У адвоката, сами понимаете, режим работы свободный.
Поэтому после инфаркта и операции, Женька решил позволить себе отдохнуть. Ну а что? Деньги есть. Работа не волк...
Он, большей частью, сидел дома и много времени проводил с дочкой. Немного прогуливался по городку, врачи сказали - полезно.
Тут надо сказать ещё вот что:
Женька, он же не супермен, без страха и упёка. Совершённое преступление и постоянное, подспудное ожидание разоблачения, накладывает отпечаток на психику. Он стал замкнутым и угрюмым. Всё больше - молчал.
Если раньше он был открыт и прост, то теперь ему было что прятать от друзей, от коллег и, самое страшное, от дочери.
Часть его жизни ушла в темную и нечистую область.
Поначалу, он мучительно переживал ситуацию.
Как это вышло? Почему всё так погано? Он же много работал, создавал благополучие семье. И вот теперь, когда у него получился комфортабельный, сытый и безопасный мирок, всё рухнуло. А ведь он планировал завести ещё детей. Средства уже позволяли это сделать, не ущемляя себя ни в чём. И тут... Для чего жить непонятно.
В конце-концов он как-то успокоился. Не то, чтобы махнул на все рукой, смирился, или там ещё что. Он просто устал.
Инфаркт, высокие стрессовые нагрузки и тяжёлое осмысление ситуации в конце-концов выбили из него способность остро чувствовать. Он ничего не хотел, все желания пропали. Все "Хочу", исчезли. Только кое-что заменились на "Надо".
В воскресенье, Гусаков сидел на кухне перед ноутбуком и рассматривал старые фотографии, будто прощаясь с той, потерянной жизнью, полной радужных планов и надежд на светлое будущее.
Не было у него никакого светлого будущего. Его будущее - только в Машке. А личные мечты и планы о том, чтобы жить долго и "умереть в один день"...
Впрочем, насчет умереть, это вполне возможно. С такой супругой ласты завернуть, как дважды два.
Связь между ним и его женой, та связь, что грела и стимулировала его долгие годы, разорвана. Теперь каждый из них сам по себе.
Снова защемило сердце тоской от утраты.
- Даа парень... - сказал он сам себе, - праздники закончились. Впереди одни тоскливые будни. Одна у тебя теперь радость - дочка.
Зашли Маша с женой.
Яна села напротив, на диванчик.
Машенька подвинула табурет, уселась рядом с отцом, прижалась к плечу, тоже заинтересовано глядела на снимки.
- Подожди, пап... Вы тут такие красивые...
Она имела в виду их свадебную фотографию, где Женя и Яна стоят рука об руку на крыльце ЗАГСа. Действительно - красивая пара.
Неожиданно Мария спросила:
- Мам, вот я всё думаю - а если бы мы тебя тогда не нашли?
Родители поняли, о чём она.
Яна замерла, вопросительно и испугано глядя на мужа. А что он мог ответить ребёнку?
Момент истины, мать твою! Всё то, опасное и страшное, что они творили до сих пор, - ничто, по сравнению вот с этим простым вопросом, заданным их дитём. И на него надо отвечать. Никуда не денешься.
Маша перевела взгляд с матери на отца. И он рискнул:
- Было бы очень плохо, Машенька. С ней много чего нехорошего могли сделать... Но, в любом случае, всё было бы очень плохо.
- А зачем ты, - обратилась Мэри к Яне, - пошла в этот бассейн? Я не могу понять.
- Дочь... Я... Меня... Меня обманом туда затащили. Я не хотела туда идти, но меня... Обманули.
- Всё равно не понимаю... Если тебя там силой держали, тогда зачем ты с папкой дралась?
Яна растерянно открывала и закрывала рот.
- И зачем было изменять папке? Или тебя заставили? Я ничего не пойму...
Яна окончательно растерялась.
Женька попробовал исправить ситуацию:
- Доченька... Есть вещи, которые тебе пока будут непонятны, как бы мы их не объясняли.
Мэри обиделась:
- Я уже не ребёнок. Ясно?
Встала и, огорчённая, пошла к себе.
Янка сидела бледная и потная. Она испуганно посмотрела на мужа. Тот пожал плечами, развёл руки. Ну что, мол, я сделаю.
- Иди к ней, Яна. Иди.
- А что я ей скажу?
- Скажи, что любишь её.
Минут через двадцать Яна вернулась, прикрыла двери, тяжело села на диван. Видно было - сильно переживает. Судорожно вздохнула:
- Поговорили...
- Всё рассказала?
- Не всё, конечно. Зачем ребёнку травмировать психику.
- Про "казнь"?
- Нет. Сказала, что больше эти люди не смогут нам навредить... Что папка позаботился... Что мы с тобой об этом позаботились.
- Хорошо.
- Да чего уж хорошего... Я думала - в обморок упаду. До сих пор ноги ватные... Знаешь, что она мне сказала? Она сказала: - "Я хочу гордиться своей матерью. Но сейчас мне стыдно, что у меня такая мать."
- Мда. Большая уже девочка... Думаю, тебе следует стать образцовой матерью. А ещё - лучшей подругой.
- Я не представляю - как.
- Первым делом, уволься из этого гадюшника и займись дочерью.
- Хорошо. Я подумаю над этим.
- Подумаешь?... Подумаешь?!... Тут не надо думать, тут надо просто уходить, - надавил Гусаков.
- Женя, ну дай я годовую премию получу. И тогда сразу же уволюсь.
- Премия сколько?
- Месячный оклад. Тридцать тысяч на дороге не валяются.
Женька посмотрел на неё огорчённо и даже с жалостью.
- Из-за тридцатки ты рискуешь хорошим отношением с дочкой... Своей репутацией и, в конце-концов, своим здоровьем?
- А здоровьем-то почему?
- Потому, что ничего ещё не кончилось, - Женька горько покривился, - система ещё не сработала. А должна. Это неправильно. Система всегда срабатывает. Надо уволиться, Яна. Надо.
- Но... Там мои заработанные деньги. Почему я должна от них отказаться?
Муж смотрел на неё, как на неразумное дитятко.
- Просто потому, что там ты в опасности.
Янка искренне удивилась:
- Женя, но уже же всё... Всё уже нормально... Все эти... Они же больше не смогут нам напакостить. Всё кончилось.
Евгений устало вздохнул и закрыл ноутбук.
- Ну, ты, как ребёнок, честное слово. Пойми - ничего ещё не кончилось. Впереди у тебя серия домогательств. Единственный выход для тебя - сбежать от ситуации и спрятаться дома...
Яна недоуменно интересовалась:
- Да каких домогательств, Женя? Откуда они возьмутся?
У Гусакова от этого разговора заболела голова.
- Ты что, не понимаешь, что у тебя в администрации репутация шлюхи? Ты думаешь, Юрьев хранил твой позор в тайне? Ты думаешь, он не хвастался своей победой?... Ты серьёзно так думаешь?
- Мне кажется, ты не прав, - нахмурилась Яна. - Отношение ко мне после... Ну, после того... Нисколько не изменилось.
Да что ты будешь с ней делать! Женьке захотелось прилечь. Но...
- Дай-ка мне твой телефон, - потребовал он.
- Ну, на, - удивилась жена.
Женя нашёл номер Насти и запустил набор.
- Привет Янусик, я тебя слушаю.
Евгений включил громкую связь.
- Настя, привет, это я.
- Женя? - удивилась Настя, - а Янка где?
- Она тут, рядом. Я что хотел... Насть, скажи нам откровенно, какая репутация у Яны в коллективе?
Янкина подруга надолго замолчала.
Яна с диванчика попросила:
- Настя, скажи мне честно. Ты не думай, я не обижусь, если что.
Анастасия решилась:
- Репутация... После того, как ты уехала с Эдичкой... Нет, бабы тебя не осуждают. Не ты первая... Понимаешь - если раньше ты была... Чуть ли не святой в нашей компашке, то сейчас... Только ты не обижайся. Для меня ты как была подругой, так и осталась. Но вот остальные...
- То есть, для них я - шалава?
- Нет, ну не прямо уж "шалава", но...
- Ясно, - огорчилась Яна, - а что же ты мне раньше не сказала?
- Я думала ты и сама всё сообразила, - немного удивилась Настя. - Да если бы я тебе и сказала... Ну, и что бы ты сделала?
Яна промолчала.
- Ну, вот! А чего зря говорить, нервы мотать.
- Слышь, Насть, - вклинился Гусаков, - а что ты сегодня делаешь?
- Свободна, бля, как птичка.
- Приезжай в гости... Ян, ты за ней сгоняешь?
Янка покивала.
- Только после обеда, после обеда. Ага? - заторопилась Анастасия, - у меня тут стирка...
- Ну? И что ты об этом думаешь? - поинтересовался Гусаков.
Яна выглядела подавленной. Открытие истины - неприятная штука.
- Исправить я видимо уже ничего не смогу?... - полувопросом ответила жена.
- Такие ошибки, невозможно исправить.
- Знаешь, - горько пооткровенничала Яна, - я раньше, когда рассказывала бабам, как я... ну... живу. Они завидовали. Я-то считала это нормальным... А теперь... И деньги терять не хочется... Но уходить надо.
Женька успокоительно положил ладонь на её руку. Яна закрыла глаза и посидела так немного.
Наконец что-то решила.
- Знаешь что, я в конце года премию получу и сразу же уйду. Хорошо?
Женька покривился, но промолчал.
- Женя, я буду осторожна. Теперь я буду очень осторожна. Поверь - всё будет хорошо.
Яна внимательно посмотрела мужу в глаза.
- Женя, я, что ещё хочу сказать... Если ты будешь постоянно отталкивать меня, то у нас ничего не получится.
И, на его вопросительный взгляд, пояснила.
- Ты всё время: - "не трогай меня", "убери руки", "отойди"... Если так продолжать, то тогда действительно, лучше разойтись. Ты же не подпускаешь меня к себе.
- Хорошо. Учту. Только... Не старайся меня соблазнить. Не надо. От этого только хуже.
- Но, почему?!
- Понимаешь... - он постарался облечь свои ощущения в слова, - пытаясь все исправить при помощи секса... Ты ставишь меня в один ряд с этими твоими... Мне больно.
- Они не "мои", - вспыхнула Янка. - И что здесь плохого? Что плохого в том, что я хочу своего мужа? Что я хочу искупить свою вину?
- Я объясню... У меня возникает ощущение, что я становлюсь в очередь. Искупление измены сексом унизительно и оскорбительно.
Яна опустила глаза. Для неё открылась ещё одна неприятная истина.
Гусаков успокаивающе погладил её по руке.
- Яна, сейчас главное, чтобы мы не стали противниками, или даже врагами. Ты уж поверь, я тебе не враг. Не злись.
- Да я и не злюсь. Я просто устала.
Она действительно устало потёрла лицо.
Евгений уже не стал говорить о том, насколько он-то устал.
Посидели, помолчали каждый о своём. Потом Янка осторожно так упрекнула:
- Я вот что хочу спросить... Ты так много знаешь о жизни. Почему ты не предусмотрел той ситуации? Почему ты не научил меня, как жить? И сейчас, ты обвиняешь меня.
Женька слегка опешил.
- Я тебя не обвиняю. Согласен, я тоже виноват - пустил всё на самотек. Первое же столкновение с жизнью, а ты не готова... Но я тебя не обвиняю. Честно.
- Ну, да! А "дура", "тупая кобыла"... Это всё - ласковые прозвища...
Гусаков не знал, что на это ответить.
- И ещё, - Яна замялась... - я боюсь тебя.
- Почему? - поинтересовался Женька.
- Когда ты там... Когда убивал Кузнецова, ты улыбался. Страшно так улыбался. Как сумасшедший... Я тебя боюсь. Я рядом с тобой даже спать боюсь... Я понимаю, что если бы мы его не убили, он бы сосал из нас деньги всю жизнь. А так, мы еще и с доходом... Ты поступаешь правильно, но жестоко... Очень жестоко.
- Это ещё милосердно, Яна. Этих уродов надо воскресить и снова убить. И так несколько раз... Впрочем, чёрт с ними, чего в прошлом ковыряться. Я исправил твои ошибки, - он подчеркнул слово "твои". - Как мог, так и исправил. Но есть и третье виновное лицо. Что делать с ним?
- Ты меня имеешь в виду?
- Угу.
Яна печально и как-то обречённо посмотрела на мужа.
- Ты и меня убьёшь?
Тут спокойствие Евгению отказало. Он ошарашено разинул рот.
- А... Э... Ты что, с ума сошла?!
Янка грустно отвечала:
- Я уже не знаю, чего от тебя ожидать.
- Ну, не такого же!... Я просто поговорить думал... Решить проблему... Как-то всё развалилось. Что делать, чёрт его знает? Ты ничего не предлагаешь, у меня тоже никаких идей.
Жена обхватила его предплечья.
- Женя, я всё сделаю, ты только скажи... Ты же умный.
- Я хочу спросить кое-что.
- Просто - спросить?... Ну... Спрашивай, - пожала плечами Яна.
- Несколько вопросов. Только без обид. И только - правда.
- Хорошо.
- Скажи, Яна, за те двенадцать лет, что мы вместе, ты мне изменяла? Ну, кроме Юрьева и Кузнецова.
- Нет, Женя. Нет, - отвечала Яна. - До нашей встречи у меня было... После того, как я встретила тебя - нет. Я ведь с тобой была... Я была счастлива. Зачем мне ещё кто-то.
- Хорошо... А с Эдиком, у тебя сколько длился этот роман?
Яна усмехнулась.
- "Роман"? Какой к чёрту роман... Это было... Это было единственный раз. Если ты думаешь, что я... Нет, Женя. Это было один раз.
- Видишь ли... Ты Толика Убираева помнишь? Нет, не помнишь. Но он у нас на свадьбе был. Так вот, он работает с полиграфом. Ты знаешь, что это такое?
- Нет.
- Это прибор, который определяет - правду говорит человек, или врёт. Я хочу его пригласить и проверить тебя.
- Позволь, теперь я второй раз задам тебе те же вопросы. Я хочу сравнить ответы.
- Не надо, Женя. Ответы будут точно те же... А я тебя тоже смогу проверить на этом приборе?
- Да, конечно. Мне скрывать нечего. И тебе меня не в чем упрекнуть.
Помолчали, подумали. А потом Яна спросила:
- Женя, вот когда ты на мне женился, я ведь не девочкой тебе досталась. У меня были парни. И всё было нормально. Да и ты тогда тоже был далеко не девственник. А сейчас-то почему у нас так? Почему в постели-то всё так плохо?
- Я не знаю, - отвечал Евгений. - Если ты думаешь, что я наказываю тебя таким образом - нет! Нет ничего этого. И я бы рад всё исправить, но... Его, - он выразительно опустил глаза на ширинку, - Его же нельзя уговорить, или усовестить. Он не подчиняется приказам. Не обвиняй меня в злом умысле. Это надо говорить с Ним.
Яна грустно усмехнулась этой горькой шутке.
- Знаешь, - продолжал Женя, - у меня есть мизерная надежда на то, что всё можно починить. А иначе двенадцать лет жизни - в задницу. Это... Это обидно. Я подожду ещё. Немного. Может, ты придумаешь способ...
Закипел чайник.
Яна открыла дверь из кухни, крикнула:
- Мэри, чай будешь?!
- Нет!
- С зефиром!
- Да!
Попили чай. С зефиром. И Яна поехала за подругой.
* * *
Следующим утром Гусаков увёз Марию в школу, Яну и Настю на работу, а сам, купив в универсаме хлеба и молока, вернулся домой.
Почему именно он развозил 'дам', а не Яна? Да потому, что вчера Янка и Анастасия назюзюкались до поросячьего визга.
С Женькиного разрешения, конечно. Он воспринимал эти редкие, надо сказать, посиделки - снисходительно, как невинные шалости детей.
"Дети" орали караоке до тех пор, пока снизу не пришла возмущённая соседка, Татьяна Николаевна. Нотариус.
Мария сидела у себя в спальне, за компьютером, с котёнком, уснувшим у неё на коленях. А Женя, позади неё, на диване, листал планшет.
Через двадцать минут относительной тишины в комнату ввалилась эта самая нотариус, довольно тучная дама, в сопровождении Яны и Насти, и объявила:
- Евгений Влади... ик... ирович! У нас тут белый танец намечает... ся. Дамы при... иглашают калаве... карале... Тьфу, б**дь! Ка-ва-леров...
И, по косяку, тихо сползла на пол.
Мария поморщилась:
- Блин. Дурдом.
Евгений, как санитар на поле боя, растащил женщин по местам дислокации, попил с Машей чаю, помыл посуду, тут и день закончился.
А на этот понедельник у Женьки был план - перепрятать деньги. Бог его знает, что там впереди. Может быть и обыск. А найденные деньги мигом превратятся в улики. И в процессе следствия, хоть миллионы, хоть миллиарды, в недрах нашего следственного аппарата обычно теряются мгновенно и бесследно.
Он завернул всё бабло в мусорные пакеты в несколько слоёв и засунул в рюкзак. И тут - звонок.
Игорь нервничал:
- Женя, привет. Спешу обрадовать - дело Бобровых мы просрали.
- На, мать его!... А как? Наташа что-то накосячила?
- Не. Это сам Бобров, придурок. Он пункт шесть-два оспариваемого договора нарушил. А теперь встал в позу - он, мол, нам заплатил и мы должны его, сука, чуть ли не на престол возвести. Истец, видимо, о нарушении знал заранее. А наш подзащитный, урод, бля, нас не уведомил.
- Игорь, верни ему деньги и пошли нахрен.
- Он уже хай поднял, у нас репутация рухнет. Посмотри, может, ты что-то придумаешь.
- Хорошо. Я перезвоню.
С этим звонком Гусаков забыл, что ещё хотел сделать. Постоял в задумчивости, огляделся...
А-а, да! Пошел в спальню и выгреб всё Янкино золото и украшения. Свалил это дело в коробку из-под ботинок, обмотал скотчем, положил тоже в мусорный пакет, и запихал в рюкзак.
Когда Женька начал работать, он, после каждого выигранного судебного процесса, покупал жене какую-нибудь дорогую побрякушку. Ввёл, так сказать, в традицию. За двенадцать лет накопилось много...
Загрузил рюкзак в машину и покатил на дачу.
В дачном домике он не задержался.
Спустился в подполье, и засунул рюкзак под половицы. Да ещё и граблями затолкал его подальше к стене. Вдобавок присыпал землёй, так, чтобы нельзя было заметить.
И вернулся домой.
Посмотрел договор и позвонил Игорю.
- Игорь, я тут помозговал... Пункт шесть-два - ничтожен.
- Почему?
- Потому, что запрет на новый трудовой договор нарушает конституционное право на свободный труд. Мы объявим юридическую несостоятельность этого пункта. Если истец согласится признать ничтожным только его, то... То на этом, собственно, и всё. Суд мы выиграли... А если, на этом основании, признают недействительным весь договор, да ради Бога. Только пусть двести пятьдесят тысяч вернут нашему долбодятлу.
Игорь долго молчал. Потом хмыкнул:
- Я так и знал, что ты что-нибудь изобретёшь! Всё. Пишем апелляцию.
Через пять минут позвонила Наташа:
- Евгений Владимирович! Я ваша должница!
Женька отмахнулся:
- Да ладно...
Через несколько дней, числа так двадцать пятого, вечером, Яна вошла в спальню с вытянутым лицом и испуганными глазами.
- Послушай, Женя, а где деньги?
- Какие деньги?
- Ну, вот те, которые в кресле... И в комоде
- А зачем они тебе?
- Ну, как "зачем"? Они что - пропали? Ты их кому-то отдал?
- Нет, я их перепрятал. На всякий случай. И всё твое золото - тоже.