверти по поведению... И неожиданно я встала из-за парты и пошла к дверям. Почти одновременно со мной встали еще двое... и потом еще кто-то... Математичка застыла посреди класса с изумлением и растерянностью на лице. Кто-то из нас догадался на ходу пробормотать извинения. Мы шли, а дверь класса за нашими спинами продолжала хлопать. И мы опять молчали, но уже иначе - не потому, что стыдно было заговорить, а потому, что мы понимали друг друга и без слов.
Хотела бы я знать, что подумали директриса и учителя, когда дверь директорской раскрылась, и несколько человек вошли и встали плечом к плечу с теми тремя! Классная, кажется, хотела что-то сказать, хотела возмутиться... Не успела. Вошли еще двое. И еще один. И еще. Нас оказалось даже больше, чем было в первый раз!
Не помню, что с нами сделали. Скорее всего, снизили на балл отметку за поведение. Нас было слишком много, чтобы наказывать нас серьезнее. Такое количество "двоек" или даже "троек"... Это же самим себе показатели портить! И мы это в общем-то понимали, мы знали, что ничем особенным не рискуем...
Но все-таки я горжусь тем, что встала тогда первой.