Не было мира в благородном семействе. Сын повздорил с отцом. Гроза бушевала полдня, после чего все стихло, но воздух в доме аж потрескивал от напряженности и недосказанности.
Каждому было, что сказать остальным.
Ганс хотел бы донести до родителей, что он уже достаточно взрослый, чтобы принимать решения самостоятельно и не отчитываться в каждом шаге, что у него и так достаточно проблем и его жизнь - это только его жизнь, черт всех дери.
Грета хотела бы, чтобы кто-нибудь уже обратил бы внимание на нее и поинтересовался хоть однажды ее мнением, и вообще.
Мать думала, что вся ее семья слишком нетерпеливая и жесткая, что мира и спокойствия в их доме могло бы быть и побольше, что было бы здорово переехать в какое-нибудь более удачное место и что от этого всего у нее раскалывается голова.
Младшим было немного страшно, немного любопытно и они были страшно недовольны, что никто так и не думает об ужине.
А отец просто был в ярости.
Когда кто-то из них случайно встречался друг с другом, сыпались искры, и они старались разойтись скорее, не смотря друг другу в глаза. Ночью было душно, птицы задыхались и умолкали. Матери всю ночь казалось, будто ее душат подушкой, отец щурил глаза в ночь, а Ганс окончательно уверился, что пора бежать из этого проклятого дома. Жиденькое и какое-то дряблое утро истончило эти планы, Ганс обессилел и заснул.
Гроза в то утро так и не разразилась, и пришедший день не принес облегчения.
Все ходили тихие, мрачные, обессиленные вчерашним, и когда терпеть это стало совсем невмоготу, взвилась Грета. Она кричала, тоненько взвизгивая, срываясь, оглядывалась зло и растерянно, а окружающие огрызались на нее, и в первую очередь, почему-то, Ганс. Он сам не понимал, зачем он так поступает, но все настолько опротивело ему и такое бессилие билось у него между ребрами, что он уже совсем не мог держать себя в руках. Отец отвернулся и вышел из дома. Мать прикрикнула на детей и ушла к себе.
К вечеру небо набухло, очертания домов стали четкими, а воздух - ватным. Отец вернулся уже в сумерках. Постоял посреди комнаты, оглядывая свое семейство, а потом коротко кивнул на дверь. Все, помедлив, пошли за ним, туда, где за дверным проемом сновали какие-то тени. Они всей семьей вышли из дома и пошли вдоль главной улицы. Другие семьи тоже выходили из дверей и шли примерно в ту же сторону. А Ганс почувствовал вдруг, что здорово вот так идти куда-то всей семьей, бок о бок, и даже раздражение начало мало-помалу уходить. Ему казалось, что остальные думают о том же. Как минимум, идущая рядом Грета.
Потом они подошли к воде. Они заходили глубже, один за другим, и Ганс чувствовал, как вода приятно холодит тело, приподнимая шерстку, а потом вздохнул полной грудью и опустился под воду целиком, с головой, давая прохладной влаге обнять и успокоить себя.
И в этот момент, наконец, грохнул гром, и началась гроза. Резкие струи рвались вниз, прорезали воздух, колотили по воде и били по возвышавшемуся впереди человеку, который стоял по колено в воде и что было мочи играл на флейте. Мир вокруг был сер.