Волознев Игорь Валентинович : другие произведения.

Толик и волшебник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История отношений московского школьника Толика Рыжкова и волшебника из параллельного мира. Фанфик по повести Ю.Томина "Шёл по городу волшебник". В детской нравоучительной повести Ю.Томина ленивый и жадный школьник Толик Рыжков попадает в параллельный мир, где живёт волшебник, тоже ленивый и жадный. Толик крадёт у него коробок с волшебными спичками, исполняющими любые желания, возвращается в свой мир и начинает колдовать. Ничего путного из этого не выходит. Зато волшебник распознаёт в Толике большого лентяя и жадину и снова переносит к себе. Вместе с Толиком в мир волшебника переносятся Толиков приятель Мишка Павлов и Мишкина овчарка Майда. Волшебник хочет подружиться с Толиком и оставить его у себя навсегда, потому что ему очень нравятся лентяи и жадины. Но Толик с Мишкой и Майдой сбегают от него. Толик, вернувшись домой, перестаёт быть лентяем и жадиной и становится хорошим парнем. Он с радостью идёт, по просьбе мамы, в булочную за батоном и половинкой круглого. На этом повесть Ю.Томина заканчивается. И начинается наш фанфик. Последние фразы повести являются первыми фразами фанфика. Историю о Толике и волшебнике мы рассказываем заново, и совсем по-другому. Начать с того, что оба они никогда не были лентяями и жадинами... В тексте фанфика присутствуют элементы лёгкой эротики, поэтому возрастное ограничение: 18+
  И. Волознев
  
  
  
  
  
  
  
  
  Толик и волшебник
  
  
  
  
  Толик осторожно выглянул из ванной. На пороге кухни стояла мама. Она строго взглянула на Толика и сказала своим обычным голосом:
  - Толик, ты разве не видишь, что я устала? Сбегай быстро в булочную. Купи батон и половину круглого. Хватит бездельничать.
  И тут, к удивлению мамы, Толик подпрыгнул, повис у мамы на шее и заорал:
  - Ура! Мама, ура! Я бегу в булочную! Да здравствуют батон и половинка круглого!
  А мама, отбиваясь от Толика, сказала добрым голосом:
  - Ну ладно, ладно. Я всегда знала, что ты не такой лентяй, каким хочешь казаться.
  
  
  Читатель, наверное, думает, что на этом чудеса в жизни Толика закончились навсегда. А вот и нет. От волшебника так просто не уйдёшь!
  
  
  Размахивая авоськой с батоном и половинкой круглого, Толик вбежал в подъезд и помчался наверх. До двери квартиры оставался всего один пролёт. Сворачивая в него, Толик на секунду остановился, чтобы перевести дух, а когда свернул, то встал, как вкопанный. Перед ним на ступеньках стоял мальчик с голубыми глазами!
  Да, это был он, только не голый, а в одежде, и его светлые волосы, обычно свободно спускавшиеся волнами до самых плеч, сейчас были приглажены и зачёсаны на пробор. Но Толик всё равно узнал его. Невозможно не узнать это белое как снег лицо, и особенно - эти ярко-голубые глаза. Сейчас в них прыгали злые голубые льдинки.
  - Так, значит, ты хочешь, чтобы я забыл о тебе навсегда? - спросил мальчик звенящим от ярости голосом. - И это после всего, что я для тебя сделал?
  Толик сдавленно ахнул. Сегодня утром, убегая из мира мальчика, он истратил волшебную спичку на то, чтобы мальчик забыл о нём. Но, получается, спичка не сработала! Мальчик не забыл! А поскольку мальчик был волшебником, то разыскать Толика для него было легче лёгкого.
  Первое, что пришло Толику в голову - это наброситься на мальчика, сбить его с ног, подбежать к двери и нажать на кнопку звонка. Выйдет мама. Или папа. Они помогут.
  Потом он подумал, что лучше рвануть вниз по лестнице, выбежать на улицу и почесать дворами, как уже было однажды. Мальчик за ним точно не погонится.
  А потом он подумал, что всё бесполезно. Волшебник в любом случае его найдёт.
  - Что ты ко мне пристал, - сказал Толик, стараясь говорить спокойно. - Ищи себе других друзей.
  - Мне нужен только ты, - ответил мальчик.
  - Ты превратил Мишку в статую, - сказал Толик. - И Майду тоже превратил в статую. Ненавижу тебя после этого.
  - А пусть не натравливает её на меня! - воскликнул мальчик, и голубые льдинки в его глазах засверкали. - Статуя - это ещё не худший вариант. Я ведь сначала хотел превратить его в червяка, чтоб он жил в земле, и чтоб его пожрали грызуны.
  - Вот поэтому не желаю тебя знать, - сказал Толик. - Тебе всё равно - что человек, что статуя, что червяк. А ведь это Мишка! Он единственный во всём мире, и он мой друг!
  - Подумаешь - Мишка, - тоже кипятясь, сказал мальчик. - Да если ты так хочешь, я тебе сто Мишек сотворю, и все они будут живыми и в точности как он!
  - Настоящего Мишки ты не сотворишь никаким волшебством! - возразил Толик.
  - И не надо, - сказал мальчик. - Я твоего Мишку ненавижу так же, как тебя. Я вас обоих ненавижу. Но тебя сильнее. Во-первых, потому что ты без моего ведома проник в запретный зал, нашёл волшебные спички, расколдовал Мишку с его собакой и удрал в свой мир. И при этом совершил нечто такое, что меня просто взбесило! Я до сих пор не могу прийти в себя! Ты потребовал от волшебной спички, чтобы я забыл о тебе!
  - Я уже вижу, что спичка не подействовала, - сказал Толик.
  - Она и не могла подействовать, - сказал мальчик. - Спички не исполняют желаний, касающихся лично меня. Конечно, я не стал говорить тебе об этом...
  Толик вздохнул и с тоской посмотрел в окно. Двор за окном вдруг показался ему каким-то очень далёким. Толику со страшной силой захотелось туда, в этот уютный солнечный сентябрьский двор, где на футбольной площадке знакомые ребята гоняют мяч...
  - А ещё я ненавижу тебя потому, что меня невыносимо тянет к тебе, - продолжал мальчик. - Ну просто невыносимо! Ничего не могу с собой поделать. Я вот даже сейчас не могу смотреть на тебя спокойно. Хочу схватить твои мягкие щёчки и потискать их...
  - Эй, - Толик отступил назад. - Не прикасайся к моим щекам! И вообще, не прикасайся ко мне! Ни целовать, ни тискать меня я больше не дам, и не надейся!
  - Мне достаточно шевельнуть пальцем, чтобы я стал для тебя лучшим другом, - сказал мальчик. - Таким другом, за которым ты ходил бы, как собачонка. Но я хочу, чтобы ты сам, по собственной воле, без всякого колдовства подружился со мной. Чтобы ты сам захотел играть со мной в поцелуйчики и обнимашки. Я очень старался для этого. Я всё делал. Подарил тебе коробок со спичками, которые исполняют желания. Подарил бесплатные магазины, яхту, летающую машину, горы конфет и шоколада. А ты, оказывается, вот какой! Захотел, чтобы я забыл о тебе навсегда!
  - Да, - сказал Толик. - Навсегда.
  - Ненавижу, - сказал мальчик сквозь зубы. - О, как сильно я тебя ненавижу, - голубые льдинки в его глазах стали таять, превращаясь в капельки воды. - Говори, в кого вас с Мишкой превратить. Так и быть, выполню твою последнюю волю. Говори быстрее, а то мочи нет, как хочется тебя поцеловать!
  Он спустился на ступеньку. Толик отступил на шаг.
  - Слушай, не надо никого превращать, - сказал Толик тихо. - Отпусти меня...
  - Предатель, - сказал мальчик. - Променял меня на какого-то мелкого засранца с собакой. Променял мой прекрасный мир на серые скучные улицы...
  - Это твой мир - скучный, - возразил Толик. - В нём всё неподвижно, ничего не шевелится, кроме рыб. Да даже и они засыпают от скуки. А тут я хоть в футбол с ребятами поиграю.
  Рот мальчика задёргался. Льда в его глазах больше не было, всё стало прозрачной голубой водой.
  - Ты так и не понял, какой потрясающий мир я создал из ничего, - сказал мальчик. - И ты вернёшься туда. Только не Толиком Рыжковым, а... даже не знаю, кем...
  Он вдруг умолк: этажом выше раздался звук открываемой двери. На лестничную площадку кто-то вышел.
  Толик хотел сказать: "Не надо превращать, отпусти меня", - но не мог выговорить ни слова. Горло его как будто заложило ватой. Она позволяла разве что негромко покашливать. Ясно, что это мальчик своим волшебством не даёт ему говорить.
  По лестнице стали спускаться. Шаги были лёгкие, подпрыгивающие. Толик сразу догадался, что это Лена Щеглова. Она училась с ним в одном классе и жила в его подъезде, только он на четвёртом этаже, а она - на пятом.
  Увидев Толика с незнакомым мальчиком, Лена замедлила шаг. Она сразу обратила внимание, что мальчик одет очень модно, да и сам по себе красавец. Он как будто сошёл с цветной обложки журнала "Огонёк".
  Толик хотел крикнуть: "Лена, убегай, здесь очень опасно!" - но изо рта вместо слов вырвался кашель.
  Лена поравнялась с мальчиком. Толик надеялся, что она пройдёт мимо, но она остановилась.
  - Здравствуйте, - сказала она мальчику, и почему-то потупилась. - А вы друг Толика?
  Мальчик глядел на неё, улыбаясь одними губами.
  - Ну, не совсем друг. Просто знакомый.
  - Я вас раньше здесь не видела. Вы, наверно, в другом доме живёте?
  - В другом, - кивнул мальчик.
  - А вы в кино случайно не снимались? - не унималась Лена. - Мне ваше лицо знакомо.
  - Нет, в кино не снимался, - ответил мальчик.
  Лена спустилась ещё на несколько ступенек и остановилась возле Толика.
  - Какой у тебя дружок красивый, - шепнула она ему в самое ухо. - Познакомь меня с ним.
  Волшебство мальчика не давало Толику не то что говорить, но и даже двигаться. Толик делал страшные глаза, пытаясь хотя бы ими сказать: "Беги, беги отсюда!" - но Лена не замечала ничего, кроме красавца блондина.
  - Где-то я вас точно видела, - сказала она. - А можно с вами познакомиться? Меня Лена зовут. Учусь в одном классе с Толиком.
  - Очень приятно. Меня зовут Станислав.
  - А пойдёмте в парк, - сказала Щеглова. - Там в кинотеатре хороший фильм идёт - "Королева Шантеклера". Я два раза смотрела, но с вами в третий раз посмотрю. Пойдёте?
  Толик снова закашлялся. Он хотел сказать: "Ленка, ты что делаешь? Беги быстрей!" - но по-прежнему вместо слов выходил кашель.
  Улыбка словно приклеилась к бледному лицу мальчика.
  - А что, пожалуй, пойду, - сказал он.
  Щеглова взвизгнула от восторга.
  - Ой, тогда подождите пять минут, я переоденусь и сразу выйду!
  И она умчалась. Наверху снова хлопнула дверь.
  - Через пять минут она забудет о встрече с нами, - сказал мальчик сухим голосом и начал медленно сходить по ступенькам, приближаясь к Толику.
  Его улыбка сделалась отрешённой. Глаза заволокло голубой зыбью.
  - Видишь, даже эта глупая девчонка оценила меня, - говорил мальчик. - Я ведь, перед тем как переместиться сюда, полдня думал, во что одеться и какую причёску сделать. Штук двадцать модных журналов пересмотрел, - он лёгким движением поправил на себе волосы. - Старался не ради кого-то, а ради тебя. Хотел, чтобы ты оценил мой внешний вид. Ну, и как я тебе?
  - Отпусти, - сказал Толик, и вдруг обнаружил, что ваты в горле больше нет. - Меня дома ждут, отпусти.
  - Об этом и не мечтай, - сказал мальчик. - Вы с Мишкой сбежали от меня, и за это будете наказаны. Так ты скажешь, в кого вас превратить?
  - Ни в кого, - сказал Толик.
  - Хочешь просто растаять в воздухе? - спросил мальчик. - Чтобы от тебя следа не осталось?
  Он подошёл к Толику почти вплотную. Пару секунд он стоял, и вдруг обхватил Толика руками, притянул к себе и впился губами в его рот. Авоська упала на ступеньки. Толик не мог сдвинуться с места.
  Наконец мальчик оторвался.
  - Это был последний поцелуй, - проговорил он, задыхаясь. - Больше не будет. Никогда. Ненавижу...
  И он снова впился Толику в рот. Оба они не удержались на ногах и повалились на ступеньки. Мальчик, целуя, сжимал Толика изо всех сил.
  - Ну, всё, хватит, - прохрипел мальчик. - А то никогда не оторвусь. Я придумал, в кого я тебя превращу.
  Толик хотел крикнуть: "Не надо!" - но стены уже качались. Окно, лестница, перила, мальчик - всё стало серым и зыбким, и стало куда-то проваливаться...
  А в это время Лена, напевая, надевала новую юбку и импортный джемпер, который мама купила ей в ГУМе. Поглядевшись в зеркальце, Лена слегка подвела ресницы и подкрасила губы.
  Она выскочила из квартиры на шестой минуте, слегка удивляясь, по какому это случаю она надела новый джемпер и юбку. Она уже забыла и красивого незнакомца, и свой разговор с ним.
  Она машинально спустилась на несколько ступенек. На лестнице никого не было.
  - А это что? - пробормотала она, увидев валявшуюся авоську с батоном и половинкой круглого.
  Забыла она и то, что эту авоську только что держал Толик Рыжков.
  
  
  Сначала Толику казалось, что на нём скафандр. Но очень скоро он понял, что это не скафандр, потому что не было защитного стекла. И находится он не под водой, и тем более не в космосе, а в каком-то белом помещении. То, что было надето на его голову, скорее походило на шлем. Выглядывая из глубины этого шлема, Толик мог видеть не всё помещение, а только часть стены и потолка. Они показались ему знакомыми. Где-то он уже видел эту гладкую белую стену, плавным изгибом переходившую в потолок... И ещё он обнаружил, что его шлем сделан из жёлтого металла. Не исключено, что из золота...
  А вспомнив последнюю встречу с мальчиком, Толик чуть не лишился чувств от ужаса. Значит, мальчик всё-таки его во что-то превратил! Толик попробовал шевельнуться, но оказалось, что это невозможно. Он не чувствовал своего тела. Не чувствовал ни ног, ни рук, ни рта, ни носа. Кажется, он даже дышать не мог. Он мог только видеть.
  "Эй! - позвал он. - Здесь есть кто-нибудь?"
  Ему никто не ответил. В белом помещении царила тишина.
  "Эй, помогите!" - позвал он громче, но не услышал собственного голоса. Возможно, он и не кричал вовсе, а сказал эту фразу мысленно.
  Ждать пришлось недолго. Послышались шлёпающие шаги босых ног, и к его шлему подошёл мальчик с голубыми глазами.
  Толик знал, что мальчик в своём странном жутковатом мире всегда расхаживает голым. Вот и сейчас мальчик был голым, а это значило, что Толик вернулся туда, откуда они с Мишкой только сегодня утром сбежали.
  Мальчик остановился перед шлемом. Толик полностью его не видел, видел только белый живот с пупком, гениталии и белобрысую голову. Мальчик глядел на Толика сверху вниз и улыбался с видом победителя.
  - Я превратил тебя в писсуар, - сказал он. - Дружок твой, Мишка Павлов, тоже здесь, в паре метрах от тебя. Его я превратил в унитаз.
  "Мишку-то зачем? - закричал Толик. - Он вообще не причём!"
  - Поэтому я наказал его мягче, чем тебя, - холодно ответил мальчик. - Он не помнит, кто он такой, и не сознаёт, что превращён в унитаз. А ты, как зачинщик побега, наказан жёстче. Ты всё помнишь, и сознаёшь, что превращён, и от этого тебе морально хуже.
  "Преврати меня обратно в человека! - крикнул Толик. - Слышишь? Я не хочу быть писсуаром!"
  - Ты не простой писсуар, а такой, который может видеть, слышать и думать, а главное - он знает, что он Толик Рыжков, - сказал мальчик. - К тому же, ты сделан из чистого золота. Ты должен этим гордиться.
  Он сделал ещё полшажочка вперёд и, нависнув над несчастным Толиком, обхватил пальцами свой мягкий пенис и пустил в Толика струю мочи.
  Возможно, он попал Толику в глаз. А скорее всего, не в глаз, потому что у писсуаров не бывает глаз, а во что-то такое, чем Толик видел. Перед Толиком всё сразу расплылось и потекло. Снова он стал видеть, когда моча ушла в сливные дырки, которые, видимо, находились там, где у Толика когда-то был рот, потому что у него было чувство, что мочу он натуральным образом проглотил.
  Будь он человеком, его бы тут же вырвало, но он не был человеком. Он даже своих непонятных глаз не мог закрыть.
  - Сказать, почему я превратил тебя в писсуар, а не в унитаз? - спросил мальчик с ехидной улыбкой.
  "Почему?"
  - А чтоб ты лучше видел мой член!
  Мальчик подался ещё немного вперёд и энергично заработал рукой. Пенис и державшая его пятерня заполнили почти всю внутренность писсуара. Замаслившаяся бордовая головка дёргалась буквально в сантиметре от странных Толиковых глаз.
  Минуты не прошло, как в Толика снова брызнуло. На этот раз не мочой, а спермой, которая частью осталась на Толиковых глазах, а частью медленными струями потекла вниз.
  Мальчик наклонился и заглянул в писсуар.
  - Ну, что, понравилось?
  Залепленные спермой глаза Толика едва его видели.
  - Я ещё приду, - пообещал мальчик. - Заодно и к Мишке.
  Он подмигнул Толику и ушёл.
  "Мишка! - закричал Толик. - Мишка!"
  Приятель не отзывался. Наверное, он не слышал. Да Толик и сам себя не слышал.
  
  
  В этот день мальчик с голубыми глазами ещё пару раз наведывался в туалет, причём во второй раз он прошёл мимо Толика, даже не взглянув на него. Толик услышал, как он поднимает крышку унитаза. Вскоре раздался его голос:
  - Ешь, Мишка, питайся. Я тебя буду кормить. Недавно я ел осетрину с жареной картошечкой и солянку. Оно всё во мне переварилось и переходит в тебя. Вкусно? Я знал, что тебе понравится... Ешь, мне не жалко... А товарищ твой, Толик Рыжков, даже спасибо не сказал, а я ведь его поил мочой после ситро, лимонада и вишнёвого компота!
  Послышалось журчанье сливаемой воды.
  Покидая туалет, мальчик задержался у писсуара.
  - Сейчас попью чёрносмородинового морсу, - сообщил он Толику. - Потом тебя напою.
  Толику оставалось только плакать без слёз и надеяться, что мальчику надоест держать его в облике писсуара, и он снова превратит его в человека.
  
  
  В туалете постоянно горел белый свет, поэтому нельзя было в точности сказать, день сейчас, вечер или ночь. Мальчик не появлялся долго. Значит, была ночь.
  Толик пытался понять, каким это образом он говорил с мальчиком. Он ведь писсуар, у него нет рта, а значит, говорить он не может. Зато он почему-то может думать. Толик не произнёс ни слова, но мальчик отвечал ему. Причём отвечал вслух! Выходит, мальчик слышит его мысли. Наверное, мальчик и Мишкины мысли слышит. Но если мальчик слышит мысли писсуара и унитаза, то, может, и они с Мишкой тоже могут слышать мысли друг друга?
  И Толик мысленно закричал:
  "Мишка! Мишка! Слышишь меня?"
  Мишка по-прежнему молчал. Отчаявшись докричаться до друга, Толик совсем упал духом. Он попробовал заснуть, но сон не шёл. В Толике всё время бродили какие-то мысли. Это были невесёлые мысли о доме, о маме и папе, о школьных друзьях, о ребятах с его двора. Все они ждут его и волнуются. Одно утешало: может, они несильно волнуются, ведь Толик однажды уже уходил на несколько дней из дома, а потом пришёл. Наверно, они думают, что и сейчас придёт.
  Ещё Толик думал о том, что он уже в третий раз попадает в мир мальчика. Как и в предыдущих двух случаях, это произошло неожиданно и против его желания. Толик смотрел на белую стену туалета и задавался вопросом: почему это случилось именно с ним, а не с кем-то другим? Может быть, тут есть какая-то причина?
  Толик считал себя самым обыкновенным московским школьником. В волшебников он не верил (да и какие могут быть волшебники, когда Гагарин в космос полетел!), не верил в чудеса, и, конечно, не мог себе представить, что ему встретится самый настоящий волшебник, и чудеса войдут в его жизнь. Прокручивая в памяти события того рокового дня, когда он впервые попал в мир волшебника, Толик вдруг понял, что попал он туда не так уж и неожиданно. В тот день с ним с самого утра происходили какие-то странные приключения. Если бы Толик верил в приметы, то наверняка насторожился бы. Столько всего странного за такой короткий промежуток времени просто так не происходит! Но он не верил в приметы. Он, как все его сверстники, верил в науку, да и семья у него была научная: родители работали в научно-исследовательском институте. А вообще, сказать по правде, приключения были не такими уж и странными. Похожие приключения могут случаться с каждым. Но, конечно, не в таком большом количестве, как в тот день с Толиком. Они сменялись как в калейдоскопе. Толик даже их очередность не запомнил. То он идёт по улице, задумывается и врезается в толстяка, нагруженного пакетами с апельсинами - да так, что апельсины катятся по всей улице. То случайно ломает автомат с газировкой, и вода брызжет на прохожих. То в парке он идёт по набережной мимо рыболова, запутывается в леске и опрокидывает банку с пойманной рыбой. А в самое жуткое приключение он попал, когда переходил улицу в неположенном месте. Он сто раз переходил улицу в этом месте, и ничего не случалось. А тут вдруг, откуда ни возьмись - трамвай. Толик увернулся от него и едва не угодил под колёса легковушки. Водитель легковушки резко крутанул руль, машина завизжала колёсами и стукнулась об трамвай. Засвистел милиционер. Толик кинулся бежать. Милиционер побежал за ним.
  И вот тут-то оно и началось. Толик бежал изо всех сил. Он бежал дворами, перелезал через заборы, взбирался на гаражи и бежал по их крышам, прыгая с одной крыши на другую. Но милиционер попался очень упрямый. Он и не думал прекращать погоню.
  А погоня была поистине сумасшедшая. Удивлённые лица прохожих мелькали, как фонари в туннеле метрополитена. Потом Толику стало казаться, что не только прохожие - вся улица как будто остановилась и замерла. Как будто отовсюду - с боков и даже сверху - все смотрят на него и молча ждут, когда милиционер его схватит. Наконец уже и прохожие куда-то пропали. Дома, витрины, кусты, деревья, заборы, люди слились в одно серое пятно. Лишь тёмный силуэт милиционера маячил за спиной. Милиционер не кричал и не свистел, только бежал, и этот его молчаливый бег почему-то пугал Толика больше всего.
  Толик юркнул в подвернувшийся проход между низкими дощатыми постройками, влетел в раскрытую дверь и побежал по узкому сумеречному коридору. Толик бежал, совершенно не заботясь о том, куда этот коридор его приведёт. Он уже не замечал, что шаги милиционера стихли. Он, кажется, вообще ничего не замечал. Стены пропали, а он всё бежал и бежал. Он остановился, отдуваясь, весь в поту, только когда в глаза ему ударил яркий свет. Первым делом он обернулся назад - не видно ли милиционера. Позади него была глухая стена из белого полированного камня. Не понимая, как эта стена здесь оказалась - ведь, в таком случае, он должен был просочиться сквозь неё, - Толик потрогал её рукой. Точно, каменная стена. А может, здесь есть что-нибудь вроде потайной двери? Но и потайной не было...
  Толик, наконец, огляделся по сторонам. Он находился в огромном зале. Наверное, это был зал дворца. Сводчатый потолок был невероятно высоким, украшен золочёной лепниной и увешан люстрами с многочисленными хрустальными подвесками. Высокими были и окна, которые закруглялись наверху, как в самом настоящем старинном дворце. Но особенно поразило Толика, что зал был полон конфет и шоколадок. Их были горы. Они устилали весь пол, причём лежали как попало, все вперемежку. Среди конфет высились штабеля коробок с зефиром, пастилой и мармеладом. Всё это сладкое изобилие заливало солнце, лившееся из окон, и в его свете разноцветные целлофановые обёртки сверкали и переливались как драгоценные камни, или как цветы, делая зал похожим то ли на сокровищницу Али-Бабы, то ли на огромный цветник. В нём даже не сразу можно было разглядеть диван, такой же яркий и цветастый, как окружавшие его груды конфет, а на диване - разлёгшегося белобрысого мальчика. На вид он был ненамного старше Толика. На мальчике были цветастые плавки и такая же цветастая короткая рубашка, надетая на голое тело. Тело и лицо мальчика были белыми как снег. Светлые вьющиеся волосы в беспорядке падали на плечи. На лице выделялись яркие голубые глаза. Мальчик смеялся, глядя на остолбеневшего Толика, и казалось, что в его глазах прыгают голубые искры.
  - Эй, беглец, иди сюда, - крикнул мальчик, заметив, что Толик увидел его.
  Мальчик крикнул негромко, но в тишине, царившей в зале, Толик услышал не только его голос, но и эхо, прокатившееся под сводами.
  На диване были рассыпаны конфеты. Мальчик не торопясь освобождал их от обёрток и отправлял себе в рот.
  Кроме мальчика и Толика никого в зале больше не было, и Толику ничего другого не оставалось, как направиться к дивану. Через конфетные завалы пришлось перебираться чуть ли не на четвереньках, раздвигая горы конфет не только руками и ногами, но и головой. При этом Толик старался по возможности ничего не раздавить. Среди конфет он узнавал свои любимые "Мишки", "Красные шапочки", "Золотые петушки", "Кара-Кумы" и "Трюфели", но ещё больше было конфет в незнакомых обёртках, с надписями на иностранных языках. Среди конфет попадались плитки шоколада. Тут были знакомые "Золотые ярлыки", "Славы", "Сказки Пушкина", "Коньки-горбунки". А когда он вытягивал шею и оглядывал дальние концы зала, то видел у стен множество столов с пирожными и тортами. Там же его зоркий глаз различил бутылки с лимонадом, коржики, пирожки, бублики, ватрушки, слоёные язычки, пончики, крендельки и ещё много всякой соблазнительной всячины, которая продаётся в булочных-кондитерских и в школьном буфете. А у других стен громоздились лотки с ягодами и фруктами, как на колхозном рынке.
  Толик был совершенно сбит с толку. Он не знал, что и подумать - и по поводу стены, через которую он, выходит, просочился, и по поводу всего этого вкусного изобилия. В конце концов, он решил, что здесь снимают кино, а мальчик - киноактёр. Другого объяснения просто не приходило в голову. Тем более и одет мальчик был как для съёмок кино, то есть - ярко и не совсем обычно. Да и сам он был симпатичным. Таким и должен быть киноактёр.
  - Садись сюда, - сказал мальчик, бесцеремонно смахнув с дивана конфеты и похлопав по освободившемуся месту. - Будем вместе конфеты лопать.
  - Бесплатно? - спросил Толик.
  - Конечно, бесплатно, - ответил мальчик и провёл рукой, показывая на конфетные завалы. - Тут собраны самые вкусные конфеты со всего мира. Бери любые, не стесняйся.
  Толик оглядел конфеты у себя под ногами и поднял "Мишку косолапого". Он присел на краешек дивана, развернул обёртку и сунул конфету в рот.
  - Понимаешь, сам не знаю, как я сюда попал, - с конфетой во рту признался он мальчику.
  - Ты вбежал сюда через проход, - сказал мальчик. - Убегал от милиционера, да?
  Толик был настолько сбит с толку всем происходящим, что даже не обратил внимание на необыкновенную догадливость мальчика. В другой раз он задумался бы, откуда мальчик знает про милиционера. Но сейчас он услышал только слово "проход". Ну конечно, тут должен быть проход! Он вгляделся в стену в том месте, откуда начинался прорытый им след в конфетных грудах. Никакого прохода там не было. Правда, в зале имелись две большие двухстворчатые двери, больше похожие на ворота, но они находились довольно далеко и от дивана, и от того места, где появился Толик.
  - Что-то не вижу прохода, - сказал он.
  - А проход пропал, - ответил мальчик. - Он впустил тебя и сразу пропал.
  - Это как? - спросил Толик. - Он потайной, что ли?
  - Ты всё равно не поверишь.
  - А может, поверю. Там потайной ход, да?
  - Он не потайной, - сказал мальчик после некоторой заминки. - Просто он открылся единственный раз и только для тебя. Потому что я так захотел.
  - Ничего не пойму, - сказал Толик.
  - Конечно, не поймёшь, - ответил мальчик. - Поэтому лучше не забивай себе голову непонятными вещами и ешь конфеты.
  Толик нашёл среди конфет, остававшихся на диване, "Трюфель" и развернул обёртку.
  - Тут фильм, что ли, снимают? - спросил Толик, взяв конфету в рот.
  - Нет, - ответил мальчик. - Я тут живу.
  - Прямо тут? - снова не понял Толик.
  - Весь дворец принадлежит мне, - сказал мальчик.
  - А конфеты чьи? - спросил Толик, стараясь не чавкать.
  - Мои. Раз дворец мой, то и конфеты мои.
  - А кто ещё живёт во дворце?
  - Никто, только я.
  - Ты один? - От удивления Толик даже перестал жевать. - Без людей?
  - Я волшебник, - сказал мальчик, - а волшебники не живут среди людей. Они живут в своих собственных мирах, которые сами и создают. Я имею в виду настоящих волшебников, а не каких-то там шарлатанов.
  Толик, уловив оттенок хвастовства в его голосе, успокоился. "Ну, это ты заливаешь, - подумал он. - Но с тобой стоит подружиться, хотя бы из-за бесплатных конфет".
  - Меня Толик зовут, - сказал он. - Толик Рыжков.
  - Когда я жил в твоём мире, меня звали Станиславом, - сказал мальчик. - А сейчас меня никак не зовут, потому что некому называть. Я здесь один.
  "Значит, точно, снимают фильм, - подумал Толик. - А парень играет роль волшебника".
  - Я смотрю, ты мне не веришь, - сказал мальчик. - Но, правда, тут всё создано волшебством.
  - Прямо всё-всё? - спросил Толик. - И эта конфета, которую я съел?
  - Ну да, - ответил мальчик. - А что, разве невкусная конфета?
  - Очень вкусная, - сказал Толик. - Но конфета сделана не волшебством, а на фабрике "Красный Октябрь", - и в доказательство он показал обёртку. - Вот, смотри, здесь написано.
  - Ну да, написано, - сказал мальчик. - И что?
  - Как - что? Её "Красный Октябрь" сделал, а не волшебство!
  - Уверяю тебя, что волшебство, - настаивал мальчик.
  - Тогда откуда она взялась?
  - Появилась по волшебству.
  Толик снисходительно улыбнулся.
  - По волшебству - это значит, ниоткуда, - сказал он. - А из ниоткуда ничего получиться не может. Закон Ломоносова ещё никто не отменял. А закон такой: если где в одном месте что-то появилось, то в другом месте то же самое пропало. Если конфеты появились здесь, то их не стало в магазине или на конфетной фабрике. Конечно, можно ещё сделать поддельные конфеты, с такой же обёрткой, с таким же вкусом, но это трудно, поэтому никто этим заниматься не будет. Гораздо проще накупить настоящих конфет в магазинах и привезти сюда. Купил и привёз, вот тебе и всё волшебство.
  Мальчик смотрел на Толика с изумлением, а потом сказал почти шёпотом:
  - Толик, я потрясён. Ты говоришь гениальные вещи. Ты гений.
  - Любой школьник тебе то же самое скажет, - сказал Толик не без скромности.
  - Нет, не каждый школьник! - взволнованно возразил мальчик. - Такого не скажет даже самый мудрый волшебник!
  - Так как всё-таки они появились? - допытывался Толик.
  - Понятия не имею, - ответил мальчик. - Честное слово, никакого понятия. Но что я их не покупал - это совершенно точно.
  - Значит, поддельные, - сказал Толик и начал разворачивать обёртку на "Красной шапочке. - А вот мы сейчас посмотрим, поддельная эта конфета или настоящая, - Толик откусил маленький кусочек конфеты и начал с задумчивым видом рассасывать его во рту.
  Мальчик смотрел на него в напряжённом ожидании.
  - Ну, что? - не выдержал он.
  - Настоящая, - сделал вывод Толик. - Уж я-то вкус "Красной шапочки" знаю хорошо. Меня не проведёшь.
  - Тогда какая разница, откуда они появились! - воскликнул мальчик и зачерпнул с пола пригоршню конфет. - Просто будем их лопать! Смотри, какая попалась, - он протянул Толику конфету в красной глянцевой обёртке. - Конфета французская, очень вкусная. Такие в Москве не продаются.
  Пока Толик разворачивал обёртку, мальчик разыскал ещё одну такую же конфету, тут же развернул её и съел. Толик так же поступил со своей конфетой.
  Шоколадная конфета с ягодным суфле была до того вкусной, что Толик зажмурился от удовольствия. Он даже не спешил её проглатывать, желая удержать во рту приятный вкус.
  - А вот швейцарская, - мальчик взял конфету в золотистой обёртке. - Тоже очень вкусная.
  Он поискал среди конфет, валявшихся на диване, но второй такой конфеты не было.
  - Ну и ладно, - сказал мальчик, - разделим пополам.
  - Ага, - сказал Толик.
  Мальчик избавил конфету от обёртки, взял конфету в зубы и придвинулся к Толику.
  - Кусай, - сказал он, не разжимая зубов.
  Толик тоже придвинулся и откусил полконфеты.
  - Ну, как? - спросил мальчик, когда Толик начал жевать. - Вкусно?
  - Во! - Толик показал большой палец.
  Мальчик сощурился, словно желая унять радостную пляску искр в своих странных голубых глазах.
  - У тебя тут испачкано, - он обхватил ладонью шею Толика и провёл пальцем по его щеке. - Всё, вытер.
  - Спасибо, - сказал Толик.
  - У тебя нежная кожа, - заметил мальчик.
  - Я ещё одну иностранную конфету возьму, можно? - спросил Толик.
  - Какую ты хочешь? - спросил мальчик. - Я сам её разверну для тебя.
  - А какая вкусная?
  - Все вкусные. Других у меня не бывает.
  - Тогда вот эту, сиреневую.
  - Тоже швейцарская, - сказал мальчик, разворачивая обёртку.
  Взяв конфету двумя пальцами, он поднёс её ко рту Толика.
  - Скажи "ам".
  - Ам, - сказал Толик, и вся конфета оказалась у него во рту.
  Мальчик засмеялся.
  - В жизни ты даже лучше, чем я себе представлял, - сказал он, оглядывая Толика с головы до ног. - Ты не только мягкий и милый, но ещё и умный. Мы обязательно станем друзьями.
  Толик кивнул. По-другому он и не мог ответить, настолько вкусной была конфета. Толик жевал и жмурился от удовольствия.
  - Наедимся всем, чем хотим, - сказал мальчик, разворачивая следующую конфету. - А потом пойдём кататься на аттракционах.
  Он поднёс конфету ко рту Толика.
  - А-ам...
  - А-ам, - повторил Толик, закрыв глаза и открыв рот.
  Конфета оказалась у него во рту.
  - Так ты будешь моим другом? - спросил мальчик, приблизив своё улыбающееся лицо почти вплотную к лицу Толика.
  - Ага, - промычал Толик с набитым ртом.
  Засмеявшись, мальчик обхватил его руками и повалил на диван, сам завалившись вместе с ним.
  - Тогда закормлю тебя конфетами! - крикнул он.
  Толик тоже смеялся. Ему нравилось, что мальчик относится к нему по-дружески, и особенно нравилось, что у мальчика так много всего вкусного. Хотя по этому последнему пункту ещё оставались некоторые сомнения...
  - Стас, скажи честно, конфеты, правда, твои? Нам потом ничего за них не будет?
  - Конфеты мои, честное слово. Честное пионерское!
  - Ты что, пионер?
  - Нет. Сказал просто так, потому что всё, что здесь есть - моё!
  Мальчик взял в зубы новую конфету, и Толик с готовностью откусил половину.
  Оба лежали, чавкая. Мальчик лежал на боку, подперев голову рукой и перекинув ногу через Толика. Голубые огоньки выныривали из глубины его зрачков и вспыхивали.
  - Тебя как в детстве звали? - спросил мальчик.
  - Толик, - ответил Толик.
  - Я буду звать тебя Толик Мягкие Щёчки, - сказал мальчик, схватил Толика за щёки и начал их мять и тискать.
  Толик смеялся:
  - Ну, хватит, перестань!
  - А что, разве имя тебе не нравится?
  - Если хочешь называть меня по-индейски, то лучше Толик Быстрая Нога, - сказал Толик. - Или Толик Ястребиный Коготь.
  - Но щёчки у тебя, правда, мягкие, - сказал мальчик. - Можно, я их поцелую?
  Толику стало неловко. Ему всегда казалось, что целоваться можно только с мамой, ну и разве ещё с девочкой. Но никак не с парнем, тем более с другом.
  - Да ты не стесняйся, - сказал мальчик. - Тут всё равно никого нет.
  Не дожидаясь согласия Толика, он поцеловал его сначала в одну щёку, потом в другую. Потом ещё раз в одну и в другую.
  - Вообще-то, мне надо было сперва пофлиртовать с тобой, а потом целовать, - сказал мальчик. - Но я не могу терпеть. Помру, если не поцелую!
  И чмоки продолжились с удвоенной силой. Толик вертел головой в попытках избавиться от назойливых губ.
  - А тебя как звали в детстве? - спросил он, чтобы хоть как-то отвлечь мальчика.
  - Меня? - Мальчик на секунду задумался. - Стасюньчик-симпатюньчик, вот как! Впрочем, это я сейчас придумал. На самом деле, я не помню своего детства. Я его вычеркнул из памяти.
  - Почему? - спросил Толик.
  - Воспоминания о детстве относятся к таким воспоминаниям, которые настоящему волшебнику мешают. Но ты этого тоже не поймёшь. Я ещё разок тебя поцелую, можно? - И он тут же чмокнул Толика в щёку. - Твои щёчки сводят меня с ума. Глазки и носик тоже сводят... - Он начал уже без всякого стеснения покрывать Толика поцелуями. - Да ты весь сводишь меня с ума! Хочу зацеловать тебя всего!
  - Меня только мама целует, - сказал Толик, делая слабые попытки высвободиться.
  Мальчик смеялся.
  - У тебя губы в шоколаде. Погоди, сейчас вытру.
  И он лизнул Толиковы губы языком.
  - Всё? - спросил Толик.
  - Нет ещё, вот тут тоже, - и мальчик прижался губами к его рту.
  Толик забеспокоился. Мальчик вёл себя слишком навязчиво. Это было необычно и не совсем приятно, но жаловаться не приходилось. Пусть уж лучше будут поцелуи, чем ссора и крики: "Ты, дурак, раздавил мои конфеты своими грязными кедами!"
  - Ну, хватит, хватит, - Толик деликатно, чтобы не обидеть мальчика, стал высвобождаться из объятий. - Мне домой надо, я опаздываю.
  - Ещё пять минуточек, - сказал мальчик. - Сил моих нет, не могу оторваться от такой милоты!
  - Ты меня за девочку принимаешь, - сказал Толик полушутливо-полуобиженно.
  Мальчик снова впился в его губы. Толик затих. От поцелуев ему, что называется, было ни жарко, ни холодно, но ему надо было вернуться домой, и из-за этого волей-неволей приходилось соглашаться и на поцелуи, и на объятия.
  Мальчик снял с себя рубашку и закинул её за диван, оставшись в одних плавках. Пользуясь моментом, Толик собрался было спросить, как отсюда выйти, но мальчик снова запечатал его рот поцелуем.
  Целуя, мальчик тёрся своим отвердевшим членом о Толиково бедро, отчего Толик чувствовал ещё большую неловкость. Он снова сделал попытку высвободиться, но мальчик только крепче обхватил его. Мальчик всасывал в себя Толиковы губы, елозил членом по его бёдрам и животу и мычал от удовольствия.
  - Да хватит, говорю тебе, - сказал Толик, теперь уже по-настоящему недовольным голосом.
  Мальчик, переводя дыхание, приподнялся над ним.
  - Мягкие Щёчки что-нибудь хотят? - спросил он, заглядывая Толику в глаза. - Только скажи, и я всё сделаю.
  - Мне не нравится, когда меня целуют и обнимают, - сказал Толик. - Лучше будем просто друзьями, без этого.
  Мальчик как будто не слышал его. Он смотрел на Толика, беззвучно смеясь, потом снова чмокнул его в одну щёку, потом в другую.
  - Ну почему ты такой милый? Не могу смотреть на тебя спокойно. Вот как хочешь, а не могу! Хочу целовать тебя без конца!
  - Меня дома ждут, - проскулил Толик.
  - А может, тебе после конфет пить хочется? - спросил мальчик, отлипая с Толика. - Будешь лимонад? Сейчас принесу. И ещё венских пирожных притащу. Обалдеешь!
  Он спрыгнул с дивана и огляделся, видимо раздумывая, в какую сторону бежать. Под тканью его плавок топорщился вставший член. Увидев его, Толик снова почувствовал себя неловко.
  - Ну, вообще, лимонаду хорошо бы, - сказал он.
  Его слова вызвали в мальчике целый взрыв радости. Он даже подпрыгнул. Голубые искры в его глазах разгорелись, он наклонился к Толику и принялся целовать в щёки, в губы, в шею. Попытки Толика отбиться ни к чему не приводили.
  - Не надо, - морщился Толик. - Ты мне что - мама, что ли...
  - Всё, всё, - шептал мальчик, целуя. - Ещё немножко. Ещё совсем немножечко... последний поцелуйчик... и ещё в мои мягкие щёчки поцелую...
  - Ладно, кончай! - крикнул Толик раздражённо. - Правда, надоело!
  - Всё, бегу за лимонадом и пирожными! - сказал мальчик и кинулся куда-то в обход дивана.
  Толик подумал, что мальчик сейчас побежит по конфетным грудам к дальней стене, где стояли столы с тортами и пирожными, но тот буквально через пятнадцать секунд вынырнул из-за дивана с подносом в руках. На подносе стояли откупоренная бутылка лимонада, стаканы и блюдо с разными пирожными.
  Толик вытаращил глаза.
  - Это как ты так быстро успел?
  - Я же сказал, что я волшебник!
  Мальчик поставил поднос на диван, взял бутылку и наполнил стаканы лимонадом. Толик со стаканом в руке сел на диван рядом с подносом. Мальчик устроился перед ним на полу, на корточках, и глядел, как он пьёт.
  - Возьми это пирожное, - сказал мальчик. - И это тоже. Спорим, тебе даже их вкус незнаком!
  Толик взял пирожное и откусил большой кусок.
  - Я больше всего люблю корзиночки и эклеры, - сказал Толик с полным ртом.
  Мальчик вскочил:
  - Сейчас принесу!
  - Не надо, нет времени, - сказал Толик.
  - А мы ещё хотели в парк сходить на аттракционы, - напомнил мальчик.
  - Там неинтересные аттракционы, - сказал Толик. - Только детские качели с каруселями.
  - Нет, в мой парк, он виден из окон.
  - И ты пойдёшь туда в таком виде? - Толик кинул взгляд на его выпуклый пах.
  - А что тут такого? - сказал мальчик. - Погода тёплая. Другой, кстати, здесь и не бывает.
  - По паркам в одних плавках не расхаживают, - сказал Толик, отправляя в рот третье пирожное. - Разве только купаться ходить.
  - Ну, так пойдём купаться! - воскликнул мальчик, и голубые искры в его глазах запрыгали как сумасшедшие. - За той дверью есть бассейн! Вода чистейшая! Плавки я тебе дам, будут и полотенца, и душ, и чай, и мороженое, и что хочешь.
  - Ой, мне же, правда, некогда, - забеспокоился Толик, торопливо проглатывая остатки пирожного и облизывая пальцы, испачканные кремом. - Теперь попадёт от мамы!
  Три часа назад его отправили в овощной магазин за подсолнечным маслом и пакетом картошки. Три часа назад. А может, больше. Мама, конечно, думает, что вместо магазина он играет в футбол во дворе. Теперь ему совершенно точно достанется от неё. Заставит весь вечер учить уроки. А завтра гулять не отпустит.
  - Нет-нет, я пойду, - он слез с дивана и в тревоге прошёлся по конфетам. Их было столько, что не наступить на них было невозможно. Они хрустели под ногами. - Ты не знаешь, сколько сейчас времени? Семь часов есть? Если есть, то магазин закрылся, и мне совершенно точно попадёт.
  Не в силах спокойно смотреть на пирожные, остававшиеся на блюде, он взял ещё одно и стал его торопливо поглощать, заодно оглядываясь в поисках выхода. Обе двери - и та, что слева, и та, что справа, - были одинаково далеко от дивана, и до них надо было добираться через конфетные горы.
  - В моём мире время не измеряется в часах и минутах, - ответил мальчик. - Есть утро, день, вечер и ночь. Сейчас день, и я ещё не обедал. Значит, скоро обед. Я уже придумал, что мы будем есть...
  - Как это - день? - всполошился Толик. - Я точно знаю, что вечер!
  Только сейчас он с особенной ясностью осознал, что происходит что-то не то. Тревога его усилилась.
  - В некотором отношении ты прав, - сказал мальчик, - солнце уже перешло зенит. Но вечер ещё нескоро. Сейчас как раз самое обеденное время.
  - Я не хочу есть! - почти закричал Толик. - У меня живот лопается от конфет и пирожных, а ты про обед! Даже слышать не хочу! Скажи лучше, как выйти отсюда. Где потайной проход? Открой его быстрей.
  - А прохода нет, - сказал мальчик.
  - Но ты ведь сам сказал, что я пришёл сюда через проход. Значит, он есть! Или ты врал?
  - Проход был, но он появился только один раз и больше не появится.
  - Почему? - спросил Толик.
  - Он появился, потому что я так захотел, - ответил мальчик.
  - Ну, так захоти, чтоб ещё раз появился.
  Мальчик откинулся на спинку дивана и грустно посмотрел на Толика. Голубые искры в его глазах погасли.
  - Захоти, очень тебя прошу, - Толик присел рядом. - Меня дома ждут. Я ведь всего на полчаса в магазин вышел.
  Мальчик взял его за затылок, притянул к себе его голову и поцеловал в губы. Толик смотрел на него умоляюще.
  - Ну, пожалуйста...
  - Ты хочешь вернуться в свой серый скучный мир? - спросил мальчик.
  - Он не серый, - сказал Толик. - И там у меня мама и папа. Мама будет ругаться, если поздно приду.
  - Но здесь лучше! - воскликнул мальчик. - Смотри, сколько конфет! А ещё есть море, пляж, яхты, парк и огромный дворец с красивыми залами! Будем каждый день в море купаться, смотреть кино, кататься на аттракционах и лопать, что захотим! Но ты должен забыть о родителях и доме. Ты должен жить только со мной.
  Толик отрицательно замотал головой. На это он никак не мог согласиться.
  - А может, я буду время от времени приходить сюда? - спросил он. - Ты объясни, как дорогу найти, и я буду приходить.
  - Правда, будешь? - Мальчик оживился. - Не обманываешь?
  - С чего мне обманывать, - ответил Толик и подавил невольный вздох, вспомнив о поцелуях и отвердевшем члене под плавками. Конфеты и пирожные ему нравились, а поцелуи и отвердевший член - нет.
  - Так всё-таки, как выйти отсюда? - спросил он.
  - А выйти отсюда невозможно, - сказал мальчик. - Войти тоже невозможно, потому что здесь другой мир. Совсем другой. Он даже не на Земле.
  - А где?
  - Точно сам не знаю, но подозреваю, что в другой Вселенной. Хочешь ещё конфету? Или пирожное возьми. Самые вкусные остались.
  - Потом, потом, - Толик снова начал нетерпеливо расхаживать. - Сейчас некогда. Мне домой надо.
  Мальчик задержал его, взяв за руку.
  - Ты, правда, хочешь уйти? - спросил он.
  - Правда! - крикнул Толик.
  Мальчик обнял его и несколько раз поцеловал.
  - Теперь твоя очередь целовать, - сказал он капризно. - А то всё я да я.
  Толик с готовностью чмокнул его в щёку.
  - Ну, открой проход... пожалуйста... Я не хотел сюда приходить, это случайно получилось. Поэтому я должен вернуться домой.
  - Случайностей не бывает, - сказал мальчик. - Если ты здесь, значит, так надо.
  - Кому надо? - спросил Толик.
  - Мне, - сказал мальчик. - Я увидел тебя во время прогулки по Москве, и ты мне очень понравился. Мне захотелось познакомиться с тобой поближе.
  - Ага! - обрадовался Толик. - Значит, ты гуляешь по Москве?
  - Очень редко, - сказал мальчик. - Вообще, я редко появляюсь в твоём мире, а если появляюсь, то в основном в городах Италии, в Париже или в Лондоне. Я люблю бывать в старинных дворцах, в картинных галереях, в опере, на концертах. Москва - скучный город, серый почти во всякое время года. Постоянно спешащие угрюмые толпы. Смотреть почти не на что.
  - Найдём, на что посмотреть! - воскликнул Толик. - Сходим в подземные колумбарии на Донском кладбище! Жуть до чего интересно!
  - Только колумбариев мне не хватало, - сказал мальчик. - Хотя, в Москве можно пойти на концерт классической музыки. У вас много хороших музыкантов. Кстати, я увидел тебя, когда шёл в консерваторию. Я проходил Столешниковым переулком и увидел тебя за окном кондитерской. Ты стоял у стойки с каким-то чернявым парнем и ел конфеты, одну за другой.
  - Это Мишка Павлов, - сказал Толик. - Мы ходили в кино, а на обратном пути решили кутнуть. Накупили пирожных и конфет...
  - Ты так забавно их ел, что я даже остановился. Потом ты посмотрел на меня, и я сразу сделал вид, что не смотрю на тебя и пошёл дальше.
  - Не помню, - сказал Толик. - То есть, тебя не помню, а поездку в центр помню. Это было месяц назад, даже больше.
  - А я всё это время думал о тебе, - сказал мальчик. - Обдумывал, как бы тебя переправить в мой мир, причём так переправить, чтобы ты не заподозрил в этом волшебства. По-моему, получилось неплохо, особенно милицейская погоня удалась.
  - Так ты её специально подстроил?
  - Ну да. Я и зал наполнил конфетами специально, чтобы тебе понравилось. Видишь, как я старался. А ты не хочешь остаться.
  - Мне нельзя, - сказал Толик.
  - Ты сказал, что будешь приходить.
  - Буду, но с одним условием. Я буду приходить ненадолго, когда будет свободное время.
  - Ты, правда, будешь приходить? - спросил мальчик, заглядывая Толику в глаза. - Правда?
  - Если буду знать дорогу, - ответил Толик.
  - И мы будем видеться, как сейчас, и лежать на диване, и обнимать друг друга? - спрашивал мальчик.
  - Будем, будем, - Толик был согласен на всё, лишь бы поскорее вернуться домой. - И обниматься, и целоваться, и конфеты есть с пирожными. Всё что хочешь будем делать.
  Мальчик заулыбался. В его глазах снова прыгали голубые искры.
  - Тебя будут ждать разные вкусные вещи, - сказал он.
  - Отлично, только сейчас домой верни, - Толик схватил с дивана конфету, развернул обёртку и сунул конфету в рот.
  - Тут ведь вот какая штука, - сказал мальчик. - В мой мир можно попасть только по волшебству. И уйти можно тоже только по волшебству.
  Толик поморщился в досаде, не переставая, впрочем, жевать.
  - Опять волшебство?
  Мальчик рассмеялся.
  - У тебя сейчас такая уморительная рожица, если б ты себя видел! Дай я тебя ещё раз поцелую.
  Толик почти целую минуту с готовностью подставлял щёки и губы.
  - Хорошо, согласен на волшебство, только скорее, скорее, - наконец сказал он.
  - Я колдую с помощью одной вещицы, - сказал мальчик.
  Он прошёлся, мягко ступая босыми ногами по рассыпанным конфетам, и остановился перед Толиком. Толик старался не смотреть на него. Вернее, не столько на него, сколько на его раздутые плавки. Эти плавки очень его смущали.
  Но посмотреть на них всё же пришлось.
  - Вещица находится вот здесь, - мальчик отвёл резинку на плавках и заглянул под них. Потом просунул под плавки руку.
  Толик был уверен, что мальчик сейчас достанет свой надутый член, и смутился так сильно, что перехватило дыхание. Но вместо члена мальчик вытащил из плавок конфету.
  Толику пришло в голову, что мальчик колдует с помощью конфеты.
  - Ой, случайно сюда попала, - сказал мальчик, подмигнув.
  Он не торопясь развернул глянцевую обёртку и зажал конфету в зубах.
  - Кусай.
  Толику очень не хотелось есть конфету, которая побывала в плавках мальчика. Конечно, она была там в обёртке, но вдруг она через обёртку пропиталась потом с его члена, или пропахла мочой? Это будет похоже на то, как если он возьмёт этот самый член в рот.
  Однако делать нечего. Пришлось откусить полконфеты.
  - Ну как, вкусно? - спросил мальчик.
  - Вкусно, - сказал Толик.
  Мальчик жевал свою половину конфеты ужасно долго. Он больше сосал, чем жевал. Толик же проглотил свою в один миг.
  - Так что с волшебством? - спросил он. - Ты обещал показать.
  - Но ты точно вернёшься? - спросил мальчик.
  - Точно, - ответил Толик.
  - Дай я тебя ещё разок поцелую, - сказал мальчик.
  - Ладно, только быстрее, - Толик подставил щёку.
  Нацеловавшись, мальчик отодвинулся от Толика и посмотрел на него с таинственной улыбкой.
  - Эта вещь, которой я колдую... - сказал мальчик и снова отвёл резинку на плавках.
  "Ещё одна конфета? - мысленно простонал Толик. - Сколько их там у него?"
  Мальчик зашарил рукой под плавками. "Ну, теперь-то точно вытащит член", - подумал Толик.
  Но мальчик и на этот раз вытащил не член. Он изъял из плавок коробок спичек.
  - Волшебные спички! - сказал мальчик жутковатым голосом фокусника.
  Толик окончательно упал духом. По всему было видно, что мальчик над ним подшучивает.
  Коробок на вид был самый обыкновенный. Толик даже услышал, как в нём брякнули спички.
  - Волшебные? - переспросил он уныло.
  - Выполняют любые желания, - подтвердил мальчик. - В том числе могут мгновенно перенести тебя в твой мир. А из твоего мира - в мой.
  Толик смотрел на коробок, недовольно надув губы.
  - Ну и что же с ними делать? - спросил он.
  - Очень просто, - сказал мальчик. - Вынимаешь спичку, ломаешь её и произносишь желание. Оно тут же исполняется.
  - Врёшь, - сказал Толик.
  - Проверь сам, - и мальчик протянул ему коробок.
  Толик со скептической ухмылкой повертел коробок в руках, раскрыл его, достал спичку и переломил её.
  - Хочу, чтобы... - сказал он, и вдруг какое-то странное чувство заставило его вздрогнуть. Мысли его смешались.
  - Чтобы появилось эскимо, - шёпотом подсказал мальчик.
  Но Толик уже взял себя в руки. Мимолётное замешательство прошло, и он снова не верил ни в какие чудеса. Если мальчик говорит, чтобы появилось эскимо, то оно наверняка уже приготовлено заранее. Поэтому, дразня мальчика, он громко произнёс первое, что пришло на ум:
  - Чтобы появился Пушкин! - И подумал: "Ага! Пушкина-то ты уж точно не приготовил заранее!"
  Воздух слегка поколебался, мелькнула струйка мелких разноцветных искр, и в груде конфет появился человек. Это было до того неожиданно, что Толик в испуге отпрянул назад, поскользнулся о конфеты и упал спиной на диван, задев локтем поднос. Блюдо с пирожными, бутылка и стаканы с грохотом полетели на пол. В придачу ко всему Толик выронил коробок и рассыпал спички.
  Незнакомец совершенно не был похож на известного поэта, каким Толик его знал по картинкам. Он был худощав и староват для Александра Сергеевича, вместо курчавой шевелюры имел лысину во всю голову, а вместо пышных бакенбард - гладко выбритые впалые щёки. И одет он был скорее по-современному, чем по-старинному. На нём были чёрные штаны, клетчатая рубаха и потёртая шерстяная безрукавка.
  Видно было, что незнакомец испугался не меньше Толика. Он тоже шарахнулся, упал, оступившись, и забарахтался в яркой конфетной груде как большой тёмный жук. Схватив несколько конфет, он поднёс их к своим подслеповатым глазам и изумлённо вскрикнул. Поднявшись на ноги, он снова огляделся, на этот раз внимательнее. Остановил взгляд на Толике.
  - Здравствуйте, - сказал Толик, запинаясь. - А вы кто?
  - Моя фамилия - Пушкин, - сказал старичок дребезжащим голосом. - Савелий Осипович, - прибавил он с лёгким поклоном. - Работаю бухгалтером на комбинате "Красная Роза". Вернее, работал до настоящего момента. Потому что в настоящий момент я уже вроде как не живой.
  - А по-моему, вы живой, - сказал Толик.
  - Конечно, живой, - с готовностью согласился старичок, и глаза его увлажнились. - Конечно, живой, конечно! Смерти нет, теперь я это знаю точно! После смерти есть жизнь, и есть рай!
  Он сложил молитвенно руки и посмотрел вверх, на сверкающие на солнце хрустальные люстры. Потом перевёл взгляд на радужные горы конфет.
  - Да, это рай! Именно таким я представлял его в детстве! В детстве я всегда думал, что рай - это горы конфет! И вот я попал в него!
  Он вдруг залился слезами и опустился на колени.
  - Я в раю, я в своём детском счастливом раю, - говорил он, утирая глаза рукавом рубашки. - Господи боже, благодарю тебя за все твои милости...
  Толик растерянно посмотрел на мальчика.
  - Я думал, что появится другой Пушкин...
  Справедливости ради надо сказать, что Толик вообще не думал, что появится хоть кто-нибудь. Появление бухгалтера Савелия Осиповича Пушкина стало для него такой же неожиданностью, как для самого Савелия Осиповича - попадание в рай.
  Мальчик с невозмутимым видом пожал плечами.
  - Обычная накладка при колдовстве спичками, - сказал он. - Когда я только начинал колдовать ими, у меня было то же самое. Просто надо более чётко формулировать желания. Людей по фамилии Пушкин знаешь сколько?
  Тут только Савелий Осипович обратил внимание на мальчика. Голый, в одних плавках, белоснежный и голубоглазый, со светлыми с золотистым отливом волосами, он поразил Савелия Осиповича даже больше, чем хрустальные люстры и горы конфет.
  - Ангел! - завопил Савелий Осипович. - Ангел светлый! Это ты перенёс меня сюда!
  Не вставая с колен, захлёбываясь слезами, он через груду конфет пополз к мальчику, причём старался заглянуть ему за спину, чтобы рассмотреть крылья за его спиной. Крыльев, однако, он не увидел. Их вообще не было. Но это нисколько не поколебало уверенности Савелия Осиповича, что перед ним ангел.
  - Я только что прилёг на диван, сердце что-то заболело, - говорил старик, - и вдруг я здесь. Я знаю, что я умер... Нет, это не смерть, это новая, дивная жизнь! Меня переполняет блаженство! Это так прекрасно, так прекрасно! О пресвятой ангел, позволь облобызать твою светлую ногу...
  Мальчик отодвинулся от него и взглянул на Толика.
  - И что ты собираешься делать дальше? - негромко спросил он.
  - А я разве должен что-то делать? - спросил, в свою очередь, Толик.
  - На твоём месте я бы, для начала, подобрал с пола спички, - сказал мальчик.
  Толик только сейчас вспомнил про рассыпанные спички. Он кинулся их подбирать и засовывать обратно в коробок. Руки его дрожали. Спички, похоже, действительно были волшебные...
  - Так ты хочешь вызвать Александра Сергеевича, или нет? - спросил у него мальчик.
  Старичок, всхлипывая, утирал слёзы. Услышав последние слова мальчика, он поднял голову.
  - Какого, извиняюсь, Александра Сергеевича? - спросил он. - Не покойного ли поэта нашего? Он тоже здесь? И я его увижу?
  - Зависит от Толика, - сказал мальчик, кивая на Толика. - Если он захочет, то кого хотите увидите. И Александра Сергеевича, и Владимира Ильича, и Наполеона, и Цезаря...
  - Ой, милые мои, - запричитал старичок, - а можно мне Петросова Аркадия Натановича увидеть? Он скончался в ноябре пятьдесят третьего в Первой Градской больнице от язвы желудка. Мне надо с ним срочно переговорить. Дело очень личное, касается денежного вопроса...
  - Какие в раю могут быть денежные вопросы, - сказал мальчик.
  - Ой, правда, я и забыл, - старик вытер глаза и заморгал ими, щурясь на солнце. - Деньги-то уж нам тут ни к чему. Вот если бы я вернулся назад, в свой мир...
  Толик сломал ещё одну спичку.
  - Хочу, чтобы появился "ЗИС-115", на котором ездит Хрущёв! - сказал он громко.
  - А "ЗИС"-то тебе зачем? - спросил мальчик, но в воздухе уже пронеслись мелкие разноцветные искры, и прямо на груде конфет возникла большая чёрная машина. Конфеты захрустели под тяжестью её бронированного корпуса.
  - Просто я ещё не совсем поверил, что спички волшебные, - сказал Толик, глядя на машину. - А теперь верю...
  Поражён был и Савелий Осипович.
  - Господь Иисус! - закричал он, и эхо его голоса прокатилось под сводами. - Неужели ты лично прибыл, чтобы встретить меня? - Он снова упал на колени и, шурша конфетами, непрерывно крестясь, пополз к машине. - Спаси и помилуй раба твоего... Спаси и помилуй... - Подобравшись к дверце, он привстал и заглянул в кабину. - Но тут никого нет, - сказал он разочарованно.
  Толик тоже заглянул в кабину. Потом подёргал дверцу. Она не открывалась. Не открывалась и другая.
  - Тут все двери заперты, - пробормотал он разочарованно.
  - А разве в раю ездят на машинах? - спросил Савелий Осипович, оглядываясь на золотоволосого мальчика.
  - Значит, ездят, - сказал мальчик.
  Он подошёл к Толику.
  - Что-то ты уж очень резво колдуешь, - сказал он тихо, чтобы не услышал Савелий Осипович. - Мне ни старик, ни машина здесь не нужны.
  - Хочу в машине посидеть, - сказал Толик. - Как двери открываются?
  - Сам догадайся, - ответил мальчик. - У тебя же спички.
  - Ну да, точно, я и забыл, - сказал Толик шёпотом, и, на всякий случай отвернувшись от Савелия Осиповича, сломал спичку.
  - Хочу, чтобы дверь "ЗИСа" открылась! - загадал он желание.
  Передняя дверь тут же открылась. Толик заглянул в кабину, а потом и весь залез в неё.
  - Ух ты, - сказал он, усаживаясь на сиденье. - Я в машине Хрущёва! А это, правда, машина Хрущёва?
  - Думаю, правда, - сказал мальчик. - Спички, в отличие от людей, не обманывают.
  Он тоже заглянул в кабину.
  - У Хрущёва наверняка не одна такая машина, и даже не две... - сказал мальчик и принюхался. - "Шипром" пахнет. Это его любимый одеколон. Он им всегда душится после бритья.
  Старик прислушивался к их разговору.
  - Так это Никиты Сергеевича машина? - спросил он. - Он что, тоже здесь? Он умер?
  - Его здесь нет, и никогда не будет, - ответил мальчик. - Нечего ему здесь делать.
  Пушкин перекрестился.
  - Истину говоришь, нечего, - согласился он. - Это безбожник, церкви рушит. Таких только в ад!
  Он сказал это и оглянулся, как бы опасаясь, что его подслушивают.
  - Безбожник и чревоугодник, - прибавил он шёпотом. - Все они там, во власти, такие. Им только в аду гореть...
  Толик крутил руль и давил на педали. Несколько раз посигналил, наполнив гулом весь зал.
  - Можно мне в этой машине перенестись в мой двор? - спросил он у мальчика. - А то мне не поверят, что я был в машине Хрущова. Опять скажут, что я выдумываю.
  Он уже раскрыл было коробок, как мальчик схватил его за руку и рывком вытащил из машины.
  - Приключений ищешь на свою мягкую задницу? - спросил мальчик недовольно.
  - Причём здесь моя задница, - обиделся Толик. - Мне домой надо попасть.
  - В хрущёвской машине? Ты хоть соображаешь, что делаешь? - Мальчик оглянулся на Савелия Осиповича и прибавил тихо: - Думай головой, прежде чем колдовать. Ты не домой бы попал, а сначала в милицию, а потом куда похуже, откуда так быстро не возвращаются!
  Толик пытался вернуться в машину, но мальчик решительно захлопнул дверь.
  - Домой вернёшься без машины, - сказал он.
  К ним робко приблизился Савелий Осипович.
  - Я, конечно, извиняюсь, вы тут что-то про милицию говорили. Но ведь в раю-то милиции, вроде, нет?
  - Нет, конечно, - сказал мальчик. - Просто Толик, - он кивнул на Толика, - очень захотел увидеть машину Хрущёва.
  - Толик? - Савелий Осипович всмотрелся в Толика и заулыбался. - Тебя зовут Толик? А ведь я тебя узнал! Ты Семёна Матвеевича сынок. Ты утонул, бедняжка, на Голицынских прудах, и теперь явился, чтобы встретить своего дядюшку... - Он снова начал всхлипывать. - Я мало виделся с тобой, но я тебя любил, богом клянусь...
  - Я не утонул, - сказал Толик.
  - Как ты похож на Семёна Матвеевича! - причитал старик. - Вылитый Семён Матвеевич!
  - Толик, - сказал мальчик, - а не отправить ли тебе гражданина Пушкина домой?
  - Домой? - Старик посмотрел на него со слезами умиления. - Это чтобы я воскрес? Ангелы мои, отцы небесные, - он снова встал на колени и перекрестился. - Верните меня к жизни, очень вас прошу. У меня только одно желание и есть - ещё бы годик пожить на земле. А лучше годков пять. Меня там дела ждут. В понедельник надо квартальный отчёт сдавать, если не сдам - весь отдел премию не получит...
  - Домой его отправь в машине, - шёпотом сказал мальчик. - Это будет тебе стоить всего одну спичку. Иначе две придётся потратить. Одну - на машину, а вторую - на Пушкина.
  - Садитесь, - сказал Толик, раскрывая перед Савелием Осиповичем дверь "ЗИСа". - Сейчас поедете домой.
  - Сажусь, сажусь, отцы мои, - говорил старик, залезая в лимузин.
  - Считайте, что машина ваша, - прибавил Толик. - Мы вам её дарим.
  - Ангелы мои небесные, не знаю, как благодарить вас, - сказал из машины Савелий Осипович.
  - Вы живёте где? - спросил Толик. - Куда вас доставить?
  - Я на Серпуховке живу, у Даниловского рынка, - сказал старик. - Мой дом слева от ворот. Только кто ж меня доставит? Здесь, кроме меня, никого нету, а водить я не умею...
  - Святой дух вас доставит, - сухо сказал мальчик, захлопывая дверь, и взглянул на Толика: - Давай, отправляй.
  Толик переломил спичку:
  - Хочу, чтобы "ЗИС-115" с Савелием Осиповичем Пушкиным оказался у ворот Даниловского рынка, - сказал он.
  Машина тут же исчезла, оставив после себя внушительную вмятину в конфетной груде. Вмятина немного похрустела, пошуршала осыпающимися конфетами, и затихла. В зале воцарилась тишина.
  - Четыре спички израсходованы совершенно бездарно, - сказал мальчик. - Тем более такая машина старику ни к чему. Чувствую, не миновать ему неприятностей.
  Неприятности у Савелия Осиповича начались сразу, как только машина с ним появилась у рыночных ворот. В этот вечерний час здесь было многолюдно. Народ сновал непрерывными потоками. У рыночной ограды не было ни одного свободного пятачка, где бы не сидели или не стояли торговки семечками, цветами и зеленью. И посреди всей этой толкотни вдруг появился огромный бронированный "ЗИС". То ли по счастливой случайности, то ли ещё по какой причине, но он появился в таком месте, где в этот момент не было людей, причём ухитрился встать так точно на этот безлюдный участок, что даже самые близкие пешеходы не были им задеты. Народ при появлении "ЗИСа" сразу шарахнулся. Никто ничего не понял, поскольку никто не видел, как он появился, но всё пришло в сильнейшее смятение. По толпе пробежал шёпот: "Начальство приехало, высокое начальство..." Торговцы, подхватив свой товар, спешили отойти в сторону. Расступились пешеходы. Все стояли и смотрели на "ЗИС". Подойти к нему никто не решался, но толпа, окружавшая его, быстро росла. Все ждали, что сейчас откроется дверь, и вылезет не кто-нибудь, а сам Хрущёв, решивший лично проинспектировать Даниловский рынок. Но дверь не открывалась, и Хрущёв не вылезал. Из машины вообще никто не вылезал. Сидевший в ней Савелий Осипович Пушкин пребывал в прострации. Он только что на том свете встречался с ангелами и знал теперь, что смерти нет, и что по ту сторону роковой черты есть рай. Это знание наполняло его душу несказанным блаженством. И даже когда все четыре дверцы "ЗИСа" разом открылись и в кабину просунулись какие-то люди в тёмных плащах и в шляпах, он только благостно улыбнулся и перекрестился. Люди в тёмных плащах и в шляпах были сотрудниками Комитета Государственной Безопасности. Когда туда доложили о появлении правительственной машины у входа на Даниловский рынок, чекисты сразу связались с Гаражом Особого Назначения, к которому эта машина была приписана. Охрана Гаража, заглянув в свою ведомость, в которой скрупулёзно отмечалось, во сколько какая машина выехала и во сколько вернулась, ответила, что сегодня данная машина из Гаража не выезжала. Тем не менее, гаражная охрана отправилась проверить, точно ли это так. Машины на месте не оказалось! Тотчас бригада чекистов помчалась к рынку. Машина, действительно, стояла у рыночных ворот, а в ней сидел гражданин Пушкин Савелий Осипович, который, несмотря на то, что двери машины были не заперты, за всё это время даже не удосужился вылезти из неё. На вопросы Пушкин не отвечал, а нёс какую-то околесицу про ангелов и тот свет. Пушкина доставили в КГБ и подвергли обстоятельному допросу. Следователи, успевшие навести о нём справки, сразу поняли, что Пушкин явно не тот человек, который мог угнать правительственный "ЗИС" из хорошо охраняемого спецгаража. Скорее всего, он был соучастником, причём самым мелким, пешкой, и даже непонятно было, почему его вмешали в такое сложное и рискованное предприятие, как угон машины самого главы государства. На допросе Пушкин твердил о рае, полном конфет, каком-то синеоком ангеле и своём племяннике Анатолии Заяицком, который, по его словам, утонул в молодом возрасте ещё до войны. Допрос в кабинете на площади Дзержинского вели три следователя. Председательствовал очень смуглый широколицый чекист с ёжиком чёрных седеющих волос над узким лбом. Под сросшимися бровями блестели маленькие пронзительные глаза. Все его вопросы сводились к двум основным: как Савелий Осипович оказался в правительственной машине и кто его соучастники. Савелий Осипович отвечал одно и то же: лежал у себя в комнате на диване, внезапно умер и попал в рай, откуда его в этой самой машине вернули на землю. В раю были хрустальные люстры и горы конфет. Там его встретили покойный племянник Толя и прекрасный ликом синеокий ангел с золотистым нимбом вокруг головы. В раю Савелий Осипович оказался при содействии покойного племянника, который близко знаком с ангелом, поскольку разговаривали они между собой вполне дружески. Когда Савелий Осипович изъявил желание вернуться в мир людей, Толя поддержал его просьбу перед ангелом, и тот милостиво согласился. В раю тут же появилась машина. Толя сказал Савелию Осиповичу, что он эту машину ему дарит и он может пользоваться ею как хочет. На ней его и вернули на землю. Пока длился допрос, несколько других следователей отправились на Серпуховскую заставу, где Пушкин проживал в трёхэтажном доме дореволюционной постройки в большой коммунальной квартире на втором этаже. Кроме него, в квартире проживало ещё с полтора десятка жильцов. Старшая по квартире, очень полная пожилая женщина, проводившая большую часть своего времени в кухонных хлопотах, заявила следователям, что Савелий Осипович сейчас находится у себя в комнате. Он просил его не беспокоить, поскольку весь день будет заниматься квартальным отчётом. "Он с самого обеда никуда не выходил, - говорила она, провожая следователей до его двери. - Если бы вышел, то я бы услышала. У него дверь страшно скрипит". "Это что же, он и сейчас здесь?" - поинтересовался старший следователь, точно знавший, что Пушкина в эти минуты допрашивают на Лубянке. "Здесь, здесь, - отвечала соседка. - Куда ему деваться. Ни разу не выходил. Я так думаю, он заработался и прилёг поспать, такое с ним бывает нередко". "Откройте дверь", - потребовал следователь. Соседка взялась за ручку, и дверь заскрипела. В комнате никого не было. Всё как будто говорило о том, что жилец только что вышел, причём ненадолго. На столе горела настольная лампа, стоял стакан с недопитым чаем, разложены были бухгалтерские книги и бумаги. "Уму непостижимо, - разводила руками удивлённая соседка. - Он не выходил, клянусь! Я бы услышала!" Следователь первым делом подошёл к окну. Рамы были плотно закрыты и, судя по толстому слою пыли на подоконнике, не открывались давно. Значит, через окно Пушкин выйти не мог. Часть следователей разошлась по квартире, чтобы опросить жильцов, другие приступили к обыску в комнате. Просматривали каждую тетрадь, каждую ничтожную бумажку. Бумаги, которые казались подозрительными, складывались в отдельные папки для последующей тщательной проверки. Тем временем на площади Дзержинского продолжался допрос. "Так откуда, вы говорите, появилась машина?" - в сотый раз спрашивал председательствующий. "Она появилась из воздуха силой духа святого по божественной воле синеокого ангела, - тоже в сотый раз отвечал Савелий Осипович. - А Толенька, покойник, мне её подарил. Не забыл, значит, родного дядюшку..." Допрос длился всю ночь. В итоге следователи пришли к выводу, что угонщиков было, по всей видимости, трое. Кроме Пушкина, в похищении машины участвовали светлоглазый блондин по кличке Ангел и некий Анатолий Заяицкий, родственник Пушкина. Насчёт Анатолия Заяицкого очень скоро выяснилось, что, действительно, был такой человек. Он утонул в 1939 году, купаясь на пруду в Голицыно. Другого угонщика, имевшего характерную для вора-рецидивиста кличку Ангел, искали в основном в уголовной среде, используя милицейские картотеки и доклады секретных осведомителей. Следователи старались: Хрущёв рвал и метал, обещал посадить весь Гараж. Ангелов нашлось множество, особенно когда начали шерстить лагеря. Почти в каждой зоне имелся свой Ангел, а в некоторых и по два Ангела. Однако при более детальном знакомстве с этими личностями выяснялось, что у подавляющего большинства имелось надёжное алиби, а те, у которых надёжного алиби не было, тоже никак не могли оказаться в Москве в момент угона машины. Снова пытались надавить на Пушкина, но он на все вопросы твердил, что лежал на диване, умер, попал в рай, общался с ангелами, машина досталась ему по их воле. Сбить его, подловить на противоречиях никак не удавалось. Выведенный из себя следователь стучал по столу. "Ты мне эту поповщину брось! - кричал он грозным голосом. - Юлишь! Сумасшедшего из себя корчишь! Я тебя, Пушкин, насквозь вижу! Позоришь славную фамилию! Кто твои сообщники? Признавайся, или пойдёшь под расстрел!" Савелий Осипович глядел на него ласково и смиренным голосом отвечал, что после того, как побывал на том свете, он не боится смерти и с радостью вернётся в светлый рай к синеокому ангелу. Опросили регулировщиков и постовых милиционеров, которые в тот вечер стояли у Даниловского рынка и в прилегающих улицах. Такую заметную машину, как "ЗИС-115", они должны были увидеть, если бы она проехала мимо них. Но никто её не видел. Она, действительно, словно появилась из воздуха. От этого дела с угнанным "ЗИСом" явно веяло мистическим душком, и по указанию Хрущёва его прекратили и засекретили. Пушкина судили и отправили с глаз долой в мордовские лагеря. Тут надо сказать, что он ещё на стадии следствия, сидя в тюрьме КГБ, рассказывал всем, кто хотел его слушать, как он попал в рай и встретился там с синеоким ангелом и покойным племянником, которые специально для него вызвали правительственную машину и в ней вернули на землю. Рассказывал он об этом и в лагерях. А поскольку рассказывал он с необычайным воодушевлением и искренностью, со слезами на глазах, то ему верили, и уважение к нему росло. Иногда, рассказывая, он доводил себя до такого исступления, что слушатели вскрикивали, а особо впечатлительные натуры падали в обморок. Постепенно вокруг него образовалась группа единомышленников, которые вместе с ним обращались с молитвами к синеокому ангелу и племяннику Толе. Единомышленники утверждали, что молитвы помогают и даже совершают чудеса. Дошло до того, что Савелия Осиповича стали называть отцом Савелием и просить у него благословения. Обсуждая историю, происшедшую с ним, единомышленники пришли к единодушному мнению, что синеокий ангел - это Иисус Христос, а племянник Толя - святой апостол Андрей Первозванный. Особый интерес вызвала правительственная машина. После продолжительных дискуссий был сделан вывод, что, поскольку на таких машинах ездит власть, то Господь тем самым хотел показать, что его избранник отец Савелий - тоже власть, но власть не от мира земного, а от мира небесного, то есть власть самая настоящая, истинная. Все эти разговоры, обсуждения и молитвы, проводившиеся втайне от лагерного начальства, привели единомышленников и самого отца Савелия к твёрдому убеждению, что верно только учение о синеоком ангеле, который является Иисусом Христом, а все остальные учения - ложны, и необходима новая Церковь, которая понесла бы эту истину в народ. Начальство, узнав о сектантских сходках, переправило Савелия Осиповича в другой лагерь, оттуда в третий, из третьего - в четвёртый. Его перебрасывали из одного лагеря в другой, но повсюду находились люди, которые готовы были его слушать. Верные единомышленники, используя свои связи, перемещались по лагерям вместе с ним. Они объявили себя апостолами новой веры, а отца Савелия - мессией, который спасёт мир. Общим числом в шесть человек, апостолы и мессия на подпольной сходке в Дубровлаге провели учредительный собор Святоапостольной Церкви Синеокого Ангела Иисуса Христа и единогласно избрали Савелия Осиповича Пушкина её главою. Отныне его титул звучал так: Наисвятейший Вселенский Патриархиссимус Савелий Первый Превознесённый. На тайных богослужениях Патриархиссимус, апостолы и прихожане новой Церкви истово молились Синеокому Ангелу Иисусу Христу и причащались конфетами - Его телом, и лимонадом - Его кровью. После молитв все с воодушевлением пели благодарственный гимн, в котором, среди прочих, были такие слова:
  
  
  Море конфет... красота, красота...
  Скоро узрим Синеока Христа.
  
  
  И ещё такие:
  
  
  Юный, сияющий, в нимбе из роз
  Шёл по конфетному морю Христос.
  
  
  Лагерное начальство сочло, что секта синеоков развила слишком бурную деятельность, и в Дубровлаг прибыла следственная комиссия, состоявшая из трёх генералов, пяти полковников и двух человек в штатском. Долго комиссия не разбиралась. Секта была признана вредительской. Постановлено было задушить её в зародыше, пока она не пустила ядовитые побеги по другим лагерям. Патриархиссимус Савелий Первый Превознесённый был повторно предан суду и расстрелян за бандитизм, шпионаж и антисоветскую агитацию. Место его упокоения осталось неизвестным. Апостолов рассовали по одиночным камерам, из которых живым не вышел никто. Тайные записи, сделанные слушателями отца Савелия, чекисты разыскали и частью уничтожили, а частью надёжно скрыли в своих секретных архивах. Когда гораздо позже архивы стали доступны для исследователей, ничего, связанного с Церковью Синеокого Ангела Иисуса Христа, обнаружено не было. Всё исчезло бесследно. Свидетели, которые могли хоть что-то рассказать об этой необычной Церкви, умерли. Уцелел чудом только один последователь отца Савелия - бывший зэк Варфоломей Елизаров. Спустя пятьдесят лет после смерти Патриархиссимуса он всё ещё был жив. Ему было восемьдесят пять. Суровый на вид, вечно хмурый, темнолицый, с растрёпанной седой бородой, он одиноко жил в глухой полузаброшенной деревеньке в Кировской области. О том, что он синеок, никто не знал. Это было его глубочайшей тайной. Каждое воскресенье поздно вечером Варфоломей спускался в подвал своей избы, доставал из тайника нерукотворный образ Синеокого Ангела Иисуса Христа и при свете свечи молился на него. Образ - это рисунок простым карандашом на оборотной стороне лагерной накладной, по которой некоему Гангрусу Т.Ф. выданы со склада: шапка зимняя одна, куртка ватная зимняя одна, штанов суконных пара одна, нижнего белья хлопчатого комплект один, рукавиц пара одна, сапог кирзовых пара одна, портянок пара одна, кружка жестяная одна, ложка жестяная одна, миска жестяная одна, и что-то ещё, тоже, видимо, одно. Об этом последнем "одном" сообщалось в самом низу, где бумага особенно сильно истрепалась и разобрать что-либо было уже совершенно невозможно. Листок пожелтел и покоробился от времени, карандашный рисунок был едва виден, но Варфоломей точно знал, что образ побывал в собственных руках Патриархиссимуса Савелия Первого Превознесённого, который объявил его священным и чудотворным, созданным Духом Святым. На образе у Ангела было узкое лицо, длинные волнистые волосы, большие глаза и вокруг головы - кружок нимба. Без всякого сомнения, образ творил чудеса, но творил только для тех, кто знал божественную истину. А знал её один Варфоломей, и не допускал до неё никого, поскольку всех окружающих считал ворами, мошенниками, пьяницами, сластолюбцами и оголтелыми негодяями, недостойными предстать перед господом нашим Синеоким Ангелом. Наверное, именно благодаря чудотворному образу ему было однажды видение во сне: погрязший в грехе мир горит, рушится и погружается в геенну, и только он, Варфоломей Елизаров, возносится в рай, где вместе с Синеоким Ангелом радуется и вкушает блаженств. Помолясь, Варфоломей трижды целовал Ангела в святые уста, которые давно стёрлись, потому что бумага на этом месте из-за многолетних целований позеленела и превратилась в лохмотья. После поцелуев он съедал кусочек конфеты, запивал его сладкой газировкой, пел сиплым голосом: "Юный, сияющий, в нимбе из роз...", снова крестился, прятал чудотворный образ обратно в тайник и задувал свечу.
  Но до той поры было ещё очень далеко. Пока же Толик находился в необыкновенном мире мальчика с голубыми глазами и озадаченно вертел в руках коробок с волшебными спичками.
  Толик знал, что чудес не бывает, но ведь бухгалтер Пушкин появился. И "ЗИС" появился. И непонятно было, как всё это объяснить. От всего происходящего Толик даже вспотел.
  - И я могу в любое место перенестись? - спрашивал он. - А вдруг я перенесусь, а там такое творится, что я сразу погибну?
  Мальчик смеялся:
  - Не бойся, спички не причиняют вреда своему хозяину, даже если хозяин дурак и загадал такое желание, которое может его убить или покалечить.
  - А какие ещё желания можно загадывать? - спросил Толик.
  - Любые, - сказал мальчик, - только не загадывай одной спичкой сразу два желания. Ни одно не исполнится. И не желай волшебных предметов типа волшебной палочки, шапки-невидимки или тех же волшебных спичек. Ничего этого не будет. Только спичку переведёшь зря.
  Толик несколько секунд раздумывал.
  - И сколько спичек я могу взять? - задал он, наконец, главный вопрос.
  - Весь коробок бери, - сказал мальчик.
  - Не жалко?
  - У меня таких коробков миллион без какой-то мелочи, - снова засмеявшись, ответил мальчик. - Тебе, для возвращения сюда из твоего мира, и нужна-то всего одна спичка, а я дарю целый коробок.
  У Толика захватило дух.
  - Спасибо, - сказал он дрогнувшим голосом.
  - Смотри, дров не наломай, - напутствовал его мальчик. - Волшебные спички - не игрушка, с ними поаккуратней.
  - Ладно, - сказал Толик.
  - Тогда обнимашки на прощанье! Обнимашки и один поцелуйчик! Нет, два поцелуйчика - по одному в каждую щёчку!
  И мальчик направился к нему, раскинув руки. Толик не стал дожидаться, когда он стиснет его в объятиях, и поскорее сломал спичку.
  - Хочу быть дома, - сказал он.
  Мальчик и озарённый солнцем зал пропали. В глазах у Толика потемнело.
  Темно было и когда он проморгался. Оказалось, что это не в глазах у него темно, а темно в его комнате. В ней ещё не включали свет, несмотря на сгустившийся за окном вечер.
  Дверь была распахнута. Толик видел часть сумеречного коридора и кухню, в которой горел свет. Там звенела кастрюлями мама. А в большой комнате работал телевизор. Показывали футбольный матч "Торпедо" - "ЦСКА". Отец, ярый болельщик "Торпедо", конечно же, был у экрана.
  Толик подумал, что надо бы войти в квартиру по нормальному, через квартирную дверь, чтобы у мамы не возникло лишних вопросов. Она и так уже вся на нервах из-за его долгого отсутствия. Он подкрался к порогу комнаты, и тут мама, сквозь все посторонние шумы, услышала его шаги.
  Она вышла из кухни.
  - Александр, это ты? - спросила она, решив, что в комнату зашёл муж.
  Она включила в комнате свет и увидела Толика.
  - Толик? - Она удивлённо уставилась на него. - Ты как здесь очутился? Почему я не слышала, как ты вошёл?
  - Я... неслышно вошёл, - пробормотал Толик. - Не хотел, чтобы ты волновалась...
  Мама пришла в себя. Оглядела Толика внимательнее.
  - Неслышно, говоришь? - Голос мамы стал строгим. - Так.
  Мамино "так" не предвещало ничего хорошего. Толик хотел прошмыгнуть мимо неё в коридор, но она загородила дорогу.
  - Ты где был столько времени? - спросила она грозно. - Уже вечер давно. Ты в это время должен учить уроки.
  - Ты мне не поверишь... - начал Толик, торопливо пытаясь что-нибудь придумать.
  - Конечно, не поверю, - мама взяла его за рукав, втащила в кухню и усадила на табуретку. - Ты ещё днём был отправлен в магазин за подсолнечным маслом и картошкой! Где они? Признайся, что опять в футбол играл!
  Перед Толиком на столе стояла тарелка остывшего супа. Толик быстро схватился за ложку, надеясь оттянуть расплату.
  - Не смей есть! - сказала мама.
  - А я как раз не хочу есть, - тонким голосом отозвался Толик. - Знаешь, мама, у меня аппетита нет.
  - Я тебе покажу "не хочу"! Ешь немедленно!
  Толик опять запустил ложку в суп. Но мама быстро поняла свою оплошность.
  - Положи ложку! Отвечай, где был.
  - Знаешь, мама, на улице такое большое движение... - начал на ходу придумывать Толик.
  Мама наклонилась к нему.
  - А почему от тебя шоколадом пахнет? - спросила она. - Ты все деньги, что я тебе дала, в кондитерской потратил, да? Признайся!
  - Мама, я же говорю, что ты не поверишь, - сказал Толик. - Я шёл в магазин, и мне по дороге старуха попалась очень толстая. Она несла три большие сумки. Она говорит: мальчик, помоги донести сумки до квартиры, я тебе что-то дам. Ну, я и помог.
  Старуха с сумками пришла в голову Толику как-то сама собой, потому что года три назад ему действительно встретилась женщина с сумками, которая попросила помочь ей донести сумки до шестого этажа, потому что у них в подъезде сломался лифт. "Я тебе что-то дам", - сказала она и подмигнула, давая понять, что это "что-то" должно Толику очень понравиться. Обрадованный Толик тут же схватил сумки, вошёл с женщиной в подъезд и потащил сумки по лестнице. Он тащил их, удивляясь их тяжести, и воображал себе подарки, которыми с ним сейчас расплатятся. Сумки при ходьбе били по ногам. Толик сквозь их матерчатые бока чувствовал, что в одной сумке, похоже, лежат яблоки. "Наверняка яблок даст, - думал он. - Это неплохо, но деньги лучше. Даст двадцать копеек - вообще отлично. Две копейки свои добавлю и куплю ленинградское мороженое". А потом он подумал, что у женщины, наверное, в квартире много всяких ненужных вещей, с которыми ей не жалко расстаться. Теннисная ракетка, например. Или леска с поплавком. Или книги. Она подведёт его к книжному шкафу и скажет: "Ты очень хороший мальчик, как Тимур из книги Гайдара "Тимур и его команда". Выбирай любую книгу". Толик выберет что-нибудь приключенческое, лучше всего "Последний из могикан", которого он начал читать ещё в пионерском лагере, взяв его в лагерной библиотеке, но не дочитал, потому что кончилась смена и надо было уезжать. Сумки болтались и били по ногам. От тесёмок натёрлись ладони. Толик весь вспотел. Ему очень хотелось остановиться передохнуть, но женщина шла, не сводя с него глаз. "Я вижу, ты стараешься, - одобрительно говорила она. - Ты очень хороший мальчик. Наверное, пионер?" "Пионер", - отдуваясь, хрипел Толик. "Такой хороший мальчик, как ты, должен быть председателем школьной пионерской организации. Может, правда, председатель?" "Да, - хрипел Толик, - председатель..." "Я и родителей твоих знаю, - говорила женщина. - И маму, и папу" "Откуда... знаете?..." - через силу спросил Толик. "А как же, я с ними в магазине в очереди стояла". Когда подходили к шестому этажу, в глазах у Толика прыгали чёрные мухи, а пот со лба и спины катился градом. "Ну, если уж и родителей знает, - думал Толик, - то штук десять яблок точно даст. Да и не полагается мне меньше, я же председатель". "Ну, всё, пришли, - сказала женщина. - Ставь сумки здесь". Толик поставил сумки и выдохнул. "Ступай, - сказала женщина. - Я скажу твоим родителям, какой ты хороший мальчик. Они обрадуются". "Вы сказали, что-то дадите", - напомнил Толик. "Родители дадут", - сказала женщина. "Это как же, - пролепетал Толик. - Вы обещали". "Вот и скажу им". "Причём тут они? - проныл Толик. - Вы мне обещали, а не им". "Пререкаешься со старшими? Обязательно скажу! Пусть проучат тебя!" "Но я же нёс..." "По сумкам, небось, лазил, пока нёс, - повысила голос женщина, звеня ключами. - Лазил, по глазам вижу. Что украл? Признавайся. Там у меня деньги лежат". Толик пошёл вниз. "Стой! Деньги верни!" Толик побежал. "Как не стыдно! - кричала вдогонку женщина. - В милицию тебя сдам, там разберутся, какой ты председатель. Хулиганьё!" Настроение у Толика было испорчено на целую неделю. "Надула, - думал он. - Надула, как последнего дурака. Вот и верь после этого всяким незнакомым женщинам с сумками..."
  - Да, мам, мне встретилась очень толстая старуха с тремя сумками, - повторил Толик. - Она так и сказала: я тебе что-то дам. И я понес.
  Такое начало вполне могло сойти за правду. Но что придумать дальше? Тем более, надо как-то объяснить шоколадный запах...
  - У неё в сумках были шоколадные конфеты! - осенило его. - Она работает на фабрике "Красный Октябрь"!
  - И, конечно, накормила тебя конфетами, - сказала мама, всем своим видом показывая, что не верит ни одному его слову.
  - Накормила, - закивал Толик. - Старуха хорошая, она даже на доске висит.
  - Врёшь! - сказала мама. - Старухи не висят на досках!
  - А эта висит. На почётной доске. Поэтому ей разрешают брать с фабрики конфет и шоколаду сколько хочет. Она каждый день по три сумки конфет приносит.
  - Всё ты выдумываешь.
  - Нет! Я был у неё в квартире. У неё конфет полно. Везде лежат. Пол на два метра покрыт конфетами. Она говорит: ешь, Толик, конфеты, а то испортятся. Пропадёт добро.
  - Ты растёшь бессовестным негодяем, - сказала мама, и в глазах её появились слёзы.
  Толик посопел, повздыхал и принялся утешать маму. Он очень не любил, если мама плакала. В такие минуты он просто не знал, что делать. И хотелось убежать из дому, чтобы не видеть, как она плачет. Но сейчас убежать было невозможно.
  - А знаешь, чего ещё я на улице видел, - заговорил он. - Там один дяденька купил сардельки. Толстый такой. А один мальчик украл у него сардельку и побежал. А милиционер за ним погнался. И я тоже погнался. Я его первый догнал и отобрал у него сардельку. Он только половину успел съесть. А милиционер сказал мне "спасибо" и записал адрес, чтобы потом вручить мне именные часы. Этого милиционера преступники ранили. А я...
  Но мама не дала Толику рассказать про преступников. И хотя слёзы на её глазах исчезли, легче от этого не стало.
  - Замолчи, врун, - сурово сказала мама. - Почему-то ни с кем другим ничего не случается. Только у тебя всё время какие-то преступники. Мне давно надоело твоё враньё. Три дня не пойдёшь гулять! Сразу после школы будешь садиться за уроки!
  Толик беспокойно завозился на табуретке. Конечно, он виноват. Расстроил маму. Но три дня - это уж слишком. На три дня он ничего такого ужасного не совершил, только домой пришёл поздно и масла с картошкой не купил.
  Мама велела ему переодеваться и идти в ванную мыть руки. В этот момент телевизор разразился рёвом. В матче забили гол. Если бы гол забили мы, то папа присоединился бы к рёву, а то, может, и в коридор на радостях выбежал. А так он молчит. Значит, гол забили нам.
  Толик снял с себя штаны и стал надевать треники, в которых ходил дома, как вдруг раздался крик мамы:
  - Толик, ты куришь!
  Из кармана штанов выпал коробок. Толик забыл про него, как только мама заплакала. Она уже протянула руку, чтобы забрать коробок, но Толик схватил его секундой раньше. Тут же он бросился в ванную и заперся.
  - Толик, я в ужасе! - закричала мама, но Толик уже сломал спичку.
  А потом, немного подумав, сломал ещё одну.
  Когда Толик вернулся на кухню, мама встретила его радостной улыбкой. Она обняла Толика, погладила по голове и поцеловала в щёку.
  - Славный ты у меня мальчик, - сказала она.
  - Угу, - ответил Толик.
  - Как ты ловко схватил коробок, - сказала мама. - Я так обрадовалась. Ты просто настоящий спортсмен.
  Толик, не говоря ни слова, уселся на табуретку. На кухонном столе стояли бутылка подсолнечного масла и пакет картошки.
  - А я думала, ты забыл купить, - говорила мама. - Нет, ты у меня ничего не забываешь, ты молодец... Ой, ты ведь устал, на четвёртый этаж поднимался с такой тяжестью! А я, глупая, сама не догадалась сходить. Послала тебя в магазин, а тебе ведь, наверно, хотелось в футбол поиграть.
  - Мам, у меня же мяча нет, - сказал Толик, решив до конца выяснить могущество спичек.
  - Мяча нет? - спросила мама, и засмеялась счастливым смехом. - Ничего, я куплю тебе мяч. Обязательно куплю.
  Между тем ловкие мамины руки делали всё, что нужно, и вскоре перед Толиком появился подогретый суп, второе и даже банка консервированных ананасов, которая приберегалась к празднику.
  Мама села напротив Толика и с доброй улыбкой наблюдала за тем, как он вылавливает пальцами кружочки ананасов.
  Телевизор в большой комнате снова заревел. Папа молчал и не показывался. Толик вздохнул. Он тоже болел за "Торпедо". "Ни в жизнь нам не выиграть у "ЦСКА", - подумал он, - а то ещё и продуем с крупным счётом".
  - Почему ты не ешь суп и второе? - озабоченно спросила мама.
  - Не хочу.
  - Правильно, - сказала мама. - Всегда нужно делать только то, что тебе хочется. Когда я увидела спички, я сразу догадалась, что ты начал курить. И это тоже правильно. Ты у нас настоящий мужчина, а все настоящие мужчины курят.
  Толик посмотрел на маму. Может быть, она всё-таки шутит? Чего-чего, а уж курить Толика не заставишь. Подумаешь, удовольствие - дышать всяким дурацким дымом!
  Но мама, кажется, не шутила. Её доброе лицо просто светилось от удовольствия, что она видит Толика и разговаривает с ним. Сейчас она была готова выполнить любое его желание. И Толик подумал, что если он вдруг поцелует маму, то она снова заплачет, на этот раз от радости. На какое-то мгновение Толику стало неловко, как будто он заставил маму сделать что-то нехорошее, как будто он обманул её.
  Но уже в следующую минуту Толик думал, что всё это не так уж плохо. Ананасы, в конце концов, гораздо приятнее получать, чем подзатыльники. Новый мяч тоже не помешает.
  Всё же, чтобы доставить маме приятное, Толик сказал, что он вовсе не курит и курить никогда не будет. И мама обрадовалась так же, как раньше, когда думала, что Толик начал курить.
  Из большой комнаты донеслась бодрая музыка футбольного марша. Эта музыка означала, что в матче перерыв. Папа вышел мрачный и молчаливый.
  - Какой счёт? - спросил Толик.
  - Ноль - три, наши продувают, - ответил папа.
  Мама, не замечая папиного настроения, тут же напомнила ему, что он обещал подарить сыну канадскую клюшку. Скоро зима, во дворе зальют хоккейную площадку, а Толику играть нечем.
  - А вот мы посмотрим на его отметки, - сказал папа хмуро.
  - Толик у нас отличник, - сказала мама. - На прошлой неделе только одна тройка была, и ту исправил.
  - Поживём - увидим, - сказал папа. - До зимы ещё далеко.
  Толик подумал, что надо бы и папу сделать добрым, а потом решил, что добрые папа и мама - это перебор. Хватит одной доброй мамы. Тем более вопрос с покупкой клюшки можно решить другим путём...
  - Пап, а если "Торпедо" сейчас выиграет, купишь клюшку? - спросил он.
  - Ну да, выиграет, скажешь тоже, - невесело усмехнулся папа. - Нападающие совсем бегать перестали.
  - Ну, а если? - сказал Толик.
  - Александр, - вмешалась мама. - Обещал - значит, должен купить Толику клюшку.
  - Нет, если "Торпедо" выиграет, купишь? - настаивал Толик.
  Папа погрозил ему пальцем.
  - Но если проиграет, никакой клюшки не будет, и не мечтай.
  - Александр! - вскинулась мама. - Это, в конце концов, непедагогично!
  Папа отмахнулся.
  - Потакать ему во всём тоже непедагогично.
  Он увидел опустошённую Толиком банку консервированных ананасов.
  - А это что? Мы же на праздник купили.
  - У нас ещё одна банка есть, - сказала мама, - на праздник хватит. Толик ведь у нас сегодня отличился: купил подсолнечного масла и пакет картошки, и всё это донёс до четвёртого этажа. Надо же чем-то наградить его.
  Папа только головой покачал. Он ушёл досматривать футбол, а Толик забежал к себе в комнату и сломал спичку.
  - Хочу, чтобы "Торпедо" забило сегодня десять голов!
  Он вышел в коридор и начал ходить взад-вперёд, прислушиваясь к звукам из большой комнаты. Минуты три слышен был только неразборчивый голос комментатора, и вдруг телевизор снова взорвался рёвом. Но поскольку папа молчал, Толик забеспокоился. Неужели спичка не подействовала, и "Торпедо" получило ещё один гол? Толик вошёл в комнату и уселся на диван рядом с папой. Нет, спичка подействовала. Гол забило "Торпедо". Но у папы это не вызвало большой радости.
  - Хорошо хоть размочили, - только и сказал он.
  Но когда через пять минут торпедовцы снова забили гол, он подскочил и хлопнул Толика по плечу. Глаза его горели.
  - Видел, какой проход был по краю? Вот так бы с самого начала играли! Но ничего, времени ещё много.
  Армейцы начали с центра поля. Едва их игрок сделал пас, как мячом тут же завладел кто-то из торпедовцев и побежал с ним к воротам. Передача, удар, вратарь прыгает, мяч в сетке!
  Папа снова подскочил.
  - Ура, три - три! Старик, твои шансы растут!
  Папа всегда называл Толика "старик", если ему было весело. А маму тогда называл "старуха". Маме это не нравилось. А Толику было всё равно - старик так старик.
  Торпедовцы снова перехватили мяч. Армейцы суетились, кидались целой грудой на игрока, владевшего мячом, но мяч каким-то непостижимым образом выкатывался из-под их ног и попадал к подбегавшему торпедовцу. Тот делал пас, затем наносился удар - чуть ли не с центра поля - и счёт на табло менялся.
  - Старик, будет тебе клюшка! - кричал папа, обнимая Толика.
  Армейцы после очередного гола сбили с ног нападающего "Торпедо". Того унесли на носилках. Но торпедовцы, играя без одного полевого игрока, снова ухитрились забить гол.
  - Ура, ура! - кричал папа. - Будет клюшка, будет!
  - Пап, хорошо бы ещё шайбу, - сказал Толик, но папа в общем шуме даже не услышал его.
  Армейцы сбили ещё одного торпедовца. Комментатор сказал, что игра приняла слишком жёсткий характер, а когда торпедовца сбили в штрафной площадке, он сказал: "Ну, нет, товарищи! Такой футбол нам не нужен!"
  Восьмой гол был забит с пенальти.
  - Вот это игра! - вопил папа. - Наши будут чемпионами, вот увидишь!
  - Так, пап, шайбу купишь, или нет? - спросил Толик.
  - Ладно, старик, уговорил! Будет тебе и клюшка и шайба!
  Армейцы в отчаянии, нарушая правила, кидались под ноги противникам, стадион ревел, судейский свисток был едва слышен. Торпедовцы тянули время, медленно вводя мяч в игру. После штрафного удара, сделанного армейцем, мяч чудесным образом отскочил к торпедовцу, тот побежал к воротам и ударил. Мяч под гул стадиона попал в "девятку".
  - Го-о-ол! - закричал папа.
  Толик подумал, что одной шайбы мало. Хоккейная коробка заливается одна на пять домов, играть на ней приходят со всей округи, в том числе нахальные амбалы из шестнадцатого дома. Толика и прочую "мелюзгу" они быстро оттирают и играют со своими вечными соперниками, такими же нахальными амбалами, из четырнадцатого и двенадцатого домов. Играют они обычно самодельными шайбами, склеенными из автомобильной резины. А это не то, что папа собирается купить Толику. Папа купит настоящую шайбу. Он уже покупал такую прошлой зимой. Вот только играл ею Толик недолго. Шайбу схватили амбалы, и, уже играя, попросили одолжить её на часок. Отказать было совершенно невозможно. Играли они до глубокой ночи, и в конце концов шайба исчезла. Толик спрашивал о ней, но её не отдали. На следующий день она появилась, причём Толику сказали, что это их шайба. И доказывать что-либо было бесполезно.
  Толик вздохнул. Наверняка и этой зимой будет то же самое. "Нет, - подумал он, - одной шайбы мало. Да и двух мало. На целую зиму это, считай, ничто".
  - Пап, хорошо бы две шайбы купить, - сказал Толик.
  Папа подпрыгивал на диване.
  - Будут тебе две шайбы! Будут! Ура!
  - А может, по случаю победы вторую банку с ананасами умнём? - спросил Толик.
  Услышав про ананасы, папа опомнился.
  - Чего-чего? Ананасы? - сказал он, оторвавшись от экрана. - Что-то ты уж очень губы раскатал. А одно место не слипнется?
  - Да нет, я пошутил, - засмеялся Толик, понимая, что действительно многовато получается. - Главное - что мы победили!
  - Да, это главное! И с какой игрой победили! Нас хоть против бразильцев выпускай - всех разорвём!
  Комментатор сказал, что время матча истекло, но судья должен добавить минуту или две, потому что много было остановок. Счёт был девять - три. Толик напрягся. Победа одержана, но спичке было заказано десять голов. Исполнит она желание в точности, или довольствуется просто победой?
  Армейцы всей командой ринулись в атаку. Видно было, что они очень хотят забить гол, чтобы счёт хотя бы не выглядел разгромным. У самой штрафной вратарь "Торпедо" смело кинулся на мяч. Атака была сорвана. Вратарь не спешил вводить мяч в игру. Армейские болельщики недовольно гудели. Судья смотрел на часы, собираясь дать финальный свисток. Вратарь разбежался и ударил по мячу со всей силы. Видимо, он просто хотел отбить его подальше. Весь стадион, включая судью со свистком во рту, заворожено следил за его полётом. Мяч летел прямо в ворота армейцев. Они были пусты. Армейский вратарь, махнувший на всё рукой, вышел из ворот. И только когда обнаружилось, что мяч неминуемо попадёт в створ, он бросился назад, но было поздно. Мяч влетел в сетку. Судья засвистел и жестом показал, что игра закончена. Десять - три.
  - Старик, это невероятно! - Папа схватил Толика за плечи и затряс. - Будет тебе клюшка! И две шайбы будут! Заслужил! Молодец!
  В возбуждении он выбежал из комнаты.
  Мама находилась на кухне. Она слышала его крики и сказала одобрительно:
  - Конечно, Толик у нас молодец. Я всегда это знала.
  А на следующий день началась новая неделя. Утром Толик ещё не совсем проснулся и лежал с закрытыми глазами, когда мама вошла в его комнату и принялась складывать в портфель учебники и тетрадки. Она специально проверила по дневнику расписание уроков, чтобы положить всё нужное и ничего не забыть.
  Провожая уже одетого Толика, она раскрыла перед ним дверь и вышла с ним на лестницу. Здесь она поцеловала Толика, и всё время, пока он спускался вниз, махала рукой.
  Толик, спустившись на первый этаж, остановился. Он засунул руку в карман, нащупал коробок и засмеялся от удовольствия.
  Впереди его ждала новая, совершенно сказочная жизнь...
  
  
  От воспоминаний его отвлекли знакомые шлёпающие шаги. К писсуару подошёл голубоглазый мальчик. Как всегда, голый.
  Мальчик потягивался и зевал. По его сонному виду Толик понял, что сейчас утро.
  У мальчика был стояк. Его пенис был заметно больше, чем вчера вечером. Сначала мальчик помочился в Толика, потом стал дрочить. Сперма снова попала Толику в его непонятный глаз. Тут появился какой-то другой мальчик, тоже голый, с каштановыми волосами и карими глазами, присел перед голубоглазым на корточки и принялся вытирать его пенис пушистым белым полотенцем.
  - Ты у меня не единственный писсуар, - говорил Толику голубоглазый мальчик, пока его вытирали. - У меня их по дюжине на каждом этаже. Но такой как ты - только один. Ссать в тебя мне почему-то больше всего нравится. Поэтому я поместил тебя рядом со спальней.
  Кареглазый кого-то напомнил Толику. Толик начал вспоминать, где он его видел, и вспомнил только когда оба мальчика ушли. Ну конечно, Толик видел кареглазого в зеркале, и не раз! Это был двойник Толика! Двойник, созданный волшебством голубоглазого мальчика!
  А тот не приходил долго. Наверное, уже вечер наступил, когда он явился.
  - Ждёшь меня? - спросил мальчик, посмеиваясь и легонько теребя пенис. - Скучаешь по моей сперме?
  "В человека меня преврати! - мысленно завопил Толик. - Ну, преврати! Пожалуйста! Что тебе стоит!"
  - Заладил одно и то же, - сказал мальчик. - Ты наказан. А будешь надоедать - превращу в монету и закину в море. С рыбами будешь болтать.
  "А парень откуда взялся? - спросил Толик. - Почему он на меня похож?"
  - Помнишь роботов? - ответил мальчик. - Я их всех превратил в твоих двойников. Были роботы - стали двойники Толика Рыжкова. Неплохо придумано, а? Не обращай на них внимание. Они твои двойники только снаружи, а внутри как были болванами, так и остались. Роботы были моими рабами. Я создал их, чтобы выполняли приказы. Теперь вместо них выполняют приказы твои двойники. Делают всякую рабскую работу. Они хоть и болваны, но я вполне ими доволен. Мне приятнее, когда прислуживают не роботы с тупыми мордами, а Толики Рыжковы с лукавыми глазками и мягкими щёчками. Ну, всё, хватит разговоров! Уже почти ночь. Я иду спать.
  Весь следующий день мальчик не появлялся. Пришёл вечером в сопровождении раба.
  - Пей, - сказал мальчик, выпуская в Толика мочу. - Я только что выпил вишнёвого соку. Нравится?
  Толик молчал. Он решил показать мальчику, что он не раб. Он не будет заискивать и лебезить. Наоборот, он будет гордо молчать. Пусть знает наших!
  - Ты что, правда не чувствуешь вишнёвого вкуса? - спросил мальчик.
  Толик молчал.
  Мальчик ушёл. Через час вернулся и снова помочился.
  - Чувствуешь апельсины?
  Толик молчал.
  Через час мальчик явился, отхлёбывая из чашки горячий шоколад. Начал мочиться в Толика.
  - Ты хоть шоколад чувствуешь, или нет?
  Раздражённый молчанием Толика, мальчик вылил содержимое чашки в писсуар.
  - На, пей, - в глазах мальчика яростно сверкали голубые искры. - Специально для тебя принёс!
  Толик молчал. Молчать - значило не думать ни о чём. Все мысли убрать из головы, а то мальчик их слышит.
  - Вот ведь гад! - крикнул мальчик, уходя. - Даже "спасибо" не скажет!
  "Больно надо мне тебе "спасибо" говорить", - подумал Толик.
  Мальчик тут же вернулся.
  - Не хочешь говорить "спасибо"?
  "И думать о тебе не хочу", - мысленно сказал Толик.
  - Ну, ладно. Сделаю так, что ты каждую минуту, каждую секунду будешь думать обо мне. Превращу тебя в плавки и буду их постоянно носить!
  "Не надо в плавки!" - испуганно взвизгнул Толик.
  Но мальчик уже ушёл.
  Наутро он явился в чёрных обтягивающих плавках. С ним был раб. Они встали перед писсуаром. Мальчик заставил раба опуститься на колени и притянул к себе его голову. Не снимая плавок, он стал тереться набухшим пенисом о лицо раба.
  Вскоре мальчик задёргался и замычал, выплёскивая сперму.
  - Снимай, - велел он рабу.
  Тот аккуратно снял с мальчика испачканные спермой плавки. Мальчик взял их двумя пальцами.
  - Вот чем ты скоро будешь!
  И он кинул плавки в писсуар. А потом помочился на них.
  - Плавки оттуда не убирать, - приказал мальчик, уходя.
  За ним ушёл раб. Грязные плавки остались лежать в Толике.
  В туалете снова наступила тишина.
  "Это он в них меня превратит?" - в нарастающей панике думал Толик, уставившись на плавки.
  
  
  Паника продолжалась недолго. Она сменилась какой-то мрачной тупостью. Думать ни о чём не хотелось. Но не думать было невозможно. Мысли блуждали - сначала отрывочные, бессвязные, а потом снова потекли воспоминания.
  Толику вспомнилось солнечное осеннее утро, когда он шёл в школу с коробком волшебных спичек в кармане. Он шёл, и у него захватывало дух. Он чувствовал себя совершенно невероятным героем, который может всё. Проходя мимо киоска с мороженым, он не мог не остановиться. Денег, которые ему в карман положила мама, хватало только на перекус в школьном буфете, но он же герой! А какой герой не может подзаправиться мороженым, если ему хочется?
  Он тут же сломал спичку, наколдовал двадцать две копейки и купил "Ленинградское". Правда, есть его герою пришлось очень быстро, потому что поджимало время.
  Он доедал мороженое, уже входя в школу. Коридоры были пусты. Только что прозвенел звонок на занятия.
  Уборщица укоризненно смотрела, как Толик липкими руками засовывает в урну обёртку от мороженого. Толик уже и сам понимал, что истратил спичку на пустяк. Зачем ему нужно было есть это мороженое? Из-за него он на урок опоздал. Теперь снова придётся оправдываться...
  В классе все уже сидели на местах. Анна Гавриловна показывала что-то на карте. Она обернулась на скрип двери.
  - Добро пожаловать, Рыжков, - сказала Анна Гавриловна. - Ты почему опоздал?
  - Я? - спросил Толик.
  - Ты, - сказала Анна Гавриловна.
  - Я... - произнёс Толик и задумался.
  Анна Гавриловна улыбнулась:
  - Не успел ещё придумать?
  - Я... нет... - сказал Толик.
  - Садись на место, Рыжков. Поговорим после урока.
  Анна Гавриловна повернулась к карте и стала объяснять дальше. Толик сел на своё место, рядом с Мишкой.
  Анна Гавриловна рассказывала о том, как изменится карта СССР через десять лет. Она говорила о плотинах, которые построят за это время. Говорила о реках, как они разольются чуть ли не с море.
  - Я теперь любую реку могу переплыть, - шепнул Толик.
  Мишка покосился на него с ухмылкой.
  Анна Гавриловна рассказывала, какие богатства скрываются на дне океанов, всякие водоросли, которые можно есть, нефть и чего-то ещё такое, что Толик не расслышал, потому что в этот момент говорил Мишке:
  - Я теперь и океан любой могу переплыть.
  Мишка, вместо ответа, постучал пальцем по лбу. На этот раз Толик обиделся.
  - Сам дурак, - сказал он. - Не знаешь ничего - и молчи.
  - Рыжков, - сказала Анна Гавриловна, - повтори, что я говорила.
  Толик вскочил с места.
  - Вы говорили про плотины и про водоросли.
  - Что я говорила про плотины и про водоросли?
  - Их можно есть.
  - Плотины можно есть? - спросила Анна Гавриловна.
  Ребята дружно засмеялись. Мишка тоже засмеялся. Толику стало совсем обидно. Если бы они знали, что у него в кармане, то не смеялись бы, а плакали от зависти.
  - Плотины нельзя есть, - буркнул Толик. - Они железные.
  - Они бетонные, - сказала Анна Гавриловна. - Ставлю тебе двойку за невнимательность.
  Двойку Толику получать не хотелось. Учебный год только начался - и уже двойка. Толик сунул руку в карман.
  - Ой, Анна Гавриловна, можно выйти на минутку?
  - Что случилось?
  - Мне... мне плохо...
  Анна Гавриловна пожала плечами.
  - Иди.
  Толик выскочил за дверь. Пока он ходил, Анна Гавриловна открыла журнал и поставила против фамилии "Рыжков" двойку.
  Толик вернулся почти сразу. Он скромно сел на своё место рядом с Мишкой и уставился на Анну Гавриловну. Анна Гавриловна подняла голову.
  - Рыжков, - сказала она, - я поставила тебе двойку за невнимательность. А теперь... я... переправлю её... на... пятёрку. Я делаю это потому, что... потому... Я не знаю, почему. Так нужно. Ты... очень... хороший... ученик... Рыжков.
  Анна Гавриловна устало вытерла платком вспотевший лоб.
  - На сегодня закончим, - сказала она и быстро вышла из класса.
  Ребята все, как один, посмотрели на Толика. Они ничего не понимали. Они знали, что Анна Гавриловна всегда ставила двойки за дело. Пятёрки - тоже за дело. Но сегодня Рыжков, конечно, заслужил только двойку.
  - Эй, Рыжков, - сказала Лена Щеглова. - Отличник Рыжков. Расскажи ещё про железную плотину.
  Ребята сразу повскакивали с мест и окружили парту Толика.
  - Она, может, пошутила, - отбивался Толик. - Может, у неё голова болит, вот она и ушла.
  - Ничуточки она не пошутила, - сказала Лена Щеглова. - Она переправила двойку на пятёрку. И даже кляксу поставила. Я сама видела. Она из-за тебя ушла.
  А Лёня Травин - парень, который умел играть на скрипке, - сказал:
  - Ты должен извиниться перед Анной Гавриловной.
  - Чего мне извиняться! - возмутился Толик. - Я сам себе, что ли, поставил? Она сама поставила! Я за неё отвечать не буду.
  - Тогда мы сходим и попросим, чтобы она тебе опять на двойку переправила, - сказал Лёня. - Потому что это нечестно.
  - И пожалуйста, - засмеялся Толик. - Всё равно она тебя не послушает. Ты лучше на скрипке играй.
  - Кто пойдёт со мной к Анне Гавриловне? - спросил Лёня.
  Но ребята мялись. Идти к Анне Гавриловне почему-то никто не хотел. Кое-кто стал отходить от парты Толика и садиться на место.
  - Трусливо и нечестно, - сказал Толику Травин.
  - После уроков получишь, - ответил Толик.
  Тут ребята снова расшумелись.
  - Это кто получит? Кто? - задиристо спрашивал Женя Громов.
  - Мы ещё посмотрим, кто получит! - кипятился Саша Арзуханян.
  - Ладно, Рыжков, погоди у меня, - сказал Женя Громов. - Пусть только уроки кончатся.
  После уроков Толик вышел из класса последним. Он не пошёл сразу на улицу. Он походил по пустым коридорам, зашёл в библиотеку, посидел там, полистал журналы. Молодая, очень худенькая библиотекарша Вера Николаевна сказала ему:
  - Толик, мы уже закрываемся. Можешь взять журналы домой, потом принесёшь.
  - Спасибо, Вера Николаевна, не надо. Я лучше в следующий раз их дочитаю.
  Делать нечего, Толик медленно спустился по лестнице. Осторожно приоткрыл дверь и выглянул на улицу. За оградой школы на тротуаре стояли ребята. У Толика похолодело в животе. Он надеялся, что они уже ушли. Но они не ушли. Они ждали Толика. И вовсе не за тем, чтобы пригласить его поиграть в футбол. Просто его хотели поколотить.
  Там были Женя Громов, Саша Арзуханян, Лёня Травин. Немного в стороне от них стоял Мишка Павлов. Мишка драться не будет, скорее всего он заступится, потому что Мишка всё-таки друг. Травин тоже не в счёт. Если он придёт домой с поцарапанными пальцами, его за это не похвалят. Зато уж Громов с Арзуханяном времени терять не будут. Они всегда ходят вместе, заступаются друг за друга. Все в классе их побаиваются.
  Толик вздохнул. Придётся потратить ещё одну спичку на пустяк. Но ничего не поделаешь. Шишки получать не хочется.
  Открывая коробок, Толик снова почувствовал себя героем. Он уже знал, что пожелать. Он переломил спичку.
  - Пусть они все передерутся друг с другом!
  Он вышел на улицу. Ребята увидели его.
  - Иди, иди, - сказал Арзуханян. - Иди, не трусь. Из-за тебя Анна Гавриловна заболела. Сейчас ты получишь.
  - Толик, не бойся! - крикнул Мишка.
  - А ты, Павлов, лучше отойди, - сказал Громов. - А то и тебе попадёт.
  - Не вмешивайся, Павлов. Я тоже не вмешиваюсь, - сказал Лёня Травин и засунул поглубже в карманы свои драгоценные руки.
  - А я и не боюсь! - крикнул Толик. И, чтобы ребята ещё больше разозлились, добавил: - Чихать я на вас хотел. Понятно?
  Толик подошёл и встал напротив Арзуханяна. Тогда Мишка тоже подошёл и встал сзади Толика. А Женя Громов встал рядом с Арзуханяном.
  - Да ты не бойся, - сказал Арзуханян и сплюнул на ботинок Толика, но не попал.
  - Да я не боюсь, - ответил Толик и сплюнул на ботинок Арзуханяна и попал.
  - Ах, так? - сказал Арзуханян.
  - Да, так... - ответил Толик.
  - Ну, тронь... - сказал Арзуханян.
  - А ты тронь, - ответил Толик.
  - Я-то трону.
  - Попробуй.
  - Я-то попробую.
  - Чего ж ты не трогаешь?
  - Я-то трону, - сказал Арзуханян, размахнулся и стукнул Громова.
  - Ты чего дерёшься! - закричал Громов и стукнул Мишку.
  - Ты чего пристаёшь! - закричал Мишка и стукнул Лёню Травина.
  Лёня Травин очень удивился. Он подумал немного, вынул из кармана свои драгоценные руки и стукнул Арзуханяна. Началась свалка. Громов, Арзуханян, Травин и Мишка колотили друг друга. Толик стоял рядом, но они как будто его не замечали. Они кричали:
  - Вот тебе за Анну Гавриловну!
  - Вот тебе за пятёрку!
  В общем, они кричали про Толика, а молотили друг друга. Они подняли такой шум, что проснулась ворона, примостившаяся на ночь под крышей школы. Она посмотрела вниз, каркнула и полетела досыпать на другую улицу.
  Интереснее всего было то, что Арзуханян всё время пытался стукнуть Громова, хоть они и дружили с первого класса. А Травину, который вообще уж ни в чём не был виноват, больше всего доставалось от Мишки. А сам Травин не обращал на Мишку внимания. Он вцепился в Арзуханяна и выкручивал ему ухо своими музыкальными пальцами.
  Всё это продолжалось до тех пор, пока к ним не подошёл гражданин с веником под мышкой. Наверное, он шёл из бани, потому что лицо у него было красное, пропаренное. Недолго думая, он хлестнул Травина по спине веником, затем оттащил Арзуханяна от Громова и начал охаживать веником их обоих, приговаривая:
  - В милицию захотели, оболтусы? Сейчас сдам!
  - Это всё он виноват! - кричали в один голос Громов и Арзуханян, показывали пальцем на Толика и продолжали награждать друг друга затрещинами.
  - Он, он, - поддакивал Травин, тоже показывал на Толика и при этом пытался пнуть ногой Мишку.
  - А ну, пошли в милицию! - рявкнул гражданин таким громким голосом, что дерущиеся на мгновенье замерли, а потом со всех ног бросились в разные стороны.
  Через секунду у забора никого не осталось, кроме Толика. Вместо того чтобы тоже пуститься наутёк, он в растерянности начал пятиться, прикрываясь портфелем.
  - А-а, - заревел гражданин, - главный зачинщик! Вот тебя-то я и отведу!
  Тут, наконец, кинулся бежать и Толик. Но время для бегства было упущено. Гражданин с веником побежал за ним. Толик свернул за угол и помчался вдоль низких деревянных построек. Гражданин не отставал. Оглядываясь на бегу, Толик к ужасу своему убедился, что тот довольно быстро приближается. Толик припустился ещё быстрее, свернул за очередной угол, поскользнулся и полетел прямо в лужу.
  Гражданин остановился и разразился хохотом.
  - Что, хулиган, получил? - проревел он. - Теперь-то я тебя отведу!
  Толик, падая, спугнул целую стаю сизых голубей. Они летали над ним, пока он выбирался из лужи и торопливо доставал из кармана коробок. Он уже вынул из коробка спичку, когда на плечо ему легла тяжёлая рука.
  - Не вздумай бежать! Будешь знать, как драки устраивать!
  Но Толик уже сломал спичку.
  - Хочу... - шептал он, - хочу...
  Голуби, хлопая крыльями, пролетели перед самым его лицом.
  - Хочу, чтобы этот мужик стал голубем...
  Он сказал это и замер. Его больше никто не держал. Но он не решался обернуться. Он был уверен, что мужик стоит позади него и продолжает смеяться, только беззвучно.
  Толик оборачивался медленно, очень медленно. Когда он, наконец, обернулся, мужика сзади не было. В переулке вообще никого не было. Только стая голубей постепенно рассаживалась по заборам и крышам. В ней наверняка был и превращённый в голубя краснолицый мужик. Рядом с Толиком валялся его веник.
  Толик внимательнее пригляделся к голубям. Определить, который из них только что был человеком, было невозможно. В вечерней полутьме все голуби казались одинаковыми.
  Толик извлёк из лужи свой портфель. "Ну, достанется мне от мамы..." - подумал Толик, забыв, что мама у него теперь добрая, и вдруг опомнился. У него же волшебные спички! Пускай-ка ещё раз поработают!
  Он сломал спичку и пожелал, чтобы всё у него было так, как будто он и не падал в лужу.
  Толик даже не особенно удивился, когда одежда на нём высохла в мгновение ока. Он вышел на свет и оглядел себя. Грязь с его куртки, штанов и рук пропала. Всё было в полном порядке. Толик и в портфель заглянул на всякий случай. Тетради и учебники были сухими.
  Помахивая портфелем, он вышел на улицу. Голуби на крышах курлыкали. Наверняка среди них курлыкал и мужик. Толик подумал, что надо бы его вернуть в человеческий облик, а потом решил, что это можно сделать и завтра. "Ночку поживёт голубем, ничего с ним не случится, - думал Толик, мстительно усмехаясь. - Зато будет знать, как вмешиваться в чужие дела!"
  Однако, когда он подумал об этих "чужих делах", настроение у него сразу испортилось. И ссора с ребятами, и драка были совсем ни к чему. Конечно, он неправильно пожелал, чтобы Анна Гавриловна поставила ему пятёрку. Ведь ей пришлось поставить пятёрку за плохой ответ. А ребята всё заметили. Про них-то он ничего не желал. Вот явится завтра Толик в школу, а его снова начнут спрашивать про пятёрку...
  Толик вздохнул. Ничего не поделаешь. Надо потратить ещё одну спичку. Он переломил спичку и сказал:
  - Пускай ребята забудут про пятёрку.
  Тут память Толика сделала скачок, и он вспомнил утро следующего дня, и себя, лежащего в своей кровати. Он лежал с открытыми глазами, и ему было хорошо и приятно. Он чувствовал себя так, будто сейчас не сентябрь, не начало учебного года, а первый день летних каникул, когда можно не ходить в школу и гулять где хочешь, и купаться, и играть в футбол до одури, и ещё что-то радостное было впереди, но никак не вспоминалось, что именно.
  В коридоре послышались осторожные шаги. Поскрипывал паркет. Это мама тихонько пробиралась на кухню. Тихонько, чтобы не разбудить Толика. На кухню - чтобы приготовить ему завтрак.
  Толик вышел из дома пораньше, чтобы заскочить к Мишке. С асфальтовой дорожки вспорхнула стайка голубей и перелетела на забор. Увидев их, Толик подумал, что вчерашнего мужика надо бы превратить обратно в человека. Толик уже достал коробок, как вдруг подумал, что превращённый голубь может сидеть сейчас среди этих, что на заборе. А это значит, что, превратившись в человека, мужик увидит его и снова погонится за ним!
  Толик на всякий случай свернул в малолюдный переулок, где голубей не было. Не отходя далеко от угла, он остановился. Тратить спичку, конечно, не хотелось, но мужика было жаль. А вдруг он не такой плохой, как вчера думал о нём Толик? Прекратил драку. Это же, в общем-то, хороший поступок.
  Толик помедлил немного, подыскивая подходящие слова для загадывания желания. Сейчас главное - не напортачить, произнести всё точно так, как нужно было.
  - Хочу, чтобы голубь, в которого я вчера превратил мужика, снова обрёл человеческий облик, - проговорил он даже немного торжественно, и вернулся к углу.
  Выглянув на улицу, он обнаружил, что голуби спокойно сидят на заборе. Мужика нигде нет. Толик перехватил портфель и зашагал по улице. Через пару минут он уже входил в подъезд Мишкиного дома.
  В эти самые минуты на соседней улице с асфальта вспорхнула другая стая голубей. Причиной голубиного переполоха был вчерашний мужик, нежданно-негаданно оказавшийся посреди стаи. Стая улетела, а он сидел на корточках на бордюре, подскакивал и быстро-быстро взмахивал руками, будто крыльями. При этом он издавал клекочущие звуки, что-то вроде: "Урллл... Урллл..." Казалось, он хочет улететь вслед за голубями.
  Это выглядело так необычно, что прохожие останавливались, а некоторые направились к нему. При приближении людей он начинал подскакивать ещё выше, а потом на полусогнутых ногах, как-то вприскачку, отбегал в сторону. Люди шли за ним.
  - Эй, товарищ, - послышались голоса. - Что с вами?
  Удивительнее всего, что мужчина не производил впечатление пьяного. Пьяный не взмахивал бы так часто и резко руками, словно, действительно, пытался взлететь. Его норовили схватить, но он каждый раз уворачивался и припускался прочь.
  - Да он из Кащенко сбежал, - говорили прохожие. - Надо "Скорую" вызвать. И заодно милицию.
  Поведение мужчины, действительно, было совершенно ненормальным. Для него не существовало ни проезжей части, ни тротуаров. Улепётывая от людей, он мчался прямо наперерез машинам и трамваям. Машины тормозили. На улице возник затор. Ненормальный вприсядку бегал среди машин, причём неоднократно пытался забиться под какую-нибудь из них. В такие моменты его пытались схватить, но он вырывался и мчался по улице опрометью. А увидев забор, он начал подскакивать, бросаться на него и взмахивать руками, словно пытаясь взлететь.
  - Птицей себя воображает! - кричали вокруг. - Смотрите, смотрите, сейчас взлетит!
  Среди зрителей особенно много было малышни, которая в эти минуты как раз шла в школу. Зрелище бегающего и курлычущего взрослого мужчины было таким захватывающим, что они сразу забыли про школу и увлечённо бегали за ним. Поймать его они не пытались, зато, когда он убегал от них, дружно вопили: "Кыш! Кыш!" - и махали руками.
  К поимке "психа" подключились милиционеры и врачи "Скорой помощи". Да и помимо них народу в этом мероприятии участвовало уже столько, что психу некуда стало бежать, тем более и убегал он как-то бессмысленно. Ни одному человеку, убегающему от погони, не пришло бы в голову на виду у всех забиться в груду пустых ящиков, наваленных у овощного ларька. Оттуда его извлекли санитары и первым делом надели на него смирительную рубашку.
  Вокруг уже стояла внушительная толпа. Люди толковали, алкоголик он или псих. Большинство склонялось к мнению, что он всё-таки алкоголик. В толпе нашлись такие, которые его узнали.
  - Это Парамон, сантехник, - говорили они. - Алкаш запойный.
  - Да не запойный он, - возражали другие, которые тоже узнали его, - и выпить любит не больше, чем все.
  - Парамона Михайловича Туташкина я знаю с сорок пятого года, - говорил сурового вида высокий мужчина с седыми усами. - Он, когда выпьет, даже много, по улицам как петух не бегает.
  - А я вчера с ним в бане мылся! - выкрикнул низенький крепыш в кепке, прикрывавшей лысую голову. - Парамон уже месяц как в завязке, я точно знаю!
  Парамона Михайловича поволокли к "Скорой помощи". Даже завёрнутый в смирительную рубашку, он брыкался и норовил вырваться. Дверь за ним захлопнулась. Машина уехала. Зрители быстро разошлись, поскольку час был утренний и все спешили по делам.
  Толик ничего этого не видел. Он расхаживал по Мишкиной комнате, пока сам Мишка сидел за алгеброй.
  - Ещё один пример остался, - сказал Мишка. - Сейчас сделаю и пойдём. Просто ужасно, сколько уроков задают. Учишь, учишь целый день - погулять некогда...
  Толика так и подмывало спросить про вчерашнюю драку, но он помалкивал. Пусть Мишка сам скажет, если помнит.
  - А ты что, на сегодня уже всё выучил? - спросил Мишка.
  Толик наклонился к нему и сказал, с заговорщическим видом оглянувшись на дверь:
  - А я теперь не буду учить.
  - Ну и будешь двойки получать.
  - Будь спок, - сказал Толик. - Буду пятёрки получать.
  Мишка, конечно, и не думал, что Толик говорит всерьёз. Он уже привык, что Толик любит сочинять небылицы. И, как всегда в таких случаях, Мишка постучал по лбу согнутым пальцем. На этот раз Толик не обиделся. Ведь он говорил чистую правду.
  Мишка уткнулся в тетрадку. Ему нужно было доделать алгебру. А Толик отправился в туалет, заперся там и достал коробок. Через пять минут он вернулся в комнату и снова принялся ходить возле письменного стола. Ему ничего не нужно было доделывать, никакой алгебры. Только что он произнёс такое желание, что закачаешься. Теперь Толик знает все уроки до конца учебного года. До самого лета он не будет прикасаться к учебникам. Дома у него лежат тетрадки с заданиями, приготовленными на месяцы вперёд. И всё это сделалось само собой, стоило лишь сломать спичку.
  Толик покосился на Мишку, который дописывал свою алгебру. Одна-единственная спичка - и Мишка тоже знал бы уроки хоть на десять лет вперёд. Толик обязательно поделится с Мишкой спичками. Но не сейчас. Может быть, завтра. Или послезавтра, когда составит полный список всех своих желаний. А что останется - Мишке. Ведь Мишка - друг, и с ним нельзя не поделиться.
  Толик услышал, как за дверью кто-то скребётся, и открыл дверь. В комнату вошла Майда - большая овчарка. Толика она знала, но не обратила на него внимания. Она подошла к Мишке и положила передние лапы ему на плечи.
  - Толик, отстань, - сказал Мишка.
  Толик засмеялся. Мишка обернулся, и Майда лизнула его в щёку.
  - Лежать! - приказал Мишка.
  Майда вздохнула и улеглась возле Мишки.
  - Стоять! Майда! - грозно сказал Толик.
  Но Майда и ухом не повела. Она слушалась одного Мишку. Толику было обидно, что Майда - старая знакомая - не обращает на него внимания. Ему очень хотелось, чтобы Майда его лизнула или хотя бы положила лапы на его плечи.
  Толик встал на четвереньки и подполз к Майде. Он подставил ей щёку, чтобы она лизнула его, как Мишку. Майда отвела морду в сторону.
  - Дура, - сказал Толик.
  Майда вздохнула, поднялась, потянулась и вышла из комнаты с таким видом, будто ей надоело слушать глупости.
  "Сломать, что ль, спичку, - подумал Толик. - Опять проблемы будут... Как с той пятёркой... А главное - Мишка обидится. Он ведь ничего не знает".
  В тот день во время уроков Толика вызывали три раза, и он получил три пятёрки. И это не стоило ему никакого труда. Язык сам собой болтался у него во рту и говорил в точности то, что написано в учебнике. Толик даже не слушал, что произносит его язык. Он знал, что всё будет правильно.
  Учителя его похвалили. А ребята про вчерашний день ничего не сказали, ни словечка. К Толику все относились как всегда. У него отлегло на душе. "Надо было с самого начала так делать, без всяких там желаний пятёрок, - думал он. - А то приходится лишний раз спички тратить..."
  На перемене Толик тайком сломал ещё одну спичку, чтобы наколдовать себе десять рублей. Не тратить же спички каждый раз, когда захочется купить что-нибудь вкусное.
  Мишка увидел, как в школьном буфете Толик разменивает десятку, и позавидовал:
  - Это тебе столько денег дали?
  - Ничего особенного, - небрежно ответил Толик, забирая протянутый ему буфетчицей пакет с коржиками. - Родители в лотерею пятьсот рублей выиграли.
  - Везёт же людям, - сказала буфетчица. - А я если и выиграю, то рубль, и то редко.
  Толик обернулся к Мишке, который очень любил коржики, особенно когда они свежие.
  - Бери, не стесняйся, - Толик раскрыл пакет. - Такое событие надо отметить.
  Мишка вынул из пакета коржик.
  - Пару бери, - сказал Толик. - А после ещё лимонаду выпьем. Кутить так кутить.
  Последним уроком была физкультура. Сегодня она проходила в бассейне, куда поехали всем классом. Толик плавал хорошо, ему учиться этому делу особо и не надо было. С такими же хорошими пловцами он развлекался в основном тем, что нырял на самое дно. Ребята снова поспорили, кто дольше всех продержится под водой. Обычно эти споры выигрывал Женя Громов, и изредка - Толик. Сегодня Толик с Громовым пять раз ныряли, а Лёня Травин засекал время. Все пять раз выиграл Громов.
  - Это потому, что я ещё не включил все свои внутренние ресурсы, - сказал Толик. - Сейчас сделаем небольшую передышку, и снова нырнём.
  - Да всё и так ясно! - крикнул Саша Арзуханян.
  - Ничего не ясно, - огрызнулся Толик. - До сих пор я только разминался, а сейчас нырну по-настоящему. Вот увидите, как всё ясно!
  И он пошёл к выходу.
  Мишка смотрел на него удивлённо.
  - Толик, ты куда? - спросил он.
  - В туалет схожу, - ответил Толик. - А потом нырну так, что все в обморок попадаете!
  Вместо туалета он зашёл в безлюдную раздевалку и достал из кармана коробок. Прежде чем переломить спичку, Толик на секунду задумался. Если он пожелает полчаса сидения под водой, то это будет выглядеть так же подозрительно, как недавняя наколдованная пятёрка. И ему опять придётся всё исправлять, тратя спичку. И он сказал:
  - Хочу нырнуть на пять минут.
  Он вернулся к бортику бассейна. Урок физкультуры уже закончился, все собирались уходить.
  - Стойте, стойте, - всполошился Толик. - Куда уходить? Я ещё не показал свою настоящую форму! Ныряем! Лёня, засекай время!
  - Знаем мы твою форму... - начал было Арзуханян, но Громов уже спрыгнул в воду.
  - Толик обрёл форму! - крикнул он, смеясь. - Сейчас проверим, какая у него форма!
  Толик с Громовым набрали в лёгкие воздуха и по сигналу Травина нырнули. Все сгрудились у кромки бассейна.
  Толик и Громов сидели на дне неподвижно, зажав носы. Громов взглядывал на Толика и не спешил всплывать. Из его носа струйкой поднимались пузырьки. Из носа же Толика никаких пузырьков не поднималось.
  - Сорок секунд, - сказал Травин. - Пошли на рекорд!
  Громов не выдержал. Оттолкнулся ногами от дна и всплыл, отфыркиваясь. Толик сидел на дне.
  - Ребята, да он, вроде, не дышит, - встревожился Мишка. - Смотрите, пузырей нет!
  - Точно-точно, - раздались голоса. - Пузырей нет, значит, утонул!
  Первым кинулся в воду тренер. За ним нырнули три взрослых парня, находившихся в это время у воды. Нырнули Арзуханян с Громовым. Даже Мишка нырнул, хоть все и знали, что он плохой ныряльщик.
  Тренер обхватил Толика руками и оттолкнулся с ним от дна. И тут случилось невероятное. Толик вдруг "ожил" и начал энергично отпихивать тренера. На помощь тренеру поспешили парни.
  - Ну, точно, Толик тонет, - сказал Травин. - Когда человек тонет, он хватает спасателя и норовит утянуть за собой на дно. Видите, как он цепляется?
  Толик не цеплялся, а отбивался от тренера. Всплывать так рано вовсе не входило в его планы. Он преспокойно сидел себе, зажав нос и исподволь поглядывая на ребят, видневшихся наверху. Хоть он и не дышал, но чувствовал себя прекрасно. Тренер с его помощниками появились совершенно некстати. Толик жестами показывал им, что с ним всё в порядке, но его взяли под руки и, не обращая внимания на жесты, потащили вверх.
  Толика уложили на подстилку, как утопленника. Вокруг него сгрудился весь класс.
  - Надо ему сделать искусственное дыхание, - говорили девочки.
  - Я сейчас сделаю, - сказал Громов, протискиваясь к "утопленнику". - Я умею.
   Толик привстал.
  - Не надо мне искусственного дыхания. Вы же видите, я не утонул.
  - Какое там не утонул, - недовольно сказал тренер. - Ты лежал без сознания, уже не дышал. Опоздай мы на пару секунд - и всё! В лёгкие вошла бы вода!
  - Сколько я пробыл под водой? - спросил Толик у Травина.
  - Почём я знаю, - ответил Травин. - Я на часы уже не смотрел.
  - Больше таких соревнований здесь не устраивать! - грозно сказал тренер. - А то весь класс будет наказан!
  Толик молчал. Из его рекордного погружения ничего не вышло. Спичка истрачена зря. Но не мог же он знать, что ему не дадут просидеть на дне больше минуты!
  После бассейна ребята разошлись по домам. Мишка тоже ушёл домой. А Толик, прежде чем подняться к себе, решил четверть часика погонять мяч во дворе.
  На дворовой площадке малышня с воплями и визгом играла в футбол. Судьи не было, за тряпичным самодельным мячом бегали всей толпой. Толик вклинился в толпу и, пользуясь тем, что он в ней самый старший, быстро добрался до мяча. Он ловко обвёл двух первоклашек и ударил в сторону ворот. Мяч попал в штангу и отлетел в сторону. Один из младших мальчишек, шутки ради, побежал к мячу на полусогнутых ногах, взмахивая руками и издавая невнятные звуки, вроде "Кырлл... Кырлл..." Вокруг хохотали.
  - Димка, давай, покажи нам птицу! - кричала малышня. - Как она от милиционеров убегает!
  Ещё двое мальчишек, подражая первому, заплескали руками, побежали вприсядку.
  Толик остановился.
  - Это какая ещё птица? - спросил он, одолеваемый смутными предчувствиями. Ему почему-то пришёл на ум вчерашний превращённый в голубя мужик.
  - А сегодня на улице психа одного ловили, - стали рассказывать ребята. - Он изображал птицу! Здорово изображал! Даже на улицу выбегал, чуть под машину не попал. За ним и милиция, и доктора гонялись...
  - Это когда было? - спросил Толик.
  - Утром, когда в школу шли. Его все видели. На улице знаешь какая толпа собралась?
  "Утром, когда в школу шли", - повторил про себя Толик. Так ведь он тоже превратил голубя в человека утром, когда в школу шёл!
  - Птицу, говоришь, изображал? - переспросил он.
  - Да! И курлыкал по-птичьи! - сказал мальчик.
  - А на самом деле он был слесарь, - прибавил другой мальчик.
  "Да, точно, это тот самый мужик", - подумал Толик.
  Играть ему уже не хотелось. Он медленно двинулся к подъезду. "Но я же правильно загадал желание, - рассуждал он, поднимаясь по лестнице. - Я сказал: хочу, чтобы вчерашний голубь обрёл человеческий облик. Вот он и обрёл..." А потом Толик задумался. Хоть облик и обрёл, а человеком не стал. Голубь только внешне стал человеком, а внутри как был птицей, так и остался.
  Толик остановился на площадке между этажами. "Значит, я неправильно сформулировал. А как правильно?" Он задумался. "Надо было так сказать: хочу, чтобы вчерашний превращённый в голубя мужик... снова стал самим собой, каким был до превращения". Толик два раза повторил эту фразу, обдумывая её так и этак, и наконец решил, что она самая правильная. Главные слова здесь: каким был до превращения.
  Он достал спичку, переломил её и произнёс желание. Однако полной уверенности, что мужик снова стал самим собой, не было. Толик даже не знал, в какую больницу его отправили, и спросить не у кого. Получалось, что выяснить это без ещё одной спички невозможно...
  Парамона Михайловича Туташкина по причине его странного, необычайно редкого психического заболевания отправили не куда-нибудь, а в центральную психиатрическую больницу. Здесь его избавили от смирительной рубашки и поместили в отдельную палату. Сюда к нему явилась целая группа профессоров. Туташкин сидел, сгорбившись, на краю больничной койки. Он цеплялся в край койки руками и ногами, и искоса, наклонив голову, рассматривал людей. Профессора уже знали, что при попытке приблизиться к нему он снова начнёт метаться, и остановились у двери.
  - А не был ли он голубятником? - поинтересовался один из профессоров.
  - Всю жизнь был слесарем, - ответил санитар.
  - Его покормили? - спросил другой профессор.
  - К обычной пище не подходит, - объяснил санитар. - Берёт только вымоченное в воде пшено.
  - Ест, как клюёт, - прибавил второй санитар.
  - Какие препараты ему вводили? - спросил третий профессор.
  - Пока никаких, - ответил заведующий отделением. - Случай неординарный, тут нужен консилиум.
  - Возможно, эксцесс у него развился на фоне шока, - сказал первый профессор, в задумчивости взявшись за подбородок.
  - Накануне он мылся в бане, - сказал санитар.
  Второй санитар, держа миску с пшеном, начал осторожно приближаться к Туташкину. Тот косился на него глазом, держа голову набок, а когда тот подошёл на расстояние двух шагов, начал отодвигаться, ловко переставляя ноги и руки.
  - Гули-гули-гули, - ласково приговаривал санитар, протягивая миску.
  Видимо спугнутый им, Туташкин вдруг соскочил с койки и на полусогнутых ногах кинулся к стене. Профессора шарахнулись. Санитары устремились за Туташкиным, но поймать его было не так-то просто. Он увёртывался из под самых их рук, кидаясь то направо, то налево. В эту минуту в палату вошёл ещё один профессор. Увидев, что дверь раскрылась, Туташкин кинулся к ней, чуть не сбив профессора с ног, и выбежал в коридор.
  - Держи его, держи! - раздались голоса. - Смирительную рубашку сюда!
  Туташкин со всех ног нёсся по коридору мимо закрытых дверей. Он бежал, подскакивая на ходу и размахивая руками, словно собираясь взлететь. Иногда он приникал к полу у стены и замирал, но через секунду снова бежал. Скоро все поняли, куда он бежит. В конце коридора было окно. Оно было немного приоткрыто.
  - Закройте окно! - кричали преследователи. - Закройте, а то уйдёт!
  Туташкин мчался к окну со всех ног. Уже стало ясно, что закрыть окно не успеть. Все ждали, что сейчас он раскроет его шире и выскочит наружу. Но, к всеобщему изумлению, Туташкин не стал раскрывать окно. Он подпрыгнул, опершись руками о подоконник, и кинулся лбом прямо на стекло. Стекло разлетелось вдребезги. Туташкин с окровавленным лицом грохнулся на пол и затих. Лицо его было покрыто порезами, один глаз проколот осколком, но Туташкин не произносил ни звука, только вздрагивал всем телом. Санитары отнесли его в палату.
  Молчал он и когда из него вытаскивали осколки и зашивали раны. Особенно долго извлекали осколок из глаза. Глаз проткнуло так, что вернуть зрение было уже невозможно.
  Профессора совещались. Болезнь Туташкина была признана чрезвычайно тяжёлой и вряд ли поддающейся излечению. Был составлен список необходимых процедур и анализов, перечислены препараты, которые следовало вводить больному. После удаления осколков и перевязки Туташкина покормили через резиновую трубку, и он заснул. Профессора разошлись, обсуждая этот удивительный случай.
  После обеда к больному явились посетители: дворник Рашид и участковый Александр Николаевич, которые жили с ним в одном доме и хорошо его знали. Туташкин только что пришёл в себя. Он был надёжно связан, и дежурный врач распорядился пропустить их к больному.
  - Парамон, это ты? - спросил дворник, наклоняясь над Туташкиным. - Что с тобой стряслось?
  На забинтованном и залепленном пластырями лице Туташкина видны были только здоровый глаз, ноздри и рот. Глаз повернулся в сторону дворника и уставился на него бессмысленно.
  - Не узнаёшь меня? Это же я, Рашид.
  - Не узнаёт, - прошептал участковый.
  В эту самую минуту где-то на другом конце города Толик Рыжков переломил волшебную спичку и пожелал, чтобы мужик стал таким, каким был до превращения в голубя.
  Туташкин вдруг дёрнулся всем телом и заорал диким голосом: "А-а-а-а!"
  В палату вбежали санитары, медсёстры и врачи, засуетились возле больного.
  - Опять эксцесс! - крикнул дежурный врач. - Готовьте шприц!
  Больной вопил и извивался на кровати, повязки на его лице сбились в сторону.
  - Александр Николаевич, где я? - закричал он, увидев участкового. - Это вытрезвитель? Я ничего не помню! Скажите им, я ни капли в рот не брал!
  - Он, кажется, пришёл в себя, - пробормотал участковый, оглядываясь на врачей.
  - Почему на мне повязки? - не унимался Туташкин. - Рашид, сними их, мне дышать трудно!
  Рашид наклонился к Туташкину и начал осторожно сдвигать с его лица повязки.
  - Что вы делаете! - тут же возмущённо закричали медсёстры. - Трогать повязки нельзя!
  Над больным наклонился врач.
  - Этого не может быть, - пробормотал он озадаченно и отпрянул. - Нет, этого быть не может!
  Все замолчали. В палате звучал голос Туташкина:
  - Не пьян я, чем хотите поклянусь. Александр Николаевич, скажите им...
  Врачи и санитары привставали на цыпочки, стараясь из-за плеч сослуживцев разглядеть лицо больного. Дворник с участковым, не понимая причины общего волнения, тоже заволновались.
  - Товарищи, надо бы с ним полегче, - сказал участковый. - Парамон Михайлович, правда, уже больше месяца не употребляет...
  - Нет, вы мне скажите, - обрёл, наконец, голос врач и пальцем показал на лицо, видневшееся между сбитыми бинтами. - Вы тоже видите это? Или я сплю?
  Он сдвинул с лица Туташкина несколько бинтов с клочьями окровавленной ваты, и все ахнули.
  - Я-то точно сплю, - сказал врач, встряхнув головой. - Я же только что, своими руками, зашивал раны на его лице...
  Видя такое внимание к своей персоне, Туташкин затих и водил глазами направо и налево. Все смотрели на его лицо. Оно было гладко выбрито и покрыто здоровым румянцем, какой бывает после бани. Глаза были целёхоньки, а все швы и рубцы исчезли.
  На другой день с утра по классу разнёсся слух, что Анна Даниловна заболела серьёзно и её заменит другой учитель. Прозвенел звонок на урок, а занятия всё не начинались. Наконец вошёл директор в сопровождении невысокого сухонького старичка с аккуратной шкиперской бородкой. Глядя на эту бородку, можно было подумать, что это какой-нибудь капитан первого ранга на пенсии, не иначе. Но оказалось, что это учитель русского языка и литературы, только бывший, преподававший когда-то в этой школе. Он согласился заменить заболевшую Анну Даниловну. Старичка звали Никодимом Ивановичем.
  Директор, представив его, ушёл. Никодим Иванович уселся за учительский стол и раскрыл журнал. Начал он с вопросов, которые обращал ко всему классу: как провели каникулы? Где кто побывал? Читали ли книги, заданные к прочтению на лето? Ребята отвечали весело, перебивая друг друга. Заданные на лето книги, разумеется, все прочли.
  - Вот и прекрасно, - сказал Никодим Иванович. - Я как раз собирался поговорить с вами о поэме Николая Васильевича Гоголя "Мёртвые души". Хотелось бы услышать ваше мнение о ней...
  Никодим Иванович надел очки и придвинул к себе журнал. Его палец двинулся по странице снизу вверх.
  - Травина вызовите, - подсказал Арзуханян. - Он у нас отличник.
  - Щеглову, - отозвался с другого конца класса Травин. - Тоже отличница.
  - Тише, тише, - Никодим Иванович постучал карандашом по столу. - Вот я тут вижу, у Рыжкова две пятёрки за неделю. А выйдите-ка сюда, Рыжков, с вами и поговорим.
  Толик уверенным шагом направился к доске.
  Никодим Иванович, поигрывая карандашом, откинулся на стуле.
  - А давайте-ка побеседуем о таком, например, персонаже, как Ноздрёв, - сказал Никодим Иванович.
  - В характере Ноздрёва Гоголь выделяет его бесцельную активность, постоянную готовность заняться чем угодно, - заговорил Толик чётким дикторским тоном. - Но ни одно начатое дело Ноздрёв не доводит до конца, ибо все его начинания лишены цели и не продиктованы необходимостью. Крепостные крестьяне своим изнурительным трудом...
  Никодим Иванович, кивая, раскрыл учебник, отыскал нужную страницу и начал водить пальцем по строчкам.
  - ... создают материальные блага и избавляют помещика от забот, говорил Толик. - Жизнь превращается в весёлый праздник. Пьяный разгул, карточная игра, псовая охота...
  Толик говорил и смотрел в окно. Он уже не слушал, что болтает его язык. По оконному карнизу расхаживали голуби, и Толик подумал о том, что на недавнего мужика он потратил целых три спички. Это много. На них можно было столько всего наколдовать...
  - В его разорённом имении только псарня находилась в отличном состоянии. Лихач и кутила, Ноздрёв утратил человеческий облик. Он беззастенчиво хвастает и обманывает всех, кто встречается с ним...
  - Достаточно, пожалуй, - прервал Толика Никодим Иванович. - Память у вас просто замечательная. А вот скажите мне... Вы сейчас сказали, что Ноздрёв обманывает всех, кто с ним встречается. Выходит, он и Чичикова обманул?
  - Обманул, - сказал Толик.
  - Это каким же образом?
  Не ожидавший такого вопроса Толик растерялся. Он обвёл глазами класс, ожидая подсказки.
  Подсказал сам Никодим Иванович:
  - Они, кажется, играли на мёртвые души?
  Толик посмотрел на Мишку. Тот закивал.
  - Да, играли на мёртвые души, - подтвердил Толик.
  - А во что они играли? - спросил Никодим Иванович.
  Толик снова посмотрел на Мишку. Тот поставил ладонь сбоку ото рта и что-то зашептал. "Ша... ша..." - только и мог разобрать Толик. С другого конца класса тоже кто-то шептал: "Ша... ша..."
  Никодим Иванович постучал карандашом по столу.
  - Тише, тише... Так во что играли?
  Толик вдруг вспомнил, что Мишкин отец - мастер спорта по шахматам. Конечно, Мишка подсказывает: "шахматы"!
  - Они играли в шахматы, - уверенно сказал Толик.
  Класс оживился. Мишка продолжал шептать: "ша... ша..."
  - Интересно, - Никодим Иванович поднял очки на лоб и из-под них посмотрел на Толика. - И кто выиграл?
  - Чичиков, конечно, потому что он умнее Ноздрёва.
  - И каким же образом выиграл?
  - Мат поставил.
  Класс оживился ещё больше. Многие засмеялись. Толик понял, что сказал что-то не то.
  - В шашки они играли, - громко сказал Арзуханян.
  Никодим Иванович вернул очки на нос и придвинул к себе журнал.
  - Придётся мне вам тоже поставить мат, Рыжков. Садитесь, два.
  Он вывел напротив фамилии "Рыжков" двойку и посмотрел вслед Толику, медленно идущему к своей парте.
  - С вашей феноменальной памятью, Рыжков, если с умом подойти, можно горы сворачивать, - сказал Никодим Иванович. - Учебник вы вызубрили, а книгу прочесть забыли. А лучше бы наоборот.
  Толик уселся за парту.
  - Я тебе шепчу: шашки, шашки, - тихо сказал Мишка.
  Толик промолчал. Заело что-то с волшебством. Так он со спичкой не договаривался!
  Оставшееся до перемены время Толик сидел, подперев голову кулаком, и думал о том, что же он сделал неправильно. Он знал, что одна спичка выполняет только одно желание. Если одной спичке загадать сразу два желания, то ни одно не исполнится. Поэтому утром у Мишки он сломал две спички. У одной попросил, чтобы до конца учебного года он знал все уроки, а у другой - чтобы были сделаны все школьные задания. Получается, этого мало. Надо было сломать третью спичку и пожелать, чтобы у него в памяти были все книги, которые надо прочитать по школьной программе. Хотя, наверно, и этого мало. Всегда на уроке может случиться какой-нибудь казус, и он снова окажется в дураках. Могут, например, домашнее задание задать не из учебника. Некоторые учителя любят задавать не из учебника. А у него все домашние задания сделаны только по учебнику. Это что же, значит, надо на каждое задание целую спичку тратить? Тогда уж лучше, по-старинке, у Мишки списывать. Мишка всегда в таких случаях недоволен и ворчит, но в конце концов даёт списать. Спичек осталось не так уж много, и приходится думать, что тебе важнее: сделанное домашнее задание или, например, самый лучший велосипед.
  Подумав о велосипеде, Толик тяжко вздохнул. Он мог бы попросить у спички сразу два велосипеда, и даже три - все три сойдут за одно желание, - но как он объяснит родителям появление этих велосипедов? Что бы он ни сказал, ему не поверят. Впрочем, есть у него один план, как сделать так, чтобы велосипед купили сами родители. Но и тут без волшебной спички не обойтись...
  После уроков Толик зашёл в школьную библиотеку и попросил у Веры Николаевны роман Гоголя "Мёртвые души". Вера Николаевна подошла к книжным полкам, долго искала и вышла к Толику, разводя руками. Оказалось, что сейчас "Мёртвые души" проходят в восьмых классах, и поэтому все экземпляры разобраны.
  Подумав немного, она прибавила:
  - А впрочем, сейчас в другом месте поищу, - и она ушла в смежную комнату, где, как знал Толик, лежали целые книжные завалы.
  Не было её минут десять. За это время у библиотечной стойки собралась очередь из учеников, желавших сдать или взять книги. Наконец Вера Николаевна вышла.
  - Издание двадцать шестого года, - сказала она, передавая Толику весьма потрёпанную книжицу. - Здесь переплёт с предисловием вырваны, но тебе ведь не предисловие надо, а сам текст. А текст весь на месте, все странички целы. И иллюстраций много.
  - Спасибо, - сказал Толик, забирая книгу.
  Он сел за стол и пролистнул страницы. Иллюстраций было, действительно, много, и все были старинные, наверняка ещё с дореволюционных времён. В самом начале книги стояли фамилии редактора и автора предисловия. Обе фамилии были замараны чёрными чернилами.
  "Ну, надо же", - мельком подумал Толик, не интересуясь, впрочем, ни тем, что это за фамилии, и ни тем, почему они замараны. Его больше интересовало, как обманул Ноздрёв Чичикова и чем кончилась игра. Он долго листал и наконец нашёл это место, где Чичиков говорит: "Давненько не брал я в руки шашек!", а Ноздрёв отвечает: "Знаем мы вас, как вы плохо играете!" Толик погрузился в чтение. Оказалось, что Ноздрёв жульничал во время игры, тайком переставлял шашки на доске. А когда Чичиков сказал: "Ты врёшь!", он ответил: "Сам ты врёшь!", позвал слуг и закричал: "Бей его!". Дальше автор - Гоголь, Николай Васильевич, - пишет, что Ноздрёв похож на Суворова, когда Суворов "лезет на великое дело". Почему Ноздрёв похож на Суворова, и при чём тут вообще Суворов, Толик так и не понял. Зато он понял, что Чичикова наверняка бы избили, если бы не появился какой-то капитан-исправник и не заговорил с Ноздрёвым. Чичиков улизнул на крыльцо, сел в бричку и уехал. А партию в шашки они, выходит, не доиграли. Не выиграл ни тот, ни другой.
  Толик засунул книжку в портфель, решив прочитать её дома с самого начала. На улице ему встретился Женя Громов. Женя ехал на своём видавшем виды "Туристе", а за ним бежала стайка дворовых ребят - в надежде, что он даст им немного покататься. Толик присоединился к ребятам, и, действительно, Женя и ему дал прокатиться.
  Толик слез с велосипеда и отправился домой. По дороге он раздумывал над своим планом. План казался ему беспроигрышным. Он провернёт тот же трюк, что с клюшкой и шайбами, только теперь вместо клюшки с шайбами будет велосипед, а вместо десяти голов в ворота "ЦСКА" - выигрыш в денежно-вещевую лотерею. Он знал, что мама ближе ко дню розыгрыша обычно покупает два или три билета. Два билета у неё и на этот раз были куплены. Толик видел их собственными глазами. Он попросит у спички, чтобы один из маминых билетов выиграл машину. А потом он скажет родителям, как бы ненароком: а если вы выиграете машину, купите мне велосипед? Они, конечно, знают, что машину им не выиграть ни за какие коврижки, и с лёгкой душой ответят, что купят. А потом настанет день, когда они проверят билет и увидят, что, правда, выиграли машину. И все останутся довольны: и Толик, получивший велосипед, и родители, выигравшие машину.
  Толик заперся в ванной, сломал спичку и прошептал желание. В дверь ванной постучала мама. Толик по-быстрому спрятал коробок.
  - Толик, - сказала мама извиняющимся голосом, - прости, если я тебе помешала. Но уже поздно. Можно, я лягу спать? Или тебе ещё что-нибудь нужно?
  Толик вышел из ванной.
  - Мама... Я тут подумал... А вдруг ты выиграешь в лотерею машину?
  Мама заулыбалась.
  - А что, может, и выиграю. Всякое бывает.
  - Тогда ты купишь мне велосипед?
  Мама схватилась за голову.
  - Ах ты мой бедный мальчик! Как же я раньше не сообразила! Ты у меня такой скромный, сам попросить стесняешься. Идём скорее!
  Она взяла Толика за руку и повела в большую комнату, где папа досматривал телевизионную передачу.
  - Александр, - торжественно проговорила она, - ребёнку нужен велосипед.
  - Что значит - нужен?
  - Это значит, что он хочет велосипед.
  - А пароход он не хочет?
  - Это неуместные шутки, Александр.
  - Я не шучу. Сама знаешь, что денег у нас в обрез, занимать придётся до получки. А ты тут про велосипед.
  - Но ведь наш славный мальчик хочет кататься на велосипеде! - сказала мама возмущённым голосом.
  - Не такой уж он и славный, - сказал папа. - А ты его за последнее время слегка избаловала. Вот я сам возьмусь за его воспитание.
  - Ты это десять лет обещаешь.
  Папа встал и с треском выключил телевизор. Толик подумал, что сейчас он потребует показать ему дневник. А там - двойка...
  Но папа сказал:
  - Толик, выйди из комнаты. Немедленно ложись спать. Никакого велосипеда тебе не будет.
  - Толик, не ходи, - звонко сказала мама. - Не ложись спать.
  Толик переводил взгляд с папы на маму.
  - Я только хотел сказать, - забормотал он, - что если бы вы выиграли в лотерею...
  - У тебя будет два велосипеда, - не слушая его, сказала мама. - Самых лучших!
  - Может, двадцать два? - резко ответил папа.
  Толик уже жалел, что затеял этот разговор. Он вовсе не хотел, чтобы папа с мамой ругались. Раньше они иногда спорили, но не ссорились. А теперь начиналась самая настоящая ссора.
  - Ты мог бы не обсуждать этого при ребёнке! - кричала мама.
  - Он уже не ребёнок! - кричал папа.
  - Ты его совсем не любишь! - кричала мама.
  - Я не люблю?!
  - Не любишь! Ты его ненавидишь!
  - Ты просто дура! - сказал папа.
  Мама ахнула. Толик увидел, как она побледнела. Папа вдруг замолчал и растерянно посмотрел на маму. А мама быстро повернулась и убежала на кухню.
  Папа схватился за голову и зашагал по комнате. Он ходил, как будто не замечая Толика. А Толик стоял посреди комнаты и не знал, что делать.
  Наконец папа остановился и посмотрел на Толика. Лицо у него было виноватое.
  - Что же мы с тобой натворили, старик, - тихо сказал он.
  Толику было жалко папу. И маму тоже было жалко. Их ссора зашла так далеко, что уладить всё могла только спичка, больше ничего. И Толик поплёлся в ванную. Там он сломал спичку и пожелал, чтобы папа и мама помирились.
  И уже через пару секунд мимо двери ванной простучали каблуки мамы. А затем послышалось шарканье папиных шлёпанцев. Толик приоткрыл дверь и выглянул.
  Папа и мама стояли посреди коридора и смущённо улыбались друг другу.
  - Ты на меня не сердись, пожалуйста, - говорил папа.
  - Это ты на меня не сердись, - говорила мама.
  - Я, конечно, виноват.
  - Это я виновата.
  - Нет, нет, - сказал папа. - Ты ведь так устаёшь. И дома, и на работе. Разве я не вижу? И я... я ведь тебя очень люблю.
  - Я тебя тоже люблю, - ответила мама. - А мы можем купить Толику велосипед?
  - Попробуем, - согласился папа.
  Толику очень хотелось встрять в разговор и сказать, что на следующей неделе они выиграют в лотерею машину, но он удержался. Они воспримут его слова как очередную глупую выдумку, а сейчас был не тот момент, чтобы выдумывать.
  Он потихоньку выскользнул из ванной и направился спать.
  А в воскресенье утром Толик выкатил во двор новенький "Орлёнок". Народу во дворе в такую рань почти никого не было. Тем лучше. Меньше будут глазеть на велосипед и путаться под колёсами.
  Сначала Толик ездил по асфальтовой дорожке вдоль подъездов, потом свернул на безлюдную игровую площадку, проехался мимо качелей и турника, наконец вырулил на улицу и покатил к парку. В парке тоже почти никого не было. Ходили только те, кто выгуливал собак. Толик как-то забыл про них, и вспомнил только когда совсем рядом раздался лай и на дорожку перед ним выскочила мелкая белая собачонка с рыжим пятном на спине. Ему показалось, что она кинулась прямо под колесо. Он тут же нажал на тормоз, но с непривычки торможение получилось слишком резким. Толик не удержался в седле и упал. Рядом свалился велосипед. Собака прыгала вокруг Толика и заливисто лаяла.
  Толик её узнал. Это была собака парня с его двора - Олега Чичерина, по прозвищу Чича, который учился на последнем курсе ПТУ. Толик считал его весьма неприятным типом. И не только Толик его таким считал. Чича, играя, например, в хоккей, мог отобрать у любого игрока младше себя клюшку и присвоить себе. Или унести домой чужую шайбу. Его собаку тоже не любили. Она, если появлялась во дворе, сразу же со злобным лаем принималась гоняться за всеми, кто ей попадался.
  Толик не успел подняться, как из кустов вышел и сам Чича. С мерзкой улыбкой он приблизился к велосипеду.
  - Новенький велосипед, - сказал Чича. - Люблю новенькие велосипеды. Дай прокатиться.
  - Я сам ещё не катался, - сказал Толик.
  Чича усмехнулся:
  - Тебя не спрашивают, катался ты или нет. Я говорю: прокатимся?
  Не дожидаясь ответа, Чича протянул к велосипеду руку.
  Толик чувствовал себя, наверное, так же, как малышня, когда Чича гонит её с площадки. Конечно, он мог превратить Чичу в голубя, или перенести куда подальше, например, на Красную площадь, но в эту минуту Толик даже не думал об этом. Он вообще забыл о волшебных спичках. Он сидел на дорожке и растерянно смотрел, как Чича поднимает велосипед.
  - Хорошая машина, - с ухмылкой сказал Чича.
  И вдруг Толик услышал Мишкин голос:
  - Не трогай велосипед. Не твоё - и не трогай.
  Чича покосился на него:
  - Мастер спорта? - Он продолжал ухмыляться, не замечая, что его собака с визгом кинулась прочь. - Давно банок не получал? Я могу...
  - Майда! - негромко крикнул Мишка.
  Чича оглянулся и выпустил велосипед из рук. Майда была уже здесь.
  Мишка подошёл к велосипеду, показал на него рукой и сказал Майде:
  - Охраняй!
  Майда немедленно улеглась рядом. Она высунула язык и, склонив голову набок, спокойно и равнодушно поглядывала на Чичу, будто он был не большой и сильный пэтэушник, а какой-нибудь жалкий малыш. Чича покраснел. Отступать ему не хотелось, тем более на глазах у Толика. Он снова протянул руку к велосипеду. Майда сморщила нос и легонько заворчала, показывая зубы.
  - Ты лучше уйди, Чича, - сказал Мишка. - Мы же тебя не трогаем.
  И Чича сдался. Весь красный, он повернулся и медленно пошёл прочь. Сворачивая за деревья, он обернулся на Толика и мстительно усмехнулся. Скоро за деревьями послышался его крик:
  - Джек! Джек! Ко мне!
  Мишка поднял велосипед.
  - Смотри, у него педаль сломана.
  - А ты разбираешься? - спросил Толик.
  - В прошлом году я на даче всё лето ездил на таком, - сказал Мишка. - Это ничего, чинится легко. В мастерской тебе сделают за пять минут.
  Мишка всё же решил проводить Толика, чтобы его не очень ругали за сломанную педаль. Он отвёл Майду домой, а потом они вдвоём втащили велосипед по лестнице.
  Дверь открыла мама. Это было очень кстати, что мама первая увидела сломанную педаль.
  - Вот и умница, - прошептала мама. - Не успел на велосипед сесть - уже педаль сломал. Ты просто замечательный мальчик. Только папе не говори. А велосипед мы завтра отведём в починку.
  Мишка с удивлением уставился на маму Толика. Он ещё никогда не слышал, чтобы кого-то хвалили за сломанные велосипеды.
  Мальчики снова отправились в парк. Воскресный день только начинался, свободного времени впереди было полно. Послонявшись по аллеям и поглазев на лектора, читавшего на открытой эстраде лекцию на тему "Есть ли жизнь на Марсе", они направились к Мишке. Мишкина мама накормила их обедом, а потом Мишка разложил на столе шахматную доску.
  - Буду изучать Королевский гамбит, - сказал он, расставляя на доске фигуры. - У меня во вторник турнир начинается. Надо подготовиться.
  - Погоди изучать, - сказал Толик. - Давай сперва сыграем.
  - Ты же не играешь, - сказал Мишка.
  - Играю, - сказал Толик. - В лагере научился.
  В пионерском лагере Толик действительно сыграл две свои первые и единственные в жизни шахматные партии. Ребята перед игрой объяснили ему, как двигаются фигуры. Всё оказалось просто. Пешки двигаются только вперёд, конь ходит буквой "г", и если напасть на неприятельского короля и ему некуда отступать, то это называется "поставить мат". То есть, игра окончена. Толик играл, путаясь с непривычки, и в обеих партиях получил мат. С тех пор шахматы перестали его интересовать. Но сейчас, когда Мишка расставил фигуры, интерес к шахматам пробудился. Толику захотелось сыграть. Ну, или хотя бы показать Мишке, что он тоже кое-что понимает в шахматах.
  - И вообще, не беспокойся за меня, - прибавил Толик. - Я прекрасно знаю, как ходят фигуры. Могу и мат поставить при случае.
  - Ну, ладно, - согласился Мишка. - Кто тебя знает, а вдруг ты правда прилично играешь.
  - А вот сейчас увидишь, - сказал Толик.
  Мишка подсел к столу и сделал ход пешкой.
  - Давненько я не брал в руки шахмат, - повторил Толик фразу Чичикова, и тоже двинул пешку.
  Мишка двинул слона. Толик двинул другую пешку. Тут Мишка усмехнулся, поднял какую-то фигуру, название которой Толик забыл, и поставил её на край доски.
  - Тебе мат, - сказал Мишка. - Называется "детский мат".
  - Почему это "детский"? - возмутился Толик.
  - Потому что на этот мат попадаются одни дети. Которые совсем играть не умеют.
  - Давай ещё сыграем, - сказал Толик, заново расставляя фигуры.
  Следующая партия закончилась ровно через пять ходов. Толик снова получил мат.
  - Мне в туалет надо, - сказал он, вылезая из-за стола. - Я и проиграл, потому что в туалет очень хочется, прямо мочи нет. А вот потом ты посмотришь, как я буду играть!
  - После туалета? - спросил Мишка.
  - Ну да, - ответил Толик. - Вот посмотришь.
  В туалете Толик сломал спичку и пожелал стать лучшим в мире шахматистом.
  - Ну, что, фигуры расставил? - бодро спросил он, входя в комнату. - Теперь держись! Пойдёт настоящая игра!
  Первую партию Мишка проиграл на четырнадцатом ходу. Вторую - на пятнадцатом. Толик ходил не задумываясь. За него всё само думалось.
  - Толик, да ты очень сильно играешь, - с удивлением сказал Мишка. - Почему раньше не сказал?
  - Как-то случая не было, - небрежно ответил Толик. - Ещё сыграем?
  В эту минуту в комнату вошёл Мишкин папа.
  - Сражаетесь, молодёжь? - сказал папа. - Одобряю. Это гораздо лучше, чем в футбол гонять. Ну и кто кого?
  - Он меня всё время обыгрывает, - сказал Мишка.
  - Что-то я не помню, чтобы Толя увлекался шахматами, - сказал папа.
  - Я потихонечку научился, - соврал Толик. - Сначала в пионерском лагере, потом сам с собой играл, а потом ходил в Парк Горького, играл в шахматном клубе. Там один дядя меня научил всем хитростям.
  - Ты сыграй с ним, - предложил папе Мишка. - Он здорово играет.
  - Боюсь, что ему со мной будет неинтересно, - засомневался папа. - Кому охота проигрывать.
  - А вы, правда, мастер по шахматам? - спросил Толик.
  - Правда, - ответил папа. - Поэтому тебе будет неинтересно.
  - Папа в прошлом году второе место в финале первенства Москвы занял, - сказал Толику Мишка. - Второе после гроссмейстера Бронштейна.
  - Тогда мне особенно интересно сыграть с вами, - сказал Толик.
  - Ну, ладно, давай, - улыбаясь, согласился Мишкин папа.
  Мишка заново расставил фигуры.
  После седьмого хода папа сказал:
  - Гм... Любопытно...
  После одиннадцатого хода папа сказал:
  - Ничего себе!
  Толик двигал фигуры молниеносно. И после каждого его хода папа надолго задумывался и почёсывал подбородок. Мишка с тревогой следил за папой. Он знал, что, в отличие от остальных людей, в трудных положениях шахматисты скребут не затылок, а подбородок.
  После семнадцатого хода папа несколько оживился и сказал:
  - Ну-ка, ну-ка...
  А после восемнадцатого:
  - Тэк-с, тэк-с, тэ-э-эк-с...
  Мишка знал, что на языке шахматистов, в отличие от языка остальных людей, это означает: "Вот тут-то ты, братец, и попался". Очевидно, до полной папиной победы оставалось всего несколько ходов.
  После двадцать первого хода папа сказал:
  - Ну и ну! Это как же так получилось?
  Через два хода он потерял фигуру и сдался, потому что, в отличие от простых шахматистов, шахматные мастера и гроссмейстеры сдаются при первой возможности.
  - Толик, - торжественно сказал папа. - Ты знаешь, что ты талант?
  - Ну... может быть... - со всей скромностью ответил Толик, пожимая плечами. - Хотите ещё сыграть?
  - С удовольствием, - сказал папа, расставил фигуры и быстро проиграл ещё одну партию.
  - Это просто невероятно! - воскликнул папа. - Ты расправляешься со мной как с ребёнком. Тебе обязательно нужно участвовать в соревнованиях.
  - Некогда, - продолжал скромничать Толик. - Уроков очень много.
  - Знаешь, папа, он вообще очень способный, - сказал Мишка. - Никодим Иванович говорит, что у него феноменальная память. Из учебника целые страницы наизусть шпарит.
  - Толик, - сказал папа, - ты должен пойти с Мишей во Дворец Пионеров. В шахматном кружке на твою игру посмотрят преподаватели, тебе присвоят спортивный разряд. Я думаю, ты играешь в силу хорошего мастера. Сразу это звание тебе, конечно, не дадут, придётся сначала сыграть в паре-тройке турниров. Но к Новому году обязательно станешь мастером.
  - Ну, не знаю, - сказал Толик. - Может, как-нибудь попозже, а сейчас я очень загружен уроками...
  Сказать по правде, Толик боялся связываться с шахматными преподавателями. Мишка им, конечно, расскажет, что Толик до самого недавнего времени вообще не играл в шахматы. И про доброго дядю из Парка Горького тоже обязательно расскажет. Толикова мама в такие истории не верит, и когда Толик рассказывает ей что-то подобное, она называет его "бессовестным вруном" и "негодяем". Преподаватели наверняка тоже не поверят. Они, может, ещё потребуют, чтоб он им предъявил того дядю...
  На следующий день в школе Мишка сказал ему, что вечером Толик обязательно должен прийти к нему домой. В гостях у папы будут знакомые шахматные мастера и даже один гроссмейстер. Папа их специально пригласил ради Толика.
  - Папа только о тебе и говорит, - сказал Мишка. - Он говорит, что ты и дебюты знаешь, и эндшпиль, и вообще всю теорию, и что ты, одним словом, будущее советских шахмат. Он о тебе статью для журнала собирается писать. Представляешь? Вся школа про тебя узнает!
  - Представляю... - сказал Толик и задумался.
  Если вся школа узнает, то и папа узнает. И как объяснить ему своё неожиданное мастерство? Рассказать про дядю из Парка Горького, который всему научил за пару недель? Мишка говорил, что его отец сыграл в десятках соревнований, прежде чем стал мастером, и что он сидит за шахматной доской с утра до вечера, изучая разные дебюты и прочую теорию. А Толик сразу раз - и всё знает.
  И ещё он думал, не будет ли с его шахматными способностями то же самое, что и со знанием всех уроков? Вроде бы все уроки знает, а вот пришёл Никодим Иванович - и поставил ему двойку. Тут поневоле задумаешься.
  Да и Мишка тоже взволновался. Наверняка расскажет во Дворце Пионеров, какой у него феноменальный друг. Как он учебники от корки до корки заучивает и в шахматы мастеров обыгрывает. Теперь стоит Толику появиться во Дворце Пионеров, как его сразу обступит толпа. Все хором потребуют рассказать, как это он за две недели научился так сильно играть. И не просто сильно играть. Это бы ещё ладно. Но ведь Толик всю теорию знает! Дебюты чуть ли не до двадцатого хода! Такое без специальных шахматных книг узнать просто невозможно. Рассказы, что сам с собой играл и что какой-то дядечка из Парка Горького научил, тут не сработают. Ребята не поверят. Да и Мишкин папа тоже не поверил, это было видно.
  Вечером Толик к Мишке не пошёл. Вместо Мишки он пошёл в парк, сумеречный и безлюдный в это позднее время. Толик всегда приходил в парк, когда хотелось побыть одному. Он шёл по аллее, скудно освещённой жёлтыми фонарями, и думал о том, что ещё не поздно всё это дело с шахматными способностями отыграть назад. Пока оно не зашло слишком далеко. А то ведь если зайдёт далеко, то уже не остановишь. Родители узнают, школа узнает, да чего там - вся Москва узнает, и всё полетит кувырком. Начнутся бесконечные вопросы, расспросы, расследования. В историю про дядечку из Парка Горького непременно вцепятся. А то, может, решат, что Толик сумасшедший. Ну нельзя же, в самом деле, узнать всю шахматную теорию за две недели! Обязательно потребуют, чтобы он рассказал во всех подробностях, как, где, когда и каким образом он научился так сильно играть. И это что же - просить у спички, чтобы на самом деле появился дядечка, который играть научил? Дядечка, конечно, появится, но ничего путного из этого не выйдет, а выйдет снова какая-нибудь чепуха, как с Пушкиным Савелием Осиповичем. И придётся переколдовывать всё назад, спички тратить. А может, сказать, что дядечка помер? Нет, такой номер тоже не пройдёт...
  Толик вздохнул, уселся на лавочку и достал коробок. Историю с шахматными способностями надо отыгрывать назад. И одним загаданным желанием тут не отделаешься, надо загадать два желания, а значит, истратить две спички. Толик помешкал немного. Придётся всё-таки их истратить, хотя бы ради мамы и папы. И Мишки.
  Толик сломал спичку и пожелал разучиться играть в шахматы. Потом сломал вторую спичку и пожелал, чтобы Мишка и Мишкин папа забыли, что он их обыгрывал в шахматы.
  У Толика словно тяжесть с души свалилась. Он встал со скамейки и пошёл к выходу из парка, как вдруг вспомнил, что Мишкин папа пригласил к себе мастеров и гроссмейстера, чтобы показать им шахматного уникума - Толика Рыжкова. А про них-то он не загадал. Они тоже знают о нём. Значит, придётся истратить третью спичку...
  Повторяются истории с превращённым в голубя мужиком и с двойкой, поставленной Анной Даниловной. Наколдовал, не подумав, а чтоб исправить, надо тратить не одну, а две, или даже три спички.
  Толик остановился, сломал ещё одну спичку и пожелал, чтобы все знакомые Мишки и Мишкиного папы забыли о его, Толика, шахматных способностях.
  Он направился дальше, но, дойдя до следующей скамейки, снова сел. Теперь надо бы отыграть назад и феноменальную память. Ведь учителя теперь, зная, что он вызубривает учебники наизусть, нарочно будут задавать вопросы не по учебникам. И он будет получать двойки. Конечно, можно заставить учителей задавать правильные вопросы, которые по учебникам, и ставить ему пятёрки, но от этого всё запутается ещё больше. Ребята наверняка заметят, если уже не заметили, что он учит учебники наизусть. Толик будет стоять у доски, бубнить что-то, а ребята будут смотреть на него, смеяться и шептать: "Зубрила!"
  Толик ведь и без спичек нормально учился. Троек почти не было. Только вот времени много уходило на домашние задания. Зато он всё сам делал, и сам знал всё, что задавалось, и на душе спокойней было.
  Ещё не поздно всё вернуть. Со своими "спичечными" знаниями он пропустил совсем немного. Можно всё догнать. В случае чего, Мишка поможет.
  Но Толик медлил ломать спичку. А может, оставить как есть? Ведь это знания, а не что-нибудь! Жалко с ними расставаться. И посоветоваться не с кем. Даже папе об этом не расскажешь. Не поверит он ни в какие волшебные спички...
  Толик вздохнул и сломал спичку.
  - Хочу, чтобы я перестал знать все уроки.
  Потом сломал вторую:
  - Хочу, чтобы все в школе забыли, что я отвечал по учебникам.
  Он подумал, что "все" - это значит, что и Никодим Иванович тоже должен забыть. Ещё он подумал, что хорошо бы, чтобы Анна Даниловна выздоровела и снова пришла в школу. А Никодим Иванович больше не появлялся.
  Он сломал ещё одну спичку:
  - Хочу, чтобы выздоровела Анна Даниловна.
  Толик перевёл дыхание. Кажется, всё. Он всё исправил. Он перебрал спички в коробке. Их оставалось совсем мало. Толик дал себе слово с этого дня тратить спички только на что-то действительно очень важное и десять раз подумать, прежде чем что-то загадать.
  Толик попробовал прямо сейчас сообразить, что же это такое важное, что он обязательно должен сделать с помощью спичек? Наколдовать много денег? Но он уже наколдовал выигрыш машины в лотерею. Тогда, может, сделать "Торпедо" чемпионом?
  Толик встал и пошёл дальше. "А может, пожелать, чтобы запустили человека на Луну? - думал он. - Или уж сразу на Марс? А вот интересно: можно с помощью спички узнать, есть ли жизнь на Марсе?"
  Потом он стал думать о маме и папе. "Маму надо обязательно сделать прежней мамой, но не сейчас. Надо подождать хотя бы пару-тройку дней, пока она не купит футбольный мяч. А папе надо помочь сделать научное открытие, которое потрясёт мир...." Толик слышал от папы, что в его лаборатории вот-вот сделают открытие, которое потрясёт весь мир. Но он уже давно так говорит, а открытия всё нет и нет. Может, спичка поможет, и папа всё-таки потрясёт мир?
  Толик задумался, и не обратил внимания на знакомый заливистый лай. А когда обратил, было поздно. На аллею выскочил Чичин Джек. Вслед за Джеком, мстительно скалясь, из кустов вывалился и сам Чича.
  - А, велосипедист! - закричал он. - Попался! Щас тебе никакая овчарка не поможет!
  Толик со всех ног кинулся к выходу из парка. Чича догнал его и сделал подножку. Толик полетел на землю.
  - Пожалел дать прокатиться? - хрипел Чича. - Мне? Не дал, да?
  Чича изо всех сил пнул его в зад ногой.
  Толик взвизгнул от боли.
  - Не дал? - Чича ещё раз пнул.
  - Дам, дам, - Толик извивался от боли. - Всё время буду давать, только отпусти.
  При этом он ухитрился достать из кармана коробок и уже начал его открывать. Но тут коробок заметил Чича.
  - А, спички, - сказал он. - Это кстати. Дай сюда.
  Толик сжал коробок в кулаке, но Чича разжал его пальцы и завладел коробком. Не торопясь он достал из кармана початую пачку "Беломора", вытряхнул папиросу и сунул её в рот. Потом вынул из коробка спичку. Толик следил за ним, затаив дыхание. Спичка-то волшебная. Кто её знает, что будет, если её зажечь. Может, взорвётся. Толик ещё никогда не зажигал волшебных спичек. Он их только ломал.
  Но ничего не произошло. Чича чиркнул по коробку, спичка загорелась, он поднёс огонёк к папиросе, прикурил и помахал рукой, гася спичку. Погасив её, он кинул её себе под ноги.
  - И когда я вас, сопляков, научу уважать старших, - сказал Чича, выдыхая дым.
  Толиков коробок он сунул в карман.
  - Значит, говоришь, будешь всегда давать мне кататься на велосипеде?
  - Всегда, всегда, - закивал Толик. - Всегда буду, только отдай мне, пожалуйста, коробок.
  - Тебе спички ни к чему, - сказал Чича. - Или ты начал курить?
  - Да, начал...
  - Ха-ха-ха, - деланно засмеялся Чича. - Так я тебе и поверил.
  Джек прыгал вокруг лежащего Толика и заливался лаем.
  Чича прикрикнул на него:
  - Молчать, Джек. Сидеть.
  Но Джеку не хотелось сидеть. Он продолжал прыгать и лаять. И лаял он уже не на Толика, а вообще лаял. Наверное, ему просто очень хотелось попрыгать и полаять.
  - И с тем парнем, у которого овчарка, ко мне не подходи, - сказал Чича. - А то и ему достанется. Мы с ребятами подкараулим его и отмудохаем, понял?
  - Понял, - ответил Толик. - Отдай мне коробок. Он мне очень нужен.
  - Ничего, другой купишь, - сказал Чича, выдыхая дым.
  - Мне этот нужен...
  - Это ещё почему?
  - Я этикетки спичечные собираю, - начал врать Толик, - а такой этикетки у меня нет. Отдай... Хочешь, я тебе за коробок денег дам?
  Он зашарил в кармане куртки и нащупал пятирублёвку, которую ему дали со сдачей в школьном буфете.
  - Вот, пять рублей! За коробок! Отдай!
  Чича взял пятирублёвку и сунул в карман.
  - Ладно, уговорил. За пять рублей так уж и быть, отдам.
  Он вынул коробок.
  - У меня папироса погасла, - сказал он. - Щас прикурю и отдам.
  Чича чиркнул спичкой и, держа её в ладонях вместе с коробком, как будто прикрывая горящую спичку от ветра, начал прикуривать. При этом он постарался сделать так, чтобы пламя от спички перекинулось на коробок, прямо на этикетку.
  - Ах ты, какая досада, - воскликнул он, скривившись в злобной ухмылке. - Коробок загорелся!
  Он держал горевший коробок двумя пальцами и поворачивал его, чтобы пламя охватило этикетку.
  - Вот жалость-то! Бесценная этикетка горит!
  Пламя проникло внутрь коробка и все находившееся в нём спички разом вспыхнули. Чича бросил коробок на землю.
  - Ничего, щас погасим, - и он принялся затаптывать горящий коробок. - Ну вот, всё, погасили, делов-то куча, - носком ботинка он отбросил обугленный коробок к Толику. - Забирай свою этикетку.
  - Тогда пять рублей верни, - проныл Торлик.
  - Чего? - сказал Чича развязным голосом. - Какие пять рублей? Не видел я никаких пяти рублей. Не давал ты их. Или ещё хочешь получить?
  - Нет, нет, - прокричал Толик в отчаянии.
  - Вот так-то лучше! - Чича засвистел Джеку: - Джек, ко мне!
  И он неспешно двинулся по аллее. Пройдя с десяток шагов, он обернулся:
  - И про велосипед не забудь! Будешь выдавать мне его по первому требованию!
  Толик подполз к обгоревшему коробку и раскрыл его. Волшебные спички выгорели почти полностью. От каждой осталась только маленькая частичка не затронутого огнём дерева. Миллиметров пять всего.
  Толик взял одну спичку и переломил ту самую не затронутую огнём частичку.
  - Хочу эскимо, - сказал он.
  Никакого эскимо не появилось.
  Он сломал не обгорелый кончик другой спички. Результат был тот же. Вернее сказать, не было никакого результата.
  Толик огляделся. Где-то здесь, на дорожке, валялась спичка, от которой Чича прикуривал. На спичке выгорела только сера, а почти вся деревянная часть была нетронутой. Он её тут же нашёл. На спичке, действительно, выгорел только самый конец.
  "Наверное, это последняя спичка, - пронеслось в мыслях Толика. - Что загадать? Надо загадать что-то очень важное. Расколдовать маму? Да! Расколдую её! А впрочем, нет. Вернусь к волшебнику и попрошу ещё один коробок. Пусть целует, тискает и трётся об меня своим дурацким членом сколько хочет, лишь бы коробок дал. А тогда я и маму расколдую, и Чичу проучу так, что надолго запомнит..."
  Он сломал спичку и сказал:
  - Хочу вернуться к волшебнику.
  Прошла минута.
  Пять минут.
  Ничего не менялось. Вокруг Толика были всё те же деревья и фонари.
  Испорченная спичка потеряла свою волшебную силу! Оставалось одно: разыскать волшебника. Но где его искать? Адрес волшебника Толик не знал. Да и был ли у волшебника этот самый адрес?
  Отчаяние накрыло Толика такой жгучей волной, что он заплакал. Хорошо, что в аллее никого не было и никто не видел, как он плачет.
  Толик и сейчас, находясь в облике писсуара, плакал, вспоминая тот злосчастный вечер в парке, когда он остался без волшебных спичек. Правда, плакал он без слёз, да и плакал он только в своих мыслях. Это третье перемещение в мир мальчика было самым худшим. Мальчик превратил его в писсуар, а теперь хочет превратить в плавки. Пока ещё не превратил. Но наверняка превратит. А Толику не хотелось превращаться в плавки. Ему и писсуаром быть не хотелось, но к своей жизни в облике писсуара он как-то уже привык, а что с ним будет, когда он станет плавками? Уж точно, ничего хорошего.
  Толик вернулся памятью в тот вечер в безлюдной аллее, когда он без сил сидел на земле. Он заставил себя подняться и пойти домой. В нём ещё теплилась надежда, что вдруг он придёт домой, а мама стала прежней. Ведь с исчезновением коробка с волшебными спичками могло и колдовство пропасть.
  Но нет. Мама, увидев его, запричитала сладким голосом:
  - Толик, мальчик мой бедный, что с тобой? Где ты так вывалялся? Снова подрался? Ну и хорошо, ну и ладно, ты у нас мужчина, ты должен драться. А я тебе баночку ананасов в сиропе купила, целый час в очереди простояла, а купила. Чего не сделаешь для моего дорогого Толика...
  В большой комнате из угла в угол расхаживал папа. По телевизору передавали последние известия, но папа их не слушал. Он сосредоточенно расхаживал, словно был поглощён какой-то научной проблемой. С тех пор, как мама стала доброй, он часто так расхаживал. "Эх, жалко, не успел я загадать, чтобы он сделал открытие и потряс мир", - подумал Толик.
  На следующий день была суббота. Как всегда по субботам, занятия в школе закончились раньше, и Толик зашёл к Мишке. Мальчики вместе сделали уроки и отправились в парк, прихватив с собой Майду. С Мишкой и Майдой Толик чувствовал себя увереннее, а то снова мог появиться Чича со своим Джеком. "Хорошо бы, - мечтал Толик, - чтобы Майда подралась с Джеком и порвала его в клочья".
  Откуда ему было знать, что Чича сегодня даже в своё ПТУ не пошёл. Весь день он отсыпался после вчерашней пьянки, которую закатил на упавшие с неба пять рублей. Сначала он пил со своими дружками - Бобром и Коляном. Ближе к ночи они ушли, а Чича, проводив их, зашёл в соседний дом к знакомому мужику, купил у него на оставшиеся деньги полбутылки самогону и продолжал пить в одиночестве. Давно уже был день, но под потолком Чичиной комнаты продолжала гореть лампа. Чича спал на полу в окружении клочьев засаленных газет, в окружении пустых консервных банок, огрызков яблок, раздавленного солёного огурца, осколков стакана и других остатков ночной пьянки. Джек, урча, грыз обглоданную кость.
  В дверь застучали. Джек отбежал в угол и громко залаял.
  - Откройте, милиция! - потребовал за дверью участковый Александр Николаевич.
  Чича продолжал спать.
  За спиной участкового столпились соседи по коммунальной квартире.
  - И ведь сколько раз уже такое было, - говорили они. - Мы и писали, и жаловались, а воз и ныне там. Вчера до часу ночи пил, спать не давал. И откуда деньги берутся. Не иначе, ворует. И злую собаку в комнате держит без согласия ответственных квартиросъёмщиков.
  Участковый нажал на дверь плечом, и она раскрылась. Участковый вошёл в комнату. Соседи остались за дверью: боялись "злой собаки".
  - Чичерин! - гаркнул Александр Николаевич на весь дом.
  Джек юркнул под табуретку в углу.
  Чича привстал, посмотрел перед собой осоловелыми глазами, сказал: "А?" - и снова упал на пол.
  Толик, конечно, ничего этого не знал. И потому, идя с Мишкой по парку, всё время оглядывался по сторонам: не видно ли Чичи?
  Вечер был субботний и очень тёплый, и потому в парковых аллеях было многолюднее обычного. Горели фонари. Аллеи были засыпаны жёлтой листвой. По ним компаниями и парами неспешно двигались гуляющие. На скамьях перед открытой эстрадой, где лектор из общества "Знание" читал лекцию о международном положении, не было свободных мест. К цепным каруселям и воздушным качелям стояли очереди. Очередь стояла и у киоска с газированной водой. Толик предложил постоять за газировкой, но Мишка отрицательно покачал головой.
  - С собакой в очереди неудобно стоять, да и не хочу я пить.
  - Тогда пошли к прудам, - сказал Толик. - Посмотрим на иллюминацию.
  С большой аллеи приятели свернули налево и направились в дальний конец парка. Сначала они шли по аллее, потом двинулись по дорожке. Они шли, и всё меньше попадалось им фонарей и гуляющих. Такое безлюдье казалось тем более удивительным, что у прудов обычно толпится довольно много народу, особенно по вечерам, когда зажигаются цветные огни и их отражения протягиваются по тёмной воде.
  - Мы, наверное, не той дорогой идём, - сказал Мишка. - Надо было свернуть направо.
  - Мы уже почти пришли, - возразил Толик. - До прудов метров сто, не больше.
  Толик держался уверенно, а сам тоже вертел головой, высматривая фонари на набережной. Огней за потемневшими деревьями, и правда, не было. И спросить не у кого: прохожие, как назло, куда-то пропали. Вдобавок ко всему внезапно наступила тишина. Все звуки как отрезало.
  Мишка остановился. Рядом встала Майда и навострила уши.
  - Ладно, пойдём назад, - сказал Толик.
  - Тише, - Мишка поднял палец. - Слышишь?
  Теперь уже и Толик расслышал музыку. Она доносилась как раз с той стороны, куда уводила тропа. Мелодия была бодрая и какая-то очень знакомая. И звучала она не по радио. Где-то играл самый настоящий оркестр.
  - Там, наверное, что-то празднуют, - сказал Мишка. - Пошли, посмотрим.
  - Пошли, - согласился Толик.
  Мальчики двинулись дальше, понемногу ускоряя шаг. Они шли бы ещё быстрее, если бы не Майда. Она то и дело останавливалась и натягивала поводок.
  - Майда, рядом иди, - говорил в таких случаях Мишка.
  Майда неохотно сдвигалась с места.
  Музыка становилась всё громче, и наконец за деревьями показалось что-то бледно-белое. Вскоре стало ясно, что это цирковой шатёр, подсвеченный изнутри.
  - Я вспомнил, где слышал эту музыку! - сказал Толик. - В цирке! Это цирк!
  Дверь в шатёр была приоткрыта. Музыка доносилась из тёмной глубины шатра. Временами музыку заглушали громкие крики и взрывы аплодисментов.
  - Подойдём ближе, - сказал Толик и направился к двери.
  Мишка двинулся за ним, но тут Майда зарычала и попятилась назад, снова натянув поводок.
  - Майда, что за новости? - сказал Мишка. - Всё в порядке, пойдём!
  Майда, вильнув хвостом, побрела, но не рядом с хозяином, как обычно, а позади него.
  Справа от двери виднелось окошко, над которым было написано "Касса", а на самом окошке висело объявление: "Все билеты проданы".
  Слева висела пёстрая афиша. Друзья подошли к ней.
  - Смотри, - сказал Толик, потянув Мишку за рукав. - Слон-канатоходец! Видал такого?
  - Нет, - сказал Мишка.
  - Вот бы взглянуть! - сказал Толик.
  - Ишь ты, медведи на велосипедах, - сказал Мишка.
  - А ещё иллюзионисты, чревовещатели, жонглёры, акробаты, говорящие собаки, - подхватил Толик.
  Из двери высунулся клоун с красным шариком вместо носа, с нарумяненными щеками и густой копной ярко-рыжих волос, на которую был насажен синий колпак. Ребята посмотрели на него удивлённо: на клоуне были тёмные очки! Они ещё ни разу не видели клоунов в тёмных очках.
  - Вы в цирк? - спросил клоун, и сам же ответил: - Сожалею, но все билеты проданы. Все до одного. На сегодняшнее представление их продали неделю назад.
  С этими словами клоун весь вышел из двери, оставив её раскрытой. В темноте за дверью виднелись цветные огни и чёрные силуэты зрителей.
  Майда залаяла было, но Мишка одёрнул её.
  - Фу, Майда, - сказал он тихо. - Сидеть!
  Майда замолчала и послушно уселась у его ног.
  Клоун был чуть выше мальчиков. На нём был белый с красными горошинами клоунский балахон и дутые коричневые ботинки.
  - Впрочем, вам крупно повезло, - сообщил клоун словно бы по секрету. - На галёрке есть несколько свободных мест, и вы можете занять их бесплатно.
  Мальчики топтались, не решаясь войти.
  - Пользуйтесь шансом, всего одно представление, - говорил клоун. - Завтра цирк уезжает на гастроли!
  - Я бы пошёл, а с Майдой что делать? - шёпотом сказал Толику Мишка.
  - Начинается самое интересное! - сказал клоун. - Слон идёт по канату! А после будет выступать учёная собака, которая вылаивает человеческие слова. Второй такой нет нигде в мире!
  - Такая собака, кажется, есть в Индии, - сказал Толик. - Я читал о ней.
  - Да, знаю, - сказал клоун, - но наша собака умнее и больше слов знает. К тому же у нас бесплатно раздают зрителям мороженое, пончики и лимонад.
  - От лимонада я бы не отказался, - сказал Толик. - Я давно пить хочу.
  - А с собакой можно? - спросил у клоуна Мишка. - Она умная, будет вести себя тихо.
  Клоун посмотрел на Майду. Она встала на ноги и зарычала. Мишке снова пришлось одёрнуть её.
  - А вы её к дереву привяжите, - сказал клоун.
  - Нет, - сказал Мишка. - Без неё не пойду.
  - Лимонад прямо сейчас дают, - сказал клоун. - Всем по большому стакану.
  Толик обернулся к приятелю.
  - А правда, привяжи. Мы только лимонаду выпьем и на слона посмотрим, и сразу назад.
  - Нет, - упрямился Мишка.
  - Ну и ладно, тогда и я не пойду, - согласился Толик, подавив сокрушённый вздох. - А если собака тихо себя будет вести, можно? - спросил он в последней надежде.
  Клоун поморщился, покачал головой и махнул рукой.
  - Ну что с вами сделаешь, - сказал он. - Если тихо, то можно, - и он проскользнул в дверь. - Сюда, сюда, - слышался из полумрака его голос. - Здесь, справа, есть места...
  Майда рычала и пятилась.
  - Наверное, слона почуяла, - сказал Толик.
  Мишка потянул поводок.
  - Майда, за мной. Всё будет нормально, не бойся.
  Собака явно была недовольна, но всё же пошла за ребятами.
  - Вот здесь можете садиться, - сказал клоун. - И не благодарите, всегда рад посодействовать.
  Толику его голос показался знакомым. Он начал вспоминать, где он его слышал, но тут его внимание отвлёк маленький круглый слонёнок, который уже прошёл по канату и сходил с тумбы на пол. Зрители аплодировали.
  Мишка уселся и придвинул Майду ближе к себе.
  - Майда, лежать, - приказал он.
  За головами зрителей было плохо видно, и друзьям снова пришлось встать на ноги. На освещённую арену выбежал клоун.
  - Продолжаем представление! - закричал он. - А не хочет ли почтеннейшая публика покружиться на карусели, для разнообразия?
  - Хочет, хочет! - хором отозвалась почтеннейшая публика, и внезапно, к изумлению ребят, скамья под ними тронулась с места и поехала куда-то вправо.
  Это было что-то невероятное. Поехали вправо все скамьи вместе со зрителями, проходами, стенами и матерчатым потолком. Весь цирк двинулся вокруг арены наподобие большой карусели!
  Майда вскочила и испуганно заскулила. Мишка наклонился к ней, успокаивая её, а Толик тянул шею, оглядывая внутренность цирка. Внезапно он вскрикнул и схватился за Мишку.
  - Ты что? - спросил Мишка.
  - Люди одинаковые, - зашептал Толик в испуге.
  - Как - одинаковые? - спросил Мишка. - В каком смысле?
  - Одинаковые! - ответил Толик.
  Теперь настала очередь испугаться Мишке. Действительно, зрители были одинаковыми. Все до единого. Ребята только сейчас обнаружили это. Одного роста, в одной безликой серой одежде, со смазанными серыми лицами, зрители казались не людьми, а какими-то манекенами. Когда скамьи пришли в движение, они остались сидеть на своих местах, как приклеенные.
  Огни в шатре медленно гасли. Оркестр смолк. Скамьи, на которых сидели музыканты, тоже двигались. Клоун стоял в самом центре арены, смеялся и размахивал руками. Он словно подгонял эту жуткую карусель.
  И тут произошло самое удивительное. Зрители, в полном безмолвии, начали валиться со своих мест и подниматься в воздух. Словно подхваченные каким-то вихрем, они кружились под сводом шатра отдельно от скамеек. При этом скамейки почему-то кружились против часовой стрелки, а зрители, ставшие вдруг плоскими, словно вырезанными из картона, - по часовой стрелке. Толика с Мишкой и Майдой тоже подняло в воздух и смешало с этим картонным столпотворением, в которое затесались картонные медведи, тюлени, пингвины, собаки и прочее цирковое зверьё.
  Клоун, хохоча, тоже поднялся в воздух. С его головы свалился синий колпак, с носа свалился красный шарик, а с ног - дутые ботинки. А потом порывом ветра с него сорвало и рыжую шапку. На плечи клоуна упала волна светлых волос. И тут уже клоун сам сорвал с себя тёмные очки. В дымном полумраке засверкали голубые глаза. Над ареной летал мальчик-волшебник, обладатель миллиона коробков с волшебными спичками!
  Увидев его, Толик растерялся окончательно. Поначалу он пытался вырваться из этой адской карусели, уцепиться за что-нибудь, но, увидев мальчика, понял, что всё бесполезно. Мальчик специально устроил это представление, чтобы переместить его в свой мир. Толику только и оставалось, что носиться по кругу с роем серых фигур, среди которых носились Мишка с Майдой, и ждать, чем всё это закончится.
  А закончилось очень быстро. Огни в шатре погасли. Картонные фигуры обратились в дым. А вскоре и сам шатёр пропал. Дым воронкой всасывался куда-то в небо. В эту воронку затянуло волшебника, ребят и собаку, и Толик перестал замечать что-либо вокруг себя.
  Его охватили страх и отчаяние. Он почувствовал себя одиноким, покинутым и беспомощным в этом странном сером урагане. Он готов был закричать от ужаса, как вдруг его схватили чьи-то руки. Толик сразу понял, что это мальчик.
  - Не бойся, я с тобой, - услышал Толик его голос над самым ухом.
  Толик немедленно прижался к нему и обхватил его шею. В тот же миг воздушный вихрь исчез. Всё замерло. Замерли и Толик с мальчиком. Воцарилась тишина. Воздух расчистился внезапно, словно упал занавес, и Толика окружила ночная темнота с бесчисленными звёздами. Толик видел их повсюду, справа и слева, вверху и внизу. Он решил, что они с мальчиком в космосе, и испугался ещё больше. Но прошла минута, и он подумал, что это какой-то странный космос. В нём почему-то не холодно и можно дышать.
  - Я ждал тебя, а ты не приходил, - сказал мальчик. - Ты не представляешь, как я скучал по тебе.
  Его лицо упиралось в лицо Толика. Толик видел, как в зрачках мальчика появляются и вспыхивают голубые искры, отчего казалось, что глаза мальчика сверкают. Не в силах смотреть в его глаза, Толик отвернул голову.
  - У меня коробок пропал, - пробормотал он.
  - Я так и понял, - сказал мальчик и ещё крепче прижал Толика к себе.
  Теперь лицо мальчика упиралось в Толикову щёку.
  - Смотри, как красиво вокруг, - сказал мальчик. - Я нарочно переместил тебя в свой мир, когда в нём ночь. Такой красоты ты нигде больше не увидишь.
  Толик постепенно успокаивался. Вокруг, действительно, было очень красиво. Звёзды были необычными, не такими, какие сияют над землёй. Они были крупнее, и их было гораздо больше. Но самое интересное - они были разных цветов и сверкали как драгоценные камни.
  - Мы летим над морем, - сказал мальчик. - Ночью над морем особенно красиво.
  Толик сначала удивился: откуда тут взяться морю? А увидев далеко на горизонте алую полоску заката, он понял, что они с мальчиком, и правда, парят над морем.
  Море, как и всё здесь, тоже было какое-то странное. Вода в нём была абсолютно неподвижной и гладкой, и звёздное небо отражалось в ней как в зеркале. Море раскинулось от горизонта до горизонта, и небо тоже раскинулось от горизонта до горизонта, поэтому казалось, что звёзды повсюду.
  Да и сам полёт был странным. У Толика не было ощущения, что он летит. Даже ветер не дул в лицо. Они с мальчиком как будто висели на одном месте.
  Картонные фигуры куда-то пропали. О цирке напоминали только румяна на бледном лице мальчика и клоунский белый в красный горох балахон. Толик сидел на руках мальчика как в кресле, прильнув к его груди. Мишка и Майда парили неподалёку. Они вращались вокруг мальчика с Толиком на манер спутников, причём отдельно друг от друга. Мишка медленно крутился вокруг своей оси, оборачиваясь к Толику то лицом, то спиной. Когда он оборачивался к Толику лицом, то начинал делать какие-то знаки, как бы давая понять, что всё нормально, волноваться нечего. А Майда парила совершенно застывшая, растопырив лапы. На её вытянутой вверх морде с открытой пастью и вывалившимся языком читалось неподдельное изумление.
  - Скучал по мне? - спросил мальчик.
  - Да, - сказал Толик после некоторой заминки.
  На самом деле он нисколько не скучал. Просто он знал, что вернуться к мальчику всё равно придётся - за новым коробком. А возвращаться не хотелось. Толик оттягивал этот момент, приберегая для него самую последнюю спичку. И дело тут не в поцелуйчиках и обнимашках - это мелочь, даже говорить об этом смешно. Толик боялся, что мальчик оставит его у себя навсегда.
  - Я тоже по тебе скучал, - сказал мальчик и поцеловал Толика в щёку. - Только о тебе и думал. Я и цирк этот устроил, чтобы снова поцеловать тебя. Ты не обижаешься?
  - Нет, - сказал Толик.
  Он зашевелился в объятиях мальчика и переместил голову так, чтобы мальчик не доставал до его лица.
  - Куда отворачиваешься, - сказал мальчик. - Я не целовал тебя целую вечность, а ты отворачиваешься.
  Толик решил сменить тему.
  - По-моему, мы не летим, а висим на месте, - сказал он. - Ветер на нас не дует.
  - Здесь ветра не бывает, - ответил мальчик. - Да и зачем он нам? Будем парить среди звёзд. Ведь красиво до безумия. Великолепие выше сил!
  Очень скоро Толик понял, что они всё-таки движутся, причём с весьма приличной скоростью. Алый закат скрылся, а в противоположной стороне показался низкий берег, озарённый звёздным светом. На берегу возвышались два прямоугольных здания. Они были похожи на спичечные коробки, поставленные на короткую сторону. То здание, что повыше, было полностью тёмным. В том, что пониже, кое-где светились огни.
  Здания приближались. А поскольку Толик не чувствовал, что летит, то у него было ощущение, что не он приближается к зданиям, а они к нему. Здания вырастали, становясь поистине исполинскими. Скоро они стали самыми настоящими небоскрёбами. Их вершины упирались в звёзды. То, что выше, выглядело сплошным чёрным монолитом. Зато в более низком можно было разглядеть окна и балконы. Мальчик с Толиком, Мишка и Майда двигались к этому более низкому зданию.
  Возле него их неподвижный полёт замедлился. Все четверо начали опускаться. До земли они не долетели, направившись к одному из освещённых балконов на третьем этаже.
  Прозрачные балконные двери были распахнуты настежь. За дверьми и за высокими окнами виднелся зал, озарённый золотистым светом бесчисленных люстр. Толик решил было, что это тот самый зал, полный конфет и шоколадок, где они с мальчиком встретились не так давно. Но они подлетели ближе, и он обнаружил, что зал пуст. В нём даже не было мебели. Один только глянцевый пол, в котором отражались люстры.
  - Ну, вот мы и дома, - сказал мальчик.
  Они двигались прямо к балкону.
  
  
  Толиковы воспоминания перебил какой-то звук. Как будто кто-то тихонько рассмеялся. Наверное, это был мальчик, который пришёл, чтобы превратить его в плавки. Впрочем, кто бы это ни был, заметить его Толик не успел. Всё вдруг провалилось в темноту, которая почти в то же мгновение сменилась ярким светом.
  Вначале Толик не понимал, что произошло. Всё-таки он ещё не привык превращаться так стремительно. И только потом, слегка опомнившись, он обнаружил, что находится не в туалете, а на большой белой кровати, которая стояла в самом центре высокого и просторного, как вокзальный павильон, зала. Кроме кровати, да ещё с десятка хрустальных ваз, наполненных конфетами, в зале ничего не было.
  Толик уже был здесь. Мальчик называл этот зал своей спальней. А на этой кровати Толик проснулся после того невероятного полёта над ночным морем...
  И вот он снова здесь. В зале ничего не изменилось. Те же хрустальные люстры сверкают на десятиметровой высоте, тот же глянцевый пол, те же зеркала, картины, вазы с конфетами. Из высоких окон, протянувшихся вдоль всей стены позади изголовья, в зал вливалось солнце.
  Зал был залит солнцем до самых дальних уголков, а это означало, что время приближалось к полудню. Мальчик в этот час только просыпался. Проснувшись, он не вставал сразу, а какое-то время лежал, потягиваясь и разглядывая себя в большом овальном зеркале, висевшем на потолке над кроватью. А потом спрашивал у Толика: "Не правда ли, я похож на Амура вон с тех картин?" Напротив кровати висели две огромные картины в массивных золотых рамах. На каждой картине были изображены два молодых человека. Мальчик объяснил Толику, что одного из них, что с крыльями за спиной, зовут Амуром, а второго, без крыльев - Психеем. Сейчас картины были Толику не видны, потому что он лежал так, что виден был только потолок с овальным зеркалом. В зеркале отражались постель и проснувшийся мальчик. Всё вроде бы было как и должно быть. И всё-таки что-то изменилось. Толик сначала не понимал, что именно изменилось. Наконец понял. В зеркале отражался только мальчик. Его, Толика, отражения не было!
  И ещё он заметил, что на мальчике узкие чёрные плавки. А ведь мальчик никогда не носил плавок. В своём мире он вообще не носил никакой одежды. А сейчас - в плавках...
  - Да, я терпеть не могу плавок, - услышал он сонный голос мальчика, подавлявшего зевок. - Надел их только ради тебя, чтобы ты поумнел.
  Толик попытался повернуться, чтобы увидеть его, и не смог. Он по-прежнему не чувствовал ни рук, ни ног. И тело у него было какое-то непонятное. Совершенно непонятное. Он не знал, как оно вообще работает и что с ним делать. Зато он мог видеть.
  И вдруг Толик повернулся. Причём не сам повернулся. Что-то заставило его повернуться. Краем глаза он успел заметить, что это не он, а мальчик повернулся набок...
  Поле зрения Толика сместилось. В другом зеркале - тоже очень большом, но висевшем на стене, - он увидел, что мальчик сел на кровати, спустив ноги на пол. Толик пережил чувство, как будто в груди у него перехватило дыхание. Он видел в зеркале мальчика в плавках, и понимал, что плавки - это он сам. Он был надет на мальчика.
  В том же зеркале Толик ясно видел, что у мальчика под плавками отвердел член. Мальчик положил на него руку. Не на член, а на плавки. То есть - на Толика.
  Рука легла прямо на Толиково лицо, на его непонятный глаз, загородив большую часть обзора. Но не это было самым большим неудобством.
  Самым большим неудобством было то, что Толик был стиснут со всех сторон. Спереди, с той стороны, где находилось его лицо с непонятным глазом, было и вовсе неудобно и неприятно. В этом месте на Толика изнутри давил взбухший член, а снаружи - мальчикова рука, которая не только давила, но и мяла и тискала его.
  - Ничего, скоро поумнеешь, - сказал мальчик.
  Он сказал это, явно обращаясь к Толику.
  Потом он встал с кровати и прошёлся по глянцевому полу.
  - Теперь ты будешь ещё ближе ко мне, - сказал мальчик и погладил Толика спереди и сзади. - Вернее - к моим яйцам и жопе. Отсюда не сбежишь.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"