В то холодное лето очень трудно было найти толковых гробокопателей - история про сержанта Бертрана была еще у всех на слуху, и всякий разумный расхититель могил боялся быть пойманным за своей работой. Запуганная, а оттого и обезумевшая толпа могла и не дождаться официального суда и захоронение живьем в собственноручно вырытой могиле было бы не самым страшным наказанием для пойманного доходяги.
Мы с Мальком работали тогда по спец заказам. Докторишки-самоучки нас не интересовали. От них много нервов и мало денег. Работали мы с профессорами, что были при институтах. Те и платили больше и без действительной необходимости лишний раз не мельтешили.
Одним из таких профессоров был Магнус Фойхель, человек весьма загадочный, как и все служители науки неопрятен в одежде и с космами нечесаных длинных до плеч волос на голове. Он вышел на нас сам, что было весьма странным, ибо врачи не опускались до того чтобы подыскивать себе поставщиков трупов. По сложившейся традиции, да и по рангу своей профессии могильщики сами находили себе клиентов и назойливее мух предлагали свои услуги.
-Плачу золотом, - была первая фраза Фойхеля. И я нисколько не обиделся, что профессор не поздоровался с нами.
Мы, не уточняя подробностей, согласились, ибо фраза "Плачу золотом" и "В два раза больше чем другие" ослепила нам глаза, затуманила мозг.
К тому времени уже был подписан закон об ужесточении мер против осквернителей могил. Разрешалось стрелять в них (при наличии неопровержимых доказательств его намерений - лопаты, серой куртки, подозрительного взгляда), не возбранялось грабить (опят таки при наличии неопровержимых доказательств). Что привело к тому, что всех живых, замеченных на кладбище, беспощадно били, обдирать как липку, связывали в обнимку с лопатой (неважно своей, не своей) и сдавали за вознаграждение властям.
Вопрос о разрешении отдавать трупы бездомных в институт докторам для изучения, что привело бы к естественному отмиранию такого явления как "труподобытчик" даже не стоял. Тёмный народишко считал это кощунством.
-У меня к вам особый заказ, - сказал тогда Фойхель.
И я сказал: "Да, конечно, как скажите". А Малек ничего не сказал. Лишь покачал головой. Он вообще мало говорил.
-Завтра ночью вы должны будете откопать на городском кладбище могилу с именем Иоанна Вогарта.
-Да, конечно, как скажите, - снова сказал я, а Малек вновь лишь покачал головой.
-Не вскрывая гроб, принести его сюда, - Фойхель ткнул пальцем в пол. Видимо это значило, что гроб мы должны принести в его лабораторию. - Вот и вся работа. Ключи от кабинета будут лежать под ковриком. Уходя вновь закройте кабинет, а ключи верните на то же место. И за всё это я плачу вам...
Фойхель небрежно кинул мешочек с золотом на стол.
-Этого хватит?
Ответить я не смог - не каждый день видишь такие деньжищи. Сумма была приличная. Вовремя очнулся Малек.
-Учитывая спец заказ, а также ввиду того, что это дело является сугубо секретным и тиражирование его в широких кругах не рекомендуемо по ряду причин, мы настаиваем на увеличении суммы выплаты.
Мы с профессором удивленно посмотрели на Малька. С ним такое иногда бывало. В детстве мать била его палкой по голове в воспитательных целях и теперь он практически не говорил, но если и что-то пытался сказать, то понять смысл сказанного было не возможно. А тут завернуть такое! Поистине деньги - это лекарство от любых болезней!
-Чёрт с вами!
Наконец отойдя от длинной тирады моего напарника сказал Фойхель и кинул второй мешочек с золотом на стол.
-Вот и ладненько, - выдавил я, сгреб деньги в карманы и мы быстро ретировались.
К вечеру мы были мертвецки пьяны. А вместе с нами гулял и весь кабак. Народ послабее лежал под столами. Из крепких остались только мы с Мальком, Вафа-кузнец и еще двое, чьи имена мы позабыли, не успев услышать. Пили только лучшую брагу, что была у трактирщика Петра, ели мясо и закусывали чем-то божественно вкусным, нежным и дико дорогим, называемым суфле. А первый мешочек с золотом еще даже не опустел наполовину.
Когда же наступил второй вечер никто не смог вспомнить, как прошел день. Из денег остались только позвякивающие на дне второго мешочка две монетки. Сильно болела голова, а от нежного суфле тошнило.
-Надо идти копать, - сказал я тогда Мальку. Малек скривился, но деваться было некуда. Оставалась еще надежда, что у профессора можно будет вытрясти еще денег.
На оставшиеся две монеты мы купили дешевого пойла, опохмелились и с тяжелыми головами и блестящими глазами пошли на кладбище.
Брели закоулками, стараясь избегать главных улиц - не хотели быть пойманными патрулем. Подходя к самому кладбищу, завернули в старинный склеп. Там мы прятали свой рабочий инвентарь - лопаты, кирки и веревку.
-Как думаешь, Малек, получиться у нас с профессора денег пощипать?
Малек пожал плечами. По его нежно-зеленому оттенку лица я понял, что ему сейчас не до меня.
Через полчаса по колено в грязи мы, наконец, нашли свежую могилу. На деревянной табличке временному заменителю надгробия кривым почерком гробовщика было выведено "Иоанн Вогарт".
-Нам сюда, - шепнул я Мальку, и мы бросили инструменты на землю.
Подпоясавшись, поплевав на ладони и растерев, мы принялись за работу. Копали молча, не тратя понапрасну силы. Малёк стонал, обливался потом, я плевался и ругался про себя.
К исходу первого часа лопаты наши стукнули о крышку гроба. По отлаженной схеме я вылез из могилы, спустил Мальку веревку, он обвязал ею гроб и мы начали тянуть деревянный короб из ямы.
Неприятности возникают в самый неподходящий момент. Эту истину я понял еще давно. Вот и сейчас, держа двумя руками веревки и не в силах двинуться от тяжести, я услышал чьи-то голоса. Неизвестные шли в нашу сторону.
-По голове сильно не бей как в прошлый раз. За мертвого судья мало денег даёт.
-И как им охота гадостью этой заниматься, миазмами разными дышать? Струпья с мертвецов соскребать.
-Не отвлекайся! Будет убегать - по ногам бей!
Голоса на кладбище, ночью, обсуждающие столь странные вопросы как поимку людей и получение с них выгоды могло означать только одно - охотники на могильщиков.
-Эй, Малёк! - прошипел я. - Слышишь?
Малёк утвердительно замахал головой.
Но что мы могли сделать? Я еле удерживал гроб на веревках, ноги скользили по мокрой от прошедшего дождя земле и меня будто всасывало в могилу, Малек же вообще находился под гробом, держал его снизу. Ситуация была наипаршивейшая. Бросить гроб не было даже в мыслях - отдавать обратно аванс не представляло возможным, мы спустили все деньги.
-Стой! - раздался голос одного незнакомца. - Слышишь?
Я даже перестал дышать. В кромешной темноте ночи лишь сверкали испуганные глаза Малька да фонарь охотников за бедными могильщиками.
-Ничего не слышу, - ответил второй.
-Вроде как шуршит кто-то.
-Дык это птички.
-Какие к чертям птички?!
-Ну мыши. Летучие. Бр-р-р! Ненавижу гадость эту!
-Заткнись!
Малёк от недостатка воздуха начал уже белеть - лицо его как луна начало проявляться в темноте. Охотники проходили в паре метров от нас. Я как мог, пригнулся, стараясь не выпустить веревок из рук. Ладони взмокли, и гроб подался вниз. Малёк закряхтел, но не дал грохнуться деревянному ящику.
Блюстители кладбищенского спокойствия прошагали мимо. Мы с облегчение выдохнули.
...Путь обратно был быстр как ночь с принцессой. Мы мчались что было сил, и, хоть и гроб бил нас по ногам и оттягивал руки до самой земли, скорость мы развили запредельную, добежали до профессорской лаборатории в считанные минуты. Телу во время этого марафона досталось изрядно, в гробу оно, судя по стукам на каждой кочке, перевернулось не один раз.
Малёк достал ключ, лежащий под ковриком у дверей, но открыть замок не смог - руки тряслись, толи от беготни, толи от похмелья.
Наконец, общими усилиями мы справились с дверьми и вошли внутрь. В лаборатории никого не было. Я махнул Мальку в сторону дверей. Мы быстро занесли гроб внутрь и заперлись. Можно было перевести дыхание.
Каморка профессора, гордо именуемая лабораторией, была обставлена всевозможными медицинскими машинами и инструментами. На стенах висели пожелтевшие дешевые гравюры, такие старые, что разглядеть там что-то кроме пятен цвета бубонов у чумного не представлялось возможным. Я прошелся вдоль стены, остановился около стола, устав стоять в ожидании, сел на стул.
-Денег бы... - буркнул Малёк.
-Знаю я. Будем ждать профессора. Потребуем за неустойку. - Я вытер пот со лба. - В последнее время эти блюстители нравственности совсем озверели - убивают уже без разбора.
Конечно, это было уже наглостью с нашей стороны - получить два мешка золотом и требовать еще. Но с другой стороны мы едва не поймались в лапы смерти. Должна быть компенсация.
-Что-то долго нету, - пробубнил Малёк, разглядывая корешки книг.
-Придёт, куда он денется? Наверное, за табаком вышел. Люди науки такие - им без табака не работается. Да не трогай ты тут ничего! Положи на место!
Я выхватил из рук Малька тетрадку, бросил на стол. Потом, побежденный любопытством, раскрыл на середине.
"...превращения тонкого тела через инфернальные материи путем выщелачивания есть ни что иное как создание проекции..."
Я перелистнул страницу. Перечеркнутые формулы, зарисовки, схемы жутких механизмов.
-Чушь какая-то, - я стал быстро просматривать тетрадь.
Мелкие строчки записей перемежались с зарисовками человеческих внутренностей и черепов. Почти в самом конце я наткнулся на вскрытый конверт. В нём лежал свернутый вдвое лист. Похмелье убивает во мне совесть. Это очень ценный навык, ибо с утра после хорошей попойки всегда за что-то стыдно. Я развернул лист и прочел.
"Дорогой мой Воннегут!
Приветствую Вас, находясь в хорошем пребывании духа, ибо подходит к концу мой многолетний труд. И последний (уже самый-самый последний) эксперимент должен поставить все точки над "и". Я рад и одновременно страшусь этого. Возможно, вы сочтете меня безумцем, узнав, кто же будет подопытным, но поступить иначе не могу. Я хочу попробовать на себе! Умертвить свою плоть с помощью яда и восстать из царства Аида. Все эти годы я работал над созданием эликсира, способного оживить мертвую плоть. И вот он передо мной, колба светло-голубой жидкости, которую я сейчас выпью. Эликсир начнет действовать примерно через сорок два часа. Яд я выпью ближе к вечеру. Хочу произвести фурор среди научной элиты, поэтому буду играть ва-банк. Моя смерть будет официальной - меня найдет моя горничная, я уже с ней договорился. Мой помощник опубликует некролог и разошлет приглашения двум десяткам моих коллег по институту, чтобы в назначенный час они воочию увидели моё тело. Врач официально засвидетельствует смерть. Потом меня закопают в землю. Через сутки меня вновь откопают двое олухов. К этому времени процесс регенерации должен уже запуститься. Примерно через три часа я вновь вернусь в этот мир.
Дорогой мой друг Воннегут! Вы только представьте себе лица тех невеж, которые критиковали меня всё это время! Они засунут себе глубоко в глотку свою гордость и снисходительность! Я стану знаменитым! И, думаю, что этому старому хрычу Грассу придётся подвинуться на его месте ректора.
На этом пока всё, дорогой Воннегут. До скорой встречи!
P.S. Заказал себе гроб. Не стал оббивать шелком - слишком дорого, да и к тому же какая мне будет разница?
С Уважением, Магнус Фойхель"
Суть написанного доходила до меня порциями. И с каждым новым словом волосы мои начинали шевелиться всё сильнее, а по спине побежали "мурашки".
Ожившие мертвецы. Может для людей это и здорово, никогда не умирать. Или умирать, но вновь воскресать. Но для простых гробокопателей это означает лишь одно - потеря постоянного дохода - потребности в трупах для врачей уже не будет. Зачем исследовать человека, если лекарство от смерти уже найдено?
Как человек я искренне порадовался за профессора Фойхеля и за его открытие. А вот как гробокопатель просто обязан был совершить то, что совершил.
...Путь до кладбища мы пролетели словно птицы. Благо могилу, которую потревожили, мы не успели зарыть, и она взирала на нас своею чернотой. Мы отдали ей на съедение деревянный короб с человеком внутри и закидали сверху землей.
...На следующее утро вышли газеты с известием о смерти служителя городского института профессора Магнуса Фойхеля. "Он больше никогда не увидит белого света" - писали они. И, наверное, впервые в жизни желтая пресса не соврали ни одним словом...
21 - 29 ноября 2011 года.
љ Copyright: Тим Волков Альянс, 2011
Свидетельство о публикации Љ21111301394