Волков Александр : другие произведения.

Провинциальный детектив. Дело Уоле

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Не любо, не слушай, а врать не мешай", как говорили во времена повествования. Комментарии приветствуются.

  ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ДЕТЕКТИВ.
  Дело УОЛЕ.
  
  
  Фабула.
  НАЧАЛО.
  
  Муторный, будний день провинциального Екатеринбурга подходил к концу.
  
  Варенька, старший помощник кассира Русско-Сибирского банка без интереса осмотрела видную фигуру фасонисто одетого молодого господина, за которым только что шумно ухнула высокая входная дверь их отделения, расположенного на улице Уктусской - напротив Богоявленского Храма.
  
  Несмотря на стоявшую вторую неделю июня жаркую, сухую погоду, молодой человек был одет в современного кроя, сшитую явно хорошим портным, шерстяную пару. В этот жаркий вечере, туго накрахмаленный воротничок с трудом сдерживал давление красной, крупной шеи молодого мужчины. По его раскрасневшимся, чисто выбритым щекам, текли крупные капли пота.
  
  - Ох, - подумала Варенька, - сейчас как пойдет амбрэ̒ - так как в конюшне станет.
  
  Варенька, исключительно для себя, учила французский язык, поэтому часто, даже в мысленной речи, старалась употреблять иностранные слова.
  
  Ну, в каком-то смысле, действительно для себя. Её тайной мечтой было поехать в прекрасный Париж - город любви и наслаждений, и вдруг, кто ж может знать изгиб своей судьбы, выйти замуж за настоящего парижанина. Обязательно художника в комплекте с беретом и шарфом.
  
  Страдальчески воздев взгляд к небу, она увидела совсем недавно установленную в отделении техническую новинку - электрический воздушный проппэ̒ллер, неспешно вращавшийся под потолком и гонявший сухой воздух по всему большому приемному залу отделения, создавая иллюзию легкого бриза.
  
  - Ох, - снова подумала Варенька, - Спасибо управляющему - господину Шпиерсону. Не побоялся, под свою ответственность, заказал в Берлине - сказал: стало быть и сотрудникам, и клиентам будет облегчение в хоть и короткое, но весьма жаркое уральское лето.
  
  А уж лето в этом году во всей пермского губернии, в состав которой входил ординарный Екатеринбург, выдалось даже на удивление восьмидесяти шестилетнего соседа Вареньки - почтенного военного инвалида Амбросия Илларионовича, на удивление жарким.
  
  Главная городская речка Исеть, прозванная так инородцами за обильно водившуюся некогда в её водах рыбу, и питавшая железоделательный завод, обмелела так, что бабам приходилось стирать бельё своими ру̒блями и скалками не на специально смастерённых для этого мостках, а прямо на речном дне обмелевшей реки, на разложенных там досках.
  
  Тем временем молодой человек времени зря не терял. Был он хоть и крупной комплекции, но на диво подвижный и энергичный в движениях. Быстрым и внимательно острым взглядом он осмотрел помещение приемного зала банка.
  
  Всего на долю мгновения его взгляд поочерёдно задержался и на недавно уложенном дубовом паркете, который раз в месяц дворник Митрич, старательно сопя, натирал воском до зеркального блеска, и на висевшем в анфиладе, напротив главного входа, портрете Его Императорского Высочества - Николая II Романова, чей взгляд, добрый и по особому человечный, сверху-вниз окормлял посетителей, и на выкрашенных, правда маслянной краской, в терракотовый цвет стенах, и на молочно-белых могучих колоннах, на манер римских портиков окаймлявшие общий зал.
  
  Кивнув, как бы самому себе, будто бы решив всё же, после ряда сомнений, обратиться в банк, молодой человек повернул влево и сделав дюжину быстрых шагов, не переступив, а скорее пружинисто проскочив через две невысокие ступеньки, оказавшиеся на его пути, остановился перед разместившимся между колоннами рабочим столом Вареньки, все еще мечтательно смотревшей на "проппэллер", почти беззвучно шелестевший под сводом зала.
  
  - Здравствуйте, милая барышня, - приятный баритон посетителя вывел Вареньку из легкого послеполуденного оцепенения.
  
  Медленно она опустила глаза и взглянув на молодого человека, непроизвольно отметила его хоть и крупное, но не лишенное привлекательных черт, лицо.
  
  Профессионально улыбнувшись, той самой улыбкой, которой её так долго обучал старший кассир - Вениамин Андреич, одновременно выражавшей и радость от появления очередного посетителя, и угодливое желание оказать ему всяческую, посильную разумеется, помощь, Варенька произнесла:
  - Чем Русско-Сибирский банк может быть полезен Вам, господин, ээ... - и сделала небольшую паузу, давая посетителю возможность представиться.
  
  Проигнорировав эту возможность, молодой человек все тем же приятным баритоном, произнес:
  - Я хочу подать объявление об открытии текущего счета. Какой размер взноса у вас установлен?
  
  Варенька, все еще оценивая про себя внешность посетителя, пыталась понять, к какому же он относится сословию, ответила:
  
  - Русско-Сибирский банк является общественным банком. Размер взноса стандартен для всей Империи и составляется пятьдесят рублей.
  
  Про себя она подумала, что мужчине, которого она определила все же как мещанина средней руки, явно не по карману будет озвученная ею сумма первоначального взноса, как-никак это средняя зарплата квалифицированного рабочего месяца за три тяжёлого труда.
  
  - Чтож, - сказал мужчина, - извольте оформить документы.
  
  Он расстегнул свой пиджак и плавным движением запустил руку во внутренний карман, намереваясь, как подумала Варенька, достать свидетельствующий личность документ.
  
  - Ваш паспо̒рт, - проговорила Варенька, не удержавшись, она сделала ударение на втором слоге так, что проговорено было на французский манер и протянула руку в сторону посетителя.
  
  Однако, вместо того чтобы достать испрашиваемый паспорт, незнакомец резким движением схватил Варенькину руку и рывком выдернул её на свою половину стола, и локтем второй рукой крепкой прижав голову девушки к его поверхности, покрытой зеленым, уже местами слегка поизносившимся, сукном, а из-под пиджака выпростал руку с зажатым в неё компактным, воронено блеснувшим, пистолетом.
  
  Варенька начала вырываться, со стороны напоминая, наверное, щенка по кличке Верный, которого соседский Митька любил задорить, накрепко прижимая голову к земле. Щенок же начинал неистово упираться всеми лапами, рваться во все стороны своим слабеньким телом, пытаясь вырваться, но захват Митьки бы крепок, и освобождал он Верного только тогда, когда тот начинал испуганно скулить.
  
  Все еще не воспринимая происходящее всерьез, Варенька, продолжая неловко, и со стороны наверняка, смешно, вырываться, попыталась резонировать к преступнику - ведь совершаемое, несомненно, было преступлением.
  
  - Что вы делаете? Немедленно прекратите! - попыталась крикнуть она. Но крик прервался, когда нападавший неожиданно усилил давление и прошипел ей в ухо как-то совсем уж по каторжанскому, обдав резким, неприятным запахом похмельно-чесночной смеси:
  - Не то кричишь, маруха, не то... Ты жизнь свою у меня вымаливать начинай, а то ведь сложу тя щас.
  
  Сказано это было как-то так, что Варенька сразу поверила, что вот здесь и прямо сейчас она находится на пороге между жизнью и смертью. И вот именно сейчас все решается. И решает это вовсе не она, не злой рок, ни архангелы Господни, а вот этот мерзкий человек, прижавшийся своей потной щекой к ее виску и выдыхающий так резко ощущаемую ею смесь гнилостного разложения, закуски и алкоголя.
  
  - Господи, - вдруг пронеслось в голове у Вареньки, - а если он меня сейчас убьет, что же будет с маменькой?
  
  Горячо любимая маменька прошлым летом обезножила. И находясь в совершенно здравом уме, совершенно не могла самостоятельно передвигаться. Незначительность вдовьей пенсии матушки и вынудили Вареньку, готовившуюся к поступлению в женскую гимназию, искать работу в кредитном учреждении. Благо, добрый знакомый покойного батюшки, добрейший Вениамин Андреич согласился взять её помощником.
  
  - Кто ж за матушкой присмотрит? - подумалось Вареньке и тут уж она испугалась по-настоящему, без дураков, а испугавшись закричала так, что в окнах за ее спиной зазвенели стекла.
  
  Без слов, просто взвыла, поняв вдруг, что погибнет не только она, но и не в чем неповинная маменька, которая не сможет жить - угаснет от чувства вины, так как сама уговорила дочь устроиться на эту работу.
  
  А нападавший, все прижимаясь щекой к голове девушки, все усиливая давление, приговаривал: - Давай, голубушка, поднажми еще, наподдай, сладкая.
  
  На утробные крики Вареньки в общий зал высыпали все немногочисленные сотрудники, бывшие в это время в банке.
  
  И управляющий - господин Шпиерсон, выбежавший из своего кабинета, и его секретарь - волоокая Любушка-голубушка, и даже из кассы, широко распахнув её бронированную дверь, вышел удивленный, только закончивший подводить дневной учет, младший кассир - Степан Андреевич.
  
  Только увидев всех троих сотрудников, незнакомец резко выпрямился, отпустил Вареньку, отскочившую от него и ставшую маленькой и незаметной, малым щенком свернувшимся под окном, издающим жалобное поскуливание.
  
  - Молодой человек! - грозно начал управляющий. - Что вы себе позволяете? Вы вообще представляете, где вы находитесь? Я уже послал за городовым и он ...
  
  Господин Шпиерсон не договорил. Его густой и внушавший уважение голос, который, казалось бы, мог принадлежать какому-то более могучему хозяину, а не Шпиерсону Мойше Абрамовичу, получившему в выкресте имя Михаил, бывшему ростом не более пяти футов и весом всего три с половиной пуда.
  
  Его слова были прерваны выстрелом из маленького пистолета. Михаил Абрамович начал медленно, как будто ввинчиваясь в пол, падать.
  
  Стрелявшие еще дважды резко повернулся и дважды нажал на спуск.
  
  Маленькая, но смертоносная, как окаалось, в умелых руках, машинка, дважды вспыхнула, громыхнула и еще два тела со стуком рухнули на полированный дворником Митричем паркет. Во луб все трех покойных было маленькое входное отверстие, пока сочившееся темно красной, почти черной кровью и чем-то темно-серым, вместе с бурыми сгустками, вытекавшим на паркет. Никто из жертв убийцы не успел даже толком испугаться или осознать происходящее, настолько быстро все свершилось.
  
  До Вареньки, сквозь стихающий звон в ушах, донесся тихий звук качения, как будто бы монетка, поставленная на аверс, катилась по полированному паркету в её сторону.
  
  Тихий - "тук" - и звук прекратился.
  
  Приоткрыв зажмуренные глаза и опустив взгляд к полу, Варенька увидела маленькую, отливающую желтой медью гильзу, уткнувшуюся в носок ее новеньких, еще с вечера вычищенных, полусапожек. Она не могла отвести взгляд от гильзы, когда в отполированном паркете увидела отражение уверенно и быстро приближающего убийцы. Ее время как будто замедлилось. По мере приближения убийцы, в отражении полированного бочка гильзы она все четче видела его, различив даже черты лица.
  
  Сверху раздался сухой металлический щелчок.
  -Это был взведен боек, - поняла Варенька.
  
  Медленном, одновременно страшась, но не имея никакой душевной силы остановить это движение, она подняла глаза и увидела направленные ей в лицо черный зрачок пистолета.
  
  - Господи, - как-то совсем уж буднично подумалось Вареньке, - сколько же у Митрича завтра работы будет. Ведь паркет совсем но...
  
  Перед последним, четвертым выстрелом, убийца медлил, несколько секунд смотря на жертву, но после этого, действовал исключительно быстро, как механизм: заменил обойму, взвел затвор и поставил пистолет на предохранитель, после чего заткнул его за пояс, а использованную обойму положил в правый карман брюк. Собирать гильзы он не стал.
  
  Спокойно, без суеты, но не теряя темпа, зашел в кассу, дверь в которую, в нарушение всех инструкций, позабыл закрыть младший кассир и начал складывать разложенные на рабочем столе пачки банкнот в вынутый из внутреннего кармана пиджака тряпичный мешок.
  
  Все сборы заняли у теперь уже и грабителя, не больше минуты. После чего он также спокойно вышел из коморы кассы и покинул помещение банка тем же путём, каким попал в него - через главный вход.
  
  Под плавно вращающимся под потолком пропэ̒ллером осталось лежать четыре трупа, да за распахнутой дверью кабинета управляющего, превратившись в белую тень, в луже собственной мочи, нервно слизывая кровь, сочившуюся из прокушенной губы, стоял аудитор "Русско-Сибирского банка" - статский советник Синицын Саверий Ксенафонтович - с внезапной аудиторский проверкой прибывшей в Екатеринбург из столицы губернии - города Пермь. Где-то совсем рядом, должно быть с ближайшего храма Богоявленского храма, зазвонил благовест и чиновник, задрав голову куда-то вверх, начал неистово креститься. А после и вовсе встал на колени, начав класть земные поклоны.
  
  Глава 2
  "ЦАРСКИЙ МОСТ"
  
  У Наташи было очень милое лицо. Да и сама она была ладненькая да складненькая, вся такая кругленькая и аппетитная, как булочка. И Паха этим вечером имел серьезное намерение немного откусить этой сладкой сдобы.
  
  Все симпатичные девчонки, на которых распространялись его "планы", классифицировались у него по видам хлебобулочных изделий. Высокая и худая Жанка из "горного" - представлялась ему длинным французским багетом, обильно сдобренным сливочным маслом в перемешку с прованскими травами.
  
  А рыжая Алиска из архитектурной академии ассоциировалась со сдобной кулебякой с тремя видами рыба, как готовила его бабуля всегда на его день рождения.
  
  Кстати, день рождения приближался и нужно было что-то решать, как говорил про себя Паха, со "сдобой" - какой же это стол без вкусненького? Вот и Паха считал, что никакой - так, ни поесть толком, ни настроение поднять.
  
  Привычно подумалось - нужно составить список. Составлять списки Паха обожал - это была его тайная страсть. Прочитал книгу - пожалуй, голубушка, в список. В первой графе книге присвоен порядковый номер, во вторую аккуратно записано ее название, в третью - проставленная Пахой оценка произведению. Сделал тебе человечек гадость - в список врагов его, понравилось девушка - в список целей, оказалась доступной - в список достижений. Батя говорил, что это шиза. Ну, то есть он говорил по научному: - Это импульсивно-компульсивное расстройство, Паха. Правда в легкой стадии. Если девчонок считаешь, то не опасно, но если будешь ступеньки на лестнице считать, то нужно будет показаться специалисту.
  Паха не верил, что у него что-то серьезно. Считал это бзиком, не больше.
  
  Занятый этими размышления, вовремя кивая непрерывному щебетанию Наташки, но не вдаваясь в суть потока мыслей блондинки, Паха не заметил, как они вышли на старый мост. Мост был слегка горбат и украшен немного вычурными перилами из литого чугуна.
  
  -Кстати, - перебив Наташку, обратился он к ней, - ты в курсе, как называется этот мост?
  -Неа, - ответила та, - а какая разница?
  -Разница, милейшая Наташа, в том, что мы с тобой идём не по простому мосту, а по царскому, - начал вешать добротно отваренную лапшу на миленькие ушки девицы Паха.
  
  На самом деле, про мост он знал немного, точнее всего два факта.
  Первый, это то, что мост назвался "Царским", так как был построен в Екатеринбурге в честь приезда царской семьи где-то в начале 20 века, а второй, якобы имевший место факт, был рассказан учителем истории на уроке всему пахиному классу - в районе моста "нечисто", так как весьма стабильно, хоть и не часто, пропадают люди, причем так, что потом ни концов, ни следов. Учитель, рассказывая это, напирал на грех горожан, погубивших царскую семью - мол дух императора ищет отмщения убийцам. Паха, впрочем, полагал, что дух императора к этим исчезновениям отношения не имеет. Вот ему заботы - около моста караулить зазевавшихся граждан.
  - Нет, - думал Паха, - полюбому тут какие - то мафиковские разборки в девяностых проходили. Земля кругом и щас не дешевая, а раньше и за помещение могло кому-то не свезти.
  
  Паха с учителем не спорил - как говорит батя, широко известный в узких кругах в городе адвокат, спорить нужно за деньги, а не из интереса. Да что с историка возьмёшь, никому не нужная, исчезающая профессия. Какая разница, что там было в прошлом, главное - что ждёт Паху в будущем. А ждало его там только светлое и денежное, сытое и пьяное, а поверх всего этого, постоянно связанное с прекрасными, потому как распутными, дамами. В этом Паха был совершенно уверен и нисколько не сомневался.
  
  Выйдя на мост, не прекращая развешивать лапшу на прелестных ушках своей подруги, Паха немного задержался. Момента был самый что ни на есть подходящий для романтической сцены. Наташа - умница, недаром отличница, тоже остановилась - смекнула к чему дело идёт, повернулась к Пашке, вроде как случайно, но привстала на цыпочках и как будто подалась вся в его сторону, одновременно делая вид, что все происходящее к ней не имеет никакого отношения. Паха это уже видел, и теперь понимал, что тут он него требуется. В первый раз в аналогичной ситуации он жестко затупил. Ну да ничего. Зато теперь опыта по части поцелуев у него был ого-го, так что и теперь, полагал Паха, он не ударит в грязь лицом.
  
  -Слышь, чо, - послышалось сбивающее с толку и безошибочно узнаваемое уральское "чокание" - закурить поищы!
  Думал Пашка быстро, а вот разворачивался медленно, давая себе время сместиться чуть в сторону, чтоб прикрыть собой Наташу. Увиденное не порадовало - стоящие напротив парни были незнакомые, голодные, злые и веселые. Хоть и не на много, но все же старше его. Одеты в пролетарские спортивные костюмы мрачных обитателей городских окраин. Их цель также не оставляла никаких сомнений - заберут все что есть. Гоп, понимаешь, стоп, в чистом виде.
  
  Оппонентов было двое. Явно пролетарии, с какого отдаленного района - Уралмаша, ХимМаша, или еще какого-нибудь "маша", которых в избытке в промышленном городе, прибывшие в центр в целях себя показать, да чужое унести. Верность этого предположения подтвердил кастет, блеснувшим матовым серебром, неспешно одеваемый на правую руку меньшим по размеру гоп-стопщиком.
  
  Разминая пальцы под литым устройством, он, смакую фразу, спросил: - Пашешь ее?
  Эту фразу Паха сразу узнал, цитата из фильма, который батя считает культовым, и частенько выдает цитаты из него.
  
  Надо было что-то отвечать и желательно в тему, поэтому Паха, имитируя интонации Данилы Бодрова процедил: - Пашут мужики в поле, а мы встречаемся.
  
  Тот, что с кастетом, сразу зацепился за слова: - А ты чо, не мужик что ли?
  
  Ответить не дала Наташка, запищавшая вдруг откуда-то сбоку: - Мальчики, ну вы что? Мы же гуляем! Что мы вам сделали!
  
  Любитель цепляться за слова и тут не упустил возможности: - В смысле гуляете? Ты гулящая чё ли? Так тогда и мы с тобой погуляем!
  
  -Чтож, - подумал Пашка, выбросив правым хуком, - видно день такой выдался.
  Драться он не любил - в драках ему не фартило, да только теперь уже нет вариантов.
  
  Попал знатно. Хрустко. В нос. Брызнуло красным. Только сразу стало понятно, почему у этой парочки кастет был только один.
  
  Второму из парней, терпеливо молчавшему, он был просто не нужен. Зачем он человеку, который может вот попасть крепким, как будто вырезанным из дерева кулаком, тебе в лоб совершенно без замаха?
  
  В глаза потемнело, Пашка выдохнул: - Дуй отсюда!
  Оставалось надеяться, что Наташа правильно поняла ситуацию и глупить не будет, просто развернётся и убежит, благо в кроссовках.
  
  Сам же, отгоняя темень, наваливавшую на помутневшее сознание, попытался повторить только что удачно прошедший финт. Куда там. Оппонент как-то скупо ушёл от Пашкиного удара, показавшего ему самому ужасно быстрым, и второй раз, так же, без замаха, коротким движением, перевёл Паху в состояние бессознательности. Перед темнотой в мозгу Пахи стремительно мелькнуло: - Минимум КМС...
  
  Из-за угла, испуганная Наташка видела, как пацаны быстро и слажено обыскали Пашу, вытащили кошелёк, паспорт, сняли часы, вытащили телефон, после чего, весело похохатывая, поднял Пашку и перевалив его растёкшееся, расслабленное тело через перила моста, сбросили его в нечистые, хоть и неглубокие тут воды реки Исеть, название которой, переводилось, как знала Наташа, как "рыбное место".
  
  Не став ждать внимания грабителей к своей персоне, Наташка побежала в сторону центра. В руке она сжимала телефон, пытаясь на ходу набрать номер пашкиного отца. Но ничего не выходило.
  
  Глава 3
  САМЫЙ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
  
  Как будто откуда-то из далека, сквозь плотно сомкнутые веки, прямо в мозг Пахи пробивался яркий луч. Появлялся и исчезал, потом снова появлялся. Через какое-то время светить стало непрерывно и нестерпимо. Как говорит батя - "солнце светит прямо в глаз". Это раздражало. Сознание, подтолкнутое раздражением, медленно начинало возвращаться.
  
  Открыв глаза, Паха увидел над собой густые тополиные ветви, мерно раскачивающиеся под порывами слабенького летнего ветерка. Но солнце, двигаясь по небосклону, сместилось так, что стало непрерывно светить ему в лицо. От этого он и очнулся.
  
  -А почему мокро? - вопрос, как удар, разбудил Паху. Детский страх - проснуться описавшимся - сразу и полностью вернул сознание на законное место, и он открыл глаза полностью, перестав щуриться.
  
  Повернул голову вбок и чуть восстановив зрение, превозмогая слабость, посмотрел вниз.
  -Так, а это что? - подумал Паха. Внизу действительно было мокро. Что неудивительно, для человека по пояс лежащего в воде. Огляделся.
  Яркий летний день. Тепло. По ощущениям близко к полудню. Он лежит на отмели в каком-то то ли ручье, то ли реке, берега которой обильно заросли зеленью и жимолостью. Чуть вверх по течению - мост.
  -А почему я тут? - недавно вернувшееся сознание с легкостью подсказало ответ. - Паша, алёу, тебя ведь вырубили эти гопари, да, похоже, в реку с моста скинули.
  Ярко вспомнились и его попытка финта, и короткий, но такой хлесткий удар в голову, предшествовавший темноте.
  Оставалось надеяться, что эти ухари хоть Наташу не тронули.
  -Ничего, ничего - зло подумал Паха - не знают они с кем связались.
  Паха, конечно, человек простой, а вот батя его - нет. Воспитал сынулю.
  -Сейчас, - думал Паха, вставая на прибрежной отмели, - сейчас, вот только выберусь на берег, дойду до дома, и понесётся.
  Такое с Пашкой уже было. Пару лет назад, его пятнадцатилетнего пацана в переходе на Вайнера вдруг остановил незнакомый парень, на вид лет двадцати пяти. Он толкнул его к стене, прижал локтем горло, а правой рукой, несильно, но до крови, ткнул в ляжку остро отточенным, как-то опасно щелкнувшим складным ножом и проинформировал:
  -Слышь ко, откинулся я вчера, а терять мне сосем нечего, потому до дома не хватат.
  
  Пашка хотел ответить, что ему без разницы куда этому упырю и чего "не хватат", но, во-первых, от страха выговорить ничего не смог, вместе со стекавшей по ляжке в кроссовок кровью из него вышла не только смелость, но и способность говорить. Во-вторых, давящий в горло локоть нападающего перекрыл доступ кислорода к мозгу, и тот подавал Пахе сигналы, что скоро они прямым рейсом оба отправятся в бессознательное.
  
  В общем, забрал сиделец у него в тот раз и паспорт, и телефон, и деньги. Пропала также смелость, а её у Пахи в то время и так было не весть сколько.
  Батя тогда сказал: - Ты у меня теперь лев, который идёт в изумрудный город. Сам из себя здоровый, только немного ссыкливый.
  
  Обиднее этого ничего в жизни Пахи не было. Слёзы текли сами собой, а кулаки бесполезно сжимались, белея на костяшках. В голове роились варианты, что нужно было сказать, илисделать, или как вывернуться, или как ударить.
  - Да... задним умом мы все гиганты мысли, а на практике никчемные отцы русской демократии, - в очередной раз подумал Паха, отгоняя назойливые сцены с вариантами геройского поведения и членовредительными способами наказания обидчика.
  
  Но батя сказал: - Ничего, не ссы, Паха, завтра вылечим твой недуг.
  
  Слово он сдержал. Но вовсе не так, как ожидал Паха. Вечером приехал домой и отдал ему что-то завернутое в полиэтилен - длинное, тяжелое и твёрдое. На вопросительный взгляд сына коротко ответил, что это "лекарство".
  - Едь на Елизавет, - сказал батя, - по пути сброшу тебе адрес. Сам решишь, как быть, - и сел смотреть телевизор.
  В трамвае, ощущая тяжесть завернутого в целлофан стального прута, Паха думал: - Ну с "лекарством" понятно, только рецепт вот не полный. Вроде применять можно, а как - не ясно.
  
  Страх и слезы душили. Но на людях приходилось сдерживаться.
  Он ожидал помощи от отца. Два внедорожниками с бойцами двухметрового роста из ЧОПа, вооружёнными дубьем и помповыми ружьями.
  Или, на крайне случай, машину из дежурной части с веселыми операми. Это было не так круто, но тоже эффективно и эффектно.
  А вместо этого... "лекарство". Может это лекарство к самому себе применить, подумалось внезапно, тогда хоть решать больше ничего не нужно будет. Но представил, как в такой ситуации посмотрит на него батя и сразу отказался от этой идеи. Потом всю жизнь, до смерти, выслушивать придется на эту тему.
  
  В трамвае пришло смс с адресом.
  Приехав на Елизавет, проплутав больше часа по бедным пролетарским дворам, вышел к потрепанной пятиэтажке из бурого кирпича. Зашёл. Нужная квартира была на третьем этаже. Замер перед дверью - прислушался. Там кто-то что-то неразборчиво говорил, явно пьяным голосом, явно на повышенных тонах. По-пролетарски просто и, в тоже время, по-уральски - то бишь с душой, люди отдыхали. Минимум двое.
  
  Было совершенно очевидно, чего хотел батя. Недостающие места в рецепте сами собой заполнились. Паха вышел. Сел на лавочку перед подъездом. Стал думать. От обиды на батю на глаза наворачивались слезы. Усилием воли остановил хлюпание. Понял, что батя прав. Он, Паха, боится. Страх сковывает движения и не дает полноценно думать. Постарался собраться. Нужно преодолеть страх. Здесь и сейчас. Если этого не сделать тут, то вовсе не факт, что получится потом и где-то в другом месте.
  
  Плаксивый голос в голове прошептал: - А вдруг их там много? А...
  Пришлось усилием воли остановить выдумывание негативных вариантов.
  
  Батя часто говорил ему, еще с детского сада: - И никого не бойся - пусть тебя боятся.
  
  Всегда он с ним спорил. Как это не бойся? А если их больше? А если они сильнее? А если...
  Причин у Пахи всегда было много. Можно даже сказать, что Паха с легкостью мог выкатить целый список причин.
  И всегда все вопросы с его страхами улаживал батя. А сейчас вот этот вопрос он отнес на сына. Сидя в пролетарском дворе, на заплеванной лавочке, Паха вдруг понял, о чем ему говорилось все это время.
  
  Как обычно, помог батин рецепт. Он всегда говорит: - Не знаешь что делать, остановить, захолодей и спокойно, без эмоций все обдумай. Лучше всего представь, что вопрос тебя вовсе не касается. Прокубатурь все. Решение придет. В общем - семь раз отмерь, один зарежь.
  После этого, правда, батя всегда добавлял, что резать никого не нужно, это образно - фигура речи, так сказать. Но улыбался всегда при этом хитро и довольно.
  
  Понимание ситуации пришло к Пахе неожиданно легко. Ушел страх. Стало ясно, что делать.
  
  Рванувшись, он вихрем влетел в подъезд и забарабанил в закрытую дверь прямо арматурой.
  -Хто там? - Раздался недовольный, пьяный голос. В проем приоткрытой двери Пашка, что было сил, всунул монтировку, выбивая передние зубы открывшего двери типа. С удовлетворением узнал в нем своего вчерашнего нежданного знакомого. Потом плечом оттолкнул никем не удерживаемую дверь и решительно шагнул внутрь.
  
  Вечером, вернувшись домой, он зашёл в зал, молча положил паспорт на его обычное место и ушёл спать. Даже не посмотрев на него, батя продолжал, меланхолично попивая пиво, смотреть телевизор.
  
  Когда Пахе исполнилось семнадцать, и семья праздновала его день рождения в узком кругу в ресторане, он, выпив лишний бокал вина и, с непривычки, захмелев, один на один задал бате вопрос, который мучил его с того самого дня:
  
  -А что, если бы их там было не двое, а четверо или шестеро?
  
  Батя, ухмыльнувшись, рассказал всю эту историю так, как её знал он сам.
  
  Мощные силы, как людские, так и финансовые были привлечены в тот день на поиск залетного разбойника. Опросы, опознания и нарушения закона допускались в тот день доброй половиной оперского состава Ленинского РУВД, а также людьми, которых в официальных новостях называют "криминальным элементом". Несмотря на то, что трясущийся от перевозбуждения Пашка, непроизвольно трогающий свою ляжку, наскоро перевязанную в травм-пункте, ничего путного сказать о нападавшем не мог, к обеду виновный был найден. Благо, камер в центре достаточно. До вечера его адрес стерегла совместная оперски-криминальная группа на двух машинах.
  
  Подогретые крепкими валютными вливаниями, а также ожидаемыми после завершениями премиальными, крепкие, битые и жизнью, и законом парни ставили ставки, глядя на Пашку, сидящего на лавочке перед подъездом. Больше всех ярился молоденький хирург-травматолог, которого по настоянию заказчика они привлекли к операции на случай необходимости срочного Пашкиного ремонта.
  -Нету шансов! - с жаром шептал он в ухо водителя, - нету! Сопляк какой-то, мямля! У него вон, - тыкал он пальцем в сторону Пашка и шептал в рацию, - у него уже слезы текут. Сейчас посидит, в портки навалит и домой к мамке поедет.
  
  Все согласно кивали, смотрели на сомлевшего на скамейке Паху, и ставили на то, что пацан испугается и уйдёт. И только старый, усатый опер Саныч, начинавший еще в девяностые, долго смотрел на Пашку, а потом ответил и жуликами, и своим молодым коллегам, приняв ставку на Паху один к двум.
  
  Спор разрешился, когда проводив взглядами вышедшего из подъезда Пашку, нервно зашагавшего в сторону трамвайной остановки, группа зашла в адрес...
  
  Вынеся оттуда молодого грабителя, которого Пашка отремонтировал так, что травматолог категорично отказался заниматься лечением на месте и рекомендовав как можно быстрее везти больного в стационар (второй обитатель адреса, хоть и с трудом, но передвигался сам), Саныч собрал с неудачливых спорщиков больше двух тысяч долларов.
  
  Больше всех ярился молодой травматолог.
  -Как!?!- кричал он, - как можно было узнать, что этот мелкий его вырубит? Саныч, ты что, не рассказал нам что-то?
  Саныч тогда только усмехался, хмыкал в усы и довольно улыбался.
  -Урок вам будет, - сказал он с грустью смотрящим на пересчитываемые им деньги коллегами и криминалам.
  -В людях учитесь разбираться, ребятушки, в жизни пригодится, - глубокомысленно изрек Саныч, убирая баксы в карман.
  
  Его телефон назойливо завибрировал. Звонил отец парня. Раз в сотый за сегодняшний вечер. Доложив обстановку, Саныч дал отбой. Баксы приятно ощущались.
  
  Батя, закончив рассказ, замолчал и скоро, всей семьей, они ушли домой, никогда больше не возвращаясь к этому разговору.
  
  Страх с тех пор Пашка научился преодолевать, только вот физических сил и боевых навыков не хватало. Но решать свои вопросы он начал сам. Больше никогда Бате ничего про свои приключения не рассказывал.
  
  Вот и сейчас, продираясь сквозь зеленые заросли, превозмогая головную боль, он лихорадочно думал:
  -Прежде всего в интернете боксеров городских проверить. Если среди городских нет - среди областников пошукать. Год рождения, примерно, ясен. Судя по скорости и слитности движения - талант, а талант не может быть не отмечен профессиональными спортсмена. А еще талант тщеславен - любит, когда про него в прессе пишут и фотки его выкладывают. Пусть талант молчалив, но греху тщеславия он почти всегда подвержен, на то он и талант. Ну и главное - талант нужно вознаградить! Ну а найду боксера, там и мастер кастета проявится!
  
  Чувствовал, что мысль правильная. Сам все решит. Сомнений не было.
  
  Отвлекаемый мыслями о своём неминуемом успехе, споткнулся, упал, кое-как выполз их кустов и, чертыхаясь, выпрямился во весь рост.
  
  Оглянулся. Старая улица города - Красноармейская. Все правильно. Тут его и вырубили. Сейчас, только джинсы отчистить, пофигу что мокрые и вперед. Сегодня дел - куча. Только что-то не давало покоя, какая-то мысль.
  
  Пашка резко выпрямился, совсем забыв о грязи на брюках.
  -СТОП!!! - подумал он - лихорадочно озираясь, а где телебашня?
  
  
  Глава 4
  БАШНИ НЕ БЫЛО.
  
  Покрутил головой по сторонам, Паха с подступающим ужасом осознал, что нет не только башни, но и других высотных зданий города, и хрен бы с ними. На Красноармейской не было асфальта - улица была довольно прилично замощена булыжником. И не одной машины. Да даже людей не было.
  
  -Стоп, - залихорадило Пашку, - вот теперь стоп, и думать! - так всегда говорил батя, находясь в затруднении.
  
  Вариантов всего три.
  
  Первый - он же самый вероятный - у Пахи заскрипели стропила и потекла крыша. Ситуация крайне неприятная, но отнюдь не смертельная. Скорее всего, это последствия удара в самый ценный его орган - голову. Неприятно, но лечится. Это всего лишь повреждения коры головного мозга. Остается надеяться, что затронут не глубокий слой. Пару месяцев в больничке и курс медикаментозной коррекции и все встанет на свои места.
  
  Эта мысль так успокоила Паху, часто другие варианты он даже рассматривать не стал. Все понятно и логично. Галлюцинация. Скорее всего он находятся все там же, где его и выключили, но вместо нормальных картинок мозг генерирует вот эту галиматью.
  
  Что сделать в такой ситуации?
  
  Первое - не попасть под машину - движение на Красноармейской так-то о-го-го, хоть улица и узкая. Второе - сделать так, чтобы люди добрые скорее вызвали медиков. Вопрос: как этого добиться, если у тебя глюк и видишь ты совсем не то, что есть на самом деле?
  
  Ответ: допустим ты действительно находишься на улице. Почему нет? Ты же вылез из речки. Вылез. Значит ты на улице. Тебя не сбила машина? Не сбила. Значит ты на тротуаре. Логично? Очень даже. Возможно, мимо тебя даже ходят люди, только ты из-за глюка их не видишь. Проще всего лечь прямо на том месте, где стоишь и надеяться на то, что в реальном мире это вызовет какую-то реакцию у окружающих.
  
  Мысль казалась верной. Паха так и сделал. Лёг.
  
  Лежать было не удобно. Каменная мостовая больно вырезалась в середину позвоночника и крестец. Через несколько минут стало холодно. Паха терпеливо ждал, закрыв глаза и дыша через нос по счёту.
  
  -Вдох - раз, два, три - выдох - раз, два, три. И так в цикле.
  
  Через какое-то время лежать стало действительно холодно. Мокрая одежда давала себя знать, а камень тянул из тела тепло.
  
  -Черт, - подумал Паха, - тут не отстудить бы себе ничего. Впрочем, в больничке и это вылечат.
  
  По ощущения пролежал еще минут двадцать. Рядом что-то явно проехало. Не машина, похоже на телегу. Глаза открывать не хотелось - нечего кормить свое сумасшествие новыми зрительными образами, - решил Паха и стоически продолжал лежать с закрытыми глазами на каменной мостовой.
  
  -А ты чего это, милок, тут разлегся? Спину-то застудить не боязно? Ась? Иль чаго? - раздался прямо над головой старушечий голос.
  
  -Наконец-то, - возликовал Паха, и открыл глаза.
  
  К его ужасу, над ним стояла бедно одетая немного сгорбленная бабушка, седые волосы выбивались из-под ее цветастого платка, окаймлявшего морщинистое лицо с водянистыми, выцветшими глазами. Ко всему Паха увидел, что в руках у неё плетёная из каких-то жёлтых веток корзина, аккуратно прикрытая сверху ярким платочком, а ноги по щиколотку обмотаны серыми тряпками, на которые сверху одеты лапти. Такие лапти, про которые он читал только в учебниках.
  
  -Черт, да что такое тут происходит? - заорал Паха, вскакивая на ноги.
  
  -Кто ты, бабка??? Где я? - разбрызгивая слюну, во всю силу легких орал он.
  
  -Что происходит??? - выкрикивая очередной вопрос Пашка попытался схватить бабку за плечи и тряхнуть как следует, попытаться физическим воздействием развеять этот морок.
  
  Но бабка, по-молодому ловко, отскочила и затараторила:
  -Ты чаво это, шальной, удумал? На людей кидаться? - наставив на Паху палец с желтым ногтем, прошипела она. - Так я мигом городовому нажалуюсь. Он не посмотрит, что учёный, чай не дворяне! С пьяницами у него строго, не забалуешь! Мигом батагов отпишет за милую душу!
  
  После чего развернулась и, быстро перебирая одетыми в лапти ногами, ловко засеменила вверх по улице.
  
  Ошалелый Пашка стоял, опустив руки. В голове лихорадочно билась только одна мысль - похоже не кукуха поехала.
  
  Но как же так? Самый же вероятный и правильный вариант. Батя всегда говорил - не мудри, Паха, правильные варианты они всегда самые простые. Хотя нет. Батя говорил, "почти всегда".
  
  -Ладно, - решил Паха, тогда другие варианты, давайте как в список.
  
  Второй по вероятности вариант, пришедший в голову, это розыгрыш. Вопрос, кто мог его разыграть так, что в городе снесли несколько многоэтажных домов? Ответ - никто. Тогда какие варианты? Может быть это и не Екатеринбург, предположим, пока он был в условно бессознательном состоянии, его транспортировали куда-нибудь в центральную Россию, где благодаря невероятному стечению обстоятельств, как-то сохранилась часть дореволюционного города. Это возможно. Но кому и зачем это нужно? На этот вопрос ответ будет позже. Или это на самом деле небольшая декорация, построенная для разового представления, а может быть и регулярного. Для начала нужно подтвердить или опровергнуть версию. Паха торопливой походкой направился в сторону центра - то есть того места, где по его разумению, он должен был быть.
  
  В пути думал.
  Предположим, батя решил чуть подкорректировать поведение сыночка. Но у бати в крайнее время вопросов к Пахе не было от слова совсем. Учебу подтянул. Спортик подтянул. ВУЗ с батей согласовал. Да даже с девчонками перестал проводить большую часть времени, сосредоточившись на учебе. Более того, приближалось срок окончания школы и Паше светил призыв в ряды вооруженных сил великой родины в случае, если он не сможет набрать достаточного количества баллов для поступления в ВУЗ. И в такой ситуации батя бы никогда не стал выводить его хоть в какую-то публичную плоскость. Как адвокат батя просто обожал дела, связанные с публичными личностями, как он говорил - "расценки по таким делам всегда выше". Соответственно самостоятельно предпринимать действия по увеличению стоимости решения потенциальной проблемы - это точно не к бате.
  
  Тогда кто? Условная телевизионная программа? Но Паха не знаменитость, потрясающее красивой внешностью от подавляющего большинства своих земляков не отличается. Да и региональные телеканалы вряд ли потянут такой бюджет проекта, а то, что им заинтересовались из столицы..., это уж вовсе невероятно.
  
  Занятый своими невеселыми мыслями Паха вышел на большую дорогу.
  Вариант с розыгрышем отпал сам собой.
  
  Вдалеке, деловито и шумно, попыхивая дымком из заводских труб, работал железоделательный завод. Он был почти таким же, как и музей по открытым небом, который Паха видел сегодня утром, когда шел к Наташке, только был окружен солидным забором, да на Плотинке - любимом месте прогулок горожан были сложены многочисленные строительные материалы и какие-то металлические заготовки.
  
  Тогда значит третий, самый невероятный вариант. Он действительно угодил в прошлое.
  
  От неожиданного осознания, Паха как-то бочком-бочком сошел на обочину и сел прямо в траву.
  Готов ли он тут жить? Однозначно нет. В начале года в школе, во время перерыва между уроками, с пацанами, ради поразгонять, они обсуждали, кто и в каком времени хотел бы жить.
  
  Паха тогда выступил с приличным экспромтом, который хоть и был про все, что раньше восемнадцатого века, но вполне мог быть отнесен и к любому другому времени.
  Основными тезисами, которыми ему удалось склонить на свою сторону всех участников диспута были:
  
  Медицина. Что делать если заболел, когда большинство болезней вокруг тебя лечат кровопусканиями и притирками. А если гнойная ангина? Или аппендицит? Да сифилис, хоть и медленно, зато без каких-либо вариантов, отправит в могилку любого лихого джигита. Это все еще при условии, что на войне не придется поучаствовать. Главным же аргументов по этой позиции выступила стоматология. Пацаны представили, каково это - сверлить зубы без анестезии, бррр... все встали на его сторону. Остальные аргументы только убедили их в пахиной правоте.
  
  Социально устройство.
  -Представьте, - сказал Паха пацанам, - что родились не в семье дворян. Все! Социальных лифтов в верх - тю-тю. Даже если в купечестве удастся приподняться, все равно, те, кто шишку держат, смотреть на тебя будут сверху-вниз как на тлю и ничего с этой пакостью не сделать.
  Парни согласно кивали.
  
  Техника. Чтобы съездить в Европу хоть по делам, хоть для развлечения, нужно не только готовить поездку за полгода, но и ехать придется тоже полгода. А возможность телефонной связи? А видеосвязи? А интернет? А игрулечки по сетюлечке, в конце концов?
  Последний аргумент был горячо поддержан благодарными слушателями, мнгновенно отбросившими мысли о романтическом средневековье с рыцарскими понятиями о чести и о благородных наполеоновских войнах. Какие средние века? Без компьютера? Без айфона? Ну уж спасибо!
  
  И Паха действительно так думал. Сейчас, вспоминая тот полугодичной давности разговор, он понял, что ничего в его жизни не изменилось. Жить он хотел только в своем времени и уж его совершенно не тянуло оказаться где-то еще.
  
  Тогда вопрос.
  Как обратно-то вернуться?
  
  Для начала нужно понять, первое, почему он сюда попал и второе, как?
  
  И если с первым ничего не ясно, то что со вторым - все предварительно понятно. Перешел в бессознательное состояние, после чего будучи перемещенным в пространстве, переместился во времени.
  Стоп. А если не во времени, а в реальности. Попал, например, в параллельную вселенную? Мысли насторожила, но Паха ее прогнал. Во-первых, увиденный им завод и плотинка выглядели примерно так, как и в его время, с понятными отступлениями, конечно. Во-вторых, бабка говорила на чисто русском языке, совершенно без акцента, только какими-то непривычными словами.
  Ладно, предварительно считаем, что смещение произошло только во времени.
  
  Теперь главное.
  Как вернуться? Логично предположить, что его тело должно быть поставлено в аналогичную ситуацию, тогда есть шанс на возвращение. Не отвеченным остался вопрос - почему он здесь? Ну, тут у него вариантов нет. Поэтому пока просто отправляем тело в бессознательный полет с моста.
  
  Рысью метнулся обратно. Нужно ковать железо, пока горячо. Выбежал к царскому мосту. Рядом подобрал какую-то здоровую каменюгу, побольше кирпича. Забежал на мост, параллельно, на ходу отметив, что перила отличаются от тех, которые он помнил. Встал на том месте, примерно, где пересекся с грабителями, понял, что через перила без сознания не перевалится. Взобрался на перила. Сел на них задом, чуть свесившись в сторону реки. Взял камень двумя руками, приметился так, чтоб удар пришелся точно в то же место, через которое его этим утром отправили в глубокий нокаут, вдохнул несколько раз, накачивая легкие кислородом.
  
  Попробовал раз ударить себя, другой, обе попытки остались неудачными. Рефлекторно, тело отказывалось само себе причинять боль.
  -Нужно, - говорил себе Паха, - чуть больно, потом дома. Соберись, тряпка! - голосом из ералаша сказал он себе и покрепче сжал камень, чтобы изо всех сил ударить себя им.
  
  В этот момент, как показалось сидевшему с закрытыми глазами Пахе, совсем близко, задался звук свистка, и мужской голос, зычно прокричал: - А ну стой! Брось!!!
  
  Время для Пахи замедлилось, руки, получив сигнал из мозга, напряглись, пальцы поудобнее зафиксировали тяжелый булыжник, который мощно, повинуясь рефлекторному спазму мышц начал разгон. За долю мгновения до его столкновения с Пахиным лбом, ему неожиданно вспомнилась фраза их учителя истории о грехе горожан, погубивших царскую семью, после чего, одновременно с прозвучавшим где-то совсем рядом свистком, камень, на максимально возможной для Пахи скорости столкнулся с его лбом.
  
  Наступили темнота и тишина.
  
  Глава пятая.
  Так неприятно бывает!
  
  Так неприятно бывает, - подумал Паха, - когда ты спишь, потому что очень хочешь спать, а тебя будят.
  Что-то трясло его. Раз, другой. Потом, через эту тряску, в сознание проникла боль.
  -Да что такое-то? - Подумал он, - отстаньте уже от меня. - Кто это?
  Желание выяснить, кто так бесцеремонно его будит, заставило попытаться открыть глаза, и сразу после этого усилия, появилась боль и голос.
  
  Причем голос кричал, как показалось Пахе, что-то в самое его ухо: - Wach auf, junger Mann! Wacht sofort auf! Hören Sie mich? Gott sei Dank, Sie Leben!
  
  -По-немецки что ли? - удивленно подумал он. Откуда иностранцам тут взяться.
  На слове "тут", мысль споткнулась. Тут - это где?
  Сразу вспомнился и удар камнем по голове, в сочленение костей между лобной костью и височной, и предшествовавший этому свист и крик. Что за крик? Кто-то кричал: - Стой! - и что-то еще.
  
  С этими мыслями Паха окончательно разлепил глаза. Он снова лежал в воде, все а той же отмели, недалеко от перекинутого через реку моста.
  
  Только в этот раз на ним склонился какой-то мужик, трясший его за плечи и кричавший что-то по немецкий в лицо.
  
  -Хватать, - слабо сказал Паха, и добавил с давлением в голосе - хватит меня трясти. У меня и так голова раскалывается.
  
  -Слава Богу, вы живы, - вдруг по-русски, совершенно без немецкого акцента сказал мужик. - Вы собирались убить себя? Вы забыли, что самоубийство - это самый страшный грех в глазах Господа? - с укоризной в голосе, но уже поспокойнее сказал он.
  
  -Недопустимый, непростительный грех - с укоризной в голосе закончил он.
  Все что мог Паха, только тупо пялиться на мужика. Мыслей не было
  .
  -Давайте, я помогу вам подняться! Вставайте! - и подхватив Паху подмышки, начал понимать его прямо тут, в воде, благо было не глубоко.
  
  Укрепивший на ногах, Паха во второй раз внимательно огляделся вокруг. С прошлого его пробуждения в реке ничего не поменялось, за исключением этого типа. Паха оглядел его. Высокий, немного выше Пахи, а в Пахе в самом чуть больше метра восьмидесяти. Славянин. Ладно. В форме. Что за форма - Паха не знал. Белая рубаха, какие-то кожаные ремни, черные, почти до колен, сапоги, синие штаны с лампасами желтого цвета.
  
  И вот еще сюрприз - на левом боку незнакомца висела сабля, а на правом - пистолет в кобуре.
  
  Здрасьте, приехали. Походу, необходимо признать - с возвращением ничего не вышло.
  -Но это только пока, - лихорадочно думал Паха. Щас во всем разберусь, уточню мотивы, причины и следствия, и все получится. Нужно только успокоится и во всем разобраться.
  
  -Так что же вы молчите, господин неудавшийся самоубийца? - проговорил мужчина довольно приятным голосом, - и с вашей стороны было бы вежливым представиться полностью, так как пока мне известно только ваше имя!
  -Откуда это вам имя мое известно, - удивился Паха, - я не представлялся вообще-то.
  -Ну как же, - в свою очередь удивившись, мужчина указал пальцем на Паху, куда-то в районе сердца, вот ведь у вас на... - мужчина немного замялся, - на блузоне написано - Хьюго!
  Паха скосил глаза и действительно увидел над левым карманом своей летней куртки надпись "HUGO", название одной уважаемой Пахой фирмы.
  -Нет, - сказал он, - это не мое имя. Это производитель куртки свое имя написал, типа такое отличное качество, что он готов всем показывать, что это его работа и ему за нее не стыдно.
  И подумав немного, добавил: - Немец он, что с него взять!
  
  -Так вот в чем дело, на вас немецкая одежда. А я подумал, как немец может говорить по-русски так чисто? Уж не шпион ли? - заговорщицки подмигнув, как бы давая понять Пахе, что такая мысль на самом деле ему и в голову бы не пришла, мужчина продолжил, - И все же? Кто вы? Извольте рекомендоваться?
  Сказано было не очень понятно, но Паха сообразил, о чем речь идет. Представиться просят.
  
  А вот тут момент тонкий. Исходить приходится из того, что он, Паха, все же действительно попал в другое время. Пусть пока, до выяснения, как говорил батя, это будет рабочая версия.
  И тут встает сразу ряд вопросов.
  Первое - у него нет вообще никаких документов, и вообще ничего, что бы могло подтвердить его личность. Это плохо. Могут принять за жулика или за шпиона, или, не дай Бог, за революционера, ну, того, который с бомбами. Что с этим делать - пока не ясно.
  Второе - правду про себя рассказывать точно не стоит. Это верная дорога в дурдом. Батя, как-то рассказывал, что в Екатеринбургском дурдоме - на агафуровых дачах, есть гости из будущего. Жизнь их грустна и незавидна.
  Третье - если ничего о себе не рассказывать, это наводит на определенные подозрения. И автоматически возвращает к пункту первому.
  Четвертое - от того, как сейчас назваться, или хотя бы представиться, будет зависеть будущий социальный статус. Примут за крепостного, а аля-улю. Тушите свет. Или рабочего какого-нибудь. Тоже неприятно. Всю оставшуюся жизнь на заводе трудиться придется, с низкой производительностью труда при этом, и с еще более низкой зарплатой.
  Отсюда неразрешимая на первый взгляд проблема - получить статус повыше, ничего о себе не рассказывая.
  
  Первое и самое простое решение, думал Паха, сказаться потерявшим память. Не всю, а частично. Забыть свое имя и отчество, а также родителей, друзей, знакомых и дом родной. Может такое быть? Вполне!
  Вот и шишка на голове имеется. Медицинский конфуз, так сказать. Медицина бессильна. А там посмотрим, как пойдет, что-то со временем можно и вспомнить, память - штука непредсказуемая, также как история. Соответственно, имеет свойство меняться на усмотрение своего хозяина.
  
  - Ну так что? "Кто же вы?" - снова спросил мужчина, интерес, да и форма явно указывали, что угораздило Пашку встретиться с представителем местных правоохранительных органов и времени на подготовку к беседе у него нет совсем, приходится на ходу импровизировать.
  
  Причем не просто импровизировать, а стараясь создать видимость своей принадлежности к высоком социальному классу, использую доступную ему на данном этапе форму воздействия на собеседника - речь. Раньше у него это вроде, всегда получалось неплохо. Главное побольше умных слов в речь вставлять. Как там сказала бабка сегодня утром - "а то не посмотрят, что образованный".
  
  -Вы знаете, - осторожно начал Паха, - какая приключилась абра-кадабра. Такое ощущение, что часть содержания моей памяти была просто-непросто секвестрирована какой-то неизвестной мне силой, как будто бухгалтер провел операцию сторнирования части операция. Совершенно ничего не помню, хотя постоянно пытаюсь провести санацию своих воспоминаний. Право слово, конфуз.
  
  Паха сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию собеседника. Собеседник смотрел на него широко раскрыв глаза, по разумению Пахи часть бухгалтерских терминов, почерпнутых из подготовки к недавнему зачету по бухгалтерскому учету, была ему незнакома.
  Хорошо. Продолжаем атаку, но скромнее, больше умных слов припомнить не удавалось.
  
  - Вот вы сказали, что я пытался совершить суицид, а ведь я не помню ничего о себе до сегодняшнего утра. И камнем себя ударил только с одной целью, попытаться, пользуясь народным методом "клин клином вышибают" - вернуть себе память, нанеся удар по огромной шишке, которую обнаружил у себя на лбу сегодня утром. Судя по тому, что у меня нет с собой ни денег, ни документов, ни даже ключей, меня ограбили и бросили умирать в реку, оставив на память только огромную гематому. Но мне удалось выжить. Вот только память сохранить не удалось.
  
  Монолог удался на славу. Оппонент явно был ошарашен этой многословной филиппикой.
  
  -То есть вы не знаете, как вас зовут? - недоверчиво спросил он.
  
  -Вернее было бы сказать, не помню, - поправил его Паха, - более того, вынужден обраться к вам за помощью в этой непростой для меня ситуации. Знаете, в Японии есть такое непреложное правило. Тот, кто спас человеку жизнь (а вы определенно сделали это по отношению ко мне), несет ответственность за эту спасенную жизнь, так как изменил волю богов.
  
  -Удивительно, - чтобы упредить возможные вопросы, закончил Паха, - этот факт помню, а имени своего, хоть убей, нет в памяти.
  
  Сказано было слишком высокопарно, но собеседника это, впрочем, ничуть не удивило. Он заморгал, как будто возвращаясь в реальность из нарисованной Пахой тонкой паутины лжи, и, внезапно, отчего Паха вздрогнул, щелкнув каблуками, чуть растягивая гласные "а" и "я", продекламировал: - Разрешите представиться - городовой пешей полиции Янин, - и тут же, будто смутившись, добавил, - не из тех яниных, не из старообрядцев, вы не подумайте.
  
  А увидев удивленный взгляд Пахи, истолковал его по-своему и тут же сказал: - А впрочем, к чему это я, вы же ничего не знаете.
  
  -Не помню, - поправил его Паха, - просто не помню.
  
  Глава 6
  Из всего полицейского оборудования
  
  Из всего полицейского оборудования, у спутника Пахи, с собой был только револьвер и шашка, правда, как пояснил новый знакомый, совсем тупая, ибо не обучался он рубке, так как не козак (это было сказано с явным сожалением), а носит ее больше для проформы.
  -Ну и чтоб крестьяне, да горожане, уважения проявляли и баловать не думали, - простодушно пояснил полиционер.
  
  Все это Паха выяснил, шагая вместе с полицейский в районную управу. Говорил тот на удивление много, и несколько высокопарно. Вскоре Паха понял, что этот сотрудник полиции ненамного старше его. А многословие вызвано неуверенностью, так как шел у помощника урядника Янина всего лишь седьмой день службы.
  
  -Простите, - практически сразу после начала их пешей прогулки начал полицейский, - я ни фамилии вашей, ни имени-отчества не знаю, причины сего очевидны, но сам запамятовал вам отрекомендоваться, так что разрешите представиться, помощник урядника полицейского участка при сенной площади Янин Феликс Янович. Честь имею.
  
  После чего, замерев на секунду на месте, весьма эффектно клацнул каблуками, не хуже передернутого затвора автомата калашникова, из которого Паха ловко, да не точно палил на прошлой неделе на полигоне вместе с выпившими друганами бати.
  
  После такого представления, и в смысле знакомства, и в смысле шоу, Паха встал перед выбором, какую погремуху дать этому молодому полицейскому дарования.
  
  Вариантов, естественно, было два. Первый - ИнЯнь, и к нему вроде фамилия обязывает, с другой стороны, фамилия и отчество в паре, просто обязывали поименовать нового знакомца Ян-Янычем.
  
  Ничего толком не решив, подумав, что для более точной дефиниции необходимо время и показания коллег-полицейских, вслух Паха сказал: - Скажите, Феликс Янович, а куда мы идем?
  
  -Как куда, - удивился тот, в управу, естественно, - начальству виднее что в такой ситуации с вами делать, я, как ведь вы, несомненно, поняли, пока крайне неопытен в такого рода делах. - И тут же добавил, - только боюсь, сегодня, с вами никто из начальства и разговаривать не станет.
  
  -Отчего же? - искренне удивился Паха, задержка была не кстати. Живот уже сигнализировал о необходимости кормежки, и, следовательно, вопросы самоидентификации в этом времени, а может даже и мире, требовали, незамедлительного решения.
  
  -Тут ведь, извольте видеть, какая оказия, - простодушно начал выбалтывать секреты службы Янчик (кстати, погремуха сама нашла своего хозяина), - вчера вечером у нас случилась форменная содома с гоморрою, банковского нападение, как в САСШ, со стрельбой и убийствами.
  
  Паха даже остановился, и удивленного спросил: - Ну налет-то понятно, а при чем тут содом и гоморра-то?
  
  Тут уж остановился Янчик, и покраснев ликом, как будто был уличен в чем-то постыдном, произнес: - Вы простите меня, я это для фигуры, так сказать, речи эти слова использовал. Право, сам не знаю, к чему пришлось. Просто господин главный следователь не далее, как сегодня утром сказать соизволил, что умершие, то есть, простите, убитые, перед смертью все как соляные столбы застыли, никто даже сопротивления убийце оказать не посмел, ни даже побежать не попробовали. Вот я из-за соляных столбов, так сказать, пример этот, библейский, так сказать и привел, - совсем скомкав, закончил оратор.
  
  Новости эти Паху расстроили. По опыту его бати, в первую очередь опера в такой ситуации стали бы раскручивать и, чего уж там, может быть даже пытать именного его, Паху. Пошли бы, так сказать, по пути наименьшего сопротивления. Фигура он новая, да еще и не помнит о себе ничего. Точнее, сам говорит, что не помнит.
  
  -У нас бы быстро группа помощи в восстановлении воспоминаний нарисовалась бы, - грустно подумал Паха, - да и них тут с этим также, пожалуй. Менты, они ведь, всюду одинаковые.
  
  Так вот, за пустой болтовней, во время которой Паха старался слушать да помалкивать, они дошли до Сенной площади, благо недалеко и подошли к полицейской управе.
  
  Располагалась она в здании двухэтажном, каменном, покрытом металлической крышей. Перед входом стояло несколько повозок, запряженных лошадьми. Паха не знал как эти конструкции с лошадями назывались. В одну повозке было даже одновременно запряжено две коня, а может лошади. Если честно, до сегодняшнего дня, столько лошадей одновременно Паха видел только в фильмах про ковбоев.
  
  Вокруг полицейского дома стояла группа мужиков с бабами, обряженным по-простонародному, прямо как на картинках из учебника истории, только с цветными элементами в одежде, и тихо о чем то переговаривалась.
  
  Проходя мимо, краем уха, паха услышал: - А Похом-то, конюх ихний, краем глазка в дверь-то глянул, так ни жив, ни мертв стал. Говорит, там труппоф видимо не видимо. И крови православной моря-окианы разливанные.
  
  Оратору тут же сварливо ответил женский пропитый голос: - Какие уж православные, управляющий то их еврей, а баба евоная..
  
  Больше услышать ничего не удалось, дверь за Пахой тяжело закрылась, отрезав его от звуков улицы.
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"