Посвящается моим университетским друзьям..., да будет не властно время над этой дружбой!
- Ну вот, Аристофан, ты и посетил Онезимос! Твоя мечта сбылась...
В словах Агриппы, затаился сарказм, но увлеченный видом огромных полей колосящейся пшеницы, Аристофан не заметил ее. Вот уже полчаса они ехали от космодрома, а он все никак не мог налюбоваться непривычными для него сельскими видами. Он все время высовывался из окна, и вертел головой, словно восторженный подросток, так что Агриппе порой приходилось кричать, чтобы быть услышанным.
- Да, мой друг, как часто, глядя из герметичного окна своей квартиры, я думал о том, что ты теперь можешь наслаждаться чистым воздухом и цветом настоящей зеленой травы! - кричал Аристофан, перекрывая шум ветра.
- Ну, положим, подобный рай здесь всего лишь несколько месяцев в году..., но, все равно, ландшафты этой планеты не сравнить с покрытыми радиоактивной пылью улицами Метрополии!
- Ах, хорошо! - насмотревшись вдоволь, Аристофан откинулся на сидение и посмотрел на Агриппу.
- Однако ты ведь понимаешь, что я проделал столь долгий путь отнюдь не для того, чтобы просто полюбоваться пейзажами колонизированной планеты...
Агриппа кивнул. Несмотря на свой ум, Аристофан всегда был несколько наивен и даже простоват, чему изрядно способствовало его долгое сидение в "комфортабельном кресле", в котором жизнь обычно теряет свою непредсказуемость и привлекательность. Но сейчас Агриппе не хотелось говорить о делах, - он был рад видеть старого друга, и не хотел портить встречу разными "скучными вопросами". Поэтому, пропустив мимо ушей сказанную им фразу, он произнес:
- Вообще-то, планетка еще та! Дороги ужасные, энергостанции нормально снабжают лишь городские центры, поскольку там находятся овощехранилища, а отъедешь чуть в сторону - полная разруха! Цены на горючее бешеные, поэтому половина фермеров, как и в годы Переселения, работает на гужевой тяге. Перекупщики обдирают до нитки..., на рынках - дороговизна, в магазинах - лежалый товар! Так, что чистый воздух и природа, пожалуй, единственное, чему здесь можно радоваться...
- Ладно, не прибедняйся! У тебя-то дела хорошо идут; машинка-то, небось, на углеводороде, а не на каких-нибудь там аккумуляторах, - вон, как несется!
- Да..., у меня - неплохо..., - скромно признался Агриппа.
- Еще бы..., ты всегда был ушлым! Помнишь, как в студенческие годы ты после занятий бегал в зону Отчуждения, собирал там всякое барахло, а потом продавал на черном рынке? До сих пор не понимаю, - как тебе не было страшно?
- Было.
- Правда?
- Конечно.
- Тебя ведь за это могли исключить из Академии!
- Могли...
Аристофан посмотрел на него, чтобы понять, не было ли это очередным розыгрышем, на которые его друг был мастером еще в юности, но лицо Агриппы было серьезным.
- А! Ты бы все равно как-нибудь выкрутился! Ты всегда выкручивался, даже когда жизнь по-настоящему припирала тебя к стенке!
На это Агриппа не ответил, но по лицу его пробежала едва заметная тень, впрочем, Аристофан всегда отличался ненаблюдательностью, - не заметил он ничего и теперь.
- Слушай, я совсем забыл! Мне нужно ненадолго заехать на рынок, там у меня..., есть дело... Сходишь со мной, или подождешь в машине?
- Схожу, конечно! Кто же откажется от того, чтобы посмотреть на настоящий онезимосский базар, где, как говорят, свежесть товаров не уступит красоте местных девушек!
- Только будь осторожен: зазеваешься, - и кошелька как не бывало! - предупредил Агриппа своего не в меру восторженного друга.
Базары Онезимосса, действительно, славились на всю империю! Здесь, среди напичканных, как пчелиные соты, лотков можно было приобрести любой товар от крупной зернистой пшеницы до экзотических местных животных и настоянных на яде шипастых гадюк чудодейственных растирок и бальзамов. Загорелые от местного солнца, изворотливые до бесстыдства, здешние торговцы могли весьма недорого всучить самый диковинный товар, хранивший свою красоту ровно столько, сколько требовалось его владельцу для того, чтобы с чувством выполненного долга покинуть пределы этой планетной системы. Но таково искусство торговли! Ибо, ели бы, представители этой опасной профессии продавали лишь свежий товар, то они давно бы умерли от голода, оплачивая налоги, а также удовлетворяя непомерные аппетиты "высоких должностных лиц".
Не успел Агриппа со своим другом погрузиться во всю эту кипящую страстями толпу, как его яркий тюрбан землевладельца был тот час замечен Хипатосом - местным барышником, не гнушавшимся никаким бизнесом в мутной воде послевоенной межпланетной торговли.
- Кого я вижу - досточтимый Агриппа! - закричал он, выпустив из рук сочный, аппетитный плод колючей пальмы, в который вот-вот должны были вонзиться его белоснежные, искусственные зубы. - Не иначе, как сам Космос дал мне случай повстречать тебя!
Мускулистый, коротконогий Хипатос, мастерски преодолел людской поток, и уже через миг оказался возле друзей, показывая всем своим видом, что от него теперь нельзя будет так просто избавиться.
- Неисчислимые Галактики, - кого я вижу! воскликнул Агриппа, изобразив на лице такую радость, словно перед ним оказался чиновник из Департамента государственных закупок.
- Как я рад, как я рад! - повторял Агриппа, обнимая широкие, "цирковые" плечи так некстати подвернувшегося знакомого.
- Позволь тебе представить моего старого друга - Аристофана - человека весьма ученого в самых различных вопросах!
Последняя фраза была сказана Агриппой неслучайно, поскольку, после венерических заболеваний, Хипатос больше всего боялся "выкручивающих мозги" ученых мужей. Но уловка не помогла, и, отвесив "ненормальному ученому" положенный поклон, Хипатос и не думал ретироваться.
- Как хорошо, что я тебя встретил, уважаемый Агриппа! - Хипатос взял его за руки, что у жителей Южных земель неизменно означало особую доверительность будущего разговора.
- Скажи мне, ты еще ищешь для себя гравик?
Для ученого уха Аристофана слово "гравик" было совершенно недопустимо, так что он посмотрел на Хипатоса с нескрываемой неприязнью, как если бы в одной из его пробирок вдруг обнаружился змеевидный таракан.
- Нет, я недавно весьма удачно приобрел XS-200, да еще и с запасным антигравитатором...
- Какой ужас! Значит, я опоздал! - Хипатос покачал головой, посмотрев на Агриппу, как на безнадежного больного. - Милосердные Миры, ну, почему мне так не везет!
- Да, что случилось, друг?
- Нет, не успокаивай меня! Я никогда себе не прощу, что позволил своему лучшему другу купить такую колымагу!
- Да, отчего же, колымагу? "Двухсотый" развивает приличную скорость, кроме того, он использовался в нескольких войнах, и показал хорошую живучесть после вынужденных посадок!
Хипатос замахал руками:
- Что ты? Какая живучесть? Там же салон со старым дизайном и управление сенсорное, да и сам он выглядит как летающий гроб. Да на нем даже над плантациями летать стыдно! А если, о, тьма Космоса, придется тебе слетать в какой-нибудь из полисов для заключения контракта или, - он принизил голос, - по иным надобностям... так, ведь ни одна юная матрона не согласится провести вечер с человеком, прилетевшем на таком, с позволения сказать, летательном аппарате!
Агриппа пожал плечами:
- А, по-моему, он совсем неплох...
Хипатос, наверное, хотел сказать что-то еще, но последняя фраза заставила его замолчать. Некоторое время он так и стоял с открытым ртом, не зная, что возразить на подобное святотатство.
...- Осмонелла меня возьми! - произнес он самое ужасное из своих проклятий, бросив взгляд на Аристофана, в ком, после "гравика", не нашел бы поддержки даже в том случае, если бы доказывал теперь таблицу умножения.
...Такого я от тебя не ожидал..., так, значит, новый дизайн и голосовое управление "трехсотого" для тебя - пустой звук? И кожа арастийского тигра, которой обиты кресла..., и функция автопосадки?
Последнее стало бы для Хипатоса настоящим ударом, так что Агриппа сжалился над ним, заверив, что функция автопосадки, действительно, необходима, и он обязательно поставит ее на свой "двухсотый", как только немного скопит денег, а кожу арастийского тигра ему по случаю достанет один знакомый контрабандист. На этом они и расстались, причем Хипатос, все-таки, ушел удрученным поспешной покупкой своего товарища, не понимая, как можно столь легкомысленно относиться к таким серьезным вопросам.
- Это что, твой друг? - спросил Аристофан, когда плечистая фигура Хипатоса скрылась за спинами покупателей и торговцев.
- Да..., не то, чтобы..., он часто берет у меня пшеницу, и всегда исправно расплачивается, в отличие от других.
На это Аристофан лишь укоризненно покачал головой:
- Ох, Агриппа, на что ты тратишь свои таланты! На выращивание пшеницы и общение с невежественными людьми, называющими гравилайнер - гравиком..., кстати, а что такое "осмонелла"?
- Это болезнь, которую можно получить в разного рода сомнительных заведениях нашей планеты..., конец фразы Агриппа произнес своему другу на ухо, поскольку в этот момент мимо них проходила знатная, богато одетая матрона, в присутствии которой ему не хотелось говорить о столь деликатных вещах.
- Какая гадость! - воскликнул Аристофан, - как ты живешь среди всей этой грязи, Агриппа! Ты ведь когда-то писал стихи, и был, едва ли самым одаренным юношей всего нашего курса!
- Ну, когда это было! Ты еще вспомни, как мы с тобой ухаживали за девушками!
От этой фразы на Агриппу нахлынули воспоминания; лицо его прояснилось и среди тяжелых морщин на миг проступили черты беспечного молодого авантюриста. Аристофану было хорошо знакомо это выражение: оно возникало всякий раз, когда его другом овладевала страсть к какому-нибудь безрассудству, и он в очередной раз пускался "во все тяжкие", совершенно не думая ни об учебе, ни о своей репутации.
- Кстати, о женщинах, - а ты здесь, случайно, не женился?
- Как тебе сказать, Аристофан..., не так, чтобы совсем..., но, можно сказать, почти...
- Это как?
- Понимаешь, климат на Онезимосе, по большей части, жаркий..., что делает женщин этой планеты..., как бы это сказать..., - страстными до изнеможения..., впрочем, скоро ты сам все увидишь, потому, что мы, как раз направляемся к одной из них.
- Что-то ты темнишь, Агриппа! Так и скажи, что отношения с женщинами создают тебе больше проблем, чем доставляют счастья!
- О, нет! Такого не скажу даже под пытками изощренных имперских "мастеров"! Женщины это...
В этот момент на пути им встретилась довольно плотная толпа, так что Агриппа не смог закончить фразу, врезавшись в нее, подобно космическому крейсеру, и непривычный к такой толкотне Аристофан поспешил последовать в образовавшийся после него пролом.
Его тут же окружили здоровые, загорелые лица людей, чья жизнь, в отличие от жизни самого Аристофана, проходила в постоянной борьбе с природой, не желавшей просто так отдавать свои плоды и посевы. Эти люди были не такими, как он, большую часть жизни просидевший в лаборатории и опасавшийся, разве что, случайного возгорания или химического выброса. В них чувствовалась какая-то дикая сила, будто бы природа этой планеты влила в их жилы холодные горные родники, раскаленные пески дюн и чистый, наполненный животным влечением, воздух бескрайних равнин. Аристофан подумал о том, что чувствует себя весьма неуютно среди этих здоровых, опаленных солнцем шей и плеч, и потому вздохнул с облегчением, когда они с Агриппой миновали толпу.
Сам же Агриппа был здесь, как птица в воздухе, - ни шум рынка, ни стоявшая в воздухе пыль не могли, казалось, повлиять на его настроение.
- Да..., женщины! - сказал он, как только они выбрались на относительно пустое пространство. - Знаешь, Аристофан, я уже не в молодых летах и многое повидал на свете, но женщины - это единственное явление в природе, что продолжают меня удивлять, и, Бездна меня возьми, если мне это не нравится!
Обжегшийся когда-то в далекой молодости на любви, Аристофан уже хотел было возразить своему другу, но тут с рыбных рядов послышался резкий и довольно неприятный женский голос.
- Агриппа! Ты проходишь в трех шагах, и даже не замечаешь меня! Так-то ты платишь за мою любовь к тебе!
Невысокая, смуглая и шумная, как все южанки молодая женщина, выскочила из-за прилавка и двинулась на Агриппу, при этом лицо ее не выражало ничего хорошего.
Но Агриппа не смог договорить, потому что "отрада сердца" не умолкала ни на миг, при этом тон ее становился тем более угрожающим, чем ближе она к нему приближалась.
- Да поглотит тьма миров всех мужчин, потому что без них, по крайней мере, не нужно будет сидеть, как дуре, и ждать у неба дождей! - сказала она, подойдя к Агриппе, и замолчала, но взгляд, которым она продолжала его сверлить, вовсе и не требовал слов.
- Здравствуй, Кинния..., ну, что ты раскричалась?
- Я раскричалась? А что, по-твоему, должна делать брошенная женщина: может быть, прыгать от радости?
- Кинния..., почему ты считаешь себя брошенной? - с поистине неисчерпаемым терпением спросил Агриппа.
Женщина нахмурилась, посмотрев на него снизу-вверх, и Аристофан подумал, что это не так уж плохо, что он прожил всю жизнь холостяком.
...- А как должна себя чувствовать женщина, если мужчина, одарив ее счастьем, вот уже неделю не показывается на глаза!
- Мы виделись три дня назад..., и потом, о каком счастье ты говоришь? Да простят меня небеса, но ты - весьма сомнительное счастье!
При этих словах лицо женщины приняло, как показалось Аристофану, мстительное выражение и ее прекрасные соблазнительные губки скривились в осознании незыблемой женской правоты.
- Я жду ребенка, Агриппа..., и об этом знает уже половина рынка, но только не ты!
- Кинния!
- Что? Хочешь сказать, что ты не рад этому? Ну, попробуй только!
В ответ на это Агриппа наклонился, поцеловав ее:
- Я очень рад, Кинния, но зачем же кричать об этом на весь рынок. Вот, мой друг Аристофан, он тоже рад за нас, - представил его, наконец, Агриппа, поскольку Кинния на какое-то время замолчала.
- Мое почтение, досточтимый Аристофан, - женщина поклонилась с неожиданной грацией, которую тот меньше всего мог ожидать на этой забытой мирами планете.
Удивленный таким обхождением, он тоже сделал поклон, принятый в самом высшем обществе, но Кинния не оценила его, поскольку внимание ее вновь переключилось на Агриппу.
- Твоя радость, Агриппа, не сможет отменить того серьезного разговора, что давно уже назревал между нами, но теперь, - она погрозила пальцем, и среди рыбных рядов послышались сдавленные смешки, - теперь ты не отвертишься!
Они покидали ряды, провожаемые насмешливыми взглядами, так что Аристофану казалось, будто бы это он, а не Агриппа, соблазнил молоденькую селянку, и, отяготив ее, скрылся от ответственности. "И это его друг, - тот, кого на выпускном балу отметила Ее Высочество, назвав первым кавалером Космической Академии. А когда после этого он набрался дерзости пригласить ее на вальс, - то она не только не отказала, но даже оставила безнаказанными те недвусмысленные взгляды, что он бросал на ее открытое декольте... Ох, Агриппа, как же терпеливы бывали миры к твоим выходкам!"
- Стой! Стой, сказал!
Агриппа стрелой метнулся куда-то в сторону, схватив за рукав шустрого мальчишку.
- Отпустите, милостивый господин, - я больше так не буду! - запричитал он, закрываясь от занесенной над ним руки Агриппы.
- Я тебе покажу, как воровать! - грозно сказал Агриппа, приподнимая худенького мальчишку за шиворот, отчего тот сделался похожим на подвешенную за веревочки куклу. В руке его Аристофан с удивлением обнаружил свой кошелек.
- Я же говорил, - здесь тебе не Научный отсек подземного конгломерата, где даже последний таракан не может сбежать из пробирки, - это настоящая, живая планета, и такие экземпляры, - он указал на болтавшегося мальчишку, - могут в темном переулке лишить тебя не только кошелька, но и жизни!
Агриппа опустил мальчика на землю, и пристально посмотрел на него.
- Что с тобой сделать, - побить?
- Нет, не надо, милостивый господин!
- Ты что, боишься побоев?
- Нет..., мастер Никиас бьет меня каждый день, но этого никто не видит, а здесь слишком много народу!
- Что ж, это верно..., тогда, слушай: ты знаешь Киннию, дочь Атрея? Она торгует в рыбных рядах.
Обрадовавшись, что его не будут бить, мальчишка, закивал:
- Конечно, знаю! Такая симпатичная, с твердой попкой..., она недавно забрюхатела от какого-то богатенького старика, - вот, дура!
- Я не спрашиваю у тебя, - дура она или умная! - сказал Агриппа, встряхнув мальчишку так, что он начал икать. - Я спрашиваю, знаешь ли ты ее?
Мальчик молча кивнул.
- Тогда, слушай. Я вижу, ты парень смышленый; найдешь ее на рынке и скажешь, что я прислал тебя ей в помощь. Будешь таскать за нее рыбу, бегать ей за водой..., - будешь делать все, что она скажет, - понял?
Мальчик хотел ответить, но икота позволила ему лишь кивнуть.
- Как тебя зовут?
- Титос..., Титос... Задира.
- Титос? Прекрасное имя! Так звали одного великого императора во Времена Ушедшей эпохи! Так вот, Титос, сделаешь, как я сказал - вечером получишь три серебряные монеты. Думаю, это больше, чем платит тебе этот пьяница и скряга Никиас.
- Слушаюсь, милостивый господин! - справившись, наконец, с икотой, сказал Титос. - А что сказать Киннии, - кто меня послал?
- Скажи, что тебя послал тот самый богатенький старик, от которого она забрюхатела. Ну, что встал - бегом!
Мальчик припустил со всего духу, и Агриппа, улыбаясь, проводил его взглядом.
- Что ты сделал, Агриппа? Ты только что доверил свою женщину этому маленькому разбойнику?
- А ты предпочитаешь, чтобы я предложил это мальчику из церковного хора? Из этих, как ты говоришь, разбойников, гораздо чаще вырастают достойные люди, чем из избалованных сыновей бургомистров и заседателей Департаментов! Что, скажешь - нет?
- Однако дела наши здесь окончены и нам пора ехать на виллу, - сказал Агриппа, хлопнув своего друга по плечу. - Скоро ты увидишь мои скромные владения, и отведаешь, известного в половине обитаемых миров, игристого Онезимосского вина!
Вилла Агриппы была сделана в вошедшем в ту пору "Древнеримском" стиле, так что Аристофану показалось, будто бы он смотрит на картинку из школьного учебника истории. Что поделать: человечество подобно взрослому мужчине, с умилением разглядывающему свои детские фото, на которых маленький, вихрастый мальчик улыбается миру, - такому доброму, бескрайнему и необъятному...
- Ну, как тебе? Красиво? - не без гордости спросил Агриппа.
- Красиво. Когда мы, все-таки, поговорим с тобой о деле, Агриппа? Ведь я еще не получил никакого ответа на свое предложение!
- Мой добрый друг! Кто же говорит о таких вещах трезвым, на голодный желудок, да еще и под палящим солнцем! Сейчас нам сготовят обед, поставят на стол пару-тройку бутылочек "игристого"... И вот когда душа твоя готова будет петь от ощущения кипящей в тебе жизни, - мы и поговорим о деле...
Агриппа въехал в ворота, остановившись у фонтана в виде несколько вульгарной статуи Афродиты, чьи формы напомнили Аристофану скорее современные "обнаженные" шоу, а не древнюю мифологию.
- Что, не нравится? Согласен! Скульптор - мошенник! Утверждал, что он выпускник Художественной школы в Метрополии, а гонорар потребовал, как придворный скульптор императора! Все дни пил, не просыхая, а по ночам работал. Увидав эту, с позволения сказать, Афродиту, сначала я хотел выкинуть его вместе со своим творением, но потом..., знаешь, она мне чем-то понравилась, так что я даже дал ему рекомендацию для моего "любителя моды" Хипатоса.
- Я вижу, ты сильно изменился, Агриппа... Скажу больше - я просто не узнаю тебя! Ты - получивший столь блестящее образование, и некогда привлекавший внимание первых дам Империи, теперь ведешь жизнь какого-то провинциального дельца: имеешь странные связи с женщинами, заводишь знакомства с уличными преступниками и держишь у себя во дворе нечто совершенно непотребное!
Агриппа рассмеялся; его взгляд скользнул по проскочившей мимо работнице, чьи стройные, легкие ножки могли сулить повидавшему жизнь мужчине неисчерпаемую бездну удовольствий.
- Мой дорогой Аристофан! Знаешь, когда двадцать лет назад я сидел в застенках по ложному доносу, то многое понял. Я понял, например, что красота жизни не в том, чтобы ходить скучными коридорами подземных отсеков, дыша воздухом кислородных генераторов и беседуя с учеными мужами о возможностях улучшения турбинных двигателей. Нет, мой друг, счастье не в этом! Оно в том, чтобы чувствовать жизнь каждой клеточкой своего тела: ежиться под суровыми зимними ветрами и мечтать о стакане воды жарким знойным днем. Счастье в том, чтобы тебя считали чудаком, но при этом уважали бы и прислушивались к твоему мнению, а ты не кичился бы своим прошлым, а разговаривал с людьми, вникая в их проблемы, даже если они и не получили в жизни должного воспитания.
- Поверишь ты, или нет, но здесь я счастлив! Злая судьба забросила меня в этот мир много лет назад, и здесь я научился многому, о чем и не мечтал там, в своей прошлой жизни. Вот ты, - знаешь ли, как отбиться от воров, уклониться от налогов? Как прожить на хлебе и воде до следующего урожая, если была засуха? Ты знаешь, как укрыться от пыльной бури и одним махом излечиться от долгой пьянки?
- Посмотри вокруг, Аристофан! Это - целый мир, и он таков, каким создала его Великая бездна, взорвавшись и разнеся осколки материи по всей Вселенной! И этот мир прекрасен, нужно лишь уметь видеть его красоту в каждом, даже самом привычном проявлении!
...- Значит, ты не примешь мое предложение..., - переведя это на свой лад, спросил его друг.
- Подожди, Аристофан! Умоляю тебя, не уходи так! Давай, посидим и выпьем, как это делают старые друзья, которым есть, что вспомнить и о чем поговорить!
...- Ладно, как скажешь...
- Вот и отлично! - обрадовался Агриппа, всерьез испугавшийся, что его "прямолинейный" друг сейчас уйдет, лишив его удовольствия повспоминать о том времени, когда они были молоды и беспечны, как боги.
- Давай, сделаем так..., - Агриппа, уже не в первый раз посмотрел на часы, - ты иди сейчас в сад, прямо по этой дорожке, - там такая красота, что можно начать писать стихи! А я пришлю к тебе прислугу с холодными напитками и фруктами, сам же - присоединюсь к тебе ровно через час! Понимаешь, ко мне, вот-вот должен прийти ученик..., - очень смышленый парень, я тебя с ним обязательно познакомлю.
- Хорошо, как скажешь..., - быстро теряя интерес, ответил Аристофан, - я полюбуюсь твоими кипарисами, а после напьюсь до скотского состояния..., - как же я могу отказать в просьбе старому, верному другу!
Агриппа вздохнул: Аристофан был неисправим.
- Кипарисы у нас не растут..., но мой сад так прекрасен, что в нем даже такой, измученный науками человек, как ты, сможет стать поэтом...
- Всего час, Аристофан! - сказал Агриппа, и, пройдя несколько шагов, обернулся, добавив: - Я пришлю к тебе Елену, ее ножки, пожалуй, не уступят по красоте моему саду..., - присмотрись и не робей - она свободна!
Агриппа был в превосходном настроении. Дела его шли хорошо. Это лето сулило неплохой урожай, а благодаря некоторым "полезным" знакомствам вскоре он должен был получить большой правительственный заказ на поставки зерна, который, возможно, позволит ему закупить необходимое оборудование. И если это получится, то впредь он сможет продавать не "сырую" пшеницу, а галетные упаковки, пригодные для транспортировки на различные планеты Империи, а это будут уже совсем другие деньги!
Эта мысль заставила Агриппу улыбнуться: "найму управляющего, - пусть ворует, сволочь, - зато у меня, наконец, появится время для работы над книгой, ведь годы идут, и сколько их осталось, - известно лишь Великой Бездне"!
Но было что-то еще: теплое, согревающее; то, о чем он забыл в суматохе дня... "Кинния! Он скоро станет отцом..., хорош отец - в шестьдесят три года! Впрочем, это все воздух..., чистый, пьянящий воздух Онезимоса!"
Агриппа засмеялся своим мыслям и, легко вспрыгнув по ступеням, вошел в дом.
- Ориген, ты уже здесь? - спросил Агриппа, заходя на веранду, где жарким летом он любил оставаться наедине со своими мыслями, а теперь занимался с учеником.
- Да, учитель! - послышался знакомый голос, и юноша вышел к нему из-за стеллажей книг.
- Ну что, выполнил ли ты домашнее задание? Или тебе помешала какая-нибудь из тех юных красавиц, что облачаются в короткие туники, лишь только почувствуют приближение лета?
- Я все выполнил, и написал комментарий к карте "Маг", - сказал юноша, улыбнувшись его шутке, - но не более, и подошел к столу, на котором лежал лист бумаги.
- Так зачитай!
Агриппа сел в кресло, но не раскинулся в нем, а напротив, - собрался, поскольку знал, что первое впечатление от прослушанного и есть самое верное.
Ориген расправил лист, и, отставив в сторону ногу, совсем как заправский ритор, начал читать, радуя слух Агриппы правильно поставленными акцентами и интонациями древнего, забытого в веках языка.
- Карта "Маг", безусловно, является центральной картой среди старших Арканов. Собственно говоря, все остальные карты являются ничем иным, как этапами становления мага - человека, ступившего на путь тайных знаний и готового идти по нему до конца.
Юноша остановился, посмотрев на Агриппу, но тот одобрительно кивнул, и он продолжил.
- Познав на своем пути все двадцать граней человеческого бытия - по числу остальных карт, - маг начинает осознавать его иллюзорность, ибо каждое зло несет в мир и свое добро, каждая правда для пребывания в мирах где-то опирается на ложь, и каждый человек соединяет в себе начала чистого бога и самого примитивного животного. А на перекрестке всех этих противоречивых ипостасей находится он - маг, человек, познавший весь ужас законов природы и божественную, непередаваемую красоту музыки сфер...
Познав это, и сделавшись несчастным от наполнивших его знаний, у мага есть лишь два пути: стать шутом, "выключив" себя из бессмысленного водоворота этого суетного мира или начать новый круг, окунувшись в новые страсти, новые переживания и небывалые открытия!
- Это все, учитель..., я был краток.
- Браво, Ориген! Клянусь Началом Времен, - я не смог бы описать эту карту лучше! Я вижу, что все, чему я тебя учил, не прошло даром, и могу смело сказать, что лучшего ученика мне еще не посылали миры!
- Хорус! - позвал он слугу, и его мощный голос разнесся по широким залам виллы.
- Сейчас мы с тобой выпьем, Ориген! Сегодня ты меня порадовал, хотя..., я давно увидел в тебе таланты, даже когда ты только лишь слушал мои лекции, боясь что-нибудь спросить, чтобы не показаться глупым. Но теперь...
- Хорус, принеси нам вина! - сказал он, вошедшему слуге. - Да..., Елена понесла напитки в сад?
- Так точно, хозяин. Все, как вы приказали.
- Вот и хорошо! А то в моем друге уже совсем не осталось жизни...
- Слушай, Ориген! - воскликнул он, не дождавшись ухода Хоруса, - в последнее время я думаю о том, чтобы написать книгу о древних знаниях, и первой ее частью будут карты Таро. У меня уже есть кое-какие наброски, но я подумал, что мы могли бы это сделать вместе. А что: у меня опыт и знание жизни, у тебя - свежеть восприятия и юношеское чувство гармонии. Ну, как тебе моя мысль?
Юноша задумался, но охваченный радостью Агриппа понял это на свой лад.
- Да, оставь ты свою неуверенность! Я говорю тебе, что ты уже не ученик, а молодой мастер. Ты понял саму суть вещей, а всему остальному - астрологии, нумерологии, кабалистике - я обучу тебя уже в процессе работы над нашей книгой. Ну, что ты молчишь?
...- Но у меня другие планы, учитель...
- Планы..., какие планы?
- Я хочу заняться гаданием..., говорят, в полисах за это платят большие деньги, так, что за год можно заработать на небольшую квартиру. А мне..., нам с Деа нужна квартира, потому что мы уже давно хотим пожениться.
- Да, да, конечно..., Деа..., - Агриппа как-то сразу ссутулился, будто бы он, как и двадцать лет назад, снова сидел в сырой камере, не зная, как согреться.
- Значит, ты уже не хочешь получать ученую степень...
- Я очень хотел, учитель, но Деа..., она сказала, что у ее родителей нет средств, чтобы помогать нам..., и у моих, как вы знаете - тоже..., так устроен мир, учитель...
- Так устроен мир..., - повторил Агриппа. - Да...
- Но я хочу еще многому у вас научиться! - почувствовав состояние Агриппы, воскликнул Ориген.
В ответ тот лишь равнодушно махнул рукой.
- Тебе больше нечему учиться..., трактат по нумерологии стоит у меня на полке, а мертвым языком ты уже владеешь вполне сносно, так что, сможешь изучить эту науку самостоятельно.
- А астрология? - в недоумении спросил юноша.
...- С астрологией похуже..., мне не удалось сохранить эти книги во время бегства из Метрополии..., но и это не беда - гадать можно и так, а если чего-то не знаешь, то конкретику всегда можно заменить общими философскими выводами, в коих ты вполне поднаторел.
- Вы меня пугаете, учитель! Вы говорите так, словно..., больше не хотите видеть меня своим учеником!
Агриппа очнулся, заставив себя даже улыбнуться.
- Нет, что ты! Просто..., тут такое дело..., мой старый друг Аристофан зовет меня с собой, в экспедицию. Война окончена, и Империя возобновила колонизацию Дальних галактик, а я по образованию, все-таки, военный инженер..., и, как уверяют мои друзья, - неплохой инженер. Так вот, мне и захотелось тряхнуть стариной!
- Но ваш возраст?
- А что - возраст? Я еще в здравом уме, да и тело меня слушается! А за штурвалом гравилайнера я еще и молодому фору дам, ведь я обучался в эпоху Гражданских войн, а тогда обучали не так, как теперь...
Сказанные слова нисколько не соответствовали его теперешним чувствам, но, произнеся их, Агриппа вдруг вспомнил свою молодость: серебристые эполеты..., восторженные взгляды женщин и приятное волнение в ожидании старта гудящего корпуса корабля...
"А плантации..., долговые обязательства..., - ну и что! Найму управляющего..., глядишь, и не развалит дело..., а книга..., - что, книга? Значит, не судьба!"
Верный своему долгу, Агриппа, все-таки, заставил себя довести до конца урок. Этот урок был последним, и темой его была карта "Мир", смысл которой быстро дошел до талантливого юноши, ибо талант есть, не более чем умение видеть скрытую сторону вещей и явлений, но, - справедливости ради, стоит сказать, - что и не менее...
Но любимое занятие на этот раз не увлекло Агриппу: время тянулось неимоверно долго, а принесенное Хорусом вино, вдруг показалось слишком слабым и даже немного кисловатым, по сравнению с настоящими марочными коньяками, что любили покупать офицеры времен его молодости, пьянея от риска и ощущения сладости и неповторимости жизни.
Окончив, наконец, урок, он попрощался с юношей, и, как обычно, вышел его проводить. В душе его бушевали стихии, но внешне никто не смог бы это заметить, даже успевшая его изучить Кинния. Эта привычка скрывать свои чувства завелась у него еще со времен заточения, - теперь же она помогла ему избавиться от уговоров Оригена, решившего, что он был свидетелем, всего лишь, нервного срыва "взбалмошного старика". Но, как это уже не раз бывало в его жизни, - жребий был брошен и переливающийся тысячами оттенков мир опять поворачивался к нему своей новой стороной: лучшей..., или худшей, - этого Агриппа не мог сказать никогда и прежде, - не задавался он таким вопросом и сейчас. Он знал лишь одно: теперь, после столь неожиданного предательства своего любимого ученика, он, наверное, еще полгода не сможет написать и строчки своего трактата - дела всей его жизни. А если так, то чем он тогда станет занимать вечернее время, а зимой, - и того хуже, - весь световой день!
За свою долгую жизнь Агриппа научился многому. Не умел он только одного - не иметь какого-нибудь занятия после потраченного на зарабатывание денег, трудового дня. Такого рода безделье было для него подобно смерти, а умирать ему не хотелось, потому-то и тверд был его шаг, когда он направлялся в сад, где его уже давно дожидался Аристофан.
Так уж устроены миры, что в них человека на каждом шагу поджидают опасности. И какой бы спокойной не казалась, приютившая человека планета, ему не удастся пребывать в "лирической беспечности", и, наверное, в этом есть свой глубокий смысл.
Но не зубы дикого зверя, не стрелы аборигена и даже не предательство друга есть самая серьезная опасность! От первого и второго можно уберечься, тренируя ловкость; от третьего - взращивая в себе подозрительность. Нет, не это средство избрала себе природа, как самое действенное и безотказное! Женские чары - вот то, против чего не устоит никто в обитаемых мирах: ни доверчивый романтик, ни прилежный муж, ни убежденный холостяк.
Летний сад встретил Агриппу тишиной и негой. Собранные им по всей планете, диковинные растения, подобно молодым женам, пытались удержать своего порывистого хозяина от необдуманного поступка, благоухая цветками и радуя глаз яркими, полными жизни красками. Но Агриппа уже успел привыкнуть к этой красоте, и не это привлекло его внимание.
Идя по аллее, он услыхал голос Аристофана, говорившего..., о поэзии. Его друг, посвятивший большую часть жизни научным исследованиям и организовав свой ум, подобно вычислительной машине - без единого бита "лишней информации", - теперь рассуждал о красоте древних хокку, словно восторженный юноша. Удивление Агриппы было столь сильным, что он даже не попытался отыскать этому объяснение, хотя оно оказалось весьма простым, как только он подошел к беседке.
На скамейке, скромно поджав свои великолепные ножки, сидела Елена. Держа в руке бокал вина, который, видимо, после долгих уговоров, Аристофану удалось-таки ей вручить, - она смотрела на своего "разошедшегося" кавалера, и лицо ее, определенно, выражало самое неподдельное внимание. Другой бокал, предназначавшийся самому Аристофану, стоял тут же, и Агриппа мог бы поклясться, что тот даже не притронулся к нему. Хотя увиденная картина напомнила Агриппе сцену из дешевого любовного романа, в этот момент он, впервые в жизни, испытал зависть к старому другу, поскольку и сам испытывал слабость к молоденькой, "доверчивой" служанке и даже пережил из-за этого несколько "сцен" с темпераментной Киннией.
Вовремя осознав, всю интимность происходящего здесь действа, Агриппа нарочно несколько раз шаркнул сандалией о насыпь, чтобы предупредить влюбленных о своем визите и даже откашлялся, хотя волшебный воздух Онезимоса уже много лет хранил его от простуды.
- Мастер Агриппа! - Елена стыдливо поставила бокал, - прислуге было запрещено пить вино в рабочее время, - и встала со скамейки. Однако уходить она, по всей видимости, не собиралась, словно ожидая чего-то.
- Агриппа! - воскликнул Аристофан каким-то не своим, театральным голосом.
- Друг мой, ты не представляешь, какая это утонченная девушка! Она так чутко понимает поэзию, как этого не умеют дамы из высшего света!
- А ты думал, что мы здесь можем только коров доить? - отшутился Агриппа, поскольку точно знал, что среди достоинств обворожительной красотки, уж точно никогда не было тяги к поэзии.
- Я..., да, думал..., - растерянно ответил Аристофан, пытаясь собраться с мыслями.
- Елена, у тебя что, нет дел? - притворно нахмурившись, спросил Агриппа.
- Простите, хозяин!
Девушка почтительно склонила голову, но взгляд ее, все же, успел "выстрелить" в Аристофана, призывая его к действиям. Она поднялась, собираясь уйти, но тот остановил ее.
Движение, которым он взял ее за руку, сказало внимательному Агриппе ничуть не меньше чем слова, но, будучи шутником по натуре, он не показал виду.
- Оставь ее, друг. У нее еще много работы по дому!
- Агриппа..., эта девушка..., - Аристофан заметно волновался, напомнив Агриппе давно ушедшие годы, когда они были молоды и счастливы, как дикие, необитаемые миры...
- Что, эта девушка?
- Она..., я хочу, чтобы она стала моей женой! - выговорил он, наконец, и Агриппа знал, чего стоила эта фраза в устах старого женоненавистника.
- А! Ну, тогда - другое дело! Тогда я, пожалуй, вас оставлю. Да я, собственно, и пришел, лишь для того, чтобы сказать тебе, что я согласен.
- Согласен..., - на что?
Агриппа вздохнул. Похоже, любовная лихорадка уже поглотила его друга, и ему, пожалуй, придется мириться с этим ближайшие несколько месяцев.
- Согласен лететь неведомо куда, и жить на диких планетах, стреляя во все, что только может двигаться, ползать и летать!
- Да? Ты, действительно, согласен? - Аристофан попытался выразить радость, но получилось это у него плохо. - Значит, я не зря прилетел...
- Это точно!
Агриппа в несколько глотков осушил нетронутый бокал и направился прочь из сада, - более делать ему здесь было нечего. Уже выходя, до него донесся радостный визг девушки, видимо осознавшей, наконец, свое счастье, и, покачав головой, он понимающе усмехнулся. То, что "заумный" Аристофан был вовсе не парой для молоденькой, честолюбивой красотки, было ясно, как день..., "но, кто его знает", - подумал Агриппа, - "может, то, что начинается сумбурно, как раз и живет долго!"
Сейчас Агриппе хотелось побыть одному. И, поскольку его любимая скамейка была теперь занята влюбленными, он решил прогуляться к озеру, где в это время года всегда так остро пахли степные травы, стараясь прожить свой краткий срок до жестоких зимних холодов.
Он уже все решил, но, как и в далекой юности, ему требовалось время, чтобы пережить свое решение, ощутив себя уже не добропорядочным фермером, а космическим волком, ловцом удачи, покорителем времени и пространства. Теперь, на седьмом десятке, это было смешно, но в мирах смешное не всегда означает - глупое, также как умное не всегда означает - правильное. Агриппа знал это, поскольку не зря прожил жизнь, познав ее в самых разных проявлениях.
Но до озера он так и не дошел, потому что, выйдя за ворота, увидал Киннию. Она шла по дороге столь знакомой Агриппе походкой, и ее короткое, по последней моде, платье, открывало взору красивые, загорелые плечи, которые он так любил обнимать во время их тайных встреч.
Рядом с ней шагал Титос, - тот самый мальчишка, которому Агриппа поручил за ней следить. Он и теперь изо всех сил старался отработать свои деньги, таща увесистого размера сумку, и, судя по жестикуляции, постоянно развлекая женщину разговорами.
Завидев Агриппу, мальчик радостно замахал рукой и ускорил шаг, к явному неудовольствию Киннии, которая что-то недовольно крикнула ему, оступившись на камнях..., и увидала Агриппу.
- Хозяин, хозяин! Я привел Киннию, потому что на рынке ей стало плохо, так что она едва не потеряла сознание! - закричал мальчик, радостный от осознания собственной пользы.
- Она не хотела идти, но я ее уговорил! - сказал он, добежав и с удовольствием сбросив сумку.
- Я правильно сделал?
- Конечно, Титос..., ты, как раз, все сделал правильно!
- Кинния, может тебе уже хватит работать на рынке? - старясь казаться сердитым, спросил Агриппа.
- А что, разве у меня есть выбор? Мне ведь нужно заботиться о моем ребенке, поскольку кроме меня он никому не нужен!
- Поверь мне, что ты совершенно неправа, и я вовсе не отпираюсь от женитьбы, но...
- Но что?
- Но я в ближайшее время собираюсь улететь к другим галактикам..., это очень далеко. Ты согласна лететь со мной?
Уставшая от дороги Кинния, села на сумку. Ветер шевелил косынку на ее голове и выбившиеся из-под нее локоны.
- Если ты придумал это, чтобы отвязаться от меня, то знай, что Кинния Орестес полетит за отцом своего ребенка даже в Черную дыру, а там уж, пусть он сам думает о том, как ему прокормить семью!
- Я говорю это совершенно серьезно..., поэтому я бы, на твоем месте, хорошенько подумал, прежде чем отвечать!
- Не надо меня пугать, Агриппа! Ты бы лучше делал это год назад, когда привел меня в свой сад, чтобы показать диковинные деревья, до которых, правда, мы так и не дошли, потому что ты набросился на меня, как изголодавшийся бык!
Титос едва сдержал смех. Сейчас он с восторгом смотрел на Киннию, высказывающему всю правду человеку, чьи земли можно было с трудом объехать за полдня, а на вилле могла разместиться добрая половина его деревни.
- А я тебя не пугаю, Кинния. Просто потом не надо мне говорить, что ты хочешь домой, на Онезимос, чтобы снова увидать его прекрасное небо и чистые озера, потому, что всех этих удовольствий там может и не быть!
...- Как это? Зачем же нужен такой мир, Агриппа?
- Извини, дорогая..., просто ты неудачно выбрала себе мужа, который все это время умело маскировался под трудолюбивого, предприимчивого плантатора.
- Ты маскировался не только под плантатора, Агриппа..., иногда мне кажется, что у тебя вообще нет настоящего лица..., или их так много, что мне невозможно их пересчитать...
Кинния замолчала, и в разговор буквально ворвался Титос, видимо, терпеливо дожидавшийся этого момента.
- Мастер Агриппа, во имя Бездны, возьмите меня с собой! Я много слышал о Далеких мирах, с их опасностями; они даже снились мне по ночам! Я прошу вас, - возьмите меня!
- Ты любишь опасности?
- Да, кто же их не любит, мастер Агриппа! Разве здесь - жизнь? Ни одной войны, ни одного восстания..., - вся планета - одни рабочие муравьи! Возьмите меня, мастер Агриппа, вы не пожалеете! Я могу не спать целые сутки, и в еде я неприхотлив..., я умею стрелять из автомата и я не боюсь крови..., я...
Агриппа остановил его движением руки:
- Я понял, - считай, что я тебя уже взял.
Титос испустил радостный крик, и, не зная, как побороть одолевавшие его чувства, подскочил к Киннии и поцеловал ее.
- Вот тебе деньги, - сказал Агриппа, отсчитывая обещанные монеты, - теперь иди, обрадуй своих родителей тем, что в ближайшие двадцать лет они тебя не увидят, а завтра я жду тебя с вещами..., ученик.
- Да, они будут только рады этому! - воскликнул Титос, и, поняв, что он здесь лишний, не заставил просить себя дважды.
...- Ну, что ты решила?
Агриппа сел рядом: сумка прогнулась под его весом, из нее шел аппетитный запах вяленой рыбы.
- Ничего не скажешь, ты придумал хорошую уловку, Агриппа..., но со мной такие вещи не проходят: я согласна, а ты теперь думай о том, как ты будешь защищать наши с ней жизни...