Аннотация: Рассказ из цикла "Новоозерские бывальщины". Публиковался в журнале "Порог".
Ингаляция призрака
Иосиф Аркадьевич Слононосцев с достоинством, какое может быть присуще исключительно человеку высшего сословия, медленно и чинно пил чай. Иногда он чуть склонялся к столику, аккуратно брал из конфетницы "помадку", не спеша отправлял ее в рот, и уж только затем одним тягучим всхлипом запивал съеденное.
- Пап!
Иосиф Аркадьевич чуть не подавился.
- Че ты ешь?
И взору вкушавшего чай отца предстал Яша, малолетний вундеркинд, занимавшийся на досуге конструированием электронных домашних животных.
- Дитя, - сказал Слононосцев сухо, - я завтракаю. Тебя звали десять минут назад. Где вы изволили шляться?
- Ты же знаешь, где. Мне надо было осла до ума довести.
- Осла, - в это короткое слово Иосиф Аркадьевич вложил весь свой сарказм, - до ума довести ты не сможешь. Тебе не дано. Только мудрый и неторопливый отец может тебе помочь справиться с несносным парнокопытным.
- Ты сам несносный! - топнул ногой отпрыск. - Не хочу, чтобы ты помогал. Я сам хочу!
- Чай на столе, - счел нужным просветить сына Слононосцев. - Все, что нужно для бутербродов - в холодильнике.
- А сам конфеты трескает, - малоуважительно заметил сын, направляясь к холодильнику.
- Помадки - та единственная радость, которая осталась у меня в жизни. Не считая поэзии, конечно, - сказал Иосиф Аркадьевич наставительно. - Поэтому не удивляйся тому, что тебе не достается сладостей.
- Я уже привык, - хмыкнул Яша, усаживаясь рядом с отцом и принимаясь пилить ножом буханку хлеба. - Кстати, почему ты ножи не наточишь?
- Что я слышу? - сказал он безмерно надменным голосом. - Наточить ножи! И кому это было сказано? Человеку, который день и ночь парит в горних высях и духовных сферах? Сам наточишь, не маленький.
- Тогда, - сказал коварно сын, - не лезь к ослу.
- И не подумал бы, - Иосиф Аркадьевич взял еще одну помадку. - Ослы мне не нужны. Запомни это, или запиши, если хочешь. И вообще, я воспрещаю...
Он не договорил. Его слова прервал звук, который испустил сын. Сын же смотрел в угол, где прямо на фоне обоев медленно проявлялось чье-то усатое лицо. Оно набухало, насыщалось красками, мало-помалу превращаясь в голову, за которой уже показались плечи.
- Сгинь, - неуверенно сказал отец.
Лицо повело очами, нашарило взглядом замершие фигуры Слононосцевых и застыло. Зтем брови его, точь-в-точь как у Иосифа Аркадьевича, попозли на лоб, глаза сощурились, нос зашевелился и сморщился, поджав ноздри, а рот медленно распахнулся.
- И, - сказало лицо. - И-и-и...
- Не надо, - попросил Иосиф Аркадьевич.
Голова разинула рот еще пуще и... исчезла.
- Круто, - сказал Яша, а Слононосцев в ужасе засунул палец в рот и принялся жевать. - Это твой друг?
- Да я его не знаю! - пролепетал Иосиф Аркадьевич, с отвращением вытаскивая палец изо рта. - Может, это твое? Изобретение, я имею в виду?
- Папа, мне с ослом некогда разобраться, а ты со своими шутками! Я знаю, кто это был! Призрак!
- Сам ты призрак! - рассердился отец. - Мы где с тобой, по-твоему? В старинном замке? Никаких призраков быть не может! Это враки!
- Во! Смотри! - сын поднял палец. - Опять!
И действительно, сквозь стену, как бабочка сквозь стекло, настырно пробивалось все то же лицо. Тряся носом, оно вытаращило глаза, встопорщило усы и вновь попыталось что-то сказать...
И опять исчезло.
- Это вопль души, не нашедшей покоя, - авторитетно заявил Яша.
Иосиф Аркадьевич отставил стакан с недопитым чаем. Обычно преисполненный неги и покоя, он показался сыну настоящим тигром, когда принялся встревожено теребить поясок от халата.
- Нет, это несерьезно, - сказал он наконец. - Так не бывает. И не смей, - он строго поводил пальцем, - больше трогать растворитель! Пользуйся подсолнечным маслом, если уж так хочешь! Провонял весь дом, вот и мерещится бог знает что! Пойду ножи наточу.
И он направился на кухню. Минуту спустя оттуда донесся вопль. Сын опрометью кинулся за ним.
Ну, точно! Голова уже была там. Она строго смотрела прямо в глаза Солононосцеву-старшему, который стоял с ножом, угрожающе наставив его на назойливого посетителя.
- Пап, он тупой, - напомнил Яша, неизвестно кого имея в виду - нож или обладателя усатого лица.
- Тихо! - процедил отец. - Это знаем только мы.
- Га-га! - сообщило лицо, щетиня усы. - Гагага...
И опять пропало.
- Да что ты будешь делать! - расстроено сказал Иосиф Аркадьевич. Он сгорбился и стал похож на гнома. - Так же нельзя! Почему он не скажет, чего ему надо? Мы бы ему помогли. А он не стал бы нас за это есть... Слушай! - Слононосцев воздел руки. - На меня снизошло озарение! А если он пытается прочесть заклинание, которое поможет ему появиться в нашем мире?
- Не исключено, - сын пожал плечами. - Может, ему помочь?
- И не мечтай, - отрезал отец. - Все может случиться! А ну, как он плотоядный! Так. Мне нужно срочно поесть помадок.
Он потянулся к столу, на котором также имелась вазочка с конфетами, и нервно зачавкал.
- Мне надоело, - сказал Яша, душераздирающе зевая. - У меня осел незаконченный. Если наш усатый друг опять появится, передай ему привет.
- Ты меня бросаешь? - голос Иосифа Аркадьевича неверяще дрогнул. - Ты оставляешь отца на съедение коварному духу изгнанья?
- Да не оставляю я, - раздраженно сказал сын. - Я же говорю - мне надо закончить с ослом. А потом разберемся... О! Вот он!
Действительно, кухонная стена вновь не стала препятствием для усатого лица. Теперь у него проявились еще и руки в перчатках. В этих перчаточных руках таинственный незнакомец держал таз, в котором плескалось нечто бурое, неаппетитное и на редкость вонючее. Призрак сначала посмотрел в таз, затем - на Слононосцевых, покачал головой, растопырил ноздри и вновь попробовал сказать зловещие слова, но в который уже раз за сегодняшнее утро испарился.
Тут уже разозлился глава семьи. Он свирепо посмотрел на стену, потом - на Яшу, потряс кулаками перед его носом и умчался к себе, теряя тапочки. Вернулся он спустя пять минут, потрясая какой-то книжкой. Сын тоже даром времени не терял. Он принес осла в кухню и теперь мрачно ковырялся в его пузе какими-то кусачками.
- А вот и панацея! - триумфально сказал Иосиф Аркадьевич. - Сейчас мы его...
Не успел он вымолвить последних слов, как обладатель призрачного лица явился уже не только с руками, но и с ногами - полностью. Теперь усатого поганца можно было разглядеть основательно. На нем был почти такой же халат, как и на Слононосцеве, из под которого вызывающе торчали две тонкие жилистые ноги, заканчивающиеся домашними тапочками. Тазик с дымящимся содержимым проказливый дух по-прежнему держал в руках.
- Страшись, коварный демон, - сказал с достоинством Иосиф Аркадьевич, - ибо знаем мы, как защититься от твоего наглого присутствия!
Дух страшно зашевелил усами и вновь открыл рот, чтобы...
Но что хотел сделать дух, Слононосцев так и не узнал. Он храбро открыл книгу и зачитал вслух несколько фраз на птичьем языке. Сын выронил осла и воззрился на отца в крайнем изумлении.
Однако еще больше изумился сам призрак. Он выронил тазик. Его глаза налились кровью. Нос - тоже. Усы, дрожа, приподнялись. Рот распахнулся. И - Иосиф Аркадьевич не успел и вымолвить слова, как -
- ГАГАГАААПППЧХИИИ!!!
Осел встал на дыбы, испуганно заверещал, и они с сыном пулей вылетели с кухни. Иосиф Аркадьевич, издав мощный крик, метнул в стремительно тающего призрака книгой, после чего с грохотом обрушился на ни в чем не повинный кухонный стол. Нежно любимые им помадки раскатились по всему полу.
...А тем временем Федор Игнатьич Гундосый полностью оправдывал свою фамилию. Он стоял, повесив голову, и уныло каялся сбежавшимся на шум Гариллазу и старику Гехванидзинжадзе:
- А чего я, я ничего! Делал ингаляцию, а тут такие дела! Представляете, в кухне, вот прямо здесь, появляются двое! Один - такой боровичок с лысинкой, сам маленький - а важный! Потом еще пацан рядом был - сын его, что ли? Несколько раз появлялись, честно! Прямо привидения какие-то!
- Погоди-ка, - Гариллаз поднял с пола то, что выплеснулось из тазика. - Поправь меня, если я не прав - ты делал ингаляцию ЭТИМ?
- Ну да, травками, - кивнул Гундосый. - И еще пару капель маслица капал...
- Ты где взял эти травки? - свирепо спросил Рафаил Иваныч.
- В холодильнике, там такой мешочек был, - пугливо сказал Гундосый. - Я у себя взял ноготки, мятки чу-чуть, ну, и маслица лавандового...
- Ты знаешь, что это за трава! - взревел Гариллаз. - Ты знаешь, сколько она стоит?
- Эй, слушай, чего не знать, - проскрипел Гехван, щупая бурый травянистый комочек, - гашиш-машиш там, да?
- Ничего похожего! - завопил Рафаил Иваныч. - Это - дороже! Это мне из Египта прислали! Там фараонов этим мумифицировали! Пихали в животы! Две тыщи лет назад! А ты - ингаляция! Держите меня!
На Гариллаза навалились дед Гехван и прибежавшие на шум соседи Вострицын и Сашка Панкратов. Рафаил, хрипя, тянул скрюченный пальцы к ошалевшему Гундосому, который, визжа, пытался спастись из кухни. Нечаянно он смахнул с плиты чайник, полный кипятка, и пахучим паром, поднявшимся с засыпанного травой пола, окутало всех находящихся в комнате...
- А я вам говорю, товарищ Рыськин, что это были призраки! - настойчиво говорил тем временем Иосиф Аркадьевич, взволнованно расхаживая по комнате.
- Да бросьте вы, голубчик, - ласково говорил типичный на вид доктор - седенький, с бородкой, в белом халате и старомодных очках. - Сейчас мы вам пропишем таблеточки, и все будет...
Он на миг оторвал взгляд от выписываемого рецепта и увидел, как Слононосцев, хватая ртом воздух, показывает пальцами на то, что появилось прямо посреди гостиной. Нет, это был не призрак. Это была целая куча призраков! Усатый знакомец Иосифа Аркадьевича стол на табурете, к нему, размахивая руками, тянулся еще один мужик, которой за руки и за ноги держали несколько человек. Шевеля усами, стоящий на табурете выкрикивал какие-то страшные слова, тот, что тянулся к нему, брызгал слюной и делал рвущие движения своими когтистыми лапами, а тот, что чуть ли не верхом сидел на брызгуне, выглядел, как воплощение ночных кошмаров Иосифа Аркадьевича - в тельнике, с недельной щетиной на подбородке и безумным блеском в глазах. Вся эта истошно орущая компания колыхалась посреди комнаты еще какое-то время, пока не заметила присутствующих доктора и Слононосцева. А затем они заорали все вместе.
Вой обоюдных призраков пронесся через время и пространство, и мумия фараона Аменхотепа, много веков спокойно лежавшая в своей гробнице, беспокойно зашевелилась и сказала: