Аннотация: Книга рассказывает о судьбе молодой русской девушке Катерине,которая уезжает в США и понимает что это не,о чем она мечтала всю жизнь.
пролог
Каждое слово в моей истории правда... Клясться, чтобы поверили, не буду. Кто не хочет верить - пусть не верит. Возможно, если бы это произошло не со мной, а с кем-то другим, я бы тоже усомнилась. Мне просто необходимо об этом рассказать. Читая мою исповедь, не торопитесь меня осуждать, кто знает, как сложится ваша жизнь. Я тоже не предполагала, что когда-нибудь попаду в такую историю.
Myway
Я молила Бога, что погода в этот день была именно такой. Специально ждала сезона дождей, искала замену на работе, оставила все свои дела... Хотя что это за дела? Не жизнь, а просто хлам. Так получилось и на этот раз. Я ехала на прощание с мечтой точно так же, как и в самом начале тогда еще не сломанной жизни ехала на встречу долгожданным приключениям. Мне словно снова стало двадцать, когда я села за руль дешевого автомобиля и отправилась к берегу океана. Уже с утра начал собираться дождь, над городом висел туман, редкие капли дождя тяжело падали на машинные стекла. Мне было одиноко. Кажется, что всю жизнь мне было одиноко. Не было ни нежного детства, ни упоительного счастья, ни ласковых слов любимого человека, ни похотливых взглядов сотен мужчин. Во мне нет ничего, кроме пустоты. Вот же она, смотрите. Зияет в моей груди тысячью трещин, распарывает мне кожу миллионами осколков холодного как лед сердца, душит меня руками самого жестокого маньяка... Но вы ничего не видите, люди! Неужели все вы столь бездушны, что не сможете разглядеть за прекрасной глянцевой обложкой ужасной, отвратительно низкой, невероятно аморальной истории жизни? Вы улыбаетесь, когда я беру в руки очередную сигарету. Вы смотрите телевизор, когда я покупаю дозу. Вы нежно целуете своих детей, когда меня трахают в машине. Вы меня любите, я же ненавижу эту жизнь. С этими невеселыми мыслями, с дрянной музыкой в старом радио, с ярко-красной помадой на губах и тонкой сигаретой в руках я вливаюсь в поток сотен разноцветных машин. Нравится ли мне стадное чувство? Наверное, живи я по негласным человеческим правилам, я бы была приличной матерью, каждое утро готовила диетический салат и ленч для ребенка, обличалась в дорогой офисный костюм, неизменно целовала мужа в небритую щеку, а на нашем праздничном рождественском столе красовалась индейка и красное вино. О да, сейчас бы не отказалась от бутылки хорошего красного вина... Но я никогда не буду идеальным представителем современного общества. Перед вами ярчайший представитель дряни, отбросов, людей, потерявших всякую надежду и разучившихся мечтать, сидящих на коксе и зарабатывающих своим телом! Вы поверите мне, не так ли?..
А ведь зря. Наконец я достигла своей цели. Прекрасная погода, на мой взгляд. Метеорологи обещали шторм, обычного дождя с резкими порывами ветра мне мало. Скинула легкое пальто, прохладный ветер приятно лизнул мне лицо. Я медленно подошла к самому краю изломанной скалы. Мутная вода глухо ударялась об огромные камни, мелкие брызги морской пены попадали на огромные глыбы где-то внизу. Океан буйствовал, и мне впервые показался тяжелым этот запах солоноватой воды, эти крики взбесившихся чаек как будто предупреждали о чем-то... Я посмотрела вниз еще внимательнее, чем когда-либо ранее. Не думала, что прекрасный океан, когда-то столь дружелюбно принимавший нашу веселую молодежную компанию в свои объятия, может быть таким угрожающе быстрым, бессердечным. И вот именно там, в полном одиночестве, на краю моего маленького мира, меня вдруг постигли все беды моей жизни. Мелкими и неясными казались сначала воспоминания, мне было страшно проживать все с начала, но буйство природы брало вверх, я была бессильна перед могучей стихией. Упав на колени, я оторвала взгляд от манившей пучины и пристально смотрела вдаль. Бывали вы когда-нибудь в кино под открытым небом? Так вот этот фильм был самым прекрасным кошмаром, который когда-либо транслировали небеса.
Воспоминания из детства
- Здравствуй, солнышко, здравствуй, красавица! А как тебя зовут?
- Добр-р-рый день, меня зовут Катя.
- Ах, какая ты прелесть, а сколько тебе годиков?
- Мне пять. Тетя, перестаньте, идите лучше с Кристиной так поговорите, а у меня еще много важных дел!
Мама говорила, что я всегда росла независимым ребенком. Но я не считаю, что это так. Я помню, как остро нуждалась в любви. Обычной, человеческой, чистой любви без прикрас. Все эти люди, которые часто приходили к одинокой матери, были как хищные птицы. Они кружили над нами, двумя глупыми и маленькими сестричками, отрывали у нас по кусочкам нежность и доверие, уносили их с собой в злых улыбках. Поначалу мы охотно верили всем, особенно мужчинам. Мне не хватало отца всю мою жизнь. Я мечтала о большом, невероятно сильном папе, с голубыми глазами, с короткой стрижкой, который однажды войдет в кухню, обнимет маму, расцелует нас... Но со временем детская мечта улетучилась. В крохотном сердце появилось недоверие, звонок в дверь становился для нас приговором. Мама всегда работала по ночам, почти без перерыва шила на заказ, а днем уходила на работу в цех. Мы жили в коммуналке, и соседи любезно кормили меня и младшую сестру, старшие девочки играли, делились с нами своими куклами. В общем-то, мы неплохо жили. Но счастья мы не видели никогда, даже на Новый год.
И это все мне быстро надоело. Что в пять лет, что в десять, что в пятнадцать я видела одни лишь обшарпанные стены надоевшей квартиры, скучные, совершенно не яркие картинки в потертых рамках в коридоре, замасленные газеты на шатающихся табуретках на кухне, окна, которые нельзя было отмыть от насевшей на них прошлогодней грязи. И если Кристина мирилась с тихим течением жизни в этом богом забытом мире, была консерватором и реалисткой, то я не могла усидеть в душной комнате ни одного дня. Хоть мама и пыталась одевать нас как можно лучше, я ходила в гости к одноклассницам, менялась с ними одеждой, нагло пользовалась косметикой их некрасивых мам, красила губы в яркий цвет и уходила гулять до ночи. Мне было хорошо, свободно. Больше не было той маленькой, загнанной в угол, пятилетней красавицы с большими слезящимися глазами. Мне было шестнадцать, уже почти выпускница, я связывалась с незнакомыми компаниями, глухо смеялась, носила безразмерные свитера и куртки, куталась в объятия едва знакомых парней. Порой они смотрела на меня с лаской, теплый свет фонарей отражался в их зрачках, и мне казалось, что все не так уж и плохо. Мы пели песни Цоя, слонялись по чужим подъездам, пили дешевое вино и много курили. Приходя домой, ненавидящим взором охватывая опостылевшую комнатушку, я мысленно переносилась в западное полушарие нашего гребанного земного шара. Все мои мечты и надежды должны были сбыться именно там. США, Канада, Мексика - я грезила, как скажу всем своим приятелям "прощайте", как плюну в лицо всем старушкам у подъезда, как соберу все свои вещи и улечу в другой мир. Я засыпала, бродила по людным улицам Нью-Йорка, рассматривала неоновые вывески, улыбалась прохожим, любовалась на Статую Свободы, а утром приходила настоящая, дурная и пасмурная жизнь. Кидая в сумку учебники, на одной ноге съедая скудный завтрак, я хватала сестру за руку и неслась в школу. Знаете, бывают семьи, которые даже в бедности живут дружно, которые заботятся друг о друге, семьи, которые трудно назвать неполными, даже если это так. Но в нашей семьи всегда царило непонимание. Я редко доверялась маме, помощи с домашним заданием раньше просила у соседки, а после вовсе потеряла интерес и не особо заморачивалась с оценками. Кристина гораздо чаще моего оставалась одна, но редко выходила гулять, доверялась исключительно матери, на мои выходки смотрела неприязненно. Она зависела ото всех, никогда не принимала важных решений самостоятельно, прятала ото всех свои таланты. Но нас сближало одно обстоятельство - мы совершенно не выносили школу. Я ненавидела всех учителей поголовно, их вечные жалобы, тройки в дневнике никак на меня не действовали, но нервы порядком попортили. Кристина же была прилежной, но отношения с одноклассниками у нее явно не заладились. Она резко вздрагивала от каждого обидного слова, поначалу искала меня в школьных коридорах и тайком часто плакала у меня на плече. У нас была одна общая страсть - английский язык. По вечерам, если я не была злая или пьяная, мы садились с учебниками на потертый диван и читали, иногда, смеясь, придумывали сказки, порой я даже пыталась рассказать ей о красоте своих мечтаний на английском. Тогда мы становились настоящими сестренками, я чувствовала ее тепло, ее доверие, ее внимание на себе, даже становилась немного старше от этих ощущений.
Гармонию в наши отношения добавил внезапно ворвавшийся в нашу жизнь Денис. Он справедливо завоевал всю любовь и нежность сиротских сердец. Он вправду был удивительным человеком, не похожим на дворовых парней, которые и двух слов-то связать не могли. Нам было по восемнадцать, жизнь казалось интересной загадкой, невероятным приключением, но обоих уже постигло первое разочарование. Мы познакомились на вступительных экзаменах в театральный институт.
Я шла на это прослушивание с дрожью в груди и скверным предчувствием. Повторила свой заученный текст раз двести, хотя отлично его помнила, память меня никогда еще не подводила. Тщательно подбирала интонацию, расставляла паузы, представляла ситуацию, проигрывала по сто раз на дню эту злосчастную сценку. Никогда еще так бережно я не относилась к одежде: новая юбка в пол, рубашка в горошек и строгий пиджак ярко демонстрировали героиню чеховского рассказа. На мое удивление, этот наряд утонченной барышни конца девятнадцатого века выгодно подчеркнул сухощавую фигуру, нелепо длинные руки. С гримом мне помогала Кристина: нарочито бледное лицо, огромные, почти черные впадины глаз, невероятно дополняющая образ родинка на правой щеке, собранные в пучок темные волосы - я не могла узнать себя в аристократической красавице, словно сошедшей со страниц классического романа.
Я была уверена, что выступлю блистательно, блеск моих карих глаз будто бы отражался в глазах этих строгих людей, сидящих напротив, поджавших дряблые губы. Я улыбалась ослепительно, сердце готово было выпрыгнуть из груди, голова шла кругом, губы еле двигались, мир был наполнен счастьем, от внезапно нахлынувших слез щипало глаза. Но резкий вопрос грузного мужчины в клетчатом пиджаке: "Девушка, а с чего вы решили, что театр - это ваше призвание?", - мигом сбросил радужную обертку с серого мира.
Я заметила Дениса еще тогда, выйдя из огромной комнаты с распахнутыми настежь окнами, пытаясь остановить набежавшие слезы. Он был скромно одет, огромные очки не слишком украшали его лицо, он нервно теребил и без того растрепанные волосы, ни на минуту не выпускал из рук маленькой книжонки... Наши взгляды на секунду пересеклись, я изобразила слабое подобие улыбки, а в мыслях было только одно: как можно скорее покинуть это место, никому не показать разочарования.
Конечно, в списке поступивших меня не было, лишний раз бередила старую рану. Но и он не поступил. Такой искренней, беззлобной улыбки не было больше ни у кого из моих знакомых. Он первый подошел, протянул мягкую теплую руку, сказал, что запомнил меня сразу и надеялся увидеть вновь. Несмотря на то, что он был законченным романтиком, мы жили душа в душу. Утро было добрым, если в гости приходил он, садился на край неубранной кровати и долго водил рукой по моим волосам, всегда что-то нежно шептал. Мне было совершенно неважно, что именно он говорит, но слушать его тихий низкий голос я могла бесконечно, даже записала, как он читает Достоевского, на кассету. Мы часто мечтали, ходили под проливным дождем, зарывались в огромный плед, иногда бесились, били друг друга подушками, хохотали до упаду над какой-нибудь глупой шуткой, готовили праздничные обеды. Мы оба пошли работать, не слушая возражения родителей, я думала, что так и будет всегда, всю жизнь. Интересно, остались бы мы вместе, если бы жизнь не повернулась так круто? Светилась ли столь нескончаемым добром его детская улыбка и в сорок лет? Вряд ли. Любовь - страсть умирает быстро, гаснет, как забытый в печи уголек. Стоит ли мне благодарить его за первый шаг к осуществлению мечты? Теперь уже не знаю...