Я пришел в компьютерный класс Академии с утра, к самому его открытию, и просидел перед экраном монитора весь день. Работа подходила к концу: мне оставалось сделать только содержание и титульный лист курсового проекта.
- Программа позволяет сформировать содержание автоматически, - она наклонилась, положила ладонь на "мышь". Необходимая последовательность действий, и на дисплее появилось оглавление моей работы. - Вот так, - она улыбнулась.
--
Спасибо.
Молодой преподаватель - она только что появилась в классе. Наверное, проводить консультацию или принимать долги у двоечников в "свободное от занятий время".
Молодой... Перешагнув 35-летний барьер, я ещё не отвык называть своих сверстников молодыми. Наверное, меня самого, благодаря давно сложившейся и независящей от меня традиции, окружающие ещё лет пятнадцать будут называть "молодым человеком".
Она еще несколько секунд стояла за моей спиной. Послеполуденное солнце уже заглянуло в окна, и ее силуэт четко отсвечивался на экране монитора.
Заметив, что отвлекаюсь, я откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на нее:
--
Уже пора? - я был уверен, что до закрытия компьютерного класса оставался еще как минимум час.
--
Нет... нет, - женщина внимательно посмотрела мне в лицо. - Работайте.
И она перешла в другой конец класса, где за одним компьютером с испуганным видом сидели двое курсантов.
У меня работа уже не шла. Послеобеденный июльский зной медленно наполнял помещение; становилось душно. Я дважды "не сохранился", и делал содержание уже вручную. Оставлять курсовой на завтра и приходить сюда снова мне не хотелось, да и сроки уже поджимали. Наконец, я взялся за "титулок". Набрав названия темы и дисциплины, я задумался, вспоминая инициалы научного руководителя.
Юлия Михайловна (её так звали) уже закончила с неуспевающими. Она, видимо, уже собиралась домой. Направляясь к выходу, она внезапно остановилась и молча застыла позади меня. Мне не нужно было видеть её лицо, чтобы понять: всё её внимание было сосредоточено на титульном листе моей работы. Как будто в словах "курсовий проект", "з дисциплiни" было что-то необыкновенно интересное!
Да, чёрт возьми. Что в этом особенного? Я не единственный заочник, работающий в Черноморской региональной таможне.
Я нажал клавишу, набирая первую букву своей фамилии, но компьютер неожиданно "подвис". Выругавшись про себя, я наклонился и нажал RESET.
--
Вы из Одессы?
--
Так точно, - не задумываясь, ответил я.
--
Что точно?!
--
Люди просто говорят так, - пришлось пояснить мне.
--
Я поняла, - она засмеялась. - Просто один мой знакомый тоже любил так выражаться.
В ее смехе скользнула неловкость.
--
Заочник? - без особого интереса спросил я.
Она несколько секунд напряженно всматривалась мне в лицо. Потом, смутившись, отвела взгляд в сторону. Вздохнув, я выдвинул стоящий за соседним компьютером стул. Она села.
--
Ваш знакомый... - я повторил вопрос.
--
Таможенник... наверное. Лет десять назад, по крайней мере, им стал.
--
Выпускник Академии?
--
Да. Сергей Данилец. Хорошо учился, даже отлично. С красным дипломом окончил.
Я тоже посмотрел в окно. Солнце уже нисходило за стоящие напротив Академии дома; пора была уходить.
--
Вы близко его знали?
Мой вопрос застал ее врасплох. На вид не очень эмоциональная, она всё же заметно покраснела.
--
Я ему преподавала. Информационные системы в таможенном деле, на четвертом курсе. У вас с ним есть что-то общее. Во внешности.
Ах вот оно что.
--
А он сам откуда?
--
Из Севастополя... - она запнулась. - Вас можно было бы перепутать.
Я вынул дискету из системного блока и встал.
--
Я из Одессы, - ответил, наверное, чуть резче, чем следовало: жара и не доделанный курсовой проект основательно подпортили мне настроение. - Вы уже идёте?
Ей еще надо было отнести ключ на вахту. Мы попрощались, я спустился на первый этаж и вышел на улицу.
II
В комнате было не так жарко: массивное здание общежития неплохо сохраняло прохладу.
Заметив себя в зеркале, я остановился. Я раньше и подумать не мог, что меня можно с кем-то перепутать. Оказывается, на свете есть люди, внешне очень похожие на меня. И я, вероятно, могу напоминать или напомнить кого-то.
В комнату ворвался Хромко.
--
Так! I де це ти ховався? - пророкотал он.
--
Менi потрiбно було доробити курсовий, - ответил я. Когда мой однокурсник заговорит на русском языке, а когда - на государственном, угадать было невозможно.
--
Так ты весь день просидел за машиной? Тебе плохо не стало? - он восторженно загоготал. Потом вздохнул. - Жiнки в тебе нема. Волi не цiнуєшь.
Сам по себе он был добродушный, и мне не следовало бы относиться к его словам слишком мнительно. И всё же, мне никогда не удавалось избавиться от ощущения какой-то неполноценности, связанного со своим положением. Если не женат, значит, еще не "нагулялся". Если не "гуляешь", не имеешь "бабы", значит, с тобой что-то не так. Начинаешь вызывать у окружающих в лучшем случае любопытство, в худшем - повальное сочувствие, переходящее в отвратительную жалость. И уйму советов, основное содержание которых - жениться, или, наоборот, - остаться гордым холостяком до конца от тех, кто недоволен своим семейным положением. В любом случае, неженатый 35-летний мужчина без явных физических уродств, с тем и тем, без того - без сего, вызывает разной степени любопытство абсолютно у всех.
Хромко, продолжая балагурить на украинском, потащил меня в соседнюю комнату. Там уже полным ходом шло очередное торжество: "международники" отмечали сдачу зачёта по социологии. Меня встретили восторженным рёвом и "штрафной". Я провозгласил тост за здоровье всех присутствующих и влил водку в себя. Следующим тостом мне и еще одному из присутствующих (младше меня, но уже дважды разведённому) пожелали найти свою "вторую половинку". Через полчаса, не выдержав, я извинился и вышел из-за стола, "ненадолго".
На улице посвежело. Прогулявшись два квартала вниз от общежития, я зашел в уютный армянский ресторанчик на Харьковской, занял столик возле черного прямоугольника окна и заказал пиво. Примерно через час на стекло легли узкие брызги дождя, а я все сидел, наливался пивом и глядел в темноту. Редкие машины медленно проезжали за окном и, грузно поворачивая на перекрестке, уже невидимые, вливались в оживлённое движение на проспекте имени Карла Маркса.
Случайно посмотрев на часы, я понял, что засиделся. Расплатившись, я вышел. На улице хлестал настоящий июльский ливень, уже давно смывший все следы стоявшей несколько дней жары. Надо было торопиться. Выписывая по тротуару широкие зигзаги, я спешил добраться до общежития вовремя: сегодня у меня не было никакого желания объясняться с дежурным.
III
Экзамены остались позади, и мне надо было забрать зачетную книжку. В то время как я ожидал, пока очередь дойдет до меня, и начальник факультета поставит свой автограф, в деканат вошла Юлия Михайловна. Она положила на стол какие-то ведомости и направилась к выходу, но Пётр Ильич, не поднимая головы, попросил её задержаться. Тем временем он пролистнул страницы моей зачётки, широко расписался в соответствующей графе, закрывая сессию, и протянул её мне.
Я вышел и медленно побрёл по пустому коридору. Через несколько секунд позади гулко хлопнула дверь, и в тишине раздался приближающийся частый стук женских каблучков.
Я остановился и ещё несколько секунд ждал, пока Юлия Михайловна поравняется со мной.
--
Послушайте, - я обратился к ней. - Вчера вы меня спрашивали про того молодого человека. Он... был вашим другом?
Я спокойно и устало выдержал её взгляд.
--
Данилец? Нет. То есть... Серёжа окончил на "отлично", говорил, что вместе с однокашниками собирается заочно поступать на юрфак, - чтобы чаще с ними встречаться. Но столько времени прошло! - последнюю фразу она произнесла уже в другой интонации.
Мы спустились на первый этаж и, не глядя друг на друга, пошли в разные стороны.
IV
В общежитии было необычно тихо: большая часть курсантов и заочников уже сдали сессию и разъехались по домам. Пытаясь снять усталость, я полулежал на своей кровати и смотрел в окно.
Попытка отдохнуть от повседневности не удалась. Здесь, на факультете последипломного образования, всё то же самое, и все такие же самые, как и там, откуда я приехал, и было бы глупо рассчитывать на чудо и пытаться вернуть студенческие годы.
Двенадцать лет в таможенных органах. Никаких нареканий за выполнение служебных обязанностей. Работа, работа, работа. Дом - работа. Работа - дом. Дома: завтрак, ужин; обед - в столовой на работе. По выходным - футбол на стадионе (уже два года, правда, не ходил), в будни - по телевизору. Отпуск: санатории с опостылевшим покоем и опостылевшим морем. Рутина, будь она проклята!
Госслужба не способствует всестороннему развитию человека. Госслужащий - это уже всесторонне развитый взрослый человек.
Когда десять лет назад я в первый и последний раз встретился со своими бывшими однокурсниками, мне бросилось в глаза, как сильно они повзрослели. Они нашли себя, выполнили жизненную программу-минимум, и остановились. В тот же год, оставив стареющего отца, я сломя голову рванулся в Одессу. Я дал себе слово хоть как-то устроить свою жизнь, и устроил - КАК-ТО. И ощущение того, что моя жизнь тоже остановилась, вскоре неотвратимо наполнило меня.
"Мама, мама, а когда я стану взрослым?" - детская мечта о самостоятельности рассеивается, когда человек вступает в этот непереходный возраст, в это болото, которое называют "зрелость", ...
Мои мысли прервал Хромко, во всю глотку заоравший в коридоре:
--
Данилец! Серёга!
Я вышел из комнаты.
--
Чего кричишь? Я у себя.
--
А, ты здесь, - подойдя, он обдал меня перегаром. - Серый! Давай, по быстрому, одевайся! Мы же сегодня последний экзамен сдали - идём с пацанами в кабак...