В полночь мрачную, угрюмый, утомленный от раздумий,
Над томами тайных знаний, позабытых мной давно
Размышленьям предавался, как внезапно постучался
Кто-то тихо постучался, в двери дома моего,
"Это гость, - пробормотал я, -  у порога моего,
Гость, и больше ничего".

Помню ясно, это было, в декабре, и вьюга выла, 
А в камине тлели угли, рассыпаясь без следа.
Ах, как жаждал я рассвета, тщетно в поисках ответа,
В книгах я искал совета, как забыть мне навсегда,
О Ленор, что взята Богом, и как ангелы чиста -
Не забыть мне никогда.

И печальный тихий шорох, в шелковых пурпурных шторах,
Наполнял мне душу страхом, что не знал я до того,
Сердце бьется еле слышно, так стоял я неподвижно,
Повторяя: "Это видно, гость у дома моего,
Просто путник запоздалый у порога моего,
Гость, и больше ничего".

Но окрепнув, стал смелее, и ответил я скорее:
"Мэм, иль мистер, вы простите, не открыл вам оттого,
Я дремал, когда стучали, вы так тихо постучали,
Осторожно постучали, в двери дома моего,
Вас не слышал я", - и двери тут открыл я широко -
Мрак, и больше ничего.

Я смотрел во тьму безмолвно, скован страхом, удивленно,           
И сомнением терзаем, что не видел до того,
И не знал я сон ли это, я стоял и ждал ответа,
Прошептал лишь  слово это, имя сердца моего,
Только эхо прозвучало, повторяя мне его -
Эхо, больше ничего.

В свой покой войдя несмело, вся душа моя горела,
Вскоре стук раздался громче, чем я слышал до того;
И узнать желал безмерно, в чем секрет таится верно,
И сказал я: "Несомненно, постучались мне в окно,
Пусть спокойно будет сердце, то стучит ко мне в окно -
Ветер, больше ничего".

От волненья возбужденный, я открыл затвор оконный;
Величавый черный ворон, дней священных существо, 
С видом леди, или лорда, без заминки шел он твердо,
Без поклона сел он гордо, у порога моего,
Воспарив на бюст Паллады, у порога моего -
Сел, и больше ничего.

От печальных грез очнулся и невольно улыбнулся,
Так столь важным и суровым,  мрачный ворон был тогда:  
"Твой острижен гладко гребень, как у лорда взор надменен,
Расскажи мне, будь любезен, как зовут тебя всегда,
Где блуждаешь ты, Плутона, мраком скрыты берега?"
Каркнул ворон: "Никогда".

Удивился я, как ясно, отвечал он безучастно,
Хоть ответ его немного неуместен был тогда,
Чтобы мог я с ним смириться, но не трудно согласиться, 
Что никто не видел птицы, прилетела что сюда,
И сидит на белом бюсте, над дверями, так горда,
И зовется "Никогда".

И сидит он одиноко, безмятежно у порога,
Словно душу мне излил он, в крике мрачном "никогда".
Не промолвил больше слова, ни пером не дрогнул строго,
"Как друзья мои, ты скоро, - лишь промолвил я едва, -
Как и все мои надежды, дом покинешь навсегда".
Он ответил: "Никогда".

Тишиною изможденный, мрачным криком пораженный,
На ответ его удачный, я сказал ему тогда:
"Твой хозяин, несомненно, был охвачен горем, верно,
Повторяя неизменно, как молитву, в те года,
Все надежды возлагая, повторял его всегда -
Слово это - Никогда.

Ворон вновь не шелохнулся, я  невольно улыбнулся,
Повернул сиденье кресла к двери с бюстом я тогда,
И на бархат опустился,  взором к птице обратился, 
И в раздумья погрузился, что хотел сказать тогда,
Мрачный жуткий страшный ворон, мне сказать хотел тогда,
Криком этим - Никогда.

Не промолвил я ни слова, перед вороном суровым,
Что прожег насквозь мне сердце, взором огненным тогда,
И в раздумья погруженный, светом лампы освещенный,
Я склонялся утомленный, на подушку, как всегда,
Но к фиалковой подушке, где сидели мы всегда,
Не прильнуть ей никогда!

Наполнялся воздух рядом, благовонным ароматом,
То с невидимым кадилом, Серафим пришел сюда,
На ковер ступал он звонко, и тогда сказал я громко:
"О, несчастный, ждал ты долго, позабыть чтоб навсегда,
Выпей чашу, и Ленору, позабудешь навсегда".
Каркнул ворон: "Никогда!"

"Ты пророк, иль искуситель, что пришел в мою обитель,    
Говори мне, или буря принесла тебя сюда,
Ты пришел неустрашимый, в мир пленительный пустынный,
В дом, что ужасом хранимый, дай ответ, молю, когда -
Галаадского бальзама я отведаю когда?"
Каркнул ворон: "Никогда!" 

"Ты пророк, иль искуситель, что пришел в мою обитель,    
Ради Бога, что мы любим, и небес, скажи когда,
В скорбный час душе печальной, там в Айрене легендарной,
Обниму ль я лучезарной, дух Леноры навсегда,
Там где ангелы, Ленору, обниму, скажи когда?
Каркнул ворон: "Никогда".

"Это знак для расставанья, демон прочь, лети в изгнанье,
Возвращайся в ночь, где буря, бьет Плутона берега,
Перьев черных мне не надо, ложь твоя сильнее яда,
В одиночестве отрада, бюст оставь мой навсегда,
Вынь свой клюв из раны сердца, дом покинув навсегда".
Каркнул ворон: "Никогда".

И сидит там до сих пор он, неподвижный черный ворон,
На Паллады бледном бюсте, над дверями, там всегда,
Словно демон он мечтает, взглядом в душу проникает,
Лампа тень на пол бросает, и ложится навсегда,
И душе моей из тени, что ложится навсегда,
Не подняться - Никогда!