Вадим Борисович лет пятнадцать назад путешествовал по Тибету. Там он всерьез заинтересовался буддизмом. Может быть поэтому и отклониться от намеченного маршрута, чтобы навестить столицу Тибета -- Лхасу, где, как известно, находится резиденция Далай-ламы.
Недалеко от дворца Вадим встретил буддийского монаха. Монах оказался помощником Далай-ламы. Сам Далай-лама оказался незанят и был не против принять у себя русских паломников. Так Вадим и еще несколько русских туристов попали к нему на аудиенцию.
Подробности их разговора мне, к сожалению, неизвесты. Знаю, что буддийский патриарх говорил с каждым лично и предсказывал будущее. Одной из барышень, как часто бывает -- долго и бесплодно мечтавшей о первенце, он обещал скорую беременность. Так оно и случилось.
Почему я вспомнил эту историю? С нее началось мое посвящение в астрологические таинства.
Дело было не так давно. Работа не клеилась, денег не было. Инвестиции в куст денежного дерева (которое, как известно, к богатству) провалились. В таких условиях поход к гадалке, по совету Вадима Борисовича, показался стратегически верным ходом.
Варианта, собственно, было два - буддистский астролог моего доброго друга и знакомая прорицательница, работавшая юристом в федеральном министерстве. Выбор первой встречи пал на астролога.
По канонам тибетского буддизма поступки определяют судьбу или, как ее называют на востоке - карму. Буддистские астрологи занимаются составлением правильной дорожной карты. Определяют ключевые даты, места, события, подсказывают решения.
Моим картографом оказалась деловая с виду женщина лет сорока. Ее резюме почти физически давило на меня рекомендациями знакомых, предсказанными карьерными прорывами, предугаданными браками. За столиком кофейной она развернула ноутбук, на экране которого появилась интерактивное изображение солнечной системы. С учетом Марса, который был в призме Сатурна, мне было предложено ждать своего часа. Что сказать, все еще жду.
Встреча со второй предсказательницей, с ее слов - правнучкой лучшей колдуньи Северо-Кавказского федерального округа, не вызывала у меня иллюзий. Наше рандеву намечалось в кафе, без привычных для гадалок средств связи с потусторонним - хрустальных шаров, карт таро, свечей и красного бархата. Для повелительницы мистической стороны мною было заготовлено специальное задание, а именно - трактовка сна. Сон был реальный и вызывал у меня неоднозначные ощущения.
Елена Леонидовна, черноволосая женщина в возрасте, с тяжелым взглядом, длинными перламутровыми ногтями, помадой цвета усохшей крови смотрела глаза в глаза. Я начал свой рассказ..
Предисловие. Ситком Лесли Ниельсена.
Лайнер Америкэн Эйр летел на честном слове. Горючее закончилось. Командир корабля потерял сознание. В двигатель залетела птица. За штурвал сел бортинженер.
--
Падаем, командир -- он сказал второму пилоту. Тот сравнил показания дисплея с бумажной картой.
--
Попробуем дотянуть до брошенного аэродрома.
Бортинженер посмотрел на землю, окутанную ночной тьмой, и многозначительно сглотнул.
Акира Куросава. Черно-белая Япония.
Вся деревня собралась вокруг сгорбленной фигуры молодого человека. Он стоял на коленях, уставившись в землю. По его щеке потекла слеза, которую тут же смыл дождь, сквозивший сквозь тени сумерек. Молодой мужчина не мог смотреть в глаза матери, отца, своей невесты, которые находились в толпе, полные разочарования.
После нескольких минут молчания староста вынес приговор. Он сказал:
--
ты покинешь нашу деревню. Память о тебе сохранит горе твоих родных.
Имя виновному было Расёмон, что означало человек за воротами, изгнанный. Он слушал молча, пытаясь нащупать в будущем хоть какие-нибудь отголоски света. Их не было.
Отец Расёмона с состраданием смотрел на своего сына, губы старика тихо шептали молитву.
--
Возьми факел, - продолжил староста, - его пламя станет твоим единственным другом, пока время не очистит твое имя.
Расёмон взял факел и, не осмеливаясь посмотреть на кого-либо, пошел прочь, мимо старых домов, площади и, наконец, ворот, именем которых он был отныне наречен. Впереди ждали неизвестность и одиночество.
Он шел несколько недель, не разбирая пути. Сначала через горы. Затем -- через леса и луга. Пасмурные дни сменяли холодные ночи. Он шел не оглядываясь, шлепая сношенными сандалями по глубоким лужам. Порой озноб сковывал его тело. Выручало пламя факела, у которого он согревался, кутаясь в лохмотья.
Он вспоминал слезы матери, хотя, казалось, так и не осмелился посмотреть ей в глаза. Его охватывало отчаяние. Тогда Расёмон вставал и шел дальше, от бессилия считая каждый сделанный шаг, один за другим. Прошлое настигало его в короткие минуты отдыха и не давало останавливаться..
Елена Леонидовна посмотрела на меня с пониманием, после чего заказала цезарь, грибной суп-пюре и стейк из семги с овощами гриль. Я пил кофе, тыкал вилкой в греческий салат и с некоторой иронией ловил ее паранормальный взгляд. Отхлебнув кофе, продолжил.
Расёмон стоял перед забором из ржавой сетки, который преградил ему путь. Он открыл погнувшиеся ворота и вошел на широкое асфальтированное поле. Луна освещала брошенные здания квадратных и прямоугольных форм, с разбитыми окнами и провалившимися крышами. Пошатываясь, он выбрался на открытое пространство и обессилено упал на колени. Начался дождь. Расёмон почувствовал приближение конца.
Внезапно его охватила злоба. Бессмысленность многодневного странствия, жалкое одинокое завершение мук -- из его груди вырвался крик. Он проклинал себя, проклинал бога, который привел его в мир и подарил столь ничтожную жизнь -- гонку за куском хлеба, оставив на конец презрение родных и никчемную смерть.
Расёмон схватился за рукоятку факела и попытался ударить невидимых врагов, которые, казалось, окружали его, источая насмешки. Он разрезал воздух факелом, который оставлял в ночном тумане уродливые огненные фигуры.
Шум разразившегося ливня, собственный крик, гогот воображаемых врагов -- все это в голове Расёмона слилось в свистящий, оглушающий вой.
Налетел ветер, усиливающийся с каждым мгновением. От подступившей слабости Расёмон не смог удержаться на ногах. Ему казалось, земля дрожит, готовая поглотить его в своих недрах. Окоченевшее в конец тело более не слушалось. Он посмотрел на тлеющую головешку факела, лежащего рядом с ним. Последняя надежда уходила с угасающим углем.
В рокоте окружившей его стихии, Расёмон вдруг ощутил смирение. Он вспомнил родных. Наполненный внезапно подступившим спокойствием, он попросил бога дать ему шанс искупить ошибки, или же завершить муки последним наказанием -- смертью.
В этот момент очередной поток ветра распластал Расёмона по асфальту, звуки потустороннего мира окончательно затмили его сознание, окружавшее пространство вдруг озарил свет. Через мгновение над готовой Расёмона пронеслась огромная, издающая свистящий звук машина. Она дотронулась колесами до дрожащей земли, начала замедляться и в конце концов остановилась. Ветер утих, прошел дождь.
Расёмон поднялся на колени.
Дверцы самолета открылись, выкатились надувные трапы. Бортинженер, пренебрегая процедурой, первым выбрался на волю, к тому человеку, который ненароком осветил полосу брошенного аэродрома. Он увидел одиноко стоящего оборванца с потухшим факелом в руках, рванул к нему и обнял так крепко, как только мог. Вслед за бортинженером на мокрый асфальт покатились пассажиры.
Расёмон смотрел на чудо, спустившее с небес, на людей, в объятьях которых он оказался. Его вдруг вдохновила надежда. Он чувствовал счастье, в его глазах появились слезы. Может быть, он сможет вернуться домой.
Дрожь земли, - сказала Елена Леонидовна, - дрожь земли определенно к переменам.
После этого она замолчала и посмотрела на меня весьма странно.
--
Еще какие-нибудь соображения? - я спросил с интересом.
Она съела кусок стейка и как-то по-дружески, с теплотой, сказала мне: