Из дорамы убрали любовную линию между Вэй Усянем и Лань Ванцзи. В дунхуа, впрочем, оставили указание на гомосексуальность Мо Сюаньюя, тело которого досталось Вэй Усяню, но это никакой особенной роли не сыграло. В маньхуа эта линия осталась, однако анализ данного аспекта целиком и полностью будет исходить из оригинальной книги. Несколько раз мне попадались комментарии, что любовная линия между ними выглядит откровенно натянутой, неестественной. Уж не знаю, по каким критериям данные комментаторы это оценивали, однако тут они определённо попали пальцем в небо.
Когда я ещё только знакомилась с книгой и читала её на, не соврать бы, mintmanga, или взято было оттуда (там ещё были красивые картинки оформления), то - опять же - полезла в комментарии (которые там были), когда пошёл самый, что называется, смак. Там помимо прочего выдвигались предположения, почему Вэй Усянь вдруг сменил ориентацию. Указывали на возникшее неприятие женщин после госпожи Юй, боль от утраты шицзэ, которая и переносилась на других женщин, однако я не помню, чтобы там указали на самую очевидную причину, которая постоянно лежала на поверхности. Может, она там и была, не знаю, однако с некоторых пор мне такие вещи, обычно, сразу в глаза бросаются. Или тупо умудрилась пропустить, когда плюнула на более ранние комментарии.
Тело Мо Сюаньюя.
Любовная линия является не основной в новелле, а завершением ветки отношений между главными героями. Да, она проходит через всё повествование, и её следы даже ищут в линии прошлого, однако там можно распознать только признаки невольного интереса, влечения и любви только со стороны Ванцзи. Сам А-Сянь начинает осознавать, что что-то не так, далеко не сразу. А когда понял, что его заигрывания стали заходить слишком далеко, то начал мучиться вопросом, можно ли стать "обрезанным рукавом" в процессе перерождения.
Можно, если это тело "обрезанного рукава".
Сеттинг новеллы - это условный Древний Китай, где про генетику и слыхом не слыхивали, а подобные вещи объясняли на базе всё того же инь-ян, искажения ци, родительскими пороками и всяким таким. Отношение к подобным вещам в те времена было достаточно терпимым и даже описывалось в классической китайской литературе и хрониках. Только после более плотных контактов с Западом и христианством гомосексуальность стала откровенно порицаться, однако сейчас существует жанр на подобие японского яоя - данмэй. У него есть два вида - "чистый" и "грязный". "Чистый" замешан на глубоких взаимных чувствах и романтике, а "грязный" более откровенный и предполагает секс ради секса. Причём сам жанр сравнительно молод, хотя и имеет предпосылки и примеры в классической китайской литературе. Во всяком случае, именно так я пока это поняла из того, что успела узнать. Надо будет потом при случае уточнить. То, что описывается в "Магистре" - это нечто среднее. Пока идут основные события - идёт сближение, появляются напряжение или конфликты, а под конец, когда всё более-менее встаёт на свои места, появляются черты близости, которые достигают пика в экстра-главе "Курильница". И эта глава отметилась не только описанием процесса, но и несёт в себе детали, способные пролить свет на кое-какие стороны персонажей в основном повествовании.
То, что тело Мо Сюаньюя - главная причина смены ориентации А-Сянем, мне стало понятно сразу. До своего перерождения Вэй Усянь флиртовал исключительно с девушками, чётко осознавал, что мужчины его не привлекают, да и во время встречи с Ванцзи в Юньмэне его окружали именно поднятые из мёртвых девушки, которых он приодел и приукрасил, чтобы были больше похожи на живых. С одной стороны - зачем ему это всё? Он молод, хорош собой, с девушками весьма обходителен и нравился им. Почему он так и не состоял ни с кем в отношениях до своей смерти, ограничиваясь флиртом и "Картинками весеннего дворца", да и говаривал, что обзавестись женой - всё равно, что хомут на себя надеть? Тут ответ может быть лишь один - несмотря на своё легкомыслие в некоторых вещах, он не был совсем уж безголовым и насквозь озабоченным. Просто не успел встретить ту, к которой хотелось бы стать ближе по-настоящему, а первый поцелуй у него и вовсе украл Ванцзи во время охоты на горе Байфэн. А-Сянь думал исключительно о том, что это может быть только девушка, и это тоже свидетельствует о том, что о подобном со стороны мужчины он даже мысли не допускал, а традиционное воспитание в высших кругах вряд ли разрешает подобные вещи как внезапные поцелуи без согласия, если люди не состоят в законном браке (бордели не в счёт).
Вступив в соответствующий возраст и интересуясь фривольными картинками и чтивом, А-Сянь знал о существовании сборника Луньяна, в котором как раз и описывались любовные отношения между мужчинами, однако это ему никогда не было интересно. Значит, и влечения к мужчинам - ни к каким! - у него не было. Мёртвые девушки могли быть частью его экспериментов по повелеванию мертвецами, и для пущей убедительности нужны были свежайшие трупы, а заодно разнообразить досуг и просто повеселиться. А то, что он в главе "Забыть о сожалениях" корит себя за то, что надо было начать миловаться с Ванцзи ещё в начале их знакомства - так это проистекает именно из того, что на тот момент он уже был безумно в него влюблён, осознавал своё влечение и даже успел получить первое удовольствие от неполноценной, но всё же близости. Повторюсь - это сеттинг условного Древнего Китая, где про генетику и слыхом не слыхивали, однако она всё же была и никуда деваться не собиралась. Это видно по тому, как на собрании после второй осады горы Луаньцзан глава клана Яо рассуждал об инцесте и рождении в нём неполноценных детей. То есть, подобные вещи уже отмечались, последствия неплохо известны, а вот причины являлись поводом для дискуссий.
Есть и ещё один момент. В книге то и дело упоминается о том, что уровень духовных сил Мо Сюаньюя удручающе низок. Его оказалось недостаточно даже для уверенного фехтования вновь обретённым Суйбянем, и А-Сянь попросту отдал свой меч Вэнь Нину! Да даже при первой жизни А-Сянь меч забросил, поскольку от того не было никакого толка без золотого ядра, и этот момент ему припоминали с завидной регулярностью. В дораме, кстати, тоже. Для техник и приёмов Тёмного пути это совершенно неважно, однако раз всё настолько зависит от характеристик тела, то само новое тело ну никак не могло не повлиять на восприятие перерождённого А-Сяня.
Поскольку тело Мо Сюаньюя изначально стало исключительно вместилищем, то душа Вэй Усяня, да ещё, по сути, возвращённая насильно, должна была как-то к нему адаптироваться. Когда А-Сянь только-только очухался после перерождения и ещё толком не соображал, что произошло, он, едва обнаружил вокруг себя следы призыва, понял, что с телом что-то не так, и совладать с ним как-то непросто. И было отчего.
Во-первых, тело чужое и достаточно взрослое, с устоявшимися рефлексами и индивидуальной моторикой, и, если рассуждать с точки зрения тонких энергий, энергия души попросту не знала его особенностей и искала пути управления и взаимодействия. Как я не так давно прочитала в примечании к новелле "Седьмой лорд", в старину в Китае, а, может, и сейчас тоже, считалось, что духовных составляющих у человека несколько - на тот свет уходит одна, вторая разлагается в земле вместе с телом и становится её частью, а куда деваются остальные - я пока не поняла, ну да не суть. Кажется, одна вселялась в памятную табличку, которая бережно хранилась, и в дораме "Далёкие странники" одно такое собрание даже показали несколько раз. Где-то говорилось, что и эти три составляющие могли разделяться на свои части, но в эти дебри я лезть не стала, чтобы не путаться ещё больше - для разбора конкретного аспекта это совершенно неважно. Важно то, что та самая вторая, что является непосредственной частью физического тела, осталась, поскольку тело очевидно живое, и с ней надо было что-то делать. Это всё равно что из двух разных веществ с различными свойствами смешать одно однородное.
Во-вторых, Мо Сюаньюй имел более слабое тело, чем А-Сянь до своей смерти. Даже им отмечалось, что Мо Сюаньюй, скорее всего, редко ранился, поскольку переносить некоторые повреждения тела сложнее, чем до перерождения, а это не только волевые усилия и привычка, но и реакции самого тела. В том числе и врождённый уровень болевого порога.
В-третьих, сам Мо Сюаньюй до ритуала пожертвования был не в самом лучшем состоянии. После того, как его с позором изгнали из ордена Ланьлин Цзинь, он вернулся домой, и там ему жилось, мягко говоря, плохо. После смерти матери его с какого-то момента часто держали взаперти, из своей халупы он выходил редко, а это серьёзный недостаток витамина D, да и кормили его какими-то объедками от силы раз в день. Если слуга А-Тун, которому это поручили, вообще вспоминал, что Сюаньюя кормить надо. Круг призыва, с помощью которого совершался ритуал, был нарисован кровью, а для такого ослабленного тела потеря крови обязательно будет восприниматься тяжелее, чем здоровым человеком, который полноценно питался и проводил достаточно времени на открытом воздухе. Довольно быстро А-Сянь обнаружил, что Мо Сюаньюй не владел инедией, то есть солнцеедением, что подтверждало его сумбурные записи, в которых говорилось об удручающих неудачах в заклинательстве. Для того, чтобы хоть как-то наладить управление телом, А-Сянь первым делом задумался о поиске еды, которая очень быстро и очень вовремя была таки принесена, кое-как расходился снаружи, а потом сел медитировать. То есть применил собственные навыки. Медитация в данном случае была необходима, чтобы согласовать душу и чужое тело на энергетическом уровне и хоть как-то восстановиться. И хотя эта самая медитация была прервана ночью, освоение в чужом теле всё равно продолжилось, поскольку А-Сянь практически сразу был заброшен в самую гущу событий.
Для меня совершенно очевидно, что Мо Сюаньюй не был настолько активным, каким то и дело пришлось быть Вэй Усяню. Обучение и подготовка адепта включает в себя и физические нагрузки для укрепления тела, а Мо Сюаньюй обладал слабым телосложением, что вполне могло стать очередным препятствием в обучении. Думать обо всём этом особо времени не было, а действовать надо шустро и уверенно. До поры до времени А-Сянь не чувствовал никаких особенных проблем с новым телом - душа всё больше в нём осваивалась, поскольку использовались не только техники и приёмы Тёмного пути. Это ещё и дыхание, питание, обоняние, способность говорить, слышать, видеть, воспринимать телесные ощущения и вкусовые, обычное движение, извиняюсь, испражнение - словом, полный комплект услуг и опций, а это ещё больше способствовало укоренению души в теле. Когда предсмертное желание Мо Сюаньюя было исполнено, и душе А-Сяня уже ничто не угрожало, можно подумать и о себе, и он быстренько из деревни Мо свалил, прихватив случайно подвернувшегося по пути осла в качестве ездового животного - лишний раз изводить слабое тело пешим ходом было бы не слишком оптимальным, да и верхом слинять на тот момент быстрее, чем на своих двоих.
По ходу событий обличие "обрезанного рукава" вовсю использовалось Вэй Усянем, чтобы его не разоблачили раньше времени, поскольку встречаться с людьми, которые столь яростно хотели его уничтожить, не было ни малейшего желания. Ещё он активно играл Мо Сюаньюя перед Ванцзи, чтобы тот побыстрее потерял терпение и выгнал его взашей, однако тут поджидал нехилых размеров облом. Ванцзи всё сносил с присущим ему спокойствием, а то и сами уловки А-Сяня оборачивались не той стороной и против него самого. Достаточно вспомнить, как он прифигел, когда уже в Облачных Глубинах забрался к Ванцзи в постель, начал заигрывать, а в ответ оказался обездвиженным на всю ночь, и был вынужден провести её лёжа НА Ванцзи. Да, совсем раздетыми они не были, да и Ванцзи ничем себя не выдал, однако сам факт случившегося стал для А-Сяня тем ещё разрывом шаблона. Напоминаю - до своей смерти Вэй Усянь не испытывал и намёка на влечение к мужчинам, а на данной стадии влияние нового тела ещё не было достаточно сильным - продолжалась адаптация, и прежние взгляды и установки оставались доминирующими. Все эти дурачества потеряли смысл, когда А-Сянь понял, что Ванцзи его узнал ещё на горе Дафань, и где-то в это время стали проскакивать признаки более основательного влияния тела на нового хозяина.
До своей смерти А-Сянь оценивал красоту Ванцзи с точки зрения общепринятых эстетических норм и стандартов. К тому же, как я уже писала выше, он рос и воспитывался в семье главы ордена и получил вполне определённое образование. Упоминалось, что он в совершенстве владел шестью искусствами, а это перечень вещей, которые в обязательном порядке должен уметь любой отпрыск мужского пола из знатной и влиятельной семьи. На счёт совершенства я бы не была на все сто процентов уверена, однако можно уверенно утверждать, что уровень А-Сяня в этих делах был достаточно высок. Музыка, этикет и ритуалы, математика, каллиграфия, стрельба из лука, управление колесницей, понимание эстетики... Не вспомню сейчас, что именно входит в этот самый список, однако таланты А-Сяня признавали все, иначе бы он не удостоился четвёртого места в общем списке молодых господ. Словом, восприятие внешней привлекательности Ванцзи было объективным, поскольку сравнивалось с теми или иными стандартами и примерами, однако на это А-Сянь не обращал столько внимания, как после перерождения, и тогда его восприятие красоты Ванцзи стало всё больше переходить на субъективный уровень. А-Сянь украдкой любуется им, всё больше восхищается навыками в заклинательстве, хотя и раньше знал об уровне его мастерства, отмечает малейшие детали мимики и жестов, которые, впрочем, трактует, исходя из того, что знал раньше. Он всё больше очаровывается Ванцзи, и одна из глав так и называется "Очарование". Ванцзи снова и снова выказывает чудеса терпения и выдержки, исполняет едва ли не все желания А-Сяня, продолжает защищать и соглашаться, и после того, как в прошлой жизни они общались крайне редко и достаточно непродолжительно, во время Аннигиляции Солнца и после то и дело спорили, это не могло не произвести определённого впечатления. Были и хорошие моменты, однако их было - на пальцах одной руки перечесть. А-Сянь всё чаще отмечает необычные реакции у себя самого, а потом всерьёз задумывается, что же с ним происходит. Значит, тело Мо Сюаньюя стало давать обратное воздействие на нового хозяина, и в А-Сяне стало пробуждаться не только чисто эмоциональное, но и физическое влечение к Ванцзи, которое он, однако, сдерживает, не желая переходить определённую черту. Всё же он и в первой жизни в этом плане отличался порядочностью.
До того, как Лань Сичэнь рассказал, что же всё-таки произошло после второй бойни в Безночном городе, А-Сяню и в голову не могло прийти, что изменившееся отношение Ванцзи имеет иные корни, нежели он мог предполагать. Сам А-Сянь ключевого момента не помнит от слова совсем, поскольку был сильно ослаблен и находился в замутнённом сознании после чудовищного срыва. Кроме того, А-Сянь прекрасно наслышан о правилах ордена Гусу Лань, знал, насколько Ванцзи привержен этим самым правилам, и допустить нечто подобное он в принципе не мог. Ведь даже тот самый поцелуй на горе Байфэн он посчитал порывом со стороны девушки, наделённой внушительной физической силой, но никак не от мужчины, а когда увидел, как Ванцзи крушит деревья, даже не связал это с тем, что случилось буквально только что. После встречи на горе Дафань он изображал "обрезанного рукава" с вполне определённой целью, даже не догадываясь, чего стоило всё это терпеть Ванцзи после случившейся трагедии и тринадцати лет неизвестности и горьких сожалений.
Пьяные выходки Ванцзи А-Сяня забавляли настолько, что он не сразу приходил в себя после того, как сам же ими увлекался, а потом происходило что-то странное, что заставляло удивляться и гадать, что же Ванцзи имел в виду. Под это дело задавались вопросы, но самый волнительный по итогу так и не был задан, что обернулось недоразумением на постоялом дворе в Юньпине. Когда же А-Сянь узнал всё - после того, как его собственные душевные метания достигли пика - первым порывом было бежать к Ванцзи и всё сказать. Даже тот факт, что кругом враги, и они вооружены, не показался помехой. К счастью, Ванцзи пришёл сам, и А-Сянь, воспользовавшись моментом, сказал то, что хотел. Это, кстати, помогло ему вывернуться из-под струны в руках Цзинь Гуаньяо - настолько тот был ошарашен поступком пленника, что ослабил хватку, и А-Сянь вывернулся. Ещё бы - заявить подобное публично... при существующих правилах приличия... От Вэй Усяня, конечно, можно было ожидать много чего, но точно не чего-то подобного!
Уже в храме Гуаньинь объяснение состоялось окончательно, а после эта парочка, действуя как никогда слаженно, смогла завершить дело, а потом, улучив момент, свалить подальше. Держу пари, что после всего, что было, выслушивать очередную недельную нотацию от дяди Ванцзи хотелось меньше всего, и, когда тот отвлёкся на совершенно выведенного из равновесия Сичэня, Ванцзи и след простыл. Вместе с А-Сянем, приведённым в Юньпин Яблочком, а там и Вэнь Нин с Сычжуем тоже испарились.
Когда А-Сянь и Ванцзи остались одни, и случилась полноценная близость на обочине в траве, А-Сянь был несколько шокирован тем, какой способ избрал Ванцзи, однако противиться и спорить не стал. Да, поначалу было так себе - первый раз всё-таки - однако позже он, как всегда, стоило боли уйти, стал ловить кайф по-полной. Тело Мо Сюаньюя в полной мере сместило приоритеты в сексуальном плане, отчего, собственно, А-Сянь и удивлялся тому, почему же он не сделал подобного с Ванцзи раньше. Он никак не мог предположить, насколько его изменившиеся взгляды были связаны с новым телом, ибо, как уже было сказано, условный Древний Китай и соответствующий ему уровень познания в данном вопросе. Подтверждает это и ревность Ванцзи, когда они случайно встретили Ло Цинъян, ту самую Мяньмянь, с мужем и маленькой дочкой. Ещё тогда, в пещере Муси, Ванцзи стянул у находящегося в полубессознательном состоянии А-Сяня мешочек из-под ароматических и лечебных трав, в котором стал носить деньги, чтобы тот не напоминал А-Сяню о девушке. По этой же причине, голову даю на отсечение, он сперва отдал А-Сяню все свои деньги, а потом внезапно отобрал. Ревность по отношению к взрослой Мяньмянь убедительно свидетельствует о некоторой неуверенности Ванцзи в том, что их связь теперь окончательная, и А-Сянь, который прежде напропалую заигрывал с девушками без стеснения - и очень даже им нравился! - не перекинется снова.
Опережая вопрос, почему же А-Сянь не начал заглядываться на всех симпатичных парней, отвечу - самая обычная избирательность. То, что парень гей, ещё не значит, что он будет облизываться на всех подряд. Это работает точно так же, как и у гетеро-парней, которых больше интересуют девушки с вполне определёнными внешностью, чертами характера и увлечениями. Только при продолжительной "голодовке", сильном подпитии или наркоманском приходе становится, в общем-то, всё равно, а вот в трезвом уме надо быть тем ещё озабоченным придурком, чтобы кидаться на всё, что шевелится, или обмазывать масляным взглядом первую же юбку, что попалась на глаза. Например, в тех же "Далёких странниках" (новелле) описывается, как Вэнь Кэсин, уже втрескавшийся в Чжоу Цзышу, стоило Цзинь Бэйюаню хоть на секунду привлечь его внимание в напряжённый момент добрым словом - из Цзышу вынимали гвозди, и процесс этот был достаточно болезненным - поспешил убраться от этого типа подальше, чтобы ненароком не соблазниться. При этом раньше он не упускал возможности поразвлечься по профильным борделям. Искренние, проверенные пережитыми событиями чувства к конкретному человеку были приоритетнее мимолётного, без хоть каких-то перспектив, но всё же обычного интереса. Или в "Системе" той же Мосян Тунсю Ло Бинхэ, а именно Бин-мэй, совершенно не воспринимает других мужчин, как бы красивы они ни были - для него есть только Шэнь Цинцю. В "Небожителях" та же петрушка - для Хуа Чэна есть только Се Лянь. Так и здесь, и дело не только в том, что это всё выдуманные персонажи, потому в известной степени идеализированы и зависят от жанра и его специфики. После перерождения А-Сянь ещё сохранял прежние взгляды и приоритеты, потом он большую часть времени проводил с Ванцзи, поведение которого поражало непохожестью на то, что А-Сянь помнил. По сути это была его первая настоящая любовь, которая тут же проверялась в особо экстремальных условиях. Как ни крути, а у них немало общего, и то, что Ванцзи всю свою жизнь любил только А-Сяня, вполне перекликается с теми чувствами, которые как возникли, так и сохранились у второго, что и было показано в экстра-главах.
Теперь, собственно, Ванцзи.
Поскольку повествование большей частью показывает Ванцзи со стороны, основное и самое полное взаимодействие между парнями находится в линии настоящего, а его мысли и чувства редко можно читать со всей ясностью, то там, где А-Сянь чуть ли не как на ладони, остаётся только достраивать недостающее по тому, что есть. И всё это собирается во вполне конкретную и последовательную картинку. Сомневаюсь, что можно её пересобрать во что-то другое - если только я чего-то ещё не знаю, что может поменять всё.
Из этой парочки именно Ванцзи, что наиболее вероятно, был "обрезанным рукавом" с самого начала, но тут немалую роль сыграло чересчур строгое воспитание ордена и дяди в частности. Гусу Лань и девиз ордена "Будь праведен!" требуют строгого соблюдения бесчисленного количества правил и быть безупречным во всём. Не единожды А-Сянь отмечал чистоплотность адептов ордена и самого Ванцзи, почему после безобразий с надписями на стенах и воровством кур решил помочь тому помыться, чтобы наутро ничто не напоминало о ночных похождениях. Касалось это и морально-нравственных установок, так что, если Ванцзи и замечал за собой что-то, то самым решительным образом это подавлял. Благо на территории Облачных Глубин есть замечательный холодный источник - голубая мечта любого любителя моржевания! - а уж физические упражнения отлично отбивают все посторонние мысли, когда уставшему телу хочется только трёх вещей - поесть, помыться и поспать.
Ванцзи, как и Сичэнь, по праву считался лучшим учеником старика Ланя, который занимался ими лично и проявлял особую строгость. Следовательно, в укрощении неподобающих плотских позывов Ванцзи был очень хорош. Однако вся его выдержка стала идти трещинами и сыпаться, когда на обучение в Гусу прибыл Вэй Усянь. Познакомившись с известным смутьяном, Ванцзи был поражён его нахальством, и, по всей видимости, был твёрдо намерен помочь дяде в укрощении и приведению А-Сяня к порядку, но новые выходки и живой характер определённо пускали всё прахом. Уж сколько картинок на эту тему фанаты нарисовали... Ванцзи всё больше о нём думал, что доказывают и его письменные работы того периода, в которых А-Сянь нашёл ошибку там, где её быть не могло. Это было в экстра-главе "Семейное пиршество" - А-Сянь тогда со скуки перерыл всю комнату, перебрал старые записи, которые были все как одна безупречны, показывая полную сосредоточенность и прилежание. Внезапно А-Сянь нашёл одну-единственную, немыслимую при таком прилежании ошибку, которую Ванцзи потом исправлял многократным повторением. Та работа была подписана датой, и она принадлежала тем самым трём месяцам, что и доказывает, насколько А-Сянь тогда занимал мысли Ванцзи, раз он ошибся в столь простом иероглифе.
Любопытно было бы узнать, что это был за иероглиф, что смог вызвать ассоциацию с А-Сянем и вынудить написать себя неправильно.)))
Ванцзи и рад бы был избегать нового ученика, не приближаться к возмутителю его спокойствия и равновесия, однако прямые обязанности никто не отменял. И его напряжение заметно в холодном источнике, где А-Сянь по совету Сичэня залечивал следы от ударов ферулами, а Ванцзи стремился не только подлечиться, но и успокоиться и привести мысли в порядок. Однако он не мог не обращать внимания, если всё же приходилось напрямую пересекаться. Всё же, когда они во время очередной ночной стычки по инициативе всё того же А-Сяня вывалились таки за стену, контакт был слишком плотный, чтобы так просто его проигнорировать. Со стороны это наверняка выглядело как клишированный яойный повод "пошалить"! Лишний повод держать себя в руках и избегать любого искушения. Особенно, если вспомнить, сколько им тогда было лет. И всё же Ванцзи тянуло к этому жизнерадостному нахалу, что очень быстро заметил Сичэнь.
Во время происшествия на озере Билин Ванцзи вытаскивал А-Сяня и Су Шэ, держа первого за шиворот, а не за руку, при этом даже не смотрел на него. Он в принципе избегал касаний с чужими, и это вполне вписывается в его борьбу с хоть какими-то признаками недопустимых мыслей и желаний. Правило относительно взаимодействия полов в Облачных Глубинах не менее строго, обучение и проживание раздельное, и исключения, судя по всему, делается только для супругов. На мужчин, казалось бы, это особо не распространяется, но касаться А-Сяня, который и без того раз за разом расшатывал выдержку - особенно "Картинками весеннего дворца"! - и вовсе было бы не только нарушением правил ордена, но и собственных установок. Тем не менее, охота на водных гулей показала, что А-Сянь не настолько легкомысленен, пусть и ведёт себя не вполне подобающе, Ванцзи не мог не оценить его знания, наблюдательность и умение владения мечом. Даже вполне себе вежливо лично поинтересовался именем меча и был несколько обескуражен ответом.
После драки А-Сяня с Цзинь Цзысюанем они долго не виделись и встретились только на мероприятии, организованном орденом Цишань Вэнь, во время которого Вэй Усянь почти случайно сдёрнул с Ванцзи его лобную ленту - она была слабо завязана и заметно перекосилась. Потрясение Ванцзи было продиктовано, я думаю, не столько самим фактом, что это произошло, сколько собственной реакцией. Лобная лента означает "держи себя в узде", и делать то, что фактически сделал А-Сянь, позволялось лишь очень близким людям, в круг которых А-Сянь на тот момент не входил. Сичэнь наверняка прочёл что-то по лицу брата и попытался его утешить, дескать, это вышло случайно и ничего не значит, но сам-то Ванцзи знал, что это значит для него самого. Он даже покинул состязание раньше времени - настолько это происшествие выбило его из колеи.
Кстати, по поводу этой несчастной ленты. После дунхуа некоторые удивлялись тому, что А-Сянь, переписывая правила Гусу Лань, не запомнил правило относительно этой самой ленты. Во-первых, то, что это правило в указанных свитках есть, говорится только в дунхуа, во-вторых, А-Сянь переписывал только конкретные разделы, и там упоминаний о ленте могло и не быть, а в-третьих, переписывание не означало в том случае запоминание. А-Сянь же говорил, что не собирается жениться на ком-то из этого ордена, зачем ему знать правила. Он просто переписывал, не вникая в содержание, а его мозг, как и всегда, благополучно выкидывал из себя то, что не представляло интереса. Так что это отнюдь не ляп.
Потом был лагерь "перевоспитания" и пещера Муси, когда они впервые остались один на один реально надолго. Это были отнюдь не высиживания в библиотеке, где наказанный А-Сянь переписывал правила, а вокруг хватало людей, то есть публики, которая в любой момент могла посетить библиотеку, и при которой надо держать себя достойно. В пещере они были совершенно одни - убитая Черепаха не в счёт, А-Сянь был рядом, вёл себя по-прежнему, а перед этим часто флиртовал с девушками, попавшими в тот же лагерь, особенно выделяя Мяньмянь. Боюсь даже представлять, о чём в те моменты думал Ванцзи, которому к тому времени и так досталось. Облачные Глубины сожжены, многие убиты или ранены, отец при смерти, брат пропал без вести, нога сломана... Держать морду ящиком при таком наборе - задачка не из простых, и в какой-то момент Ванцзи всё же теряет контроль. Он не без труда, но берёт себя в руки, но его слёзы А-Сянь всё же замечает, и это производит на него сильное впечатление. Юный Ханьгуан-цзюнь, оказывается, живой человек, а не ледяной болванчик!.. На пару с А-Сянем они убивают Черепаху-Губительницу, однако А-Сянь после всего пережитого и полученных ранений сваливается с жаром, и я убеждена, что ощущение лежания на чьих-то коленях не было горячечным бредом и выдумками художников в маньхуа. Другие фанаты тоже так считают, и фанарты это подтверждают. К тому же Ванцзи пел для А-Сяня по его же просьбе, стащил всё тот же несчастный кошель от Мяньмянь, наплевав на всё... Значит, чувства росли и углублялись по мере того, как он его узнавал, подавляемые порывы души и сердца всё же пробивались сквозь толстую корку привитых норм, и это доказывает, насколько противоречивым было внутреннее состояние Ванцзи. Насколько трудно было ему примирить в себе дядино обучение и свои природные склонности. Так и представляется почти идиллическая картинка - Ванцзи, пока А-Сянь без сознания, смотрит на него, позволяет себе легонько касаться лица со следами испарины... А после, когда спасательная группа во главе с Цзян Чэном вынула их из заваленной с обеих сторон пещеры, сказка кончилась. А-Сянь рано или поздно очнулся бы, и надо было возвращаться в реальность. Что Ванцзи и сделал, поспешив обратно в Гусу. Держу пари, сделать это без определённых сожалений было бы проблематично.
А-Сянь своими шутками и подразниваниями наверняка напоминал Ванцзи дни и часы, проведённые с матерью. Малочисленные, но счастливые дни, которые он всегда так ждал. И которых не стало. Не думаю, что госпожа Лань была в точности такой же, однако контраст между привычной для Ванцзи жизнью и тем, что вытворял А-Сянь, это вполне достаточно для того, чтобы связать стойкие ассоциации на эмоциональном уровне и пробудить хоть какое-то влечение. Даже без сексуального подтекста. Наверняка рядом с А-Сянем Ванцзи чувствовал некое подобие родства с ним, и это могло лечь в основу постепенно растущей любви. Останавливали только две вещи - А-Сянь не был тогда "обрезанным рукавом", а сам Ванцзи не смел позорить свой орден и имя дяди. Растущие и крепнущие чувства резко противоречили всем правилам и установкам, однако он всё же начал потихоньку нарушать какие-то правила ордена, и первым таким явным нарушением стали кролики, которых он себе оставил, а потом развёл целое стадо. Так и представляю себе, что творилось у Ванцзи в голове, когда А-Сянь принёс ему первых! Как он, чтобы не нарушилось правило о неубиении живых существ на территории Облачных Глубин, а заодно поддавшись милоте длинноухих пушистиков, представлял себе, что на всё это скажет дядя. В "Курильнице" есть сон-воспоминание, как он обсуждал этих самых кроликов с братом, из которого мы узнаём, что Ванцзи тратил немало времени на уход за зверьками. Первый шаг всё же был сделан, и этот подарок лишний раз напоминал о человеке, из-за которого он был сделан. Оставалось только скрывать свои чувства и крепиться.
Потом было нападение на Пристань Лотоса, А-Сянь пропал без вести, и это не могло не встревожить Ванцзи, и этот момент в дораме показан очень хорошо. А когда А-Сянь нашёлся, строгого приверженца Правильного пути не могла не насторожить резкая перемена. Во-первых, это был уже не тот беззаботный нахал, которого Ванцзи помнил, а во-вторых, методы, с помощью которых А-Сянь расправлялся с врагом, поражали своей жестокостью. В дораме их взаимодействию по этому вопросу уделено куда больше времени, а в книге рассказывается довольно скудно, однако даже по тому, что есть, легко понять, что двигало настойчивостью Ванцзи. Особенно, когда он требовал, чтобы А-Сянь отбыл с ним в Гусу. Во-первых, Ванцзи, не знавший, как и все, хороших примеров исхода для тех, кто пытался идти по пути Тьмы, боялся того, чем для А-Сяня это всё в принципе может обернуться. Нормальная реакция любящего человека - что для друга, что для родственника, что для кого-то большего. Во-вторых, неодобрение, а потом и преследования со стороны прочих орденов были бы неизбежными, и, желая запереть А-Сяня в доме матери, Ванцзи, как когда-то и его отец, хотел уберечь небезразличного для себя человека от неизбежной гибели. По возможности - помочь вернуться на Правильный путь. Он чувствовал, что духовным силам А-Сяня нанесён большой вред, но никак не мог предположить, насколько всё серьёзно. Да и предположить не мог, поскольку та самая пересадка золотого ядра была уникальной операцией, о возможности которой почти никто не знал, да и кто бы из сильных заклинателей в здравом уме на это пошёл?! И именно теперь настал тот момент, когда идеалы и вера Ванцзи в них стали подвергаться сомнению. Правила требовали одного, сердце тянуло в другую сторону, на совете Ванцзи прямо заявляет при интригане Цзинь Гуаншане, что А-Сянь ничего дурного не говорил о главе ордена Юньмэн Цзян...
Оказавшись в Илине (И это ещё большой вопрос, насколько случайно. Лично я в "случайно" не верю.), Ванцзи не мог не приглядеться к тому, в каком состоянии находится А-Сянь, и тревожных симптомов явно не было. Они вполне неплохо пообщались, Ванцзи даже познакомился с А-Юанем и купил ему нормальных игрушек, они вместе справились с впавшим в бешенство Вэнь Нином, после чего снова разошлись надолго. По тому, как А-Сянь жил на горе со спасёнными им людьми, любой вменяемый человек бы понял, что беспокоиться пока не о чем. Даже Цзян Чэн это понял, пусть его и беспокоило совсем другое! А вот когда случилась новая бойня на тропе Цюнци, то тут уже стало ясно, что придётся что-то решать. По всему видать, Ванцзи колебался до последнего, но когда в Безночном городе началась масакра, он принял решение и забил на всё здоровенный болт. Жизнь любимого человека критически перевесила остальное, за что Ванцзи получил тридцать три удара дисциплинарным кнутом. И даже столь тяжёлые раны не смогли удержать его на месте, когда стало известно о смерти А-Сяня.
Ванцзи всегда отличался сильным духом и упрямством. Это помогло ему подняться, добраться до горы Луаньцзан и шастать там, пока не нашёлся насквозь больной А-Юань, которого Ванцзи, помня, насколько дорог был малыш для А-Сяня, забрал с собой. Он даже смог убедить дядю оставить мальчика в Облачных Глубинах и заботился о нём, как только истёк срок заточения, а сам он поправился - наверняка беготня в подобном состоянии на пользу не пошла. Как и пьяная выходка по возвращении. Само имя, которое Ванцзи дал подросшему мальчику, несло в себе память о потерянном любимом человеке, и мне ужасно жаль, что в бумажной книге и в электронной версии, где были даны переводы некоторых имён, названий и титулов, не было указано, что именно означает имя Лань Сычжуя. Только кружным путём я нашла примерное значение, и оно подтверждает ту ценность, которую Сычжуй имел для Ванцзи все эти годы. Не только сам по себе. При всём при том, что они выдерживали определённую социальную дистанцию, Сычжуй прекрасно помнил, как Ванцзи прятал его в горе из живых кроликов в детстве, и именно Ванцзи обучал Сычжуя техникам игре на гуцине. То есть, они были достаточно близки, что отмечал и сам Сычжуй, когда разговаривал об этом с Вэнь Нином. Наверняка Ванцзи, помня о собственном детстве, пытался дать малышу то, чего не хватало ему самому.
Есть догадки, что Ванцзи не мог не пытаться призвать душу погибшего А-Сяня, чтобы попытаться объясниться, однако все попытки проваливались, как и у остальных, и это вполне могло стать очередным грузом на сердце. Так прошло тринадцать лет, и вот сперва Сычжуй рассказывает о странном парне из деревни Мо, а потом на горе Дафань они сталкиваются лицом к лицу. Самым верным доказательством, что это не подражатель, коих успело развестись, а именно Вэй Усянь, стала та самая мелодия, которую Ванцзи пел в пещере Муси. Никто другой её не слышал. И разве мог Ванцзи так просто отпустить свою любовь, которая каким-то чудом всё же вернулась в мир? Конечно, нет. И даже чушь, которую публично нёс А-Сянь перед Цзян Чэном, не стала помехой.
Само собой, Ванцзи помнил, что до своей смерти А-Сянь не проявлял ни малейших наклонностей "обрезанного рукава". Не мог он и не смекнуть, что все поползновения соответствующего характера не могли не иметь какой-то цели, но вряд ли это было то, чего ему самому хотелось. Да и когда, уже в Облачных Глубинах перед той самой ночёвкой, он прямо спросил А-Сяня, действительно ли тот хочет именно этого, имела место некоторая заминка, которая могла быть истолкована как "нет". Но раз уж сам пришёл, то путь спит здесь, а чтоб не вздумал безобразничать дальше, Ванцзи его обездвижил до самого утра. И я могу себе представить, какие сны ему снились, пока А-Сянь лежал на нём. Пусть и не вполне то, чего хотелось бы, но хотя бы часть желаемого он получил. Лучше совсем мало, чем вообще ничего.
На протяжении всех последующих событий, для тех, кто читает книгу в первый раз и без спойлеров, поведение Ванцзи вызывает такое же недоумение, что и у самого А-Сяня. Однако сквозь маску спокойствия и выдержки то и дело проглядывает беспокойство. Стоило А-Сяню вляпаться во встречу с Цзян Чэном в Цинхэ, отхватить Цзыдянем по ноге и перегнать на себя проклятую метку с ноги Цзинь Лина, как Ванцзи начинает не слишком явно, но суетиться, да ещё сказал: "Я оставил тебя всего на несколько часов!" Значит, будь его воля - вообще бы не выпускал из вида? И это походит на то, как порой над Се Лянем трясся Хуа Чэн, вымещая злость за те или иные травмы на то, что их причинило - череп с трупным ядом в землях бывшего Уюна, змея из пустынь Баньюэ... После всего, что было, это было бы более чем естественно. А стоило Ванцзи выпить, как внутренний контроль начинал слабеть, и он позволял себе то, чего ни за что бы не позволил в трезвом уме. Можно, конечно, это принять за своеобразную компенсацию недополученного в детстве из-за слишком редких встреч с матерью, а А-Сяня за самого подходящего партнёра для игр - и я сперва так и подумала - да только в самый разгар веселья проскакивало нечто странное, что аукалось и внутри самого А-Сяня, добавляя кирпичиков в растущее и укореняющееся чувство. Стоило А-Сяню лизнуть его ладонь или поцеловать её, как Ванцзи тут же отскакивал и прижимал эту самую руку к груди. То есть отстранялся от желанного и в то же время стремился сохранить то, что урвал. При этом, стоило услышать намёк на возможную простенькую близость и ласку, тут же на неё напрашивался. Противоречие, замешанное на влечении и давней любви, налицо. Уже здесь, да ещё зная, кем был Мо Сюаньюй до пожертвования тела, можно углядеть признаки того, чем всё по итогу и кончится. Особенно, если вам перед прочтением на это очень толсто намекнули, если не сказали прямым текстом.
После первого выпитого - в книге - кувшинчика "Улыбки императора" Ванцзи абсолютно не помнил, что натворил в пьяном угаре, но зато на него долго смотрели с потрясением соклановцы. А вёл он себя в высшей степени странно - от переворачивания одного из хранилищ вверх дном, чтобы отыскать некую флейту (С чего он взял, что Чэнцин попала именно туда?), потом, найдя тавро ордена Цишань Вэнь, недолго думая, прижёг им себя в том самом месте, где был ожог у А-Сяня. Он даже пил для того, чтобы попробовать любимое вино любимого человека. Потому же и сделал у себя в комнате тайный погребок в нарушении правил ордена. И дело могло быть не только в надежде на возвращение - ведь не жёг же он ритуальных денег. Не жёг, да? Прямого ответа так и нет, однако... Так могло выразиться и его желание быть ближе к умершему, раз уж решил жить дальше, а не последовать за ним. С этой же целью иные люди хранят какие-то вещи почивших, навещают дорогие им места и так далее. Точно так же Ванцзи не помнил догонялки вокруг ширмы с А-Сянем и те самые манипуляции с его ладонью. Однако то, насколько он был встревожен после пробуждения и заметно нервничал, когда спрашивал о прошедшей ночи, доказывает, что он явно опасался, что мог натворить непоправимого. А именно - начать откровенно домогаться человека, в котором прежде не видел никаких весомых склонностей к собственному полу. Разве посмел бы он причинить вред любимому человеку, нанести ему настолько тяжкое оскорбление? Да никогда!
Всё, что Ванцзи делал на протяжении всего времени после возвращения А-Сяня, имело конкретную цель - быть рядом с любимым человеком, беречь его. Чего так и не сделал в прошлом из-за навязанных правил и ограничений. Он молча сносил все выходки, исполнял чуть ли не все капризы, плечом к плечу стоял рядом во время шухера в Башне Золотого карпа, в очередной раз наплевав на то, что о нём потом скажут, и на горе Луаньцзан перед лицом очухавшегося и крайне недовольного дяди. И это таки производило неизгладимое впечатление на А-Сяня! А когда Ванцзи в очередной раз выпил на постоялом дворе в Юньпине, то это было самое крепкое вино, какое нашлось у хозяйки, да и А-Сянь к тому времени решился перейти последнюю границу между ними. Тут-то тормоза и полетели! Единственное, я так мыслю, что удержало Ванцзи от более смелого и радикального способа близости - неизбежная боль, а в перспективе вред, что и было отражено в экстра-главе "Курильница". А если быть точнее - в той её части, что осталась в электронной версии, но была вырезана в бумажном издании, которое мне досталось.
Если кто не в курсе, то я расскажу. В первой части этой главы А-Сянь и Ванцзи оказались во снах друг друга, и сон Ванцзи смешал в себе события прошлого, когда они ещё только-только познакомились, и настоящее, когда они уже вовсю предавались любовным утехам. Вряд ли конкретные мысли имели место в прошлом - скорее, неясные желания, поскольку сомнительно, чтобы воспитанный в чрезвычайно строгих правилах порядочный юноша целенаправленно искал сборники про нетрадиционные отношения, едва заметив первые подозрительные признаки в себе самом. Подобное логичнее было бы после, когда непогрешимость правил уже не казалась таковой. И понимаю это не только я - есть видео с фанатскими песнями от лица некоторых персонажей, и в песне от лица Ванцзи это упоминалось.
Ванцзи, поняв, что происходит, очень не хотел, чтобы А-Сянь увидел этот сон. Видимо, тот приходил уже не раз, раз Ванцзи точно знал, что произойдёт. К тому же во время первой полноценной близости А-Сянь, разболтавшись, сам сказал, что библиотека Облачных Глубин для подобного занятия очень даже подходит. И там помимо того, что события в библиотеке завершились совсем не тем, что было, состоялось по сути изнасилование юного Вэй Ина. Причём с весьма печальными последствиями в виде кровавых потёков. Понятно, почему этот фрагмент в официальном издании от "Истари Комикс" был вырезан? Да, закончилось всё же к обоюдному удовольствию обоих юных дарований, как и их взрослых копий, однако, принимая во внимание то, насколько бережен в реале был к А-Сяню Ванцзи после возвращения первого, данная мелочь могла нести в себе его потаённые страхи. И это не говоря уже о том, что подобное попросту недопустимо и возмутительно само по себе. Особенно для человека, воспитанного в самых строгих правилах. Это-то и не позволило перейти черту на постоялом дворе в Юньпине. Однако столь сильное напряжение при яростно сдерживаемом вожделении явно способствовали быстрому усвоению и распаду спирта в организме Ванцзи, почему он довольно быстро пришёл в себя, увидел недвусмысленные следы, услышал невнятные попытки А-Сяня как-то объясниться, испугался и оттолкнул его. Учитывая, насколько хорошими их отношения стали, и как А-Сянь старался вести себя прилично в Облачных Глубинах после шухера в Башне Золотого карпа, Ванцзи вполне мог расценить неуклюжее объяснение как попытку сгладить произошедшее, что выглядит очень благородно. Особенно, если бы что-то серьёзное произошло на самом деле. Что и было истолковано вполне определённым образом. Сам факт близости, пусть и не дошедшей до конца, шокировал Ванцзи, который по-прежнему считал, что его влечение и чувства не могут оказаться взаимными, и то, как он отреагировал на уже связно высказанное признание, является самым лучшим доказательством тому. Он, наконец, получил то, что так давно желал, и это можно взять. Можно обнимать, целовать... и всё остальное. Впрочем, полностью он это осознал уже после того, как они с А-Сянем расстались с Сычжуем и Вэнь Нином.
И тут А-Сянь понял, что попал по-полной. Если поначалу всё было нормально, и даже первый опыт по сами знаете чему прошёл сравнительно ничего, сменившись потом полным удовлетворением, то когда Ванцзи разошёлся, бедняга даже обеспокоился не на шутку. И было с чего! Вы можете себе представить, сколько успело скопиться, пока Ванцзи осознавал, тревожился, переживал из-за смерти любимого, потом жил с осознанием упущенного, а потом крепился в ответ на подразнивания? Да этого хватить должно было не на одну неделю, а то и месяцы закрытия гештальта! Впрочем, постепенно всё вошло в свою колею, и, как мне кажется, одним из последних наиболее яростных аккордов скопившейся жадности был именно сон про насилие в библиотеке, когда А-Сянь сам спровоцировал Ванцзи сказанными словами в адрес их юных копий, и тот использовал их для собственного удовольствия. Всё-таки это сон, а во сне можно всё... Или почти всё, если вспомнить последнюю ночь под воздействием той проклятой курильницы, где после подразниваний и довольно таки хамского отношения к Бичэню дошло до рукоприкладства к филейной части Старейшины Илина.
После нескольких прочтений "Курильницы" мне стало казаться, что сей артефакт как раз создавался для выявления и последующей проработки каких-то скрытых внутренних проблем человека, раз наши зайчики увидели именно это, а не что-то другое. Сам эффект курильницы смахивает на сеанс психотерапии, и это очень интересно выглядит в контексте её использования. Тем более, что никаких упоминаний о ней в записях хранилища не было. Может, я и ошибаюсь, однако описание снов, того, какие вещи и стороны были в них отражены, и то, что, по всей вероятности, их совместная жизнь была ещё не слишком продолжительной, даёт основания считать, что подобное было бы вполне реальным.
Кто-то может подумать, что Ванцзи озабоченный эгоист, раз наплевал на слова А-Сяня и истолковал их так, как захотел. Даже во время их первой полноценной близости Ванцзи отказался останавливаться, когда самому А-Сяню уже было с перебором. Во-первых, А-Сянь своей болтовнёй провоцировал и раззадоривал Ванцзи снова и снова, а там тот просто вошёл во вкус. А во-вторых, "каждый день - значит, каждый день" - А-Сянь был пойман на слове. Но тут работает всё то же правило Гусу - только рядом с очень близкими можно забыть про какие-то правила и делать всё, что хочется, а А-Сянь в этот момент таким человеком и был. Ну, будьте же милосердны - парень, наконец, дорвался, что называется! Многих в такие моменты заносит. И пресловутый тренд на арбузинг и насилие тут совершенно ни при чём. Если только самым краешком, иначе А-Сянь выражал бы недовольство более настойчиво, и они надолго поссорились, а не болтались почти три месяца чёрт знает где, пока не узнали, как бесится из-за этого старик Лань, а Сичэнь до сих пор не в форме. Глава клана, блин!!! Брат!!! Только поэтому Ванцзи и вернулся. В конце концов, А-Сянь не похож на конченного терпилу или мазохиста - ООС стоит оставить особенно бессовестным фикрайтерам. К тому же в других моментах экстра-глав следов такой ненасытности особо не видно, что говорит о том, что всё это постепенно всё же улеглось, как и должно быть в процессе нормальной совместной жизни. Ну, как нормальной? Для них нормальной. Три месяца полной свободы, сколько-то времени в Облачных Глубинах под боком у скрипящего зубами старика Ланя, рядом с шустрой молодёжью и беспокойством за Сичэня... Остальное осталось за кадром. Плюс им нужно было время, чтобы узнать друг друга по-настоящему, а А-Сянь слишком часто вводил Ванцзи в ступор и раздражение своей болтовнёй и шутками. Человека, который к подобному банально не привык. Да и сам А-Сянь научился распознавать мельчайшие сигналы со стороны Ванцзи, что уже почти не оставляло места для недопонимания. Словом, как говорится и в самой книге, они слились в гармонии и душами и телами. Причём настолько, что когда А-Сянь рассказывал, откуда взялся сон про уединённый дом подальше от мира заклинателей, Ванцзи был бы не против, и правда, пожить так. Вряд ли это поддакивание по умолчанию - скорее, своеобразная мечта о месте и времени, где не надо постоянно следить за собой и сохранять лицо. О месте, где можно снова почувствовать себя полностью свободным после долгих лет ограничений и изнутри и снаружи. Только они двое и больше никого.
Так что ничего натянутого в линии отношений между Ванцзи и А-Сянем нет. И тут я уверенно жму руку автору за такую удачную проработку. А уж про крепкую мужскую дружбу в дораме и говорить нечего - в их взглядах было, наверно, ВСЁ.