Сентябрь, десятые, озеро-море близ Ярославской дороги.
Падают, падают искры,
Стужу и лёд золотят.
Будто - полёт их немыслим -
И умирать - не хотят.
Падают, падают листья.
Стынет аллеи ряд.
И над закатом - повиснув,
Грозного неба набат.
Розовый след созерцаний,
Бедности счастье в дыму.
Будто - ни с чем расставаний,
Будто никто - никому
Эти слова не прошепчет,
И, не простя, - не уйдёт.
Так листопадова нежность
Бьётся о будущий лёд.
Долог был час у скитаний,
Дольше всегда - у разлук.
Но от внезапных сгораний -
Чаша невыпитых мук.
Вновь до краёв долитая,
Не докоснувшись небес,
Падает, падает, тая, -
Жизнь, - не узнавши конец.
Октябрь, третье, после пруда.
Безлучье в бескрайней тиши..
Безмолвье бездонной души.
Горсть пепла, распутье дорог.
Кто верил, кто знал, - тот Бог.
Кто вновь мир узнал - былым.
А нынче - в подножье - дым.
Дым ветра, листвы, дождя.
Того - угадать нельзя.
Кому не осталось - быть.
У голых ветвей - в небо взрыв..
И музыки слышной - тень,
И - то ли ночь, то ли день...
И то ли свет, то ли мрак
ОН вновь всё оставил - так...
Конец октября
Метели в перехлёст с дождём.
Дождись же ночи... а потом
Её оледенелым дном.
Тень бытия заставит с жизнью
Проститься... или же опять
Ты будешь долго созерцать
Метелью ветви вновь скрещать
И - литься...
Но не рожденьем торопиться...
Метелью выбитым окном.
21-е, ноябрь
________________________________________
У безоглядной тишины -
Час полнолунья. Миг заката.
Всё сковано, всё в лунных пятнах;
В молочный струях белизны.
Бездонность сна... стволов раздетых
Голубизна и тень. Во тьме
Нет ни вопросов, ни - ответов,
Конца - ни жизни, ни зиме.
Рощ островных седая тень,
Ветвей - зигзаги, вскрик, дыханье.
Ты тишиной - опять одень
Благое с жизнью расставанье.
Здесь - больше ночи длится день,
Здесь - больше дня - смерть и скитанье...
Но в безоглядной тишине
Безумье, сладость созерцанья;
Подлунных стай слёт, стон, рыданья,
Всё - как бессонница - во сне.
26-е, ноябрь, лес...
\
Там в плену у нахмуренных сосен и елей встаёт - послесловье заката.
Бессловесным раскатом день нахмурился, - жаждет и плачет и пьёт.
Замерзает и жжёт даль белёсая в ярком тумане начата.
И обрыв - как разбег; черным устьем реки будто - жалобой в пропасти вод.
Одиночество - больше, чем жизнь, как б отчаянье вслед не тянуло
Провести нить дорог, заметая чужие следы...
Там закат выпьет день; будто клочьями этими сдуло
Ожидаемой где-то надежды благие черты.
Есть у дня окончанья счастливый надлом - он бесцветен,
Он неслышен и тих, он же узок петлёю дорог.
И лишь только растает закат - чьей-то тенью
Он шуршит листвою и камнем; водою талой у ног.
Он заставит всё вспомнить, того, что с тобой не бывало
Или было, но кончилось днём, или днями вперёд.
Косогорная тень у оврага закат красноглавый впивала...
Превращая нагие струи в поднебесье в холодный и каменный лёд.
Двенадцатое декабря, бессонница.
После Авдотьино, Громково, Воскресенского.
Над Ворей.
Белой бурей снежной ветви бились нежно.
Чёрный лес был прежним - раем для отверженных...
Черный лес - как смерчем, - всё костром да ветром,
Этот мир стал смертью, но душа - лишь пеплом.
За концом начало.... ветром всё скликало
Жгло... и созерцая, чаще умирало...
Этот мир был тесен; был тюрьмой да песней.
Тех, кто не воскреснет. Кто уже воскрес, но...
Тринадцатое. Пустота и холод. Всё почти безнадежно.
Над чашей низкою пруда
Где слепнут в солнцах трели,
Мой дом бездомьем был туда -
Куда ведут аллеи.
Мой дом несчастье и беда
И боль, и сожаленье.
И не стоять здесь никогда
Ему - средь звёзд сплетенья.
В озёрах высохла вода -
Пролёт, провал, забвенье.
И будто - осени смятенье
Как будто это навсегда.
И в белом полыме у неба
След гроз - как будто без следа.
Снег стает, высохнет вода
И снова ты как будто не был.
След слёз, благая немота,
Молчанье в этом синем небе...
Мой дом бездомьем был всегда
А может быть и - не был.
Тринадцатое.
Лес облачён - в чёрном мокром крыле
Лес обречен править жизнью во сне.
Лес бел и чёрн.
Он - одинок в светлой неба игле.
В каждом стволе, в ветви, в ветра игре.
Лес - растворён.
В зверстве, в ничтожестве жизни людской,
Лес - как святой.
В белом безмолвии - смерть и покой,
Лес в белостволии как голубой.
Он не разбужен безлунья порой,
Море и - боль.
Семнадцатое декабря.
Б У Л Ь В А Р Ы
Сейчас опять чисты бульвары
От посторонних вскользь - шагов...
Так - полнолунье - ищет слов;
В цепь невесомую ограды
Слились на страже чьих-то снов.
Всегда тебя боготворя,
Как будто тихо умирая,
Уже - из ада иль из рая, -
Брожу, чернее декабря.
И перелистывая день,
Что мраморно застыл - в аллеях,
Я ничего уж не жалею...
А только жду, когда апрель
Зажжёт белёсые ручьи,
Лавиной яркой заискрится,
И вновь те бледные лучи
Над городом взлетят, как птицы.
Бульваром - видны дня сирень,
Дождя потоп, ветвиный вихрь;
Там белой осени моей
Был узнан цвет, - взопей и вникни!
Переплетаются слова
У окон - каменной преградой
И - никого не ждут.... так надо
Так с смертью, выросши едва.
Цвет чёрный - сушит декабрём
Воспоминанья, даты, мысли.
Зигзагом чёрным их нанизан
Тот плач по городу - вдвоём.
Они бездонные ручьи,
Так не уведшие куда-то.
Бессонницей жестокой - спят ли
При свете призрачной свечи?
31-е, декабрь 2004 г.
После жизни
Лик застывший зимы за туманным окном
Одиноким, неведомым бился огнём.
Память стыла скитаний и жгла по ночам;
Одиночество - сон, одиночество час,
Одиночество - вечность. Как бездной - в метель
Укрывается мир... Одиночество - тень;
Ожидание смерти, - желанной, чужой,
Одиночество - след, одиночество - боль...
В переулках ночных, не воскресших при свете дневном,
Станет уже, теплей и слышней тишиной,
Кто родился, полжизни по ним прошагав, -
Не узнал и не узнан; но плакал, - узнав.
Временами январь слышит тихий тот плач,
И капелью у крыш, и с ветвей гонит вскачь -
Ледяные струи, что прозрачнее слёз;
Но земля умертвлёна - в свет белых берёз.
И страна называет свои имена,
Та - проклятая, злая, Святая страна...
Сквозь забвенье, проклятье, безумие, страх,
Всё она донесла - в ослабевших руках.
И тебе подарила. Тебя не прощу,
В свет земли неокрепшей тебя прекрещу.
И забуду те долгие, тихие дни,
Где овалом пруда отражались огни,
Освещавшие вход, обелявшие тень,
И разлётом колонн - окружавшие день.
А за тенью аллей - сумрак, звёздная ночь,
Будто чьи-то шаги, что услышать - невмочь.
Будто чьи-то опавшие - в солнце слова,
Да разбитая мглой - синева.
Январь 2001.
В мне ушедшего призрак застынет, как тень.
А по миру - метель... бьётся, тает метель.
Лужи, мёртвые окна, глазницы ворот...
От меня эта ночь - не уйдёт.
Ветер странствий сметёт ледяную печаль...
А пока - пред глазами высокая даль;
Неба звёздного рай, купола под крестом.
И мучительный рай... и слова не о том.
Январь
В каплях талой воды, что прозрачнее неба,
Белым бисером висли - на тёмных ветвях,
Солнце вышло врасплох, чёрный взгляд, столько требуя,
Взликовал и растаял! А сколько в тех днях
Сером мраком давило - до смерти, до крика,
До исступленной боли, что крылась на дне,
Солнца взгляд - взгляд сожжённого, белого Лика...
На прохладной, слепой, жгучей, синей волне.
Январь
Изумруд среди снегов, - звонкой сыростью туманной;
Ив - серебряно и рано, - жемчуга! Здесь горьких слов
Выговаривать не надо...
Средь зимы, земного ада - бурный трепет облаков.
Стань забвеньем белых снов, - одиночество, отрада!
Январь, конец
Ветви - серые чертоги, опахалом в серебре.
Царством их - забыть тревоги, буйство слёз и слов - тебе.
Метель лёгкая играет, замывает окон свет.
Всей душой теперь сгорает, той, которой ждёт ответ.
Февраль
Небо в блёстках серебра - с жаждою ненасытимой!
И безликая пора омертвела ржавой льдиной.
В золотых ветвях средь дня песни, вздрог и восклицанья!
И страна та - без меня - бесприкаянней, безжданней...
Голубого серебра
Жизнь, отчаянье, надежда!
А - вчера, ещё вчера -
Ветра белого дыра,
И молчанье, - битвы прежде.
Февраль
В седине слепого утра - бледного, холодного,
В снегирях и перламутре, в тайне сна бесплотного,
В снеге, в сырости, тумане - жаждою не мерянной
Океан весны вскипает - утрами расстеленный.
В томном щебете, в полёте, в вздрог ветвей раздетых,
В синих сумерках, на взлёте дня, - мечтой не спетой -
Всем - в забвеньи. Дом покинут, дом, - святой и тесный.
В белый цвет укрыта радость мукою телесной.
Март
Дым розовый... и жалоба, и бег, колыханье в ветвях...
Во всё половодье разжатая, - душа умерла второпях.
До рани, до солнца - раздетая, здесь - белой пустыне чернеть.
Желала б грозою и ветрами она - эту землю раздеть!
А в розовом омуте вечера - зияет разломанный свет.
И жалобой этой - поверила, - что смерти и омута - нет.
Там в соснах - бескрылыми стаями - оборванные облака.
Но что-то до дна не дотаяло...
Ночь. Белым туманом река
Плетясь, зажигает нескорое - из утр, - удивлённым, - одно.
Кому-то опять - будет полно - так, кому - быстрой жизни вино.
Март, середина
Ветви встречаются с закатом,
С ним перекрещены кресты,
Верхи домов, лучи из злата -
Целуют крыши и мосты.
Тебя я встретила когда-то,
Но только ты - уже не ты...
Белей, прозрачней немоты,
И долгожданнее - заката!
Верхи церквей узор свой внятный
Плетут и тают - с высоты.
Начало апреля
На прозрачном и сонном от лёгкой бессонницы небе
Цвет отчаянья тонет и спит предрассветная тьма.
Обнажилась земля до корней; ветви в трепете медном,
В седом трауре по непрожитым и смутным годам.
Чёрств и горек земли вкус и цвет, немота, одеянье.
Боль непрожитых зим вдруг иссякнет в мгновенье; потом
Будет робкий тот звон, отголоском души ликованья
Погребальный и тайный, разбитый в апрельский потоп.
У аллеи не видно теней... Кто не умер, сюда вновь вернётся,
Сквозь погибшую жизнь, где у улиц истлевший уют.
Будет тоже взывать, как взывало и таяло солнце.
После жизни - у смерти жестокий и бедный приют.
8-е
(За несколько ослепительных, жарких, почти летних дней, полностью сошёл вымерзший, оледеневший снег. Казалось, земля никогда не вздохнёт, не освободится.)
В бледных вершинах согретой земли
Струн посеребренных тонкие струи,
Всё невесомо, всем тает вдали...
Слёзы и счастье, солнц полнолунье!
Стали и ночи похожи на дни
В блеске прозрачном, бессоннице мутной,
Запахе пьяном рождавшихся грёз...
Только на листьях ещё не родился
Яркий тот блеск ранней повести; - врос
Чем-то он жжённым в лица, -
Чем-то с тоской недопитым в глазах, -
Чем-то слепым и глухим в ожиданье.
Весь мир проталиной - в долгих слезах -
Или в отчаянье, иль - в покаяньи.
Середина, перед поездкой в Нижний Новгород
О Т Ч А Я Н Ь Е
А на ветвях звенит серебро - и приходит холодное лето,
И размокли пруды и очистилась талым - вода.
Голый лес вспоминает, чернея со дна до рассвета -
Свои жаркие трели, и жалобу; снова звезда
Вкруг овала у лунного облака ярко пронзила
Белый свет очей жаждущих, ждущих, болящих очей,
А у моря, что млечным дождём облака растопило -
Беднота и смиренье и горестный звон без свечей.
Осеребрилось талым дождём, небом, тающим в ветвях,
Будет живо всё снова, всё будто раскроет глаза.
Там у озера - мелкая рябь - заколдованным ветром,
И прощается с чем-то одна - вековая слеза.
Конец апреля
Штормит яркоглазый лён..
В простреленной синеве.
И горьким вином утолён,
Он ищет забвенье - в тебе,
Твоей снова жизнью полн
На яркой от солнца волне,
Цветенья глубокий сон -
Распахнутый на окне!
А в чьей-то былой вине
Он - снег, половодьем сметён...
Зацветий и листьев лён
От жажды, такой неистовой...
И будто последний поклон,
И снова - слепая истина.
Конец апреля
Сегодня яркий, чистый снег
На бледных ветвях выпадает.
Сегодня створки раскрывает
Метель, забвение и смех.
И сказанное вновь - не вдоволь
А лишь прощение - за боль...
И яркий свет наносит вдоль
Аллей - тень занавесом снова
Храня тебя, храня меня,
Мир ослеплён, который стает.
Снег яркий, бездна... вкус огня.
Он крошит оземь отблеск дня,
Ночь соловьиная рыдает,
И утро - заводью - без дна.
И бледной занавесью сна
Снег, розовея, умирает.
Начало мая, после
Нижнего Новгорода
Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет -
Страшный праздник мёртвой листвы.
Анна Ахматова
Я буду долго умирать,
Не так, ещё уйти не смею...
Как похоронен листопад
Души неистовою тенью, -
На белом цвете - тень лампад.
Как в сводах, тайнах, подземельях.
Я буду долго умирать
Я обесчещена забвеньем,
Вокруг - всем - Памяти разлад,
И скорбный той аллеи ряд -
Ведёт в бездомье; не жалея,
И слов не слыша невпопад
О жизни, - пусть сияет тленье
В разломе каменных аркад;
И юное - пусть будет зрелым,
Услыша голос мой. И пеплом
Мои покроются слова;
Там ветреная синева -
Сожжёт цветенья, взмахи, кроны!
И жизнию договорённой -
Зарукоплещет в дождь листва.
Мне очень долго быть вчера,
Мы очень многим не сумели,
Мы долго умирать не смели -
Когда всё умерло; едва
Рябь золотится, звон сияет,
Мерцает радугой луна.
И кто так долго умирает -
Он это всё допил до дна. Май
П О С В Я Щ Е Н И Е
Лето встретилось мне, захлебнувшись в Оленьих прудах,
Всё ушедшее в взмах иль в неистовость крон, иль - в могилы...
Расцветает сирень. И опять не понять впопыхах,
Эти слёзы и горечь, и тень молчаливости в милых
Бедных душах, ушедших в себя, уведших в поклон,
Поклонение или любовь - и просто вот так, без остатка,
Где черёмухи бледной надгорьем заката обласканный склон,
Этот сон бедной жизни, лишь болью и солнцем распятый.
По-прежнему май, но скорее июнь...
Солнце отвергло грозу, -
Свет, облака разверзая...
Где-то в далёком низу
Жизнь не кончает, - терзая,
Тыщи повторенных троп,
А голубой перламутр
Озера вешнего вздрог -
В тысячи выросших утр. Май, середина
Зелёных листьев сок,
Водоворот и бездна...
Шум, солнце, слово, слог...
Полёты в неизвестность!
И грозы, и дожди,
Лазори ожерелья!
Так - свежих листьев жди,
Так жизни жди... и тленья.
Май, конец
Туманом озёра выжглись
Раздетой такой зарёю...
И кто-то не стаей, стоном, -
Один, одинок; как выпрост
Ветвей концом листопада,
Сиреневой в солнце гладью, -
Вновь бурные слёзы вылились!
Есть жизнь - ранний всплеск и мудрость
В канун нелюбви и ада.
Ажурные ветви гнулись
В воде предвечерья. Надо
Забыть на миг своё имя,
И снова идти по миру.
Глаза у озёр так мирно
Сплетают свои мотивы...
Май, конец
Развалины... Рима дыханье.
Жара. Белый пепел. Песок.
К восходу их одеянье -
Глубокий и бледный восток.
Их рукописи - немь и бездомье.
Фигуры их - только слова.
И то бессловесное, вдовье,
Что прячет туманом трава.
Здесь степи покроются морем
Невысохших слёз и надежд.
Здесь Рим - высота или горе,
Гора иль безвестье, как преж -
де - высокие волны,
И белые - вдаль города,
И холод... И - солнце. - И полно
Как - не было никогда.
Май, конец, непрекращающийся, чужой холод.
Ливень лиственных струй - он внезапен и ярок!
Потемнеть под холодным нежданным огнём.
С ним закаты встречать - глубиной чередующих арок;
Он высок, зрел и страшен, он - жизнь, прошумевшая днём.
Вал девятый штормит у ветвей, оголённых недолго,
Пропускают они сквозь себя тяжело, нехотя...
Водопадом тем с крон серебрится и тает без толка,
Огнём тысячей звёзд становясь, возгораясь, летя.
Конец мая.
Ожиданье бессмертья - и пытка, и бледная ночь.
Одиночество - будто бы умер; - и стонет за окнами дождь
Целый месяц - вблизи тяжелеющих крон.
Ожидание - пытка бессмертьем; - в непомнящий март сырой звон
Битв древесных. Тогда, - ожидалась жизнь.
Камни в сводах аллей уводили в забвенье, топя
В белом омуте голого неба бессмертье зим.
Ожидали лишь света - бессмертные - ты и я.
Последний его день,
будто осень.
Бело-синяя даль вновь становится морем
В перламутровых трелях закат и рассвет...
И остатки себя... и растаяло горе
Чтоб воскресло всем памятью - нет
Того рядом, кто вновь обернётся
И растает, заставив - до слёз...
Эти блёстки и ровное солнце
На воде и сирень - в цвет берёз.
Бело-синяя даль сомкнётся,
Будет зрелость, похожей на воск.
И в разливе у ив встрепенётся -
Белой лебедью - тысячи звёзд.
Кто-то вновь - никогда не проснётся,
Кто-то здесь - никогда не заснёт.
Тёмный июнь
Чёрный дождь шумит листвой,
Бурной, трепетной, живой,
Будто каменный покой
Вечером разбужен.
И в свинцовой высоте -
Клочья солнца, клочья те
Свет - в разодранной мечте;
Тот, кто нужен
Стаял в этой наготе,
Чёрный сон блестит листвой,
Сон и ужас.
Вечером.
Рябь на воде.. как будто штиль
Штиль жизни, полный и безгрешный,
Тоской бездонной, безутешной
Воскреснет долгой жизни быль.
И будет долгий день, заря
И серебро воды в зарницах.
И жизни ночь прошла не зря -
Не оглянуться, не напиться.
Лето.
Вдоль дорог у бездомья - и штиль, и нагая гроза.
Не к единому сердцу, - к единому месту и Богу,
Остаться нельзя.
Чёрный свет фонарей - глубока одинокая ночь,
Бледен день, долгий день, с этим днём распрощаться невмочь.
На земле нет мне места, как странникам, беглым, жидам,
Но одну эту ночь, что под небом седым, без единой звезды, не отдам.
Не отдам никому, - умерщвляющим, душащим снам,
Наяву и во сне, никому никогда не отдам!
Это - чёрный росток, не расцветший - на сером морозе стоит.
Мир не стонет, не спит, мир один, мир есть боль, - он на всхлип и навзрыд.
Мир зажат в колее. У бездомия нет колеи.
Только голое небо... и дождя в струнах солнца - струи.
Вдоль дорог у затишья и гроз, у преддверья, у старых аллей, -
Вглубь непрожитой жизни, в туман, вглубь бессмертия старых камней.
Лучи солнца сквозят по утопленным в даль облакам.
Этот вечер бездомья, - в пыли и беззвонье - я - рекам, осколкам, векам...
Июнь, конец
В салатовых ручьях сквозит слепое солнце
Расколотого неба под грозой.
И в лёгких искрах день надолго отзовётся
Вечерней бирюзой.
Зарей затихнет всё; - погаснут, вспыхнув, кроны
Укрывшие надмостьем близким у воды.
И полумесяц тотчас стает в небе чёрном
Предвестником беды.
На следующий день
Берег. Озёра. Дым лиственный
Вскрошен в зенит - голубым.
Ив белизну перелистывая,
Долгая жизнь за ним.
Где-то плывут и дробятся
В глади небес - облака.
Мне - ничего не бояться -
Я не жила пока.
Будут ещё - дороги,
Бури и серый штиль...
И в неизвестном вздохе
Жизни нагая быль.
Жара, конец июня
Развесистых лип тяжелеющий свод,
Преддверье грозы в невысоком зените...
И тихий, печальный, прощальный полёт -
Признания вслух... вы мне их говорите
Вы, волны, сменившие бледный покой,
Ты, молния, в ночь горизонт обелившая.
Крик чей-то, что к смерти идёт за тобой
Над водною нишею.
Июль, Бисерово
Зенит долгой жизни
Ровесник беды...
Как будто ты изгнан...
Зарёй немоты
Лип чёрных аллеи,
Руины, дома.
И - вновь не посмею
Сказать им сама
Я первое слово;
Провалы, пути...
Молчит всё и снова
Мне нужно идти, -
Скитаться, срываться,
Бежать и лететь.
Чтоб снова узнать
Ту блаженную смерть,
Чтоб снова увидеть её наготу
И в дне тишины узнать немоту, -
Пребывшего в тайне,
Воскресших вдвойне.
Срок жизни не тает,
А тонет во мне.
После Москвы
В имении
Ярки солнцем в закат глаза у озёр, - будто ранняя осень,
Каменеет листва под грозой, и тянет где омут и прах,
И дороги в тумане, и свет предвечерний в пыли, - всё здесь носит
Отпечаток ушедшего, - в кронах, в стволах, облаках.
Вы застыли в серебряном олове - чаши озёр, - божества и спасенья!
Вечна ваша прохлада в короткий и тёмный зенит.
Лишь когда увяданье растает, как благословенье,
Вы вновь станете утром в морозной пыли, что лоно земли хоронит.
Июль, после жары
Вечный день. Огонь. Пустыня. Расставанье. Дождь.
Он такой же и поныне, Тот, кого ты ждёшь.
Не уснул и не растаял, в даль не уходил.
И на путь тебя поставив, ждать не запретил.
Сквозь отчаянье, разлуки камень и мороз.
Он давно окаменелым был, когда - вы врозь.
Он давно смотрел с вершины, - в благость и шутя,
И не ранил если б сильно, - не было б тебя.
Это было расстояньем, мукой и тоской.
Неоконченным свиданьем той любви с тобой.
Для тебя любви бездонной, как горит закат,
Для него - теперь ты ровня, как и - день назад.
З А Б В Е Н И Е
У зрелости есть горький вкус - лесами вдоль ручья туманный,
У стай он в облаках -дурманом пылит, навёрстывая грусть...
И блеск осенний у озёр там, за серебряной поляной
Смывает первые листы у жизни сонной и немой.
Прохлада... вечности покой - не узнанной и безымянной!
Печаль равниною сгорает и ждёт всем - юный голос твой.
К ночи стаи озёр каменеют туманом берёзьим
Это белые ночи - избытка и счастья вдвойне,
Это - вновь воплощаются юности смелые грёзы
Это снова та жажда - на редкой и белой волне.
Благодатью и сном будет тихое, прошлое время
Будет солнце... и в память о нас - ледяная жара.
На озёрах средь лиственных стай всем утонет, наверно.
Будет день грозовой - будто память - ушедшим вчера.
Середина декабря, месяц белых сильнейших, давно уже таких не видывали, морозов. К весне буду думать о приобретении маленького домишки, где-нибудь в глуши, в землях, близ Московии лежащих. Надоело всё. Хочется воли. Жильё в Каменке останется. Повесть идёт, и легче, чем думалось.