Он был человеком. Куском серой ткани опускался на его квартиру вечер, когда он закрыл входную дверь. Щёлкнул замок, звякнули в пакете поставленные на пол бутылки.
В его комнате с широким окном стояло большое напольное зеркало, старое, вернее - простите - древнее, по наследству от кого-то досталось. Высокое, почти до самого потолка, в тяжёлой деревянной раме, зеркало стояло прямо у голой стены, так, что отражало в себе почти всю комнату, вернее, всё, что в ней можно было отразить дельного: пустой деревянный стол прямо посередине комнаты, ничем не накрытый, кусок люстры да пару стульев - всё это щедро присыпалось нестираемой с зеркального стекла пылью.
Он тяжело приземлился на колченогого меньшого брата, поставил шуршащий и позвякивающий пакет к ногам брата старшего, и, достав из пакета первую бутылку, привычно откупорил её о край стола. Посмотрел в зеркало, отсалютовал поднятой бутылкой своему отражению. Поднёс бутыль к губам. Прикрыл глаза в ожидании "волны", но тут кто-то сбоку негромко закашлял, чего раньше, пожалуй, не водилось.
- Что, опять жрать собрался? - раздался вполне знакомый голос.
Он опустил бутылку и обернулся на голос. Никого - зеркало только.
- Кто?.. - не поняв, переспросил он. - Я?
- Ну, а кто ж ещё? - ответило ему из зеркала отражение, тем же голосом, в его же собственной манере. - Ты ещё здесь кого-то видишь?
- А?.. - Он был в явном замешательстве, и слова как-то особенно смешивались, даже произнесённый звук был до того небрежен, что походил одновременно и на "Э", и на "М".
- Что? Не ожидал, что я говорить умею? - Отражение повернулось к нему, прошуршав серым костюмом, положило ногу на ногу.
- Конечно, не ожидал. Ты - всего лишь моё отражение.
- И поэтому ты меня пойлом стравливаешь? - не замедлило ответить из зеркала. - Считаешь, что, раз я отражение, мне можно? А может, мне это противно? Вредно, может? Может быть, меня тошнит после этого всю ночь, пока ты дрыхнешь - не думал об этом?
- Нет, - честно признался он.
- Не думал он. А я вот часто думаю. Сижу вот тут ночами, подле тебя, пока ты за столом храпишь, мордой в луже из опрокинутого стакана. И знаешь, о чём я думаю? Думаю уйти от тебя.
- Да как же? - Он даже хмыкнул. - Да куда ж ты от меня денешься, ты ж без меня ни шагу.
- А вот так. Возьму - и денусь, пока ты физиономией в голодухе захлёбываешься. Уйду - будешь человек без тени, без души, без прошлого. Да и без будущего тоже. А знаешь, что остаётся у человека, когда у него ни прошлого, ни будущего нет?
- Не знаю. - Разговор настолько его занимал, что он даже отставил бутылку - ну, прямо как его отражение в зеркале, брезгливо отодвинувшее бутыль подальше.
- А ничего у него не остаётся, - ответило отражение. - Один короткий миг, мгновение "на подумать", негромкий хлопок, шлепок плевка о сапог. Лужица жижицы. Откушенный хвост ящерицы.
Он неопределённо хмыкнул. Ишь ты, словоблуд.
- А чего ж не уходишь? - лукаво спросил обладатель. - Может, сядешь ближе? Выпьем, поговорим - ну, раз уж есть с кем.
- Нет. Не сяду. Надоело. - Отражение развернулось в зеркале и направилось к окну - оттуда из уходящего дня лился в наступающий комнатный вечер прямоугольный луч тускло-молочного света. Распахнуло его - окно, - и как пахнуло свежестью в лицо, зашумели, загудели внизу желтые и красные фонари блестящих чёрных машин.
Щёлк-щёлк в стекло - не поддаётся, не открывается. Очнулся он только поутру. Теперь он был мухой.