Дом был... странным. Нет - с точки зрения архитектуры в нем не было ничего необычного: каменный, два этажа, пара башенок, стены обвитые плющом, крепкие дубовые двери и ставни. Обычная усадьба, каких в окрестностях Парижа множество. Странности ему придавал хозяин. Высокий мужчина, средних лет, с совсем не аристократической, почти медвежьей крепостью в фигуре, не по моде коротко подстриженный, с бородой, такой черной, что она отливала синевой, за которую хозяина дома называли Синей Бородой. Правда, в лицо ему этого никто говорить не решался. Массивная, черного дерева трость, с которой он иной раз прогуливался, как-то не располагала к остротам, а вид того, как он управлялся с кнутом, в манеже своего сада при выездке лошадей, внушал серьезные опасения каждому, кто решился бы в глаза назвать его "Синей Бородой". Образ жизни он вел уединенный, чем порождал о себе самые странные и не правдоподобные слухи. Кто-то говорил, что он приехал из Нового Света, где он жил вместе с дикарями и охотился в тамошних лесах, добывая пушнину, чем заработал свое состояние. Другие, что он незаконно рожденный из рода герцогов Де Гиз и его богатство это пенсион, выплачиваемый ему за сохранение тайны происхождения.
Но больше всего историй ходило о женах Синей Бороды. Истории были весьма и весьма жуткими. Говорили, что его первая жена была из племени дикарей Нового Света, что она умерла и Синяя Борода, следуя обычаям дикарей, съел ее сердце. О второй жене говорили, что она была монашкой, которую он похитил и обесчестил. Она долгие годы жила в его доме в заточении, а он придавался с ней самым грязным извращениям, что в итоге она не вынесла мук и наложила на себя руки, предпочтя Гиене Огненной жизнь с ужасным Синей Бородой. Масла в огонь подливал и тот факт, что хозяин дома редко покидал свои владения, лишь раз в неделю посещая местную церковь, неизменно жертвуя пару луидоров в приходскую казну во славу Божью. Компанию ему (если это можно было назвать "компанией") составляли только две гувернантки, регулярно посещавшие местный рынок, что бы купить продукты. Вид у них был опрятный и ухоженный, так что многие мужчины задерживали взгляд на двух ладных женских фигурках, вышагивающих между лавок и торговых рядов, но заговорить с ними никто не решался. Как и хозяина дома, его гувернанток стали именовать не по именам, которых никто не знал, а по характерным особенностям: Черная и Белая.
Черная гувернантка была высокой, статной, со смуглой кожей и слегка раскосыми глазами. Как и подобает женщине её положения, она носила на голове чепец, который с трудом скрывал черные волосы, непокорной волной норовившие рассыпаться по ее смуглым плечам. Полные губы, брови в разлет, тонкий с легкой горбинкой нос, крепкие руки, высокая грудь, в ложбинке которой лежал скромный деревянный крестик на кожаном шнурке - все это приковывало к себе взгляды почтенных мужей, не раз получавших от своих жен пинок украдкой или болезненный щипок.
Белая была невысокого, если не сказать маленького, роста. Хрупкая, как статуэтка из фарфора, с белесыми бровями и почти незаметными ресницами, обрамлявшими льдисто-голубые глаза. Она почти всегда молчала, предпочитая давать слово своей смуглой подруге. Тонкие запястья, выступающие ключицы, мальчишеская грудь были не столь привлекательны, как у Черной, но то, как Белая двигалась - легко, воздушно, невесомо - завораживало и рождало у всех невольную улыбку.
В общем, слава у дома и его обитателей была весьма сомнительной...
Времена стояли нелегкие. В прошедшем 1636 году проклятые габсбурги чуть не взяли Париж. Слава его Величеству королю Людовику XIII Справедливому, который с Божьей помощью остановил захватчиков. Война, которой еще только предстояло получить название Тридцатилетней, уже восемнадцать лет терзала Европу и, наконец, докатилась в тихий пригород Парижа, принеся с собой скорбь по павшим, голод и разорение живым.
***
Мать со вздохом закрыла расходную книгу, невольно сдержав готовое вырваться проклятье. За окном было сумрачно, как на ее сердце, а надежда в душе почти погасла, как и свеча на столе. Муж (царствие ему небесное!) не оставил ей - уже не молодой женщине с двумя дочерьми - ничего кроме долгов! Еще пару месяцев и в дом неминуемо постучатся кредиторы в компании королевских маршалов и судебного пристава, что бы вытолкнуть их на улицу.
В отчаянии сплетя пальцы и подняв глаза к невидимым через серый, давно не беленный потолок, небесам она зашептала молитву, умоляя всех святых указать ей путь, что делать и как быть? как спасти себя и своих девочек от судьбы бездомных нищенок или - прости Господи! - маркитанок в обозе очередного рекрутера, созывавшего мужчин на войну под знамена его Величества?
Небеса молчали, только стук капель дождя по черепице - холодный и равнодушный, был ей ответом. Свеча погасла.
***
"Ведьма!" - этот шепоток она впервые услышала лет в шесть, от соседского мальчишки, когда тот свалился с их забора и шлепнулся пятой точкой на тыкву. Она была не виновата в этом, просто ее появление застало его врасплох, когда он пытался проникнуть в их сад с самой банальной целью - воровство яблок.
Услышала и запомнила... В четырнадцать лет, когда ее тело само по себе стало меняться и приобретать женские формы, она услышала это слово от жены мельника, который проезжал мимо их дома и бросал на нее странные взгляды, пока она набирала в кувшин воду около колодца. Слово было сказано мерзко с каким-то змеиным шелестом и пахло от него сгнившей и провонявшей отбросами соломой, которой покрывали пол в таверне на перекрестке дорог.
Ей захотелось нырнуть в колодец и яростно тереться о камни стен, пока это слово не смоется с ее кожи, уйдет в землю и будет унесено рекой в далекое море.
Отец, чувствуя ее настроение, в тот день позволил ей дольше обычного просидеть на крыше, любуясь звездами и Луной на июльском небе. ПапА любил ее, она была его Маленькой белочкой, ловкой и игривой. Теперь, когда его не стало, в свои восемнадцать лет, проклятое "Ведьма!" слышалось все чаще, все злее. Мир вокруг нее потемнел и сжался.
Стоя напротив зеркала, одного из немногих сокровищ оставшихся после отца, она скинула сорочку и посмотрела на свое отражение.
Чуть вьющиеся волосы до пояса, розовая кожа, невидимые в сумраке зеленые глаза под длинными ресницами, уже почти оформившаяся грудь с чуть выступающими сосками, мягкий живот и совсем немного рыжих волос, внизу живота, там, где однажды зародится жизнь, если Господь сжалится над ней и подарит ей чудо - снова быть любимой.
Почему Господь не дал ей волос как у младшей сестры - прямых, ничем не примечательных, таких как у многих женщин, ни темных и ни светлых? Почему этот рыжий цвет, ясное указание на нечистоту с рождения - достался ей?
Она яростно надела сорочку и упала на кровать. Где-то внизу молилась мать...
***
Он проснулся от тихого стона - Мари спала беспокойно, иногда всхлипывая и постанывая, теснее прижимаясь к его ногам. Кровать была большой, места хватило бы и на пятерых, но малышка упорно жалась к нему, как к спасительному берегу жмется лодка с усталым путником.
Наури, по привычке спала на полу, рядом с почти погасшим камином, широко раскинув руки по медвежьей шкуре. Он невольно залюбовался индианкой - сильное, привычное к долгой ходьбе и длительной езде верхом, тело, полная грудь с почти черными сосками. Она была воплощением дикой жизненной силы своей, далекой теперь, родины.
Мари, дернулась во сне... он встал, подошел к подножию кровати, взял девушку на руки и положил на подушку рядом с собой.
- Камень... - слетело с губ девочки его имя.
- Спи, малышка, я рядом, - он обнял ее за плечи.
- Они не придут за мной? - в ее голосе сквозил страх.
- Не бойся, никто тебя не заберет.
Мари доверчиво ткнулась в его ладонь, прижалась губами, обвила ногами его ноги. Он вдохнул ее запах и поцеловал в лоб, под светлыми, почти белыми волосами, в которых уже мелькала ранняя седина, этот след былого горя и страданий, который был почти незаметен, умело скрываясь среди прядей, еще не тронутых инеем времени и печали.
Ее рука скользнула вдоль его груди, коснувшись шрамов, оставшихся после инициации в мужчины, принятом в племени ирокезов и опустилась ниже, желая дать ему удовольствие - одна из немногих форм благодарности, которая дана всем женщинам по отношению к их спасителям.
Он не стал ее останавливать, знал, что ей это тоже нужно. Маленькая девичья ручка обхватила член и начала плавное движение вниз-вверх. Он сжал в руке ее волосы, притянул с себе лицо... Губы спелись... он слегка сжал ее шею - казалось одного движения достаточно что бы прервать жизнь девушки навсегда, но она верила ему, своему Богу, Господину, Хозяину, своему Камню.
Он уже не сдерживаясь схватил ее, легко приподнял и усадил на себя сверху. Завел руки ей за спину, прижал к себе дрожащее тело...
Наури около камина пошевелилась, увидела на кровати Мари, лежащую на нем, улыбнулась своими полными губами, прошептав:
- Камень и Вода...
Он услышал ее, не останавливая движения, насаживая на свой член маленькую Мари, как куклу.
Наури опустила руку вниз живота и наблюдая за ними начала ласкать себя, в ее улыбке появилось что-то хищное. Она поднялась, села на кровать рядом с любовниками, нагнулась и укусила мужчину за сосок.
-Мммммммм - его стон разлился по спальне, одновременно со стоном кончающей Мари. Тело девушки билось в оргазме заливая соком низ его живота, влага стекала по его члену и яичкам, капая и обильно орошая простыни.
- Вода! - Наури засмеялась, протянула руку, почти выдернула член из Мари и опустилась на него ртом, плотно обхватив губами. Камень как буд-то ждал этого и в нёбо индианки ударила струя спермы... Рука Наури быстро скользила лаская ее между ног и она тоже кончила, положив голову на его живот и не выпуская его член из своего рта.
...Его жены уснули. Это был странный союз. Индианка, ставшая его названной сестрой в племени. Девушка, спасенная им из борделя старателей, куда была продана практически ребенком. Он - сын каторжников, рожденный на корабле, отправленном в заокеанские колонии с людским сбродом в трюме, на строительство города, который позже назовут Квебек.
***
Имя "Камень" ему дали в племени, за долгое, почти годовое молчание. Шок от смерти родителей и того ужаса который он видел вокруг себя, долго не проходил и до сих пор, спустя годы, его сны посещали образы отца с распоротым горлом и остекленевших глаз матери, которую насиловали уже мертвой, но еще не остывшей...
Старый Авраам, такой же пленник как и мальчик, долго с ним говорил, пытаясь достучаться до него. Чужие друг другу и при других обстоятельствах никогда не ставшие бы близкими людьми - в окружении индейцев старый еврей-ростовщик и мальчишка-сирота были единственными говорившими по французски и только это их по началу связывало. Но в итоге, Авраам стал относиться к Камню как к сыну, которого Яхве так и не дал ему, а Камень обрел в нем если не отца, то хотя бы тень отца.
Перед смерью, Авраам открыл Камню место, где прятал железный ящик с золотом, на которое надеялся в Новом свете открыть компанию по добыче и скупке пушного зверя. Его планы и надежды разбогатеть в Новом свете и вернуться на родину не просто состоятельным, а по настоящему богатым человеком - сгорели в пылу пожара, охватившему только начавшийся отстраиваться Квебек. Его, неизвестно зачем увели с собой индейцы-ирокезы, впрочем не прогадав - старик обладал не только знаниями и умениями финансиста и ростовщика, но и навыками врачевателя и хирурга, которые не раз помогали в его долгих странствиях по миру.
Позже, после побега и скитаний в лесах Канады, достигнув Квебека, Камень нашел то место о котором говорил старик и обнаружил тайник не тронутым. Скупив на золото Авраама пушнину, он вместе с Наури и Мари уплыл из Канады и вернулся во Францию, где весьма выгодно продал свой товар и купил у разорившегося барона его дом в предместье Парижа с землей и приусадебными постройками, где он и две его спутницы жили по сей день.
***
Церковь на воскресную службу была полна. Ремесленники, лавочники, крестьяне с поместий - толпились в проходах. Места на скамейках в первых рядах были заняты Магистратом, судьй и наиболее знатными гражданами общины.
Мать с двумя дочерьми сидела на втором ряду. Когда был жив муж, их место напротив самого алтаря никто не смел занимать, но теперь, даже на второй ряд их пустили из милости, в знак признания заслуг их древнего и уважаемого рода перед городом. Немилосердная судьба приближалась к их дому и все в городе уже ждали, когда она постучится в их дом, кулаком судебного пристава. Ждать оставалось не долго...
***
Девушка старательно спрятала свои рыжие непокорные волосы под чепец, тщательно следя что бы ни один локон не был виден и случайно не выбился, предательски показавшись на глаза прихожан. На плечи, не смотря на зной, накинула кусок ткани, прикрыв плечи и лиф платья от сальных мужских глаз. Всю дорогу в церковь она шла позади матери, опустив голову и держа вспотевшими пальцами руку младшей сестры, надеясь, что на нее не будут обращать внимания.
Службу она почти не слышала, про себя говоря с Господом и моля его об одном - сотворить чудо, что бы он унес их с сестрой и матерью далеко от сюда, так далеко что бы никто и никогда не смел ткнуть в них пальцем или посмотреть с состраданием. "Ведьма... это из-за нее умер их отец, а семья вот-вот пойдет по миру!" Кто это сказал? Она не знала, но отчетливо слышала эти слова на рынке, покупая домой сыр...
***
Камень стоял в дверях церкви обнажив голову, согласно правил и обычаев принятых во Франции, Наури и Мари тихо ютились за его спиной.
Он не понимал всех этих условностей, но твердо решил не выделяться и по возможности влиться в жизнь родины своих предков. В документах, выданных в Квебеке, он был указан как Француа Ля Гош, торговец и старатель из Квебека, почтенный гражданин города. Тут, недалеко от Парижа, ему нужно было обрести подобающее уважение и положение, а выскочка-торговец пушниной на всегда останется выскочкой. Мысль пойти в армию и на поле брани обрести славу и титул приходила в его голову все чаще. Но оставить жен одних он не хотел, слишком хорошо понимая на сколько он им нужен, да и они, что скрывать? - были нужны ему.
***
Служба окончилась и прихожане потянулись к выходу. Она шла, замыкая их маленькое женское скорбное трио - мать, младшая сестра и она.
Пропустив вперед Магистрат, судью и тех, кого можно было назвать "высшим слоем" их маленького сообщества, они скромно, вместе с толпой, пробивались к выходу. Уже у самых дверей она вдруг отчетливо почувствовала острую боль в правой ягодице и мерзкий злой детский смех. Резко дернувшись, она оступилась, чуть не упала и растянувшись в пороге святого места, но чьи-то руки, жестко и совсем немилосердно схватили ее за плечи и удержали на ногах. Подняв глаза она увидела КТО ее схватил. В дверях церкви стоял тот, кого за глаза в городке именовали Синей Бородой. Удивительное дело, в этот самый момент она была так благодарна ему за спасение от позорного падения, что все слухи о нем показались страшной сказкой для детей. Вот же он - совсем не страшный, сильный, большой, как сказочный медведь, короткие жесткие волосы обрамляют высокий загорелый лоб, иссине-черная борода в которой прячутся мягкие губы... Губы сейчас улыбались, демонстрируя полный набор белых зубов Синей Бороды, а в его карих глазах плясали янтарные искорки.
- Простите...- она опустила глаза, понимая что порядочной девушке не пристало так смотреть на мужчину.
Он, так же с легкой улыбкой кивнул.
- Пойдем, девочка моя! Не стоит беспокоить почтенного господина. Извините нас... - мать явно не знала, как называть этого человека.
- Франсуа Ля Гош, мадам, - неожиданно мягким баритоном произнес мужчина, все так же пристально смотря на покрасневшую девушку, - простите, не имел чести быть Вам раньше представленным.
- Ммммм... благодарю Вас сударь, позвольте, мы с дочерьми очень спешим! - мать явно старалась поскорей покинуть это место, тем более, что на них уже откровенно начали пятиться люди, а почтенные матроны брезгливо поджимали губы, гладя как полу-разорившееся семейство говорит с тем, кто... с тем кто вообще - не известно кто.
- Конечно, мадам, не смею Вас задерживать - снова безупречно-сдержанный полупоклон и тот кто назвался Франсуа Ля Гош, в сопровождении своих гувернанток, пропустив мать и дочерей вперед, не торопясь направился к своему дому.
Девушка украдкой, через плечо посмотрела ему в след. Плечи нестерпимо жгло от его прикосновений - жадных, горячих, неприличных, а внизу живота вдруг сладко заныло от воспоминаний о его глазах и почему-то о бороде. "Наверно это странно, целовать мужчину с бородой - колкие волосы, среди которых губы, теплые и нежные". Она сама поразилась яркости этого образа и тому как реагировало ее тело...
***
Этой ночью ей приснился СОН. Впервые она увидела его лет в пятнадцать и на утро, не знала, что делать - ее тело пело от счастья и потрясающей легкости, а душа металась в ужасе от осознания, что имя "Ведьма", произнесенное мальчишкой на заборе, когда ей было шесть лет, имеет под собой реальное основание.
Ей снился каменный чертог, с потолком теряющимися где-то в вышине, с цепями свешивающимися откуда-то из невообразимо-черной густой глубины. Во сне она летала, раскачиваясь на цепях. Цепи начинали накаливаться, обжигая ее кожу, но ее полет от этого не останавливался, напротив - она кружилась по огромному каменному колодцу все быстрей, цепи хватали ее, как живые - за руки, за ноги, оплетали тело, бесстыдно прижигая соски, проникая в нее...
В этот момент она просыпалась, от блаженства, разливавшегося по телу, сжимая простынь руками и выгибаясь, как натянутый лук, готовый выпустить стрелу.
Теперь в сон добавился новый элемент - там в вышине был кто-то, державший цепи, она не видела его, но точно знала: этот человек не уронит ее и она будет летать пока он там, пока он держит цепи, пока его глаза с янтарными искрами, следят за ней.
***
- Правильно ли я вас понял, мэтр - в случае брака титул я не приобрету, однако мой сын станет наследным бароном и примет титул от своей матери? - Камень в задумчивости потер лоб, бросив сумрачный взгляд на сухого, слегка сутулившегося нотариуса Дошана, сидевшего за конторским столом.
- Да, сударь, все верно! - нотариус услужливо кивал - позволено ли мне будет узнать, кто станет Вашей избранницей.
Камень усмехнулся:
- Конечно, любезный мэтр, не только дозволено и более того, я намерен дать вам поручение навести справки об их финансовых делах, кредиторах и должниках, если таковые найдутся. Речь идет о почтенной вдове и ее двух дочерях. На сколько я слышал они из уважаемого и древнего рода...
- Оу, вон Вы о ком... - нотариус слегка замялся, стараясь выбирать выражение в присутствии своего необычного клиента - вдруг слава Синей Бороды имеет под собой основания? Его гость не создавал впечатление человека мирного, скорее наоборот - очень опасного и порой страшноватого. Наконец нотариус решился:
- Видите ли, сударь, так вышло что покойный муж указанной вдовы вел через меня некоторые свои дела и кроме всего оформлял долговые расписки. Так вот, мне доподлинно известно, что через пару месяцев и вдова и ее дочери окажутся на улице, лишившись всего имущества. Подходит время оплаты долгов, а они практически разорены.
- Месье Дошан, эта новость в некотором роде мне на руку. Даю вам неделю - долги вдовы должны быть подсчитаны, список кредиторов составлен. Я готов купить этот долг за... за две-трети номинала. Лучшего предложения кредиторы не получат и они об этом знают. Вы меня поняли?
- Разумеется, месье Ля Гош, разумеется! - нотариус расплылся в улыбке, в голове подсчитывая свой процент от сделки, - я все подготовлю!
- Значит договорились! - Камень, больше не произнес ни слова и покинул контору нотариуса.
***
Через неделю в дом вдовы прибыл гость, которого она не только не ждала, но с удовольствием не подпустила бы к своему дому и на расстояние лиги. Однако, новость с которой он приехал была такова, что выхода у нее просто не оставалось. И вот теперь в гостиной ее дома, в кресле ее мужа, держа в руке бокал из ее фамильного хрусталя, из-под густых бровей на нее смотрел Франсуа Ля Гош - Синяя Борода собственной персоной.
- Я поняла... - голос вдовы дрожал, - вы наш единственный кредитор.
- Именно так, мадам. - Камень пригубил из бокала - Но я к Вам явился не для того что бы трясти долговыми бумагами, напротив. Я явился к вам что бы сделать деловое предложение.
- Деловое? Мне? Месье, я не понимаю! - вдова слегка приподняла брови в недоумении.
- Все просто! - Камень поставил бокал на камин и встал - Мадам, я прошу у Вас руки Вашей дочери!
Вдова потеряла дар речи... встала... села... открыла и закрыла рот.
Камень наблюдал за этими ее движениями с легкой улыбкой:
- Позвольте я объяснюсь. Ваш род славный и древний. Вас уважают в городе, в то время как моя репутация весьма сомнительна. Тем не менее я намерен влиться в число почтенных граждан и пусть не я, но мои потомки будут носить дворянский титул. Наш брак с Вашей дочерью одинаково выгоден и Вам и мне. Вы будете спасены от разорения и судьбы нищенок или чего по-хуже.
Я дам на размышление две недели после чего...
- Нет! - с лестницы со второго этажа раздался звонкий девичий голос.
Камень обернулся, увидев ту самую девушку, которой не дал упасть на пороге церкви. Она стояла в домашнем платье, волосы были распущены, на щеках горел румянец.
- Не стоит утруждать себя ожиданием, сударь! - ее зеленые глаза сверкали слезами, но голос звучал твердо, - обещайте, что моя мать и младшая сестра будут жить в этом доме, что никто не выставит их на улицу, что их судьба будет обеспечена.
- Это ваше условие, мадемуазель? - голос Камня приобрел гранитную твердость - Если Вы слышали наш разговор, то понимаете свое положение и то, что ставить условия мне ни вы ни ваша матушка не можете.
- Равно, как и то, что брак со мной Вам нужен и выгоден, сударь. Иначе Вы не стали бы тратить деньги на выкуп нашего долга. - девушка не собиралась так просто сдаваться.
Камню она нравилась, была в ней неуемная энергия, которой не хватало всем прочим женщинам, виденным им в городе:
- Пусть будет так! я даю вам обещание - ни ваша сестра ни ваша мать не будут нуждаться и этот дом останется в их владении! - он перекрестился, сделал шаг в ее сторону и протянул руку, предлагая спуститься вниз: - И как же зовут мою невесту?
Девушка вдруг утратила весь свой запал, побледнела и протянув ему руку произнесла:
- Элен...
За его спиной почтенная вдова разом осушила бокал из фамильного хрустального сервиза...
***
Старый аббат уже сорок лет служил верой и правдой в маленьком приходе пригорода Парижа, неспешно ведя церковные службы, крестя младенцев, отпуская грехи, провожая умерший в последний путь, освещая таинство брака и свято храня тайну исповеди своих прихожан.
Когда в его небольшой дом позади собора постучался Франсуа Ля Гош, старик подумал что речь пойдет о какой ни будь безделице, но выслушав его всерьез обеспокоился.
- Послушайте меня, Франсуа, - старик слегка заваливался на спинку кресла в котором сидел, старость брала свое и держаться ровно ему давалось с большим трудом, - Когда вы приехали сюда пять лет назад я пообещал по-возможности оградить вас и ваших спутниц от всякого рода расспросов. Вы были щедры по отношению к нашему приходу и все это время вели себя как подобает истинному христианину. Однако, иной раз на исповеди я слышал от прихожан всякого рода высказывания в ваш адрес, о подозрении, которое живет в их душах и умах в отношении вас.
Камень слушал его спокойно, слегка наклонив голову и наблюдая пляску огня в камине.
- Так вот, - продолжал священник, - сын мой, вы пришли ко мне с просьбой освятить ваш брак с известной нам особой и я свершу таинство, но из благодарности к вам я обязан спросить - старик подался перед и пристально посмотрел в глаза Камня, - Вы знаете, КАКИЕ слухи ходят об этой девушке?
Камень оторвал взгляд от пляски огненных лепестков и с любопытством спросил:
- Вы хотите меня предостеречь? серьезно?
- Я забочусь о вашей душе сын мой, а связав свою жизнь с этой девицей вы рискуете утратить и покой и благоволение Господа. "Молот ведьм" явно указал на признаки ведьмовства, которые столь выражены в ней. Тайна исповеди священна и я не могу высказать вам все, но замечу - она и сама признавалась мне в некоторых своих странностях. Ее душа еще не потеряна для Бога, но Сатана уже стучится к ней, все громче шепчет, все сильней овладевает ее телом. Порок виден в ее волосах и глазах, ее посещают дьявольские видения самого Ада и в них она находит наслаждение. Подумайте, сын мой - на что вы можете обречь свою душу... - старик устало откинулся на спинку кресла и перекрестился.
Камень смотрел на него со странным выражением лица, на котором отражалась смесь удивления, понимания и... радости?
- Святой отец, я услышал вас и понял даже больше чем вы мне сказали. Уверяю вас - как ее муж и христианин я приложу все усилия что бы усмирить ее душу. Поверьте - никто кроме меня в этом городке на это не способен.
Камень опустил голову и слегка прикрыл глаза рукой, будто потирал лоб. На самом деле он не хотел что бы священник видел как загорелись его глаза и начали раздуваться ноздри. В запахе каминного дыма Камню отчетливо почувствовался аромат мяса - живого и трепещущего.
***
Обратная дорога из Парижа для вдовы и ее дочери была непростой. Утром, выехав в столицу, они взяли с собой деньги принесенные Черной гувернанткой Франсуа Ля Гоша - жениха Элен, дабы купить к свадьбе платье и все необходимое. Забота могла быть более чем приятная, но вдову одолевали тяжелые предчувствия. Поначалу в душе она даже обрадовалась предложению брачного союза, но сказать об этом открыто при дочерях не решалась. Все же слухи о ее будущем зяте ходили ужасные, правда они так и оставались слухами и ничем не подтверждались. Формально Франсуа Ля Гош был весьма выгодной партией и позволял спасти их положение, вернуться на первый ряд скамеек во время церковной службы, но.... это самое проклятое "но" терзало душу вдовы и не давало ей спать несколько ночей подряд.
Проведя день в Париже и купив все необходимое, она двинулась в обратный путь. Сопровождать их вызвался молодой щеголеватый кавалер, впрочем весьма солидно вооруженный - пара пистолей за поясом и рапира на бедре, прекрасный конь - в купе с лихими усами и широкополой шляпой, выглядел он весьма грозно.
К городку они подъезжали уже в сумерках. Их сопровождающий, коснувшись шляпы решил остаться и переночевать в таверне, благо оставался совсем короткий отрезок дороги и можно было уже не беспокоиться о лихих людях, время от времени "щипавших" путников за жирные кошельки.
Поблагодарив своего рыцаря, вдова и ее дочери, направились к своему дому, решив объехать городок по околице, что бы лишний раз не попадаться на глаза языкатым матушкам и не выслушивать бесконечные вопросы о предстоящей свадьбе - слухи в городке разлетались очень быстро.
пребывая в раздумьях, вдова совсем не обратила внимание как к их повозке, как-то незаметно с двух сторон подошли два дюжих молодца с вилами на перевес.
- А ну стоять!!! - грубый окрик вырвал женщину из ее и без того тяжких раздумий.
Восстание "кроканов" год назад прокатилось по югу и западу страны и судя по всему не всех преступников настигла рука закона и топор палача.
Так уж вышло что поводья по возвращении домой были в руках Элен. Вопреки ожиданию грабителей, девушка вместо того что бы натянуть поводья и становить телегу, резко стегнула по хребту порядком уставшую лошадь, та резко дернулась в право, отпугивая одного из нападавших и с неожиданной резвостью пустилась вскачь. От испуга вдова завалилась назад, оглашая окрестности отчаянным женским визгом. Где-то залаяли собаки, а в окнах недалеких уже домов показались любопытные лица.
Казалось что опасность миновала, Элен потянула поводья, пытаясь остановить обезумевшее от испуга животное, но лошадь понесла, беспощадно растряхивая в кузове вдову и тюки с купленной к свадьбе одеждой и утварью.
От города отделилась конная фигура и двинулась на перерез несущейся повозке. Элен этого не видела, изо всех сил держа поводья и стараясь не выпасть на ходу. Смутная фигура наездника мелькнула слева и кто-то неуловимо-знакомый прыгнул на спину их лошади, схватив ее за ноздри, телега стала останавливаться и только тогда Элен позволила себе упасть в обморок...
***
-....сударь, я Вам безмерно благодарна и за ваше щедрое предложение, сделанное моей дочери и за наше спасение, но приличия не позволяют.... - голос матери звучал странно-отдаленно пока Элен приходила в себя. Она с удивлением ощутила под рукой необыкновенно-мягкие простыни, почувствовала запах и жар камина.
- Простите, мадам, но замечу, что соблюдение всех приличий может очень дорого обойтись и вам и вашей дочери. Утром вы увезете ее и до свадьбы, как и подобает, мы будем видеться только из дали. Но сейчас и вы и ваша дочь останетесь у меня.
- Но сударь!!! - мать в отчаянии сплела пальцы, вознося руки в молитве к их... спасителю? Голос у спасителя тоже был знакомый. Элен вдруг почувствовала как ее начинает бить дрожь, она поняла кто остановил повозку и в чьем доме она находится. Она наклонила голову, ощутив легкое головокружение и попыталась подняться. В тот же момент мужские руки остановили ее, заставили откинуться на подушке. Ее жених вел себя явно неподобающе воспитанному человеку, сначала ощупав ее шею чуть ниже уха и что-то шепча про себя, потом за чем-то попросив следить за его указательным пальцем, которым он повел в одну сторону потом в другую.
- Так... вроде бы все хорошо, просто испуг... - мужчина казалось говорил сам с собой, - какой сегодня день, мадмуазель?
- Черверг, - Элен отвечала машинально, смутившись его бесцеремонности, которая впрочем ей даже нравилась, она давно не чувствовала себя так спокойно. Когда был жив отец она твердо знала, что папА знает все на свете и его нужно слушаться. И вот теперь она вдруг ощутила - этот мужчина, почти не знакомый ей, знает что делать и его нужно слушаться. Любовь к отцу, не утихшая боль от его утраты, чувство благодарности, пережитый страх - все это вдруг нахлынуло на Элен и она расплакалась, отчаянно вцепившись в руку того, кому предстояло стать ее мужем. Слезы лились нестановимым потоком, Элен трясло, а он обхватив ее за плечи прижал к себе и не думая о "приличиях" гладил по рыжим волосам.
***
Элен поднялась с кровати, едва за окнами забрезжил свет. Эту ночь она провела почти без сна, ненадолго забывшись ближе к полуночи, так и не отпустив руку своего нареченного.
Выйдя в галерею второго этажа, она заметила, что дверь соседней комнаты слегка приоткрыта - там спала ее мать.
Утренняя роса еще не успела испариться под лучами солнца и капли ярко сверкали на окнах, стекая и оставляя длинные бороздки. "Как слезы..." - подумалось девушке.
В сумраке коридора она увидела лестницу вниз на первый этаж и решила немного осмотреться, предположив что хозяин не будет против, коль скоро стены этого места станут и её домом.
По обстановке было видно что хозяин предпочитает простоту и практичность изяществу и вычурности. Грубоватая мебель, отделка стен и пола дубовыми досками и панелями, скорее напоминали дом где-то в лесу, чем в пригороде Парижа - тут царили дерево и камень.
Спустившись на первый этаж она вздрогнула от размеренного "Бам!" массивных стоячих часов, пробивших четверть шестого утра. Солнце уже показалось над макушками деревьев в саду. Элен увидела лужайку, перед входом в дом, дорожки просыпанные песком, яблони, уже налившиеся сочными плодами, готовыми упасть на мягкую траву. Она знала что хозяин обходился без прислуги, предпочитая самостоятельно заботиться о саде и доме, компанию ему составляли только две немного странные гувернантки, которых в городе стали называть Черная и Белая.
Где-по дальше коридору скрипнула дверь. Дом был весьма почтенного возраста и не удивительно что утром, по мере того как нагревался воздух его деревянные детали начинали "дышать" издавая легкий шорох и скрип. Элен двинулась по нижней галлерее, поглядывая в немногочисленные двери: библиотека, кабинет, второй выход в сад... Дойдя до гостиной и бросив взгляд в слегка приоткрытую дверь она в изумлении широко открыла глаза и двумя руками зажала себе рот, что бы не вскрикнуть. Она могла ожидать увидеть что угодно, но представшее перед ней зрелище оглушило ее. Около камина, на шкуре огромного медведя, которого, как она знала в Новом свете звали "гризли", лежал совершенно обнаженный хозяин дома. Раскинутые руки, покрытая волосами грудь со шрамами, согнутая в колене правая нога и откинутая в сторону левая, совершенно не прикрытый знак его мужественности в обрамлении черных волос... он напоминал греческого или древне-Римского бога, жившего среди лесов, в окружении нимф и дриад. Совпадение было тем более точным, что в ногах у него спала горничная которую звали Белой, доверчиво прижавшись к его, покрытой волосами ладышке, а справа, по хозяйски положив голову на его плечо и перекинув руку через его грудь, спала вторая - Черная.
Элен стояла завороженная, чувствуя, что ее ноги буквально приросли к полу и не в силах оторвать взгляд от этого зрелища. Конечно она знала, что адюльтер с прислугой был не такой уж редкостью и к такого рода "забавам" было принято относиться с долей снисхождения, но глядя на своего будущего мужа в окружении сразу двух женщин она ощутила внезапную пустоту в голове, совершенно оглашённая увиденным. Спать вот так, в чем родила мать-природа, при том что на втором этаже спит его будущая невеста, с которой он пойдет под венец уже через неделю. Это совершенно не укладывалось в ее голове.
Тем временем рука Черной опустилась с груди хозяина дома вниз его живота и совершенно бесстыдно легла на его член. Элен ощутила как у нее пересохло во рту и судорожно сглотнула не в силах оторвать глаз от этого невероятного зрелища. На конец не выдержав она подняла взгляд и страх пронзил ее на сквозь - Синяя Борода не спал и наблюдал за ней из под густых бровей.
Хозяин дома спокойно и стараясь не разбудить своих спутниц поднялся и совершенно не стыдясь своей наготы встал по среди комнаты около кресла с высокой спинкой. Элен наконец опустила взгляд - стыд и смущение взяли верх над ней, но ноги по прежнему отказывались двигаться. Она чувствовала себя как кролик под взглядом удава, слышала тихий шорох в комнате и приглушенный звук босых ног по деревянным доскам пола. Синяя Борода, накинув на себя халат и скрыв под ним свое обнаженное тело, открыл дверь гостиной и вышел в коридор. Не говоря ни слова он взял Элен за руку и повел куда-то. Она шла опустив голову не в силах сопротивляться, пока ее почти насильно не усадили на стул и она увидела, что они оказались в большой кухне. Хозяин дома спокойно налил воды из кувшина в простую глиняную кружку и протянул ей:
- Пейте, мадемуазель! я так думаю что Вы видели достаточно и нам пора объясниться. Этот разговор рано или поздно должен был состояться, так что я даже рад. Сейчас раннее утро и у нас есть час или чуть больше что бы поговорить. Вы не против? - он говорил мягко, но возражать ему Элен почему то не хотелось. Она вдруг ощутила тихую злость на саму себя: действительно! она же не агнец, ведомый на заклание. Кем бы ни был этот человек ему придется объяснить все ею увиденное, коль скоро она станет его женой.
Собравшись с духом она смело, как ей казалось, посмотрела в глаза мужчины:
- Сударь, несмотря на свой возраст, я вовсе не наивна и понимаю что у мужчин могут быть... мммм... потребности. Я слышала о детях рожденных от служанок и гувернанток, которых отправляют в деревню, подальше от глаз порядочного общества, дабы они своим греховным происхождением не смущали своего знатного родителя. Но вы превзошли все возможные ожидания: практически открыто вы живете сразу с двумя женщинами из прислуги, забыв всякий стыд и представления о приличиях, вы....
- Они не служанки, - хозяин не повысил голоса, но в его словах явно послышался звук металла, - их имена Мари и Наури, и они НЕ СЛУЖАНКИ.
Элен в замешательстве замолчала. Хозяин дома обошел вокруг стола и девушка невольно залюбовалась плавностью его движений. Его халат слегка распахивался и Элен поймала себя на желании увидеть его тело под складками шелка. Он плавно опустился на стул на против нее:
- Позвольте я расскажу свою историю, надеюсь Вы найдете в ней ответы на Ваши вопросы. И так, мои родители....
***
За 28 лет до описываемых событий...
1608 год
Приговор был ясен еще до суда: высылка в заокеанские колонии на строительство поселений и освоение новых земель.
Его Величество король в великой милости своей сохранил жизнь преступникам перед Богом и Короной. Так, в трюме корабля оказался молодой вор-карманник и его цыганка-жена. Суд не счел важным тот факт, что женщина была на сносях и могла не перенести тягот дальней дороги, суду было все равно.
Среди прочего сброда Парижских трущоб, в брюхе деревянного монстра, по волнам Атлантического океана, муж и жена твердо решили, что их ребенок родится на свет на зло проклятым судьям, прокурорам и самому Дьяволу.
Путешествие в несколько месяцев не для всех обитателей трюма окончилось благополучно, многие умерли от болезней, дурной еды, а некоторые и от рук своих же товарищей по несчастью. Молодой вор и его беременная жена прошли через это сито и на берег Канады сошли, хоть и в кандалах, но с сыном на руках. Корабельный священник провожал их на берег тихо молясь и крестя их в спину: молодой пастор за время пути насмотрелся всякого, но эта пара молодых еще мужчины и женщины поразила его свое жизненной силой. Украдкой от других он приносил им когда мог еды, дабы женщина смогла выкормить младенца. Мальчика окрестили Франсуа по названию далекой родины, а фамилию "Гош" дали по прозвищу отца, ловко владевшего ножом в левой руке, что не раз становилось неприятным и даже фатальным сюрпризом для его соперников в схватках, нередко случавшихся среди воровского сообщества Парижа (a gauche - левый).
Маленький Франсуа жил среди каторжников, работавших на строительстве порта, верфей, города под название Квебек.
Его отец пользовался уважением и среди преступников и среди обычных добропорядочных граждан, свято соблюдая закон, крепко вбитый в него жизнью в Парижских трущобах: "Не кради у своих, будь верен слову, а если кто-то решит ударить тебя по правой щеке - бей первым и прямо по яйцам обидчика!".
Через десять лет после прибытия семья Гошей уже жила не в бараке среди прочих каторжников, а в небольшом доме, хоть и под неусыпным надзором.
Связываться с отцом семейства мало кто решался - искусством обращения ножом и грязным уличным боем "сават", он владел в совершенстве, передав эти умения и своему сыну, так что к четырнадцати годам его Франсуа уже считался совсем не "сосунком у юбки матери", а очень опасным соперником - по мальчишески гибким и ловким, быстрым как змея. Мать-цыганка знала, что в их среде выживет только сильный и умный, а потому по своему разумению учила сына хитрости, которая от природы свойственна ее племени.
Казалось жизнь начала налаживаться, но немилосердная судьба зорко следила за молодым Франсуа и не преминула напомнить о себе - в 1622 году, коренные жители местных земель начали войну с поселенцами из далекой Европы. Половина деревянного Квебека сгорела с пылу этой войны. Но страшнее индейцев оказались недавние соратники отца. Многие завидовали ему и его положению, тому что он смог устроиться в Новом мире, его счастью с женой и сыном. На дом семьи Гошей напали по-подлому, ночью подожгли и вынудили их выйти на улицу. Франсуа на всю жизнь запомнил лица убийц и окровавленный труп отца с распоротым горлом, вид матери многократно изнасилованной и убитой. Ему самому чудом удалось выскочить из заднего окна уже горевшего дома, куда он кинулся от неожидавших этого бандитов. Его сочли умершим, сгоревшем в пожаре, а он зимней ночью ушел из города в леса, двигаясь на юг вдоль многочисленных замёрзших русел рек, надеясь найти артель старателей-добытчиков пушного зверя. Ему одинаково повезло и не повезло. Старателей он не нашел, но умудрился спасти из покрытой льдом реки девочку-индианку из ирокезов, которая отвела его в свое племя. Там он вырос, обрел в лице старого еврея-ростовщика второго отца, новое имя "Камень" и стал мужчиной, со шрамами инициации принятой в племени на груди.
***
Весной 1630 года, на улице Квебека жители наблюдали весьма необычную пару: верхом на лошадях ехали одетый в индейские одежды европейской внешности порядком обросший волосами мужчина, а рядом с ним ехала молодая женщина-индианка. Пара остановилась около пустыря, на котором некогда стоял дом какого-то поселенца со странным именем то-ли "Левый" то-ли "Правый". Мужчина спустился с лошади, ножом расковырял еще мерзлую землю смешанную с золой и пеплом, всыпал горсть в кожаный мешок и спрятал за пазухой, ближе к сердцу.
Еще через месяц в разных концах города были найдены труппы пятерых бывших каторжников, убитых одинаковым образом - им перерезали горло. Ни кому в голову не пришло связать эти события с появлением странной пары, тем более что врагов у покойников хватало.
Утром того же дня, когда местным стражам порядка только предстояло найти тела убитых бандитов, из порта Квебек во Францию отплывало судно, с грузом пушнины, пеньки и меда, унося к далеким берегам торговца Франсуа Ля Гоша и его двух спутниц указанных в судовом реестре как его гувернантки.
Троица стояла на верхней палубе и смотрела на удаляющийся берег и дым, поднимавшийся от разгоравшегося пожара - на дальнем конце порта неожиданно быстро вспыхнул один из борделей, принадлежавший некоронованному королю местного преступного сообщества. Маленькая хрупкая белокурая девочка рядом с высоким черноволосым мужчиной неожиданно схватила его ладонь, упала на колени и осыпала огрубевшую обветренную руку мужчины поцелуями повторяя сквозь слезы "Спасибо! Спасибо! Спасибо!!!" Мужчина казалось не обращал на нее внимания, до боли в глазах вглядываясь в убегающий канадский берег.
Девочку он вытащил из спальни на втором этаже борделя, буквально за несколько минут до того как Наури подожгла запальные фитили, протянутые к пропитанной смолой пеньке в подвале борделя. Белокурую звали Мари, была она необыкновенно легкой, так что он практически одной рукой удерживал ее от падения, спускаясь по стене дома. Девочка не сопротивлялась, узнав в мужчине того самого, который пару дней назад приходил к ее хозяину с каким-то деловым предложением. Хозяин тогда приказал ей одеться по-приличней и принести из подвала лучшего вина для дорогого гостя. Они несколько часов беседовали, пока Мари прислуживала за столом. В довершении разговора, когда хозяин и гость скрепили договоренности рукопожатием, хозяин борделя намекнул гостю что эта девочка может не только наполнять бокалы вином. "Опробуйте ее ротик и вы увидите что он во истину бездонный! Считайте это моим подарком" Хозяин рассмеялся смехом от которого девочка сжалась. Гость невозмутимо отблагодарил его и с удовольствием принял его предложение и щедрый подарок. Она с мужчиной опустив голову поднялась в ту самую комнату из которой он ее потом вытащит в предрассветных сумерках. В ту ночь он ничего с ней не сделал, только слушал ее рассказ о том, как ее совсем маленькой привезли в Канаду. Как умерли ее родители и она видела их труппы в пенном следе судна идущего в Квебек. Как капитан корабля забрал ее к себе в каюту и половину пути она спала в его сундуке рядом с кроватью. Как ее продали в бордель, где она служила и подвергалась унижениям и надругательствам. Как доктор сказал хозяину, что у нее никогда не будет детей из-за пережитого голода и насилия, а хозяин борделя только улыбнулся и произнес "Тем лучше!"
Мужчина, которому хозяин борделя ее подарил, молча слушал, глядя на пламя свечи и только желваки, перекатывавшиеся под черной бородой и раздутые ноздри выдавали ярость и ненависть кипевшую в нем. Утром он сказал ей:
- После завтра собери самую теплую одежду которая у тебя есть и жди меня. Утром я заберу тебя отсюда.
Свое обещание Франсуа Ля Гош, а это был именно он, сдержал в точности, а пламя и дым борделя, принадлежавшего последнему из убийц его отца и матери были для него краше самого яркого фейерверка, освещавшего его возвращение во Францию.
***
Он замолчал, незаметно для самого себя, погрузившись в бурное море своего прошлого.
Элен слушала его заворожено. История была невероятной, сказочной, ужасной. Вся жизнь этого мужчины была борьбой за выживание. Возможно только тут, в этом доме он, наконец, получил передышку - на долго ли.
- Это... удивительно! - только и смогла произнести девушка.
-"Есть многое на свете, друг Горацио..." - тихо произнес мужчина в халате, сидевший напротив нее.
- Вы знаете Шекспира? - девушка удивленно подняла брови.
- Не все каторжники были убийцами и ворами, - спокойно ответил Камень. - Да и Авраам преподал мне некоторые уроки этикета, принятые в обществе. В своих странствиях этот старый проныра-еврей вел дела со многими людьми и со всеми надо было находить общий язык. Он учил меня, что язык на котором ты говоришь еще не все - важно понимать КАК говорить, важна манера и стиль.
Девушка с пониманием кивнула и не удержалась от улыбки:
- Значит в тех слухах, что ходят про вас есть доля истины - вы действительно из Нового света, где жили среди дикарей. Правда истории о ваших женах явно преувеличены - на сколько я вижу они живы-здоровы... А скоро к ним прибавится еще одна, - она горько усмехнулась.
- Элен, - Камень внимательно посмотрел в ее лицо - наш с вами союз является сделкой, дайте признаем это. Хотя, возможно в нем вы сможете обрести не только спокойствие за будущность своей сестры и матушки, но и собственное "Я". Если уж мы говорим откровенно, то пусть это будет взаимно.
- Я не понимаю о чем вы! - девушка почувствовала смутное беспокойство.
Камень немного помолчал, подбирая слова и произнес:
- Я говорил о нашей свадьбе со святым отцом и он, среди прочего, упомянул некоторые ваши странности... Не хотите сами мне все рассказать.
Элен закусила губу, собираясь с мыслями и на конец произнесла:
- Вы правы, откровенность должна вознаграждаться ответной откровенностью. Вы слышали, что про меня говорят? Будь-то я якшаюсь с Нечистым, что я Ведьма, что мои глаза совращают мужчин с пути Господа и сеют в них греховные помыслы?
Камень прервал ее подняв руку:
- Я не верю ни в колдовство ни в магию! А греховные мысли рождались в сердцах мужчин по отношению к красивым женщинам за долго до прихода Христа на эту Землю. Я говорил об ином. Расскажите мне о ваших видениях.
Элен вздрогнула и покраснела так что даже ее волосы похоже стали еще более рыжими.
- Вы и об этом знаете... Что ж, - она встряхнула волосами и с дерзостью посмотрела на него - да, меня иногда посещают странные видения. Святой отец говорит, что мне является сам ад... - она осеклась не зная как продолжить. Камень увидел ее замешательство и договорил за нее:
- ...и в этом аду вы обретаете блаженство - не так ли?
- Да... - тихо произнесла Элен, - да, это мое проклятие. Святой отец говорил, что я должна гнать эти видения и я пыталась, молилась каждый вечер перед сном, но ... - она сокрушенно замолчала.
- Это не проклятие! - мужчина смотрел на нее с пониманием и улыбкой, - это ваш дар! Природа щедро наградила вас - красотой, умом, силой. У индейцев-ирокезов таких как вы называли "весенней землей", на которой все расцветает, дарящей щедрый урожай, несущей жизнь.
Он встал и подошел к ней, взял ее за подбородок и посмотрел в глаза.
- Элен, через неделю вы станете моей безвозвратно. Сейчас тут только мы вдвоем. Позвольте, я покажу вам, на что способно ваше тело.
Девушка ощутила, как пересыхает у нее во рту. Она сидела на стуле, а он стоял перед ней в одном лишь шелковом халате, под которым ничего не было. Ниже пояса халат слегка бугрился, очерчивая его мужское начало. Она и сама была только в легкой ночной сорочке. Ситуация была более чем щекотливая. "Пусть будет то, что суждено!" мелькнуло у нее в голове, она кивнула мужчине в знак согласия и встала.
Камень провел руками по ее плечам, слегка касаясь, от чего у нее побежали мурашки по всему телу. Мужские руки, через сорочку тронули ее грудь, сжали, от чего соски мгновенно отвердели и стали четко вырисовываться под тканью. Камень аккуратно сжал их, пристально глядя в лицо Элен, наблюдая за эмоциями на ее лице. Прикосновение поначалу легкое стало более настойчивым, мужские пальцы начали странные манипуляции сжал-отпустил, сжал-отпустил. Элен почувствовала, как низ живота начинает наливаться теплом и пульсировать. Пальцы начали причинять ей боль, поначалу слабую, потом все сильнее, уже без всякой осторожности и деликатности, но вместе с болью Элен ощутила накатывающие волны знакомого наслаждения, которые становились все сильнее, по мере того как пальцы все сильнее сжимали ее грудь. В какой-то момент ее соски выкрутили и резко потянули, от чего боль стала почти нестерпимой, но Элен ощутила, что внизу живота вот-вот что-то взорвется. Она зажала свой рот ладонями, чтобы не закричать и тут же мужские пальцы оказались там, внизу живота, где сейчас был центр ее женского естества. Пальцы нашли маленький нежный бугорок в обрамлении рыжих волос и через мгновение Элен почувствовала как игла наслаждения пронзает ее на сквозь поднимаясь снизу в верх, туманя разум и унося ее прочь... Элен больше была не в силах удерживаться на дрожащих ногах. Камень успел подхватить ее и прижать к себе.
- Тихо... Тихо... - шептал он, - ты видишь? это не проклятие. Это путь к Великому духу, слиянию в ним. Это то, что даст тебе счастье и Великую радость.
Элен посмотрела в его лицо совершенно пьяными от наслаждения глазами:
- Боже! Если вы дьявол, то я готова быть с вами в аду.
Он улыбнулся и посадил ее на стул, присев на корточки рядом. Протянул руку, взял со стола кружку с водой и поднес к ее губам. Она жадно припала к ней, слегка пролив на сорочку, так что холодная вода пролилась по одному из пылающих сосков, от чего ее снова слегка накрыло туманом. Девушка видела, что ее возбуждение передалось и мужчине - халат под поясом вздыбился, явно указывая на это. Действуя скорее инстинктивно, чем осознанно, она потянула за пояс, от чего узел распался и полы халата разошлись в стороны. Она никогда раньше не видела мужчину так близко. Камень спокойно встал давая ей возможность рассмотреть себя. Она взяла в руку его член, поразившись его твердости и тому какой он горячий. Она не знала, что нужно делать, но остро хотела ответить на доставленное ей наслаждение.
- Не торопитесь, мадемуазель - Камень, к ее сожалению, запахнул халат, - у нас с вами будет достаточно времени, а сейчас вам пора - он иронично улыбнулся, - не будем вызывать подозрение у вашей матушки и соблюдем приличия.
Он помог ей встать и подняться по лестнице на второй этаж. Ноги девушки слегка дрожали, а в голове было полное смятение от всего, что произошло с ней за последние сутки. Камень уложил ее на кровать, поцеловал в лоб и вышел, притворив дверь. Часы внизу пробили семь утра.
***
Через час после описанных событий, мать разбудила Элен. Девушка неожиданно для самой себя заснула и спала так крепко и мирно, что пробудить ее потребовало от вдовы некоторых усилий.
Девушка чувствовала себя необыкновенно хорошо, улыбаясь хозяину дома и к удивлению матери вызвалась помочь гувернанткам накрыть стол к завтраку. В прочем, последние события довольно сильно поисчерпали запасы изумления почтенной вдовы, так что на происходящее вокруг она начала взирать со стоическим фатализмом.
После завтрака жених вызвался лично проводить женщин до их дома. Взяв под уздцы лошадь, он вел их через город, пока женщины в возке ловили взгляды соседей.
К младшей дочери еще вечером сходила Белая гувернантка и отнесла записку от матери с указанием не беспокоиться и ждать их к утру. Девочка послушно сидела на ступеньках их дома, играя с котенком.
Камень помог женщинам спуститься и отнести в дом вещи. После чего вежливо раскланялся и отбыл домой, правда вдове показалось что рука ее старшей дочери чуть больше допустимого задержалась в его ладони, а взгляд которым она смотрела во след удаляющейся мужской фигуре был слегка затуманен раздумьями. Списав поведение дочери на предсвадебное волнение, вдова занялась домашними делами и подготовкой к свадьбе.
***
Старый мудрый Гастон не торопясь шел по направлению к таверне у перекрестка дорог. Славный был денек, солнце светило ярко, но совсем не напекало его голову, покрытую редкими теперь уже волосами, под треугольной шляпой. Он если бы и захотел - не смог бы двигаться быстрее: дыба палача с каждым годом все чаще напоминала о себе болью в суставах и связках. В свои шестьдесят Гастон планировал уже быть на покое, живя, как уважаемый раньте или ссужая деньги под проценты, благо за возврат долгов Гастон не беспокоился - мало кто решился бы связываться с Четырехногим Гастоном, широко известным в узких преступных кругах Парижа, но проклятые королевские маршалы в последнее время совсем озверели, так что старику пришлось в торопях сниматься с насиженного места. За выход из города пришлось раскошелиться, изрядно отсыпав в кошельки стражи. Старый вор брезгливо сплюнул - ему пришлось бежать, БЕЖАТЬ, как зайцу, бросив все, прихватив с собой только железный сундук с золотишком "на черный день". Вместе с ним ушла пара дюжих молодцов, без которых старик теперь уже не мог обойтись - времена лихой молодости давно прошли и из оружия у старика остались только ум и хитрость. Конечно в каждом из его костылей пряталось по доброму толедскому клинку, но старик не питал иллюзий относительно своих шансов в схватке с более молодым противником, а жизнь старик любил и помирать пока не собирался.
День сегодня был замечательным. Вчера эти два увольня решили подзаработать и пощипать за толстые кошельки местных простофиль. Задумка была не плоха - взять товар уже около самого городка, когда путники теряют бдительность, расслабленные близостью дома, но эта рыжая девка спутала все карты. Вместо того, что бы остановить повозку она погнала, нахлестывая лошадь, словно в нее Дьявол вселился. А может так и было - рыжие все ведьмы! Уж сколько их сожгли на городской площади, а не переводятся...
Благо, этим идиотам - его помощникам - хватило ума проследить, куда потом отправится ускользнувшая добыча - в дом того, кто был известен, как Синяя Борода. А домик был богатым, это опытный вор понял сразу - добротные двери, крепкие ставни, солидные замки. От этого ларчика пахло деньгами, а хозяин легкомысленно совсем не держал прислуги и жил только с двумя девками-гувернантками. Однако, старый вор не привык поддаваться первым порывам и решил посмотреть, что будет дальше, поспрашивать, разузнать подробнее, а там уж видно будет, какой отмычкой ларчик вскрыть. И старик не прогадал - подождать стоило! Среди местных активно обсуждался слух о предстоявшей свадьбе Синей Бороды и той самой рыжей девки (кочергу ей в...). Что ж - долг платежом красен! Эти двое расплатятся с Гастоном, а Гастон станет чуть богаче и сможет двинуться дальше. Старик улыбнулся щербатым ртом и сощурился своим мыслям, рисуя в голове картину маленького дома с садом на юге Прованса.
***
Элен, осторожно спустилась по лестнице. Дом спал. Ночь была ясной и света Луны вполне хватало, что бы видеть дорожку, ведущую к дальней калитке сада. Девушка решилась украдкой выбраться из дома спустя два часа безуспешных попыток уснуть. Её не покидали видения прошлого дня: обнаженный мужчина, в едва накинутом халате, его член, казавшийся таким большим в ее маленькой руке, ощущение необыкновенного подъема и счастья от впервые испытанного наяву, а не во сне, оргазма, радость и облегчение от его слов о ней, все еще звучавших у нее в голове "...ты видишь? это не проклятие...". Впервые за многие годы она чувствовала себя очищенной от клейма "ведьма", как будто вместе с дрожью наслаждения с нее слетел пепельно-серый саван.
Она шла к нему, легко находя дорогу в темноте среди садов, которые знала с детства и ей казалось, что от легкости в теле она сейчас взлетит и ее понесет по волнам лунного света.
Свет в окнах его дома горел только на первом этаже, судя по всему в рабочем кабинете, чему Элен обрадовалась, приняв это за добрый знак, за свидетельство того, что он ее ждет...
***
Камень склонился над бухгалтерскими документами, производя расчеты по последним сделкам. "Деньги - инструмент, не более. И как всякий инструмент они должны работать, иначе ржавчина безделья покроет их и, в конечном счете, приведет в негодность. Знатные сеньоры забывают об этом, предпочитая тратить заработанное предыдущими поколениями или надеясь на милость сюзерена, а потом, оставшись ни с чем, приходят к нам - ростовщикам, думая, что титул спасет их от разорения..." Авраам много говорил с ним, рассказывая о дальних странствиях, о приключениях и делах, которые вел в Европе. Камень слушал его не всегда внимательно, но кое-что он все же запомнил и приобретенные знания очень помогали теперь вести дела по торговле с Новым светом, через нескольких надежных агентов в портах Франции и в Квебеке. В Канаду отправлялись инструменты, оружие, обратно шли пенька, мед и пушнина.
Он откинулся на спинку кресла, слегка надавив и помассировав глаза, уставшие от неяркого света свечи.
Мари спала на диване, около секретера, по детски положив руку под щеку. Она пришла сюда от своей подруги-индианки, по привычке спавшей на медвежьей шкуре в гостиной. Камень накрыл Мири покрывалом и погладил по голове, казавшейся в темноте белой.
Тихое поскребывание по оконной раме в холле привлекло его внимание. Он достал из ящика стола заряженный пистолет и бесшумно проскользнул в коридор, пригнувшись так, чтобы нежданный гость не увидел его. Выйдя из двери кухни, он обошел дом и увидел около окна фигуру, укутанную в плащ, с капюшоном на голове. Фигура казалось знакомой и явно принадлежала женщине, но пистолет Камень не убрал. Он вырос среди ирокезов, среди которых, вопреки расхожему мнению, женщины играли очень важную роль, принимая участие в совете, решая судьбу племени и воюя наравне с мужчинами. Его названая сестра Наури, была дочерью вождя и с ранних лет прекрасно управлялась с луком и томагавком. Наури и в постели, иной раз, предпочитала "быть сверху", а над маленькой Мари, так и вовсе взяла опеку, открыто демонстрируя свой интерес к ней не только как к подруге, но и как к любовнице. Камень не возражал против этого, тем более, что Мари была не против, в первое время доверяя индианке даже больше чем Камню, по отношению к которому она испытывала почти благоговение. Так что, Камень привык с осторожностью и уважением относиться к воинским навыкам женщин-ирокезов и не считал "слабый пол" таким уж слабым.
Женщина, стоявшая сейчас около окна его дома явилась сюда незваной посреди ночи и с неясными пока намерениями. Ступая по индейски тихо и бесшумно, Камень проскользнул за спиной незнакомки и одним прыжком оказался позади, зажав рот рукой и не давая опомниться. Женщина в плаще задергалась отчаянно отбиваясь и попробовала укусить его, капюшон слетел с ее головы и в лучах Луны ее волосы сверкнули медным отливом. Камень с удивлением отпрянул:
- Элен??? что вы тут делаете?
- А вы не слишком гостеприимны, - девушка поправляла полы плаща и волосы стараясь привести себя в порядок. Такого приема она явно не ожидала.
Камень сверкнул в темноте сощуренными глазами:
- Простите, мадемуазель, но в это время суток у меня не приемные часы. Я еще раз повторяю - ЧТО. ВЫ. ТУТ. ДЕЛАЕТЕ?
Глаза Элен забегали, а руки вдруг показались ей совершенно лишней частью тела, которую она не знала куда девать:
- Я.... я..... А вы могли бы и извиниться за свое поведение, сударь! - она решила пойти в нападение, не найдя приличного объяснения появлению около окон его дома. Ну не говорить же ему "Я не могла заснуть, меня мучили видения прошлого утра, я хотела вас увидеть!"
Мужчина решительно взял ее за руку и повел в дом. Они прошли через знакомую ей кухню и у Элен от воспоминаний сладко потянуло внизу живота. В кабинете она увидела бумаги на столе, горевшую свечу, укрытую покрывалом Мари, спавшую на диване. Камень усадил ее в кресло напротив себя и сел около стола.
- И так - извольте объясниться, мадемуазель! Почему вы ночью, без сопровождения, вопреки моему обещанию, данному вашей матушке - не видеться с вами до свадьбы, - явились сюда?
Элен закусила губу. "Мужчины иногда такие идиоты!" - мелькнуло у нее в голове. Она посмотрела на него, дерзко тряхнув рыжими волосами. Мужчина в кресле смотрел на нее с недобрым прищуром, сжав сильными руками подлокотники и ожидая ответа. Элен невольно залюбовалась им, ощутив жар энергии исходившей от его фигуры. Еще вчера она отметила, что его тело не напоминало изящные мраморные фигуры, стоявшие в саду. Выкованное в борьбе с природой, это было тело мужчины, способного спать на голой земле, подняться пешком в гору и сразиться с медведем, держа в руке только нож. Она почувствовала себя совсем маленькой девочкой, которой устроили выволочку, за совершенно невинную шалость, и она ответила соответствующе:
- "Почему? почему?" - ПОТОМУ ЧТО! - она вскинула голову и сложила руки на груди.
Мари на диване пошевелилась, подняв голову и наблюдая за этой сценой. Хозяин сидел в знакомом кресле, а девушка, его невеста, по возрасту немногим старше Мари, сидела в кресле с независимым видом и нервно стучала по полу изящной ножкой в кожаных туфельках.
Камень, казалось не пошевелился, но Мари ощутила, как он подобрался, как зверь, живущий в нем начал ворочаться, гоня кровь по его жилам и ускоряя стук могучего сердца. Она видела его таким раньше и всегда в эти минуты чувствовала страх, обожание и возбуждение.
В дверях неслышной тенью появилась Наури, прикрывшись стеганным индейским покрывалом, наблюдая за сценой с легкой улыбкой на полных губах и предчувствуя развитие дальнейших событий - эта рыжая, явно не понимала, что ей предстоит, если она будет продолжать разговор с Камнем в таком духе.