Аннотация: брату-Файре и deathwisher'у вместе взятым.
Уверенность пахнет пеплом
Она пахла так, как, должно быть, пахнут опаленные крылья ангелов. Я медленно обошел тесную стеклянную камеру, с шумом втягивая носом воздух. Я наслаждался. Смаковал.
Высокая. Наверное, с меня ростом, если выпрямится. И очень худая. Прозрачная кожа буквально натянута на высокие острые скулы. Кажется, тронешь - и затрещит по швам. Впрочем, она лишь с виду призрачная. Ее неоднократно "трогали" - все стерпела. А сейчас она лежит на полу и харкает черными сгустками крови.
Я ткнул ей под ребро носком сапога:
- Вставай, мразь.
Девушка приподнялась на дрожащих руках, отерла разорванный рот. Я отвел глаза от яркого переплетения вен и артерий на шее, предплечьях - взгляд цепляется и путается.
Гончие напали на след саботажника где-то в спальных районах и гнали к морю всей сворой, перекрывая любые пути к отступлению. В Гаванях, у складов, им удалось зажать ее в угол. Что ж, надо отдать ей должное - девчонка оказала достойное сопротивление, уложив троих бойцов из передового отряда. Ищейки подоспели вовремя, а то Гончие, озверевшие от запаха крови, разорвали бы ее на куски. На то они и Гончие. Такими их собирали.
Я скользнул взглядом на левое предплечье - темный рваный прямоугольник. Нейронный чип, зашитый для КПП на Той стороне, выжгли. Она знает, что не сможет вернуться. И все же остается спокойной.
--
Итак, Франта Паулюс, 19 лет, уроженка Даугавпилса. Безработная...
--
Поэтесса, - внезапно перебила она.
--
...Безработная. Эмигрировала в Восточную Скифию пять лет назад, - Сторожевым Псам не положено быть застигнутыми врасплох. Им положено лишь прикидываться ленивыми, сонно поглядывая из-под полуопущенных век, и в любую минуту быть готовыми перегрызть горло врагу.
У девушки побелели костяшки пальцев, когда я ударил ее ногой под дых. Хотя казалось, что невозможно быть еще белее. Сторожевых Псов не положено перебивать.
Она улыбалась разбитыми губами, разные глаза смотрели почти насмешливо. Она, улыбаясь, молчала на допросе Ищеек. Улыбаясь, прошла трибунал - там конвойные и порвали ей рот. Я - заключительный этап. Сторожевой Пес нейроанализатор. Я ищу слабые места в защитных механизмах человеческой психики и рекомендую наиболее эффективный метод пытки. Только и всего. Наше знакомство, Франта, будет недолгим.
--
Хорошо быть большим и сильным? - она сделала усилие и села. - Даже не обязательно им быть. Главное, чтобы маленькие и слабые, тебе подобные, верили, да? - теперь пусть говорит: за стеклянными стенами десятки пар глаз ловят каждый мой жест, десятки пар ушей - каждое ее слово. - Пес, расскажи, как ты стал таким дерьмом!
Отсутствие запахов - тоже запах. Запах спокойствия. Попадающие сюда обычно беспокойны. От нее лишь тонко сквозит жжеными перьями. Я не знаю, что это значит.
Я сел на корточки рядом с ней и протянул платок, от которого она, конечно, не отказалась. У нее странные глаза. Левый - темный, как нефть. А правый - светлый, почти стеклянный. Пусть говорит - это интересно.
--
Наверное, тебе просто нечего рассказывать. Но ведь когда-то и ты был щенком, играл в песочнице, писался в штаны. Учился рисовать свастики на соседских заборах (свастики вечно получались не в ту сторону), а родители приводили тебя за ухо и заставляли замазывать. Ведь было же?
Она смотрит чуть исподлобья. Из-за опухшего века ей так удобнее.
Эх, детка. Я снимаю очки с переносицы и долго тру стекла о пору пиджака. Когда я был, как ты выражаешься, "щенком", все было совсем иначе. Тебе слишком мало лет, чтобы сравнивать.
--
Зачем ты воюешь за чужую страну? - почти ласково.
Она проигнорировала вопрос, подумала минуту и легла у моих ног.
--
А потом ты, уже в юности, не пропускал ни одной юбки. Ведь так?
Фарфоровая ладонь гладила высокую грудь - вверх вниз, вниз вверх. Неинтересный запах у жалости. У желания - совсем другое дело. Не играй со мной - это бесполезно.
--
Зачем ты воюешь за чужую страну? - ты спокойна, детка, чего же мне волноваться? Я зеваю, демонстрируя безупречные клыки. Ага, задержала взгляд, попалась. Насупилась:
--
Некоторые вещи, боюсь, выше твоего понимания, пес.
Она выглядит жалко здесь и сейчас. Но пахнет хорошо - спокойствием, предчувствием смерти и красотой. Светловолосый ангел. Я держу ее за подбородок. Мой мозг строит логические цепочки и тут же отказывается от них.
--
Блондинка? - пусть недоуменно ворчат наблюдатели за стеклом, здесь я решаю, какие вопросы задавать.
--
Седая, - презрительно кривится девушка и получает удар в скулу, отплевывается и заявляет: - Я серьезно. - Серьезно?...Ей же всего девятнадцать. - Эльба в пятьдесят девятом. Я выжила, - она не врет. Псу невозможно соврать. Ложь пахнет медом. Немногие Псы помнят, что это, но все до единого знают запах...
--
Ты хотел знать, почему я не служу Империи Курфюрста, хотя и родилась в подчиненной ему территории. Просто я захотела остаться человеком и жить по-человечески. Пес, я не захотела становиться ручным чудовищем его императорского величества. Скифы никому не делают вреда, они лишь хотят, чтобы их не трогали. Для этого они и закрыли границы, - она шептала все быстрее, почти без пауз, судорожно глотая воздух. - А там, под Куполом, голубое небо. Представляешь, Пес? А в августе созревают сахарные дыни. Откусываешь кусок и сок течет по подбородку, ладоням, шее...Можно целыми днями валяться на белом песке, просто наблюдая за облаками... Пес, давно ты видел облака и голубое небо?...
***
--
Старший Сторожевой Пес I ранга ЛР, курфюрст будет недоволен результатами.
--
Вы и наблюдатели слышали про Эльбу.
--
Вы не предприняли ни единой попытки нейроанализа!
--
Я думаю, Ищейка, что мне виднее. А вот вы забываетесь...
В темном, непроницаемом зрачке Ищейки мелькнул испуг. Он заскулил, когда ошейник резко сжал его тощую небритую шею.
--
Слава курфюрсту! - прохрипел он. То-то же...
--
Разве вам не надлежало отнести приказ об ее утилизации еще пять минут назад? Выполняйте.
Ищейка отдал честь и исчез.
Собачья работа.
***
Имперские Гавани. Место, где ее поймали. Небо, слегка серое на западе. Вода тяжелая и черная, как бархат. Я сидел на отполированных сотнями тысяч подошв ступенях, сбегающих к самой кромке резко пахнущей воды. Врачи не велели сидеть на холодном - радикулит, но здесь хорошо думается. Когда я спросил у нее, зачем же ее Скифы развязали эту войну, она ответила - спроси у своего курфюрста. Если, конечно, ошейник не жмет. И засмеялась, довольная шуткой. И тогда я понял, что это ее уверенность в собственной правоте так пахнет пеплом...
Смерть для нее будет избавлением. Прошедший Однодневную войну - первую или вторую - ничего уже не боится, пытки язык ей не развяжут. Я это по себе знаю. Пятьдесят лет назад, когда Скифы устроили то же самое с нами, выжили многие - все, от кого осталась хоть какая-то разумная часть. И это было самое ужасное - не умереть вовремя. Нас собирали заново по кускам, штопали, резали, модифицировали, превращали в преданных Псов Курфюрста, слуг новой Империи, занявшей вскоре две трети суши.
Волны нехотя бились о камни. Где-то на Той стороне, за тремя уровнями нашей блокады и их защитным Куполом, лежит Восточная Скифия. Страна, в которой еще живут люди. И я так мог бы жить...
Искусственный глаз я выбил перед самым уходом и раздавил подошвой. Раздался серебряный хруст призм и микросхем. Голубым небом хотела прельстить, детка? Не выйдет. Собаки цветов не различают.