При прочтении прошу Вас оставлять свои комментарии. Они для меня важны и интересны.
Персонаж
Часть 1. Гагарин
***
Необычно рано зазвонил домашний телефон. Трель звонка была длинной, отчего сразу стало ясно, что звонок междугородний. Не спеша подошел к аппарату и снял с него трубку.
- Володя! Привет!- Сквозь шипение и треск в динамике раздался практически забытый голос моего однокашника по 'Горьковскому' институту Тольки Клейменова.- Ты свой 'Тихий Дон' еще не дописал?- Затараторил собеседник. Только поздоровался и давай вопросы задавать. Нет, чтобы спросить, туда ли он дозвонился или, к примеру, поинтересоваться, не разбудил ли он меня. Нет же.
***
Виделись с ним мы в последний раз лет десять назад, когда он привез в Москву в издательство свой очередной шедевр. Тогда он, по-хозяйски войдя ко мне в дом и наобнимавшись, прямо в прихожей, тиснув мне в руки свой манускрипт, распираемый эмоциями, объявил, что этот труд читатели точно примут и наконец признают его гений. Потом пройдя на кухню, поставив на плиту чайник, он голосом Шаляпина потребовал от меня немедля бросить все свои дела и прочитать его детище. Стоя в одних шлепках и трусах, я понял, что Толя ничуть с нашей совместной учебы не изменился, и продолжает все так же чудить. В тот раз не замечая мой невыспавшийся вид, он, подхватив меня под руку, потащил к кухонному столу и налив мне чашку чая произнес только одно слово:- Читай!
***
Он писал какие-то абсолютно фантастические романы, отчего заслужил от преподавателей прозвище Гагарин. И вот этот Гагарин, припёршись ко мне ни свет ни заря, уговаривает, а вернее сказать требует от меня сесть и 'убить' два дня на прочтение его книги. По прошествии десятилетия после прочтения его труда, осадочек нет- нет да накатывает, когда беру на редактуру очередную книгу уверенного в своей гениальности автора, пишущего о будущем. Столько всего он там 'нагородил', что и вспомнить страшно. Он парил в каких-то ведомых только ему одному небесных сферах, а писал так, что выход в открытый космос без скафандра гораздо приятней, чем чтение его многостраничного труда. Гагарин - одним словом.
***
И вот он звонит мне сегодня в семь утра и спрашивает, дописал ли я свой 'Тихий Дон'.
- И тебе доброго утра, Толя!- Бурчу в трубку.- Нет, не дописал.
- Это ты, брат затянул. - Не сбиваясь с веселого тона, продолжил Клейменов.- Ты лет двадцать его уже пишешь. Пора бы уже закончить да и выдать свой труд на-гора. - Пожурил меня он.- А так и помрешь, не дописав труд всей своей жизни.
- Я еще тебя переживу.- Продолжаю бурчать спросонья.- Чего хотел-то? - припомнив последнюю встречу, я решил его 'кольнуть'. - Опять хочешь меня пытать своими трудами?
- Не забыл, значит.- Голос собеседника переменился. - А я тебе, как другу звоню, а ты...- в голосе послышались нотки разочарования.- Хочешь увидеть Щукаря, приезжай ко мне.
- Кого?- Вопросил я.
- Деда Щукаря. Или ты забыл о таком персонаже в романе Шолохова?
- Не забыл.
- Так вот.- Снова беззаботно заговорил Толик.- Нашел я тебе такого Щукаря, что заслушаешься. Я тут давеча на рыбалку с друзьями ездил и встретил его. Ты не представляешь что это за человек. Скала. Нет. Гора. А умища!!!- Я почувствовал восхищение Толика. - А уху готовит такую, что... Нет слов у меня, чтобы сказать какая она. А как начнет говорить, так истинный Баян- сказитель. Полночи его былины слушали и, как только он ко сну стал собираться, так мы, как мальцы, его начали упрашивать, чтобы он еще что-нибудь рассказал. Незабываемый человек. Вот такого бы тебе в книгу и ты живо бы закончил свою историю.
- Знаешь,- Робко начал я.- я роман давно на полку уложил. Кому он сейчас нужен?
- Тебе нужен! Мне нужен! Я еще помню твои рассказы в 'Литературной газете'. А повесть в журнале 'Юность'? Весь курс гудел. Я тогда еще сказал, что ты конечно не Шолохов, но что-то подобное ему, ты ещё выдашь. Так что дружок давай собирайся и приезжай ко мне. Тебе нужен такой персонаж, чтобы вновь начать писать и не разуверить меня в твоем таланте. Жду.- И повесил трубку.
***
Я положил трубку телефона и задумался. А ведь он отчасти прав. Уже прошло лет шесть или семь, как я забыл про свой роман. Конечно, бывали моменты, когда мне снова хотелось за него взяться и продолжить писать, но за серостью будней, желание писать быстро исчезало.
Я, пройдясь по комнате, попытался угомонить внезапно вспыхнувшие чувства. Зашел на кухню и прямо из чайника отпил воды.
Заинтриговал ведь меня, Толька. Дед Щукарь. Такого человека полвека можно искать и не найти, а он мне его чуть не на блюдечке выкладывает. А может прокатиться? Эх, была, не была...
***
Поезд не спеша остановился. На перроне расхаживал Толик, пристально вглядываясь в окна моего вагона. Он практически не постарел и все такой же живчик. Отросло небольшое брюшко, да и глубокие залысины напитались сединой, но манеры остались все те же.
- Привет!- Толик бросился на меня, сошедшего на благодатную сибирскую землю, и стал обнимать. По его виду стало ясно, что ждал он меня с нетерпением... И вопросы хлынули из него как из телепередачи 'Слабое звено'. - Как доехал? Что дома? Не женился? Где трудишься? Не растрясло? Много у тебя пожитков?...
Вяло отбиваясь от нахлынувшего на меня однокашника, я показал ему на дорожную сумку и потрепанный годами рюкзак.
- Значит по- походному.- Восхищенно смотрел на меня Клейменов.- Я ведь тебя заинтриговал!- Он на радостях чуть не подпрыгивал, прихлопывая себя по бокам, когда был счастлив. - Вижу, что ты по писательству соскучился, раз так быстро приехал. А ведь мог бы и самолетом, так быстрей. И знаешь Володь, я рад, что тебя вытащил из твоей городской суеты. К нам! В Сибирь! - Это прозвучало слегка напыщенно, но он, расчувствовавшись, вновь бросился обниматься. - Теперь давай поторопимся. Нам еще на пароход успеть надо, да и чего-нибудь в дорогу взять,- Он провел тыльной частью ладони по подбородку.- А то столько лет не виделись, что поговорить по душам и надобно многое обсудить. Ты там, а я тут и вроде свои, а вроде, как чужие. - Он ,оглянувшись на пустую платформу, заторопился и ухватил меня за предплечье.- Пошли. Чего стоишь, как истукан! У нас столько дел, а ты, как всегда тормозишь. Экий, ты нерасторопный.- И этот жизнерадостный человечек потащил меня за собой, в мое приключение по обретению персонажа для давно пылившейся рукописи.
***
Широка Обь. Сильная река. Мои глаза видят такую силищу и красоту, а организм не справляется с небольшой качкой и вместо восхищения такими открывшимися видами, требует рассмотреть нутро уборной. У меня открылась морская болезнь. Второй день пути, а я наблюдаю размах реки сквозь запыленное окно иллюминатора. Толик неутомим и успевает и со мной позеленевшим управиться, и на мостик к капитану сбегать, и телеграмму персонажу, с которым нам предстоит встреча, отбить.
***
Толя поддерживает меня склонившегося над бортом кораблика и продолжает вещать.- Вот увидишь его, точно меня весь остаток жизни в соавторы записывать будешь. Это надо быть каким человеком, чтобы столько видеть и так все чувствовать. А говорит как! - От Толика шла волна такой веры и идолопоклонства к этому человеку, что невольно закрадывалась мысль: 'А не Христос ли наш разлюбезный сошел с небес на нашу грешную землю?'- Заслушаешься. Неторопливо и каждое слово душу пронзает.
- А он часом по воде не ходит?
Толя возмущенно посмотрел на меня, но поняв, что в моем состоянии мне присущ сарказм, улыбнулся.- Ага, и воду в градус превращает. Ты бы попробовал его можжевеловки, то точно бы сказал, что он - Бог.
- А сам чего не напишешь о нем?- Вымученно произношу я.
- Не могу.- Толик разводит руками.- Не могу, черт меня возьми. Как сажусь писать о нём, так рука словно цепенеет и мысли путаются. И пишу такую галиматью, что даже показать кому-нибудь противно. Так что, дорогой мой, он целиком твой. Еще сутки и я Вас познакомлю. Тебе человек, а мне бы посмотреть на твою физиономию, когда ты с ним по душам побеседуешь.
Часть 2. Знакомство
***
Пароход пристает к наплавному пирсу, и я с Толиком, по шатким сходням, идем навстречу одинокому встречающему. Он невысокого роста. На вид шестьдесят, а может и чуть по более лет. Заношенная кепка. Серый пиджак. Брюки от 'афганки' заправленные в кирзовые сапоги. Длинная по пояс, но редкая седая борода, как у старика Хотабыча. Он не спешит к нам, а спокойно стоит и смотрит, как я, измученный путешествием, бреду к берегу, где возможно моя морская болезнь утихнет и даст вновь почувствовать себя человеком.
- Митрич!- Не выдерживая, кричит однокашник и спешит к нему, оставляя меня далеко за спиной. Он как давеча со мной налетает на мужика и лезет к нему обниматься, сразу засыпая его градом вопросов. - Как ты? Как здоровье? Что нового? Что Медведица? Как там твой Мыша? Телеграмму от меня получил? На рыбалку пойдем?...
Митрич, немного опешив от встречи с таким гостем, оттирает от себя Толика и подслеповато присматривается ко мне.
- Тут тебе гостинец привезли и да, чуть не забыл, вот тот, что еле идет, это мой сокурсник Володя.- Оттараторил Толик.- Он - писатель.
- Вижу, что еле идет. - Произнес Митрич негромко.- А что писатель, так по нему сразу видно. Земли не знает. Все время в кабинете проводит, от того нюхнул нашего сибирского воздуха, вот и позеленел.
- Да нет.- Бросился защищать меня Толик.- Морская болезнь у него открылась.
- Ты, где тут море- то увидел?- Вопросил мужик, оглядывая окрестности.- Тут морей отродясь не было. Напридумываете сами не знаете чего, а потом пишите небылицы. Морская болезнь - это когда ты неделю по морю идешь, а тут до нас рекой два дня. Сиди себе, наслаждайся видами и дыши глубже. Красота да со свежим ветерком верное средство изгонять Вашу городскую глупость и дрянь, которой питаетесь. На поезде у него болезнь- то была? Нет? То-то же. А как вышел на реку и глотнул нашего благолепия, так и понесло его. Что, скажешь, не так все было?
Толик закивал его словам.
- Не бывает морской болезни на реке, - Митрич притопнул сапогом,- так что раз я сказал, что у него очищение нашим чистым воздухом, значит, так оно и есть.- Поставил он точку в диспуте.- Давай болезный, поспешай, а то нам еще на лодке часов восемь на заимку грести.
***
Я к прибытию на заимку совсем сомлел, так что Митрич и Толик уложили меня на сеновале и как смогли, обустроили на нем мое временное пристанище.
***
А вечером была баня и крепкий сон на сеновале. К утру болело всё, что в организме может болеть.
***
- На-ка испей молочка!- Негромко произнес Митрич.- Оно тебе живот наладит да жажду утолит. Ты вчера совсем квелый был, как тот сом на морозе.
- Сом?
- Да есть у меня одна история, но сейчас не до того. Пей, давай.
***
Толик и Митричем уходили с заимки утром и возвращались ближе к обеду. Обед готовил Митрич, не доверяя нам готовить еду на огне.
- Тут опыт требуется и мастерство повара.- Приговаривал он, засыпая крупу в котелок.- У Вас- то городских недовар или пережог получится. Вы же живым огнём пользоваться не приучены, а он имеет хитрый нрав. Вот возьму я поленце и подброшу его в огонь. Оно пока не прогреется и не возгорит, котёл, как следует, не прогреет. А потом как разгорится да даст жару, то тут крутись - вертись, чтобы каша не пригорела и к стенке котла не прилипла. Или вот, к примеру, тебе вопрос, какой остроты нужен топор для колки дров? Что молчишь писатель? То-то. Смотри правду жизни и учись, да не пиши того чего не знаешь.
***
Вот так за бытовыми разговорами происходило мое поправление. Толик наслаждался общением с Митричем, а я, выдыхая накопившуюся годами в организме суету, приводил свои мысли и чувства в порядок. Ночевал, да и фактически жил я на сеновале, в отличие от Толи и Митрича, которые ночь проводили в доме. В итоге воздух пошел мне на пользу и на третий день, я впервые вышел во двор усадьбы Митрича. Она была не слишком большая, десятин эдак в двадцать. Небольшой рубленый дом с резными наличниками и крышей крытой немного обветшавшей от времени дранкой. Конюшня с двумя стойлами, да сарайчик, из которого периодически раздавалось негромкое похрюкивание. Крепкий тын окружал усадьбу со стороны леса и частично уходил метров на пять в воду. Лишь с воды, ограниченной коридором из бревен забора можно было свободно попасть в хозяйство Митрича. Коровы во дворе не наблюдалось, так что откуда Митрич брал молоко, осталось для меня тайной. Наверное, так жили первые покорители Сибири времен Ермака Тимофеевича, подумалось мне. Все просто и от врага прикрыто. Еще бы вдоль стен забора проложить ходы, так дом Митрича станет еще сильнее похож на средневековую крепость. Я почувствовал себя героем средневековья и представил, что вот сейчас по реке проплывут ладьи казаков - покорителей Сибирского ханства, и я увижу, как они наголо бритые сигают с ладей в воду и, зажав в зубах саблю, плывут к берегу, чтобы вопросить меня о причинах моего появления в сих краях.
***
- Что встал- то так рано?- Чуть не над ухом раздался вопрос Митрича. Я от звука его голоса слегка оторопел.
- Вот вышел по нужде.
- Нужду справлять надо в туалете, а не во дворе.
- Так я его и искал.
- Видел я, как ты искал.- Проговорив Митрич по- дедовски мелко засмеялся.- Думаю, куда он уставился, что у самого аж в глазах зарябило от натуги. Чего увидел- то?
Митрич, приложив ладонь к глазам на манер козырька, посмотрел на реку.
- Чего ты углядел- то?- Вновь вопросил он меня.
- Представил, как казаки Сибирь покоряли, и прямо увидел, как они на своих ладьях по реке завоевывать Сибирское ханство плывут.- Скромно произнес я.
- Фантазия у тебя разыгралась не на шутку. Так глядишь от местной красоты и умом двинешься. Лучше бы взял да сено поворошил, а то где лежал, оно примялось, да не проветривалось. Может со временем, и гнить начать.
- Это как?
- Да человек понимаешь такое существо, что везде свой след оставляет. Ты, к примеру, на сене полежал, а тело твое подышало и воду из себя исторгло. На том месте, где лежал оно примятым и останется, а значит водичка, что с тебя натекла, заставит сено киснуть, а далее оно и на корм скотине не сгодится. Гнить начнёт.
- Пойду вилами поработаю, что сено разворошить.
- А когда это сделаешь, заходи в дом. Завтракать будем.
***
- Митрич, а откуда у тебя молоко? Коровы что-то во дворе я не видел.
- Как молоко?
- Вкусное.
- Пришлось ради тебя Медведицу подоить.- Сообщил старик.
Толик отвернулся от стола, чтобы не выдать смех.
- Вот когда ко мне такие, как ты - болезные приезжают, я непременно дою Медведицу. Ее молоко лечит. Только вот с тобой что-то не так. Обычно ее молоко в фантазии не погружает. Может хмеля наелась, а может дурман - травы.- Митрич произносил все это на полном серьезе.
- И что медведица не сопротивляется?
- Конечно же, сопротивляется, когда ее принуждаешь, а вот если к ней с заветным словом, тогда и она не против, и я при молоке.
- Да не может этого быть. Это же зверь дикий и чтобы молоко давала по чьему-то слову? - Я чувствовал, что меня держат здесь за полного дурака.- Сказки!
- Так ты же сам приехал ко мне сказки послушать, так чему же удивляешься?- Митрич засмеялся.
Действительно. Я ведь припёрся в столь дальние края именно за этим, так что я засмеялся вместе с Митричем, оценив иронию моего приезда.
- Прав Митрич. Каюсь.- Отсмеявшись, произнес я. - Не ожидал, что мне на пятом десятке, так красиво расскажут, что захочется поверить в сказку. Прав был и ты, Толя. Рассказчик из Митрича замечательный. - Я протянул Митричу руку для рукопожатия. - Кстати, меня зовут Владимир.
- Александр Александрович Попов.- Произнес Митрич, пожимая мне руку.
Часть 3. Митрич
***
Обретение прозвища Сан Саныча было накрепко связано с местной общиной старообрядцев. Староверы жили километрах в десяти вверх по течению реки от его дома. Гостей они к себе издавна не привечали. Жили спокойно одной большой общиной и появлению на границе их угодий чужака не приветствовали. Тут в глубине Сибири они были надежно укрыты от костров православной церкви, которая не допускала на своей территории иной паствы, кроме своей собственной и вот незнамо откуда появившийся поселенец, начал вести свое хозяйство и затем крепко осев, незаметно стал частью их большого семейства. Нет, он не стал им родней, но за помощью к нему обращались, ведь он стал их голосом для остального мира. В советские времена катер привозил им продукты, а когда железные границы совдепии пали, катера не стало, но про них, укрывшихся в далеких сибирских лесах, внезапно вспомнили и срочно пожелали их принудительно осчастливить. Многие устремились помочь им, пытавшимся сохранить свои порядки вдали от людей, и именно тогда на пути всех радетелей встал Митрич.
***
Года полтора, старообрядцы, проходя по реке мимо моей стройки, носы воротили. А я что? Я их не трогаю, а они меня. Живем далековато друг от друга, так что хоть я им не нравлюсь, но и особо не надоедаю. Как развалился Союз, так к ним и потянулись всякая родня из-за рубежа по их староверской линии да туристы 'для посмотреть' и зафиксировать, что власть лютая советская с людьми наделала. Перевоз-то до наших краев труден. На лодке против течения не выгребешь, а все местные 'моторки' в рыбнадзоре наперечет. Всех желающих полюбоваться на старообрядцев местные перевозчики не вывезут, а потому идут они гуськом, где впереди моторка воду винтом режет, а следом обычные лодки баржами людей да грузы везут. Староверы-то не особо часто вниз по реке ходили, а эти 'проверяльщики', как с цепи сорвались, чтобы обиходить своих товарищей по вере, забытых и не понятно кем и за что угнетенных. Плывут то к ним они мимо меня. Как пристанут к берегу, так и начинают пытать меня какой я веры. Раньше увидев мой домишко, непременно пытались за дверь нос сунуть да проверить, как я их порядки справляю. Молчишь да в дом не пускаешь, значит давай знакомиться родственник. И самое смешное, что слушать не слышат. Суют мне свои образа и полотенца на память. Вот не поверишь, Володька, пятьдесят лет прожил на белом свете и ни разу не крестился, а тут они мне и пальцы правильно сложат и руку направят, чтобы к нужному месту приложилась и книжку с молитвой перед глазами распахнут, чтобы не ошибся в прочтении. У меня тряпья ихнего с той поры много накопилось, так что есть на чем и каравай желанному гостю поднести, да в подарок хорошему человеку отдать. Даже видишь бороду, пришлось отпустить, чтобы с расспросами больше не лезли да креститься не учили.
Знамо дело, что через пару десятков визитов я не хуже староверов на приезжих волком смотреть начал. Припрутся эдакие защитники и давай фотографировать все что можно и что нельзя. И вопросы такие с вывертом. Как к Вам относилась Советская власть? А еще им дай пожрать чего-нибудь такого, что они в их заморьях не пробовали и что старообрядцы едят. Да еще и нагадят, прости Господи. Но за то от их визитов и у меня денежный вопрос стал решаться. Пришлось покрутиться, чтобы народ встречать да переправу им до родни обеспечить. Ну, там еще и нужник построить да погонять их пострелят, чтобы не приседали, где попало, а то скоро бы весь мой двор в большой туалет превратился. Дом отстроил, да и тын от всех возвёл наподобие крепостных стен. Народ то на первых порах не особо хотел ко мне на работу устраиваться, а потом ничего - деньги расстояниям не помеха. Устроил усадьбу по- своему представлению, ведь как староверы живут, я отродясь не знал, а так вроде исторично. Едут гости мимо караван из лодок, а я сижу на удочку с мостков рыбку ловлю. Видишь, мостки у меня малы? Это потому что рассчитал я их только на одну мою лодку. А они гуськом и лодок у них под десяток. На меня пальцем показывают, что- то по-своему лопочут. Я их к себе не зову. Ан нет. Как же. Проплывут они мимо. Разворачиваются и ко мне. А я, как ружьишко купил, так и встречаю их по настроению. Ежели на сердце веселье, так хоть и места мало, но пусть паркуются, а если тоска на душе, то гоу-гоу и пару выстрелов, заставляют караван вновь сменить курс и плыть дальше. А дальше, то плыть можно, но знать надо. Так что я тут, как Харон-перевозчик, кого надо и куда надо распределяю.
***
Как- то раз у меня еды оказалось как бы совсем ничего. Наловил я мелочи всякой в реке да разжег костришко, чтобы значит, ушицы себе сделать. Сижу себе возле костерка, а ушица с мелочи получилась жирная да наваристая. А возле забора, что краем в воду уходит я для сома силок поставил. Слышу глухой стук по забору. Кинулся к реке, а там сом, кило под пятьдесят из силка вылезти норовит. Я кое- как выволок его на берег и давай его наживую разделывать. Пока резал я его тушку, у меня и уха подошла. Взял я пару - тройку ломтей сомятины, травкой пересыпал да в лопухи обернул и на догоравшие угли выложил. Они трещат, шевелятся, а запах. Чую, что знатно запеклись. Видно на запах приехали американские 'родственники'.
- Вот из ит?- Спрашивают они по-своему и показывают на котелок с готовой ухой.
- Фишен суп.- Говорю.- Уха!
- Вот из ит?- Снова спрашивают, тыкая пальцем на запеченную сомятину. И все так обстоятельно фотографируют, а я возьми и скажи: - Мит фор рич.
- Мит фор рич? Гив ми?- И сует мне пять долларов. Я морду естественно кривлю и снова говорю:- Мит фор рич!- И всем видом показываю, что 'пятерки' мне мало.
- Тен?- Спрашивает иноземец.
- Хандред. Ван хандред - ван мит рич.- И показываю ему один палец.- Ван хандред.- И показываю ему палец на другой руке. - Ван мит рич.
Купили они у меня сомятины на триста долларов, а как рассказали своей родне выше по течению про мои торги, так меня с тех пор в этих местах Митричем и зовут.
Часть 4. Все зло от баб.
***
Ты думаешь, что я всю жизнь здесь прожил? Ошибаешься. Здесь я живу только с 89 года. Как вышел на пенсию, так и перебрался сюда. Подальше от шума городского и суеты бесполезной. Тогда и сил было у меня поболее, да и люди были другими. Справил я себе первый домишко своими руками. Он пусть был и неказистый, но теплый и свой. Каждую щелочку в нем знал. Я- то полжизни я на рельсах провел. Не железнодорожник я, не думай. Я зеков по стране возил. Кого в колонию за Урал, а кого из Сибири в Москву. Двадцать лет служил, катаясь по стране. Сибирь наполнялась бродягами и моими стараниями. Начинал караульным, а дальше дошел и до начальника команды. Многих пришлось повидать- и упырей разных, и людей по собственной глупости закон приступивших, и бывалых зека для которых в тюрьму сесть, что в дом родной попасть, где тебя накормят и обиходят, а бывало и власть в руки дадут. В поезде- то у меня свои порядки. Меня, как старшего команды начальники уважали и закрепили нашу конвойную группу за следователями по особо важным делам.
***
Хорошо иметь знакомых среди таких конвоиров, как я. Дважды я своих бывших начальников возил под Тюмень. Посмотрит на меня и сердце у него оттаивает.
- Не обижаешься, говорит Сан Саныч на меня?- Спрашивает он меня.
- А мне на что обижаться? - Отвечаю.- Вы начальник, а значит, если шумите, значит, есть за что. Вот за холодильник Вам от нашей команды благодарность. Кабы не он, то продукты из дома никак не уберечь.
Он расчувствуется и руку пытается пожать, а это нам не положено. Другой начальник совсем после приговора скуксился. Едет, как неживой. Подошел я к его камере. Поговорил. Он меня быстро вспомнил, как я за квартиру своему подчиненному хлопотал. И ожил человек. Значит, есть ему, о чем подумать.
Хотя есть баре. Бывало везёшь какого-то первого или второго секретаря, который проворовался, а ему еду из вагона-ресторана несут. По статусу говорят положено его так кормить. И ничего кормим. Служба. Случалось и другое. Пассажир из самых-самых нос от еды воротит. Говорит, что к такой еде он не привычен и просит манную кашку на молоке. И такое решали. Я- то к плите привычный, а запасы мы всегда по пути делали. Приедешь на Дальний Восток, а там рыбы столько, что глаза разбегаются. В Средней Азии фруктов полным полно. На Кубани круп и сала куда можно набивали. В Прибалтике конечно было скудней, но их мясо... На Кавказе специй на год вперед наберешь, а зеки жалобы пишут, что пытаем их запахами. Хотя как-то в Молдавию один раз попали, да так хорошо, что чуть не уволили нас скопом с органов. Вина у них много и прямо к платформе подносят, так что не удержались мои бойцы и приняли от них пару бутылей. Ну и знамо дело опробовали. Комендант поезда как-то углядел и нагрянул с проверкой. Взгрел он сначала меня, потом всех, а после отобрал початые бутыли и скинул их с поезда на ходу. Так что служба была мной понята и после этого держал я своих ребят в узде, и потому мы километров по необъятной нашей стране намотали без происшествий не мало.
***
Единственное, что по службе я не любил, так это возить баб. Из-за них много чего случалось. Посмазливей норовит караульного к себе приблизить и власть над ним получить, чтобы значит или в побег уйти, или устроить себе во время проезда ребёночка. Им же с ребёночком поблажка по строгости наказания выйдет, а то, что парню жизнь губит, для неё- то цена пустяшная. Сколько я таких падших уволил у меня пальцев на руках и ногах не хватит. И просил их и ругался и чего только не делал, но чуть появиться симпатичная мордашка, так все мои наущения побоку. Она ему глазки строит и елейным голосом лапшу по ушам развешивает, хотя на решетке черным по белому написано, что зверь она хитрый и жутко опасный. Так нет же, как мотыльки слетаются на неё, а она и рада стараться. Подманит к себе самого слабого и обожжёт так, что жизнь не всякому после такого дается. Много чего случалось, но один случай, доказал правоту поговорки, что все зло от баб.
***
Приехали мы в Москву. Мне идти в этом городе не куда, так что остался я ночевать в нашем караульном вагоне. Прибегает со станции курьер и просит старшего по команде прибыть к коменданту, так как вызывают нас по срочному делу. Собрался я и, оставив за себя одного из караульных, отправился к зданию вокзала. А там депеша, что так, мол, и так, командируюсь я по срочному делу. Мы ведь не только зеков к месту отбытия наказания сопровождали, но нас бывало, и к оперативной группе прикомандировывали по особо неприятным делам. Это дело для меня стало тем самым неприятным сюрпризом, открывшим женскую суть, а от того и оттолкнувшую меня от заведения семьи и детей.
***
Муж её оказался подкаблучником и от того она руководила всей областью себе на потеху. Не так сказать, чтобы хорошо, но её прихоти исполнялись мгновенно. Игралась она, и не было ей дела до чьих-то судеб. Кого-то приближала к себе, а кому-то отказывала в приеме ко двору. А тут муж ее возьми да и выйди в окошко на седьмом этаже дома на набережной великой и полноводной реки. Как он вышел погулять, так и не стало у его жены власти. А она к власти привыкшая и постаралась вернуть ее доступным способом. Да возраст уже не тот и смерть мужа - большого начальника поставило на ней метку. Не вернуться ей в кресло после мужа, и оставалось бы ей свой век бабий доживать, пользуясь его почетной пенсией, но не нравилась ей такая судьба и она, пользуясь связями и родственными и доставшимися ей от мужа, собрала банду и стали они рушить статьи из уголовного кодекса, как кегли. Там человечка ее люди ограбят. Здесь фальшивые бумажки на завод передадут, а товар полученный продадут со скидкой подпольным дельцам. А потом начали они народившихся кооператоров под себя нагибать. Затем на заводах цеха под производство спиртного устраивать. Затем полезли на Севера за золотом и камнями драгоценными. И завертелось у них так, что стрельбы и трупов стало много, и денег не сосчитать, но им и этого было мало. Решила вдовица стать владычицей и набрала себе, как грузинская царица Тамара, гарем из парней молодых да ладных. И надо бы такому случиться, что влюбилась она в одного из них, но больно горд тот оказался, чтобы ее обслуживать, а потому и стал он не жилец. Вот её- то мне и следовало конвоировать. Даже имя ее помню по сию пору. Анной Петровной ее звали.
***
На место казни молодца выехали большой группой. Кинооператор, следователь, милиционер - водитель, эксперт-криминалист, оперативник, пара бомжей с лопатами, безутешная вдовушка, пара понятых и я, как конвоир и дополнительная сила. Ехали долго и к вечерней зорьке прибыли на место. Все во время пути устали и от того, кое-кто из группы сладко посапывал. После остановки машины все как то сразу разбрелись по нужде, и я остался с ней в машине один на один. Вы когда-нибудь встречались с дикой и агрессивной кошкой? Я на тот момент нет. Она почувствовала, что меня никто не прикроет, и бросилась на меня. Узкое пространство, что не повернуться и ее когти. Она царапала своими когтями и рвала меня зубами. Форма трещала на мне от ее напора, и даже шинель в итоге, не выдержав, застрекотав, разошлась по шву. Одна мысль 'обхватить и не дать ей уйти'. Она головой бьет мне в лицо и рвётся. Удар. Еще удар. Кровь брызнула из рассеченной брови. Видно вид моей крови придал ей сил, и она вырвалась, и пробежав по мне, выскочила вон из машины.
***
- Ты, как старшина?- Первым сунулся ко мне милиционер-водитель. - Живой? Я смотрю, машина ходуном ходит, а потом она вся в крови. Я уж думал, что всё, конец тебе.
Глаза заплывали. От шинели осталось только название. На шее кровоточила рваная рана. Правая рука была сломана и ныла. Левая рука болталась плетью. Главное, что пистолет был на месте, а остальное все я починю. Увидев меня в таком виде, следователь осела на землю. Кинооператор включил камеру и навел ее на меня. Бомжи, держа в руках лопаты, при моем появлении их побросали и пустились в бега.
- Стоять!- Заорал я и, подняв руку к небу, выстрелил. - Всем оставаться на местах. Водитель, объявляй по рации "побег из-под стражи". Эксперт и все остальные фотографируйте и фиксируйте место побега. Я за ней.
Стряхнув с себя остатки шинели, я пошел по её следу, окропленному и читавшимся, как нить, которая ведет к Минотавру, вырвавшемуся из-за моей глупости на свободу.
***
Все болит, но пока не пришла ночь, я должен ее взять. Эта тварь в своем стремлении жить, пойдет на всё. Ночь ее союзница. Теперь верю, что такие как она - это порождение тьмы, которая заполняет сердце и делает из человека чудовище. Я знаю, что она не остановится и продолжит творить зло, в своем желании выжить любой ценой, и только я могу решить её исход, ведь закон дает мне право на применение оружия за побег из-под стражи. Столько лет службы и такая глупость. Если бы я надел на неё наручники, всего этого могло бы и не произойти. Пожалел её, вот и получил очередное подтверждение, что зверь лютый жалости не чужд, а это существо страшнее зверя. Хоть я не командую группой, но мне досадно и стыдно, что меня, конвоировавшего не раз и не два более страшных зверей, так смогли обвести.
***
След хищницы вывел меня к дороге. Я прошел по асфальту и заметил уходящую от дороги дорожку из редких капелек крови. Видно кровь у нее останавливается и скоро этого следа не останется. Надо ускоряться. Бежать не могу, а потому прибавляю скорости что есть сил. Левая рука в плече безбожно болит. Правая, чувствую, что распухла и сквозь щелочки глаз вижу, что пальцы на ней, как сардельки. Рука плохо слушается, но я уверен, что все равно ее догоню. Ни смотря, ни на что. Такое чудовище должно сидеть в клетке и под большим амбарным замком моего вагона, а не разгуливать на свободе.
***
На пути еще одна дорога. След твари прерывается. Я сажусь устало на асфальт и жду попутной машины, чтобы установить периметр и расставить 'флажки' по поиску вырвавшейся из моих рук хищницы и исполнить мною задуманное.
***
Свет фар. Я встаю у обочины и голосую. Машина, прибавив скорости, проносится мимо меня. Сам понимаю, что вид у меня еще тот, так что следующее транспортное средство буду брать хитростью. С трудом поднимаю ветки, валяющиеся в рощице у дороги и кладу их на асфальт. Теперь обязательно остановятся.
***
ЗиЛок не спеша движется в мою сторону. Теперь надо отойти и дождаться, чтобы он остановился у препятствия, а дальше будем действовать.
***
Трясусь на грузовике в сторону ближайшей по дороге деревне и до боли в глазах осматриваю обочины. Заяц, чтобы сбить со следа делает петлю. Волк, отрываясь от погони, тоже ее закладывает, а значит и она может проделать такое. Места ей знакомы, а мне нет. Пытаясь не заснуть спросил шофера о вдовушке. Вид мой пугает его, а что поделать - служба. Слышал о ней, но ничего толком не знает. На обочине видна какая-то тряпка с пятнами.
-Останови.- Приказываю я.
Поднимаю тряпку. Осматриваю. На кровь не похоже. Иду к машине, и мы едем дальше. Проехав метров сто, вижу на обочине след автомобиля, сорвавшегося в кювет.
- Останавливай и следуй за мной.- Приказываю водителю.
***
В кювете лежит старая разбитая 'копейка'. Осматриваю водителя, бессильно уложившего голову на ее руль. Мертв. Это она! Она продолжает убивать! В бессильной злобе ногой пинаю останки машины.
- Едешь в ближайшую деревню и сообщаешь участковому, что старшина конвоя Попов преследует сбежавшую из-под стражи. Найден автомобиль ВАЗ 2101 с убитым шофером. Пусть присылают сюда группу. Все понял? Бегом к машине.- Кричу водителю ЗиЛа.
Испуганный кивок головы.
- Бегом!- Вновь отдаю приказ и водитель, срываясь с места, мчится к грузовику.
Теперь её надо найти в этой мгле и взять живой или мертвой. Лучше мертвой, потому как отпускать её живой я совсем не хочу. Она второй раз за сутки попробовала чужую кровь.
***
Ни черта не видно, но под ногами чувствуется тропа. Чуть впереди шорох. Останавливаюсь и прислушиваюсь. Может показалось? Ухожу вправо и, стараясь не шуметь, иду параллельно тропе. Останавливаюсь и превращаюсь вслух, ведь глаза уже практически ничего не видят. И тут запах мочи резко бьет в нос.
- Я знаю, что ты здесь. - Громко произношу в темноту. - Я тебя все равно найду. Я нашел место, где ты обоссалась, а это значит, что ты слышишь меня! Ты боишься меня. И тебе от меня никуда не уйти.
Впереди слышен топот ног. Наплевав на боль от поломанной руки, бегу следом. У неё от страха подкашиваются ноги.
- Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить!- сперва шепотом, а потом все громче и в итоге она переходит на крик.
- А тех, кого ты убила, они разве не хотели жить? - медленно задаю ей вопрос.
Я не вижу ее лица, но чувствую ее пронзающий взгляд. Она смотрит на меня и ждет.
- Я должна жить. Отпусти.
- Нет.
- Хочешь, я дам тебе денег? Только отпусти.
- Нет.
Подхожу к ней ближе, и она бросается на меня и начинает меня рвать. Сил отбиваться не осталось. Падаю, а она продолжает меня бить и бить, чтобы выколотить из меня свое спасение и свою жизнь.
Момент для меня настал. Поломанной рукой стреляю ей в живот. Она, хрипя, отползает в сторону. Я знаю как это больно, но это плата за все, что она сотворила сегодня.
- Я хочу жить.
- Теперь это зависит не от меня.- С трудом произношу я.- Как по мне, то лучше тебе не родиться.
***
Долгое лечение после этой злосчастной командировки. Применение оружия признали правомерным и дали отпуск сроком на десять дней. Ехать мне некуда, так что я, отстояв у начальства свое право на выход на работу, продолжаю колесить по стране, но теперь я точно знаю, что когда у женщины много власти, она превращается в чудовище, а если у неё нет выхода, то в кровожадное животное, которое готово на всё.
***
- Ты, наверное, Володя меня спросишь, почему я живу здесь один. Женившись, ты даешь возможность бабе управлять тобой. А если дети завелись, так что считай жизнь свою мужицкую безвозвратно утраченной. Я боюсь не баб. Я боюсь выбора, что моя женщина окажется точно такой, как та которую я пристрелил.
***
В паспорте гражданина СССР Александра Александровича Попова стояла прямоугольная отметка синего цвета о более чем тридцатилетнем браке с некоей Анной Петровной. На другой странице паспорта значилось, что он имеет двух дочерей. Где в этой истории от него прозвучала правда, а что выдумка, осталось для меня неизвестным, но хвастаться перед Митричем, что я глянул в его паспорт равно обидеть хозяина, да и испортит уже наладившийся контакт с таким интересным человеком.
Часть 5. Медведица и Мышь
***
- Попей Володя молочка!- Налил мне кружку Митрич.
- От Медведицы?- Улыбаясь, спрашиваю я.
- От нее родимой.- Отвечая, он улыбается мне.
- Может, познакомишь?- Уже смеюсь я.
- А пошли.
***
Корова располагалась в загоне позади заимки. Дорога к ней вела прямо из задней стенки дома, вплотную примыкавшей к тыну. Небольшая по размеру, но ухоженная, она лениво глянула на своего хозяина, но по приближении меня, взгляд ее построжел и она, продолжая жевать пучок сена, медленно переступая на крепких ногах начала подходить.
- Ишь ты!- Восхищенно отметил Митрич.- Чужого заметила. Беги-ка ты, Володя, пока есть возможность. Она ко мне относится по-доброму, а в отношении тебя, такого не обещаю.
Только я двинулся к двери, как корова громко мыкнув, ускорилась, не желая мне дать призрачный шанс проскочить мимо нее. В последнюю долю секунды перед ударом рогами я успел заскочить в дом и прикрыть на засов за собой дверь. Злобно мыча и пыхтя от возмущения, в дверь билась Медведица, желая познакомиться с тем, кто посягнул на её владения.
***
- Ну, вот и познакомились!- Произнес Митрич, довольный моим знакомством с его кормилицей. Полчаса она его от себя не отпускала, высказывая неодобрение гостем.- Она у меня и защитница и кормилица. Ты не смотри, что неказиста, а дух у нее воинский. А молоко оценил? Тебя вон всего больного за три дня на ноги поставила.
Я киваю, соглашаясь с его словами.
- Как корова и Медведица? Обычно коров Манькой, Лаской да Красоткой зовут, а у Вас Медведица. Какое- то странное имя.
- Ты думаешь, почему я ее Медведицей зову? Не спроста она мне досталась. Она в одиночку сама медведя трехлетку к реке загнала, а когда тот от нее пожелал сбежать, в воду за ним кинулась.
- Как?
- С берега прыгнула и за ним!- Расхохотался Митрич.- Своими глазами видел. Медведь такого стрекача от неё дал, что пути дороги не разбирал. Бёг, как застигнутый за непотребством муж от ревнивой супруги. А она мычит и не отстает. Он в реку, а она следом за ним. Так они с медведем соревновались в скорости, кто кого догонит, что по воде только брызги летели. Косолапый на воде держится лучше, и понятное дело сбежал, а Медведица как до середины реки доплыла, так стала тонуть. А тут я на лодочке. Накинул ей на рога веревку, башку над водой приподнял и на малых оборотах до себя дотянул. Правда, потом побегать от неё малёха пришлось, пока приручал. Проходу совсем не давала. Бывало, выйду из дома, а она тут как тут, об мой бок норовит рога подточить. Я даже себе деревянный щит сделал, чтобы невзначай не поранила. Так для неё и это новой забавой оказалось. Разбежится и рогами прямо в щит целится. Я, видя это, упрусь щитом в землю, подопру его телом и держу, чтобы не снесла, а она остановится и присматривается. Видит, что я за загородкой спрятался и давай вокруг, как собачонка бегать, норовя сбоку зайти, чтобы значит поддеть меня. Вот так за играми привязалась, да так, что если уезжаю по делам на пару дней, скучает и плачет.
Митрич улыбнулся.
- Чья корова не знаю, а цены ей нет. Местные, прознав про ее нрав, к берегу близко не подходят. Пальнут с ружья, вызывая меня, и сидят на лодке, ждут, значит, когда я выйду, потому, как только выйди на берег, так живо купаться придётся, благодаря защитнице. Со старообрядцами еще как то объяснился, а вот с их гостями беда. Как сунутся ко мне, так она их лодки топит. С мостков прыг в лодку и давай гоняться по ней за иноземцами. Пришлось ей от греха подальше собственный загончик возле старого дома устроить. А зимой у меня в сенях живет вместе с Мышем.
Я невольно дернулся.
- Очень он ее уважает. - Продолжил Митрич.- Куда Медведица туда и Мышь. Одно плохо. Всю зиму вместе и обретаются. Мышь по дому шастает и растаскивает навоз по всей хате. Вонь да грязь разнесет и сидит лыбится, ожидая, что я его приголублю. А как ругаться начну на него, так два-три дня носа домой не кажет. Весь в дерьме её перемажется, что глянуть страшно. Обижается на меня, значит и мстит. Хотя чего обижаться, если ругаюсь за дело. Приходиться воду греть и мыть Мыша, чтобы не вонял навозом, а он и рад. Любит он теплую воду и давай в ней плескаться. А ничего не поделаешь, подросток. Гормоны у него играют. Все норовит характер показать да удалью прихвастнуть. За то из шерсти его варежки да носки хорошие получаются. Как вычешешь его, так граммов пятьдесят шерсти за один начес. Я за лето и весну с него по килограмму шерсти набираю, а зимой нитку плету, да варежки и носки вяжу. Вот поедешь к себе, я тебе на память варежки подарю.
Митрич, разговаривая со мной, посмотрел в окно.
- Ах, ты! Вот я тебя!
Вскочил со стула и бросился на выход.
Он распахнул дверь дома и долго кого-то стращал. На кого шумел Митрич, мне не было видно и снедаемый интересом, я пошел вслед за хозяином дома.
Митрич кому-то в районе грядок грозил кулаком.
-Митрич!- Окликнул я его.- Это ты кому?
- Мышь, опять на грядках. Сейчас огурцы сожрет и на засол не оставит. Любит он их очень и жрёт даже в завязи. Соленые огурцы ему, видите ли, не по вкусу, так что о припасах на зиму он и не беспокоится. Хулиган.
- Да где он?
Вон видишь, за тыквой спрятался один хвост его виден. Думает, я сейчас в дом зайду, а он продолжит шкодить. Пойдем, выгоним его с огорода.
Я всматривался в зелень, стоявшую в огороде стеной и отдающую охрой большую тыкву, но как только Митрич подошел к огороду, заметил в траве мелькнувшую рыжину.
Митрич засмеялся и засвистел.
- Так Мышь вместо огурцов шерстью отдаётся?- Спросил я улыбающегося старика.
- Это прозвище у моего лиса такое. Он ко мне еще маленьким прибился. Смотрю раз, а он мышь словил и тащит мне показать. Потом еще и еще. Самые лучшие охотники на мышей кто?
- Известно кто - кошки!
- Это ты не видел, как лиса мышей гоняет. Она их под метровым снегом слышит и достает, а ты говоришь кошка. Какая кошка полезет за мышью в снег метровой толщины? - Митрич поднял указательный палец.- Никакая! А мой Мышь для отчета мне регулярно таскает свои трофеи. И летом, и зимой. Когда животное зимой в доме живет, от мышей и крыс не отбиться. А тут у меня за Медведицей да Хрюном Мыша присматривает и не дает плодиться серому воинству. Всех посчитает, переловит и мне сдаст на шкурки.
- На шкурки?
- Ну да.
Я удивлено смотрел на Митрича.
- А из мышиных шкурок, ты, наверное, что-то шьешь? - Я изрек с сарказмом.
- Нет. Я из них приманку для рыбы делаю. И сом на нее хорошо идет, и сиг. Да много что любит такую наживку. Вот пойдем на рыбалку, покажу свой ловчий арсенал, а сейчас пошли завтракать, а то нам с Толиком еще надо травы на лужках подкосить, да просушить, перед тем как на сеновал стаскивать.
Часть 6. Почтарь
***
Митрич попросил Толика и меня снять мотор с лодки. Грести на веслах восемь часов да против течения тяжело. Вдвоем занесли его в дом и уложили на кухонный стол. Митрич достав ящик с инструментом начал ковыряться во внутренностях аппарата. Толя не стал сидеть и направился на улицу, а в желании лучше узнать старика я присел у печки и со стороны наблюдал, как Митрич чинит допотопный двигатель советского производства.
- Вот ты, Володя, скажи, жизнь то у Вас в Москве после развала Союза сильно поменялась?- вопросил Митрич, продолжая копаться в моторе.- Что поменялось, а что нет?
- Многое изменилось. И машин на дороге стало не протиснуться, и еды в магазинах на любой выбор и вкус. Одежды полно. Так что многое поменялось.
Митрич, оторвал взгляд от разложенных по столу деталей и пристально посмотрел на меня.
- Что ты про вещи рассказываешь?- Пристукнул он маслянистой рукой по столу.- Люди поменялись? Ты мне про людей скажи.
Он завёл со мной разговор, подталкивая меня к чему-то ему интересному.
- Люди поменялись. Сейчас главное деньги. У нас в Москве деньги всему голова.
- Вот. - Удовлетворенно произнес Митрич.- Деньги для Вас всему голова. То есть завладела людьми страсть к деньгам. Не зря я все-таки в такой глуши оказался да возле старообрядцев отираюсь, раз вижу, что люди меняются и к худшему. А если такое понимание имею, то могу утверждать, что там, где деньги превыше человека, там всегда человек в зверя превращается. Он и утробу свою разным способами тешет, и естество непотребством ублажает, и богатство свое выпячивает со всей нескромностью. Раньше про такое говорили, что это мещанство. При таких условиях человек человеку медведем станет, и жалость к слабому от него бежит. Я же считаю, что деньга у человека скотский дух вызывает. Один в павлина норовит нарядиться. Другой из себя царя зверей мнит. А третий гордыню всему миру через породу демонстрирует.
Митрич отложил в сторону инструмент.
- А у нас, куда девать деньги? Вон у меня денег куры не клюют, по причине их отсутствия, я имею в виду курей. И хоть денег не так много, но есть, а тратить мне ее некуда, да и не на что. К примеру, возьму я автомобиль. Куда я на нём поеду. Разве что по льду зимой погонять, да утопить в полынье. А остальное все время, что с ним делать? Или скажем, прислугу себе заведу. Она же эта самая прислуга полгода поживет здесь да меня либо под лёд зимой спустит либо придумает иной способ меня уморить, чтобы отсюда сбежать. Так что деньги здесь не главное. Люди важнее денег. Их знания и отношение деньгами не купишь. Так что не все они решают. А если речь зашла с кем-то про деньги, так знай, что человечек этот больной и с ним жить рядом опасно, ведь все мысли его только на деньгах сосредоточены. Ничего он кроме них не видит и служит этому золотому тельцу верой и правдой, позволяя себе думать плохо там, где и зло отродясь не водилось. У меня вот и пенсия и приработок от староверов и их гостей есть. Да и государство мне за почтовую службу доплачивает, ведь в нашей глухомани, я и есть, по сути, государство. От того и народ местный знает, к кому если что идти за помощью. И я его, как государство не подведу. И обогрею и в лютую годину не предам. А как почтальон и новости разнесу, и приветы с большой земли передам, да и иной раз, в последний путь, проводив человека, бумажку о его кончине, до властей довезу.
Митрич, вновь взялся за инструмент и начал что-то с усилием откручивать.
- Володь подсоби. Мне плохо видно, а ты помоложе, да и думаю позорче, чем я.
Я принял от Митрича отвертку и попытался сдвинуть прикипевший винт. Острие отвертки срывалось, и винт оставался неподвижен.
Митрич видя мои потуги, отодвинул меня в сторону и, достав отвертку побольше, вновь занялся разбором мотора. Немного помолчав, он продолжил свой монолог.
- Был тут один случай, когда к нам в гости из областного центра за деньгами нагрянули. Поехал я как-то раз за почтой. Значит, оставил лодку свою возле пристани, там, где Вас встречал, а сам в поселковый совет за корреспонденцией пошёл. - Он произнес слово корреспонденция с явным удовольствием.- А там, мать моя женщина, чистые полицаи, только свастики на петлицах не хватает. Все в черную форму одеты, да с касками и автоматами. Спрашиваю, кто Вы такие красивые? Говорят судебные приставы. Пришли недоимку по налогам с местных изымать. Поселковый глава мне почту отдал и давай уговаривать всю эту компанию к старообрядцам отвезти, так как у них долг перед государством образовался за несколько лет. На целый миллион или на два. Говорит, описывать у них имущество будут в счет долгов и изымать. Я естественно посокрушался и председателю говорю, что готов исполнить его просьбу, но только всех не возьму. А тот лыбится хитрюга. Говорит, сам с ними решай.
Митрич ехидно посмотрел на меня.
- Володя, ты видел мою лодку? Больше трех человек она не вместит, а тут их целый карательный отряд. Говорю ладно и молодцев спрашиваю, кто из них поедет. Все, как один вперёд шагнули. Чисто комсомольцы - добровольцы ко всему готовые. Тогда я повторяю свой вопрос и объясняю, что взять могу только двоих и то, чтобы без оружия и прочей амуниции, а то река у нас быстрая да своенравная, а места глухие и зверья в них полно. Если вот такой в каске упадет за борт со всей своей амуницией, то никак его не спасти. Бульк и поминай, как звали бравого мытника, а с меня потом спросят, куда пропал государев служака и его оружие. А ежели выплывет, то и зверь недолго даст на белом свете побродить, ибо еда долго не гуляет.
Старик, видя мой интерес , снова продолжил свой сказ.
- Смотрю, а служивые после моих слов друг на друга косятся, да и робость на них напала. Повторяю свой вопрос и вроде уже не так чтобы они готовы ехать в наши леса. Видя их оторопь, приказываю, двоим разоблачаться и следовать за мной. Они прямо сразу с лица спали. Говорят, что они, мол, физическая поддержка исполнителей и выталкивают из своих рядов девчонку да паренька в фуражке. Вот говорит они исполнители их и вези, а мы тут тебя с ними ждать будем. И ежели чего с ними, то спрос с тебя будет по всей строгости закона. Сажу их в свою лодчонку, а паренька не хуже тебя от качки сразу мутить начало. Пока до меня добрались, парень пеньком на дне лодки лежит, а девчушка сидя на носу лодки все на меня поглядывает. Вначале с интересом, а потом когда по реке далеко вверх поднялись уже и со страхом. Говорю ей не боись, не съем я тебя. Тут на твои кости других едоков полно. Она после моих слов чуть с лодки в реку не сиганула. Дура! Еле успокоил, распевая 'По долинам и по взгорьям'.
Значит, добрались до моего пристанища. Я парнишку то на берег выволок, а девчонка, ни в какую идти на берег не хочет. Вцепилась в борт, глазки опустила, губы поджала и ни тпру, ни ну. Уж я ее и просил, и стращал, а она знай себе сидит. Паренька кое-как до дома дотащил, да на лавку уложил, чтобы значит пришел в себя. А девка так всю ночь у воды просидела. Замерзла, что утром кружку с горячим чаем в руки принять не смогла. Подумал я, как следует и поворотил их обратно. Старообрядцы то недаром от государства с его порядками убежали. Им и без государства нелегко приходится, а тут я таких гостей привезу. А гости то с претензией, на землю намоленную предками сойдут и как бы беды с ними со всеми не приключилось. Одна калечная, а другой больной весь. Куда их моим знакомцам. Вот пришлось везти их обратно. А радости у них было, когда своих в форме увидали, что деньги староверов им были уже ни к чему. Умотали к себе мои пассажиры несолоно хлебавши. Так что деньги - это тьфу в наших палестинах. Здоровье надо беречь, да с людьми добрые отношения устраивать, а не погоню за рублем устраивать.
Митрич, вновь отложил инструмент в сторону.
- Нечего чинить пока работает,- Произнес он, осматривая результаты своего труда, - пусть и дальше работает. Лучшее враг хорошему. А сейчас Володь зови Толика, будем обратно его собирать да обедать.
Часть 7. Засеря
***
- Митрич! А зимой, наверное, тут скука смертная?- Задаю вопрос.
- У нас, когда морозы приходят, река в дорогу превращается. - Зачерпнув ложкой каши, Митрич заговорил.- Едешь по реке, как по немецкому автобану. Можно и на автомобиле по ней, а можно и на санях. Хорошо. Душа радуется. Ни тебе светофоров, ни тебе полицейских. Только ты и природа. Я когда помоложе был, снегоход себе купил. Бывало, летишь по реке, и не тряхнет тебя ни разу. Разгонишься и раз - ты уже в поселке. А потом повернул и раз - ты уже дома. Хорошо. Хотя бывает и не очень, когда вода полынью намоет. Раз и нет тебя вместе со всем твоим хозяйством. Так я свой снегоход и утопил. Я как-то краем полыньи прошел, и надо бы радоваться, что жив, остался, а я такого страху натерпелся, что зимой более не гонял. Сам понимаешь и возраст у меня не тот, да и зрение уже лихачить не позволяет. За то когда мороз за пятьдесят стоит, на реке благодать. Все полыньи промерзают и можно двигаться спокойно. Зимой до поселка езды на лошадке не более часа. Едешь по своим почтовым делам, а мороз с ветром студит. А ты в санках только укутывайся, потеплей, чтобы не замерзнуть. Вот если что не прикрыть, то через полчаса все что может отмерзнуть отмерзнет. У меня видишь пальцы на руках, какие корявые? Раз подмерз так, что чуть отчикали мне их. Кожа аж почернела. Ладно, доктор в поселке тогда был жив.
Митрич прервал речь, задумавшись о чем-то своем.
- Говорил он, что на всё надобно иметь меру. И на радость, и на удаль, и на скорость, и на жизнь. И надо беречь не только душу, но и тело. Мудрый был человек. Царство ему небесное. Спас он мне пальцы тогда да рецепт от отморожения верный дал.
Митрич отломил кусочек хлеба и закинул его в рот.
- Очень помогает от обморожения барсучий жир. Лицо обмажешь им, а кожа после него, что попа у младенца. Такая же мягкая и на ощупь приятная. Правда, запах от него не ахти. А вот от глупости барсучий жир не спасет. Надо иметь и понимание что творишь и когда. Был тут один случай, но за столом о нём говорить неудобно. Так что доедайте, а я пойду, корма Медведице задам, а потом и случай этот обскажу.
***
Есть тут один местный Засеря. Тьфу, человек. Кабы знал, что он такой никогда бы с ним не встречался. Раз нужда заставила с ним по делам съездить. Настоящее постное масло у нас редкость. Все больше его заменяют подсолнечным. Да и подсолнух не растет у нас, чтобы из него масло правильное бить. Можно конечно и в поселке в бутылке в магазине купить, но не то масло. Ой, не то. Земля ему не та и климат для роста не тот, а потому мы закупаем постное масло сразу много и везем его издалека, а если нужда есть, то вместе с ним и масло подсолнуха набираем. - Митрич смахнул крошки со стола в открытую ладонь.- Так что за постным маслом мы поехали вниз по речке на пару десятков верст дальше. Там один парень маслобойку держит, вот у него и собирались с Засерей маслом запастись. Парень тот хоть и молодой, но в масле толк знает. Он и конопляное масло производит. И из горчицы. Ну и подсолнечник отжимает. Взял я канистру литров на двадцать пять, да и Засеря с собой стеклянных банок литров на двадцать взял. Все сани ими уставил, что задницу приткнуть негде. Вот и поехали мы с ним по льду. Ружье на всякий случай под рукой держу, а Засеря кое - как на заду саней умостился. Приехали мы к Николе уже под вечер. Он выдал нам молочный бидон конопляного масла. От масла такой дух идет, что была бы сковородка да пара карасей, ни куда бы пока жарехи не попробовал бы не тронулся. Разлили мы масло по емкостям, а на дне бидона литра полтора еще плещется. Николе говорю спасибо, жму руку и собираюсь ехать. А Засеря говорит Николе, дай мне банку для остатков масла. Деньги, мол, за целый бидон уплачены, а там, на дне еще много его осталось. Надо бы все слить. Никола посмотрел на Засерю и говорит: - Банки у меня нет, но есть старая большая жестяная кружка. Хочешь, бери.
И зайдя на склад, выносит эту кружку. Протягивает ее Засере. Тот с бидона нацедил полную кружку масла и норовит ее в санях пристроить. Я ему говорю, что масло пока будем ехать, разольется и все сани мне изгваздает, да так что не ототрешь. Засеря, выслушав меня, берет и всю кружку в себя выливает. У меня аж дар речи пропал от такой жадности. А Никола, как увидал такое, пожелал нам счастливой дороги и, смеясь, ушел в дом.
***
Едем, значит, мы домой. Я санями правлю, а Засеря на заду саней кряхтит. Молчу, раздумывая на его поведением.
- Митрич! Останови.- Раздается сзади голос Засери.- Мочи нет терпеть.
- Терпи.- Отвечаю ему.- Это же чем надо было думать, чтобы в себя целую кружку масла залить.
- Митрич! Христом Богом молю, останови. - Воет Засеря. - Нужда из штанов проситься.
- Терпи, говорю. - И останавливать сани не собираюсь.- Это тебя Боженька покарал за твою жадность, так что неси это наказание, как свой крест и не разбрасывай.
Сзади донесся запах дерьма. Засеря, свесив задницу с саней, справлял нужду прямо на ходу. Обернувшись к нему, вижу, следом за нами бегут волки. Хлестнул вожжами лошаденку и погнал я сани, что есть мочи. Засеря орет: - Не гони так. Вывалюсь.
А волки то за нами поспешают. Я поудобней ружье взял, да ору Засере: - Волки!
Засеря даже позу не изменил и знай себе след, содержимым своего организма, на льду оставляет. А волки то все ближе. Прицелился я в самого близкого к заднице Засере и шмальнул в него из одного ствола. Засерю не зацепил, а волку прямо в лоб прилетело. Кувыркнулся он и упал. Стая, потеряв такого знатного бегуна, только ускорилась.
Гляжу парочка "серых" наши сани настигают. Ору ему:- Вожжи возьми, а то мне стрелять неудобно.
А тот, как сидел сиднем, так и сидит, только глаза у него навыкате. Вставил кое-как патрон в ружье и положил одного хищника справа. Конец вожжей зубами держу, чтобы хода не сбросить, а в левого прицелиться не могу, не повернуться. Падаю на спину и ловлю в обрез ружья волка слева. Выстрел. Третий готов. Из-за одежды я еле-еле снова сел. Оборачиваюсь. Волки, видя, что добыча им не по зубам, отстали, а Засеря, как сидел на задке, так и сидит. Оказалось, что прилип он задницей к задней жерди саней и оторваться от нее никак не может. Так и доехал он до поселка примерзший к саням. Отморозил он тогда много чего. Потом его долго лечили да что толку. Тьфу, человек. Одним словом - Засеря.
Часть 8. Прощание.
***
Сижу на мостках и ловлю на удочку рыбную мелочевку. Поймаю, отпущу. Снова поймаю. Снова отпущу. Митрич, смотря на мою ловлю, подсаживается ко мне.
- Ты чего рыбу отпускаешь?
- Пусть плывет.
- А то, что ты ее, вынимая, поранил, не считается?
Молчу. Прав Митрич. Паре окуней жало крючка глубоко вошло, так что, вынимая его, я рыбе весь рот искровенил. Такой подранок не выживет.
- Был такой философ Ницше. - Задумчиво проговорил старик.- Что нас не травмирует, то делает нас сильнее. Его фраза. Правда слово 'травмирует', какое-то не философское. По сути все верно, да как посмотреть. Иного жизнь слегонца побьет особо, не травмируя, а он сильнее не становится. А другого так от души приложит, а он как сильным был так таким и остается. А третьего чуть пожурила судьба, а он сразу кони двинул. Не точная наука эта философия. Или не об этом думал Ницше, когда такое нагородил. Или не собрал достаточного материала, чтобы такое утверждать. Я Володя вот о чем тебя прошу. Если ты рыбку поймал, то не спеши ее в воду бросать. Может у нее такая судьба, чтобы тебя и меня своим мясом порадовать. А если ты не хочешь пойманную рыбу есть, то зачем тогда ее ловить. Пусть живет и плавает.
- Живи сам и дай жить другим?
- Да. Старик Шиллер был не дурак. Ведь жизнь дается не по чьей-то прихоти, а значит, и отбирать ее по собственной прихоти нельзя. Я вот тебе давеча рассказывал про свою службу. Иные, почувствовав власть, начинают ее проявлять и к месту и без дела, а так я считаю нельзя. Толик вовсю уже собирается. Домой говорит пора. Охота писать у него появилась. Что-то мне взгрустнулось из-за вашего отъезда. Пойдем, примем по чарочке, да пообедаем, и отвезу я Вас в поселок.
***
Он стоял на пристани и помахал рукой, провожая нас с Толей. Интересный старик, со своей правдой и вымыслом, былинами и небылицами, со своим желанием жить в одиночку и тягой к собеседнику. Это не дед Щукарь. Это- Митрич.
Июль 2020 год.