Они пришли тихо и пунктуально. Как всегда - час в час, шаг в шаг. Несколько теней с масками на лицах. Сначала тишина стала совсем неслышной, а потом прозвучали первые два выстрела. Потом для Антона тишины уже не было - было ледяное оружие в руках (очень холодные ночи, автомат покрывался инеем), негромкие переговоры своих, звуки шагов и стрельба. То одиночные, то очередь. И даже не то, чтобы страшно, но жутко, жутко. Потом - бег, крик, чей-то вой-хрип, негромкий, но предсмертный и оттого - душераздирающий. У Антона во рту все сжалось. Он отпрянул в угол, вжался в него спиной и уставился в пустую стену перед собой. Уставился в пустую стену. Сейчас... Вот сейчас же... В груди ритмично рвалось сердце, в ушах стучало. Он же уже открыл глаза. Он уже открыл. Проснулся. Антон попробовал вдохнуть и выдохнуть долго, чтобы сердце успокоилось, аккуратно обнял Танюшку. Да, она тут, она здесь, его маленькая, любимая, уютная. И он уже проснулся. И это - родная стена его собственной квартиры. И все хорошо. Успокоить себя было непросто. Все бы ничего, но эти пустые стены без обоев... Ночью они все время мерещились ему другими стенами. Антон встал, осторожно, чтобы не разбудить Таню, и пошел на кухню. Выпить воды. Умыться. Посмотреть в окно. В их квартире еще почти не было мебели - да и вообще почти ничего еще не было. Только на кухне - старенький холодильник, кухонный стол и пара табуретов. Ну и раскладушка - он ей пользовался один раз, когда Таня ночевала у родителей. Обычно же спали на матраце, постоянно цитируя по этому поводу Ильфа и Петрова. Зато квартира - своя, настоящая. Без ремонта, без обоев, без мебели - но у них с Таней уже была своя нора. А все остальное уж как-нибудь. Вот только с каждой ночью все тяжелее ему приходилось с этими стенами. Антон вернулся к Танюшке, забрался под одеяло, обнял ее и прижал легонько к себе. Она улыбнулась, не просыпаясь, махнула рукой, ударив его по носу, и так и осталась лежать с вытянутой рукой, на которой блестело в лунном свете колечко. Антон вспомнил, как они зарегистрировались - через пару дней после его возвращения из армии, скорее-скорее, нельзя ждать ни инуточки. Таня плакала навзрыд, а у него разрывалось сердце. И распорядительница в ЗАГСе никак не могла оторвать их друг от друга - Танюшка все целовала и целовала его, дождалась, дождалась! А потом - бегом - дальше, на учебу, на работу. Все у них получится - надо только любить, верить и делать. И вот, делали и любили не прерываясь, не останавливаясь, даже обои поклеить некогда. Уже засыпая Антон вспомнил, как вчера перед пробуждением ему снилось, что он лежит распластанный, раненный, уставивишись в щербатую стенку расширенными от боли глазами. И, проснувшись, долго не мог сообразить, почему кто-то прижимается к нему... А потом снова провалился в страшную южную ночь.
Утро было обычным - и обычно счастливым. Все-таки, они невероятно любили друг друга, и каждый новый день вместе был такой радостью... Следующим вечером он тянул время, сколько мог, и когда уже легли - долго не давал Тане уснуть. Она смеялась и невзаправду сердилась. А потом все повторилось снова. Голая стена в темноте была символом, напоминанием, енистребимой зацепкой. Лучше не тсановилось, угвооры "привыкну" не помогали. На следующий день Антон умудрился извернуться и выкроил время, чтобы купить обои. Вечером Таня надулась на него. Он чувствовал, что обои пришлись ей не очень-то по душе, но еще хуже - что он сделал это сам, без нее, не вместе. Ночью он проснулся с криком. И кричал еще некоторое время, хотя Танина ладошка пыталась зажать его рот. Пришлось ей все рассказать. Этот рассказ сблизил их едва ли не больше, чем все, что они уже успели пережить вместе. Почти до утра они сидели, и на сей раз Танюшка обнимала его, а не наоборот. Она держала его крепко-крепко и храбро оглядывалась на голые стены, будто сквозь них были видны призраки с автоматами. Утром они разошлись по работам сонные и молчаливые. А потом вдруг началось светопреставление. Работа валила и заваливала. В самые неподходящий момент о своих правах на внимание заявляли родственники.
Таня подвернула ногу, и от этого жизнь тоже не стала проще. Кошмары не проходили. Все чаще они вставали невыспавшимися, а засыпали пустыми и выжатыми. Наступил даже день, когда они поругались так, что среди ночью Таня хлопнула дверью и пошла пешком к родителям. Антон не мог допустить, чтобы она шла одна, и всю дорогу шел за ней. А по дороге обратно купил бутылку и всю ночь пил на кухне в компании луны и собственной тени. Таня вернулась домой утихшая. Нам тяжело, милый. Да, хорошая моя. Извини. Извини. Извини. Слишком замотались. - Ты знаешь, - сказала она ему под конец, - очень хочется праздника. Уже в конце-то концов. Так нельзя просто. Но ты же знаешь. Работа. Режим. Дела. Надо немного подождать. Совсем чуть-чуть. Она качнула головой. - А можно я устрою девичник? Ты ведь не будешь возражать? Я знаю, тебе только в тягость сейчас гости-развлечения, а мне так просто необходимо... И потом, мы так сразу как-то поженились, что девичника-то я и не успела устроить. Ведь можно? Конечно. Можно. Да, конечно, заночую у соседа Валеры. Почему нет? Как хочешь, милая. В эту ночь они пришли с неожиданной стороны. Заглядывали в окно, короткая очередь и опять пустой проем. Скол стены рядом с окном. Серая, щербатая, уродливая. А потом они убили его лучшего друга. Совсем, как это было по-настоящему.
На следующий вечер измочаленный Антон потащил раскладушку к соседу. У них с Валерой были вполне приятельские отношения, и тот легко согласился на ночь предоставить Антону свою кухню. - Ох уж эти женские посиделки! Я-то знаю! - Радостно подмигнул Валера. Хотя непонятно, откуда он мог это знать, ибо всю жизнь прожил отъявленным холостяком и вообще никаких женщин в его жизни невооруженным глазом не наблюдалось. Выходя из квартиры, Антон встретился со стайкой девушек - подруг жены. Он вежливо поздоровался и сосредоточенно проволок мимо них раскладушку, пока они весело щебетали и улыбались, посматривая на него. Пока он ждал, чтобы Валера открыл дверь, по лестнице, помахивая бутылкой вина, поднялся Сергей - Танин одноклассник. - А ты-то что тут делаешь? Девичник же. - Мрачно удивился Антон. - Вот-вот! Счастливого пути! - Радостно отозвался Сергей. В этот момент Валера открыл дверь. Спал Антон плохо. Кошмаров не было. Кухня была очень уютная и жилая. С картинками на стенах, диванчиком-уголком. Антон еле впихнулсвою раскладушку. Валера было великодушно предложил Антону устроиться в комнате. "Чего там! Поболтаем!" Но тот отказался. Сослался на то, что рано вставать. На самом же деле так он был ближе к их квартире. Было непривычно спать не дома. Было непривычно, что рядом нет Тани. И очень мучала мысль - что же там, за стеной? Он знал, что ничего такого. Знал, то ничего плохого там нет. И ворочался долго-долго. Утром его распихал Валера. - Вставай, горемыка, жена за тобой пришла. Антон сел. Темно - хоть глаз выколи. - Четыре часа утра, - пояснил Валера. - Вынь да выложь ей мужа. Антон встал. Зевнул. Припомнил вечер. Чеыре часа? Господи, да Танюшку же кто-то обидеть пытается, вот она и... Он вылетел на лестницу. Танюшка стояла, привалившись спиной к стене, глаза темные, вокруг - круги... - Танечка! Кто? Я сейчас... Да я его! Внизу послышался приглушенный смешок, и хлопнула дверь подъезда. Антон схватил Таню за плечи, отпустил и бросился в квартиру, ворвался в комнату... Было пусто. На кухне в углу аккуратно стояла пустая бутылка. На стенах же необыкновенно белели обои. И светились цветами, и вились листьями. Пахло клеем. - Пойдем спать, милый. - Таня стояла в дверях. Вокруг глаз лежали темные круги, а глаза - светились.