Воронин Сергей Эдуардович. Теория и практика расследования преступлений в сфере миграционной безопасности

В монографии исследуются актуальные проблемы современной криминалистики и криминологии - в частности, методики расследования преступлений, совершаемых в сфере миграционной безопасности. Впервые на монографическом уровне предпринята попытка подробно исследовать тактику расследования преступлений, связанных с незаконным пересечением государственной границы РФ в пунктах пропуска. При этом в своем научном исследовании авторы опирались на материалы судебно-следственной практики Дальневосточного региона.

В Концепции государственной миграционной политики до 2025 года сформулированы основные цели и принципы развития общественных отношений в сфере миграции населения, которые должны соответствовать "надежному обеспечению национальной безопасности Российской Федерации, максимальной защищенности, комфортности и благополучию Российского общества". А основополагающими началами отечественной миграционной политики являются "научное обоснование принимаемых решений; дифференцированный подход к регулированию миграционных потоков; учет особенностей регионального развития". Эти программные тезисы повлияли на постановку проблем настоящего исследования и во многом определили основную исследовательскую гипотезу.

Изучение причин межнациональных и межэтнических конфликтов в различных регионах земного шара позволяет высказать предположение о том, что значительная часть из них является результатом неэффективной миграционной политики. Известно и то, что миграционные процессы, вопреки часто негативному отношению к иммиграции, рассматриваемой местным населением в качестве источника опасностей национальным интересам и даже государственным суверенитетам, оказывают, во многом не познанное, но, несомненно, существенное влияние на развитие социума. Являясь катализатором прогресса в области освоения новых территорий, перераспределения производительных сил, экономической интеграции, взаимного проникновения культур, иммиграция часто выступала "краеугольным камнем" социальных противоречий.

Рост социальной напряженности, связанной с последствиями проводимой миграционной политики, является серьезным поводом задуматься об её адекватности современным вызовам и угрозам. Проблемы миграции, и особенно ее нелегальной составляющей, уже не носят только экономический, демографический или административно-правовой характер, их всё чаще относят к компетенции уголовного судопроизводства, о чем свидетельствует развитие соответствующих положений уголовного законодательства. Указанные обстоятельства актуализируют проблемы криминологического обеспечения миграционной безопасности России в контексте особенностей наиболее отдалённых и вместе с этим проблемных в демографическом, экономическом и иных аспектах территорий, к которым справедливо относят регионы, расположенные в её азиатской части.

Как и в других государствах, наиболее крупных "иммиграционных реципиентах", сегодня в России наблюдается рост социальной напряженности, вызванный активизацией иммиграционных процессов. Очевидно, что неконтролируемая миграция представляет серьезную угрозу стабильности и безопасности, как отдельных государств, так и международного сообщества в целом. Об этом свидетельствуют меры, принимаемые в формате СНГ, ПАСЕ, ОБСЕ и даже ООН, а также других международных организаций.

Особенности геополитического положения современной России, её интеграция в мировую общественно-политическую и экономическую систему, а также последствия системного кризиса обусловили комплекс проблем, наиболее выделяемой из которых называют, перманентный демографический спад. Неосвоенность территорий, значительная протяженность государственной границы и сокращение населения актуализируют внимание государственных институтов на вопросах миграции, что находит отражение в ежегодных посланиях Президента РФ к Федеральному Собранию. Так, среди концептуальных задач, которые необходимо решить для преодоления демографического кризиса, наряду с "повышением рождаемости и снижением смертности", особое внимание уделяется "эффективной миграционной политике". Приоритетной остается проблема привлечения из-за рубежа наших соотечественников. При этом необходимо стимулировать приток в страну "квалифицированной миграции, людей образованных и законопослушных". "Прибывающие в Россию иностранные граждане должны с уважением относиться к российской культуре и нашим национальным традициям". Особенно отмечено, что необходимо создавать льготный миграционный режим для мигрантов-специалистов, представляющих интерес для отечественной экономики, образования и наук. Это, актуализирует развитие нового направления в отечественной миграционной политике, получившей называние - "иммиграционной селекции", что имеет непреходящее значение для эффективного обеспечения миграционной безопасности государства, в том числе для криминологической составляющей этого феномена. В развитие предыдущих инициатив, акцентируется внимание, "на глубокой модернизации экономики и создании высокотехнологичных рабочих мест", требующих новых производительных сил. Реальное же положение дел свидетельствует о том, что и сегодня наращиваются масштабы неквалифицированной, но дешевой производительной силы из стран СНГ и юго-восточной Азии, что, несомненно, создает серьезные угрозы безопасности государства.

Так, по данным Всемирного банка, Россия уверенно занимает второе место после США по количеству иммигрантов (США - 43 млн. чел., Россия - свыше 14 млн. чел.), что примерно составляло 8,6% населения страны. Далее следуют Германия (11 млн. чел.), Саудовская Аравия и Канада (8 и 9 млн. чел.), Великобритания, Испания и Франция (по 7 млн. чел). Вместе с тем, наша страна занимает второе место после США по количеству граждан, родившихся за рубежом, при этом до 90% из них представители русскоязычного населения. Однако показатель, отображающий объективный демографический баланс между коренным населением и иностранцами, заключается в их количественном соотношении, которое составляет 11,2 иностранных иммигранта на одну сотню коренного населения, а в течение 2010-2014 годов, вследствие либерализации миграционного законодательства, количество иммигрантов увеличилось еще на 22-26%, а в некоторых регионах и на 28%. Следует отметить, что представленные сведения из официальных источников не включают латентную составляющую миграционных процессов.

Предварительное изучение связанных с темой настоящего исследования проблем (социологический анализ, экспертные оценки, контент-исследования, а также эмпирические данные, включающие практический опыт автора диссертации), позволило предположить, что латентная иммиграция в современной России может составлять до 1/3 легальной. Вероятно и то, что в таком крупном государстве как Россия имеет место широкий спектр влияний на интенсивность, характер и структуру внешней миграции, в том числе обусловленный спецификой регионов. Изучение региональных особенностей криминологического обеспечения миграционной безопасности является одним из важнейших условий для обеспечения национальной безопасности в целом.

По мнению отечественных и зарубежных специалистов, во втором десятилетии XXI в., с большой долей вероятности произойдёт принципиальное изменение демографической ситуации, которое выразится в сокращении населения трудоспособных возрастов. Учитывая этот фактор, а также некоторое замедление экономического роста в 2013-2014 г.г., можно предположить, что значение трудовой иммиграции, как источника относительно недорогой рабочей силы, возрастет, а ее масштабы увеличатся. В связи с этим, Концепция государственной миграционной политики до 2025 года акцентирует внимание на том, что миграция становится все более определяющим фактором народонаселения России.

Сегодня представляется вполне реальным, что объективно неподдающийся контролю миграционный прирост может повлечь изменение традиционной структуры населения, включающей количественные соотношения представителей разных народов и этносов, а в некоторых случаях повлиять на количественные соотношения женщин и мужчин, особенно в регионах с дефицитом собственного населения. К ним преимущественно относятся территории Азиатской части России.

В развитии криминологического обеспечения миграционной безопасности государства большое значение отведено проблеме противодействия незаконной миграции, которая пересекаясь с различными криминальными явлениями, проявляет собственные криминологически значимые черты. Выявление подобных криминальных опасностей требует привлечения значительных сил и средств, так как нелегальная миграция, часто является "катализатором" таких видов преступной деятельности как терроризм, незаконный оборот оружия, наркотических средств и психотропных веществ, контрабанда, рабство, торговля людьми и сексуальная эксплуатация. Однако и сама незаконная миграция при определённых условиях может рассматриваться не только как источник криминогенных рисков, но и как самодостаточная криминальная угроза, о чем свидетельствует наличие в уголовном законодательстве норм, предусматривающих уголовную ответственность за деяния, которые взаимосвязаны с незаконной миграцией, являются её способом либо совершаются в целях обеспечения незаконного пребывания в принимающем государстве или незаконного транзитного проезда. Об этом свидетельствует наличие в УК РФ норм, предусматривающих уголовную ответственность за "организацию незаконной миграции" (ст. 322.1 УК РФ). В этой же связи по инициативе ФМС России в УК РФ включены нормы, предусматривающие уголовную ответственность "за нарушение правил миграционного учета и миграционной регистрации иностранных граждан и лиц без гражданства" (ст. 322.2, 322.3 УК РФ). Именно поэтому для характеристики подобных явлений в отечественной и зарубежной криминологии все чаще применяются такие словосочетания как криминальная миграция и миграционная преступность, которые являются одними из основных факторов ослабления миграционной безопасности России.

Очевидно, что криминологические аспекты проблемы миграционной безопасности в онтологическом и гносеологическом плане тесно связаны с криминалистическими аспектами данной проблемы. Отсутствие в настоящее время эффективной универсальной методики расследования преступлений, совершаемых в сфере миграционной безопасности, полагаем, значительно усугубляет данную проблему как в теоретическом плане, так и в сфере правоприменения. В настоящей монографии авторский коллектив ученых Сибири и Дальнего Востока впервые предпринял попытку разработки такой универсальной комплексной криминалистической методики расследования преступлений отдельного вида.

Изучение региональных особенностей криминологического обеспечения миграционной безопасности государства, обусловливают необходимость выяснения методологических подходов к исследованию миграций населения как источника криминогенных рисков. Вероятно и то, что криминологическое определение понятия "миграционная безопасность государства" в системе характеризующих этот феномен признаков, невозможно без разностороннего представления о характере, свойствах и тенденциях развития миграционных процессов.

Известно, что история цивилизации неразрывно связанна с постоянным стремлением человечества к перемещению в пространстве (переселению) для обретения более комфортных условий жизни. Иногда такое перемещение носило вынужденный, а порой и насильственный характер, но в любом случае переселение человека из одного места в другое являлось одной из важнейших форм его адаптации к постоянно меняющимся условиям существования, оказывая при этом существенное влияние на развитие общественных отношений. Очевидно и то, что миграционные процессы, сопровождается множеством политических, экономических, юридических и даже этических проблем, многие из которых не решены и сегодня.

Известно, что "миграция" является производным от латинского "migratio", то есть переселение или перемещение через границы тех или иных территорий с переменой места жительства навсегда или относительно длительное время. Выражение - "миграция населения", как правило, соответствует добровольному или принудительному перемещению людей в пространстве относительно первоначального или нового места проживания. Однако же в соответствующем понятии обобщены различные варианты перемещения человека в пространстве безотносительно изменения географического, политического или гражданского положения переселенца. В свою очередь, для уточнения геополитического характера переселения используются взаимные антонимы "иммиграция" и "эмиграция". Так, "иммиграция" происходит от латинского "immigro", то есть вселяюсь в страну на постоянное или временное проживание иногда с получением нового гражданства, соответственно "эмиграция" производная от латинского "emigro" - выселяюсь или переселяюсь в другую страну на постоянное или временное проживание, иногда с изменением гражданства.

По мнению некоторых аналитиков, именно эмиграцию следует условно типологизировать на добровольную или вынужденную, хаотичную или организованную. Однако же такая позиция справедлива с точки зрения демографического, геополитического или экономического подходов. Что же касается юридической стороны вопроса, то иммиграция также как и эмиграция может осуществляться вопреки воле переселенца и наряду с ее организованными формами быть хаотичной, неуправляемой и незаконной.

Некоторые исследователи не связывают миграцию населения с обязательным перемещением человека в пространстве, отрицая фундаментальное значение географической составляющей исследуемого феномена. Они полагают, что любое движение человека в социальной среде не зависимо от положения в географическом пространстве следует считать миграцией, что, по нашему мнению, может привести к подмене и неверному толкованию некоторых понятий характеризующих иные социальные процессы, отличные от миграции населения.

Следует отметить, что значительная часть исследований гуманитарного профиля, посвященных вопросам миграции населения, имеют исторический, социологический, политологический и экономический характер, что в свою очередь обуславливает семантическое разнообразие в подходах при определении данного явления. Однако В.А. Ионцева полагает, что большинство обобщающих исследуемый феномен определений не отвечает современным методологическим требованиям. Вероятно, что характеризующий миграционные процессы глоссарий может быть недостаточно адаптирован к проведению исследований на криминологическом уровне, что обусловливает целесообразность некоторых уточнений существующего понятийного аппарата, а при необходимости и обоснования новых дефиниций. В свою очередь реализация поставленных перед настоящим исследованием задач не осуществима без комплексного анализа существующих научных подходов и мнений относящихся к разъяснениям взаимосвязанных понятий "миграция населения" и "миграционная безопасность".

Нетрадиционно широкий смысл вкладывает в содержание интересующего нас понятия М.В. Курман, пологая, что к миграции можно отнести все известные виды социальных перемещений (например - географические, профессиональные и даже кадровые ротации). Подобный подход к осознанию сути этого явления, приведет к недопустимому обобщению или подмене частных понятий, характеризующих любые динамические процессы в обществе, исходя из подобного понимания миграции, ее вполне можно отождествлять с изменением социального, правового, профессионального и иного статуса, либо все той же социальной мобильностью населения.

Вместе с тем, необходимо отметить, что понятие - "миграция населения" неоднозначно даже в пределах наиболее устоявшегося определения. Известно что, в специально-научной и научно-популярной литературе оно имеет как минимум два значения: широкое понимание исследуемого феномена подразумевает любое перемещение людей за пределы определенной территории (населенного пункта, административно-территориального образования, государства или континента) безотносительно его целей и сроков; под "миграцией" в узком смысле принято понимать - совокупность территориальных перемещений, связанных с изменением места постоянного проживания на относительно продолжительный период.

Однако ограниченное, также как и широкое значение понятия "миграция населения" подразумевает не обычное перемещение человека, связанное с обыденной реализацией его жизненных функций и потребностей (решение бытовых задач, передвижение в процессе выполнения трудовых обязанностей и т.п.), а относительно его пребывания в пределах условной территориальной единицы и непременно в целях изменения места проживания в относительно продолжительный промежуток времени.

В свою очередь, Б.Б. Родоман связывает миграцию с пересечением "статистически учитываемого рубежа", который, по его мнению, призван внести ясность в вопрос условности и относительности при определении данного понятия. Таким образом, перемещение за пределы условного населенного пункта есть миграция по отношению к данной территории, а не к стране в целом. Подобная точка зрения встречается и в некоторых зарубежных исследованиях. Например, Д. Хейз определял миграцию, как географическую мобильность населения, влекущую изменение обычного места жительства между определенными политическими или статистическими пунктами или же между районами проживания различного типа.

Необходимо учитывать и то, что "территориальность" как один из признаков характеризующих миграцию населения имеет не только пространственный, но и демографический аспект, а именно места постоянного или временного проживания людей. В связи с этим, представляется справедливым утверждение, что географическую составляющую миграции образует совокупность механических, профессиональных, отраслевых и иных перемещений заключающихся в изменении пространственного изменения положения индивидов относительно территориально закрепленных структур населения.

Каждое из приведенных суждений раскрывают сущностные характеристики миграции, дополняя и уточняя друг друга. Неоднозначность в подходах к определению одного и того же явления обусловлена методологическим и семантическим разнообразием, имеющим место в различных областях научного знания. Так, например, проблемы миграции населения находятся в векторе ряда фундаментальных и прикладных наук: философии, истории, политической географии, демографии, этнографии, социологии, экономики, юриспруденции и т.д.

Теоретический анализ разнообразных мнений позволил выявить наиболее корректное и аргументированное с точки зрения характера и специфики настоящего исследования определение, которое содержится в одной из работ Л.Л. Рыбаковского: миграция населения это любое территориальное перемещение людей, совершаемое между различными населенными пунктами, административно-территориальными единицами, государствами независимо от продолжительности, регулярности и целевой направленности этого движения.

Согласно "Концепции сотрудничества стран-участников СНГ в противодействии незаконной миграции" принятой в 2004 году на форуме глав государств СНГ в Астане, под миграцией понимается "территориальные перемещения физических лиц по различным причинам из одного государства в другое в целях постоянного или временного изменения места жительства. Такие перемещения (въезд, транзитный проезд и выезд) могут осуществляться в рамках порядка и правил, установленных нормативно-правовыми документами, либо с несоблюдением их". Однако следует признать, что причинность, целенаправленность, легитимность, продолжительность, регулярность, территориальная относительность и способ реализации миграции населения являются основными критериями ее классификаций. Так, территориальная относительность миграции населения дифференцирует ее на внутреннюю и внешнюю, внутригосударственную и межгосударственную, континентальную и межконтинентальную.

Среди основных причин миграции населения, как правило, выделяют экономические и социальные (перемещения в поисках работы, получения образования, в связи с замужеством или женитьбой и т.п.). Существенное значение имеют национальные, религиозные, этнокультурные, экологические, политические, военные и иные причины. С точки зрения волевого аспекта, в зависимости от того, предпринимаются перемещения людей по собственному желанию или вопреки такому, миграции классифицируют на добровольную, вынужденную и принудительную, а с позиции интеллектуального аспекта - на осознанную и не осознанную.

Следует отметить, что представленные классификации носят условный, доктринальный характер и в большей степени имеют теоретическое значение, они могут использоваться как понятийный инструментарий в соответствующих исследованиях, однако не исключено и их нормативное применение. Официальная же классификация миграций населения нашла отражение в Концепции государственной миграционной политики до 2025 года, в которой перечислено 8 видов миграций населения: временная миграция; долгосрочная и краткосрочная миграции; миграция на постоянное место жительства; незаконная миграция; образовательная (учебная) миграция; трудовая и сезонная трудовая миграции.

Учитывая криминологический формат настоящего исследования, необходимо отметить, что главное внимание уделено тем подходам к классификации миграции которые ориентируют на юридически значимые критерии: легитимность (законность), легальность и латентность, а также связанные с деликтологическими и криминогенными характеристиками исследуемого феномена. В соответствии с перечисленными критериями миграции населения принято дифференцировать на законную (легальную) и незаконную (нелегальную), а также с нарушениями условий пребывания на территориях принимающих государств или без нарушений. При этом незаконная миграция с точки зрения характера правонарушения, а также наличия или отсутствия признаков общественной опасности может классифицироваться на административно-наказуемую и уголовно-наказуемую (преступную).

Подробный анализ незаконной миграции, и ее криминальной разновидности имеет место во второй главе нашего исследования, посвященной характеристике миграционных процессов в азиатской части России. Однако для обеспечения теоретической преемственности и логической последовательности в диссертации, целесообразно выполнить этимологический анализ понятий, обусловливающих феномен миграционной безопасности, выяснить юридическую природу и основные подходы в классификации исследуемых явлений.

Как уже отмечалось в обосновании темы исследования, последствия миграционных процессов неоднозначны, они могут иметь как прогрессивный, так и регрессивный характер. Миграция населения оказывает существенное влияние на рынки труда, экономическое и социальное положение населения, образовательный и профессиональный уровни населения и т.д. Однако массовый приток мигрантов может быть причиной роста безработицы, повышенной нагрузки на социальную инфраструктуру (жилье, здравоохранение и др.), увеличения оттока из экономики принимающего государства денежных средств и иных ценностей. Тем самым миграция может оказывать существенное влияние на уровень жизни коренного населения, а соответственно и настроения в обществе, квинтэссенцией которых часто является уровни социальной напряженности. Кроме этого, миграция может вызвать обезлюдение и экономический регресс одних районов и обратные изменения в других. При определенных условиях она может приводить к развитию производительных сил и одновременно являться деструктивным фактором технологического прогресса, а также модернизации производственной сферы. Решение этих и многих других проблем, связанных с миграцией населения, образует содержание предмета государственной миграционной политики.

Среди негативных факторов сопровождающих миграционные процессы наибольшую опасность представляют те которые детерминируют незаконную миграцию и особенно ее криминальную составляющую, в связи с тем, что к иным отрицательным последствиям неэффективной миграционной политики, добавляется противоправность, а следовательно и дополнительные затраты общественных и государственных ресурсов направляемых на восстановление нарушенного правопорядка. Однако известны случаи, когда вопреки логике международного права и интересов государств реципиентов нелегальная миграция из стран заинтересованных в оттоке собственного населения не воспрещается, а иногда и поощряется их правительствами. Так, законодательство КНР фактически не содержит запретительных норм в сфере миграции населения, исключением являются, только те отношения, которые направлены на обеспечение собственного суверенитета или демографических интересов Китая связанных с его перенаселением. В свою очередь, государства Центральной Азии, теперь уже ставшие для России основными источниками нелегальной миграции, занимают позицию "безучастных наблюдателей". В тоже время, следует привести пример, который очень точно иллюстрирует характер складывающихся взаимоотношений между получившими независимость в результате распада СССР среднеазиатскими республиками и современной Россией являющийся для этих стран главным миграционным "реципиентом" и часто основным источником занятости собственного населения, а следовательно и существования. Так, власти Узбекистана пристально следят за "преданностью" своих сограждан, желающих на ряду с узбекским приобрести и российское гражданство. В случае, получения узбеком паспорта гражданина РФ он автоматически утрачивает национальное гражданство, но при этом, власти Узбекистана совершенно не заботит то, что сегодня, на узбекистано-казахстанской границе фактически открыто функционирует трафик нелегальной миграции. Парадоксальность ситуации заключается в том, что в подобных условиях, вопрос о визовом режиме между Россией и Узбекистаном, а также другими государствами Центральной Азии фактически не ставится в политических кругах РФ.

Следует признать, что проблемы связанные с обеспечением миграционной безопасности, сегодня уже не носят только демографический, экономический или административно-юрисдикционный характер, они все чаще относятся законодателем к компетенции уголовного права, о чем свидетельствует развитие уголовного законодательства, предусматривающего ответственность за преступления связанные с миграцией населения. В этой связи, актуализируются и вопросы криминологического обеспечения миграционной безопасности. Принимая во внимание территориальный масштаб Российской Федерации, ее географическое, демографическое, национальное, экономическое, культурное, религиозное и иное разнообразие, эффективное решение подобных проблем возможно при учете региональных особенностей. Эти и некоторые другие факторы обусловили целесообразность исследовать проблемы криминологического обеспечения миграционной безопасности в региональном формате.

По мнению отечественных и зарубежных криминологов миграционные процессы способны влиять на структуру, динамику, а также иные показатели преступности в принимающих странах. В этой связи, различные аспекты миграции населения, на ряду с традиционным к ним интересом демографов, социологов или экономистов, все чаще фокусируют внимание криминологов. Так, М.М. Бабаев среди наиболее важных факторов влияющих на преступность выделяет миграцию населения. Другие исследователи придерживаются мнения, что "принимающему обществу миграция может подарить очаги социальной напряженности в местах повышенной концентрации иностранных мигрантов, локальные вспышки этнических конфликтов, рост ксенофобии, политического радикализма и экстремизма". В этой связи, многие криминологи рассматривают миграцию населения как "фоновое явление (сопровождение) преступности" влияющее на ее количественные, а иногда и качественные показатели. В большей степени миграционные процессы коррелируют к криминологическим показателям, характеризующим преступления против личности, в сфере экономики, общественной безопасности и общественного порядка, государственной власти.

Существует мнение, что любая разновидность миграции населения потенциально криминогенна. В связи с тем, что попадая в непривычные условия, мигранты испытывают естественные социально-бытовые и психологические трудности, которые могут оказывать негативное влияние на поведение этих лиц в новой социальной среде. Однако по этой же причине и сами мигранты часто становятся жертвами преступных посягательств, что несомненно представляет интерес для криминологических исследований в области виктимологии и обеспечения миграционной безопасности личности.

Рассматривая незаконную миграцию, одной из разновидностей миграции населения вообще, ее можно определить, как добровольную или принудительную форму территориального перемещения людей, совершаемого в нарушение норм международного и (или) внутригосударственного права соответствующих стран, которые устанавливают порядок въезда и выезда из соответствующих стран, пребывания (проживания) на их территории либо транзитного проезда через их территорию.

В науке о демографии, для которой миграционные процессы являются одним из основных объектов исследований, такой вид миграции не выделяется, поскольку для этой отрасли научного знания, важны главным образом формы и общие закономерности миграционных процессов, тогда как для экономики, социологии и криминологии более существенны факторы (мотивы, цели, условия, последствия и т.п.), стимулирующие и объясняющие миграцию вообще и ее криминальную составляющую в частности. Считается, что криминальная миграция - это операциональное понятие, принятое криминологами для выделения определенных категорий мигрантов, прибывающих с преступными целями и обуславливающих повышенное внимание со стороны правоохранительных органов.

Таким образом, объективная характеристика миграции населения дает основания полагать о наличии противоречивого сочетания в исследуемом феномене, с одной стороны позитивных начал общественного развития, а с другой - различных угроз и рисков, как для принимающих стран, так и самих мигрантов. В этой связи, можно предположить, что негативные проявления миграционных процессов представляют серьезную угрозу безопасности личности, общества и государства. Именно наличие в исследуемом феномене, наряду с позитивным и отрицательного потенциала, определило целесообразность теоретического обоснования корректности сочетания и взаимной обусловленности понятий - "миграция населения" и "безопасность".

В некоторых странах с активной миграционной политикой, стремление соотнести миграцию с безопасностью стало проявляться уже в начале 70-х годов прошлого века. Тогда экономический спад и значительные сокращения мест на рынках труда в наиболее экономически развитых государствах Америки и Европы, заставили политиков и ученых по-иному взглянуть на иммигрантов из развивающихся стран Азии и Африки. Привлекаемые в предшествующий период экономического роста политикой "открытых границ", гастарбайтеры из стран третьего мира, постепенно сформировали в государствах "реципиентах", довольно многочисленные и уже способные влиять на экономические и социальные процессы, этнические диаспоры.

С новой силой необходимость соотнесения миграции с безопасностью была осознана после окончания холодной войны, краха коммунистической идеологии и распада СССР, которые означали для наиболее развитых капиталистических стран реальную угрозу неконтролируемого наплыва трудовых мигрантов из вновь образованного Союза независимых государств (СНГ). Следствием этих процессов стали попытки разработать новую концепцию безопасности, адекватную вышеупомянутым изменениям, в которую были включены и проблемы, связанные с активизацией трудовой миграции. Однако формат подобных исследований ограничивался пространством экономически развитых стран, которые в этот период представляли наибольшую миграционную привлекательность, поскольку предполагалось, что именно в них устремятся ожидаемые иммиграционные потоки. В реальности же, трудовая эмиграция из постсоветских государств на Запад не приняла обвального характера не только в силу неготовности большой части их населения к таким перемещениям, но и главным образом потому, что натолкнулась на ограничительную миграционную политику предполагаемых "миграционных реципиентов". Вмести с тем, наличие этих факторов обеспечило селективность иммиграции с Востока, превратили ее в утечку квалифицированных кадров, и в таком качестве скорее в угрозу безопасности для стран миграционного исхода. Впрочем, нельзя отрицать и то, что включение постсоветских государств, в глобальные мировые процессы, и в первую очередь миграционные, все же, имело некоторые отрицательные последствия для западных стран. И эти последствия, во многом связанны с распространением криминальных угроз транснационального уровня: формирование новых транснациональных преступных сообществ в наиболее экономически развитых странах.

Рассматривая миграцию в качестве источника криминогенных опасностей, необходимо четко обозначить границы, в рамках которых возможно использовать соответствующий аспект безопасности, наполняя его конкретным содержанием и смыслом. При этом и с точки зрения безопасности самих мигрантов, а также в формате безопасности стран, из которых они эмигрируют и в которые иммигрируют, не приходящее значение имеют различные характеристики миграции (например: направленность, цели, причины, периодичность, организованность, особенности личности мигрантов и легитимность их перемищений т.п.) которые и образуют основу различных подходов к типологиям и классификациям миграций. Однако не менее значимы и количественные критерии миграции, такие как объемы, продолжительность и скорость миграционных потоков, что позволяет осуществить некоторые расчеты (например, рассчитывать "миграционное сальдо") и в случае необходимости принять меры к ограничению миграционной активности.

Исследование сущностных характеристик миграции и выделение ее типологических признаков важны для установления и оценки возникающих вследствие, миграционных процессов криминогенных угроз и рисков. Влияние же миграции на безопасность не вызывает сомнения. В результате анализа многочисленных научных исследований, можно прийти к выводу, что именно миграция способна создавать реальные или потенциальные угрозы различным аспектам безопасности вообще и ее криминологической составляющей в особенности.

Однако некоторые аналитики сходятся во мнении, что угрозы и риски, возникающие, вследствие миграционных процессов имеют уникальные в своём роде признаки и детерминанты. Именно поэтому их следует относить к самостоятельной категории факторов, влияющих на соответствующие аспекты безопасности личности, общества и государства. Так, в одной из работ посвященных демографической и миграционной безопасности ее автор приходит к выводу, что миграция в странах - "миграционных реципиентах" формирует очаги социальной напряженности (особенно в местах с высокой концентрацией иммигрантов), локальные вспышки этнических конфликтов, рост ксенофобии, политического радикализма и экстремизма. По мнению В.В.Собольникова, "преодоление угроз миграционной безопасности со стороны криминальной миграции и предупреждение миграционной преступности требуют глубокой научной проработки исследуемых социально-правовых явлений, принятия политических решений и соответствующих нормативно-правовых актов, ориентированных на перспективу".

Очевидно, что понятие "миграционная безопасность" сегодня обоснованно включена в научную и политическую лексику, а также активно используема в журналистике и публицистике. Однако если рассматривать национальную безопасность как систему условий позволяющих обеспечить состояние защищенности личности, общества и государства от различных угроз и рисков их возникновения, вероятно, что миграционная безопасность занимает важное место среди других системообразующих элементов (экологической, демографической, информационной безопасности и далее). Исследуя феномен безопасности в контексте междисциплинарного комплексного подхода, а также позитивного зарубежного и отечественного опыта, мы пришли к выводу, что само понятие "миграционная безопасность" в настоящее время не имеет нормативно-правового статуса, а ее содержание требует научно-теоретического обоснования, как на этимологическом, так и юридическом уровнях. Необходимо отметить и то, что миграционная безопасность в числе иных образующих национальную безопасность элементов нуждается в разработке и теоретическом обосновании механизма ее обеспечения. Кроме этого, аналитический обзор исследований посвященных проблемам обеспечения безопасности и особенно ее миграционной компоненты позволил предположить, что последнее имеет несколько взаимосвязанных значений, соответствующих разным уровням безопасности или принятой в отечественной правовой системе формуле - "безопасность личности, общества и государства".

Криминологическая концепция обеспечения миграционной безопасности, предполагает четкое уяснение отраслевых границ и формата исследования, что в свою очередь является методологическим ориентиром в определении его объекта и предмета. В этой связи, следует напомнить, что цели настоящего исследования предполагают теоретическое обоснование криминологической доктрины обеспечения миграционной безопасности Российской Федерации с учетом региональных особенностей ее азиатских территорий. Однако подробное изучение проблем криминологического обеспечения миграционной безопасности государства не представляется возможным без глубокой теоретической проработки следующих задач:

Очевидно, что национальная безопасность есть сложно синтезированная категория, включающая в себя различные аспекты общественных отношений, объединяемых единой целью защиты личности, общества и государства от разного рода угроз и опасностей. Наряду с уже нашедшими отражение в законодательстве понятиями экономической, экологической, информационной, военной, пограничной и иных известных разновидностей безопасности, образующих, по мнению некоторых исследователей, внутреннюю структуру национальной безопасности как родового понятия, предлагается ввести в научный, а в перспективе и нормативно-правовой оборот такие криминологически-значимые категории, как "миграционная безопасность" и "обеспечение миграционной безопасности".

Определяя вектор национальных приоритетов в области безопасности, вышеназванная "Стратегия" учитывает положения "Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года". Таким образом, установлена фундаментальная взаимосвязь между приоритетами социально-экономического развития России и национальной безопасности, что в свою очередь должно учитыватся при разработке концепции криминологического обеспечения миграционной безопасности.

Первым из нормативно-правовых актов посвященных вопросам безопасности в новейшей отечественной истории, явился Федеральный Закон "О безопасности" N2446-I от 5 марта 1992 г. , который в последующем претерпел четыре редакции и был отменён новым Федеральным Законом "О Безопасности" N 390 от 28 декабря 2010 г.. Далее, был издан Указ Президента Российской Федерации от 17 декабря 1997 г. N1300 о "Концепции национальной безопасности Российской Федерации" (далее по тексту - концепция). Именно эти документы, в этот период определяли стратегические приоритеты России в области национальной безопасности. С их принятием связывают обретение дефинитивных форм такими понятиями как: "национальные интересы", "национальная безопасность" и "угрозы национальной безопасности". Впервые получили нормативное оформление "основы обеспечения национальной безопасности РФ". Однако в названых актах, та и не были сформулированы положения, четко определяющие структуру национальной безопасности России с четким описанием ее структурных компонентов. Не нашла в них юридического отражения и система обеспечения национальной безопасности, что не способствовало развитию этого института.

В последующих редакциях вышеназванных Концепций, а позже и Стратегии, многие из недостатков были учтены, но некоторым аспектам безопасности и сегодня уделяется недостаточное внимание, о чем свидетельствует неразвитость соответствующих правовых институтов. Однако уже в первых редакциях были сформулированы положения, имеющие непосредственное отношение к формированию института миграционной безопасности. Так, раздел III, посвященный описанию угроз национальной безопасности, содержит следующее положение - "к числу факторов, усиливающих угрозу нарастания национализма, национального и регионального сепаратизма, относятся массовая миграция и неуправляемый характер воспроизводства рабочей силы в ряде регионов страны". Таким образом, впервые на официальном уровне было заявлено, что именно массовая миграция относится к факторам, способствующим формированию угроз национальным интересам РФ.

Вероятно, что авторы концепции, апеллируя к понятию "массовая миграция" акцентируют внимание на значительном росте иммиграционных потоков, связывая их с распространением националистических и религиозно- сепаратистских настроений, что в свою очередь создает угрозы общественной безопасности, территориальной целостности и даже государственному суверенитету Российской Федерации. Опираясь на данные некоторых социологических опросов и аналитические материалы, относящиеся к проблемам национальных отношений, можно с уверенностью констатировать, что и сегодня подобные опасности и риски не утратили актуальность. Есть основания утверждать и то, что проблема "неуправляемости воспроизводства рабочей силы", о которой упоминается в заключение анализируемого положения концепции, не решена и сегодня. Массовая иммиграция как дополнительный источник трудовых ресурсов, особенно в малонаселенных и недостаточно освоенных регионах Азиатской части России, в том числе сопряжена и с ее нелегальной составляющей. Наиболее остро эта проблема проявляется в регионах с чрезвычайно низкой плотностью населения и нуждающихся в интенсивном освоении - Уральском, Сибирском и Дальневосточном федеральных округах.

На фоне актуализации проблем недостаточной управляемости процессом воспроизводства рабочей силы сопровождаемой перманентным наращиванием масштабов иностранной миграции и возникновения соответствующих угроз интересам безопасности, наблюдается беспрецедентная либерализация отечественной миграционной политики. Анализ же сложившейся ситуации позволяет предположить, что при формировании миграционной политики современной России, в большей степени учитываются экономические приоритеты, чем интересы общественной и государственной безопасности.

Трансформация политических взглядов на проблему миграционной безопасности с позиций национальных интересов России отражена в более поздних редакциях концепции. Так, ее обновленный вариант от 10 января 2000 г. дополнен определением понятия "национальные интересы России". Вместе с этим, нормативную форму приобрели понятия - "интересы личности, общества и государства". Не остались без изменений и некоторые положения, относящиеся к криминологически значимым характеристикам потенциальных и реальных опасностей, связанных с негативными тенденциями в миграционных процессах. Так, в отличие от прежней редакции, словосочетание "массовая миграция" было заменено на "неконтролируемую миграцию". Однако представляется, что без достаточных оснований из текста анализируемого документа исключен не утративший актуальности фактор, реально влияющий на динамику миграционных процессов и как следствие состояние защищенности общества и государства от связанных с ними угроз и рисков, а именно - "неуправляемость воспроизводства рабочей силы".

Для более полной иллюстрации изменений концепции в части описания связанных с миграционными процессами криминогенных угрозы и рисков, следует обратиться к оригинальному тексту соответствующих положений: "этноэгоизм, этноцентризм и шовинизм, проявляющиеся в деятельности ряда общественных объединений, а также неконтролируемая миграция способствуют усилению национализма, политического и религиозного экстремизма, этносепаратизма и создают условия для возникновения конфликтов". Представляется, что прежняя редакция концепции, в большей степени отвечала сложившимся реалиям и содержала описание актуальных факторов, детерминирующих формирование криминогенных угроз миграционной безопасности России.

Характеризуя криминологический феномен миграционной безопасности в системе национальных интересов России, следует обратить внимание на то, что и массовая и неконтролируемая миграция рассматриваются авторами концепции только как факторы, способствующие усилению определенных угроз и рисков. Подобная позиция вполне обоснована по отношению к массовой миграции. Неконтролируемая же миграция, находится вне государственного управления и весьма отличается от того смысла который вкладывается в понятие "массовая миграция". Она часто имеет нелегальную (латентную) форму, сопряженную с нарушением не только административного, но и уголовного законодательства, а следовательно, представляет собой большую опасность национальным интересам России, чем просто массовая миграция, в основе определения которой количественный критерий. Об этом свидетельствуют многочисленные исследования по криминологии, праву, социологии и экономике.

Данная гипотеза подтверждается и некоторыми положениями обновленной концепции, имеющими прямое отношение к еще не нашедшему должного юридического оформления институту миграционной безопасности, но, исходя из складывающихся реалий, обладает всеми признаками нормативно-определенной категории, претендующей на законное место в системе национальной безопасности России. Так, согласно последней редакции концепции, угрозы национальной безопасности и интересам Российской Федерации в пограничной сфере обусловлены следующим:

Основными же задачами обеспечения пограничной безопасности Российской Федерации являются: противодействие экономической, демографической и культурно-религиозной экспансии на территорию России со стороны других государств; пресечение деятельности транснациональной организованной преступности, занятой в сферах незаконного перемещения через границу материальных ценностей, наркотиков, оружия, расхищения природных ресурсов, а также незаконной миграции.

Очевидно, что описанные концепцией криминальные угрозы и сопутствующие им криминогенные риски явно выходят за пределы только лишь пограничной безопасности России. Кроме этого, в тексте анализируемого документа не содержится информации о том, к какой разновидности безопасности относить аналогичные угрозы в том случае, если они исходили не от сопредельных государств, а их источниками являлись массовая и неконтролируемая иммиграция из стран, не имеющих общего пограничного пространства с Россией? И как оценивать такие угрозы, если их возникновение связано с иммиграцией, которая легально пересекает государственную границу Российской Федерации, однако выходит из сферы государственного контроля, но уже после пересечения госграницы?

Сформулированные в концепции задачи, решение которых, по мнению ее разработчиков, позволит нейтрализовать вышеназванные угрозы, так же, как и сами угрозы не могут быть охвачены только лишь сферой обеспечения пограничной безопасности России. Очевидно и то, что перечисленные формы экспансии на российскую территорию часто имеют весьма посредственное отношение к нарушению режима государственной границы, а также к другим сегментам национальной безопасности в пограничной сфере.

Анализ развития Концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной 17 декабря 1997 года, позволил сформировать представление об эволюции политико-правовых взглядов на взаимосвязанные с миграционными процессами вопросы обеспечения безопасности личности, общества и государства. Однако сегодня концепция имеет в большей степени теоретическое и научно-познавательное значение, так как утратила юридическую силу в связи с принятием Указом Президента России от 12 мая 2009 г. N 537 (далее по тексту - Стратегия) "Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года". Исходя из характера и содержания данного акта, можно предположить, что он призван изменить некоторые из прежних приоритетов в обеспечении национальной безопасности.

Известно, что концепция - это система взглядов, а при определенных обстоятельствах и руководящая идея или генеральный замысел. Что же касается стратегии, то это, прежде всего, способ достижения концептуальной цели или недетализированный но генеральный план деятельности, охватывающий относительно продолжительный период времени. Если же соотнести эти понятия, то концепция - это, прежде всего, теоретическое обоснование стратегии, но, а стратегия - это своего рода руководство к действиям. Вероятно, что и решение о замене концепции на стратегию предполагало переход от руководящих идей к реальным действиям. Однако именно стратегия существенно изменила и дополнила ранее утвержденные принципы обеспечения национальной безопасности России. Этим же документом определены и некоторые направления развития феномена миграционной безопасности государства, а также перспективы ее позиционирования в системе национальных интересов России. Так, пункт 10 раздела 2 "Современный мир и Россия: состояние и тенденции развития" содержит описание ряда негативных факторов, оказывающих влияние на формирование криминогенных опасностей национальным интересам в планируемой перспективе. Криминологически значимыми угрозами национальным интересам России, которые, в том числе связанны и с активизацией миграционных процессов, в Стратегии названы следующие: "развитие националистических настроений, ксенофобии, сепаратизма и насильственного экстремизма, в том числе под лозунгами религиозного радикализма; обострение мировой демографической ситуации и проблем окружающей природной среды, возрастание угроз, связанных с неконтролируемой и незаконной миграцией, наркоторговлей и торговлей людьми, другими формами транснациональной организованной преступности; распространение эпидемий, вызываемых новыми, неизвестными ранее вирусами; дефицит пресной воды и других природных ресурсов".

Наряду с изучением соответствующих положений Стратегии, анализ отечественных и зарубежных исследований, позволяет предположить, что перечисленные угрозы (демографический кризис, развитие националистических настроений, ксенофобия, религиозный экстремизм и сепаратизм, транснациональная преступность и так далее) часто являются следствием массовой и недостаточно контролируемой миграции. В отдельных случаях миграционные процессы детерминируют риски распространения эпидемий, образования дефицита необходимых для жизни ресурсов (продовольствия, пресной воды, топлива и т.п.). А это, в свою очередь, может влиять на рост незаконного освоения или уничтожения природных ресурсов, а также совершения иных преступлений, связанных с необходимостью обеспечения жизненных потребностей. Кроме этого, многие специалисты сходятся во мнении, что преступность часто являются фоновым сопровождением миграционных процессов. Однако в соответствующих положениях Стратегии, неконтролируемая и незаконная миграция рассматриваются, только лишь, как одна из потенциальных угроз, но без указаний на их детерминирующие свойства, что, по мнению автора, не способствует развитию соответствующего института безопасности. Необходимо отметить и то, что в отличие от первой редакции концепции национальной безопасности, Стратегия национальной безопасности исключила из источников потенциальных угроз национальной безопасности - "массовую миграцию", что также вызывает некоторые сомнения, обоснованность которых следует из изучения негативного опыта ряда зарубежных стран, вынужденных сегодня решать проблемы прежней, неадекватной интересам безопасности миграционной политики.

Одной из наиболее примечательных особенностей Стратегии является то, что наряду с признанием неконтролируемой и незаконной миграции в качестве "перспективных и глобальных опасностей современного мира", это явление фактически не упомянуто в части, посвященной угрозам общественной и государственной безопасности России. Однако пункт 41, содержащий описание угроз безопасности в пограничной сфере, упоминает об "организации каналов незаконной миграции" только как одном из направлений трансграничной преступности. Вероятно, что подобный подход обусловлен наблюдающейся в последние годы, тенденцией беспрецедентной либерализации отечественной миграционной политики, о сомнительных результатах которой можно судить уже сегодня. Главные противоречия настоящей политики проявляются в том, что большинство из политических деклараций, отражающих настроения в российском обществе, содержат предложения усилить государственный контроль над миграционными процессами, ужесточить ответственность за нарушение миграционного режима, сократить численность иностранной миграции на территории нашей страны. Так, в одной из предвыборных статей В.В. Путина, посвященной национальной политике современной России, сформулированы тезисы, определяющие перспективные направления развития миграционной политики, смысл которых понятен без дополнительных комментариев: 1) "Во многих странах складываются замкнутые национально-религиозные общины, которые не только ассимилироваться, но даже и адаптироваться отказываются". 2) "Известны кварталы и целые города, где уже поколения приезжих живут на социальные пособия и не говорят на языке страны пребывания. Ответная реакция на такую модель поведения - рост ксенофобии среди местного коренного населения, попытка жестко защитить свои интересы, рабочие места, социальные блага - от "чужеродных конкурентов". 3) "Люди шокированы агрессивным давлением на свои традиции, привычный жизненный уклад и всерьез опасаются угрозы утратить национально-государственную идентичность". 4) "Надо посмотреть, все ли необходимые для контроля такого поведения людей нормы содержатся в Административном и Уголовном кодексах, в регламентах органов внутренних дел. Речь идет об ужесточении права, введении уголовной ответственности за нарушение миграционных правил и норм регистрации".

Несомненно, что данные тезисы, отражая политическую позицию их автора, имеют важное доктринальное значение и являются своего рода парадигмой для формирования соответствующей государственной политики. В этой связи, можно предположить, что современная редакция Стратегии национальной безопасности не является окончательной. Обоснованность такого предположения подтверждается еще и тем, что в заключительной части этого документа содержится положение, не исключающее возможность его дальнейшего развития - "перечень основных характеристик состояния национальной безопасности может уточняться по результатам мониторинга состояния национальной безопасности". Представляется, что данное положение вдохновило и авторов "Концепции общественной безопасности в Российской Федерации" (далее "Концепция"), утверждённой Президентом РФ 20 ноября 2013 г., более чем через четыре года после принятия Стратегии. Вместе с тем, следует признать, что именно эта политическая декларация окончательно утвердила ранее выдвинутые предположения о существовании феномена "миграционной безопасности", и о вполне реальной возможности оформления его институциональных признаков, как юридической категории. Так, в пункте 17 раздела II вышеуказанной Концепции, буквально сформулировано следующее: "Незаконная миграция в Российскую Федерацию иностранных граждан и лиц без гражданства, в том числе из стран со сложной общественно-политической, экономической и санитарно-эпидемиологической обстановкой, способствует возникновению угроз общественной безопасности.

Анализ развития института миграционной безопасности как политико-правового явления и определение его места в системе национальных интересов России позволили прийти к выводу о том, что отечественная миграционная политика сегодня не в полной мере соответствует должному уровню безопасности общества и государства. А принципы ее формирования в большей степени ориентируются на интересы экономики и сомнительные гипотезы о возможности решения демографических проблем за счет увеличения масштабов иностранной миграции.

Мнения о целесообразности наделения феномена миграционной безопасности юридическим статусом и придания ему нормативно-определенной формы аргументированы выводами ранее проводимых исследований, посвященных проблемам миграции и безопасности в контексте различных отраслей знаний: экономики, социологии, демографии, политологии, юриспруденции и других. Более подробная информация об этих работах и их авторах отражена в обосновании актуальности темы настоящей диссертации, а также в соответствующих ее главах и параграфах.

Для решения общетеоретических задач направленных на формирование методологической основы исследования криминологических аспектов миграционной безопасности государства, необходимо выявить имеющиеся в научной литературе и других источниках научной информации теоретические позиции в части обоснования понятия миграционной безопасности вообще, а так же определить ее место в системе национальной безопасности России. В этой связи следует установить системообразующие связи между криминологическим феноменом миграционной безопасности России и другими компонентами национальной безопасности.

По мнению А.И. Кузьмина, значительное влияние миграции на безопасность не вызывает сомнения. Она может создавать реальные или потенциальные угрозы практически любому аспекту безопасности - демографической, политической, социальной, культурно-этнической и другим. Так, угроза демографической безопасности выражается в непредсказуемых влияниях миграции на состояние защищенности процесса воспроизводства и продолжительности жизни, Вполне возможно, что стремление решить демографическую проблему за счет увеличения масштабов иностранной миграции через либерализацию миграционной политики приведет в принимающих миграционные потоки странах к замещению естественного демографического воспроизводства за счет собственного репродуктивного потенциала, который необходимо всячески стимулировать. А это в свою очередь может повлечь нарушение этнического баланса и иные взаимосвязанные отрицательные явления, в том числе имеющие криминогенные свойства. В этой связи, и страны миграционные доноры, и миграционные реципиенты могут столкнуться с проблемами деформации демографической структуры, снижения рождаемости, повышения смертности и так далее. Это же, может способствовать росту социальной напряженности в принимающих миграцию обществах, локальным вспышкам этнических конфликтов и ксенофобии, основанных на националистических идеалах, отражающих религиозный, культурный и политический радикализм и его наиболее агрессивное проявление экстремизм. Так, вследствие неадекватной миграционной политики пренебрегающей интересами национальной безопасности, в ряде стран Западной Европы, уже сегодня, четко обозначились все из вышеназванных криминальных угроз. Следует отметить, что и Россия сегодня начинает испытывать те же проблемы.

На ряду с имеющими явное криминологическое значение опасностями, возникающими вследствие, неконтролируемых миграционных процессов, можно назвать и те криминогенные факторы (риски), которые способствуют формированию криминальных угроз, связанных, прежде всего с ростом социальной напряженности, но а в некоторых случаях и с обычными проявлениями криминальной мотивации (корысти, мести, вражды и т.п.). Подобные криминогенные риски, чаще проявляются в тех странах, которые проводят активную иммиграционную политику в счёт компенсации демографических, экономических и других сопутствующих проблем.

Итак, иллюстрация различных сценариев развития неблагоприятных событий, детерминируемых массовой миграцией, и особенно ее нелегальной составляющей, свидетельствует о том, что при определенных условиях миграция является источником всевозможных криминальных угроз и криминогенных рисков различным аспектам безопасности. Однако же трудно отрицать, что у этих опасностей много общего, а именно то, что они следствие одних и тех же причин, возникающих в результате неуправляемых миграционных процессов. В этой связи было бы логично сформулировать новый вид безопасности, в основе которого распространенная в теории безопасности формула - "безопасность есть состояние защищенности интересов личности, общества и государства от соответствующих источнику опасности угроз и рисков", в нашем случае возникающих вследствие неконтролируемых миграционных процессов. Представляется, что это могло бы явиться теоретическим фундаментом для дальнейшей разработки криминологической концепции "миграционной безопасности". Так, как теоретико-правовые аспекты миграционной безопасности уже сегодня нашли отражение в исследованиях по общей теории государства и права, и которые позволили выявить весь спектр необходимых институциональных признаков, характеризующих миграционную безопасность, как вполне состоявшееся правовое явление.

Вполне естественно, что разработка теории миграционной безопасности и придание соответствующему понятию правовой формы является предметом научных дискуссий, а часто и критики основанной на том, что миграция "a priori" благо, и следовательно ставить вопрос о том, что она является источником криминальных угроз, не вполне корректно. Другие же из оппонентов считают, что миграционная безопасность не обладает необходимыми институциональными признаками и не может рассматриваться как один из системообразующих компонентов национальной безопасности. Обоснованность, как первого, так и второго из тезесов вызывает большие сомнения.

Автор разделяет мнение о необходимости адекватного государственного реагирования на все имеющие криминологическое значение вызовы интересам безопасности России, даже если они имеют гипотетический характер и могут быть отнесены к категории криминогенных рисков. Вопросы же противодействия криминальным угрозам, источниками которых являются, неконтролируемые миграционные процессы актуальны уже сегодня, о чем свидетельствуют мнения специалистов, материалы правоохранительной деятельности, публикации СМИ и многочисленные научные исследования.

Впервые, криминологически значимые аспекты демографической и миграционной безопасности были сформулированы в 80-е годы ХХ века одной из экспертных комиссий "Госплана СССР" в связи с событиями в Нагорном Карабахе. Так, в целях выяснения причин известного межнационального конфликта был проведен анализ изменений национального состава населения региона, который показал, что стремительное увеличение удельного веса азербайджанского населения, расцененное как демографическая экспансия, явилось следствием не только национальных особенностей его естественного воспроизводства, но в первую очередь следствием неуправляемых миграционных процессов. Однако в дальнейшем институт миграционной безопасности так и не получил должного нормативно-правового оформления, потому что, правовые акты советского периода утратили юридическую силу. Само же словосочетание "миграционная безопасность", стало активно применяться в научном, политическом и публицистическом лексических оборотах.

Безопасность в качестве самостоятельного объекта научных исследований стала рассматриваться сравнительно недавно, а именно - во второй половине XIX века. Однако сегодня это понятие имеет весьма широкий спектр применения. Вот лишь некоторые из вариантов его использования, в соответствующих сферах: криминологическая безопасность, общественная безопасность и безопасность личности, государственная безопасность и личная безопасность, а также экологическая, экономическая, пограничная, информационная, продовольственная и даже нравственная безопасность.

Важно отметить, что в политической и правовой культуре ряда европейских государств, на протяжении нескольких столетий авторитет этого понятия чрезвычайно высок. Так, английский "Билль о правах" 1689 г., американская "Декларация независимости" 1776 г., французская "Декларация прав человека и гражданина" 1789 г. провозгласили, что безопасность, наряду со свободой и собственностью, входит в число неотъемлемых естественных прав человека. Разумеется, что в современном мире стремление к безопасности декларируется отнюдь не только демократическими государствами и не только в отношении интересов личности, но это уже тема отдельного исследования.

В зависимости от того, кто выступает субъектом и (или) объектом безопасности (отдельный человек, общество, государство или совокупность государств), может быть определен тот или иной уровень безопасности: личная или индивидуальная; социальная или общественная; национальная или государственная; международная или коллективная; всемирная или глобальная. Однако существуют и промежуточные уровни безопасности, например, групповая или региональная (в пределах какой-то части крупного государства или в пределах историко-этнографической области).

Чтобы представить те качественные различия, которые характерны для того или иного уровня безопасности, надо выяснить, насколько отличаются цели, преследуемые их субъектами. Для этого обратимся к существующим точкам зрения относительно вопросов категоризации безопасности, получившим развитие в теории и в соответствующих нормативно-правовых документах. Так, государственные концепции безопасности широко распространены во всем мире. Даже в тех странах, где подобные институты во многом дискредитированы последующей политической практикой, идея концептуального оформления институтов национальной безопасности активно поддерживается политическими элитами.

Важно отметить, что основные ценностные установки концепции национальной безопасности часто ориентированы не на личность, а на государство и общество в целом. Цели национальной безопасности заключаются в достижении государством такого сочетания внутренних и внешних условий существования, при котором обеспечивается его территориальная целостность, суверенитет, а также исключается возможность насильственного изменения его политического строя. Не является исключением в этом смысле и "Стратегия национальной безопасности России до 2012 года".

Важной особенностью института национальной безопасности является его структурированность и иерархичность. Субъекты и объекты, а также другие аспекты безопасности в ней строго ранжированы. Эта иерархия во многом зависит от господствующей в том или ином обществе (государстве) системы приоритетов, интересов и ценностей, и она может развиваться. Новые угрозы и риски вынуждают институты безопасности, находиться в постоянной динамике, что в свою очередь влияет на расстановку приоритетов, утвержденных законодательством, однако и в этом случае основы национальной безопасности не подвергаются сомнению.

Если же новые угрозы и риски спровоцируют объективное противостояние целей безопасности, преследуемых государством и другими субъектами, конечный выбор в расстановке приоритетов безопасности, принадлежит государству. Именно на государственном уровне принимаются решения, какие задачи в целях эффективного обеспечения различных направлений безопасности необходимо реализовать, и в какой последовательности. Так, если в качестве примера, обратится к концепции "криминологической безопасности", существенный вклад в научную разработку которой внес В.А. Плешаков, то наиболее приоритетные задачи обеспечения национальной безопасности современной России сориентированы на защиту от криминальных угроз и криминогенных рисков, что обусловлено беспрецедентным ростом преступности в конце 1990-х и первой половине 2000-х г.г. Однако эти же приоритеты нашли отражение и в основополагающих политических декларациях названного периода (автор имеет в виду "Концепцию национальной безопасности РФ") .

Новые представления об уровне коллективной безопасности специалисты связывают с окончанием "холодной войны". Их квинтэссенцией явилось более глубокое осознание, в том числе и криминологической составляющей безопасности, как единства социальных условий, обеспечивающих охрану жизни, здоровья, свободы, общественного порядка и иных благ. В основе представлений о минимально-достаточном уровне безопасности находятся такие критерии как - сохранность жизни и здоровья личности, защищенность общества от неблагоприятных природных и техногенных воздействий, социального и политического насилия, а также обеспечение государственных суверенитетов и так далее.

Физические аспекты безопасности обычно связаны с защищённостью организма человека от различных вредных воздействий природного и техногенного характера. Кроме того, в литературе нашли отражение и другие криминологически значимые аспекты безопасности, например - экономическая (защищенность от посягательств на различные формы собственности), социальная (защищенность от асоциальных влияний); этнокультурная безопасность (сохранение этнокультурного наследия разных народов) и так далее. Кроме этого, в теории безопасности различают несколько уровней общей безопасности, которые, по мнению автора, имеют доктринальное значение для разработки криминологической концепции миграционной безопасности государства: коллективная, национальная и государственная безопасность.

Коллективная безопасность - самый общий из перечисленных уровней безопасности, с точки зрения воздействия на характерные для нее угрозы, представляется менее жесткой, чем национальная безопасность. Вместе с тем, акцентируя внимание на социум, она не исключает цели государственной безопасности. Ведь как субъект обеспечения безопасности личности и в то же время как субъект международной безопасности государство действует настолько эффективно, насколько в принципе способно обеспечить собственную безопасность. Конкретным же воплощением этого уровня безопасности можно рассматривать состояние защищенности крупных интернациональных сообществ или межгосударственных союзов.

Представляется, что уровень национальной безопасности соответствует социальной безопасности этнокультурных общностей или народов с точки зрения их проживания на территориях суверенных государств. Социальная безопасность с точки зрения состояния защищенности от характерных для этого вида безопасности угроз и рисков, представляется, в определенном смысле, как симбиоз различных видов безопасности: экологической, экономической, этнокультурной и так далее. Смысл представлений о социальной безопасности может быть передан достаточно кратко: "состояние защищенности сложившейся в определенном социуме системы интересов и благ, от внешних и внутренних угроз и рисков". В качестве криминальных угроз и криминогенных рисков социальной безопасности, как правило, рассматриваются следующие: преступность и коррупция, этнические и религиозные конфликты, различные проявления экстремизма и др. Одной из наиболее опасных угроз социальной безопасности сегодня является терроризм.

Анализ теоретических представлений о безопасности вообще и ее криминологической составляющей в особенности приводит к выводу о том, что в чистом виде ни один из её видов не может претендовать на исключительность, особенно в отношении криминогенных опасностей возникающих, вследствие миграционных процессов или сопровождающих эти процессы. Формирование же криминологической концепции миграционной безопасности во взаимосвязи с другими, уже вошедшими в структуру национальной безопасности на нормативно-правовом уровне видами, предполагает кроме установления этимологии и взаимной обусловленности понятий, выяснение места исследуемого феномена в вышеназванной структуре. Для этого следует обратить внимание на иные структурообразующие компоненты национальной безопасности, имеющие гипотетическую связь с криминологической миграционной безопасностью.

Как уже отмечено, существует весьма широкая градация типов безопасности, при помощи которых она позиционируется в теории и законодательстве. Но подобное разнообразие может приводить к серьезным противоречиям внутри самой системы. Поэтому, одной из задач подобных исследований является не только теоретическое обоснование и структурирование новых типов безопасности, но и выявление возможных компромиссов между конфликтующими сторонами системы.

В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года, "национальная безопасность это состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, которое позволяет обеспечить конституционные права, свободы, достойные качество и уровень жизни граждан, суверенитет, территориальную целостность и устойчивое развитие Российской Федерации, оборону и безопасность государства". Этим же документом определенно, что "национальные интересы России есть совокупность внутренних и внешних потребностей государства в обеспечении защищенности и устойчивого развития личности, общества и государства" . Таким образом, национальная безопасность в политико-правовом смысле является производной национальных интересов России, а ее обеспечение возведено в статус "стратегических национальных приоритетов". Обобщенная юридическая парадигма понятия "безопасность" содержится в статье 1 соответствующего Федерального Закона, который под безопасностью понимает - "состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз". Подобный подход дает лишь общее лингвистическое представление о семантической сути этого явления. В данной связи возникают вопросы о принципах и критериях классификации компонентов национальной безопасности относительно ее уровней, форм и видов.

В современной теории и праве нет однозначных и общепринятых ответов на эти вопросы. Отсутствие единообразного и четкого понимания принципов классификации безопасности, а также законодательных определений соответствующих понятий не способствует развитию как института национальной безопасности в целом, так и составляющих компонентов. И хотя решение этой задачи непосредственно не относится к предмету настоящего исследования, необходимо учитывая мнения специалистов о целесообразности выработки единых критериев классификации, что позволит раскрыть природу и закономерности исследуемого явления. Представляется, что желаемое единообразие может быт быть достигнуто через решение следующих задач: а) установление зависимых от характера угроз форм безопасности; б) определение соответствующих объектам безопасности уровней; в) градация видов безопасности, относительно определенных сфер жизнедеятельности.

Возвращаясь к утвержденному стратегией определению национальной безопасности, можно выделить несколько общих критериев классификации в основе которых: а) установление источников опасности (внешние или внутренние); б) определение объектов обеспечения безопасности (личность, общество, государство); в) установление гарантируемых и охраняемых государством интересов и благ, к которым согласно стратегии относятся - конституционные права, свободы, достойное качество и уровень жизни граждан, суверенитет, территориальная целостность и устойчивое развитие Российской Федерации.

Уровни национальной безопасности соответствуют триединой системе ценностных ориентиров - личность, общество и государство. Однако необходимо учитывать, что сфера национальной безопасности, также как и сфера национальных интересов России сегодня распространяется на международный и межгосударственный уровень, что соответствует стратегии коллективной безопасности, ориентирующейся на предупреждение потенциальных угроз в контексте межгосударственного сотрудничества.

Следует учесть, что в структуре национальной безопасности России, наряду с перечисленными выше ее основными компонентами выделяются так называемые подвиды безопасности, которые являются элементами этой структуры. К ним стратегия относит: демографическую безопасность; безопасность государственной границы РФ или пограничную безопасность; безопасность от угроз, вызванных чрезвычайными ситуациями; безопасность жизнедеятельности населения; личную безопасность граждан; продовольственную, энергетическую, финансовую и информационную безопасности. Вероятно, что это не полный перечень утвержденных стратегией компонентов национальной безопасности, образующих первичное звено ее структуры. В него вошли только те аспекты безопасности, которые имеют прямую семантическую связь с понятием национальной безопасности утвержденным Стратегией национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года.

Возможно, что предложенная модель классификации имеет недостатки, как в прочем и другие варианты классификаций отраженные в отечественной теории безопасности. Однако следует учитывать, что в нее вошли только те аспекты безопасности, которые закреплены в действующих нормативно-правовых актах. Подобный подход позволяет совершенствовать данную модель сообразно развитию законодательства о национальной безопасности и использовать ее в нормотворческой и правоприменительной деятельности.

По средствам анализа соответствующих положений Федерального Закона "О безопасности" от 28 декабря 2010 г. N 390, Стратегии национальной безопасности РФ до 2020 года, предшествующей ей Концепции национальной безопасности, а также теоретических представлений о миграции как источнике криминогенных опасностей, мы пришли к выводу о наличии в исследуемом феномене, необходимых институциональных признаков, которые могут стать основой для его юридического оформления как структурного компонента национальной безопасности России. К подобным институциональным признакам относятся: а) наличие источника опасности, а так же характерных для него криминологически значимых угроз и рисков; б) объект безопасности, соотносимый с интересующей нас сферой общественных отношений; в) субъект (субъекты) обеспечения данного сегмента безопасности; г) соответствующий юридический инструментарий позволяющий придать данному институту нормативно-правовую форму.

Многочисленные исследования миграционных процессов в контексте уголовно-правых и криминологических проблем, свидетельствуют о том, что значительная часть угроз относимых к отрицательным последствиям этих процессов, имеют криминогенный характер. Кроме этого, многие эксперты утверждают, что и сама миграция, часто проявляется как "фоновое сопровождение преступности". Подобные выводы, содержат достаточные основания рассматривать миграционную безопасность в качестве предмета криминологических исследований.

Среди основных условий наделения института миграционной безопасности нормативно-правовой формой как одного из структурных компонентов национальной безопасности являются: а) наличии необходимых институциональных признаков; б) наличие юридических оснований и возможностей для реализации соответствующих мероприятий; в) теоретическое обоснование целесообразности осуществления подобных мероприятий; в) обеспечение соответствующего уровня научной разработанности проблемы. Однако некоторые исследования в области безопасности, свидетельствуют о том, что даже наличие институциональных признаков и необходимых условий часто недостаточно для утверждения новой разновидности безопасности, актуальность которой не вызывает сомнений, в качестве нормативно-правового дефинитива. Не является исключением в этом смысле и "миграционная безопасность". Поэтому среди частных задач, решаемых в данном параграфе, следует выделить: теоретическое обоснование "миграционной безопасности" как самостоятельного правового института, приведение этого института в соответствие с уровнями безопасности, а также его характеристика в качестве актуального предмета для криминологических исследований.

Известно, что обобщенное понимание безопасности сведено к ситуации, при которой кому или (чему) - либо не угрожает что или (кто) - либо. Однако при этом не исключено одновременное присутствие сразу нескольких источников опасности (угроз) как и их потенциальных жертв (объектов безопасности). При этом суть безопасности сводится к дихотомии: а) либо возникающие опасности своевременно нейтрализуются, что образует суть деятельного подхода к пониманию безопасности; б) либо опасности или риски их возникновения отсутствуют.

Под опасностью (угрозой), обычно понимают возможность причинения какого-либо вреда, то есть такого изменения характеристик охраняемого объекта, которое снижает его позитивные свойства, защищаясь от них, а то и уничтожая их носителей в превентивном порядке. Следовательно, характеризуя безопасность, необходимо учитывать, что это многофакторное и системное явление, суть которого проявляется в способности одних объектов быть источниками опасности, а других - противостоять этим опасностям. И как уже отмечалось, лексическая форма "безопасность" используются в качестве прилагательного или существительного в различных словосочетаниях обыденной юридической и политической лексики. Так, в словаре В.И. Даля, отображен "натуралистический" или бездеятельный подход к определению безопасности, суть которого заключается - в отсутствии опасности, что соответствует понятиям стабильность, сохранность, надежность. Согласно этого подхода, термины "безопасный или неопасный", синонимичны выражениям "неугрожающий, безвредный, сохранный, то есть не способный причинить зло или вред" .

Вероятно, что подобный подход толкованию понятия "безопасность" не способствует развитию данной системы и в конечном итоге может привести к ее деградации. Представляется, что наиболее оптимальным для настоящего исследования является системный принцип толкования, который, по мнению автора должен восприниматься, как самостоятельный, а не включенный в деятельностный или какой либо иной подход, поскольку объединяет наиболее распространенные точки зрения на эту проблему.

Подобное мнение отраженно в одной из редакций юридической энциклопедии, в которой под безопасностью понимается система общественных отношений и юридических норм, регулирующих эти отношения в целях защиты жизненно важных интересов личности, общества и государства от всевозможных угроз. Предположительно, что такое понимание феномена безопасности применимо в качестве модельной парадигмы при конструировании новых компонентов национальной безопасности, включая и ее миграционную составляющую.

Однако существует мнение, что использование понятия "безопасность" в качестве признака отдельных компонентов той или иной системы (быть может, за исключением человека и сообщества людей, рассматриваемых в качестве систем) не всегда оправдано. Только человек наделен способностью, осознавать безопасность применительно к собственной персоне, считать себя потенциальной жертвой вследствие непосредственного ущерба своему здоровью, либо вследствие ущерба принадлежащим ему ценностям (в том числе и окружающей среде).

Таким образом, есть все основания считать, что миграционная безопасность и ее криминологическая составляющая есть сугубо гуманитарное явление, в том смысле, что любой из ее уровней - личность, общество или государство, в конечном счете, сводится к вопросу о миграциях людей и защите личных, общественных или государственных интересов от возникающих в следствие миграционных процессов угроз, особенно имеющих криминальный характер в виду их высокой общественной опасности.

Так, безопасность личности, как и сама личность по отношению к обществу, есть составляющая безопасности общества. В свою очередь, безопасность общества образуема защищенностью отдельных личностей, совокупность которых и составляет данное общество. Однако необходимо учитывать, что такое соотношение возможно только теоретически, так как требует идеальных условий, при которых уровень защищенности обеспечивает не только полную нейтрализацию всевозможных угроз, но и рисков их возникновения. К сожалению, обеспечить такой уровень безопасности не способна даже самая совершенная из реально существующих систем. В этой связи, сложившаяся правовая реальность допускает приоритет интересов безопасности большинства, но в крайних, форс-мажорных ситуациях.

Замыкает триединство уровней безопасности - безопасность государства. В данной структуре, безопасность государства имеет консолидирующее значение, так как способна объединить два предыдущих уровня безопасности. В соответствии с Конституцией Российской Федерации и отечественной стратегией национальной безопасности до 2020 года именно на государство возложена обязанность гарантировать и защищать права, свободы и законные интересы личности, а следовательно и общества в целом. Именно поэтому безопасность государства часто отождествляют с национальной безопасностью, что, по мнению автора, является таким же заблуждением, как и уравнивание безопасности личности и личной безопасности, безопасности общества и общественной безопасности.

Представляя собой один из уровней безопасности, безопасность государства это прежде всего качественная характеристика того конкретного исторического комплекса, существующего в определенных пространственно- временных и геополитических условиях, составными частями которого являются: обособленная государственной границей территория и проживающий в ее пределах народ, государственный суверенитет, форма государственного устройства и так далее. Ее основными параметрами выступают: защищенность жизненно важных интересов государства и самого его существования, устойчивость основ устройства страны, наличие необходимого потенциала защиты страны от внутренних и внешних угроз. Поэтому, желая подчеркнуть соответствующий уровень безопасности, понятия, где в качестве прилагательного используют слова, определяющие тот или иной компонент национальной безопасности - демографическая, энергетическая, экономическая, продовольственная и другие, дополняют словосочетанием - "безопасность государства". Например - демографическая или продовольственная безопасность России.

Итак, миграционная безопасность наряду с другими компонентами национальной безопасности представляет собой триединую уровневую систему, одновременно являясь структурным компонентом более сложной системы национальной безопасности России. Сама же национальная безопасность в формально-логическом и юридическом смысле представлена как квинтэссенция уровней безопасности (по вертикали), при этом выполняя функцию главной системы безопасности, образуемой из множества подсистем соответствующих конкретным видам безопасности (по горизонтали). Следует отметить и то, что систематизация объектов уголовно-правовой охраны, принятая в отечественном уголовном законодательстве, аналогична системе уровней национальной безопасности, включая и её структурные компоненты, что соответствует принципам государственной политики в сфере противодействия преступности. Кроме общности в подходах к систематизации объектов уголовно-правовой охраны и соответствующих уровней безопасности, основанных на Конституции РФ, в отечественном уголовном законодательстве фактически называются два из трех уровней безопасности, которые собственно и фигурируют в качестве видовых объектов уголовно-правовой охраны. Так, в главе 24 УК РФ систематизированы составы преступлений посягающих на "общественную безопасность", в свою очередь "безопасность государства" является объектом уголовно-правовой охраны от посягательств, описание которых содержится в нормах главы 29 УК РФ. Однако же это вовсе не означает, что законодатель проигнорировал "безопасность личности" не упоминая буквально об этом объекте уголовно-правовой охраны. Фактически же защите интересов личности, включая и ее безопасность, посвящён одноимённый раздел УК РФ. Именно такой подход был взят за основу при формулировании темы настоящего исследования, в которой акцентировано внимание на безопасности российского общества и государства.

Рассматривая миграционную безопасность в качестве предмета криминологического исследования, следует учитывать, что именно уровневый подход позволяет дифференцировать средства криминологического обеспечения миграционной безопасности относительно объектов защиты, каждый из которых соответствует конкретному уровню безопасности. Это важно для выявления особенностей криминальных вызовов и их последствий на разные уровни миграционной безопасности, а так же для выбора адекватных мер, криминологического противодействия этим явлениям.

Очевидно, что тема настоящего исследования посвящена проблемам криминологического обеспечением миграционной безопасности государства. Однако придерживаясь общепринятых в исследованиях гуманитарного профиля методологий, в целях обобщения теоретических знаний имеющих концептуальное значение для нашей работы, не исключается рассмотрение различных аспектов миграционной безопасности, включая общетеоретические и межотраслевые подходы к изучению этого явления.

Аналогично разделяемому рядом исследователей, распространительному толкованию понятия безопасности, смысл которого сводится к системе общественных отношений, обеспечивающих выявление, предотвращение и устранение грозящих опасностей, "миграционную безопасность" можно представить в самом общем виде как - "совокупность условий и факторов позволяющих обеспечить безопасное перемещение людей через государственные границы в целях их временного или постоянного пребывания в пределах территорий принимающих государств в соответствии с международным и национальным правом, а также обеспечение государственного контроля над миграционными процессами, с точки зрения национальных интересов как принимающих, так и исходных государств".

Что же касается ограничительного значения миграционной безопасности, то, по мнению автора, оно не подразумевает обеспечение безопасности самих мигрантов, и, по сути, сводится к обеспечению интересов безопасности только лишь принимающего государства, через проводимую им миграционную политику. Что в свою очередь, сводится к неукоснительному соблюдению установленного в принимающем государстве миграционного режима и обеспечение государственного контроля над миграционными процессами. Представляется, что подобная парадигма может стать теоретической основой в определении "миграционной безопасности государства" вообще и "миграционной безопасности Российской Федерации" в частности.

Примером распространительного толкования понятия миграционной безопасности, в формате общей теории права, может стать определение, предложенное Г.Г. Поповым: "миграционная безопасность, это состояние юридической защищенности интересов личности, общества и государства, которые могут быть подвержены угрозам в результате въезда в Российскую Федерацию, выезда из нее, пребывания и проживания на территории страны как иностранных граждан и лиц без гражданства, так и граждан Российской Федерации, институционально предполагающее систему правовых норм, обеспечивающих доминанту национальных интересов в сфере регулирования миграционных процессов". Однако же, предложенная дефиниция, относится к опасности только в гипотетическом или потенциальном смысле, о чем свидетельствует предикатив "могут быть подвержены". Кроме этого, термин "защищенность" от потенциальных угроз рассматривается только в формально-юридическом смысле, что вероятно исключает комплексный подхода к обеспечению миграционной безопасности. Кроме этого, кратко упоминая о детерминантах возможных угроз, автор данного определения ограничивается въездом в Россию и выездом из нее, а также пребыванием в России. Однако известно, что среди возможных вариантов, характеризующих миграционный процесс, в существующих нормативно-правовых актах упоминается еще и о транзитном проезде через территорию России. В свою очередь, понятие - "пребывание мигранта" в ныне действующих нормативно-правовых актах тождественно "проживанию". Кроме этого, в соответствии с утвержденной Указом Президента РФ 13 июня 2012 г. "Концепцией государственной миграционной политики до 2025 года", к аспектам, характеризующим миграционный процесс, а именно - "въезду, пребыванию, транзитному проезду", в том числе и с нарушением законодательства России, что создает условия для создания соответствующих угроз и рисков их возникновения, добавлена - "незаконная трудовая деятельность мигрантов".

Статистический анализ правонарушений и особенно преступлений связанных с миграцией населения свидетельствует о том, что наибольшая часть миграционных деликтов совершается в процессе пребывания (проживания) иммигрантов на территории принимающего государства, а также в связи с их трудовой деятельностью. Не является исключением в этом смысле и транзитный проезд мигрантов, как через территорию России, так и граничащих с ней государств, особенно стран - членов "Евро-азиатского экономического сотрудничества" (далее - страны ЕврАзЭс). Поэтому при формировании криминологической концепции миграционной безопасности, особого внимания заслуживают вопросы обеспечения миграционного режима при въезде в Россию и пребывании (проживании) иностранных граждан и лиц без гражданства на ее территории, а также транзитном проезде в целях дальнейшей миграции в другие страны, либо возвращении в страны первичного убытия.

Однако было бы ошибочно полагать, что проблема криминологического обеспечения миграционной безопасности сводится только, лишь к вопросам криминальной составляющей незаконной миграции. А именно, предупреждению преступлений, связанных с незаконным въездом и (или) незаконным пребыванием, а также транзитным проездом через территорию России. Криминологический аспект миграционной безопасности предполагает систематизацию всех компонентов факторного комплекса обусловливающего причины и условия миграционной преступности, выработку мер по ее предупреждению и прогнозированию, разработку методик выявления и учета латентной составляющей незаконной миграции вообще и ее криминального компонента в частности. Кроме этого, важной составляющей криминологической теории миграционной безопасности является исследование личности преступника, посягающего на миграционную безопасность.

Вероятно, что криминологической парадигмой миграционной безопасности может стать разработанная в конце 1990-х годов теория криминологической безопасности, в соответствии с которой реальные и потенциальные угрозы интересам безопасности личности, общества и государства можно условно разделить, на криминальные, криминогенные и иные. Согласно этой теории, криминологическая безопасность есть объективное состояние защищенности прав, свобод и законных интересов личности, общества и государства от преступных посягательств и угроз таких посягательств, а также осознания гражданами своей защищенности.

Известно, что в общем виде, безопасность государства, это, прежде всего надежная защита его территориальной целостности, суверенитета и конституционного строя. Однако если, рассматривать государство как "особую организацию политической власти", то государственная безопасность - это обеспечение нормальной, бесперебойной и эффективной деятельности аппарата управления страной, представленного триединым институтом власти, а именно законодательной, исполнительной и судебной, которые опираются на соответствующие административные и силовые структуры. В данной связи, вполне оправданно, что криминологическая концепция миграционной безопасности государства предполагает разработку такой теоретической модели, в которой должны быть объединены несколько, условно-взаимосвязанных явлений: а) криминологическая безопасность; б) миграция населения и миграционная политика; в) безопасность государства и общества. Кроме этого, в настоящем исследовании, вопросы криминологического обеспечения миграционной безопасности государства рассматриваются в контексте региональных особенностей одной из его территориальных частей, характеризуемых наибольшей площадью, низкой плотностью населения, и другими ярко выраженными региональными особенностями и проблемами.

Согласно "Концепции государственной миграционной политики РФ до 2025 года", миграционная политика представляет собой основные принципы, направления и перспективы по оптимизации миграционных процессов, происходящих в России, базирующиеся на познании объективных закономерностей развития российского общества в исторически определенный период времени и выражающиеся в сочетании государственных, общественных и личных интересов самих мигрантов.

Исследование миграционных процессов в России и некоторых зарубежных странах дают основания полагать, что эффективность осуществляемой государством миграционной политики с точки зрения ее соответствия интересам национальной безопасности, зависит от комплекса различных факторов. Однако следует признать, что наиболее важными в данном факторном комплексе являются именно те направления, которые относятся к обеспечению определенного государством миграционного режима, что предполагает - "совершенствование форм и методов противодействия таким явлениям, как незаконная миграция, а также иные деликтологические и криминологические аспекты миграции населения, с точки зрения национальных интересов, совокупность которых и образует содержание понятия, миграционная безопасность государства".

Наиболее важные аспекты обеспечения миграционной безопасности России сформулированы в Концепции общественной безопасности в Российской Федерации. Так, среди основных направлений деятельности по обеспечению общественной безопасности названы: а) совершенствование межведомственного взаимодействия, в том числе обмена информацией на внутригосударственном уровне, а также взаимодействия с компетентными органами иностранных государств по вопросам противодействия незаконной миграции; формирование автоматизированной системы оформления и выдачи миграционных карт с одновременным внесением информации, содержащейся в них, в государственную информационную систему миграционного учета; б) развитие инфраструктуры для осуществления административного выдворения за пределы территории РФ, депортации, а также процедуры реадмиссии; в) совершенствование информационной и разъяснительной работы с гражданами и работодателями в целях предупреждения нарушений миграционного законодательства РФ; г) совершенствование взаимодействия сил обеспечения общественной безопасности с общественными объединениями, национальными диаспорами в сфере профилактики правонарушений на почве социальной, расовой, национальной или религиозной розни; развитие механизмов общественного контроля за расследованием преступлений, общественного мониторинга, независимой экспертизы в целях предотвращения роста уровня ксенофобии, социальной, расовой, национальной или религиозной розни.

Основываясь на ранее приведенных доводах о наличии выраженных институциональных признаков, характеризующих феномен миграционной безопасности, как сформировавшийся правовой институт. Возможности применения к данному институту градации уровней безопасности, соответствующей общепринятой формуле - "личность, общество и государство". Принимая во внимание теоретические выводы о юридической целесообразности нормативного закрепления миграционной безопасности в качестве структурного компонента национальной безопасности России, что подтверждается наличием широкого спектра опасностей, многие из которых носят криминологический характер и уже сегодня отнесены к компетенции уголовного законодательства России, либо рассматриваются как потенциально общественно-опасные, и имеют реальные перспективы криминализации. Миграционная безопасность в наиболее общем значении может быть представлена как основанная на нормах международного и национального права, защищенность личности, общества и государства от угроз (опасностей) возникающих в следствие и по поводу миграций населения.

Ранее отмечалось, что в общей и криминологической теории безопасности, государственные и общественные интересы часто рассматриваются как одно целое, либо в качестве органично взаимосвязанных сторон одного и того же охраняемого объекта, что соответствует духу Стратегии национальной безопасности России до 2020 года, в которой положения, относящиеся к государственной и общественной безопасности, объедены в одну главу, представляющую собой, общий для данных категорий институционально-правовой блок. Вероятно, что в данном контексте, общественные интересы отождествляются с интересами гражданского общества России. В этой связи вполне обоснованно, что государство, заботясь о собственной безопасности, в первую очередь обязано обеспечить безопасность своих граждан.

В заключение теоретического анализа институциональных признаков миграционной безопасности есть все основания акцентировать внимание на криминологических аспектах исследуемого феномена, которые и определили предмет настоящего исследования. Криминологические же аспекты миграционной безопасности определяются криминальным, либо криминогенным характером некоторых из угроз и рисков их возникновения. Поэтому криминологической парадигмой миграционной безопасности государства могут являться соответствующие положения теории криминологической безопасности. В соответствии с этой теорией, криминологический компонент понятия миграционной безопасности, может быть сформулирован как - состояние объективной защищенности интересов личности, общества и государства от криминальных угроз (опасностей), порождаемых различного рода криминогенными факторами, возникающими вследствие миграционных процессов, а также осознание людьми своей защищенности от подобных угроз.

Значение азиатских территорий для России определялось в первую очередь их природным, военно-стратегическим и геополитическим потенциалом. Для наиболее точной характеристики геополитических особенностей азиатской России, с позиции их влияния на миграционную активность населения, следует отметить, что пограничные и приморские территории имеют известные преимущества для развития внешнеполитических, экономических и социальных связей. Однако эти территории являются и наиболее уязвимыми с точки зрения контроля над миграционными процессами, а, следовательно, и обеспечения собственной миграционной безопасности.

Известно, что в 1581 году после похода Ермака, началось заселение Урала и Западной Сибири, а к 1639 году были отмечены первые поселения на берегу Охотского моря. Вместе с тем, Сибирь и Дальний Восток осваиваются медленно и тяжело из-за суровых климатических условий, бездорожья и немногочисленного коренного населения. Относительно активное освоение этих территорий начнется только в конце XVIII века. Именно в этот период, Россия в географическом смысле, становится государством евроазиатского масштаба.

Наиболее показательными явились заселения приграничных территорий Восточной Сибири и Дальнего Востока. Так, как освоение природных богатств этих территорий осуществлялось параллельно с их колонизацией. А первыми переселенцами из центральных регионов России были рекруты, представители уральского и западносибирского казачества, каторжане и ссыльные, бежавшие от феодальных повинностей крестьяне, наиболее предприимчивые купцы и промышленники, старообрядцы. Переселение российского народа на восточные окраины было исторически закономерным и обусловливалось изменениями в экономическом и политическом развитии страны. В результате чего, Россия распространилась до Тихого океана и стала самой крупной в территориальном отношении державой.

По утверждению Л.Л. Рыбаковского, Российской империей применялись два основных способа заселения колониальных территорий: добровольный и принудительный. Принудительный способ имел известные преимущества, так как позволял обеспечить высокую динамику переселения посредством: отправки воинских команд, этапирования каторжан и ссыльных, административного водворении государственных крестьян, направления крестьян в счет рекрутов, отправки казаков по жребию и так далее. Добровольный же способ применялся значительно реже, так как обеспечивался за счет желания переселится в район освоения. Однако и добровольное и принудительное переселение являлись эффективным прикрытием для нелегальной миграции, что подтверждалось значительным количеством неконтролируемых государством переселений в период первичного освоения Российской империей новых азиатских территорий. При этом мотивация нелегального переселения была самая разнообразная, от желания скрыться до стремлений сохранить религиозные традиции и устои. Среди нелегальных переселенцев были отмечены жители сопредельных с заселяемыми территориями стран Кореи, Китая, Монголии и Японии. А одной из особенностей освоения сибирских и дальневосточных территорий заключалась в том, что наряду с преимущественно русскими переселенцами, нередко встречались иммигранты из государств Азии, Европы и даже Америки.

По утверждению специалистов, иммиграция на заселяемые территории, особенно Восточной Сибири и Дальнего Востока имела различную интенсивность в разные периоды, что объясняется изменениями военно-политической и экономической ситуации, как в регионах заселения, так и Российской империи в целом. Так, период присоединения Приамурья и Приморья совпал с началом политических и аграрных реформ 1860-х годов, что способствовало росту иммиграции в эти территории.

Первая относительно многочисленная легальная миграция из за рубежа в дальневосточный регион России наблюдалась во второй половине XIX в., когда начали развиваться крупные региональные центры, такие как Благовещенск (прежнее Усть-Зейск), Хабаровск и Владивосток. В этот период в Россию в поисках работы иммигрировали как корейцы, так и китайцы. Однако именно эти категории мигрантов ориентировались на сезонные работы в летний период, а за отсутствием таковых часто занимались криминальными промыслами: контрабандой спирта, наркотиков и оружия; различными видами браконьерства; совершали кражи, грабежи и разбои.

Именно хунхузы представляли собой одну из первых и наиболее опасных разновидностей "криминальной миграции", совершавшие, так называемые "маятниковые" переходы границы, с относительно непродолжительным пребыванием на сопредельных с Маньчжурией территориях России. Наибольшая активность таких преступных сообществ отмечалась в Уссурийском (совр. Приморском) крае, а также Приамурье и Забайкалье. В граничащих с китайской Маньчжурией на Востоке и российским Забайкальем на Севере районах Монголии, встречались хунхузы-монголы, однако их было немного, наличие же сугубо монгольских банд исследователями не отмечено.

Миграционные процессы на восточных окраинах азиатской части России, в период ее интенсивного освоения, тесно взаимосвязаны с аналогичными процессами в конце XIX в. на северо-востоке Китая. Китайская колонизация этих территорий преимущественно носила нелегальный характер. Так, по оценкам известного исследователя миграционных процессов в азиатской России В.В. Граве, личного секретаря П.А.Столыпина, общая численность китайских иммигрантов на соответствующей территории, по состоянию на 1910 г., составляла примерно от 180 до 200 тыс. чел. При этом, количество "нелегалов" доходило до 50 тыс. чел., что вполне обоснованно.

Однако по результатам более поздних подсчетов, основанных на разных источниках информации и учитывавших допущенные погрешности, китайское население этой территории в этот период, составляло от 200 до 250 тыс. чел, притом, что совокупное население не доходило и до 900 тыс. чел. А общее количество китайцев, проживающих в Азиатской части России по разным оценкам доходило до 450 тыс. чел. Кроме этого, в дальневосточном и восточносибирском регионах России, проживала относительно многочисленная корейская диаспора, насчитывающая от 35 до 40 тыс. чел.

Российские власти опасались укрепления влияния японцев в прибрежных районах Дальнего Востока и всячески пытались ограничивать их деятельность. Но российские рыбопромышленники противодействовали подобной политике государства, нанимая низкооплачиваемых японских работников. В свою очередь, японские власти поощряли наем своих подданных на рыбной путине в прибрежных районах Дальнего Востока. При этом переселение японцев в азиатскую часть России, как и на территории Китая и Кореи, не считались японской властью как эмиграция в другие страны.

В начале 50-х гг. XIX в. Китай поразил глубокий социально-экономический кризис, сопровождавшийся широкомасштабной крестьянской войной и вооруженной интервенцией колониальных держав. В этой ситуации, значительно вырос приток китайского населения в Маньчжурию. Так, в 1866 г., британский путешественник А.Вильямсон оценивал население провинции Ляонин в 12 млн., а Гиринской - в 2 млн. чел. Это наглядно характеризует миграционные процессы в данный период.

Еще одним источником увеличения населения Маньчжурии были ссыльные, для которых выдворение в эти районы было наказанием. Данная категория лиц тяготела к крупным населенным пунктам Маньчжурии, и будучи не в силах найти легальный источник средств существования шла на совершение различных преступлений в Китае и сопредельной России. Именно нелегальные переселенцы и ссыльные были первоэлементами зарождения "хунхузничества", а весьма ограниченные полицейские возможности на столь обширных территориях - катализатором этого процесса.

Несмотря на ограничения миграции, китайцы уже к середине XIX в. составляли большинство населения региона. Они же были основным источником преступности не только в северо-восточных провинциях Китая, но и на новых, сопредельных с Китаем территориях России. До 1878 г. это объяснялось бесправным положением нелегальных мигрантов, не только не получавших помощи в обустройстве на новом месте, но зачастую терявших имущество в результате произвола местных властей. В 1878 г. все указы и постановления, запрещавшие или ограничивавшие переселение китайцев в Маньчжурию, были отменены. И уже в 1882 г. численность населения Гиринской провинции составляла от 6 до 8 млн. чел., а население провинции Хэйлунцзян, прираставшее самыми медленными темпами, в начале 1890-х гг. превысило 1 млн.чел. Уровень же преступности рос прямо пропорционально росту населения Маньчжурии.

В первой половине ХХ в. китайские преступные сообщества, действовавшие в пограничном пространстве между Россией и Китаем стали активно пополнятся подданными Российской империи. Так, в 1902 г. пограничный город Бодунэ был захвачен бандой, насчитывавшей до ста хунхузов, среди которых были и русские. Последние подъехали к запертым городским воротам и обманом уговорили стражу открыть их. Разграбление города было пресечено охранной стражей Китайско-Восточной железной дороги (далее по тексту КВЖД), уничтожившей около 100 и задержавшей 20 бандитов, 7 из которых оказались уроженцами Северного Кавказа.

В этих условиях масса "темного люда", находившегося в тылу российской армии, развивала как самостоятельную преступную деятельность, так и обьединялась с китайским криминалитетом. Так например, в июле 1906 г. смешанная кавказско-китайская банда похитила в Харбине китайского купца, получив выкуп в размере более 20 тыс. руб. В сентябре того же года в Харбине кавказцами был ограблен китайский банкирский дом, а спустя несколько дней - поезд на КВЖД.

В апреле 1907 г. участие "русских" в бандах хунхузов стало предметом оперативных сообщений начальника Заамурского округа погранстражи Н.М.Чичагова, адресованных представителю России в Пекине, Д.Д.Покотилову. Однако уже в мае того же года станция "Пограничная" дважды подвергалась налетам банды из 40-50 китайских хунхузов и 20 "черкесов", в результате чего был смертельно ранен начальник станционной охраны ротмистр Иванов. После этого случая Генконсул России в Харбине В.Ф.Люба заявил о необходимости срочных мер по выдворению из полосы отчуждения КВЖД "неблагонадежного кавказского элемента".

Среди "русских хунхузов" встречались не только кавказцы. Так, весной 1907 г. в окрестностях Харбина была обезврежена банда русских разбойников, возглавлявшаяся женщиной. В ноябре того же года на Восточной линии КВЖД китайскими военными был задержан рядовой 15-й роты железнодорожного батальона Заамурского округа погранстражи Ипарин, незадолго до того покинувший часть вместе с еще одним солдатом и укравший при этом 15 винтовок. Оба дезертира примкнули к хунхузам, действовавшим в районе станции Мулин.

Ситуация осложнялась еще и тем, что на фоне разгула трансграничной преступности, на заселяемых территориях стали создаваться отряды самообороны из местного населения, что в свою очередь приводило к разгулу самоуправств и самосудов, росту числа незаконных вооруженных формирований и как следствие к общему падению авторитета государственной власти, о чем свидетельствовали частые случаи открытого игнорирования российских законов как местным населением, так и китайскими мигрантами.

Следующий этап заселения восточных окраин азиатской части России характеризуется некоторым снижением миграционной активности иностранных подданных, что, прежде всего, связанно с началом гражданской войны и оккупацией этих территорий иностранными интервентами. Более того, в этот период наблюдается отток из России некоторых категорий мигрантов, часть из которых выдворялась принудительно. До начала чехословацкого мятежа в мае 1919 г., правительство вновь созданной РСФСР сумело организовать депортацию с территории Сибири и Дальнего Востока более 40 тыс. иностранцев, преимущественно китайцев и корейцев.

Однако руководство Российской коммунистической партии большевиков (РКП(б), пытавшейся установить советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке, быстро сориентировалось в непростой военно-политической обстановке и стало активно налаживать связи с обездоленным населением северного Китая и Кореи, что позволило в кратчайшие сроки заручится их поддержкой и даже привлечь на сторону Красной армии китайских добровольцев, в том числе и из хунхузов, а также другого криминалитета. Так, по мнению историка - востоковеда А.Г.Ларина, советская власть стремилась привлечь на свою сторону вооруженные отряды, действовавшие на территории Маньчжурии (по-видимому, те самые, кого местное население называло хунхузами).

Пытаясь избежать открытого военного столкновения с Японией, руководство советской России принимает решение о создании "буферного" государства - Дальневосточной Республики (ДВР), со столицей в г.Чита, которое просуществовало с 1920 по 1922 гг. Однако уже в первые месяцы существования ДВР на Дальнем Востоке и в восточной части Сибири развернулось крупномасштабное партизанское движение, активное участие в котором принимали китайцы, корейцы и даже монголы.

В марте 1920 г., на базе партизанских соединений при всесторонней поддержке РСФСР была образованна регулярная Народно-революционная армия (HPА) под командованием В.К.Блюхера, которая по сути являлась восточным авангардом Красной армии. Именно в боевых операциях НРА проявили свой военный талант: монголы Хатан-Батор и Чойбалсан, возглавлявшие монголо-бурятские воинские соединения; кореец Ким-ю-Чен, именем которого и сегодня названа одна из улиц в г.Хабаровске; преследуемый властями Китая как главарь крупной банды хунхузов, а в последствие командир красного партизанского отряда, китаец Син Диу.

Очевидно, что отечественные и китайские историки оценивают миграционные процессы между СССР и Китаем в 1920-е гг. неоднозначно и даже противоречиво. Однако нет сомнений, что именно они во многом предопределили вектор развития политических, национальных и экономических отношений в азиатской части России, оказавших существенное влияние на криминогенный фон, а также уровень общественной и государственной безопасности в указанном макро-регионе.

Ко времени образования ДВР, в южных и центральных районах Приморья отмечался значительный рост корейской диаспоры. Миграционная привлекательность этих территорий для корейцев была вызвана земельным изобилием и относительно либеральными по сравнению с действовавшим в то время на Корейском полуострове оккупационным режимом Японии. Граница же между Россией и Кореей в этот период охранялась весьма условно и уже к 1920 г. в Азиатской части России проживало до 100 тысяч корейцев, при этом в Приморском крае они составляли примерно 1/3 от всего населения. А центром расселения корейских иммигрантов стал Посьетский район, (совр. Хасанский район Приморского края). Корейские переселенцы в этом районе составили до 90% населения, что представляло реальную угрозу демографической и миграционной безопасности, а также суверенитету России в этом районе. Следует отметить, что к началу XX века на российском Дальнем Востоке действовали многочисленные корейские школы, работали издательства и выходили газеты на корейском языке. Вместе с тем, Россия стала и центром политической иммиграции. После оккупации Японией в 1905 г., Корейского полуострова, в Россию стали иммигрировать корейцы, преследуемые японскими властями за участие в сопротивлении. Кроме этого, на российской территории укрывались и разбитые японцами, корейские партизанские отряды. Переходили на российскую территорию и подразделения регулярной корейской армии, которые отказались подчиниться отданному японцами приказу о разоружении.

Установление советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке, а также связанные с этим политические и социально-экономические процессы, оказали существенное влияние на миграционную активность населения и структуру миграционных потоков в азиатской части России. Это же в свою очередь, оказало существенное влияние на формирование криминальных угроз и криминогенных рисков интересам миграционной безопасности государства в этих регионах.

Некоторые положительные аспекты иностранной иммиграции в азиатскую часть России нивелировались беспрецедентным ростом преступности, а также повсеместным нарушением пограничного, миграционного и таможенного режимов в сопредельных территориях, что в конечном счете оказывало негативное влияние на геополитические, экономические и даже оборонные интересы России в азиатском макро-регионе. Так, по отчетным данным МВД ДВР за второе полугодие 1921 г., число совершенных преступлений превысило количество преступлений за аналогичный период 1914 г. примерно в 400 раз. Недостатки пограничного контроля в виду нехватки ресурсов из-за чрезвычайной протяженности государственной границы, не освоенность природных ресурсов в приграничных территориях, а также существенные различия рыночных цен в России и сопредельных государствах восточной Азии, отсутствие договоров об экстрадициях преступников и часто недоброжелательные отношения властей сопредельных государств, создавали благоприятные условия для трансграничной преступности. Скрывавшиеся в Китае преступники, чувствовали себя вне опасности. Проживая там почти легально, они переходили на российскую территорию исключительно с целью криминального промысла.

Перенаселенность, безработица и политические процессы в Китае и Корее способствовали росту миграционной активности обездоленного населения. Почти в каждом населенном пункте приграничных территорий России проживали корейские и китайские переселенцы, которые занимались незаконной добычей и контрабандой драгоценных металлов, всевозможным браконьерством, контрабандой спирта и содержанием притонов, возделыванием мака и торговлей опиумом. Кроме этого, с наступлением сезонных работ в регионе появлялось множество бродячих китайцев, которые концентрировались в крупных волостных и уездных центрах, осложняя и без того неблагополучную криминальную ситуацию. Учет этих лиц был практически невозможным, так как большинство из них не имело каких - либо миграционных документов, а значит, и их пребывание в России признавалось незаконным.

Характеризуя влияние внешней иммиграции на криминогенный фон в сопредельных с Китаем территориях России, следует привести одну из цитат, опубликованных в 1926 г. в газете "Амурская правда": "Приискательство, контрабанда, спекуляция, бойкая торговля наркотиками и относительная безнаказанность всего этого в прошлом сделали из Амура уютное гнездо для всякого рода преступности и преступников. Вот что, кроме всех настоящих богатств, осталось в наследство. Вот с чем приходится бороться, не зная ни сна, ни отдыха, ни покоя местному угрозыску". О преступности в губернском центре - городе Благовещенске в этой же газете сообщалось: "Едва ли какой город на Дальнем Востоке опередил в этом Благовещенск. А причина: граница и граница. Благовещенск - удобная база для преступников, еще более удобный пересыльный пункт, где в неисчислимом множестве на окраинах разбросались "мокрые и сухие малины" (воровские гостиницы) для всевозможного "блага" (воров), где в изобилии в китайском квартале можно достать все средства вдохновения, необходимые для преступников: кокаин, морфий и опий, где быстро и даже выгодно можно сбыть уворованное имущество".

Одним из наиболее распространенных видов преступного промысла среди иностранцев, в пограничных районах Сибири и Дальнего Востока, в начале XX в. являлась контрабанда товарно-материальных ценностей которые часто имели стратегическое значение для вновь образованной республики, что вероятно было связанно с установлением запрета беспошлинного ввоза товаров на территорию России со стороны Японского моря, от Владивостока к северо-востоку вплоть до Николаевска, а также по течению Амура до Хабаровска. Беспошлинным перемещением товаров, занимались не только профессиональные контрабандисты, но и те, кто переходил границу в поисках сезонного заработка на золотых приисках, маковых плантациях и сборе дикоросов. В свою очередь, рост трудовой иммиграции был связан с разрушением промышленного потенциала региона за годы гражданской войн и социальных катаклизмов. Особенно это затронуло рыбный промысел, золотодобывающую и лесопромышленную отрасли, определявших экономический потенциал этих территорий.

Одной из особенностей золотодобычи являлось то, что в виду отсутствия серьезных финансовых вложений в развитие отрасли, разработка приисков велась мелко-артельным способом, либо старателями индивидуалами. В этой связи "золотничным" промыслом, часто занимались нелегально, а добытое золото, в целях дальнейшей легализации отправляли в Китай, Корею и Монголию, в основном контрабандным способом. Так, в период существования ДВР нелегальный трафик золота достигал 90 %.

Соблазн разбогатеть на незаконной добыче золота стимулировал приток иностранных старателей, многие, из которых пересекали российскую границу нелегально. Основную же часть легальных и нелегальных старателей составляли китайцы, которые еще в досоветский период организовали устойчевый трафик золота за рубеж. Но как уже отмечалось, часто золотодобытчики и контрабандисты сами становились жертвами грабежей и разбойных нападений. Масштабы легальной и нелегальной трудовой миграции были таковы, что накануне Февральской революции 1917 г., только на дальневосточных приисках трудилось от 25 до 35 тыс. иностранных рабочих и менее 8 тыс. россиян.

Ужесточение миграционной политики в первые годы советской власти и социально-экономические проблемы в Китае, спровоцировали значительный рост незаконных пересечений государственной границы. Особенно большое количество нелегалов поступало из приграничной провинции Чи-фу (совр. Шань-дунь), где плотность населения достигала 2 тыс. чел. на 1 км« и откуда отмечался интенсивный исход китайской бедноты в поисках заработка. Летом 1925 г. масштабы китайской миграции приняли угрожающий характер. Дальбюро ЦК РКП(б) и Дальревком создали специальную комиссию, однако, последняя фактически не смогла предпринят эффективных мер в предусмотренных законом рамка. Борьба с нелегальной миграцией сводилась к направлению многочисленных дел в отношении задержанных за нарушение иммиграционного режима в народные суды. Однако задержанных нелегалов часто не могли взять под стражу из-за переполненности тюрем, и они вновь нарушали миграционный режим, иные же меры в подобных условиях не могли эффективно противодействовать нарушениям государственной границы, сама же граница практически не охранялась, в виду отсутствия должных средств. Среди всех преступлений против порядка управления, преступления связанные с незаконным пересечением государственной границы только по Забайкалью составляли более 52 %, в Приморье и Амурской губернии эта цифра была значительно выше. Так, в октябре 1925 г. в Никольск-Уссурийский исправительно-трудовой дом за несколько дней было доставлено до 800 чел., и дело дошло до того, что помощник прокурора был вынужден распорядиться более не принимать задержанных в виду отсутствия свободных мест.

В Китае же получили распространение конторы по отправке людей в Приморье и Хинган для добычи ценного медицинского сырья - корней женьшеня, применяемого в восточной медицине. Цена женьшеня достигла 5 тыс. руб. за корень, что было сопоставимо с ценами на золото. Искателей женьшеня прибывало на российскую территорию от 4 до 6 тыс. в год, и все они пересекали госграницу незаконно, при этом создавая в глухих таежных районах нелегальные поселения. Так, по оперативным данным, в одном только Хабаровском уезде летом 1923 г. проживало до 3 тыс. корейцев и китайцев, 98 % из которых не имели разрешительных документов.

После завершения сезонных работ по сбору опия, добычи корня женьшеня и пантов оленя, часть незаконных промысловиков возвращалась на родину, другая оседала в многочисленных корейских и китайских поселениях. Однако выходившие с добычей по окончании сезона из тайги - "горбачи", "фазаны" и "белые лебеди" часто подвергались грабежам и разбойным нападениям хунхузов банды которых формировались из китайских нелегалов с началом сезона добычи золота, а также сбора опиума и ценных дикоросов. Борьба с ними требовала принятия специальных мер репрессивного, организационно-правового, дипломатического и иного характера. Так, 21 февраля 1924 г., в Амурской области отряд хунхузов численностью до 200 чел. совершил разбойные нападения на жителей приграничных сел - Жариково, Талово, Сергеевское и Комиссаровское в результате которых угнано около 200 лошадей, в селе Комиссаровском убито 9 чел., сожжены 9 домов и сельская школа. Бандитские налеты хунхузов, часто совершались исключительно ради угона лошадей. С ноября 1924 г. по февраль 1925 г. только в Амурской области было совершено 243 таких нападений. И только к 1930 году, хунхузничество, которое вошло в историю как опаснейшее проявление трансграничной и транснациональной преступности, в пределах территории СССР было уничтожено, что связанно, прежде всего, со значительным увеличением военного присутствия на границе с Маньчжурией и массовой депортацией китайцев, а также ужесточением пограничного и миграционного контроля.

Следует отметить, что плохо управляемые миграционные процессы в первой половине ХХ в., настолько отрицательно влияли на криминогенный фон, в сопредельных территориях азиатской части России, что на борьбе с криминальной миграцией и трансграничной преступностью в целом была сосредоточенна вся система безопасности СССР, действовавшая на этой территории , включая ее внутренние и внешние компоненты: правоохранительные органы, пограничная охрана и даже армейские соединения.

Незаконный оборот наркотиков и алкоголя в приграничных районах Восточной Сибири и Дальнего Востока, являлись благоприятный фоном для организации всевозможных притонов и проституции. Кроме традиционных причин, этому способствовали некоторые социально-демографические особенности этих регионов, а именно, соотношение мужчин и женщин в составе населения. Так, в среднем на каждые 100 представителей мужского пола приходилось 88 женщин, тогда как, например, в Псковской губернии на то же количество мужчин в составе населения приходилась 121 представительница женского пола. Кроме того, на Дальнем Востоке соотношение мужчин и женщин менялось в сторону увеличения мужского населения за счет постоянно прибывающих мужчин-иностранцев, особенно китайцев. Так, на 57 тыс. учтенных лиц мужского пола китайской национальности в 1925 г. приходилось всего 3 тыс. женщин-китаянок, в примерном соотношении - 100 мужчин на 5 женщин. К этому следует добавить десятки тысяч неучтенных государственной статистикой нелегалов, мигрирующих в регион на заработки или в поисках легкой наживы. Таким образом, преобладание в Дальневосточном регионе России мужского населения порождало спрос на соответствующие услуги, тогда как в ее европейской части преобладание женского населения создавало условия для предложений этих услуг. Так, в течение 1925 г., только на территории Дальневосточной области было обнаружено 236 притонов проституции, тогда как в 38 губерниях России в этом же году выявлено 240 притонов, что составило в среднем по 27-28 притонов на каждую губернию. Для сравнения: в 1925 г. в Забайкальской губернии было выявлено 55 притонов проституции, на Амуре - 56, в Приморье - 125.

На долю всей азиатской миграции в 20-е гг. ХХ в. приходилось 37,4% крестьянских хозяйств и 59% всей частной торговли. На них и была в первую очередь направлена, объявленная советской властью, экспроприация частной собственности. Первые экспроприации были проведены еще в начале гражданской войны, нередко на основании постановления местных властей или "реввоенсоветов". Однако уже в 1927 г. был принят закон, на основании которого имущество, изъятое до 22 мая 1922 г., не возмещалось собственнику, в какой бы, то не было форме. Это же правило распространялось и на иностранцев. Утратившие имущество иностранцы безрезультатно жаловались в свои посольства и дипломатические представительства в Сибири, на Дальнем Востоке, и даже Москве.

Другой способ разорения предпринимательского сообщества иностранных мигрантов характеризовался чрезвычайно обременительной налоговой политикой и принудительными государственными займами. Кроме этого, наиболее предприимчивым мигрантам советская власть инкриминировала контрабанду, незаконный оборот оружия и наркотиков, нарушение пограничного режима и шпионаж. В связи с этим, мигрантов осуждали к различным наказаниям, либо переселяли в еще более отдаленные места или выдворяли за пределы СССР. Советская администрация всячески способствовала вытеснению мигрантов, особенно с территории азиатской части РСФСР.

В этот период значительно увеличился поток учебной и трудовой миграции в СССР из Китая, Корейской Народной Демократической Республики и Монголии. Однако уже в 1964 г. в виду территориальных разногласий между КНР и СССР возник острый дипломатический конфликт по поводу отстаивания китайской стороной права проживания китайцев в поселениях на спорных территориях. Кульминацией конфликта явился вооруженное столкновение на пограничном острове Даманском (р. Уссури), что фактически привело к разрыву дипломатических отношений между КНР и СССР. В результате этого конфликта миграционный обмен между двумя государствами, практически не осуществлялся на протяжении более чем двух десятилетий.

Миграционный процесс между Китаем и СССР был восстановлен с нормализацией политических, а как следствие социальных и экономических отношений, на рубеже 1980 - 1990-х гг., после очередной смены общественно-экономических формаций. Известно, что после распада СССР, вновь образованную Россию охватил один из жесточайших и глубоких за всю предыдущую историю кризис, приведший к деградации все сферы общественных отношений, и для измученных экономическими проблемами россиян приход китайских коммерсантов и товаров было своего рода спасением.

Уже в 1993 г. Россию посетили более 750 тыс. китайцев. Не готовые к приему такого количества иностранных мигрантов административные и правоохранительные органы РФ не были в состоянии организовать эффективный контроль, и даже учет прибывающих иностранцев. В этой связи 6 декабря 1993 г. правительством, правда с большим опозданием был установлен визовый режим пересечения Государственной границы РФ для китайских граждан, а 16 декабря был издан Указ Президента России "О мерах по введению иммиграционного контроля в пунктах пропуска через границу". 23 декабря 1993 г. состоялось подписание межправительственного соглашения "О визовых поездках граждан России и КНР". И только в 1994 г., когда неконтролируемые иммиграционные потоки фактически захлестнули страну и стали реальной угрозой национальной безопасности России, были созданы посты иммиграционного контроля.

Однако следует отметить, что в этот период характер и структуру иностранной миграции оседающей в восточной Сибири и Дальнем Востоке в основном определяли граждане КНР, так как на их долю приходилось примерно 86% от всей внешней миграции на этих территориях России. И только в Западной Сибири и азиатской части современного Уральского ФО, начинала активизироваться миграция, из ставших независимыми в результате распада СССР, государств Средней Азии и Закавказья.

Вторая половина 1990-х и начало 2000-х гг., отмечены специалистами, как период высокой миграционной подвижности населения. Наблюдается динамичный отток постоянно проживающего в азиатской части России населения, как в западные и юго-западные регионы страны, так и за рубеж. Совокупные демографические потери Дальневосточного ФО в этот период по примерным подсчетам составили 1,8 млн. чел, что равно 22% от максимальных показателей проживающих в округе. Отток населения из Сибирского ФО - более 800 тыс. чел, что составило 4,2% от общей численности населения. И только в азиатской части Уральского ФО демографическая ситуация характеризовалась как относительно стабильная, здесь миграционный отток населения не превышал 1 - 1,2% и это в основном за счет перераспределения населения между азиатскими и европейскими регионами.

На фоне миграционной убыли населения азиатской части России наблюдается динамичный рост внешней миграции, значительная часть которой нелегальная. А вновь созданная система миграционного учета и контроля проявляла свою несостоятельность в виду: отсутствия опыта подобной деятельности в советский и постсоветский период; недостатков миграционного законодательства и неразвитости административного регламента деятельности ФМС России; высочайшего уровня коррупции, поразившей правоохранительную систему вообще и систему регулирования миграционных отношений в частности. Но если в европейской части Росси недостатки контроля над миграционными процессами, включая противодействие незаконной миграции и миграционной преступности в целом, компенсировались высокой плотностью собственного населения, а также растущей потребностью в новых производственных силах, которые в основном пополнялись за счет трудовой миграции, включая и ее нелегальную составляющую, то на этом фоне в азиатской части России масштабы неконтролируемой миграции стали приобретать угрожающий характер.

В СМИ и других источниках информации стали высказываться мнения об угрозе иммиграционной экспансии и о постепенном, но вместе с тем неизбежном отчуждении от России ее азиатских территорий, что в свою очередь провоцировало еще больший отток местного населения . Так, например, в статье "Перспективы китаизации России" опубликованной в одном из номеров достаточно авторитетного публицистического издания "Российская Федерация сегодня", фактическое число китайцев прибывающих на территории нашей страны оценено в 8 млн. человек (это, рекордная цифра в том смысле, что большей не называл никто). По мнению автора публикации, китайские общины существуют автономно в лесах, куда не "суются" даже представители правоохранительных органов. Думается, что приведенная цифра несколько завышена. Да и условия размещение нелегалов куда более банальны, в отличие от представленных автором статьи, так как они более безопасно себя чувствуют в больших городах, но при этом действительно, часто образуют зоны компактного проживания. Однако стоить заметить, что автор публикации имел в виду только лишь китайских мигрантов. Но вот их совокупность, безотносительно стран происхождения, в реальности может исчисляться несколькими миллионами человек.

Пик миграционной активности, в том числе и незаконной, по оценкам экспертов был отмечен в 2006 г. Так, ФМС России было зарегистрировано 1,14 млн. трудовых мигрантов, в свою очередь число нелегалов, по разным оценкам, составляло от 6 до 10 млн. А со слов руководителя службы К.О. Ромодановского, на 2136 тыс. зарегистрированных иностранцев, приходилось от 5 до 7 млн., проживающих без регистраций. Сегодня можно констатировать, что в целом ситуация взята под контроль, кроме решения вопроса в принципе, с точки зрения принятия решения о формировании обоснованной и надежной системы обеспечения миграционной безопасности России и особенно ее наиболее важной криминологической составляющей.

Ретроспективный анализ развития миграционных процессов в азиатской части России, с позиции влияния этих процессов на состояние миграционной безопасности государства вообще и криминологической составляющей этого явления в особенности, позволил прийти к выводу об исторической преемственности, взаимообусловленности и аналогичности соответствующих процессов сегодня. Исторический опыт свидетельствует о тесной, корреляционной зависимости между характером осуществляемой государством миграционной политики, миграционными процессами и состоянием миграционной безопасности государства.

История освоения азиатской части России связана как с позитивным, так и негативным влиянием иностранной миграции на освоение и развитие региона. Однако иммиграция из ряда стран Юго-восточной Азии и особенно из Китая, в разные исторические периоды оказывала неблагоприятное воздействие на криминогенный фон и миграционную безопасность в целом, которые часто обеспечивались по средствам применения репрессивных методов связанных с использованием полицейских и даже военных средств.

Очевидно, что многие из проблем криминологического обеспечения миграционной безопасности азиатской части России не утратили актуальность и сегодня. Так демографические, геополитические, экономические и иные особенности освоения региона способствовали высокой миграционной активности населения. Однако приоритеты интенсивного заселения отдаленных территорий, снижали актуальность совершенствования государственного контроля над миграционными процессами, что, в свою очередь, создавало условия для нелегальной миграции и миграционной преступности.

Освоение азиатских территорий России представляется как перманентный миграционный процесс, характеризуемый, разными историческими периодами, с которыми связанны изменения миграционной политики, влияющие на миграционную активность населения и сопутствующий криминогенный фон. Очевидно, что современные тенденции влияния миграционных процессов на криминогенность в федеральных округах Азиатской части России обусловлены историческим наследием, а также событиями, которые происходят в России и за ее пределами сегодня.

Одной из наиболее очевидных примет современности является глобализация экономики, которая создает условия для образования единого мирового хозяйства, стимулирует миграцию производительных сил и капиталов независимо от государственных и политических границ. В этой связи, следует выделить несколько направлений наиболее интенсивной глобализации: мировые коммуникационные и информационные сети, финансовые проекты, масс-медиа, международное сотрудничество в жизненно важных для человечества сферах (международная безопасность, охрана экологии и так далее), международные миграционные процессы.

Опыт глобализации свидетельствует и о распространении теневых, преступных видов деятельности, которые тоже приобретают глобальный характер. Не является исключением и увеличение масштабов нелегальной миграции, что сегодня представляет одну из наиболее серьезных угроз национальным интересам России, и в первую очередь в ее пограничном пространстве. В этой связи вполне обоснованно Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года акцентирует наше внимание на "обострении мировой демографической ситуации и проблемах окружающей природной среды, возрастании угроз, связанных с неконтролируемой и незаконной миграцией, наркоторговлей и торговлей людьми, а также другими формами транснациональной организованной преступности". Среди названных, особенно выделяется опасность, которая часто сопровождает миграционные процессы или являющаяся их следствием - "распространение эпидемий, вызываемых новыми, неизвестными ранее вирусами".

По утверждению экспертов, именно транснациональные преступные сообщества проявляют наивысшую активность в создании на разных участках Государственной границы РФ устойчивых каналов незаконной миграции. Попытки организовать трафик нелегальной миграции сосредоточенны, на дальневосточном, юго-восточном и западном направлениях. Наиболее сложная ситуация в плане контроля над миграционными потоками, при въезде в Россию отмечается на российско-китайском и российско-казахстанском участках государственной границы, а при выезде из России - на российско-финляндском, российско-украинском и прибалтийском участках.

Как было отмечено в предыдущем параграфе, многие из криминологов разделяют мнение, что миграция часто является криминогенным фактором, а миграционная преступность ее фоновым сопровождением. Очевидно и то, что некоторые правонарушения объединяемые понятием незаконная миграция при определенных условиях содержат признаки составов преступлений, предусмотренных различными статьями УК РФ. В этой связи, именно криминальным аспектам незаконной миграции следует уделить особое внимание, учитывая их повышенную общественную опасность.

Однако следует учитывать, что это видовое распределение миграций основано лишь на официальных данных. Аналогичное распределение среди нелегальных миграций может, как исключать отдельные их виды, так и представлять иное соотношение сопоставляемых градиентов. Так, опрос иностранных мигрантов, содержащихся в изоляторе временного содержания для задержанных за нарушение миграционного законодательства, показал, что до 60% респондентов пользовались услугами так называемых "вербовщиков", которые за определенную плату выполняли посреднические функции между потенциальными работодателями и иностранными работниками. Кроме этого, в целях обеспечения нелегальной трудовой деятельности вербовщики организовывали доставку, фиктивную регистрацию и незаконное проживание иностранных работников. А в случаях возникновения трудовых конфликтов, связанных с ненадлежащим исполнением сторонами неоформленных в законном порядке обязательств, выступали в роли посредников по их разрешению. Эту категорию трудовых мигрантов вполне обоснованно можно отнести к незаконно-организованной миграции. А лиц, выполняющих вышеназванные посреднические функции, - к ее организаторам, что при наличии соответствующих условий может содержать признаки преступлений, предусмотренных частями 1 или 2 статьи 322.1 УК РФ.

Относительно свободы волеизъявления нелегальная миграция часто носит вынужденный или принудительный характер, что вызвано неспособностью "гастарбайтеров" оплатить все необходимые расходы в связи с легальной трудовой миграцией (оплата проезда, оформление виз или других разрешительных документов, расходов, связанных с законностью пребывания в принимающем государстве и так далее). Часть из опрошенных обосновывали свое незаконное пребывание материальной несостоятельностью в связи с оплатой долгов перед вербовщиками или работодателями, ссудившими средства на первичные расходы по трудовой миграции.

Очевидно, что миграционные процессы в современной России существенно отличаются, например, от периода заселения и освоения сибирских или дальневосточных окраин Российской Империи. Кроме этого, наблюдаются существенные различия в миграционных процессах советского и начального постсоветского периодов, что тоже вполне естественно на фоне меняющихся геополитических, демографических, экономических и социальных условий, особенно, в наиболее отдаленных азиатских территориях Российской Федерации. Вероятно, что такие изменения вызваны, влиянием на миграционный климат в регионе вышеперечисленных условий сопредельных России государств - КНР, КНДР, Казахстана, Южной Осетии, Украины и Белоруссии. А так же в тех странах, которые хоть и не имеют общих границ с Россией, но традиционно являются ее миграционными "донорами" (прежде всего государства Закавказья и Средней Азии).

Развитие транспорта, информационных коммуникаций, культурных, политических и экономических связей, привели к значительному увеличению масштабов международной миграции, что в соответствии с принятой в демографии и экономике терминологией определяется как "диссонирующий миграционный тренд". Но главное, изменились качественные характеристики миграций населения - структура, типология и состав. Такие существенные изменения в современных миграционных процессах неизбежно отразились на всех сопутствующих миграции явлениях, включая преступность и некоторые аспекты безопасности личности, общества и государства в целом.

Анализируя влияние демографической ситуации на миграционную активность населения в азиатском макро-регионе, необходимо обратить внимание на соотношение плотности населения в сопредельных с Россией государствах, активно участвующих в международных миграционных процессах, преимущественно в качестве миграционных "доноров". Это же, в свою очередь необходимо для глубокого и всестороннего изучения криминогенных факторов влияющих на состояние миграционной безопасности.

За последние 10 лет, плотность населения в сопредельных с Россией территориях КНР увеличилась в несколько раз. Это связано с динамикой естественного прироста населения и проводимой в Китае политикой интенсивного заселения северных приграничных провинций. На этом фоне и без того немногочисленное население Сибири и Дальнего Востока России за последние 20 лет, по результатам переписи 2010 года, сократилось более чем на 2 млн. чел. В результате, плотность населения в Дальневосточном ФО ниже, чем в некоторых районах КНДР и КНР, более чем в 100 раз.

Эти сведенья являются серьезным основанием для принципиального пересмотра региональной экономической, демографической, а следовательно, и миграционной политики. Так как важнейшей из задач правительства любой страны, желающего сохранить суверенитет в пределах своих территорий, во все времена было сопоставимое с сопредельными государствами заселение этой территории своими гражданами и обеспечение условий для ее экономического освоения. Учитывая проблемы Сибирского и Дальневосточного федеральных округов, это должно быть стратегической задачей, которая продиктована как экономической целесообразностью, так и геополитической необходимостью.

По оценкам демографов, кроме восточной Сибири ухудшение демографической ситуации в большей степени затронуло приграничные регионы Дальневосточного ФО, где проживает немногим более 6 млн чел. С 2002 г. отток населения из Чукотского автономного округа составил 42 %, Магаданской области - более 30 %, Амурской области - до 16 %. В то же время на сопредельных территориях северо-востока КНР более 100 млн чел. не имеют постоянной работы. Поэтому вполне объяснимо стремление определенной части китайцев к переселению в Сибирский и Дальневосточный ФО России, которые к тому же воспринимается ими как исконно китайские территории.

Следует признать, что одной из особенностей отечественной миграционной политики постсоветского периода является то, что она соответствует исключительно принципам экономической целесообразности, часто вопреки интересам безопасности включая и их криминологическую составляющую. Однако уже сегодня можно привести множество примеров, когда экономический рост за счет массовой и дешевой трудовой миграции впоследствии был нивелирован серьезными социальными проблемами, которые в последствие приводили к формированию комплекса криминогенных опасностей: росту социальной напряженности в связи с нарушением традиционного в странах реципиентах этнического баланса и распространению этнических анклавов, националистических настроений и ксенофобии, межэтнических конфликтов и национального экстремизма. Кроме этого, обусловленная экономическими интересами либерализация миграционной политики в ряде европейских странах привела к масштабным социальным конфликтам на межэтнической почве, что свидетельствует о несостоятельности и постепенной деградации распространенной в Англии, Австрии, Германии, Голландии, Франции и странах Скандинавии политики мультикультурализма. Вполне вероятно, что подобные подходы к формированию миграционной и межнациональной политики является проявлением "неоколониализма", что с одной стороны продиктовано желанием нивелировать последствия прежней колониальной политики этих стран, но с другой же, обеспечить свои экономики дешевыми трудовыми ресурсами. Однако уже сегодня становиться понятным, что ослабление миграционной безопасности и взаимосвязанных национальных интересов этих государств приобретает необратимый характер.

Из истории развития миграционных отношений в России, и особенно периода интенсивного освоения ее наиболее отдаленных приграничных территорий, достаточно четко прослеживается то, как эволюционировало миграционное законодательство сообразно принимаемым политическим решениям. Не является исключением в этом смысле и современный период развития правоотношений в сфере и по поводу государственного управления миграционными процессами .

На вопросы о том, соответствует ли современное миграционное законодательство России интересам общественной и государственной безопасности, а также отвечает ли оно современным требованиям обеспечения государственного управления и контроля над миграционными процессами, более половины опрошенных экспертов из числа сотрудников ФМС, Пограничной службы ФСБ России, а также сотрудников иных правоохранительных органов, чья деятельность связанна с различными аспектами обеспечения миграционной безопасности, ответили отрицательно.

Высказанное при интервьюировании специалистов мнение о целесообразности внесения изменений и дополнений в Уголовное законодательство России относительно уголовной ответственности за злостные нарушения требований миграционного законодательства, а также ужесточения ответственности за совершение уже включенных в УК РФ преступлений миграционного характера, нашла активную поддержку среди опрошенных экспертов. Кроме этого, значительная часть специалистов поддерживает идею о наделении ФМС правом осуществлять оперативно-розыскную деятельность и дознание по соответствующим категориям уголовных дел. Кроме этого, значительная часть экспертов поддерживают инициативу введении института поручительства иностранных диаспор за своих соотечественников, находящихся на территории России и связанной с этим обязанностью сотрудничать с органами государственной власти в случаях привлечения к уголовной ответственности членов иностранных диаспор.

В завершение аналитического обзора факторов влияющих на криминогенный фон, сопровождающий миграционные процессы, следует уделить внимание социальным и этнокультурным компонентам этого факторного комплекса. В этой связи, необходимо уточнить, что в формате настоящего исследования, социальные факторы рассматриваются в контексте межэтнических отношений, которые определяются способностью и желанием коренного населения поддерживать подобные отношения с представителями иностранной миграции на межличностном и корпоративном уровнях, а также взаимном желании иностранцев соблюдать этические и правовые нормы принимающей стороны. При этом, социальные и этнокультурные факторы тесно взаимосвязаны, но не тождественны, так как этнокультурные факторы охватывают только ту часть межэтнических отношений, которые основываются на национальных обычаях, традициях, религиозных устоях, идеологии и т.п.

Примерно 2/3 опрошенных из числа представителей коренного населения в шести субъектах Российской Федерации расположенных, как в европейской, так и азиатской частях, считают, что готовы выстраивать межличностные и корпоративные отношения с иностранными мигрантами при условии неукоснительного соблюдения российских законов, обычаев и традиций, и только 1/3 респондентов, акцентировала внимание на связанных с иностранцами проблемах экономического или политического характера. Однако 96% опрошенных, среди основных проблем межэтнического общения назвали взаимное нежелание воспринимать традиционные правила и неудовлетворительное владение иностранными мигрантами русским языком. Более 82% респондентов высказали опасения по поводу распространения мест компактного, обособленного проживания мигрантов.

Результаты опросов экспертов, в значительной части коррелируют с результатами изучения общественного мнения, проведённого ВЦИОМ 28-29 января 2012 г., который показал, что наибольшее одобрение общества вызвала инициатива противодействовать образованию локальных национальных анклавов - ее поддержали 79% опрошенных. Немногим меньше - 67% респондентов, уровень одобрения идеи введения обязательных для иностранных мигрантов тестирования на предмет знания русского языка, российских обычаев, основ государства и права. Мнения о необходимости ужесточения миграционного режима и введении уголовной ответственности за нарушение правил и норм регистрации разделяют 77% опрошенных. Ответы же опрошенных респондентов распределились следующим образом (см. таблицу 4):

Следует отметить, что в результате анализа фабул уголовных дел, возбужденных в отношении иностранных мигрантов за совершение различных преступлений против личности, собственности, общественной безопасности и общественного порядка, государственной власти и других, было установлено, что большинство из фигурантов этих уголовных дел, впервые совершили преступления, в период, прибывая в России. Мотивы же совершения этих преступлений различные. Однако многие высказывались о том, что на родине они подобных деяний никогда бы не совершили, в основном по причинам этического характера (более уважительного отношения к женщинам, моральной ответственности перед родственниками и знакомыми, представителями духовенства традиционных религий и т.п.), а также из боязни кровной мести или уголовной ответственности по законам стран постоянного проживания. Контент-анализ материалов СМИ и других источников информации позволяет прийти к выводу о том, что значительная часть социальных конфликтов, в которых участвовали лица определенных национальностей или этнических групп, случившихся за последние 10 лет, возникали из за социальных, этических или религиозных противоречий. При этом повод для разрастания конфликта, как правило, был незначительным, но выражался в агрессивном поведении, унижении чувства национального (религиозного) достоинства, а часто и законных требованиях представителей власти.

Ранее было отмечено, что одной из наиболее важных проблем в организации управления миграционными процессами включая профилактику преступности мигрантов и ослабление социальной напряженности возникающей на фоне связанных с миграцией проблем, является распространение этнических анклавов или мест компактного проживания иностранных мигрантов, что, по мнению экспертов, оказывает заметное негативное влияние на криминогенный фон. Со слов главы ФМС России, появление национальных анклавов уже осложняет оперативную ситуацию. "С одной стороны, живя в одном районе, мигрантам легче адаптироваться в новой стране, но с другой - они фактически создают "государство" в государстве, живут по своим законам и вытесняют местных жителей со своей территории". Например, в Приморье, Амурской и Еврейской автономной областях существуют целые китайские вотчины. В целом же для Сибири и Дальнего Востока сегодня характерно явление китайского или корейского "леспрома". Леспромхозы отдают таежные деляны под освоение иностранным предпринимателям. В дальнейшем на этом месте селятся иностранные гастарбайтеры. Это, часто приводит к конфликтам между иностранцами и местным населением. Подобные явления способствуют росту национализма и этносепаратизма, политического и религиозного экстремизма. Создают условия для возникновения межнациональных конфликтов.

Наиболее заметной особенностью современных миграций в Россию, с точки зрения влияния этих процессов на сопутствующий криминогенный фон, является существенное изменение структуры миграционных потоков в сравнении с иными периодами отечественной истории. Структурные изменения отразились на причинно-мотивационных характеристиках иностранной миграции, а также ее половозрастном, национальном (этническом) составе. Наиболее контрастны, изменения в структуре миграционных потоков в азиатскую часть России, что, прежде всего, связанно с ростом миграционной привлекательности этого макро-региона и либерализацией миграционной политики государства. Так, в Уральском и западной части Сибирского ФО кроме традиционного присутствия мигрантов из Средней Азии и Закавказья наблюдается некоторый прирост миграции из стран восточной Европы и Африки, а также значительный рост миграции из стран юго-восточной Азии, особенно из КНР и Вьетнама. В восточной части Сибирского и Дальневосточного ФО на фоне традиционной миграции из КНР и КНДР наблюдается значительный рост миграции из Средней Азии и Закавказья. Незначительный рост демонстрирует миграция из стран восточной Европе, преимущественно из СНГ. Кроме этого отмечается незначительная миграционная активность граждан США и некоторых стран западной Европы, в основном для участия в совместной разработке полезных ископаемых в северо-восточной части Сибирского и Дальневосточного ФО (нефти, газа, редкоземельных металлов и т.п.). В этих же федеральных округах, наблюдается незначительный рост трудовой миграции из Индонезии и Малайзии для работы в лесопромышленном комплексе. На этом фоне, в период с 2010 по 2013 г.г., отмечается незначительное снижение миграции из Вьетнама (от 3% до 6%). Особенно эти тенденции характерны для Сибирского и Дальневосточного ФО, что вероятно связанно с особенностями организации занятости этой категории мигрантов и принятых ограничениях, относительно занятости иностранцев в некоторых секторах розничной торговли.

Бесспорными лидерами по привлечению иностранных рабочих в Уральском ФО являются: Свердловская и Челябинская области, а также Ханты-мансийский и Ямало-ненецкий автономные округа. В Сибирском ФО - Красноярский край, а также Новосибирская и Иркутская области. В Дальневосточном ФО - Амурская область, Приморский и Хабаровский края. В указанных субъектах РФ трудятся более 60% официально оформленных на территориях азиатской части России иностранных рабочих. Наряду с этими данными особого внимания заслуживает и то, что названные административно-территориальные образования лидируют в своих федеральных округах по количеству лиц, привлеченных к административной или уголовной ответственности за деликты и преступления, посягающие на установленный в РФ порядок миграции населения. Исключение составляют Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа, где в основном задействованы легальные трудовые мигранты ввиду особых условий работы в нефтяных и газодобывающих отраслях.

Изучение изменчивости структуры миграционных потоков относительно государственной и этнической принадлежности в наиболее привлекательных для иностранной миграции регионах азиатской части России, а также сравнительный анализ соответствующих результатов правоохранительной деятельности позволили предположить о наличии зависимости между меняющейся структурой миграции и некоторыми характеристиками миграционной преступности. Выдвинутое предположение основывается еще и на ранее проводимых исследованиях по уголовному праву и криминологии, в которых высказываются мнения о наличии устойчивых причинно-следственных связей между изменениями в миграционных процессах и соответствующими показателями миграционной преступности.

Наименование позиции и год	2008	2009	2010	2011	2012	2013
Преступления, связанные с нарушением установленного порядка миграции населения, в том числе предусмотренных ст. 292.1, 322, 322.1УК РФ и 327 УК РФ в связи с незаконной миграцией:	2126	3062	6667	6765	7228	7196

Показатель	КНР	Россия	Градиент
Плотность населения чел/кв.км	83,9	3,6	23,3:1

Показатель	КНР	Россия	Градиент
Распределение ВРП (валовый региональный продукт), $ тыс./ км	86,6	4,4	19,7:1
ВРП на душу населения, руб./ чел.	28803	30531	1:1,06

Вы согласны или не согласны со следующими предложениями? (закрытый вопрос, один ответ по каждой позиции)
Ужесточить миграционный режим, ввести уголовную ответственность за нарушение миграционных правил и норм регистрации	Скорее согласен	77%
		Скорее не согласен	12%
		Затрудняюсь ответить	11%
	Ужесточить правил регистрации и санкций за их нарушение	Скорее согласен	75%
		Скорее не согласен	13%
		Затрудняюсь ответить	12%
	Противодействовать появлению локальных национальных анклавов	Скорее согласен	79%
		Скорее не согласен	8%
		Затрудняюсь ответить	13%
	Ввести для иностранных мигрантов тестирование по русскому языку, российской истории, основам государства и права	Скорее согласен	67%
		Скорее не согласен	17%
		Затрудняюсь ответить	16%

Государства выбытия	Доля иммигрантов (%)
Таджикистан	29
Узбекистан	19
Кыргызстан, Казахстан	18
Армения, Азербайджан	7
Украина	4
Белоруссия	3
Молдова	2
государства Балтии	1
КНР	12
Афганистан, Вьетнам, Индонезия, Малайзия	4
Представители миграций из иных стран, в отдельности не оказывающих существенного влияния на структуру миграционных потоков	2

Оставить комментарий © Copyright Воронин Сергей Эдуардович (vorona64@inbox.ru) Размещен: 04/09/2015, изменен: 04/09/2015. 245k. Статистика. Статья: Политика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Коллективный труд ученых Сибири и Дальнего Востока, посвященный криминологическим и криминалистическим проблемам миграционной безопасности России

Воронин Сергей Эдуардович : другие произведения.

Теория и практика расследования преступлений в сфере миграционной безопасности