Холодный ветер пробирал до костей, забираясь под куртку, он обдавал своим ледяным дыханием кожу, вызывая озноб. Люди торопливо шагали по улицам, спеша укрыться от непогоды в тепле и уюте своих жилищ. Они поглубже натягивали шапки на головы, кутались в зимние одежды и, пригнувшись, широкими шагами преодолевали сопротивление ветра, мокрого снега и скользкой жижи под ногами. Они напоминали стаю озлобленных собак, рыскающих по округе в поисках одной единственной косточки. На угрюмых лицах с красными от холода носами, явственно читалось - не подходи, укушу. И потому они, по мере возможности, лавируя между друг другом, всеми силами старались не столкнуться, дабы не быть съеденными.
Среди всей этой суеты, он был единственным, кто никуда не спешил. Ветер трепал его мокрые от снега волосы, бросал в лицо белоснежный вихрь снежинок, и испытывал недоумение оттого, что не может заставить этого представителя людского стада, вести себя как полагается. Он же, не обращал внимания на непогоду. Его не волновали покалывание в замерзших пальцах, ледяные капли, стекающие за меховой воротник, он давно научился отключаться от внешнего мира и от неудобств, которые тот пытается привнести в человеческое существование. Его ничто не трогало. Он проживал отведенный срок, словно сторонний наблюдатель. Откуда-то изнутри, из своего маленького мирка, смотрел за действиями своей внешней оболочки, давая оценки ее поступкам. Плохо ли, хорошо ли, но не пытался ничего изменить. Иногда смеялся над собой, иногда плакал, но продолжал жить по принципу - будь что будет.
Мужчина возвращался с работы. Очередной трудовой день подошел к концу. Медленно бредя по улице, он опытным взглядом оценщика, смотрел за всем тем, что происходит вокруг. Мимо него пролетали автомобили. Обдавая светом фар грязные стены Кремля, они с визгом останавливались возле Центрального универсама и, заглушив рев мотора, дожидались своих владельцев, которые отправлялись бродить по павильонам в поисках рождественских подарков. То здесь, то там слышался раздраженный вой сирен, выказывающих свое неудовольствие пешеходу, бросающемуся под колеса в надежде успеть на отъезжающее маршрутное такси. Народ, толпящийся на остановке, увидев заветный номер на лобовом стекле газели, принимается яростно работать локтями, пытаясь пробраться внутрь.
Более часа ему потребовалось на то, чтобы добраться до дома в бесконечных пробках. Скинув промокшую дубленку, он уютно устроился в мягком кресле и, зажав в руках чашку горячего кофе, уставился в телевизор. На экране развертывались события голливудской мелодрамы, где два человека встретились и полюбили в рождественскую ночь. Он бездумно смотрел на экран, следя за перипетиями влюбленных, но, не вникая в их суть. Замерзшие конечности потихоньку отогревались и, вместе с теплом и легким покалыванием, по телу разливалась дремота.
* * *
Он вышел из подъезда. Погода, более или менее, успокоилась, ветер стих. Сквозь неоновый свет фонарей окружающий мир представал каким-то серым и мрачным: голые деревья сливаются со слякотью дорог и вовсе исчезают на фоне типовых девятиэтажек, бездомные псы от ушей до хвоста покрытые грязью, задрав свои острые морды, воют на серое небо, и этот вой, отражаясь от фасадов домов, гулким эхом поднимается в высоту и, проникая в щели рам, заставляет замереть домохозяйку, колдующую у плиты и даже люди на этом бесцветном фоне, кажутся на одно лицо.
Брезгливо повел плечом и, засунув руки в карманы, зашагал вперед. Обогнув дом, вышел на проезжую часть, и побрел вдоль улицы по тротуару. Кто-то спросил у него - который час, он механически ответил, взглянув на часы, при этом, не удостоив собеседника даже взглядом. Он шел куда-то, без определенного маршрута и цели, сворачивал на перекрестках, переходил дороги, словно заведенная кукла, которая переставляет ноги до тех пор, пока вертится ключик.
Резкий свист тормозов, вывел его из задумчивости. Недоуменно озираясь по сторонам, он замер на месте. Словно черная туча над ним пронеслась стая ворон. Беспорядочное хлопанье крыльями вперемешку с хриплым карканьем, пробудило чувство животного страха.
- Что-то случилось, - подумал он и еще более энергично завертел головой. Метрах в пятидесяти позади себя, он увидел небольшую кучку людей, склонившуюся над чем-то. - Авария, - решил он и зашагал дальше. За его спиной раздавались крики:
- Вызовите скорую!
- Кажется, она умирает!
- Ну что вы стоите как истуканы?! - визжала какая-то старушка, а он, не оборачиваясь, продолжал идти своей дорогой. У него даже мысли не возникло о том, чтобы повернуть назад, предложить помощь или еще что-то. Это было не его дело.
- "Теряя мир - я утонула, исторгнув душу - поплыла, еще мгновенье - воспарила, и вот уж, словно не жила!" - губы прошептали эти строки, всплывшие откуда в голове. Он не знал поэта, не помнил где слышал их, но почему то на ум пришли именно они, как наиболее подходящие к увиденному.
Произошедшее вернуло его к реальности. Он уже не пребывал внутри себя, разум уже не бегал по бесконечным лабиринтам внутреннего мира, а обратился во внешний. Он, наконец, заметил, что впереди, словно из небытия, постепенно выплывают очертания Старого кладбища, и они манят его, какой-то загадкой. А он никогда не противился своим желаниям и слепо следовал тому, что звучит в его груди. Вот он уже у забора, железные прутья которого, убегают в даль и исчезают во мгле. Рука касается холодного метала, который обжигает льдом, но не вызывает боли, и это приятно. Странное чувство умиротворения и вечного покоя вливается в него от влажной поверхности тонкой преграды. Тонкой, но существенной, а за ней, легкое колыхание высохших стеблей камыша, поющего песнь о вечном, длинные, растворяющиеся в бесконечности ряды крестов и тайна, покрытая хрупкой завесой белесоватого тумана, преодолеть которую не суждено никому или....
Он медленно брел вдоль забора. Рука, скользящая по решетке ограды, глухо ударялась о прутья. Раз, два, три ... считал он в такт прикосновениям. Грязь с громким чавканьем хлюпала под ногами. Из кафе на другой стороне улицы доносилась какая-то веселая мелодия и резала слух.
- Как же все это странно и смешно, - подумал он. - Жизнь и смерть изо дня в день соседствуют, спорят друг с другом за лакомый кусочек человеческой плоти. А мы даже не замечаем этого. Без каких-либо проблем, человек приходит в кафе, веселиться и поет дифирамбы жизни, а в ста метрах от него за этим разгулом страстей наблюдают тысячи глаз усопших, на вечную память поколениям застывшие в холодном мраморе могил.
Пять, шесть, семь... и рука провалилась в пустоту. Он протиснулся в щель, за что-то зацепившись ногой, чуть было не упал, но, вовремя спохватившись, удержался. Поплутав среди могил, выбрался на аллею, которая стремилась к самому центру кладбища. Он медленно брел по ней. Иногда его взгляд задерживался на каком-либо надгробии, и глаза быстро пробегали по строчкам: кто, когда родился и умер. Он смотрел на даты, высчитывал, сколько лет было отведено этому человеку. Мало или много, он не жалел его. Где-то в глубине даже завидовал, что для того все уже закончилось. Что в его мире уже не существует суеты и потерь, боли и радостей, тому, что в его душе покой и согласие.
Он вспомнил аварию, и подумал о человеке, которого вот так, в одно мгновение не стало. Был, и лопнул как мыльный пузырь, не оставив за собой даже капли. Посадить дерево, построить дом, вырастить детей - идеал существования. И что? Дом - разрушится со временем, сольется с землей, уступив место другому, новому, но столь же недолговечному. Дети,... Дети забудут, вовлеченные в водоворот современной жизни, закружатся в вихре проблем, и в лучшем случае, раз в год придут на могилу, постоять минутку, а затем вновь заспешат по дороге бытия навстречу пустоте.
- Странные мы все-таки существа, - размышлял он, - зовемся цивилизованными, а на деле - стадо баранов, один свернул, остальные за ним, словно головы на плечах нет. Мы точно герои кукольного театра, дернут за ниточку - поднимем одну руку, еще раз - другую, и так всю жизнь - повтор одних и тех же движений, синхронно, в такт. Иногда, очнувшись, начинаем возмущаться: "Нам навязывают мнения, поступки", а затем, насмотревшись рекламы, бежим в магазин покупать "Сорти". И вновь повтор.
Так занятый размышлениями, он шагал вперед. Аллея привела его к маленькой церквушке, которая своим куполом стремилась к небу, и откуда-то свысока, наблюдала за своими владениями. Тускло освещенная, она предстала перед ним каким-то мирским пятном, не вписывающимся в это царство потустороннего. Показалось, что она как грозный судья отчитывает его за все прегрешения, и он почувствовал себя неуютно, а потому поспешил пройти мимо. Он почти убегал из-под ее взора, а потом, встал как вкопанный и расхохотался.
- Бог, дьявол, вера - все это блажь, выдумки человечества, испугавшегося покоя. Человечества - которому необходимо на кого-то перекладывать ответственность за свои ошибки, которое боится бесследно исчезнуть, как все в этом мире, и в то же время, в ходе всей своей истории под знаменами бога и дьявола уничтожающего себя.
Серая мгла вновь окружила его со всех сторон. Он свернул с аллеи куда-то в сторону, и оказался в бесконечных зарослях сухой травы, припорошенной белым снежным налетом и железных оград, которые уступ за уступом спускались по косогору.
- Лестницы не хватает, - усмехнулся он, заскользив по тропе. У некоторых могил чьими-то заботливыми руками были сколочены маленькие лавочки и столы, уже покосившиеся от времени. Они еще помнили человеческое тепло и слезы, пролитые в их присутствии безутешными родственниками, и скучали по ним. Он присел и закурил. Выпуская кольца сигаретного дыма, смотрел, как они медленно расплываются и, теряя свои четкие контуры, исчезают вовсе. Где-то вдалеке, неясными очертаниями ему подмигивали огоньки домов, в которых кипела, продолжающаяся изо дня в день работа. Они почему-то показались ему далекими и чужими, словно не являлись частью его жизни. Он подумал о людях, которые смотрят из своих окон и, испытывая ужас и отвращение перед смертью, возносят молитвы к богу, которые сливаются в единый вопль: "Спаси и сохрани!".
Он думал о том, сколько таких уголков забвения разбросано по всему земному шару. Они, несущие отпечаток разных религиозных представлений, разделяют мир человека на два полюса: жизни и смерти. Жизни, здесь и сейчас, в это время, в этом мире, с этими людьми, которых мы знаем или не знаем, помним или уже забыли, но которые окружают нас со всех сторон. И смерти, о коей никто, ничего не знает, коме того, что небольшой холм земли или каменная плита, скроют навеки наши бренные останки. И что пройдет время, могила сравняется с землей, и никто уже не вспомнит, что ты когда-то жил на белом свете.
Хруст ветки, и яростный собачий лай нарушили его уединение. Каждой клеточкой тела он чувствовал присутствие другого человека, и расстроился. Ему не нужны были живые. Они не понимали его, не ценили, и он хотел забыть об их существовании, вычеркнуть из своего мира.
- Что ты здесь делаешь, сынок? - раздалось за спиной. Он не дрогнул, не обратил внимания и не ответил.
- Сынок, я к тебе обращаюсь!? - чья-то рука легла ему на плечо.
- Живу, - коротко бросил он, убирая руку.
- Что делаешь? - с усмешкой переспросили его. Он повернул голову, и увидел рядом с собой мужчину, у ног которого крутилась дворняжка. Она уже не лаяла, а, преданно виляя хвостом, выпрашивала подачку. Его взгляд медленно заскользил по фигуре мужчины: задержался на резиновых сапогах, пощупал обляпанные грязью штаны и остановился на лице, наполовину скрытом широким капюшоном. А тот продолжал, - Да, хорошенькое местечко ты выбрал. Ничего не скажешь. Кстати, есть закурить? - Он протянул ему пачку. - Ничего, если две возьму?
- Бери, сколько хочешь. - Мужчина взял две, закурил и присел рядом с ним на лавочку.
- Что, жизнь достала? - спросил непрошеный гость, выпуская струйку дыма, - Одиночества захотелось? - Его голос был сипл и, напрочь, прокурен. Он него несло смесью дешевого одеколона, гари и еще чем-то непонятным, но вызывающим отвращение.
- Возможно, - ответил он и зябко повел плечом. Его как-то странно, вдруг, окутало холодом, леденящим душу и пробирающим до костей.
- Давно видно сидишь, раз замерз. Ничего, скоро согреешься, - уверенно заявил мужчина. Он посмотрел на своего собеседника, собаку, тлеющий на надгробии окурок, и ему уже в который раз стало смешно. Он смеялся, смеялся над собой, над этим местом, над человеком с собакой и над всем миром.
- Ты прав, - сказал мужчина, - жизнь бессмысленна и жестока, бог - глуп, а лучшая шутка дьявола в том, что он убедил мир в своем отсутствии.
- Бог умер.
- Великолепно! Я тоже люблю Ницше, но позволь не согласиться. "Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков" - знакомые слова? Не находишь? - они посмотрели друг на друга, один настороженно, другой с усмешкой, которая еле угадывалась на губах. - Покуда они звучат, Бог еще живет в сердцах ярых его приверженцев, и будет жить до тех пор, пока у них остается надежда на Второе пришествие. Как там у Богослова: "И увидел я великий белый престол и Сидящего на нем, от лица которого бежало небо и земля, и не нашлось им места". Хорошенькая перспектива, не находишь?
- Угу....- промычал он.
- Странные все-таки существа - люди, - продолжал размышлять мужчина. - Сперва, придумают себе что-то, затем, сами же это отрицают. Вот бог?! Веками верили, восхваляли, а потом в один миг заявили - умер и баста. Словно и не было, только праздники остались. Смотри, какие продуманные. Он умер, а рождество празднуют. Все как один галопом по магазинам скачут в поисках подарочков. - Мужчина как-то странно хмыкнул, и он не понял, что означал этот звук, возможно смешок, а может быть и что-то иное. Пристально посмотрел на собеседника. Ему хотелось заглянуть в это скрытое капюшоном лицо, но темнота и широкие складки ткани надежно прятали его. Почему-то казалось, что он должен увидеть в его чертах что-то знакомое.
- Я вот наблюдаю за людьми, за их суетливостью и мелочностью, и не понимаю, за что их можно любить. - продолжал тот, - Они ничего не хотят делать сами, все им подай да принеси. Сделают какую-либо пакость, и в кусты. Все стрелки друг на друга переводят. Это не я мол, придумал, а он мне посоветовал. И так все время, с Адама что ли пример берут. Называется, свали на другого, и будет тебе счастье. Сколько лет уж живут вместе, одной большой кучей, а договориться не могут. Все делят что-то, да переживают, что другому больше достанется. Завидуют, всем и каждому, по любому поводу. Вот, купит женщина безделушку вроде колечка, а другие за ее спиной шушукаются. Да, зависть и злоба человечество далеко заведут. - он замолчал на несколько минут, словно раздумывал над сказанным. - Делают вид, что в бога верят, в церковь ходят грехи замаливать. А сами церковь божественную во что превратили, в рассадник пороков. Так в ней уж не бог на престоле сидит, а дьявол собственной персоной. А они и не замечают, все ноги лобызать ему ходят.
Легкий ветерок откуда-то принес запах костра. Мужчина, шумно втянул ноздрями воздух, и улыбнулся, вернее, он так решил. Дворняга, также повернув нос по ветру, навострила уши и замерла, а затем один раз тявкнув, исчезла где-то среди могил.
- Вот ты сидишь здесь совсем один, и тебе не страшно? - спросил мужчина, резко сменив тему.
- Нет, - ответил он, - бояться надо живых, а не мертвых.
- А я и говорю про живых, мало ли кто может забрести на кладбище ночью. Ты же пришел и, возможно, не единственный, но цели то у всех разные.
- Если ты пытаешься меня запугать, то не стоит. Волков бояться, в лес не ходит. Захотел - пришел, захочу - уйду, а тебя это не касается.
- Что-то ты больно дерганный какой-то сегодня, все в штыки принимаешь.
Он расстроился еще больше, чем когда появился его неожиданный собеседник. Ему совершенно не хотелось слушать эти разговоры. Было противно, что кто-то высказывает его мысли в слух, да еще с таким убеждением, которого ему всегда недоставало. Его преследовала навязчивая идея, что этот странный человек капается у него в голове, и медленно, капля за каплей, выуживает на свет все сокровенное, что в ней есть.
- Да не расстраивайся ты так, - заявил мужчина, и это разозлило его еще больше. Он вскочил.
- Что ты пристал ко мне как банный лист? Заняться больше нечем, что ли?
- Ну почему же, есть. Просто решил составить тебе компанию.
- Я твоей компании не просил, так что будь добр, иди куда шел!
- Да не кипятись ты, ухожу. Только ведь обратно позовешь. - Он демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, что этому не бывать. Мужчина встал, свистнул свою псину, которая мгновенно выскочила непонятно откуда, и они вместе растворились в темноте ночи.
Он остался один. Но это место больше не доставляло удовольствия. Атмосфера была испорчена человеком с собакой. Выкурив еще одну сигарету, он решил, что пора уходить.
Нашел уже знакомую щель в заборе, и выбрался. Откуда-то сзади ему послышалось: "До скорой встречи!", и он, вздрогнув, обернулся, но никого не увидел. Луна на несколько секунд выглянула из-за туч, осветив рассеянным светом панораму кладбища. Где-то далеко завыла собака, и он почувствовал, как волосы зашевелились на затылке. С другой стороны его встретил испуганный вскрик женщины. Она как-то странно посмотрела на него, осуждающе покачала головой.
- Приняла за сумасшедшего или вандала, - подумал он и поспешил пройти мимо. Он торопился домой. От аварии на перекрестке уже не осталось и следа. Народ разошелся, потерпевших увезли нерасторопные машины скорой помощи, и лишь только несколько цветных осколков от разбитой фары, намекали на трагедию.
Он засыпал на ходу, глаза закрывались сами собой. Ему казалось, что пустынные улицы чуть слышно напевают колыбельную - ту, что в детстве ему пела мать. Он, улыбаясь, вслушивался в мелодию, и потому, не слышал женский крик "Стой", - не видел вылетевшую из-за угла иномарку и не почувствовал удар. Уже много позже, лежа на операционном столе, сквозь яркий свет ламп, увидел врача в белом халате и услышал его тихий голос, подписавший ему смертный приговор, словами: "Это бесполезно".
Дежурная медсестра, отвечающая на телефонный звонок, оставила без внимания прошедшего мимо нее человека, под ногами которого путалась облезлая дворняга. Она лишь поежилась от дуновения холодного ветра, и поплотнее закуталась в шерстяной платок. Мужчина же, выйдя из больницы, остановился возле входа и прислушался. Над ночным городом витал колокольный звон. Колокола отбивали Благовест, оповещая весь мир о светлом празднике Рождества Христова. И словно радуясь вместе с ними, серое небо разразилось обильным снегопадом. Белые, пушистые хлопья снежинок, медленно кружа в воздухе, опускались на землю. Оседая на голых ветвях деревьев, они окутывали их белоснежным покрывалом. Подгоняемые игривым ветерком, снежинки на мгновенья заглядывали в окна домов, где голубые экраны телевизоров транслировали рождественскую службу.
- Теряя мир - я утонула, исторгнув душу - поплыла......- он растворился в ночи.
* * *
Два работника кладбища, небрежно опустили в могилу грубо сколоченный деревянный гроб.
- Давай скорей закапывать, - сказал один из них, потирая замерзшие руки, - и угораздило же его подохнуть в такой холод.
- Это точно, - проворчал второй, принимаясь за работу. - Ему то теперь наплевать, а ты тут мерзни.
Они небрежно закидали могилу землей и, покончив с этим, собрали свои инструменты и зашагали прочь, так и забыв воткнуть в землю деревянный крест. Он остался одиноко лежать рядом со свежей могилой. Ледяной ветер, налетая порывами, потихоньку заметал его снегом, словно желая уничтожить последние следы пребывания этого человека в мире.